Охотник Ндаба пробирался по жутко опасным джунглям. В любой момент на его спину могла прыгнуть леопардиха, а под любым кустом могла притаиться львица. Ведь всем известно, что девчонки - самые вредные создания в мире и вечно норовят испортить жизнь зулусу-охотнику!
Но на этот раз, для разнообразия, Ндабе пришлось иметь дело не со зверями, а с человеком.
С громким боевым кличем на тропу выскочил вражеский воин.
Был он, так же, как и Ндаба, иссиня-черным, лохматым и худым.
В руках воин держал жутко-страшно-опасное копье, которым не преминул ткнуть Ндабе в живот. Но ловкий охотник увернулся и огрел неприятия своим мачете.
- Ой! - вскрикнул воин и выронил копье. - Ндаба-идиот, ты что со всей дури дерешься!
- Извини, Готто, ты так на меня выпрыгнул! - без особого раскаяния заулыбался во весь белозубый рот охотник.
- Ладно, - тут же простил его вражеский воин.
Мальчишка, а ему, так же, как и охотнику Ндабе, было всего десять лет, потер ушибленное плечо и предложил: - Айда на канал! Надо рану промыть, чтобы микробы захлебнулись.
- Еще как надо! - обрадовался Ндаба.
И пацаны пробежали через маленький перелесок к протекающему в сотне метров от них Лисьему каналу. Не останавливаясь и не раздеваясь, только сдрыгнув с ног пыльные сандалеты, бултыхнулись в приятно-прохладную воду. В два гребка выплыли на середину узенького канальчика, встали по плечи в зеленоватой, слегка попахивающей болотцем воде.
- Давай, я буду хитрым крокодилом, а ты бегемотом! - предложил Ндаба.
- Давай! - легко согласился Готто и выскочил из воды.
Ндаба погрузился по самые ноздри так, что на поверхности осталась лишь кучерявая шевелюра и черные глаза. А Готто, встав на четвереньки и вихляя костлявым задом, вернулся к реке. Тощенький негритенок не слишком-то походил на бегемота, пришедшего на водопой. Но фантазия творит чудеса!
Ндаба, тихонько переставляя полусогнутые ноги и подгребая руками, подкрался к травоядному гиганту и внезапно кинулся на него, крича по-крокодильи: "Ба-ба-ба!"
Бегемот кинулся наутек, но был свален на землю и укушен в предплечье передней правой лапы.
Пацаненки переплелись в схватке, азартно вскрикивая и вполсилы мутузя друг друга, пока не скатились обратно в канал. Там они отлипли и, тяжело дыша и хихикая, выбрались обратно на бережок, растянулись на сочной летней травке. Закрыли глаза, блаженно впитывая солнечные лучи.
"Как хорошо, что я живу в таком замечательном городе!" - подумал Ндаба.
Он любил родной Умгунгундлову. Несмотря на труднопроизносимое название. Впрочем, его прежнее: Питермарицбург, было не лучше. К тому же оно напоминало о светлых временах апартеида, и в тридцатые годы, когда по всей Южно-Африканской Империи прокатилась волна переименований, было заменено на исконно зулусское название. Да, слова "светлый" и "белый" в Империи несут негативную окраску, как у европейцев "темный" и "черный".
Так вот, Ндаба любил свой город, как бы он ни назывался.
И не зря. Ну, в каком еще миллионном мегаполисе найдешь такие вот перелески и ручьи в сотне метров от своего старенького, но уютного четырехэтажного дома, на третьем этаже которого была их с мамой и отцом квартирка? А старинные краснокирпичные здания в центре? А ратушу с часовой башней? А современные офисные кварталы на западе? Ну и заводы, конечно. Но ими, заводами, в Империи, особенно ее исконной южной части, никого не удивишь. А вот чтобы при этом и природа сохранилась, это да!
Неожиданно плавное и ленивое течение мыслей мальчика прервал телефонный звонок. В кармане шорт завибрировал коммуникатор, заиграл мелодию популярного марша. Гнусавый голос зачастил реперным речитативом:
"Солнце встало над бушем,
Копья хищно блестят.
Кровью белых напьются
Сонмы смелых солдат!"
"Что же такое "сонмы"? - как обычно подумал Ндаба.
Вот который раз он говорил себе: "Надо в поисковике набить!" и забывал.
Мальчик был не силен в олукхулу-банту. Дома и с друзьями он обычно разговаривал на родном зулусском, который на новый синтетический язык был, конечно, похож, как и большинство наречий центральной и южной Африки, но все-таки не совсем. Или Ндаба на том же английском болтал. Этот "пережиток колониального прошлого" все еще служил языком межнационального общения в огромной империи, объединенной меньше двадцати лет назад из восьми с двумя половинками стран и населенной чуть ли не сотней народностей.
Но мальчику было наплевать на лингвистику.
"Интересно, - подумал он, пока выуживал из кармана мокрых шорт старенький коммуникатор, - а как эти сонмы будут пить кровь? Еще у живых врагов, как в фильме "Черный спецназ", или будут есть пленных, как по секрету рассказывал Джори, у которого старший брат в "Диких охотниках" служит? И какое оно на вкус - человеческое мясо?"
Такие вот добрые мысли стайкой рыбешек пронеслись в голове пацаненка, пока он вытягивал поцарапанный, с обломанным уголком, экранчик комма и вглядывался в смутное изображение.
- Будь смел, нгафамби! - важно поздоровался с Ндабой вождь рода "Мстителей ночи".
Был он на целых три года старше мальчика, вид имел серьезный, одет в мешковатую, наверное, отцовскую пустынную камуфляжку, перепоясанную армейским ремнем.
- Всегда бесстрашен, инкокели! - ответил Ндаба на приветствие.
- Объявляю сбор боевой группы! - сообщил вождь Абимбола. - через двадцать минут у школы. Пойдем на Ван Дер Брадена!
- Ясно, - деловито кивнул Ндамба. - Готто с собой взять? Он рядом.
- Да, бери, - согласился Абимбола. - Его тоже скоро в фамбилейо принимать будем. Но не в этот раз.
- А меня, значит?.. - с замиранием спросил мальчик.
- Как сегодня себя покажешь, - ухмыльнулся командир. - Все! Жду вас!
И отключил связь.
- Ура! - Ндамба подпрыгнул от радости!
Наконец-то его переведут из бойцов - "нгафамби" в разведчики - "фамбилейо"!
- Идем на дело?! - подскочил к нему Готто.
- Да! Побежали!
Йоханнес Ван Дер Браден обитал в богатом районе Медоус. Был он, конечно, не белым, но явная кровь буров у него имелась. Да и имя само о себе говорило! Владел Йоханнес небольшой обувной фабрикой, жил в двухэтажном особняке с садом и цветником.
В общем, прекрасная цель для малолетних черных нацистов.
Шестеро мальчишек собрались в квартале от его дома. Все возбужденные, приплясывающие в предвкушении приключения.
- Дер Браден укатил в Преторию, и семейство с собой взял, - сообщил Абимбола. - Наша боевая задача: проникнуть в сад, совершить акт расового самосознания и быстро сдрыстнуть, пока соседи переполох не подняли! Вперед!
Пацаны стайкой пронеслись по тихой сонной улочке, подбежали к высокому пластиковому забору. Абимбола вытащил из большой спортивной сумки резак и вручил его Ндамбе. Приказал:
- Действуй!
Паренек кивнул, переглотнул от волнения, взял во внезапно вспотевшие руки инструмент, присел и, включив горелку, плавно, но быстро сделал полукруг, расплавив пластик. Пнул ногой и вышиб вырезанную часть. Оглянулся на вождя и первым шмыгнул в дыру. Плечо зацепило за еще горячий оплавленный край. Мальчик тихонько зашипел от боли, но не остановился ни на секунду.
Следом, сопя, протиснулись остальные.
- Командуй! Сегодня твой день! - снисходительно распорядился Абимбола.
- Хорошо! - шепотом ответил Ндамба, потирая обожженное место. - Пацаны, то есть нгафамби! Дом не трогаем, чтобы сигналка не включилась! Топчем цветы, ломаем, что получится...
- И яблоки рвем! - сунулся Готто.
- И фрукты собираем! - снисходительно разрешил Абимбола, указав на свою сумку.
Малолетние расисты стайкой крыс разбежались по участку. Силенок у них были маловато, но их компенсировало неудержимое желание напакостить. За пять минут, пока не заверещала-таки охранная сигнализация, они успели сделать кучу гадостей.
- Сваливаем! - приказал Абимбола.
И хулиганы быстро шмыгнули через дыру на улицу и, хохоча, понеслись по ней.
В принципе, они могли бы и не торопиться. Полиция прибыла на место лишь через полчаса. Блюстители правопорядка смотрели сквозь пальцы на то, как молодежные отряды устраивают веселую жизнь не совсем черному населению. Главное, чтобы не переходили грань. Да и сами полицейские в детстве подобным занимались, а кое-кто из старших помнил настоящие белые погромы и даже участвовали в казнях линча, вылавливая и жестоко убивая тех глупых или нерасторопных белых, что не успели вовремя сбежать из страны. Теперь-то их в Южно-Африканской Империи совсем не осталось, и пришло время полукровок и азиатов.
А Ндамба бежал рядом с друзьями. Ему было весело и радостно от мысли, что сегодня его наконец-то переведут в фамбилейо!
Домой новоиспеченный разведчик пришел на закате.
Лучи Солнца почти горизонтально пронзали небольшую двухкомнатную квартирку на третьем этаже. Мама уютно гремела на кухне посудой. Сестренки-близняшки о чем-то болтали. Наверное, обсуждали какую еще шалость устроить завтра в детском саду.
Был бы еще дома отец...
Но он где-то на севере, в провинции Замбия. Его часть месяц назад туда перебросили. И не только его. Эшелоны с техникой и солдатами непрерывным потоком идут к границе с Танзанией. А в разговорах взрослых все чаще слышится слово "война".
- Война! - как будто откликаясь на эту мысль, воскликнула мама.
Брякнула разбившаяся тарелка. Женщина выкрутила на полную громкость телевизор:
- ...продолжают стремительное наступление вглубь вражеской территории! - по-идиотски радостным голосом вещал диктор. - Танзанийские свиньи трусливо бегут, оставляя позиции, но наши черные соколы настигают их бомбовыми ударами, а доблестные танкисты втаптывают в грязь! Да, граждане великой Империи! Наконец-то свершилось! Мы принесем истинную свободу и гордость за черную расу на штыках наших солдат в оплот красно-белого режима! Впереди нас ждут великие победы!..
Мама выключила телек. Громко всхлипнула.
"Почему она так?" - удивился и обиделся на родительницу Ндамба.
Но у самого предательски засвербело в горле и навернулись слезы.
Все-таки там папа. А вдруг какой-нибудь подлый танзаниец или его хозяин эфиоп выстрелит ракетой в его танк?