Старший прапорщик Оболенский был обычным бытовым атеистом: в Бога не верил, в церковь не ходил, молитв не знал, но крестик носил и посты иногда соблюдал. Особенно, если печенку прихватывало.
Мистику и гороскопы не уважал. Но на всякий случай опасался и Бога, и чертей, и упырей-вампиров разных. Мало ли. Вдруг существуют. Да и никто не знает, как Там сложится.
Служил Василий Васильевич в должности начальника вещевого склада дивизии. Слыл служакой аккуратным, обстоятельным, исполнительным, в меру пьющим и уважающим вышестоящих командиров. Как всякий рачительный хозяин распределяемого имущества был прижимист. Любил вкусные знаки внимания. Если ему самому доводилось угощать, не скупился накрыть поляну от души. В своём кругу имел прозвище Граф, что в корне неверно, так как те самые Оболенские исстари были князьями.
Зам по тылу обращался к нему по-свойски и несколько ехидно: корнет. Но нести вина не требовал.
Все складывалось вполне удачно у почти сорокалетнего Оболенского. Три года назад женился. Взял в жёны девушку на десять лет моложе себя. Такую же спокойную и хозяйственную. Родила она ему сына, затем и дочурку. К военному жилищному сертификату добавился материнский капитал. Дом для семей военнослужащих обещали сдать к Новому году.
А пока Оболенские с двухлетним болезненным сынишкой, крепкой двухмесячной крикуньей Дашкой и энергичной тёщей, не отыгравшей свою партию семейного лидера в двух браках, ютились в съемной однокомнатной квартире.
Василий хронически не высыпался в домашнем бедламе и норовил прихватить часик-другой сна в доверенном Родиной складе. Но и там его частенько доставали тяготы и лишения воинской службы в виде распоряжений начальства и ходоков из полков дивизии.
В пятницу в 13.00, когда некоторые воины уже раскатали штатскую губу в виду предстоящих выходных, из округа пришёл приказ о внезапной проверке боеготовности. Согласно ему управление и подразделения дивизии срочно выдвигались на полигон в ста километрах от города и принимали участие в трехсуточных учениях. Народ спокойно, без надрыва выматерился, отзвонился в семьи о своём вынужденном отсутствии - вот и утечка военной тайны - и убыл.
Склад Оболенского в учениях не участвовал, никуда не двигался, и Василий со спокойной душой ушёл в свою комнатушку в древнем, ещё дореволюционном капонире "проводить инвентаризацию". Пару часиков можно было подремать, не создавая лишних возмущений в потоке истории.
История рассудила иначе. То ли Граф слишком устал на семейной службе, среди криков и памперсов, то ли атмосферное давление резко упало, но сморило прапорщика капитально. Это была роковая оплошность Оболенского.
Судьба-злодейка выбрала своей разящей десницей помощника дежурного по штабу. Вечером тот обходил капониры, в которых располагались разнообразные склады, службы и гаражи, прилежно осматривая двери и печати на них.
В дверях вещевого склада торчала связка ключей. Бдительный обходчик заглянул в склад. Там стояла тьма кромешная, египетская - Василий экономил народное электричество. Помдеж покачал головой: мало того, что подъем дивизии на крыло был изрядно суматошен, так ещё и Граф в последнее время потерял тонус и стойкость, как забытое в углу холодильника сморщенное яблоко. Сержант знал о стремительном росте народонаселения в доме Оболенского и сочувствовал прапору. Контрактник не сомневался в том, что семья любого вояку доконать может, и жениться не спешил, предпочитая девушек, одомашненных не им.
Закрыл дверь, забрал ключи и продолжил обход, предвкушая, какую мзду он стребует с Оболенского в понедельник, когда тот, придя на службу, лихорадочно начнёт метаться в поисках.
А Граф спал и сны не видел. Проснулся он в самую ночную глухомань - в три с половиной часа ночи. Приспичило отлить.
В каморке было тихо. Настольная лампа бросала конус света на бездушные, но каверзные инвентаризационные ведомости. Поссать можно было в ведро, припасенное для случаев острой необходимости на служебном посту.
Василий бросил взгляд на часы и решил, что можно выйти в свет, посетить туалет при штабе, поболтать с народом о текущей ситуации, а там, глядишь, и конец рабочего дня случится.
Он включил свет на складе, вышел из своего "кабинета" и бодро двинулся на выход.
Увы, двери его надежд не оправдали, они были заперты!
Василий пошарил по карманам, вернулся в каморку, осмотрел все на столешнице, в ящиках стола, прошелся к входным дверям, зыркая по полу склада - ключей не было.
Что за шуточки?
Прапорщик достал мобилку, намереваясь позвонить в штаб. Взгляд упал на циферки времени.
Удар судьбы был ошеломительным - на дворе наступила не только ночь, но даже завтра. А фатум продолжал пинать несчастного - мобильной связи не было. Старый капонир с метровыми стенами и стальными дверями надёжно гасил сигнал. Стационарный телефон давно был отдан в починку. Вот это влип! Что же делать новоиспеченному узнику? Граф принял соломоново решение: не трепыхаться, отлить в ведро и продолжить спать.
Утро новостей не добавило: никто не ломился в склад с требованием выдачи имущества или в поисках затерявшегося на службе прапора. Стучать в двери изнутри бесполезно - никто не услышит, нет никого поблизости. Часовой ходит за капонирами, и почти все, кроме дежурных в штабе, на полигоне.
Капкан захлопнут наглухо. До понедельника точно.
Захотелось есть. И пить. Еды у запасливого прапора хватало: консервы, несколько упаковок армейского сухого пайка, супы быстрого реагирования и даже таблетки от голода - вафли-печенющки. Но есть эти залежи всухомятку?
При виде бакалеи захотелось пить ещё нестерпимее. А ещё взвыть. Белугой, или белухой, или сиреной - кто их там разберёт.
Оболенский вяло пожевал тушёнку, собрал остатки присутствия духа и решил, что надо начать искать воду. Помнится, что в дальнем углу капонира всегда стояла сырость, с которой он безуспешно боролся, строча многочисленные рапорты по команде. Узник двинулся к торцу узилища, бесстрашно преодолевая завалы, накопившиеся за десятилетия.
Капонир метров сто длиной. К торцевой стене среди стеллажей, ящиков, тюков и бочек вела сужающейся тропа. В конце капонира, где стояла вечная сырость, а после сильных дождей даже лужи на полу появлялись, со времён незапамятных до самой крыши громоздилась метров на шесть в высоту безобразная куча из ящиков. Никто и никогда не собирался наводить там порядок.
Полдня Оболенский разбирал эту джомолунгму, оттаскивая гнилые, сырые и заплесневевшие ящики на середину склада. Пот с богатырского прапора тек градом, пар валил от обнаженного торса, но стена помаленьку очищалась. Уже были видны потеки на кирпичной кладке, что змеились среди известковых наростов. Вода! Как её собрать?
Василий догадался прикладывать тряпки к стене. Выжимал поганую вонючую воду в старый пошарпанный котелок, давал отстояться, цедил через чистейшую портянку из запасов пятидесятых годов, кипятил самодельным нелегальным кипятильником, благо электричество у него было. И пил. Пил, блаженствуя.
Предстояло продержаться до понедельника, когда кинутся его искать.
Или не кинутся? Позвонит жена на службу, мол, где там мой милый, почему хлеб, молоко, яйца и детское питание в дом не несёт? Ей ответят: не извольте беспокоиться, гражданочка, у нас сейчас внезапная проверка, все ушли на полигон, но это строго конфиденциально, ибо военная тайна. Сидят там воины без связи с семьями, да вы соседок спросите - весь гарнизон в курсе. Даже если кто-то из штабных свяжется с управлением на полигоне, то его просто пошлют: у нас тут генералы из округа, а ты какого-то прапора ищешь. Дрыхнет твой прапор где-нибудь к кухне поближе.
Представленная картинка оказалась очень грустной, местами убийственно несправедливой: и искать не будут, и кухни поблизости нет. Василий от жалости к себе даже плеснул в кружку граммов пятьдесят из початой бутылки водки - запасов спиртного в укромном шкафчике хватало не на одну комиссию, нагрянувшую с проверкой. Потом ещё соточку добавил - под чаёк с уставным повидлом из сухого пайка. Ну, а где соточка, там и... Пришлось бутылку прикончить. Доза ерундовая - меньше полкило. Такому богатырю, как Граф, что слону дробина
Можно было вволю выспаться, но как назло, спать расхотелось. В Оболенском проснулся служака: раз уж застрял в этой дыре, так хоть инвентаризацию провести. Реальную, перевернув все бесхозные завалы минувших десятилетий, до которых никогда не доходили руки.
Логично было добить разрытую им кучу ящиков у дальней стены, сложить их там аккуратно, прибавляя по ходу вытащенный на середину склада всякий ненужный хлам из неизвестной давности завалов. Потом можно будет надоедать заму по тылу просьбами и рапортами о вывозе этого "имущества" на свалку.
Оболенский приступил к работе в охотку. Грела мысль, что нет худа без добра: за пару суток, без домашних тёщиных разносолов, да занимаясь физическим трудом, он точно сбросит те несколько килограммов с пуза, которые портили его имидж, настроение и выправку.
Он отодвинул ещё пару десятков грязных патронных ящиков от мокрой стены. И увидел...
Ему открылась маленькая железная дверь в стене. Когда-то на ней было что-то написано масляной краской. Что - уже не прочитать. Навесной амбарный замок надёжно красовался на ушках засова.
Мальчишеский азарт кладоискателя взыграл в Василии. Прапорщик посветил мобилкой, пригляделся - засов был ржав, даже трухляв. И Оболенский со всей дури грохнул по нему подвернувшимся цинком.
Пострадали все: и ящик, и кладоискатель. А засов вместе с замком вообще отвалились. Дверь, скрипнув, перекосилась, но не открылась. Посветив в узкую щель, Оболенский скорее предположил, чем увидел, что в потаенном помещении лежат ещё какие-то ящики.
Что в них? Какие сокровища ждут кладоискателя? Мало ли, что там складировано. А вдруг там автоматы ПэПэШа? Мосинки-снайперки? Сабли кавалерийские, морские кортики, летные шлемофоны? Золото партии? Трофейные магические артефакты эсэсовской Аненербе?
Кинушки о тайных кладах он смотрел, не задумываясь, бывают ли не тайные клады.
В любом случае ценности даже полувековой давности стоят немалых денег. Даже гимнастёрки-гимназийки можно реконструкторам продать. А тут...
Что тут?
Суматошно пошарив по завалам, Оболенский нашёл треснувший черенок от лопаты. Разломав его пополам, старатель сунул заостренный конец палки в щель между дверью и металлическим косяком. Нажал. Дверь не поддалась, а вот косяк начал потихоньку выламываться из кирпичной кладки.
Взыграла кровь в жилах Оболенского, он зло крушил сырые крохкие кирпичи. Силушкой природа его не обидела, и он в конце концов руками выдрал дверь вместе с косяком из стены.
В закутке ему открылись груды сокровищ. Если быть честным, то в нише два на три метра лежали друг на друге пять ящиков.
Оболенский стянул на пол верхний и выволок его под ближайшую потолочную лампу.
Ящик был тяжёлым, килограммов пятьдесят весом. Высокий - на манер сундука. Обшит железом с облупившейся краской цвета хаки. Что удивительно - в крышку был врезан кодовый механический замок с кнопочками. Ещё четко читалась надпись "Вскрывать только на спецполигоне! ". Виднелись также остатки других надписей черным по защитному: "п/я .2.. ", "..лябинск-.0", "КБ ЦИКЛ", "195.". Красной краской сбоку было выведено: "..делие АСОР.73" . И белым небрежно:
".мерть
.ощеева".
Василию стало страшно. Страшно интересно. Что там, что?
Близость сокровища, жажда обладания кружили голову. Но как открыть кодовый замок?
"Сейчас, сейчас...", - бормотал одержимый бесом поиска сокровищ, выволакивая из тайной комнаты следующий "гроб".
Этот ящик был плоским и гораздо легче. Краска с ржавой обивки слезла, надписи, если и были, то канули в вечность. Но кое-что острый глаз изыскателя артефактов рассмотрел - по низу мелом было небрежно начертано ".нтигорын.." . Замок простой, навесной. Крепкий. Но проушины трухлявые, ржавые. Их Василий легко сбил.
Трясущимися руками одержимый прапор откинул крышку. В ящике, как в пенале, в древесной стружке лежало нечто длинное, чуть ли не в полтора метра, завернутое в холстину.
Тряпка полетела в сторону, и перед изумленным Василием предстал сверкающий двуручный меч. Здоровенный и тяжеленный - поднять, может быть, поднимешь, но хрен замахнёшься таким.
Кому и зачем понадобилось столь чудовищное холодное оружие?
В Василии слились воедино водка и удаль молодецкая. Он почувствовал себя древнерусским богатырем. А что? Высокий, крепкий, русак с добрым лицом. Всегда мечтал носить длинные волосы на прямой пробор. Перехваченные ремешком с рунами. Но армия... Эх, если бы...
Что именно "если бы", Василий не додумал, ухватил меч ручищами и замахнулся им.
Замахнулся бы. Поднять-то он пудовую железяку поднял. И даже попытался крутануть - сил на один замах хватило. Но не рассчитал, богатырская инерция понесла витязя вслед за мечом на стеллаж.
Хорошо, что конструкция была металлическая, деревянная не выдержала бы натиск тяжеловооруженного мечника, развалилась бы. А это складское оборудование просто гулко ухнуло и больно обрушило с верхних полок на голову своего хранителя тюки. Как помнилось Василию, с кирзовыми сапогами.
Фиаско было полным. Настоящее богатырское.
Меч странно зашипел. Пренебрежительно. Насмешливо, обидно. Оболенскому даже показалось, что голосом зама по тылу: "кор-нееет...".
Тут явно скрывалась какая-то тайна. Прапорщик ещё раз окинул ясным, но не очень взором оружие, тару и заметил среди стружек и тряпок небольшую книжечку из коричневой оберточной бумаге. На обложке было напечатано "ИНСТРУКЦИЯ". Далее шло: "по применению изделия АСОР.72". Ещё были надписи карандашом "Сове...но секретно", "на...атано в 1экз.", ".еч-..аденц" и что-то совсем неразборчиво расплывшимися чернилами. Страницы инструкции оказались хрупкими и рассыпались в труху в руках мечеборца.
Василий решил взяться за первый ящик.
Забыв о своей тяжкой участи самозаключенного, он начал перебирать комбинации кнопок на замке. Нажимал сначала по одной кнопке, дергал колечко бегунка вниз, сбрасывал, опять нажимал. По две горизонтально расположенных, по три... Вертикальные ряды. Он готов был заниматься этим долго, но судьба сжалилась над мучеником. Нажав ряд из трех правых "3,6,9" он услышал заветный щелчок. Можно было поднять крышку.
Петли заскрипели, крышка откинулась.
Внутри в промасленной бумаге лежало что-то.
Василий лихорадочно дергал и рвал обертку. Открылась какая-то металлическая скульптура. Точнее, пародия на скульптуру из рычажков, шестеренок, блестящих никелированных пластин.
Изыскатель и тайнопроходец Оболенский вывалил находку на пол. Он не верил своим глазам - на цементном полу капонира лежал металлический заяц. Здоровый зайчище, в метр с хвостиком длиной.
Василий остолбенел, но повинуясь смутному порыву интуиции, провел по морде зайца, задев нос зверюшки. Скакнули вверх металлические шторки на глазах голема, засветились очи зверя синим маскировочным светом. Серебристый бок откинулся на петлях, из этого люка начало лезть что-то типа металлических перьев...
Оболенский начал соображать: КБ - конструкторское бюро прислало секретные ящики с некими изделиями, 50ые годы - годы, когда Союз создавал такое, что не снилось самому дьяволу. Сталинские проекты, бериевское руководство. Сталин умер, Берию, не оправдавшего доверие, да и вообще всемирного шпиона, скоропостижно убрали. Концы обрублены, разработчики переброшены на другие проекты. В мистику не верили оба: вождь и его подручный, и раз были выделены деньги из скудного послевоенного бюджета на создание ".мерть .ощеева", то...
Металлический зайчище между тем продолжал рожать металлическую же птицу.
"Утка!" - догадался Василий, глядя на клюв крылатой твари.
Графа прошиб холодный пот, он истерически захохотал и стал лихорадочно тереть морду зайчищи, то нажимая на нос, то на глаза, то дергая за уши.
Видно, ему удалось найти стоп-комбинацию: внутри зверя зажужжало, втянулись в бок грызуна металлические голова и крыло утки, закрылся люк, погасли огоньки в заячьих глазах.
Оболенский, осев на пол, привалился к стене в склизких потёках. Потихоньку отдышался и пошёл доставать следующую бутылку водки...
Когда его во вторник наконец-то нашли, он с радостью бросился к людям. Первое, что он прошептал: "В склад не заходить. Особистов сюда. Срочно. Лучше окружных. Мужики, это очень серьезно".
Ему поверили - сыграла репутация служаки, не склонного к шуткам. Закрыли склад, поставили часового. Пытались расспросить. Он под руководством медика глотал таблетки и молчал. Иногда повторял: "Мужики, забудьте".
Мужики, может быть, забыли ли бы. Но о сослуживцах прапора и прочем личном составе не забыли компетентные люди. Со всех взяли подписку о неразглашении. "Разглашении чего? ", - недоумевали вояки. "Произошедшего", - было дано разъяснение, - "Случайно закрыли начсклада на подведомственном объекте. Он там выспался, потом склад открыли".
Взяли подписку и у военного психолога, которому было поручено привести в порядок мозги старшего прапорщика. Сеанс психоанализа был один, проводился в присутствии майора из Особого отдела, и допрос... лечебная беседа была прервана на словах Оболенского: "Я потом ещё один ящик открыл... А там...".
Оболенский продолжает служить. Его забрали в округ. Он заведует неким секретным складом, но числится на никчемной должности в службе тыла. Кому подчиняется, неизвестно. Периодически в его хозяйство наведываются группы умников в штатском, многие из них с отличной выправкой.
Живет семья Оболенских в новой трехкомнатной квартире дома для сотрудников одного их силовых ведомств. Сон его крепок. Но изредка, пару раз в год, он всхлипывает во сне, его трясёт. Тогда жена обнимает его, прижимает мокрую от пота голову мужа к груди, мягко массируя седые виски воина. Она даже не догадывается, что пережил её мужчина в том складе, а он не рассказывает.
Родина знает, что на Оболенского Василия Васильевича в деле хранения секретов обороноспособности и безопасности страны можно положиться. У неё много таких оболенских, таких почтовых ящиков, таких КБ и секретных проектов. Так много, что о некоторых проектах и изделиях забыли. Лишь Президент иногда позволяет себе публично намекнуть на создание нового боевого оружия на до этого неиспользованных в военном смысле интересных физических принципах.
Но даже он не разъясняет, против кого такое оружие будет применяться.
И никакой мистики. Оболенский в неё не верит.