Он наслаждался жарой. Хотя иногда ближе к вечеру начинал уже изнемогать от нее, дуреть от солнечных лучей. Но вообще это было прекрасно: широкий шезлонг, гроздья винограда, терпкое вино, тронутое легким ветерком море, стройные смуглые рабыни, каждую из которых он мог попробовать в любой момент.
Когда от вечного солнца по плечам начинал стекать пот, а вино ударяло в голову чуть больше, чем это было нужно, он любил прогуляться по плантации, посмотреть на рабов. Ему нравилось смотреть, как они трудятся, не щадя себя, ради его блага. В принципе ему не нужны были плантации и рабы, за время морского разбоя он награбил столько, что хватило бы до конца дней роскошной жизни в любом городе мира. Но ему было интересно наблюдать за мучениями других. И за усилиями тоже, он вспоминал себя в юности, простого матроса на торговом судне.
Тогда он едва зарабатывал себе но хлеб, но перебежал на пиратское судно, как только представился удобный случай, а они? Они горбатятся изо всех сил каждый день с утра до вечера под палящим солнцем, а есть ли у них хотя бы бледная смутная надежда когда-нибудь обрести свободу? Им ее вообще никто не обещал. Как бы упорно они не трудились, за это им никаких поблажек не было предусмотрено. И все равно горбатятся, дураки. Он презирал их всей душой. Довольно часто для того, чтобы продемонстрировать наглядно тщетность их усилий, показать, что как бы они не старались, ничуть не улучшат свое положение, он приказывал надсмотрщикам отвести одного из рабов в корраль и избивать его на глазах хозяина до полусмерти. Получал громадное удовольствие, чуть ли не более сильное, чем от моря, вина и женщин, глядя, как они стонут под ударами, их тела покрываются ударами, брызжут горячей кровью. Нередко сам брался за кнут и избивал жертв, напитываясь их болью.
Однажды к нему привели человека, которого он знал. Этот сутулый старик когда-то был владельцем корабля, на котором плавал матросом нынешний хозяин плантаций. Крупным судовладельцем, но разорился и был продан кредиторами за долги в рабство. И вот сейчас он был невольником собственного матроса. Неизвестно, вспомнил он его, или слышал, что хозяин заработал свое состояние пиратством, а может он всегда вел себя так, не забывая о некогда высоком общественном положении, но все время, пока его били, заломив руки за спину, он смотрел прямо в глаза хозяину гордым, блестящим, сверкающим презрением взглядом.
Снес все удары стойко, не начав кричать, плакать или молить о пощаде. Терпел, лишь чуть склоняясь к полу под очередным хлестким ударом, и тут же снова поднимая глаза. Когда его спина превратилась в однородное кровавое месиво, хозяин дал знак надсмотрщикам прекратить избиение. Подошел к рабу, склонился над ним и, схватив старика за подбородок, впился взглядом в его изможденные глаза цвета песка.
- Скажи мне, старик, - спросил он, ухмыляясь, - зачем ты работаешь на меня? Видишь, я приказал тебя побить. Если ты не будешь работать, тебя так же будут бить и забьют до смерти, но ты хотя бы не будешь прикладывать бесполезных запредельных усилий.
- Свобода... - прохрипел раб, не отводя глаз от мучителя. - Я борюсь за свободу.
- Какая свобода, дурак? - закричал хозяин, ударив его ногой по лицу. Старик пошатнулся, но не упал, только закашлялся и снова поднял голову обратно, продолжая презрительно смотреть в лицо хозяина. - Сколько не работай, ты не добьешься никакой свободы! Уть из рабства один - смерть!
- Ты не понимаешь, - горько покачал головой старик. - Разве ты был когда-нибудь свободен? Я не был, и не понимал, что это такое. По-настоящему понять это можно только в рабстве. И поверь, свобода стоит того, чтобы всегда бороться за нее.