Бирке Элеонор : другие произведения.

Школа мечтателей 2. Вторая часть

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вторая и последняя часть ШМ2


Глава 14. Будка чудес

   Затекшая рука и холодный пол, постоянная качка, ноющая щека, а на грудь давит так, будто сидит на ней ужратый падалью дьявол. В грузовом отсеке некоего фургона Крабова куда-то везли. Он приподнялся. Снотворное отпускало. Кровь еще подтекала, видимо не так уж долго он был в отключке. Он бережно погладил солнечное сплетенье и постарался сдержать кашель.
   Его пристрастие к спиртному и злоупотребление психотропами, теми же снотворными, когда он не мог уснуть, для организма оказалось не только ядом, думалось Крабову. В данном случае его заблаговременное пробуждение случилось благодаря вредным зависимостям. Поистине, спасение порой случается по экзотическим причинам!..
   С минут десять он приходил в себя. Было тошно, и голова не соображала. К тому же воняло гарью. Вскоре он смог сносно проанализировать сложившуюся ситуацию. Он прочел много отчетов и стоило подумать, чем вся эта информация станет полезной в конкретных обстоятельствах.
   Димитрис стал третьим случаем, когда среди личного состава проявился колдун. Фейи неоднократно упоминал, что проектируется специальная каменная комната, для тестирования жителей на предмет магических способностей. Вначале планировалось проверить в ней личный состав. Но стоит ли мешкать? Ведь Фейи наверняка изобрел еще какую-нибудь проверку, пока не готова та злополучная комната.
   Зачем Крабову ждать официальных доказательств? Он скорее всего уже в колдовском кольце Воллдрима или в самом городе. Посему стоит знать о себе желательно... желательно ВСЕ! Вероятность почти нулевая, но разве он тот человек, что бросает начинку своего кителя на волю посторонних разбирательств? Нет, он не из наивных. Трусливый? Немного, но точно не дурак.
   Крабов изучил свои руки, ноги. Особый отряд не озаботился обезвредить его достаточно качественно, к тому же эти спец.черти отчего-то не подсадили к спящим телам сопровождающего, обленились к рамсам! Думали - народ не опасен под снотворным. Крабов размотал ограничительную веревку. Его туловище обкрутили ей, даже не связав. Крабов осмотрел пятерых других, что перевозили вместе с ним. Никто не шевелился, народ видел свои наркотические сны. Вилена, солдатика Олеша и его друга Димитриса он не обнаружил, да и других сколько-нибудь знакомых лиц - тоже.
   Прежде чем его засунут в будку чудес, как прозвал сам Фейи комнату для тестирования колдунов, он проверит себя сам! После случая в лесу никто не станет рисковать. Проверят всех, каждого! Он сам бы так поступил.
   Крабов взялся за ограничитель, что утром завязал себе на щиколотку и вдруг остановился. Перед тем как отвязать своеобразный свой охранительный щит, следует подготовиться. Он вспомнил загоревшийся грузовик, ангелов, чертей, цветок в небесах и огромные руки, спустившиеся за Димитрисом. Парень с христианскими представлениями о кончине божьих созданий по всей видимости собрался в рай на встречу со Всевышним и наколдовал в связи с этим такого! Не стараясь и не выкрикивая заклинаний. Наверное, одних только мыслей достаточно, чтобы все творилось само по себе. По крайней мере так все это выглядело.
   Психопрактика и одна единственная мысль, да такая, чтобы искренняя, от всей души. Простая, но искренняя...
   "Хочу курить!" - вообразил он и развязал веревку.
   В воздухе перед его ртом возникла заветная сигарета, она дергалась, ища огонь, загорелась. Следователь хватанул фильтр ртом, сделал вожделенную затяжку и с удовольствием втянул табачный дым. Без суеты и паники повязал ограничительную веревку обратно на ногу. Только теперь он позволил эмоциям взять верх:
   -- Рамсец! Гадство! Почему именно я? Я такой же урод, как эти... - он с отвращением прожевал последнее слово: -- Ме-ч-та-те-ли-и-и!
   Следователь глянул на спящие тела - никто не видел его колдовского перекура. Парочка бранных словечек полетело в пустоту, кулак в пол. Прихватило ребра. Еще разок по скамье... мат-перемат... всего минута, и вот он уже взял себя в руки.
   Затянулся еще раз, на этот раз табак был... не табак, вкус отдаленно напоминал горелую траву, и только. Он швырнул окурок под скамью.
   Люди на полу все еще не шевелились. Крабов задумался. Как избежать раскрытия? Ему конец, если узнают о его колдовских способностях.
   -- Похоже не табак коня убьет... - он ухмыльнулся. -- Что-то другое... - прошептал старший следователь. -- И я прав! прав, к сожалению...
  
  
  
  
  

***

  
   Металл комнаты с приспособленными у стен сетками ограничительных веревок. На полу еще одна сеть, сверху - тоже.
   Мужчина в темно-зеленой форме стоял посреди комнаты. Голос из громкоговорителя:
   -- Подполковник Крабов, разденьтесь до нижнего белья.
   Крабов стянул сапоги, снял китель, штаны...
   -- Замечательно, - проговорил сладкий женский голосок.
   Лишь Крабов заслышал в динамиках женщину, на раскромсанном лице автоматически выставилась его фирменная улыбка сердцееда.
   -- А теперь ваши трусы и майка...
   -- С удовольствием! - прищурившись, кивнул Крабов.
   -- Можете не спешить, - подбадривала невидимая дама.
   -- Мадам, я весь ваш! - высказался в пустоту комнаты обнаженный мужчина, стянувший с себя все, чем был когда-то прикрыт.
   -- Не смешно, - ответил ему грубый мужской бас. - Что там у вас на шее?
   -- Да просто...
   -- Это тоже снимите, - прервал его все тот же мужчина.
   -- Хорошо, - Крабов пожал плечами.
   Старший следователь стоял, не сутулясь, немного переместив вес на правую ногу, а руки сложил на груди. Ему вкололи обезболивающее аккурат в левую ягодицу, и потому "боевые" раны почти не чувствовались, лишь слабая эйфория. На радостях ли, что сломанные ребра и трещина в ключице не болят или по какому-то плану, он напевал про себя песенку. Безмятежную, успокаивающую. Так, на всякий случай.
   Время, наверное, тянулось, но следователь не суетился, он занимал ум всякой ерундой. В какой-то момент он незаметно для самого себя стал крутить в голове мысль будто бы он здоров и никакой плеврит или рак легких ему не грозят... Потом опять песенка ни о чем, такая, чтобы не задумываться о ее смысле, вообще ни о чем не задумываться.
   Свет стал менее ярок, вновь включили громкоговоритель. Вернулась дама:
   -- Можете одеваться, - с сожалением в голосе сказала она и с не меньшим сожалением выдохнула и отключила микрофон.
   Крабов не торопился. Будка чудес была обманута, но надо доиграть безмятежность до конца. Он натянул трусы, повесил цепочку с военным брелоком. Оделся. Он вел себя будто на показе. Красовался. В конце концов натянул сапоги, и тогда дверь наконец распахнулась. За ней стоял Фейи:
   -- Я и не сомневался, что ты НАШ, Крабов. Блестяще! Севилечка, что раздевала тебя, попросила твой телефончик разузнать, - он заржал. Генерал похлопал по плечу, благо по непокалеченому, своего любимца-следователя: -- Пойдем, введу тебя в курс дел.
   "Курс дел" гласил, что, как и всегда в армии, что-то просочилось раньше времени, а что-то было дезинформацией. Будка работала уже три недели! Веревки-ограничители массово поставлялись в город и того дольше. Единственное, что стало настоящим откровением сегодня утром - это солдат Димитрис. Зона Воллдрима скаканула за одну ночь на несколько километров. А такого раньше не случалось. Пара метров, иногда пара десятков метров, но километры - никогда!
   Шнурки с металлическими паспортами на шеях солдат оказывается были сделаны из этих самых ограничительных веревочек. Перед отбытием в Воллдрим каждому из солдат заменялся обычный шнурок на специальный, ограничительный.
   -- Мне не меняли, - проговорил следователь.
   -- Офицеров пока не трогали. Умных много развелось. Статистически шанс ничтожный, так что пока не спешили офицеров дергать. Подозрительные все стали. Я не хотел заострять внимание, а то начали бы придумывать, выкручиваться. А нам это надо? Конечно, нет, - ответил Фейи сам себе.
   Только сейчас Крабов понял, что его предосторожность с веревкой на щиколотке возможно... К рамсам всякие "возможно"! Она только что спасла его жизнь! Но если уж крепко так задуматься, то спас его бедняга Димитрис. Ведь благодаря ему Крабов успел проверить себя на колдовство. Но почему сам Димитрис снял на КПП свой военный брелок? А может он развязался, порвался? Возможно бедолага просто пропустил подмену брелоков. Мелочь, погубившая солдата, и мелочь, спасшая следователя - все это кусок веревки! Жизнь человека блистает яркими и важными событиями, но поворачивается к бездне из-за таких вот мелочей!
   Из рассказа Фейи стало известно, что несколько маленьких бесов и ангелочков удалось словить, но те, несмотря на ограничители, в какой-то момент стали светом и унеслись в небо. Что стало с самим солдатом оставалось загадкой. На месте происшествия работали люди.
   В итоге происшествия и в приличной спешке третье КПП перенесли на место второго. Второе же переместили километров на 12-13 дальше от города на восток.
   Самым неприятным открытием для следователя стало то, что личный состав таскали сюда не просто для увеличения численности и, следовательно, увеличения обхвата патрулирования, но в большей мере для проверок в будке чудес! Уже добрая дюжина служащих проявили способности к колдовству. Они круглосуточно наблюдались, на них ставили опыты. Сломанные судьбы и никакого тебе года за два. Возможность пораньше обрадоваться дембелю стала для них проклятием всей жизни.
   Еще оказалось, что вызвали господина следователя сюда по сфабрикованной причине. Никакого солдата и хаоса не было, точнее был, да не пару недель назад, а сегодня днем. Офицерский состав пока не проявлял способности к колдовству. Крабова просто рвало на части как он хотел спросить про крылатого мальчишку, но он ждал пока Фейи заговорит о нем сам.
   -- Добринов, Дорбсон... они тоже здесь? - все же поинтересовался Крабов.
   -- Только Добринов. У него сейчас дел невпроворот, но ничего, позже ты поможешь ему. Заодно присмотришь за его методами. Иногда он переходит границы... но как гаденыш эффективен! - просиял генерал.
   Крабов обычно себе не позволял в присутствии начальства, но от "эффективности Добринова" ему захотел плюнуть... и он таки плюнул, а потом натянуто улыбнулся. Генерал одобрительно кивнул:
   -- Плевать на условности, ты прав, плевать! Мы не на пороге открытий, мы УЖЕ творим чудеса!
   -- В чем помощь нужна Добринову? Он кого ведет? - небрежно спросил Крабов.
   Генерал просиял:
   -- Ты молодец! Малец действительно оказался колдуном. Все подтвердилось! Правда пришлось стрелять... О нем мы не говорим. Все сугубо секретно. И ты кстати подпишешь бумажку о неразглашении. Никто не должен прознать о его существовании когда-либо и где-либо. Его просто нет... и не было. Так что я жду, что ты даже не заикнешься о нем.
   -- То есть я с ним работать больше не буду?
   -- Крабов, его нет. Мы поняли друг друга?
   Крабов ощутил, как сжимается его живот. Он не подал виду, но резкая боль пронзила кишечник. Укол анестезии на желудок похоже не действовал. Его сейчас разорвет. Он кивнул:
   -- Стрелять пришлось? - спросил он, но быстро добавил: -- Я все понял.
   -- Ну да ладно. Это все ерунда. Тебя не должно волновать. Тебя мы на особое задание пригласили. Ты поможешь... - он взял паузу и постарался придать значительности голосу: -- С котами! Они откуда-то лезут и лезут.
   -- Коты? Причем тут коты? Я вроде не ветеринар? Что за гадство?!
   -- Не кипятись. Просто с этим у нас целая морока. Надо найти колдуна, который управляет ими. Они, как зомби: деревянные, не мяукают и не едят, но плодятся и лезут отовсюду, нападают на живность и на граждан. Мы сначала их отлавливали, изучали, но ситуация стала неконтролируемый. Мы их выжигаем, пули на котов не действуют.
   Крабов уже в сотый раз пожалел, что появился здесь. После того, что он увидел в лесах на подъезде к городу, сейчас в нем родился лишь один вопрос: неужели в городе еще остались гражданские, обычные местные жители? Здесь ведь не просто неудобно или неприятно, находиться в городе смертельно опасно!
   -- В смысле на "граждан нападают"? Гражданские что ли не вывезены? - спросил Крабов, а сам подумал: "Эвакуировать всех к рамсам!"
   -- Зачем? - не понимающе ответил Фейи.
   "Просто прекрасно, - подумал Крабов и сразу же занялся коротким аутотренингом. - Какое мне дело? Я только за себя. Всем не помочь. Спастись бы самому. И Харму помочь... если получится. Я и работа... и Харм. Я и работа... Да и Харму похоже помогать уже поздно..."
   По правде, Крабов и не надеялся, что мальчишка жив, и такое самоубеждение в том, что он намеревается спасти мальчика, было неким утешением для его совести. Какая там помощь? Это почти чудо, если он увидит мальчонку еще хотя бы раз.
   -- А еще приставим тебя к "Будке Чудес". С Севилией вы сработаетесь, я думаю, - генерал подмигнул. -- Раскрыватель оказался неэффективным, поэтому надо будет проверить всех детей здесь, в нашей будке.
   -- В смысле детей?
   -- Школьников...
   -- Вы планируете их раздевать догола?
   -- Ну, это мы поручим Глади. Она все-равно в курсе. Да так в курсе, что дальше некуда. Знает больше меня, - ляпнул он и добавил: -- Шучу, конечно.
   -- Глади? - Крабова словно застукали за непотребным. Пусть он и не виновен в том, что их планы по спасению Харма не сбылись. Встреть он мадам сейчас в этом самом коридоре, даже дышать с ней рядом ему будет надрывно невыносимо.
   -- Мерзкая дамочка, но я привлек ее... - продолжал Фейи.
   "Ага, ты привлек. Знаем мы кто ее привлек. Она сама себя привлекла", - про себя ухмыльнулся следователь.
   Много чего узнал Крабов от генерала. Больше всего его напрягало, что: "Пока ты не вольешься в полный курс дел, займешься котами". Каждый раз, вспоминая эти слова генерала, Крабов выбрасывал в мир тонны ругательств, правда почти всегда не вслух. Внешне он редко выглядел взбешенным или растерянным. Держался. Опыт все ж.
   Вечером в комнату стучали раз пятнадцать. Документы несли и несли и похоже даже к котам он не доберется, закиснет в других бумагах. Тонны докладов, свидетельств и теорий. Из новенького -множественные случаи локальных истерий. В разных частях города, в школе, в казармах... случались массовые приступы. Люди испытывали боль, кого-то рвало, другие теряли сознание. Подобные эпизоды случались в течение последних трех-четырех месяцев. Источник пока не обнаружен. Пища, воздух, вода, - все в пределах нормы. Виноваты маги - это естественно, но как они действуют? К разгадке даже не приблизились!
   Упоминаний Харма не было. Это служило неким облегчением, ведь не придется подставлять шею и пытаться помочь мальчишке. Вместе с тем Крабов сегодня многое понял о самом себе; понял, что его и Харма связывает общая беда - они мечтатели! И разве виновен мальчик в том, что таким рожден, создан матушкой природой магом? И разве виновен любой другой бедолага, попавший под молот военного расследования, в том же самом?..
   -- Где же ты, крылатик Харм? - задал он вопрос в никуда.
   В дверь опять постучали. Крабов нехотя пошел открывать. Ожидал он увидеть очередной пакет "из штаба", но на этот раз не угадал. Перед ним стояла невысокая дама в длинной юбке и блузе с тучей мелких кругленьких пуговок. Она курила.
   -- Так и не бросили?
   -- Бросишь тут, - кинула Глади и вошла без приглашения. - Закройте дверь!
   Крабов повиновался.
   Она прошлась по комнате, заглянула в оконце, кинула взгляд на стол и тумбу, перекошенную, почти антикварную.
   -- Не богато... Зато не воняет, как на лестнице...
   -- Виски, воды со льдом? А может кофе или чай? - спросил с саркастическим тембром в голосе хозяин апартаментов без чайника и холодильника.
   Глади недоуменно посмотрела на подполковника.
   -- Ничего нет, - подытожил он. -- Только чай. В термосе.
   Глади открыла свою сумочку и выудила оттуда пинтовый бутыль с янтарной жидкостью:
   -- Коньяку?
   Она воткнула сигарету в пепельницу и присела на единственный стул.
   -- А давайте! - выдал Крабов. - Наливайте! - он выплюхнул чай в раковину и подставил кружку под горлышко бутылки. Глади немного налила в нее и протянула бутыль Крабову. Сама же забрала у него кружку и отпила. - Хороший. У Фейи стащила.
   Крабову пришлось хлебать из горла. Он кивнул:
   -- Правы! Хороший...
   -- Харм здесь, - она выжидающе посмотрела на следователя.
   -- Опять этот мальчишка! Дался он вам!
   -- Я не позволю вам оказаться главным виновным в его погибели! Вы не такой человек, вы этого не перенесете.
   Глоток, второй, третий. Крабов мотнул головой и громко выдохнул. Почему перед этой дамой его выдержка таяла, подобно присыпанному дерьмом и солью снегом? Этим Глади и пугала, и в общем-то восхищала старшего следователя.
   Глади поставила кружку на стол, а Крабов заговорил:
   -- Мне почти смешно становится от вашего упорства... - вспылил он. Потом Крабов глянул на Глади и сразу отчего-то успокоился: -- Постойте, вы вообще его видели?
   -- Пока нет, - ответила Глади. -- Но есть особый объект, к которому пускают только Добринова и парочку его помощников, - следователь выказал недоверие словам Глади своим громким: "Пф", - но мадам не обратила на это никакого внимания и продолжила: -- Фейи в восторге. Я это понимаю по-своему. Есть значит "особый объект". Но поверьте они уморят его, снотворным в том числе и бесчисленными опытами. Вы же знаете Добринова! Он не церемонится выбором средств. Отдел Исследований умылся, но это пока мальчик полезен, потом... Вы понимаете?
   -- А почему вы печетесь только о нем? Здесь полно народу в беде.
   -- Я не смогу помочь всем. Но его, и надеюсь вас, я сумею вытащить из этого ада.
   -- Благородно. Но я не нуждаюсь в вас и второй раз вы не уговорите меня на эту глупость. Тем более у вас одни только догадки.
   -- Я хорошо знаю Фейи и поверьте это не догадки. Мальчик точно здесь! Надо только выяснить где его держат и как к нему подобраться.
   Крабов слушал Глади. Он давно раскаялся, что когда-то пошел у нее на поводу. Все провалилось, но он подставился, и теперь она многое знает о нем. А в случае необходимости потопит своего соучастника, в его же собственной тупой жалости к крылатому мальчишке.
   Гадская совесть! Зачем он влез во все это? Но это были лишь его мысли, внешне он выглядел вполне расслабленным, но похоже Глади читала эти самые мысли, словно у нее был суфлер в голове любого собеседника.
   -- Кстати я не собиралась вас уговаривать. Думаю, вы и сами прекрасно понимаете, что согласны со мной... и довольно этих спектаклей... Давайте лучше подумаем, что делать?
   Крабов потянул руку к сигаретам, но тут в дверь постучали. Глади встала. Всего на секунду задумалась, но, наскоро сообразив, подошла к ванной комнате. Махнула рукой, тихо сказала:
   -- Откройте! - и прикрыла за собой дверь.
   Следователь натянул подтяжки и подошел к входной двери, открыл. Похоже вечер был "для тех кому за шестьдесят". Кокетливо улыбаясь, на следователя пялилась генеральша. От нее несло пудрой и ванилью.
   -- Мусье Крабов, - промямлила она. - А я к вам. Можно?
   Мусье растерялся, а его челюсть, если бы не височно-челюстные суставы, могла бы сейчас качаться, будто гамак. Не успел "мусье" сообразить, как генеральша вошла и скинула на постель шляпку. Присела, взглянула на начатую бутылку коньяка:
   -- А у вас есть вкус к выпивке. Прекрасный коньяк! Я сама такой закупаю. Надеюсь у вас развит вкус не только к спиртному, но и к более трепетным материям, - она игриво потупила глазки.
   Ситуация была смехотворна, но попахивала в лучшем случае служебной травлей и высылкой из Воллдрима в какой-нибудь Навозноморск, в худшем - сгнобят в тюрьме или закопают где-нибудь в здешних лесах. В колдовском городе может случиться все что угодно, лишний труп или пропажа следователя мало кого удивят.
   Фирменная улыбка не просилась "на люди", мысли Крабова вопили, а от приторной вони ванили его слегка подташнивало.
   Может следователь выкрутился бы сам, но его опередили. Дверь в ванную распахнулась, из нее выползла Глади. Ее блуза, едва прикрывавшая бедра, оказалась наполовину расстегнута, а юбка вовсе куда-то подевалась. На ножках красовались веселенькие чулки. Глади напевно произнесла:
   -- Я почти готова, милый! - она весьма правдоподобно состряпала на лице удивление: -- О, Изабэль! Ты видела, как я сюда пробиралась? Ты шла за мной? Похоже, милая моя сестрица, ты раскрыла мой секретик. - Она смотрела на генеральшу, и той делалось неловко от твердого взгляда властности кузины.
   Изабэль не смогла скрыть разочарования. Желанный мужчина оказался занят другой. Да такой другой, которую та весьма уважала и местами побаивалась.
   -- Чертовка! - произнесла Изабель Фейи и густо покраснела. - Моего мужа здесь нет? - это был единственный и довольно глупый вопрос, который мог родить ее оскорбленный разум.
   Глади подошла к Крабову и обняла того за талию, прислонила голову к его плечу:
   -- Откуда, дорогая? Нам он здесь точно не нужен. Мы шалим, как дети, ей богу. - Она повернула голову к Крабову: -- Ты простишь нас, Изабэль? Мы бы хотели... Ну ты понимаешь... Ты не задерживайся, милый. Жду тебя в ванной... - и мадам Глади ускользнула обратно в уборную.
   Крабов застыл. Ситуация была не просто странной, но комичной и даже сумасшедшей.
   -- Так и знала, что вы любите зрелых женщин. Жаль опоздала, - сказала Изабэль, поднялась с постели и схватила шляпку. Мадам подошла и чмокнула Крабова в щечку: -- Если здесь не срастется, обращайтесь. Я только "за!" - она кокетливо улыбнулась и, наигранно покачивая бедрами, вышла из комнаты Крабова.
   Крабов захлопнул дверь, отошел к окну. Его раздирал смех, и он рассмеялся, но сразу с упоением закашлялся. Взял со стола чашку с коньяком и опрокинул ее содержимое себе в рот. Он сел на кровать и покачивал головой, то и дело сбиваясь, то на кашель, то на хохот. Прикурил. Нет, он даже и не думал, что у Глади на него виды и сразу понял, что старушка способна на многое. Она только что избавила его от миллиона проблем!
   Глади вышла из ванной. Одетая, естественно, и сказала:
   -- Расставим точки сразу. Я вас бросаю!
   Крабов заржал, как конь, да так что пружины койки затряслись, словно альвеолы его прокуренных легких, а Глади добавила:
   -- Только не наше с вами дело.
  
  
  
  
  

***

  
   Стакан чая, сухой паек, распаренный кипятком, узкая кровать с серым полосатым одеялом. Хоть Крабов и дослужился до подполковника, большего чем отдельная комната он не получил. Зато у него был личный телефон и недавняя прогулка с Севильей. Той самой, что в его первое появление в городе, раздевала следователя в будке чудес.
   Все-таки глупой женщиной та оказалась. Раньше Крабова подобное обстоятельство не смущало, но час назад он откровенно обломал пухлогрудого диспетчера будки, с которым ему приходилось теперь работать. Проводил даму до общежития и пожелал доброй ночи. Не пытался лапать или целовать молоденькую брюнетку. Наверняка она была чьей-то дочерью или племянницей. Прислали сюда ее не за заслуги перед отечеством, скорее за кровные узы, а может быть благодаря размеру груди. В общем, дама была разочарована, но Крабову было все равно. Нет, он не воспылал к дамам постарше. Тема половых отношений стала ему чуть ли не противной. Он устал от женщин, от алкоголя, от своей работы... От этого проклятого города и его свойства ломать людей и их жизни. Он устал от ответственности, а сейчас она была во сто крат весомей, чем когда-либо.
   Прохаживаясь по комнате, Крабов не думал об этом. Он устал думать и потому больше всего волновался остывающим в чашке чаем. Он допил "Индийский отборный" и, сладко потянувшись, сладко же зевнул. Ежедневные троекратные уколы обезболивающего помогали: ребра почти не беспокоили, правда плечо - доставляло проблем, к счастью зашитая тремя швами щека, ныла не так отчетливо, как вначале.
   Еще в первый вечер и ежедневно он проверял комнату на прослушку. Контора явно не старалась. Видимо не хватало операторов слушать так много народу. Детектор, личный и надежный, ничего не обнаружил. Ни сразу, ни потом.
   Утроба позвала его в уборную, и Крабов повиновался. Вечерний поход в туалет принес облегчение и не только в привычном смысле. Это был третий день пребывания следователя в Воллдриме. Петля ограничительной веревки наконец вышла естественным путем. Да, когда он ехал в Воллдрим, после вознесения ангела Димитриса, он связал ограничитель и дополнительно (на всякий случай) спаял концы зажигалкой, проглотил петлю. Все эти дни страшно болел живот, но признаться лазаретному работнику в боли он не мог. Благо болели и ребра, и никто не заподозрил его нутро в предательстве. Маленькое приключение желудочно-кишечного тракта наконец закончилось. И это были микроскопические неприятности для его организма, в сравнении с теми, что мог получить Крабов, покажи он себя в будке чудес с летающими сигаретами и зажигалками или вообрази он себе толпу голых баб. Он не слишком полагался на шнурок в утробе и допускал, что кишечный тракт может повредить ограничитель. Потому Крабов все эти дни носил заветную веревочку и на щиколотке.
   А еще следователь постоянно вспоминал слова чертенка Димитриса с трезубцем в руке: "Простите, перепутал. Вы же хороший..."
   -- Раз я чертов мечтатель, к тому же хороший человек, надо поработать со всем этим поганством! - сказал он себе с деланным воодушевлением, потом зевнул и с гораздо меньшим энтузиазмом добавил: -- Спокойной ночи, подполковник Крабов.
   Он взглянул на свое лицо. Отражение в зеркале было уставшим, а в глазу все еще краснело кровоизлияние; шрам, перехваченный черными хирургическими нитками... Да, выглядел Крабов будто лоскутный монстр Франкенштейна. Кусочек следователя, кусочек мага, ошметки прежнего человека...
   Он клацнул выключатель и свалился на пружинистую постель. Металлическая сетка под матрацем закачала следователя. Он так устал и морально, и физически... Чертовы мечтатели, как же он устал! Нет сил, апатия и интеллектуальная кома... Но разве может он позволить себе перестать бороться за свою жизнь? Бессмысленную, бестолковую, но жизнь! Свою собственную, единственную принадлежащую ему жизнь! Целыми днями находиться среди людей, следить за словами, решениями по следствию и будке чудес, контролировать каждое свое движение, не допускать непроизвольных жестов, которые смогли бы выдать его. Например, банального почесывания запястья или щиколотки под веревочкой, желания закатать чертов рукав!
   Еще до того, как сетка кровати полностью замерла, Крабов уснул.
  
  
  

Глава 15. Прошлое в красках

  
   "Черный" север, невиданное ночное небо, неизвестные созвездия. Военные астрономы из спутниковых войск утверждали будто звезды не земные. Они установили множество наблюдательных станций, направленных в разные части небосвода в городских районах, укутанных годовалой ночью.
   Крабов шел один, впрочем, по Воллдриму он преимущественно передвигался без компании.
   Итак, коты! Ущербное поручение досталось старшему следователю. Это если быть честным с самим собой. С другой же стороны, коты показывались повсюду в городе, а потому Крабов изучал Воллдрим вдоль и поперек, не вызывая подозрений. Хотелось бы спросить, при чем здесь подозрения, если он ничего недозволенного военным начальством не планирует? Или планирует? Похоже он сам с этим не определился. Совести проще, если душа твоя мучается и не принимает твоих действий, противится, вроде как не отвечает за разум. "Самообман профессиональный" - так все это называется.
   Север города безлюден. Здесь не встречаются обитаемые жилища. Еще полгода назад, поговаривали, народу здесь было поболе. Виной те самые животные с "бешенными" вирусами. Вытравили людей с их территории. А может народ смирился с погодой и решил не ждать восхода, но самим двигаться в места посолнечней этих?
   Военные патрули, как правило состоящие из трех-четырех контрактников и офицера младшего ранга, встречались Крабову просто до мозолей в глазах. Надоели что жуть! едва ли не каждые минут 10-15 кто-то проверял документы, выяснял цель пребывания, то там, то здесь. Потому следователю, утомленному гадской работой, а на теперешний момент и застоем в ней, приходилось без конца оправдываться перед патрулем за свои шествия до семи раз за час. Первое время Крабов старался избегать патрулирующих, но это оказалось практически невозможно. Потому на прошлой неделе он запросил "красный" пропуск, который не предполагал открывать причины и полномочия. Специальный бейдж на цепочке висел у Крабова на груди. Но даже несмотря на это, чувствовал Крабов себя будто в ловушке. Похожее чувство он время от времени ловил и в своей семейной жизни. В ней нет угла для уединения; нет места, где ты можешь остаться один на один со своими мыслями; невозможно дать мозгам отдых, ведь, помимо работы, дети и жена требовали внимания, требовали участия. А что на работе? Работа мониторилась во всех смыслах. Скрытые камеры, пишущие устройства. Часто без его ведома. Где расслабиться? Да нигде!
   Крабов рассматривал заброшенные здания северного Воллдрима. Оставленное жилище - мечта любого мальчишки. Бесценно не имущество, спрятанное за стенами, бесценен сам процесс обшаривания шкафов и полок в поисках чего-то интригующего. Порой находились такие вещи! О предназначении некоторых можно было размышлять часами и даже днями.
   Ты входишь в дом, в котором жили люди. Они бросили пожитки или ушли на время, а может навсегда. Каждая безделушка кажется сокровищем. Каждая обнаруженная вещь несет в себе что-то свое. Когда-то ее купили или смастерили, а может быть передали следующему поколению по наследству. Ей пользовались, она была нужна. А теперь оказалась не столь важной. Для мальчишки от лет 8 до, наверное, пенсии поиск таких "сокровищ" является захватывающим занятием. Лучше пока не придумалось.
   Крабов вспоминал, как в былые годы в одиночку или с другом он, подростком, лазил по заброшенным домам заброшенного же военного городка. Бывало по-настоящему страшно. Ведь помимо других мальчишек там можно было запросто встретить бездомных или даже извращенцев. Но ко всем сюрпризам мрачных жилищ, добавлялись и другие. Часто в спешке бросались не только дома, но коммуникации. Оголенные провода под напряжением или вытекающая из кранов вода. Запросто! Безалаберность тех, кто оставлял строения на произвол случайных событий, ошеломляло даже детские умы. Сорок домов, шестнадцать из которых расселили, были подключены к единой системе и выключить было возможно или все разом, или ничего. Крабов провел детство в таком военном городке. И за взрослую жизнь он не раз сталкивался с подобным идиотизмом, бывшим не исключением, скорее укоренившейся практикой.
   Так происходила утечка армейских денег, так происходили трагедии, в том числе и с гибелью людей. Так, благодаря разрывам трубопровода, неспешно подмывался фундамент. Как следствие, дом трещал и в конце концов разваливался, порой погребая под собой невинных жертв. А сколько людей пострадало от удара током? А как насчет балконов, которые держались на песке и "соплях", смешанных в бетон, беспечными солдатами из инженерных войск? Да, поистине милое и беззаботное детство было у Крабова, правда сдобренное лавинами адреналина. Впрочем, мальчишки найдут что-то подобное в любом случае, и если не в таких местах, то где-нибудь еще.
   Сейчас, шествуя по ночным улицам колдовского города, Крабов вспоминал о своем детстве, и оно действительно казалось прекрасным. Как же счастлив он был тогда! Муки совести - это не продукт возраста, скорее черта характера, потому в те далекие времена она также успешно мучила своего хозяина виной перед родителями, которым пришлось много волноваться и краснеть за его выходки. Позже основной опорой чувства вины стали дети Крабова, а сейчас ко всему остальному добавились стыд и ответственность за крылатого мальчишку.
   И почему, столько зная об особенностях службы, Крабов стал военным, что же было в этом притягательного? Скорей всего он об этом не задумывался. Но причина казалась очевидной. Его отец, ныне покойный, в военной форме был не просто мужественным, но казался сыну героем, ведь ему пришлось побывать на войне. Все мамины подруги, соседки, продавщицы в магазине, школьные учительницы - в целом женщины, - все вздыхали и теряли самообладание при виде усатого плечистого красавца. В любой компании дамы вешались на видного офицера, словно на единственный достойный крючок. Остальные мужчины рядом с ним казались кривыми и ржавыми гвоздями, неумело прибитыми к женам, как правило к нелюбимым.
   Еще один патруль.
   Крабов автоматически схватился за пропуск на груди, и те, изобразив воинское приветствие, прошествовали без лишних задержек. Следователь свернул в переулок. Справа сплошной полосой раскинулась зима. Господин военный сначала решил не углубляться в сугробы, хотя то там, то здесь виднелись следы размером с лапу небольшого животного. На Крабове "висело" дело "Котов", потому он задумался: может стоит все-таки сходить?
   Он решился. Закутался плотнее в саржевый бушлат черного воинского кроя и захрустел по сугробам. Вскоре он вышел на тропинку. Здесь тоже не дремал патруль. Все, как всегда: пропуск, ладонь ко лбу, идем дальше...
   Уже минут через пять Крабов приметил кота. Такого, как в отчетах. Его движения были вымучены, а суставы не сгибались. Кот не испугался, он пристроился за следователем и насколько мог пытался нагнать Крабова. Охотился по мере возможностей. Чтобы кот не отстал, пришлось Крабову заметно сбавить темп.
   Отчеты гласили: коты агрессивны. Они нападают и на животных, и на людей. Обычно укус кота не несет особых последствий. Однако у ослабленного организма может вызвать некие симптомы, наподобие гриппозных, с подъемом температуры и ломотой в суставах. Также были зафиксированы случаи, после которых военное командование приняло решение истреблять животных, выжигать их. Временами коты нападали огромными стаями. Тогда человек, после мучительных болей и лихорадки, мог погибнуть. Несколько раз случалось, что человек сам становился неким зомби. Не реагировал на слова и убеждения и, опустившись на четвереньки, начинал охотиться за всем, что движется. Один из заслуженных докторов Отдела Исследований назвал все это в шутку "зомби-апокалипсисом", однако начальство не одобрило и решили ограничиться наименованием "бешеный грипп".
   Крабов перемахнул через глухой забор и стал наблюдать за действиями кота. Плечо намекнуло о себе возвращающейся болью. Мужчина вытащил блистер с обезболивающими. Пара таблеток из ладони сразу отправились рот, Крабов запил их водой из фляги, спрятал ее в карман брюк. Кот, уперев морду в обледенелый металл, все это время стоял не шевелясь. Пару минут кот и Крабов не двигались, тогда Крабов стукнул правой рукой по ограде, и кот сразу среагировал. Упираясь головой в забор, он начал движение в направлении звука. Крабов застыл и вскоре кот, дойдя до угла забора, свернул в черный переулок.
   Фонарь на голове следователя вдруг стал мигать. Видимо садилась батарея. Крабов снял резинку с лампой и переключил выключатель. Достал батарейку и услышал разговоры: еще один патруль. Сколько ж здесь нынче личного состава? Сколько тысяч юношей бродят по городу?
   Он уселся на корточки за забором и облокотился о него спиной. Солдатики молча шагали за оградой. Не переговаривались. Бдели! Молодцы, однако.
   Крабов дождался пока отряд прошествует подальше и стал возиться с батарейками. Наконец вставил, зажег и принялся мостить резинку на шапку. Круг света вырвал из темноты криво движущуюся на следователя фигуру того самого кота, что протирал головой забор.
   -- Нашел лазейку?
   Следователь встал. Кот подошел к нему вплотную и вцепился зубами в сапог. Прокусить не вышло, но он не отпускал. Крабов не спешил. Ситуация была слегка комичной. Похоже у этих котов было полторы извилины на стаю. Кот упирал свои лапы, которые походили на костыли, в сапог Крабова. Выглядело действо хоть и смешно, но жутковато.
   Опять голоса вдалеке, и свет, выстреливающий из-за угла. Крабов выключил свой фонарь. Патруль повернул в другую сторону.
   -- Надоели, - прошептал следователь и направился к темным стенам укрытого снегом дома. Дом был плох: облезлая краска, гнилые доски оконных рам, трещащие под снегом ступеньки. У одного из окон колыхалась штора. Крабов подошел. Окно оказалось разбитым. Он влез внутрь. На ноге все еще висел кот.
   -- Упорный! - Крабов усмехнулся.
   Брать за шиворот кота было не слишком умно, потому следователь, не снимая сапога, соскреб животное о подоконник, аккурат за окно, на улицу. Он взял чашку в красный горох, стоящую на столе, и швырнул подальше в сугроб. Кот среагировал: направился вслед за чашкой.
   Мимо окон дома, в котором засел Крабов, шествовал еще один патруль. Они двигались в ту же сторону, что и предыдущий. Крабов смотрел в окно и не сразу приметил, но меж реек калитки проглядывалось некое движение. Крабов присмотрелся: целая орда котов сопровождала патрулирующих метров в двадцати.
   -- Чертовщина!
   Дом оказался из "бабушкиных". Вышитые полотенца, старая посуда со сколами и трещинками, в дверном проеме хрустящая от сквозняка шторка из крохотных трубочек. Сыростью не пахло, но тут и там виднелась примерзшая плесень. Протертый коврик, потрепанная мебель. На столе стояла рамка с фотографией, старой, пожелтевшей. Муж и жена, двое мальчишек на крыльце этого самого дома. Снимок был приветом из былых времен: окрашенные стены, окна с белехонькими рамами и цветами в кашпо. Лет тридцать, а может все сорок минуло с тех пор.
   Крабов тихо, насколько мог, изучал обстановку. Сейчас он вновь ощутил себя тем пацаном, что жил в его сердце и теле лет тридцать назад. В то же самое время в этом старом доме жили два брата, наверняка сорванцы.
   Какое-то время следователь рассматривал предметы быта, книги, которых было не так уж много, в основном кулинарные, по кройке и шитью, парочка энциклопедий и что-то еще. Он уселся на стул вроде венского, с закругленными планками, раскрыл записную книжку и достал пачку сигарет, зажигалку.
   Под ногами что-то шуршало. Фонарь, который лежал теперь на столе, Крабов направил на пол. Криво, бочком, на него двигалась крыса. Похоже и в ней поселился вирус бешенного гриппа. Следователь посветил вокруг и увидел еще штук пять зомби-крыс. Совсем рядом с обезумевшими грызунами двигалось несколько таких же сдвинувшихся с ума мышей. Все они стремились к Крабову. Впервые следователь встретился с другими представителями животного мира, пораженными этой странной заразой. Он вскочил, глянул на бушлат и обнаружил одну крысу, карабкающуюся по его животу. И когда она успела?
   Он запрыгнул на обеденный стол и стукнул крысу фонарем. Крыса упала рядом с сапогом. Она сразу же продолжила движение, но зацепилась когтями за старую штопанную скатерть. Тогда Крабов скомкал ткань, предварительно схватив сигареты и зажигалку, которые благополучно оказались в кармане кителя. Он вытащил рукодельное творение из-под ног и скинул вместе с крысой на пол. Теперь на него двигались не только грызуны, но и клубок из кружев.
   Пол шевелился. Носители бешенного гриппа только лезли и лезли, черт знает откуда. Десятки пустых глаз явились на шум.
   -- Реально печальная мечта, - не осознанно произнес Крабов. Следователь впал в замешательство. - Как теперь выбираться?
   За полминуты раздумий, которые к несчастью позволил себе следователь, крысы обступили стол со всех сторон. Их было не меньше сотни, но они все прибывали. До подоконника далеко, а на пол становиться небезопасно. Волны живности наползали одна на другую, и мохнатые зомбари к этому моменту уже добрались до середины толстенных ножек стола. Тогда следователь, совершив прыжок, оказался на диване. Крысиная река изменила направление. Через минуту на диван карабкалась целая ватага ополоумевших зубастых тварей. Следователь скаканул сначала на стул, а потом вновь оказался на столе.
   -- Печальная, печальная мечта, - повторял Крабов.
   И тут его осенило! Патруля не слышно, а звать на помощь пока не время, да и глупо все это. Подполковник - заслуженный следователь - и испугался каких-то диких хомячков. Дураком выставляться не хотелось. Он решил попробовать один способ. Крабов освободил запястье. На нем был связан в узел ограничитель. Известно, он оберегал Крабова от неожиданных мечтаний, но теперь носитель фоулка собрался сделать их ожидаемыми.
   Итак, как думать? Разбросать всех? Поджечь? Силой мысли умертвить? Он сосредоточился на мысли о бьющихся сердцах грызунов. Не спеша снял ограничительную веревку. Итак, сердца бьются. В разнобой, но вот уже одно за другим создают унисон биения. Тук-тук, тук-тук. Он не смотрел на крыс, он был сосредоточен. Но увидь он то, что творилось вокруг, был бы озадачен, ведь крысы стали вести себя иначе. От внезапного биения сердец они дергались, их одолевала судорога. Они кусали самих себя, своих соседей.
   Тук-тук, тук-тук, и взрыв, рвущий каждое крохотное сердечко на части. Крабов открыл глаза. Грызуны все еще дергались, кто-то рвал свою кожу, другие жевали собратьев. Но вскоре одна за другой крысы продолжили движение по направлению к сбитому с толку мужчине. Крабов не удержал концентрацию и, видимо от страха, а может мельком промечтав, опрокинул стол, на котором стоял. Крысы наползали на следователя, и он в ужасе вспомнил, что их надо выжигать. Грызуны вспыхнули, но, так как они уже залезли на него, там и сям сам Крабов занялся огнем. Он вскочил и по какому-то наитию стал руками, словно маг из сказки или какого-то кино, разбрасывать невидимыми ударами горящие комья с лапками по сторонам. Теперь загорелся и дом. Крабов рванул к подоконнику и, разбив еще одно окно, вывалился на улицу. Он смахивал с бушлата крыс. Не помогало, они будто пригорели к ткани. Тогда он скинул верхнюю одежду. Рванул к калитке, но остановился. Десятки котов, которые видимо отстали от патруля, так как отвлеклись на шум поблизости, неуклюже двигались к нему. Крабов не осознавал, но он осветил светом все вокруг, словно висела над домом парочка мощных прожекторов. Мужчина вновь вспыхнул и в ужасе метнулся в сторону, упал в снег, пытаясь потушить загоревшийся бушлат. Коты были неторопливы, но Крабов барахтался в снегу и не видел, что своими маневрами он осветил уже не только дом и прилегающую территорию, но намного дальше и во сто крат ярче, чем до этого. Сотни метров света в зимней ночи освещали огромную часть города. В какой-то момент, от жара и скорее всего, не осознавая своих действий, Крабов обдал водой себя и дом.
   Он услышал писк и крики, словно детские, и сразу вскочил на ноги. Только теперь он увидал что натворил. Крабов вытащил из кармана ограничительную веревку и накинул на запястье. Завязывать было некогда, и потому он быстро перекрутил фоулк и прижал его другой рукой. Но это был еще не конец его мечтаниям.
   Армии игрушечных солдатиков, сотня-другая с огромными ртами, как у щелкунчиков, двигалась к дому, за ними ползли пластиковые танки. Из стен строения, словно живые лианы, торчали и шевелились оголенные провода, сыпались искры. Вода просачивалась из фундамента, довольно быстро превращаясь в лед. Вскоре игрушечное войско застыло и разом расплавилось, превратившись в корку пластика у террасы, провода обмякли, будто в них угасла жизнь, а вода постепенно теряла напор. Похоже магия Крабова исчезала не сразу, постепенно. Освещение, созданное мечтателем-следователем, меркло, но еще не угасло.
   Начинал пробирать холод, челюсть задрожала, а волосы быстро обледенели.
   Снег вокруг был черным, покрытым пеплом и сажей, а коты лежали, не двигаясь. На стенах дома яркими пятнами выделялись огромные картинки, навроде граффити. Повсюду рисунки огня и искаженные лики людей, черти, мужчины в форме, женщин с оголенными частями тела, также в муках и огне. Дом перекосило, одна стена уменьшилась, а треугольник крыши представлял собой пилотку, под которой застыли дыры глаз и кривой рот с саблезубыми клыками. Шок Крабова, словно подтаявший край айсберга разом рухнул, мужчина вдруг сообразил: надо звать патруль! Ведь они все равно прибегут на свет и созданный им грохот. Скорей всего они уже совсем рядом!
   Собственно, вот же они! Уже бегут!
   -- Сюда! Он здесь! Сюда!!! - заорал Крабов. А в унисон со своим криком, повинуясь упоминаемому ранее уставу, Крабов включил рацию. Стараясь придать голосу легкую истеричность, но так, чтобы не переборщить (все же он офицер), он передавал по рации координаты, вещал о своем местонахождении. Все это приходилось делать одной рукой - завязывать ограничитель было некогда.
   Спустя какие-то секунды к нему уже примчалась первая группа патрулирующих. Их было шестеро, а не четыре или пять, как обычно. Но Крабов не слишком зациклился на этом.
   -- Что тут произошло?
   -- Мужчина в темноте!.. Я проводил расследование по приказу генерала Фейи... - Старший следователь Крабов представился и указал на документы, висящие на шее. Ему приходилось сжимать свое запястье, и потому он в красках поведал, как на него напали, как ему ранили руку и как собственно скрылся этот дерзкий маг, что атаковал бедолагу следователя. -- Он исчез в том направлении... - закончил Крабов. - Ограничители у вас есть? Он очень опасен! Посмотрите, что он тут навытворял.
   Прибывший офицер не стал любоваться на арт-хаус под ногами и на полигон выжженных котов. Он среагировал быстро и без лишних эмоций:
   -- Четверо моих и ты! - обратился к остальным офицер. - Кстати, ты кто, рядовой? - спросил он у одного из прибежавших на крабовский зов.
   -- Спикерсон, сэр! - выдал этот рядовой, а если быть точнее этот странный тип. Ему явно было не двадцать лет. Хотя возраст бывает не так очевиден, но вот его одежда была уж точно не солдатской. На нем болталась длинная голубая рубаха и широкие черные брюки. Какой он к черту рядовой?!
   -- Всем на север, куда указал господин следователь! Вперед! Я буду за вами, - все ринулись по приказу, но сам офицер задержался.
   Крабов смотрел вслед убегающему Спикерсону. Тот, как и другие, повинуясь командиру, махнув ладонь к виску, уже мчался в направлении бегства мнимого мага.
   -- Что с ним не так? - Спросил Крабов у лейтенанта. - Почему он так одет?
   -- У вас все в порядке? Медицинская помощь нужна? У вас на лице кровь.
   Крабов провел рукой, на которой сжимал ограничитель, по лицу. Щека и вправду оказалась скользкой, она была в крови. Интересно это та самая рана, полученная в лесу, во время божественного вознесения Димитриса, или новая на тот же месте?
   Вид у Крабова был прелюбопытный. Он походил на вояку с передовой: горелый, мокрый, в крови... Нетрудно было поверить, что он столкнулся с неким опасным субъектом.
   -- Ерунда. Преследуйте! Я сам разберусь, - ответил он лейтенанту, и тот, повинуясь, помчался за своим отрядом.
   "Что не так с этим Спикерсоном? Почему лейтенант не ответил? Да и рамс с ним!" - сказал себе Крабов.
   Он присел на колено и уже хотел заняться шнурком, но примчался еще один отряд.
   -- Туда! - махнул рукой Крабов и вкратце объяснил ситуацию. - Помощь не требуется, - подытожил он.
   Толпа из человек пятнадцати ринулась за выдуманным колдуном. Рации гудели, докладывали - погоня разгоралась нешуточная.
   Крабов, наконец, стоя коленями в черном снегу, не холодном и не мокром, странном снегу в общем, повязал себя ограничитель и с трудом опустил заледеневший рукав кителя. Ему требовалось поранить руку, ведь он успел наврать, что его ранили за запястье. Он подошел к забору и резким движением разорвал кожу до мяса. Видимо сыграл некий шок и обморожение, боль была не слишком яркой. Он осмотрелся.
   Трупы котов. Черный снег и перекошенный дом из кошмаров со странными рисунками на стенах. Вдруг Крабов осознал, что рисунки - это кадры его воспоминаний, в которых затесались сцены из "Откровения Димитриса". А ведь в этих художествах могут заподозрить его самого. Он был одним из немногих, кто видел мечтания новоиспеченного колдуна Димитриса. Хоть Крабов прошел проверку в будке чудес, начальство может решить все повторить. Что же делать?
   Вновь проглотить ограничитель? Впредь всегда его глотать? А может никогда не снимать ограничительную веревку, ИДИОТ?!
   Он снял с ремня связку запасного ограничителя и отрезал ножом кусок, завязал концы плотным узлом, но не слишком крупным, чтобы можно было его проглотить...
   -- Товарищ подполковник, по приказанию лейтенанта Устахани прибыл для вашей защиты.
   Крабов обернулся:
   -- Ты кто такой?
   -- Товарищ подполковник, по приказу лейтенанта мне было поручено вернуться. Для вашей охраны, сэр!
   На Крабова смотрел тот самый странный солдат, одетый не по уставу. Волосы не стриженные, на шее серебристая цепочка с кулоном: кажется две руки, сложенные вместе...
   -- Ты кто такой? Что с тобой не так? - спросил недоумевающий Крабов. - Спецотдел? Что за наряд? Хипари под прикрытием?..
   Крабов откинул завязанную в узел веревку и дотронулся до ограничителя на запястье: возможно придется защищаться. Какой-то стиляга смотрел на него. Несмотря на пятнадцатиградусный мороз он был в одной рубахе и легких брюках, да еще в шлепанцах. И это чудо выставляется солдатом? Ладно спецслужбы, там хватает странностей, но этот "рядовой"? Он псих или...
   -- Ты что, чертов мечтатель?! - спросил Крабов.
  
  

Глава 16. Хороший человек

  
   -- Не чертов... - поправил Крабова рядовой. -- Чудной.
   Господин следователь пропустил эту крохотную поправку мимо ушей. Он глубоко дышал, глядя на Спикерсона, перемахнувшего как-то слишком запросто через забор, приземлившегося в нескольких метров от него. Спикерсон остановился и стал внимательно рассматривать следователя, изучал его словно музейный экспонат доисторического человека, пристально и хладнокровно.
   Что за странный "солдат"? Крабов решил, что избавление от шнурка-ограничителя тут ему не поможет. Если перед ним мечтатель, то явно лучше владеющий магическими навыками, ведь на его внешний вид почему-то никто не обратил внимания.
   С другой стороны, все это несомненно аргумент, но вдруг все совсем не так?..
   Крабов положил руку на кобуру.
   -- Бесполезно... но я не стану вас останавливать.
   -- Кто вы такой? - спросил Крабов.
   -- Прямо сейчас это не важно. Важно кто вы! И... Вы не один из них, скорее вы НАШ, - невозмутимо ответил солдат.
   Крабов вытащил пистолет и наставил на Рэмона. Но тот вдруг спросил:
   -- Как вам моя рубаха? Великовата, да и не в погоду...
   -- Что за гадские вопросы? Кто вы и что вам надо?
   -- Мне сорок семь лет, и я солдат. Но вы, как мне кажется, не согласны с этим.
   -- Хм, сорок семь? - недоуменно переспросил Крабов. -- Хороший грим... В целом, никакой к черту вы не солдат! И разве можно этого не заметить?
   -- А тут вы ошибаетесь.
   -- Что вы имеете в виду, ошибаюсь? Только дурак не заметит... Погодите, вы используете гипноз или что-то такое? Почему тот лейтенант не обратил внимания на вашу одежду?
   -- А вы догадливый.
   -- Это точно!
   -- Вы знаете, наигранный облик видят все, кроме редких экземпляров человеческого рода, обладающих весьма редким даром.
   -- Мечтатели, что ли? - тихо спросил Крабов и сразу же осмотрелся. Если его услышат, если его увидят рядом с колдуном, что будет? Ничего обнадеживающего! Разговор с врагом, и все, что ему предшествовало, понятное дело несло в себе не просто опасность, но много большие неприятности, могло стоить самой жизни!
   -- Да, но этого недостаточно. Я сразу уловил, что вы изумились, увидев меня, а ведь для той кучки патрульных я обычный солдат с незамысловатой внешностью, в форме "по уставу", как выражаются в ваших кругах. Неприметный, непримечательный. "Лицо без отличительных черт" - такое требование я прочел в инструкциях по найму агентов.
   -- Что вы несете? Вы хотите сбить меня с толку? Кто вы? Говорите прямо или я выстрелю!
   Не по форме одетый рядовой повернул голову, медленно изучая территорию:
   -- Горы черного снега и эти ужасные картинки на доме... Да и, если приглядеться, на земле.
   Крабов обозрел плоды своих мечтаний под ногами и вокруг. Действительно повсюду были лица, охваченные ужасом, мужчины и полуобнаженные женщины, танки, крылья и даже бутерброды... В хаосе под ногами оказался весь кошмар последнего года Крабова. В красках, в комиксах на снегу.
   -- Понимаете в иной ситуации я даже не разговаривал бы с вами, - продолжал свой рассказ незнакомец.
   Тут Крабов вжался в плечи и вытянул руку с пистолетом к незнакомцу. У забора остановилась группа из шести человек, они мельком изучили чудной пейзаж. Кто-то выругался, другие восхитились, в целом на Крабова и Рэмона никто не обратил внимания. Отряд, чутка помешкая, умчался за предыдущими группами.
   -- Они не видят нас... И не слышат. Лучше бы и вам поменьше шевелиться. Здесь я тоже использую некую модификацию наигранного облика. Но для устранения голосов, пришлось попотеть. Вы в шаре вакуума, но вы слышите меня, потому что... Впрочем, сейчас это не главное. Если захотите, я научу вас позже. Так о чем это я?..
   Следователь, выпучив глаза, проводил вояк взглядом:
   -- Что они?..
   -- А, вспомнил! - не обращая внимания на нервные вставочки Крабова, Рэмон продолжал: -- Вы обладаете этим редким даром - игнорировать наигранный облик. Даже я им не обладаю. Я знаю всего о двух людях этого мира, способных видеть все, как есть. Один пропал, возможно умер...
   Странно, но вовсе не на руку Крабову сыграло то, что представший перед ним мечтатель и не думал нападать на него. Будь Крабову необходимо защищаться, действовать активно, он бы не успел заняться осознанием случившегося. Он не особо слушал монолог парня в рубахе, ведь в голове военного следователя вырисовывались пессимистичные картинки его будущего... впрочем, какого еще будущего?..
   -- Дааааа заткнитесь уже! Прекратите! Что вы несете? Я ничего не понимаю! Я хочу!.. - но тут Крабов задумался, а чего же он хочет? Чего он добьется, узнав имя этого человека. Понятно итак, перед ним один из местных мечтателей. Но что нужно самому Крабову? Свалить отсюда? Оказаться прямо сейчас в своей комнатке? Напиться до беспамятства? Нет! В настоящий момент больше всего на свете он мечтал об одном: не быть этим чертовым мечтателем!
   Он выдохнул, взглянул на руку, сжимающую пистолет, на секунду закрыл глаза. Рука опустилась. Тихо, почти обреченно Крабов спросил:
   -- Вы можете сделать так, чтобы я перестал им быть?
   -- Вы хотите перестать быть мечтателем?
   -- Да, - Крабов выглядел уставшим. За несколько минут произошло столько всего! И это могло восхитить... когда-нибудь потом... Но сейчас Крабов впадал в отчаяние. Еще чуть-чуть, и он будет на грани... Он вдруг понял, что веселье закончилось. Как нелепо было бороться с крысами силой, которую ты не контролируешь. И этот ограничитель... Он был слишком ненадежным способом защиты. Он может порваться, развязаться, его могут заметить - в любой момент колдовские способности следователя могут раскрыть. Его жизнь на самом деле "весела на веревочке", непрочной, дурацкой веревочке-ограничителе.
   -- Сделай так, чтобы я перестал быть, как ты. Убери это из меня!
   Рэмон со свойственной ему беспристрастностью не замечал, что перед ним человек, готовый почти на все, человек которому нечего терять. Сама жизнь Крабова в роли мечтателя становилась для следователя непосильной ношей, но зеландерийский шебиш продолжал в спокойной манере излагать факты:
   -- Нельзя изменить вашу сущность, не уничтожив вас.
   -- Я погибну?
   -- Формально нет, но в действительности - да. Вы перестанете существовать, но кто окажется вместо вас неизвестно.
   Крабов сглотнул. Он мотнул оружием и приложил ствол ко лбу. Голова раскалывалась, а от озноба и примешанной к нему безысходности его колотило.
   "Или так умереть или иначе? Какая разница", - говорил он себе.
   -- Сделайте это. Все-равно мне не жить.
   -- Я не стану подобное предпринимать, да и вряд ли вы найдете помощника в таком деле.
   -- А можно ли ограничитель вживить в себя, чтобы навсегда?..
   -- Вы все не о том думаете. Вы не сможете теперь жить, как ни в чем ни бывало. Вы же знаете себя, свою сущность. Настанет момент, и вы все равно захотите избавиться от ограничителя. Лучше начинайте познавать свои способности уже сейчас. Ведь в любом случае придется.
   -- А можно ли забыть все это? Вы умеете лишать памяти? Вживить ограничитель и удалить все воспоминания? Вы ведь многое можете?
   -- Изъять память абы как проще простого, сделать это качественно невозможно. Вы вспомните рано или поздно. Одна подсказка, и на вас обрушатся воспоминания. В принципе, это запрещено. Но мне приходилось однажды делать подобное, с одной молодой женщиной. Недавно я встретил ее опять и понял, что сделал это неумело. Это плохая идея, но осуществимая. Простите, но я не возьмусь и за это. Думаю, никто не станет применять такие техники мечтаний.
   -- А я сам смогу это проделать на себе?
   -- Теоретически... но я не думаю. Вы мало опытны.
   -- Я все понял. Вариантов нет, - следователь провел ладонью по лицу, он зацепил разорванную щеку, и резкая боль на миг отвлекла его.
   Все рушилось. Его жизнь, его тело, его сущность. Он выродок! И он в ловушке!
   -- Варианты есть всегда.
   -- Нет, - сухо ответил Крабов.
   -- Суть вещей такова, и вы с этим ничего не сделаете.
   -- Нет... - повторил Крабов и добавил: -- Что вы там рассказывали? Продолжайте... - Крабов сказал это не из интереса. Ему было все-равно. Пусть этот поддельный солдатик болтает дальше. Какая теперь разница? Молчание вынести тяжелее, чем фоновый шум.
   Крабов махнул дулом:
   -- Рассказывайте... рассказывайте... - и вновь приложил ствол ко лбу. Он почти не слушал. Его голова разрывалась от мыслей о мечтаниях, которые он только что сотворил, от того что еще может приключится с ним. Этот дом на севере города полон мыслями и делами Крабова, и даже какой-нибудь тупой следователь поймет, кто все это сделал. Улика на улике - весь Крабов в красках!..
   -- Наигранный облик... Он непрост. Всего двое из здешних игнорируют облик абсолютно, - говорил Рэмон. -- Один малыш-вэйос. Сейчас он почти наверняка находится за гранью мирозданий. Другой, не слишком опытный, но гораздо сильней меня: мужчина - школьный учитель. А вы получается третий! Никогда не встречал такого дара на Земле. А за последний год целых три экземпляра! Чудесным Воллдрим нынче стал.
   Рука Крабова с пистолетом задрожала: "И Харм из-за меня погиб, да и мне кранты!.." Он, откинув сомнения, направил дуло себе в висок. Рэмон никак не отреагировал. Следователь нажал на курок.
   Пистолет в его руке надрывно вздохнул, и Крабов уронил оружие в снег.
   -- Гадский Воллдрим! - сквозь зубы выдавил Крабов.
   -- Не волнуйтесь! Подберите оружие. Я не затем здесь с вами разговариваю, чтобы напугать вас. Я пришел помочь. Уберите пистолет. Убить себя вы всегда успеете, но позвольте помочь вам.
   Крабов повиновался. Сейчас он был слишком раздавлен, все казалось лишенным смысла. Он наклонился и почувствовал, как по щеке что-то течет. Он упрятал пистолет в кобуру и устало взглянул на собеседника. Крабова одолевало безразличие, а от сошедшего с ума сердца, давление разорвало едва схватившуюся рану. По щеке струилась кровь. Следователя трясло от нервного напряжения и от пробирающего мороза.
   -- Не волнуйтесь.
   -- Ну так помогите, если можете, - Крабов вытер с подбородка кровь и задержал взгляд на своей ладони с рассеченным запястьем. Как глупо было пытаться скрыть свою причастность к мнимому появлению колдуна. Неужели Фейи и другие ему поверят? Только идиот на такое купится. Руки Крабова были не только в крови, но в грязи и пепле. Он прижал ладонь к ране на щеке, но на этот раз не почувствовал боли.
   -- Я могу излечить ваши раны... Но пока только снял боль. Вы знаете... Думаю, не стоит вас лечить вот так. Лучше оставить порезы, как есть, чтобы не вызывать подозрений. Вы давно знаете о себе?
   -- Что знаю? Что я колдун? - расхлябано спросил Крабов.
   -- На одном из наречий Эйвори "колда" - это "шеба" или "мечта". Так что можно сказать, что вы колдун, - спокойно ответил незнакомец. Казалось в нем напрочь отсутствует сопереживание. Он не особо щепетильно относился к состоянию собеседника. Рэмон просто говорил то, что считал нужным. -- Вы мечтатель, вы человек способный перекраивать реальность, насколько эта реальность позволяет, насколько она пластична. За пределами Воллдрима у вас тоже могло кое-что получаться. Например, карьерный рост, желанная жилплощадь или же женщины, которых вы жаждали, чаще статистической погрешности выказывали заинтересованность вами. Мало ли что? Но Воллдрим все исполняет намного быстрее. Здесь и убить себя - в два счета!
   Мимо пробежал еще один отряд. Крабов без эмоций проводил их взглядом:
   -- Вы зачем рассказываете все это? Я сейчас слабо соображаю. Да и с чего вы взяли, что я "ваш", как вы говорите?
   -- Вы действительно "НАШ", потому что у вас нет выбора. Вы же не станете подставлять самого себя? Это очевидно.
   -- Хорошее у нас сотрудничество получится. А вы знаете, что человек без выбора опасней самого сумасшедшего маньяка. Поверьте, я по роду своей работы это очень хорошо знаю. Да и вообще "наш"-"ваш" - перекручивать смысл слов - это скорее мой профессиональный долг. Хотя бы этого меня не лишайте, - Крабов нервно рассмеялся. Что-то изменилось. Он чувствовал некий запах... Что-то знакомое. - Так что вы там говорили про насланный облик?
   -- Наигранный.
   -- Ну да, да, да... Вэйос и учитель...
   -- Сейчас это не важно. Вы хотите уйти отсюда? Я спрячу вас от ваших военных.
   Послышались крики, по-видимому приближался еще один отряд. Крабов не нервничал. Его уже клонило в сон.
   -- Да, лучше нам уйти, - ответил Рэмон самому себе.
   Мелькнул свет, и они оказались в лесу, аккурат у границы дня и ночи.
   Здесь было теплее и светлее. Заледеневшая одежда оттаивала и довольно быстро. Оказалось, что в парочке мест, на сгибах, ткань треснула. Крабова затрясло с новой силой. Однако Рэмон не обращал на это внимания.
   Сырость земли и воздуха, запах мха, дождя и наступающей весны. Здесь пел незамысловатые "кар" черный ворон. Его перья блестели на мигающем под облаками солнцем.
   -- Так просто исчезнуть там и появиться здесь?.. Рамсец, вы просто боги какие-то! - заплетающимся языком выдал Крабов.
   -- Я хочу, чтобы вы расслабились и подумали о будущем.
   Крабов чувствовал, как напряжение спадает. Ему не было все равно, но стало спокойно, он смирялся с действительностью и уже не мог объяснить даже себе, почему направил дуло в свою голову.
   -- Вы со мной что-то делаете? - вдруг догадался он.
   -- Ничего особенного! Это не в моих правилах, я не влияю на чувства людей. Просто мята, валериана и сухмэ. Травы - успокоительный сбор...
   Крабова качал дурман, но он вдруг заволновался:
   -- Меня же хватятся! Это я обнаружил несуществующего колдуна... Я искал котов, кошек. Меня будут искать!
   -- Зомбированных котов? Бешенный грипп? - ухмыльнулся Рэмон. - Интересная интерпретация.
   -- Праааав! - ответил Крабов, в манере хорошего такого опьянения.
   -- Загляните на Сосновую улицу, дом 18. Думаю прежний жилец, чучеловед один, это он таких дел наделал. Прощайте, но я еще вернусь. Советую не снимать блокатор. Хотя... Погодите-ка, возьмите этот, - он протянул веревочку. - Он намного прочнее.
   -- Вы думаете мне есть смысл возвращаться к службе? По-моему, сегодня для меня случился неожиданный дембель, - он кашлянул. - Они все поймут. Хоть и дураки, но не настолько же!
   -- Это поправимо.
   -- Как?
   -- Не волнуйтесь. Я сделаю.
   -- Что сделаете?
   -- Прощайте!
   -- Вы уходите? Уже? - Крабов напряг мышцы, чтобы холод пробирал не так отчаянно.
   Рэмон взглянул на следователя:
   -- Знаете, я пришел забрать нового, нечаянно объявившегося мечтателя, но встретил вас. Для вашей же безопасности, я должен предложить вам покинуть Воллдрим и пойти к остальным. Вы в беде, если о вас узнают. Вряд ли стоит говорить начальству о ваших способностях.
   -- Спасибо, сам догадался.
   -- Но, я решил... Ведь вы вполне адекватны. Да и выбор у вас не велик. Может быть ВЫ поможете нам, а не наоборот?
   -- Заманчиво... - Крабов ухмыльнулся. - Себе бы помочь. Но все-таки тот мальчик-вэйос? Вы говорили о Харме?
   Рэмон впялился в следователя и нахмурился, потом кивнул. Ярче эмоций за весь разговор он не выказал. Для Крабова это минималистическое удивление или скорее озадаченность осветились некой надеждой. Все-таки эти мечтатели не такие уж бесчувственные.
   -- О нем, - ответил Рэмон.
   Его спокойствие начинало раздражать. Тертый интриган Крабов и лишенный эмоций субъект - странно, что у них вообще случился такой длинный разговор.
   -- Мне кажется он не "за гранью мироздания", как вы выразились. Он в городе... Я так думаю... Если его еще не растащили на части. Я не уверен, но это возможно, - сказал Крабов и сморщившись добавил: -- Кстати, вам что, все-равно? - Крабова продолжало лихорадить, не только от промокшей насквозь одежды - в нем росло возмущение. А это было хорошо. Он начинал злиться! Опьянение отступало, наливался гнев. Это лучше уныния или апатии. Крабов приходил в себя, возвращался к жизни. Пусть не к такой, как ему хотелось бы, но все же он остается жить. -- Так вы заботитесь о своих? Харм жив, не умер, а вы так восприняли. Вас это не волнует?
   -- Это чудесная новость. Очень хорошая, - сухо ответил Рэмон. - Теперь я еще больше уверен, что вам следует побыть следователь еще какое-то время. Вы сможете помочь ему? Кстати, если вам самому понадобиться помощь, обращайтесь...
   -- Как?
   -- Ах, да... теперь ведь никак, - он задумался. -- Я сам вас навещу. Ведь никто другой не увидит меня, только вы.
   Крабов кивнул, а Рэмон вдруг исчез.
   Вскоре он появился в шагах трех от того места, где пропал. Он посмотрел на Крабова, и тот почувствовал теплый поток воздуха. Некой невидимой силой он высушил форму следователя.
   -- Я там пожары устроил... Ну и нечто схожее с тем, что вы намечтали. В нескольких местах по городу. На всякий случай. Завтра и через недельку повторю что-нибудь такое опять, чтобы уж точно вас не заподозрили. Так что включайте фантазию и пишите правдоподобный рапорт, - сказал он с лицом, на котором не дрогнула ни одна мышца. Вновь исчез.
   -- В нескольких местах?.. Всего лишь за пару минут?! - спросил недоуменный следователь.
   Не получив ответа, он про себя восхитился новым знакомым и его способностям. Кстати стало ясно, что в случае необходимости, эти самые мечтатели перебьют все многотысячное войско без каких-либо проблем. Можно смело утверждать, что мечтатели позволяют военным тут находиться. Но сколько времени они будут позволять?..
   Стало совсем тепло. Крабов прикурил. Высушенные странным действом сигареты были не то чтобы противными, но привкус присутствовал, плюс валериана...
   Он повязал полученный от Рэмона ограничитель себе на щиколотку и смачно плюнул. Прочистил горло, прокашлялся, отплевался...
   Уже скоро Крабов шагал на север в самую гущу событий, найти которые не составило труда. Он бросил полупустую пачку в снег. Дурман от трав почти прошел. В паре километров отсюда летали вертолеты, шныряли прожекторы и слышались звонкие команды, изрыгающиеся из громкоговорителей. Он ринулся туда и у первого же встреченного им офицера стрельнул сигарет, получил в мобильном медпункте повязки на щеку и запястье, снял с чьего-то плеча бушлат, закутался, а потом с головой окунулся в расследование нового "явления колдунов".
  
  
  
  
  

***

  
   Несколько магических происшествий в течение последних трех недель в разных частях города, но этим занимались нынче другие. У Крабова же наступили дни рутины. Он изучал карты Воллдрима, исследовал заброшенные дома.
   Итак, улица Сосновая, дом 18. Занесенный снегом почти до крыши дом. Как Крабов не сопротивлялся компании, но пришлось привлечь работяг, а именно солдатиков. Они расчищали сугробы. Согласно карте, этот дом находился в пределах зимы, которая, то опускала снег на землю, то вбирала его обратно в небеса. Однако дом номер 18 по странным... Хотя, чего кривить душой? Для этого места странности были обыденными и поднимающийся в небеса снег, считался нормальным. Так вот, снег на этом доме лежал сугробом: и не падал, и не взлетал.
   Солдаты расчистили проход к дому, обнаружили дверь. Следователь пробрался внутрь, а солдатам позволил перекусить и перекурить. Фонарь в руках, в промерзшей темноте офицер исследовал жилище некоего чучеловеда.
   Этот дом был запущенным и, похоже, еще во времена его использования. Хозяин явно не следил за порядком и за своим гардеробом. Одежда была словно из древних захоронений. Шкуры, тряпье, сплошь рваные штаны и рубахи, рабочий фартук и схваченные толстым шпагатом дыры на нем. Штопанные штаны и куртки, носки, дырявые ботинки с вырезанными кусками кожи. О женской руке в доме думать не приходилось. Холостяк, обитавший здесь не то что, не любил гостей, и себя не особо жаловал.
   Окна без штор; обломанный карниз, покрытый ржавчиной; шатающийся стол, с подрезанной ножкой, под которую просунули глиняное блюдце с прикоревшим, то ли клеем, то ли сметанной. Камин, груды поленищ и множество шкафов и полок с книгами, покрытыми сантиметрами пыли, копоти, грязи. Их не читали. Может десятилетия назад? Несколько замасленных книг на шатающемся столе: "Каин", "Записки бесталанного", "Курсы умельцев" и несколько других. Стены, увешанные головами, рогами, хвостами - рай таксидермиста.
   С улицы послышалась ругань солдат, визг огнеметательной машины: видать прикончили зомбированную живность. Крабов вышел. Свет ослепил его, и он прикрыл глаза. Солдаты смирно беседовали, а два ржали, изучая небо, по которому плавали фигуры лысых, волосатых, больших и малых лиц, состряпанных из туч. На земле что-то догорало в снегу. Один из солдат поддал огня, видимо не хватило с первого раза.
   Забавно было то, что рисунок неба отличался в разных частях города не только освещенностью. В одной части висела огромная одинокая луна и никаких звезд вообще, а в другой небо было темно-синим и облачным, ступи шаг в сторону и над тобой чистый небосвод. Видов неба было не меньше пары десятков. Разные его части из всевозможных уголков нашей планеты, а может и не только нашей, собрались в одном месте. Угол обзора решал все!
   Здесь же, над жилищем чучеловеда по небу плавали облачные лица. Они шевелили губами, менялась их форма и разрез глаз. Все это было забавно, но чертовски жутко.
   -- Ситуация под контролем, сэр! - отрапортовал солдат, увидав подполковника.
   -- Добро! - сухо ответил Крабов. - А что под этим сугробом? Вроде тоже крыша.
   Левее основной постройки из сугроба чуть поменьше, проглядывал угол еще одного строения. Там явно был сарай или пристройка.
   За спиной раздался треск, и пласт снега с крыши погреб под собой очищенный проход.
   -- Вы что идиоты?! - проорал Крабов и в привычной для служащих манере еще с минуту обкладывал солдат витиеватыми междометиями и массой "вводных" слов. Вскоре солдатики с утроенной силой принялись расчищать обвал, а нескольких других Крабов отправил пробираться ко второму строению.
   И почему ему опять повезло, и он не оказался под лавиной снега в доме? Да к рамсам все!
   Крабов закурил, прокашлялся, оставил солдат за работой, а сам сел в крытый одноместный снегоход, захлопнул дверь и воткнулся в документы. Часа через два оба прохода были готовы. Подполковник выполз на улицу. В этой зиме было теплее, чем в той, где он получил еще один "мечтательный" шрам. Здесь был день, и солнце серебрило останки сожженных зомби-котов почти красиво, почти живописно.
   Вчера выяснилось, что водитель Крабова Вилен был отправлен домой. "Слава мечте", - подумалось Крабову. Шутливо ли или вживаясь в образ, но Крабов вставлял в свой лексикон эти странные словечки, которыми пользовался местный люд. "Да будет у вас чудная мечта" означало что-то вроде "Всего хорошего"; "Печальная мечта" равнялась "Черт возьми!", а "Чуда тебе в нити" можно было использовать, когда в речь просилось: "Не болей, пацан, не кашляй". Крабов покхекал.
   Вилен отбыл домой, а что там с веревкой на его щиколотке? Случились ли с ним выяснения откуда и зачем была на нем ограничительная веревка в принципе? Крабов этого так и не узнал. Но оставил во внимании, что и о нем копятся факты, доносы и замечания в какой-нибудь папке, в каком-нибудь сейфе генерала или кого повыше.
   Сейчас во главе угла стояли коты и... блокатор, который он не снимет больше никогда! Вот просто ни за что! Следователь осмотрел свою зашитую в пяти местах щеку в зеркале снегохода. Швы еще не сняли, зато его пыталась "снять" докторша, что зашивала ему раны. И опять он не проникся ее трепетными выстрелами глазками и завлекательной улыбке. Женщины нынче не стояли у Крабова в приоритетах. Как же теперь снимать стресс господину следователю?
   С алкоголем кстати тоже имелись определенные трудности. Достать выпивку оказалось проблематично. Не невозможно, но это надо заниматься, искать специальных местных или среди своих. А все это лишь дополнительные проблемы, так как ко всему прочему на каждодневных утренних заседаниях и проверках в кабинете у Фейи перегар не приветствовался. Да и в сложившихся обстоятельствах частенько приходилось быстро соображать. Работать на два противоборствующих фронта непросто. Но по большему все это были обычные отговорки. По правде, как к изменяющим сознание жидкостям, так и к таким же препаратам тянуло следователя нынче вяло, не интенсивно. Об их отсутствии он забыл переживать.
   "Становлюсь приличным человеком", - усмехался он про себя.
   Крабов, как и полагалось следователю, собирал не только факты, но и слухи. Среди десятков и сотен документов о Харме не было ни слова. Но в целом опросы местного населения и патрульных оказалось занятным делом. Чудес в городе хватало. Хоть садись и пиши роман в десяти томах. Все сотворенное Крабовым в доме с крысами оказалось детскими шалостями. Встречалось и покруче. Но сейчас не об этом. Кстати дом с зомби-крысами сгорел в нуль! И два другие, подожженные его новым знакомым, - тоже. А предварительным виновником объявили беднягу Димитриса. "Чудесная мечта!" - неправда ли господин следователь?
   Солдаты отбыли, а Крабов, как он и любил, остался сам с собой в жилище некоего больного на трупы таксидермиста. Он тщательно исследовал дом, полистал книги, разбросанные в кухне, в спальне - повсюду; какие-то записи, папки с исследованиями. Этот мастер чучел писал неразборчиво, но чертежи были занятными. Чего только не пытался изобрести больной разум одинокого старика. Шкафы со скрытыми ящиками, механические фигуры животных, какие-то специальные клеевые и мумифицирующие составы. Среди общего бардака в чучелах всегда присутствовал порядок. Как выяснилось, этот дед работал не только дома, но в школе. Его кабинеты немного почистили еще до прибытия Крабова в город. Все снесли в один, в других разместили новые классы, новые дисциплины, новых учителей, на самом деле бывших учителями военных академий или просто военными офицерами, переодетыми в штатское.
   Дом осмотрен и следователь направился в сарай. Или это был гостевой домик...
   Кусок стены; окна, очищенные до середины; и сама дверь были будто металлическими. Разноплановые стройматериалы, словно расплавленный тысячами градусов металл, растеклись, застыли в жуткой картинке. Когда это случилось? Наверное, как большинство аномалий города, год назад. Но дом был не из металла, все это обычное дерево, стекло, утеплитель! Потекшие окна с такими же рамами. Чудно. И здесь кто-то колдовал, здесь тоже отметился кто-то своими мечтами.
   А что же внутри? Сразу стало ясно - перед глазами мастерская. Хлам рабочих инструментов в основном доме был лишь началом реального бардака, оказавшегося здесь. Сотни неясного предназначения инструментов. Огромные крюки, от небольших до крохотных крючков и крючочков. Некоторые гирляндами висели на стенах, другие валялись в выдвинутых ящиках стола, на полу, на столе, тумбе. Изогнутые стержни разных размеров и диаметров, молоты и молоточки, доски, гвозди сотен размеров - тонны металла, дерева, резины и недоделанных чучел.
   В углу стояла кровать. Неужто в былые времена на ней кто-то спал? Если бы не мороз на улице, здесь стояла бы приличная вонь. На полу застыла лужа из сиреневой жидкость, в нее вмерз меховой коврик, кроличий что ли. Повсюду валялись хлопья шерсти и перьев. Как монумент посреди комнаты, стоял некий ящик. Слева от ящика под бензиновый электрогенератор заботливо, видимо для колен, была подоткнута картонка от телевизора с большими синими буквами "...ВИЗОР", вокруг валялась ветошь. Этим ящиком, подключенным к генератору, по всей видимости и занимался старик в последнее время.
   Генератор покрывал нехилый иней, а внутри ящика слышалось движение. От ящика тянулись трубки, они убегали в разные стороны, словно ящик являлся центом некоего механизма. Дюжина в каждое из окон, несколько в дверь и еще под двадцать в выбитые в стенах дыры.
   -- Хороший псих, - вслух произнес Крабов.
   Приглядевшись, следователь приметил, что по прозрачным трубкам что-то движется. По одним в направлении ящика; в некоторых жидкость застыла, видимо они забились; но парочка выгоняла жидкость из ящика куда-то во двор.
   Крабов вышел на улицу и обошел сарай. Отряхнул снег с оконного отлива и обнаружил, что из дыры под жестяным козырьком торчат те самые трубки. Они утопали в снегу. Следователь тщательнейшим образом прислушался. Едва уловимо что-то пищало или шипело под снегом. Крабов сходил за лопай, которую приметил в мастерской. Он осторожно откинул несколько пластов снега, аккуратно отодвинул ногой попавшуюся под лопату доску и зацепил что-то. Он снял рукавицу. Внушительный металлический крюк вмерз в землю. Крабов ударил по нему несколько раз пяткой. Тот поддался. Крабов потянул за него и выудил цепь. Дернул за ее, она слегка вытянулась, но почти сразу застряла. Крабов раскидал снег сапогом. На цепь крепилась клетка. В ней прибитый снегом сидел кот.
   И он не был мертв!
   А в его шею входили трубки, которые тянулись из дома. Некоторые из них выдернулись, когда Крабов пытался раскопать клетку, из них вытекала голубоватая жидкость, которая плавила снег. Кот выглядел обезумевшим и совсем не походил на тех, что, словно на костылях, двигались по городу в поисках жертв.
   Кот был жив... или почти жив. Его глаза фокусировались, а в пасти едва слышно тонуло мяуканье. Что с ним делать? Куда отправить бедолагу? Возможно ли ему помочь?
   Крабов рассматривал кота и продумывал варианты. Вряд ли кто-то из Отдела Исследований будет играть в ветеринара, скорее уж продлят агонию кошачьей жизни. Сжалившись над испещренным трубками и практически впаянном в клетку животным, недолго думая, Крабов застрелил кота.
   В течение полутра часов он нашел еще шесть клеток, в каждой был кот, а в одной сразу две кошки. Какое-то безумие... Слово "живодер" не отражало всей сути. Как назвать человека, который все это задумал и планомерно воплотил в жизнь? Психопат!..
   Крабов собрал тела всех котов и сжег, под конец облил бензином ящик в доме и сделал с ним то же самое.
   Из следователя он превращался в исполнителя некой миссии, о целях которой не имел понятия. Творил добро? Да бросьте вы!
  
  
  
  
  

***

  
   Уже четвертый день господин следователь возвращался к жилищу таксидермиста. Он нашел много занятного, отвратительного, пугающего и даже страшного... По городу все еще шныряли коты и оставалось загадкой повлияло ли как-то действо Крабова на их распространение или нет. Были ли несчастные обитатели упакованных в снег клеток источником проблемы, связаны ли они с бешенным гриппом или оказалось лишь рядовой, но чудовищной находкой? Но Крабов ни поэтому возвращался на Сосновую улицу. Он ждал, и наконец дождался.
   Из дома вышел тот самый мечтатель, что бегал по морозу в шлепанцах и рубахе. Оделся правда он теплее, видимо в прошлый раз явился в город в спешке. На нем был полушубок и вязанная шапка. Ко всему практичному обут он был в те же шлепанцы, натянутые на махровые носки в серо-синюю полоску, которые выглядывали из-под коротковатых штанов.
   Он взглянул на небо и покачал головой. Казалось облачные головы что-то значили, он видел в них смысл, а может раньше не приходил сюда и потому как будто удивился.
   -- Нас видят сейчас? Или мы в вашем вакууме?.. - спросил Крабов.
   -- Ах, да, - сказал Рэмон и без всяческих маханий руками или округления глаз - как представлялось Крабову колдовство - продолжил говорить: - Всегда сразу действую, но тут задумался... Теперь мы изолированы, - добавил он.
   -- Чудно.
   -- Что именно?
   -- Да так, не важно, - махнул Крабов.
   Они долго беседовали. Крабов узнал о том, как концентрировать мысли и не давать им лететь невесть куда, неудержимо. Правда Рэмон не рекомендовал практиковать мечтательство. Не здесь! Надо начинать практику в месте попроще Воллдрима. Крабов узнал, что есть пространство, где обитают мечтатели ныне. Что-то вроде другого измерения, существующего параллельно городу. Вот бы сбежать туда! Но Рэмон не позвал, да и Крабов давно принял, что на его совести крылатый мальчишка и потому не попросился. Вообще не слишком то распространялся Рэмон о вопросах мечтаний. По его словам, чем меньше знаешь, тем ты в большей безопасности, потому он минимально делился информацией, но больше расспрашивал. Крабову же ничего не оставалось, как отвечать на вопросы. Он совершенно точно был с "ними", с мечтателями. Таким он оказался по своей природе, и с этим ничего не сделать.
   -- Димитрис что-нибудь вам говорил? - вдруг спросил Рэмон.
   Такой вопрос удивил следователя. Эту тему он не поднимал, да и вообще она была не слишком-то приятной.
   -- Так говорил или нет? - повторил Рэмон. - Я хочу объяснить...
   -- Спрашивать откуда знаете не имеет смысла?
   -- Не за чем тянуть время, - согласился собеседник.
   -- Димитрис сказал много всего, но ничего полезного. Хорошим человеком назвал, - усмехнулся Крабов.
   Рэмон спокойно смотрел на собеседника:
   -- Уверен, Димитрис не знал, что делать со своими мыслями. Он просто чувствовал, что-то понимал, но явно был не готов. Думаю, он не то чтобы погиб, скорее изменился настолько, что стал частью природы. Чем-то противоречивым, чем-то особенным. Трудно сказать кем или чем конкретно. В других мирах такое не редкость, в большинстве - невозможное явление. Но чего сравнивать? Имеем то, что имеем.
   -- Да... Наверное... - размышлял Крабов. -- Но ведь как страшно знать, что ты уже не будешь прежним.
   -- Страшно? Забавно, но анализируя людские страхи, я сделал занятный вывод. Единственный страх, который может превратиться в нечто продуктивное - это осознание, что жизнь твоя отныне станет предсказуемой. Страшно, что в жизни не будет перемен, страшно, что все ты в ней наладил.
   Крабов не сразу ответил. Он смотрел на нового знакомого и начинал видеть в нем знакомые черты. Он видел в собеседнике одиночку, оторванного от окружающих его людей, полагающегося только на себя, который не выказывал видимых эмоций, а рассуждения его были легки и понятны. Этот маг был не по годам мудр... или по годам... да черт их разберет, этих мечтателей!
   -- Прав, - ответил наконец Крабов. - Но, а другие миры? Это вы о чем?
   -- Это слишком сложно. Давайте для начала с этим миром разберемся.
   -- С этим?
   Рэмон кивнул. Крабов нравился ему. Он был сдержан, умен и в каком-то смысле отчаян, но очевидно в нем творилась некое противостояние с самим собой. На исход этой битвы он не хотел влиять, да и вряд ли существует сценарий, по которому можно притащить человека к чуду. Рэмон верил, что по своей природе сильный ум не выберет печаль. Пусть не сразу, но придет к чудным мечтаниям. Порой на смертном одре приходит понимание, но оно приходит... если успевает. Если победил он тревогу, если нашел в себе самодостаточность, и одиночество не является для него наказанием. Если нет в нем страха перед самой жизнью и веры в ее предначертанность. Что может быть хуже существования судьбы? Что хуже смирения со своим несчастьем или никчемностью?..
   Даже сейчас, зная, что Крабов не обязательно поверит в чудо и решиться помочь. Зная, что стоит на кону, Рэмон не волновался. Жизнь в любом случае продолжится, так или иначе. Любой сценарий и не плох, и не хорош - он просто есть...
   -- Но я не соглашался помогать, да и вообще... - в конце беседы отчего-то ляпнул Крабов. Цену себе набивал? А может расширял поле для маневров?
   -- Ты не тот человек, который раздает обещания себе или другим... Ты просто действуешь. Я прав?
   -- Кхе, - закашлялся Крабов, подметив про себя, что этот мечтатель чертовски хорошо разбирается в людях. "Отличный вышел бы следователь", - подумал он и криво улыбнулся, но потом отчего-то плюнул себе под ноги.
   -- Да будет у нас чудная мечта! - махнул на прощанье Рэмон.
   -- Все будет! - ответил Крабов.
  
  
  

Глава 17. Мечты Хванча

  
   Элфи уже проснулась, она чувствовала, как по перине кто-то тихонько ступает. Понятное дело, это пробиралась Фелиссия. Элфи прикрыла глаза и притворилась спящей. Она не двигалась. Что же кошечка будет делать? А может напугать ее?
   Но нет, Фелиссия имела свой план. Она аккуратно ступила на подушку, подобрала коготки, едва-едва коснулась мягкой лапкой носика Элфи и тут же отпрыгнула подальше. Девочка открыла глаза и приподнялась на локтях.
   Фелиссия скучно так повернулась к Элфи своей невозмутимой мордашкой и принялась вылизывать шерстку.
   Разбудила свою хозяйку и состряпала "на скорую лапу" себе алиби, мол я сама только проснулась. Вот же хулиганка!
   -- Фелиссия, и часто ты так делаешь?
   Элфи вылезла из-под одеяла и подползла к кошке. Ноги оказались на подушке, а руки уже гладили Фелиссии спинку. Киса лизнула Элфи в ладошку. Это было щекотно и очень мило.
   -- Какая хитрая! Ты всегда меня так будишь?
   Взглянув на Элфи, Фелиссия мурлыкнула и спрыгнула на пол. Тут же принялась нарезать круги по серому коврику, выдавая тирады о пришествии времени кормления.
   Это утро стало немного особенным. Почти ностальгическим. Элфи вспомнила, как в доме на улице Камней Фелиссия любила подремать с ней, встречала пробуждение Элфи и яростно требовала свой завтрак!
   Сегодня, как и несколько предыдущих недель, Элфи спала вместе с мамой в самой большой комнате нового жилища Смолгов.
   Дом не был огромным, скорее скромным. Две спальни на втором этаже и небольшая гостиная на первом, крохотная прихожая - вот и все. Минимум мебели, максимум пустоты. Серые кирпичные стены и серый пол из фигурной плитки со странными птицами, почти голыми. У птиц этих были длинные клювы, скрученные кверху. На крыльях виднелось всего-то несколько пушистых перьев, зато они имели перепонки, и потому птицы немного смахивали на птеродактилей.
   По стенам вместо краски или обоев тянулись растения. Они были полностью плоскими. Росли строго вдоль стен, а листочки в форме правильных пятиугольников обрамлялись крохотными и цепкими зубцами. Стебли, листья и весьма редкие цветы цеплялись за шероховатый кирпич и давно покрыли стены в каждом из помещений. Никогда они не разрастались на что-либо другое: мебель или дверные проемы. Наверное, такова была их природа - служить чем-то вроде живых обоев. А еще они были прозрачными, но свет, попадая на них, играл оранжевым и фиолетовым, что создавало в помещении волшебную атмосферу, отчего порой можно было забыть, что мир этот сер и непримечателен. Вьюны окутывали дом не только внутри, но снаружи, потому он казался бензиновым пятном на сером фоне города.
   Такой своеобразный декор встречался на Изнанке нечасто. Помимо дома, в котором жила Элфи, видела она нечто подобное лишь еще в двух жилищах этого мира.
   Светильников в доме Смолгов не было вовсе. Да и к чему они, если в этом мире всегда стоит день?
   Дверь в ванную распахнулась, и укутанная полотенцем в комнату вошла мама. Сразу стало ясно - она поет. Звук уже мог добраться до слуха Элфи.
   Мама напевала одну из песенок мистера Хванча. Согласно словам из припева, вместо неба над головами жителей мира Рангва простиралось поле пушистых ноготков. Благодаря юноше, влюбленному в рыжеволосую Минуэль, поле цвело и красило небосвод в дивный цвет ее волос. Предполагался веселый и вдохновляющий мотив, ведь юноша, высаживающий цветы, был не только увлечен своим делом, но чрезвычайно счастлив дарить людям всю эту красоту. Однако мама исполняла песню в ином мотиве, не так как мистер Хванч. В голосе Магдалены читалась грусть.
   -- О, Элфи, ты уже проснулась?
   -- Доброе утро, мама! - торжественно произнесла Элфи и вскочила на ноги. Она подпрыгнула на мягкой перине, и та словно водяной матрац затрепетала. Элфи потопталась по пуховым волнам и плюхнулась на коленки.
   -- Сегодня я раскрыла хитрость Фелиссии, - заявила Элфи, продолжая, стоя на коленках, качаться на матраце.
   -- Да? И в чем же хитрость? - сказала мама и присела рядом.
   -- Она придумала, как меня будить, не вызывая подозрений.
   -- О, коварный кошачий план? В чем задумка?
   -- Фелиссия подкрадывается ко мне тихонько и лапкой трогает мой нос. Легонечко-прелегонечко. Знаешь, такое чувство... - Элфи почесала свою шоколадную прядь, соображая, обняла маму и уткнула нос в ее полотенце, закрученное на волосах. Глубоко носом вдохнула: -- Ой, как вкусно пахнет... Ну как бы это объяснить?.. О! Знаешь, если заснуть на лужайке, ветер шевелит траву, и та щекочет кожу... Или! или! - она подскочила на ноги, и зажужжала, водя пальцем по воздуху. - Или муха! Если на кожу сядет и ползет... Тогда сразу просыпаешься, и дремоты как не бывало! Во как! Такая Фелиссия хитрая!
   -- И умная, - рассмеялась Магдалена.
   -- Это точно! Жжжжжжжжжжжж... Как муха!
   -- Умная, как муха, или хитрая?
   -- Нет, щекотная! - Элфи захихикала.
   Она закрутилась в одеяло. Ноги торчали с одной стороны, а голова и плечи с другой. Ноги били по матрацу, пока малышка, подперев руками щеки, наблюдала за мамой. Ей нравилось следить, как мама причесывается, как она смазывает кремом руки, одевается, сушит волосы невидимым потоком теплого воздуха, который создает весьма ловко. А еще мама покормила кисулю, и та наконец успокоилась - улеглась на полу у балконной двери и задремала.
   -- А ты что же, так и будешь валяться в постели? - спросила Магдалена, закончив утренний туалет.
   -- Ох, если бы это было интересно, тогда валялась бы весь день. А так скукатища! Да еще очень уж устают локти, когда вот так лежишь. - Элфи надула щеки и перевернулась на спину, потрясла затекшими руками: -- Очень устают... - она подняла ноги кверху и пошевелила на них пальцами, потом подула на ступни: -- Им вообще не холодно! Я вот дую. Фуууууууу! - Элфи старалась, аж раскраснелась. - Нет, не доходит ветер до них. Вообще я не понимаю. Почему я не слышу, как льется вода в ванной, но, как только ты вошла, я услышала, что ты поешь? Ванная-то вот совсем рядом. Сейчас сосчитаю расстояние!
   Она вскочила. Правда с минуту пришлось выпутываться из оков подушек, одеял и покрывала. Элфи спрыгнула на пол:
   -- Один шаг, два шага, три... - она остановилась. - Мам, знаешь Кирк сказал, что первое число это не "один", это - "нуль". Начну-ка я считать сначала.
   Она вернулась назад и подпрыгнула на месте. И тут же забыла про счет шагов.
   -- Знаешь, мам, я уже лучше летаю... - сразу после этой необдуманной фразы, Элфи рухнула на пол, исчезнув из поля зрения Магдалены абсолютно. Девочка наполовину влезла под кровать. -- Ты не знаешь, где-то тут?.. Нуууууу...
   -- Ииииии? - спросила Магдалена. -- Элфи! Давай, вылезай оттуда!
   Элфи неспешно показалась из-за матраца и аккуратно так принялась ровнять простынь ладонями. Какая-то неуклюжая песенка засела на языке, и Элфи уже по пятому кругу вторила две известные ей строки первого куплета.
   - И? - повторила мама. -- Лучше летаешь? Что ж показывай!
   Элфи взглянула на маму:
   -- Я не хотела...
   -- Летать или проговориться? - Магдалена не злилась, она пытливо смотрела на дочурку.
   -- Проговориться, - призналась Элфи и встала. Судя по ее лицу, она опять отвлеклась, хотя возможно попыталась запутать маму. Она зашагала к ванной: -- Нуль шагов, один, два, три...
   -- Элфи, Кирк прав. Есть в математике числа меньшие, чем единица, но считают все-равно с числа "один".
   -- Но это глупо! Надо с самого маленького числа начинать!
   -- С этим мы разберемся потом. Ты летать научилась? - спросила мама, она явно не купилась на нули и единицы.
   -- Немного лучше, чем сразу...
   -- Ага, значит те синяки и царапины...
   -- Не все! Я только пару раз упала! Да и то, когда мы убегали...
   -- Убегали? От кого?
   -- Ай, смотри лучше.
   -- Элфи!
   -- Чтооооо? Просто бегали...
   -- Скажи мне, пожалуйста, ты только летаешь, больше ничего опасного? Элфи, этот мир совсем небезобиден. Даже я одеваю на комнату блокатор, когда ложусь спать. Мечты иногда...
   -- Я знаю! - Элфи уже стояла у двери в ванную комнату. Она прошептала: "Итого: семь шагов!" - и продолжила: -- Мама, я за чудо и за то, чтобы ты не волновалась. Все хорошо! - Однако малышку уже съедало нетерпение, она сжала кулачки и, прижав их к груди, сквозь зубы процедила: -- Я больше не могу терпеееееть... Давай покажу! Смотри как я могу!
   -- Ладно, показывай!
   Последние несколько дней Элфи чувствовала небывалое вдохновение. Ее мечты были легки и невероятны. Ее словно питал источник чудных желаний. Она летала более ловко, она пробовала всевозможные воздушные трюки. Но догадывалась ли девочка, почему стало так запросто ей мечтать? Об этом вряд ли кто узнает. Причина же крылась в тумане. Мистер огородник своими нечаянными мечтами одаряет ее особенно сильно сейчас, потому что непрестанно мыслит, непрестанно действует.
   Элфи выпрямилась и сложила руки перед собой, закрыла глаза. Она оторвалась от пола на пару десятков сантиметров.
   -- Очень хорошо, но не стоит летать с закрытыми глазами, - прокомментировала мама. - Давай! Открывай! Наблюдай за тем, что делаешь. - Магдалена присела, но была готова подстраховывать дочь. Она знала, что волноваться не стоит. Родительская тревога частенько мешает ребенку развиваться, а нынешняя ситуация была у нее под контролем. В любую секунду Магдалена среагирует и предотвратит падение.
   Элфи открыла глаза. Ее стало качать, из стороны в сторону, немного кверху и вбок.
   -- У тебя славно выходило с закрытыми глазами, но стоит учиться видеть то, что ты делаешь. Мы с тобой давно знаем, что все во власти мечты, потому не давай ей бояться. Это лишнее! - Магдалена излучала само спокойствие. Она не суетилась и с восхищением наблюдала за первыми достижениями дочери.
   Новоиспеченную птичку в пижаме еще немного потрясло. Мама наблюдала дальше. Элфи висела на полметра выше пола, расставив пальцы веером, словно опиралась ими на воздух.
   -- Ты хорошо летаешь. Очень-очень... - сказала мама.
   Дочурка заявила:
   -- Сейчас кое-что покажу, хи-хиииии!
   Закрыв все-таки глаза, Элфи крутанула в воздухе сальто и выдала:
   -- Во как! - она была довольна собой.
   -- Чудная мечта!
   -- Чуднее чуда станет та мечта! - ответила Элфи. -- О, мам, а покажи, как ты умеешь!
   -- Хм, хорошо, но сперва одень свои сандалии!
   -- Ты что-то задумала? Ладно-ладно, сейчас... ­Ну все, я готова!
   -- Тогда начнем! - сказала Магдалена.
   Она подошла и, обняв дочь, мгновенно метнулась в сторону балконной двери. Элфи зажмурилась, и не увидела, что стеклянная дверь вовремя отворилась. Они помчались ввысь. Элфи вжалась в мамину грудь и обхватила ее за талию. Но вскоре смогла довериться, открыла глаза и почувствовать красоту полета.
   Под ногами раскинулся город. Сейчас Элфи обратила внимание, что он находился на равнине. Земля гладкая, никаких бугорков или пригорков, совершенно ровная плоскость. Дома располагались вдоль ровных же дорог, ведущих к Школе Мечтателей. Они ровными лентами убегали от круглой площади во всех направлениях, разрезая город на дольки, вроде апельсиновых. А небо... В общем-то осталось оно совершенно прежним.
   -- Выше нельзя, - сказала мама.
   -- Почему?
   -- Этот мир не пускает. Возможно там просто ничего нет, возможно небо - иллюзия.
   Но что по-настоящему удивило малышку, так это туман. Они летели высоко, здания внизу казались мельче квадратных леденцов, однако увидать хоть что-то за пределами тумана не удавалось. Он был повсюду по границе города и насколько хватало взора. Этот мир, вопреки предположениям Кирка, скорее всего был крохотным.
   -- Мама, а кто живет в тумане? Там могут быть обычные люди?
   Магдалена будто испугалась вопроса, она ответила:
   -- Я не знаю... Об этом трудно судить.
   -- А оттуда кто-нибудь приходил? Ну когда-нибудь?
   -- Говорят было два случая... Очень давно... - волосы мечтательниц едва колыхались, несмотря на то, что Магдалена заметно ускорилась. Она сделала резкий круговой заворот, и Элфи вцепилась в маму еще сильнее. -- Почему ты интересуешься? Ты, надеюсь, не собираешься гулять рядом с границами города?
   -- Ой, ну зачем туда ходить? - ответила Элфи и постаралась отвернуться. Впрочем, мама не смотрела на нее, она, как и дочь, любовалась пейзажами. Мама замедлила полет, уставившись куда-то вниз. Удивительно, но про человека в тумане, о котором рассказывала ей Элфи в доме мистера Хванча, она как будто позабыла. Ну да ладно!
   -- Давай кое-куда заскочим, - предложила мама.
   -- А куда?
   -- Сейчас увидишь!
   Пара мечтательниц опустилась на землю у жилища мистера Хванча. Элфи пробралась в грядки, зацепившись за невидимые колючки (видимо растения-невидимки поселились и в саду главного огородника). Усевшись перед круглой клумбой сладостей, она запустила руки в клубнику. Плоды попадались двух видов: вкусные и никакие.
   Мама помчалась в дом, но уже через минуту вернулась. Она была разочарована и даже подавлена:
   -- Его опять нет.
   -- И в школе нет уже больше недели. Думаешь мистер Хванч ушел в Воллдрим?
   Магдалена задумчиво ответила:
   -- В Воллдрим? Да... А может нет...
   Она подошла и погладила Элфи по волосам:
   -- Все уходят. Я виновата в чем-то? Почему так происходит?
   -- Мам, ты о чем? Попробуй, вот! - Элфи протянула маме три клубнички. - Мистер Хванч говорит, что это не "ягода", а "многоорешек".
   Магдалена села на корточки рядом:
   -- Чудное название. Я уж позабыла. Так мило...
   -- Очень смешное, - согласилась Элфи и запихнула в рот еще одну красную "ложно ягодку". Одну себе, а другую положила в руку маме. -- Я закончила! - радостно сообщила она.
   К чуду Элфи мама за последний месяц изменилась в настроении. Наверное, в отсутствие папы она решила окружить дочь любовью с удвоенной силой. Они много смеялись, танцевали, вновь стали очень близки. Элфи все чаще вспоминала Воллдрим. Как они жили там, как им было хорошо, и не припоминала малышка, чтобы в те дни мама была печальна или чем-то озабочена. Элфи не скучала по папе, но, как и любая любящая дочь, желала его скорейшего возвращения. Когда она говорила об этом маме, та кивала и переводила тему разговора в другое русло.
   Однако в последние дни мама вновь изменилась, она все время вспоминала о мистере Хванче, который отсутствовал на уроках неделю или даже больше.
   Элфи подумывала поискать своего месус-феи. Может быть в Воллдриме? Но туда не попасть! Взрослые успешно оградили от посещений города всех детей, да и не только детей. Поискать Харма так и не вышло, а теперь и мистер Хванч пропал.
   Элфи отвлекала себя разными занятиями: летала, раскрашивала все вокруг, вспоминала о Харме. Она часто о нем думала. То чувство около тумана, будто Харм появился, но уже через секунду исчез напугало малышку Смолг. Она отмахивалась от предчувствия и вскоре решила, что они встретятся. Ни за что он не потеряется! Печаль о Харме более не касалась ее мыслей, и Элфи даже не понимала насколько она сильна в чуде. Она сама была будто чудо этого мира (а может и чудо всех миров). Она, как никто иной, умеет думать о хорошем и воплощать самые чудесные желания. Харм найдется, он не исчезнет. Никаких сомнений!
   -- Его больше нет, - слова мамы вырвали Элфи из мыслей о Харме.
   -- Мы найдем его, мама. Он придет! Он где-то есть, и все будет чудесно!
   -- Ты веришь в это?
   -- Конечно верю, мама! - ответила Элфи и обняла Магдалену за шею.
   Мама улыбнулась:
   -- Кристиан найдется...
   -- О да, и мистер Хванч найдется! Но я про Харма. Мам, Харм обязательно найдется!
   Магдалена посмотрела на Элфи и, убрав локоны с ее лица, прижала дочь к себе:
   -- И Харм найдется... Он найдется, найдется... Зачем ты ушел от меня? Почему ты оставил меня?
   -- Мама, мне больно, - Элфи почти задыхалась, а мама все говорила и говорила. Элфи уже теряла сознание, но объятия мамы становились лишь крепче. Элфи пыталась сказать... Она что-то шептала. "Мама, мама, мааааамаааааа..."
   Все посерело и пропало...
  
   Над Элфи склонилось почти белоснежное лицо. Красновато-рыжие волосы, собранные в две косы, словно блестящие на солнце змеи, извивались над головой женщины. Она смотрела на девочку и гладила ее по волосам, в точности как делала мама. Вокруг деревья, какой-то сад... Малышка была почти невесома, а женщина с болезненной улыбкой монотонно заговорила маминым голосом: "Тоскуй по нему, тоскуй! Так ты найдешь Харма быстрее. Печаль усиливает мысли, многократно усиливает. Твоя мама поняла это, и она уже сильнее многих. Она почти, как я. Тоскуй по нему! Плач, вспоминая о нем! - вдруг она сама заплакала и откинула девочку прочь. Элфи поплыла. Женщина выпрямилась, схватила одну из своих кос, которая оказалась чрезвычайно длинной. Она накрутила ее себе на шею, будто шарф, а из второй косы связала петлю и, раскрутив ее над своей головой, набросила петлю на шею Элфи, словно лассо; потащила девочку к себе: -- Я плачу уже много лет и оттого непобедима! Никто не видит печаль моей жизни, но каждый чувствует силу моей печали. Они чувствуют меня... Все чувствуют..."
   Элфи опять задыхалась, но вдруг все закончилось. Она услышала голос:
   -- Элфи, Эл-фи-и-и-и-и...
   Малышка открыла глаза и увидела склонившегося над ней Кирка. Он дул ей в лицо и похлопывал по щекам.
   -- Слава мечте, ты очнулась! - быстро проговорил он и сел на землю. - Ты почему в пижаме?
   Элфи приходила в себя. Кирк что-то там говорил, он был взволнован. Но Элфи не слишком слушала. Хотя, по правде, оправилась достаточно быстро.
   -- Где мама? - спросила она, нащупав висящий на шее кулон.
   -- Она там, - Кирк указал на дом мистера Хванча.
   Зеленая дверь была отворена.
   -- Ты как тут оказался?
   -- Я шел к тебе и увидел вас. Как вы по небу летели...
   -- Я рада тебя видеть.
   -- И я, - ответил Кирк и покачал головой.
   Он не стал рассказывать, что благодаря его внезапному появлению Элфи не задохнулась окончательно. Он не сказал, что мама ее совсем не соображает, что делает. Что, причитая и рыдая, она чуть не придушила собственного ребенка.
   -- Не пойдем! - твердо сказал Кирк. -- Тебе надо переодеться! - он попытался отвлечь Элфи. -- Пойдем к вам домой! Можем и ко мне, если что... - Он протянул руку и приготовился воспользоваться шебраком для перемещений.
   Но разве можно в этом мире остановить мечтательницу? Элфи в одно мгновение оказалась в воздухе и уже через пару секунд была в доме. Она приземлилась у обломка разбитого стола. Элфи не могла сейчас осознать, что, если особо не задумываться, полет выходит довольно ловко, впрочем, вскоре она оценит это.
   Кирк вбежал следом и остановился в двери, в доме был настоящий кавардак. Разломанная мебель; разбитое окно; словно обглоданная гигантами-бобрами лестница с вырванными то там, то здесь кусками дерева; а под ногами тряпка, на которой Кирк моментально угадал некогда цельную "кошачью" скатерть.
   Что здесь случилось? Но главное, почему он не переместился вместе с Элфи раньше, когда только нашел ее без чувств? Вот идиот!
   С чашей в руках, у которой до половины был отбит ободок, на табурете у торчащей вбок ножки стола сидела Магдалена. Она пила из чашки или ей так казалось. Она говорила с кем-то невидимым, но потом заметила Элфи, встала и шагнула к ней, протянула руку:
   -- Откуда ты, дитя? Ты заблудилась? Мы как раз говорили... - Она повернулась к столу и вдруг закричала: -- Нет! Он ушел! Опять! - она метнула взгляд на Кирка: -- Вы, оба, зачем вы здесь? Вы спугнули его! Теперь его опять нет! Пустота, опять никого. Он ушееееел! - она разрыдалась, повторяя одно и то же: "Он ушел, ушел, ушел..."
   -- Мама, что с тобой?! - Элфи оторопела. Мама никогда не кричала на нее. Да и почему она плачет?
   Женщина посмотрела на дочь:
   -- Ты кто? - спросила Магдалена.
   -- Ма-ма? - осторожно произнесла Элфи и непроизвольно сделала два шага назад, пока не уперлась во что-то мягкое. Малышка, не устояв на ногах, упала в кресло. Что творится с мамой? Почему в доме мистера Хванча такой беспорядок? Что же такое?! -- Маааама...
   -- Миссис Смолг, не волнуйтесь, все хорошо, вам надо успокоиться... - сказал Беккет, даже не глядя на миссис Смолг.
   Магдалена улыбнулась и запустила руки за шею. Она перебирала волосы, подкидывая их и расправляя.
   Шебрак рядом с ладонью в кармане, но надо быть осторожным. Кирк не хотел случайно переместиться без Элфи. Если это случится сколько времени ему понадобится, чтобы прибежать сюда вновь? До Элфи шагов десять, Кирк переступил через какие-то доски, палки, - что за бардак? Что-то треснуло под ботинком, и Магдалена вдруг заговорила:
   -- Элфи? Моя хорошая... - она подскочила и обняла дочь: - Я учу тебя летать! Я совсем забыла. Полетели! - она схватила Элфи и закружила в своих объятиях. Под ногами трещали черепки разбитой вдребезги посуды.
   Кирк приблизился, он ждал удобного момента. При желании он мог ухватить Элфи за ногу.
   О
   -- Нет, мам, я не хочу! Я не хочу летать. Поставь меня!
   -- Не надо, миссис Смолг! - Кирк понимал, что троих его диск не переместит. Как же ему отделить Элфи от матери? Переместиться и позвать отца? А вдруг он не успеет? Но придумать способ Беккет не успел.
   Магдалена уже, оторвавшись от пола, потащила дочку вверх. Кирк прыгнул, едва успев ухватить Элфи за ноги. Его тоже подняли к потолку. Магдалена уперлась спиной в балки, недоуменно посмотрела на них, чуть опустилась и с новой силой ударилась спиной в перекрытие потолка. Еще и еще раз! Дети кричали, молили, почти плакали, но она не слышала. Наконец потолочные балки треснули. Еще удар, и они проломились. Не только силой мысли, но и силой своего тела Магдалена одолела крышу строения. Царапины и глубокие порезы - дети пострадали, но больше всех досталось Магдалене! Она была изранена. На ее лице, руках и платье резвились ручейки крови. Красные шарики спрыгивали с тела женщины, оставляя в воздухе кровавый серпантин, когда она неслась в небо серого мира.
   Магдалена не чувствовала боли, она улыбалась! Поднявшись на сотни метров, Магдалена остановилась. Дети от ужаса умолкли. Элфи висела на маминой шее, а Кирк вот-вот соскользнет и полетит вниз!
   Женщине ничего не стоило держать обоих, она искала что-то взглядом и вдруг - улыбка, и она помчалась к туману.
   В нем что-то было! Он излучал что-то такое...
   Словно одержимая, не думая, Магдалена неслась в туман, ведь в нем было нечто вожделенное. Она почти достигла цели. Несколько мгновений, и она окажется внутри!
   Кристиан... Любимый Кристиан...
   -- Нет, мама! Не надо! Мама! Мама! - крикнула Элфи. Ее мольба, наконец выхватила из оцепенения Беккета. Кирк тоже заорал, пытаясь привлечь внимание миссис Смолг.
   Магдалена вдруг заметила детей - балласт оказался для нее сюрпризом. Она забыла, что тащит за собой лишний груз, и теперь, глядя на дочь и мальчишку-соседа, заметно удивилась. Она рассматривала детей и не узнавала в них ничего родного или хотя бы знакомого. Женщина крутанулась и силой мечты откинула обоих прочь.
   Стало легко! Стало чудесно! Она набрала в легкие воздух и устремилась в белую пелену.
   Она летит в туман, ведь там ждет ее кто-то важный... Он там! Еще чуть-чуть, и она увидит его вновь!
   Но туман не пустил ее. Женщина врезалась в него, словно в стену. От силы удара она лишилась чувств, и уже через несколько секунд Магдалена рухнула на землю.
   Девять дней назад Хванч даже не заметил, как промечтал всего одну мечту, перед тем как вошел в туман. Магдалене не пойти за ним. Они больше не будут вместе...
  
  
  

Глава 18. Родной город

  
   -- Она сошла с ума! - взволнованно повторил Кирк, продолжая сжимать руку Элфи.
   Кирк словно прикипел к малышке Смолг. Элфи плакала. На обоих вэйшебах оказалась целая россыпь царапин и ссадин, а одежду ждал не ремонт - наверняка помойка. Похоже зря пришила мама к пиджаку Кирка ту злополучную пуговицу. Одежда восстановлению не подлежала ни при каких обстоятельствах! Дети стояли перед Кириллом Беккетом, и к их удивлению, услышав историю о поведении Магдалены, он скорее разозлился, нежели удивился.
   -- Еще один случай... - прошептал Кирилл, даже не поднявшись с кресла.
   -- Еще один?
   -- Да-да... Надо найти ее. - Он встал, положил книгу на стол. -- Дождитесь меня. Я скоро вернусь, - и исчез. Он переместился.
   Обняв Элфи, Кирк попытался ее утешить. Он вспомнил, как они падали вниз, как ему, с трудом державшемуся за лодыжки Элфи, пришлось орать и лупить подругу своей ценнейшей головой по острым ее коленкам, чтобы та пришла в себя. Элфи визжала и боялась открыть глаза. Он вопил: "Лети! Лети! Ты же умеешь летать!" - слава мечте, они полетели. Но их шатало, и Элфи слабо контролировала ситуацию. Благо Кирк, изловчившись, воспользовался перемещательным шебраком. И вот они оказались в доме Беккетов!
   Они упали на пол у распахнутого кабинета Беккета-старшего. Кирк встал и, схватив Элфи за руку, потащил малышку в кабинет отца. Тот поднял глаза и уже начал было отчитывать их за беспечность, повторять про запреты, но вдруг осек себя. Сын с тревогой смотрел на отца, а Элфи была в шоке, лишь через минуту она выпала из ступора и наконец расплакалась, в самый что ни на есть захлеб.
   -- Магдалена чуть не убила нас. Она сошла с ума! - закончил короткий рассказ сын.
   Итак, отец! В своей привычной манере, вновь поступил неподобающе родителю. Ни минуты дополнительного внимания, никакого утешения. А ведь, если подумать, перед ним стояли испуганные дети. Пусть Кирк не малыш, но ведь сын! Отец, как обычно, парой фраз расспросил о случившемся и занялся более важными делами. Сейчас Кирк осознавал это как никогда прежде. Он вновь задавал себе вопросы, которые были невыносимо тяжелы.
   Почему отец предельно холоден, избегает общения, постоянно уезжает по каким-то делам, то на дни, а то и на долгие месяцы? Почему так мало времени проводит с семьей? Похоже у него всегда находятся дела поважнее, чем сын... да и, пожалуй, важнее жены. Возможно из-за ничтожности в глазах Кирилла собственной супруги, Кирк непроизвольно также стал относится к матери. Ум восьмилетнего ребенка поражал, точнее мог бы поразить любого, если б только взрослые смогли пробраться сейчас в его голову. Кирк вдруг увидел ситуацию со стороны и многое понял.
   В кабинет вошла Лилианна. Она опустилась на колени около детей.
   -- Что произошло?
   Она погладила Элфи по голове, и та, уткнувшись в плечо женщины, обняла ее. Кирк посмотрел на маму и впервые за долгое время ощутил не раздражение, но понимание. Она, как и Кирк, была брошена человеком, которого не просто любила, но которым восхищалась. А ведь мама старалась заменить ему обоих родителей. Неумело старалась... Да и не могла суметь.
   -- Уже все хорошо, - сказал сын и коротко обнял мать. - Элфи... Помоги ей... Мама, - с натугой выдавил он. -- А мне надо удостовериться.
   Он ступил назад, высвободил руку.
   -- Кирк, погоди... - позвала Лилианна.
   -- Мне нужно... я сейчас... - он вышел из кабинета, не осознавая, что поступает сейчас в точности, как и отец.
   Беккет-младший думал лишь о главном, о важном, о первостепенном, и это была не забота о близких, но желание найти отца! Однако...
   Локтевую впадину что-то жгло изнутри, она болела сильней, чем раньше; намного сильней.
   Кирк прошел в коридор и свернул налево. Он прижал болезненное место ладонью. Белая дверь, ведущая в уборную. Дверь не деревянная - каменная, однако отчего-то вовсе не тяжелая. Он внутри. Кирк изучил лицо в зеркале: рассеченная бровь, вспухшая губа, а укладка - кошмар цирюльника! Кирк снял пиджак, и тот сразу отправился в урну. Мальчишка умылся, причесался - стало получше. Но это так, незапланированное отступление. На самом деле он пришел сюда для другого...
   Закатав рукав, Кирк снял кусок целлофана, что примостил на повязке, дабы не выпачкалась рубаха, размотал пропитанный кровью и чем-то желтовато-прозрачным бинт. Он медленно выдохнул через рот: от манипуляций с раной боль становилась почти невыносимой. Кожа вокруг сильно покраснела. Кирк осматривал эту странную ссадину, раздумывая что же с ней делать. Еще утром на ее месте образовался волдырь размером с персиковую косточку, но сейчас волдырь лопнул, и в ране точно поселилась инфекция!
   Почему в обычной царапине случилось такое воспаление? Да и рана эта напоминала скорее ожог, а не последствия расчеса... Изнанка виновата? А может все из-за неверно выбранного метода лечения?..
   Вдруг в ране что-то шевельнулось, некая тонкая сверкающая линия. Она чем-то напомнила волосистого червя, живущего в стоячих водоемах. Кирк всмотрелся, но червя будто бы и не было. Недоумевая, Кирк отвел взгляд и, нахмурившись, какое-то время пялился в сливное отверстие раковины, пытаясь совладать с мыслями. Непроизвольно до побелевших костяшек пальцев он сжимал плечо выше раны.
   Что это за гадость? Может быть ему показалось?
   В такое верить неприятно, и потому Кирк быстренько убедил себя, что ему померещилось. Стараясь более не присматриваться и не прислушиваться к ощущениям в руке, восьмилетний гений в спешке соорудил новую повязку.
   Мысли о Магдалене и о том, что отец повел себя... повел себя неподобающе нормальному отцу, как-то быстро отвлекли Кирка.
   В целом Кирк планировал найти заживляющую мазь, но... чуть позже. Сейчас его самолюбие требовало разрешить вопрос с отцом окончательно! Безразличие, статуэтка, непомерная строгость и отстраненность... Отец просто обязан объясниться с ним!
   Кирк завершил манипуляции с бинтами и отодвинул задвижку на двери уборной. Вспомнил, как однажды переместился из-за запертой двери, позабыв о щеколде и улыбнулся, вышел из ванной.
   Проходя мимо кабинета отца, он аккуратно заглянул внутрь так, чтобы его не заметили. Мама так и сидела на полу, а Элфи что-то говорила ей. Лилианна заботливо расправляла Элфи волосики и гладила ее, утешая. Элфи клеила на руки и ноги липкие бактерицидные повязки, выходило неловко, но Лилианна не жалела пластырей. Они уже посмеивались. Элфи явно стало лучше. Кирк не показался им и прошмыгнул в свою спальню, где незамедлительно сменил брюки на чистые. Дела делами, но ходить как голодранец невозможное бесстыдство! Жаль, но запасного пиджака у него не было.
   Двуспальная кровать, крохотный комод и окно без штор, - вот и все убранство в комнатушке богатенького отпрыска, впрочем, к нищенскому уюту добавили непомерно огромную люстру, которую папа притащил из Воллдрима. Хоть что-то цветное! Спасибо и на этом... Окончив наконец с гардеробом, Кирк воспользовался диском.
   Мальчишка смотрел на здание, и оно переливалось: желтым, красным, синим и черным. Похоже душа старика Степана нынче гуляла по коридорам Школы Мечтателей. Он услышал знакомый голос: "Спаси ее... Останови Пэнто!.."
   После прогулки в саду Изнанки, когда с ним говорили невидимые призраки этого мира, он часто слышал именно этот голос. Благо только этот. И он принадлежал старику Степану. Голос все чаще повторял, что во всех бедах двух миров виновата некая Пэнто. Возможно с Кирком разговаривал не Степан, но думать, будто это кто-то другой было страшновато, потому Кирк называл говорящий ветер "Степановым ветром", а радугу, соответственно, "Степановой радугой". Он вспомнил пуговицу, которая прилетела ему в голову и мысленно поблагодарил Степана за ее возвращение, ведь старый ворчун, эдакий любитель слив, утверждал, что именно из-за пуговицы мертвецы щекотали ее нервы в тот злополучный день.
   Из двустворчатых дверей школьного входа вышла группа учителей, человек десять. С ними был и Кирилл Беккет.
   -- Я с вами, - сказал Кирк.
   -- Ни к чему, - сухо ответил отец.
   -- Я знаю, где может быть Магдалена.
   -- Где же?
   -- Я с вами!
   -- Кирк, ты должен сказать сейчас... а позже я все объясню...
   Кирк умолк и отвернулся. Кирилл оторопел. Сын никогда не позволял себе такого неуважения. Но Виола высказала свое видение:
   -- Пусть идет.
   Она взяла мальчишку за руку.
   -- Покажи нам, где она.
   Группа, следуя указаниям Беккета-младшего, летела к окраине города. Вскоре они приметили тело женщины. Магдалена лежала на песчаном пустыре, вдалеке от построек.
   Мечтатели поспешили. Женщина опасно близко лежала у тумана. Когда группа приземлилась, стало ясно, что правой руки женщины и ее разбросанных кудрей туман сторонится, не приближается ближе нескольких сантиметров. Выглядело это удивительно странно. Влажный пар скользил по изогнутой линии, повторяющей контуры женщины, лоснился и клубился, натыкаясь на невидимую преграду. Вообще же туман давно должен был скрыть Магдалену минимум наполовину.
   -- Никогда туман не вел себя подобным образом, - сказала Виола, стоя в паре метров от Магдалены. -- Он так не действует.
   Рэмон рассуждал вслух:
   -- Теперь и здесь ломается природа? Значит мечтатели, повинные в разломе Воллдрима, сейчас находятся здесь или же...
   -- Рэмон! - гаркнула Виола прямо в ухо управителю школы. - Не нужна нам паника, - чуть тише добавила она. -- Сперва разберемся в чем дело и только потом будем пугать народ.
   Несколько мечтателей обступили Магдалену. Один из них, мужчина в красном жакете по имени Гарри, с явным облегчением в голосе сказал, что она жива. Рваные раны на лице и спекшаяся кровь в волосах, ноги и руки - один сплошной кровоподтек! и разодранное до кости колено... Магдалена выглядела ужасно. Гарри аккуратно силой своей мечты поднял Магдалену в воздух и обхватил ее запястье, стараясь не касаться тумана. Они исчезли. Сразу за ними исчез еще один мечтатель. Они отправились в школу. В Испытательном Зале неплохо врачевали некоторые из мечтателей. Гарри был одним из них, а второй похоже перенимал у него навыки. Кирк знал - здесь часто так лечили. Он даже подумывал обратиться к господину Гарри со своей проблемой, но отчего-то откладывал. Кирк непроизвольно коснулся ожога, спрятанного под рубахой.
   Туман довольно быстро заполнил пространство, некогда отвоеванное у него Магдаленой Смолг. Он продолжал множить загадки. Его несвойственное поведение привело всех в полное недоумение. Из разговора мечтателей Кирк узнал, что туман действительно отступает повсеместно. А еще взрослые говорили про людей, что пропадали в нем, и про тех двоих, что вышли из тумана. Лет сто пятьдесят или двести назад.
   Они упомянули, что помимо Магдалены с ума сошли еще двое мечтателей. Женщины... Сейчас их изолировали. Сессиль сухо высказалась, что вскоре и Изнанка превратиться в тюрьму. Мечтатели Изнанки становились ничем не лучше военных Воллдрима, запирающих неугодных им людей также, как и свихнувшихся здесь женщин.
   -- Не пора ли нам покинуть этот мир? - спросила она скорее саму себя, нежели кого-то из присутствующих.
   Кирк стоял рядом с Сессиль лицом ко всем, спиной к туману и трудно было с ней не согласиться. По реакции других стало ясно: об этом подумывает не одна она. Изнанка меняла людей, лишая их возможности укрываться от военного нашествия Воллдрима. Она менялась и сама. Призрачные голоса и цветная радуга... Ранее Изнанка могла поддаться мечте, но всегда возвращалась в исходное состояние, теперь же рушился и этот мир. Появился ветер и некоторые запахи. Что же будет дальше?
   В общем-то интересные беседы и факты пришлись по душе Кирку. Народ немного разбрелся, разбился на группы, все что-то обсуждали. Отец все больше начинал бесить Кирка. Он игнорировал сына, вел себя так, будто Кирка здесь нет вовсе. А Сессиль уделила Кирку времени побольше. Она описывала чудеса природных явлений этого мира. Кирк с восхищением слушал умную красавицу.
   Однако отец вдруг рванул к сыну, да и Рэмон уже бежал к Кирку. Они что-то орали, жаль Изнанка не позволила слышать далеко, и, судя по взмахам рук отца, Кирилл пытался мечтать. Он хватал пространство, пытаясь что-то притянуть.
   Кирк пожал плечами и взглянул на Сессиль, туман уже скользил по ее спине, мальчишка оглянулся и понял, что тот вот-вот коснется и его. Сессиль попыталась сделать шаг, но будто приклеилась к туману. Взглянув на Кирка, в последний миг с глазами полными отчаяния она чудом сумела оттолкнуть Кирк подальше, и он упал, резво отполз, но Сессиль не повезло. Туман уже забрал ее в себя.
   Примчавшийся к ним Рэмон рухнул на песок и запустил руки в туман:
   -- Я держу ее! - крикнул он.
   Кирк вскочил и отбежал прочь. Туман наступал дальше, голова Рэмона и его плечи скрылись в непроглядной белизне, казалось кто-то тащит Рэмона внутрь. Один из мечтателей-мужчин упал и схватил Рэмона за ноги:
   -- Действуй! - крикнул он Кириллу.
   Кирилл Беккет кинул быструю мечту в сына и того отволокло еще дальше. Остальные мечтатели стояли рядом с его отцом, готовые вступить в необходимую мечту.
   -- Сделайте что-нибудь, - шептал себе Кирк. -- Мисс Сессиль...
   Кирилл быстро сплел необходимую мечту. Песок, на котором лежал Рэмон, полез на Кирилла, словно лента эскалатора, перестав быть сыпучим, превратившись в подвижную ленту. Мечта вытянула зеландерийца, и тогда стало понятно, что тому удалось удержать Сессиль. Оба мечтателя спаслись. Однако ужасы на этом не закончились! Туман стремительно наползал на мечтателей, он проглатывал метр за метром песчаную землю. Он пожирал Изнанку, будто был не согласен отдавать вырванную из его тела добычу, будто за подобную дерзость он готов сожрать всех!
   Мечтатели переговаривались, что-то делали, кидали друг другу команды, координировали мечты... Кирк не слышал ни слова, не видел, не осознавал. В голову стучала лишь одна мысль: "Конец! Это Конец! Всему настал конец! Туман сожрет меня!"
   Вскоре кто-то хлопнул Кирка по плечу:
   -- Отойди, говорю! Иди к дороге! - это был... Впрочем кто это был, Кирк не обратил внимания. Он повиновался указанию и, подбежав к дорожному полотну, обернулся.
   Рэмон был спокоен, однако с Сессиль случилась истерика.
   Кирк перевел взгляд на других, которые повернувшись к туману, творили магию мыслей. Каждый действовал - все они мечтали! Мальчишка ничего не чувствовал, лишь мечты Ясмин он мог познать. По правде, с туманом ничего не происходило. Несмотря на старания мечтателей, он сплошной стеной продолжал наползать все ближе, и песок, взбаламученный спасением Сессиль и Рэмона, уже давно скрылся под его натиском. Казалось, мечты нескольких мечтателей он полностью игнорировал. Он был сильней, его не остановить!
   Рэмон был единственным, по внешнему виду которого нельзя было понять мечтает он или нет. Другие использовали всевозможные приемы сосредоточения, кто-то закрывал глаза, другие производили действия руками...
   Виола, зависшая в паре метров над головами остальных, обратилась к мужчине, носившим сплошь серую одежду:
   -- Всех жителей оповестить! Всем собраться в школе! Так будет надежней, ведь вдруг у нас не выйдет...
   Но Виолу прервала женщина в черных шортах и пышной кружевной блузе, с короткой мальчишеской стрижкой:
   -- Он больше не двигается, - сказал она, указывая на туман.
   Виола оглянулась, а Рэмон кинул:
   -- Отлично, Роксана! Значит спешить мы не станем.
   -- Все же стоит сказать людям... - начал было кто-то.
   -- Скажем, - уверено прервал говорившего Рэмон. -- Вы помните, как Генри орудовал полями силы? - обратился он уже ко всем разом. -- Я попробую поставить их здесь. Сейчас мечты сильнее стали. Возможно поле продержится день или несколько часов... Позже я обновлю его. Кирилл, нужна будет твоя помощь, и ты, Роксана, должна будешь помочь.
   -- Это не мы сделали, он сам остановился... - сказала Виола, несколько растерянно пялившись по сторонам.
   -- Потому что разрывы стали шире, - сказал Рэмон.
   -- Ты прав, - согласилась Виола. -- В любом случае необходимо поставить здесь сигнальные шебраки, и обязательно оповестить жителей!.. Совсем негодное творится. Надеюсь туман не проглотит всех нас, пока мы спим... - Виола задумалась. -- Рэмон, сейчас делай, как считаешь необходимым, а дальше... Будет видно... Пусть станет сильною мечта!
   -- Чудесная мечта, - подправила Роксана.
   Виола не услышала, а Рэмон, бросив мимолетный взгляд на нее, кивнул.
   Народ теперь не поворачивался к туману спиной, да и предпочел стоять подальше. Сессиль сидела на песке, обняв колени. Она была бледна и все еще не в себе. Рэмон, Роксана и Кирилл переговаривались, стоя у нее за спиной. Видимо обсуждали, как стоит воплотить задумку Рэмона.
   Кирк наблюдал за всем случившимся и мягко говоря был шокирован. Сколько раз он ходил тут с Элфи? Они и представить себе не могли, что может случиться такое!
   -- Болит? - неожиданно спросил кто-то. Кирк повернул голову. За спиной стоял Рэмон. Он указал на просочившуюся сквозь рубаху жидкость. - Похоже лимфа с воспалительным экссудатом. Не стоит ждать нагноения.
   -- Да нет, ерунда, - ответил мальчишка.
   -- Зайди ко мне часа через два. Разберемся с этим.
   -- Хорошо, - без охоты сказал Кирк. Ему на секунду стало не по себе, потому что он вспомнил про блестящего червя в ране. Но события, творящиеся вокруг, быстро отвлекли его.
   Он продолжил слушать и наблюдать. Отец упорно игнорировал сына, даже несмотря на случившийся с Кирком "нападок" тумана. Вообще-то его сын чуть не оказался внутри! Где же забота? Где отцовское поведение?!
   Люди по одиночке исчезали. У каждого появилась своя задача. Кто-то займется оповещением жителей, другие установят шебраки, промечтают некое поле, а Магдалене наверняка уже оказали первую мечтательную помощь. В конце концов здесь остались лишь Беккеты. Кирилл подошел:
   -- Ты в порядке?
   -- Да!
   -- Ну и приключений у тебя в последние дни, - коротко усмехнулся Кирилл. -- Идем домой?
   -- Хорошо.
   Кирилл протянул руку сыну, но тот сжал диск и оказался дома. Через секунду тут же появился Кирилл.
   -- И? - сын выжидающе смотрел на отца. Будет ли разговор, объяснит ли он хоть что-то сыну?
   -- Да, неприятно... - отец покачал головой и добавил: - Жаль Магдалену... Кирк, ты уже прочел книгу об устройстве?.. - потом он махнул рукой. - Впрочем сам решай, что читать. Ты уже достаточно взрослый. - Он выглядел растерянным... или рассеянным. -- И... не ходи к туману больше. Ты сам видел... К тому же рядом с ним меняются чувства...Можно даже не заметить, как окажешься внутри.
   -- Чувства меняются? Это как?
   Отец вдруг стал серьезен, повысил голос:
   -- Я уже все сказал! Пояснения давать считаю неуместным, - он смотрел на сына. Казалось он желал еще что-то сказать или сделать, но сдерживал себя. Он словно боялся разговора. Но может Кирку так только чудилось? -- Просто не ходи, - повторил отец и ушел в свой кабинет.
   Сквозь открытую дверь сын какое-то время наблюдал за отцом. Как тот сел за стол, порылся в бумагах. По выражению его лица стало понятно - он нашел то, что искал. Кирилл встал, открыл тумбу, взял оттуда какой-то предмет, захватил тетрадь и, как будто остерегаясь посмотреть в дверной проем, где стоял Кирк, переместился.
   Разочарование охватывало ум, накатывала злость. Вспомнив об Элфи, Кирк отправился искать маму и малышку Смолг - надо было отвлечься. Ярость уже душила горло, хотелось заорать и что-нибудь сломать!
   Элфи и Лилианна сидели во дворе на расстеленном на земле покрывале и плели что-то из серой лозы. Кирк не показался, он наблюдал через стеклянную дверь. Шершавый узор скрывал силуэт Беккета от их глаз. Элфи переодели в майку-поло и спортивные штаны Кирка. Пацанка в великоватой одежде и в неподходящих к наряду сандалиях выглядела довольно мило. Лилианна была так дружелюбна и заботлива. Настоящая мама!
   Хорошо, что об Элфи есть кому позаботиться. Жаль о нем некому... Он сжал диск.
   Вход в школу. Коридоры, кабинеты, радуга под ногами, убегающая вперед. Теперь она и в школу пробралась, а еще несколько недель назад не смела к школе даже прикоснуться. Скоро Кирк заметил, что радуга бежит перед ним и похоже ведет его куда-то... или он ведет ее. Боковое зрение уловило движение, и Кирк не успев осознать его резко выставил руку - в нее упала слива.
   -- Ну точно! - восхитился Кирк. -- Мистер Степан, это вы?
   -- Люююю-бииииии-мммм, - и голос стих.
   Вот и кабинет Рэмона. Кирк толкнул дверь и вошел. Стучать в дверь в школе было бесполезно, здесь особенно сильно глушились звуки.
   В кабинете было пусто. Ну правильно, Рэмон велел прийти часа через два, впрочем, Кирк почувствовал нечто вроде удовлетворения от выполненного долга и с превеликой радостью удалился. Он решил найти Ясмин. На этот раз без радости, с явным сожалением пришлось констатировать, что Ясмин нет ни дома, ни в кабинете музыки. Куда еще податься? Не возвращаться же домой!
   Полтора часа, судя по циферблату на башне школы, он шлялся по городским проспектам.
   Отец, Смолги, Элфи... он сам - единственный и неповторимый сын Беккетов. Да он просто обязан быть шебишем! Отчего отец дал ему предмет мечты, который ограничивает мечтателей? Может быть он что-то знает? Может Ясмин права, и в Кирке есть этот дар?
   Когда туман убьет их всех? Успеет ли Кирк стать... доказать всем, что он?.. Стоит ли он чего-то? Толл ли он?..
   Кирк свернул в переулок и прислонился к стене единственного необитаемого на улице дома. Вытоптанная трава вдоль стены и валяющийся желтый совок у серого колючего кустарника диковинного рода и вида, в цветках, но без единого листочка; справа в паре шагов будка без собаки с треугольником поросшей мхом крыши и облупившейся зеленой краской, покрывающей серые стенки. Кирк стоял, поглядывая из-за угла на проспект, на котором в огромном количестве проживали ученики-старшеклассники. Улица, как и все остальные, была серая, но здесь было больше красок. Земные предметы, принесенные из Воллдрима бросались в глаза. Красный шелковый шарф на калитке или горшок с цветком на пороге, висящая на заборе электрическая гирлянда...
   Голос в голове, или это был призрак Степана, нашептывал Кирку: "Бояться не надо! Все боятся... А ты не бойся..." Мысли гуляли по дням и дому, где жил Беккет, и его вдруг осенило. Почему он раньше не подумал об этом, ведь в его небольшой спальне повесили ту самую огромную люстру из кабинета в Воллдриме. Освещение в его Изнаночной спальне просто-напросто бесполезно, да и к чему эта махина?
   -- А может она тоже?.. Тоже мечтательный предмет? А ведь точно!
   Отец! Вот новые доказательства его вранья! Кирк подошел к будке и долбанул ее ногой. Кусок бесцветного мха слетел с крыши. Еще разок, еще... Вот так! Дряблое дерево треснуло, Кирк отвернулся.
   -- Да черт с ними со всеми! Не хотят, чтобы я стал мечтателем... - он опять облокотился о стену и, согнув ногу в колене, пару раз долбанул ей по кирпичному фундаменту. -- Боятся меня или завидуют?.. А я возьму, да и сам разберусь, что скрывает туман! Узнаю, почему все это происходит. Тогда все поймут, кто перед ними, и чего я достоин! - он сел на корточки и, коверкая голос, промямлил: -- "Не ходи к туману! Бе-бе-бе..." -- А еще какая-то Пэнто. Почему отовсюду звучит это имя?..
   -- Пэнто!.. Пэнто, ты здесь? - заорал он. -- П-Э-Н-Т-ОООООООО!
   Кирк вытянул ноги - присел. За затылком каменная стена, но каким живым выглядит это идеально-голубое небо, висящее над скучным, неприглядным миром... Миром - раскраской; над миром, который забыли дорисовать...
   Он размял шею, вытащил из кармана поддельную статуэтку и поставил перед собой на землю. Щелчком уронил ее.
   -- Мистер Степан, ну и где эта ваша Пэнто?.. Пэнто... Пэнто-Пэнто-Пэнто... Пэээээннннтооооо...
   Статуэтка вдруг стала редеть, теряла четкость, Кирк потер глаза, да и ноги как-то поплыли. На языке все также крутилось это странное имя - Пэнто. Прямо перед лицом Беккета возникло пятно, оно росло, а потом превратилось в рваную линию.
   -- Пэнтооооо, - последний раз прошептал Беккет, и в следующий миг его схватили за грудь и втащили в разрыв.
   Секунда и все изменилось!
   Кирк вскочил. Он стоял в лесной чаще. По большему вокруг качались карликовые сосны, а в нескольких шагах впереди голый ствол дуба, утерявшего в осени листву, шевелился в дуновении ветра. Толстые и тонкие линии его ветвей изрисовали половину неба. А небо! Небо - настоящий холст, на который набросали: облака, тучи, птиц... Справа заросли увядающего багульника, за ними кусты дикой вишневки. Влажная почва, мох, смешанный с грязью, мелко крапающий дождь и... запахи! Сырая земля, гниющая подстилка, хвоя. Как же прекрасен этот запах дождя! Запах живой земли!
   Кирк глубоко вдохнул и схватился за голову. На него свалилась целая палитра ощущений. Как же давно он не чувствовал все это! От удовольствия он закрыл глаза. Он пытался узнать оттенки запахов и угадать растения. Ведь он знал их все не просто хорошо, но досконально!
   Он наслаждался радугой запахов, и это было восхитительно! Открыв глаза, мальчишка залюбовался разноцветьем: зелень сосен, блеск влажной ежевики, пестрая перина под ногами, наросты на стволах. Цвета... Цвета! Оттенки! Их сотни, тысячи, миллионы! Легкие и насыщенные, смешивающиеся друг с другом и переходящие одни в другие... Как же отвык его взгляд от тонов и полутеней. Как же прекрасен этот мир!
   Мальчишка приметил торчащий вдалеке шпиль школы Крубстерсов.
   -- Воллдрим? - Кирк выдохнул. - Ура!.. Но как?
   Вспомнив вдруг о некой дыре в пространстве, через которую его вытащили с Изнанки черт знает каким-таким способом, он резко обернулся несколько раз. Опустился на одно колено. Прислушался. Он выдернул из земли сочный стебель амории, неспешно размозжил плодовый мешочек, разбросал семена... Неподалеку щелкал в привычной манере глухарь, ему подпевала ворона. Далеко, в сотнях метров отсюда. От усилившегося порыва ветра затрещали ветви и засуетились кроны. Кирк встал, протер ладони о платок, который наскоро вернул в карман. Вроде никого, но тревожное чувство нарастало. Его ведь кто-то схватил или он каким-то другим способом переместился?.. Может быть это Пэнто пришла за ним? Может нельзя произносить ее имя?!
   Еще несколько минут он насторожено слушал лес, пытаясь разгадать грозит ли ему что-нибудь, или все вышло случайно. Вскоре он решил, что страх лечиться только одним способом: занять органы чувств и сами мозги чем-то другим. Кирк глубоко вдохнул, и родной мир вновь заставил его улыбнуться. Как же он скучал по этому месту! Как же здесь хорошо! Родной, уютный мир...
   Несмотря на прелесть леса, в конце концов в голову попросился резонный вопрос: что же теперь делать?
   Надо идти в город и найти...
   Кого найти? Где искать? Ведь все сейчас на Изнанке!
   А может его хватятся и придут за ним прямо сюда? Но почему сюда? Это место что-то типа орейфуса или оно совершенно случайное? Сколько интересно пройдет времени пока это случится? А если его притащили в этот мир с нехорошими намерениями?!
   В конце концов, взвесив все за и против, Кирк решил, что лучше уж наткнуться на неприятности в людном месте, нежели в глухом лесу. Он направился в город, оглядываясь, осматриваясь, сохраняя предельную бдительность.
   Пробираясь к Воллдриму, Кирк понемногу растерял ее: он устал и замерз. К счастью прохлада ломала не только восхищение яркой и пахучей природой, но и сам страх. Кирк помнил о военном положении в городе. Попасться в руки военных он естественно не хотел. Его наверняка объявили в розыск, надо полагать, ведь он исчез из города при весьма загадочных обстоятельствах. В целом не хотелось вляпываться в новые неприятности.
   Почти два часа потратил мальчишка на дорогу к городу, в последние полчаса он приметил, что чем ближе подходил, тем теплее становилось. По всевозможным лесным приметам Кирк сообразил, что идет в северном направлении. Два раза ему попадался патруль. От одного он успел укрыться за лопуховыми листьями монстеры, другой отряд застал Кирка врасплох. Благо никто не стал заморачиваться присутствием ребенка в лесу. Простое объяснение: "Ищу малину", - устроило патрульных. Его не стали задерживать.
   Вскоре Кирк оказался на опушке леса. Соломенные юрты, какие-то шалаши, обычные палатки, кострища, мангалы - здесь жило много народу. Бегали дети в шортах, юбочках. Здесь было прилично теплее, чем в большей части Воллдрима. Взрослых было немного. Возможно большинство из них ушло на работу.
   Крики детворы, суета старших ребят. Нет, здесь не висело ощущение нищеты или каторжности существования. Вопреки ожиданиям, Кирк окунулся в жизнь, и она показалась ему такой теплой, хорошей... насыщенной. Заботы мечтателей о возвращении погоды, глобальные проблемы мироздания, масштабные деяния - сейчас Кирк хотел махнуть на это рукой и просто лечь на траву, взять с мангала прут с мясом, чей аромат сводил с ума его пустой желудок и изможденный разум, и слопать все это, радуясь солнцу и полноте ощущений.
   Не осознавая, он шел широко улыбаясь, и даже на время позабыл о предстоящих трудностях возвращения домой. Впрочем, только сейчас он чувствовал себя дома.
   "Высокомерные мечтатели", - несколько раз мелькнула мысль.
   Но первые впечатления постепенно истерлись и, чем ближе Кирк подбирался к улице Камней, на которой располагался семейный особняк Беккетов, тем отчетливей он ловил в себе мысли о том, что мир иллюзорен и проблемы здешних мелки и ничтожны. Интеллект Беккета всегда работал против обычных людей, обычных проблем, простых радостей жизни... В настоящий момент он уже четко представлял себе, что по рангу стоит намного выше местного народонаселения, несведущего о великих делах Изнанки! А он... Он в гуще событий! В общем "тьфу" на воллдримский люд, однозначное "тьфу"!
   Ступив на улицу Камней, Кирк уже с презрением всматривался в прохожих. Превращение в себя настигло Кирка пусть не сразу, но неизбежно. Воллдрим разжигал в нем прежние чувства. И вот к презрению присоединилась сама брезгливость.
   Военных патрулей здесь оказалось еще больше, чем раньше. Однако никто из вояк не обращал на мальчишку особого внимания. Кирк старался высмотреть в солдатах и офицерах тех двоих, что пришли арестовать его и Лилианну. Слава мечте, они ему так и не попались.
   Если задуматься, здесь повсюду может быть засада, потому Кирк старался особо об этом не думать.
   Впереди показался дом, рядом руины Смолговского особняка.
   В окне кабинета Беккетов горел свет. Зачем, если и так светло? Вскоре Кирк понял, что их дом заняли новые жители. С трубкой в руке, в окно вылез пожилой мужчина в белой водолазке с подтяжками. Он курил и прихлебывал из изящной чашки, наверное, чай. Чашке этой было лет 100-150! Редкий экземпляр, семейный фарфор!
   -- Вот же наглец, - процедил Беккет.
   Кирк обратил внимание, что кусты, некогда растущие повсюду на участке его дома, полностью выстригли! Когда-то он с Элфи играл в них в прятки. Играл в тайне от друзей и даже от родителей. Ведь игры -- это все глупости и такая ерунда. Да, когда-то он вел себя, словно ребенок. Он улыбнулся. Чудесные были времена...
   По дороге прошагало несколько групп военных, пока Беккет, притворившись уставшим, отсиживался на скамье. Беккет пошарил глазами по руинам дома Смолгов. Бедняжка Элфи столько потеряла: сначала Харма, а теперь и маму, да и дом вот - гора камней. Хоть бы с мистером Генри ничего не приключилось! А может Харм все же найдется?..
   За время пребывания Кирка на Изнанке его презрение к Харму прилично трансформировалось. Нынче к Дриммерну он испытывал жалость и сочувствие. Не напрямую к Харму, через Элфи, которой тот был очень дорог. Впрочем, Кирк заставил себя не думать об Элфи, вспоминая о Магдалене и о том, что мать чуть не убила собственную дочь становилось жутко не по себе.
   Кирк быстро сообразил, что "отдыхал" тут достаточно, привлекать внимание ему уж точно ни к чему.
   Но что делать? Где эти мечтатели его отыщут быстрее?.. В лесу или здесь, около дома?..
   Однако насущней другое... Как же хочется есть!
   "Карлос и дядя Джон!" - вдруг сообразил мальчик.
   А ведь его дядя, родной брат отца, живет неподалеку! Благо у отца была родня, и дядя, если не поможет вернуться ему на Изнанку, то уж точно накормит!.. Однако надо быть осторожным с визитом к дяде, ведь семейство Беккетов совсем недавно прилично засветилось своим странным исчезновением. Не пострадали ли родственники по отцовской линии из-за всего этого?
   "Кстати, а почему у мамы никого нет? - подумалось Кирку. А ведь и вправду он раньше не задумывался об этом. - Неужели Лилианна не просто толл, но еще и сирота безродная? Фу! Какой позор! - подумал он, но потом про себя рассмеялся. - В чем позор? Кругом мечтатели, управители миров и обращать внимание на подобные вещи просто глупо. Да и быть толлом не стыдно... Хотя все-таки стыдно..."
  
   Уже через три часа Кирк лежал в постели. Она благоухала сиренью. Прислуга Беккетов добавляла при стирке ароматическую воду.
   -- Скоро майор Востенс уйдет, и ты поешь. По ночам они тут не дежурят. Только на улице, по периметру, - прошептал Карлос. -- Расскажи еще про Изнанку.
   Лежа в теплой кровати, Кирк вспоминал, как ему пришлось караулить на улице кого-нибудь из дядиного семейства. Как его тайком, через черный ход и кучу отвлекающих маневров провели в дом, доставили в комнату Карлоса. Как тетя охала, увидав лицо Кирка: кровяная корка на брови, синяк под носом... Еду пока не принесли, ведь никто не хотел вызывать лишних подозрений. По правде, Кирк так устал и настолько был голоден, что его желудок сдался и больше не просил, словно не верил, что его услышат. Дяди дома не было. Но, как говорил Карлос, тот всегда поздно возвращался.
   -- Почти все бело-серо-черное. Очень странная архитектура. Там, - Кирк зевнул, - скучное, но, когда отхожу, туман... - и мирно засопел.
   Карлос был разочарован оборванным рассказом. Он не так уж много узнал от Кирка. Только то, что поведал ему отец. Отец не был мечтателем, но был в курсе перипетий мечтателей Воллдрима. Об этих особенных людях Карлос впервые услышал чуть больше года назад, когда природа города необъяснимым образом превратилась в лоскуты.
  
   -- Кирк, проснись, - прошептал кто-то прямо в ухо. Над спящим мальчишкой склонился дядя Джон: -- Надо поговорить. Одевайся, - он приложил палец ко рту.
   Кирк повиновался. Рядом на пуфе он обнаружил чистую одежду своего кузена: брюки, рубашку и куртку, чистые носки и начищенные ботинки. Он оделся, и двое вышли из комнаты. Дядя взял Кирка за руку. Здесь все было завешено толстенными портьерами, и потому в коридоре стояла тьма.
   Дядя привел Кирка в гостевую. Кирк зевнул, мечтая вернуться к вожделенной подушке.
   -- Я свяжусь с Кириллом немедл...
   Кирк открыл рот - просился еще один зевок. Но вдруг в нескольких метрах в глубине гостиной протрещал щелчок и Кирк увидел огонь, горящий в чьей-то ладони. Зевок не состоялся. Тусклый свет выхватил из тени сухую руку и закатанный рукав голубой рубахи. Нежданный ни дядей, ни Кирком человек наклонился вперед, и Кирк отметил в нем благородную осанку и уверенный взгляд. Человек подбросил огонь, и тот подплыл к свече, торчащей из старинного подсвечника в центре низкого кофейного столика, стоящего у кресла, в котором сидел незнакомец. Огонь зажег свечу, а потом растворился в рожденном им пламени. Стало светлее. Свеча подсвечивала бардовое засилье дядиной гостиной: стены, портьеры, обивка старинной мебели и ковры. За спиной незнакомца мерцал мрамор спящего камина, по крохотным керамическим статуэткам и восточным вазам на полке сверху прыгал желтый свет; и шкафы! Бесконечные книжные шкафы, даже в гостиной!..
   Дядя автоматически прикрыл спиной племянника.
   -- Простите, что вторгся вот так.
   -- Вы кто? - спросил дядя. Он толкнул Кирка к двери и сам отступил от света в тень. Что-то в его руке щелкнуло. Кирк сразу понял: он возвел курок.
   -- Джон, я шебиш-мирак. Мое имя Фирлингтон.
   -- Что вам нужно? - повторил свой вопрос дядя Джон.
   Мужчина, не вставая, слегка выгнулся вперед и достал из брючного кармана серебристый шнурок:
   -- Оденьте мне на запястье. Этот шебрак называется фоулк, он отрезает шебы. У одного офицера на днях конфисковал, - он улыбнулся. - Завяжите мне его. Тогда мы сможем поговорить спокойно.
   -- Завяжите сами.
   Мужчина пожал плечами и подкинул шнурок вверх. Тот сначала завис в воздухе, но потом подлетел к руке незнакомца и, обхватив запястье, обвис. Видимо мужчина больше не мог управлять фоулком. Мужчина прижал петлю пальцем, чтобы она не соскользнула и сказал:
   -- Поможете затянуть крепче?
   Кирк ступил вперед, но дядя загородил ему путь:
   -- Постой тут, - он отдал Кирку револьвер. -- В случае необходимости стреляй.
   Кирк сразу сообразил, что игра идет серьезная. И хотя дядя явно не верил, что Кирк сумеет выстрелить, стоит сыграть для незваного гостя в хладнокровного мужчину:
   -- Конечно! - легко бросил племянник.
   Дядя подошел к незнакомцу так, чтобы не закрывать Кирку обзор и, осмотрев веревку, навязал еще два сложных узла.
   -- Опустите ворот рубашки и застегните пуговицу, - сказал дядя, вернувшись к Кирку. Он уже держал револьвер в своей руке, отчего Кирк был почти счастлив.
   Мужчина выполнил все указания.
   -- Хороший узел, из старых, - незнакомец одобрительно кивнул. - Я пришел объясниться. Не стоит меня бояться. Я нуждаюсь в помощи, если позволите... Я следил за мальчиком еще в лесу и помогал ему добраться сюда. Благодаря мне, его не заметили люди генерала, да и вообще... Я хотел понять кто он. Хотел узнать, кто ищет то же самое, что ищу я.
   Акцент этого мужчины отдавал стариной, а отдельные слова и его манеры - он казался пришельцем из прошлого. Ему было лет двадцать пять, может быть тридцать. Темные волосы и кажется карие глаза. Умный взгляд, но уставший. Уверенный в себе человек, в котором читалась, однако, покорность. Похоже ему действительно нужна была помощь, и он готов на все ради нее.
   -- Что? Вы видели меня в лесу? - удивился Кирк.
   -- И давно мог бы вас похитить или как-нибудь навредить вам. Но у меня другие цели, поверьте. Я очень долго искал хоть кого-то из шебишей и не поверите, нашел вас двоих. Однако я думаю вы не из их числа, но как-то с ними связаны...
   -- А что значит "шебиш-мирак"? - спросил Кирк.
   -- Погоди, Кирк, - осек племянника Джон.
   -- Это значит, что я не причиняю вреда ни себе, ни другим, - спокойно ответил Фирлингтон.
   -- А разве кто-то в своем уме станет причинять вред себе?
   -- Вы, молодой человек, не поверите, но большинство людей ежедневно только этим и занимается.
   -- Что вы имеете в виду?
   -- Давайте отложим эту тему. Расскажите зачем вы здесь? - перебил беседу дядя.
   -- Ваш револьвер заправлен шебраком-ограничителем? - спросил Фирлингтон.
   -- Да, - коротко ответил Джон.
   -- Ничего страшного, я понимаю, - спокойно ответил шебиш с фоулком на руке. - Петля вплавлена в пулю? Не думал, что такое еще делают. Старые трюки, книжные. Не видел вживую.
   -- Вы хотели что-то рассказать?
   -- Да. И я постараюсь изложить всю свою историю. Простите, но она не слишком коротка. Однако, только если буду я подробен, вы правильно поймете меня, не осудите и сделаете то, о чем я попрошу вас.
  
  
  

Глава 19. Фирлингтон

  
   -- Я рожден в плоском мире, слоями уложенном один на другой, словно бесконечный торт с разной начинкой. Мой слой именовали "Ферлино моСка" и жил в нем по большему народ Ска, к которому я принадлежал лишь отчасти. Я хорошо помню своих родителей: двух мам и трех отцов. Нас, детей, было 13 человек. Народ Ска почитал число "Ферт", что на вашем языке означает "пять". И потому беременность сразу двух матерей была поистине счастливым событием. Трижды по пять детей и пять родителей - идеальный счет!
   Я был молод и искал применение своему таланту шебиша. Как и в большинстве семей моСка, одна моя мать и один отец были шебишами. Я не был единственным шебишем среди детей, но, наверное, самым авантюрным. 27 (это если примерно подсчитать по вашему календарю) - возраст, в котором дети Ска начинают самостоятельную жизнь. Я убежал из дома, как только узнал, что собирают группу для масштабного действа. Тогда мне было 22 года. Думаю, родителям пришлось рожать еще, ведь взрослым я не стал и вожделенное "15 детей", развалилось по моей молодой вине.
   К тому времени я многое умел и занимался шебами поистине ловко. В отличие от похожих миров, в Фоландии не приветствовались фоу - блокаторы детских шеб. Родители отвечали за здоровье и безопасность своих чад и потому, используя всевозможные навыки и приспособления шеб, они держали нас в узде, при этом обучая практически с зулков, то бишь с младенчества.
   Моя семья была из мираков, мы не причиняли вреда себе и другим, и я был таким и надеюсь смогу остаться мираком в будущем.
   Глобальная шеба на одном из стагнирующих этажей Фоландии должна была стать спасительным действом. Слой хотели изменить. Я не слишком разбирался что конкретно планировалось. Тогда я не жаждал знаний, я хотел испытать себя. Я был одним из сотен шебишей, которые сфокусировали шебы вокруг двоих или троих... точно уж не помню.
   Что было потом я позабыл и не с годами, но разом.
   По воле нечаянной шебы я оказался незнамо где. Я был в ужасе. Я ощущал некий вакуум и ничего не видел, но вскоре вышел у рябой голубизны, большой и странной. На моСка нет водоемов и вообще там нет воды. Не знаю почему, но жажда не знакома моСка. Здесь я едва не умер, пока не узнал, что должен пить. Это мне подсказали люди.
   Столько неудобств из-за потребности пить! А пища...
   Вы задумывались над тем, что киты или дельфины, черепахи, живущие в океанах, вынуждены постоянно всплывать, чтобы глотнуть воздуха? Они привязаны к поверхности и могут утонуть, если вовремя не поднимутся из глубины. Они всплывают и опускаются вниз. Туда-сюда, туда-сюда. Всю свою жизнь. Здесь у вас, у людей Земли, жизнь как у бедных китов: непрестанная борьба за воду, еду и даже воздух. Это сложно, неудобно. Много времени уходит для обеспечения тела ресурсами для жизни.
   Для меня осталось загадкой почему у меня оказалась пищеварительная система. Я до сих пор не понял, как так вышло. Правда когда-то в детстве слышал... а может мне это приснилось. Но кажется, что, проходя сквозь орейфусы, тело меняется в соответствии с задумками создателей, адаптируется к природе мира, в который ты приходишь. Я не уверен, что это так и, к сожалению, я не успел узнать больше.
   Глядя на бескрайнюю гибкую голубизну, я не мог понять, что же это такое. В моСка есть окна обзора. Пузатые иллюминаторы, огромные и малые, сквозь которые видные другие этажи. Мне показалось, что окна этого мира поистине масштабны, и вода - это некая их разновидность. Так я чуть не утонул, пытаясь высмотреть свой этаж сквозь ваше море. Меня спасла женщина. Впрочем, я почти не помню ее. Она ушла, но перед этим выдала тираду на неслыханном мной ранее языке. Ее речь была беглой и показалась скользкой, неуловимой, трудной для восприятия.
   Позже я выучился португальскому. Один умный человек помог мне. О, он стал великим, жаль длилось это время меньше, чем ему хотелось бы.
   Я долго не мог представить себе океан. Зачем он и что такое? Годами я боялся "водяных окон", пока не добрался до книг и тогда стало мне ясно: они вовсе ни обзорные линзы, ни вход, ни выход, ни экран для этажей, но часть этого мира. А через много лет я стал рыбаком, вот так-то!
   Смешно сейчас вспоминать об этом, но мне выпало предостаточно времени для преодоления страхов.
   Я пытался вспомнить и никак не мог понять, как попал сюда. Я не должен был оказаться в существующей реальности. Помню, как меня поразило ваше небо. Тогда я думал, что это дно иного этажа, но и это оказалось неверным представлением. Я был испуган, но от великолепия ночи и огней в небе я не могу оторвать взгляда до сих пор. Этот мир большой и красивый. Я много писал картин о небе Земли и мечтал улететь к звездам, найти среди них свой мир. Где же он, в какой галактике или же он прячется в другом измерении?
   Все было другим, непонятным и пугающим, но самым большим испытанием стало то, что этот мир полностью ограничивал шебы, как мне казалось поначалу. Позже я узнал, что требуется долгая и непрестанная концентрация... Но даже в этом случае, мало чего можно достигнуть. Я не умел творить шебы "земным" сценарием, не знал, как надо.
   Я долго мучился одиночеством и искал друзей, скитался и голодал. Несколько раз я должен был умереть от холода, голода, болезней, травм... но отчего-то выживал. Я многие десятилетия слонялся по миру. В конце концов восемнадцать лет назад я оказался здесь и остался жить в Воллдриме. В этом месте мне стало по-настоящему спокойно. Я прожил на Земле лет 130. Точнее не могу сказать. Да, этот мир красив, но неинтересен, но стал мне домом. Я пробовал создавать орейфусы, но они не работали. Да я и не особо научился созданию орей. Глупо было убегать из дома в столь раннем возрасте; глупо было врать, что я взрослый и могу участвовать в больших шебах; глупо было ввязываться в шебу стагнирующего этажа Фоландии... Я сожалел об этом десятилетиями, но потом смирился. Сколько раз я возвращался в тот момент принятия решения сбежать из дома? Много раз, тысячи раз. Пока не понял, что убежал бы в любом случае. Таков я был, таковы и последствия...
   -- Вы знаете, Фирлингтон, в этом мире есть определенная защита от проникновений извне и ухода отсюда. Нельзя создать орейфус без определенных черт и составляющих. Возможно, в другом месте у вас бы вышло, но здесь, к сожалению, не получилось, - пояснил Джон.
   -- Печально слышать. Но, наверное, создателям виднее. В Фоландию тоже просто так не проникнуть. Так говорил один из моих отцов, - ответил Фирлингтон.
   Кирк ошарашенно слушал. Фоландия! Страна из книги Кутсона, и этот человек оттуда?!
   Но Фирлингтон продолжал свой рассказ:
   -- Позже я смирился и больше не пытался создавать ореи. Я даже думал убить себя, но не решился. Я всегда чувствовал, что являюсь частью чего-то целого и мне нельзя. Я почти не старею. Возможно за 130 лет мне добавилось лет 5, может 10. А может я совсем не изменился. Я слишком долго видел в зеркале одно и то же. Я все также молод и сменил очень много имен, мест проживания, профессий...
   -- Значит вы фоландец? Что еще вы помните о той шебе с сотнями шебишей? На стагнирующем этаже?.. - спросил Джон Беккет.
   -- Только имя. Пэнто!
   Кирка аж подбросило. Он едва удержался, чтобы не заорать, ведь десятки раз на Изнанке он слышал именно это имя.
   -- Я отчего-то уверен, что во всем виновата именно она, - сказал Фирлингтон. -- Она бросила шебу, за которую отвечала. Она не справилась или сделала это специально. Сначала я верил, что все вышло само собой, но теперь не сомневаюсь - она заплатила жизнями сотен шебишей за свое бессмертие!
   -- Бессмертие? - спросил Джон.
   -- О, да!
   -- Почему вы уверены в этом?
   -- Посмотрите на меня. Я бессмертен и не просто так. Я изучал себя в местной медицине. Никаких отличий! Я человек, как и все вы. Но почему я не старею?
   -- Где же эта Пэнто?
   -- Раньше я не знал, но теперь думаю, она в Воллдриме. Где еще ей быть, если не здесь? Недавно шебы обрели силу. Любой шебиш посчитает это место благодатным.
   Кирк удивился:
   -- Здесь есть бессмертные? И они мечтатели? - а Джона это будто бы не поразило.
   -- Странное слово "мечтатели", - покачивая ногой, сказал фоландец. -- В последние недели я слышал его много раз. В этом мире уйма языков и как здесь величают шебишей я не знал. Я запомню это название, "мечтатели". Красивое слово, как и сама способность. Я не пробовал искать мечтателей, возможно это и стало моей ошибкой. Я искал не то и не там. Думаю, Пэнто живет где-то в этом мире, иначе не сработает бессмертие. К сожалению это всего лишь мое предположение. Ведь я не мог попасть в другой мир и пробыть там сколько-нибудь времени, чтобы проверить, останусь ли я бессмертным или нет. На Земле я не старюсь. Мои глаза и осанка выдают мой возраст, но кожа, тело, лицо...
   -- А почему вы решили, что она тоже бессмертна? - спросил Джон.
   -- Ведь я таков. Вы не находите? Но была еще одна подсказка.
   -- И что за подсказка?
   Фирлингтон не ответил, а его лицо вдруг приобрело сосредоточенность. С нотками жесткости он проговорил:
   -- Шеба о возмездии сама стремится воплотиться... - Потом он неожиданно улыбнулся и смягчил тон: -- А теперь я встретил вас! Друг мой маленький, я не ратую за возмездие, но Пэнто поистине сломала сотни жизней. Нас было много, и мы должны были что-то сделать. Мы были связаны шебой, и Пэнто вела всех. Может быть ее смерть освободит остальных? Я знаю, что сотни людей все еще несвободны. Иногда я слышу их голоса. То есть я стал слышать. Здесь. Воллдрим плачет сотнями голосов. Я надеялся помочь хоть кому-то и... я услышал ее имя и потянулся к нему. Пространство разорвалось, там был мальчик. - Фирлингтон взглянул на Кирка. -- Вы, молодой человек! Я услышал вас! Вы были не здесь, но рядом. Другое измерение?.. Вы не фоландец - это точно! Но... откуда же вы пришли в воллдримский лес?
   Кирк сначала замялся, но по уже сформировавшейся привычке соврал:
   -- Понятия не имею, - и добавил: -- И я не знаю никого из бессмертных. А сколько лет этой Пэнто?
   -- Точно не скажу, да и предположить здесь сложно. 200, 300, а может тысячи лет. Но я не поведал вам о той самой подсказке... Однажды я встретил другого бессмертного!
   Кирк и даже дядя Джон разом напряглись, стали слушать дальше.
   -- Это были первые десятилетия моего пребывания в этом мире, и я встретил не просто жившего намного больше меня человека, но другого шебиша! Первого в этом мире и до сих пор единственного со способностями к шебам. Это было на побережье Португалии, неподалеку от Сагреша.
   Время бурного роста населения Португалии - так характеризуют те годы в новейшей истории. Кошта Кабрал уже давно отошел от власти. До этого я довольно долго работал на него, ведь он помог мне адаптироваться в этом мире. Он сделал мне первые земные документы. Я перестал быть человеком без гражданства. Это весьма интересный период моей жизни, но сейчас я не стану рассказывать об этом. Кошта Кобрал исчез из нее, и я не сожалел об этом, ведь быть кому-то обязанным весьма тяжкое бремя.
   Свой выходной я заслужил тем, что опоздал к отбытию судна. Я подвел капитана - умопомрачительно талантливого рыбака, и знал, что он прогонит меня за прогул. Я сидел на берегу, понимая, что мне все равно. Я решился покинуть обжитый край и потому был спокоен, погружен в благие мечтания.
   Я услышал пение, точнее шепот. Человек вышел из воды, он был в одежде, но не промок. Он сел не песок и откинулся назад, потом прилег. Он не заметил меня, иначе не был бы так беспечен. Он свистел некий мотив. Знакомый мне. Я почувствовал миллион мурашек на коже. Я узнал мелодию из песен моего потерянного детства.
   Я произнес всего одно слово: "Шебрак", - и он среагировал. Он посмотрел на меня: худого и изжаренного на солнце бездельника и пригласил жестом подойти. Я лег рядом, и мы уставились в небо. Почему-то ни он, ни я не торопились начать разговор, мы будто наслаждались встречей. Казалось, что нет больше чужого мира, только наши родственные сердца.
   -- Ты долго скитаешься в этом мире? - наконец спросил он на неплохом португальском.
   -- Лет двадцать-двадцать пять, - ответил я.
   Он поведал мне, что прожил больше четырех сотен лет. Он рассказал, что изучает океанское дно, ищет следы Атлантиды. Говорил, что в месте к юго-востоку от побережья дно на километры имеет диковинную природу. Он верил, что раньше там была суша - огромный остров, который ушел под воду, а когда-то на нем жили люди. Позже я понял - он искал не Атлантиду. Он несколько раз оговорился про сотни лет с тех пор как... с тех пор как все это случилось... или с тех пор как он не помнил ничего... Потеря памяти и некий катаклизм - два эти события я позже связал воедино, впрочем, глупо, что я сразу не смог сопоставить одно с другим. Я был взволнован встречей и его рассказом и не сразу уловил намек.
   Историю о поисках Атлантиды он наверняка выдумал, ведь это миф о цивилизации, существовавшей тысячелетия назад, а не жалкие четыре сотни лет, которые он прожил в этом мире. Я прикинул позже: если, как он говорил, прошло четыре века, плюс-минус, как он появился на Земле... Ведь это времена замедления Гольфстрима! Течения, дарующего тепло европейскому континенту. Может быть он сам, специально или нет, утопил некий остров сотни лет назад, изменив тем самым течение. Гольфстрим замедлился, и Европа больше не получала того тепла, что раньше. Население этой части суши значительно пострадало. Тогда много народу полегло: холода, неурожай, голод... Я изучал это событие, убеждаясь все больше, что оно не случайно. Я не знаю виновен ли он в этом или нет, но это возможно, ведь у него были инструменты и... уж поверьте мне, в нем сидело безграничное чувство вины! Огромное, слишком неподъемное для одного человека. А еще у него был мощный шебрак... но об этом чуть позже.
   Итак, он искал сушу, сгинувшую в океане, искал причины, доказательства чего-то. Он не был мираком, но и не совсем ушел в галпун.
   -- Галпун? - спросил Кирк.
   -- Неверное это "печаль", - предположил Джон.
   -- Да, вы правы. Можно и так сказать. - Фирлингтон кивнул. -- Этот мужчина, он искал оправдание себе, мне так показалось. Он сделал что-то ужасное и не мог себя простить. Он пытался вспомнить... Возможно это ему удалось...
   Мы говорили несколько часов. Он рассказал, что использовал сферический шебрак для погружений в толщу океана. Он плавал в воде в некой сфере шеб или что-то в этом роде. Но я не смог привести в действие его шебрак, когда он предложил. Огромная сфера лежала на воде и заметить ее было практически невозможно. Он как-то скрывал ее. Сфера позволяла творить великие шебы, мощные и устойчивые, он так сказал, и одновременно служила неким транспортом.
   Он спросил:
   -- Ты творил шебы в иных мирах, кроме родного?
   -- Нет, - ответил я, и похоже он многое понял.
   Мы говорили до глубокой ночи, но я так и не спросил его имени. Теперь я не понимаю почему. Впрочем, это не совсем так. Я словно чувствовал - он не скажет. Наверное, он не хотел, чтобы я искал его и потому так много рассказал. Он долго мучился и был рад встрече со мной, ведь проще открыться незнакомцу, чем близким людям. Мне кажется он знал больше, чем рассказал. А может быть он даже знал Пэнто.
   Я встретил родственную душу, я чувствовал себя в безопасности и стал надеяться, что смогу вернуться домой. Но вскоре я разочаровался в ожидании.
   Дядя Джон едва слышно прошептал: "Неужто Карл?" Фирлингтон вряд ли услышал, но Кирк не успел озадачиться репликой, ведь фоландец продолжал свой интереснейший рассказ:
   -- Он не помнил, как попал сюда, и откуда он родом. Он не помнил, как научился шебам этого мира. Он рассказал, что здесь для сотворения шебы он использует мини-орей. С его помощью создается разрез этого мира в другое пространство, которое окружает тебя и так творятся шебы в малошебном мире. Сразу и позже я пробовал создать орей, но не сумел, как ни старался. Об этом я уже рассказывал вам.
   На просьбу взять меня с собой, он ответил, что возвратится позже и поможет мне вернуться в Фоландию. У него было важное дело, которым он не мог пожертвовать. Он велел подождать несколько дней.
   Я не увидел обмана в его словах или лукавства и на следующий день вернулся к океану. Я ежедневно приходил на побережье и сидел там часами, но он так и не появился. Через два года я уехал из Португалии. Я скитался, питался дарами природы, ловил рыбу, иногда воровал. В каждом месте, где я останавливался на продолжительное время, я сооружал себе жилище. Строил подальше от селений и городов: в лесах, оврагах или пещерах, мне было некомфортно с людьми. Я чувствовал себя кусочком человека. Неполноценным, инвалидом. Появление того шебиша у побережья Атлантики вселило в меня надежду. Это был счастливейший день в моей жизни. Я вспоминаю тот день уже сотню лет и мечтаю пережить его хотя бы еще раз. День, подаривший мне надежду; день, когда я обрел родственную душу и расстался с ней навсегда.
   Я много лет вспоминал того шебиша, я искал его повсюду. Отчего-то я не мог злиться на него. Ни минуты не мог проклинать его за то, что он бросил меня. Наверное, потому что в нем было то же самое, что и во мне.
   Убийственная безысходность...
   Да, он обещал помочь! Он говорил: "Вернусь, ты подожди!" Возможно он убежал из этого мира, возможно он освободился как-то по-другому... Я не завидую ему и не обижен... Но, по правде, мне кажется, что он убил себя...
   -- Вы знаете... Здесь тьма мечтателей! - не выдержал Кирк.
   Дядя Джон поднял руку, чтобы остановить племянника, но было поздно. Кирка разбирало:
   -- Я удивлен, что вы никого не встретили за все эти годы. Кстати, а что насчет погоды и всего остального? Вы все это сделали? Это вы поломали природу? И те землетрясения, и ураганы?..
   -- Нет, но хотел бы... Что может счастья столько дать? Что краше столь прекрасной шебы?!
   -- Как выглядел тот шебиш, которого вы встретили у моря? - отчего-то спросил Джон.
   -- О, он был красив! Ему тогда было лет... черт возьми, сотни лет! Выглядел же он не старше сорока пяти. Высокий, жилистый, слегка небрежные русые волосы с жидкой сединой. Рубаха с пышными рукавами и жилет, широкий ремень и плотные брюки. О, я помню шрам, он чуть не лишился большого пальца на левой руке. Не помнил он как сие случилось. Вы знаете его? Я прав?
   -- Не знаю, - ответил Джон, помедлив, но Кирк услышал в голосе дяди это... Он врал. Кирк же пожал плечами, мол и я не в курсе.
   Фирлингтон с небольшой задержкой заговорил вновь:
   -- Я был женат, два раза, в этом мире. У меня были дети, внуки, но я не знаю есть ли они где-то сейчас. Наверное живы, надеюсь счастливы. Я любил, меня любили, я счастлив был... почти счастлив, но... Не поверите, сейчас, когда так опасно пребывать в этом городе, я счастлив по-настоящему. Но я готов вернуться домой, вернуться в родной мир Фоландии.
   Дядя Джон ступил к фоландцу и остановился. Он в упор посмотрел тому в глаза:
   -- Ее нет больше! Ваш мир пропал, он разрушился. Вам некуда возвращаться; и все, кого вы знали в том мире, скорей всего сгинули за гранью мирозданий.
   Фирлингтон нахмурился и встал. На его лице мелькнул испуг. Мужчина помотал головой и с недоверием произнес:
   -- Разве можно уничтожить целый мир с мириадами этажей? Вы заблуждаетесь!
   Однако фоландец задумался. Он стал расхаживать по комнате, что-то шепча, споря с самим собой. Сейчас он немного смахивал на психа. Похоже дядя не зря раскрыл ему новости о Фоландии. Он хотел улучить момент...
   Джон наклонился к Кирку и прошептал на ухо: "Если здесь что-то случится, скажи Кириллу, что... Карл! Карл Крубстерс! Пусть достанет его архив. И еще... Пусть... Ах, это не важно... Архив Карла!!! Запомнил?" - Кирк кивнул.
   -- Вранье все это! - произнес Фирлингтон. Он остановился и взглянул на дядю Джона: -- Вы что-то еще сказали? Я прослушал...
   -- Боюсь, ваш мир давно исчез. И это не вранье. Говорят, прошли сотни лет. Он стал легендой, мифом о мире, с которого началась история человечества.
   -- Вы убиваете меня! Я не хочу вам верить.
   -- Простите, мистер Фирлингтон, но дядя прав, - поддержал дядю Кирк. -- Я даже книгу читал. Жаль у меня нет ее с собой. "Останки Фоландии в мирах человека-обычного", автор некто профессор Кутсон. Он говорит, что Фоландию уничтожили. Он предполагает...
   Дядя с удивлением посмотрел на племянника:
   -- Где ты ее взял, Кирк? Неужели отец дал почитать?
   Кирку вспомнилось проникновение в дом Смолгов, и он ответил:
   -- Нашел!
   -- Удивительно, - проговорил Джон, а Фирлингтон возразил вновь:
   -- Вы заблуждаетесь! Мой мир не может быть уничтожен! Я не верю вам и... и... Я почти закончил свою историю... - он ненадолго умолк и отвернулся. Он потер глаза и уже скоро взглянул на собеседников. Было видно, что он устал, но одновременно ему не терпелось что-то сделать. Он выудил из кармана монетку и стал подбрасывать ее вверх, ловить правой рукой и хлопать ею по тыльной стороне левой ладони. Он был хмур и ни разу не уронил монету. Во взгляде фоландца читалась сосредоточенность: -- Дослушайте, что было дальше, и тогда я озвучу свою просьбу. Ведь в любом случае дело должно быть завершено!
   Хлопки от игры в монетку резали перепонки Кирка, нервировали, немного пугали, впрочем, не только Кирка: дядя Джон сосредоточенно пялился в лицо Фирлингтона, а тот продолжал:
   -- Когда все произошло, год назад, я был в лесу. Я хорошо знал лес и имел в нем тайное пристанище. Неподалеку от горы Мирис у меня есть землянка, спрятанная в полосе молодых елей. Однажды я нашел в горе комнату. Выдолбленную пещеру. Полагаю, она ничья, заброшенная и забытая... как я сам... - вдруг добавил он и в очередной раз ударил ладонью о ладонь: -- И там был шебрак. Я не понял, как он работает. Но это точно был шебрак! Возможно вы знаете, когда берешь в руки такой предмет, чувствуешь...
   Ах, толлам не понять! Это страшная тоска, когда ты лишен шеб. Ты видишь шебрак, но бессилен использовать его.
   Возможно, если бы я достиг нужного возраста, родители открыли бы мне особенные навыки, возможно я не был бы так беспомощен в этом мире...
   Впрочем, какая теперь разница?
   Итак, год назад, сидя в своем земляном укрытии, я это ощутил! Я ожил и от счастья чуть не обезумел. Я творил, я создавал, я просто стал собой. Когда я сжился с тем, что жизнь обрела смысл, я вернулся в гору Мирис и нашел в ней тот шебрак. Он светился!
   Фоландец вдруг замолчал. Казалось он раздумывает рассказывать дальше или нет. Вскоре он прошептал:
   -- Шебрак... Шебрак... - и сжал монету в кулаке. -- Я думаю он важен! - заговорил он в полный голос. -- Вчера я забрал его и... и перепрятал. Возможно именно ему я должен быть благодарен за буйство шеб, год назад зачавшееся в этом месте; и одна из них, подсказанная моими собратьями шеба, случившаяся в лесу сегодня, привела меня в этот дом! В дом, где живут люди, знающие о моей Фоландии. Мечтатели... Эти голоса... Они так мудры...
   -- Вы должны показать мне этот шебрак, - сказал Джон. -- И еще! Каким образом вы выдернули Кирка из... - он запнулся. -- Как вы переместили его в лес? Кто научил вас? Собратья - это кто?
   -- Простите, но вам я не открою этих знаний. Я готов сотрудничать лишь с мечтателем, и только, если он поможет мне найти эту... эту Пэнто! Ее требуется обезвредить! - он заговорил на повышенных тонах. -- Надеюсь сейчас вы понимаете это? Она опасна! Она виновата в моем бессмертии, в моем страдании и бесконечном одиночестве!.. В том, что сотни лет я жил неполноценно! Я был шебишем без шеб! Уродом среди толлов, среди обыденности и никчемности!..
   Мне нужен один, сильный шебиш-союзник, помощник; тот, кто знает где она прячется. Мне нужен надежный человек. Я не хочу потерять надежду на месть из-за!..
   -- Понятия не имею кто такая Пэнто и где ее искать, - дядя Джон прервал уже практически кричащего Фирлингтона.
   -- Бессмертная женщина! Вы должны знать! Я раскрылся вам лишь потому, что мне хотелось выговориться людям, которые не посчитают меня безумцем. Я мог рассказать все это лишь вам двоим. Вы должны понять меня! Вы просто обязаны мне помочь! Моя миссия благая. Надо убить Пэнто и освободить меня от бремени, которое я не понимаю. Безысходность. Моя вина... За что? Я не сделал ничего плохого!
   Джон смотрел на Фирлингтона:
   -- Не смогу вам в этом помочь.
   -- Поймите, если вы правы и мне некуда возвращаться; если мой мир исчез, то что мне остается? Мне нечего терять! Мне останется лишь... Я не хочу снимать фоулк и брать то, что мне нужно силой...
   -- Это и ни к чему, - Джон опять вытащил револьвер.
   -- Это тоже ни к чему, - ответил Фирлингтон.
   -- Вы угрожаете нам, но мы и вправду не знаем Пэнто.
   -- Вы знаете!
   -- Нет!
   -- Знаете! И, Кирк, вы поможете мне найти ее! - сказал вдруг Фирлингтон. -- Твой дядя враждебно настроен, потому вся надежда на тебя. Надеюсь ты готов?
   -- Как? С чего вы взяли? - удивился такому повороту мальчик.
   -- Но в последний раз я все-таки спрошу. Джон, а ты готов помочь мне?
   -- Я не смогу...
   Фирлингтон коснулся монеткой рукава рубахи, аккурат над фоулком на запястье. Шнурок, повинуясь невидимой шебе, зашевелился под тканью и вскоре он, словно жидкая ртуть, вытек на ладонь Фирлингтона. Дядя среагировал - он выстрелил, но Фирлингтон похоже подготовился заранее. Видимо он сплел некую мечту еще задолго до использования фоулка. Пуля замедлилась и застряла в метре от столетнего рассказчика. Дядя рванул к Фирлингтону с выставленным вперед револьвером, но фоландец легким кивком головы поднял дядю к потолку. Дядя стрелял еще, но было бесполезно. Он открывал рот, наверное, кричал, но Кирк не слышал даже писка. Мальчик вжался в бархатистую штору, словно желая утонуть в ее глубоких складках. Дядя уменьшился в размере и стал прозрачным. Вскоре руки, ноги, голова образовали ровные грани, и Фирлингтон щелчком сместил с полки в шкафу одну из книг, уложил ее на стол, а на ее место поставил потрепанную книжку, бывшую когда-то человеком. Кирк побледнел, он боялся даже открыть рот, чтобы закричать или позвать на помощь. Он смотрел на отблески света свечи, прыгающие по серебристым и позолоченным буквам на сотнях переплетах в огромном книжном стеллаже и уже не помнил какая именно книга была его дядей.
   Фоландец улыбнулся, подошел и, спрятав руки в карманы, склонился над Кирком:
   -- Не думай о дяде, он неудачник, но главное... Главное ведь другое. Так?
   -- Что? - прошептал Кирк. -- Не надо... Я не...
   -- Главное это твое желание, - он медленно кивнул: -- Ты хотел бы стать шебишем?
   Кирк дрожал, но мысль по воле страха или же отчаянно желанная соскользнула с губ Беккета-младшего еще до того, как он смог обдумать ответ:
   -- Хотел... - он прикрыл рот ладонью, которая тут же соскользнула ниже, ухватила его шею. Кирк кивнул: -- Хочу! Очень хочу! - он оторопел от слов, что рвались наружу. Кирк устало выдохнул и тихо произнес: -- Больше всего на свете...
   -- Отличный ответ! То место, откуда ты пришел... Ведь это не Воллдрим? Это даже не Земля?..
   -- Нет...
   -- Прекрасно! - на физиономии Фирлингтона читалось наслаждение, он закатил глаза и положил руки на плечи Кирку, потом заглянул, словно не в лицо, но в душу мальчишки: -- А теперь я объясню тебе как найти Пэнто, а после того, как мы проучим ее, я сделаю из тебя шеби... мы превратим тебя в мечтателя!
  
  
  

Глава 20. Мечтатель, скорбный властелин?

  
   Кирк шел домой и перебирал в памяти всех мечтателей-женщин. Молодых и не очень. Пэнто бессмертна, она не старится. Но вдруг она сразу была пожилой? Возможно Пэнто старуха!
   Одно он знал точно: случись, что Ясмин окажется этой загадочной Пэнто, то он, не задумываясь, откажется от мечтательства. Много дней разбирая свое общение с Ясмин и эмоции, которые в нем бушуют, он наконец понял, что влюбился. А ведь когда-то он считал влюбленностью свои чувства к Элфи.
   Кирк улыбнулся. Теперь он понял разницу между дружескими или скорее братскими чувствами, и чувствами к девушке. Девушке, ставшей столь значительной и желанной. Он хотел поцеловать Ясмин, обнять и даже больше.
   Судьба дяди заботила его, но он заставил себя верить Фирлингтону. Фоландец - чудной мечтатель, он не причиняет вреда себе и другим. Так он сказал!
   Сегодня, час назад, когда Воллдрим готовился проснуться, в доме Джона Беккета появился Рэмон и забрал Кирка на Изнанку. Сказал - зайдет к нему позже, поможет с обожженной рукой. Похоже он ничего не заподозрил, а посещение дяди Джона в Воллдриме было его обычным делом. Как же глупо выглядели теперь в глазах Кирка военные, патрулирующие дома и улицы. В Воллдриме шатались целые толпы мечтателей, а вояки не имели понятия об этом!
   Фирлингтон к приходу Рэмона уже два часа как ушел, но перед этим пообещал, что Кирк станет мечтателем. Мальчишка так желал обрести способность кроить миры и жизни на свой лад, но готов ли он совершать ужасное ради обретения этого великого дара? Он размышлял и выбор, казавшийся пару часов назад очевидным, теперь страшил мальчишку.
   Рассказать все Рэмону?
   Он решил не торопиться. Для чего нужен интеллект? Чтобы качественно все проанализировать. Спешить не стоит... Нет, не стоит.
   Пэнто - это точно не Элфи. А может ее мама? На Изнанке больше сотни женщин! Придется проверять каждую... Лилианна? Ха! Толлы не в счет!
   Перебирая в памяти местных дам, Кирк отчего-то забрел к домику, где жили Ясмин и три ее соседки-мечтательницы. Стоя у калитки, он взглянул вправо. Там, через дорогу, у пустующей собачьей будки его забрали в мир Земли. Оттуда началась его новая жизнь...
   Он вошел во двор и вскоре уже стоял у входной двери. Чуть помедлил. Скорее по привычке он постучал, потом нажал на рычаг, в доме Ясмин замигал свет. Хорошее решение для мира, где звуки не любят убегать далеко от своего источника.
   Ему открыли, и он вошел. В доме находилось человек пятнадцать. Похоже тут устроили веселье. Народ сидел на полу, на стульях и даже на столе. Повсюду валялись стаканы и тарелки, играла музыка. Кирк искал Ясмин взглядом, но ее нигде не было. Валга, коротко, почти на голо подстриженная соседка Ясмин, явно во хмелю, подсказала отправиться Беккету на второй этаж, выдав при этом в лицо Кирка смачную отрыжку и кокетливо извинившись за нее же.
   Он поднимался, рассматривая размалеванные Валгой ступеньки лестницы. На серый камень нанесли безвкусную цветастую абстракцию. Яркие линии и фигуры... Модный тренд или ужас аристократа? Как говорится, выбирайте сами! Серые люди, живущие в сером же мире. А вот Ясмин не такая! Ее не интересуют веселье и дурацкие материи.
   Кирк толкнул нужную дверь и увидел Ясмин. Она стояла к нему боком, а Франц сидел перед ней на коленях. Старшекурсник хитро впялился в Кирка и указал на него пальцем. Ясмин повернулась, и Кирк, разозленный уединением возлюбленной и нахала-Франца, сжал кулаки. Когда-то, когда Кирк впервые встретил Ясмин, Франц пытался убедить ее, что Кирк толл. С тех пор Кирк не то что недолюбливал его, практически... как бы это?.. В общем ревновал...
   К счастью, Ясмин обрадовалась появлению Беккета. Кирка сразу отпустило. Она была красива, а неспешные движения так изящны. Ее добрые глаза и легкость...
   Впрочем, Ясмин и Франц ничего такого не делали. Творили какую-то мечту. Не более...
   -- Ты хочешь с нами? - спросила она.
   -- А что с вами? - настороженно поинтересовался мальчишка.
   -- Мы слушаем голоса этого мира.
   -- Призраков? - а сам подумал: "Неужто Степан говорит со всеми?"
   -- Пусть будет так.
   -- К чему?
   -- Не бойся.
   -- Я и не боюсь.
   -- Ха! - усмехнулся соперник.
   -- Давайте! - согласился Кирк.
   -- Садись на пол.
   Кирк сел, а Ясмин запела.
   Все произошло молниеносно. Кирка куда-то тянуло, уносило, но вскоре он услышал пение. Теперь пела не Ясмин - кто-то другой.
   Кирк оказался в саду Изнанки, он смотрел на ту самую сливу, у которой пропал старик Степан. Ее голые ветки подрагивали, в благоговении склонялись, будто слива в печали поникла плечами. Ствол раскололся, из него вышла женщина. О, она была прекрасна! Она грациозно ступала по траве, будто невесомая, а ее рыжие волосы блестели и слепили глаз. Голос принадлежал ей. Губы, скулы, плечи, талия, бедра, - все в согласии с ее пением, отдавалось мотиву. Женщина щелкнула пальцем Кирка по носу, легко, но в нос будто вонзилась ледяная игла. О! Кирк уж не стоял, его оторвало от земли. Женщина рассмеялась и нарисовала пальцем круг, еще и еще один. Кирка раскручивало над головой женщины. Она будто была центром воронки, а Кирк потоком, несущимся на ее дно. Она не прекращала петь. В какой-то момент женщина заплакала, и ее слезы, обращаясь в бабочек, стало закручивать вместе с мальчишкой. Они лезли в глаза и нос и щекотали кожу. Сотни бабочек, тысячи, миллион... кружили вместе с Кирком. Сквозь бесконечный их поток он едва разглядел - женщина держит в руке нож. Он не боялся, лишь смотрел. Но как же все-таки она красива! Он смахивал с лица бабочек, ведь так невыносимо жаждал рассмотреть ее получше. Он тянулся к незнакомке, он хотел почувствовал ее ледяное прикосновение хотя бы еще раз. Но та кокетливо уворачивалась, подмигивая Кирку. Она взмахнула ножом, и его лезвие разрезало белоснежную ее кожу. Но на том она не остановилась. Все с большим рвением она продолжала резать сначала предплечье, потом плечо, медленно провела острием над грудью. Нет, из порезов не сочилась кровь - струилась семицветная радуга. Что может быть восхитительней, что также завораживает сердце?..
   -- Не бойся быть печальным, - сказала она. -- Верь себе и стань, наконец, мечтателем! - она улыбалась как-то неестественно, даже надрывно. Она танцевала, плавно водила руками перед собой, поднимала их вверх, запускала пальцы в свои раны, царапала себя, кружилась... радужной лентой изливалась из порезов кровь. -- Ты молодец! Ты не подвел меня. Я знала, что тебе можно доверять, когда пригласила тебя на свидание у медного короля, - она грубо рассмеялась и, обхватив себя руками, потянулась к Кирку подбородком. -- Милашка Магдалена стала тогда моим почтальоном. Ха! Ею было легко управлять. На время я потеряла тебя, но ты вернулся! И пуговица теперь не нужна... Используй шебрак! Используй его, мой умненький мечтатель!
   Кирк открыл глаза. Он лежал на полу, а над ним склонилась Ясмин:
   -- Ты видел ее? Что она сказала?
   Франц что-то бормотал, похоже он все еще был в трансе.
   -- Что?.. Откуда ты знаешь про нее?
   -- Это она! Она такая мудрая. Она - душа этого мира. Мы думаем так. Ее печаль... Она же здесь повсюду! Печаль не проклятие. Она естественна и благодатна.
   Кирк был поражен. Прямо сейчас Ясмин противоречила своим прежним убеждениям, которые сама столько раз повторяла ему. Чудо... Чудо важнее всего!
   -- Ты же сама говорила, что печальный мечтатель разрушает, а не создает. Печаль сковывает, она мешает обрести свободу, - сказал Кирк.
   -- Мы не верим теперь в это, - пояснил Франц. Он уже проснулся и присел, ухватив рукой согнутое колено. На его лице читалось блаженство. Он был одурманен сном. И Кирк, глядя на него, понимал, что минуту назад испытал то же самое. -- Это устаревшее мнение.
   Ясмин добавила:
   -- Что может быть прекрасней печального художника? Ведь он творит поистине шедевры!..
   Франц поднялся и подошел к Ясмин. Он поцеловал ее, и она поддалась. Кирк смотрел на них и уже ничего не понимал. Когда-то Ясмин сторонилась Франца, она считала его... слишком обусловленным, что ли... Но теперь! Мечтатели кичатся чудом и тому подобному, слушают чувства, избавляются от переживаний. А может и эти двое двинулись умом?
   Он смотрел на Ясмин, как она целует другого, и вдруг понял - она не так уж красива и совсем не притягательна. Он вышел из комнаты и закрыл дверь.
   Фирлингтон кое-что дал Кирку в доме дядя Джона. Беккет вынул из кармана пузырек с некой жидкостью. "Этот шебрак поможет выяснить, кто есть кто", - сказал фоландец.
   Кирк активировал шебрак, откинув крышку с пузырька. Его действие не должно было коснуться мальчишку, так как именно он запустил его. Сейчас Кирк узнает правда ли это.
   Ясмин крикнула, в комнате что-то рухнуло. Кирк отворил дверь и увидел на полу Ясмин, она лежала без чувств, а Франц корчился от боли. Идя по лестнице на первый этаж, Кирк ощущал, как сердце сжимается и страшится того, что натворило. Фирлингтон не обманул - Кирка шебрак пощадил.
   Внизу картина была аналогична той, что Кирк увидел в комнате Ясмин. Кого-то из гостей Валги вырвало, кто-то потерял сознание. Дергающиеся тела на полу и на диване... Всюду муки и агония. Один из юношей у подножия лестницы бьется в конвульсиях, еще один, справа уже не дергается. Наверное, он отключился. Кирк переступил через парня и увидел девушку в кресле. Она задыхалась, а ее красные яблоки глаз казались огромными. Побелевшими пальцами она сжимала колени и похоже ногтями кое-где вспорола себе кожу. Валга в шортах и облегающей блузе рыдала, забившись под стол, а ее парень - угрюмый блондин - бился в дверь, пытаясь убежать. Дверь не пускала его, или же он просто не мог справиться с ней. В целом каждый из присутствующих "отреагировал на шебрак". Значит здесь нет этой Пэнто. Зато он проверил целых шестнадцать человек!
   Эксперимент по выявлению "злодейки" прошел хорошо. Мальчишку испугал результат, но он и радовал. Не было в доме старшекурсников бессмертной Пэнто, а значит не придется подозревать и действовать. Выманивать Пэнто куда-то в город или...
   После случившегося в жилище, теперь уже бывшей возлюбленной, Кирк долго бродил по серому Воллдриму, и в конце концов решил, что пора явиться домой. Ко всему он хотел выяснить у отца предназначение люстры в своей спальне. Он узнает, а заодно проверит и домочадцев на "Пэнто". По правде, вспомнив об Элфи, он сразу же передумал. Она не заслуживает мучений. Только не она!
   Кирк шел домой неторопливо. Использовать диск для перемещений не хотелось, домой он не спешил - это точно. По дороге встретил женщину, потом еще троих. Всем стало плохо от шебрака Фирлингтона. Кирк использовал его, не слишком задумываясь.
   Придя домой, Кирк прилично измучился вопросом сказать или нет отцу о Пэнто и о дяде Джоне. Его мучила совесть за дядю и даже за некую Пэнто. А вдруг она не виновата или ее вообще не существует? Но что странно, еще недавно он несколько раз активировал шебрак, вызывающий боль и страдание у жителей этого мира. Совесть хоть и противилась, но позволяла проделывать это раз за разом.
   Блудный сын оказался около дома. "Деревянная" трава и лужайка, молодые прутики будущего сада, - все в серых листьях. На крыльце, прямо на ступенях сидел отец. Он был бледен. Он сидел меж двух теней от колонн, подпирающих козырек. Увидав сына, отец вскочил:
   -- Ты где был? Два дня прошло! Только не говори мне про...
   -- Пора поговорить, - процедил Кирк.
   Кирилл прочистил горло и, избегая смотреть сыну в глаза, сказал:
   -- Можешь не рассказывать мне, где пропадал, если не хочешь... Я рад, что ты пришел и что ты в порядке.
   На его щеках возник румянец и конечно же не от смущения. Он не решался и ему... ему, к печалящей мечте, было... страшно? да, именно страшно!.. Что же случилось?
   -- Элфи? С ней все в порядке? А мама?.. - заволновался было Кирк. -- Туман опять двигался? Новые сумасшедшие?..
   -- Все хорошо, Кирк, - улыбнулся отец, но Кирку показалось, будто улыбка доставляла тому боль. Именно так, с надрывом, улыбалась женщина из видения Кирка в доме у Ясмин.
   Кирк вряд ли понимал, что сердце отца на грани тяжкого бремени печали.
   Кирилл всматривался в лицо мальчишки восьми лет и думал о том, что давно уже замечает за ним столько недетских чувств и поступков, размышлений. Он провел рукой по волосам, собрался с духом и спокойно заговорил:
   -- Похоже я должен извиниться, сын. Твой день рождения, подарок...
   -- Да плевать мне на подарок! Я не о том!.. - Кирк злобно пялился исподлобья.
   -- О, прости... - Кирилл замешкался. -- Ты про мечтателей?.. - Кирк хмыкнул, и отец продолжил: -- Я не открылся тебе. Поверь я не мог и не должен был... Таков порядок!
   -- Ага... Ага... - съехидничал Кирк.
   -- Но была еще одна чрезвычайно важная причина. Не мог я, и ты был не готов узнать о существовании мечтателей. Это строжайшая тайна... Я планировал... Когда ты вырастешь... - он сбивался и трудно было понять, о чем конкретно говорит отец.
   -- Это все за что ты решил извиниться? - спросил сын.
   Кирилл ответил:
   -- Есть еще кое-что. Но, поверь мне, время еще не пришло.
   -- Я все понял, - сказал Кирк и подошел к двери: -- Я возьму кое-что и уйду, - сказал он, не оборачиваясь.
   Он уже решил! Он поможет Фирлингтону, он поможет найти ему Пэнто! Может так он спасет каких-то фоландцев, что заточила жаждущая бессмертия мечтательница.
   -- Куда? В смысле "уйду"? - спросил отец.
   Кирк повернулся:
   -- Для чего ты приволок из Воллдрима эту огромную люстру?
   Читая на лице сына проблески зарождающейся ненависти, Кирилл уже в сотый раз за этот день и миллионный раз за все предыдущие прокрутил в памяти ту злополучную оплошность, случившуюся много лет назад. Непонимание с зеландерийскими властями привело к тому, что без ведома Кирилла шебиши Зеландера вставили блокатор его сыну. Ведь в Зеландере всем детям вживлялся фоу! Кирк явно обладал способностями... В нем был чудный дар, хороший виделся потенциал... А позже оказалось, что фоу не достать, а в других мирах он может вести себя непредсказуемо. Потому Кирилл привозил шебраки для защиты сына, для правильной работы фоу в мире Земли. Он вынужден был постоянно подкладывать их Кирку. Дарил то цепочку, то ручку, то еще что-то. Несмотря на все усилия и всевозможные ореи и другие шебраки, предметы в Воллдриме быстро теряли свойства, и сын не по годам умнел. Кирилл непрестанно искал способы сбить способности, но его действия давали лишь временный эффект и не слишком затормаживали побочное действо фоу Зеландера.
   Он понимал - мощный интеллект в незрелом теле разрушителен. Гордыня, жажда разрушений, поиск изъянов - все это свойства разума, лишенного жизненной мудрости, лишенного опыта. Кирилл пытался сдержать лавину интеллекта сына. Постоянно давал ребенку книги, занимал его мысли. Старался направлять его в науки, где требовалось запоминать массивы информации. Купол Природы стал идеальным вариантом! Много знаний, обширные данные, но даже это не помогло. Кирк изучил столько книг! Он знал так много, а языки! Он осваивал их, почти не напрягаясь, и уже скоро отправился бы покорять Блок Интеллектуалов. Кирилл стремился отодвинуть этот миг, но сын явно созрел для точных наук.
   Шебраки буквально теряли свойства за недели, редко их хватало на несколько месяцев-полгода. Кирилл давно заприметил, что доброта Лилианны бесила сына. И Кирилл порой не знал, что делать со всем этим. Сын становился раздражительным и грубым.
   -- Люстра?.. Эээээммм... Я привык к ней. Она старинная... - отчего-то начал Кирилл, осознавая, что Кирк не купится. Он так устал от вранья во спасение, чудному мечтателю такой путь противопоказан, но что не сделаешь ради сына?
   -- Я не верю! - крикнул Кирк. -- В кабинете на улице Камней в твое отсутствие я просиживал под люстрой часами, днями. А теперь ты повесил ее в моей спальне здесь. Я не идиот! Зря ты так думаешь обо мне!
   -- Ты должен просто мне поверить. Ты что-то сделал с той фигуркой?
   -- С какой фигуркой?.. - спросил Кирк, но тут же вспомнил как спалил человечка с птичьей головой. -- Нет!
   -- Кирк, откуда у тебя эта рана? - сказал отец, схватив Кирка за запястье.
   Кирк оторопел, от неожиданности гнев чуть поунялся:
   -- Поранился, когда Магдалена...
   -- Рана появилась раньше! Ты сжег человека-птицу?
   Кирк смотрел на отца и понимал, что тот обо всем догадался. Но как?!
   -- Это все очень серьезно. Ты даже не представляешь насколько, - Кирилл выудил из кармана блестящее украшение. -- Возьми эту цепочку! Я прошу тебя одень этот шебрак! Обязательно одень! - настаивал отец.
   -- Вера противник ума! Я жду факты! - Кирк выдернул руку, злость вновь разгоралась в нем, он больше не станет удивляться, прогибаться, доверять!..
   -- Сын, ты сам-то слышишь себя?
   -- Слышу и хорошо осознаю свои слова! Хватит притворяться!
   -- Сынок, - смягчил голос отец. Он присел на колено и взял Кирка за плечи. -- Единственный о ком я забочусь - это ты. Твоя голова разорвется от знаний. Они... Я вынужден буду заставить тебя!
   Сын вырвался из объятий:
   -- Ты спятил?
   Дверь открылась и на крыльце появилась Лилианна, с ней была и Элфи.
   -- О, Кирк, ты вернулся! - засияла она и обняла сына. -- Где ты был?
   -- Мы тебя искали! - захлопала в ладошки Элфи. -- Ты тут? Ура! Урааааа!
   -- Прошу, дорогая любимая моя Лилианна, уйди! Вам с Элфи нужно сейчас уйти, - никогда в присутствии кого бы то ни было Кирилл не называл ласковыми словами свою супругу.
   -- Кирилл...
   -- Прошу!
   Элфи сочувственно посмотрела на друга. Кирк же впялил взгляд в свои ботинки. Мама не перечила мужу и сейчас уйдет...
   Но ожидания не оправдались.
   -- Нет, - сказала мама и подошла к Кириллу. - Это моя вина. Он сын не только твой, но и мой, а значит сын моей родины... - вдруг заявила Лилианна.
   -- Что? Откуда?.. Зачем ты?.. - возразил Кирилл, и в голосе его слышалось отчаяние.
   -- Зачем сейчас скрывать? - Лилианна провела ладонью по щеке мужа и повернулась к сыну: -- Кирк, дорогой мой, отец лишь защищает тебя. Не знаю зачем он начал это, но так сложилось...
   -- Что?.. О чем ты?!
   -- Я, и отчасти ты, мы принадлежим прекрасному месту, мы не совсем земляне.
   -- Лилианна... - вымолвил Кирилл, но не посмел остановить ее.
   -- Пора сказать! Я не хочу лишиться сына! Это заблуждение, что враньем мы сможем ему помочь. Я больше не боюсь и понимаю, что "страх" - это всего лишь слово и ему можно научиться... Сейчас я знаю, как все произошло. Я тосковала по родному миру, но хотела быть с любимым человеком, растить сына, стать счастливой. "Изъятие памяти" - как-то так это называется? Нет, оно не сложная мечта, но строжайше запрещена в этом мире, да и во многих других. Я долго просила Рэмона, я умоляла его, и он в конце концов поддался. Он сказал, что понимает мою тоску и готов нарушить запрет. Ему помог кто-то. Женщина. Не знаю точно, кто она. И все сработало! Правда не так... Когда мы оказались на Изнанке, я увидела Рэмона и узнала в нем друга, но вспомнила не сразу. Изнанка сломала ту мечту, и она со временем исчезла. Уже несколько дней я помню. Я поняла, Кирилл, почему ты не говорил о Зеландере и в целом о шебишах. Я могла вспомнить, я могла окунуться в тоску. Но изъятие сработало неверно. Теперь я поняла почему тосковала все эти годы, теперь мне ясно, что память тут не причем. Чувства остаются и их нельзя забыть вместе с воспоминаниями. Я не решила, что мне делать дальше. Остаться или уйти?.. но забывать я больше не хочу.
   Кирк, я родилась не здесь, но ты, уверена, побывал на моей родине. Я зеландерийка, а ты - мой сын, а значит наполовину зеландериец!
   Кирк раньше не замечал, как Ясмин лицом, фигурой, плавностью движений похожа на Лилианну. Он видел ее сейчас в своей матери. Да, Ясмин была настоящей мечтательницей! а его мама всего лишь... всего лишь с другой вселенной! Человек с другого мира!!!
   -- Кирилл, ответь мне честно, - сказала Лилианна, повернувшись к мужу. -- Ты возил Кирка в Зеландер? Ему вживили фоу?
   -- Лилианна, это вышло... не по моей воле. Я лишь хотел показать его зеландерийским шебишам, но... еще младенцу... Да! у него блокатор шеб, и в любом другом мире он не сможет исчезнуть. Лишь в Зеландере Кирк избавиться от него, лишь долго проживая там.
   Лилианна смотрела на Кирилла, и слезы наливались в ее глазах:
   -- Ты мучился так много лет? Тебе пришлось в печальном одиночестве переживать все это?..
   Возмущение - не жалость бурлили в Кирке, и они были весьма к месту:
   -- А для чего все эти люстры и фигурки, зачем если?..
   -- Виной всему побочный эффект фоу, - сказал отец. -- Твой интеллект и даже интуиция, они питались фоу, разрастались и становились смертельно опасными. Я не могу объяснить. Привезенные мной шебраки немного сдерживали процесс, но... птичий человек продержался дольше других, наверное, из-за новых свойств Воллдрима...
   -- Здесь есть хоть кто-то, кто не врет?! - крикнул разъяренный сын.
   И, словно по просьбе Кирка, возник тот, кто, в общем-то никогда не врал. Всколыхнув воздух и расстилая перед собой Степанову радугу, появился Рэмон, он вел за шиворот дядю Джона, он принес и запах слив, оказавшийся весьма насыщенным.
   -- Я не считаю вранье верным средством ни в одном предприятии. Никогда оно не шло во благо и лишь создавало уйму проблем, - высказал свою точку зрения Рэмон. -- Кто это? - спросил он разом у всех, указывая на Джона Беккета.
   -- Ты и сам знаешь, что это мой брат. Зачем ты притащил его сюда?.. - Кирилл был растерян. Он спустился с крыльца и встал перед Джоном. Солнце родило три тени, но одна дрожала и мигала, словно человек, которому она принадлежала, то терял плотность, то вновь наливался ей.
   -- Это не он, - сказал Рэмон.
   -- О чем ты? Джон, с тобой все в порядке?
   -- Да, я устал. Устал. Устал... - ответил Джон. Он и вправду выглядел странно. Его глаза без остановки моргали, а сам он мало шевелился. Рэмон толкнул его в плечо, и тот, повинуясь, зашагал строго по прямой и строго же боком. Он, чуть приседая, переставлял ноги, замирая после каждого шага на секунду-другую. Быстро он уперся в забор, опрокинулся через него и, лежа ровно, будто гипотенуза к катету забора, продолжал переставлять ноги и монотонно твердить: -- Я устал... Я пойду прилягу... Очень устал... Я очень устал... - вдруг он странным образом исхитрился оттолкнуться головой и вновь оказался на ногах. Теперь он шагал вдоль забора.
   -- Хуже копии я не встречал. Теперь ты видишь? - спросил Рэмон.
   -- Дилетантская мечта... - согласился Кирилл.
   "Джон Беккет" опять во что-то уперся, развернулся и поплелся дальше. Он впечатывался, то в забор, то в торчащий цоколь дома, цеплял моложавые стволы, ходил туда-сюда, причитая все о том же.
   Рэмон подошел к Лилианне:
   -- Я все понял. Еще когда ты только появилась здесь. Я откладывал момент твоего возвращения на Изнанку. Предчувствовал? И да, и нет. Все это чрезвычайно логично и предсказуемо. Вопрос недель и даже дней, и ты все вспомнила, - сказал Рэмон. -- Нельзя стереть память достаточно хорошо. Она всегда вернется... Всегда... Кирк, подойди!
   Кирк выглядел ошеломленным, подавленным. Наблюдать за копией дяди было невыносимо. Он повиновался Рэмону и подошел, ведь Кирк всегда его уважал. Рэмон расположил мальчишку к себе сразу и сейчас был едва ли не единственным, кто вызывал у Кирка бесконечное доверие. Ведь кому еще вверить себя, если не своему родственнику зеландерийцу?..
   -- Покажи мне!
   Рукав вверх, два метра бинта размотаны. Воспаление усугубилось. Предплечье наполовину, как и само плечо, покраснело и опухло, а из очага инфекции сочился гной. Элфи охнула, и Лилианна ужаснулась ране.
   Похоже те действа, которые Рэмон запланировал изначально оказались неподходящими. Глядя на рану, он раздумывал.
   -- Эта рана от шебрака, - пояснил Кирилл.
   -- Я вижу.
   -- Как? Почему? - спросил Кирк.
   Но тут Рэмон что-то заметил, а Кирк опять ощутил в сгибе локтя движение.
   -- Ах, даже так? - сказал Рэмон. - Фоу... - За секунды он сложил все факты: Лилианна, Зеландер, фоу, охранительный шебрак, открытая мальчику правда, обида на родителей... Рэмон быстро нашел эффективное решение.
   Он взглянул на Кирка и вдруг обнял его. Кирк оторопел, он попытался аккуратно отстраниться, потом не аккуратно, постарался вырваться. Однако учитель мертвой хваткой удерживал Кирка.
   -- Все хорошо, - повторял Рэмон. -- Все будет в порядке!
   -- Пустите!
   -- Справишься... Ты справишься... Все будет хорошо!
   Кирк рассмеялся, но и это не сработало! Он лупил Рэмона ногами и даже укусил того за живот. Он рвался и шипел протесты, он уже вспотел!.. Он пыжился, тужился, но в конце концов сдался. От бессилия он упер лоб в грудь Рэмона и странным обстоятельством вдруг зарыдал.
   Какое случилось облегчение! Ребенок не позволял себе этого действа давно, а может никогда в сознательной жизни. Навзрыд, от души, не стесняясь и совершенно забывшись, Кирк плакал, выл и, словно малыш, причитал...
   -- Садись! - дождавшись нужного эффекта, сказал Рэмон. Он разжал объятия, и Кирк плюхнулся на нижнюю ступень крыльца, еще не понимая, что случилось. -- А это, - он указал на локтевую рану, - лечится довольно просто. Здесь справятся календула и оксид цинка, плюс эфеби... Лилианна, можешь сама... или сходите в школу к лекарю...
   Она кивнула и присела рядом с Кирком. Мама обняла сына, и тот позволил!
   Похоже объятия послужили неким терапевтическим действом. Кирк всхлипывал, а Элфи опустилась на колени перед другом, уложив подбородок на его бедро. По щеке Элфи сбежала слеза, радостная, счастливая слезинка. Кирк с безграничной благодарностью посмотрел на подругу.
   -- Кстати, что бы вы выбрали, мистер Беккет: "быть мечтателем" или "быть самым умным из когда-либо живших не свете людей"? - спросил Рэмон.
   Кирк посмотрел на Элфи. Он вспомнил ее смешную пижаму с лопоухими зверьками, в которой она летала в небесах. Кто у нее остался? Неизвестно когда вернется ее отец, мама свихнулась, а Харм... Жив ли он? "Я нужен ей", - он улыбнулся своей почти сестренке и ответил:
   -- Дядя Джон в своем кабинете в Воллдриме. Тот человек, Фирлингтон, он превратил его в книгу и оставил на книжной полке, - сказал Кирк, протягивая Рэмону пузырек-шебрак, что дал ему фоландец. Сейчас он не сомневался в своем решении рассказать о Фирлингтоне и его планах. Он в подробностях изложил все, что вспомнил... -- А еще дядя сказал что-то про архив Карла. Надо достать архив. - Сбиваясь и стараясь не пропустить ничего важного, Кирк говорил о происшедшем в доме дяди Джона, глядя исключительно на Рэмона. На отца и на мать он не мог взглянуть даже мельком. Он виноват, что винил их, но сам готов был навредить уйме людей, лишь бы добиться своего. -- А теперь я отвечу на ваш вопрос. Что бы я выбрал: быть мечтателем или очень умным человеком?.. Я выберу... Я не знаю, как это сделать и получится ли, но... Собой, я хочу остаться собой!
   Зеландериец Рэмон сухо кивнул ответу мальчишки и без лишних эмоций взглянул на копию дяди Джона. Сейчас тот лежал на боку и, шевеля ногами, бормотал, что устал и пойдет спать, постепенно становился менее выраженным и уже прозрачным, вскоре исчез. Рэмон стер его.
   -- Сильный интеллект дает чудо и счастье, - сказал Рэмон не кому-то конкретному. -- Интеллект, который возомнил себя великим, способен родить высокомерие или же нескончаемую печаль...
   -- Тебе придется решать, что делать дальше с твоим фоу, Кирк, - сказал отец сыну. -- Думаю, ты созрел вполне, чтобы определиться самостоятельно.
   -- Значит этот блестящий червяк в моем теле называется фоу?
   -- Не червяк, скорее черви, - спокойно сказал Рэмон. -- Их сотни, впрочем это не совсем черви. Это частицы, которые, то собираются в ленточки, то вновь распадаются.
   Кирк сглотнул, но в панику впадать он утомился и потому всего-то обреченно скривил рот.
   Элфи подпрыгнула и, зависнув параллельно земле, обняла Кирка:
   -- Как я рада, что ты можешь быть мечтателем! Ты такой хороший и добрый. Самый умный на свете мечтатель!.. Ищущий знания!..
   -- Найдем же Фирлингтона! - сказал Рэмон, к собственному удивлению обнаружив, что воодушевился этой непринужденной и открытой радостью малышки.
   Кирилл Беккет подошел к Лилианне, обнял ее и поцеловал, чего никогда не делал в присутствии посторонних. Он сказал:
   -- Мы поговорим, когда я вернусь, - посмотрел на сына: -- Ты потрясающий ребенок... Хотя нет! Ты потрясающий мужчина! Позаботься об Элфи. До встречи, маленькая мечтательница Смолг!
   -- Да будет у нас чудная мечта! - ответила Элфи.
   -- Чуднее чуда станет та мечта! - сказал ей Кирилл Беккет.
   Кирилл встал рядом с Рэмон, обвел всех взглядом. Он выглядел спокойным. Многолетнее сожаление наконец стало рушиться, отступать, и чуда наверняка в жизни Кирилла теперь станет много больше.
   -- Давай, Рэмон! Идем за печальным мираком Фоландии...
   И оба мечтателя, воспользовавшись разными ореями, исчезли.
  
  
  
  
  
  

***

  
   -- Мы его поймали, - сказал Рэмон.
   -- О, чудная мечта, а Джон?
   -- Он в порядке.
   Сессиль прошлась по комнате, в которой они жили последние полгода. Босые ноги, мягкий ковровый ворс. Она остановилась и резко повернулась к присевшему в кресло Рэмону. За его спиной на фоне бледно-серой стены висел его полноразмерный портрет, написанный здесь же, лет десять или больше назад. Совершенно та же поза и взгляд с нынешним сопоставимый до крайности. Она разглядывала его невозмутимое лицо, живое и нарисованное. Наконец Сессиль спросила:
   -- Когда ты расскажешь мне в чем дело?
   -- Это ни к чему, Сессиль.
   -- Что случилось с тобой? Почему Виола противится нашему союзу?
   -- Это лишнее... - ответил Рэмон. -- Какая разница, чему она противится? Решать не ей...
   -- Ну ладно, объясни тогда, что имела ввиду Виола... Ее эксперимент... Почему, когда мы были в тумане, он не пустил в себя Виолу? Но стоило нам спастись, он вновь зовет к себе людей?
   Рэмон рассказал о своей догадке любимой, и она испугалась. Она приложила ладони к лицу и какое-то время стояла так. Она молчала, думала... Вскоре она расслабилась и, поправив кольцо с летучей мышью на указательном пальце, неспешно подошла к столу, стоящему слева от кресла, в котором сидел Рэмон. Сдвинуть с места монументальный стол возможно было лишь мечтой, весил он тонны. Сессиль рассматривала тетрадки и книги Рэмона, лежащие на нем. Она распахнула сборник поэзии Дрэзмонда.
   -- Я сделаю это, если будет в том необходимость... - сказала Сессиль.
   -- Мы найдем тебе замену.
   -- Я сделаю это сама!
   -- Нет, - он замолчал, а Сессиль, проигрывая в голове любимую мелодию, закачалась в ее такте и словно жива последний миг, улыбнулась неизбежному.
   -- Сделаю вместе с тобой...
   -- Ты знаешь, Сессиль, я понял откуда берутся все эти сливы.
   Она взглянула на Рэмона. Покусывая нижнюю губу, ответила:
   -- Таким образом Степан говорит нам о своем незримом присутствии?
   -- Так и есть! Он показывает, где он сам, но где что-то другое. Это не плохо, просто так случилось. Он растворился в этом мире и даровал ему хотя бы цвет, хотя бы запах слив.
   -- Чудесно и красиво... Степан не захотел жить без любимой. Он понял, что о ней мечтал печально.
   -- Радуга и ветер, - продолжил Рэмон. -- Все это весьма чудесно. Плохо, что Степан ни в мире жизни и ни за гранью миров, и потому сквозь его печаль мы можем слышать скорбь других. Возможно мы слышим саму Анну.
   Сессиль замолчала. Она смотрела в книгу и конечно же не видела в ней ничего. Она боялась и не только печали Анны Волгиной, но того, на что решилась; того, что сделает, несмотря на протесты Рэмона.
   Ветер заколыхал прозрачную штору, похоже в гости к ним пришел Степан. Воздух гулял по комнате, поднимая пыль и неся по красному полотну ковра иссохшие листья, вороша бумагу на столе.
   Зеландериец знал, что Сессиль страшно и знал, что человеческий страх можно обмануть. Достаточно обнять человека, и его мозг впрыснет в кровь гормон "безмятежности", химическое соединение "чувства безопасности". Он встал и подошел к Сессиль со спины, обнял ее, и на удивление ему самому стало спокойно.
   -- Одно печальное обстоятельство так и не находит разрешения, - сознательно переменил тему Рэмон.
   Сессиль уперла затылок в его подбородок и улыбнулась:
   -- О чем же ты сейчас?
   -- Я до сих пор не знаю где этот мальчик, Харм. Я не могу найти его.
   -- Это действительно печально.
   -- Но я отчего-то думаю, что у него есть шанс.
   -- Почему же?
   -- Иногда скорбящему о своей жизни индивиду достаточно сказать, что он хороший человек, и он вдруг начнет меняться. Он превращается в того человека, которого в нем видят другие. Так происходит, если он готов измениться, но пока не решил, как именно.
   -- Иногда достаточно, но ведь не каждый после этого станет чудным мечтателем.
   -- Согласен, - ответил Рэмон. -- Даже если наш сомневающийся определится так, как нам требуется, это не будет значить ничего для решения основной задачи. Не факт, что все сложится, как и не факт, что окончательно сей мир сломается. Это лишь течение времени, течение событий. Мы не правим ими - просто наблюдаем, оставаясь преданными чуду. События же либо закрутят нас в танце чудес, либо силой концентрического движения отшвырнут прочь, сквозь сотни мирозданий или за грань же их...
   -- Мы сделаем это вместе! - ответила ему Сессиль. -- Даже если все миры возрождений откинут нас за свою грань...
  
  
  

Глава 21. Врунья

  
   За событиями в Воллдриме, за разработкой "битвы с войском", за репетициями мечтаний в воллдримской среде... за сотней текущих, за десятком глобальных дел все вдруг позабыли о воздействиях бабушки Харма, да и сама Виола выпустила это важнейшее обстоятельство из поля зрения. Сейчас она осознавала - что-то есть на Изнанке; нечто сохранило волю и скорбные мечтания Анны Волгиной.
   Анна ушла из мира Земли. Вскоре случится девятилетие ее исхода. Она погибла не здесь - пыталась найти Круг Купола. Однако нечто по сей день питает ее мечты, она словно присутствует на Изнанке. Что есть эти голоса, которые слышат люди? Неужто бездушные воплощения? А может обычные мечты, не вписавшиеся в законы природы? Мечты привычны, но, если дело в бездушных воплощениях... Попытка создать мыслящее существо ни разу не принесло положительных результатов и было под строжайшим запретом в мирах людей. Но существуют же миры, где подобное дозволено! В таких бывала Анна, она училась у многих, совсем не чудных и даже не печальных учителей. Анна игнорировала запреты. Она продавливала идею скорби, как мощную силу самопознания и развития не только нашего мира, но сотен других. Наличие бездушных воплощений ломало целые миры своим противоречием. Виола и Карл оберегали Землю и саму Изнанку от подобных знаний. Может быть Анне удалось научиться, может быть она стала той самой причиной разлома Воллдрима?.. Из всех возможных вариантов искажения природных процессов этот был наиболее ужасающим. Избавиться от бездушных почти невозможно. Если дело в них - надежды нет.
   Печальная мечта, но оставалось лишь верить, что бездушных нет ни на Изнанке, ни в самом Воллдриме, иначе что? опускать руки и готовиться исчезнуть? Средств разрушить мир бесконечно много, но сохранить - слишком мало. Потому и нет миров, живущих постоянно, и даже самые стойкие из них рождаются и умирают.
   На Изнанке всегда было невидимое присутствие, но сейчас оно увеличилось в разы. Голоса слышит каждый из проживающих в сером городе. В мире Земли такие явления называют "духами" или "призраками". Всякий мечтатель знает, они - мысли, облекшие форму, но не вписавшиеся в устройство мира.
   Юным мечтателям Изнанки внушили опасаться печальных желаний. Тут не должно случится непредвиденного. Но вот уже три человека потеряли разум, живя здесь. А если быть честной с самой собой, то и четвертая на подходе. Четвертой была она сама, и Виола, к собственной печали, осознавала это. В чем причина безумия граждан Изнанки? В Анне? А может играет неполноценность мира? Да и само название "мир" для Изнанки роскошно и явно преувеличено.
   А еще пропавшие год назад дети... Десяток мальчишек! Их следы потеряны, и нет убедительных версий куда же они подевались. Время безжалостно к надежде, и потому верить в их возвращение все сложнее.
   Все это ужасно, но изводило Виолу другое. Ее мучила обманщица-память, ведь прошлое становилось не тем, каким так долго представлялось.
   Виола Крубстерс вышла на улицу, закрыла дверь на мечтательный замок. Теперь никто не сможет проникнуть внутрь, даже промечтав домодробительный бульдозер. Она спустилась по ступеням, стараясь откинуть прочь снедающие ее воспоминания. "Забвение" испарялось... Очевидно Карл держал его в узде, пока был жив. Брегантина все еще пребывала в счастливом неведении. Ей можно позавидовать, совершенно точно позавидовать! Зависть - недоброе чувство, но с ним жить легче, чем с осознанием ужаса, который ты натворила. Сложно сказать, что предпочтительней: знать, что ты убийца? или творить благие дела, не подозревая о страшных последствиях своей давней ошибки? Кто ты, если забрала себе не только чужие жизни, но присвоила и великие заслуги, к которым не имеешь отношения? Тяжелые предчувствия и попытка унять их, как покорного пса, уже не помогали. Тревога пожирала разум: тревога о будущем, о грядущих переменах, об уже начавшемся хаосе. Так отчаиваться и не верить в чудесный исход она не позволяла себе сотни лет, но после смерти Карла все изменилось: Воллдрим, она сама и даже Изнанка...
   Серый мир трансформировался. Сотни лет стабильности заканчивались. Краски перекраивали этот пузырь, находящийся в параллели с Землей. Радуга ползала по городу, то накрывая большую его часть, то на часы пропадала. Эта радуга была живой, она создавала ветер и запахи, она говорила, и Виола поняла - это не часть ее безумия, но реальность. Порой с ней говорил сам Карл. Теперь она подозревала, что его смерть в руках немров не случайность, но его выбор. Временами она чувствовала потребность пойти по его стопам и сгинуть в чреве пожирателей мечтаний...
   -- Карл, все держалось на тебе. Не я - ты был важным для нас, для Воллдрима, для всего мира! Должно быть ты понял... Ты что-то вспомнил? Почему не раскрыл глаза мне? Почему ты, своей смертью переложил всю ответственность на меня? На мои старые, усталые плечи... - нашептывала себе Виола, когда шагала по лиственной перине к широкому проспекту.
   Больше ста лет минуло, с тех пор как боль утраты чуть не разрушила ее жизнь. Она видела сны, ее посещали обрывки чувств, картины прошлого... которые стали возвращаться, и поначалу верить в них казалось нелепостью. Однако недавно все изменилось. Ночные кошмары когда-то случились на самом деле. Самообман не может продолжается вечно.
   Рэмон рассказал, что Лилианна Беккет вернула свое прошлое, свой родной мир. Общая мечта Рэмона и Виолы сломалась, и всему виной чувства, которые остаются несмотря на исчезновение привязок этих самых чувств к конкретным событиям.
   -- Я больше не могу заботиться обо всех. Я не могу позаботиться о себе. Я мечтаю умереть... Я умру! Наконец-то я умру... - она грустно улыбнулась, провела рукой по скользкой ткани своей новенькой блузы, сшитой из рубашки Карла. -- Родной мой, что же ты наделал?..
   Она вышла на проспект. Здесь разновеликие деревья, растущие на разделительной линии дорожного полотна, жили и крепли, хоть и в сером ритме, но казались мощными. Она оглянулась. Впервые на ее памяти около ее дома случился листопад. Редкая зеленая листва в море серых собратьев плотным слоем укрывала землю вокруг ее изнаночного домика, который был копией дома в Тубио. С той лишь разницей, что не обладал разноцветием, его не окружал непроглядный забор, да и сад... Можно сказать, что сада здесь не было. Лужайка перед парадным входом и ведущая к нему тропа, нынче заваленная опавшей листвой; два массивных ствола дерева драконьей крови по обеим сторонам от крыльца. Их ветви давно перемешались, вросли друг в друга; а сами деревья, походившие на вековые дубы со сплющенной кроной, в пору лиственности совсем не пропускали солнечный свет, и дом всегда был в их тени. Сейчас двухэтажное строение испещряли бесчисленные ломанные линии - эхо солнечного света, запутавшегося в ветвях древних деревьев. Справа под драконьим древом стояло кресло-качалка, а рядом с ним - круглый бревенчатый стол, с отшлифованной столешницей под лиловым лаком. Впрочем, и стол, и кресло покрывала листва.
   Мало построек соотносилось с версиями Воллдрима. Часть школы, несколько домов, и один из них - этот самый. Некогда семейный кров четы Крубстерс...
   Деревья за спиной Виолы закачались, а по дороге заскользили листья, запахло... курятником?!
   Вонь резала горло, и Виола задержала дыхание. В голове вспыхнул образ Карла. Он что-то шептал, но она не смогла разобрать.
   -- Карл, Карл!
   -- Пэнтооооооо... Пэээээээнтоооооо... - пропел ветер.
   -- Я помню тебя, Карл, я помню, - ответила Виола.
   -- Врунья! - резко прокричал кто-то.
   В лицо ударил ветер, и она зажмурилась. Открыв глаза, Виола поняла, что лежит на дороге. В метре слева облезлый забор в голубой краске, старой и давно пришедшей в негодность. Солнце било в глаза, и она отвернулась. Стрелки сухой травы на обочине и невозможно приятный запах дома, который то и дело оттесняла наслаивающаяся вонь куриного помета, приносимого воздушным потоком.
   Кудахтали куры, и рубил топор, под чьими-то туфлями шелестел песок. Мечтательница тотчас поняла - Изнанка выкинула ее в город. Она оказалась около воллдримского своего обиталища!
   -- Врунья! - совсем рядом презренно повторяли одно и то же: -- Врунья! Врунья!..
   Виола приподнялась. На нее смотрела смуглокожая девочка лет шести-семи с густыми черными кудрями, падающими на лоб. Она лукаво щурилась.
   -- Я? Ты это про меня?.. - выдавила сквозь зубы Виола.
   -- Врунья! Все не так было! Ты врунья, Гульнара. Врунья! Я маме расскажу, как все было.
   Кричала не девочка, Виола не сразу разобрала - орал мальчишка. Он стоял чуть поодаль, за спиной девочки, и махал кулаком.
   Старушка тяжело вздохнула и присела, упершись рукой о землю. Она быстро отряхнула свою клетчатую юбку и с сожалением обнаружила, что новая блуза испачкалась. Малышка Гульнара расплылась в улыбке и прошептала:
   -- А мама все равно поверит мне, а не ему!
   Виола не пыталась встать, ее мутило. Она непонимающе взглянула на девочку, потом на хмуро взирающего на нее мальчонку, который был немногим старше Гульнары. В последний раз бросив сестре: "Врунья!" - он бросился бежать. Подбрасывая песок подошвой ботинок, он свернул в калитку и вскоре скрылся в доме. Незамедлительно из дома послышался женский голос, раздраженный и немного встревоженный. Вышли трое. Мальчишка и такие же, как и дети, смуглокожие мужчина и женщина. Похоже это были их родители. Они подошли. На женщине был домашний халат с выцветшими розами, а на мужчине старые штаны и рубаха, поверх которых он одел слесарский фартук.
   -- Джам, Гуля?.. Что тут у вас?.. - женщина участливо посмотрела на Виолу: - Гуля, иди ко мне, - позвала она, а потом обратилась к Виоле: -- Вам плохо? - с недоверием спросила она, прижав дочь к себе. - Сын сказал вы появились... из воздуха? Вы чародейка?
   Виола обомлела. Чародейка? Она постаралась сосредоточиться. Мечтать тут надо аккуратно, а, чтобы не мечтать, осторожность нужна тем паче!
   -- О, нет! Что вы? - она взглянула на мальчишку. -- Зачем же ты врешь? Тебя зовут, Джам? Ты сам истории берешь из воздуха. Откуда я могла тут появиться? Не выдумывай! - отчаянная попытка спасти ситуацию была слишком отчаянной, но надо было спасать эту самую ситуацию. Виола уже приготовилась раскрутить мечту, воздействовать на людей. Не зря же Воллдрим позволяет мечтать обо всем на свете!
   -- Если это так, то мы просто обязаны сообщить... Вы понимаете, мы обязаны, иначе будут неприятности. Вы простите, но мы... - женщина в розах пытливо пялилась на своего молчаливого мужа: - Анвар, иди... Иди же! Позвони им!
   Анвар сурово смотрел на Виолу, он сжал кулаки. Казалось, он готов ударить старушку, и наверняка сделал бы это, если б она была мужчиной. В нем горело бешенство, а глаза наливались презрением. Он смотрел так, будто встретил человека повинного во всем, не только в бедах его семьи, да уничтожителя всего миропорядка. Да, местный люд теперь уж точно возненавидел мечтателей. Возможно люди были правы в своей ненависти, об этом Виола и сама не знала, но может быть мечтатели единственные, кто может спасти этот город, этот мир, самих себя...
   Виола напряглась, скользнула мысль: "Забвение, ему здесь самое место... Не важно, что оно недопустимо..." - однако намерение не успело сложиться в желание.
   Всю бурю мыслей Виолы, да и своих родителей прервала малышка Гульнара:
   -- Мама, а Джамаль опять выдумывает! Эта тетя шла по дороге, а потом упала. Ниоткуда она не появилась. Он врун! - малышка указала на своего брата пальчиком, только что вынырнувшим из ее крохотной ноздри.
   - Что-о-о-о?.. Я сам видел!
   - А еще он забрал у меня булочку и обзывался, а потом удаааааариииил!.. - Малышка спрятала лицо в ладони и надрывно завыла. Ее брат, начавший было защищаться, незамедлительно получил от отца подзатыльник и тут же умолк, а Гульнара исподтишка взглянула на старушку и незаметно для остальных показала ей язык.
   У мамы Джамаля округлились глаза, она впялила руки в бока и покачала головой:
   -- Джам, ты же знаешь, все это слишком серьезно, чтобы шутить с такими вещами! Ко всему, зачем ты обижаешь свою маленькую сестренку?!
   С явным замешательством Анвар пялился и по сторонам, и никуда одновременно. Сын послужил неким громоотводом для его ярости. Мальчик стоял, стиснув губы, и едва сдерживал слезы, которым причина была не боль, но обида на родителей и досада, от того, что младшая сестренка правит ими как ей заблагорассудится. Он не стал защищаться, просто умолк. Отец же, довольный тем, как разрешилась дилемма, сказал:
   -- Мальчишка получит свое, но вам все же лучше уйти! - казалось он не доверяет версии своей маленькой дочери, но эта версия устраивала его намного больше, нежели альтернатива. Вызывать военных ему вряд ли хотелось. Анвар спрятал руки в квадратных карманах фартука и кинул: -- Все в дом!
   Семейство скрылось в доме, а Виола наконец поднялась с земли. Ну и люди пошли! Ведь, если они поверили малышке, то должны были обратить внимание на самочувствие в общем-то достаточно пожилого человека! "Пять сотен лет, негодники! Пять сотен!" - она ухмыльнулась. Ведь любому могло стать плохо в этой жаре.
   Она тщательно отряхнулась. Сухая растительность и безжалостное солнце, палящее и выжигающее и без того сухие стрелки колосков, прикорнувших на металлических воротах ее бывшего жилища. Несмотря на жару, сладкий грушевый аромат был таким пленяющим, домашним. Ей захотелось задержаться здесь и насладиться им еще, но нельзя.
   Не было ничего сложного в том, чтобы удрать из Тубио также быстро, как появиться здесь. Кстати, а почему она тут появилась? Такого раньше не бывало. Она создала переход невзначай, случайно, даже... А может это была не она? Кто-то кроит Изнанку! Кто-то следит за ней!!! Кто-то...
   -- Я скоро свихнусь окончательно. Вот это факт! Кругом враги мерещатся!
   Старушка прислонилась спиной к забору, бегло осмотрелась, взмахнула ладонью, впрочем, хватило бы и конкретной мысли, и оказалась на Изнанке. Мечтать на глазах воллдримцев плохая идея, но с другой стороны стереть им память вариант похуже. Слава мечте, проблема разрешилась сама собой и не пришлось мечтать ни первого, ни второго.
   Самокопание весьма приятное занятие для помешанных, но Виола вспомнила и о других своих обязанностях. Ее ждет Рэмон!
   Он пытается найти Харма уже много дней. Одевает наигранный облик и появляется в разных местах города. Ему кто-то сказал, что мальчик может быть жив, что он в руках у военных. Однако Рэмону не удается найти мальчишку Дриммерна. Возможно Харм все же погиб или его увезли далеко отсюда. Судьба Харма заботила Виолу, но она никак не могла отделать от мысли, что он часть Анны Волгиной и потому опасен.
   Вскоре должен состояться очередной совет Изнанки, буквально на днях. О Харме на совете вспомнят, как и о других пропавших мальчишках, но вряд ли беседы станутся продуктивными. До открытия совета, помимо поисков Харма, требовалось обсудить с Рэмоном план дальнейших действий; решить, где еще можно достать шебраки, которые по неясным причинам супруги Либель до сих пор не доставили. И еще десятки мелких и не очень дел... Но было еще кое-что!
   Пришла пора узнать Рэмону нечто большее о Виоле. Раз Рэмон в курсе, что Карл Крубстерс умер всего-то один век назад, догадаться об остальном он сможет без труда. Правильней самой открыть ему кто она такая! Пусть узнает все, перед тем, как они отправятся...
   Ах да, на днях поймали фоландца Фирлингтона, а в доме Беккетов обнаружились новые дневники Карла! Рэмон изучил их (не без помощи Виолы) и запланировал проверить одну из своих теорий касательно данных, нарытых в дневниках. Карл перед исчезновением много путешествовал по миру Земли. Оказалось - не просто так.
   Придется покинуть не только Изнанку, но появиться в Воллдриме, чтобы драпать от военных к указанным Карлом координатам. Однако без мечтательных навыков это почти невыполнимая задача. Им, как прежде и Карлу, стоит использовать сферу мечты - нисту-рум, из Уголка Просвещения школы Воллдрима. Впрочем, не то, чтобы "стоит использовать"... Сфера - единственный вариант!
   -- Что ж, пойдем в гости к военным! - сказала Виола и переместилась.
   Она шагала по коридорам Школы Мечтателей к кабинету Рэмона, вспоминая малышку Гульнару и ее брата. Как заноза отчего-то в голове засело это слово - "врунья". Оно обрамило Виолу, как влитое, словно было выкроено точно под стать старушке-мечтательнице.
  
  
  

Глава 22. Катаклизмы

  
   Наконец купол раскрылся. Из него вылетел непрозрачный шар диаметром около тринадцати метров. Внизу творился настоящий хаос. Стрельба, крики, несколько неподвижных тел распростерлось на полу, Кирилл Беккет услышал лишь:
   -- Быстрее! - после чего раздался взрыв, и купол обвалился.
   Столб пыли обнял сферу, но не одна песчинка не проникла внутрь. Разглядеть хоть что-то внизу было невозможно. Сфера поднялась над крышей школы, и стало понятно, что добрую треть многокорпусного здания заволокло пыльным облаком, однако ученики на стадионе Зала Спортсменов имели наилучший обзор - им были прекрасно видны сферические маневры. На мгновение детишки остолбенели, но уже скоро вслед за юношей в яро-желтом спортивном костюме помчались к сетчатой ограде и приветственно замахали ручонками людям в сфере. По правде, махали они скорее самой сфере, ведь никто из них не мог увидеть начинку матового шара со странной дрожащей поверхностью, рисунок которой менялся и мигал: то каменным казался, то напоминал разноцветный апельсин с грубой коркой. Один из учеников запрыгнул на сетку, защищающую стадион (все же тот располагался на крыше спортивного корпуса), и закачался на ней. Поначалу учитель взбесился разорванному строю класса, но уже сам рассматривал летающий объект завороженно. Часть пыли, прилепленная статическим электричеством к сфере, обдала всех песочком. Что заметно прибавило в детворе веселья, а одному рослому мальчишке удалось в прыжке прикоснуться к вязкой ее поверхности.
   Кто был в сфере нисту-рум, кроме управляющего ею Кирилла Беккета? Все, кого Виола сочла должными быть в ней, а именно: Рэмон и сама Виола, Кристиан Хванч, а еще Генри Смолг, который всего пять минут назад вернулся в Воллдрим вместе с родителями Магдалены, четой Либель. Петр и Елизавета Либель остались внизу. Они сильны, опытны и должны были помочь справиться в Уголке Просвещения остальным. А еще у них были кое-какие шебраки Зеландера. Успели ли они воспользоваться ими во спасение? Надежда была, но обрушение потолка... Кто его устроил? Военные или мечтатели?
   Все в сфере знали на что идут, похищая ее из места, находящегося под воинской охраной.
   О том, кто есть Виола Крубстерс теперь узнали все пассажиры нисту-рум. Виола -основательница мира Земли, создатель Изнанки! Рэмону открылась эта давняя тайна буквально пару часов назад. Удивился ли он? Нет. Поверил? Частично.
   -- Кирилл, поторопись, не нужна нам еще одна битва над головами у воллдримцев! - Виола указала рукой вперед, и сквозь рябь сферы Беккет увидел летящие им навстречу вертолеты.
   Он прикоснулся к шершавому табло, болтающемуся перед его лицом, сосредоточился, и сфера, исчезнув для всех снаружи, рванула на юг. Вскоре растерянные преследователи растворились в голубизне неба, а детки еще долго обсуждали чудо серой штуковины, ведь о том, что в школе есть летательный аппарат слухи ходили в течение всех столетий, что она существовала.
   Сфера неслась с приличной скоростью. Кирилл Беккет управлялся с ней грамотно и тонко. Он, как и многие его предки, частенько работал с ней. Это было что-то вроде семейной обязанности. Кроме него справиться могли бы один-два мечтателя этого мира, но вряд ли так искусно.
   Нисту-рум сейчас была огромна, в ней мог бы поместить трехэтажный дом. При желании, она могла сжиматься или растягиваться. Гравитация шебрака позволяла ходить по всей внутренней поверхности. Нисту-рум была подобна вывернутой наизнанку планете; мягкая под ногами, напоминающая болотный, но не влажный мох. В целом, комфортная для пассажиров.
   Лишь сфера расширилась в Уголке Просвещения до нужных размеров, в нее вошли пятеро. Точнее ее коснулись пятеро, и они мгновенно оказались внутри.
   Оказавшись по ту сторону сферы, Кирилл присел на одну из изогнутых бронзовых скамеек, наклонился; словно тягучую массу схватил мягкую подстилку, потянул ее вверх и промечтал подходящий для себя интерфейс, прилично наклонил скамью. Он создал навигационные экраны, карты, пульты управления, - все, что сам считал необходимым. Что-то исчезало, другое появлялось - процесс полностью был под его контролем. Он мял внутреннюю оболочку сферы, будто тесто, из которого получался то монитор, то клавишные панели, то нечто вроде штурвала. Управлять сферой возможно было в любой ее точке, главное касаться ее оболочки, а способы манипулирования сферой шеб не ограничивались тактикой Кирилла, другие мечтатели могли бы действовать иначе.
   -- Почему надо было рисковать жизнями ради нашего вылета? Неужели мы не могли появиться в отдаленной точке Воллдрима и промечтать нисту-рум? - высказался Кристиан Хванч.
   -- Сферу промечтать не сможет никто из живущих на Земле. Принцип ее действия, да и само строение не знаю даже я! - оправдывалась Виола. -- А без этой сферы все бессмысленно! Она позволит нам мечтать за пределами Воллдрима. Без нее мы не сможем понять, что именно искал Карл, - на лице Виолы плясало волнение.
   Всему причиной стала спешка. Рэмон сказал, что откладывать нельзя! У него имелись веские причины действовать немедленно, делиться которыми он не стал. Увидав, же Хванча в кабинете у Рэмона, Виола обомлела. Ведь тот пропал много дней назад, но, когда она узнала где он побывал... Туман! Он бродил в его густоте. Кристиан сказал - туман не пуст! В нем застывшие в веках мечтатели...
   Рэмон твердил, что дело не терпит отлагательств и объяснит не сразу - походу миссии, что конкретно он имеет ввиду. Доверия он заслуживал до крайностей возможного, а "походу миссии" обозначало - расскажет, когда сочтет сие необходимым.
   -- Фиона, Сессиль, Елизавета и старик Либель... Эта сфера активируется таким большим количеством мечтателей! Кто только это придумал? - спросил Хванч. Он стоял поодаль от мечтателей, опустившись на колени, и смотрел на тающий в лесистой полосе горизонта пик скалы Мирис, на чьем фоне еще минуту назад красовались городские шпили.
   -- Не мы ее создали, лишь можем использовать, - молвила Виола.
   -- Я не прощу вам этого, - спокойно сказал Рэмон. Стоя напротив Виолы, он сосредоточенно всматривался в ее лицо.
   Все, буквально все, посмотрели на Рэмона. О чем он говорил? Разве он способен кого-то осуждать? К чему относилась эта его фраза?
   В мире, в котором родился Рэмон не было понятия страха, но Виола, глядя на него, понимала, что он слишком долго прожил среди людей Земли и теперь почти боялся, но не событий, ведь бессмысленно бояться того, что существует, но не увидеть Сессиль живой. Она осталась в Уголке Просвещения. Успела ли она спастись?
   О чудная мечта, неужели из-за земной женщины, из-за Сессиль Фиганро, в нем пробуждаются давно убитые чувства? Несмотря на заявление Рэмона, Виола мимолетом обрадовалась его словам:
   -- Рэмон... - позвала она.
   -- Молчите, - ответил зеландериец.
   -- Я не...
   -- Замолчите! - он шагнул к Виоле, но прошествовал мимо.
   Виола проводила управителя Школы Мечтателей взглядом и склонила голову. Она уже понимала, что, помимо Сессиль, он никогда не простит ей...
   Толком спланировать похищение сферы не удалось... Рэмон и сам предвидел риски, но явно не желал жертвовать любимой женщиной, которую выбрала на участие в этом мероприятии сама Виола. Сессиль, как и еще одна мечтательница Изнанки - Фиона, наилучшим образом подготовились к мечтам Воллдрима. Они научились концентрироваться на мечтах, доверить это дело стоило именно им.
   Из-за срочности Виола даже не успела озаботиться чистотой собственной одежды. Блуза и юбка в пол, выпачканные в Воллдриме; утерявшие стойкость волнистые кружева на манжетах... Честно говоря, она забыла обо всем этом. Однако забыть намерение Рэмона не прощать ее, она и не пыталась. Она понимала, что его обвинения - это эмоции: она не больше и не меньше их всех причастна к бойне в Уголке Просвещения. В любом случае новая глыба вины за чью-то потерянную жизнь покажется снежинкой, опустившейся на айсберг, для того, кто оказался закован в его ледяных тисках. Давление груза вины за сотни других, закончившихся или застывших меж смертью и забвением жизнях, итак вскоре раздавит ее.
   Архив Карла хранился в Тубио, и Виола перечитывала его рукописи десятки раз. Но почему несколько важных тетрадей, в особенности одну, в которой Карл описывал свои путешествия по миру Земли он доверил Беккетам? Почему он велел скрыть часть архива от нее? Сами Беккеты не пытались расшифровать записи Карла, да и не смогли бы, но Виола поняла - Карл кое-о-чем догадывался. Он искал ответы на одни вопросы, но ненароком нашел ответ на важнейший вопрос своей жизни: Кто такой сам Карл Крубстерс?
   Фоландец Карл, когда-то молодой супруг Виолы, решил сотни лет назад помочь любимой пережить отчаяние страшной ошибки. Пять сотен лет и непрестанная поддержка изъятия памяти. О! Наверное, он довел сей навык практически до совершенства. Виола позабыла о трагических событиях. Он изъял память и самому себе. Однако подобная шеба слишком сложна, и потому он вспомнил раньше. Новые факты делали очевидной причину утайки архива. Карл удалял намеки на прошлое, прятал подсказки... К сожалению, за всеми этими действиями неминуемо ширился обман, он становилось невозможно большим. Несмотря на взятие ответственности за вранье Карлом на себя, Виола получила сокрушающую ее скорбь не только за жизни множества людей, но и за легенду, рожденную Карлом. А еще за Брегантину, ведь и ей промыли мозги, заменили годы жизни на те, которые никогда не случались. Впрочем, не годы - столетия жизни, которых она не переживала. Простит ли она Виолу и Карла? Какая теперь разница? В сравнении с прочим - это пустяк.
   Мечтательница выстроила в голове образ Кайгы, пса Элфи и Харма. Теперь именно этот пес старался унять печаль ее души. Она погладила образ, мысленно утешила его, но это сработало на малую долю от того, что требовалось Виоле в настоящий момент. Повысив голос, она сказала:
   -- Виновата и не прошу прощения! Я поступлю всякий раз так, как считаю необходимым! Я собираюсь исправить то, что творится с миром. С нашим общим миром! С нашими жизнями! Иначе погибнут многие и многие. Тысячи... возможно все... миллиарды людей!
   Рэмон поглядывал на Виолу Мариэн, ныне Виолу Крубстерс. А та надеялась, что он поймет ее, но она и не догадывалась, что ее лучший ученик думал сейчас лишь о том, использует ли она в настоящий момент наигранный облик, чтобы скрыть эмоции, или она готова быть честной со всеми? Создала ли она мир Земли? - Он не верил ей даже в этом.
   -- Мы закончим, но потом вы уйдете из этого мира... или уйду я... - монотонно произнес Рэмон.
   К нему подошел Хванч и положил руку на плечо.
   -- Рэмон, не стоит сейчас, - сказал Кристиан.
   -- Вы же понимаете, вам лучше уйти? Для себя, для всех! - настаивал зеландериец. --Скажите только одно... вы знаете, кто есть Пэнто?
   Виола отвернулась:
   -- Нет, - соврала она.
   Однако именно так назвали ее родители, когда она родилась в миру Фоландии. Теперь она вспомнила и это. За свою пятисотлетнюю жизнь Виола сменила так много имен, что имя одаренной девушки-мирака, той, что концентрировала шебы ловчее самых почтенных шебишей не только Фоландии, но многих миров... имя истерлось временем и едва не кануло за грань миров. Когда-то ее выбрали... она стояла во главе грандиозного действа. Молодая фоландка управляла массовой мечтой. Да, тогда ее звали Пэнто. Забавно, но с фоландского "пэнто" переводилось, как "врунья". За что родители наградили ее такой характеристикой? В шутку ли? Предопределяя ее поступки?
   Генри с непониманием смотрел на присутствующих. Он подошел к Кириллу, и друзья завели беседу. Кирилл вводил его в курс последних дел. Рэмон же уселся на скамейку, спиной к летящей внизу земле. Перед его глазами облака мигали и пропадали, лишь редкие птахи поднимались так высоко. Они, словно помехи на экране неба, то вспыхивали, то внезапно исчезали.
   Виола никогда не говорила Рэмону, но понимала, что взяла мальчишку с зеландерийского Антаривуса по трем причинам. Первая - это поощрялось местными властями, вторая - ребенок, не знавший страха, был бесценным! При надлежащем усердии она планировала воспитать в мальчике способность думать и действовать в самых сложных ситуациях. Он должен был стать ее рассудком, страховать, когда она, да и другие теряют концентрацию. Не окажись он шебишем, даже в этом случае его бесстрашие - полезнейшее качество. Все это так, но решительным фактором стало иное. Она привязалась к мальчонке уже тогда, в Зеландере. Расчет Виолы был очевиден, но не играл главную роль в ее решении. Она полюбила Рэмона, малыша из городка Антаривус. Полюбила своего в будущем преданного, талантливого, невозмутимого ученика, ставшего главной ее опорой в мирах мечтателей Земли и Изнанки.
   Когда ему было 15, нет, без малого 16 лет, Виоле пришлось сплести с помощью сока кантробе мечту о том, чтобы блокатор фоу в его теле растворился. Шеба сплелась не точная, и мальчик утерял не только фоу, но многие эмоции, а также изменился на физическом уровне. Внешне человек, внутренне - что-то неведомое. Она не создала новую жизнь, наподобие бездушных воплощений, но слишком изменила существующую. Она не желала подобного исхода и перед началом воздействия советовалась с Рэмоном об этой процедуре.
   Мог ли мальчишка принимать подобные решения? Он так хотел мечтать! Он умолял ее избавиться от фоу, и она согласилась. Позже Виола открыла ему всю правду о метаморфозах его тела, и Рэмон не осудил, но ведь уже тогда он стал почти безразличным.
   Ерт, или Земля, порождает слабых мечтателей, она не Фоландия и не Зеландер, однако Харм и Элфи, а еще новый ученик-переросток Изнанки - Кристиан Хванч - они были гениями-мечтателями, если можно так назвать невиданные доселе способности. Магдалена была приблизительно такой же, но... Нет, она слишком погружалась в чувства. В целом Виола не могла предвидеть, что такие мощные мечтатели родятся в малошебном мире Земли. Возможно разлом начался много раньше, а год назад перешел в свою кульминацию?..
   Потенциал Элфи был высок, но еще не освоен, но Харм и Хванч поражали уже сейчас. Впрочем, жив ли малыш Харм? Она надеялась, что да, но слабо верила в это. А Хванч! Удивительно, но обряд месус-феи, на котором он настоял, никак не повлиял на его силу. А еще он стал единственным мечтателем, вошедшим в туман и вернувшимся обратно! Даже, не имея особых навыков, Хванч одолел бы саму Виолу. Пока везением или упорством, но, если его научить, не особо напрягаясь, он вырвет из нее все силы, прервет ее затянувшуюся жизнь.
   -- Мы тут с Кириллом поразмыслили. А вдруг именно шебрак, найденный Фирлингтоном в пещере, перетянул Кирка на Землю? Можно как-нибудь доработать его и попытаться повытаскивать людей из тумана. Ведь там их сотни! - сказал Генри Смолг.
   По-видимому, Кирилл Беккет поведал Смолгу о пойманном в Воллдриме фоландце и о кратком рассказе Хванча о потерянных в тумане людях. У Фирлингтона изъяли шебрак, который он обнаружил в горе Мирис. Предмет мечты представлял собой камень, вылизанный упорными стараниями воды до плоского состояния. На нем имелась тонкая паутина изумрудных вкраплений.
   Вчера пещеру Мириса посетила Виола. Она отправилась туда одна. Она решила исследовать ее без свидетелей. Внутри обнаружилось несколько предметов мебели: стол, стул и тумба, а также ящик с инструментами; какие-то доски и осколки стекла, смоляные фигурки и несколько книг. Годы назад пещера была чьим-то убежищем или мастерской. Виола подробно изучила ее. На полу присыпанный песком лежал снимок с обгоревшим краем. На нем, в костюмах и светлых рубахах с короткими галстуками запечатлели двух мальчишек. Кто-то проколол на фотографии глаза детей, а еще прожег ладони. Несмотря на это, Виола угадала кто годы назад прятался в горе. За ней водился еще один грех.
   На фото был семилетний Ветхон Пантелей, ныне известный как чучеловед школы Крубстерсов и его старший брат Грейхан, которого она надеялась никогда больше не встретить в этом мире. Ветхон же стал тем человеком, над которым вполне официально провели "изъятие памяти". За мечту об изъятии проголосовало большинство мечтателей Изнанки. Это был единственный случай применения этого действа над человеком, которое провели открыто и осознанно, о котором знали многие. Помимо этих имели место схожие мечтания, но они скрывались от мечтательной общественности. Теперь, когда Виоле открывалась часть ее собственной памяти, настоящей, не придуманной, она прочувствовала всю бессмысленность избавления людей даже от горьких воспоминаний. Это было не просто жестоко, но безумно и весьма, как оказалось, глупо. Ты живешь сотни лет, мня себя чудным мечтателем, уверенным в правильности своих поступков и посылов к ним. В итоге оказывается - вся твоя жизнь вранье. Жизнь, как и имя - сплошное вранье!
   Шебрак Фирлингтона пах домом, пах самой Фоландией. Кто же принес его на Землю и оставил в пещере? Пещера явно использовалась кем-то из Пантелеев. А если сам Грейхан принес вещицу, ищущую Фоландию, в мир Земли? Как же он смог выбраться из мира, который должен был стать его вечной тюрьмой? Как он смог пройти на Землю без специального шебрака?! Причастен ли камень фоландца к разлому природы Воллдрима? А может сам Фирлингтон принес его или получил шебрак от Карла?
   Виола не отреагировала, и Генри повторил свой вопрос, слегка наклонившись вперед:
   -- С помощью шебрака Фирлингтона можно попробовать спасти всех заблудившихся в тумане. Почему бы нам не сделать это? Виола, ты слышишь меня?
   Но Виола не слушала, тогда ответил Хванч:
   -- Люди тумана жаждут не этого. Тем более мы вряд ли поможем им обрести себя в новом обличье. Они жаждут завершения мечты, которая имела исток в далеком мире, но не осуществилась не по плану, скорее по неопытности некой Пэнто.
   -- А тот шебрак-флакон, что Фирлингтон дал Кирку? Может с его помощью поискать эту Пэнто?
   К разговору все же подключилась Виола:
   -- Разве поиски виновника помогут решить нашу проблему? - тихо произнесла она.
   -- Вы правы, - ответил Рэмон. Он встал и медленно прошелся по сфере. Не больше десяти шагов, и он стоял за спиной Кирилла, который полностью отдался управлению нисту-рум. -- Поиски виновного нам точно не помогут. Знаешь, Генри, я в целом не уверен в принципах работы флакона. Как Фирлингтон смог сделать предмет мечты для поиска Пэнто? Он не помнит, как она выглядела, никогда не видел эту самую Пэнто... В том, что она существует, судя по его рассказу, у него тоже нет уверенности. Кроме того, если шебрак работает так, как говорит фоландец, боюсь с его помощью мы можем и убить кого-то.
   -- Я все понял, - сказал Генри. -- Искать Пэнто не имеет смысла. К тому же будь она в наших рядах, то самая первая постарается исправить ситуацию. Но кто знает, способна ли Пэнто все это исправить?.. - Генри взглянул на Виолу. На его бледном лице горели щеки. Виола понятия не имела, о чем тот думает, но глядя ему в глаза, она ловила в них проблески догадок. Но Генри лишь спросил: -- Виола, Магдалену вылечить возможно?
   -- Мы попробуем, - ответила она. -- Я постараюсь.
   Рэмон молчал, а мужчины, Кирилл и Генри, вернулись к обсуждениям возможностей. Они размышляли вслух и про себя. Виола смотрела на них, вспоминая, какими они были: друзья со школьных лет, и теперь их дружеские узы ничуть не ослабли. Эти двое были, как братья. Оба аккуратны в одежде и в своих делах. Выглаженные брюки и просто-таки режущая глаз свежесть рубашек: у Генри - в светлых тонах, у Кирилла - в темных. Даже их манеры и жесты имели определенную схожесть. Одновременно совершенно разные характеры, однако оба непрестанно развивали свои мозги: изучали, экспериментировали - держали себя в интеллектуальном тонусе. Видимо их долгая дружба, частые совместные путешествия и многолетнее соседство перемешали их привычки и черты.
   Фирлингтонский шебрак, найденный в горе, сейчас был при Виоле. Она ощущала его пульсацию, постоянно прикладывая ладонь к карману, спрятанному в длинной юбке, где тот лежал. Он дрожал, вибрировал без остановки. Непрерывно работал в Воллдриме и на Изнанке. Но вдруг она поняла - он молчит. Давно ли?
   Виола вытащила серо-голубой камень. Зеленые прожилки, испещряющие его, стали коричневыми. Камень выглядел, как самый обычный, что россыпями выкидывает на пляж возмущенное море.
   -- Он не работает! Посмотрите! Рэмон!
   Зеландериец подошел к Виоле и взял шебрак в руку.
   -- Что произошло?
   -- А можно взглянуть? - включился Генри Смолг. Ему передали шебрак. -- Что-то знакомое... - он долго рассматривал предмет мечты и наконец его осенило: -- Ну, конечно! Я вспомнил! Я уже видел нечто подобное. На фестивале в Зеландере, лет пять назад. Некто... Потомок профессора Кустанса.. Кутова... Не помню... В общем этот Холт или Уолт. Он утверждал, что с помощью такого шебрака можно попасть в потерянный мир Фоландии.
   -- В Фоландию? - уточнила Виола. Известие поразило ее, впрочем, удивились и остальные.
   -- Совершено точно! - ответил Генри, а Рэмон кивнул ему, предлагая Генри рассказывать дальше. Генри отдал Рэмону шебрак и продолжил: -- Так вот, этот Холт-Уолт искал на фестивале людей, которые согласились бы испытать шебрак в своих мирах. Вроде камень ищет возможные проходы. Тонкие или концентрированные места пространства, сквозь которые можно попасть в другие измерения и даже в иные катализаторы, в данном случае в утерянную Фоландию. Принцип их действия он не объяснял, да и сам возможно не вполне понимал его. Холт раздал с десяток таких штуковин, если не больше, на том фестивале. Он был уверен, что предмет среагирует на Фоландию. Его предок и учитель, в общем профессор некоего университета... Впрочем, Холт всучил мне книгу, написанную этим профессором... - Генри провел ладонью по лицу и поднял указательный палец вверх. Щелкнув пальцами, он сказал: -- О! Кутсон! Я вспомнил! Да, точно, профессор Кутсон и его многотомники о Фоландии... Правда я видел лишь одну книгу... Но это неважно! В общем, камень я конечно же не взял - не хватало еще опыты проводить на Земле! Печальные мечты бывают разрушительны, но подкрепленные шебраками, тем паче! В книге были теории, в основном бездоказательные. Я ее читал, но честно забросил. Этот Кутсон был фанатиком, он грезил Кругом Купола и утверждал будто Купол, в который исходят величайшие из когда-либо живших мечтателей, - это один из этажей Фоландии. В книге Кутсон упоминал, что занимается созданием необходимого для поисков Фоландии (или Круга Купола) артефакта. "Купольный камень". Да, так он называл этот шебрак. Вы не хуже меня знаете, что поиски Фоландии признаны законом Зеландера абсурдом, подобные дела не поощряются. Холта предупредили, и он не задержался на фестивале. Больше я его не видел, о нем не говорили более.
   Внимательно выслушав Генри, Виола поделилась соображениями:
   -- Видимо шебрак все-таки работает, но как? В Воллдриме он реагировал на что-то, на Изнанке тоже. Он чувствовал частичку Фоландии, и потому была пульсация? Здесь видимо ничего нет, он уснул... Кирилл, скажи где мы сейчас? Я вижу мы не самым коротким путем летим - под нами вода!
   -- Между "быстро прилететь" и "возможностью дольше использовать сферу" я выбрал последнее.
   -- О чем ты, Кирилл? - спросил Хванч.
   -- Над водяной гладью сфера в пять раз медленнее разряжается.
   -- Кирилл, так где мы конкретно находимся? - вспылила Виола. -- Не отвлекайся!
   -- Греция...
   -- Так это же приличный крюк! - возмутилась Виола.
   -- Я просчитал маршруты, и именно этот вариант мне показался оптимальным.
   Мечтательница махнула рукой и отвернулась, а Генри сказал:
   -- Если верить россказням последователей Кутсона, в Воллдриме и на Изнанке есть что-то фоландское. Может какие-то предметы древнего мира, а может люди? Или шебрак светился из-за самого Фирлингтона?..
   -- Сразу в двух мирах?!
   -- Да, тут нестыковка...
   Виола заключила:
   -- В общем, шебрак работает и тут, и там. Пока совершенно не понятно принесет ли нам понимание принципов его работы хоть какую-то пользу. Как одну из теорий будем держать в уме, но пока она не может быть основной.
   Рэмон молчал. Он рассматривал камень. В его голове, как обычно, шел незаурядный мыслительный процесс. Вдруг он тихо сказал:
   -- Стоп!
   Кирилл не сразу понял, что "стоп" адресовали ему.
   -- Останови! Надо немого вернуться.
   -- Нам надо в прибрежные воды Порту... - начала было Виола.
   -- Он вспыхнул и погас, - пояснил Рэмон. Виола сразу умолкла.
   Камень начинал еле заметно светиться по мере движения в обратном направлении, но вот уже он разгорался, зеленый свет становился интенсивнее.
   -- Он светится. Не так ярко, как в Воллдриме, но... Здесь что-то есть. Мы где?
   -- Близ Крита, - пояснил Кирилл Беккет.
   -- Критское море... точнее пролив Касос... - согласился Генри Смолг. Он уже изучал карту, которую всего несколько секунд назад быстрой мечтой скопировал с экранов, висевших перед глазами у Кирилла.
   -- Здесь точно что-то есть, - сказал Рэмон.
   Камень опять погас.
   Трое мечтателей обступили карту.
   Кирилл сбавил скорость. Около получаса понадобилось им, чтобы обшарить пролив Касос, и вскоре стало ясно, что на востоке к северу и к югу от греческого Крита каменный шебрак включался. Камень чувствовал нечто в голубых водах. Огромные скальные плиты и каменный бисер на дне, плавниковая живность - местное море позволяло разглядеть дно невероятно четко, и даже на большой глубине. Однако даже намека на что-то фоландское оно не показало.
   Виола пальцем разрезала пространство над головой и вытащила невесть откуда тетрадь Карла. Обычное дело - во многих мечтательных мирах носить предметы в пространстве, соотнесенном с тем, в котором ты находишься. В целом с помощью соотнесенного пространства и работал мини-орей, позволяющий творить мечты в малошебных мирах. Как удобно передвигаться на большие расстояния, но не тащить вещи с собой! Они всегда рядом - руку протяни и возьми. Одна проблема - если забыть о вещице, она канет в небытие, сохранится в вечности, обреченная никогда не найтись. Сфера нисту-рум позволяла так мечтать. Она была пластичней прежнего Воллдрима, но не так непредсказуема нынешнего. Даже Хванч, который не участвовал в дискуссии, но наблюдал за всеми, не нуждался в фоулке хоть и находился в сфере, дарующей мечты.
   Виола открыла тетрадь на нужном странице и развернула бумажную карту, вклеенную в середину. Помимо множества схожих пометок, над столицей острова Крит красовалась жирная красная точка.
   Рэмон заглянул в тетрадку:
   -- Давай к городу подлетим. Кирилл, ближе к Ираклиону подведи! - Кирилл все сделал, и камень засиял еще ярче, чем близ побережья. -- Два места над морем Карл не отметил, но город - здесь совпадение!
   -- Думаете там есть вход в Фоландию? - спросил Генри, а Рэмон задумчиво произнес:
   -- Надо посмотреть карту землетрясений, цунами и тому подобного в этих местах. Четырнадцатый век... пятнадцатый... где-то так...
   -- О чем ты думаешь? - спросила Виола.
   -- Пока только догадки, - ответил зеландериец.
   Расспрашивать дальше никто не стал. Все равно это было бесполезно. Рэмон вернулся на свою скамью и задумался.
   -- Не то, - прошептал он и повернулся к людям, толпившимся у карты Крита. -- Все места проверять слишком долго! Предлагаю вернуться к первоначальному плану. Океанское плато на указанных Карлом широтах. 36 градусов северной широты и 11 западной долготы, - высказался он.
   -- А что зашифровано в трехзначном цифровом ряду, приведенном около этих координат? - спросил Генри, тыкнув пальцем в длинный столбец чисел, изящно выведенный рядом, на океанском фоне карты.
   -- Трудно сказать... - ответила Виола. -- Кирилл, летим к Португалии, как и сказал Рэмон.
   Кирилл взял прежний курс.
   Точки, кружочки и всевозможные пометки составляли нечто походившее на овал, который на большой и нескольких малых картах неочевидно прорисовал Карл Крубстерс. Его пометки встречались на территориях нынешних Судана и Камеруна, Центральной Африканской Республики. Далее несколько точек в Атлантике - вдоль западного побережье африканского континента, одна на Гибралтарском проливе; множество в Средиземном море и нескольких странах Европы; греческих островах; в Красном море. Египет и чуть южнее него карта была просто-таки изрисована красной ручкой. Через Эфиопию проходила яркая жирная черта. Скорее всего Карл отмечал нечто важное, фиксировал места и зоны, обозначающие... обозначающие черт знает что!
   Воллдрим также был обведен жирным кругом. Жаль Карл не оставил вразумительных пояснений обо всем этом.
   Однако Виолу осенило. Рэмон сказал про карту землетрясений. А ведь своеобразная галочка с нижним подчеркиванием - это "катаклизм". Карл частенько сокращал длинные фоландские слова... Виола всмотрелась. Такая галочка встречалась около некоторых закрашенных точек, около других стояла буква "H", в некоторых местах вопросительный знак. Карл выделял катаклизмы? Но почему только эти, ведь планета испытывала своих жителей постоянно и повсеместно? Что же конкретно исследовал Карл? Судя по рассказу Фирлингтона, тот встретил Карла сто двадцать лет назад на побережье Португалии. Неподалеку от места, которое Карл выделил на карте ярче остальных, в месте, куда сейчас направлялись они сами. Где, как не там, они скорее всего найдут ответы?
   Рядом с координатами "36"11'" Карл разместил длинный столбец из цифр. Около первого числа в длинном ряду он написал: "Мы". Может быть Карл и Фирлингтон договорились о чем-то еще? Может быть Фирлингтон забыл сказать им какую-то важную деталь или часть истории выдумал?
   Они летели уже больше часа, и каждый из мечтателей был занят чем-то своим. Несмотря на это, все они думали примерно в одном направлении. Рэмон рассматривал карту и следил за камнем, Генри стоял около Кирилла. Они беседовали о Фирлингтоне, о Карле, о многом...
   Виола долго размышляла, перечитывая одну из тетрадей Карла. Она посмотрела на своего воллдримского друга Хванча. Тот лежал на спине на перине сферы и игрался с мечтами. Свободный красный жилет был расстегнут, открывая белую рубаху без ворота, темные зауженные брюки чуть не рвались на согнутом колене, а на одном из ботинок он забыл завязать ярко-красный шнурок, контрастный к белым кедам. Он творил миниатюрные цветы, слова, ленты стихотворных строк, силуэты лиц, рисовал воздушные картины, преобразовывал их и распылял, когда приходила новая идея. Он тренировал свой талант. Но, что удивительно, он не горевал, после возвращения из тумана. Его не поразило безумие, как тех двоих, что пару веков назад вышли из белой пелены. А известие о болезни Магдалены он воспринял спокойно. Само его возвращение стало настоящим шоком, но одновременно из-за этого самого возвращения Рэмон решился действовать с непримиримой срочностью. Что примечательно Хванч стал безмятежным или... как бы это точнее выразиться - его лицо приобрело ранее несвойственные ему черты. Взгляд стал уверенным, но в нем не было решительности. Казалось он обрел понимание глубокое и точное, которое не толкает к активным действиям, но вселяет умиротворение. Во взгляде Хванча появилась глубина, свойственная мудрому человеку. Что же случилось с ним в тумане? Все ли он рассказал? Ведь, когда она пришла к Рэмону четыре часа назад, Хванч уже был там. Почему в первую очередь он пошел к Рэмону, а не к ней? Почему он перестал ей доверять?..
   Виола одернула себя. Опять ее фантазия раздувается под действием воображения, разгоняется безумием! Подозревать Хванча - это верх сумасшествия, ведь они больше десяти лет дружили, и кто в их дружбе больше притворялся? Скорее она. А Хванч всегда был честен и прямолинеен!
   -- Кристиан, - позвала она.
   -- Да, моя дорогая Мэри, - ответил он, улыбнувшись. Он промечтал все правильно - аккуратно поставил себя на ноги. До середины тонкой подошвы кеды утонули в мягкости сферы. Хванч подошел, присел рядом. Уложив руку на спинку скамьи, он обнял за плечо Виолу, и она почувствовало тепло его руки и запах... Да, так пахнет мокрая земля.
   -- Ты осуждаешь меня? - спросила она.
   -- Почему ты спрашиваешь?
   -- Мне кажется, ты что-то скрываешь. Мне кажется, ты знаешь больше, чем сказал. - Она смотрела на друга, пытаясь понять, догадался ли он о ее секрете или... или все еще дорожит ее дружбой?
   -- Это не важно, и я не вправе тебя осуждать. Не думай об этом, - сказал Хванч. Его красивая мечта обернулась легким покрывалом, и он укрыл старушку, трясущуюся то ли от холода, то ли от предчувствия чего-то нехорошего. -- Они... сотни людей, застрявших в тумане, тоже не осуждают. Поверь мне, - шепотом добавил он и наклонился к ее уху. С горячим дыханием Хванча по шее Виолы скользнули и его слова: -- Поверь мне, Пэнто, и больше не бойся прошлого, - Кристиан поцеловал ее в лоб и обнял ошеломленную мечтательницу...
  
  
  

Глава 23. Большой кусок понимания

  
   -- Мы подлетаем, - сказал Кирилл, он провел по черному глянцевому диску на панели указательным пальцем и надавил на его центр.
   Хванч сидел рядом с Виолой. Он сжал ее похолодевшую ладонь:
   -- Все будет хорошо.
   -- Спасибо, Кристиан, - сказала Виола и улыбнулась.
   От Крита до побережья Португалии сфера летела почти три часа, еще с полчаса они добирались до нужных координат. Внизу мелькали катера и лайнеры, а небо испещряли белые полосы, оставленные самолетами. Они летели к месту, расположенному примерно в двухстах километрах на юго-восток от мыса Сан-Висенти.
   Наконец сфера врезалась в покрывало океана, вздыбив воду.
   Те, кто находился внутри, интуитивно выставили перед собой руки, пытаясь увернуться от ударившей в сферу преграды. Кирилл похоже проделывал подобное не раз. Он не среагировал, продолжал хладнокровно управлять сферой. Сила инерции не работала внутри, и пассажиры не испытывали перегрузок от изменения скорости.
   Транспорт, несущий в себе возможность мечтать, уходил все глубже, вода становилась плотнее и темней.
   Погружение шло в разы медленнее скорости, с которой они летели прежде. Впрочем, это регулировал Беккет. Цвет воды менялся от зеленого до темно-синего, который в конце концов превратился в черный мрак. Уже скоро трудно было разглядеть хоть что-то. В сфере не предусматривались осветительные приборы, наподобие фар или прожекторов, зато она сама могла светиться, будто крохотная звезда. И Кирилл зажег ее.
   Свет ударил в глаза и первое время мечтатели слегка щурились, потом привыкли.
   -- Глубина примерно три километра, - пояснил Кирилл. -- До дна, судя по всему, чуть меньше еще двух.
   -- Почему внутри нисту-рум пахнет морем, она ведь непроницаема? - спросил Хванч.
   -- Неосознанные мечты, - ответил Рэмон. -- Океан ассоциируется с этим запахом, и наши ожидания нисту-рум воплотила таким вот образом.
   -- А почему пахнет корицей и чем-то таким... цитрус... мандарины... нет, апельсинами? - спросил Кирилл Беккет, но никто не ответил, лишь Генри с Хванчем коротко взглянули друг на друга.
   -- Столько историй об этом месте, - сказал наконец Генри, прервав долгое молчание. Склонив на бок голову, он рассматривал толщу воды, то и дело выплевывающую то кальмара, то слизкую медузу в свет нисту-рума. -- Тут многие исследователи выискивали новые виды живности, затерянные цивилизации... Гора Ампер разжигала умы искателей приключений со всего мира и все еще хранит тайны... а теперь и мы плаваем у ее подножия.
   -- Обычное дело. Чуть что наперекосяк, значит замешаны мечтатели, - ухмыльнулся Беккет, быстро проведя тыльной стороной ладони по сосредоточенному лбу.
   -- К счастью ли, к сожалению, но, чем глубже копать, тем становится очевидней, что в этом есть некая закономерность...
   -- Порой мне кажется чудные мечтатели - это некая разновидность беспечных людей, не отвечающих за поступки, но непрестанно соглашающихся с тем, что "так уж вышло".
   -- Кирилл, - Виола зыркнула на Беккета. -- Занятие самобичеванием по-твоему лучше?
   Кирилл пожал плечами:
   -- Виола, но ведь раз за разом так и выходит. Мы, ну или наши предшественники, творим, потом боремся с последствиями, потом опять творим неведомо что...
   -- Это уже миллион раз обсуждалось! - сказала Виола. -- Разве вина наша, что род людской любознателен и стремиться экспериментировать?
   В разговор вступил Рэмон:
   -- Кирилл, люди делают свою жизнь такой, какой могут сделать.
   -- Только ли свою? - ответил на реплику зеландерийца Кирилл.
   -- Свою, и жизнь тех, кто не хочет или не в состоянии решить самостоятельно, как ему жить...
   Свет от сферы из-за плотности воды освещал лишь несколько метров вокруг.
   -- Я сбавил обороты, - пояснил Кирилл, и дискуссия на этом закончилась. -- Сейчас будет дно... - вскоре он добавил: -- Все! Мы опустились.
   Дно представляло собой безжизненный ландшафт. Каменная лава и утрамбованные давлением осадочные породы.
   Несколько часов команда мечтателей исследовала океанский поддон - эту беспроглядную тьму. Сфера поднимала клубы пыли, когда почти касалась дна, пролетая вдоль пустынной равнины, погруженной в вечную ночь. Ничего существенного они не обнаружили, кроме нескольких колоний геотермальной живности. Все устали и потому расположились, кому где приглянулось. Кто-то на скамейках, ну а Хванч вновь прилег на мягкий мох.
   Генри рассуждал вслух:
   -- Здесь ничего нет. Возможно столетие стерло все следы. Когда Карл Крубстерс был здесь? Сто, сто двадцать лет назад?.. - Видимо Генри тоже устал и даже свыкся с присутствием здесь Хванча. Впрочем, в глазах Генри не угадывалось ненависти или каких-либо претензий к Кристиану. Известие о болезни Магдалены по всей видимости повлияло на его отношение к бывшему другу. -- Но, с другой стороны, шебрак горит, да так ярко, будто здесь сама Фоландия! - недоумевал он.
   Кирилл высказал свои соображения:
   -- Если Карл был здесь сто лет назад, тогда за столь продолжительное время любые улики, учитывая давление и подводные течения, найти просто невозможно. Что же он здесь делал? Может мы не так поняли? Надо проверить и другие места. Вернемся на Крит?.. Там мы не ныряли.
   Рэмон будто бы не услышал довольно логичные рассуждения Беккета. Он посмотрел на Генри и повторил:
   -- Сама Фоландия...
   К нему подошел Хванч и тихо спросил:
   -- Думаешь здесь тоже? Я был уверен, что только Воллдрим...
   Высказаться решилась и Виола:
   -- В любом случае мы ничего не обнаружили. Знаем, что шебрак что-то нашел. Будем разбираться, а сейчас летим домой.
   -- Видимо не только, - сказал Рэмон, то ли Хванчу, то ли всем остальным, а потом согласился: -- Летим...
   Подъем и все молчат. Столько ставили на эти меридианы, но все без толку. Шебрак светится, он кричит о наличии чего-то! Но на что он реагирует?!
   -- Кстати, есть еще особо выделенные Карлом координаты. Думаю, стоит слетать на африканский восток, - сказал Генри Смолг. -- На севере Афарской котловины есть место, которое зовут Данакиль...
   -- Я не знаю, есть ли смысл, - пожала плечами Виола. Она стояла на противоположной стороне сферы, и рассматривала морскую живность. Стая макрели проскользнула по сфере, и тут же рыба-меч отпружинила от поверхности чего-то невидимого ее глазу.
   Беккет разъяснил:
   -- Данакиль - хорошая мысль, однако есть одна проблема. Сфера не может работать вечно. Если лететь обратно тем же маршрутом, у нас часов восемь, плюс-минус... нисту-рум необходимо вернуть на свое место, иначе мы потеряем ее. Прошло уже шесть... нет, почти семь часов.
   -- Отличные новости! - сказал Генри. На него недоуменно посмотрели мечтатели. Они были так напряжены, что не уловили сарказма.
   -- К сожалению, это правда. Да и нам не приходилось раньше красть сферу или где-то задерживаться надолго. Потому об этом как-то не задумывались, но теперь вот предупреждаю.
   -- Спасибо, Кирилл.
   -- Но что же точно искал Карл? И не зря ведь этот шебрак так горит! - сокрушался Генри.
   -- Хоть бы что-то нашли. Столько времени бестолку потратили, - согласился Кирилл. Он прилично вспотел, видимо долгая концентрация уже измотала его.
   Хванч же с Рэмоном что-то обсуждали, казалось у них имеется свой взгляд на ситуацию, которым они отчего-то не делились.
   Вода приобрела насыщенную синеву и уже отливала зеленым, как вдруг стало стремительно темнеть. Рыбы, что плавали повсюду вокруг вдарились в панику. Стаи сардин распадались, а рыба покрупнее врезалась в сферу со всех сторон. Тупые удары, будто кто-то пытается разбить резиной мяч молотком, сыпались практически со всех сторон и заставляли сферу вибрировать. До поверхности воды оставалось метров 200, но вот свет пропал полностью. Казалось, что над сферой проплывает огромный сухогруз.
   -- Танкер или подводная лодка? - высказал предположение Генри, но Кирилл был сосредоточен и не ответил, он пытался прогнать сферу правее и вверх, но не успел. Что-то массивное опустилось на сферу и потащило ее ко дну.
   -- Плотность и размер... Это не может быть судно!
   Что-то вязкое обволакивало сферу, она словно погружала в какой-то ил.
   -- Что же это такое? - не понимал Кирилл.
   В сфере зачиналась паника. Кирилл был измотан и видимо потому не сразу сообразил, что делать. Он направлял сферу вбок, чтобы обогнуть нечто тащащее их в бездну океана, но постоянно во что-то упирался.
   -- Сама Фоландия... - повторил Рэмон. -- Ускоряйся до максимума вниз и бери южнее! Кажется там вдалеке свет.
   -- Вижу! Да, спасибо, друг! - крикнул Кирилл и занялся новым маневром.
   -- Включи свет!
   Сфера засветилась. Стало ясно, что они огибают огромный кусок земли, опускающийся на глубину.
   -- Это суша! Это земля! - недоумевал Кирилл Беккет. -- Откуда? Это немыслимо!
   Они вынырнули из-под пласта земли, обогнули его. Сквозь пылевую завесу мечтатели увидели, что длину и ширину земляного кома трудно определить даже примерно, но речь уж точно шла о сотнях, если не о тысячи метров. Это был не камень и уж конечно не комета или метеор. Он тонул плавно, понемногу ускоряясь. Пассажиры сферы разглядывали массивный объект. Края земляного кома крошились, и оттого вода мутнела все сильней. Свет сферы едва пробивался к поверхности земляного кома. Вскоре все поняли, что перед ними не просто ком земли. На нем колыхались луга и рыжие кустарники. А вот и первое строение - из темноты показался овальный домик в несколько этажей с огромным окном вместо крыши.
   Вдруг дом оторвало от поверхности, и он закружился в синеве воде. К этому времени уже не цельный кусок, но несколько массивных обломков опускались вниз - земля изламывалась. Растительность на суше оказалась весьма своеобразной, да и структура почвы была какая-то... вязкая или скорее резиновая. Она растягивалась и колебалась, словно схваченная толстой гибкой пленкой, когда из земли вырывало кустарники.
   -- Там кто-то есть! - вдруг крикнул Хванч, указывая вверх.
   Среди пыли и грязи едва различимо что-то шевелилось, и это была не рыба... Кирилл не раздумывая направил сферу к объекту. Они приблизились. Это был человек - девочка. Она барахталась в мутной воде. Задела рукой сферу, но в панике не заметила этого. Длинные полосы ее просторной одежды делали ее похожей на цветок с желтыми лепестками, то раскрывающийся солнцу, то сжимающийся от настигнувшей его ночи.
   -- Как это работает? Как ее пустить внутрь? - волновался Генри Смолг.
   -- Сейчас! - спокойно ответил Кирилл.
   Он действовал. Сфера, словно клетка зиготы, разделилась на две идентичные. В одной остались пятеро мечтателей, а другая окутала девочку, и довольно быстро заполнилась воздухом. Потом процесс деления сферы сработал в обратном направлении.
   Девочка упала на руки Генри и к подскочившего на подмогу Хванчу, хорошенько обдав обоих морской водой. Генри сказал:
   -- Я сделаю!
   Они уложили девочку. Кристиан отошел. Смолг сосредоточился. Он приложил ладонь к лицу ребенка. Мечта Смолга сочилась внутрь и толкала жидкость из дыхательных путей. Тем временем морская вода расползалась по внутренней поверхности сферы, выстилая ее ровным, в несколько сантиметров слоем. Она обволакивала и приборы перед Беккетом. Кирилл проделал несколько манипуляций на панели управления. Пол сферы сначала впитал воду в себя, а потом вытолкнул ее обратно в океан. Вскоре девочка закашлялась. Ее легкие наконец прочистились, она уже дышала.
   Девочка обвела всех взглядом и, давя приступы кашля, сказала:
   -- Ши хумалиости. Ши, вариачи сши, - Она выставила вперед руку и дотронулась до лица Генри, но оттолкнула незнакомца и стала рассматривать свои руки и одежду. Она будто бы не понимала, что с ней случилось, ее пугало что-то в собственной одежде и коже. Она отряхивала руки и била по ткани своего платья, страх глаз и совершенно неуловимая взгляду, но очевидная ее особенность. Она... Она не отсюда!..
   Виола присела на пол сферы чуть поодаль от нечаянной гостьи и спросила:
   -- Фах шу? - она приложила ладонь к своей груди: -- Хеморо цу. Эхт вши Виола шихра Хеморо, - она наклонилась к девочке и улыбнулась. -- Вши Виола шихра Хеморо. - Та не сразу, но позволила Виоле приблизиться, она понюхала воздух, а потом неожиданно для всех обняла Виолу. Она что-то шептала, а Виола гладила испуганного ребенка по волосам и отвечала ей.
   Мечтатели не были шокированы, они узнали старофоландский. Даже Хванч успел выучить кое-какие фразы и слова. Кирилл знал старофоландский, но беглая речь девочки воспринималась им весьма натужно. Уровень же других мечтателей сферы ограничивались обрывочными знаниями. Никто не смог бы понять, о чем конкретно разговаривает Виола с девочкой.
   Курчавые волосы спасенной им девочки были цвета персика с двумя-тремя прядями алого и голубого. Красивые рыжие глаза и изумительно белая кожа. Желтая одежда, кричаще желтая, почти ядовитая и босые ноги, на которых было по шесть пальцев.
   -- Фи ма, фиси рашусти, - сказала Виола.
   -- Ска шифа, Ска маши, - ответила девочка и опять вжалась в грудь старушки, а потом расплакалась.
   -- Это малышка племени Ска, что часть Фоландии. А именно Ферлино моСка... Как символично. Вот и нашлась соплеменница Фирлингтона...
   Время быть шокированными было самым подходящим, но Виола уже узнала от девочки, что та была с семьей, когда вдруг оказалась в странном густом месте, как она сама назвала воду.
   Виола приказала не мешкать. Надо было спасать других фоландцев, оказавшихся в водах Атлантики.
   Люди в сфере потратили два часа на поиски живых. Они обсуждали случившееся, пытались придумать способ, как найти хоть кого-то, пытались придумать причины, по которым хоть кто-то мог спастись. Каждый из мечтателей не мог поверить в происходящее. Девочка из Фоландии с куском своего мира возникла в мире Земли. Как такое возможно? Почему это случилось?
   В сфере, то висело молчание и тяжесть от осознаний случившихся в океане смертей пришельцев из другого мира, то разгорался спор, куда направить сферу. Генри и Хванч уже обсохли, да и Виола давно высушила одежду девочки и какое-то время продолжала держать ее в теплой ауре, пока та наконец не перестала дрожать.
   На поверхности, в толще воды - людей моСка, точнее выживших моСка, не было. Вскоре стало ясно, что поиски бесполезны.
   -- Может быть это сделал камень Фирлингтона? Из-за него появилась земля из другого мира? - спросил наконец Генри.
   -- Я так не думаю, - ответил Рэмон. -- Помните, что говорил Фирлингтон про течение Гольфстрим и про поиски Атлантиды?.. А еще эти цифры в столбике. Теперь я понял. Ведь это даты! Сначала я думал, только сам Воллдрим... потом я решил, что это случилось тогда... однажды... те самые пять веков назад... Но, к сожалению, все это продолжается и теперь.
   -- Продолжается? - спросил Хванч.
   -- Изменение течения Гольфстрим. Начало четырнадцатого века. Посмотрите на первую дату - "309". Наверное, тогда кусок суши был намного массивней сегодняшнего. Он создал настоящую природную катастрофу.
   -- Тоже Фоландия?
   -- Не сомневаюсь даже!
   Генри размышлял вслух:
   -- А ведь точно! И эти поиски Атлантиды... Богатое воображение землян запросто припишет странные находки расам, жившим на Земле когда-то, в веках. Ведь мы сами видели тот необычный дом... В это сложно поверить. Фоландия, которая погибла столетия назад, все еще появляется здесь? Значит она не погибла? Значит ее можно на самом деле отыскать? Это какой-то бред. Почему же никто не может попасть в нее способами, которые использовались раньше?
   -- Не знаю, - ответил Рэмон. -- Вот это пока и не ясно... Но то, что Фоландия появляется здесь, и так было уже много раз для меня очевидно. Куски, то больше, то поменьше... Сейчас наверняка на поверхности появилась волна. Не думаю, что слишком большая, но, когда суша достигнет дна... я точно не могу сказать. Подобные исследования никогда не проводились. Цунами, а может быть землетрясение - возможен катаклизм.
   -- Цунами?.. Погоди, а вот эта дата, "755"... Если это 1755 год, тогда, - сказал Генри. - Мне кажется именно тогда случилось это цунами. Метров 20 или все 30... Оно накрыло побережье Португалии. Тысячи погибли. Я почти уверен в этой дате.
   -- Нечего тут думать. Это очевидно. Если хочешь, проверь остальные даты или меридианы около Крита, другие точки. Не удивлюсь что и там имели место стихийные бедствия. А может на суше появлялся человек или люди, которые были так не похожи на местных... Не знаю были ли раскопки в подобных местах. Думаю, такое случалось не только в море, но и в недрах земли. Это надо искать и анализировать... Мне в принципе хватает исходных данных для выводов, а вы можете заняться деталями... Если больше нечем заняться...
   -- Как думаешь, Рэмон, Карл узнал об этом или только нащупал закономерности? - спросил Генри. -- Почему он не рассказал никому? Ведь это ужасно важно?!
   -- Это не имеет значения, - сказал Рэмон. -- Он мертв и ни за что не отвечает. Печально, если узнал, но не стал предпринимать действий. Впрочем, винить людей за то, что они таковы каковы есть, не имеет смысла.
   Рэмон посмотрел на Виолу, и от его слов ей стало больно. В груди будто торчал огромный нож, а сердце мечтало разорваться. Убить себя непозволительная роскошь, пора ответить за свои поступки, за все, за всё!.. Не только за себя, но и за Карла...
   -- Оставим Карла в покое, - сказал Кирилл. - Это и вправду не имеет смысла.
   -- Почему Фоландия вторгается в этот мир? И как давно? - спросил Генри.
   -- Кристиан, а у тебя есть соображения на этот счет? Ты молчишь. Что ты думаешь? - спросил Кирилл.
   -- Нельзя, чтобы Фоландия появлялась здесь и дальше. Это необходимо прекратить!
   -- Получается Фоландия не исчезла, она не саморазрушалась... Ее рвало или все еще рвет на части, выбрасывая кусок за куском в этот мир. Но почему именно в этот? - спросил Генри.
   -- Очевидно одно - Кристиан прав, необходимо это прекратить, - коротко сказал Рэмон и пройдясь по сфере ровно ее половину сел на скамью, оказавшись для остальных вниз головой. -- Точнее закончить начатое... - добавил он.
   Рэмон задумался.
   -- Что? О чем ты? - спросил Генри.
   Ему не сразу ответили. Только через несколько минут спокойным тоном Рэмон наконец проговорил:
   -- Сегодня же решаем, что делать с Воллдримом. Хочет ли кто-нибудь из мечтателей и обычных граждан остаться в городе? Готовы ли они рискнуть? Опрос я проводить не буду. Придется рискнуть всем разом и надеяться, что Изнанка не схлопнется, когда мечта, брошенная сотни лет назад, будет доведена до предела.
   Кирилл спросил:
   -- Какая мечта? Брошенная где?
   -- На Изнанке... Скоро я все объясню...
   -- Все это лишь гипотезы. Я понимаю, что весьма правдоподобные... - несоглашался Кирилл.
   -- Ты хочешь подождать и подумать? - прервал Беккета Рэмон. Он не был разгневан и даже не повысил голос. -- Сотни лет умирают фоландцы, умирают и люди Земли от стихийных бедствий, вызванных вторжением другого мира в этот. Лично мне уже все ясно. Если хотите, ждите еще, думайте, а это будет продолжаться дальше, пока вы в нерешительности топчетесь на месте. Хотите, действуйте сами... Но я жду, что вы поможете мне. Вы все!
   -- Что конкретно делать дальше? - спросил Кирилл тоном намного мягче предыдущего.
   -- Мы возвращаемся в Воллдрим!
   Все стихли и даже несмотря на чудо в душе каждого из мечтателей, тяжесть и даже некое чувство вины разрасталось в их сердцах, рождало тревогу. Сотни лет мечтатели Воллдрима проживали в прекрасном городе, отстранившись от внешних событий, от остального мира. Максимум, что они делали за пределами города - это внушали человечеству, будто жизнь на Земле намного старше пяти сотен лет; подкладывали, внедряли в толщу планеты старинные артефакты из древних миров. В итоге вышло так, что они умудрились не заметить катастрофу, которая может уничтожить жизнь на планете и возможно именно она уничтожила всю Фоландию!
   Сфера неслась к Воллдриму. Все молчали. Тишина игралась с воображением, и каждый из присутствующих рисовал себе свой апокалипсис, каждый страшился того, что было и того, что еще ждет их.
   Генри стоял рядом с Кириллом, и солнце жгло его затылок. Они почти не говорили, но каждый понимал, что подобных задач мечтатели Земли никогда не решали, да и ответственность на них лежала неподъемная. Рэмон сидел один. Он был сосредоточен, и никто не знал, насколько интенсивный мыслительный процесс происходит сейчас в его голове. Хванч творил крохотные мечтания, и как будто не боялся и даже не переживал. Своим спокойствием теперь он напоминал Рэмона, с которым в быту жизни своей на Изнанке стал весьма дружен. Кирилл не выдержал первым. Отвлечься было просто необходимо:
   -- Виола, ты так прекрасно владеешь фоландским. Откуда знаешь? Говоришь на нем будто он твой родной.
   -- Я знаю много языков, - сухо ответила старушка.
   Она не собиралась продолжать беседу. Девочка в объятиях Виолы устала, от эмоций и видимо от голода, которого она не понимала. Она уснула, улегшись на колени старушки.
   Виола мечтательно укутала ее пуховым одеялом и подняла к центру сферы. Девочка парила в воздухе и видела свои тревожные сны.
   -- Рэмон, послушай, - позвала Виола и встала. -- И вы, все послушайте меня.
   Мечтатели повернулись к Виоле, Кирилл же не отвлекался, слушал в пол уха.
   -- События, которые описывала мне Сюзилейн... Они... Это было очень давно. Она с эпохи давно минувших дней... Даже минувших столетий...
   -- Отличное известие! - сказал Рэмон и посмотрел на спящего ребенка. Чем-то она напоминала ему Сессиль: белая кожа и светлые волосы... -- Тогда одной загадкой меньше, - добавил он.
   -- Есть еще одна проблема, - сказал Кирилл.
   -- Какая же? - Спросил Хванч.
   -- Когда будем возвращать сферу на прежнее место, выйти из нее получится лишь прежним составом. - сказал Кирилл. -- Придется кого-то высадить...
   -- Ты предлагаешь высадить ребенка? Но она одна, да в незнакомом мире...
   -- Нет, не обязательно. Важно количество пассажиров. Просто кто-то должен будет сойти. Проблема несущественна. Попасть на Изнанку можно кучей способов. Ореи есть у всех?
   -- Я выйду в Воллдриме, - сказал Хванч.
   -- Нет, это сделаю я! И спорить об этом я не собираюсь, - сказала Виола. -- Поберегите Сюзилейн. Научите ее, как жидкость пить и как употреблять пищу. Она не умеет даже этого, а я... я выйду раньше. Рэмон, если вдруг я не вернусь, ты знаешь, что делать. Я точно знаю, что ты справишься сам.
   -- В смысле не вернетесь? - спросил Кирилл.
   -- Я тоже что-то не понял, - подхватил Генри.
   -- Рэмон, я даже не сомневаюсь, что ты справишься и доверила бы это дело скорее тебе, нежели самой себе. Мечта должна быть закончена и на этот раз времени ждать больше нет...
   -- Мне не жаль вас, - вдруг сказал Рэмон.
   -- Я знаю... мне тоже себя не жаль, - ответила Виола.
   -- Мне кажется вам двоим пора нам все объяснить, - сказал Генри. -- Согласен, что с ореем на Изнанку попасть намного безопасней, чем через Уголок Просвещения... Почему вы можете не вернуться? Рэмон, ты прогоняешь Виолу прямо сейчас?..
   -- Я не прогоняю. Ты неправильно все понял, Генри, - ответил Рэмон.
   -- Не прогоняет... - сказала Виола. Она задержала взгляд поочередно на каждом мечтателе, находившемся в сфере. Все они росли на ее глазах. Она любила каждого из них, каждого по-своему... Все они отныне надежда этого мира. -- Ах, вот и Воллдрим под ногами... Мне пора... Только вы, все вместе должны... Вы сделаете все, что требуется. Начинайте немедленно!..
   Вдруг сфера в месте, где она стояла, взвизгнув, порвалась. Старушка вывалилась вниз, а место разрыва, словно порванная ткань стала извиваться и бить по внешней и внутренней поверхностям нисту-рум. Ноги остальных мечтателей оказались впаянными в сферу. Видимо это была некая защита от потери пассажиров. Из краев разрыва выползали трехпалые прозрачные ручонки. Они тянулись к противоположному краю разрыва, из которого к ним тянулись в точности такие же. Вскоре образовалось единое полотно, и сфера освободила ноги мечтателей.
   Небольшой шок в общем-то быстро прошел, и Генри с Кириллом переглянулись.
   -- Она должна была уйти, - сказал вдруг Хванч, который почти всю обратную дорогу молчал.
   -- Почему и для кого должна была уйти?.. - спросил Генри.
   -- Она ушла, потому что по-другому не может.
   -- Давайте обсудим основную проблему! - прервал их зеландериец.
   Все посмотрели на Рэмона.
   -- Кирилл, зависни где-нибудь подальше. Выбери относительно безлюдное место.
   Кирилл выполнил поручение. Невидимая сфера застыла над руинами одного из домов на западе города. Внизу по улицам и тропам шныряли военные патрули, а это считалось почти необитаемым местом в нынешние времена. Кроны нескольких вязов, растущих вокруг руин, будто зеленое озеро волновались под властью ветра, а обломки дома казались погибшим кораблем, плывущим по зеленым волнам неведомо куда.
   Зеландериец сказал:
   -- Замкнутое пространство со своими законами. Думаю, ты справишься, Генри. Я знаю, что ты почти создал полноценный мир. Тебе почти удалось. Значит ты справишься и с этим.
   Генри посмотрел на Рэмона:
   -- Наверное... Да... Я постараюсь... Но пространство я никогда прежде не смыкал одно в другом.
   -- Я объясню, как работать с этим, но сначала посмотрим, что там принесли супруги Либель.
   -- Часть принесли, а остальное на подходе... - ответил Генри.
   Рэмон:
   -- Отлично, значит сделаем! То есть ты сделаешь! - Генри кивнул его словам. -- Но без Сессиль у нас может не получиться. Точнее, случится маленькая заминка... Впрочем, разберемся, - сказал Рэмон и почувствовал, как сердце наливается болью, и вот сейчас он начнет задыхаться от горя, от предчувствия... -- Пустяк, - добавил он и быстро успокоился.
   Теперь Рэмон обратился к Хванчу:
   -- Ты, наверное, уже понял в чем твоя задача?
   -- Я иду с тобой. Это очевидно.
   -- Хорошо.
   -- Кирилл!
   -- Да? - по лбу Беккета тек пот, а рубашка уже прилипла к телу. Он был вымотан.
   -- Сколько еще времени пройдет, прежде чем сфера потеряет свои свойства?
   -- Час, плюс-минус. Для управления сферой уже сейчас нужно больше концентрации. Она поддается мне, но с большими усилиями, - он вытер взмокшую ладонь о страшно-черные брюки и быстро вернул руку на пульт.
   -- Значит мы не сможем сделать еще хоть что-то полезное.
   -- Можем попытаться, рискнуть...
   -- Рискнуть?.. - Рэмон замолчал.
   Все смотрели на Рэмона. Он не стал говорить, что возможно Харм все еще жив, но искать мальчишку, и потому подвергнуться риску они не могут. Он знал, что значит этот мальчик для Генри, и Смолг совершенно точно захочет рискнуть, потому Рэмон промолчал. Зеландериец был сосредоточен и вскоре продолжил:
   -- Нет, мы не можем рисковать! Мы должны сделать столько важных вещей... Я расскажу каждому о его миссии в самом главном деле вашей жизни, а может в судьбоносном действе, касающемся сразу трех миров...
   Вдруг он будто вспомнил о чем-то и отвернулся от остальных. Рэмон пялился вникуда, и вот в воздухе возник силуэт некоего предмета. Он приобретал черты плоского камня. И все больше походил на шебрак, что забрала с собой Виола. Его трещинки светились зеленым, и он отчетливо пульсировал.
   -- Ты воссоздал шебрак Фирлингтона?
   -- Не совсем. Этот пригодится для другого, - Рэмон спрятал предмет в карман. -- Пока хорошо помню, надо было сделать... Теперь я все вам расскажу. Мы бросим сферу, не станем возвращать ее на место. Нам нельзя погибнуть, потому что цена слишком высока. Каждый из нас должен быть на своем месте. Мы не станем беспокоиться о жертвах и возможных последствиях. У нас нет времени... у нас нет выбора... Людям придется самим позаботиться о себе. Их жизни в их руках, а мы сделаем, что должны.
   -- А вот это попахивает печальными мечтами. Рэмон, что ты задумал?..
   -- Судьбы не существуют, но многим она вскоре щелкнет по носу, а для кого-то даже оборвется...
   Девочка-фоландка вдруг крикнула во сне и утихла. Ее персиковые волосы были взлохмачены, а глаза под веками то и дело дергались. Ее руки сжимали что-то невидимое, будто она пыталась за что-то удержаться. Похоже ей снился печальный сон о судьбе ее мира. Нельзя медлить - это понимал каждый из присутствующих в сфере.
   -- Начнем с тебя, Генри. Сосредоточься и слушай... - начал Рэмон.
  
   В тысяче километрах от Воллдрима на дно Хребта Подкова опустились комья Фоландского этажа. Плотность воды поглотила глухие удары. Земная кора выдержала и не стала казнить человечество за "подарок" из иной вселенной. Покров одного из этажей, на котором что-то росло и только что жили люди народа Ска стал частью другого мира. Дома, растительность, животные... - все, что оказалось на дне, вскоре укроет своим покрывалом пыль Земли, островок Фоландии в мире человека-обычного уснет последним своим сном. Никто не увидит обломок другого мира и не узнает, что этот мир когда-то существовал. Пыль укроет его и уже скоро не оставит даже намека на его недавнее существование. С этим этажом случится то же, что со многими другими, скрытыми в темноте океана, разбросанными по дну, по недрам планеты...
  
  
  

Глава 24. Пора домой

  
   -- Боюсь, Брегантина, все наоборот. Я вспоминаю, а это всегда благо. Забвение дарует беспричинную печаль и саморазрушение. Мы должны помнить ошибки и пытаться их исправить. Точнее исправить самих себя. Прошло так много лет и за меня мои ошибки придется исправлять другим. Я не способна, да и Воллдрим последние силы вытянет из меня, дарую тебе новую жизнь.
   -- Тогда пойдем отсюда! Я не просила приводить меня в Воллдрим! Виола, ты объяснишь мне наконец, что такого важного заставило тебя вытащить меня в город? А про Карла... Ты называешь благом тоску по Карлу? О чем таком ты говоришь? Я вижу, что ты погружаешься в сожаления и без конца грустишь о нем. Прошло много лет. Почему тебе так тяжело до сих пор?
   -- Я думаю он вспомнил все сам и не смог жить с этим... Быть именитым, не заслуженно именитым... Он был моим месус-феи, а когда ушел, чудо стало ускользать от меня. Я старалась не погружаться в печаль, но не смогла преодолеть горе. Я думаю к немрам он пошел сам, сознательно; чтобы не прятаться и не разрушать себя, но созидать и питать чужую жизнь. Ведь, если задуматься, разве виновны немры в том, что их создали такими? Разве они виновны, что им приходиться убивать мечты, чтобы жить?
   -- Виола, хватит отвлеченных разговоров. Объясни мне в чем дело. Что вы там нашли на дне океана?
   -- Я вспоминаю одно происшествие. То самое, в молодом мире. Воллдрим и Земля. Ты знаешь они не всегда были в одном пространстве.
   -- Не понимаю. Что ты пытаешься сказать? Воллдрим - это просто город на планете...
   -- Я лишь. Прости, это так, мысли вслух.
   -- Договаривай!
   -- Позже.
   -- Виола?!
   -- Брегантина, я расскажу тебе... сейчас, сейчас... мне бы собраться с мыслями...
   Виола сложила ладони лодочкой, и сама ткань реальность разомкнулась, словно была бумагой, которую легко порвать.
   -- Ты видишь? - спросила она.
   -- Печальная мечта! Так просто?..
   -- Когда-то это было немыслимо, - она скрепила края, разорванного пространства. - Я научилась сама буквально за несколько приемов. Что будет с миром, если многие смогут мечтать подобное? Боюсь, чтобы мы не опоздали, и у мечтателей остался шанс закончить старую мечту. Не хочу допускать, что всем придется уйти из мира Земли. Навсегда. Оставить Млерт-Ёрт. Просто уйти...
   -- Столетиями не было дома у меня, кроме этого мира... Это печально, если всем придется уйти.
   -- Кстати, хочешь расскажу один секрет.
   -- Один ли?
   -- Не язви, Брегантина! Лучше послушай... Ты знаешь, что существует два типа людей. Одни погружены больше внутрь себя, другие во внешний мир.
   -- Слышала. Абсолютирование очередное...
   -- Да, это упрощенный вариант личностей, но я немного про другое. Ты знаешь, все люди мечтатели.
   -- Что? Ты совсем из ума выжила?
   -- Можешь дослушать?!
   -- Прости, Виола. Я на взводе. Ты толком ничего не объясняешь, говоришь какими-то общими фразами... До сих пор не понимаю, зачем мы здесь. Вдруг нас заметят, вдруг мы вызовем подозрения... Да и тут... ну ты сама говорила я могу сбросить... и не пять кило - несколько лет! - она взглянула на подругу и сбавила обороты: -- Прости, я слушаю тебя, но постарайся не юлить, - Брегантина в нетерпении закинула ногу за ногу и принялась мять ладони.
   -- Мечтатели в привычном смысле могут перекраивать мир материальный, события, явления... Практически все, что угодно. Однако им неподвластен их собственный мир, внутренний.
   -- Внутренний мир?..
   -- Я не совсем верно выразилась. Эти два состояния на самом деле не безусловны. Они есть в той или иной мере в каждом человеке. Наиболее сильные мечтатели не способны измениться самостоятельно. Понимаешь? Благодаря Карлу я не упала духом, но будь я одинока, случился бы неминуемый крах. Карл влиял на меня, а я на него. И тем мы спасались, но теперь нет человека ни в этом мире, ни в каком другом, который непременно смог бы мне помочь. Мой человек, мой мир в нем - все умерло, потому и я разрушаюсь...
   Брегантина всматривалась в лицо подруги, пытаясь понять, к чему клонит Виола. Они сидели тут полчаса или больше. Деревянные рейки впивались в зад, молодая старушка мечтала встать и размяться, но наигранный облик... Приходилось по максимуму сдерживаться. Брегантина потянула носом воздух, в котором было так много оттенков и жизни, и попыталась не упустить линию мысли, которую все больше удлиняла и запутывала ее собеседница. Начинало казаться, что Виола элементарно тянет время.
   -- Это моя теория. Мои наблюдения, - пояснила Виола.
   -- Это все, что ты хотела рассказать мне? Тогда скажи мне, откуда взялась моя молодость? По твоей теории я сама себе намечтала, силами своего внутреннего мира? Многие мечтают сохранить молодость, и, как правило, возрастные изменения становятся для них сюрпризом - фактом, а не желанием.
   -- Брегантина, я не знаю, что с тобой случилось. Правда у меня есть кое-какие соображения.
   -- Поделись, будь мила.
   -- Харм...
   -- И?..
   -- Он полюбил тебя. Я видела, как вы общались.
   -- Следила все-таки.
   -- Конечно! Внук Волгиной. Все понимают, это к чему-то приведет!
   -- Не важно. И что же ты узрела в нашем с ним общении?
   -- Повторюсь, он любит тебя... Всякий раз, когда ты, скорчившись, потирала свою натянутую спазмом шею или вставала после даже короткого передыха, кряхтя и причитая, и пятки твои были будто деревянные, пока ты не проходила несколько шагов ... Ты видела, как он смотрел на тебя?
   -- Как?
   -- С сожалением, с сочувствием. Он желал тебе здоровья, он боялся потерять тебя, боялся, что ты умрешь. Старики умирают, думаю он это хорошо понимал.
   -- Так думают миллионы людей, но разве можно старость пустить вспять одним лишь желанием?
   -- Воллдрим это не весь мир! И Харм не обычный человек! Поверь моим словам. Он либо станет величайшим чудным мечтателем, либо из-за него окунутся в скорбь многие миры. Харм уверен, что видит будущее. Я даже думаю, что мир мог сдвинуться со своей оси из-за него. Не по его причине, но силой его мысли застрявший процесс... нет, это глупость. Скорее камень или кто-то еще...
   -- Опять у тебя путаются мысли... Ты не спала всю ночь? Какую по счету? Вторую или третью?..
   -- Брегантина, дело не в усталости... Просто я наконец готова умереть... - Брегантина напряглась. Такие разговоры вела Виола все чаще в последний год. Она печалится... и похоже действительно устала жить. Виола продолжала: -- Я порой думаю, что знания загоняют нас в рамки, а вот такие самоучки, как Харм, даже та самая Элфи, а про Хванча и говорить нечего. Так вот эти самоучки не знают границ, и потому для них этих границ не существует. Вам стоит пересмотреть обучение в Школе Мечтателей. Только не забывайте сколь разрушительна сила мечты, которую не загнали в эти самые рамки.
   -- Виола...
   -- Что, моя хорошая?
   -- Моя хорошая?.. Меня вдруг осенило! Ты прощаешься со мной? Раздаешь какие-то указания...
   -- Брегантина... Ты понимаешь, что все миры были когда-то и кем-то созданы. Ты понимаешь, что такие люди иногда рождаются... - она устало смотрела на подругу. -- О, посмотри, а вот и твой Сокол прилетел.
   На запястье Брегантины приземлился соловей, слегка оцарапав коготками ее гладкую упругую кожу. Она пригладила ему взъерошенные перышки. Сокол что-то свистел, и Брегантина понимала его.
   Виола:
   -- Ты знаешь, я перестала понимать язык животных, - в Виоле читалась тоска и давняя усталость, и даже наигранный облик не мог скрыть этого. Эта апатия не позволяла ей расплакаться, хотя слезы сейчас бы помогли Виоле. -- Я пыталась звать собаку Элфи и Харма. Может быть и Кайгы умер... Я теряю себя и думаю, что мне уже хватило. Я хочу просто уйти...
   -- Уйти или умереть? - Брегантина аккуратно, без резких движений обняла подругу за плечи.
   -- Я просто даю тебе, то, что должна... Больше времени...
   -- Ты думаешь за это время, что мы тут сидим, я успею значительно помолодеть? - соловей вспорхнул с ладони Брегантины и, усевшись на ветвь апельсинового дерева, зачирикал совершенный мотив. Брегантина, наконец, улыбнулась, но лишь на мгновение. - Я не хочу этого. Я тоже от многого устала... Бывает опускаются руки, и все кажется лишенным смысла. Это проходит, просто иногда годы разом дают о себе знать... Ну что, идем?
   -- Сейчас... Еще немного.
   Мимо протопала группа из пяти солдат. Они бегло взглянули на двум дам: мать и дочь - скорее всего подумал кто-нибудь из них, а потом "зеленый" отряд свернул в ближайший переулок.
   -- Так вот, - продолжила Виола. - Есть три семьи: Беккеты, Либель и Смолги - наша главная опора в этом мире. Теперь и Рэмон в курсе (хочу, чтобы ты знала об этом). Он... он настоящий зеландериец. Мощный шебиш, но он... - Виола громко выдохнула. -- Он не человек, ты должна всегда помнить об этом!
   -- Не человек? В чем же его отличие от нас? Я не понимаю...
   -- Он... Мне пришлось подвергнуть его одной процедуре... Его вживленный блокатор в этом мире и не думал распадаться. Это было глупо, сейчас я понимаю это.
   -- Остановись! Я не хочу слышать этого! - Брегантина отпрянула и на повышенных тонах продолжила: -- Я не хочу ничего знать! С меня хватит! Я будто бы вовсе тебя не знаю! Прекрати! Я не хочу судить тебя или прощать... и не хочу слушать объяснения. Сколько раз ты мне говорила, что нельзя менять природу конкретного человека? Изъятие памяти у Ветхона я еле-еле пережила, но Рэмон... В чем чудо мечтателей? В секретах и вранье? Я совершенно не понимаю... я не хочу понимать... - Брегантина отвернулась: -- Я хочу уйти. Перемести нас на Изнанку...
   -- Он больше не человек, - тихо повторила Виола. -- Он предмет с мыслями и зачатками чувств, но не человек. Ты запомни это... - Брегантина вскочила, едва сдерживая себя, чтобы не броситься прочь.
   -- Давай уйдем! Потом поговорим...
   -- Он может быть опасен... И Харм может быть опасен... Они опасны... Они все опасны!..
   -- Я ухожу!..
   -- Посиди со мной... Посиди, пока я не умру.
   -- Что?!
   Брегантина не верила ушам своим:
   -- Ну уж нет!
   Наплевав на вибрирующую пелену измененной внешности, она практически помчалась прочь от Виолы. Наигранный облик слетел с нее теперь полностью, она была сама собой: молодой женщиной в старушечьем платье и с копной волос, собранной в старушечью же гульку. В Тубио у ее прежнего дома есть портал. Оттуда она без помощи Виолы попадет на Изнанку.
   Виола ничего толком не говорила, несла какую-то чушь! Нужно найти Рэмона и попросить, чтобы он забрал и Виолу на Изнанку. Неужели Виола, как и другие женщины Изнанки, сходит с ума?..
   Ее пульс долбил в уши, а жар приливал к голове.
   Вскоре она уже стояла около ворот своего дома, в саду гудела газонокосилка и кто-то напевал. Она провела ладонью по раскаленному металлу старых ворот и те окрасили ладонь в рыжую ржавчину. Похоже их жилище обживал кто-то другой.
   Ворваться и пройти в портал? Или отправиться в школу?..
   Рядом игрались детки: мальчик и девочка. Они рисовали прутьями на дороге какие-то линии и зигзаги. Мальчишка показал на Брегантину пальцем и прошептал:
   -- Чародейка?
   -- Не мешай ей, вдруг увидим волшебство?
   Брегантина обернулась, и девочка загадочно кивнула ей.
   Вдруг Брегантина почувствовала, как за спиной что-то беззвучно взорвалось, а ее стало затягивать, словно в воронку.
   Пейзаж стал искажаться. Стена ворот поплыла, и Брегантина ощутила тошноту.
   -- Точно-точно! Видишь, начинается? - крикнул кто-то. -- А что сейчас будет...
   Молодой старушке показалась, что она распадается на части. Она взглянула на свои ладони и ей захотелось кричать, но ничего не вышло. Она уже была бестелесна, а вместо руки блестел серебристый песок, переливался в лучах солнца. Но, нет, это было уже другое солнце - звезда изнаночного мира. Ее - песочное облако, понесло по серым улицам. Малочисленные прохожие не обращали внимания на поднятый ветром песок, летящий без сопровождения привычной ему радуги. Брегантина скользнула по подолу платья мечтательницы Адены и взъерошила ей волосы. Та принялась их поправлять, а Брегантину уносило дальше. Она летела неведомо куда и ничего не могла с этим сделать. Очутившись на окраине города, она осела на тротуар.
   -- Уже достаточно. Я отдала все, что могла...
   Брегантина понимала, что она состоит из бесконечно множества чувствительных частиц, они видела во всех направлениях и ощущала, как на крохотной части ее существа стоит Виола. Ее подбородок и щеки обвисли, она стала так стара. Сухие сморщенные пальцы, дрожа сжимались в кулаки, они трещали готовые вовсе рассыпаться. Она сказала:
   -- Я покажу тебе. Я покажу тебе, как это началось. Ты должна все узнать. Я устала нести бремя в одиночестве. Ты увидишь, увидишь...
  
   Голубая земля под ногами. Кто-то сидит на коленках и поет по-соловьи. На огромной птице прилетел мужчина. Он с этажа Хемор... Это очевидно. Не из мира Хемора, а именно с этажа Фоландии. Он говорит на фоландском. Он кричит! Его лицо нечеткое, но такое знакомое. Он кричит о том, что их всех обманули, и Фоландия не распадается, ее рушат руками шебишей-мираков! Тот этаж, где Пэнто и ее молодой муж с тысячами других пытаются перенести обломок этажа в иное место, на самом деле не спасают, но уничтожают! Другая часть этажа не исчезла, там раньше проводила перенос другая группа... Мир не саморазрушался, его ломали!!!
   -- Кто и зачем?
   -- Я не знаю, - ответил мужчина.
   Женщина прыгает на спину птицы-фаунто, и вместе с Жулем они несутся сквозь купола обзоров ввысь.
   -- Пэнто! - кричит она, но та сосредоточена. Лицо ее расплывчато, оно едва знакомо. - Ты должна вернуться все назад! Это обман! Это обман печальных шебишей!..
   Вспышка и перед взором невесомость еще несозданного мира, он сер и пуст. Жуль исчез и его птица тоже.
   -- Су, всего секунда. Я должна продолжить. Мы уже в транзитном пространстве. Еще чуть-чуть и будет новый мир...
   -- Нашими руками они рушат Фоландию, - прошептала она. - Мы не спасаем, мы уничтожаем ее... Разверни шебу назад!
   -- Что ты говоришь? - Пэнто смотрит на подругу, и в глазах ее уже витают сомнения, в них появился страх. - В любом случае придется закончить... - Она возвращается в шебу о переносе, но сбивается и волнуется.
   Новый мир врывает в другой, полный зелени и света. Яркий зеленый мир растягивается и рвется, а едкое для глаз светило раздваивается и прыгает в серую свою копию. Пэнто кричит мужу, который уходит вместе с серым миром, исчезает. Муж Пэнто бросает основную мечту и творит орей, который сможет воссоединить их вновь. Иначе они утеряют друг друга навсегда.
   Удар. Разрыв воспоминания.
   Пэнто плачет. Рядом ее муж. Лица смазаны но она знает их? Мужчина шепчет:
   -- Все пропали, я потерял их. Я бросил мечту, и ты бросила... Суульна не должна была мешать. Мы все виноваты и теперь никого не осталось. Только мы втроем, отягощенные смертью тысячи людей...
  
   Брегантина открыла глаза. Она вновь обрела тело. Она лежала на чем-то пристающем к коже, чуть колючем, словно сахар; холодном, насыпном полу. Запах старого дома, старой мебели... Вскоре глаза привыкли к мраку. Неровные стены и потолок, тяжелый душный воздух... Это была пещера, но здесь и вправду оказалась кое-какая старая мебель. Над Брегантиной склонилась Виола:
   -- Пусть будет все красиво!
   Из каменной крошки полезли серебристые стебли, от них отделялись листочки и бутоны. Вскоре цветки раскрылись и каждый засветился, будто ночник.
   В пещере стало вдруг уютно и в воздухе уже не чувствовались нотки плесени, сюда пробралась мята и радовал нос лимонник.
   Мечтательница прошлась по лугу с цветастыми мечтами, она оторвала один из лепестков, и тот взлетел к потолку и упал на него, продолжая светиться. Другие лепестки стали отделяться от бутонов, порхать ввысь, устилать грубо стесанный свод пещеры своим светом, нежным и мягким. На месте исчезнувших лепестков появлялись новые. Здесь становилось все светлее, все прекрасней...
   -- Брегантина, скажи мне, а ты когда-нибудь задумывалась, почему мечтать можно лишь в Воллдриме? Почему за его пределами все не так очевидно и мало возможно?
   -- Но, но ведь... Где мы сейчас?
   -- Мир снаружи, он другой.
   -- Другой относительно чего?
   Виола не ответила.
   -- Мир снаружи именно такой, каким ты его создала. Ты и Карл, и еще несколько сотен мечтателей, что помогали вам осуществить...
   Ее прервала Виола:
   -- И ты все еще веришь в это? - она уселась на стул, который сразу же просел, едва не развалился... -- То видение, что я показала тебе... Что ты о нем думаешь?
   -- Это чудесная мечта, ставшая вдруг печальной... - Брегантина обняла свои колени и положила на них подбородок. Она не смотрела на Виолу, ее глаза бегали по светящемуся полю, она тихо заговорила: -- Этаж Фоландии переносили, чтобы спасти его, но оказалось, шебишей обманули. Руками мираков рушили Фоландию... Сначала все шло, как надо в таких шебах. По периметру стояли сотни мечтателей, их мысли были сосредоточены на двоих самых сильных, которые вели их общую мечту. Нужны были именно двое шебишей. Один страховал другого. В том конкретном случае мужчина страховал невероятно сильную мечтательницу, женщину по имени Пэнто. Перенос происходит так: вначале создается транзитная зона, как тот серый мир, молодой и в принципе потом вовсе ненужный. - Брегантина умолкла, а потом добавила: -- Похожий на Изнанку... Я... я запуталась. Мое видение не было столь подробным. Почему я все это понимаю? И.... и... Изнанку... Изнанку создали те двое?! - она пострела на Виолу: -- То есть не ты и не Карл?
   -- Я виновата... - Виола покачала головой. -- Я утеряла концентрацию, я возомнила себя способной, но оказалось, что я не могла...
   -- В чем виновата, Виола? - Брегантина встала и подошла к подруге, присела перед ней и убрала волосы с лица старушки-мечтательницы. -- Виола, ты совсем стара стала. Прошу тебя остановись! Хватит...
   -- Пожалуй ты будешь жалеть о том, что узнала, но я могу доверять только тебе... Изнанку сотворили те двое, ты права! И вышло все это скорее не специально... Сам Воллдрим - это ведь тоже часть Фоландии. Его перенесли сразу, в тот первый миг, его и множество других осколков Фоландии... Мы не знаем сколько именно и страшно даже представить скольких землян они убили... Страшно еще и то, что Фоландия продолжала сыпаться на Землю, а значит все эти годы гибли люди. Мечта зависла в недоделанном состоянии, и она продолжает исполняться... Все это вышло случайно. Фоландия не должна была столкнуться с уже существующим миром, но вышло именно так.
   -- То есть не ты и не Карл, а те двое? Но почему? Я ничего не понимаю, но помню и другое. Я помню, как вы меняли планету. Я точно это помню!..
   -- Надо закончить, то, что начали те двое. Молодые, без ума влюбленные и слишком привязанные друг к другу муж и жена.
   -- Ты знаешь, как закончить их мечту?
   -- Рэмон знает... или почти знает.
   -- Но почему не ты сама? Ведь твои навыки превосходят навыки всех остальных, - Брегантина с опаской смотрела на подругу. -- Погоди! Вот ты вроде все объяснила мне, но я все равно не понимаю... Почему я точно помню, что это ты создала этот мир, ты и Карл! Я помню, как вы это делали... Никто не потерялся, здесь не было погибших! Этот мир был пуст. Изнанку вы сделали позже. Что за картинки ты показала мне сейчас? Этот сон ложь! Это просто сон... Зачем ты вводишь меня в сомнения? Ты хочешь, чтобы я хуже к тебе относилась? Для чего тебе все это?
   -- Ты разберешься. Очень скоро. Не волнуйся об этом, Брегантина... Возьми ключ от моего дома. От Крубстерского особняка, - она протянула Брегантине цепочку с шебраком-ключом, которым еще утром запечатала свой дом. Подруга покачала головой, и Виола повесила цепочку с шебраком Брегантине на шею. - Он пригодится, а я отправлюсь... Впрочем, я пока не решила в какой последовательности. К немрам? На поиски Карла? В Круг Купола?.. если после всего этого они сочтут меня достойной... Но, если я останусь одна, то лучше отдам свою жизнь тебе... Я должна зажить новой целью, иначе смысла в моей жизни больше не будет...
   -- Хватит общих фраз! - Брегантина хотела было сорвать с себя цепочку, но Виола схватила ее за руку.
   -- Не горячись. Подожди немного. Ты все поймешь.
   -- Ты опять начала эту игру в слова. Что я пойму?! В чем я разберусь? Новая цель? Ты не одна! С тобой я, с тобой много людей. Тебя любят и уважают...
   -- Уже нет... Я молю лишь об одном: уйти, не присутствовать в тот момент, когда ты все поймешь. Я видела в глазах многих дорогих мне людей столько разочарования. Я не вынесу такого взгляда от тебя.
   Позади всколыхнулся воздух, и Брегантина обернулась, встала. Перед Брегантиной стояла Магдалена, ее держал за руку Рэмон.
   -- Дитя, ты все-таки пришла?.. - обрадовалась Виола, а Брегантина ошеломленно произнесла:
   -- А вы что тут забыли?.. Теперь я вообще ничего не понимаю. Может и я тронулась умом?!
   -- Магдалена уйдет со мной, - ответила Виола. - Рэмон... Ты почему здесь? Ах, впрочем, ты конечно догадался, где я буду... ты знал, что Магдалена захочет прийти...
   -- Это очевидно, миссис Крубстерс... - он повторил ее имя: -- Крубстерс... Сколько же у вас имен было за... за примерно семь сотен лет?..
   -- Семь? - прошептала Брегантина.
   -- Теперь я знаю ваше настоящее имя, - сказал Рэмон. -- Врунья! Так вас звали раньше.
   -- Да, "Врунья". Перевел значит, со старофоландского... - ухмыльнулась Виола, поднимаясь со стула.
   Рэмон кивнул:
   -- Дословно перевод весьма противоречивый. Но ведь это всего лишь имя и, насколько мне известно, вы и сами верили будто создали этот мир и мир Изнанки. Впрочем, Изнанка и правда ваш мир, молодой и еще неоконченный.
   -- Рэмон, ты гораздо умнее, чем я думала... Я рада, что привезла тебя сюда и что считала тебя сыном... Ты уже придумал, как сплести мечты сотен людей в этом мире?
   -- В Зеландере нашли полезные шебраки...
   -- Хорошо.
   -- Погодите, вы, оба, - встряла Брегантина. -- О чем речь? Вы придумали, как выдворить военных?
   -- Мы надеемся спасти Землю... Прощайте, Виола! - сказал Рэмон.
   -- Какое еще "прощайте"? - удивилась Брегантина.
   -- Мы уходим.
   -- Кто, мы?
   -- Я и Магдалена.
   -- Уже и Магдалена уходить собралась? Сегодня праздник расставаний? У меня сейчас случится истерика... - она сложила руки на груди и, скривив губы, покачала головой. -- А как же Элфи, и Генри? Магдалена, ты собралась бросить мужа и дочь?
   -- Я разделю свою печаль с Виолой, - Магдалена отвернулась и подошла к своей наставнице. Она была подавлена. Магдалена качалась из стороны в сторону и дрожала. Она обхватила руками плечи, а по темно-серому платью и рукам скользили черные локоны сошедшей с ума красавицы. На нее был накинут черный мужской плащ. Похоже Рэмон отдал Магдалене свой. На ногах у мечтательницы не оказалось обуви, и она то и дело потирала одну ступню о другую.
   -- Это ее выбор, и я не могу ей отказать, - пояснила Виола.
   -- Нет! Вы сошли с ума! Обе! Рэмон! - она взглянула на зеландерийца, но тот рассматривал потолок и летящие вверх лепестки. Похоже его не особо заботило происходящее. - Чем ты занят? Они собрались уходить... - она указала на Виолу и Магдалену.
   -- Я знаю, - сухо ответил Рэмон. - Им и вправду пора.
   У Брегантины вдруг закончились слова. Какое-то бессилие и осознаваемая ей безнадежность лишали ее воли бороться с обстоятельствами. Она теряла надежду удержать их, но и не верила в происходящее. Два шага до человека, который пятьсот лет был самым близким, самым родным; простая возможность схватить ее, но невозможность не отпустить.
   Виола, глядя на подругу, обратилась к Рэмону:
   -- Рэмон, я не знала, что так случится, я лишь хотела, чтобы ты стал мечтателем. Я старалась...
   -- Не важно. Уходите. Просто уходите. Вы сделали все, что могли.
   -- Прости, если сможешь. А ты запомни, Брегантина, самое главное, - сказала Виола, а по щеке Брегантины сбежала слеза. -- На Изнанке нельзя жить. Этот мир убивает разум. Он не сотворен до конца и разрушить его нельзя. Туда приходят, как в гости, но задерживаться в нем опасно. Уведите людей оттуда. Не сможете уйти в Воллдрим, тогда куда-нибудь еще.
   -- Но Рэмон, он жил на Изнанке всегда. Он не сошел с ума.
   -- Кого сможем увести, уведем. Я обещаю вам, - кивнул Рэмон. -- Однако я боюсь, что с ума сходили не поэтому, но в любом случае я сделаю все, что требуют обстоятельства.
   -- Он не человек, а потому безумие его не тронуло, - ответила Виола Брегантине. -- Прощай, моя милая подруга, моя любимая Брегантина!..
   -- Нет! - взмолила она.
   -- Ты стала еще моложе. Мне пора, пока ты не превратилась в подростка, - Виола грустно улыбнулась. -- Я хотела умереть, но желала тебе жить. Живи, попробуй пережить то, что обязательно когда-нибудь вспомнишь... А мы... - она повернулась к Магдалене и провела рукой по ее щеке: -- Мы отправимся в Фоландию... - и та кивнула ей.
   Виола сжала в руке камень Фирлингтона и направила на него особенную мечту.
   -- Идем, дитя... - сказала она, и вдруг у нее перехватило дух. О, чудная мечта, она вспомнила кое-что важное, кое-что великолепное. Она повторила: -- Дитя... дитя моих детей... - Виола Пэнто-Мариэн-Крубстерс посмотрела на поникшую Магдалену, и в старушке вспыхнула искра чуда, она накинула невидимый плащ на свою внучку из бесчисленных поколений потомков Крубстерсов и унесла обеих прочь.
   Брегантина не могла поверить. Виола бросила все! Она сходила с ума - и это правда, да и Магдалена тоже... Неужели нельзя было помочь Магдалене в этом мире? Почему они обе ушли?.. А еще Рэмон... Неужели это правда?
   -- Рэмон, что значит ты "не человек"?
   -- Это не важно. Прошу настоятельно, не рассказывать о том, что здесь случилось. Не стоит Генри и другим пока об этом знать. Самое важное сейчас - разобраться с Изнанкой и завершить задуманное сотни лет назад. Все может закончиться ужасно и привести к жертвам, но у нас нет выбора. Речь о целом мире... О двух мирах... Мы попытаемся исправить, насколько можно, ошибку Карла и Пэнто Крубстерс, - сказал Рэмон.
   -- Ты сказал Виоле семь сотен лет... Ты ошибся, ей чуть больше пятисот...
   Рэмон посмотрел на Брегантину и, раздвинув реальность ладонями, в точности как совсем недавно делала Виола, шагнул в разрыв. Стоя сразу в двух мирах, он напоследок кинул:
   -- Пока все не закончится, никто не должен знать, что они ушли! - еще шаг и он исчез.
   Вдруг Брегантину осенило - Рэмон сказал: "Карла и Пэнто Крубстерс"! Она сжала ключ-шебрак.
   -- Пэнто?.. Почему Пэнто?
   Видение, что показала Виола Брегантине взглядом стороннего наблюдателя, изменялось. Память Брегантины становилась ровной и гладкой, без выпавших моментов, которые она ставила на старость и не обращала внимание на нестыковки. Молодой мозг соображал быстрее и четче. Какая-то странная мысль, туманное воспоминание вдруг облеклось в форму:
   -- Пэнто?.. Но ведь... Виола! Пэнто - это твое имя, данное тебе отцом и матерью в нашей родной Фоландии. А я? Я... Суульна, - Брегантина упала на колени и заплакала.
   Девушка, что летела предупредить Пэнто. Это она сама!.. Она помешала мечте Пэнто и Карла. Она хотела лишь остановить их, но не успела, и все рухнуло. Они втроем были виновны, каждый ошибся в тот день. Их общая ошибка разрушила так много!.. Позже они решили забыть об этом...
   Но, нет! Решили не они! Суульна и Пэнто не решали, они... Ведь это Карл так решил!
   Все, что сделали с бедным Ветхоном, оказалось сделали и с ней. Ей стерли память, ей сменили имя и даже подменили имя родного мира... Ей и Виоле, а сделал все это бедняга Карл! Наверное, он делал это не однажды, ведь изъятие памяти на столь длительное время невозможная затея. Наверное, он постарался сделать это и себе... Он возложил на себя ошибку любимой Пэнто, ошибку Брегантины, да и ошибку тех, кто заставил мечтателей Фоландии рвать родной мир на части.
   -- Карл, ты вспомнил все раньше нас? Ты устал проделывать все это? Ты не смог смириться с содеянным? Карл! Карл, дорогой мой друг... мой любящий и чудесный мечтатель... прости меня... прости обеих нас!..
   Свет мерк в пещере, красивая мечта Виолы исчезала. Старушка в теле двадцатилетней девушки еще долго не могла прийти в себя. Семь сотен лет... - не пять! Да... это было правдой! Суульна поверила в видение, показанное ей Пэнто, она вспомнила их дружбу и семьи, которые они потеряли. А ведь у Пэнто и Карла был маленький сын... Суульна вздохнула и опустила лицо в ладони. Как же трудно теперь будет забыть жизнь, которой никогда не существовало... Как будет трудно разобраться в том, что было на самом деле, а что лишь выдуманная история, написанная Карлом Крубстерсом...
  
  
  

Глава 25. Последняя встреча

  
   Старший следователь закончил дежурство. Сегодня в будке чудес не проверяли старшеклассников. Отменили проверку еще вчера вечером. А все из-за ЧП, случившегося в школе.
   Колдуны атаковали!
   Они выкрали некий летательный аппарат. Солдаты и офицер, охранявшие объект, утверждали будто бы из узора пола выскочил зеленый мраморный шарик и стал раздуваться. Пятеро колдунов: четверо мужчин и одна пожилая женщина дотронулись до шара и исчезли, четверо других по всей видимости творили заклинания. Шар рос и вскоре заполонил половину пространства амфитеатра. Он поднялся вверх, но тут сработала защита. Давно было выяснено, что потолок открывается. На этот случай поставили датчики, плюс довольно глупую защиту навроде "ни вашим ни нашим". В общем тот, кто все это приказывал, не блистал умом. Лучше бы обшили помещение блокирующими веревками. По правде, в Уголке Просвещения колдуны никогда не показывались, потому начальство не особенно сильно заморачивалось с охраной. Но взрывчатка?! В чем смысл подрыва? Завалило всех, и своих, и колдунов. Шар исчез. Буквально стал невидимым. Скорее всего улетел или телепортировался. Группа спасателей пробралась сквозь завалы лишь спустя восемь часов непрерывной работы погрузчиков и крана. Четверо магов, что колдовали над шаром, успели за это время уйти. Они решительно уцелели. Уцелели и почти все свои. Не повезло лишь офицеру. Судя по всему, он умер мгновенно. Плита перекрытия, упавшая на голову мужчины, раскрошила его череп.
   Фейи вызвал на место происшествия трех военных следователей, в том числе Крабова. Заранее сообщив ему, что "крови там море". Крови на полу было не "море", но предостаточно. Собрать материал для анализов удалось без особого труда.
   Судя по лабораторным отчетам, кровь принадлежала пятерым разным людям. Найденные группы крови... в пределах медицины. Два образца принадлежало своим, еще три - колдовские. В целом в анализах не выявили никаких отклонений. Кровь, как кровь. Партию образцов отправили для изучения генома. Однако это дело нескорое. Впрочем, Крабов итак понимал, что они ничего не дадут. Эти люди такие, как и все, просто с определенными способностями, с некой силой мысли, силой концентрации.
   Солдаты утверждали, что один из колдунов во время взрыва пытался спасти всех. Позже он вылечил сломанную ногу солдатику по фамилии Дюбас, а двоих парней высвободил из-под завалов. Одна из женщин-колдунов тоже сильно пострадала. Заботливый пожилой мужчина называл солдатиков по-отечески: "мальчишки" и "сыночки"... Эту информации сразу же засекретили. С самих солдат взяли подписку о неразглашении любых подробностей. Зарождение симпатии к магам в рядах личного состава было недопустимо.
   После того как зона скаканула, ее проверку проводили непрерывно в двадцать четырех точках вокруг города. В добавок в два раза больше мобильных станций мониторило движение магических полей выборочно.
   Час назад Крабову в конверте с пометкой "Секретно" доставили очередной доклад. В нем говорилось, что впервые после начала системных измерений "зоны колдовства", она не увеличивалась примерно с обеда вчерашнего дня и до позднего вечера. Позже зона незначительно выросла, но больше с тех пор не расширялась. Было одно интригующее совпадение. В день, когда зона распространилась на километры, маг, с чьей кожи испарялась влага, пришел в неистовство. Он орал, что скоро все закончится, ведь "к нам присоединился сильный... "шебан" или "шебшин". Пришлось посадить мужчину на убойные успокоительные, так как он взбесился. Полезность его снижалась гиперболическими темпами.
   "Как же мерзко проверять детей", - донеслось до слуха Крабова. Увидав следователя, парочка возмущенных офицеров тут же заткнулась. Крабов грозно зыркнул на них и подумал: "Правы! мерзость..."
   Он вышел из своего сектора. Всего же в бывшем здании мэрии размещалось шесть разных секторов. В каждом велись особо важные и особо секретные разработки. Сектора были изолированы один от другого, и каждый имел свои проходную и охрану, свои протоколы пропуска и режимы работы. В целом владел информацией лишь генерал Фейи. Впрочем, возможно и он знал не все. За последний год здание прилично перестроили: поставили посты, заколотили выходы, кроме парадного и черного. Гаденько и незаметно в него водили и возили, то военных, то гражданских. Несколько последних дней через задний вход приводили школьников для проверки в будке чудес.
   Следователь расписался, указал время, ключ от входа в управляющий центр будки чудес сдал. Его записи заверил дежурный. Коридор, ведущий к будке, закрыли при следователе, опечатали, за что Крабов тоже расписался; ключ от коридора уложили в металлический ящик и убрали в сейф. Сразу включили сигнализацию. Это сделал Крабов приложив магнитный браслет к специальному блоку, висевшему на стене. Браслет этот хранился у Крабова.
   -- Можете идти, господин старший...
   -- Вольно! - ответил тот, не дослушав уставные фразы.
   В коридоре он встретил Глади в компании генеральши и ее супруга, а также (как выяснилось) их дальней родственницы. Глади перекладывала какие-то бумаги в папке, что держала в руках, а супружеская пара беседовала с Севильей. Генеральша поправляла узкий воротник на блузе пышногрудой помощницы Крабова, а генерал махнул ему, мол "вольно". Дамы были нынче на первом месте. Глади едва улыбнулась и опустила нос в бумаги:
   -- Закончили уже? Вы в общежитие?
   -- Позже, - закашлялся Крабов: -- Хорошего вечера. Я пойду.
   Четверка асинхронно махнула головами, отпуская следователя от себя. Мадам Фейи проводила следователя гнетущей тоской во взгляде, и ее отдаленная племянница изобразила нечто аналогичное.
   Выйдя на улицу, Крабов прикурил у "черного" крыльца и уже двинулся в сторону общаги, но неожиданно приметил у стены собаку. Что-то знакомое было в ней. Бездомный пес посмотрел на следователя и залаял. Крабов проняло. Ни эту ли собаку несколько месяцев назад он встретил в лесу и едва не пристрелил беднягу? Потом пес мчался за его машиной, пока не отстал. Крабов остановился.
   -- Как ты тут оказался?
   Лестница из пяти ступенек без перил, глухой забор вокруг квадрата внутреннего двора, джип и прикрытые зеленые ворота. Следователь втягивал дым, покашливал, а пес поскуливал. Мужчина присел на корточки и, отважившись, почесал псу загривок. Тот, к удивлению, не воспротивился. Пес тыкнул носом в колено Крабову и оставил на нем мокрый след. Крабов встал, и пес неспешно поднялся. Следователь отошел, и пес последовал за ним. Крабов вышел за ворота, остановился. По правую сторону тянулась прямоугольная череда кустов, а слева асфальтового цвета стена и окна бывшей мэрии. Бездомный мохнач неторопливо прилег рядом с сапогом Крабова и, громко выдохнув, вычистил от пыли стык дорожной плитки, которой была вымощена вся главная площадь Воллдрима.
   -- Извини, друг, я не чертов собаковод, кхы-кхы, - Крабов сплюнул.
   Мимо проходили офицеры. Кому-то Крабов отдавал честь, с кем-то прощался за руку. Его помощница Севилья так и не вышла. Кстати почему ее до сих пор нет? У нее во всем Воллдриме было всего две задачи: работать в будке и... выйти замуж. Неужто будку чудес решили использовать без его ведома? Крабов посмотрел на часы, и не ясно, по велению ли интуиции или пес навел его на мысль, но он решил вернуться.
   -- Погодите, - раздалось сзади. Крабов обернулся, а Кайгы принялся устало рассматривать пришельца из-за угла.
   Новый знакомый в третий раз решил навестить следователя. Он выглядел... рассеянным, что ли. Взволнованным? В накале эмоций - если сравнивать с прежними визитами.
   -- Я на минуточку, - сказал мечтатель в чудных шлепанцах и, на этот раз не в рубахе, но в майке и шортах. На море что ли собрался? -- Возьмите! - он протянул следователю плоский голубой камень. Тот едва пульсировал и слегка светился фосфором... Впрочем, нет, не фосфором... но чем-то зеленоватым.
   -- Это зачем?
   -- Это если ты захочешь вернуться сюда, после того как все закончится, - мечтатель враз перешел на "ты".
   -- Что закончится?
   -- Не буду вдаваться в подробности, - он осмотрелся. К ним приближался офицер, и Рэмон выпрямился и, приложив руку к виску, гаркнул: -- Так точно, сегодня будет доставлено, господин подполковник! Разрешите спросить?
   -- Разрешаю...
   Офицер скрылся в тени ночи, и разговор вернулся в прежнее русло.
   Мечтатель продолжил:
   -- Этот камень светится только в этом городе.
   Он рассказал Крабову о свойствах каменного предмета мечты и о том, как тот работает. Рэмон показал Крабову картинку из какого-то старого потрепанного журнала. На ней был огромный валун, за который корнями держалось дерево с рыжей кроной.
   -- Что это?
   -- Это то место, которое ты должен будешь найти. Оно уже существует, но пока не работает. Послушай меня внимательно. Каждый раз, когда ты будешь давать этот камень хоть кому-то, у тебя в руке будет оставаться его копия. Каждая копия будет слабее оригинала. Таковы особенности предметов мечты. С этим я ничего не могу поделать. Это не в моей власти. Не могу утверждать, но возможно первая же копия окажется бесполезной.
   -- Ты наконец скажешь мне свое имя?
   -- Ты нашел Харма?
   Крабов покачал головой.
   -- Отдай камень, кому посчитаешь нужным, - сказал он. -- Но помни, что сам в таком случае ты можешь и не вернуться.
   -- А просто выбросить? Черт, я пока не решил, захочу ли я опять...
   -- Можешь выбросить... а может быть еще встретишь того, кому он может пригодиться.
   Рэмон исчез, и Крабов понял, что тот так и не сказал ему имени.
   Он упрятал камень подальше и выкурил еще парочку сигарет, пережевывая в голове новую информацию. Окажется она полезной или нет? Время покажет.
   В горле пересохло, а на часах - без восьми минут девять. Так где же Севилья? Да и остальные так и не вышли. Колдун и тот нарисовался... Крабов ухмыльнулся, а пес вскочил и залаял.
   -- Ты чего? - но тот рванул и умчался в сторону школы.
   Крабов хмыкнул и вернулся к черному входу, вошел в здание.
   В проходной, где Крабов сдавал ключи и расписывался за сдачу поста, сидела Глади. Она избавилась от прежней свиты и пила кофе в окружении четырех солдатиков. Офицера, которому должно здесь находиться, отчего-то не было. Солдатики, завидев подполковника, вскочили и, выпрямившись, приложили ладони к вискам. Следователь поприветствовал их тем же самым и махнул. Пареньки уселись на прежние места.
   -- Коридор опечатали полчаса назад, - сказал Крабов. -- Кто приказал снять печать?
   -- Не могу доложить, - отрапортовал, опять вскочив и выпрямившись, солдат с самыми продвинутыми из присутствующих здесь солдатскими погонами.
   -- Почему?
   -- Приказ вышестоящего руководства!
   -- Садись... - махнул Крабов и добавил: -- Вода есть?
   Малец опять вскочил и налил из пятилитрового бутыля воды. Подал стакан следователю.
   Крабов оросил горло и поставил стакан на столешницу. Откуда взялся "приказ руководства" и "не могу доложить"? Он знал, что пойти в коридор будки чудес - это недопустимое нарушение субординации, как и выведывание у солдат подробностей. Он схватил график посещений и стал вычитывать фамилии, пытаясь разобраться, что тут происходит. В списке никаких сюрпризов не обнаружилось.
   Мадам Глади же занималась своим любимым делом, а именно располагала к себе людей. Исполняла она это виртуозно. Несмотря на беспрекословное подчинение приказам, каждый солдатик с усердием стремился угодить ей не только, как имеющей власть персоне, но уважить даму. Умела она общаться с детьми. А кто эти солдаты? Тем более для Глади? Прошлогодние детки!
   Она беседовала с ними легко и непринужденно. "Детки" теряли бдительность буквально на глазах. Ластились к мадам, будто малыши к матери, пришедшие после дня, проведенного в детском саду. Каждый стремился быть первым в ответе на очередной вопрос и, когда выходило, считай гордился собой.
   -- Не знаю, что происходит. Но в будке... Здесь что-то намечается, - прошептала она Крабову, когда подошла к столику с чайным набором, вроде как подсластить очередной кофе. Крабов продолжал пялиться в списки, к которым давно утерял интерес. Глади схватила кусочек сахара и бросила его в чашу, вернулась на прежнее место. Рядом сидевший солдатик, слегка нервный, постоянно потирающий пальцы, тут же среагировал. Он подпрыгнул к столу и принес даме ложечку. Та поблагодарила солдатика, и мальчишка, раскрасневшись, просиял.
   -- Тут водятся курящие мужчины? - спросила она и посмотрела на следователя, в которого сразу же впялились еще четыре пары солдатских глаз.
   -- О, угощайтесь! - сказал он и протянул даме пачку "B&D".
   Никто из солдат не посмел сказать Глади, что курить в здании запрещено. А парнишка с азиатскими щелями глаз неловко пододвинул к мадам блюдце в качестве пепельницы.
   Зазвонил служебный телефон. Краснощекий солдатик вошел в застекленную кабину, закрыв за собой звукоизолирующую дверь. Через пару секунд он вышел и попросил к телефону мадам Глади, мол вот и звонок, которого вы так ждали. Глади вошла внутрь и плотно закрыла за собой дверь. Она весело с кем-то говорила, посмеивалась и поглаживала свои брови.
   Из сектора будки чудес внезапно вышел сам генерал и явно удивился присутствию Крабова у проходной. Подошел к нему:
   -- Как раз за тобой хотел послать, - соврал он и взглянул на часы: -- Хорошо, что пришел, - он задумался, а потом добавил: -- Ладно, пойдем. Все-равно когда-нибудь надо было вводить тебя в курс дел... Хотя погоди, - он подошел к солдату с узкими глазками и что-то тихо сказал ему. Тот кинул руку к виску и умчался прочь. -- Теперь идем! - сказал Фейи Крабову.
   Крабов умел читать некоторых людей, словно у тех по лбу бежали субтитры. Генерал врал. В девять часов перекрывались все выходы. Однако Фейи сорвал печать в будку раньше положенного. Не ждал неожиданностей? Стареет и уже ошибается...
   -- Его привезли, - пояснил генерал. -- Знаешь я долго раздумывал - посвящать тебя или нет... Добринов не хотел, но я не люблю, когда все ведет только один следователь. Ну, ты меня знаешь.
   Если фигурирует Добринов, значит... Значит Крабов может увидеть Харма!
   "Да будет чудная мечта! Тьфу ты! Какая еще "чудная мечта"?.. - крутанулось в голове у Крабова. - Рамсец! Чертов козырный рамсец! Мальчик жив?! Пусть он будет жив!"
   -- Да, конечно, - равнодушно кивнул Крабов и подумал: "Хоть бы не вляпаться в новые неприятности". Крабов дотронулся до запястья - блокатор на месте.
   Помещение с десятком мониторов, панель контроля камер наблюдения, микрофонов и блокирующих веревок - управляющий центр будки чудес. В комнатушке, освещенной блеклым красным, оказалось не так уж мало народу: мадам Фейи и Севилья, Добринов, а также два его помощника: один - низкий, будто подросток, и второй - настолько бледнокожий, что в сумраке комнаты почти светился.
   Добринов чесал запястье и пялился в монитор. Увидав Крабова, сморщил нос и быстро отвернулся.
   Из присутствующих обрадовалась появлению Крабова лишь Изабэль Фейи. Прочие угрюмо рассматривали нежданного визитера. Генерал подошел к жене. Та постукивала пальцами по трубке телефона для внутренней связи, которую видимо недавно положила на аппарат. Она шепнула мужу не слишком тихо: "Глади приведи. Я ей обещала..." - и глянула на Крабова так, как выходящая с диеты дама смотрит на тортик. Уж не пообещала ли мадам Глади взамен на свое присутствие на этом тайном мероприятии чего-нибудь эдакого? Его самого с потрохами и фуражкой, например? Крабов натянуто улыбнулся.
   -- Ден ван Дертен, пригласите сюда мадам Глади, - приказал Фейи, и помощник Добринова вышел из комнаты. Через минуту он вернулся вместе с Глади.
   -- Ну что ж, Севилья, включай запись, - распорядился генерал.
   Грудастая брюнетка защелкала по кнопочкам и дала микрофон бледнокожему. В их действиях читалась отработанная система работы с...
   Белокожий приступил:
   -- Восьмой визит. Допытуемый получил полдозы сербонтула. Будим громкой музыкой и парами слабой концентрации антидота...
   -- Это безопасно? - тихо спросила Изабэль.
   -- Уже сто раз все отработано, - пояснил супруг. -- Будка обшита ограничителями. И мальчишка едва в своем уме. Он вроде как пьяный, сонный. Мы за этим следим. Не переживай!
   -- Ну хорошо, - выдохнула мадам Фейи.
   Доклад продолжался, и Севилья следовала указаниям бледнокожего. Он был, то ли военный врач, то ли... самый бюрократичный и аккуратный из них. Диктовал он четко. Крабов уставился в монитор.
   -- Увеличить шестую, - сказал Фейи и на одном из мониторов изображение приблизилось к чему-то лежащему на полу. Крабов наконец смог рассмотреть в горсте лохмотьев человека.
   На полу лежал Харм. О, слава мечте, это был Харм, и он был жив!
   Но! Сдержанная Глади таки не удержалась и приложила к лицу ладони, а глаза ее округлились. Она была ошарашена.
   Крылатый малыш был донельзя грязный, на лице даже при недостаточном качестве картинки, передаваемой камерой, можно было рассмотреть синяки и кровоподтеки, порезы. Неужели его били? Руки черные, то ли от грязи, то ли от синяков. Худющие босые ноги, а от крыльев - голый остов. Перья выстригли с явным фанатизмом. Ребенок не двигался.
   -- Что с ним? - спросил Фейи. -- Он вообще живой?
   Глади посмотрела на Крабова, и он увидел, как по ее щеке течет слеза. Удивительно, но и Изабэль Фейи смотрела на мальчика с неким сочувствием, для других присутствующих состояние ребенка казалось приемлемым.
   -- Довели вы его, - вставила слово Изабэль. -- Ты перестарался, Серж.
   -- Но ведь он опасен. Тут не до гигиены, - оправдывался генерал.
   Глади закусила губу. Она догадывалась, что начни она возмущаться, к мальчику ее больше не допустят. Она повернулась к Крабову, и губы беззвучно произнесли: "Спаси его!" - она закашляла и вытерла ладонями глаза.
   -- Он не шевелится, - сказал следователь Добринов. -- Зайди к нему!
   -- А вдруг он притво... - начал было низкий.
   -- За-й-ди, - тихо прошипел Добринов.
   Низкий ушел, а бледнокожий продолжал вещать в микрофон о всем, что происходит.
   На мониторе появился помощник Добринова. Он толкнул ногой мальчика, но тот не отреагировал. Низкий осторожно присел рядом и дотронулся рукой до шеи Харма.
   -- Пульс слабый, - прокомментировал он.
   -- Надо звать медиков, - сказала Глади. - Срочно зовите врачей!
   -- Ден ван Дертен, окажите первую помощь.
   Бледнокожий схватил аптечку, стоящую на полу у выхода, и выскочил вслед за первым помощником Добринова.
   -- Он врач? - спросила Глади.
   -- Такое уже было. Сейчас он все сделает, - ответил Фейи.
   -- Серж, вы его угробите. Вызови настоящего врача, - молила генеральша своего супруга. -- Я все понимаю, но ведь это ребенок! Вы перестарались... перестарались... Нельзя же так!
   Завязался спор. Генерал отбивался от двух дам, жены и ее кузины, а Севилья молчала, краснела и пялилась на спорящих; двое в будке пытались откачать мальчика. Добринов же был невозмутим. Он чесал запястье, которое разодрал до красноты и мокнущих царапин. Судя по сладкой ухмылке, он получал некое физическое удовольствие от происходящего. Его глаза скакали по мониторам, ища лучший ракурс.
   "Садист", - проскочила мысль у Крабова.
   Но что делать самому Крабову? Довериться судьбе, в которую следователь никогда не верил, или самому что-нибудь предпринять? Он развязал блокатор, и глубоко вздохнул, благо на него никто не смотрел.
   Он конечно же не умеет... и вообще ситуация из ряда вон... но речь шла о жизни и смерти! О жизни ребенка, которому он должен! И о смерти его собственной, которую Крабов готов был принять. Чувство вины надо было усыпить... усыпить хотя бы на сутки... хотя бы на полчаса...
   Фрегат и штиль... Он полностью спокоен...
   Крабов спрятал руки за спину и удерживал концы ограничителя скрученными. Крики внизу и в будке - им не удается откачать мальчика. Крабов не сможет сделать много, но...
   "Харм, тебе тоже придется постараться", - подумал он.
   ...Блокатор у Крабова в кулаке, он опустил его в карман.
   "Сердце Харма: тук-тук, тук-тук... почти как у кры...
   Нет, только Харм"...
   Сердце мальчика, оно бьется, чуть быстрее... как должно биться. Антидот ему ввели, а значит он очнется. Харм приходит в себя, еще чуть-чуть... Он просыпается... А вот и крылья... крылья! КРЫЛЬЯ!!!
   Рядом с Крабовым прокричали:
   -- Сетку давай! Он улетит сейчас!
   Севилья схватила рычаг переключателя, но Крабов взглянул на панель управления, и та вспыхнула, а мониторы разом разорвало.
   Половина комнаты в один момент запылала, а ядовитый дым уже дербанил горло, съедал глаза.
   -- Он колдует! Но как он узнал где мы находимся?.. - орал Фейи, прикрывая глотку рукой.
   Схватив за руку визжащую от боли Севилью, которой в лицо и грудь прилетел салют осколков, генерал бросился к двери. Фейи споткнулся о лежащего на полу Добринова и упал. Из разбитой головы следователя Добринова текла кровь, он хватал воздух ртом, а глаза едва не выпрыгивали из глазниц. Севилья с криками уже умчалась прочь. Генеральша зло всматривалась в спину супруга. Его рефлекс спасти самое дорогое сработал в диссонанс ее ожиданиям. Генерал опять оказался на ногах. Он бросился следом за Севильей. Добринов прохрипел и замер. Глаза не моргали, а руки, державшие ворот камзола, ослабли и сползли на пол. Он задохнулся.
   Крабов, толкнув оцепеневших Глади и Изабэль к выходу, достал из кармана и закинул в рот заранее заготовленное кольцо-ограничитель. Петля диаметром около сантиметра отправилась за щеку. Такую хитрость следователь изобрел уже давно. Быстро и безопасно! Благо в панике никто не присматривался, что за конфетку решил слопать господин старший следователь.
   Труп Добринова с агонией удушья стоял перед глазами следователя, пока он бежал вниз к будке. За ним мчалась и Глади.
   "Неужто это я убил Добринова или все вышло случайно из-за взрыва аппаратуры?.. Почему его?.. Да и к черту!" - крутилось в голове.
   Старушка ловко скакала по ступеням следом за Крабовым. Ее подстегивал адреналин, но Крабов заметно оторвался. Изабэль Фейи умчалась в направлении проходной. В любом случае кто-то уже добрался до охраны - загудела сирена. Здание орало и визжало, помещения захватывал дым. Наверное, пожар в управляющем центре будки решил распространиться дальше.
   Крабов попытался толкнуть дверь - заперто. Он вставил дубликат ключа, отворил замок и вошел. Двое помощников Добринова оказались обмотаны веревками-ограничителями. Оба были без сознания, они висели высоко под потолком... Харм исчез. В стене зияла огромная дыра, за ней еще одна, а за ними штук пять, не меньше, - до самой улицы. На площади у дыры собирался народ.
   Крабов улыбнулся: "Он улетел! Улетел!"
   Глади наконец догнала Крабова и, заглянув в будку, прошептала:
   -- У тебя все получилось! Он спасся... - ее грязное от копоти лицо, ожог на правом ухе и опаленная бровь, легкий шлейф дыма, идущий из мха шерстяного платья похоже Глади ни в грамм не волновали.
   -- У меня? Вы о чем это?
   -- Не знаю, как вам удалось вывести из строя разом все, но если обнаружат взрывчатку или что вы там использовали... надо убрать улики... Какой же вы молодец! Я знала - малыша сюда должны были возить... Надо было только подождать...
   -- Да я ничего такого... - попытался оправдаться Крабов.
   -- Не важно, да и я не хочу знать подробности, - ответила Глади и добавила: -- Лети, крылатый малыш. Лети! Ты свободен... - Глади закрыла глаза и сложив ладошки бутербродом прижала их к губам. -- Ох! - выдохнула довольная мадам и повернулась к Крабову. -- Вы просто... Погодите, погодите. Что вы там завязываете? Крабов?..
   -- А вот этого вам действительно лучше бы не видеть, да и забудьте!.. Вы что, не могли дольше попялиться куда-нибудь... туда?!.. - он махнул в сторону дыры, ведущей на площадь.
   -- Вы... вы!..
   -- Тише, мадам. Вот не надо только крика. Вы не так поняли... Это...
   -- Да перестаньте вы! - шепотом осекла Глади. -- Я не боюсь. Я хочу сказать... Вы должны бежать, пока не поздно. Вы просто обязаны бежать! Если вы, как и те другие, как и Харм... Ведь это ограничительная веревка?!
   Крабов матернулся и опустил рукав.
   -- Лучшего времени не нашел! Вот идиот! Рядом с вами я тупею...
   Лицо Глади озарилось некой святой невинностью. Она посмотрела в глаза следователя:
   -- Это не тупость, это... доверие! А теперь я повторюсь - бегите с ним! Зачем вам ждать разоблачения?..
   -- Я конечно скотина и свинья, и... много кто еще... но у меня есть жена и дети. Если про меня узнают, могут начать изучать их, ставить опыты... Черт знает, что еще они придумают!.. - он покачал головой и плюнул прямо на пол. -- Гадский я семьянин! но, как минимум, своих детей я обязан не подставить?.. Я что-нибудь придумаю... Позже... В общем посмотрим...
   -- Как бы в вас не влюбиться теперь? - бросила Глади, преданными глазками скользя по физиономии следователя.
   Крабов криво улыбнулся шутке старушки и в очередной раз помчался по служебному своему долгу: ловить беглеца.
  
  
  

Глава 26. Дядя Крабов

  
   Шесть часов спустя поиски мальчика все еще не прекратились. Крабов рыскал, то в компании, то в одиночестве; по городу, в лесу, обыскивали и дома. Следователю выдали винтовку, заряженную ограничительной сетью, пришлось таскать рамсовы 4 килограмма с собой. От веса винтовки ныло плечо, ко всему она была бесполезной, ведь Крабов не планировал применять ее.
   Харм, слава мечте, спасся, но Добринов в гробу, а Севилья с 15-тью процентами ожогов тела... Чувство вины за Харма не отпустило, но к нему добавилась новая порция. Добринов гад, конечно... но убийство! Чувство вины годами пыталось подселиться в голову Крабова. Он старательно утюжил мозги спиртом, однако в последнее время Крабов вляпался в него, аки в дерьмо.
   Крабов вспоминал про маневры Фейи в комнате управления будкой чудес. Тот отчего-то кинулся спасать Севилью вместо своей супруги. Если Севилья его любовница, тогда зачем Фейи пытался играть в сводника и упорно навязывал Крабову отношения с этой мадмуазелью? Шпионит? А может ему нужно было прикрытие для собственной страсти? Старый черт!
   Военный народ бегал туда-сюда, по северу скакали прожекторы. Сейчас Крабов слонялся на юге города в одиночестве - удалось отделаться от ненужного сопровождения. Патрулей в городе стало в разы больше, подняли всех! Благо никто из них не лез с помощью.
   После слов мечтателя, прячущегося за наигранными обликами, у Крабова не осталось иного выбора, кроме как искать Харма. Надо было кое-что отдать ему. Это, с одной стороны. С другой же, мечтатель-Харм мог сотворить с Крабовым что-нибудь эдакое. Боялся мужчина такого варианта? Еще как, но все-равно искал.
   Крабов оказался в Зюжно, на улице Камней. Он рассматривал руины особняка, находящиеся в объятиях спутавшихся фасолевых лиан, вдалеке лаяли собаки. В этой части города их много бывало. Они собирались в Зюжно отовсюду в поисках тепла и пропитания. Коты, кстати, к удивлению начальства, пошли на спад, не резко, но выжигание кошачьих стай начало приносить плоды. Неужто дом психа-таксидермиста был сердцем бешеного гриппа? По правде, хоть Крабов и вел это дело, но без энтузиазма. Все, что нынче занимало его ум - это мальчишка Харм и слова мечтателя, отдавшего ему светящийся камень, а еще - как жить в шкуре колдуна?!
   Следователь размышлял, почти не нервничал. Если он не найдет мальчика, то не особо расстроится, а если найдет... Черт знает, что тогда. Отдай он камень Харму, и вдруг поганое чувство немного уляжется, перестанет рвать его нутро. Фейи и Добринов чуть не убили мальчишку, и Крабов к этому естественно причастен. Сколько раз Харм был на грани смерти? Что ему пришлось пережить за последние месяцы?! С чувством вины все ясно, но невыносимей всего в этой ситуации была совершенно непросматриваемая линия дальнейших действий. Примкнуть к мечтателям? А где они обитают? Вернутся домой, а значит и на службу?.. Сможет ли он работать в прежнем русле, ведь теперь он заделался тонкой и ранимой натурой? Полный рамс повсюду! а выход... как найти чертов выход, когда ты не понимаешь, где находишься?!
   Кашель прервал самоистязания следователя. Он надрывно выплевывал из легких мокроту и воздух. От напряжения лицо Крабова раскраснелось, он согнулся. Оружие скатилось с плеча, он снял его и повесил на забор, ограждавший развалины. Требовалось срочно закурить!
   Вдруг не какая-то там дворняга - перед слезящимися глазами следователя нарисовался уже знакомый ему пес. Крабов протер глаза и посмотрел на пса с недоверием, отвернулся, еще немного поплевался и покашлял. В конце концов приступ унялся, и следователя внезапно пробрало. Без особой надежды он произнес:
   -- Харм... К-хы!
   Собака завиляла хвостом и заскулила.
   -- Харм, Харм... - несколько раз повторил следователь.
   Пес принялся заигрывать с мужчиной, припадая на лапы.
   Следователь погладил пса, посматривая на соседний дом. Еще вчера там обитал генерал Фейи. Однако в шкафу с двойным дном нашли кучу литературы на языках неведомой давности, магические или еще какие, почти полусотня разных алфавитов! Генерал струхнул жить в доме магов. Быстренько съехал!
   Пес ластился, носился вокруг, валялся на спине. Похоже набивался в питомцы. Крабов наблюдал за ним, готовясь закурить. Он вытащил бело-голубую пачку.
   -- Ты что, знаешь Харма, волкодав лохматый?
   Вокруг враз потемнело. Ночь накрыла место, где больше года стоял день. Казалось сам мир исчез. Лай собаки, скрежет камней под ногами и розовый аромат - единственное, что уверило следователя, что он все еще на улице Камней. Крабова обдало мощной воздушный волной откуда-то сверху. Что-то врезалось в лопатки и плечи, и те оказались в тисках мощных клешней. Если бы не толстая ткань кителя, вышло бы прилично покалечиться. Руки рефлекторно разжались - прощайте сигареты! Крабова потащили вверх. Следователь готов был испугаться, но вдруг сообразил - это крылатый мальчишка тащит его в небо.
   Пытаться рассмотреть хоть что-то было невозможно. Даже звезды не горели. Лай пса отдалялся, но вскоре его проглотила сирена. Скорей всего на отключение солнечного света и, судя по всему электрического, военные среагировали, как на угрозу. Звук сирены разбавлялся гулом ветра в ушах, сирена звучала все менее навязчиво. Похоже Крабов с Хармом летели прочь из города. Крабов пытался разглядеть преследователей, но во тьме глаза не ловили даже намека на собственные сапоги. Глаза привыкали, и наконец следователь смог увидеть морщинистую кожу птичьих пальцев, из которых торчали изогнутые, будто клинки сарацинов, когти. Уже через несколько секунд следователь понял, что темнота становилась менее густой, и вот небо уже засияло каплями звезд.
   -- Харм, - тихо позвал Крабов, глядя вверх. Он видел низ клюва и бледную желтизну по его краям. -- Куда мы летим? - спросил Крабов у магического пернатого.
   -- Я здесь, - послышалось откуда-то сзади.
   Крабова тащил вовсе не Харм, а самая настоящая птица! Слава мечте, он не понял этого раньше, иначе орал бы и пугался. Так кто же его несет? Может это какой-то другой маг? Учитель Харма? А может ряженный военный, что дал ему мечтательный камень? Крабова то и дело обдавало волной ветра. Огромная птица несла его все дальше от города. В каком направлении они летели было неясно, ведь солнце и звезды воллдримского неба врали, как испорченный компас. Руки деревенели, да и отсутствие какой-либо страховки напрягали. Но если быть совершенно откровенным, то Крабов готовился впасть в конкретную панику. Во тьме пугала неизвестность, но сейчас, когда до земли сотни метров, страшнее во сто крат. Крабов не десантник - обычный кабинетный воин!
   Чтобы отвлечься Крабов спросил:
   -- Это ты вернул ночь в город?
   -- Только затемнил воздух, - спокойно ответил мальчик. -- Там все станет, как было. Это не по-настоящему. Я спрятался, чтобы мы могли улететь.
   -- То есть ты можешь сделать погоду в городе нормальной?
   -- Я не знаю. Я не пробовал.
   -- Ух ты, как интересно...
   Светало, словно занималось раннее летнее утро. Крабов рассматривал мальчика, летевшего поблизости. В целях медитации, если быть честными. Его лицо, руки, ноги покрывали шрамы и порезы, синяки, ссадины. Свежие и старые. Ребенка избивали и издевались - это было очевидно. Он был чумаз и худ, а волосы сильно отросли. Одежда скорее новая, но небрежно разорвана на спине, дабы пролезали крылья. Несмотря на ужасающее состояние мальчика, он улыбался. Разве после работы особо рьяных следователей, вроде Добринова, хоть один взрослый мужик смог бы улыбнуться? Хотя бы через год или через все три? А этот мальчик улыбался!..
   -- Дядя Крабов, до свидания, что помогли мне сбежать из комнаты-будки, - он ловил лицом ветер и от удовольствия то и дело прикрывал глаза.
   -- "До свидания"? А, ну да, и тебе до свидания, Харм!.. - Крабов вспомнил, что мальчишка часто говорил всякие "спасибо" и "до свидания" невпопад. -- С чего ты взял, что это я помог тебе? - конспирация у Крабова судя по всему оказалась никакая. Рамсее не придумаешь, если даже пацан догадался.
   -- Эти крылья, эта мечта... Она пахнет вами. То, что вы курите.
   -- Мечта пахнет? - ничего себе открытия! - Кхе-кхе, а куда мы летим? - Крабов уже почти не чувствовал рук ниже плеч. Похоже птичья хватка послужила неким жгутом. От непривычной позы ломало спину, и в затылке бурно плавился свинец.
   -- Вы знаете, там я не могу мечтать, но я должен помочь Стиву.
   -- Стиву? - в глазах то и дело темнело, свинец в затылке застыл и теперь в голову втыкались сотни ледяных иголок.
   -- Да, ему. Его комната рядом с моей. Совсем рядом. За стенкой. Вчера он опять мне приснился, я знаю, что он там!
   -- Погоди, давай опустимся и поговорим. Мне немного...
   -- Страшно? - мальчик подлетел ближе и стал рассматривать лицо Крабова. Тот попытался улыбнуться, но вышло нечто кривое и несуразное.
   А ведь действительно было безумно страшно... вначале. Сейчас предельно гадское самочувствие победило всякий страх.
   -- Надо спуститься, - повторил Крабов, уронив голову на грудь, пуская слюни.
   Птица, что несла следователя, вдруг прокричала свои соловьиные "кукареку", на время оглушив обоих мечтателей.
   Наматывая круги, они уже опускались вниз, но следователь терял сознание. Харм что-то там бормотал - Крабов не слушал, не мог.
   Наконец птица разжала когти. Следователь упал на землю, аккурат вниз физиономией. В носу, на зубах - трава и песок, но Крабов, раскрыв рот, пролежал в той же позе минут десять.
   Вскоре Крабов разминал плечи и лопатки, мял затекшие суставы. Он ходил и тряс ногами, выгибал спину. За это время мальчик буквально из воздуха сотворил костер без дыма и большую двуспальную кровать с богато украшенными спинками и белоснежным бельем.
   -- Лучше здесь полежите, - сказал Харм.
   -- Ничего, - махнул Крабов, и кровать исчезла.
   Следователь подошел к огню. Тошнота пока не прошла, тело потряхивало, но чувствовать землю под ногами было до чертей приятно. Как этот мальчишка умудряется летать, не боясь и не переживая? Крабов выставил руки, немного согрелся, а потом уселся в метре от костра прямо на землю.
   -- Вы отдохнули? Полетим дальше?
   Крабов в ужасе глянул на Харма:
   -- Никаких полетов. Я - пас!
   -- А я Харм... Дриммерн.
   -- Чего?
   -- Фамилия моя.
   Черт пойми этих детей. Да и рамс с ними! "Когда уже отпустит выворот кишок?" - подумал следователь.
   Мальчик уселся напротив Крабова. Они молча смотрели друг на друга сквозь пламя костра, который все также не дымил. В нем не было поленьев и треска, лишь огонь и тепло. Крабов не знал, что сказать, а Харм словно ждал чего-то от следователя. Мальчишка был суетлив и все время ерзал на месте.
   -- А где та огромная птица? Она тоже мечтатель? - наконец спросил Крабов.
   -- Это соловей. Он не мечтатель, - пояснил Харм. -- Я встретил его только перед тем как вас заметил. Я его знаю. Он друг мисс Брегантины. Я его немного увеличил, но потом он станет прежним, если захочет. Я не смог бы вас поднять и нести так долго, потому и попросил помощи у Сокола. Так его зовут.
   -- Соловей с именем Сокол? - Крабов недоверчиво скривил рот. -- Хозяйка у него видно с приколом.
   Харм непонимающе посмотрел на Крабова, а потом сообразил:
   -- Да, с приколом всяких заколок. Она любит, когда много заколок и на шляпке тоже носит.
   -- Чего? Тссс, - Крабов нервно заржал. -- Заколка-приколка... Я понял, Харм, спасибо. Хы-хы-хы!..
   Харм шмыгнул носом, по которому от переносицы до самого кончика проходила неровная линия схватившейся царапины. На лицо мальчишки постоянно сползали волосы, и он регулярно убирал их за уши, открывая обзору Крабова пожелтевший синяк, занимавший половину лба ребенка. Треснутый в трех местах рот, воспаленные заеды в его уголках и неестественно надутая верхняя губа, явно от удара. И это только лицо! На Харма было страшно смотреть!
   -- А сейчас уже отдохнули? - спросил Харм. - Если не хотите лететь, можем пойти пешком...
   -- Куда?
   -- К Стиву!
   -- А это еще кто? - спросил Крабов.
   -- Он мой брат.
   -- А где он сейчас?
   -- Он в тюрьме, где мы с вами были.
   Крабова передернуло. Похоже Харм не видел отличия между заключенным и следователем. Впрочем, в том был определенный резон.
   -- Твой брат? Странно... У вас большая разница в возрасте?
   -- Большая? Я не понял, - мальчик почесал локоть.
   -- Сколько ему лет?
   -- Я не знаю.
   -- Ну, хорошо. Давай так. Он тоже школьник?
   -- Нет.
   -- Значит взрослый?
   -- Нет, он чуть-чуть выше меня. Где-то так, - Харм поставил ладонь на свою макушку. Получилось нечто вроде петушиного гребня. -- На столько старше, на пятнадцать сантиметров.
   -- Я понял, - сказал Крабов и ухмыльнулся.
   С одной стороны, мальчишка довольно мило и даже смешно пытается объяснить нечто простое, но с другой, почему он не знает элементарных вещей? Сколь лет брату - это не такой уж сложный вопрос. Следователь закхекал. Сигарет, к сожалению, с собой не было. Выпали, когда его схватил огромный соловей. Может попросить у Харма, чтобы промечтал парочку, с фильтром?..
   -- В тюрьме не было других детей, кроме тебя, - добавил он.
   Харм задумался. Его пятнистые черно-серые крылья сжались как-то особенно сильно. По его лицу бегал свет пламени, а по спине били лоскуты рубахи, подхватываемые ветром; не по размеру широкие штаны то и дело ширились и замирали, словно водопроводные трубы. Харм в очередной раз убрал прядь с лица за ухо.
   -- Дядя Крабов, вы помните где моя комната в изоленте? - он нахмурился, - в изоленторе? А Стив рядышком за стенкой, там, где стоит моя кровать.
   -- В изоленторе? - Крабов коротко ухмыльнулся и погладил подбородок. -- Скажи мне, ты все это время сидел в изоляторе? Тебя никуда не переводили до сегодняшнего дня?
   -- Я все время жил в изолянторе. Но меня иногда возили туда-сюда, пока я спал.
   -- Спал? Ну да, ну да. Так ты уверен, что за стенкой твой брат?
   -- Да-да, это я точно знаю!
   -- Знаешь, справа от твоей камеры много месяцев сидел один и тот же заключенный, некий старик без имени и фамилии. Впрочем, может быть там теперь кто-то другой...
   -- Нет-нет, он там давно уже. Еще когда Допсон разговаривал со мной.
   -- Дорбсон? Тогда точно тебе говорю - там сидит старик!.. Сидел, пока меня не перевели в город, - он вспомнил, что Харм и вправду беспокоился об этом соседе по камере, просил покормить его.
   -- Перевели? - спросил Харм.
   -- Да, я больше не работаю в изоляторе.
   -- Теперь понятно, почему вы перестали приходить.
   "Мне жаль", - хотел сказать Крабов, но не успел. Он заметил изменение во взгляде мальчика. В нем всколыхнулось отчаяние. Несладко пришлось ребенку после их последней "прорывной" встречи... Крабов решил уйти от болезненной для них обоих темы:
   -- Я не знаю имени того старика. Он в основном молчал, только пару раз ругался. - "Он псих", - напрашивалось, но Крабов промолчал. - Как он может быть твоим братом? Ему лет семьдесят!
   Следователь влез в карман за сигаретами, потом разочаровано вытащил руку. Все-таки стоит попросить мальчика промечтать закурить.
   Харм вдруг вскочил на ноги. Он отвернулся, стал что-то бормотать, вроде: "Я уверен! Это точно Стив. Сны не врут..." А потом быстро, да так, что следователь не успел даже открыть рот, развернул крылья и взметнулся куда-то ввысь. Крона кедра заколыхалась.
   -- Ээээээ, - похоже вышел с сигаретами облом.
   Крабов поднялся и прошелся по небольшой полянке, которую окаймляли карликовые сосенки и кедры; орешник, конкурирующий с зарослями папоротника. Над головой вдалеке небо кишело встревоженными птицами. Харма полетел туда? Вроде не видно. Желудочной сок уже не просился наружу, но места прихвата птички-сокола прилично болели. Крабов расхаживал в одиночестве минут пять-десять. Грибной дух и незрелые орешки - сейчас бы перекусить или хотя бы прибить голод сигаретой. Мужчина чувствовал себя гостем, которого в незнакомом доме оставили ожидать хозяев, черт знает куда запропастившихся. Он ухмыльнулся, осознавая себя растерянным мальчишкой в мечтательном мире малыша Харма. Волшебный костер и исчезнувшая кровать... Крабову бы покровителем быть или опекуном восьмилетнего парнишки... Наивно? В нынешних обстоятельствах весьма...
   Треск веток, мальчик летит прямо на него. Крабов пригнулся, но тот аккуратно опустился перед ним на землю. На лице Харма сияла радость, он затараторил:
   -- Я все понял! Это Стив! Теперь я вообще полностью уверен! Он не любит говорить, и этот старик не любит говорить. Но он мне сам сказал, что сидит в тюрьме! - от возбуждения крылья Харма забыли сложиться. Они оказались грандиозными и великолепными! Здесь на земле это было особенно заметно. Размах метров пять, не меньше! Они совсем не походили на те, что приходилось видеть Крабову в изоляторе.
   -- Ну и что, что он старый! - продолжал мальчик. - Такое бывает. Мисс Брегантина тоже вот помолодела. Я иногда очень сильно мечтал об этом... А если честно я каждый день об этом думал. Я не хотел, чтобы она была старая и умирала. Она будет моей бабушкой. - Харм смотрел на следователя этим взглядом, полным доверия... а Крабову становилось не по себе. Он уже предавал доверие мальчика, в чем он не смог бы сейчас признаться Харму. Мальчик говорил: -- Можно изменять возраст человека мечтами. Со Стивом сделали что-то похожее. Очень жалко, что он постарел, но я помогу вернуть назад его ребенком.
   Кроха-соловей вдруг появился невесть откуда и примостился на голову Харма. Харм ему обрадовался и потрогал рукой птаху.
   -- Ладно, предположим там твой брат... - начал было Крабов, рассматривая птичку, которая тащила его несколько километров по небу.
   -- Он точно там! Я знаю, потому что вижу будущее и вижу особенные сны с "хорошими волнениями". Они показывают правду!
   -- Так ты экстрасенс?
   Харм смотрел, не понимая.
   -- Ты ясновидящий?.. - та же реакция. -- Ну, ладно, - махнул Крабов и, глядя в упор на Харма, спросил: -- Значит ты видишь будущее?
   -- Да.
   -- Ты имеешь в виду оно тебе снится?
   -- Нет. Это по-другому. Брегантина говорила - невозможно узнать, что будет. Но я точно вижу! Я знаю, что это будет, и еще я точно знаю, что Стив живой, и он ждет меня.
   -- Если ты видишь будущее, скажи, что будет со мной? Я стану хорошим мечтателем? Чудным, как у вас говорят?
   -- Я не знаю. Про вас я не думал. Я только хочу, чтобы мы дружили, - Харм был озадачен. -- Надо обязательно спасти Стива, дядя Крабов, но я не могу мечтать в тюрьме. Как вытащить Стива оттуда?
   Крабов уверено сказал:
   -- Это невозможно.
   Мальчишка стал серьезен и сосредоточен:
   -- Это надо обязательно. Если вы не поможете мне, я попробуй сам. Я полечу сейчас... Надо скорее лететь за ним!
   -- Это невозможно, - повторил Крабов, и вдруг мелькнула в нем догадка: -- Погоди, Харм. Ты сказал, что Стива состарили и кого-то там обмолодили...
   -- Стива кто-то сделал старым - это правда.
   -- Ты знаешь, Харм, мне сказали, что ни ты, ни я не видим обманчивый облик. Если бы Стива заколдовали на другую внешность, я бы не увидел старика, а увидел бы твоего брата, как он есть. Но я точно знаю, твой сосед за стенкой, он старик.
   -- А что такое обманчивый облик?
   -- Изменение внешности, некая маска, как я понял.
   -- Вы не поняли. Мисс Брегантина по-настоящему изменилась, это не обман. Это другое.
   -- Другое? - переспросил следователь. - Значит ты можешь сделать кого-то моложе? А может даже вылечить? Кхе-кхе-кхе...
   -- Я не пробовал. Но про возраст, менять его туда-сюда мне кажется легко мечтать.
   Откуда в этом ребенке столько сил?
   -- Я готов лететь за Стивом. Вы со мной? - спросил Харм.
   "Спас мальчишку, а теперь еще брата спасать?.. А что потом, избавить город от всех военных? - думал Крабов. - Рамсец!"
   -- Харм, ничего не выйдет, - ответил он.
   -- Ладно. Посидите тут, а я слетаю. Я вернусь вместе с ним... Я быстро постараюсь, - он улыбнулся и уже почти взлетел. Крабову требовалось срочно сообразить, как остановить ребенка от самоубийственной затеи!
   -- Не надо лететь сейчас, - сказал Крабов, протянув к мальчику руку. -- Мы придумаем... Я обещаю, - с трудом выдавил он из себя. -- Мы придумаем, как помочь твоему брату. Завтра он уже будет свободен! Надо все хорошенько продумать. Поверь, так у нас будет намного больше шансов... А сейчас... поспи, надо выспаться... Отдохни... Тебе нужны силы, чтобы помочь Стиву. Нельзя торопиться... И мне надо отдохнуть и придумать хороший такой план...
   -- Вы поможете? Вы обещаете?
   -- Обещаю! - нехотя сказал Крабов.
   Харм был счастлив, а следователь задумался, он вспомнил кое-что важное. Он спросил:
   --Тебе хочется вернуться в Воллдрим?
   -- Конечно! Там Элфи и моя сестренка, папа, мама и Майкл... Мисс Брегантина! Это мои друзья! Как и вы, дядя Крабов. А еще Кайгы там остался. Вы с ним игрались, когда я прилетел.
   -- Игрался? Собака что ли?
   -- Да, Кайгы - это собака Элфи.
   -- А это еще кто, Элфи?
   -- Самая чудесная девочка!
   После таких слов даже Крабов не смог удержаться, и улыбка (почти фирменная) выставилась на его уставшем лице.
   Харм вдруг обнял Крабова и сказал:
   -- Извините, что помогли мне, и извините, что поможете спасти моего брата! - он посмотрел на друга-дядю и тыкнул пальцем в его щеку, с энтузиазмом заявил: -- Хотите я уберу эту царапину?
   Крабов провел по волосам мальчишки и покачал головой:
   -- Так! Вот этого пока не надо!
   -- Как хотите...
   Харм присел и почесал лодыжку, уселся на траву, а дядя прищурился:
   -- А ты можешь сделать меня другим человеком? на время? изменить внешность? Не маску надеть, а на самом деле изменить лицо и остальное?
   Харм убрал волосы с лица:
   -- Это просто!
   -- Хорошо! А еще вот что объясни. Вот наколдовал ты себе крылья, но они не исчезли за зоной колдовства, когда ты был в изоляторе. Значит, если ты изменишь внешность себе или мне, мы сможем попробовать попасть в тюрьму с новыми лицами?
   -- Да, можно попробовать. Вы хорошо придумали! Можно кем-то притвориться, птичками или мышками...
   -- Хм, нет я немного о другом... - Крабов сложил руки на груди и что-то там прикидывал в голове, перебирал варианты. Он взглянул на мальчишку, радостно припрыгивающего вокруг. Что Крабов вообще тут делает?.. Что за Стив? Брат крылатого мальчишки... Да и с самим Харм Крабов едва знаком... Сюрреализм, мечтательный кошмар!.. Детский сад и мужик-алкоголик... Не запоздал ли Крабов с героизмом?..
   Отвлекшись от анализа тупой ситуации, в которой он вдруг оказался, и невозможности из нее легонько соскочить, Крабов спросил:
   -- Кстати, а почему сейчас ты не уберешь свои крылья? Ты же можешь избавиться от них. Или я что-то не так понял?
   -- Могу, но я к ним привык. Они мне нравятся. Теперь еще больше, когда вы сделали их такими красивыми! - ответ Харма поразил Крабова.
   Малыш не считал крылья отклонением, скорее чем-то прекрасным, подарком мечты. Дети так не похожи на взрослых. На них не давит общественное клеймо "не похож, значит урод!" и "люди не поймут, потому не стоит". Их разум еще не загадили условности и рамки. А ведь, если подумать, и вправду крылья - это так красиво и чудесно, плюс не надо беспокоиться о транспорте... Но как же хочется курить!..
   Следователь задавал вопросы, получал ответы и никогда прежде так просто не выходило узнать все необходимое от мальчика-птицы. Да, сейчас следователь мог бы выслужиться на всю катушку. Это было также легко, как и нелепо в данном раскладе. В свете открытия своих мечтательных способностей многое из прежних радостей и забот потеряло смысл. Впрочем, почему "многое"? Практически все!
   Оказалось, что у Харма есть братья и сестра. Как раз старшего из братьев, Стива, Харм и хотел вызволить из тюрьмы. А еще Харму почти каждую ночь снятся, как он сам их называет, "особенные сны с хорошими волнениями", и они на самом деле не простые. Они по большей части правдивы. Харм точно знал, что Стив рядом, что Стив в той же тюрьме, в которой еще вчера держали его самого.
   Приятно было наблюдать, как Харм изменялся в лице, когда говорил про девочку Элфи. Она многое значила для него. Харм говорил о ней с особым воодушевлением.
   -- Ты знаешь где сейчас Элфи? - спросил Крабов.
   -- Нет, но она близко. Я ее чувствую. Повсюду в Воллдриме пахнет незабудками. Это как вы пахнете сигаретами, так и город пахнет ее цветами. Она туда вернется. Это точно. Скоро. Я опять вижу будущее.
   Харм улыбнулся, а потом будто что-то вспомнил:
   -- О! Хотите черешневых помидоров?
   -- Откуда?.. - но до Крабова быстро дошло - перед ним мечтатель. -- А давай! - с энтузиазмом согласился он.
   Помидоры материализовались сразу во рту. Крабов едва не подавился. Прожевал и хотел уже сказать, чтобы Харм так больше не делал, но опять ему пришлось разжевывать, по правде весьма вкусные помидоры. Он махнул рукой мол хватит, но не потому поставка помидоров прекратилась. К счастью истекающего томатным соком следователя, Харма занял соловей. Маленький мечтатель творил в воздухе зерна, и Сокол с удовольствием хватал их. Они не падали, просто висели, будто их воткнули прямо в воздух. Сам Харм постоянно что-то жевал, наверное еда появлялась так же, как у Крабова - сразу во рту.
   -- Довольно помидоров, я наелся. Спасибо, Харм. Знаешь, лучше бы на ладонь или на тарелку. В рот - это уж совсем для ленивых.
   -- Спасибо, - согласился Харм и сотворил блюдо с горой разноцветных помидор. Она парила в воздухе. Крабов съел еще несколько.
   Вскоре Сокол вернулся на голову Харма и запел.
   Харм подошел к костру, уселся поудобней.
   Чудеса продолжались. Во все стороны от костра трава принялась шевелиться, удлиняться, сплетаться. Вскоре Крабов стоял на травяном ковре, он потрогал его рукой - тот оказался теплым и мягким, как взаправдный коврик на полу с подогревом. Вокруг было не так уж много деревьев, но их неведомой силой потянуло к костру. Они оставляли на ковре волнистые складки, когда двигались ближе к пламени силой мечтательных способностей мальчишки. Харм проделал с деревьями нечто вроде того, что случилось с травой. Ветви сплетались, образовывая подобие зеленой комнатки без углов и четких линий, некую палатку-шалаш. Сквозь стены пробивался свет низко висящего солнца. Настоящая сказка! Поразительная красота и никакого хаоса.
   Крабов кивнул мальчишке:
   -- Ты можешь показать, как мечтать, чтобы получалось что-то конкретное, а не вал несвязных мечтаний?
   -- Я не знаю, как делать "вал". Я мечтаю только то, что задумал, - Харм потер пальчиком нос.
   -- Отлично. А как ты задумываешь?
   -- Через все. Все внутри и руки, и ноги, и голова - все сразу воплощает мечту. Она бегает внутри и потом расстилается вокруг.
   Почти понятно. Это если подключить сарказм. Но что поделать? Дети не умеют объяснить даже простые вещи, а тут вещи позаковыристей простых. Надо бы кого постарше, да поопытней поискать. Крабов потер манжет камзола, под которым болталась спасительная веревочка.
   Следователь сел рядом с мальчиком на земляной ковер. Они беседовали, по пустякам и о важном. Про Добринова и его компанию Крабов решил не расспрашивать. Он смотрел как мальчишка мечтает, создавая бутерброды и чашки с чаем, новую одежду и башмаки и поражался его таланту. Он не творил сумбур, он говорил и думал, что-то делал и одновременно МЕЧТАЛ! Создавал лишь то, что желал, все четко, съедобно и красиво. Он был счастлив и... так силен!
   Крабов показал Харму светящийся камень и объяснил, что с ним делать. Он отдал мальчику предмет мечты Рэмона и почувствовал в своей ладони все тот же камень. Он светился тусклее, но был потяжелее первого. Каждая копия будет хуже работать? Пусть так! Этому малышу камень нужнее.
   Вскоре Харм уснул, предварительно сотворив парящее одеяло. Он свернулся в него, словно бабочка в кокон, с головой, и засопел. Под пение тетерева и свист соловья ему спалось, наверное, чудесно. Не забыл мальчик и про Крабова. На том же месте, что и раньше, возникло двуспальное ложе, под стать дворцовой спальне. Белоснежное белье и отчего-то мягкие, словно поролон, спинки и каркас. В зеленой палатке было темнее, нежели там за лиственными стенками - идеально для отдыха.
   Однако даже умиротворяющие песни лесных птиц не помогали уснуть Крабову. Он думал, как вызволить Стива и постепенно пришел к выводу, что лучшего способа, чем вообще не соваться в изолятор, у них двоих нет. Харм силен... в зоне колдовства. Но он не сможет сразиться с толпой вооруженных людей даже здесь, а про изолятор и думать нечего! Тут вырисовывался тупик.
   А что по ситуации Крабова? Возможно, исчезновение старшего следователя уже заметили. Сколько его не было, часа два с половиной-три? Пока не критично, но все же... Крабов точно знал, что в комнате управления будкой видеозапись не велась, все ограничивалось аудио. В любом случае он просто обязан вернуться на службу! Если уж потеряться или умереть, то вначале стоит удостовериться, что о его сущности мечтателя командование не прознало. Что будет ждать его семью, его сына и дочь, если все раскроется? Воображение не рождало ничего позитивного. Даже для такого безответственного родителя подобный исход был недопустим! Ему срочно надо вернуться в Воллдрим! Но как убедить Харма не соваться в тюрьму? Да и разве такое возможно?..
   Крабов смотрел на левитирующий кулек с Хармом. Сколько ночей в тюремном аду провел этот мальчишка? В одиночестве и страхе. Новоявленному господину мечтателю захотелось обнять лохматого мальчишку и утешить: "Спи, малыш! Спи, чудесный мальчик!.."
   И разве может Крабов бросить Харма один на один с желанием спасти брата, с невозможностью жить в родном городе, занятом армией Фейи?.. Пусть он не сын Крабову, но...
  
  
  

Глава 27. Трудно быть Дорбсоном

  
   -- У меня не записано... - сохраняя выдержку, сказал молодой офицер.
   -- Ты что не расслышал приказа?
   Кирпичная будка, сквозняк, гуляющий по узкой проходной, в противовес ему дышащий из окошка комнатки постовых жар. Там в полном обмундировании парились три человека. Стекло тюремной витрины запотело, и Крабов не смог разглядеть кто, кроме упрямого лейтенанта, нынче на посту. Этот всегда был дотошным, но, если надавить, волновался и впадал в ступор.
   -- Господин Дорбсон, я все слышал. Предъявите...
   -- Я должен забрать своего подследственного! - крикнул Крабов и долбанул ногой в деревянное перекрытие. -- Я прибыл проследить, чтобы с ним никто не говорил. Я сам заберу его, у меня и разрешение есть! А ты требуешь еще какие-то документы?.. Лейтенант, тебе что, пропуска мало и удостоверения? Проснись ты уже!
   -- Я должен... вы не по графику...
   -- Зови главного по КПП! - Крабов злился по-настоящему, без притворства. Родинка на носу морщилась и блестела под лампой, светившей ему в лицо.
   -- Я сейчас за главн...
   -- И ты, идиот чертов, не можешь решить? Ты что первый раз видишь меня?!
   -- Нет, но...
   -- Ставь чертову печать, и я сдам оружие!
   -- Все же...
   -- Журнал давай, пока я тебя не арестовал за препятствие особо важной работе. Личный состав уже эвакуируют? Доложите! - он сморщил нос, будто от лейтенанта воняла и громко шлепнул о деревяшку стола табельным оружием.
   -- Нет, но...
   -- Доложите!!! - Крабов еще раз долбанул по столу, на этот раз кулаком, да так что рассек кожу на костяшке указательного пальца.
   -- Я не уполномоч...
   Крабов схватил мальца за погон и оторвал его, а потом швырнул под ноги сидевшему внутри солдатику, схватил его за второй пагон и притянул к себе:
   -- Убью гад. Доложи!
   Чуть отпрянув от брызжущего слюной майора, лейтенант сбиваясь промямлил:
   -- Личный состав эвакуируют. Осталось еще несколько заключенных, остальных уже вывезл...
   -- Камера 12, третий этаж? Этот на месте?
   -- Так точно! - лейтенант вытер щеку.
   -- Живи пока, идиот.
   -- Вы не уполномоч...
   Крабов оттолкнул заплеванного офицера, который был приличным рангом ниже разъяренного следователя:
   -- Открывай! - тот, вжав шею в плечи, все же открыл магнитный замок, и следователь прошел.
   Главный по КПП долго смотрел в спину Дорбсону, решая включать тревогу или нет. Он переваливался с ноги на ногу на скрипучем полу, держа в руке табельное следователя, и скрип этот резонировал со скрипящим предчувствием, накатившим на офицера. Подставился? Пронесет?
   Да и черт с ним, с этим дуболомом! Пропустив эту сволочь внутрь, дежурный нарушил правила? Несомненно! Чертова служба! Собутыльник подполковника Шуршвилису, с которым те частенько кутили прямо в изоляторе, наглостью и тупостью добился своего. Дежурный махнул рукой и, подозвав своего заместителя, чтобы тот принял пост и оформил оружие Дорбсона, скрылся в глухой комнате, взялся за порванный камзол.
   В лике Дорбсона Крабов шагал по плацу. Он облизнул кровь, проступившую на пике кулака. Харм остался в лесу, он уговорил мальчика не лезть сюда. Он пообещал, что приведет Стива сам.
   Солнце вонзалось в глаза, отстреленное от взмокшего асфальта, брезента, долбающей уши форточки. Формальное и потому безликое здание изолятора, разрезанное тенью наполовину, будто усмехалось надежде Крабова выпутаться из этого рамсова приключения целым, неразоблаченным... Тряска взведенных двигателей, жалобы птиц, треск взлохмаченного сквозняком леса и крики военных - всеобщая суета. Может на него не обратят внимания?
   Шагая мимо вынесенного скарба изолятора, обходя, замечая и пропуская мимо впивающиеся в глаза мелочи, Крабов погрузился в себя. Он в десятый раз прогонял диалоги и двусмысленные, трехсмысленные ... десятисмысленные фразы, которыми он орудовал, когда выяснял кто нынче ведет "Дело Старика", ведь помимо трех основных следователей прислали парочку новеньких, с которыми он не успел познакомиться. Он прокручивал в голове, как выуживал по своим каналам информацию, как потревожил добрых десять человек, пока не выяснил все необходимое. К радости Крабова этим везунчиком (в кавычках), который занимался старым психом, все еще был Дорбсон. Дурак Дорбсон! Проблема состояла в том, что сволочного идиота изображать весьма сложно. Впрочем, с ролью "сволочи" он справится, а вот идиотом быть не приходилось. Не ляпнул ли Крабов лишнего пытаясь разузнать все необходимое? Возможно ли что он прокололся?
   В целом, удалось даже раздобыть транспорт! Его оставили, как он и приказал, на обочине в пяти километрах от изолятора. На нем Крабов и приехал сюда. Что точно - Дорбсон вляпался по полной, ведь именно на его имя джип и оформили. Ну а что? Добринов помер, а сгнобить за служебные преступления второго конкурента?.. Почему бы и нет?!
   На плацу стояли четыре грузовика и парочка военных джипов. Загружали документы, работников изолятора, имущество. Колдовская зона была еще далеко, но Фейи велел перевезти всех уже сейчас. В машинах не было заключенных - только личный состав. Собаки отчаянно лаяли на Крабова, впрочем, они лаяли на всех подряд. Крабову стало жуть как страшно. Собак он... не любил и боялся? И почему он раньше этого не замечал за собой? Проходя мимо, он предпочел с внушительным запасом посторониться слюнявых охранников.
   -- Доложите! Меня интересует заключенный из ДДТ12. Я веду его дело. Где мне его найти?
   Лейтенант, что следил за погрузкой, пробежался глазами по спискам.
   -- Он отбудет со следующей группой. Медицинский спец.автомобиль уже на подъезде.
   -- А сейчас где он? - опять лизнул кулак.
   -- Его еще не оформляли. Он в своей камере, - малец закончил фразу осознанным закрытием глаз и коротким кивков, вроде как соглашаясь с самим собой.
   -- Понял. Пометьте у себя - я сам его вывезу.
   -- Хм, сами?.. Так мне отбой давать "спец.меду"? Машина-то почти приехала, - он недоверчиво пялился в лицо Дорбсону.
   -- Не задавай глупых вопросов! - психанул Дорбсон. -- Конечно отменяй, дурак!
   -- Оформите все у дежурного изолятора, - лейтенант покраснел. Неожиданным оскорблением хорошо было придавить морально. Крабов знал это и раньше, но почему-то сейчас, от стресса ли или от напряжения, но это принесло ему некое удовлетворение. Он плавно выдохнул и шмыгнул носом.
   Лейтенант продолжал:
   -- Дежурный выпишет вам необходимые бумаги, а заверить надо будет у зама изолятора. Генерал сейчас на другом объекте.
   -- Само собой. Кто из замов? Шуршвилису?
   -- Так точно!
   -- Вольно! - махнул Крабов и приложил ладонь, куда полагалось, сыграв в своеобразное "аминь", но в воинском варианте. Лейтенант повторил ту же формальность и продолжил руководить погрузкой.
   Игра в другого человека, угроза разоблачения?.. Причин мозгового хаоса было рамсец как предостаточно. Внутри Крабова изменялось восприятие. В нем росла злость, в первую очередь от тупости окружающих. Ведь он так умен. Как же он умен! Но откуда эта... скованность в движении и ужас, что его видят насквозь? А вдруг они догадываются, кто он на самом деле? Вдруг они видят... Нет, не то, что он Крабов, но то, что он слабак?
   "Так, сосредоточься", - приказал себе Крабов, поднимаясь в изолятор по наружной лестнице. Стук подошвы о железо заставил его напрячься. Казалось десятки людей внизу, собаки, автоматы, - все смотрят ему в спину. Его вот-вот раскроют, раскусят, пристрелят... Сырость пробирала до костей, впрочем резвилась психосоматика. Крабова потряхивало, и шаг его то и дело терял твердость.
   И вот он оказался внутри. К счастью, и к удивлению же, он без особых проблем получил нужные документы у дежурного, а подполковник Ширшвилису, увидав его, расплылся в улыбке и пригласил присесть:
   -- Принес?
   Крабов рухнул на стул, пытаясь сообразить, что ответить. Нежданно для собственной шкуры он заржал. Подполковник прикурил и, ухмыльнувшись, выдал:
   -- Ну у тебя и память, чертов бездельник!
   -- Замотали дела... - развел руками Крабов.
   -- Ну-ка посмотри на меня.
   Крабов впялился в подполковника и опять заржал. Ширшвилису слегка напрягся.
   -- Твою мать, Дорбсон, хорошо, что Фейи нет. Ты пришибленный какой-то.. Пил?..
   -- Нет, просто со вчерашнего еще не отошел... - этот стандартный ответ в миру военном оставался актуальным практически в любой ситуации. Работа в бесконечном стрессе вынуждала... Пили почти все!..
   -- Нельзя же так... Я вот видишь в порядке и до вечера никакого опохмела... - он дунул в ладонь и быстро нюхнул полученный результат. Удовлетворенный лишь наполовину он продолжил: -- Вот! Я конечно понимаю, что мы тут... нервы и все такое, но внешний вид... Приведи себя в порядок. Петрушечью таблетку дать?
   Крабов махнул:
   -- Не. В каком тут будешь порядке? - наигранно возмутился Крабов, застегивая ворот, оттряхивая с плеча перхоть. -- Столько со старой сволочью из двенадцатой вожусь. Молчит гад! Может его вывести в лес... с лопатой? иногда помогает. Ха!
   -- Уже обсуждали... - Шуршвилису откинулся на кожаную спинку кресла и выдул дым в потолок. -- Тебе не кажется, что здесь чем-то воняет? Целое утро никак не пойму...
   Крабов повел носом, принюхался:
   "Рамсец," - чуть не выдал он свое фирменное, но вовремя спохватился и резюмировал:
   -- Паленое что-то...
   Шуршвилису стряхнул пепел:
   -- Делай с этим старым психом то, что считаешь нужным. Только не в колдовской зоне, естественно! а так... В общем все в твоих руках! - он в очередной раз стряхнул пепел в мраморную пепельницу, представляющую собой раскрытый рот с зубами и, нюхнув воздух, сморщился.
   -- Само собой не в зоне. Я же не... Я все продумал...
   -- Ну будет уже, иди... Тут у меня столько бумажной работы... Но завтра обязательно захвати, то, о чем я просил. Ты кстати не забыл еще, машину-то мою уже перекрасили?
   -- Врадек, обижаешь...
   -- Ну-ну... Ладно, держи свои бумаги, - он протянул заверенное разрешение на вывоз старика из 12-той, и Крабов-Дорбсон схватив сокровенную бумажку, вышел из кабинета.
   Какая удача! Дорбсон весьма близко общается с подполковником? Вместе выпивают? "Хороший мужик этот Врадек, - подумал Крабов, шагая на второй этаж, в часть изолятора, где держали подследственных. - Но я круче!"
   Следователя ненадолго придушил кашель, и он остановился, стал поправлять форму, плюнул на ладонь и прилизал волосы, но вдруг сообразил, что занят какой-то ерундой и двинулся дальше.
   Он шагал по коридорам. Здесь и вправду воняло паленым, а еще мокрой побелкой. Постовых было в три раза меньше, чем должно. Один солдатик отвечал сразу за три проходных. Это немного затягивало продвижение, однако стоило намного меньших нервов и объяснений. Последний, коротко выстриженный солдат, его выбесил, и Крабов, уже приноровившись, брызжал слюной тому в лицо, отчитывая мальца и для надежности знатно обматерив беднягу, в апогее пихнул его в грудки.
   Камера ДДТ14, в которой держали Харма была закрыта, но рядом в проволочном органайзере нет папки с данными о заключенном, а значит 14-тая камера сейчас пуста.
   "Бедняга Харм, наконец-то ты свободен", - подумал Крабов, почувствовав при этом, будто его обманули.
   -- Открывай ДДТ12!
   -- Документы при вас?
   -- Держи!
   "В каком же я дерьме и все из-за какого-то мальчишки. На что я подписался? Что я тут делаю?.." - изумлялся Крабов и вдруг понял, что его мысли и вот эта нервозность... Это так не похоже на него. Он бывал и раньше в гадских ситуациях, но сейчас... Что с ним творится?
   Солдат возился с ключами, потом безумно долго искал ручку, медленно же что-то писал в своих бумагах... В табеле, потом еще в двух тетрадках регистрации, опять перебирал ключи, поправил очки...
   -- Быстрее, чертов идиот! - выругался Крабов.
   -- Уже все... Извините за задержку...
   -- Да заткнись ты, открывай уже!
   Солдатик наконец отворил замок и толкнул дверь.
   -- Эй, ты в камере, выходи! - крикнул Крабов в темноту, а потом повернулся к постовому: -- Почему там темно?
   -- Он стал буйным. Теперь мы ему выключаем свет. Это его успокаивает. Вы же сами приказали...
   -- Ах, да, - сообразил Крабов и опять крикнул в камеру: -- Ну, поторопись!
   В камере что-то зашевелилось. Из мрака показался худой старик, с впалыми щеками. Он шаркал ногами по полу, и от противного звука Крабов готов был... а еще здесь воняло мочой. Ну как тут сохранить самообладание?!
   Следователь облизнул рану на кулаке. Его ноздри раздувались, а рожа под натиском гнева давно раскраснелась. Тряся родинкой, он процедил:
   -- И долго еще господин следователь будет ждать?!
  
  
  

Глава 28. Стив

  
   К Стиву кто-то пришел? Кто зовет его?.. Неужели Харм?..
   -- Теперь я не умру, - прошептал Стив. -- Я больше не могу... Мне конец... Харм...
   Жара, духота и затхлость. Долгий голод, сухая кожа и нескончаемый тремор в теле. Иногда Стиву казалось, будто на него смотрит брат. Харм говорит, что придет за ним. Он не сомневается в спасении их обоих. Он тоже сидит один, он также, как и Стив, давно несвободен. Почему он не пал духом? Почему Харм уверен в некой чудной мечте, которая победит?..
   В последних видениях Стив увидел за спиной у Харма огромные крылья, тот мог летать. Людей на крылах не бывает - уверял себя Стив. Это всего лишь красивая мечта о спасении. Обманчивая, но красивая, раскрашенная отчаянием мечта...
   Сны о Харме помогали Стиву. В первые дни пребывания в одиночной изоляции его накрывала безнадежность, и он пытался свести счеты с жизнью, но именно тогда ему впервые привиделся брат. Он вселил в Стива веру в хороший исход. Подсознание заставило Стива искать, и вскоре на ощупь, в темноте каменной комнаты Стив обнаружил сырую стену - источник влаги. Он обследовал стену внимательней и в выемке меж камней ему удалось отыскать ложбину, из которой сочилась невесть откуда вода. Так он поверил брату, что надежда есть. Он каждый день ждал, что Харм вот-вот придет за ним.
   Зрение Стива давно свыклось с темнотой, и нынче он мог различать открыты ли его глаза или нет. Пищи не было вовсе, но Стив привык голодать.
   Дома, в Воллдриме, он мог не есть семь, десять...пятнадцать дней. Ему нравилось мучить себя голодом, он ждал момента, когда голод сменялся безразличием к еде. Тогда он острее чувствовал другое... Проявлялись сами чувства, они делались ярче. Он сам становился живее. Через время Стив начинал питаться, рассчитывая позже вновь ощутить блаженное самоистязание.
   Сейчас голод был вынужденным, но, если бы мальчик признался самому себе, то понял - о чем-то подобном он непрестанно мечтал. Еще когда жил среди Дриммернов.
   Дни, недели... за все время, проведенное здесь, Стив не видел ни одного человека, а за дверью висела невозмутимая тишина. У него появлялся собеседник лишь во снах, потому и наяву он стал разговаривать с братом, будто тот был рядом.
   Стив прислонился к стенке, за которой держали его брата. Старший сын Дриммернов всматривался в дверь на противоположной стороне квадратной комнаты, едва веря, что дверь когда-нибудь откроется. Стив дремал, просыпался, бормотал...
   Вдруг голос Харма вонзился в уши Стива, сквозь сон Харм прокричал:
   -- Это не он, это не Стив!
   Стив открыл глаза. Он четко слышал голос брата! Или не слышал? Это был всего лишь сон...
   -- Это я, - прошептал Стив. -- Ты ошибся, это я. Я здесь...
   Вдруг дверь дернулась и неспешно стала раскрываться внутрь, царапая пол. Она скрежетала словно рыдая. Стив был ошеломлен. Ведь именно это приснилось ему секунды назад. Харм пришел за ним? Он... нет, он прилетел, нашел его, сумел открыть дверь! За дверью ничего не видно, но Стив вновь услышал:
   -- Где мой брат? Где Стив?!
   Померещилось?
   Стив поднялся и, шатаясь, подошел к дверному косяку. Распахнутая минуту назад темнота, была густой и совершенно непроглядной, казалась плотной. Воображение кричало - в нее нельзя войти, она, как стена, твердая! Стив шепотом позвал:
   -- Харм, это я... Я здесь!
   Там дальше что-то трется о металл. Ковыряют замочную скважину? Похоже... Он сам когда-то пытался открыть замок. Наверное, где-то рядом есть комната, в которой сидит Харм. Он пытается выбраться?
   -- Пробуй еще! Харм, я здесь. Я теперь смогу выйти. У тебя есть ключ?
   От волнения... от истощения... у Стива закружилась голова, он сел на пол.
   -- Пытайся! У меня почему-то получилось...
   Далекий скрежет металла прекратился. Стив услышал удары о железо. Видимо его услышали! Стив позвал:
   -- Нуу, давай же! Это ты? - еще удар и еще, а за ним молчание. -- Харм! Отзовись! Не смей бросать меня!!!
   Силы покидали Стива, и он лег. Царапая пол, он смотрел в тьму, рыдал без слез, боясь просунуться в нее хотя бы руку. Он не осмелиться выйти за дверь... А вдруг там вовсе не Харм? Брат стал родным, близким, единственным человеком, которого Стив смог бы полюбить. Жаль, но мальчик не понимал новых чувств и не знал, что делать, не умел наполниться ими.
   От страха и бессилия Стив не решался, да и не смог бы сейчас встать даже на колени. Видение, ставшее продуктом его мимолетной злости, вспыхнуло и погасло в сознании мальчишки, прежде чем он отключился. Ему почудилось, будто он подошел к треклятой стене, за которой сидит Харм, и разорвал ее; легко, как бумагу... Посыпались камни, несколько упало рядом. Стива укрыло бетонной крошкой.
   Неизвестно сколько времени прошло с тех пор как разум Стива обрушился в тревожный сон, но разбудил мальчишку вой, то ли собачий, то ли чей-то еще. Сотни голосов выли в прерывистом унисоне. Стив долго жил в гудящей тишине, но сейчас, услыхав нечто кроме шума, создаваемого им самим, он улыбнулся. Стив открыл глаза, и их резанула боль: в них что-то попало. Он не сразу сообразил, что волосы шевелит сквозняк, а по спине под рубахой бегает ветер. Он присел и потер глаза, быстро заморгал, пытаясь очистить их от песка. Тот был и во рту, попал в нос. Стив несколько раз чихнул. Наконец он смог видеть. В комнате стало светлее. Воздух с примесями тухлятины, был свежее, чем раньше. Перед глазами мальчика маячил дверной проем и кусок стены за ним. Здесь точно стало светлее!
   Стив позвал:
   --Харм? Ты там?.. - он облокотился рукой о пол. В ладонь впилось нечто острое, колючее. Повсюду валялись камни, большие и маленькие. Что произошло? Откуда они взялись? Он чихнул, и с волос осыпалась серая пыль. Стив закрыл глаза и отряхнул лицо, волосы, высморкался в подол рубашки.
   -- Харм, я попью воды и пойду. Я честно пойду. Я постараюсь...
   Он повернулся к углу, в котором вился живительный ручеек и враз забыл о воде. В стенке, смотрящей на распахнутую дверь, была громадная дыра. Края дыры висели словно разрезанные огромными ножницами, а за ней простиралась равнина. Она казалась синей. Стив встал на ноги и подошел к разорванной его безнадежной мечтой стенке. Шокированный он будто обрел капельку сил. Равнина: ни деревца или кусточка, ни одного бугорка, гладкое ровное поле и безлюдье. Он смотрел на простор, упирающийся в располосованное небо, и не верил чуду своего освобождения.
   Воздух бил в его грудь и лицо. Он уносил запах немытого тела в темноту за дверью. Помочь брату? Но тогда он будет не один... Как быть с кем-то? Что из этого выйдет? Он не умеет... Что он скажет? Что скажет ему Харм?
   -- Я не могу, - прошептал Стив. -- Я только посмотрю...
   До земли всего ничего - половина его роста. Он пролез в дыру. Равнина не казалась - была синей, синей с кровавым оттенком. Мальчишка упал на колени. Он хватал синюю траву не руками - зубами, словно изголодавшийся теленок, которого вывели на луг. Он рвал ее и почти не разжевывая глотал. Стив не сразу понял, что она будто резиновая, безвкусная и конечно же несъедобная. Стив закашлялся. Его вырвало, ведь растительность создавалась быть декорацией, не пищей, имитацией жизни, насмешкой над живностью этого мира.
   Мальчишка лег на спину и хрипло простонал. Строение, из которого он вылез было единственным в обозримом пространстве. Метров семь в высоту, неровные черные стены, которые, изгибаясь убегали в линии горизонта. Повсюду из них торчали каменные выступы. Они были причудливых форм и окутывали строение, делая его похожим на лохматого каменного червя: извилистого, скользкого. Кругом пустота и где-то вдали жалостные стоны. Окрестности Стива не заботили, сознание настроилось на главное. Сейчас он мог думать лишь о еде. Голод захватил его, и даже мысли о Харме утонули в зове его истощенного разума, ведь обоняние чуяло - пища! Она где-то здесь!
   Вдруг с крыши здания стала подниматься грязно-красная туча. Она пролетела над мальчишкой слишком низко, неуклюже. Внутри нее клокотала жидкость и на фоне мрачного неба, расчерченного неровными серыми и фиолетовыми линиями, она ширилась и раздувалась, но главное - она выглядела так аппетитно! Казалось она вот-вот лопнет. Жаль, но этого не случилось. Туча неспешно поднималась выше и удалялась прочь. Одновременно вой и писки невидимой живности становились громче и отчаянней: вдалеке орали животные.
   За тучей Стиву не угнаться, но ведь она появилась прямо тут. Стив знал, что это правда. Эта странным образом рожденная идея захватила его настолько, что он, затратив немало сил, взобрался на крышу здания по неровным каменным выступам.
   Наверху Стиву открылся вид на низко висящее солнце, тусклое, словно уставшее светить. Оно болталось на толстом золотом канате. И равнина... Во все стороны убегала эта странная синяя равнина. Всего пару секунд мальчик смотрел на странный феномен солнца, походившего скорей на воздушный шарик на веревочке. Но главным было не оно и не синяя пустота вокруг!
   Крыша, на которой стоял Стив, представляла собой ровный черный глянец с невысокими бортиками по периметру, и новая туча зарождалась как раз здесь! Над ней само пространство рвалось и вновь смыкалось, выплевывая некие вещества. Тут и там из шрамов мироздания вылетали компоненты питательной жидкости.
   Стив подошел к висящей на уровне его груди туче, бывшей размером с головку капустного кочана. Он зачерпнул из нее. Вкус был не слишком приятным, но инстинкт потребовал добавки. Стив знал - нельзя переедать и потому не торопился. Один раз в Воллдриме он едва не умер, когда наелся вареной картошки после многодневного голодания. Три жмени в нынешних обстоятельствах он посчитал предостаточными.
   Вскоре перепачканный в коктейле и уставший он прилег, быстро уснул.
   Случился беспокойный сон. В нем братья и сестра, и... мужчина, который следил за их домом.
   Тогда, бессчетное количество дней назад Стив сидел у дороги. Без внимания к миру за пределами дома Дриммернов, ни за кем не наблюдал, ничто его не увлекало. Так мальчишка избегал домашних дел, бесконечных поручений, которыми закидывала его мать. Она - чужая, уродливая женщина; отец - тихий и пустой, и шумная малышня... - нет, никто ему не нужен. Единственный человек, который вдруг заинтересовал Стива - это брат Харм. Тот отчего-то начал ходить в школу. А может в том был толк? Однажды Стив чуть было не пошел за ним, но в последний момент не решился. После в полном одиночестве он днями просиживал на разбитом бревне, валявшемся на обочине.
   Мужчина, которого Стив видел впервые, несколько часов стоял в тени у соседского забора, постоянно что-то нашептывал, махал руками, будто был не один и вел беспокойную беседу. Стив собирался уже уйти, встал с бревна, но мужчина окрикнул его, попросив задержаться. Незнакомец подошел. У него были странные глаза: абсолютно черная радужка и, как огненная бездна, рыжий, то сужающийся, то расширяющийся зрачок. На худощавом теле был броский темно-зеленый костюм. Он с натугой облегал ноги, грудь и руки, а горловина рубашки едва не душила мужчину. Одежда явно была ему мала. И как он в ней не задыхался? Стив сразу понял - в мужчине есть нечто неуловимо-притягательное, его хотелось потрогать, хотелось прикоснуться к этой великолепной перчатке, что плотно сидела на его правой руке... эта бежевая гладкая ткань...
   -- Похоже мы не дождемся его... - сказал мужчина и кивнул. -- А Виола может понять слишком быстро... Я естественно ее основные места отгородил, но она хитрая старуха... Что ж нам делать-то с тобой? - он смотрел в непонимающее лицо Стива. -- Харм... Д-а-а-а-а, он бы мне пригодился... Видишь перчатку? Для него я вот это местечко держу. -- Он указал Стиву на кружок, блестящий на внутренней стороне перчатки. Все другие кружочки походили на смоляные стеклышки, а этот оставался прозрачным, как обычное стекло. Мужчина добавил: -- Знаешь, что это такое?.. Хочешь себе?.. Не бойся!
   Он метнул взгляд направо, налево. Он нервничал и торопился, а Стив не знал, что сказать, да и не привык разговаривать. Мужчина говорил совершенно непонятные ему вещи. Он искал Харма? Возможно это был его школьный учитель.
   -- Эх, на Изнанку бы еще заглянуть... - сокрушался тот. -- Ты слышал? В школьном огороде оказывается есть проход! Одна дура-мечтательница мне подсказала, но ты не волнуйся. Она уже сдохла. Все тут какие-то хилые. Не готовы... Не готовы... Слабаки... Глупые слабаки... Нерешительные и глупые...
   Стив попятился и уперся в перекладины забора, а мужчина склонился над ним. Он улыбался. Почему он рассказывал все это Стиву? Он точно знал - Стив никому не расскажет о том, что услышал. К тому же за столетия одиночества Галахан привык размышлять вслух. Он перестал разделять слова и мысли. Его единственным собеседником многие столетия был лишь он сам.
   Под землей что-то взорвалось, и почва под ногами Стива задрожала. Старший из детей Дриммернов повернул голову и увидел: дом его семьи затрясло. Стив рванул было к дому, но незнакомец схватил его за руку:
   -- О! уже началось! - он взглянул на небо и кивнул. -- Ладно. Может встретим нашего Харма где-нибудь по дороге. Тогда... Тогда выкину того, первого. Не люблю я слюнявых... А ты любишь? - он широко улыбнулся, выставив белоснежные зубы.
   Стив отпрянул, но мужчина коснулся пальцем его лба, и мальчика, словно дым, засосало в последнее оставшееся отверстие собирательной перчатки.
   Мальчишка не помнил, как попал в этот мир, как Галахан принес его сюда. Долгое время Стив был пленником перчатки. В реальности этого он помнить не мог. Пару месяцев назад Галахан поместил его в черную комнату, для проверки его способностей. Но об этом много позже.
   Сам же господин Галахарии долгое время был пленником собственного мира, отчего же в связи с этим не помучить детей? Однажды, за много месяцев до своего появления в Воллдриме, он словил крохотное воспоминание своего брата Ветхона. Тогда Галахан наконец воплотил орейфус, позволивший ему попасть в обитаемые миры, отыскать сначала Зеландер, а потом саму Землю!..
  
   Стив проснулся и заплакал. Тринадцатилетний мальчишка, исхудалый и неграмотный, никогда не знавший любви и не видевший заботы. Его никто не замечал, он не был нужен в целом мире никому. Сон о брате не исчез, но Стив осознал, что единственным человеком, который обратил на него внимание, был чужак со странными глазами. Чуть страшными, но скорее добрыми... нет, не добрыми - понимающими глазами. Стив увидел в Галахане знакомое ему одиночество. Этот человек показался почти родным... Это был почти он сам...
   -- Как я оказался здесь? Это другая страна или другая жизнь? - Стив вдохнул смрад Галахирии и прошептал: -- Харм, я найду тебя... Я найду тебя, брат. Ты не будешь один, мы станем все делать вместе...
   Стив перестал бояться. Он вернулся в комнату своего заточения и вышел в темный коридор, в который еще недавно не решался войти. Теперь коридор казался не таким уж темным. Мальчик обошел десятки комнат, открывал двери, одну за другой. Удивительно, но те оказались незапертые. Большинство комнат пустовало, в трех он нашел трупы мальчишек. Смердящие или высушенные. Он не испугался, нет. Он не ведал что есть смерть. В одной из комнат сидел мальчишка, намного младше Стива. Увидав Стива, малыш обнял его и долго навзрыд плакал. Вскоре уже вдвоем они изучали здание дальше. Жаль, но Харма они не нашли. Лишь еще один труп и комнату, вымощенную усохшими лоскутами чьей-то плоти.
   Полость дома-червя казалась бесконечной. Дети блуждали в его чреве час или больше того. Малыш устал. Еще не закончив исследование длинного коридора, Стив вместе с новым знакомым вернулись к единственному выходу из здания. Они взобрались на крышу. Солнце висело выше, а канат стал тоньше, будто растянулся. Туча выросла. Малыш набросился на коктейль, напился его, позже долго корчился от боли и мучился, пока наконец не уснул. Стив тоже перекусил. Он прилег рядом, неотрывно смотрел в небо, которое было чужим, как и все в этом мире. Но даже уныние небес Стив счел прекрасным! Ветер ласкал втиснувшуюся в кости кожу, гладил подростка по шершавой коже, цепляясь за ребра, стеная о едва сохранившейся в его теле жизни. Он ворошил волосы Стиву, даровал толику блаженства.
   Харм где-то здесь. Надо вернуться и поискать еще...
   -- Харм, и тебе будет хорошо! - прошептал Стив.
   Он закрыл глаза и зевнул.
   -- Приснись мне... Покажи, где тебя искать... Я найду. Я буду стараться. Харм...
   -- Харм? Чё за Харм?
   Стив открыл глаза. Над ним склонился парнишка в желтом комбинезоне-шортах.
   -- Вас двое? Сразу двое выбрались?! - парнишка был удивлен. -- А этот мелкий пацан живой или нет? - Он толкнул младшего ногой, и тот сквозь сон заскулил. -- Живой! Это хорошо!
   -- Что? Ты кто? - Стив присел и с опаской подогнул под себя ноги.
   С довольной улыбкой, нагловато сложив руки на груди, на него пялился некий наглец.
   -- Меня зовут Марк. Но господин называет меня - "первым галом", потому что я первый из всех выбрался, - ответил мальчишка. -- А вы кстати последние из этого корпуса для проверки таланта. Вообще только мы трое смогли проверку осилить, а другие - фу! В нас есть шеба, мы круче всех! А я так вообще - первый гал! - он был рад, то ли встрече, то ли тому, что был одним из особенных. -- Я уже давно освободился, но другие уже не придут. Они все сдохли! Они не были шебишами или слабыми были, а тебя и этого мелкого я поздравляю!
   Он протянул Стиву руку, но тот нахмурился. Марк рассмеялся и схватил Стива за плечи, потряс его:
   -- Молодцы мы! Молодцы!.. Чего застыл? Ты хоть понимаешь, что мы самые-самые?!
   -- Самые?.. - пацан больно сжимал Стива за плечи, но Дриммерн терпел, не смея вырваться из цепких пальцев Марка.
   -- Господин собирает детей отовсюду, с разных миров... Приносит сюда и садит по одному в каменных камерах. Кто сможет не умереть и выберется, тот избранный. Остальные - слабаки!
   -- Слабаки?..
   -- Да! Слабаки!
   -- Марк, а тут был... знаешь такой... такой мальчик... такой, с веснушками. Он мой брат.
   -- Куча народу была, - сказал Марк, дыша в лицо Стиву. - Господин проверял нас. Галахан могучий! В день, когда он забирал нас в свою перчатку, господин оставил в горе Мирис убивающий шебрак. Камень смерти - так он сказал. Он спрятал его в пещере и теперь дурацкая Земля уничтожена! А если он не сработает, есть еще подарочки. Господин Галахан умный. Он не прощает!
   -- О чем ты говоришь? Земля уничтожена? Что это такое?
   -- Земля - это мир, где мы жили.
   -- Что? Все люди умерли?..
   -- Да! И там умерли, и все, кто жил в этой тюрьме тоже, - Марк отпустил плечи Стива и притопнул, несколько раз подпрыгнул, расставив руки в стороны. -- Сдохли все!
   Он еще что-то кричал и радовался незнамо чему, пританцовывая и топая, но Стив задумался. Не страшно, что умерли все люди на Земле, о масштабах которой он не имел понятия. Стив не знал, что значит гибель целой планеты, миллиардов людей. Не страшно, что погибла его семья... Подумаешь умерли... Для него ничего не изменилось. Он был один и таковым и остался. Впрочем, теперь у него появился еще кто-то. У него был Харм! Брат, близость с которым ему всего-то привиделась, но даже этого стало достаточно, чтобы надеяться - кто-то станет ему чуточку родным...
   Марк конечно же не знал, что Земля пока еще существует. Это, как и многое другое, было обманом. Точнее не совсем обманом, скорее задумкой Галахана, которая пока не осуществилась.
   Стив взглянул на Марка. Теперь тот сидел рядом и, кусая губу, продолжал болтать. Видимо до встречи с новыми "галами" ему нечасто представлялась возможность выговориться.
   -- ... есть еще много похожих на это зданий. Некоторые пустые, из других пока никто не выходил...
   Стива проняло - Харм может быть в одном их них! Он кивнул, приложив кулак ко рту, пряча от Марка мимолетную улыбку.
   Марк махнул рукой и вскочил вдруг на ноги.
   -- Представляешь, мы родились в одном мире с нашим господином! Какая честь! - он сиял гордостью. Резко поменявшись в лице, с пренебрежением он указал на младшего из них: -- А теперь давай, буди малого! Надо показать вас нашему господину! - Марк указал рукой в сторону, куда несколько часов назад улетела туча, и вдруг замер завороженный. Его глаза горели восхищением, и он, хватая воздух от нахлынувшего на него волнения, произнес: -- Ух ты, господин Галахан сам летит сюда!.. Наш господин новое чудище придумал. Видал какое?!
   По небу летело громадное существо с тремя парами костлявых крыльев с неуклюже торчащими то там, то здесь зеркальными перьями; с парой массивных клешней и множеством зубчатых лап. От двух глянцевых глаз в половину размера головы чудища отскакивал свет, а длинное тонкое тело переливалось гаммой черного и синего. Меж первой парой крыльев стоял человек в желтых шортах и пиджаке, он не держался и не падал - спокойно стоял. Господин Галахирии - безумец, изгнанный из мира Земли, летел взглянуть на начало своего скорбного войска. Монстр, которому позволил летать господин, нес своего хозяина на встречу с первым из Дриммернов, которого удалось раздобыть Галахану, на встречу с потомком знаменитой Волгиной, чей дух пронизывал многие миры, о которой Галахан сам узнал буквально год назад. Змееподобный монстр Фокзестер резвился в небесах, красуясь перед своим создателем и его "галами". Он не был новой жизнью, но был гибридом шебрака и бездушного воплощения. Он будет плодиться не здесь - в иных мирах... не Галахирию - он будет убивать другие вселенные...
  
  
  

Глава 29. Цветок в ладони

   -- Вылечил я наконец-то губу свою.
   -- Мазал чем-то? Или сама прошла, когда усы сбрил?
   -- Нет! Как перевели нас в летнюю часть города, само прошло, в тепле.
   -- А-а-а-а-а-а-а...
   -- А усы сбрил, потому что сержант вечно: "Эй, усатый, иди сюда!" или "Эй, усатый, сортиры помоешь"...
   -- От отличительной особенности избавился? ­- хохотнул солдат.
   -- А то!
   -- Печальная губа!
   -- Печальные усы! Хы-хы-хы!..
   Постовые рассмеялись, а в это время мимо промчался запоздалый ученик лет десяти, которого они проводили взглядом. Уроки вообще-то давно начались!
   К двум солдатикам подошла пожилая дама. Парни хорошо знали ее. Это была мадам Глади.
   -- Разве там еще осталось, что охранять? - спросила она, глазами указав на дверь за их спинами. Ту самую, ведущую в Уголок Просвещения, в котором на днях случился взрыв.
   -- Исполняем приказ, - уклончиво ответил парень с залеченной губой.
   -- Понятное дело. Знаете, я хотела поинтересоваться, Фокен и другие военные директоры уже на месте или сегодня их до сих пор муштруют? Детей никуда не увозили без меня? - не глядя на постовых, спросила она, потом разгладила на бедрах ворсистую ткань своей старинной юбки, провела пальчика обеих рук сразу по обеим же своим бровям, при этом прикрыв глаза и растянув рот в аккуратное "О". Глади играла на публику в беззаботность.
   Солдатики мялись, но она бережно подправила челочку уже безусому солдату и, словно заботливая бабуля, ласково так улыбнулась. Малец не выдержал напора доброты и разрыва границ между ним и этой задушевной дамой. Он помотал головой, мол "нет, никого нет, и детей не увозили".
   -- Вот и хорошо, - с облегчением сказала Глади и похлопала двадцатилетних ребят по плечу: одного по левому, второго, соответственно, по правому. -- Служите, мальчики! - мальчики воссияли, а дама отошла и присела на короткий диванчик, стоящий у выхода из школьного холла, ведущего на круглую площадь. Глади, как обычно, влезла в свои бумаги. После вчерашнего побега мальчика-мага инструкций прибавиться у всех. Фокен наверняка все еще на совещании в штабе, получает новые указания. Хвала небесам, будку чудес сломали и, хотя бы на время, прекратятся унизительные проверки детей.
   Общаясь с солдатами последние пару месяцев, Глади многое узнала. Об их отношении к магам, об особенностях их проживания и о том, какие настроения блуждают нынче в солдатских рядах. А настроения поверьте были не совсем такими, как могло показаться их воинскому начальству. Мало кому из простых служивых нравились проверки и опыты над школьниками. Дети здесь учились самые обыкновенные. Единственное отличие было в том, что школу они любили больше, нежели их ровесники с других населенных пунктов этой знатно-консервативной страны, где все они проживали. Сотни малышей и детей постарше проходили мимо постовых ежедневно. Дети, как дети: дурачатся, смеются, кто-то серьезный, другие беззаботны. Но старшее офицерское руководство поголовно в каждом из них видело злобных колдунов, отчего устраивало всяческие проверки и провокации. В связи с этим численность детей, идущих в школу с радостью, непреклонно снижалась.
   Помимо надзора за "детскими" вопросами, Глади устроила, чтобы младший военный состав, а именно солдаты, получали нормальное питание. Теперь горячим кормили каждый день, точнее каждый обед. Консервно-сухой паек ныне разбавили супом и горячей кашей с мясом или рыбой. Об этой ее заслуге знали все, и теперь еще большее благоговение испытывали военные юноши перед этой важной, но сердечной старушкой. Угодить ей было приоритетней иных приказов. Потому Глади была в курсе практически всех раскладов и задач военного командования, неразглашения разглашались в ее уши с приличным воодушевлением.
   Двое ее знакомых солдатиков дежурили у входа в разрушенный амфитеатр школы. Здесь его называли, по непонятным причинам, Уголком Просвещения. Она знала, что после случившегося нападения колдунов, в Уголке было приказано ничего не трогать. На прежних местах лежали огромные куски бетона, дерева и кирпичей, десятки выгнутых сегментов полусферы, бывшей когда-то куполом амфитеатра. Один из них укрыл величественную прямоугольную раму, назначение которой так и оставалось неизведанным. Об этом тоже было известно опытной интриганке. Сотни стульев вывезли из амфитеатра и надеялись теперь, что впредь соваться сюда у колдунов не осталось ни одной причины. Но кто их разберет? В прошлый раз они буквально из мраморного шарика, вырванного из отполированного до блеска пола, сотворили некое НЛО, а потом улетели!
   Анонимно конечно, но почти повсеместно в солдатской среде бытовало мнение о том, что служба в этих местах становится все более опасной и непредсказуемой. Говаривали - вчера убежал опасный заключенный. Доклад гласил, что беглец обратился ребенком, нарастил себе крылья, но на самом деле под личиной ребенка скрывался опытный колдун. Его ищут до сих пор. От всего этого в среде солдат все больше слышались слова вроде: "И зачем я согласился приехать в этот город?"; "К черту такую службу!"; "Лучше еще один лишний год отслужить, чем эти год за два, что обещало командование!" - и все в таком роде. Хотелось бросить все и бежать прочь от этого безумно великолепного и столь же безумно пугающего места. Однако введенное в городе военное положение означало, что дезертиров расстреляют без выяснения причин оставления службы. Бедные солдаты оказались в непростой ситуации. Опасность исходила отовсюду: и от своих, и от магов. Один из магов, кстати, вопреки всеобщим ожиданиям, спас одного солдатика из-под завалов, а еще подлечил. От подобных слухов солдатский народ не мог однозначно определить: где враги, а где обычные недруги...
   Что-то треснуло за дверью в амфитеатр, и Глади выдернулась из размышлений. Уже через пару секунд группа, что дежурила внутри, заколотила в дверь. Глади вскочила и подбежала. За дверью кричали:
   -- Откройте!
   Глади кивнула:
   -- Ну, чего ждете?
   -- Не положено, - ответил съежившийся солдат. Второй, безусый, был не менее растерян.
   Из-за двери слышались крики и мольба открыть засов, в дверь добили ногами и руками, и, судя по всему, прикладами. Там явно что-то происходило. И вряд ли что-то хорошее.
   В Уголке Просвещения проревел громогласный голос:
   -- Сожгите тут все! Убейте всех! Никакой жалости к оккупантам!
   Двое постовых еще больше сжались. Похоже на подобный разворот их будничного дежурства ребят забыли проинструктировать, хотя скорей всего они просто-напросто испугались. Стенка за их спинами нагревалась, но вряд ли те успели это ощутить, а крики их сослуживцев уже обратились в писк и жалостливые причитания, послышались выстрелы.
   -- Жгите! Убейте всех!.. - гремело из-за двери.
   Глади оттолкнула оцепеневших солдат и скинула засов, отворила дверь. К ним ввалилось четверо солдат с двумя молодыми офицерами. Те были в настоящем ужасе, а за их спинами стояла стена огня.
   -- Закройте! - крикнул круглолицый офицер в разорванной рубахе, но обернувшись обнаружил, что остался у двери в военном одиночестве. Он ухватился за створку одной из дверей и увидал, как из глубин амфитеатра на него движется нечто... нечто немыслимое... Он бросился затею с дверью и попятился. Сбоку стояла мадам, офицер оттолкнул ее в сторону, но та не сразу пришла в себя. Зрелище в распахнутых дверях не столько испугало Глади, сколько зачаровало.
   -- Бегите! - крикнул офицер, да и другие орали, чтобы эти оба убирались оттуда.
   Глади проморгалась и, пригнувшись, помчалась куда-то вбок, планируя скрыться в одном из школьных коридоров.
   Двери в амфитеатр вырвало вместе с наличниками, обрушилась и часть стены, посыпались камни, пространство заволокло дымом. В холл выползал оранжево-желтый поток. Глади ударило волной, она споткнулась и свалилась на пол, оглянулась - ее настигало некое горячее желе. Теряя туфли, на четвереньках она отползла за ближайший к ней диванчик, один из десятка стоящих в холле. Колени и ладони в порезах и мраморной муке, но инстинкт самосохранение не позволил озаботиться этими деталями. Магический поток растекался и ширился, словно взрыв на замедленной в сотни раз пленке. Он лился из амфитеатра и быстро заполонил большую часть школьного холла. Лишь узкая неровная полоса вдоль полукруга оконных проемов оставалась свободной, ввысь же магический огонь поднялся не меньше чем на четыре-пять метров. Он был горячим, воздух вокруг управляемой магами магмы рябил и дымился. Внутри не шел - парил высокий мужчина в темном одеянии. За мужчиной по одиночке из амфитеатра выплывали маги, целая ватага магов. Десять... Двадцать... Не меньше пяти десятков!.. Мужчины и женщины.
   Двери в школьные отделения разом принялись хлопать, словно крылья: открывались и тут же закрывались. Рискнуть проникнуть сквозь такую дверь не посмела бы даже спринтерская муха. Вариант для побега остался лишь один - выход из школы, до которого Глади едва ли доберется в целости.
   Военные заняли позиции по периметру. Кто лежа, другие прятались за перевернутыми столиками и диванами, гудели рации. Вызывали подкрепление, докладывали, переговаривались. Вдруг кто-то выстрелил, и тут началось - полетели очереди, щелкотня затворов! Пули рикошетили от магического потока во все стороны. Билось стекло и дырявились стены, в диван у головы Глади врезалась пуля, разорвав кожу, вывернув наружу кусок белого поролона, еще одна выбила горсть камней из стены позади.
   -- Прекратить стрельбу! - крикнул офицер, порядочно взмокший то ли от жара, то ли от эмоционального накала. Но скорее всего сыграло оба фактора. С него лился пот, и он то и дело вытирал глаза, щеки и лоб рукавом. Он глубоко дышал. Что есть сил он во весь голос проорал: -- Прекратить!
   Офицер сидел за мебельными баррикадами вместе с еще тремя служаками. Где остальные четверо, Глади не могла разглядеть. Она же, прикрыв руками голову, лежала на полу в дальней части холла у дверей в Блок Интеллектуалов и с опаской зыркала по холлу и людям в нем, молясь и дыша в пылищу перед глазами. Красивый старинный холл превратился в террористический плацдарм, кто-то очевидно был ранен. Ор и стоны неслись из-за той самой баррикады.
   -- Ухо! Мое ухо, - стенал некто.
   Маги на время остановились. Они изучали территорию и не переговаривались. Казалось они ждали команды. Их лица и силуэты искажались в ауре защитного потока, который походил на прозрачное апельсиновое желе, смешанное с дробленными ягодами. Но вдруг поток стал разделяться. Пламенные волны становились гибкими полотнами, они расходились и скручивались вокруг каждого из колдунов. Из преобладающего оранжевого, ауры магов становились огненно-красными. Вскоре каждый из магов оказался в таком облаке.
   Мужчина, первый появившийся в холле, повернулся к остальным и сотней децибел прогремел его голос:
   -- Огня им будет мало! Пусть земля пожрет их всех! Да свершится землетрясение!.. Убивать не задумываясь. Жечь и убивать!..
   К верховному магу, командиру десятка других, подлетал каждый и повторял лишь одно:
   -- Оружие мести - огонь и земля!
   Глади спрятала лицо в ладони. Они решили убить всех?! Решили город им не вернуть и потому всех надо убить?! В школе сотни детей! Неужели они убьют даже их? Кто спасет людей? Возможно ли спасти хоть кого-то?!
   Военные не действовали, даже рации замолчали. Все таращились на магов.
   Глава их процессии отличался от остальных. Его глаза светились, будто солнечные диски, а черные волосы плясали под жаром воздуха, как расплавленная смола, от них отделялись угольки и разлетались по сторонам, вплавлялись в ауру огня. Ворот его черной рубахи и ткань одеяния извивались. Мужчина приложил ладонь к лицу и закатил глаза. Земля задрожала и послышался треск здания, на голову Глади посыпался размолотый мрамор. Все окна холла разом взорвались, выплюнув на улицу миллионы крохотных осколков.
   -- Оружие мести - огонь и земля!
   -- Оружие мести - огонь и земля... - по очереди кричали маги, вылетая из холла на улицу, разлетаясь в разные стороны и проскальзывая в школьные коридоры, создавая взрывы и круша строения на своем пути. Огненное желе отступало: его по частям уносили с собой обезумевшие от ярости маги.
   Вскоре в холле остались лишь двое магов-мужчин. Один ухмылялся, на лице другого читалось отвращение. Они были так похожи и слишком ужасны. Хлопки дверей и пугающее затишье меж грохотом смыкающегося дерева дверных ставней. Бах-бах! Бах-бах!..
   Вдруг в дверном просвете Купола Природы показался некий мужчина. Он просунул широкую парту меж створок, и дверь не смогла сомкнуться. Песня дверей стала неритмичной - некрасивой. Мужчина был в военной форме, он выбрался по парте в холл и, выставив пистолет, решительно бросился в сторону магов. Главный из них посмотрел на атаку обезумевшего военного, но даже не дернулся. Офицер же вдруг будто врезался в невидимую преграду и схватился за горло, его подняло вверх, он боролся с удавкой, вскоре обмяк и его выбросили в окно. В том же коридоре показалась группа учеников. Но двери захлопнулись, размолотив стол в щепки, а от потолка оторвался огромный кусок жилистого камня. Он упал перед дверью, замуровав выход из Купола Природы. Стены рвались, по ним бегали трещины, на пол рухнула громадная люстра, прозвенели хрустальные стоны битого стекла.
   С улицы вбежал коротко остриженный солдат с красным обожженным лицом в разорванной и чуть подпаленной рубахе. Он пригнулся рядом с ошеломленными военными. Происходящее настолько шокировало всех, что никто не пытался ничего предпринимать, и наверняка каждый понимал, что любое их действие абсолютно бесполезно.
   -- Эвакуация! - доложил солдат. - Общая эвакуация! - он уже кричал: -- Приказ генерала! Город горит, повсюду огонь, землетрясение. Спасайтесь! Всем бежать!
  
  
  
  
  

***

  
  
   Зазвонил аппарат внутренней связи, дежурный ответил и почти сразу вскочил:
   -- Ток точно! Эвакуируемся по третьему сценарию! - он положил трубку и в спешки принялся сгребать бумаги со стола, доставать папки из тумбы.
   -- Что такое? - спросил Дорбсон-Крабов. - Почему по третьему?
   -- Атака! Напали на город!
   Крабов схватил старика, которого пришел вызволять по просьбе Харма, за шиворот и поволок вслед за уже убегающим тюремщиком.
   Старик цеплялся за углы и пороги, замедлял движение. Вскоре Крабов бесился и едва давил в себе желание размозжить старику голову.
   Несколько дверей и коридоров оказались позади, они на улице. На плацу завелась беготня и срочная погрузка. Двоих, обмотанных сетью ограничителя, тащили к машине. Тоже мечтатели! Но что сделаешь? Не спасать же всех подряд!
   Никого не выпускали за ворота, ждали приказа Шуршвилису, нынешнего главного по изолятору. Паника была недопустима. Все шло, как надо, но в убыстренном темпе. Крабов отказался от погрузки в военный грузовик, ведь у него был свой автомобиль, вызванный для Дорбсона! Сейчас джип был припаркован на стоянке за воротами, и пока Дорбсон не мог сесть в него. Шуршвилису сочувственно посмотрел на друга-собутыльника, положив руку ему на плечо, и согласился, чтобы тот ехал на своей машине.
   Наконец ворота открыли. Вдруг кто-то крикнул:
   -- Смотрите туда! Воллдрим горит! - народ уставился аккурат на запад.
   Там висел столб дыма, похоже город действительно горел. Подполковник быстро осек ступор. Через минуту выхлопные торнадо заполонили квадрат тюремного двора - машины разъезжались. В первой из них в кабине ехал Шуршвилису. Крабов планировал замыкать колонну. Не спеша, таща за ворот старика Стива, он вышел из изолятора вслед за последней машиной, не забыв прихватить у КППшных дежурных свое табельное оружие. В изоляторе осталась лишь группа вояк, которые должны были запереть тут все и опечатать, но это еще полчаса-час - ждать пока они двинутся не имело смысла.
   Наконец Дорбсон пристегнул старика ремнем безопасности. Скорее, чтобы тот не сбежал, нежели для этой самой безопасности, а для большей надежности приковал Стива наручниками к специальной ручке, приваренной к металлической "торпеде" военного джипа. Старик противно причитал:
   -- Начнем, пожалуй! Сейчас... начнем... начнем, - но вдруг принялся по-кошачьи мяукать. Крабов накинул на шею старику веревку со своим военным брелоком, возиться с фоулками не было времени.
   -- Придушить бы тебя этой веревкой. А ну, заткнись!
   -- Мяу, мяу, - жалостно завыл Стив.
   -- Чертов псих!
   Кстати был ли этот состаренный пацан мечтателем, Дорбсон не знал, но "мяу" и все остальное... Лучше уж пусть будет с ограничителем!
   Несколько километров позади, а колонна скрылась из виду, Крабов съехал с дороги и какое-то время выруливал по лесу, пока была возможность. В конце концов он был вынужден остановиться. Выпотрошив старика Стива из машины, он потащил его дальше. Тот отчаянно не желал идти, но если уж и шел, то слишком медленно, приходилось его постоянно подгонять и материть. До места встречи с Хармом было не меньше шести километров, а значит этого чертова старика ему придется тащить чуть ли не на себе.
   -- Закопать бы тебя прямо здесь, - сказал следователь и представил, как бьет старика лопатой по голове, и у того с треском ломается череп. Красочная картинка в голове вдруг отрезвила Крабова. Что за маньячество, откуда эта излишняя агрессия, а вдобавок несвойственная ему психованность?.. Неужели он получил не просто внешность, но что-то большее от Дорбсона?
  
  
  
  
  

***

  
   Двери, утеряв магическое воздействие, прекратили хлопать, побежали люди: учителя, дети, армейцы. Народ спасался и нетрудно было понять, кто из них на службе, а кто погружен исключительно в спасение своей жизни. Вояки по большему не истерили, у каждого в руках была рация, да и оружие присутствовало. Они координировали действия, тащили документацию, организовывали детей. Поток людей не стался внушительным. Скорей всего массовый побег случился через запасные выходы школы, через окна.
   Когда шок Глади отошел, она поняла, что ни военных, ни детворы в холле уже давно нет, да и маги куда-то подевались. Развороченный зал: камни, стекло, книги, бордовая туфелька Глади, вторая - черт знает где; влипшая в лужу некой розовой жижи, пустая кобура; тетради, разная мелочевка на полу, шприцы, окровавленный бинт... - старинный зал школы утерял изящество, превратился в руины былого величия, в военную помойку. Тишина холла контрастировала с остальным городом, который сотрясали взрывы и вопли. Сколько продолжалась битва в школе? Как давно все это началось? Что еще сотворят маги? Глади лежала на полу и сейчас ни за что не смогла бы сказать сколько времени прошло от начала их атаки. Руки онемели, щека - словно игольчатая подушечка. Про мадам забыли, а может быть подумали, что ей пришел конец, ведь она все это время лежала за опрокинутым диваном, не шевелилась. Винить некого. Паника такое дело... Маг убил у всех на глазах какого-то офицера, а детей из Купола Природы замуровал в их отделении. Должен же быть другой выход! Глади надеялась, что учителя помогли детворе из отделения Природоведения выбраться.
   В холле стояла жара, и Глади прилично вспотела. Она приподнялась, присела. Хруст стекла, разрезанное колено. Но боли нет. Она под приличной дозой обезболивающих. Подолом блузы протерла лицо, и поняла, что тушь для ресниц размазалась по всей ее физиономии. Да и проблема ли это в сравнении с тем, что здесь творится?..
   Земля все еще тряслась и трещала. И конца этому похоже не видно! Пол в холле раскололся, и несколько камней упало с потолка. Глади вжалась в стену под подоконником. Где-то кричали, слышался и плач.
   Кто эти люди-волшебники? Злодеи или несчастные, которых выжили из их домов и заставили убивать? Они действительно уничтожат всех? Только ли чужих? А как же дети?..
   Неожиданно в окна влетели двое в красных водопадах. Женщина-маг хохотала, да и мужчину ад, творившийся на улице, изрядно забавлял. Глади замерла, а молодая женщина с кожей окрашенной огнем защитного облака, принялась хаотично водить рукой, она выбивала на мраморе стен, пола и потолка широкие борозды. Мужчина набрал в легкие воздух и дунул в направлении одной из них, по ней побежало пламя, и вскоре Глади оказалась и разрисованной огнем комнате. Двое разделились, улетев в коридоры школьных отделений. В сумраке этой части города огонь блестел в осколках стекла и отполированных станах, в груде хрусталя, валявшемся в центре холла. Стало еще жарче, и Глади поняла, что вот-вот ее мозг сварится. Да и черт с ним, сил нет в любом случае, а при нынешнем смертельном ее раскладе она по крайней мере увидит конец света. Черт со всем, смерть в любом случае уже дышит ей в ухо, царапает когтем левый висок.
   Глади наблюдала как у школы собиралась техника, как военные пытались стрелять, ломать стены. Руководил всем Фокен со своим мускулистым помощником. Ружья с ограничителями уже не использовали, они не работали. Веревки сгорали от одного прикосновения к этим людям, покрытым пламенем. Из окон выбирались люди, но Глади не собиралась уходить.
   Небо горело красным, а из входов и выходов мэрии, а также сквозь вчерашнюю дыру лился людской поток в форменной одежде. Они что-то таскали, грузили, суетились. Повсюду летали эти люди в огненных водопадах и жгли все вокруг. В сад рухнул вертолет и взорвался. В лицо Глади врезалась накатная волна от взрыва. О, боже! Повсюду гибли люди!
   Непрерывным потоком всех усаживали в машины и увозили. Люди бежали и бежали, но только не Глади. Она легла на спинку перевернутого дивана и закрыла глаза. Она не побежит. Хватит!
   Два часа паники и непрестанные земные толчки, пожар съедал крыши, стены, целые строения, горели деревья. Народу становилось все меньше, вскоре улицы опустели полностью. Но Глади не смотрела, лишь иногда слушала. Она погрузилась в свои годы, нырнула в блеклые воспоминания, искаженные временем, изрядно утратившие правдивость. Молодость, любимый мужчина, который умер слишком рано. Бездетная вдова в свои 29 лет, посвятившая себя чужим детям. Полная событий жизнь, пустота внутри, безразличие, но забота о других, которую ей десятилетиями приходилось воспитывать в себе. Безуспешно. Бескорыстность не смогла проникнуть в ее душу, как ни старалась мадам Глади, как не пыталась найти смысл в жизни. Однако, Харм... Да и Крабов - молодой мужчина, подонок, разрушитель себя... Они... Почти свои. Она почти любила двух этих мальчишек. Не понимала почему, но почти любила.
   Жителей увезли, да и военных не осталось.
   Глади медленно поднялась. Огненные узоры школьного холла все также полыхали, признаться это выглядело неистово красиво. Она вышла на улицу. Несколько колдунов летали где-то вдалеке. Из школы уже давно никто не бежал, а чудовищно израненная площадь опустела. Военные машины умчались. Клумба в центре площади выгорела полностью, сквозь нее проходила длинная ломанная трещина. Вдалеке на парадном крыльце мэрии просматривались два дымящихся тела, еще одно валялось на дороге. По нему проехались колеса, вмяв грудную клетку попавшей под магический удар жертвы.
   Глади села на ступеньку крыльца и впилась в нее пальцами. Исполосованная трещинами земля, жар и угли города. Повсюду слышались взрывы и поднимались клубы дыма. Шпиль мэрии треснул и стал заваливаться в сторону сада. Он со скрипом гнулся, вонзая в голову Глади звенящую боль. Изломавшись натрое, шпиль рухнул. По телу Глади пронеслась вибрация от удара, и старушка схватилась за голову. Вскоре отпустило. Школа горела, все вокруг горело... Грохот и подкидываемая толчками земля заставили Глади схватиться за перилла и закрыть глаза. В паре метров слева треснул асфальт, и в нем появилась овальная дыра, в которую соскользнула скамья, а за ней и фонарный столб. Тряска успокоилась. Мертвые деревья вдоль школьной дорожки, походили на торчащие из земли окурки, а над городским садом торчал пропеллер вертолета, столб пламени играючи, на ветру, гладил его остов. Уже и мэрия разгоралась. В какой-то момент Глади поняла, что люди давно не кричат, а тишина апокалипсиса угрюма и тяжела.
   Мадам долго сидела и наслаждалась картиной гибели города, вдыхала тяжелый горелый воздух. Как же страшно... но и как невообразимо безразлично. Где лучше расстаться с жизнью, если не в таком месте и при таких обстоятельствах? Уже больше трех часов прошло с тех пор как эвакуация прекратилась.
   Глади тихо запела песенку, она закурила и медленно прошлась по площади. Босым ногам не было больно. Глади не думала об этом. У центральной клумбы она перепрыгнула через трещину, уходящую глубоко вниз. В ней не светилась магма, но земля в этом месте будто уснувший после боя дракон дышала теплом. Глади протянула руку и тепло пропасти защекотало кожу. Прыгнуть туда и разом все будет кончено? Неплохой вариант...
   Глади вставила сигарету в зубы и с наслаждением затянулась. Она думала о Крабове и о Харме, о том, что скажет этим убийцам-колдунам, когда они найдут ее... Она намеренно избежала погрузки в грузовики и легковушки, в которых запросто могла покинуть город. Она не собиралась бежать от смерти, тем более та настигала ее быстрее, чем хотелось бы. Голова непрерывно раскалывалась уже много месяцев. Скрывать это было все сложнее. Опухоль давила на глаза, ухо давно не слышало, а в виске будто пробивался из яйца гигант-птенец. Там тянуло, долбило, что-то неуклонно разрасталось. Зрение заметно снизилось, а заснуть удавалось лишь после принятия недельной дозы обезболивающих и утроенной порции снотворных - коктейля из наркотических средств. Да и о печени ли заботиться? Не о ней уж точно! Волшебный мальчик спасен, а ее миссия-жизнь наконец закончится.
   -- Вы не отсюда, - сказал кто-то, и Глади повернулась. Она затянулась еще раз и по щелчку избавилась от окурка.
   Пожилая леди, окликнувшая Глади, стояла неподалеку, осматривая плоды магических разрушений. Седина вросла в ее волосы, во все, не пропустив ни единого. В женщине читалась грация, некая аристократичность. Она не была хилой или испуганной, злой или ожесточенной. Ее глаза светились, словно старушке было лет 20, а не в 3-4 раза больше.
   -- Это так, - ответила Глади.
   -- Но почему вы не бежите?
   -- Я готова умереть. Убейте меня побыстрее, как сделали со всеми этими людьми. Сколько людей погибло в этом хаосе? Хоть бы детей пожалели!
   -- Не думайте об этом, все это не так уж важно. Но ответьте, почему вы готовы умереть?
   -- Вы знаете... - начала было Глади, но потом добавила: -- Впрочем, вы правы, это действительно не важно... - речь осуждения, негодования, - все, что Глади собиралась сказать, показалось теперь недостаточным, да и разве возможно пристыдить убийцу?..
   Глади отвернулась. Она желала бы сейчас, перед своей кончиной, узнать о судьбе Крабова. Она молилась, чтобы с ним все было в порядке. Но сама больше не будет бежать и прятаться... умирать с капельницами, лежа в собственном дерь... ни за что она не сдастся врачам! Она желала спросить, возможно ли, что мальчик, которого она старалась спасти, и который наконец обрел свободу, такое же чудовище, как эти самые люди, растерзавшие город и его жителей? Неужели она совершила страшную ошибку, не увидела в ребенке монстра?
   Но Глади промолчала. Эти люди едва ли лучше Добринова или других садистов из Отдела Исследований, которые препарировали даже своих, ища в их нутрях что-то колдовское... Сколько непостижимого в делах, в мыслях людей! Жестокость повсюду, а сейчас, прокатившись по Воллдриму, жестокость стерла десятки или даже сотни невинных жизней...
   -- Дайте руку, - сказала женщина. -- Кстати, меня зовут Елизавета Либель, а вас?
   -- Я... Я Маргарет Глади. Но к чему все это?
   -- Не бойтесь, Маргарет, и наслаждайтесь зрелищем. Это еще не все. Грядет поистине чудесная мечта! - сказала Елизавета и, улыбнувшись, исчезла.
   Глади посмотрела на свою ладонь, на ней лежал голубой цветок, который разгорался и морщился. Руке было тепло и даже жарко, но пламя не обжигало, а вскоре иссушенный пламенем цветок стал размытым и нечетким, а потом вовсе испарился, оставив ладонь в первозданном состоянии. Глади посмотрела на асфальт и сад. Огня не было, а трещины в земле вдруг пропали. Школа стояла, как и прежде, и мэрия была цела, если не считать дыры, что проделал вчера в ней Харм... или Крабов... никаких следов от разрушенных стен или огня, землетрясения. Хотя нет. Плакат, висевший на школе и гласивший заскорузлое: "Действие - добро, но сдержанность бесценна" все-таки спалили. Горящий хвост вертолета - и его не оказалось. Трупы исчезли. Она присмотрелась: кое-где в окнах школы мелькали детские лица. Неужто все не по-настоящему? Всего этого не было? Но как?!
   Заметив на верхней ступеньке крыльца свои туфли, незнамо кем оставленные, она растерянно прошептала:
   -- Грядет поистине чудесная мечта?.. Что? Все это было иллюзией? - потрясение отступало и вместе с ним презрение к колдунам этого города. Время ее смерти похоже еще не пришло, и вот Глади уже улыбается и ищет кого-то взглядом. Она посмотрела вверх и, выставив перед собой руку, поклонилась кому-то невидимому, а потом крикнула: -- Вы великолепны!
  
  
  
  
  

***

  
   Крабов тащил Стива уже третий час к ряду, над головой пронесся вертолет, а старик прохныкал:
   -- Когда же мы начнем? Когда начнем?.. Пожалуй, мы начнем... мяу-мяу.
   Старший следователь едва сдерживался, чтобы не долбануть старика головой о ствол очередного дерева, преградившего им путь... придушить... сломать ему руку... хотя бы ухо или палец...
   Слякоть и замерзшие руки, насквозь промокшие сапоги, а все сырость пропитанного влагой леса. Усталость и вечно ноющий Стив...
   А вот и Харм! Крабов бросил деда и подбежал к мальчику:
   -- Убери с меня это лицо! Я превращаюсь в Дорбсона!.. - он присел на корточки, склонился перед мальчиком-мечтателем.
   Харм все сделал очень быстро, но вряд ли у Крабова получится сразу прийти в себя.
   -- А где Стив? - спросил Харм.
   -- Вот же он! - злобно процедил следователь. Пот катился по его вискам, а от холодного ветра, скользящего по взмокшей шевелюре, становилось еще промозглей. В голову и горло просилась простуда. От долгого напряжения Дорбсону становилось отчетливо страшно за свое будущее, за то, что случилось в тюрьме, за Шуршвилису, который мог обо всем догадаться...
   -- Это не он... - прошептал Харм. -- Это не Стив!.. Это... Господин Ветхон, а где мой брат? Где Стив?
   -- Что, я зря?.. Все это зря? Я тащил не того? Но он всегда бы в соседней камере! ВСЕГДА-А-А-А-А-А! - Крабов вскочил на ноги.
   -- Это не Стив, дядя Крабов. - повторил Харм. -- Где тогда мой брат?.. Дядя...
   Дорбсон столько времени потратил! Он шел сюда, старался, и все напрасно?! Разочарование дало злости разгуляться, утопить любую здравую мысль, одержать победу хаосу! Возврат Крабову прежней внешности еще не успел сработать. Крабов не мог думать, голову рвало неистовство! Он жаждал убить, он так долго мечтал избавиться от старика... Ну, хотя бы избить теперь уже ненужную обузу, этого мерзкого старого урода! Надо удовлетворить сжирающее голову желание... Он посмотрел на Харма, чтобы спросить разрешения придушить старика...
   Но!
   Не-е-е-е-ет...
   Это же тот самый малой пацан, который заставил его так напрягаться! Заставил своими сю-сю-слезами рисковать господина следователя, подставить шею под виселицу почти подполковнику, такому важному человеку в государстве!.. По полной подставиться! И все к чертям, мать их, напрасно?! Пообрывать крылья, оторвать ноги, сдать... Всех сдать!.. Наверняка в изоляторе догадались обо всем... Его поймают! И все зря... Зря! Господин следователь, господин важный человек старался зря?.. И теперь ему конец! Но, если он притащит Харма туда... его простят... его повысят... его назовут гением сыска!..
   -- ХР-А-А-А-А-М... - пропищал он, выставив вперед нижнюю челюсть. Он сжал кулаки.
   Ему надо схватить этих двоих и притащить назад... Но Харм мечтатель, он колдун! Его лучше убить!
   Крабов остановился. Он едва понимал, что не контролирует свои мысли. Что-то еще было им самим, и он тихо сказал:
   -- Уходите... Быстрее, пока я вас не прибил. ХАРМ! - он заорал: -- У-ХО-ДИ! - Крабов глубоко дышал, а в уши долбил пульс. -- Я так хочу... Ты не представляешь, как же я хочу убить вас обоих!..
   Он схватился за голову:
   -- УБЕГАЙТЕ!
   Харм обнял Ветхона, крылья развернулись на метры в обе стороны. Харм взлетел, но Крабов уже наставил на них пистолет.
   -- Как же я вас всех ненавижу! Вы уроды! И меня сделали таким же! Сволочи, мрази!.. - его трясло, и потому для надежности Дорбсон опустился на колено. -- Я не колдун, - прошептал он. Заорал: -- Я НЕ ТАКОЙ!!! Сдохни, чертов пацан! Все, сдохните!..
   Крохотная мысль, прорвавшаяся через истерию и ненависть Дорбсона, крохотная мысль самого Крабова, заставила отвести взгляд. Он посмотрел на мох, в котором промокало его колено и долбанул кулаком в махровое покрывало осеннего леса, брызги разлетелись по сторонам, но мужчина продолжал пихать кулак в болотистую почву. Гаркнула птица, и Крабов посмотрел вслед улетающему мальчику.
   -- Пристрелю гаденыша! - он опять прицелился... но двое были слишком далеко. -- Меня посадят... Меня накажут... - захныкал он. -- Колдуны убежали... ПА-ЧИ-МУ-У-У-У-У-У?! - он ревел, словно дитя, которого забыли на вокзале. Истерика! Он отдался ей без остатка. Пистолет выпал из рук, следователь обмяк, опустил голову, да так, что уткнулся лбом в гнилую кашу. Рев и причитания прервало внезапное озарение... Вдруг... Вдруг! Вдруг маги вернуться?! Они убьют его! Убьют несчастного младенца... Он вскочил и, не оборачиваясь, помчался прочь. Он несся, махая руками, спотыкаясь, улепетывая от собственного страха, от жути колдовского места... убегал от Дорбсона внутри себя.
  
  
  
  
  

***

  
   Ранний вечер пялился в амфитеатр сквозь дыру в потолке. Одинокая звезда, имени которой не знал никто, блистала на потемневшем небе. Зыбкий туман стелился по полу, лизал щиколотки людей, а у ног тех из мечтателей, кто переминался с ноги на ногу или прохаживался по взъерошенному битвой мрамору, резвился и подпрыгивал. Под подошвами людей хрустели камни, трещали осколки былой красоты. В Уголке Просвещения было немноголюдно.
   -- Большинство сбежало, - доложили Рэмону. -- Но речь о каких-то 15-20 километрах. Военные остановились и выжидают. Надо действовать! Действовать незамедлительно, иначе они вернутся.
   Генри стоял рядом, он посмотрел на чудного в плане мечтаний и чудного в плане одеяния Рэмона и грустно улыбнулся:
   -- Пора прощаться. Разрыв двух миров, их расхождение, могут закрыть вам проход на Изнанку, поэтому нельзя рисковать. Рэмон, Адена, Кристиан, вам действовать в сером мире, а мы постараемся справиться здесь...
   -- Туману Изнанки нужны трое, не меньше, - сказал Рэмон. -- Остается надеяться, что мы правильно поняли его желание.
   Он обвел взглядом Уголок. Огромные валуны, сегменты купола, обвалившиеся куски стен и потолка - неподъемные махины легко заскользили по полу, будто сухие листья или бумажки, которые смахнул своим дыханием неторопливый бриз. Запахло морем. Короткой мечтой Рэмон расчистил арену вокруг врат орея от крупных фрагментов. На мелочи не ему обращать внимание. Он освобождал место для тех, кто должен был прийти сюда. Туман потеснился под натиском мечты зеландерийца, но вскоре вернул отобранное у него пространство.
   Рядом с Генри стояла Элфи, держа на ручках свою кошку. Фелиссия уткнулась мордой в подмышку девочки. Здесь были и родители Магдалены, а еще Кирилл Беккет, который руководил постановочным апокалипсисом еще полчаса назад. Вскоре в Уголке Просвещения и в холле, на площади перед школой стали появляться люди. Улицы заполнились гражданами Изнанки. Здесь появились все, кто больше года прятался на островке жизни, прикрепленном к этому миру.
   Люди переместились в город, вернулись домой. Жаль, но остаться в Воллдриме могли не все. Рэмон, мистер Кристиан Хванч и восьмидесятилетняя Адена были единственными, кому выпало вернуться на Изнанку, чтобы завершить замершую в семи веках мечту. Что станет с серым миром, когда исполнится шеба Крубстерсов? Угадать было невозможно. Изнанка должна была стать транзитной точкой переноса куска Фоландии в новое пространство. Но что она такое сейчас? Новая вселенная, пузырь жизни или что-то другое? Ответа не знал никто.
   Вдруг сработали врата орея. Из них стали выходить люди. Елизавета Либель принимала гостей. Их ждали. Это были зеландерийцы. Около семидесяти человек. Сильнейшие представители своего вида, опытные шебиши, пришедшие по зову друзей на помощь. Они ступали по руинам Уголка Просвещения в ожидании исполнения своей миссии. Мир Земли изменился настолько, что теперь сюда мог прийти любой и не нужен стал оберегающий Землю шебрак, без которого еще недели назад нельзя было попасть в этот мир. Зеландерийцы принесли с собой то, что запросили супруги Либель. Две иномирянки-близняшки подошли к Елизавете и Петру. Они вручили супругам мешок с шебраками. Предметов мечты было много, возможно сотни. С их помощью и собирались действовать мечтатели Воллдрима.
   Рэмон взглянул на Генри Смолга. Что предстоит ему? Да разве кто-то в последние десятилетия проделывал нечто подобное в этом мире? А в других мирах?
   -- Мы не знаем, как все сложится, но надеемся, что Фоландия больше не станет убивать людей этого мира и людей своих, - сказал Рэмон. -- Кирилл, Генри, вы знаете что делать. Но на тебе, Генри, лежит главная задача. Ты не сомневайся - она под силу тебе! - он положил руку на плечо другу. -- Существуют талантливые мечтатели, которые могли бы справиться не хуже, но нет времени искать таковых. Я сожалею, но ноша эта досталась именно тебе. Кирилл подстрахует тебя, тебя одного. Но ты отвечаешь за желания всех мечтателей и за жизни толлов всего Воллдрима.
   -- Рэмон, скажи мне, Магдалена уже здесь? - спросил Генри.
   -- О, она с Виолой. Не волнуйся, - в общем Рэмон не соврал.
   Генри кивнул.
   Рэмон еще накануне рассказал Смолгу и Беккету технику транслирования мечтаний в сознание других. Подобная практика управления разумом, порой использовалась для внушения толпам людей каких-то желаний или убеждений. Действовать можно как на мечтателей, так и на толлов, но сейчас было полезно воздействие исключительно на мечтателей, так как их мечты вскоре станут оружием спасения города. Действо производится по их доброй воле, которую они выразят, взяв с собой шебраки из Зеландера. Они будут сосредотачивать свои мечты в этих предметах. А дальше дело за Генри!..
   Каждому из мечтателей дали специальный шебрак, который выключал собственный разум, но принимал другой. Генри одел себе управляющий шебрак.
   -- Да уж, теперь нас не пустят в Зеландер, - шепнул Петр Либель своей супруге с сожалением.
   -- Подумаешь запрещенные шебраки клонировали, зато мы спасем Воллдрим, а может всю планету! - ответила Елизавета.
   -- Печальная мечта, которая станет чудом этого мира, - Перт Либель подмигнул супруге и поцеловал ее ладонь.
   Дети, совсем маленькие, подростки и юноши, мужчины и женщины, старики... - каждый мечтатель получил свой шебрак. Люди в ограничительных шарах-водопадах разлетелись во все стороны.
   А эти близняшки из Зеландера так походили на...
   Рэмон смотрел на женщин и видел в их лицах свою мать. Возможно это его потерянные сестры. Но разве сейчас время думать об этом?
   -- Адена! - позвал он.
   Пожилая женщина-мечтатель была готова к чему-то непредвиденному. Она выбрала участь завершения потерянной мечты Крубстерсов сама, без принуждения. Адена подошла к Рэмону.
   -- Я готова!
   Хванч и Рэмон, а также Адена, которая вместо Сессиль, должны были отправиться на Изнанку, чтобы действовать оттуда, стояли рядом. Сила и способности Адены были идентичны таланту Сессиль. Возлюбленная Рэмона сильно пострадала во время взрыва в Уголке Просвещения, но она выжила. Она долго не приходила в себя и была слишком покалечена. Кости черепа и ребра, берцовая кость правой ноги, - все это пришлось сращивать в Испытательном Зале Изнанки. В любом случае Рэмон не хотел вылечивать ее слишком быстро. Он решил уберечь любимую и дать ей шанс на жизнь и человеческое счастье с кем-то другим, с человеком, способным чувствовать и меняться по-настоящему. Она сможет отведать живое счастье без Рэмона, всю жизнь играющего в наигранный облик. Счастье без мечтателя, давно переставшего быть человеком...
   Хванч знал секрет Рэмона, ведь обладал определенным редким даром. Он знал, что сердце Рэмона не стучит, и тело его лишено привычных процессов.
   -- Погоди, - вдруг перед вратами орея появилась Сессиль. Приглушенный свет сумерек и обломки старинного амфитеатра. Женщина в изорванном одеянии подошла к остальным: -- Я должна идти, не ты, Адена. Я! - она посмотрела на Рэмона: - Я просила Гарри вылечить меня быстрее, но он сказал - ты запретил. Неужели ты думал я не догадаюсь?
   Рэмон не ответил. Он смотрел в ее прекрасное белое лицо и строгие карие глаза. Она была спокойна и уверена в себе, и даже выпачканное в кровь платье, хрустящее от малейшего ее движения, выглядело грациозно, а ноги в мягких тапочках будто не чувствовали под собой осколков и камней.
   Адена сказала:
   -- Мы не знаем, что может приключиться, а ты еще так слаба...
   -- Я знаю, что приключится со мной, если я не пойду.
   Адена понимала, о чем говорит Сессиль. Она знала, что значит любить и что значит не просто потерять любовь, но отказаться от нее. Она провела ладонью по лицу Сессиль:
   -- Твое право, Сессиль, - ответила она. -- И, зная тебя, я уверена - тебя не остановить.
   Сессиль обняла Адену.
   -- Прощайте, милая Адена! Прощайте все!
   -- Прощай, друг! - сказал Рэмон Генри Смолгу. -- Кирилл, ты в ответе за него!
   -- Все будет с чудом, не волнуйся. Впрочем, о чем это я? Ты и не волнуешься, - ухмыльнулся Беккет.
   Рэмон кивнул, а Генри добавил:
   -- Прощай! Но вдруг все-таки будет шанс на нашу встречу?..
   -- Не думаю, - отрезал Рэмон.
   Хванч посмотрел на Генри:
   -- Удачи вам здесь! Да будет у вас чудная мечта!
   -- И тебе, друг, удачи! - ответил Генри, и пожал Кристиану руку, а Кирилл проговорил:
   -- Чуднее чуда станет та мечта!..
   Все прощались, обнимались, Элфи едва сдерживала слезы, ведь ее месус-феи уже не вернется. Но надо было торопиться.
   Сессиль взяла за руку Рэмона, а Хванч кивнул. Все трое исчезли. Никаких ореев - быстрая мечта, и они в другом мире. Все зашло слишком далеко! Реальность между Воллдримом и Изнанкой истончалась, и одно проникало в другое.
   -- Надо спешить! - сказал Генри. -- Скоро начинаем...
   Петр и Елизавета, а также их внучка Элфи вязли свои шебраки и, как и все, отправились занимать позиции.
   Генри сосредоточился, а Кирилл охранял друга. Самолюбие Беккета уснуло. Счастье, когда тяжесть вины отпадает от сердца, превыше иных регалий и достижений. Кирилл просто принял лидерство друга, и даже тень зависти не трогала его. Он хорошо помнил чувства сына, да и когда-то по юности свои собственные. Об исключительности своей, о великих талантах и остром уме, о гордыне... и том что все это разрушительно. Он и сын прошли одни уроки, но сын сделал это в разы быстрей.
   Рэмон предупредил, как действовать, но главное - когда.
   Генри начал. Он ввел всех мечтателей в состояние между сном и явью, а потом направил свои мечтания во врата орея. Они служили ретранслятором, ведь врата воспроизводили действия ближайшего доступного шебрака. Люди погрузились в транс.
  
  
  
  

***

  
   Земля тряслась. Школа Крубстерсов и город вокруг, вдобавок одиннадцать километров во всех направлениях оказались в коконе транзитного мира, который создавал Генри. Вскоре зона станет островом жизни, но пока она лишь переходный этап! Когда-то именно это действо неправильно провели Крубстерсы, Виола и ее муж Карл. Теперь ошибку учли и, следуя инструкции Рэмона, Генри удерживал новый мир рядом с уже существующим пространством. На месте же города требовалось сотворить кое-что поистине масштабное.
   Умопомрачительная власть находилась в руках Генри Смолга, но даже краем растления не коснулась его. Он не замечал могущества, не думал о действе в этом русле.
   Школа, дома и люди повисли в переходном состоянии, но Генри не смотрел, он был сосредоточен, не отходил от плана. Воображение мечтателя росло и развивалось, создавая непостижимую, но не хаотичную красоту природы на месте, где когда-то был город. Никто не знал, что излом земляной коры - творение разума человека по фамилии Смолг. Ни голод, ни волнение, ни тревога, никаких сожалений о Магдалене или переживаниях о дочери и других. Генри в этот момент стал величайшим из мечтателей Земли в умении концентрации.
   Земля под Воллдримом продолжала трястись, но те, кто остался, уже не боялись. Иллюзия, изгнавшая военных, закончилась, и землетрясение на этот раз было настоящим.
   Глади смотрела и восхищалась, у нее захватывало дух.
   Побросав имущество и кое-какую технику, военные убежали. Местных более-менее эвакуировали, но вышел приличный сумбур.
   Оказалось, что солдат, который прибегал в школьный холл с криками об общей эвакуации, был одним из магов, точнее - он был мечтателем. Он появлялся в нескольких особо важных, с точки зрения вояк, местах Воллдрима. Прибегал с криками, воплями, с ранами, с намерением создать в армейских головах бедлам.
   В итоге военные бросили даже некоторых заключенных, удерживаемых в застенках Отдела Исследований. Паника, охватившая людей, была тщательно продирижирована мечтателями. Без "помощи" Рэмона, те действовали бы намного слаженней. Рэмон возникал в десятках мест, он реализовал самое сложное: военные были дезориентированы. Иллюзорно и храбро, временами бессмысленно, Рэмон погибал, то там, то здесь; точнее делал вид, что погибает. Но самая важная его задача состояла в том, чтобы приказ об эвакуации исходил от реального начальника, иначе последующее за эвакуацией расследование могло бы навести вояк на ненужные умозаключения. Этот загримированный колдовством солдат доложил генералу о нападении колдунов, о пожарах и землетрясении и о том, что ограничительные веревки против магов бессильны. Он с блеском исполнил свою миссию, ведь долгие месяцы изучал быт и правила военных мужей. В конце доклада "умер". Погиб, как герой! Безымянный герой, которого, будь он реальным, вполне могли и наградить, посмертно...
   Некоторые жители вместе с Брегантиной, Пенелопой, ее отцом, десятками других учителей и их семьями остались в городе, они предпочли затаиться в здании школы. Однако далеко не все остались, да и не всех предупредили о грядущем представлении. Добрые 90% горожан все-таки бежали. Люди, которые жили здесь, в массе были не готовы к тому, что случится с городом. Большая часть умчалась вместе с паникующими военнослужащими.
   Да и ладно, все это почившие в сумятице детали. Главное творится теперь!..
   Прошло десять часов мечтания Генри Смолга о щадящих землетрясений в мире Земли. По периметру все еще пребывающие в трансе мечтатели. Настал решающий момент. Генри Смолг творил катаклизм. Земля разорвалась, раскрыв недра внутреннего пламени планеты. Брызги и фонтаны магмы летели наружу, окропляя леса и равнины по периметру мечтаний. Огненное море разливалось там, где когда-то стоял город, выжигая неповторимую, разнообразную, богатую природу волшебного места, уникального заповедника, в котором уживались растения со всего земного шара.
   Восемнадцать часов спустя уже вырисовывалась гора, землетрясения не утихали. Русла бурлящих огнем рек накладывались в слои, меняли очертания, застывали, вылепливая контуры кратера. Тонны земли и песка, глубоколежащих пород, - все плавили тысячеградусные недра земли. Мечта сотен шебишей поднимала и выворачивала леса, дороги, изоляторы и брошенные военными КПП, - все, что лежало на десятки километров от города крушилось силой мечты, выгорал любой намек на то, что когда-то здесь создавали люди.
   Шебрак, висящий на шее Генри и подчиненные ему шебраки, создавали вулкан на месте города. Кроме того, шебрак иным пространством накрыл Воллдрим. Город оказался внутри вулкана, но не страдал от температур и кипящей породы. Он был не совсем в вулкане, он был рядом, но в другом мире. Пузырь одной реальности внутри другой. Едва похожий на Изнанку, но на этот раз не окольцованный туманом, весьма другой и совершенно неизведанный. Люди, бывшие внутри, видели творимый мечтателями вулкан, но те, кто был снаружи не мог увидеть город, помещенный в новый остров жизни.
  
   Военные наблюдали, как тряслась земля, как лесная равнина ломалась и кипела, будто по ней ездили километровые плуги, будто стадо гигантских мустангов выворачивало под своими копытами земляной дерн! Будто сотни бомб врезались в нее, без перерыва кроша покой природы, который веками хранил это место от невзгод. Дым, пепел, огонь... Небо в черных облаках, в которых то и дело вспыхивал огонь, расчерчивающий черноту небес, освещая ее непроглядность. Земля рвалась, а лес горел. Камни, скалы, - все подбрасывало вверх. Но уже просматривался плоский конус пылающей горы; и не снежные хлопья - лохмотья пепла опадали, раскрашивая окрестности в черно-серый, принеся огненную зиму в притаившуюся здесь весну.
   Люди в форме и военная техника стояли не ближе пятидесяти километров от места, где когда-то располагался город магов, но этого сказалось недостаточным. Они отступали еще... и еще... Всякие чаяния генералов совладать с волшебством сгорали под натиском созданной мечтателями стихии, превращаясь в обугленные надежды, в уничтоженные силой мысли планы...
  
  
  

Глава 30. Последняя

  
   Природа Воллдрима не выровнялась, а мечты исполнялись стремительно и без усилий. Впрочем, мечтам раздолье должно было сохранится в любом случае, ведь Фоландия позволяет так мечтать!
   Люди с ограничителями желаний, люди-толлы, - все ждали, повисла тревожная тишина. Двое суток творилась мечта Смолга, и наконец она осуществилась, вплелась в мир Земли, стала частью планеты. Мечта защит Воллдрим от новых вторжений извне. Но главное не это, важней всего другое...
   На месте города Воллдрима появился вулкан высотой в двести метров, он курился и бурлил, однако сам город не исчез. Его переместили в пузырь мира, сопряженного с Землей. Он как бы стал новой Изнанкой, но своего имени пока не обрел. Чудесная, невероятно красивая мечта родилась усилием мысли стольких людей. Однако, как быть, если троица мечтателей, ушедших в туман прежней Изнанки, не справится с древней шебой? Фоландия так и будет рушить свои этажи на Землю, убивая людей и там, и здесь?
   Люди разбрелись по домам, кто-то спал, другие бездельничали. Глади в компании Брегантины и Елизаветы Либель беседовали о новой жизни, о новых возможностях, о том, что же будет дальше. Глади не заметила, что боли больше нет, и чувство голода давно не появлялось. Мальчишка трех лет, родителей которого так и не нашли, прикорнул на груди бывшей хозяйки приюта.
   Тихо... Слишком тихо...
   Вдруг невидимая волна пронеслась по городу. Она была разрушительной, но не в обычном смысле. Она стирала строения, возвращалась и вновь растилась по округе, раз за разом, много раз. С каждым ее проходом постройки становились менее выраженным. От школы отрывались пристройки, а Уголок Просвещения уже растворился.
   Люди остались, живность; но практически все строения исчезали, лишь 5-6 домов волна не замечала. Этой неведомой силой уносились в забвение воллдримские постройки. Несколько человек прилично расшиблись, когда падали с высоты исчезающих кроватей, с высоты полов, вторых этажей.
   В какой-то момент небо разом стало серым, а солнце, будто скоротечное затмение закрыла чернота. Словно вода в канализационный слив, в эту черноту уже закручивалось и вливалось серость небес. Ужас от зрелища, так походившего на ярость черной дыры не успел вылиться в панику, ведь на глазах сотен людей уже рождалось новое солнце! Будто по мечтательному щелчку, черное пятно преображалось, светлело и вскоре засияло. Солнце было не таким, как прежнее: светило утеряло былую яркость и стало заметно больше. Бездна, минуту назад выпившая серое небо, теперь отдавала свою энергию, делалась светом и теплом. Недавний раскол природы выравнивался, противоречие неспешно сглаживалось, а вскоре вовсе пропало. Город накрывала весна. Нетипичная растительность проявлялась все четче, в то время как местная редела. Огороды, кусты, - земная природа покидала новый Воллдрим. Люди еще не поняли на что походят диковинные растения. Не только рукотворные земные предметы, но саму природу мечтательная стихия решила заменить на нечто свое, чудесное и фоландское.
   Уже просматривались очертания серых строений. Они становились более выраженными. Их возникновение не было одномоментным, и люди сумели избежать ловушек стен и пришедших в этот мир предметов. В растерянности горожане сторонились неведомых объектов, которые поначалу казались иллюзией. Первые минуты сквозь них можно было просунуть руку, спокойно пройти насквозь. Но не все воллдримцы восхищались зрелищем, многих оно пугало. Люди метались, кто-то кричал, а малыш, сидевший на коленях в Глади плакал, отчаянно всхлипывал. Вдруг стали слышны робкие голоса... кто-то запел на старофоландском, и голосов становилось все больше.
   На месте мэрии вырисовывалась замысловатая скульптура механизмов разных времен и миров. Дома, появившиеся невесть откуда, набирали плотность и вскоре обрели привычную себе расцветку. Элфи узнала их. Все они были на Изнанке! Изнанка пришла сюда, и она наливалась палитрой цветов.
   Школа стала намного меньше Крубстерской, а вместо прежних городских дорог заблестели вышлифованные плиты изнаночных проспектов.
   Элфи держала Кирка за руку. Она смотрела на новый Воллдрим, она была счастлива и пока не знала, что жителей Воллдрима стало почти на полсотни больше. Это были люди, которые не знали Земли и никогда не видели воду. Люди Фоландии, новые граждане Вселенной. Но это не вся правда... Один из них не был фоландцем. Рослый и худощавый мужчина с красными волосами вернулся домой, чтобы вырастить самые красивые цветы не только навыками огородника, но великим своим талантом мечтателя.
   Люди же, жившие в Воллдриме вскоре поймут, что перед ними кусочек сгинувшей Фоландии, обрывок великого мира, пришедший в чуждый ему мир.
   Песня, которая стелилась по округе, была гладкой, казалась бархатной, она была чьей-то мечтой. Элфи слушала незнакомые по звучанию слова, но отчего-то родные по ощущениям, и они наполняли детское сердце надеждой. Радость Элфи не могла быть полной, ведь она так и не нашла Харма. Где же ее друг, где же самый лучший в мире мальчик?
   Кирк обнимал Элфи, свою маленькую почти сестренку, малышку-мечтательницу, рожденную стать самой чудной, рожденную быть счастливей любого шебиша любого из миров. Кирк позаботится о ней и поможет найти Харма, отыскать маму...
   Но, правда, что же с Хармом?..
  
   Лишь спустя пять дней в городе появились два новых жителя. Старик и искусанный шрамами мальчишка. Как только они вошли в камень с рыжим деревом на макушке, они очутились в лесу, а вдалеке виднелся город.
   Благодаря шебраку Крабова, Харм отыскал вход в Воллдрим. Вход, который стараниями Рэмона не смогла разрушить стихия, впрочем, он был не так уж близок к кипящей извержениями горе. Харм понял сразу - не стоит боятся извержения, оно ведь пахло, словно... В этой мечте было много людей и много запахов, но ярче других кричал аромат роз, в котором пестрели чудом незабудки...
   Двое мечтателей - Харм и Пантелей, и всего то пара километров экзотического леса... И вот они уже у первых домов. Но что стало с городом? Он изменился. Только школьный шпиль немного напоминал прежний. На этом висели огромные часы со стрелками и числами от одного до двадцати четырех.
   Печальная мечта, но вдруг шебрак ошибся и не туда их отправил? Неужели Харм потерял всех близких ему людей?
   Вокруг было мало народу, да и некоторые имели странно-белую кожу, от нее отскакивал свет и резал глаза, а волосы необычных людей кричали ярчайшими оттенками. Кто они такие?
   Харм не знал где Смолги и где Брегантина, мистер Хванч и другие, да и найдет ли он их здесь? Он велением мысли шагал по улицам, а Ветхон, бредя в своем сумасшествии, следовал за ним. Незнакомые люди, дома и дороги... Мальчишка терял уверенность, надежда таяла... Но вдруг один дом показался почти тем самым.
   Неужели?..
   Это правда! Он нашел!
   Ветхон сел на аккуратно постриженный газон у крыльца. Он тихо замяукал, а Кайгы спал рядом. Пес дремал, вытащив язык, и слегка похрюкивал. Вряд ли Харм узнает, что тот долгие дни рыскал по городу в поисках Харма, и оттого вымотанный поисками, не заметил возвращения друга. Харм переступил через пса и толкнул дверь. Он вошел.
   Почти ничего не изменилось, но стало заметно уютней, покрасили пол, да и шторки на окошках появились. Папа с Сарой читали книгу, а Майкл что-то писал в своей тетрадке. Мама качалась из стороны в сторону, сидя у печи, и что-то вязала. Ее волосы были аккуратно собраны в косу и не было в них хаоса и неопрятности, а отблески пламени прыгали по их глянцу. В печи пыхтел паром чугунный пузан. Здесь пахло капустой! Знакомый Харму запах показался теперь аппетитней всех иных.
   Дриммерны не ушли из города с остальными, они не убежали вместе с отступающими военными. Отец семейства Константин верил, что сыновья вернутся, и разве мог он позволить себе не ждать их возвращения?
   -- Это я, - сказал Харм и потер пальцем нос, спрятал за ухо нависшую прядь.
   -- Ха-а-а-а-рм! - завопила Сара и подскочила. Она первой оказалась рядом с пропавшим больше года назад Хармом и обняла брата. А вот и вся семья уж подбежала! Никто не испугался крыльев, будто у Харма они были всегда. Папа поднял Харма к потолку и прокричал, едва сдерживая слезы:
   -- Ты вернулся! Ты пришел! Харм, сынок мой. Ты живой... Ты живой! - и прижал его к себе.
   Малышка Сара гладила перышки, а Майкл в нетерпении тер ладони. Ему тоже хотелось обнять младшего брата. За этот год Майкл заметно вырос, а на его лбу и переносице сияли крохотные красные прыщи.
   Даже мама была рада. Она плакала от счастья, перебирая петли, накинутые на спицы, а Харм в ухо отцу прошептал:
   -- Я не смог найти Стива. Папа, я его потерял...
   Так семья Дриммернов стала сплоченной, так она обрела сына и брата, но Стив вряд ли к ним вернется. О его потере не сможет забыть Харм, не сможет простить себя. Не удастся ему смириться, что сны не так он понял. С этой поры мечты Харма не смогут полностью избавиться от печали. Чуть-чуть и много, то грусть окажется сильнее, то счастья больше станет в них.
  
  
  
  
  
  

***

  
   Несколько дней назад трое из Воллдрима вошли в туман Изнанки. Рэмон держал Сессиль за руку и не выпустил ее даже на миг. Нельзя отпустить ее, нельзя потерять Сессиль! Хванч был рядом, но вошел на секунду раньше. Он сознательно вошел один, и Рэмон позволил другу это сделать.
   Рэмон мог лишь догадываться, что именно произойдет с Кристианом Хванчем, но Сессиль, как и он сам, были все еще живы. Слава мечте, они не потерялись в тумане и не зависли в нем на столетия, как другие шебиши. Рэмон оказался прав. Туман ждал нужного количества мечтателей, чтобы давняя шеба о переносе Фоландии наконец осуществилась. Сессиль, Хванч и Рэмон стали последним звеном, которое было ему необходимо, чтобы серый мир стал на путь завершения.
   Давняя мечта Виолы и Карла о переносе островка Фоландии в новое пространство преобразилась тогда и стала иной. Вместо транзитной зоны, зародился новый мир, известный всем, как Изнанка. Но мир этот не был закончен, а два другие, Земля и Фоландия, столкнулись и крушили один другой столетиями. Огромная часть Фоландии обрушилась на Землю сразу. Другие куски, которые не входили в планы переноса, стали появляться на Земле, то здесь, то там. Создавая цунами, разрывая почву и творя тем самым катастрофы.
   Все это могло убить оба мира.
   Почему же так получилось? Скорее всего несколько людей, сначала Пэнто и Карл, потом Фирлингтон и другие покинули мечту, и та подвисла незаконченная. Много людей за века существования Изнанки входили в туман и исчезали в нем. На самом деле они вписывались в рисунок той необычайной мечты: одни вплетались, другим удавалось уйти.
   Изнанка стремилась создаться, а способности Фоландии к мечтам обрушились на Землю, что и стало причиной стремительного осуществления мечтаний в Воллдриме. Почему не сразу, а лишь год назад? А все из-за камня, который лежал в пещере горы Мирис, из-за шебрака, который случайно нашел Фирлингтон. Камень стремился к Фоландии, он тянул ее в мир Земли. Процессы ускорились многократно.
   Кристиан Хванч стал единственным шебишем, который вошел в туман и сумел выйти из него. Никто не возвращался, только он! Неужели кто-то помог ему вернуться, чтобы он раскрыл Рэмону загадку тумана? А может Хванч, сам, оказался невероятно сильным мечтателем, способным на такие немыслимые вещи? Когда Хванч вернулся, он рассказал Рэмону многое... о шебишах, которых встретил в небытии тумана. Огородник Кристиан выслушал сотни людей, он читал их желания в воздухе. Рэмон не знал, но Хванч рассказал ему не все, впрочем Рэмон и сам догадался, кто такая Пэнто. Кристиан же давно простил Виолу за ее семисотлетнюю ошибку, а еще он простил самого себя за то, что спутал любовь с одержимостью.
   Сейчас Хванч не появился из тумана вместе с Рэмоном и Сессиль. Что стало с ним? Печалиться о нем или поверить в то, что свершилось настоящее чудо, и он вернулся туда, где его ждали и любили?
   Зеландериец Рэмон мысленно попрощался с Хванчем, который был единственным на Изнанке, кто знал его главный секрет. Он благодарил мечту за то, что игнорирование наигранного облика досталось Хванчу, а не кому-то другому... Был еще военный следователь, который при первой их встрече сразу все понял. Но кому он мог рассказать об этом?
   Рэмон смотрел, как истончаются линии строений, школы, сада... Как они блекнут, испаряясь и навеки покидая этот мир. Он обнял Сессиль и сказал:
   -- Я рад, что ты жива.
   -- Я тоже рада, - ответила она, наблюдая за преображением Изнанки. -- Рэмон, я знаю, Виола сотворила некую мечту, чтобы твой зеландерийский блокатор-фоу исчез... Я знаю, что ты больше не человек и невозможно для нас обычное человеческое счастье. У нас не будет детей, и я умру, в конце концов. Ты непостижим для меня, но я знаю твою душу. Все неважно... Ничего нельзя изменить... Ничего не хочу изменить...
   -- Ты поняла почему туман отступал в последний год? - спросил зеландериец.
   -- Нет, расскажи мне, - Сессиль улыбнулась. Он остался собой. В сантименты его не заманить! Он и сейчас такой... такой, которого она давно любила.
   -- Изнанка росла, она понемногу увеличивалась, но недостаточно быстро, и потому густеющий, довлеющий на ее ограниченность туман стал просачиваться в мир Земли. Он сочился сквозь разрывы, которые со временем стали поистине огромными. Ты видела, как просто рвалось пространство меж двух миров? Как мы легко могли перемещаться?
   -- Да, конечно.
   -- Знаешь, я думаю - часть тумана так и будет бродить по Земле. Он останется там забытыми мыслями шебишей, которых мы вскоре увидим здесь. Эти мысли никогда не найдут своего воплощения в мире Земли, но и не будут забыты.
   -- Опять призраки?
   -- Банально, но да. Так люди зовут неосуществившиеся мечты.
   Двое смотрели, как убывает туман, проявляя все больше людей. Но нет, он не отступал, его засасывало в людей, которые показывались из редеющей его густоты. Он был их частью, которая когда-то вышла в мир, но решилась наконец вернутся к своим создателям. Хванч верно все понял: туман был их мечтами, мыслями, рожденными за несколько столетий.
   Люди, молодые и не очень, мужчины и женщины. Они преображались, они становились обычными. За столько лет мечтаний кто-то обратился деревом, другие плакали кровью или теряли себя по кусочкам. Все это исчезало, даруя людям самих себя. Но что едино - все они были растеряны, они не понимали, что же произошло.
   Вскоре туман вовсе исчез, выплюнув в мир давно утерянных мечтателей. Их было больше тысячи. Город же, который постепенно таял и блек, уходил из мира Изнанки, покидал транзитное свое месторасположение. Сквозь стены уже можно было видеть, словно те были стеклянными.
   Деревья в изнаночном саду едва просматривались. Все, кроме одного. Рядом со старой сливовой стоял человек. Он не был одним из тех, кого выпустил туман. Он был сед и держал ладони у лица. Он рыдал. Древо, у которого появился старик, раскололось. В его сердцевине засверкали молнии. Нечто гибкое вылетело из чрева ствола, разрываемое электрическими вспышками. Предмет мечты извивался, поднимался вверх. Рэмон настроил зрение и смог разглядеть - это была толстенная коса, сплетенная из рыжих волос. Она воспламенилась, и вскоре пеплом осыпалась на траву.
   -- Подарок Анны Волгиной Изнанке...
   -- Ты думаешь, Рэмон?
   -- Надеюсь шебрак, который она сотворила из собственной косы, не вплелся в рисунок этого мира и сгорел в противоречие ему... Надеюсь больше никто не потеряет разум из-за этой вещицы...
   Теперь Сессиль поняла причину накатывающего на жителей Изнанки сумасшествия. Анна Волгина спрятала шебрак-косичку в надежный тайник и наделила предмет мечты особыми свойствами.
   Строения Изнанки становились едва уловимы взгляду.
   Но, как и сливовое дерево, исчезало не все: на фиолетовом лугу, усыпанном желтыми цветами, очутился (а может он всегда здесь был?) старенький деревянный дом.
   Люди из тумана обнимались и плакали, но вскоре запели фоландскую песню. Рэмон узнал ее, ведь ни раз эти строфы в густой тишине Изнанки скользили по его слуху; рожденные, пришедшие невесть откуда. Небо расчертилось точно, как в Воллдриме. Здесь была и ночь, и день, и все времена года. Дом оказался центром этого разделения. Старик Степан, а это был именно он, шел к единственному зданию нового мира. Он больше не рыдал и казалось будто узнал бревенчатую постройку. Степан побежал и нельзя было угадать в нем восемь десятков лет. Он утирал ладонями лицо и кого-то звал. Он раскинул руки, и из дома навстречу мужу вышла пожилая женщина. В ее руках была корзинка, и хоть Рэмон стоял далеко, но отчего-то почувствовал сладкий аромат слив... Сюда пришли запахи, здесь разгулялся ветер. Сливовый ветер и возрожденная любовь. Откуда взялась эта женщина? Ведь она умерла! Давно умерла... Неужто старик сумел обойти законы жизни и воскресить свою Марию?
  
   Рэмон знал, что уйти отсюда он не сможет. Он давно знал о себе, что бессмертен. Этот мир был нов и перспективен. Твори что пожелаешь: молодой мир мало ограничивал желания. Бесконечная жизнь и бесконечные возможности - чудесный рай!
   Миры Фоландии и Земли наконец разошлись, и каждый зажил своей жизнью, отдельно от другого. Рэмон знал, что должен был войти в туман, иначе миры так и просачивались один в другой, и оба мира не смогли бы быть полноценными. Он сожалел лишь о том, что не сможет умереть вместе с Сессиль, когда та состариться, но разве плохо вечно жить в раю нового мира?.. Однако старик Степан сумел совершить невозможное. Он воскресил жену! А вдруг этот мир подарит бессмертием всем своим жителям?
   -- Может хотя бы сейчас ты сбросишь свой наигранный облик? - сказала Сессиль, сжимая его ладонь. - Рэмон, я знаю кто ты и принимаю тебя полностью. Я люблю самого тебя, а не некое представление о тебе. Я знаю, как ты выглядишь. Я видела однажды. Ты утерял всего на миг свою концентрацию. Это было ночью, ты читал, а я проснулась, - она поцеловала его в щеку и вдохнула его запах. Это было странно. Он пах не так, как пахнут люди, но все же у него был свой запах, особенный и неповторимый.
   -- Хорошо, - сказал Рэмон.
   Рядом с Сессиль оказался худощавый курчавый юноша со взглядом наполненным мудростью и спокойствием. Со взглядом взрослого человека, прожившего почти пять десятков лет. Со взглядом, не соответствующим шестнадцатилетнему мальчишке, которым он предстал перед Сессиль. Он сохранился в том возрасте, в котором Виола провела ему ритуал избавления от блокатора мечтаний. Он многие годы корректировал свой внешний вид. Никто не должен был догадался о том, что с ним случилось. Мало кто на Земле и на Изнанке не замечал наигранность облика, и потому Рэмону удавалось скрывать настоящего себя от глаз мечтателей, от глаз простых людей. Хванч не раскрыл его тайны, не подвел управителя Школы Мечтателей.
   Рэмон посмотрел на Сессиль, а потом окинул взглядом желто-фиолетовый луг, уносящийся вдаль во всех направлениях. Где-то его затемняла ночь, где-то был день, поодаль справа луг укрывал внушительный слой снега, а под ногами у двоих из Воллдрима цветки плакали росой, блестели влагой.
   -- Теперь понятно почему погода Воллдрима была такой, - сказал Рэмон.
   -- В Воллдриме царила погода Изнанки! Она пришла в город отсюда.
   -- Да, это удивительная мечта, - сказал Рэмон и наклонился, сорвал диковинный цветок. Тот подул на него сладким персиковым ароматом, а потом цветочный стебель удлинился и вонзился обратно, выскользнул из руки Рэмона и принял прежний размер и форму - стебель вновь стал единым.
   -- Похоже эту природу так просто не обидеть, - сказала Сессиль.
   -- Значит не стоит за нее бояться, - ответил Рэмон и добавил: -- Прощай, Зеландер... - Он никогда не посетит родной мир, теперь все это стало очевидно. В этом мире нет орейфусов, а значит в существующие миры им не попасть, лишь создавать свои. Сохранилась ли хотя бы часть Фоландии? Спаслись ли люди Земли? Жив ли Кристиан Хванч? И этого он не узнает. Рэмону можно лишь предполагать, что это правда, а Сессиль надеяться на то же самое. -- Прости, Зеландер, что я так и не посетил тебя... Прощай навсегда, родной мой мир!
   -- Не так, - сказала Сессиль. -- Ты не о том мечтаешь...
   Он обнял любимую женщину и едва заметно улыбнулся.
   -- Приветствую тебя новая вселенная! - крикнул Рэмон, а Сессиль рассмеялась. -- Да будет чудным этот мир!..
  
  
  

Концовка

   Фейи был разочарован, город пришлось эвакуировать. Войско спешно вывезли, гражданских тоже. На месте города за считанные часы вырос вулкан. Такое сокровище оказалось погребено под лавой, пеплом - черт знает под чем еще! и теперь долго не проверить сохранилось ли магическое поле. Поганая природа! Даже полет над жерлом был невозможен. Вулкан дымил и мог взорваться. Бесценные качества колдовской зоны не стоили опасностей, и Фейи, наравне с начальством повыше, решили, что правда о том, как эвакуировали город, скольких людей бросили, сколько имущества пропало, а архивы!.. Черт возьми, никто более не стремился возродить исследования! Да и самые отчаянные любопытствующие к возбужденному вулкану идти не желали. Правду пришлось забыть... Даже оцепление убрали. Колдовская миссия будто вовсе не существовала.
   -- Не расстраивайся, Крабов. Из-под носа утащили такие возможности! Понимаю. Еще как понимаю! Паршиво вышло. Что тут скажешь! Похоже зря ты рисковал. Сколько раз ты оказывался в эпицентре?..
   -- Все мы были в этих эпицентрах и ни раз...
   -- Ты прав, Крабов. Но ты хотя бы выжил, а вот Добринову не повезло. Убил какой-то малец-маг. Позорная смерть... - он покачал горловой. -- Дорбсон так вообще принялся самовольничать, выкрал свидетеля... С ним еще разбираться и решать... Все-таки близко мы были к разоблачению этих нелюдей. Но колдуны предпочли убить всех, нежели раскрыть свои секреты. Ублюдки! Мы столько сделали... - Фейи похлопал Крабова по плечу, по-отцовски сочувственно посмотрел тому в глаза, а потом добавил: - Ладно, можешь идти! Пожалуй, знаешь... последую-ка и я твоему примеру - в отставку подамся. К черту все! Отдохнем с тобой, заслужили. Жаль, но ничто не сравниться с теми делами...
   Крабов кивнул, вышло вполне сочувственно.
   Зазвонил телефон.
   -- Слушаю! - гаркнул Фейи и сразу же смягчил тон. -- Да, милая, уже закончил. Скоро буду... Купил, да... Куплю, да... Привезут, да... - Наконец он положил трубку, а Крабову сказал: -- Именины у супруги.
   Крабов улыбнулся и махнул руку к виску; четко, по-военному, развернулся и направился было к выходу, но вдруг обернулся.
   -- Господин генерал, у меня личная просьба.
   -- Слушаю... - генерал прищурился, по привычке на всякий случай напрягся.
   -- А не напомните ли вы мне телефончик Севильи? - спросил Крабов, изображая заинтересованность. -- Запропала куда-то, а ведь красивая была барышня...
   -- Ох, она теперь далеко, - с неподдельным разочарованием ответил генерал. --Пришлось сослать в бывшие колонии. Кормит мошкару, пропала такая кожа... - Фейи осек себя. -- Так что, нет... Так что, можешь идти!
   Крабов натянуто улыбнулся. Ладонь к виску, вышел. Он мял пачку сигарет, лежащую в кармане брюк, и представлял себе аромат сигарет без смол и никотина. Каково будет курить такие? Возможно ли получать удовольствие от безвредных сигарет? "Мечты сбываются!" - так говорят знающие люди.
   Через несколько месяцев Крабов получил хорошие дембельские и оформил военную пенсию. Средства направлялись на совместный с Элен Крабовой банковский счет. Семья была хорошо обеспечена практически пожизненно. Супруга Элен просияла, когда бывший следователь сообщил ей, что уедет на неопределенное время. Сын и дочь восприняли отъезд отца без каких-либо эмоций. Сухо кивнули и продолжили заниматься своими делами. Да, отец он оказался не очень. Единственные чувство, что он увидел в жене и детях по факту своего отъезда - это облечение. Отличный муж, участливый отец? Вряд ли. И главное это не их вина, - только отца семейства.
   Он сел в личный, свой гражданский автомобиль и поехал на север. С двумя нынешними любовницами он решил не прощаться вовсе. Столичные красотки многое утеряли, но Крабов похоже обрел нечто бесценное. Он пересек границу дружественного государства и проехал два блокпоста, отметился. Много часов пути по окольным дорогам, проданный перекупщику автомобиль, рюкзак за спиной, пеший ход и несколько ночей в палатке. Он вернулся в родную страну в обход границы - ведь нынче он был под наблюдением. Числился в рядах особо и много знающих кадров госслужбы. Желательно, чтобы его, если и разыскивали, то подальше отсюда.
   Два часа пути вдоль узкого ручья. Он хорошо помнил инструкции Рэмона. Он знает, где это место. Гора, ручей, камень с дивным рыжим деревом; спрятанный в нем орей...
   Можно ли попасть в город без оригинального камня? Без шебрака, что дал ему подросток-мечтатель? Нельзя... Камень не пустил Крабова, но отставной военный был рад, что попытался. Что ж теперь: возвращаться назад или искать для себя новое место обитания? Начать жить с нуля, завести новую папку "Жизнь Крабова, попытка номер два"?
   Стемнело. Крабов смотрел вдаль на возбужденный вулкан и жег костер. Ближе подойти нельзя. Вулкан курился... или просто курил. Даже тут чувствовалась опасность и запросто можно было погибнуть от ядовитых газов, которые то и время, изрыгало жерло.
   Стихия лишила Крабова возможности начать мечтательную свою эпопею. Мужчина изменился, но теперь придется расстаться с мечтой.
   Влажность кусала и захотелось сесть ближе к огню. Не спеша Крабов развернул спальник и влез в него, прикурил. Он смотрел в небо. Звезды вернулись на место, и луна улыбалась, игриво завалившись на бок. Крабов докурил, затушил сигарету и закрыл глаза. Сон окутал его и почти позволил забыть о разочаровании.
   -- Дядя Крабов, вы все-таки пришли?.. - вдруг раздалось совсем близко. Следователь вскочил. Перед ним стоял мальчишка. Шмыгнув носом, мечтатель-Дриммерн добавил: -- Я знал, что вы придете. Я знал, потому что вижу будущее!
  
   Воллдрим бы спрятан в жерле... а может в другом пространстве... Крабов пока еще не понял, что именно произошло. Он стоял перед миром мечтаний и уже что-то чувствовал в теле. Оно творило мечты, по кусочкам: частичками, крохами.
   Крабов вытащил сигарету и задумал огонек. Тот вспыхнул аккурат напротив сигареты. Бывший следователь затянулся, накинул на шею ограничитель.
   -- Мечтатель вы, товарищ отставной подполковник! Колдун, маг... или шаман, - хмыкнул Крабов, но на этот раз не закашлялся.
   Высоко над головой летал малыш Харм. Он залечил свои раны и одет сейчас был почти аккуратно.
   Крабов зашагал в сторону череды строений. Еще пару километров, и он войдет в Воллдрим!
   Его коротко постриженные волосы немного отросли и теперь в них развелась буйная кучерявость, проглядывала в них и частая такая седина. По весьма условным стандартам красоты, он вовсе не был хорош собой: довольно широкий нос и лопоухие уши, морщины... впрочем морщины вряд ли были способны оттолкнуть от него женские взгляды. Харизма Крабова снедала сердца дам, но своим оружием нынче он не пользовался: сладострастные приключения отодвинулись куда-то на задний план, утонули в темноте его подсознания, полегли в закрытой на замок тумбе, которую вдобавок, на всякий случай, Крабов утопил в бездонном колодце своего воображения... перед этим размозжив ее топором и спалив...
   Спустя месяцы после возвращения в мир мечтательства, спустя тысячи часов раздумий, после ошеломительных событий, о которых в миру людей-военных было приказано забыть всем и вся, человек, направляясь к крыльцу своего нового домика на окраине Воллдрима, шагая вдоль забора, высматривал в саду мальчишку-друга - вечно голодного любителя фруктов и колбасы. Сейчас его не было видно, видимо задержался на уроках. В саду в доброй сотне метров мелькнула фигура стройной женщины с огненными рыжими волосами, с косой до земли. "Красивая", - вдруг замечтался Крабов, но сразу махнул рукой, будто опомнившись, и отвернулся. К черту этих женщин! Не сейчас, когда он так счастлив!
   Недавно Крабов устроился на работу в школу, он обучал детей единоборству и развивал чувство юмора. Сам он давно понял почему в жизни он столько искал, почему он топил себя в алкоголе и сексуальных забавах. Он понял отчего усердно служил и ненавидел себя за это. Ведь все его естество противилось тем вещам, которыми он окружил себя: карьера, нелюбимая жена и не менее нелюбимые любовницы. Он скучал по своим детям, но не корил себя за то, что оставил их. Нельзя гнобить себя и сожалеть нельзя. Хватит! Тем более сейчас он просто не может себе позволить печальные желания. Да и помимо ограничений всегда сохраняется вероятность маневров. Например возврат к прежней жизни вполне осуществим.
   Просигналил автомобиль, и Крабов обернулся. Подъехал фургончик, но без надписи об особенных детях, да и вообще совсем не тот, милый и горбатый "мини". Из машины показалась пожилая дама с сумочкой на локте.
   Они улыбнулись друг другу и вошли в дом. Много говорили, вспоминали, шутили, вышли на веранду. Они налили себе по стаканчику местного виски со льдом, и Глади наконец спросила:
   -- Как думаешь, почему Харм не избавится от своих крыльев?
   -- Не поверите, но внешность определяет личность, - ухмыльнулся Крабов. -- Пришлось и мне однажды в этом убедиться.
   -- Вот как?
   -- Но честно говоря, я думаю здесь другое...
   -- Что же именно?
   -- Он почти не расстается с той девочкой. У нее еще эта... эта забавная каштановая прядь.
   -- А это тут причем?
   -- Вы не понимаете? - Крабов посмотрел куда-то вверх. Небо, красота, безмятежность и едва просматривающиеся контуры вулкана, теряющиеся в свете солнца... -- Для Харма девочка Элфи - это чудо, которое его окрыляет.
   Глади уставилась на Крабова:
   -- Чудо? Теперь и ты поверил в чудеса?
   Он не ответил, лишь ухмыльнулся.
   -- Я понимаю к чему ты клонишь, - сказала Глади. -- Лично я нашла здесь спокойствие. Не знаю чудо ли это, но теперь я счастлива.
   -- Я рад за вас.
   -- И ты найдешь свое чудо, Александр!
   -- Я? Хм, ну не знаю... - Крабов достал пачку сигарет и неторопливо прикурил. С удовольствием затянувшись и с не меньшим удовольствием выпустив дым, облокотился о подоконник, наполовину высунулся на улицу. Он тихо произнес: -- Хотя... - еще затяжка. -- К чертовым рамсам, еще посмотрим! - и смачно плюнул.
  
  
  
  
  
  

Конец второй книги "Школы мечтателей"

  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"