Соколы
Одинокий "Ильюшин" шёл низко над степью, крался змейкой на бреющем, пытаясь спрятаться на фоне выгоревшей травы. Не спасло, Отто всё равно разглядел русский штурмовик. Добыча лёгкая, но упрямая. В том, что он завалит русского, лейтенант истребительной эскадры JG 52 не сомневался. Он даже был готов поспорить, что ему не понадобится выполнять второй заход, но заключить пари было не с кем. Его ведомый Гейнц всегда согласен со своим командиром. А кроме Гейнца рядом с ним в небе над этой донской степью никого не было. Отто сосредоточился и начал со снижением догонять "Ил-2". Когда русский плотно занял место в его прицеле, Отто почувствовал привычное тепло в руках, на него обрушился восторг очередной победы, и немецкий ас нажал на гашетку. "Ильюшин" послушно принял выданную ему порцию пуль и снарядов, но не взорвался, не загорелся, не начал падать. Отто не суетился. Проскочив русского на скорости, он набрал высоту, точно зная, что неубиваемая бронированная машина, этот летающий русский танк уже смертельно ранена. Он не ошибся, через пару-тройку минут, штурмовик начал крениться на нос, вошёл в крутое и короткое пике и рухнул, глубоко войдя в жирную землю августовской степи, за которой немецкие армии ждал Сталинград и великая русская река Волга. Непобедимые войска фюрера прорывались к своей славе.
Маленькая стрелка на циферблате часов, установленных над входом спрятавшегося в глубине парка московского особняка, как раз упёрлась в цифру 1, когда перед парадной лестницей дома остановилась чёрная легковушка. Из машины дружно и споро вылезли три офицера в шинелях, туго перетянутых ремнями с командирскими звёздами на пряжках. Часовой на крыльце учреждения чётко отдал честь прибывшим. Командиры не останавливаясь, так же энергично отсалютовали бойцу и скрылись за большими массивными дверями здания. Очевидно, имели право. Последним из автомобиля неловко, как-то совсем уж боком, по-крабьи выбрался ещё один военный. Тут же стала понятна и причина его неловкости - при ходьбе он прихрамывал на левую ногу, чуть проваливаясь при каждом шаге и опираясь левой же рукой на массивную трость, густо изукрашенную чуднОй резьбой.День в конце октября выдался прохладным, если не сказать холодным. Пару градусов мороза подкреплял противный сырой ветер, но военный, казалось, не замечал его - его кожаная, подбитая мехом куртка была расстегнута чуть ли не до пупа. Голубые петлицы с капитанской шпалой были окантованы золотом, что не оставляло сомнений в его принадлежности к великому племени летунов. Обут он был в добротные, чуть приспущенные офицерские сапоги, а вот щегольские тёмно-синие галифе с напуском и голубым кантом видели лучшие времена. Гимнастёрка с пилоткой тоже давно выцвели, зато шарфик из парашютного шёлка был идеально белым. Сюда бы добавить ещё ворот свитера, выпущенного из-под воротника гимнастёрки - и вот он хрестоматийный образ пилота. Фотографируйся и дари карточки девушке с надписью типа: "Дорогому другу Нюсе на долгую память". Но этот офицер не рисовался, он был именно таким: бывалым, тёртым, но не без некого шика, который должен быть у лётчиков, знающих себе цену.На вид капитану можно дать лет двадцать пять. Он был высок и статен, чувствовалась литая сила в развороте широких плеч, в стальной гибкости талии. На красивом мужественном лице буквально начертаны воля и уверенность. По его облику сразу становилось понятно, что он из кадровых, довоенных командиров РККА, из тех лётчиков, танкистов, артиллеристов, которые были "парнями из нашего города". Если бы не его хромота, то его можно было бы снимать в агитационном фильме о сталинских соколах.Капитан внимательным цепким взглядом окинул здание, потом на какое-то мгновение как бы ушёл в себя, к чему-то прислушиваясь или вглядываясь в неведомое. На его лице мелькнула довольная, чуть хищная улыбка, и он на удивление быстро зашагал, поднимаясь по лестнице, правой рукой доставая из нагрудного кармана документы. Полы куртки при этом ещё больше разошлись, и каждый мог теперь видеть, что на груди летуна сверкает орден Красной Звезды.
Спустя минут сорок в дверь маленького, плотно заставленного стеллажами с папками кабинета, расположенного в конце коридора бельэтажа правого крыла, постучали. Хозяин кабинета, Шестопалый Т.К., как значилось на табличке на дверях, среднего роста кряжистый авиационный майор лет сорока пяти, не торопясь, встал из-за стола. Сунув большие пальцы рук за ремень по бокам от пряжки, он согнал складки гимнастёрки за спину. Гимнастёрка была новенькая, с иголочки, зато орден Красного Знамени был старый, а медаль "ХХ лет РККА" не оставляла сомнений в славной и давней карьере военного. Крупные рубленные черты лица подчёркивали его мужественность. Высокий лоб майора портил шрам: ожоговый, грубый. Сейчас он побагровел - майор явно волновался, чего нельзя было сказать по его поведению.- Войдите! - голос у хозяина кабинета был зычный. С таким голосом надо не в авиации служить, а крейсером командовать. Или парадом. Такой из-за любой двери расслышишь.Дверь отворилась, и в кабинет, в каморку протиснулся давешний капитан.- Товарищ майор, капитан Поляков представляется по случаю назначения на должность...- Вольно, капитан! Ну, здравствуй Юрий Ростиславович, - майор, широко раскинув руки, обнял, задушил в медвежьей хватке высокого капитана.- Здравствуй, Трофим Кузьмич! - капитан тоже не стал миндальничать, крепко обняв друга.Мужчины троекратно расцеловались по русскому обычаю и, похлопав друг друга по спинам, отступили на шаг.- А ты, Трофим, постарел... - протянул младший. - Зачем тебе это? Шрам на лбу - горел? Это когда я тебя?- Зато ты, Юра, как был молодым франтом, так им и остаёшься. Да, тогда в двадцатом, в Крыму. А не убираю потому, что у меня всё легально. Я же служу, я член партии с 18ого, меня каждая собака в авиации знает, старики уж точно, вот и выгляжу на свой возраст и хожу со шрамом, чтобы не расспрашивали, куда он делся. Да ты садись, садись, разговор у нас долгим будет. Чайку не хочешь? Мне как раз перед твоим приходом кипятку принесли. Небось голодный?Майор достал из недр заваленного бумагами канцелярского стола стаканы в подстаканниках, сахарницу, две маленькие булочки. Экономно отсыпал чай из жестяной коробочки в заварник, залил кипятком.- Богато живёшь! - подначил его Юрий. - Я тоже горел. Дважды. В 17ом на Двинском фронте, перкаль тогда факелом в секунду запылал, хорошо, что низко шёл, успел приземлиться на коровий выгон. Ещё раз в 38ом, в ходе второй кампании на Эбро. Я же в Испании воевал, в интербригаде, пока некоторые тут прохлаждались. - Последнее прозвучало резковато, невольно выдало застарелую обиду. Капитан продолжил: - И ногу там же повредил. Сошлись с неуступчивым итальянцем. "Фиат" я в той схватке завалил, но тут два легионера на "мессерах" из облака выпали, навалились. Ведущий мне и врезал, прямо в мотор, масло аж засвистело. Мой "ишачок" вспыхнул, как свечка. В кабине огонь, я без парашюта. Шансов выжить - ноль. Кондоры меня даже добивать не стали. Пока до аэродрома дотянул, пока сел - думал, сгорю на хрен. Пришлось чуток с огнём поработать, пригасить малость. Шрамы быстро залечил. Ногу сам не смог, а к целителям обратиться не разрешили.- Наслышан об епитимьи, наложенной на тебя. - Трофим, продолжая рыться в столе, поочерёдно достал две рюмки, четвертинку водки, два варёных яйца, нарезанные хлеб и колбасу, - чем это решение наймиты капитализма мотивировали? Твой выбор я понимаю, я бы на твоём месте тоже выбрался из своего схрона, где ты, кстати, тогда жил? В Аргентине.- Выбор мой ты по своей красной сути понять не можешь. Я был и остаюсь противником вашей революции. Но когда я понял, что в Германии к власти пришло зверьё, когда услышал рассказы очевидцев о тех еврейских погромах, которые творили штурмовики в коричневых рубашках, я понял, что отсидеться в Бразилии мне не удастся. Как перебрался туда в 28ом, так и жил потихоньку, летал помаленьку. Сам понимаешь - без неба я никак. - Эк, куда тебя забросило. Небось тянуло на Родину? - И, не дожидаясь ответа на вопрос, не желая лезть непрошеным гостем в душу, повернул на приземлённое, бытовое, - Я тебе талон в нашу столовую подброшу - поужинаешь. А пока... извини, не пятая норма, - майор обстучал о столешницу скорлупу яйца и начал его чистить.- Да ты и впрямь волшебник! Богато живёшь, - повторил уже на полном серьёзе Юрий, сглатывая голодную слюну, - Со вчерашнего вечера маковой росинки во рту не было. Вообще голодновато там в ЗАПе. О пятой я уже забыл. Если бы не шефская помощь колхозам... Через день помогаем на уборке. "Пироги" из ржаной муки с солью - радость. Подняли меня, как на пожар, предписание в зубы, три минуты на сбор - борт на Москву к взлёту уже на старте. Что мне собирать? Всё на мне. "Всё своё ношу с собой". А решение наказать меня запретом на лечение ноги... чтобы не лез не в свои дела. На двадцать лет. Летать могу, но медики упёрлись - на фронт ни в какую не выпускают, вот и приходится сидеть инструктором в запасном авиаполку, помогать восстанавливать навыки лётчикам, возвратившимся в строй из госпиталей. Или переучивать. Всё же летаю. Но не воюю. Откатал провозные, расписался, что подопечные имеют право выполнять боевую работу на самолете Як-1. Они дальше в маршевые полки, на фронт, а я следующих обучаю. Надеюсь, ты меня выдернул не для штабной работы? Я же истребитель, я драться должен, я умею, ты же знаешь, - начал горячиться лётчик. - Знаю, Юра, - Трофим машинально потёр уродливый шрам на лбу, - уж я-то знаю. Но на фронт я тебя не пошлю. Точнее, пошлю, но не для воздушных боёв. Основа твоей работы - инспектирование ЗАПов. Сейчас я тебе всё расскажу. А пока...Майор поднял рюмку, его собеседник поднял свою.- За твоё здоровье, Тёмный! - Трофим плеснул водку в горло и закусил ломтиком колбасы.- За твоё здоровье, Светлый! - Юрий со вкусом выцедил рюмку, не торопясь, посыпал очищенное варёное яйцо солью и всё же не додержал форс, в секунду сжевал закуску.- В общем, сижу я здесь, в одном из многочисленных подотделов Главного штаба ВВС, штаны протираю, бумаги читаю, изучаю и выводы делаю. На фронт меня тоже не отпускают. Но не по здоровью, тут всё в порядке. Посадили меня наши генералы на анализ боевого применения разных нестандартных средств врага. И московский Ночной Дозор этим же интересуется. Со своей стороны. - Трофим нещадно дымил папиросой и посвящал старого друга... или врага?.. в суть дела. Тёмный внимательно слушал, потихоньку отхлёбывая чай, уже третий стакан допивал.- Сам понимаешь, самые ответственные из Иных сейчас изо всех сил стараются предотвратить войну в нашей среде. Великие плетут интриги, копают друг под друга, не допуская вождей всех мастей к нашим ресурсам и возможностям. Обожглись с Гитлером, теперь локти кусают. Попробуй теперь разгони его Аненербе. Инквизиция ещё в 37ом зашевелилась, когда сначала по мелочам, а потом и по-крупному Иные начали ввязываться в дела обычных людей. Да-да, я наперёд знаю, небось ты хочешь сказать, что всегда так было, - осадил он хотевшего возразить Юрия, - но каждый раз масштабы переплетения деятельности наших и человеческих заправил всё больше и больше. Ты вспомни тот же 37ой, когда Ежов со своими подручными по примеру Гитлера чуть ли не поголовно выбил низших оборотней, вампиров, ведьм, перетащил к себе в НКВД молодых Иных слабых уровней. Нашими собственными руками хотел нас всех подчистую, независимо от окраски. Либо выбить, либо подчинить. А молодняк и рад стараться - комсомольцы, горячие сердца...- Так это же вы, большевики, сами и заварили эту кашу ещё в семнадцатом! - в сердцах выкрикнул Поляков.- Да, господин поручик, я, Иной, сознательно вступил в коммунистические ряды. Я мечтал о светлом будущем для моей страны, для всех людей. В отличие от вас, белогвардейцев.- Но-но, сбавьте напор, прапорщик. Благими помыслами, как известно... особенно у вас, Светлых это удачно получается. Как будто я для своей страны беды желал.- Ладно, Юра, наш спор мы потом продолжим. Вернёмся к делу. Как ты на своей шкуре, точнее, ноге испытал, пришли Светлые, Тёмные и Инквизиция к тому же, что в Договоре если прямо и не написано, но подразумевается: не лезть в людские дела, такие попытки пресекать, а нарушителей наказывать. Вот понесло тебя в Испанию, тебя и прищучили.- Я воевал, как обычный человек! Магию не применял... А как хотелось! Ты бы видел, что там фалангисты вытворяли. Я должен был молчать и не вмешиваться? - Юрий не выдержал, вскочил, едва не расплескав чай из стакана.- Должен. Но ведь ты все же применил магию?- На себя ведь! Мне надо было сгореть там, в Испании? Я жить хотел. Просто жить.- Юра, не кипятись. Я тебя понимаю. Даже если ты что-то натворил в бою, Инквизиция всё равно тогда перестраховалась, запретив тебе такую ерунду, как вмешательство третьего уровня для лечения ноги. На сколько, ты сказал, на двадцать лет?Тёмный кивнул головой:- Дело ведь не в ноге. Меня попытались отлучить от неба. От того единственного, чем я живу. Ты же лётчик, ты меня понимаешь. Понимаешь с того самого мгновенья, когда оторвавшись от земли, там под Севастополем, в Каче, ты осознал, что это раз и навсегда. Более сильным Иным нас не понять - они могут летать с помощью своей Силы. Мы же, Иная шушера не выше пятого-четвёртого уровня - рабы техники. Обычной человеческой техники. Мы со всеми нашими нечеловеческими способностями - всё ещё люди.- Люди, Юра, люди. Со всеми нашими слабостями и привязанностями. Патриоты своей страны. Вот ты в 37ом не выдержал, рванул в Испанию, воевал плечом к плечу с нашими советскими парнями, с коммунистами, которых ты не понял и не принял ещё в 17ом, против которых воевал в Гражданскую...- Но не против России!- Не против. Мы оба воевали за Россию, но каждый из нас хотел для неё другого будущего. Ладно, дело прошлое, сейчас-то мы с тобой по одну сторону фронта. А по ту сторону такие же Иные. Тоже бьются за свою страну. У них тоже соблазн применить во всю мощь наш боевой арсенал. И никакая Инквизиция, никакие Дозоры не способны больше сдерживать нас. Уже давно на фронтах бьются и оборотни, и вампиры, и маги. На нас, слабых Иных, уже не обращают внимание, главное - чтобы более мощные фигуры не выступили на той или другой стороны, чтобы могучие артефакты оставались в своих хранилищах. Иначе... даже думать не хочется.- Я всё понимаю, Трофим, много размышлял об этом. Давай, переходи уже к конкретике, зачем ты меня вытащил?- Как я тебе уже сказал, я занимаюсь анализом всего необычного, что происходит в авиации. На фронте, в тылу. Сам понимаешь, какие массы людей и техники задействованы. Разного, невозможного в мирной жизни сейчас случается гораздо больше. Кто бы мог себе представить, что лётчик, бросивший свой подбитый самолёт на вражеский эшелон с техникой, останется жив после взрыва?- Быть такого не может!- Может, было. Его выбросило взрывной волной из кабины и кинуло на крону дерева. Весь побит осколками, переломан, но жив. Летают инвалиды, смертельно раненые пилоты приводят рассыпающиеся самолёты на аэродром, вчерашние учлёты крутят в бою такие фигуры высшего пилотажа, что сами в это поверить не могут. Нет предела человеческим возможностям. А уж предела возможностям Иных! - Взволнованный майор отхлебнул из стакана остывший чай и продолжил спокойнее, - Я читаю рапорты, сводки, донесения, выделяю такие необъяснимые случаи и по заданию обоих Дозоров провожу расследование, не замешаны ли здесь Иные. С нашей или с той стороны.- И?- Нет, Юра, нет. Люди. Простые человеки творят эти чудеса. В пехоте да, встречаются. Среди разведчиков, снайперов. Даже у сапёров. А в авиации пока никого не нашли. После гибели Чкалова и пропажи Леваневского, после ежовских чисток и бериевского добивания я знаю только двоих Иных в нашей авиации.- Мы с тобой.- Да, мы с тобой. Вот нас и свели Дозоры в специальную бригаду для поиска среди наших лётчиков потенциальных Иных.- Для чего? - капитан внимательно смотрел на старого товарища.- Есть подозрение, что среди немецких асов есть Иной, который широко пользуется в схватках своими возможностями. Примерно третьего-четвёртого уровня. Надо ему противопоставить нашего Иного. Мы с тобой с нашими шестыми-пятыми не годимся. Сработать надо по-тихому, не слишком привлекая внимание Инквизиции и Великих с той стороны. В сухопутных войсках это считается допустимым, Дозоры давно уже на такое глаза закрывают, всех не остановишь, не запретишь, не накажешь. Главное, повторяю - сильных Иных в войну, в боевые действия не втравливать.- Сиди и жди, что придумают вожди. Всегда у нас так, - Поляков невесело ухмыльнулся.- Юра, это же такая война начнётся...- Понимаю, всё понимаю, Трофим. Умом понимаю. Сердце моё там, в бою. С мальчишками, у которых за плечами школы первоначального обучения со сроком подготовки три месяца в военное время, которых хладнокровно пачками бьют на взлете опытные немецкие асы. А техника... ЛаГГ-3 уже не тянет против Ме-109. Но мне бы сойтись с врагом, да хотя бы и на ЛаГГе, а я тут груши... околачиваю, чаи попиваю.- Не так всё плохо, как ты видел там, в своём ЗАПе. Да, по нынешним временам те сто пятьдесят тысяч лётчиков, которых начали учить для формирования ста шести полков по решению сорокового года, кажутся мастерами по сравнению с нынешними сержантами, бросаемыми в пекло воздушных боёв под Сталинградом. Да, бои быстро убирают девять из десяти новичков. Четвертый воздушный флот Рихтгофена в августовских боях под Сталинградом буквально косил наши самолёты. Но те, кто сумел выжить, те, кто победил в себе "мессеробоязнь", те, кто что-то понял, становятся настоящими асами. Да, мы потеряли в первый год Супруна, Грицевца, недавно Сафонова, но уже есть Баранов, Амет-Хан Султан, Лавриненко, Покрышкин. В полк Шестакова, ты его по Испании должен помнить, лучших собирают. Всех на "Яки" пересадили. Есть решение "Илы-вторые" делать двухместными, стрелка за спиной лётчика посадить. Так что наша матчасть тоже на месте не стоит. Люди? Чуть более месяца назад молоденькая девчонка, сержант Литвяк сняла под Сталинградом немецкого барона, кавалера Рыцарского Креста. "Белая лилия Сталинграда", может, слышал? Худенькая, светленькая - я специально мотался туда, проверял, не Иная ли. Нет, обычная девушка, как её подруга Буданова и другие наши асы. Но с характером и умом. Выжила в первых схватках, присмотрелась к более опытным истребителям, сделала выводы. И победы пришли. Таких в ВВС сейчас всё больше. И командиры растут: комэски, комполками. Ты Хрюкина после Испании не встречал? Ах, да, ты же тогда опять исчез. А он прошёл ещё и Китай, опыта набрался, сейчас 8ой воздушной армией под Сталинградом командует. Я тебе дам его приказы почитать, там и о преодолении пассивности, о взаимодействии истребителей, штурмовиков, бомбардировщиков. Очень грамотный командующий, такой обязательно научит своих воевать. Нет, Юра, я уверен, что мы победим, что наша авиация ещё покажет себя, что немецкие асы, все эти кавалеры Рыцарских крестов с Дубовыми Листьями и прочими цацками будет биты нашими Героями Советского Союза. Уверен, что не сдержит третья эскадра "Удет" свою клятву Гитлеру поставить наших летунов на колени.- Ты, майор, меня не агитируй, я давно сагитированный.- Извини, Юра, наболело. С кем, как не с тобой я могу говорить откровенно, - Трофим Кузьмич закурил. - Так вот, замечен у немцев ас, который иногда бьёт наших одним снарядом. Пачками бьёт. Два-три сбитых за вылет - это для него норма. Летает на "мессере" с головой дракона на капоте. Выяснили, что это лейтенант Отто Таузиг, о нём в "Вермахтберихт" уже три раза упоминали.
- А это что за зверь?- Ежедневный доклад верховного командования вермахта. Из него Геббельс своих героев вылавливает и в агитационные материалы вставляет. Так и до меня информация доходит. Кое-что разведка подбрасывает, из допросов пленных лётчиков много интересного узнаю. Таузиг этот шестнадцатого года рождения, успел до Восточного фронта зацепить вторжение на Крит, но счёт сбитым открыл уже на нашей земле. С июня 41ого летает в паре с ведомым обер-фельдфебелем Гейнцем Ланге, этот на год моложе. Таузиг имеет уже на своём счету почти сорок наших, ведомый - не то пять, не то шесть.- Не больно-то Таузиг с напарником победами делится.- Но и не расстаётся. Видно Ланге подходит ему в качестве прикрытия спины. Ты же знаешь, что немцы ведомого только так рассматривают. Это наша пара - самостоятельная тактическая единица, где ведомый не только прикрывает ведущего, но и способен на активные действия. По крайней мере, именно так сейчас наши лучшие лётчики работают, - Шестопалый взял со стола и раскрыл тонкую папку, - Вот то самое, что больше всего меня заинтересовало. Я тебе кусок из рапорта сержанта Красносельца зачитаю, даже не рапорт, а показания на парткомиссии."..при выходе из облачности увидел перед собой пару самолётов противника типа "Мессершмитт - Bf-109". Они шли курсом перпендикулярным к моему, ниже меня метров на 30 на дистанции порядка 400 метров на такой же скорости. Позиция для атаки была выгодной и я, не раздумывая, бросил свой "Як" на вражеского ведущего. Сближаясь со снижением, я открыл огонь из всего оружия так, чтобы трасса огня пересекла курс вражеского самолёта, что и произошло. Фашист пытался отвернуть, но не успевал. Его ведомый, который шёл в хвосте метрах в 50, боясь зацепить своего командира, не мог меня атаковать, даже тогда, когда я попадал в зону поражения его оружия. Я отчётливо видел, что "мессер" напоролся на мои снаряды. Но внезапно у его борта, обращённого ко мне, возник прозрачный щит, снаряды и пули, попавшие в него, мгновенно вязли и сыпались вниз, как камни. А на меня страх навалился. Чёрный. Что это было, я не знаю. На вражеской машине кроме обычных тевтонских крестов с белой окантовкой был нанесён белой краской рисунок - голова какого-то чудовища с раскрытой пастью..."- Магический щит. Вне всякого сомнения, - Юрий машинально попытался прихлебнуть чай из пустого стакана, - плюс ещё какое-то заклинание.- Далее несущественно. Показания другого лётчика, который чуть позже вышел из той же облачности: ничего такого не видел, но видел, как улепётывал Красноселец. Решение парткомиссии: за проявленную трусость в бою, безынициативность в предыдущих вылетах, преступную халатность, паникёрство... и так далее, там ещё сожительство с сержантом Перепёлкиной И Вэ, попёрли парня из кандидатов в члены ВКП(б). Через неделю приказом командующего переведён в штрафную эскадрилью на пятнадцать боевых вылетов, которые, как известно, в зачёт не идут. Всё это происходило там же под Сталинградом месяц назад, я как раз туда в командировку летал, изучал лётный состав на предмет принадлежности к Иным. От старого знакомца, комполка этого горемыки-сержанта узнал об этом случае. Я к штафникам... опоздал, сбили парня над Питомником. Я к Перепёлкиной, хоть что-нибудь из её памяти вытащить, вдруг сержант своей зазнобе что-то ещё рассказал, хотя бы пережитым ужасом поделился. Нет связистки - прямое попадание бомбы в КП её полка. Опросы сослуживцев Красносельца ничего нового не добавили. Да ты сам можешь остальное прочитать. Нет там больше ничего полезного. Я летчиков из других полков расспрашивал: и штурмовиков, и бомбардировщиков, даже девочек из полка ночных бомбардировщиков. Да, слухи ходят о немецком асе, кто-то даже видел его машину с приметным драконом. Но те, на кого он нападал, уже ничего рассказать не могут - нет их. Сам понимаешь, никто меня в поиск не выпустил бы, даже если бы свободный самолёт был бы. А найти и прощупать человека на принадлежность к Иным на расстоянии в десятки километров... даже не знаю, могут ли Великие такое. Теперь тебе всё понятно? Что бы ты предложил?Поляков думал недолго.
- Как не понять. Надо найти среди лётного состава Иного или потенциального Иного, подготовить, направить на тот участок фронта, где разбойничает этот недобитый дракон. Сблизиться в бою на минимальное расстояние. Прощупать. И обязательно сразить всеми доступными Иному средствами, если он окажется магом.- Вот и я решил так же. И вызвал тебя. С Дневным Дозором согласовано. Тянуть некогда, сегодня ночью идёт борт с группой офицеров-инспекторов в Пермь. Полетишь с ними, оттуда и начнёшь. Там ЗАП есть. Заодно и в школу авиатехников загляни, мало ли. Надо начинать просеивать летающий народ, искать среди них Иных. Найдёшь - будешь учить. Будем учить, - поправился Шестопалый, - Летать и магию применять. Противопоставим дракону нашего сокола. Называй его, как хочешь, хоть сталинским, хоть красным, хоть царским. Но чтобы обязательно победил эту летающую нечисть.- Понял я, Трофим, всё понял, - Поляков бегло перелистывал подшитые странички в папке, - что ты там о талоне на ужин говорил?- Извини, Юра, вот держи. Я гляжу, у тебя одёжка не по сезону. У меня здесь ещё шинель есть, примерь. И унты мне обещали, сейчас схожу, узнаю. - Спасибо, сочтёмся. А шинель-то коротковата, - заметил капитан, поглядывая на свои руки, торчащие из рукавов.- Ничего, зато в плечах не жмёт. По шпале с петлиц убери, пока в капитанах походишь. Кстати, как это ты, Полянский Юрий Ростиславович, стал Поляковым Георгием Мстиславовичем?- Я, когда в сорок первым в Россию... в СССР нелегально вернулся, воевать, то мне надо было какие-то документы найти. Я решил, что проще всего воспользоваться бумагами кого-нибудь из умерших в госпиталях офицеров. Возвращался через Иран. В Ташкенте познакомился с госпитальным писарем. На почве совместного пьянства получил доступ к документации. И представляешь моё удивление, когда я натыкаюсь на документы капитана Полякова, умершего накануне лётчика - гангрена, который чуть ли не копия меня. Далее немного магии, капитан чудом выжил, только вот с ногой проблемы.- А встретит кто, знавший Полякова?- Детдомовец, холост, полк в сорок первом полёг весь. Кто остался?- Да мало ли, авиаклуб, детдомовцы.- Это же прекрасно, если остался в живых кто-то из его товарищей-учлётов или инструкторов. Отведу глаза, уж это я сумею. Ты что-то об унтах говорилШестипалый пошёл договариваться насчёт обувки, а Поляков-Полянский ещё раз перелистал бумаги в папке.Трофим вернулся быстро, подмышкой у него был свёрток.- Держи, Юра. Размер у нас одинаковый. Небось, подойдёт- Спасибо, Трофим. Я погляжу, вы, господин прапорщик, как небоськали в юности, так и осталась за вами эта простонародная привычка.- Ну, не все же из дворян, господин поручик. Не всем великий князь Александр Михайлович в Каче руку перед строем пожимал.- Помнишь?- Как не помнить. И Мировую войну помню, и этажерки наши, перкаль-дерево, и свой первый полёт... Как сейчас перед глазами.- Бывай, прапорщик. Задание понял, выполняю.- До встречи, поручик. Не забывай докладывать. Хотя бы раз в неделю.Уже в дверях Поляков обернулся.- Трофим, ты меня извини, я сгоряча ляпнул, что кто-то в кабинетах отсиживался, пока я в Испании воевал. Я знаю, что ты в лагере был, знаю, что из-за меня, что в Испании меня опознали, что тебя таскали, как пособника белогвардейского. Мне дозорные дали почитать твои показания, где ты словом коммуниста поклялся, что лично убил меня в Крыму. Благодаря этому чекисты решили, что я могу быть лишь очень похожим на Полянского человеком. К тому же значительно более молодым. Спасибо. Меня и там могли шлёпнуть.- Ну, не только из-за тебя, я тогда и за других вступился, - Трофим смутился.- До встречи.
- Свидимся.
Полянский был очень везучим человеком. Точнее, Иным. Иначе, чем объяснить, что всего лишь через три дня после памятного разговора он наткнулся всё в той же далёкой от фронта Перми на нужного человека.Он уже просмотрел почти весь лётный состав очередного инспектируемого ЗАПа, побывал даже в госпиталях, где лечилось немало летунов. Сегодня оставалось увидеть неуловимых двоих, которые именно сейчас крутили самостоятельные полёты на стрельбу по наземным целям. Вместе с инструктором, таким же, как он, фронтовиком-капитаном, застрявшим после госпиталя и маявшимся в тылу без настоящей боевой работы, они стояли у посадочного знака и обсуждали тех, кто с минуты на минуту должен был прилететь.- Лейтенант Петрушов с неба звёзд не хватает, но и не тюфяк. Лётчик спокойный, выдержанный, летает грамотно, аттестую уже сегодня. Посадочка - впритирочку, любо-дорого посмотреть. А старшина Соколёнок...- Как?- Соколёнок Николай Владимирович, двадцатого года рождения, член ВЛКСМ. В ВВС с сентября 1940ого, на фронте с ноября 1941ого, участник битвы под Москвой. Двадцать два боевых вылета, три сбитых лично, один в группе. Сам дважды сбит. Первый раз - за линией фронта, сумел дотянуть до наших, плюхнулся на пузо в поле на пехоту, угодил под артобстрел, чудом уцелел. Второй раз немец его вчистую изрешетил. Он привязные ремни с трудом расстегнул, успел выброситься с парашютом и дёрнуть кольцо. Сознание потерял. Свалился кулём на землю. Артиллеристы подобрали, так их немецкая танковая колонна раздавила. Ему ещё раз легкое прострелили. Но уходящий в тыл медсанбат подобрал и его, и пушкарей. Тех, кто ещё жив был. Повезло. Летал на И-16 и ЛаГГ-3. Проходит переобучение на Як-1 после госпиталя, где пробыл с апреля по сентябрь 1942ого, и после месячного отпуска. Медкомиссией признан годным к лётной работе, - инструктор бегло зачитал из блокнота данные подопечного, - Только вот я пока не готов допустить его к боевой работе. Не понимаю я его. В воздухе невнимателен, что ли. Головой крутит, что твой ветряк, но кажется мне почему-то, что он больше местностью любуется, ворон считает, а не врага высматривает. Ненужный какой-то восторг проявляет.- Брось. Ты, капитан, вспомни, какие у тебя ощущения были, когда ты первый раз самостоятельно после ранения в небо поднялся.- Так то ж первый раз. Первый раз и на девку взобраться, и рюмку опрокинуть волнительно. Потом всё равно привыкаешь. А этот... Нет, я его не понимаю. Романтик, так и до гнилого либерализма докатится недолго.- Суров ты, капитан. Но романтика - не приговор. Летает как? Есть ли жажда бить врага?- Жажда у него есть. Немерянная. Другой раз в разговоре аж побелеет весь, когда о немцах разговариваем. Я думал, может быть, у него погиб кто. По личному делу этого не видно. Родители и сестра младшая в эвакуации в Челябинске. Работают на оборонном заводе. И летает он так же, как о враге говорит - взрывным способом.- Как это? - Юрий, ежась на ноябрьском морозце в куцей, не по росту трофимовой шинели, лучше бы куртку надел, протянул собрату-инструктору портсигар, - Угощайся.Закурили. Как раз к посадочному Т тютелька в тютельку притёрся Петрушов, отогнал на рулёжную потрёпанный учебный самолёт и подбежал к капитанам с докладом. Поляков посмотрел ауру - пусто. Инструктор вынес ему устную благодарность, сказал, что будет рекомендовать к зачислению в ближайший маршевый полк. Лейтенант спокойно откозырял и с достоинством пошёл назад к самолёту. Разговор продолжился весьма неожиданной фразой:- Соколёнок, как я заметил, склонен к пренебрежению законами аэродинамики.- Ну, капитан, ты и сформулировал!- Да, именно так. Я сам долго не мог понять, что не так в его пилотировании. Но когда увидел, как он выполняет боевой разворот... Представь себе, что он машину чуть ли не вертикально на крыло ставит! И ничего, она его слушается и летит. Такое ощущение, что не она его несёт, а он её на себе тащит, захотел - раком, захотел - боком. Точнее, дополняют они друг друга.У Полякова аж дух захватило: вот же! Он сам проделывал по молодости такие трюки, пользуясь своими возможностями Иного. Поддерживал машину в воздухе. Сил эти секунды забирали много, восстанавливаться приходилось долго. Но эти навыки спасли его там, в Испании, когда он тащил горящий "ишак" на себе, ещё одним заклинанием не позволяя огню сожрать машину и его самого. Он помогал смертельно раненому товарищу, не давая ему кувыркнуться носом вниз, не давая плоскостям сгореть раньше, чем они коснутся земли.Когда Соколёнок подошёл к инструктору с докладом, Полякову оставалась пустая формальность - кинуть взгляд на ауру невысокого старшины с простым русским лицом. Да, потенциальный Иной, скорее всего Светлый, да, силушкой не обижен - до четвёртого уровня разогнать можно. А если форсажем, то и до третьего, чем чёрт не шутит. Такого бойца можно будет выставлять против Таузига. Конечно, после инициации, после учёбы. И повивальной бабкой будет у него он, Тёмный шестого уровня Полянский Юрий, ныне капитан ВВС РККА Поляков Георгий. Пусть Трофим локти кусает, но и авиационным дядькой будет у Соколёнка тоже Поляков.
Коля улыбался. Не думал, не гадал, что его судьба так круто изменится после ЗАПа. Но вот он, младший лейтенант Соколёнок на подмосковном аэродроме сидит в кабине новенького "Яка-1" и ждёт стартового сигнала. Самолёт - конфетка, заказной, специально для него сделанный на саратовском авиазаводе: покрытие лаковое, заклёпочки впотай, такой легко даст лишних километров пятнадцать скорости по сравнению с обычным. Впереди ждёт старта его командир, ведущий, дядька, наставник, учитель, проводник в мир Иных. До сих пор Коля так и не понял, почему один становится Тёмным, в другой Светлым Иным. Почему такой славный парень, как Юра, стал пользоваться этим полюсом Силы? А он, которого Поляков изо всех сил пытался настроить на злой лад перед первым вхождением в Сумрак, распаляя подопечного до белых губ и зубовного скрежета, рассказывая о зверствах фашистов, взял противоположную сторону? Как Тёмный маг может быть наставником Светлого? Война, просто сформулировал майор Шестопалый. Вот ещё один парадокс: молодой Поляков на самом деле даже старше пожилого сорокапятилетнего майора. Как к этому привыкнуть? Как привыкнуть к тому, что нельзя пальнуть огненным шаром или ледяным заклинанием по ненавистному врагу? Почему? Какой же он тогда Светлый? А эти... дохлая мерзость в человеческом образе: вампиры. Это Кеша-Одессит, морячок-разведчик, с которым его специально познакомили, мерзость? Неунываюший весельчак и балагур Кеша, который иссушил не один десяток фрицев? Кто его победит? Неужели какой-нибудь Светлый маг - ефрейтор или унтер вермахта, на которого рано или поздно нарвётся этот оторва. Флотская душа - вампир. Душа у вампира? Или суровый якут старшина Иванов, которому не разберёшь, сколько лет, то ли тридцать, то ли триста. Ведьмак, или как там у них зовут ведьм мужского рода. Немногословный снайпер, он каждую пулю "вручную" поправляет, чтобы фашисту в глаз пришла. Привык на охоте не портить шкурки белок и куниц. Тоже Тёмный. Оборотень-сапёр, степенный хохол Васильченко. Делать проходы во вражеских минных полях для наших разведгрупп его со всей армии зовут. Никто ни разу не подорвался. Он - овчар, когда перекидывается. У него нюх на взрывчатые вещества. Тоже Тёмный. Пять дочерей у дядьки. Маленькие, под немцами с его женой остались.А капитан Васин, Светлый маг четвёртого уровня, в донских степях заградотрядом командовал, обеспечивая выполнение приказа 227, который "Ни шагу назад". С автоматом наперевес, страшно матерясь, собирал и разворачивал бегущих красноармейцев и командиров, заставлял вгрызаться в землю, держать оборону. Почти удержали. Это по телам и его бойцов, стоящих насмерть, 14 корпус немцев вышел к Волге. Дошёл, но не прошёл, выдохся. Теперь Васину целительница из московского Ночного Дозора Клава, военврач второго ранга Петрович К.Л., с негласного разрешения дозорного руководства в своём госпитале мелкими вмешательствами разорванную осколком печень восстанавливает. Шестопалый специально водил с капитаном знакомиться.- Расстреливать приходилось? - как-то спросил Коля Васина, забежав проведать и передать приветы от Светлых.- Приходилось. Не часто, но иногда ничего другого придумать нельзя было, - нехотя цедил Васин.- И не развоплотился?- Как видишь. Осознанная необходимость. Меньшее зло во спасение многих людей.Трудно было привыкнуть к такому.Взлетели. Сегодня отрабатывали в паре с Поляковым постановку защитных щитов. Сосредоточенный Юрий неуклюже взобрался по лесенке, изготовленной механиком специально для него, забросил неизменную трость в кабину - говорил, что на счастье, но скорее всего амулет, хотя Коля ничего такого не чувствовал. Взлетели, ушли в дальний угол зоны и по очереди ставили экономные щиты и били короткими очередями друг в друга. Смертоносный металл против магии. В конечном счёте, техника против голого человека, против его сил и возможностей. Ладно, против возможностей Иного и его умения пользоваться Силой.Хромой Поляков летал великолепно, угрём вертелся. И Силой лучше распоряжался - опыт. Но Коля Соколёнок, как маг был сильнее. На пике он показывал четвёртый уровень.Но в Сумрак они на самолётах не разу входили, непонятно было, чем летучая машина обернётся. Очень редко в воздух поднимался и Трофим Кузьмич. Вдвоём они беспощадно давили Николая, потом подробно разбирая все перепетии учебного боя. Асы. Коля частенько представлял себе, что могла бы натворить пара таких опытных лётчиков-асов, пара понимающих друг друга Иных на фронте. Почему нельзя? Ну, почему...Одному Полякову он худо-бедно научился противостоять. Несколько минут, как сейчас.Потом они оба лежали пластом в офицерском бараке, долго приходя в себя.Человеческих эмоций вокруг было - хоть отбавляй. Всё больше тёмных, но и светлых хватало - люди стремились использовать любую возможность радоваться самым простым мелочам. Казалось бы, черпай Силу, заправляйся, Иной. Но и чтобы заправиться, нужны были силы. Трофим Кузьмич по возможности привозил или передавал с оказией сладости - всё больше леденцы-карамельки. Но не будешь же их употреблять в одиночку? Делились с другими лётчиками - соседями по казарме.
К весне сорок третьего их пара слеталась. Понимали друг друга с полувзгляда, с еле видимого покачивания крыльями. Но это всё там, на полигоне. Только фронт мог сказать, чего они стоят. На фронт их Шестопалый пока не пускал - никак не мог локализировать Таузига.Сталинградская битва закончилась полной нашей победой. Шла битва за Кубань. Фронт продолжал перемалывать авиаполки и дивизии. Но не все. Уже Илы вторые начинали ходить со стрелками, защищавшими заднюю полусферу. Гибли стрелки во множестве - это лётчик сидел в бронированном корпусе, такой так просто даже из авиационной 20мм пушки схода не пробьёшь, а ничем не прикрытый стрелок отбивался, обороняясь пулемётом. Но если "горбатые" шли плотным строем, да ещё с прикрытием истребителей - попробуй, подойди. Всё больше наших истребителей становились асами. Спецполк "испанца" Льва Шестакова за время Сталинградской битвы сбил около сотни самолётов врага. Начинала греметь слава Покрышкина, сбившего только за один апрель 43ого 10 самолётов противника, тоже качинца, выпускника ККВАШ им.Мясникова. Кстати, Василий Сталин, сын вождя, её выпускник. Считай, однокашник Шестопалого и Полянского-Полякова. Но немецкие асы были сильнее.Неуловимый Таузиг, служивший в 52-ой истребительной эскадре (JG 52), мелькал то тут, то там. Он уже получил свой вожделенный Рыцарский Крест, одержав более шестидесяти побед над нашими лётчикам, и теперь упорно стремился к Дубовым Листьям к своему ордену. Грубо говоря, Рыцарский Крест соответствовал Герою Советского Союза. Но если нашему лётчику-истребителю надо было сбить для представления к этому званию порядка пятнадцати самолётов противника, то немецкий истребитель на Восточном фронте к тому моменту должен был сбить не менее 50 наших машин. Дубовые Листья к Рыцарскому Кресту давали уже за не менее сотни сбитых. И таких асов было немало в JG 52, а командир девятой эскадрильи Граф ещё в сентябре 42ого получил Бриллианты к Мечам и к Дубовым Листьям за 172 сбитых. Считай, четырежды герой Рейха.В JG 52 Таузиг по-прежнему летал на самолёте с драконом. Всё так же прикрывал его хвост коротышка Гейнц с неподходящей фамилией Ланге (Длинный). Шестопалов так и не смог понять, почему командование эскадры перебрасывало "дракона" на разные участки фронта. Ничего нового он о Таузиге узнать не сумел. Оставшиеся в живых сбитые лётчики ничего необычного за немецким асом не числили. Да, силён, опытен, отлично работает на вертикальных манёврах. Все, как один, неохотно добавляли: страх нагоняет Если ведёт группу, то действует по накатанной тактике: разделяет её на две части и нападает с двух сторон. По-прежнему очень меток: бьёт короткими очередями, может сбить даже одиночным снарядом. Ведомый идёт за ним, как привязанный, страхует надёжно, в хвост Таузигу никто ещё не смог зайти. С нашими асами сталкивался, но ни разу не позволил себя даже зацепить. Наших асов сбивал. Опасный враг.Вот такая грустная картина.
В самом конце апреля пара Поляков - Соколёнок при помощи Шестопалова была откомандирована на Кубань, в 8ую ВА. Шестопалов хотел было пристроить Иных под крыло своего старого знакомца Покрышкина, но 16ый ГИАП, в котором строил свою "кубанскую этажерку" будущий трижды Герой, к тому времени давно летал на Белл P-39 "Аэрокобра". Переучивать слётанную пару с "Яков" на "Аэрокобры" было совсем не ко времени, это означало бы дать возможность Таузигу сбить ещё два-три десятка наших самолётов. И большинство из их экипажей погибли бы. Трофим буквально чувствовал, что время утекает, сочится, как вода сквозь пальцы. Хорошо, что Поляков нашёл летчика-Иного, между прочим, опытного, боевого лётчика. Хорошо, что вообще нашёл. Но упущенное время - это новые потери. Это жизни обычных людей, не способных на равных бороться с Иным.Трофим извернулся, напустил морока, добился проведения непонятного эксперимента - свободной охоты под эгидой Главного Штаба ВВС пары истребителей на Кубани. Самое сложное было вывести пару из-под конкретной подчинённости. Сумел. Пара вроде бы и работала на 8ую ВА, обеспечивалась за её счёт, но была более-менее автономной. Кому скажи - не поверят. Это было уже не столько заслугой Иного, сколько работой старого авиатора Трофима Шестопалого, знакомого со всеми: от маршала авиации Новикова, командующих воздушными армиями, флагманских специалистов (штурманы - понятно, но начмеды как?), командиров дивизий и полков, замполитов и до командиров эскадрилий.
В начале мая, когда стала пылить на взлёте земля фронтовых кубанских аэродромов, немцы вернулись к засадной тактике. Подстерегали наших штурмовиков и бомбардировщиков где-нибудь в сторонке от нашей площадки, а как только видели поднимающуюся на ветру пыль, набрасывались сверху волчьими стаями на взлетающие машины. Советские истребители старались раньше подходить к таким аэродромам и прикрывать взлёт соседей, а уже потом вместе идти на задание.Поляков решил делать свои засады на хищников, очень надеясь, что "дракон" появится среди них. Такая тактика принесла паре успех, но не тот, на который они рассчитывали. За неделю они сделали двенадцать боевых вылетов, сбили без всяких фокусов Иных три самолёта! Четвёртый, подбитый Николаем, грамотно отдали лётчику на "Аэрокобре" - соседу по аэродрому. Тот врага добил, подарок оценил и заглянул в отдельную землянку спецбригады. С поллитрой и тушёнкой. В ходе завязавшейся дружеской беседы выяснилось, что это комэск-два полка истребителей Протасевич. В продолжении беседы узы дружбы были ещё более укреплены, следующие сбитые парой Полякова были обещаны эскадрилье нового товарища. Взамен комэск пообещал содействие всех лётчиков полка в своевременном оповещении об обнаружении "мессера" с драконом на капоте.Следующая неделя прошла по аналогичному сценарию. Опять пытались подловить вражеские истребители, опять пахали до седьмого пота. Дорвавшись до реального дела, истомившиеся по боевым схваткам Поляков и уверовавший в свои силы Соколёнок рвали и метали. Особенно хорош был Юрий. Капитан вкладывал в бои весь опыт и умение, Николай учился на глазах. Но если щеголеватый капитан был само хладнокровие, то простоватый младший лейтенант с трудом удерживался на грани, сам себя уговаривая не поддаваться азарту боя. Это сочетания льда и огня отлично работало - они опять сбили три самолёта врага. Мастерская работа. Одному так врезали, что аж плоскости поотлетали. Протасевич с благодарностью принял "подарки" - за сбитые ещё и немалые деньги причитались, но ничего взамен кроме водки с тушенкой и дополнительного обслуживания самолётов друзей своим личным механиком дать не смог.Но ещё через день Поляков в самый разгар боя с тремя "мессерами" услышал в своём шлемофоне с КП соседей долгожданное:- "Гость-один", "Гость-один", "Шиповник-один" передаёт, что видит "дракона" над Ивановкой.До Ивановки было десять километров, до хвоста немца, которого он догонял - 150 метров, и фашист не мог сбросить его с себя. - Коля, уходим на Ивановку.Соколёнок не поверил услышанному - как, бросить уже загнанного фашиста? Сейчас я его срублю.- Коля, подтверди выполнение приказа.Николай послушно отвернул, стал на новый курс. Немцы с облегчением поспешили убраться восвояси.- Прибавь.Это был сигнал выжать газ до отказа. Хватит ли боезапаса на ещё один бой?
Над Ивановкой крутилась карусель. Эфир был переполнен возгласами и командами. Наши "Илы", "чёрная смерть" немцев, обрабатывали позиции вражеского гаубичного полка. Немецкие зенитки и пулемёты пытались выставить огненный заслон. "Аэрокобры" соседей сковали боем "мессеров", которые хотели навалиться на советские штурмовики. С нашей стороны неслось на помощь ещё звено истребителей "Як-1" из трёх машин. С другой стороны, со стороны солнца и с запасом по высоте к Ивановке подходила пара Полякова. Выгодно подходили, им можно было выбирать, кого атаковать. Со стороны немцев заходила восьмёрка вражеских "сто девятых". Ниже пары Полякова.Над восточной окраиной села Поляков обострившимся зрением углядел "Мессершмитт-109" с белым драконом на капоте. Дракон вёл за собой ещё один "мессер". Зверюга шипела раскрытой зубастой пастью на американскую воздушную змею, за штурвалом которой был лётчик отважный, но не такой мастеровитый, как на драконе. Почему-то он никак не мог уйти в разворот с линии огня. Со стороны могло показаться, что дракон подчинил себе кобру.Полякову не хватило дистанции прикрыть нашего. Дракон изрыгнул короткую порцию огня, и подфосфоренные металлические жала впились в "Аэрокобру", пронзая её до самого пилотского кресла. Самолет вздрогнул, накренился и, не дымя, воткнулся в землю почти вертикально. Попыток откинуть колпак, выпрыгнуть с парашютом пилот не делал. Скорее всего, он был убит.- Коля, что-нибудь почувствовал? - запросил Поляков ведомого. - Нет, командир, ничего. Дистанция великовата.- Включайся, Соколёнок, сейчас сблизимся.Немецкая пара, изящно выполнив разворот, тем временем явно намеревалась зайти в хвост нашим. Теперь у немцев было преимущество по высоте, теперь они будут атаковать со стороны солнца. Полякову с Соколёнком оставалось уповать на резерв скорости, который был скрыт в них самих. Включать его можно было только в самом крайнем случае - запаса Силы, которым можно было подхлестнуть их "Яки", хватило бы ненадолго.Опытный немецкий ас, используя преимущество высоты, грамотно выходил в хвост Соколёнку, каждое мгновенье выцарапывая метры, разделяющие их. Самое время маневрировать, уходить с убийственной директрисы стрельбы. Внезапно волна чёрного ужаса навалилась на Николая, и он понял, что его руки и ноги не подчиняются ему. Он ничего не понимал и не видел: ни небо, ни землю, ни самолёт командира. Но он сумел расслышать уже не слухом, а непонятно чем, сумел уловить мысленный приказ ведущего:- Коля, щит на хвост!Он рефлекторно выполнил команду, вбросив немало Силы в магический щит, прикрывший сзади его самолёт. В заслон врезались и осыпались металлическим дождём
пули и снаряды очереди немецкого аса. Хорошо, что тот привык стрелять короткими очередями.
Отто шёл за вторым за сегодня русским аккуратно и без тени сомнения. У него хватало запаса скорости, чтобы не дать "Яковлеву" сорваться с крючка. Он чувствовал и предугадывал всё, что тот мог сделать. Опыт у Отто был огромный.Ведущий русской пары явно трусил: он чуть оторвался от ведомого, но не делал попыток маневрирования, просто прикрылся ведомым, отдавая его на растерзание Таузигу. Не мог русский не видеть противника, ведь он первым бросился в бой, но просчитался с дистанцией атаки. Самое главное, что они ушли гораздо восточнее Ивановки, где расправиться с этими неудачниками ему никто не помешает. Никто из русских не встанет на защиту добычи, не помешает огонь своих зениток.Вот уже полотняная хвостовая часть "Яковлева" стала настолько широко перекрывать поле зрения, что сомнений не оставалось: пора. Знакомое чувство восторга поднялось из самого нутра немецкого истребителя, руки приняли этот восторг грядущей победы и отточенным легким движением Отто погладил гашетку. Самолёт коротко тряхнуло, он вздохнул с облегчением, а посланный им смертоносный роль маленьких валькирий впился в хвост русского. Впился и... посыпался вниз, к земле, как бекасиная дробь, выпущенная в бетонную стену.У русского был невидимый щит.На какие-то секунды Таузиг растерялся - произошедшее было за гранью его понимания.
Поляков засёк выплеск Силы мгновенно. Он ждал этого момента, он был собран, все его действия были продуманы. Сейчас немец долбанёт по его ведомому парализующим волю заклинанием, а потом спокойно расстреляет мишень, которая идёт строго по намеченному вражеским Иным курсу. Стреляет он мастерски, тут и без магии всё видно. Надо было уловить этот момент и отдать приказ ведомому. Юра напряг все свои способности Иного, чтобы чётко понимать, видеть непонятно как, но видеть, что происходит за его спиной. И он видел. Он успел скомандовать, а Николай выполнить приказ - не зря они так долго тренировали выполнение этого манёвра. Сказался наработанный автоматизм.Но чего Поляков не ожидал, так это того, что источником волн светлого заклинания будет не дракон, а та ведомая аккуратная букашка, что хвостиком змеилась за зверем. Именно ведомый управлял действиями своего ведущего. Поляков не смог с хода оценить уровень его силы. Выше, чем его собственный, но отступать было поздно. Теперь многое решали не умения Иного, а уровень мастерства лётчиков. И Поляков ушёл в мёртвую петлю. Очнувшийся от наваждения Соколёнок заложил крутой вираж, Таузиг поздно спохватился и промазал вторым залпом..Дальнейшее вспоминалось с трудом, но отдельные фрагменты боя запомнились отчётливо. Поляков зашёл в хвост Ланге, тот, очевидно, с перепуга, преждевременно выставил щит и держал его, но Юра не спешил стрелять, висел на хвосте гадёныша, дождался, когда тот обессилит и бил, бурил остатки щита Светлого мага длинной, до самого последнего патрона очередью. Самолёт врага задымился, но продолжал лететь.И исчез. Ушёл в Сумрак. Капитан колебался недолго - была не была! Прищурил глаза, поймал тень от ресниц и вышел уже в сером тусклом тумане сумрачного неба.Впереди, трепеща кусками драного перкаля, тянул к земле по пологой дуге древний "Фарман". Сам Юрий сидел в продуваемом всеми ветрами биплане "Россия-А". Кабины тут не было - сиденье в каркасе из реек. В самолёте не было даже завалящего пулемёта, не было даже намёка на то, куда его установить. А он никогда не брал с собой в полёт пистолет - его дурацкая личная примета, за которую он даже нагоняй как-то раз получил.Ланге уходил, тянул к земле, поддерживая свою "этажерку" Иной силой. Юрию приходилось делать то же самое, не давая своему "летуну" кувыркнуться от порыва ветра. Как тут воевать? Но у него оставался ещё один выстрел.Поляков матерно выругался, схватился за свою трость и разрядил заряженный старым бразильским магом амулет во вражеского Иного. Короткий, простой, но смертельный привет заклинания молнией вонзился во вражеский самолёт. У Ланге просто не оставалось сил на отражение последней магической атаки мага шестого уровня.Обессиливший Поляков с трудом вытащил себя и свою крылатую машинку из Сумрака. Огляделся. Картина, которая предстала перед его глазами, сильно удивила видавшего виды авиатора: впереди слева в пламени, с длинным дымным хвостом, никак не желая сваливаться на поджидающее его поле, плавно шёл к земле мессер, а совсем рядом с Юркиной машиной, но чуть ниже виднелся купол парашюта. Квадратный - немецкий. Таузиг приземлялся на свою территорию. Самолёта Николая в поле зрения не было. Поляков завертелся, пытаясь разглядеть, что там на земле. К предполагаемому месту приземления вражеского лётчика уже неслась машина. Где Колька?- Не крути так сильно головой, командир. Отвалится, - раздалось в шлемофоне. - Я строго за тобой. Сзади нас догоняет четвёрка "мессеров".- Ну, Колька, ну, даешь, какого аса завалил! - откровенно завистливо сказал Поляков и вернулся в бой, - Как у тебя с боезапасом? Я свой весь выстрелил.- Хвосты. По ощущениям должно остаться снаряда три, патронов с десяток.- Не отобьёмся.- Драпаем, командир?- Драпаем, кидай Силу, какая осталась, в мотор.И они понеслись, уходя от врага. Главную свою задачу они сегодня выполнили.
Победы записали на счёт Протасевича. В конце концов, он же сдержал слово, навёл их на цель. Комполка закрыл на всё глаза - всё равно слава достаётся его лётчикам. Протасевич извернулся, вымолил или неизвестно, на что, выменял у неуступчивого старшины в случайно проезжавшей лавке "Военторга" два кило слипшихся леденцов - всё что на тот момент там было из съестного.- Парни, да теперь все девчонки из БАО ваши, - орал он в напускном восторге, набивая цену своему "алаверды".Он даже не догадывался, насколько он угадал со своими леденцами - Поляков с Соколёнком буквально обпились чаем с этими сладостями, восстанавливая силы.
- Пока товарищ капитан разбирался с Ланге, мы с Таузигом немного погонялись, стараясь срезать друг другу угол, постреляли издалека, прощупывая. Потом я с высоты переворотом через крыло пошёл на него в лобовую. Немец к этому моменту сильно занервничал, отвернул, я и всадил в него почти всё, что в оружейных лентах оставалось. Попал.- Силён, а? Силён! - шумно восторгался Трофим, - Тебе фамилию менять надо. Ты не Соколёнок, ты - Сокол. Есть смена, есть.- Смена... - хмыкнул Поляков, - Да ты сам ещё лет сто летать будешь, пока не надоест. Небось, - не выдержал, съехидничал. И тихо спросил новоиспечённого "сокола":- А если бы немец не отвернул- Пошёл бы на таран, - ответил Николай, - я всё обдумал. Был хороший шанс уцелеть, Сила ведь у меня ещё оставалась. Тот резерв, что мы потом в прибавку скорости бросили.- А ведь верно. Молодец. Растёшь, Светлый. И губы у тебя от злости больше не белеют.Николай промолчал, он знал, что теперь у него будет совсем иная жизнь. |