Ерёмин Сергей Алексеевич : другие произведения.

Инаковое желание

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Есть желания очевидные, понятные. Иногда очень сложно устоять и не поддаться им. Герой этой истории тоже был поставлен перед сложным выбором.
  

Инаковое желание


   У нас в доме сегодня праздник - день рождения жены. Нагрянули все дети с супругами и со всеми внуками. Все - это сколько? Это сын и две дочери, сноха, два зятя, внук и четыре внучки. Толпа! Хвастаюсь? Да, хвастаюсь - имею право.
   Отмечать событие с друзьями мы будем в субботу в ресторане, а сейчас, пятничным вечером, семейные посиделки в нашем загородном доме.
   Парни собрались во дворе у мангала, колдуют, отгородившись от женщин. Знаю я их колдовство - пиво потихоньку без жён потягивают. А то и рюмашку-другую чего покрепче пропустят, пока дамы во главе с мамой-бабушкой салаты составляют и нам кости перемывают.
   Я же сегодня - детский пастух. Вот он мой дедовско-семейный капитал - носится вокруг меня. Сейчас у них пейнтбольная битва около бассейна. Микро-воинство в серьёзной защите: шлемы, перчатки, наколенники - дабы не поубивались с разбегу. Обхохочешься, глядя. Младшей в этом месяце три года исполнится, в шлеме - чисто чебурашка безухая. С огроменным "ружжом". Такая кувыркнётся в бассейн - лови её потом. Вот и стерегу, хотя все плавать обучены. Ещё я кучу поролоновых ковриков настелил, чтобы малышня носы-колени-локти не ободрала. Всё равно ведь побьются
   - это же закон природы, его не отменишь никакими строгостями ювенальной юстиции.
   Крики, вопли, визг. Все обляпаны разноцветными кляксами. Кто-то даже деду в спину не постеснялся пару красящих шариков засадить. Ох, как я понимаю этого "снайпера": чего это дед выделывается, в белом пиджаке на поле боя пришёл? Ну, как исподтишка не разукрасить такого пижона?
   Вообще-то, дед не совсем дурак, специально провоцирующую одежку надел. Надо же знать, кто у меня из сопливого поколения самый невыдержанный. Теперь знаю: внучка от первой дочери - Юлечка. Что интересно, её брат-близняшка Юрик стрелять в меня не стал, хотя они с сестрой многое делают синхронно. Вот и разница в характерах намечается. Неужели Юлечка? Поживём-увидим. Пока у всех девчонок шансы равные. С пацаном всё ясно - единственный наследник у деда.
   Пятеро. Я и не мечтал о таком.
   Мои неугомонные инвестиции в будущее. Наши.

 

   День конца мая восемьдесят третьего года был мокрым. Поливало так, что громадное окно новой сцены Таганки в финале "Трёх сестёр" не открыли. А я так надеялся выйти из театра через него. Выпендриться, вопреки всему вернуться вместе с сёстрами "В Москву, в Москву!". Рассказывали, что как-то раз, когда окно открылось для выхода близсидящих зрителей, за ним на улице обнаружились три алкашика, которые разливали "Московскую" по стаканам и нарезали "Докторскую" на газете "Правда". Шептались, что будто бы сам Юрий Петрович их нанял, дабы возвращение сестёр в Москву современную показало... Вы меня понимаете? Вот это жест, вот эта фига в кармане! Ну, да, ну, да:
    "На Таганке,на Полянке
   Слухи множатся в толпе,
   На Полянке, на Таганке,
   У Любимова Ю.П."
   Ещё один еле уловимый намёк из прошлогодней "Юности" от любимца публики пародиста Александра Иванова.
   
   Дождь шёл в виде ливня из ведра, окно в Москву не открылось, постановка мне не понравился - где обещанная рецензентами жёсткость? Кроме обычных резких "толчков локтями" от Аллы Демидовой - Маши и вспомнить нечего. Кончилась та Таганка, которую мы все любили.
   Стоять на выходе из театра в ожидании улучшения погоды было бессмысленно. Я поднял воротник рубашки, выскочил под дождь на Верхнюю Радищевскую, прикрыл голову руками и через лужи рванул к ярко светящейся, расчерченной косым пунктиром капель букве "М", что алела над входом на Таганскую-кольцевую. Вообще-то, мне надо было на Марксистскую, но пересекать площадь без зонта, плаща и резиновых сапог...
   Даже этих нескольких десятков метров хватило, чтобы промокнуть до нитки. Лаковые туфли для "выхода в свет" тут же противно зачавкали, джемпер пропитался влагой, струйка воды потекла по спине к...
   Да что же это за вечер такой! Мерзкий.
 

   В вестибюле станции отряхнулся, как пёс после купания - только брызги в разные стороны полетели. Я огляделся, не возмутился ли кто моим поведением. Люди не обращали на меня внимания, все были заняты собой: кто-то снимал промокший плащ и складывал зонтик, кто-то галантно убирал с плеч своей спутницы геройски пожертвованный для защиты от ливня пиджак - публика валила со спектакля. Я даже чуть не начал насвистывать любимое "какое мне дело до всех до вас, а вам до меня...", но тут взгляд наткнулся на неё.
   Девочка лет восемнадцати. Тонкая, высокая - мне под стать, мокрая до степени "платье в облипку" (без лифчика, машинально отметил я), коротко стриженная "под мальчика". Рыжие волосы на лбу и висках мокрыми сосульками прилипли к коже. Причёска "гаврош"... Нет, скорее "пикси". Я их обе хорошо знаю - как-то раз на мне, обросшем после летних каникул, язвительная парикмахерша в мужском зале отрабатывала варианты этих женских стрижек. Показывала двум своим ученицам весь технологический процесс. Я стойко терпел экзекуцию, пока мастер не обкорнала мои волосы под "полубокс", официально одобренный курсовым офицером на военной кафедре института. Мне было не по себе под ехидными взглядами девушек, старших меня на пару лет, и я хорошо запомнил все нюансы моего... мужского унижения.
   Это в бунтарском-то лохматом возрасте!
 

   В глазах рыженькой стояли слёзы. Они накапливались в углах глаз, просачивались... протекали сквозь слегка оттенённые тушью ресницы, струились по щекам, щедро приправленным милыми веснушками, капали с подбородка. Некоторое утекали по красивой шее вниз, в вырез лёгкого платья.
   Вода текла по телу девушки, струилась по ней, льнула ласково. Воды было так много, что девчонка стояла в небольшой лужице. Я глянул себе под ноги - недалеко от неё ушёл.
   Поднял взгляд - "эти глаза напротив" смотрели на меня: просили, требовали, умоляли. Ждать больше было невозможно, я подошел к "утопленнице" и спросил:
    - Девушка, что с вами? Вам плохо? Помощь нужна?
   Мило запинаясь и краснея... Боже ж ты мой - краснея!.. мокрая рыжуха сказала:
   - У меня нет денЕг на метро...
   И потупила взгляд. Я ничего не понял:
   - Пятака, что ли, нет?
   Не поднимая глаз она помотала головой:
   - Нет... - подняла головку, ещё больше покраснела и честно сказала:
   - Ни копейки... Я из Франс... Франции. Тур в Москве. Я потеряла мою группу... Мы смотрели спектакль в театр... Потом они уехали без меня. Мне в отель "ИзмайловО" надо.:
   Ну, что ты будешь делать! Фортуна дарит мне, разведённому, совсем свободному мужику лет двадцати пяти на вид, очаровательную потеряшку из насквозь загнившей в своём буржуазном капитализме Франции. А я даже не могу проводить красотку до её гостиницы. Уже сегодня ночью мне надо быть во Внуково, за мной заедут в два пополуночи, а ещё надо кое-что сложить в рюкзак. Помыться, одеться-экипироваться...
   - Я студент.. студентка. Изучаю русский в университет.
 

   Судьба, за что?! Даже если бы я проводил девушку до гостиницы, познакомился, договорился о встрече, то, поразмыслив, всё равно бы потом написал в первый отдел своего п/я докладную о факте контакта с иностранной гражданкой. У меня, как ни как, вторая форма допуска, я, программист, работаю со всеми базами данных нашего оборонного предприятия, и вылететь с работы из-за случайного контакта с какой-то француженкой, о котором может настучать кто-то совсем не случайный... Да хотя бы вот этот милицейский скучающий сержант, который треплется с билетёршей на турникете. Выгонят, и куда я пойду? На стройки коммунизма? В колхоз? В богемные артисты? Артисты, да. Это им, диссидентствующим, позволительно жён-капиталисток иметь, а нам рядовым итээровцам даже такой малости, как прогуляться с этой красоткой...
   Девушка ещё что-то говорила. А я смотрел на неё. Честно признаюсь - любовался. Пытался понять, почувствовать, уловить. Заглядывал в глубину глаз: что там у тебя, девочка? Что скрывается? Ты кто? Ведьма, пытающаяся приворожить, найти очередную жертву? Шпионка, жаждущая выведать горячие секреты моего оборонного предприятия? Растерянная, потерявшаяся туристка, которой нужна помощь в размере пятачка на метро? Но шпионки не ездят на метро в поисках подходящего контакта - в кино такого ни разу не было. Ведьмы живут в детских сказках... там им самое место! Туристки из капстран просто так не теряются посреди нашей социалистически развитой Москвы. Кто ты, рыженькая?
 

   Что ты говоришь?
   - Вы меня не понимаете? Я плохо говорю по-русски?
   - Девушка, вы прекрасно говорите по-русски. И, конечно, я вам помогу. У нас стоимость проезда в метро - пять копеек. Пройдёте через турникет, и можете хоть целый день до закрытия метро кататься.
   - Как это? Всего пять копеек? Целый день?
   - А вот так! Надо только, чтобы пять копеек были одной монеткой, её вон туда в аппарат надо бросать. Сейчас я вам найду, - я пошарил в кармане брюк - мелочи не было, - Сейчас я в кассе рубль разменяю.
   Тут мой взгляд упал на грязный пол с лужицами воды - уборщица не успевала собирать шваброй с мешковиной воду, стекающую с зонтов и с самих входящих - в двух шагах от нас лежали две монетки, два пятачка. На сухом месте, чистенькие.
   - Смотрите, вот денежки кто-то потерял. - Я не стал корчить из себя богатого буратино, подобрал монетки - не побрезговал. - И в кассу ходить не надо.
   - Эх, если бы все бесхозные монетки на земле хотя бы в радиусе пяти метров от меня попадали бы в мой кошелек! Мне бы точно хватило...
   -
   ляпнул я вдруг с какой-то самому непонятной бесшабашностью.
   -
   Пойдёмте в метро. Я не смогу вас проводить до гостиницы... отеля. Извините, тороплюсь по делам. Но тут не сложно, вам надо доехать до метро Курская-кольцевая, пересесть на радиальную и ехать до...
   - Измайлоыской. Спасибо, я знаю. И схемы везде висят. Я доеду. Спасибо вам. Очень большое спасибо. Вы меня... вы-ру-чи-ли. Я правильно сказала?
   - Правильно. До свидания, красавица. Оревуар.
   - До свидания... - произнесла она и так посмотрела, будто рублём одарила, как любила говаривать моя бабушка.
   В зелёных глазищах светились золотистые искорки.
   Точно ведьма, решил я.
   На душе было грустно, но почему-то легко.
 

   Той же ночью я улетел в турпоход в Приполярный Урал. Категорийный, спортивный поход. В плане был даже перевал сложности 2Б. Кто ходил - знает.
    Нашему коллективу туристов его долго не разрешали. Потом не менее занудно согласовывали наш маршрут. Знающие люди объяснили: там зона на зоне, отнюдь не зэковские. Скорее военные: то ли ракеты пролетают, то ли ещё какие полигоны. Кто-то говорил о золотых приисках, кто-то о добыче алмазов. Один чудик вообще нашептывал мне при включенном на полную громкость телевизоре с хоккейным матчем об НЛО, ненецких шаманах и почему-то ямайском вуду. Чокнутых хватало и при развитом социализме.
    Я давно напрашивался в этот поход, ходил с ребятами из турсекции по более простым маршрутам, доказывал свою состоятельность. А доказывать надо было - рюкзачки наши в начале предстоящего маршрута весили впритык к 44 кг. Это при том, что мы их облегчали как могли, буквально по грамму убирая с весов всё, что можно: сушили продукты, меняли лямки и шнуры на рюкзаках на более лёгкие, доставали у смежников альпинистские крючья из более легкого сплава.
    Мне даже посоветовали не брать кучу монеток, которую я наменял для расчетов в тамошних сельпо в конце маршрута - по рассказам знающих людей у продавцов в таких деревенских магазинчиках отродясь не было мелочи на сдачу. "Не занимайся ерундой. Не разоришься без надцати копеек", - сказали мне. Я особо не спорил. Но металлические деньги были мне нужны ещё для одного попутного дела. Точнее - основного, ради которого я так рвался в ещё неисхоженный Приполярный Урал.
 

   Что сказать о том походе? Очень тяжёлый и изматывающий в начале маршрута, он с каждым днём становился всё краше, интереснее и даже чудеснее. Тело привыкало таскать поклажу, рюкзачок потихоньку худел, глаза, проморгавшись от застилающего их пота, стали видеть красоту природы, гор, минералов. И хотя я не нашёл в конце пути того, что искал в тайне от всех, я не просто не жалею, что потратил отпуск на этот нелёгкий маршрут - я вспоминаю о том путешествии с радостью, смакуя минуты запомненного упоения увиденным и эйфории преодоления.
    В конце нашего пути очень даже пригодилась мелочь из моего "кошелька" - на нагло-радостные реплики продавщиц "а сдачи нет!" я невозмутимо отсыпал из холщового мешочка нужные монетки. Наши потом смеялись и дружески похлопывали по плечам: силён, бурундучок запасливый, так ты нам на пару финальных бутылок портвейна сэкономил.
    Вино мы распили в поезде. И не пару - набрали "трёх топоров", портвейна "777", почти на все деньги, что наскребли по карманам. Опустел и мой "кошелёк".
    Но что странно, уже дома я обнаружил в мешочке мелочи рубля на четыре. Среди монет были даже дореволюционный пятак 1916ого года, советский гривенник 38го из плохонького серебра и... двухкопеечная 27ого!
 

    С детства, уже очень и очень далёкого - я старше, чем значусь по документам...
    До сих пор перед глазами послевоенная хатёнка из самана под соломенной крышей, что поставил отец, вернувшись с войны: неровный, выметенный до ямок земляной пол, низкий потолок из дубовых досок, натасканных из блиндажей, что за деревней, грубый самодельный стол, такая же лавка у окна - отец вынужденно и неумело столярничал. Всю утварь и хозинвентарь сам делал: табуреты, корыта, вальки для отбивания белья на речке, бочки, ульи. Единственная стоящая вещь в хате - кровать. Железная, с шишечками-набалдашниками на спинках. На ней спала мать с сёстрами. Мы с младшим братом - на печи. Отец со старшим на полу. На ночь угол застилали соломой, на которую набрасывали тулупы, овчины, ещё какие-то тряпки.
    Давно это было. Потом меня отец в столичное ФЗУ отправил. Жил я у дяди в Хамовниках, заодно перенимал у него наше наследственное от дедов ремесло. Ноябрьскими ночами бегал с пацанами на капустное поле в Лужниках, тайком подбирали выброшенные мерзлые листья, кочерыжки... Давно прошло то бедное, но радостное детство.
    Как все мальчишки, собирал разные "коллекции": этикеток со спичечных коробков, марок, значков, монеток. Даже фантики конфетные любовно складывал в поломанный школьный пенал - чтобы было чем с девчонками меняться. Взрослея, я начал почитывать всякие журналы типа "Филателия СССР", просматривать в библиотеке случайно попадавшиеся каталоги и иногда общаться с более продвинутыми, настоящими коллекционерами. Взрослым заглядывал по воскресеньям на Таганку - там собирались филателисты и нумизматы, общались, обменивались, покупали приглянувшееся и продавали ненужное. У многих это стало вполне доходным бизнесом. Уже тогда я стал задаваться вопросом: они потому коллекционируют всякое, что денег некуда девать, или коллекционирование их обогащает?
 

    Поэтому о редкости двушки 27ого года я знал и в ближайший же выходной мотнулся на Таганку. Знакомый дед из нумизматов оценил качество монетки, как невысокое, но вырученные за неё деньги позволили мне окупить свой походный отпуск. Вот так-то!
    Эйфория ненадолго вскружила мне голову, но потом пришлось всерьёз задуматься - откуда дровишки? Сдачи мне с момента последних уральских покупок никто не давал, я эту кучу мелочи с земли не поднимал. Уж дореволюционный здоровенный пятак я бы точно запомнил даже в подпитии.
    Так откуда? С земли... И припомнились мне мои слова, сказанные симпатичной рыжухе-француженке в памятный "мокрый" вечер: "...если бы все бесхозные монетки на земле хотя бы в радиусе пяти метров от меня попадали бы в мой кошелек!".
 

   Я взял кошелёк, вытряхнул из него все деньги и пошёл на улицу к "Союзпечати".
   Киоск стоял на асфальте на небольших "ножках" так, что под ним оставалась щель сантиметров в десять высотой. Из-под него я мальцом выгребал прутиком утерянную покупателями мелочь себе на мороженное и лимонад. Да не на одно "эскимо" за двадцать две копейки! И не только себе. Но об этом "клондайке" знали многие: и пацаны, и алкаши. Хорошо было бы нарваться на момент, когда никто там не шарил хотя бы полдня.
 

   Не доходя до денежного киоска, я понял, что зашел удачно: сантиметрах в пятнадцати от края под киоском в грязи что-то поблёскивало. Дальше уже ничего не было видно, но и этого мне должно хватить для эксперимента. Что там я просил: улавливать деньги с пяти метров от меня? Я начал медленно приближаться, сжимая кошелёк в руке, когда вдруг почувствовал двойной толчок в ладонь. Не понял? Замеченная мною монетка ещё виднелась под киоском. Заглянул в кошелёк - там уже были три копеечные монетки, грязная и совсем окислившаяся двушка, пятачок и двугривенный. Зацепил по дороге от дома? И сейчас влетели... И когда только успели попасть в мою копилку? До монетки под киоском оставалось метров семь. Чуть ближе - и она скроется из виду. Я начал подходить, красться к добыче медленным гусиным шагом, будто подходил к пораженному током от оборвавшегося провода с линии электропередачи - так нас учили. И тут началось: в моём кошельке начали появляться пыльные, грязные, затянутые патиной и просто зелёной трухой монетки...
 

    Февральским днём 90ого года я вошёл в длинный подземный переход, что под Пушкинской площадью. Погода была мерзейшей: злой ветер бросал в лицо мокрые ледяные дробинки, на нечищенных тротуарах образовалась скользкая гребёнка. Поскальзываясь на ступеньках, я вломился в тоннель перехода. Родина неформальной демократии в СССР бурлила: барды, кришнаиты, торговцы, побирушки и политические оракулы спрятались от мокрого мороза под землю и пели, провозглашали, зазывали, втюхивали, вещали и визжали. Многие курили, дым стоял коромыслом, голоса сливались в монотонный гул, на полу барственно раскинулись лужи. Кикбоксер Ван Дамм и капитан Иван Данко-Шварценеггер угрожающе провожали меня взглядами с продажных постеров, пока я пробирался ко входу на "Пушкинскую": из чьих, милок, будешь, люберов, аль металлистов? Полуголые девки на байках с плакатов напротив зазывали, подмигивали, улыбались поощрительно.
    Тут меня дернули за руку и предложили купить официальный как бэ гэшный справочник по НЛО и инопланетянам. Я буркнул, что херней и даже романтикой не страдаю, и собрался двинуть сквозь толпу дальше, но мой взгляд уже зацепился за тонкую стройную фигурку.
    Девушка стояла спиной ко мне. Она была одета абсолютно не по сезону: без шапки, в видавшей виды куртке-варёнке и таких же "прибананенных" джинсах, которые уже выходили из моды, на ногах сапоги невнятного цвета. На голове модная копна-химия, перетянутая лентой, завитые волосы водопадом кудряшек спускались с макушки на плечи. Рыжие, червонного золота...
    Всё смешалось в моей голове, смесь вскипела, выплеснулась, заглушила голос разума, пытавшегося было закричать "Беги!", ноги понесли меня к знакомой незнакомке.
    Рыжуха зябко скукожилась, разглядывая какую-то вещь, которую держала в руках изможденная тетка с серым лицом. Что там могло рыжую заинтересовать: бюстгальтер "анжелика", большой флакон импортного шампуня ядовитого цвета, гипнотически переливающийся перламутром?
   Я протолкался сквозь людей и зашёл чуть сбоку. Серый пуховый платок, да нет - громадная шаль. И да - это она, "француженка". Бледная, без веснушек, худющая - замерзший носик торчит, сопливо похлюпывает. Девушка задумчиво щупала приглянувшуюся вещь озябшими длинными пальцами, хмуря рыжие не выщипанные бровки. Дрожала, аж сердце от жалости защемило.
   - Двести... Меньше никак... Давай, дочка хотя бы сто девяносто. У меня дома двое и муж-алкаш, кормить нечем, макароны, и те закончились.
   - У меня только сто пятьдесят...
   Мельком подумалось: "Твою мать! Да что же это такое, во что наша жизнь превратилась..." И я вклинился в торг.
   - Держите, гражданочка. Мы берём, - я сунул тётке двести двадцать пять четвертными, - Ну-ка, подружка, накинь шаль на плечи, кружева на головку надень. Давно меня ждешь? Vous me comprenez?
    Девушка, испуганно дёрнувшаяся в сторону, всмотрелась в меня и вдруг робко улыбнулась, а потом просто расцвела улыбкой:
   - Пятачок?
   Я даже малость растерялся:
   - Кто, я? - но быстро сориентировался, - Ну, не Винни-Пух же! Но можно и солиднее - Кабан-Полтинник!
   - Вижу, заматерел. Мужчина! - она рассматривала меня. Беззастенчиво, не играя ненужные робость и смущение.
   - Ты, подружка, давай, укутайся, а то на тебя смотреть больно - сам замёрзнешь. Откуда-куда такая?
   - Спасибо большое. Выбиралась в издательство по делам. Я ведь переводчица: французский, английский, испанский, итальянский немного... Думала по-быстрому разберусь, а пришлось и на улице подождать, и на Малую Бронную сбегать. Недалеко, но замёрзла... Спасибо за шаль, ты не думай, я тебе деньги отдам. Держи сто пятьдесят, давай...те свой номер телефона...
   - Слышь, рыжуха, ты мне голову не морочь с деньгами. У меня с ними порядок: свой кооператив, покупаем на фабрике простые белые футболки по 50 копеек, в другом кооперативе по той же цене картинки-деколи с забугорными буквами. Да хотя бы с надписью "Perestroyka". Ляпаем на тряпкм и - вуаля! - продаём оптом по три рубля, а в розницу по пять. Так что, девушка, не торопитесь бежать домой, мама подождёт. Я вас приглашаю в Макдональдс.
   - Мамы у меня нет... - помолчала, - А в Макдональдс не пробиться, я мимо проходила - там надо стоять часа два. Человеки, уважающие американскую культуру, вместе со своими чувихами так оголодали, что очередь длиннее, чем в Мавзолей.
   - Положись, подружка, на меня.
 

    Попасть в Макдональдс стоило мне сотку. Перекупил два места в очереди у входа у профессиональных очередников. Почти половина моей прошлогодней месячной зарплаты в покинутом мною почтовом ящике. Для меня это не деньги: да, кооператив неплохо кормит, но монетки, слетающиеся в кошелёк, приносят больше. Теперь у меня и квартира, и машины - автомобиль и стиральная, и дача... Хозяйки только на всё это не хватает. С другой стороны, зачем мне она? С моими неясными перспективами в судьбе.
    Вошли в ресторан, вот и очередь в кассу. И опять пошла в ход бумажка, чтобы пропустили. Ленин на купюре неодобрительно, но молча посмотрел на дикую гримасу капитализма. Мне было плевать на вождя мирового пролетариата - я готов был отдать много больше, лишь бы понять, с кем меня столкнула судьба.
 

    Мы сидели в тепле многолюдного зала, невиданного чуда американского ресторанного конвейера, уплетали многослойные бутерброды с пресными травяными листьями, запивали тёплой кока-колой и беседовали.
   - Маш, а зачем ты меня тогда, на Таганке разыграла? Француженкой прикинулась...
   - Видел бы ты своё лицо! Изумление...
   - ...восхищение!...
   - ...как будто чудо какое увидал. Я и решила чуть поразвлечься...
   - Вот же ехидина! Ты ведь плакала.
   - Я? Плакала? С меня текло, промокла, пока бежала в метро. Кошелёк из сумочки в театре вытащили. А тут ты с широко распахнутыми глазами. Я чуть не рассмеялась, но ты повёл себя по-рыцарски. И не лез знакомиться-провожать. Кстати, почему? Я ведь тебе понравилась?
    Уставилась с неподдельным любопытством.
   - ...м-м-м... - промычал я с набитым ртом.
   - Очень содержательный и понятный ответ, - рассмеялась Маша.
   - Улетал я той ночью. В экспедицию, - приврал чуток для придания себе веса, - в Приполярный Урал.
   - Что искал? Кого? Хозяйку Медной Горы?
   - Почти. Ведьм тамошних, - я глядел в её глаза цвета золота. Того, что манит, но не идет в руки, неуловимого лихорадочного золота. Она смотрела безмятежно, игнорируя мои намёки. - И всё думал, откуда у меня в кошельке монетки появляются?
   - Странные у тебя мысли. В моём кошельке денежки появляются, когда мне в бухгалтерии гонорар за переводы выдают.
   - А в мой летят все бесхозные монетки в радиусе пяти метров от меня, что на земле валяются, представляешь?
   - Серёжка, брось дурачиться. Я в сказки не верю.
   - Я бы тоже не поверил, но... - я огляделся, наверняка тут есть бесхозная монетка под ногами. Ага!
   - Вон, видишь, у окна копейка валяется... Нет, правее, ближе к столику, где девушка в шубке сидит.
   - И что?
   - Я сейчас встану и буду к ней медленно подходить. Когда подойду ближе пяти метров, копейка исчезнет и окажется в моём кошельке. Смотри, я из него все монетки убираю...
   - Да у тебя тут куча мелочи!
   - Я же говорю: всё с земли собираю, как пылесос. Монетосос. Вот - пустой. Я пошёл.
    Но не успел я привстать со стула, как к копейке у окна подошла девчонка-уборщица и смела её вместе с бумажкой в совок-контейнер. Машка долго и заливисто хохотала:
   - Факир был пьян... ха-ха-ха... и фокус... ха-ха-ха!!!
   - Изволите не верить, сударыня? - насупился я.
   - Изволю! Что дальше?
   - Ты разрешишь мне тебя до дому проводить?
   - Разрешу до метро. Устраивает?
   - А почему...
   - А потому. Свой телефон я тебе дала. Звони. Там посмотрим, чего тебе от меня надобно.
   - Чего? - задумался я. В голове метались хотения, желания и требования. - Ты знаешь, я сегодня на улице серёжку нашёл. Золотую, в ледяной каше валялась, блеснула случайно. Вот, смотри.
    Я достал из кармана причудливо смятый комочек золотых проволочек с красным камушком и протянул Маше.
   - По ней хорошо прошлись, - девушка вертела в руках бывшее украшение. Оно ей было неинтересно. И вообще, она как-то погрустнела, наверное, я ей стал надоедать. Или просто устала, а отведав вкусненького в тепле, её ещё и в сон потянуло.
   - Да уж, потоптали, будь здоров. Всем было лень нагнуться, поднять и посмотреть, что там под ногами валяется. Я и подумал, а что, если бы все деньги, все драгоценности, что на земле и под землей, ко мне в эту вот сумку бы слетались, как те же монетки? Хотя бы в радиусе всё тех же пяти метров.
   - Тогда ты бы стал миллионером и проклятьем для археологов, - она встала, и добавила, чуть ли не зевая, - Пошли уже, мой горе-рыцарь, провожать меня до метро. Спасибо за угощение, за шаль. Обогрел-накормил...
   - Только чего не сделал? Договаривай.
   - Да всё ты сделал правильно. Извини, устала я сегодня, не обижайся, - она взяла меня под руку и мы чинно, парой, двинулись по снежной каше в сторону метро.
    На платформе "Тверской" я сунул ей в руку смятую серёжку:
   - Возьми на память. Я тебе не скоро позвоню, я сегодня на Алтай улетаю... В экспедицию, - не соврал я, - Мы обязательно с тобой встретимся.
   - Куда ты денешься, - серьёзно и печально ответила она, входя в вагон под надоевший рефрен "Осторожно. Двери закрываются...". Следующей станцией пообещали "Площадь Свердлова". Ага, там переход всё на ту же ветку метро, что и при прошлой нашей встрече.
 

    Я побрёл на "Пушкинскую", оттуда мне ехать на "Марксистскую" с одной пересадкой.
    Что значит: "Куда ты денешься"? Почему она так уверена, что я уже её? Заарканила, да? Стреножила? Бред какой-то...
    Вот и "Таганская", несусь переходом на свою "Марксистскую". Свежайший анекдот: "Станция "Марксистская". Переход на Троцкистско-Зиновьевскую линию. Платформа справа". Перестройка и гласность раскрыли глаза народу на подлинную сущность Московского метро.
    Кто же ты, моя рыжая "француженка"? Не ведьма, точно. Но будем поглядеть.
 

    Поглядеть не удалось. На Алтае я пробыл полтора года. Работы было много. Сложной, нервной, опасной. Это тебе не памятный поход в Приполярный Урал. И позвонить рыженькой не случилось - как забрался в глухомань, так и проторчал в ней. Уже осенью 92ого, в Ойрот-Туре... в Горно-Алтайске я попытался позвонить Маше из практически неработающего аэропорта. Не дозвонился. Звонил по дороге из Барнаула, Новосибирска. Звонил сразу по прибытии. Телефон не отвечал. Спустя несколько дней гудки вообще прекратились.
    Я искал неуловимую "француженку". Номер молчащего телефона начинался со "163" - Измайловская - Щелчок... Щелковское шоссе. Смотался на АТС, сунул денежку в руку - получил по номеру телефона адрес абонента Родионовой Марии Александровны. По адресу никого не было.
 

   - Машка-то? Рыженькая из 42ой? Съехала она. Да уж полгода тому назад, - объяснила соседка, рыхлая женщина лет пятидесяти. А может быть, и сорока - нынешняя жизнь больнее всех ударила по таким вот простым работягам.
    Ещё одна бумажка в руку:
   - А куда? Не знаете, часом?
   - Куда? Не знаю, она не говорила. Постой, постой... Куда-то в Тушино. Точно, обмолвилась как-то. А ты ей кем будешь? Родственник, или так... Бандит какой? - запоздало встревожилась женщина, боясь, что сдала девчонку.
   - Любовник, - буркнул я, и видя радостно расширяющиеся в предвкушении мексиканских страстей глаза, добавил, - Не состоявшийся.
   - Ой, а она не говорила. Я её никогда ни с кем...
    Чёрт, как же меня обрадовало это "никогда ни с кем". Да что же это такое, а, Серёга? Втюрился, залип, влюбился? Бред - видел два раза, в американской забегаловке полчаса посидели... Как вообще меня угораздило? По природе моей такого не должно было случиться. Не располагает мой генотип к таким внезапным душевным порывам, к страстям.
   - Шучу, должник я её. Деньги немалые. Хотел должок вернуть, а она пропала.
   - Как же так. Ай-я-яй! Вот бы Маше радость-то была, она последнее время с хлеба на воду перебивалась, работы-то нет, - прониклась соседка.
   - Я вам телефон свой оставлю. Вдруг случиться что-то о ней узнать - позвоните мне. А если увидите, передайте, что искал её Сергей...
    Чёрт, как же сказать, какой Сергей? Мало ли нас, тёзок, имя нам - легион. А без имени и овца - баран.
   - ...искал Сергей, который... Пятачок. И телефоны мои ей дайте, я сейчас напишу. Вот вам за хлопоты, - я вытащил пятитысячную купюру.
   - Ой, ну, что вы! Не стоит... так много... - и хотелось ей тех денег, и совестно было брать за просто так. Оставались ещё нормальные люди в переворачивающемся мире.
   - Берите. Я хорошо зарабатываю - не обеднею. А вам эти деньги точно не помешают.
 

    Почти не соврал - очень хорошо... зарабатываю. И Машкин должник - тоже правда.
    Даже сейчас, за поездку в этот небогатый район Москвы в мою сумочку слетелись: горсть монет самых разных, даже николаевская золотая десятка виднеется, рубли бумажные, десять долларов, полусотня марок ФРГ, две бумажки по пять злотых, два колечка серебряных, кулончик золотой, обручалка-бочонок по моде семидесятых годов - шириной чуть ли не с фалангу пальца, три порванных "рыжих" цепочки, какие-то красные камушки, моточек проволоки - наверное, серебро... Пять метров по сторонам и вглубь берёт мой пылесос. Я стараюсь не ходить, да что там - не приближаться к древних улицам... городам... раскопкам... с этой сумкой. Она у меня как-то лопнула от добычи - зашивал. Надо беречь вещь, в другие-то ничего не слетается. Сегодня взял свою "драгу" в надежде, что Машу встречу. Под нос ей сунуть и спросить: как, почему? За что... Что дальше: я захочу сокровища всего мира? Как там пелось-то:
    "Не счесть алмазов в каменных пещерах,
    Не счесть жемчужин в море полудённом..."
    Интересно было бы попробовать... Полежать на куче бриллиантов, прикупить себе страну-другую: одну - курортную. Канары? Другую - охотничьи угодья, третью - морская рыбалка, четвёртая - речная... Это Сибирь, раз, и Амазония - два. Что ещё? Ещё и всемогущество бы не помешало.
    Стоп-стоп-стоп. Эк меня, однако повело.
    Не случилось спросить, не случилось и попросить.
 

    С той осени по лето девяносто пятого я периодически наведывался в Тушино. Иногда бродил по историческому центру бывшего городка. Но чаще всего околачивался около входов в метро "Тушинская". То на одноименной улице, то на улице с романтическим названием "проезд Стратонавтов". Болтался там час-другой в пиковое время, вглядывался в спешащих в подземку людей. Рыженьких девушек хватало. Моей только не было. А ведь обещала, что никуда я не денусь.
    Она не соврала: я - вот он, не пропал, а Маша как сквозь землю канула... э-э... в воду провалилась.
 

    Поздно вечером прекрасного августовского дня я сидел на спинке убитой скамейки в сквере у метро и отхлёбывал водку "Мorozoff" из алюминиевой банки 0.33л. Стоило это ларёчное пойло копейки - две с половиной тысячи. Чуть больше половины доллара. Я не стал заморачиваться с выбором напитка - настроение было под стать этой отраве. Жизнь куда-то шла: с одной стороны, с материальной, всё у меня было тип-топ, с другой - что делать, кто виноват, как жить дальше и прочие ненужные для спокойного существования вопросы. Рефлексировал, как положено - от души, с надрывом, под водочку. Мог бы и собутыльников найти для полноты чувств: вот мужички у ларьков толпятся, таксисты ждут пассажиров до Красногорска, горячие парни неподалёку от меня о чём-то бурно спорят около черной аудюхи, бомжики крейсируют в поисках пустых, а повезёт - и недопитых пивных бутылок. Сидел и думал думы: три комплекта новых документов купил - самое время, в стране бардак и безвластие, а мне ещё жить и жить. Да и недвижимостью на новые имена в разных городах страны обзавёлся - пригодится воды напиться. Всё у меня хорошо, никто на больную мозоль не давит. Вот только одна заноза жить спокойно мешает...
 

    Я не заметил, когда она вышла из метро. Шла она в мою сторону. Но не дошла. Один из парней схватил её за руку, начал что-то ей говорить, другие обступили девушку. Она выдернула руку, потянулась к сумочке. Другой парень перехватил и зафиксировал обе её руки. Это уже не лезло ни в какие ворота.
    Пришлось достать ствол из сумки, что висела у меня через плечо. В те бурные годы я с утра писал заявление на имя начальника своего 139ого отделения милиции, что "Я, Косичкин Сергей Феофилактович... нашёл (текущая дата) в кустах около Терлецкого пруда пистолет Макарова (номер)... и добровольно сдаю его (доблестной) милиции... подписьдата...". Все, кому надо было иметь при себе оружие, так делали.
   - А ну, козлы, быстро отпустили девушку! - я передёрнул затвор, досылая патрон в патронник. - Отвалили, я сказал!
    Парни уставились на меня. Вид у меня был правильный: в правой руке ствол, в левой банка водки, на морде лица - мрак и решимость. Готовность палить, не глядя.
    Я продолжил:
   - Машка, живо ко мне! Сколько тебя, ****ь, можно ждать? Сижу тут, уже полбанки паленки высосал, - обозначил я все ключевые моменты: баба - моя, я - злой и под мухой. Такой с дуру палить начнёт, замочит, разбирайся потом. Опыт участия в острых столкновениях у меня большой, профессиональный. Знаю, кому, что и как показать.
   - Э, дорогой, успокойся. Забирай свою женщину. Мы просто пошутили, иди, красавица, не обижайся, - парни не стали обострять.
    Маша вырвала руку из захвата и пошла ко мне. Ровно, не торопясь, не оглядываясь. У меня от сердца отлегло: обошлось, никого калечить не надо. И пацаны не отмороженные, не обдолбанные, и девушка не испугана до смерти. Может быть, и мне не стоило геройствовать?
   - Извини, Серёжка, задержалась. Пошли домой, - она взяла меня под левую руку.
    Я сделал ещё пару глотков отравы и аккуратно поставил банку на бордюр - кому-нибудь пригодиться, допьет. Ещё и банку сдаст в общей куче вечерней добычи.
   - Спасибо. Я так испугалась, - Маша прижалась ко мне, - До сих пор колени дрожат.
    Вот так-то - не испугана, ага. Точно, дрожит. Но молодец же, по ней не скажешь, что на пределе была.
   - А ты орёл, чётко все сыграл, - произнесла она.
   - Ну вот, только я хотел тебе сказать, что восхищен твоей выдержкой... Опередила!
    Мы засмеялись. Видать, нас обоих отпустило.
   - Откуда так поздно?
   - Засиделась у больной подруги. Она уговаривала остаться, но я подумала, что ничего со мной не случится, не первый раз приходится ночью возвращаться. Я вообще допоздна работаю.
   - Теперь понятно, почему я тебя никак не мог встретить - я-то в час пик тебя обычно выглядываю.
   - Давно выглядываешь?
   - Почти три года. Ты на Щёлковскую в свой бывший дом не заезжала? Я твоей соседке телефоны оставил...
   - Нет, и не тянет. Но я знала, что мы с тобой ещё встретимся.
   - Знала?
   - Да. Это предопределено уже первой встречей.
   - Почему?
   - Долгая история.
   - Рассказывай, я не тороплюсь.
   - А я тороплюсь. Вон мой дом, мы уже пришли.
   
   - На чай своего спасителя не пригласишь? - Я попытался убрать обиду из голоса.
    Но она почувствовала.
   - Не обижайся. Спасти ты меня был обязан. Или просто помочь, раз уж когда-то начал это делать.
    Серьёзна, ни намека на теплоту, тон колючий, недобрый.
   
   - Заладила: предопределено, обязан. Кем? Кому?
    Она повернулась ко мне. Чуть приподняв подбородок, уставилась глаза в глаза. Всё такая же, как и тогда, в восемьдесят втором на Таганке. Почти не изменилась. Разве что чуть-чуть повзрослела, теперь бы я ей дал двадцать два-двадцать три, хотя прошло уже тринадцать лет. А она мне всё ближе и роднее. Как так получилось-то? Захотелось обнять, прижать к себе, провести рукой по волосам, поцеловать...
    Моё сердце пропустило такт - неужели этого никогда не будет?
   - Ты сам все давно понял. Давай своё третье желание. Последнее. Ты меня выручил - я должна выполнить. Исполню, если в моих силах.
    Дурочка ты непонятливая. Одно у меня желание. Давнее, выстраданное, очень простое и человеческое. Как ни странно.
   - Выходи за меня замуж.
    Вот, сказал.
    Она продолжала смотреть.
   - Думаешь, заполучить себе в служанки, в исполнительницы твоих желаний? Чтобы была я у тебя на посылках?
    Твою же мать! Ну, что ты будешь делать! Не верит. Видать, жизнь отучила верить.
   - Балда ты, рыжая. Люблю я тебя. Просто люблю. Кем бы ты ни была. Как увидел, так и влюбился. И буду долго любить. Может быть, до самого своего конца - не знаю.
    Она смотрела.
   - Не хочешь... Что ж, насильно мил не будешь.
    Всё смотрит и смотрит.
   - Ладно, пойду я. От придурков избавил, до дома довел. Замуж звал - не пошла. Можно и самому домой возвращаться.
    Она потеребила кулончик на груди - сумбурное переплетение золотых проволочек с красным камушком. Улыбнулась ехидно:
   - Ненастойчивый ты ухажер. Вообще никакой. А ты не подумал, жених, что мне, прежде, чем замуж идти, сначала полюбить тебя надо? А как в такого... неуверенного в себе пентюха влюбиться? Только и умеешь, что пушкой размахивать. Я, наверное, не смогу тебя полюбить.
    И потянулась ко мне. Тут моё сердце остановилось насовсем.
 

    Двадцать пять лет пролетели, как один миг. Вот оно - наше богатство, совместно нажитый капитал: дети, внуки.
    Юрик сейчас единственный претендент на то, чтобы стать моим преемником. Пока я это не чувствую - мал ещё. А вот кто же из внучек переймёт бабушкино ремесло? Судьбу, проклятье, дар - называйте, как хотите. Все с конопушками. Расцветки волос от соломенного солнечного до густой насыщенной меди. Все подходят. Кто? Маша говорит, что пока не знает, в ком из внучек проснётся это. Но уже сейчас переживает - когда-то её кровиночке попадётся тот единственный, что полюбит девчонку не за умения выполнять его желания, а просто так? Я пытался уразуметь для себя, расспрашивал Машу: будут ведь, обязательно будут славные мальчишки, романтические юноши, которые будут любить чисто и без оглядки. "Будут..." - отвечала мне она, печально вздыхая, - "Но много-много лет никто не выдерживал соблазна исполнения своей жажды богатства. Моим прабабкам больше везло. Я уже отчаялась, да так, что жить не хотелось. Я до сих пор не верю в то, что это случилось. Что появился ты со свои инаковым желанием".
    Неужто никто? Парни - вы сволочи и жлобы. Чтобы такую на власть, богатство... На что вы ещё её меняли?
    Сколько она так прожила? Не рассказывает. Я представляю такую жизнь и... не хочу представлять. Поведись я тогда в сторону, пойди на поводу своей алчности - слаб человек! - и не было бы у меня этого громадного богатства - ни жены, ни такой семьи.
 

    Возможно, наши дети ещё нам внучат родят, и найдётся другая подходящая внучка? На сегодня детишки дружно заявили, что не собираются больше киндеров заводить, этих бы вырастить. Поживём - увидим. Вырастить поможем.
    Сама Маша стареть никак не собирается. Максимум, что ей можно дать - это цветущий сороковник. Это если приглядеться. Да не к внешности - к поведению. Уже не тянет на девчонку: и властность проснулась, и уверенность спокойная. Осанка царская, грудь потяжелела - троих выкормить просто так не даётся. Живот плоский, ноги стройные, ягодицы - за попку не ущипнёшь. Фитнесс в помощь. Бедра чуток раздались... всегда любуюсь, когда она проходит, слегка ими покачивая. Волосы заплетены в сложный узор, сзади коса чуть ниже лопаток. Многие её за старшую сестру наших дочерей принимают. Девчонки хохочут, подначивают: сестра, не ругайся, ты у нас серьёзная, а мы младшие, беспутные.
    Я рядом с ней... кто? На папика не тяну - как-то не согласуется. Скорее муж, который старше супруги лет на пятнадцать. Оторвал себе молодуху-красавицу. Стараюсь соответствовать, держу форму.
    Вот и пусть завидуют. Я сам себе завидую. Очень надеюсь, что ещё долго буду завидовать. Жить нам ещё и жить. Пока внук и внучка в силу не войдут, не сменят нас.
    Та ещё парочка: охотник на ведьм и Рыбка Золотая.
 
 

    Сергей Ерёмин, Борода по-севастопольски
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"