Аннотация: Когда наступит Апокалипсис, Господь останется в одиночестве.
Из глубины все видно очень хорошо. Вода прозрачная, мелкий песок мраморными волнами, камешки гладкие... На поверхность водоема садятся утки, чистят перья, плавают и ныряют, смешно перебирая перепончатыми лапами, а затем улетают.
Ты лежишь на дне, связанный, с заклеенным и забинтованным (для надежности) ртом, таращишься расширенными и покрасневшими глазами вверх, ловишь косые лучи солнца, погруженные в синюю воду... Твои мышцы ноют, силясь разорвать крепкие путы, они такие тугие, что не дают плечам расправиться, а груди - вдохнуть в легкие воды и умереть. Сжатые ребра тихонько скрипят, а босые ноги исполняют на мраморном песке бессмысленный танец, зарываясь и оставляя хаотичные борозды.
Ты все еще пробуешь вдохнуть воду, весело плещущуюся у самых ноздрей, но зря мечтаешь о смерти. Ты бессмертен... и у тебя полно времени на дне для размышлений обо всем, что с тобой случилось. Что полетело кувырком сразу на бешеной скорости, а что постепенно латалось вкривь и вкось, незаметно для твоих глаз... Они краснеют все больше и больше.
Пройдут века в сосредоточенных размышлениях, в самокопании и грубо рвущем все на лоскуты и полосы самоанализе. Песок побуреет, а вода загрязнится, утратит кристальную прозрачность и скроет от тебя взрывы и катаклизмы, происходящие наверху. Солнце задохнется за радиоактивным облаком, и только тушки мертвых уток, идущие ко дну, станут откровением и дадут понимание. Знание... умножающее скорбь.
Отравленная кислотными осадками и солями тяжелых металлов вода, в конце концов, разъест твои крепкие тысячелетние оковы, ты разорвешь их и отстегнешь от онемевших ног огромную полусферу, прижимавшую тебя к морскому дну, и устремишься вверх, быстрее и быстрее, во вселенском нетерпении.
Вынырнешь, покрытый масляной пленкой нефтяных отходов, вырвешься в гадкий покалеченный мир, вдохнешь токсичный воздух, но не почувствуешь в нем ни жжения, ни смертоносности. Ты забыл вкус чистого воздуха, ты вкушал его слишком давно. И сравнение умерло в твоей голове вместе с небом, оно страшного свинцового цвета, одна сплошная озоновая дыра. Коротковолновой ультрафиолет бьет тебя прямо в нежное беззащитное лицо, вышибая из клеток свободные радикалы, но ты бессмертен, и язвы, покрывшие твое тело, скоро сами вскроются, высохнут и отпадут тонкими шелестящими слоями мертвой ткани.
Обнаженным ты будешь ходить по развалинам, разыскивая последние следы погубившей себя цивилизации, и ни одной живой души не встретишь. Напрасно ты будешь ждать смеха и клеветы, возводимой на голого клоуна посреди груд мусора и пыли, никто пораженно не ткнет пальцем и не засмеется.
Еще целую вечность бродить тебе по сожранному атомным грибом раю, вопрошая грозно нависшее небо о своей судьбе последнего хранителя. И твое "зачем?" будет вторить эхом твоим шагам - единственному, что будет слышно в наступившей мировой тишине. Пока ты не вспомнишь все, о чем предпочел забыть. Пока память насильно не вытолкнет тебе правду.
Твоя старая обида, твоя печаль, твое уныние и воспоминание о суде и последовавшем приговоре... все увязнет, захлебнувшись, в тишине. Но даже сожаления об упущенной возможности погибнуть вместе со всеми у тебя нет. Ты бессмертен, ты не образ и не подобие сотворившего тебя. Ты - Творец, тот самый, в пустоте своего величия. Тот, кто невидимым ходил среди людей, но однажды был раскрыт, пойман, подвергнут истязаниям и казнен... казнен через повешение, а затем сожжение. Но ни петля, ни огонь тебя не взяли. И сырая земля тоже не приняла. Поэтому ты был брошен в воду...
За что? За всё, что делало тебя богом. За то, что ты не таков, как твои овцы. За то, что обделен смертью, которой дети твои так страшились. С уродливыми печатями страха они и пришли убить тебя, чтобы не было никого выше их, чтоб все были равными. С этой целью они убили и животных... чтоб не было низших. И все стали равными. А потом началось кровопролитие, бесцельное, беспрерывное и ужасающее в своей бесконтрольности.
А теперь? Теперь не осталось никого. Но ты - все еще Бог, что мог бы исцелить напитанную ядом землю и заселить ее заново чистым и светлым разумом. Бог, что вытерпел эру греха и боли. Ты мог бы вдохнуть душу в новую плоть, очищенную от старой скверны.
Но ты садишься у черного водоема и погружаешь в него свои израненные стопы. Ты молчишь. Ты презираешь. И ты не хочешь. Ты не начнешь все сначала. Ни красота, ни свет, ни новые чувства, порожденные новыми небесными телами, не освежат эту землю. Ничто не спасет от нового тлена там, где было масштабное планетарное кладбище.
Она будет помнить. И ее солнце будет помнить. И звезды, как бы далеки они ни были... те, что видели разврат и агонию извращенного ума, его историю, от самого зарождения и до заката. Освещали чудовищный исход, химический апокалипсис. И видели изрытое язвами лицо уставшего Бога. Они свидетели. Они запомнят.