Сергей Емельянов родился в 1992 году. Его родители математики, так что сюжеты его творчества пришли скорее из этого абстрактного мира.
С первого года жизни маленькому Сереже давали рассматривать журналы "Квант" и "Химия и жизнь". Он их внимательно разглядывал, аккуратно перелистывая. Когда они ему надоедали, он рвал их на части и выкидывал.
В год и три месяца ему дали шариковую ручку и он в журнале рядом с прямой линией попытался провести свою. Был очень доволен получившимся, поначалу отказался нарисовать еще что-нибудь.
С тех пор он частенько, с удовольствием, подолгу рисовал.
Постепенно подборка рисунков стала складываться в непрерывную картину развития детского мышления. Собранные рисунки наглядно показывают как богата, сложна умственная работа ребенка над освоением окружающего мира. В рисунках выполненных ребенком, просматривается стремление к упорядочению и организации материала, выделению в нем смысловых ориентиров, установлению связей с прошлым опытом и знаниями. Осваиваются умственные действия. Здесь начало анализа и синтеза, абстрагирования и обобщения, ориентировки и селекции, кодирования и перекодирования и др.
Несмотря на детский примитивизм, а может и благодаря ему некоторые картинки способны восхитить глубиной восприятия, затронуть в душе что-то глубинное, общее для каждого из нас.
Постепенно совершенствуются мышление и воображение. Сергей на память воспроизводит сюжеты из жизни, познает свойства предметов. Совершенствуются движения руки и умственные операции, пространственное воображение и представление.
Его творчество и он сам поражает прежде всего сохранностью оригинального, не похожего на других внутреннего мира.
Тематический круг образов первых рисунков Сергея ограничен. Между изображаемыми им человеческими фигурами и предметами отсутствуют содержательные связи. Независимость, отчужденность образов от реального жизненного контекста повышает знаковость каждого предмета, превращая их в некую изобразительную идею, трансформируя их в символы или аллегории. Большую роль играет плавный контур. Экспрессивные, резко прочерченные линии в рисунках полностью отсутствуют.
Сергей стремится копировать предметы, но они преобразуются, попадая в его собственный мир. Его предметы не просто срисованы с натуры, они некий символ, призыв к священнодействию. Они хотя и узнаваемы, но в то же время очуждены, диковинны, странны. Это материал семантических элементов, извлеченных из воспоминаний и пробужденных к новому бытию.
По мере преобразования реалистического в орнаментальное, Сергей отодвигает от себя индивидуально-личностное в зону воспоминоний, приближается к общепринятым знакам, не пропадая в своей абстракции.
Детство это время зарождения символики подсознительного, предшествующего усвоению языка. Эту работу детского мозга можно выявить через рисунки. Рисунки эти забавны. В них, порой, просматриваются архетипы человеческого мышления присутствующие еще в наскальной живописи первобытного человека.
Поиск утраченного времени связывает Сергея со многими художниками нашего столетия. Как и другие, он создал мир знаков, одновременно ведущий к месту происхождения человека -- и от него отдаляющий -- чтобы прийти в себя. Чтобы найти себя.
Грамматика картин Сергея Емельянова несет загадку, заключенную в основе ее структуры. Объяснение тому -- во внутреннем восприятии автора, в том, как он "сортирует" и отвергает воспроизводимый мир. Перед нами -- детская, еще не осознанная экзистенция.
Стремление к иронической гиперболе ставит под сомнение восприятие таких понятий, как "нормальность", опосредствованная воспитанием и общественной необходимостью.
Обратимся к первым детским работам художника. В них мы видим открытие овеществленного инвентаря, визуально оформленного мира, подвластного художнику.
Из всего набора форм и содержания, которые художник черпает в жизни, он конструирует "невиданные" ранее картины. С одной стороны, эти картины выдают откровенно детское наслаждение, испытываемое автором от парадоксального перевоплощения всяческого мусора: бытового, культурного, научного. С другой стороны, однако, те же рисунки все сильнее выражают озабоченность той полнотой всего видимого и познанного, которую уж больше невозможно выразить.
Переработка, которой во всех рисунках подвергается материал, достигает такой глубины, что исходный контекст зачастую зашифровывается до неузнаваемости.
Интегрирующая сила вновь возникающего рисунка преобладает над силой центробежной, в результате действия которой отдельные, сами по себе хорошо различимые изобразительные элементы могли бы взорвать общую композицию.
Эти картины исходят из хаоса визуальной информации. Так, аналитическое расчленение познаваемых объектов, дробление их, выделение различных признаков и свойств, вступает в противоречие с возможностями мозга удержать огромную массу получаемой таким путем информации. Ощущение беспредельной лавины знаний, превосходящей силы рационального постижения и применения, вызывает внутренний конфликт.
Уже в два года, прослеживается процесс усвоения ребенком общественных отношений. Сергей переходит от комплексного мышления к понятийному. Похоже он находит новые способы работы и информацией.
К этим первым рисункам непосредственно примыкают текстовые и изобразительные цитаты и их монтаж заменяющие собственно рисование. Мы видим изображение спресованных почти до осязаемой плотности вымышленных букв. Такой "тайнописью" заполнены многие рисунки. Иногда шрифты на странице прерываются пробелами, в которых проступают более крупные буквы, вызывающие ассоциации с фигурами. Эти шрифтовые блоки -- гораздо больше, чем просто формальный материал. Сергей противопоставляет изображение этих звездных галактик не поддающимся прочтению шрифтовым посланиям.
Введение отдельных текстовых строк, сопровождающих изображение, визуально передает эту безысходность, состояние апории; тексты и картины функционируют, не совпадая. Этот переизбыток запутанности, к которому приводит смешение изобразительного начала с текстовым, и облегчает перевод изобразительного ряда в ряд словесный и, напротив, языка слов -- на язык изображения.
Сергей подвергает испытанию пространственные взаимоотношения различных элементов. Они живы своим особым языком живописи, иконно, даже декоративно, даже орнаментально.
В рисунках получает отражение не только внешняя видимость явлений, но и функциональные связи между ними. Взаимодействие отдельных элементов порождает более широкий взгляд на мир, а не служит только средством передачи форм и содержаний, обусловленных привычным для нас видением.
Он практически не знает движения. В рисунках бесконечно большое сталкивается с бесконечно малым.
В более поздних работах введено нечто вроде повествовательного напряжения. К трем годам в рисунках развертывается последовательное повествование, рассказы в картинках.
Раскрытая подобно вееру материя, нервическое, дугообразное биение непостижимых субстанций преобразуются в чувственно клокочущую магму, из которой то тут, то там вырисовываются некие точные формы.
В рисунки вторгается агрессивно-механический компонент. Абсурдные производственные прцессы обретают полную независимость, живут своей жизнью. Машины, механизмы вытесняют антропоцентрический элемент. Сергей придает механическим созданиям, способным лишь нелепо и тупо работать вхолостую, некое подобие мышления.
Личность развивается в связи с возникающим в ее жизни внутренними противоречиями. Ребенок интуитивно пытается осознать свою новую социальную позицию, свое "Я". Свидетельство тому: теснейшая, даже страстная внутренняя связь между живыми существами и неодушевленными предметами в рисунках Сергея, их полное смешение.
Сергей Емельянов
Рисунки. "Дверь в лето". Белгород. 2002 г., 48с.
Издание второе. (изд. Первое "Дверь в лето", 1999г.)
рисунки на странице: http://www.belgorod.ru/em/risi.htm