Неделю назад Андрей проводил родителей в их последнюю экспедицию.
Новенький, только что прошедший ходовые испытания межпланетный корабль "Тэнсоу" принял на борт шестерых японских космолетчиков и начал долгий медленный разгон в направлении астероида Психея. Япония наконец-то построила собственный космолет, способный добраться до астероидов основной группы.
Значит, как только он вернется из полета, можно будет вернуть России старенького "Королёва". Если русские не предложат его утилизировать, поскольку трудяга корабль уже основательно поизносился, а менять ему двигательную установку на новую, работающую на магнии, выходило чуть ли не дороже, чем собрать еще одно судно.
Проводы вышли какими-то тревожными. Нет, мама как всегда отжигала, папа весело улыбался и шутил. Но... Андрей чувствовал, что что-то нехорошее за всем этим стоит. По морщинкам на лбу дяди Игоря, по тому, как долго и трогательно прощалась со своей лучшей подругой тетя Настя. И по тому, что провожать космолетчиков приехал сам Киран Чаудхари - ужасно обаятельный смуглый и округлый дядька с очень добрыми и внимательными глазами.
Великого индийского компьютерщика Андрей видел первый раз в жизни. Он, конечно, знал о том, что мама и тетя с дядей его давние друзья, но встречаться со светилом компьютерной мысли и отцом многочисленных искинов раньше не приходилось.
И это тоже настораживало.
А больше всего беспокоило Андрея то, как старательно избегали ответа на его вопросы все окружающие.
"Нет, что ты! Это обычная экспедиция! Просто, мы так соскучились по твоим папе и маме. И потом, это ведь их КРАЙНИЙ полет".
Слово "крайний" дядя Игорь выговорил так четко, что было ясно - он тщательно следит за своим языком, чтобы не ляпнуть "последний".
И лишь потом, когда все они вернулись домой в Звездный, Майка по секрету сказала ему, что сумела выяснить страшную тайну:
- На корабле готовилась диверсия, как на "Удхарте". Его весь чуть ли на винтики не разобрали. Киран со своими подчиненными протестировал искин и всю электронику. Но ничего никто не нашел!
- Ох, - только и смог выдохнуть Андрей. Сердце отчаянно забилось.
- Угу, - подтвердила Майя. - И теперь все гадают. То ли враги испугались разоблачения и дали обратный ход, то ли какую-то другую гадость придумали.
- Хоть бы испугались! - Андрею вдруг захотелось перекреститься, или сходить в храм. Но где в Москве найти синтоистский или буддистский?
- Ладно, не бери в голову, - Майка протянула руку и потрепала его по челке. - И о том, что я тебе сказала - молчок! Иначе меня дядя Киран... Э... вот не знаю, что он мне сделает... Наверное, будет укоризненно и печально смотреть. Вот к кому на воспитание тебя надо было отправить. Два сапога пара.
- Да ну тебя, - потупился Андрей. - Май, ну сколько ты меня еще будешь за ребенка принимать. Девятнадцать лет уже.
- Правда? - делано удивилась эта особа. - А по ощущениям все те же двенадцать. Ладно, не грусти и займись каким-нибудь общественно полезным трудом. Например, рюкзак свой походный перебери еще раз. Послезавтра ведь уезжаешь.
И она ушла к себе во флигелек, куда год назад переселилась из их старой детской, оставив ее в полном распоряжении названного братца.
Перебирать рюкзак? Зачем? Что-что, а упаковываться для долгого похода Андрей умел. Тем более что сейчас ему предстояла всего лишь работа в студенческом строительном отряде. Учащиеся Мытищенской лесной академии будут обустраивать Сайлюгемский национальный парк.
Замечательная работа и прекрасное приключение. Вот только...
Андрей нарушил слово, которое дал позапрошлым летом Лене. Не поехал в костромские леса к деду Альберту.
Но он же не виноват! Нет, конечно, можно было отказаться от стройотряда, тем более, что в деньгах Андрей совершенно не нуждался.
Его родители были очень состоятельными людьми, и Хана не считала нужным вникать в потребности сына. Надо, значит, бери столько денег, сколько хочешь. Поэтому, вот уже пять лет на счету у молодого человека всегда лежит кругленькая сумма.
Другое дело, что он не любил шиковать. Наоборот, стеснялся своего достатка, а давешняя история со школьными рэкетирами научила его поменьше светить деньгами. Тем более, что помогать финансово другим людям он считал неправильным. Нет, ему совершенно не была знакома жадность. Но давать подачки или милостыню юноша считал оскорбительным прежде всего для того, кто эти деньги принимает. Это унижает берущего, а дающего незаслуженно возвеличивает.
А пошел Андрей в стройотряд потому, что боялся разрушить сложившееся отношение к себе. Впервые в жизни его действительно хорошо приняли одногруппники. Уважали и симпатизировали за любовь к лесу и его обитателям. И совсем не обращали внимания на знаменитых родственников. Настоящих друзей юноша пока что не встретил, но вот близкими приятелями обзавелся. И разрушать это... даже ради встречи с Леной...
"Она ведь уже взрослая девушка, - думал Андрей. - И, наверное, уже совсем не так ко мне относится, как два года назад. У нее в Кирове куча подружек и друзей. Зачем ей я?"
Если честно, то юноша боялся встретится с Леной. Вдруг окажется, что... Как тогда жить? Ведь, у него-то чувства ну совершенно не изменились.
Возможно, поэтому он так себя и уговаривал, чтобы смягчить расставание, если она вдруг скажет: "Извини, но я повстречала другого..."
Андрей не знал, что Лена думает почти то же самое.
"Зачем ему такая мелкая девчонка? Вокруг него, наверное, столько красавиц и умниц увивается. Он ведь..."
Разумеется, Лена давным-давно, еще, когда они жили в лесу у дедушки, выяснила кто такой Андрей, какая у него фамилия, где и с кем он сейчас живет. Она была очень наблюдательная и умела складывать общую картинку из разрозненных фрагментов, из недомолвок и полунамеков.
Но девочка не подала и вида, что раскрыла секрет Андрея Мисалова-Хаякавы. Если юноша захочет ей рассказать о себе, то пусть сделает это сам. А если нет, то это его право.
А сейчас, когда Андрей позвонил и скомкано извинился за то, что не сможет приехать, у Лены защемило сердце.
Но она нашла в себе силы, чтобы сказать беззаботно и весело:
"Удачи тебе! И классной поездки!"
А потом...
Нет, она не устроила рыдания и стенания. Лена вообще плакала очень редко. Обычно над особенно душещипательными историями. Но, когда дело касалось ее самой, она наоборот собиралась и старалась казаться если не веселой, то, во всяком случае, спокойной.
Вот и в этот раз она не позволила тоске, что разлилась в груди, скрутить, подчинить себя.