Но мертвые стояли неподвижно, и Кайри обходила их, стремясь добраться к зубчатой гряде из остовов домов.
К своему дому.
Кайри проснулась, как всегда в холодном поту и с ощущением, что только что кричала. Как сомнамбула выбралась из спального мешка, постеленного на пластиковом коврике, в промозглое и душное нутро палатки.
Накинула на плечи не по размеру большую куртку и выбралась наружу.
Было утро. Серое и ветреное. Холодные сквозняки шмыгали между ровными рядами больших армейских палаток, поднимали вверх какой-то мусор и вездесущую пыль.
Людей почти что не было. Те немногие, что все еще жили в Лагере, отсыпались. Здесь принято вставать поздно. Главное, успеть к завтраку, который раздавали около десяти утра. А потом, взяв в руки пластмассовый котелок с горячей кашей, усесться где-нибудь, иногда прямо на пыльную дорогу, чтобы съесть ее, безвкусную и встающую комом в горле.
Потом... Потом жители Лагеря коротали время до обеда. Кто как.
Кто, тупо глядя перед собой, кто, болтая о всякой ерунде, кто, без дела слоняясь между палаток.
Кто - умирая.
Сейчас это происходило нечасто. А в первые недели санитары еле успевали запихивать в черные пластиковые мешки тела. Обезображенные болезнью, с выпадающими волосами, язвами, ожогами.
Нет, конечно, их всех здесь лечили, помещая особо тяжелых в боксы собранного, как из кубиков, здания медицинского корпуса. Да и сейчас каждый день усталые врачи обходят поселок, проводят по телам кибердиагностами, записывают в планшеты состояние каждого жителя, раздают очередную порцию лекарств. Кайри уже три недели получала только витамины и микроэлементы. Это хорошо. Значит, ее считают вполне здоровой.
Все-таки хорошо, что ей тогда хватило ума обойти базу Харар Меда по широкой дуге.
И не было у нее на пути никакого моря пепла.
Была обычная буровато-коричневая земля с редкими кустиками и деревцами с обломанными ветками. В полутора километрах от эпицентра светового излучения не хватило, чтобы прожарить и поджечь их.
Только людей опалило. И то большинство не до смерти.
Убило их в основном ударной волной.
Кайри вспомнила свою учительницу, сломанной тряпичной куклой лежавшую на берегу озера так, что голова ее скрылась под водой, окрашивая ее кровью в розовый цвет.
"Умерла", - скользнула тогда по краешку сознания девочки отстраненная мысль.
Вспомнила одноклассников, валяющихся, ползающих, отрешенно сидящих. Орущих, стонущих и воющих.
Это было не просто страшно.
Было жутко.
Холодная липкая субстанция ужаса наполнила ее всю. И, повинуясь ему, Кайри на четвереньках, цепляясь за корни деревьев, выбралась наверх, подальше от берега озера, где они совсем недавно весело готовились к пикнику.
Девочка не узнала свой родной город.
Дома, окружающие вулканический кратер, стояли без единого стеклышка, пялясь на нее пустыми оконными и дверными проемами. А на юго-востоке, прямо из центра искореженной и будто бы прогнутой взлетно-посадочной полосы, поднималась вверх толстая серо-черная ножка огромного дымного гриба. Сильный ветер дул как раз со стороны Кайри, наклоняя его, сдувая расползшуюся на полнеба шапку в сторону от Аддис-Абебы.
Кайри заметила это, только когда обошла базу с севера.
Девочка хорошо помнила уроки ОБЖ. Знала о радиации. Понимала краешком сознания, что надо поскорее убегать отсюда, но не могла.
Потому что рядом с военной базой, к северо-востоку от нее, был дом.
Было то, что осталось от ее двенадцатиэтажки и других строений военного городка.
Покосившиеся бетонные остовы. С празднично пляшущими в них сполохами пожаров, облизывающих кости трупов домов.
Их дом был ближе всего к базе. Папе специально дали квартиру в нем, чтобы по тревоге он мог как можно быстрее сесть в свой самолет и взлететь.
"Может, и сейчас?! - с отчаянной надеждой подумала тогда Кайри. - Может, он успел? И теперь кружится в небе, ищет куда приземлиться?"
Очень часто потом ей снился и такой сон.
Как отец, суровый и строгий, находит ее, кладет руку на плечо, говорит: "Пойдем, Принцесса".
Очень долго ей это снилось. В лагере беженцев, в детском доме, в казарме, в джунглях Конго... И даже там, высоко за облаками.
Ее не пустили в развалины.
Там уже встал в оцепление особый полк внутренних войск, уже летели из столицы спецмашины спасателей. Уже отлавливали таких как она пострадавших от взрыва и свозили на противоположную окраину Аддис-Абебы в спешно разворачиваемый лагерь беженцев.
Первоначально в него набилась чуть ли не половина населения трехсоттысячного Дэбрэ-Зэйта. Так, что лагерь походил на растревоженный муравейник. Но кого-то разобрали по госпиталям, кто-то быстро и жутко умер от ран и радиации. Кого-то нашли родственники и увезли с собой. Так что сейчас, спустя три месяца, лагерь почти опустел.
Кайри никто не нашел, а дозу радиации она схватила совсем маленькую.
Говорят, бомба была очень чистой. Из тех, что взрывают перед своими наступающими войсками, чтобы те могли без особых потерь пройти через эпицентр. Да и ветер отнес облако в пустынные районы.
- Кайри Нэди! - услышала девочка.
Резко обернулась. Уставилась на пожилую женщину, быстро шагающую к ней по улочке между палатками. Это была распорядительница их сектора.
- Да, - подтвердила Кайри, и ее сердце бешено заколотилось в груди.
Вспыхнула безумная надежда, что тот сон про папу...
- Идем, - кивнула женщина и, ломая надежду, сообщила: - Наконец-то тебя определили в детдом. Сама понимаешь, они битком забиты военными сиротами, а тут еще и от нас куча детей поступила.
- Я... понимаю... - опустошенно сказала Кайри.
Значит - всё. Она - та самая военная сирота.
"Я одна против всего мира", - это не было мыслью, скорее ощущением. Но оно заполнило до краев, на многие годы став сущностью.