Нет, ничего плохого не случилось, никаких замен в экипаже производить не потребовалось. Каждый занимался своим делом. Но Славик в который раз ловил себя на том, что ему нравится разбираться в чужом труде. И, когда бывала возможность, помогать своим друзьям.
Маше Довженко тестировать аппаратуру рекуперации воздуха. Матьясу и той же Марии помогать разбирать образцы проб грунта и составлять прикидочную каллистологическую карту.
Вместе с Румией проверять состояние здоровья экипажа и проводить простенькие биологические эксперименты. Правда, делать их приходилось на крошечных образцах растений и нескольких мушках-червячках, что взяли они с собой на поверхность.
Женщины все уговаривали капитана разрешить им прихватить с собой "ну всего лишь парочку ма-а-аленьких горшочков с цветами".
- Представляешь, как чудесно они интерьер нашего кораблика улучшат! - говорила Маша и просительно заглядывала в глаза Станиславу.
- Ага, а при посадке разобьются и по всему полу раскидают грязь! - противным голосом возражал начальник экспедиции.
- Слава! - серьезно, видимо не поняв шутки, возмущалась Румия. - Какая грязь?! У нас все растения в гидропонных контейнерах! Неразбиваемых!
- Вот пусть в них и останутся, - улыбался Славик и серьезно пояснял: - Простите, девочки, но каждый килограмм, что мы прихватим с собой, увеличит расход топлива на полтора килограмма. И если, Маша, ты захочешь забрать с Каллисто какой-нибудь очень интересный булыжник, цветочки придется оставить на этом самом спутнике Юпитера. Мерзнуть при абсолютном нуле. Вы на это согласитесь?
- Мы лучше тебя оставим, - пробурчала Румия. - Мерзнуть.
- Добрая ты у нас, - вздохнула Маша. - Но, капитан, извини... те... я спрошу у Земли. Все-таки, как штатный психолог я считаю, что живое растение на корабле будет полезным.
- Спрашивай... те... на здоровье, - ответил Славик и широко улыбнулся. - Я - самодур и диктатор, всё равно сделаю так, как сам решу.
- Повезло нам с начальником, - возвела очи горе Мария.
Не подумайте, космонавты вовсе не ссорились. Наоборот, они как бы играли в ссору. Очень правдоподобно, переходя в общении на "вы", ругая друг друга. Такую манеру общения они выработали да долгие три года совместной подготовки. Научились как бы изображать конфликты, сами при этом поглядывая на них со стороны с доброй улыбкой.
Иначе ведь никак! Психология замкнутого коллектива, вынужденного полтора года жить в крошечном кораблике, летящем в невообразимой дали от Земли - страшная штука. Несколько трагических примеров вроде гибели двоих японских космолетчиков на "Тэнсоу", катастрофы на "Удханте", или жестокой драки на американском "Томасе Джонатане Джексоне" были тому подтверждением.
И Славик, вместе со своими друзьями и подругами из экипажа "Кондратюка", это усвоили.
Так или иначе, но все боксы с крошечной оранжереей межпланетного корабля остались в его научном отсеке под присмотром Пети Лыткина.
Румия иногда вздыхала: "Как там мои цветочки?" - но без особого беспокойства. Она знала, что Петр с присущим ему перфекционизмом заботится о растениях самым наилучшим образом. К тому же у компьютерщика экспедиции был к тому и личный стимул.
Впрочем, всего через несколько часов, Румия сама сможет в этом убедиться.
Первая экспедиция на поверхность Каллисто заканчивалась.
Двадцать пять дней провели четверо космонавтов на поверхности самого дальнего из Галилеевых спутников Юпитера. Холодном сумрачном мире, над которым крошечное Солнце делает медленный оборот за целых семнадцать дней, а полосатый мяч Юпитера, как приклеенный висящий почти в зените, по размерам лишь в пару раз больше, чем выглядит Земля с Луны.
Но все равно в нагромождении скал, в пластах занесенного реголитом льда, вспыхивающего внезапно яркими искорками, в плоских равнинах и бездонных трещинах было что-то особенное. Свое собственное, не похожее ни на Луну, ни на Марс. Каллистянское. И Славик уже знал, что будет вспоминать об этом мире, с приятной грустью.
Впрочем, это будет еще не скоро.
Более того, после полета к Ганимеду и экспедиции на него, они опять вернутся на Каллисто и еще раз спустятся на его поверхность. Все-таки большие дяди в кабинетах Роскосмоса склоняются к тому, что базу надо строить именно здесь. Пусть чуть ли ни в двух миллионах километрах от Юпитера, а не в миллионе, как Ганимед. Зато Каллисто гарантированно никак не цепляет страшные радиационные пояса самой большой планеты солнечной системы с чудовищно мощным магнитным полем. Радиационные пояса, которые принесли столько бед первой экспедиции и чуть ли не убили Анастасию Белякову.
"Так что пусть лучше будем тратить больше топлива, но жить в безопасности!" - в очередной раз подумал Станислав.
Впрочем, окончательное решение примут уже после возвращения на Землю.
Это была всего лишь автоматическая система предупреждения, а вовсе не искин. На "Белку" суперкомпьютер, в котором можно было бы поселить искусственный интеллект устанавливать было нерационально - лишние две тонны веса. Вот на "Кондратюке" он имелся и Валера в нем жил. И то эта веселая и доброжелательная личность появился там после долгих споров. До "Кондратюка" Роскосмос оставался верным традициям. Искины были лишь на базах, а корабли ограничивались простой автоматикой, в отличии от Японцев и одного из индийских кораблей.
После "Удханты" Индия тоже отказалась от искинов на кораблях. Они решили, что рано еще вводить лишний элемент сложности в психологическую систему экипажа. И даже авторитет Кирана Чаудхари, который был с этим мнением в корне не согласен, не помог.
Славик, уже облаченный в легкий скафандр, мягко приземлился в кресло пилота.
Все-таки месяц при "лунном тяготении" не прошел даром. К "марсианской" гравитации, принятой во время полета в системе Юпитера на "Кондратюке" придется привыкать.
Рядом заняли свои места остальные трое космонавтов.
Матьяс уткнулся в экран контроля двигателей, Маша взяла на себя все остальное корабельное оборудование, ну а Румия совмещала работу навигатора и связиста.
Славику же оставалось только летать.
Он улыбнулся, привычно протянул руки к пульту и пробежался по контрольным командам.
А, когда женский голос после очередных предупреждений сообщил, что: "Остается минута до старта. Удачного полета!", слегка напрягся и собрался, как привык это делать с далеких курсантских времен, перед тем, как поднять в воздух тяжелый боевой вертолет.
"Не надо о вертолетах и войне!" - обругал он себя.
Месяц назад братишка Юра чуть не погиб в далекой Танзании. Сейчас он в госпитале. На последнем сеансе связи даже улыбался, хотя чему тут улыбаться, когда у тебя нет больше левой руки!
- Ты... решил, что будешь делать дальше? - скованно и с сильным беспокойством спросил тогда Станислав, и устроился ждать, когда радиоволны долетят до далекой Земли и вернутся с ответом.
- Славка, - рассмеялся брат спустя полчаса, - ты совсем забыл, в какой стране я живу! У нас не Америка какая-нибудь дикая. Ветеранов помирать под заборами не бросают! Ко мне уже две недели назад приходил товарищ из кадровой службы. Предложил целых четыре варианта. Два на танковом и вертолетном заводе госприемщиком работать, третий в минобороне бумажки перекладывать...
- Но ты принял четверное, - кивнул Славик.
- ...Как ты догадался, я согласился на крайний, - продолжил младший Бойченко. - В мое родное училище младшим преподавателем.
- Самое низкооплачиваемое и непрестижное, - вздохнул полковник ВКС и принялся рассказывать, как прошла посадка на Каллисто и чем они занимаются на этой луне Юпитера.
Надо же заполнить паузу, пока сигнал со скоростью бешеной черепахи ползет по космосу.
- Слав, ну ты точно в России испортился совсем, - еще через полчаса укоризненно пожурил брата Юра. - Разумеется, кадровик и не сомневался, что я выберу именно это предложение. Иначе... я не был бы твоим братом.
- Ну, ты всегда им останешься, - улыбнулся Славик. - Ты лучше скажи, что с протезированием?
- Ну и в очередь на протезирование я записался, - как будто уловил мысль старшего брата Юрий. - Но сейчас таких как я много с войны возвращается, так что придется подождать с полгода.
- Может мне попробовать надавить по своим каналам, чтобы ускорить дело? - скованно спросил Станислав и покосился на циферблат бортового хронометра.
Сеанс очень сильно затягивался. Вообще, он был исключительным. Сейчас, возле Юпитера, космонавты обменивались с родными видеописьмами. Но чуткое руководство экспедиции решило, что в этом случае скупиться на энергию и время нельзя. И правильно сделало. Потому, что командир экспедиции чувствовал себя виноватым, что когда-то подтолкнул младшего брата к военной карьере.
И теперь этот молодой двадцативосьмилетний парень стал инвалидом. Но не перестал быть человеком.
- Сла-а-ава! - совсем уж обиженно и непонимающе воскликнул он. - Нет, как только вернешься, тебе надо хотя бы полгода-год пожить на Родине! Ты в своей гнилой России совсем озверел! Вот честно, будь ты рядом, получил бы от меня оплеуху! Правая рука у меня тяжелая! Это у вас там можно надавить авторитетом, пожаловаться, что героя войны ущемляют! Мне такое и подумать стыдно и мерзко! Как я буду расталкивать локтями... локтем... своих боевых товарищей, только потому, что у меня звание повыше, наград побольше, а брат космонавт?! Да это просто немыслимо! Нет, забирать тебя надо к нам в Николаевскую Коммунистическую! Уф! Ладно, прости, сорвался... Но и ты хорош. А меня, кстати, к еще одной награде представили. Боевое красное знамя. Будет вся грудь в орденах. Начну охоту на девушек. Ну, а протез... Подожду. Нервные узлы в мозгу и позвоночнике за полгода не атрофируются, так что будет у меня искусственная рука не хуже настоящей! Вот. Ладно, брат, пора мне закругляться, а то связист делает огромные глаза и тыкает себя пальцем в левое запястье! До встречи!
Такой вот разговор тогда произошел.
Но сейчас эти воспоминания лишние. Все внимание на управление тяжелым и неповоротливым космическим корабликом.
Из-под брюха семиметрового диаметра и высоты конструкции, обвешенной по талии шарами с кислородом и водородом, ударили реактивные струи. Вздыбили миллионы лет скапливающуюся пыль. Оторвали от поверхности ноги-опоры. И поволокли корабль-станцию вверх, в сторону наворачивающего круги над Каллисто "Кондратюка".
Славику было некогда смотреть по сторонам, оттого сполох слева, почти за гранью широкого обзорного экрана, он увидел лишь самым краешком глаза.
А, когда повернулся в его сторону всем корпусом, он успел погаснуть.
Или ничего и не было?!
Потом Станислав перероет все записи, сделанные внешними камерами "Белки" и объективами Кондратюка, нацеленными вниз с орбиты, но так не найдет ничего странного.