Посвящается персонажу Малышка, случайно попавшейся на пути главного персонажа, но очень быстро ставшей независимым персонажем со своим характером и причудами. Она часто приходит из неизвестности и уходит в неведомое, её пути бессвязны, по посвящены поиску, контролю и наблюдению за Нейро, обеспечения с ним связи со стороны _____ и информационной поддержке. Со временем она просто из инструмента _____ стала независимой персоной с собственными желаниями и целями, но проблема поиска Энерела Стайна среди бесчисленных миров всё равно осталась для неё главной. Она видела его как Нейро, она видело его как НАНО, как нэка, мага, псиона, вампира и в десятках других обличий. Она видела смерть его близких и сама стала ему большим, чем одной из многочисленных теней за спиной. Спасибо этому персонажу за то, что помогла вывести главного героя из жизненного тупика, в который он угодил вопреки моей воле. Этот рассказ о том, как она впервые появилась на страницах моих историй.
Здесь всё потеряло смысл. Здесь нету нормальных людей и нет места доброте, любви, чести. Здесь царство приказов, военных и дисциплины. И мы -- её винтики. Мне стёрли память о прошлом, моё тело изуродовали и изменили. Всё что я помню -- белый потолок, лампы и закрытые масками лица врачей со скальпелями в руках, периодически появляющиеся среди небытия. Меня заставили жить на границе между жизнью и смертью. Это был военный эксперимент, в котором превращали человека в боевую машину, основываясь на исследованиях изменения людских возможностей в момент смерти. Меня насильно поместили в предсмертное состояние, нашпиговали всё тело ампулами и токсинами, мне поломали и переделали все суставы, даже строение скелета не осталось прежним. Мёртвой плоти не нужна пища, но она всегда умирает, причиняя невыносимую боль во всём теле сразу. Меня держат в состоянии боли, лишь изредка впрыскивая обезболивающее на время изнурительных тренировок. Меня заставляют учиться сражаться, использовать все виды оружия. Один из учёных коротко объяснил мне после одной из тренировок, что сколько бы я не сопротивлялся -- участь моя не изменится, просто меня убьют раньше, а значит -- остается жить, главное -- выжить. И если для этого требуется научиться убивать, то не стоит этому сопротивляться.
Мёртвое тело не чувствует усталости, поэтому изнурённость определяется эффектом влияния обезболивающего. Мои руки выкручиваются во все стороны, моя гибкость недостижима гимнастам. Скорость реакции и движения у умирающего человека возрастают в десятки раз, как и сила. А если умирание бесконечно? Вскоре появился второй. Потом третий. Когда нас набралось пятеро, то нас стали вывозить на полигоны и тренироваться в боях с людьми. Цена жизни равняется здесь нулю.
Вскоре нас перевели на какую-то станцию и каждому отвели по "доку", в котором постоянно подавалось минимальное количество обезболивающего для поддержания целости психики. Ведь боль тоже может её разрушить. Вновь прибывших заново учат ходить. Нас учат боевым искусствам и владению оружием. Нас учат говорить и учат культурным манерам. Нас отправляют эскортом вместо охраны, вколов спасительную дозу и нарядив в пиджаки. Все наши раны аккуратно залечиваются. Все наши промахи жестоко наказываются. Мы стали совершенной, идеально отлаженной командой убийц. У нас нет своей воли, всё что мы можем желать -- новая доза обезболивающего. Всё что мы можем делать -- выполнять приказы тех, кто его даёт.
Специально для нас разработали новые типы оружия: многоствольные ружья, ручные ракетные комплексы, складные пики и алебарды. Мы не чувствуем боли от ран, нас невозможно обжечь или заморозить, потом у что сознание не воспринимает происходящее, как повреждение. В один из бесконечных дней нам привезли нескольких новых нейро(как они называли нас) с порядковыми номерами 11, 12 и 13. Вместе с ними доставили прототипы ганблейдов. Это были усиленные УЗИ, у которых вместо обоймы торчало лезвие катаны. Первые образцы очень быстро ломались. Потом появились новые -- их обойма-лезвие перекидывалось наверх, превращая ствол в гарду. Такие образцы ломались почти мгновенно, но они привозили всё новые и новые конструкции. А потом перестали. Мы никогда не знаем, когда нас пошлют на задание. Жалкие остатки наших чувств позволяют лишь осознавать что мы все пока живы.
Привезли ещё троих нейро. И большие ящики, в каждом из которых было по одной паре ганблейдов. На каждом был проставлен номер. Мой номер -- шестой. Они совершенны. Все. Они провели сотни тестов. Ни один ганблейд не сломался и не вышел из строя. Ни одно оружие не смогло справиться с ними. Нас выставляли друг против друга. Выигравший получал большую дозу. Ганблейд выигрывали всегда. Даже небольшая в сравнении со стационарными пулемётами обойма не уменьшала их потенциал. Вскоре всем сделали униформу с креплением для ганблейдов. Невозможно сосчитать дни и лица, когда сознание тонет в бесконечной боли. Когда любое движение даётся сквозь боль, от которой люди уже умирают. Нас отправили на задание. Уничтожить секту. Каждому по прибытии вкололи по дозе и выдали ампулы с запасной дозой. Её может активировать только генерал, сидящий за многие мили от нас. Мы не можем их вскрыть. _Даже_мы_.
Стандартное оцепление. Небольшое дачное здание. В нём одна комната. Их тринадцать человек. Мы пришли к вам. Мы не будем как крысы стрелять из-за углов. Приказ -- уничтожить вручную. Они спокойны, обычно люди пытаются сбежать. Они уверены в себе, обычно люди теряются. У них есть мечи, им они не помогут. Прошло меньше пяти минут, а нас осталось на ногах только трое, против пятерых сектантов. Три мужчины, две девушки. Они двигаются почти как мы. Их мечи способны нас ранить и даже убить. Я остался один. Их двое -- парень и девушка, парень ранен, но всё ещё на ногах. Девушка совсем невредима, но она убила двоих из нас. Операция не была рассчитана на столь долгое время. Обезболивающее действует тем дольше, чем меньше движений мы совершаем. Боль подралась незаметно, меня начало скручивать изнутри и изображение перед взглядом расплылось за разводами боли. Аварийная ампула открылась и свежая доза влилась в кровь. Не знаю, кто и зачем это сделал, но спасибо ему за это. Парень расплылся в прыжке, моя рука с ганблейдом отлетела к стене. Или я умру. Или... девушка замерла, когда ганблейд коснулся её шеи. Она не видела, как изрезанный на клочки парень отлетел к стене. Она не сопротивлялась, когда я атаковал её. Она просто смотрела в мои глаза. Всё это время.
- Беги, - слова давались с трудом, хриплый голос не повиновался и выдавил лишь шипение. - Пока я не чувствую боли...
Она рванулась и побежала. В аварийных ампулах не то обезболивающее, что нам вводят обычно. Оно бесполезно, если его просто ввести. Чем больше мы двигаемся, чем больше мы убиваем, тем эффективнее оно действует. Стоит остановиться и боль вернётся с умноженной силой, если не заставить себя сражаться -- конец. Впрочем нам всё равно не дадут умереть, мы дороже чем любые игрушки правительства.
На базу вернулось лишь 12 нейро. С тех пор они не привозили никого. Оставшихся в живых пометили лучшими и оставили жить. Жить, чтобы убивать. Они заменили обезболивающее на кратко действующее, но перекроили нас так, что убийство давало нам силы и гасило в нас боль. Хочешь жить -- убивай. Нас отправляли зачищать руины генных лабораторий и террористические базы, мы охотились на пиратов и сеяли ужас во вражеских лагерях. День за днём. Год за годом. Охота на конкретных людей в городах. Наше обоняние чувствует их за многие вёрсты. Охота за секретными данными. Мы видим подделки насквозь. Операции без шансов на успех -- наше шестое чувство подсказывает нам будущее.
Нас осталось лишь пятеро, наши тела -- сшитые клочки тел, наши лица -- уродливые пародии на людей, наши волосы -- белее снега, наши глаза -- бездна боли и осознанной жажды смерти. Лимузин остановился у порога правительства. Нам ввели дозы. Мы чувствуем, что это конец, но мы не можем ничего им сказать -- боль затыкает наши слова. Здесь нас ждёт смерть, и мы понимаем это. Там, куда мы идём, нету людей. Мы не знаем, что там за существа. По приказу -- зачистить секретную разведывательную базу правительства. Двери открылись перед нами и мы вышли из лимузина. Такие машины не привлекают внимание, а уродливые люди в чёрном -- наверняка просто чья то охрана. Нам открывают все двери, нам не говорят ни слова. От нас разбегаются в страхе и уступают путь. Стальная дверь, запертая на десятки замков. Перед нами выкатился спецназ и навёл на нас оружие. Убийство уменьшает боль. У одного из нас -- новый прототип обоймы, в нём лазерный генератор и металл светится при росте способностей, а чем больше желание убивать, тем больше мы можем. Мы можем двигаться со скоростью света, но лишь когда захотим. А хотим всегда, но можем лишь когда нету боли. Нету боли когда убиваем. Значит надо убивать. Жидкие остатки двери сползли на пол, разъедая останки спецназа. Двери лифта захлопнулись за нашими спинами и начался долгий спуск. Перестала работать связь. Системы переключились на внутреннее управление -- теперь мы сами можем впрыскивать аварийные дозы, но если это сделать сейчас -- мы умрём. Мы не знаем, зачем нам жить, но мы всё ещё хотим выжить.
Двери лифта открылись и дождь свинца и лазерных лучей обрушился на лабораторию. Они шли на нас толпами. Сотнями. Тысячами. Люди, нелюди, монстры, люди на наших глазах превращавшиеся в монстров. Клинки мерцали в воздухе без остановок, мы потеряли счёт минутам. Их тела рассыпались поначалу крошкой и просыпались в щели в полу, а затем перестали. Мясорубка. Мы были счастливы. Мы чувствовали себя людьми, хотя мы не помним уже какого это. Какая разница, что для этого приходится убивать. Мы наконец-то вновь не просто клочки боли. Этаж. Ещё один. И ещё. Мы спускаемся всё ниже и ниже, вырубая бесчисленные толпы живых существ. За нами остаются лишь горы трупов и разбитого оборудования. Они сопротивляются, о да, они стреляют в нас, они пытаются ранить нас, они пытаются уничтожить нас, но какое нам дело до столь жалких попыток! Мы сейчас -- боги смерти. Последний этаж, последняя комната. Последний человек. Только сейчас я осознал, что остался один. Я не заметил, как упали раздавленные натиском существ остальные нейро. Даже если и так, я отомстил им за них. И отомщу вновь. Только здесь больше некому мстить. Больше сорока огромных этажей трупов. Лифт поднял меня наверх, всё ещё не чувствующего боль. Из моих глаз катятся слёзы -- мне больше не с кем будет беседовать. Никогда. Возвращается боль. Открылись двери и в шею впилась ампула. Сознание потонуло в океане боли.
Этот мужчина в военной форме пришёл ко мне утром на следующий день. Я стоял в доке и сознание почти не воспринимало происходящее. Он говорил, что разработали новый тип нейро. Он говорил, что сегодня вечером меня казнят за измену. Он говорил, что в этих трёх ампулах на столе -- старое обезболивающее, с дозой почти на год, новое в небольшой дозе и ампула-перевёртышь, способная избавить меня от боли. Она всего одна в целом мире. Никто не знает, как она работает.
Он ушёл. Волоча за собой провод, подающий обезболивающее, я выбрался из дока и с трудом, преодолевая боль собрал ганблейды себе из оружия бывших друзей. Рукоять третьего. Обойма четырнадцатого. Ствол седьмого. Курок десятого. Простите меня за всё. Спрятав в руке ампулы и прицепив обезболивающую к плечу, повесив за спины ганблейды я поставил подачу обезболивающего на минимум, чтобы только не умирать от боли. Не знаю, зачем делаю это. Но я должен жить. Все мы мечтали выжить. Об аресте пока не объявили, значит надо идти. Я не знаю куда. Я не хочу умирать. Боль застилает глаза, заглушает все звуки и гасит все чувства. Моя дорога в катакомбы базы. Здесь сотни дорог и никто не знает, сколько их ещё притаилось в тёмных трещинах скал.
Каждый шаг даётся огромным усилием воли. Каждый вдох разрывает грудь. Мне приходится обходить дороги и города. Лес шумит вокруг свежим дыханьем природы. Времена года сменяют друг друга в круговороте природы. Звери и птицы живут своей жизнью вокруг меня, растения растут вверх на моих глазах. Меня нашла в лесу маленькая девочка, еле-еле бредущем сквозь чащу. Я не заметил её. Лишь когда меня окружила толпа вооружённых мужчин и стали проверять мою реакцию на летящие палки я осознал, что меня нашли. У меня нету сил драться с вами, мне нужно просто идти... одна из палок попала в ампулу на плече и боль поглотила меня.
Сознание вернулось ко мне, пробравшись через пелену боли. Надо мной деревянный потолок, подо мной -- мягкая кровать. Рядом сидит девочка. Она сейчас спит, обняв плюшевую игрушку. Даже без ампулы ко мне вернулось сознание. Это невозможно. Такого не может быть. Сознание людей не способно прорваться сквозь эту боль... Странно, даже мысли могут свободно течь, не взирая на эту адскую боль. Надо попробовать пошевелить рукой.
Когда я вновь пришёл в себя, за окном была звёздная ночь, а лунный свет узкой дорожкой пересекал кровать. Я долго лежал и смотрел на звёзды. Надо уходить. Надо встать. Надо пошевелить рукой. Адская боль вновь заглушила сознание, но рука поднялась. Теперь медленно, шаг за шагом. Сквозь муки, сквозь боль, мимо смерти, взять ампулу, закрепить, открыть клапан... подняться на ноги с подключённой ампулой обезболивающего оказалось намного проще, чем без него. Наружу, на воздух. Шагать осторожно и не спеша, прорываясь сквозь боль и мучения.
Прекрасно звёздное небо, но шестое чувство говорит, что мне недолго осталось смотреть на него. Сзади подошла женщина, выглянула из-за спины.
- Ты простудишься, - накинула на меня плед. - Мы позвонили в город, утром за тобой приедут врачи и отвезут туда, где тебе смогут помочь.
Люди не знают кто я, для них просто калеки. Нас заставили ходить как людей, пряча подвижность суставов. Нас заставили дышать как людей, хотя мертвецам бесполезен воздух.
- Они уже здесь, - мой голос звучит так тихо, что даже я сам не слышу его.
Женщина скрылась в доме и вскоре вернулась, держа в руках моё оружие.
- Сегодня красивое небо. Я скажу дочке, что тебя отвезли в больницу. Постарайся не разбудить её.
Она оставила ганблейды прислонёнными к дверному косяку и ушла в тёмный дом. Плед соскользнул с моих плеч под порывом ветра. Почти падая от боли я увеличил подачу обезболивающего до боевого режима. Две других ампулы на месте. Я поднял ганблейды и закрепил за спиной. На фоне ночного неба стали появляться фигуры людей, бесшумно подъехала машина. Из неё вышел какой-то генерал и машина уехала.
- Ты предал свою страну. По решению трибунала тебя ожидает смертная казнь. Приговор будет осуществлён нейро второго поколения. Они намного эффективнее таких отродий как вы.
Его спокойный самоуверенный голос шёпотом прокрадывается сквозь раздираемые болью барабанные перепонки. С его последними словами рядом приземляется спрыгнувший с крыши юноша с красивым белоснежным лицом, в чёрных очках и ганблейдами за спиной. Он выпрямляется во весь рост и наводит на меня ствол ганблейда. Генерал ухмыляется, победа уже за ним. Его ухмыляющееся лицо сползает на землю отдельно от головы. Парень осыпается грудой кусочков тела. Над крышами домов всё новые и новые тени осыпаются как разбитое стекло. В последние мгновения действия обезболивающего я успеваю прыгнуть в текущую по деревне реку. Вода подхватывает меня, задыхающегося от боли и уносит с собой, прочь от десятков изрубленных тел.
Шаг за шагом. Через боль и мучения. Природа смеётся вокруг. Она радуется жизни, которую отняли у меня. Ей безразлично, что в сердце дикого леса плетётся еле переставляя ноги одинокий нейро -- выброшенная жертва бесчеловечного эксперимента. Капля за каплей сочится в застывшую кровь обезболивающее. День за днём я совершая шаги, не зная куда иду. Когда в третий раз зима вступила в свои права в глубине леса, мне попался на пути охотничий домик. К лету я поднялся на ступени. Это было ужасно. К зиме я запер за собой дверь и упал. Сознание вновь поглотила боль.
Не знаю, сколько длилась агония, но до сознания долетели женские крики и шум, ругань. Когда удалось приоткрыть глаза -- надо мной были склонённые два женских лица -- одно незнакомое, а второе... та девушка, которую я отпустил. Она всматривалась в моё лицо, пытаясь найти там признаки жизни. Боль снова поглотила мир. Меня куда-то несли. Мне что-то прикладывали. Мне говорили и меня спрашивали. Мне не понятно ни слова, у меня нету сил прорваться сквозь эту боль и понять их. Долгое время они навещали меня, их голоса становились тише, старее. Потом они перестали сюда приходить, а в доме стали завывать ветры. Я вспомнил, когда ещё видел её лицо. Там, у дома правительства. Когда мы поднимались по мраморным ступеням. Она стояла в нескольких шагах от меня. Она знает, что там случилось по официальной версии. И она понимает, сколько там было лжи. Наверно поэтому она оставила меня в живых. Вряд ли она простила меня. Такое редко прощают.
Когда я упал с крыльца и мне не хватило сил встать, то я понял, что дни мои сочтены. Эта боль не оставляла никаких шансов.
Мягкий белый свет струился с потолка, отражался от стальных стен. Кто-то установил дозировку на боевой режим. В сравнении с тем адом который я вытерпел, эта боль теперь для меня -- ничто. Встать. Ганблейды заботливо прислонены к стене. За спину их, это последняя память о прошлом. Дверь в коридор.
Я просто стоял и сквозь боль пробивалось осознание происходящего. Я не на земле. Она подо мной. В иллюминаторе. Что-то не так. Люди не могут строить такие корабли. Значит... лабиринт коридоров петлял передо мной, и чем дальше -- тем прозрачнее становились стены. Гигантский корабль, хитросплетенье труб и геометрических фигур. На концах иногда непрозрачные модули. А в коридорах ходят какие-то существа -- от людей до амёб. Через несколько поворотов моему взору предстала огромная зала, в которой шли по своим делам сотни различных существ, в том числе и такие, какие обитали под зданием правительства. Они на ходу превращались в других, они входили в кристаллы и исчезали, они появлялись из дыр в полу и из других кристаллов, они общались между собой и вся эта масса растекалась в десятки различных коридоров.
На балконе напротив меня появились нейро. Такие же, как и те что были в деревне. Они озирались по сторонам в поисках кого-то. Надо бежать. Обезболивающее ещё работает, значит у меня есть шансы. Меня заметили. Сумасшедшая гонка по коридорам. Прыжки и кульбиты, их суставы менее подвижны, а это даёт преимущество. Боль отошла на второе место, сейчас главное в них попасть. Нескольких удалось ранить издалека, но они всё равно продолжали преследование. Впереди в коридоре попались двое. Взрослая женщина, больше похожая на кошку, и рядом с ней девочка лет десяти, у кошачьими ушками и хвостом. За моей спиной загрохотали выстрелы. Нейро застыли в конце коридора. Я шатаясь отошёл от матери с дочкой, еле двигая повреждёнными руками. Упал на колено. Девочка смотрит на меня удивлённым взглядом, с интересом рассматривая моё лицо. Она понимает, что ей только что спасли жизнь, но не понимает что происходит.
- Прости малышка, - мне надо бежать прежде, чем они пустят вторую очередь.
Они прекратили преследование. Действие обезболивающего стало подходить к концу, адская боль вновь ворвалась в моё тело. Я вылетел в зал, похожий на прошлый. В зале было несколько нейро, но они не подняли на меня оружия. Посреди зала появилось изображение мужчины, который вызывал какие-то странные ассоциации, будто когда-то, в другой жизни, я видел его. Но боль заглушила всё. Он начал говорить... я бросил всю силу воли на то, чтобы не упасть и удержать сознание. Он говорил что у него ко мне деловое предложение, что мне больше не нужно с ними сражаться, он сказал... Пол приближается медленно. Боль пронзает всё тело, отбирая контроль.
Сознание вернулось ко мне в мягком кресле в прозрачной комнате, этот мужчина сидел передо мной и крутил в руках ручку.
- Очнулся?
Мне опять кто-то впрыснул боевую дозу.
- Что тебе надо? - язык слушается меня и будет слушаться ещё долго, если не двигаться.
- Видишь вон ту планету?
- Да...
- Это твоя планета. А мы - _____, раса живущая в космосе. Мы занимаемся скрытой экспансией на другие планеты, для обеспечения жизни там нашим гражданам. В отличии от прочих живых существ, мы можем менять свой вид как угодно, но не мгновенно конечно же. Ты уничтожил нашу базу на этой планете и понесёшь наказание. Мы живём вечно, но тела которые мы себе выбираем подтверждены таким же болезням, как и настоящие. Если нас в этом теле убить -- мы умрём как и любые другие существа. Впрочем говорить, что у нас есть -- ошибка. У нас нет первородных тел, мы всегда выглядим просто как кто-то. Ты меня понимаешь?
- Да...
- Ваша планета была в наших планах давно, она очень удобно как перевалочный пункт -- замена этому. Внедриться в планету проще, чем строить новый транспортно-развязочный узел. Но ваше правительство выявило нас и бросило против нас нейро. Вы методично уничтожали всех, кого мы пытались послать. Все, кого ты убил -- не люди. Ты убивал нас, _____ов. Поэтому мы заменили вас на своих -- все те нейро, что сейчас на планете, это наша попытка воспроизвести вашу технологию. Но похоже наши нейро -- лишь жалкая подделка по сравнению с настоящим. Но нам нужны эти способности нейро, потому что они больше всего подойдут для решения большинства наших проблем -- неповиновения на планетах, расширения баз на диких планетах, зачистка от диких существ астероидных зон, туманов. Ты очень нам пригодишься, сечёшь?
Мне остаётся только кивнуть.
- Поскольку мы не хотим, чтобы ты нападал на нас больше, мы предлагаем тебе сделку -- ты работаешь на нас и беспрекословно выполняешь все наши приказы, а мы -- больше никогда не вмешаемся в жизнь этой планеты и этой галактики, даже за пределы нашего транспортного узла не выйдем. Но если ты хотя бы раз нас предашь -- от этой планеты останутся лишь ошмётки, как от тех кого ты убил.
Планета с такой высоты выглядит изумрудно голубым шаром, с разливами белых облаков и жёлто-зелёными пятнами суши. Меня никогда не учили принимать решения самостоятельно. Я всегда только выполнял чужие приказы. Я повернул голову в другую сторону -- сквозь прозрачную стенку за несколько коридоров от нас стояло прижав нос к стеклу спасённая мной малышка и смотрела на меня, как на нормальное существо. Если меня смогут принять здесь, то почему бы и нет.
- Я согласен на ваши условия.
- Хорошо, мы подберём тебе лучших наших нейро в команду. Кстати береги своё обезболивающее, у нас нету такого и негде его достать.
Много позже я узнал, что голос сопровождавший меня во многих операциях принадлежал именно той малышке, окончивший академию наблюдателей и приписанной ко мне, как направляющая. Но когда кончатся обе ампулы, мне придётся либо умереть, либо уйти в вечный сон... либо использовать ту, что способна спасти от боли, но никто не знает -- какой ценой. И больше я её, наверное, уже никогда не увижу.