Любил ли Пушкин кидаться камнями, не любил ли он кидаться камнями, об этом науке ничего не известно. В архивах Пушкинского дома об этом увлечении поэта свидетельств так и не было обнаружено. Ни в воспоминаниях современников, ни в богатом эпистолярном наследии А.С. Пушкина нет упоминаний о чём-то подобном. Не исключено, что это вообще выдумка Хармса — он был мастером по части окололитературных инсинуаций. Пушкин любил наращивать мышечную массу, упражняясь с тростью — вот с этой исторической правдой не поспоришь. И то, что в его трость был залит свинец, тоже научный факт. А факты, они вещи упрямые.

  

***

  Бывало, идёт себе Пушкин по Невскому, променад после обеда совершает, и между делом тростью поигрывает, крутит её туда-сюда, вверх подбрасывает. А весу в той тросточке три пуда, не меньше. А то и все четыре. Как выйдет Пушкин из дома, народ во все стороны разбегается — все про тот свинец знали, весь Петербург. Барышни даже повизгивать начинают, как фланирующего Пушкина увидят — не ровен час трость им в лоб прилетит. Или того хуже, в голову. Случайно, конечно. Не дурак же он, на самом деле, чтобы хорошеньким барышням свинцовой тростью нарочно заезжать. Рассказывают, самые впечатлительные дамы в обмороках пребывали, пока Пушкин не исчезал из виду.


Набалдашник трости Пушкина

  И зачем, спрашивается, при такой трости ему ещё и камнями кидаться?

   Вот Чехов, тот, действительно, любил кидаться камнями. Он вообще удивительный был жизнелюб. В Чехове всё было прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. Отсюда возникает уверенность, что камнями он тоже кидался прекрасно. Вполне возможно, Хармс просто перепутал Пушкина с Чеховым. Сказать по совести, их мудрено не перепутать: оба великие, оба русские, оба литераторы.

  Приехал как-то раз Чехов в Красноярск, вышел на берег Енисея и напали на него высокие мысли. «Какая полная, умная и смелая жизнь осветит со временем эти берега!» — думается Чехову. А надо заметить, что Чехову от высоких мыслей хотелось кидаться камнями как никогда сильно, нестерпимо. Плюнул он на то, что люди подумают, и давай камни подбирать, да в воду кидать.

   «Енисей — могучий неистовый богатырь, который не знает, куда девать свои силы и молодость», — думает Чехов, а сам подхватывает камень побольше и закидывает подальше.

   Тут приходят к нему представители интеллигенции и говорят:

   — Ерундой вы занимаетесь, Чехов, а ещё большой русский писатель. Давайте-ка, мы познакомим вас с большим русским художником Суриковым. Это поприличнее будет, чем камнями без толку кидаться.

  А Чехов только-только в азарт вошёл. Он не любил так: кинуть пару камешков и в гости идти. Уж если он кидался, то кидался — до седьмого пота. И ещё Чехов подумал тогда: «Ну, допустим, пойду я. Так эти представители раньше прибегут, станут Сурикову нашёптывать, что я вроде дурачка, раз камнями кидаюсь».

   Смутился Чехов, посмотрел на интеллигенцию с ироническим чеховским прищуром, и отвечает:

   — Я вам Лев Толстой, что ли? Скажет Суриков: «Настрочил бумагомарачишка пару легкомысленных пиесок, и сразу в дома к знаменитостям лезет». Нет, не пойду, даже не уговаривайте. Уж лучше я с вашего позволения, господа, продолжу своё занятие.

  Эх, не знал Чехов, что уж кто-кто считался в Сибири первостатейным кидальцем камнями, так это Суриков! Он, можно так сказать, чемпионом в этом деле состоял.

   Однажды пошли художник Суриков и изобретатель Попов на красноярскую Караульную сопку наблюдать полное солнечное затмение. В скобках замечу, что разговор сейчас идёт про ту самую гору с часовней на вершине, которая на десяти рублях. Знаменитая гора. Так вот, ждут они, пождут, а затмения никак не случается.


Солнечное затмение

   Тут Суриков возьми и скажи:

   — А давай, Попов, пока суть, да дело, камнями с горы покидаемся — кто кого перекидает.

   Вот уже и затмение наступает, а они никак остановиться не могут. И Суриков всё время Попова перекидывает. Попов злится, а Суриков, знай себе, посмеивается:

   —Эх, ты, Марконя доморощенная! Это тебе не радио изобретать, тут, брат, сноровка нужна.

  Сильно тогда Попов на «Марконю» обиделся, аж губы поджал.

   — Твой Маркони, что б ты знал — прохиндей и бабник. А ты, Суриков, ты..., — и Попов заплакал.

  А Суриков стоит на вершине горы и смеётся — весёлый был человек. Ему после того кидания с Караульной сопки сильно полюбилось Попова Марконей дразнить. Как, бывало, завидит Попова, сразу кричит:

   — Эй, Марконя! Куда путь держишь?

   Ну, Попов, натурально в слёзы, а Сурикову весело.

   Познакомься тогда Чехов с Суриковым, пошли бы они к Енисею-Батюшке, знатно покидались бы. И ещё неизвестно, кто кого перекидал бы. Так-то! Как бы не пытались некоторые утверждать обратное.

  А Сурикову в ту самую минуту (sic!), в которую Чехову говорили, что тот ерундой занимается, сообщили, что к нему сейчас приведут знакомиться большого русского писателя. Суриков от нетерпения даже стул во двор вынес, уселся на него, и ждёт. Сам волнуется, говорит представителям интеллигенции — не тем, которые за Чеховым пошли, а другим:

   — Вот скажет Чехов: «С чего вдруг мне к этому сибирскому валенку идти? Начеркал мазилка пару дрянных картинок и взялся с известными русскими писателями знакомство заводить».

   Так они и не встретились. И всё из-за представителей интеллигенции. Зачем они тогда начали: «Ерундой занимаетесь...»? Им надо было сказать: «Так, мол, и так, Антон Палыч: Василь Иваныч наслышаны-с о вашем приезде, кланяться велели-с, в гости зовут-с». Вот так надо было сказать. А то: «ерундой занимаетесь»! Если бы Чехов и Суриков встретились, стоять бы им теперь в Красноярске одним на двоих памятником: Суриков пишет портрет Чехова, а тот со своим характерным ироническим прищуром на лице позирует. Или так: дружески обнявшись, они с высокого постамента смотрят вдаль, как бы прозревая будущую полную, умную и смелую жизнь. Да мало ли каких чеховско-суриковских памятников можно было бы понаставить.

   А теперь в честь этого неслучившегося знакомства в совершенно разных местах города установлено два совершенно разных памятника!

  Один — Писателю и Камню — напоминание об одиночном чеховском кидании на Енисее. Он установлен на берегу великой сибирской реки.

  Второй памятник — Художнику и Стулу. Суриков сидит во дворе своего дома-музея и волнуется. Он ещё не знает, что Чехов не придёт.

  А всё-таки жалко до слёз, что они тогда не встретились. Чехова жалко, Сурикова жалко, Попова жалко, себя жалко, всех жалко.

  

---

Комментарии: 70, последний от 21/09/2010. © Copyright Эрде Анна ( rd4m@yandex.ru) Размещен: 18/12/2009, изменен: 21/01/2011. 8k. Статистика. Рассказ: Постмодернизм

Ваша оценка: не читать очень плохо плохо посредственно терпимо не читал нормально хорошая книга отличная книга великолепно шедевр

---

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"