Аннотация: Написано это было довольно давно, издано в 2009 году в г. Орле,ISBN 978-5-91468-021-0, БВК 84,4 М79, жанр, как я думаю -альтернативная реальность. Хотелось бы получше изучить мнения...
Пётр Моршанцев
ЭХО ВТОРЖЕНИЯ
Фантастический роман
ОТ АВТОРА
В черновом варианте произведение было написано еще летом 1983 года и по объему оно казалось небольшим. Идея написания пришла в голову как-то сама со-бой: поставить среднестатистического, простого "советского человека" в фантасти-ческие условия и представить, предугадать его действия в этих условиях. Причем, чтобы он действовал не так, как предписывалось идеологическим воспитанием, а исходя из основанных на его житейском понимании моральных принципов. Для этого, не скрою, и это понятно, попытался для начала представить в этих условиях самого себя. А потом как-то пошло-поехало и в течение каких-то полутора месяцев, не очень то и интенсивных занятий в свободное от основной работы время, я это произведение и соорудил. Причем, по сути, совсем не для того, чтобы издавать его, а в основном для прочтения друзьями. Ибо в те времена, для того, чтобы что-либо издать, даже мелкий рассказик, нужно было или состоять в Союзе писателей СССР, а для того чтобы вступить в этот союз, нужно было иметь публикации, так что "куда не кинь - везде клин".
После прочтения набросков повести парой приятелей, рукопись благополучно пролежала в письменном столе до 1985 года, а после Чернобыльской катастрофы, я так и вовсе подумал, что мое произведение никогда не увидит света, и попросту решил про него забыть. Уж больно описание пустынного города ассоциировалось с покинутой после аварии, Припятью. И даже если бы я, вздумал предъявить рукопись в каком-либо издательстве, скорее всего, услышал бы упреки в плагиате, несмотря на любые уверения, что написано-то это все было еще за три года до катастрофы. По этим же причинам не брался я за окончательное оформление и позже. И уже даже в наши дни, когда можно издать все что угодно за свои средства, о публикации я не мечтал. Не мечтал, пока в рукописи это, так сказать, произведение, не прочла одна из знакомых, которая, застыдив в скромности, подвигла на продолжение.
Новый импульс к продолжению дала та неразбериха, порожденная развернувшимися в стране процессами, по сущности своей, демократией которые даже с натяжкой, назвать было бы не совсем этично. Захотелось представить хотя бы подобие общества, которое в какой-то мере отвечало бы идеалам менталитета страны и тем же, но действительным понятиям демократии, не с ее дикой анархией, а насколько возможно упорядоченными процессами. Такое общество, которое с неким налетом романтики, мне представилось.
И вот тогда родилось "ЭХО ВТОРЖЕНИЯ", название которого я применил при названии всего романа, а также эпилог, который, думаю, можно назвать прологом для дальнейшего развития фантазии уже у читателя.
Теперь, более чем, через десять лет после начала написания роман закончен. Хотя в процессе доработки возникли еще кое-какие идеи, которые наметили про-должение, но боюсь, как бы на это не понадобился еще один десяток лет.
Произведение, я даже не собираюсь отрицать, имеет явный и личностный налет утопизма, но кому не хотелось бы, помечтать об общественном устройстве планеты, способном не столько противостоять "злобным пришельцам", сколько обеспечивающем распространение человеческой цивилизации по просторам Вселенной. И такая утопия, по своей реалистичности, не кажется мне сильно отличающейся от мифического коммунизма.
КНИГА ПЕРВАЯ
ВТОРЖЕНИЕ
1
Голова объявила протест
Против изнасилования
"Историей КПСС"
И. Тальков
Рано утром вернувшись из столицы и приняв для снятия усталости душ, Вероника Сенявина созвонилась с тетей и сообщила ей о своем приезде. Тетю Елену Вероника практически считала матерью, так как в восемь лет лишилась родителей, и та воспитывала ее до настоящего времени. И только с год, как Вероника переселилась от нее в квартиру родителей, до того пустовавшую, и теперь они общались весьма редко. Теперь она проживала одна, что являлось "голубой мечтой" многих ее сверстников и сверстниц.
После душа она почувствовала себя несколько бодрее, но путешествие в плацкартном вагоне не очень-то располагает к крепкому сну, и она решила немного отдохнуть. Плотно позавтракав, она нагишом нырнула под одеяло и с легкостью на душе постаралась забыться сном. До начала занятий в столичном университете оставалось еще целые две недели, и теперь она с чистой совестью могла посвятить это время отдыху и развлечениям.
До вчерашнего дня настроение ее было не таким радужным. От последней сессии за нею тянулся "хвост" вовремя не сданного экзамена по истории компартии, который с неимоверными для себя усилиями ей, наконец, удалось "столкнуть".
При всем притом, что Веронику нельзя было назвать неспособной к изучению наук, именно эта дисциплина давалась ей с большой натугой. Просто она никак не могла понять смысла, зачем почти дословно и нудно необходимо заучивать формулировки повесток дня одного за другим съездов партии, да еще досконально помнить даты их проведения. По ее мнению суть этих формулировок, особенно где-то пяти последних съездов, практически ничем не отличались один от другого, разнились только хитросплетением фраз, отражающих одно и то же содержание.
Пионерско-комсомольским романтизмом, вроде "Взвейтесь кострами синие ночи... и Орленок, орленок, взлети выше солнца"... она уже переболела в школе, отдав им дань в совсем юные годы. И все равно она никак не могла понять, зачем ей, хотя комсомолке еще со школы, нужно забивать голову идеологией. В то время, когда имеется много других, не в пример более интересных научных дисциплин, вроде той же географии, биологии и генетики, все еще называющейся просто селекцией, которые она с энтузиазмом постигала и имела по ним отличные оценки. То же относилось и к другим изучаемым на курсе предметам, и только этот идеологический, стал для нее камнем преткновения. Можно было только завидовать некоторым ее сокурсникам, которые по остальным предметам имели троечки с натяжкой, но вот на экзаменах по истории компартии могли часами рассказывать о партийных дискуссиях, правых и левых уклонах, сыпать историческими датами тех или иных конференций. Но даже эти речи, довольно сносно адаптированные к упрощенному восприятию, никак не могли найти отклик в ее сознании. Ну не могла она себя убедить в том, для чего ей, будущему специалисту по генетике, может помочь история возникновения партии большевиков, и о чем первые ее члены совещались где-то там за границами Российской Империи, как бы эту империю разрушить. Если выразиться упрощенно, не принимала ее душа этой науки.
Когда за разъяснениями она обращалась к мужу тети, которого она, впрочем, очень уважала и считала отцом, тот несколько иронично улыбался и говорил: "Ком-мунистическая партия - идеологическая основа нашего государства, управляющая система, практически само государство. По этой причине все претендующие на высшее образование обязаны изучать ее историю, ибо каждый потом, теоретически, может стать руководителем если не государства, то одной из многих его структур. Таким образом, народ должен помнить и чтить, что именно под руководством коммунистической партии, в то время партии большевиков, народ избавился от тирании царизма, и строит теперь первое в мире коммунистическое государство. Другими словами, идеологическое воспитание подрастающего поколения должно обеспечить преемственность и дальнейшее поступательное движение к победе социализма во всем мире и построение коммунизма конкретно в нашей великой стране, воспитание патриотизма, стремление о процветании своей Родины". - Так в еще более упрощенной форме отец постарался разъяснить ее сомнения. - Если ты хотя бы в таких выражениях построишь свой ответ, думаю оценка, пусть и не отличная, тебе обеспечена!
Вероника, выслушав это разъяснение, сказала, что она и без знания истории компартии любит свою Родину и собирается в будущем трудиться для ее процветания. И считает, что роль партии в настоящем времени несколько завышенной. Если во времена революций это было оправдано, то сейчас такое внимание становится слишком навязчивым и перерастая в обычную ритуальность, причем возможно даже тормозя, таким образом, так называемое, неумолимое поступательное движение. Партийная идеология переродилась, можно сказать, в религию, а ЦК - в высший орган с Верховным жрецом, и тогда госу-дарство наше является клерикальным. И в то же время один из лозунгов правящей партии: "Религия - опиум для народа!" - опровергает саму идеологию коммунистической партии! - Выпалила Вероника.
- Ну вот! А говоришь, ни в чем не разбираешься, и понять не можешь! - Усмехнулся отец. - Только эти вот все свои выводы оставь при себе, и нигде и ни с кем такими откровениями я тебя настоятельно прошу не делиться! Экая у меня дочка свободомыслящая! - Она не знала, что у него есть основания ее предупреждать, как ни у кого другого. Отец ее служил в комитете государственной безопасности и привык, если и думать по-своему, то в то же время поступать так, как ему велят. И ему, как никому из простых граждан было известно намного больше о том, как это свободомыслие наказывается. Вот, например не прошло еще девяти лет, как замполит легкого крейсера "Сторожевой", капитан третьего ранга Саблин В.М. поднял на своем корабле мятеж, по примеру революционного броненосца "Потемкин", начала века, обвиняя руководство страны в том, что оно переродилось, отступив от первоначально-декларируемых ценностей и целей, погрязло в политическом болоте. И за этот мятеж Саблин был быстренько расстрелян.
Вероника понимала, что отец знает, о чем говорит и, всегда его советам внимала. Все эти воспоминания о перипетиях с пересдачей экзаменов чуть не испортили ей настроение. Но потом она отбросила неприятные мысли. Сегодня она свободна. Вместе с теткой-матерью она собиралась в кои то веки посетить театр. Она уже не помнила, когда последний раз видела новые спектакли, да и с матерью не виделась почти полгода. Что значат редкие письма, да и не более частые звонки из Столицы. И хотя Вероника считала себя уже вполне самостоятельным человеком, но семейного тепла ей несколько не хватало. Нет, когда они проживали вместе, Веронике было не на что пожаловаться, вниманием она обделена не была. И тетка, и ее муж всерьез считали ее своей дочерью, и отношение их к ней было соответственным. Просто она, возжелав жить самостоятельно, теперь сама понимала, что хотя и поступила правильно, но в то же, время слегка поторопилась. Ей как раз сейчас и не хватало этого семейного общения. Поэтому она и решила в первый свободный вечер увидеться с матерью, а не с кем-либо из подруг. Жаль, что папа - Михаил Ефремович не сможет составить им компанию. Как назло, он сейчас находился в Столице в командировке, и Вероника сожалела, что они с ним разминулись, ибо уехал он по-завчера, всю пятницу решал свои дела, а увидеться с нею собирался как раз сего-дня. А сегодня она уже дома. Раздумывая об этом, Вероника незаметно для себя погрузилась в сон.
Сон ей приснился почти с эротическим уклоном, свойственный ее девятнадцатилетнему возрасту. Многие ее подруги уже успели выскочить замуж, а кое-кто из них уже и развестись. Во сне она гуляла по вечернему, чуть пустынному городу в районе набережной реки. Темнели кроны деревьев близстоящей парковой рощи. Спутником ее на прогулке выступал какой-то симпатичный парень. Парень, которого ей нарисовало воображение, в настоящем которого просто не было, а во сне вот был, и полностью соответствовал ее придуманному идеалу. Вечер стоял теплый, в небе перемигиваясь, мерцали звезды, от реки, словно наяву, тянуло приятной свежестью. Парень галантно обнимал ее за талию и они, ступая в ногу, не торопясь, продвигались вдоль берега, временами, когда никого поблизости не было, останавливались, чтобы поцеловаться. Идиллия, да и только. Ей хотелось, что бы этот сон был подлиннее, и как можно дольше не оканчивался.
Но идиллия эта была неожиданно нарушена. Парочка гуляющих молодых лю-дей, как это бывает только во сне, оказались вдруг в чистом поле. Невдалеке темнел сосновый лес. Под ногами щетинилась стерня, оставшаяся от скошенной пшеницы. Издалека послышался басовитый свистящий гул приближающихся самолетов.
В небе сначала появились яркие бортовые огни летательных аппаратов, и затем из-за откуда-то взявшихся свинцовых туч выплыли сами самолеты, если так их можно было назвать. Носовые яйцеобразные, тонированные до черноты поляризованные блистеры кабин продолжались вытянутыми фюзеляжами, которые венчали странные хвостовые оперения со спаренными турбореактивными двигателями. Широкие короткие крылья несли в себе вертикально-расположенные турбины, занимающие почти всю площадь крыльев. Летательных аппаратов такой конструкции Вероника никогда не видела даже на картинках. Вдобавок ко всему, каких-либо опознавательных знаков принадлежности к какому-нибудь государству или ведомству, на них тоже заметно не было. В какой-то мере, они чем-то напоминали описание автожиров - гибридов самолета и вертолета, о которых Вероника как-то читала в журнале "Техника молодежи".
Звено этих летательных аппаратов приближалось со стороны леса. Впереди параллельно друг другу в четком строю летели два аппарата. Еще один был замыкающим. С их появлением на парочку молодых людей повеяло необъяснимой волной непонятной угрозы. Чем эта угроза оказалась вызвана, было не ясно, как не была ясна и ее природа.
От пары передних самолетов вдруг вниз протянулись вертикальные столбы ярко вспыхнувшего света мощных устройств, чем-то напоминающих прожекторы, но явно ими не являющихся, ибо диаметры этих столбов света, развернувшихся в конусы, в нижнем сечении оказались где-то метров в пять-семь. Световые конусы заскользили по поверхности земли, словно чего-то или кого-то выискивая. Веронике вспомнились рассказы о забаве некоторых нуворишей номенклатурного толка, обожающих развлекаться охотой на зайцев, в поле, при свете фар. Заяц, попавший в лучи света продолжает бежать вдоль него, не догадываясь и не пытаясь отпрыгнуть в сторону. А в это время захлебывающиеся от восторга "охотники" с машин в упоении стреляют по беззащитной мишени.
Сейчас Вероника отчего-то ощутила себя в роли такого вот зайца, только, слава богу, не попавшего еще в лучи прожектора. Уж больно ярка была ассоциация с такой бесчеловечной охотой. Разумным в такой ситуации было бы постараться скрыться среди деревьев, но дальний лес находился как раз в той стороне, откуда и приближалась непонятная опасность.
Эту опасность, видимо, осознал и ее кавалер. Взявшись за руки, они побежали, побежали по жесткой стерне в легких, прогулочных туфельках. Побежали в сторону от предполагаемого курса летательных аппаратов. Но те, словно разгадав замыслы бегущих, совершили крутой разворот и устремились следом, басовито подвывая. Вероника почти физически ощутила, как светящийся конус от прожектора нащупал ее, от необъяснимого страха она закричала и... проснулась.
Обнаженная она лежала на сбившихся простынях, а на прикроватной тумбочке ехидным басовитым гудением заливался звонок телефона. Мысленно выругавшись на этот импортный аппарат, квакающий вместо привычного треньканья, Вероника сняла трубку. Звонила тетя-мама Елена. С тревогой в голосе она просила поскорее включить радио. Передавалось важное сообщение. Вероника посмотрела на часы. Было ровно половина девятого вечера. Она чуть не проспала похода в театр. Но осуществить это мероприятие сегодня, видно было не суждено. По радио сообщили, что в городе внезапно разразилась непонятная эпидемия и всех жителей, с целью избежания инфицирования, просили не покидать своих квартир.
Еще не вполне оправившись от жуткого сна, Вероника в понятном остолбе-нении слушала странное сообщение. Словно, как говорится, "сон в руку". "Не по этому ли он мне приснился? - Подумала Вероника. - И что ожидать в дальнейшем? Похоже, только этим неприятности не закончатся!"
2
Страх - это предчувствие зла.
Диоген Лаэртский
Николай Мордовцев возвращался из командировки. Вагон слегка покачивало из стороны в сторону. Ощущался стук колес на стыках рельсов. Некоторая апатия от усталости и постепенно поднимающееся настроение от приближения к дому, смешались в сознании, создавая своеобразный гибрид нервозности и грусти.
Родной город приближался. Николай заканчивал чтение книги, которую захватил с собой ради развлечения. Книга была, как говорится, так себе, и он часто отвлекался, посматривая в окно, за которым сквозь ночные сумерки забрезжил знакомый пейзаж - поезд замедлил ход, подкатывая к станции. Состав несколько раз дернулся с приглушенным скрежетом и остановился.
Подхватив свой чемоданчик, Мордовцев выскочил на платформу. Зашипели тормоза, пробасил гудок, поезд чуть дернулся и, постепенно набирая скорость, от-правился. Николай осмотрелся, с удивлением заметив, что на платформе кроме него никого нет. По всей видимости, он оказался единственным пассажиром, со-шедшим с этого экспресса. Но не это удивило его. Он уже не раз приезжал из ко-мандировок в подобное время суток и всегда, уже на платформе, его встречала привычная сутолока: узлы, чемоданы, чемоданчики, снующие туда-сюда люди.
На сей раз, платформа оказалась пуста. Совершенно пуста, если не считать двух расплывчатых фигурок вдалеке, у входа в здание вокзала. Это вызвало у него удивление. После обычного явления - обилия приезжающих и отъезжающих, а также шума, производимого ими, его удивила тишина: почти мертвая тишина, воцарившаяся после отхода поезда. Не было слышно шума двигателей локомотивов, гудков маневренных тепловозов, снующих по путям и формирующих товарные составы. Не слышно было стука и лязга в локомотивном депо, где обычно круглые сутки кипела работа. Там не светилось ни одного окна. Тишина была полной и интуитивно настораживала.
Вдобавок ко всему, подул легкий предутренний ветерок, неожиданно прони-завший холодной дрожью. Сам ветер не был холоден, видимо на нервы подействовала необычность обстановки. Николай постоял немного, стараясь привыкнуть к этой необычности и решив закурить, полез в карман за сигаретой. Шелест целлофановой обертки показался оглушительным. Он невольно вздрогнул. Щелкнул зажигалкой - те же ощущения: чувства обострились, и он вздрагивал от каждого шороха.
Возможно, сказывалась усталость от командировки, но все же не до такой степени, чтобы пугаться шороха своих шагов и скрипа ботинок. Затягиваясь сигаретой, Николай втайне надеялся, что на платформе кто-нибудь появится, развеет необъяснимое, слегка жутковатое впечатление от пустынности вокзала, так как единственным признаком жизни были освещенные окна залов ожидания и две неясные темные фигурки у дверей.
Захотелось поскорее оказаться среди людей, с их заботами и беготней, в атмосфере спешки, движения, сутолоки, стряхнуть с себя ощущение безжизненности, и он, зябко поежившись, быстрым шагом направился к дверям. Жадно устремив взор на одинокие фигуры, и подходя к ним, он вдруг невольно замедлил шаг, отчетливее разглядев их, и совсем застыл на месте, когда понял, что они собой представляют.
У дверей стояли военные, облаченные в защитные прорезиненные комби-незоны и противогазы, глазницы которых зловеще поблескивали. Руки в резиновых перчатках сжимали вороненые новые, словно со склада, автоматы с укороченными стволами и без прикладов.
Словно колючая электрическая змейка пробежала по позвоночнику, и Ни-колая пробил холодный пот. Он ожидал увидеть что угодно, но только не это. Странные, тревожные, страшнее одна другой, мысли проносились в голове: "Неужто война?.. Или авария?.. Утечка газа?.. И если газ, то почему я его не ощущаю?.." - Он не знал, какое из предположений брать за основу.
С трудом поборов оцепенение, он продолжил путь. Одна из фигур шевельну-лась, клацнул затвор, и черный зрачок автомата уверенно заглянул в его испуганные глаза.
Мордовцев похолодел и, словно споткнулся о невидимую стену. "Что это означает? Почему я не могу войти в здание вокзала?" - Он замер остановившись, без какой-либо команды. И видимо делал правильно: потому, что постовой, отвел автомат и вновь застыл в прежней позе.
"Что делать мне? - Думал Николай. - Так вот и стоять?"
Через некоторое время сомнения разъяснились. В дверях показался еще один военный, так же в полном защитном одеянии. Красноречивым жестом он потребо-вал документы. Именно так Николай понял его жестикуляцию. И, все еще находясь под впечатлением какой-то нереальности происходящего, протянул ему паспорт и командировочное удостоверение. Внимательно просмотрев паспорт, сверив фотографию с личностью и только мельком взглянув на командировочное удостоверение, военный их вернул. Жестом приказал следовать за собой. Мордовцев чуть удивился оттого, что они не вошли в двери, перед которыми стояли, а направились в обход основного здания вокзала. Обогнув угол, они приблизились к дверям линейного пункта милиции. Здесь также стоял часовой в полном противохимическом облачении. Он, однако, посторонился и пропустил их внутрь.
Они оказались в дежурной части. За пультом с телефонами, где обычно сидел знакомый Николаю лейтенант милиции Миша Яковлев, на сей раз, восседал стар-ший лейтенант в полевой форме внутренних войск. Он выглядел чрезвычайно занятым, так как что-то слушал по телефону и беспрестанно отвечал: "Без изменений!"
Маленькое помещение было пустынным, если не считать одинокой помятой личности лысоватого мужчины в не совсем свежем костюме и штиблетах на босу ногу, сидя дремавшего на дальнем конце длинной скамейки. Воздух был спертым, возможно оттого, что окна и даже форточки были закрыты, а под потолком витали густые клубы табачного дыма.
Сопровождавший Мордовцева военный стянул с лица маску противогаза, вы-тряхнул из нее влагу, расстегнул верхние букли противохимического костюма, обнажив краповые петлицы формы внутренних войск. Четким голосом он доложил офицеру о том, что доставил единственного пассажира последнего проходившего поезда, после чего скрылся за боковой дверью.
Офицер отсутствующим взглядом посмотрел на Николая, затем, словно очнувшись, моргнул и жестом предложил присесть. Некоторое время он был углублен в свои бумаги, после чего вновь обратил на него внимание, спросив документы. Он рассматривал их намного внимательнее, чем сержант, доставивший его сюда, особое внимание, уделив штампу прописки.
- М-м-да! - Буркнул он, возвращая документы. - Не совсем вовремя вы приехали! Лучше бы вы задержались в своей командировке!.. - Сказал он и на минуту замолчал, как бы раздумывая, что еще сообщить. - Ваш поезд был последним из тех, что проследовали через станцию после закрытия города.
Эта странная новость лишила Николая дара речи, которой он и так не пользовался уже с того момента, как распрощался с проводницей в вагоне. Но спустя несколько минут, ошеломление, вызванное гробовой тишиной на перроне и неожиданным известием о закрытии города, постепенно начало проходить, и он задал вполне естественные в данной ситуации вопросы:
- Что же все-таки здесь происходит? Почему закрыт город? Почему вместо милиции здесь вы?.. Все это в высшей степени странно и непонятно!
Старший лейтенант улыбнулся какой-то усталой, вымученной улыбкой.
- На все ваши вопросы я пока не могу дать ответов. Поверьте, я знаю не намного более вас. Не могу сказать вам ничего определенного, кроме того, что в городе вспыхнула неизвестная эпидемия, угрожающая жизни людей. На улицах появляться не рекомендуется, да теперь уже и запрещено, так как достаточно пятнадцати-двадцати минут пребывания вне зданий для того, чтобы человек лишился жизни. Отчего это происходит, пока непонятно. Поэтому власти запретили жителям покидать квартиры. Сейчас принимаются меры для доставки людей, которые по каким-либо причинам оказались вне дома, по местам проживания. Позже будут приняты меры для обеспечения их всем необходимым для жизни.
- Но я только что с улицы и ничего со мной не произошло! - Слегка удивился Мордовцев.
- Вы находились там семь минут. Именно столько времени прошло после при-бытия поезда до того момента, как вас привели сюда! Так что запомните все, что вам сказано. Сейчас я вас зарегистрирую, и вы пойдете в зал ожидания. Очень жаль, что народу там достаточно много. Специализированные автобусы уже начали развозить людей по домам, а иногородних по гостиницам. На это уходит много времени, так как приходится доставлять жителей почти к подъездам, а автобусов не хватает. - С этими словами он протянул Николаю желтый картонный талон и сказал:
- Это ваш пропуск и одновременно билет на автобус. Идите в зал ожидания. По прибытии домой, слушайте радио - по нему будут передавать необходимые инструкции.
Снова появился сержант, только уже без противохимического костюма и предложил следовать за ним. Объятый смесью страха и недоумения, впечатлением какой-то пугающей ненормальности, на ватных ногах и почти автоматически, Николай вышел вслед за сержантом и оказался в зале ожидания вокзала. Зал был переполнен, слышался гул голосов, доносившийся, словно сквозь вату - он еще не совсем пришел в себя.
Сначала Николай стоял в растерянности, не зная, куда ему идти, но постепенно к нему стало возвращаться чувство уверенности, тем более что в нем явственно начала пробиваться тревога о близких людях - жене и сыне. Он с опасением думал, дома ли они. Будет несправедливым считать, что он не думал о них ранее, просто только сейчас до него в полной мере дошла серьезность положения в городе. После этого он начал действовать уже осмысленно. Он искал телефон, чтобы позвонить домой. Служебные дела, по которым ездил в командировку, почти совсем забылись.
У телефона-автомата была длинная очередь. Николай простоял не менее часа и порядком поволновался, пока, наконец, смог позвонить. Номер был свободен, но трубку никто не поднимал и он чуть не пришел в отчаяние, когда телефон отключился, и в трубке возникла уже во второй раз испугавшая его тишина.
С холодной испариной на лбу, он вышел из телефонной будки и хотел напра-виться к другой, когда заметил, что такая же история произошла не только с его телефоном. Это отчасти успокоило, хотя предположения относительно судьбы семьи возникали в голове одно страшнее другого. Он успокаивал себя лишь тем, что жена не успела подойти к телефону, ведь было около пяти часов утра, но и это было лишь самоуспокоением, причем ничем необоснованным. Она прекрасно была осведомлена, что Николай должен приехать сегодня, да и вряд ли ее сон мог быть крепким в связи с новыми обстоятельствами. Так что он никак не мог найти себе места и потому начал потихоньку пробираться к выходу из вокзала - туда, где производилась посадка на спецавтобусы. Неизвестно, на что он надеялся, когда пошел туда, потому, как оказался последним из прибывших пассажиров, то соответственно и очередь на автобус согласно талону, была последней.
И все же ему повезло. Машинально Николай пристроился к какому-то длинному людскому потоку, который куда-то двигался, а куда, ему занятому своими мыслями было безразлично, важно то, что он двигался. Стоять на месте он не мог и не хотел. И даже почти не удивился, когда вместе с людьми вышел к выходу из вокзала, перед дверями которого желтел автобус с наглухо закрытыми и, возможно загерметизированными окнами. И по счастливой случайности, автобус направлялся в район, где находился его дом.
В автобусе находились два милиционера с противогазовыми сумками через плечо - они и осуществляли пропуск в это специфическое транспортное средство, отбирая талоны. Когда автобус наполнился, Мордовцев оказался притиснутым к водительской кабине и имел возможность наблюдать путь, по которому им предстояло ехать. Уже светлело, хотя погода обещала быть пасмурной, вокруг автобуса витал довольно густой туман, который, однако, не мог сильно затруднить движение транспорта.
Дверцы с шипением затворились, с гулким тарахтением взревел двигатель и, они тронулись. Николай присмотрелся к водителю. Молодой парень с очень бледным лицом - на него видимо действовала обстановка, суматоха и тревога, навеваемая странными и оттого страшными событиями.
Водителю, возможно, хотелось как можно скорее закончить эти рейсы по раз-возке пассажиров, и он старался гнать побыстрее, но автобус был переполнен, шел с натугой и, казалось, полз как черепаха. А чуть позже Николай увидел такие жуткие и непривычные картины, что у него на голове начинали шевелиться волосы и, он уже не удивлялся бледности молодого водителя.
То здесь, то там, на тротуарах и проезжей части улиц лежали тела людей. Лежали там, где их настигла смерть. Их уже убирали: иногда навстречу автобусу, а также и обгоняя его, проносились микроавтобусы с красным крестом на дверцах, медики в белых защитных комбинезонах и противогазах, военные в химзащите - подбирали трупы, стараясь в первую очередь очистить проезжую часть и складывали в сопровождающие их крытые грузовики, когда те переполнялись, то и просто на обочинах. Но трупов было много, они часто попадались на пути и, тогда водитель лихорадочно крутил баранку, стараясь подальше объехать эти темные пятна-фигуры, навевающие ужас. Николаю было страшно вглядываться в эти силуэты, хотя это и было невозможно на таком расстоянии, тревожась узнать в них кого-нибудь из близких или знакомых ему людей.
Наконец автобус миновал мост, который вел в его район, до дома оставалось совсем немного - всего 3-5 минут ходу, и Николай попросил его выпустить. Автобус остановился, он с трудом протиснулся к выходу, дверцы которого закрылись в ту же секунду, лишь только Мордовцев оказался на улице. Автобус тут же отъехал и через мгновенье Николай остался один. И вновь его поразила тишина. На него словно напал столбняк - он стоял, не имея сил двинуться с места, хотя четко сознавал, что рискует через некоторое время превратиться в труп. Тишина давила на мозг и ничто ее не нарушало. Исчезли куда-то даже ранее проносившиеся по улицам машины скорой помощи. Тишина давила, такая тишина - не поддающаяся описанию. В такой тишине ощущаешь себя хуже, чем в пустыне. С какой радостью он услышал бы сейчас лай собаки или мяуканье кошки. Но ни того, ни другого - пугающая мертвая тишина. Лист газеты, подхваченный ветром, прогромыхал, словно лист жести и тем самым вывел его из оцепенения. Почти бегом он пересек двор и оказался в своем подъезде. На счастье ему не попалось на глаза ни одного трупа. То ли здесь их не было, то ли их убрали соответствующие службы. В подъезде он слегка перевел дыхание и в нетерпении взбежал на свой этаж, на бегу доставая ключи от квартиры. Никто из соседей ему навстречу тоже не попался - по всей видимости, запрет на необходимо-принудительное затворничество для жителей действовал неукоснительно. Он по-звонил и нетерпеливо начал вставлять ключ в замочную скважину. На звонок не последовало какой-либо реакции, за дверью была тишина. Тем временем замок сухо щелкнул, дверь открылась и вот Николай на пороге своего дома. Сердце бешено колотилось, готовое выскочить из груди. Захлопнув за собой дверь, он заглянул в одну комнату, другую, на кухню, ванную - никого...
От нахлынувшей слабости ноги подкосились и он, не раздеваясь, стал опускаться на пол. Голова пошла кругом и в глазах помутилось. По-видимому, мозг, спасая от сумасшествия, выключил его сознание.
Приходил в себя Николай медленно и мучительно. В висках гулко пульси-ровала кровь, затылок саднило болью, как после чрезмерного возлияния. Тяжело разлепив веки, он увидел затененный, покрытый мелкими трещинами потолок. В руках и ногах ощущалась свинцовая тяжесть, мешавшая пошевелиться. Но постепенно кровообращение восстанавливалось, восстанавливались силы. Восстанавливалась и четкость мысли. Мордовцев начал замечать детали, которые впопыхах не заметил, ворвавшись в квартиру. А не заметить было трудно: обои на стенах коридора были совершенно ему незнакомы. Не могло их здесь быть - не клеил он такие никогда. Первой мыслью, которая пыталась объяснить это несоответствие, была та, что он попал в чужую квартиру. Но когда привстал и заглянул в кухню, то увидел свой старинный кухонный шкаф, покрытый позолоченными позументами, и который помнил с детства. Незнакомыми в кухне были только стол и четыре табуретки. Такой мебели у него раньше не было. Уж это он помнил точно. Николай поднялся, и прежде чем искать объяснение этим странностям, решил осмотреть внимательно уже всю квартиру.
В спальне все было почти так же, как и перед отъездом в командировку. Только их с женой семейная кровать была по-холостяцки узкой и отсутствовала детская кровать сына. Обои здесь были привычными. Опасаясь скоропалительных предположений, он прошел в зал-гостинную. Вот здесь было все непривычным, хотя Николай не сказал бы, что комната была обставлена не в его вкусе. Напротив, все здесь было именно так, как если бы он один обставлял эту комнату. Совершенно отсутствовало какое-либо влияние жены. Подойдя к книжному шкафу, он бегло осмотрел корешки книг. Большинство из них были знакомы, и только двух-трех собраний сочинений у него не могло быть, оттого, что в свое время не смог их добыть.
Не разуваясь и не раздеваясь, Николай присел на диван, закурил и, найдя пепельницу, бросил в нее спичку. Затянувшись сигаретой и выпустив клуб дыма, он попытался осмыслить положение. Обморок помог, сняв излишнее волнение, и он теперь мог думать уже более трезво.
"Ушла жена? Но тогда зачем ей понадобилось клеить другие обои в коридоре, покупать другую мебель на кухню, менять кровать в спальне.... Откуда у нее такие деньги и вообще..., в чем причина этого ухода?" - Это в его голове не укладывалось. Да и проделать все это она так быстро не могла. Ведь в командировке он был всего три дня. - "Переклеить обои, поставить новые книги, да и вообще все оборудовать в моем вкусе... Странно!.."- Как он не думал - никакого разумного объяснения не находил. - "А тут еще эта непонятная "эпидемия". Впрочем, с "эпидемии" и начались все эти странные события".
Затушив сигарету в пепельнице, Мордовцев отправился на кухню, только сейчас вспомнив, что со вчерашнего дня ничего не ел, а за окном уже темнело. "Долгонько же пробыл без сознания! - Непроизвольно подумалось ему. - Удивительно, что не захотелось чего-нибудь перекусить еще раньше, наверное, перенервничал больше чем надо, оттого и о еде позабылось". Получалось, что он голодал уже почти сутки. В чайнике вода была и, не зная пока, можно ли пользоваться водопроводом, он поставил его на огонь, не добавляя, свежей. Пока чайник подогревался, Николай пошарил в холодильнике. В нем также были продукты, которые он в него не клал, хотя купил бы их, если бы ему попались. Добавив этот факт к тем, что у него уже скопились, Николай отправился включить радио, ибо вспомнил напутствие старшего лейтенанта внутренних войск на вокзале. Нужно было послушать последние новости. В этот момент зазвонил телефон. Противная слабость разлилась в коленях, и он прислонился к косяку двери - "Что сулит мне этот телефонный звонок?.. И ведь телефон не работал утром!"
Телефон звонил, а Николай не мог сдвинуться с места. С трудом, сбросив оце-пенение, он нетвердым шагом подошел к телефону и снял трубку.
- Слушай! Еще нет и девяти, а ты уже дрыхнешь!.. Ты когда вернулся? - Раз-дался из трубки голос Владимира. Николай немного успокоился, ибо хоть этого человека знал, и теперь мог что-либо выяснить вразумительное. С Владимиром он был знаком лет с двенадцати, сейчас тот служил в милиции участковым где-то в пригороде.
- Утром! - ответил Николай.
- Как ты пробрался, ведь в полночь закрыли город? - Удивился Владимир.
- Я проскочил последним поездом. Слушай, ты случайно не знаешь, где мои?..
- Кто твои?.. Я тебя не понимаю!
- Как кто? Жена с сыном!.. - Теперь уже настала очередь удивляться Нико-лаю.
- Какая еще жена, да еще и с сыном? Ты, что умом повредился на почве "эпи-демии"?.. Или успел жениться за эти три дня, да еще и обзавестись ребенком?.. Ты меня удивляешь! Хотя бывает. Отдыхай, позвоню утром. Есть серьезный разговор. Спокойной ночи!
- Спокойной ночи! - Машинально ответил Николай и, услышав гудок отбоя, положил трубку.
На кухне вовсю свистел чайник, а Мордовцев туда не спешил. Разговор с Владимиром не только не разъяснил ничего нового, а наоборот, еще больше запутал. Из его слов можно было понять, что он - Николай Мордовцев - холост. Но ведь он отлично помнил, что уже пять лет, как женат. Теперь уже совсем не понимал, как все это можно объяснить.
Как в сновидении, он прошествовал в кухню и выключил газ. Чайник затих. Машинально приготовил чай и, машинально сжевал заранее приготовленные бутерброды, машинально убрал со стола и вернулся в зал, находясь как бы в заторможенном состоянии.
Закурив, включил телевизор. Когда тот нагрелся, стало ясно, что ни одна программа не показывает: видимо не работал телецентр. Николай его выключил и одновременно со щелчком выключателя, в голову пришла идея - семейный альбом. Да, альбом с фотографиями, который он начал комплектовать, как только закончил службу в армии. Николай открыл шкаф и, порывшись, нашел этот альбом. Замелькали знакомые фотографии, почти десятилетней давности. С невольным волнением он открыл страницу, на которой должна была быть запечатлена брачная церемония. "Но, что это?!" - Фотографий, посвященных свадьбе, в альбоме не было.
Думая, что он участвует в каком-то нелепом розыгрыше, Николай решил, что фотографии этого периода, а он всегда датировал все фотографии своей рукой и ставил подпись, из альбома кто-то изъял. Но потом пошли такие снимки, в которых, он уверен, никогда не позировал. И, тем не менее, на этих фотографиях был именно он - Николай Мордовцев, собственной персоной. Среди совершенно незнакомых ему людей, среди друзей, только убей его бог, он никогда не фотографировался в таком именно составе и в тот промежуток времени. А далее - он в обществе совершенно незнакомой симпатичной девчонки, снова среди друзей на пикнике - и, что самое удивительное: все фотографии были датированы его почерком и, на них стояла собственноручная подпись. И ни малейшего присутствия на фотографиях личности жены и сына, хотя он отлично помнил, что в альбоме должен был быть целый ворох таких фотографий. Вместо них здесь была масса совсем непонятных для него снимков, запечатлевших довольно длительный период времени, более чем, пятилетний. Если судить по альбому с фотографиями, можно было безоговорочно подумать, что на его жизненном пути никогда не встречалась девчонка Татьяна, которая потом стала его женой и родила сына.
Это было удивительным фактом, который невозможно было разумно объяс-нить. Николай не знал, что ему и думать и, в конце концов, пришлось призвать на помощь всю фантазию, на какую он только был способен. Вспомнилась уйма фантастических рассказов о путешествиях во времени, о параллельных мирах, в которых почти рядом с нами, разделенные тонкими перегородками из энергетических и временных полей, живут люди - такие же, как мы, а может быть и идентичные нам двойники, только события там текут совсем по другим линиям. Но что еще он мог придумать, чем объяснить все то, что с ним приключилось. Поэтому он взял за основу версию о том, что каким-то образом переместился в параллельный мир и сейчас находится на месте своего двойника, жизнь которого сложилась несколько иначе, чем его. От этого допущения Николаю стало даже как-то легче на душе - возможно в его родном мире и нет никакой "эпидемии" и не стоит беспокоиться за судьбу своей семьи. Но с другой стороны, как отреагирует другой "ОН", обнаружив у себя в квартире незнакомую женщину с ребенком? Да, ситуация не из приятных, во всяком случая для него. Как только представишь, что там может произойти.... И если еще перемещения эти произошли сразу по нескольким слоям параллельностей, да возможно и без вероятности обратного возврата - ведь какая путаница может произойти?
Время уже было позднее, а Мордовцев все еще в смятении чувств расхаживал по комнате и никак не мог успокоиться. Пепельница была полна окурков, в горле першило от табака - обычно он курил гораздо меньше. Необходимо было дать отдых телу и нервам. Наконец он начал раздеваться и, только сейчас обратил внимание на костюм, который был на нем одет. Николай мог поклясться чем угодно, что не имел такого костюма. Слегка подрагивающей рукой он вытащил из кармана паспорт и командировочное удостоверение. Паспорт был его, но номер не сходился с тем, к которому он привык, вписывая его в доверенности. Не было в паспорте и штампа о семейном положении. В командировочном удостоверении было проставлено предприятие, на котором он никогда не работал. Как объяснить этот факт: одежда, надетая на нем и документы, хотя и подтверждающие его личность, в то же время не могут быть его. Похоже, они с двойником "поменялись" даже одеждой. После некоторого раздумья, Николай решил, что такое вполне могло произойти и в сущности ничего страшного не предвещало, и поэтому можно успокоиться. А о том, как найти выход из положения, можно будет поразмыслить позже. Придя к такому выводу, он разобрал постель, из чувства мнимой брезгливости застелив ее свежим бельем, и разделся.
Уже улегшись и накрывшись одеялом, он потянулся к выключателю бра, когда ощутил еще что-то не совсем привычное. - "Обстановка комнаты? Да, нет, к этому я уже притерпелся. Тогда что же?" Николай снова потянулся к выключателю и, в ту же секунду его пронзила догадка. Он лихорадочно осмотрел свою руку. - "Да, так оно и есть!"- На руке не было привычного для него шрамчика, который он заработал еще подростком, врезавшись на велосипеде в стену дома и, который своим видом всегда напоминал ему об этом неприятном случае.
"Что же получается? - Стремительные мысли проносились в голове. - Выходит, что я - это не я! Получается, что мы с двойником не менялись мирами, мы поменялись лишь сознаниями. Технически это, наверное, даже и легче. Сознание, как бы то не было, скорее всего, энергетическая составляющая человека и этой энергетической составляющей вероятно легче проникать между мирами, чем самим физическим телам! Мое сознание вселилось в его телесную оболочку, а его сознание - в мою? А, может быть и не в мою, а в чью-либо еще, и уже этого третьего - в мою? С ума сойти можно, представив, что при существовании бесконечного множества параллельных миров, какая может произойти путаница при обменах сознаниями, и что может из всего этого получиться! И главное, каким образом можно вернуться назад?" Бурный мысленный поток, нахлынувший в мозг Николая, причем весьма далекий от при-вычной реальной жизни, грозил затопить разум и лишить сна на всю ночь. Не желая больше думать обо всем этом, и следуя старинной пословице: "Утро вечера мудренее!"- Он решил впервые в жизни воспользоваться снотворным, и уже несколько минут спустя, погрузился в тяжелый сон без сновидений.
3
Без истинной дружбы жизнь - ничто.
Цицерон.
Ранним утром Николай услышал во дворе тарахтенье тяжелого мотоцикла, выглянул в окно и увидел внизу милицейский "УРАЛ". За рулем сидел человек в легком противохимическом костюме Л-1 и в противогазе ШМС-2, позволяющим разговаривать. Через плечо у него висел автомат АКСУ. Мотоциклист заглушил двигатель, осмотрелся и спрыгнул с мотоцикла. Порывшись в коляске, он достал из нее большой, перевязанный бечевкой сверток в рыжеватой бумаге. Несмотря на объем, сверток не казался тяжелым. Поправив на плече автомат, мотоциклист направился к подъезду Николая. По походке, хотя она и была у него несколько неуклюжей из-за противохимического комбинезона, Мордовцев узнал в мотоциклисте Владимира. Вообще-то Николай ждал от него телефонного звонка, и никак не ожидал увидеть его самого но, тем не менее, поспешил в прихожую, чтобы открыть ему дверь.
Владимир ввалился в квартиру и лишь только Николай закрыл дверь, отдуваясь, стянул с себя противогаз.
- Черт побери! До чего же надоело дышать этой резиной!..- Выдохнул он.
Не ожидая приглашения, он прошел в комнату и развалился на диване, поло-жив сверток рядом с собой, и все еще отдуваясь. Его веснушчатое лицо было покрыто румянцем и потом. И не дожидаясь вопросов, он заговорил первым:
- Чертяка, ты радио слушаешь?
- Оно у меня со вчерашнего дня включено, да только из него кроме какого-то потрескивания, ничего не слышно. - Ответил Николай, слегка недоумевая.
- А ведь верно, его еще вчера с обеда отключили. Ну, я думал пока мотаюсь по городу, может быть, что-нибудь да передали новенького. Но телефон пока должен работать. Мне позвонить тебе неоткуда было, вот я сам и заявился. Не выгонишь?
- Слушай, а пожрать, у тебя ничего нет? Я бы сейчас лошадь, наверное, сжевал. - Он впервые, с тех пор, как вошел, улыбнулся.
- Сбрось ты пока свой комбинезон, пошли на кухню! Сейчас, что-нибудь спро-ворим! Я еще сам не завтракал. - Николай направился в кухню, пока Владимир расстегивал свою прорезиненную хламиду.
Хорошо, что в холодильнике была колбаса. Он ее быстренько порезал, открыл баночку шпрот. В хлебнице нашлось полбуханки хлеба, а чай уже был готов. Почти не разговаривая, они все это быстренько истребили, и уже, более готовые к беседе, разместились в большой комнате.
- Слушай, что ты там вчера заговаривался о какой-то жене, о сыне? - Спросил Владимир. - Это на тебя так "эпидемия" подействовала, что ли?
- Об этом как-нибудь потом поговорим! - Отмахнулся Николай, не расска-зывать же ему именно сейчас обо всех странностях сразу, еще и за психа посчитает. - Лучше сообщи что-нибудь новое об "эпидемии"?
- Да какая еще к черту "эпидемия"! - С неожиданной злостью воскликнул он. - Хотя эпидемией это тоже можно назвать! Дело гораздо сложнее, да и страшнее, пожалуй. В городе черт знает, что творится. Нет ни транспорта, ни медицина уже не раскатывает. Как будто повымерло все. По квартирам, конечно народец отсиживается, а вот руководства городом ни видно и не слышно. - Он немного помолчал, затем вздохнул и продолжил: - Над центральной площадью висит какая-то бандура, похожая на огромную двойную тарелку, только очертания у нее немного угловатые. Близко я не подбирался, не дурак, все же, на рожон лезть, но что-то делать надо!
От услышанных новостей по телу Мордовцева пробежал озноб, а спина стала холодная и влажная. Вот и думай, что творится: толи сон, толи явь, толи еще что-то.
- Как думаешь, инопланетяне пожаловали? - Тихо спросил он.
- Да какие к черту инопланетяне! Скорее всего, "янкесы" чего-нибудь придумали: распылили заранее какую-нибудь гадость, что бы не засекли их сразу, да и сопротивления, чтобы не было.
- Нет, Вова! Это не штатовцы,- сказал Николай. - У них фантазии не хватит, такое придумать, да еще и совершить. И главное - если, как ты говоришь, над площадью "тарелка" именно висит - то это уже антигравитация, а ты можешь сказать, имеется ли хотя бы одна страна в мире, овладевшая секретом антигравитации? По-моему - это все намного серьезнее. Я больше склоняюсь к мысли, что все же - это, так сказать, первый контакт с инопланетной цивилизацией!
- Ты явно фантастики перечитался! - Хмыкнул Владимир, но лицо его в то же время оставалось серьезным.
- А ты задумывался над тем, что такое - фантастика, как не отображение того, что может случиться на самом деле. Что мешает тебе в это поверить, когда факты подтверждают именно такое объяснение происходящего. - Николай вздохнул, - Не хотел тебе сразу рассказывать, чтобы ты не посчитал меня сумасшедшим, но, наверное, придется! Один ум хорошо, а два - лучше! Ты спрашивал меня про "глюки" насчет жены и сына? Ну, так слушай, только внимательно, а потом уже решай, что делать со мной или нам обоим. Можешь считать меня психическим больным, или кем-нибудь еще! - И Николай, по возможности кратко, стараясь не отвлекаться на эмоции, поведал ему все то, о чем передумал за вчерашний день и вечер, признаваясь, по сути, в том, что он в этой реальности - пришелец.
Когда он закончил рассказ, они некоторое время молчали. Владимир с обалделым видом смотрел на Николая, а потом сказал:
- Ты, что, меня разыгрываешь?
Мордовцев тяжело вздохнул:
- Хотел бы я, чтобы все было розыгрышем! Как, по-твоему - стал бы я шутить в той обстановке, что нас окружает? Я тебе изложил факты! Хочешь - верь, хо-чешь - не верь.
Владимир задумался, даже попросил у Николая сигарету, хотя обычно не курил. Долго неумело покуривая, он молчал. Наконец затушил окурок в пепельнице.
- Вот что! Давай-ка, вместе просмотрим твои фотоальбомы. Быть может, у тебя, как выражаются медики, амнезия. Забыл - многое, придумал - новое! Я тебе расскажу о тех личностях, которые на снимках. Может быть, ты и вспомнишь чего...
- Ну, что же! Идея не такая уж и плохая! Посмотрим! Но хочу сказать сразу - жены моей на фото нет! А ведь ты ее должен знать: она училась с тобой в одном классе в школе. - Николай назвал ему девичью фамилию жены. - Я могу назвать и адрес, где она проживала, а может быть живет и сейчас, раз уж в этой реальности мы с ней посторонние люди!
Владимир изумленно посмотрел на Николая своими карими глазами и сказал:
- Не училась со мной такая Татьяна! Но все равно, давай смотреть альбомы!
Около часа они внимательно перелистывали фотографии - Владимир называл незнакомых Николаю здесь людей, которых, по его мнению, он должен знать, как облупленных. Мордовцев никого не вспомнил. Отложив фотоальбом в сторону, Владимир попросил еще сигарету и опять долго ее выкуривал.
Наконец, он посмотрел на Николая, и сказал: "Допустим, все, что ты рассказал - правда? Как эта правда соотносится с "эпидемией" и этой "тарелкой" над площадью, и что здесь общего?"
- Не знаю, Володь. Думаю только, что фантастика - отнюдь не совсем не реальность! Сейчас уже многое, что было описано в фантастических романах - стало реальностью - так называемый, "гиперболоид инженера Гарина", теперь лазер; магнитно-силовые поля, биоэнергетика - и та не отрицается даже официальной наукой. А ведь совсем недавно, да и сейчас еще наука частенько объясняет что-нибудь неизвестное почти такими словами: "Этого не может быть потому, что этого не может быть никогда!" И все! Прагматизм - хорошо, но он не должен проявляться слепым отрицанием всего, что в данный момент не имеет объяснения!
- Хорошо! Будем считать, что ты меня убедил! Ситуация-то, все равно страш-ненькая. Я с утра поездил по городу и увидел такое, о чем сразу тебе рассказывать не стал. Не знал, как ты все воспримешь?... Но, после твоего рассказа..., думаю, ты созрел! - Он опять потянулся за сигаретой. - Так и курить начну! - Он встал и начал прохаживаться по комнате. - Я и сам не верю, что это "штатовцы" сработали! - Начал Владимир. - Да и, черт побери, какая разница: "америкосы" так накрыли город или инопланетяне? Для меня ясно одно: это враги - страшные и сильные. Как бороться с ними, мы не знаем. Надеяться нам не на кого! Можно, конечно, пострелять вот из этого автомата, да только этим, думаю, ничего не добьешься.
- А армия?
- Да, что армия! Был я в казармах местного полка... Пусто... - он запнулся, и я понял: не желает рассказывать полностью о том, что он там видел. - Впечатление такое, что именно над казармами взорвали что-то вроде нейтронной бомбы, как в том стишке: "Школа цела, а детей - никого!.."
- Но вчера на вокзале я видел офицера внутренних войск, да и солдаты там были!
- Звони туда! Может быть, что-нибудь и узнаем! Пока телефон работает, хотя, я думаю - это уже ненадолго!
В некотором волнении Николай набрал номер линейного отделения милиции. Телефон долго не отвечал, потом кто-то снял трубку, слышно было, как она грохну-лась обо что-то, видимо ее выронили. Потом кто-то, тяжело дыша захлебы-вающимся голосом, сказал: "Все! Здесь отвечать уже больше некому!.. это..., это..."- в горле говорившего заклокотало, затем он захрипел, а через мгновение умолк совсем.
- Объясните? - Спросил Николай и замолчал, ожидая ответа, но трубка мол-чала. И он с некоторым ужасом начал понимать - что это молчание означает. Последний человек на другом конце провода, который мог что-либо сказать, теперь уже ничего и не скажет. Николай растерянно положил трубку телефона.
- Володя! Он сказал, что там никого живого нет.... Очень странно...
- Везде произошло что-то странное и ужасное! Я не стал тебе сразу говорить, но..., но в казармах, где я был..., в общем - там такое зрелище, на которое лучше и не смотреть. Не знаю, что там такое применили, но все, все... пол, кровати, по-толки - покрыты какой-то жуткой слизью. Ни одной живой души, только наполовину растаявшие в эту слизь трупы, которые продолжают расплываться. Трупы и остатки одежды, застегнутые на все пуговицы, сморщенные в лужах слизи. Мерзость, совсем как в том фантастическом триллере, как он назывался? "Клон", что ли! Там еще в городской канализации образовалась агрессивная слизистая субстанция. Ну, ты представляешь то, о чем я говорю. Вот так! А ты говоришь: "армия"! - Он замолчал, все, также глядя в одну точку. - И причем такое в основном только в тех зданиях и территориях, где были сосредоточены силовые структуры и управление ими. Прицельные, точные попадания неизвестного оружия...
Николай представил нарисованную им картину, и его чуть не стошнило.
- Вот-вот! - Сказал Владимир. - Со мной было то же самое... это мне пока-залось пострашнее ядерной бомбы! Мерзостнее...
- Что же это за оружие?
- Я тоже хотел бы знать, что это за оружие! - Мрачно ухмыльнулся Владимир. - И вообще, слишком много вопросов и ни одного ответа. А искать ответы на эти вопросы придется. Надеяться не на кого! Поедешь со мной? - Спросил он.
- Ты же знаешь, что я не герой. Но как вижу, дома отсидеться все равно не получится. - Вздохнул Мордовцев.
- Помнишь песенку: "Когда страна быть прикажет героем, у нас героем стано-вится любой!" - напел Владимир.
- Да уж! Во властных структурах ты никого не искал! Они то хоть что-нибудь думают?
- А некому там думать! Никого я там не нашел! Кабинеты все закрыты, а двери я ломать не стал. Да и что эти властные структуры: ничего сами решать в таком глобальном вопросе не будут, будут только названивать в столицу, да ждать указаний! Как в Великую Отечественную - пока ждали распоряжений Великого Усача: половину страны немчуре профукали! Я не зря говорю - надеяться можно только на себя. Сидеть на месте и ждать когда нас ухайдакают, явно не стоит. Надо хотя бы потрепыхататься. Глядишь, что-нибудь "интересное", и разведаем. Что-нибудь такое - что поможет с этими "медузами" разобраться, если не нам, то кому-нибудь другому.
- Почему "медузами"?
- Да так, в "Войне миров": Уэллс марсиан изобразил "медузами" или еще как-то, не помню. Мне все равно - как они выглядят, главное - они враги и их надо давить. Если получится, конечно! Нельзя расклеиваться. Иначе точно: хана! А мы еще побарахтаемся! Так что, если ты не хочешь, что бы и тебя размазало по стенам, собирайся! - Сказал Владимир, протягивая Николаю сверток, который он с собой принес.
С некоторой опаской, тот развязал бечевку и, с удивлением обнаружил в нем такой же прорезиненный противохимический костюм, что и у Владимира. Здесь же лежал и армейский противогаз и именно его размера.
- Второго автомата у меня нет, но я уверен, что он у нас скоро будет... - про-должил Владимир, - найдем в какой-нибудь оружейке!
- Постой! Ты уверен, что все армейские силы?..
- Уверен, Коля! Был я и в военном училище, и в управлении внутренних дел! Картина все та же...
Больше Николай себя уговаривать не заставил и облачился в принесенный Владимиром костюм, оказавшийся ему почти в пору. Он прошелся по комнатам, проверил, закрыты ли форточки, и они покинули квартиру. Николай запер дверь, а ключи, немного подумав, положил под дверной коврик. Удастся вернуться - дверь он откроет, а носить их с собой?... тем более что карманов в защитном комбинезоне не предусмотрено.
4
Пока человек жив, он никогда не должен терять надежды.
Сенека
Сообщение о неизвестной эпидемии в городе Ястребовске, дежурный по ЦК партии получил в 23-15 в субботу 17 августа 1984 года. Ужаснувшись огромному числу смертных случаев, несмотря на позднее время и выходные дни, он отва-жился проинформировать о происшествии члена политбюро ЦК, курирующего здравоохранение. Тот в это время находился на подмосковной даче, и хотел сначала спросонья выместить нехорошее настроение на несчастном дежурном но, услышав цифры жертв, в свою очередь, также пришел в ужас. Оставил дежурного в покое, лишь поручив ему в первейшую очередь поставить в известность об эпидемии министра здравоохранения, комитет государственной безопасности и всех остальных членов Политбюро. Генерального секретаря в ночное время он беспокоить не посчитал нужным, ибо здоровье того само оставляло желать лучшего.
Министр здравоохранения возмущаться поздним звонком не стал, и в свою очередь поднял на ноги свою службу, назначив на утро экстренное совещание на-чальников отделов, а санитарно-эпидемиологической службе приказал готовить к утру группу для выезда в область, где имело место трагическое происшествие. Эпидемии в стране случались и раньше, но никогда еще не наблюдалось такой стремительности проистечения и обилия жертв. Эти обстоятельства по вполне объяснимой причине заинтересовали компетентные органы, заподозрившие в причинах трагедии применение кем-то неизвестным, неизвестных же видов биологического оружия.
Где-то к 14-00 воскресенья, после необходимых заседаний и совещаний на всех уровнях было принято решение о создании чрезвычайной объединенной комиссии, составленной из представителей всех заинтересованных служб и ведомств, которой предписывалось немедленно после формирования выехать в Ястребовск для выяснения масштабов угрозы и выработке мер по локализации зоны бедствия.
Нежданно-негаданно для себя, первым заместителем председателя комиссии, был утвержден полковник Букограй, лишь накануне сдавший дела начальника управления КГБ в этом самом злополучном Ястребовске, и прибывший в столицу за новым назначением. Ему, как посчитало высшее руководство, знакомому с местными условиями не понаслышке, будет скорее и проще разобраться в ситуации. И хотя председателем комиссии был назначен представитель аппарата ЦК, ведающий скорее идеологическими, чем медицинскими вопросами, полковник Букограй Михаил Ефремович, не сомневался в том, что по сути, именно ему самому придется организовывать работу комиссии и непосредственно брать ответственность за решения, которые ему придется принимать. Номинально же занимающий должность председателя чиновник аппарата ЦК, в самом лучшем случае обеспечит координацию с деятельностью местного обкома партии. И как раз в этом вопросе у Букограя было больше шансов, ибо секретаря обкома он знал лично не первый год. Так, что ему просто пришлось смириться с "куратором", и молить провидение, что бы тому ни приспичило, изображая служебное рвение лезть во все дела, как в каждую бочку затычкой.
На подлете к Ястребовску, а это было уже около 18-00 воскресенья, из столицы была получена команда: приземлиться не в городском аэропорту, а на аэродроме военно-воздушной базы в пятидесяти километрах от цели. Причина такого приказа выяснилась уже на земле, когда полковник Букограй по правительственному телефону связался с базы со своим командованием. Ему сообщили, что с городом потеряны все виды связи, как телефонная, так и радиотелефонная и просто радиосвязь. Принимая во внимание эти новые обстоятельства, возникло подозрение, что эпидемии "выкосила" все население города. И теперь полковнику предписывалось уже не столько выяснять причины возникновения странной эпидемии, сколько как можно скорее организовать двойной карантинный кордон по периметру города, для того чтобы не выпустить "эпидемию" за его пределы. Для решения этой задачи ему передавались в подчинение мотострелковая дивизия и полк ВДВ, дислоцирующиеся неподалеку от Ястребовска, и в то же время на достаточном удалении, чтобы быть подверженными атаке "неизвестного вируса".
Командный пункт всей операцией полковник Букограй разместил в цен-тральной усадьбе совхоза с символическим и весьма нередким в стране названием "Путь к коммунизму", находящегося в сорока километрах от Ястребовска. Совхоз был не очень зажиточным, но сама центральная усадьба с дирекцией и клубом, вполне современной постройки, была на довольно высоком уровне. Это объяснялось тем, что угодья совхоза почти вплотную подступали к предместьям областного центра и, оттого он не был обделен вниманием областного руководства. Обычно в него постоянно наезжали всевозможные "кураторы" и инструкторы областного комитета партии. Для них на балансе совхоза даже находился сверкающий чистотой и изыском дом отдыха на сто двадцать мест, содержащийся на должном уровне благодаря финансовым вливаниям из областного бюджета. Дом отдыха располагался неподалеку от центральной усадьбы в живописном лесном массиве смешанных видов растительности. Именно смешанный лес, в котором можно было видеть и березы, и ели, и рябины. Попадались даже высокие сосны, чуть ли не мачтовые. Это буйство зелени прорезали добротно асфальтированные аллеи для удобства легкового автотранспорта, по преимуществу ГАЗ-24 "Волга". Пешеходные дорожки были высыпаны мелкими осколками битого красного кирпича, в свою очередь плотно утрамбованными. Месторасположение дома отдыха казалось поистине идиллическим, предполагающее духовное отдохновение. Но теперь здесь, нарушая эту идиллию, Букограй, пользуясь своими чрезвычайными полномочиями, разместил прибывшую с ним команду медиков, планируя в будущем развернуть на его базе карантинный госпиталь.
Директор совхоза, немного не дотянувший до пенсионного возраста, мужчина с благородной сединой в волосах, против такого самоуправства не возражал, хотя пока до конца так и не понял чем оно вызвано. Так получилось, что именно в этот день впервые за последнее время, областное руководство не беспокоило его даже своими телефонными звонками. Поэтому весть об "эпидемии" сюда еще попросту не докатилась. Обитатели поселка о ней, как говорится, и слыхом не слыхали.
Тем временем, не смотря на наступающие сумерки, выполняя команду Буко-грая, мотострелковая дивизия, рассредоточиваясь, занимала позиции в кольцевом оцеплении города на двадцати пяти километровой дистанции от городской черты. Периметр планируемой зоны получался около девяноста километров, и был сопоставим с границами какого-нибудь островного государства, вроде Мальты или перекрывая такие государства, вроде Сент-Люсия, или Сент-Китс и Невис в Карибском море. Но там были береговые линии, а здесь придется опутывать периметр спиралью Бруно, и потребуется ее о-го-го сколько.
Понимая, что нормальных результатов разведки в ночных условиях получить не удастся, к выходу в предрассветные часы готовилось несколько групп, состоящих из штатных подразделений химической разведки, экипированные в средства полной химзащиты. На своей спецтехнике они должны были устремиться по основным автодорогам в направлении Ястребовска. Разведгруппам была поставлена задача: в течение ночи подтянуться к самым окраинам города и с рассветом приступить к выполнению основной задачи, а именно химической разведке.
На подступах к Ястребовску на стационарных постах ГАИ, нежданно-негаданно, разведчики обнаружили сводные патрули из работников милиции и солдат внутренних войск, выставленных по указанию областного руководства в оцепление еще сутки назад, с задачей перекрыть выезды из города во избежание распространения эпидемии неизвестной смертельной болезни. Свою задачу они выполнили. Дорожное полотно было блокировано милицейскими автомобилями, выставленными поперек трассы, и обломками кирпичей, бревен, досок и прочего подручного материала. Въезд в город был также перекрыт, уже чуть простенькой баррикадой, но в этом по сути необходимости не было: в город никто не рвался. И если в первые сутки кое-какой транзитный транспорт еще и направлялся в сторону города, то после разъяснения положения дел, тут же разворачивался и спешил как можно дальше объехать злополучный город, сделав крюк по объездным трассам. Поэтому на выезде скопилось приличное количество транспортных средств от легковых автомобилей до громадных тягачей с длинными крытыми фурами полуприцепов. Их впрочем, было немного, больше беспокоили владельцы личного легкового транспорта, стремившиеся покинуть город. Осатаневшие от усталости и постоянной ругани с надоевшими со своими претензиями водителями, три милиционера и пяток замученных солдатиков пока еще находили в себе силы сдерживать это скопище автомобилей и довольно многочисленную толпу пеших беженцев. Тем не менее, толпа вела себя относительно спокойно, наверное, сказывалась многолетняя привычка к дисциплине, а может быть и частичная забитость характеров собравшегося здесь населения. Вздумай это скопление людей бунтовать, оно смогло в считанные минуты разнести все завалы на дороге, в щепки и пыль. Досталось бы и выстроенному из силикатного кирпича посту ГАИ. Но вместо этого толпа лениво переругивалась с представителями правопорядка, которые по большей части не отвечали на реплики и благоразумно отмалчивались. Кое-где, за пределами обочин потрескивая, полыхали несколько костерков - люди всегда найдут способы выкарабкаться из сложных ситуаций, даже если о нем никто не позаботится. Непонятно было, почему народ собрался в непосредственной близости к постам, когда можно было, вполне минуя дороги идти по полям и перелескам, никого почти не опасаясь. Чтобы перекрыть и эти пути, сил у руководителей области и города все равно не было. Видимо сказалась многолетняя привычка надеяться на власть и находиться в кучке с остальными. Как выяснилось чуть позднее, эти толпы состояли из людей проживавших ближе к центральным кварталам города. И если в самом городе и свирепствовала, какая либо эпидемия, то она затронула самый его центр.
Появление разведгруппы на двух спецмашинах, выкрашенных в цвет хаки и в своей специфической на вид экипировке, заставило толпу на время в изумлении умолкнуть. Этой временной паузы старшему группы разведки капитану Владимирскому вполне хватило выяснить, что пост остался без связи со своим руководством еще где-то с полудня предыдущих суток. Командир сборного наряда старшина милиции Зайцев, не скрывал, что рад прибытию группы с Большой Земли, как он выразился. Еще немного, и он уже не знал, что ему делать с толпой, в которой уже намечались некоторые очаги раздражения. Владимирский, не обладающий, как он всегда считал, дипломатическим талантом, все же постарался в оказавшийся исправным мегафон, призвать граждан сохранять спокойствие и подождать немного. Чуть позже прибудет транспорт для эвакуации. На основную массу речь капитана подействовала, но нашелся один индивидуум, который, помахивая удостоверением работника обкома партии, пытался растолковать капитану, что он послан с безотлагательной миссией и требовал, чтобы его немедленно пропустили вместе с автомобилем и членами семьи, находящейся в ней. Наверное, от усталости у него не совсем адекватно стало в голове. Только усталый человек мог придумать важную государственную миссию, которую безотлагательно нужно выполнять вместе с семьей!.. В противоположность "незаменимому работнику", второй мужчина, возрастом чуть больше пятидесяти лет, с седыми висками, с несколькими неприметными орденскими планками на пиджаке, худощавый и вопреки возрасту подтянутый, оттеснил "ответработника". И тихим голосом, который был услышан даже лучше крика, представился парторгом небольшой текстильной фабрики, коллектив которой он привел сюда, ухитрившись в воскресный день организовать его эвакуацию, спокойно проговорил: "Понимаю, что дальше нам пока следовать нельзя, но не могли бы нам доставить палатки, коллектив у нас в основном женский. Им очень трудно!"
Капитан был слегка обескуражен. Владимирскому не было понятно, зачем этот старик организовывал своих работников, только добавляя проблем и себе, и окружающим. В голове возникало двоякое отношение к этому поступку: приложив неимоверные усилия, этот старик-парторг пытался спасти женщин, считай - генофонд нации от неизбежной смерти от "эпидемии" и за это заслуживал не только уважения, но и соответствующей награды. И в то же время - если смертельная "зараза" могла передаваться от человека к человеку - парторг выводил за пределы опасной зоны носителей неизвестной болезни, тем самым, распространяя ее. Оставалось только радоваться тому, что он не догадался вести их дальше по полям и перелескам.... К решению подобных организационных проблем он готов не был. Он вообще, после вчерашней информации о повальных смертях, не надеялся встретить такое количество живых людей. По радиостанции он доложил обстановку по команде и получил приказ вместе с группой выдвигаться дальше к городу. В целом обстановка оставалась неясной. Разведку следовало продолжить.
Оставалось только выполнять приказ. Связист группы перенастроил радио-станцию, имевшуюся на посту ГАИ, на нужную частоту, тем самым, обеспечив старшину Зайцева связью со штабом карантинной операции. Обе машины гаишников на короткое время разъехались, открывая проезд обеим спецмашинам капитана Владимирского, и по проезду его группу, снова сомкнулись, чуть не ударившись передними бамперами. Далее, пришлось немного пореветь сиреной, чтобы расчистить дорогу уже среди скопления людей и техники. Преодолев и этот "заслон", группа, наконец, вновь выбралась на оперативный простор. Несмотря на то, что люди возле поста ГАИ оставались без средств индивидуальной защиты, и больных или пораженных неизвестной болезнью там не наблюдалось, капитан Владимирский приказал в дальнейшем противогазов не снимать. "УРАЛЫ", на базе которых были его спецмашины, ревя мощными моторами, довольно споро, наматывая на колеса последние километры, быстро приближались к городу.
Примерно такое же положение дел застали и другие разведгруппы на путях своего следования к городу, с других направлений. Обстановка различалась в мелочах, только количество людей и техники было различным. На одном из постов, по направлению к столице, состав толпы оказался более агрессивным. Сходную по конструкции баррикаду здесь чуть не разметали. Положение смог восстановить старший по команде, оказавшийся лейтенантом милиции. Выставив шеренгой всех имеющихся в его распоряжении солдат и милиционеров поперек дороги, он отдал приказ: "Оружие к бою!" Побледневшие до зелени от волнения, солдаты, совсем не готовые стрелять по мирным людям, тем не менее приказ выполнили. Сам лейтенант только один раз выстрелил в воздух из своего пистолета и громким голосом в наступившей после этого тишине прокричал: "Попрошу всем оставаться за территорией оцепления! В противном случае имею приказ стрелять на поражение! Помощь скоро будет! Прошу потерпеть!" - закончил он свою речь уже тише. После этого толпа, хотя и не сразу, успокоилась. Неизвестно надолго ли установилось бы такое спокойствие, но буквально спустя десять минут, поста достигла другая разведгруппа, и тем самым напряжение было снято. Люди увидели, что создавшееся положение центральная власть как-то пытается разрешить.
По мере поступления информации от разведгрупп, перед полковником Буко-граем стало вырисовываться состояние дел. На окраинах города пока признаков эпидемии или ее последствий, за исключением не таких уж больших толп народа, пытавшихся покинуть город, не наблюдалось. Благодаря сохранившимся заслонам на постах ГАИ, полковник уже имел в своем распоряжении передний, хотя и слабый рубеж оцепления. Он решил усилить эти заставы мобильными группами из десантников, а основное оцепление выдвинуть еще ближе к городу на расстояние пятнадцати километров. Тем самым он увеличил плотность кордона почти втрое. Внешнее кольцо можно было оставить более редким, и об этом он теперь не беспокоился. Из трех соседних областей подходили еще три полка мотострелков и необходимыми силами для создания должного заслона, полковник теперь обладал в полной мере.
Между этими двумя внешними кольцами оцепления в трех местах в спешном порядке размещались медицинские подразделения с палаточными городками, обо-рудованными средствами санобработки. Все готовилось для приема эвакуирован-ных, столпившихся возле постов ГАИ, людей. За ними уже были направлены колонны грузовиков и несколько автобусов, привлеченных в близлежащих населенных пунктах.
К 10-00 подоспевшая бригада внутренних войск начала прочесывание зоны, образовавшейся между основным кольцом оцепления и заслонами, расположившимися на постах ГАИ. Дальше этой воображаемой линии без дополнительной разведки, пока заходить не решались.
Доложив о принятых мерах "наверх", полковник Букограй в ожидании очередных докладов от разведгрупп, потянулся своим кряжистым крепким телом и подошел к окну. Окно кабинета директора совхоза выходило не на центральный "проспект" поселка, а на противоположную сторону, на задворки, где уже в полусотне метров лужайка густой ярко-зеленой травы переходила в посадки молоденьких сосен. На лужайке мирно паслось несколько коровенок. Пейзаж за окном выглядел столь пасторальным, что от него прямо так и веяло покоем. Лицезрение его вполне сносно успокаивало расшалившиеся нервы.
Полковник Букограй подумал, что пейзаж своей патриархальностью весьма подходил и самому директору совхоза. Ему всегда нравились такие вот спокойные деловые мужики, не болтуны, а просто делающие свое дело. На таких вот людях все века держалось не только хозяйствование, но, как казалось полковнику, и сам русский характер. "А ведь он романтик, наш директор, и большой любитель природы!" - Подумал Букограй рассматривая пейзаж за окном, вновь добрым словом про себя помянул директора, который как-то ненавязчиво сумел занять какими-то делами представителя ЦК, каким-то шестым чувством поняв, что тот будет только помехой в работе полковника.