Под копыта коня время бросило луг,
  
  Красным небом объят их апостол раздолья,
  
  Говоришь по траве не услышим мы стук?
  
  Так ты сам посчитай у травы поголовье!
  
  Говорят, я мечей обнажить бы не смог,
  
  А коса у седла - знать дурная примета,
  
  Там была голова от собаки и смета,
  
  За дела и молитвы, за виру, за "за!".
  
  И не смей отпускать перед гонкой глаза!
  
  И не смей говорить мне, что "это" - не "это"!
  
  Тихо ляжет ладонь на щитки мертвеца,
  
  Голубые глаза - не искупят цвет неба,
  
  Но бежит по щеке светлой девы слеза...
  
  Просит дева у Смерти не смерти, но хлеба...
  
  Стылый рыцарь смешон, он смеется трясясь,
  
  Но тепло у ладони - слов разных теплее.
  
  - Едем, дева, домчу до домов не таясь.
  
  - Дядя, дайте поесть, я ж была королева...
  
  Призадумался рыцарь,
  
  - Не дам, ешь траву! Видишь -
  
  Кромкой ковыль будто стрелы и вены,
  
  Я собрал в твоем царстве чудную батву,
  
  Свиньям корм будет дорог...
  
  Подстилкой для хлева.
  
  Девы лик исказился, сверкнули глаза:
  
  Я убью тебя рыцарь и съем твое пони.
  
  Рассмеялся мертвец:
  
  Так ты ж жрешь лишь сердца,
  
  А я - смерть и металл, -
  
  У тебя меня море.