Заранее прошу прощения за то, что изложил события, предшествовавшие моей смерти, возможно слишком подробно и художественно, но иначе написать я не мог. Прошу в ней никого не винить. Для предосторожности не привожу настоящих имен тех, кто участвовал в описываемых событиях вместе со мной.
Ради справедливости надо сказать, что первым это предложил я, хотя мои друзья тут же активно поддержали идею.
В последнее время у нас в стране появилась традиция: возносить громкие хвалы тем, кто еще лет десять назад находился в оппозиции к правящему курсу. Собственно, во всех областях, не только в культурно-идеологической. Но в данном случае речь идет о музыке: теперь едва наступает сентябрь, любая уважающая себя радиостанция считает своим долгом крутить каждый час песни группы "ДДТ" про осень. "Что такое осень?" и "В последнюю осень". Да и телеканалы не отстают.
И вот, сидел я как-то осенью дома перед телевизором и увидел по одному из каналов клип. Ту самую, значит, "Последнюю осень" . Ходят в клипе по парку Шевчук, Кинчев и Бутусов и играют в "русскую рулетку": поочередно крутят барабан семизарядного револьвера и стреляют себе в висок. Естественно, в барабане нет нескольких пуль - у них в клипе, по-моему, был только одна из семи. Потому что, как иначе объяснить, что они с такой легкостью спускали курок? И вот появилась у меня мысль: а смог бы я так? И сколько пуль должно быть заряжено, для того чтобы я выстрелил в себе в висок, не дрогнув? В принципе, я всегда считал, что готов к смерти, потому что моя жизнь ничего не стоит и ничего собой не представляет. Это даже было интересно: оказаться настолько близко, на расстоянии длины револьверного ствола, от какого-то иного вида существования твоего сознания, почувствовать что-то новое и необычное, вырваться из привычного кругового ритма жизни.
Занимал меня и еще один вопрос. Я вспомнил "Фаталиста" Лермонтова и подумал: вот он замечательный повод проверить, есть ли на самом деле предопределение, о котором спорили Вулич и Печорин. Ведь выходило так, что, по Лермонтову, если мне не суждено было умереть в тот момент, то, даже стреляй я с семью пулями в барабане, обязательно случилась бы осечка, и я остался бы жить. Чем не повод проверить свою судьбу и определить, все ли предписано?
Леша, мой друг, когда я ему все это рассказал, был просто в восторге и поддержал идею на все сто. Надо сказать, что он относился к тем людям, которым всегда что-то не хватает, которые всегда ищут чего-то нового, какого-то разнообразия в жизни, а иногда впадают в состояние такой глубокой депрессии, что доходят до истерии и тогда способны на все. Возможно, это происходит оттого, что они чувствуют иначе, даже самые простые события воспринимают намного серьезнее, чем все остальные. Например, в возрасте лет пятнадцати, по причине, известной только ему одному, Леша вскрыл себе кухонным ножом вены на одной руке, в результате чего попал на длительное время в больницу. Сколько бы я потом ни пытался узнать причину этого, он сразу замыкался в себе. Но дело было не только в одной подростковой мнительности - например четыре года назад он один, оставив родителям записку, рванул автостопом в Москву, откуда вернулся неделю спустя, разгоряченный потоком впечатлений. Просто спокойным я его не видел никогда - замкнутость сменялась дикой безудержной веселостью, которую спустя какое-то время также резко сменяла угрюмость. Такие люди очень опасны, от них не знаешь, что ждать. Впрочем, я знал Алексея со школы, сдружился с ним и неплохо изучил его натуру.
Настолько, чтобы быть уверенным: моя идея о "русской рулетке" найдет отклик в его авантюрной душе.
* здесь автор записки допускает явную неточность - описываемый клип снят на песню "Что такое осень". Прим. ред.
Дело оставалось за малым: нужно было достать оружие, из которого можно было бы стрелять. Но и это была не проблема, необходимо было заинтересовать Кирилла, а дальше все решалось само собой. Честно говоря, я даже не ожидал, то Кирилл настолько заденет эта идея. Этот человек был нашим ровесником, раньше учился с нами в одном классе, хотя казался на несколько лет старше из-за своей постоянной молчаливой серьезности. В отличие от нас, он после школы пошел в армию, отслужил и, вернувшись,
устроился работать куда-то (никогда не интересовался куда), кажется, охранником. Вообще говоря, Кирилл всегда был для меня загадкой, я не мог понять этого человека, тем более, что разговаривал (не просто на бытовые темы, а высказывая свои взгляды по конкретному вопросу), он крайне редко и нехотя, но с Алексеем они дружили со школы. По роду своей деятельности Кирилл имел право носить оружие, более того оно было его, пожалуй, единственной страстью. Именно он достал неизвестно откуда тот самый револьвер, из которого мы в итоге стреляли. Не могу сказать, какой он был марки, калибра и т.д., огнестрельным оружием не интересовался никогда (другое дело холодным!), могу точно сказать одно: у него был барабан как раз ровно с семью зарядами, как и должно быть по правилам "русской рулетки", да еще слышал, как мои друзья называли его между собой наганом. Что заставило Кирилла участвовать в этой авантюре для меня останется загадкой. Может быть, он соскучился по знакомому с армии ощущению опасности для жизни? Или тоже решил испытать судьбу?
Набралось нас в итоге четверо. На одного больше, чем в том клипе. Четвертым был щуплый первокурсник из Лешиного института. Его, как и меня, звали Сергеем. Когда мы стали беседовать, он заявил, что никакого предопределения нет, и что он с радостью всадит пулю себе в висок, потому что его все достало, его жизнь бессмысленна и бесполезна, и никакого толка из нее уже не будет, поэтому он должен ее прервать сам, своей волей. В том, что, крутя барабан, он попадет именно на пулю, а не на пустое место, он почему-то не сомневался. Хотя именно это, на мой взгляд, могло бы доказать существование предопределения, или хотя бы некоего своеобразного везения: чтобы то, что человек хотел, ему и выпало.
Одним словом, мы договорились о дне и времени, решили, что будем стрелять либо каждый по разу, либо до первой смерти, если она наступит. И с одним патроном в барабане, потому что и этого хватало для некоего чувства опасности, но все же позволяло, как мы тогда посчитали, спустить курок, не задумываясь и не боясь. Каждый на всякий случай написал записку, в которой просил не винить никого в его смерти.
* * *
Мы идем по парку. Наш парк - это странное место. Он объединяет в себе кладбище, кабак, молельню и исторический памятник. Все дело в том, что в позапрошлом веке на его месте было кладбище, там похоронены, в том числе отец Ленина И.Н. Ульянов и местный святой Андрей. Правда, что это за святой, и чем он прославился, сейчас вряд ли кто-нибудь объяснит. Потом, после революции, кладбище решили превратить в парк, причем не просто обычный сквер, а парк памяти все того же Ульянова. Поставили памятник ему у входа, все надгробные памятники, напоминавшие о бывшем кладбище, закопали в землю, заасфальтировали дорожки, ну а зеленых насаждений там и так уже хватало. И вот, по кладбищу покатились коляски и забегали играющие дети. Символ, значит. Новое поколение подрастает на костях старого. Потом пришла перестройка. В 90-х любопытствующие, благо теперь можно было все, выкопали из земли надгробья тех, кто был там похоронен в 19 веке. До сих пор помню, как мы лет десять, а то и больше, назад ходили по парку и разглядывали эти надгробья, читали надписи на них. Интересно было, ничего не скажешь, только вот как-то непочтительно к тем нашим предкам, которые лежат в этой земле. Хотя, кто знает, может, им было приятно, что их помнят? Развитие парка продолжалось. Теперь мамаши уже как-то боялись или стеснялись выгуливать там своих детей, зато полюбила парк нынешняя молодежь. И поэтому теперь в летнее время в парке полно парней и девушек, сидящих верхом на лавочках с бутылками пива в обеих руках и беседующих между собой. Погребенные, если бы могли их видеть и слышать, наверное, не просто перевернулись бы в земле, а выскочили бы наружу и бежали бы куда-нибудь подальше. А им ничего. Развлекаются, значит. Хорошо еще, что, не сидя прямо на могилах. (Я пишу все это отнюдь не для осуждения нравов своего поколения, просто так к слову пришлось). Решила не упускать своего случая и церковь, молчавшая семьдесят лет. Сначала могилу святого Андрея, о которой все это время никто не вспоминал, обустроили: поставили на нее памятник, крест, написали памятную надпись, кладут каждый день свежие цветы. Рядом поставили часовню, потом, спустя несколько лет на пустыре, за бывшим кладбищем, построили церковь.
Вот и получается, что наш парк сразу много чего в себе совмещает. Стрелять мы в нем надумали тоже не просто так - предложил Леша, сказав, что в этом двойной смысл. Во-первых, мы будем чувствовать приближающуюся смерть, стоя рядом с могилами, что опять-таки придаст особенность ощущениям. Во-вторых, символично, что такие забавы были придуманы как раз в девятнадцатом веке, в котором и жили те, кто здесь покоится, то есть мы как бы наследуем их традиции, ну и в третьих - все-таки церковь рядом, может, все-таки хоть какое-то прощение нам грешным да выбьется.
Мы идем по парку. Вокруг никого, у тусующихся здесь представителей незолотой молодежи закончился сезон. Вокруг ни души, только деревья медленно и тихо роняют пожар своих веток на землю. Кто придумал, что осень золотая? Осень огненная, горящая, вернее, догорающая. Деревья догорают, огонь слетает с них на землю, оставляя за собой черные сиротливые головешки. А горящую землю скоро потушит своим саваном первый снег.
Мы идем по парку. Вокруг нас тишина, мы тоже, стараясь ее не нарушить, не разговариваем между собой. Вокруг ни звука, только еле различимо шелестят под ногами листья. Листья, листья, как же вы похожи на нас, людей! Так же гоняет вас всю жизнь по земле ветер, туда-сюда, без цели и смысла. И редко кто доживет до весны, а даже если доживет, то все равно, рано или поздно, сгниет в земле, а по вашим останкам будут носиться другие, такие же, как вы.
Леша сегодня был на редкость тих и молчалив, я даже подумал, что он слегка выпил для храбрости, а когда он был немного пьян, он всегда замыкался в себе. Когда мы дошли до середины парка и повернули на дорожку, ведущую к часовне, он спросил, указав на ближайшую лавочку:
- Может здесь? Если дальше идти, там народ может быть...
- Здесь, - кратко ответил Кирилл, вытаскивая наган и открывая дверцу на его правой стороне. Я сел на скамеечку и, отвернувшись, молча ждал, пока он и Алексей проверяли, заряжено ли оружие, достаточно ли пороха, и тому подобное. Щуплый Сергей постоял какое-то время напротив, а затем, как-то потерянно побрел вглубь парка, сойдя с асфальтированной дорожки, прямо по земле, почти не замечая целивших своими ветками прямо в его лицо деревьев.
Наконец, мои бывшие однокашники закончили свои хитрые операции. Бросили жребий. Первым досталось стрелять Кириллу, потом мне, затем была очередь Леши и, наконец, последним стрелял вернувшийся Сергей.
Кирилл взял пистолет. Крутил барабан долго, никак не решаясь остановиться, наконец, приставил оружие к виску и стоял несколько секунд, не в силах нажать на курок. Лица его я не видел, так как он смотрел в противоположную сторону. Потом он повернулся к нам. Наш мужественный экс-солдат был очень бледен, его руки дрожали.
- Не могу, - выдохнул он.
- Если ты трус, то зачем пошел? - резко бросил Леша. Настолько резко, что мне показалось, что за таким тоном он скрывает собственный страх.
Мне неожиданно стало весело.
- Если хочешь, я в тебя выстрелю, - встав, предложил я Кириллу. Он посмотрел мне в глаза. Я постарался придать своему лицу наиболее успокаивающее выражение, но не получилось. Видимо, он, по причине своего испуга, прочитал на моем лице безразличие к его жизни, потому что побледнел еще сильнее.
- Так ведь... это... на тебя же подумают...
- Не подумают, - усмехнулся я.
Отчего-то я был уже уверен, что пистолет не выстрелит.
Кирилл молча протянул мне пистолет. Приклад мелко дрожал от его рук. Я приставил оружие к его виску и, не позволив себе ни секунды раздумий или сомнений, спустил курок. Он сухо щелкнул. Выстрела не было.
Кирилл облегченно выдохнул и повалился на землю. Посветлели лица и у Алексея с Сергеем.
- Теперь в себя, Серега, - бросил мой лучший друг. - После того, как стрелял в другого, это, наверное, уже не так сложно.
- Погоди, - прервал его мой тезка-первокурсник. - Надо проверить, вдруг там пороха мало, или еще что... На всякий случай.
Я не очень понимал, зачем надо что-то проверять, когда только что сами заряжали и подготавливали к предыдущему выстрелу, а была осечка, но, не сказав ни слова, отвернулся и отошел. Пошел по дорожке прямо, решив, пока они проверяют, дойти до часовни.
Я не понимал этих людей. Я не представлял, отчего можно так бояться расстаться с собственной жизнью, особенно если еще два дня назад ты хорохорился и выказывал полное к ней презрение. Вот моя жизнь действительно ничего не стоила. Я еще раз провернул всю ее в голове, пытаясь найти хотя бы одно значимое событие, или хотя бы что-то, что я мог бы ценить до такой степени, чтобы бояться его потерять. Кого-то или что-то, что можно было бы вспомнить в предсмертный час. Представить какие-нибудь возможные перспективы своего будущего. Ничего. Только отец вспомнился - так ведь я же иду к нему, встречусь там с ним. Мне действительно должно быть легко...
Вот и часовня. Резные кресты на каждом из входов, обращенных на все четыре стороны света. Здравствуй, храм земного Бога... Я улыбнулся собственным мыслям и двинулся обратно. Почему-то снова вспомнился тот самый клип, с которого все началось, как они там стреляют с улыбками. "В последнюю осень".
От часовни к лавочке. Медленно, будто увязая в листве. Неспешные шаги идущего - на эшафот? Пожалуй, только эшафота не было. Была только синяя, недавно выкрашенная скамейка, но мне не нужно было на нее вставать. И палачей тоже не было, только мои друзья.
Когда я дошел до лавочки, там, похоже, все уже было окончательно готово. Алексей протянул мне пистолет. Приклад был неожиданно холодным. Теперь оставалось только выбрать. Выбрать свою судьбу в барабане.
Помнится, в возрасте лет семи, меня очень волновал вопрос: что же такое я, почему я себя чувствую собой, как себя ощущало это самое "я" до того, как я родился. Теперь стоило проверить, что будет после. Куда денется "я"? Кем теперь оно будет себя ощущать?
Наконец, я остановил свою руку, вращавшую барабан. Приставил ствол к виску, ощутив, как бьется под кожей жилка. Медлить было нельзя, надо было спускать курок еще быстрее, чем тогда, когда целил в Кирилла, нельзя было позволять сомнению пробираться в мой мозг. "Какие сны в том смертном сне приснятся..."
Я выстрелил.
Честно говоря, до сих пор не знаю, верят ли теперь мои друзья в предопределение.