Конец осени года 632 от потрясения тверди, Серый замок ордена Согласия, Тирон.
Опомнившись, Адалан увидел, как смотритель завернул за угол, и кинулся следом. Обогнул жилое крыло замка, потом побежал по тропе прямо через рощу, к центральной башне. Он так спешил, что уже почти не разбирал дороги, но все равно нагнал провожатого только у входа. Темный кривой коридор, крутая винтовая лестница - в лицо дохнуло теплом и светом - и смотритель, сдернув с плеч Адалана дорожный плащ, вытащил его на середину зала.
Адалан начал озираться по сторонам. Все было как во сне... зал Совета оказался огромным и ярким: закатные лучи дробились, играли в цветных витражах. Свод, высокий, как небо, словно колыхался, далекие стены плыли, а люди... о, Творящие! Сколько же тут было людей! Адалан подумал, что за всю свою жизнь столько не видел. Не просто мужчины и женщины, как караванщики Кера, как те, что встречались им по дороге или на узких тиронских улочках, нет - сильнейшие из членов ордена Согласия, самого могущественного магического союза к северу от Поднебесных гор. И все они здесь из-за него, чего-то от него ждут. Адалан совсем потерялся в этом зале, среди непонятных, пугающих чужаков. Где-то там должен быть и хааши Рахун, единственный, кто ему близок. Вот бы найти его сейчас, просто увидеть кивок, одобрение, просто почувствовать, что не один - ведь Рахун обещал быть рядом, не бросать его, называл сыном!.. Адалан хотел разглядеть лица, но из-за волнения почти ничего не различал, только размытые пятна, безликую толпу. Да еще солнце било прямо в глаза, слепило и заставляло отводить взгляд. Тогда он просто развернул руки ладонями вверх и в знак приветствия протянул их залу, как это делали даахи. А потом, вспомнив школу Нарайна Орса, низко склонил голову. Зал ответил шелестом голосов, слишком тихим, чтобы что-то расслышать или понять. Адалан ждал скорее упрека, чем одобрения, оттого замер, не зная, что делать дальше.
Вдруг кто-то совсем рядом позвал его по имени. Он вздрогнул, вскинул голову и увидел, как через зал идут двое: даахи и молодая женщина. Даахи был ниже, плотнее Рахуна и почему-то казался много старше, хотя ни морщин на лице, ни седины в волосах заметно не было. Знаки на шее хранителя оказались совсем незнакомыми и говорили лишь то, что их обладатель - колдун-хааши из далеких от Поднебесья мест. Женщина, напротив, хоть и не была худышкой, казалась совсем юной, даже моложе мамы Хафисы. Красноватым блеском темных волос, изгибом бровей, четким очертанием губ на бледном лице она походила на смотрителя Датриса, но темно-карие глаза девушки совсем не были надменными или бесчувственными - Адалан видел в них доброту, искренность и заботу.
Даахи остался чуть в стороне, а незнакомка подошла совсем близко и присела.
- Ну здравствуй, Адалан, воспитанник хааши Рахуна с Поднебесных гор, - повторила она с улыбкой, - уже и запачкаться успел. Ты из-за этого так волнуешься?
Голос женщины был мягок и ласков, а сама она - так красива, что в ответ тоже захотелось улыбаться. Страх немного отступил, зато сразу вспомнилось, что его белоснежный наряд забрызган грязью. Конечно, большая часть осталась на брошенном у входа плаще, но хватило и орденской накидке, и сапогам, и даже на лице, скорее всего, были серые кляксы.
Адалан не посмел ответить - побоялся, что подведет голос - только кивнул, чувствуя, как к щекам приливает жар. Красавица снизу вверх заглянула в глаза и снова ободряюще улыбнулась.
- Не стоит. - Она легонько отряхнула грязь с ткани, и пятна осыпались мелкой пылью, не оставив следа. - Видишь? Это просто. Спросишь потом, где живет магистр Жадиталь, и придешь в гости - я тебя обязательно научу, хорошо?
Теперь горели не только щеки, но и уши, и даже моргать хотелось все чаще. Адалан потер глаза кулаком и снова кивнул.
- Значит, договорились, я буду тебя ждать, - она в последний раз улыбнулась и поднялась на ноги. - А теперь начнем.
Откуда-то из складок мантии магистр Жадиталь вынула маленький сверток пергамента взяла Адалана за правую руку и развернула ладонью вверх. Лицо и голос ее сразу стали серьезными.
- Сейчас я дам тебе камень, сожми его в кулаке и не выпускай, это важно - не выпустить. Будет больно, очень больно, Адалан, но иначе нельзя, придется терпеть. Если станет совсем худо, хааши Хастат тебе поможет.
- Не бойся, ничего плохого не случится. Я все время буду с тобой, - подтвердил даахи и встал за спиной Адалана.
- Ну что, готов?
- Готов... - прошептал Адалан.
Не разворачивая пергамент, Жадиталь вытряхнула ему на ладонь прозрачный как слеза кристалл и своей рукой сжала его пальцы. Потом отпустила и отошла.
Ох, как же был холоден этот кристалл! Он мгновенно проморозил ладонь до костей. Пальцы задеревенели, руку зажгло и одновременно начало ломить от боли, а когда Адалан зажмурился, напрягая все силы, чтобы не разжать кулак и не выбросить кристалл подальше, из-под ресниц брызнули слезы.
И тут пришла песня, светлая, зовущая, как полет птицы. Руки хааши легко, почти невесомо легли на голову Адалана - и словно крылья за спиной развернулись... острые крылья чайки: нестись над волной, взрезая ветер, взмывать ввысь, падать к самой воде и лететь дальше, дальше, от боли, от страха. Только серое небо, серое море и бесконечно-туманная даль.
Адалан уже начал забывать, где он, когда сквозь туман услышал магистра Жадиталь:
- Он держит, учитель. Посмотрите - он держит!.. истинный маг...
- А теперь красный, девочка.
Хриплый стариковский голос разогнал остатки морока. Адалан открыл глаза, и вдруг отчетливо увидел собравшихся вокруг, весь совет сразу, всех, сидящих на скамьях и стоящих вдоль стен мужчин и женщин в лиловых одеяниях, которые неотрывно смотрели на него. И Рахуна, стиснувшего от боли зубы, и угрюмого Фасхила, смотрящего в пол, и древнего Шахула, которого видел всего однажды, а теперь почему-то сразу узнал. И величественного старика который чем-то - не то россыпью светлых кудрей, среди которых еще золотились нетронутые сединой пряди, не то правильными чертами гладко выбритого лица, не то маской холодной уверенности - напомнил хозяина Орса. Он восседал в обитом лиловым бархатом кресле, в окружении двух таких же старцев: мужчины, совершенно лысого, с лицом темным и сморщенным, как вяленая слива, и редкой рыжей бородой; и женщины, не по годам горделивой и осанистой, голову которой венчала корона из тугих кос. За ее спиной, скрестив на груди руки, криво улыбался смотритель Датрис. Старик в кресле, явно самый главный на этом собрании, нахмурился и повторил приказ:
- Красный, Таль!
Жадиталь виновато вздохнула и вынула второй сверток.
- Дай другую ладошку, малыш. Надо потерпеть еще.
Красный кристалл выскользнул из кожаной обертки и упал в левую ладонь Адалана. Пламя охватило руку! Сначала загорелась кисть, потом предплечье, и вот уже вся левая сторона тела пылает жаром всетворящего огня.
Адалан сжал пальцы и закричал.
И тут же почувствовал тяжесть рук даахи на темени.
- Тихо, Лаан-ши, иди ко мне. Победить боль просто - пройди насквозь. Слушай...
Песня зазвучала с новой силой, накрыла волной, еще, захлестнула, поволокла... и вдруг растворилась, исчезла. А он остался один, сгорая в пламени, вмерзая в лед.
Пройти. Пройти насквозь. Мысленно Алалан шагнул вперед, еще... а потом побежал.
Что-то изменилось, все вокруг всколыхнулось, дрогнуло, и новая песня, призывная, звонкая, родилась там, за пределом боли. Песня Рахуна Белокрылого.
- Я здесь, я удержу тебя, сын.
Адалан бежал к нему на зов, бежал, пока земля не ушла из-под ног, и он не рухнул во мрак. Хотел уцепиться за песню, но не удержался, соскользнул и падал, падал... вдруг осознав, что боль уже исчезла.
А мрак сомкнулся и стал полным.
Мальчишка замер на середине зала, изображая ни то добрый знак хранителя, ни то рабский поклон - растерялся. Дайран разглядывал его со смешанным чувством приязни, стариковской ностальгической зависти и жгучего стыда. Он испытывал огненного мага второй раз в жизни, и, несмотря на то, что с тех пор минуло более пятнадцати лет, все еще помнил, как тогдашний испытуемый, погружаясь в ледяной сон, неосознанно сдвинул время, и они со Змееглазым чуть не опоздали. Юный маг пролежал в беспамятстве два дня, прежде чем стал его учеником. Ари Дон, Армин из Мьярны, мастер порталов и тайных знаний, сейчас тоже был здесь. Дайран оглянулся на молодого магистра: тот стоял у окна, как всегда в одиночестве, как всегда спокоен и отстранен - разве что хранителю по силам разгадать его душу. Армин прилежно учился, каждый день радовал новыми успехами, но так и не открылся полностью - доброй дружбы, как с Жадиталь, между ними не вышло.
Адалан для своих девяти лет был мал и хрупок, однако, вряд ли изнежен: золотистые кудри на макушке выгорели почти до белизны, а щеки и руки, привыкшие к палящим лучам горного солнца, напротив, потемнели до бронзового оттенка. Небесно-синие орбинские глаза на загорелой физиономии казались еще ярче и заметнее. Нет, мальчишка не выглядел ни слабым, ни болезненным, зато явно был диковат: все попытки казаться вежливым делали его еще более нелепым.
- По-моему этот ребенок слишком скромен, - проворчала сидевшая справа Майяла. - Сколько лет живу, а скромных и робких орбинитов не встречала. Рабское воспитание против нашей природы, согласись, Дайран. Неволя, тем боле в столь нежном возрасте, калечит бесповоротно. Освободить его было, конечно, благородно, но вряд ли умно...
- Вот уж чего в нем точно ни на маковое зерно, - так это скромности, - усмехнулся Датрис, - я бы поставил на спесь, дайте только срок.
- Робость, спесь, рабское воспитание... - Сайломар огладил жиденькую бороденку, - какая разница? Владеет сопляк огнем, или нет, вот что важно.
Рахун неприязненно глянул на соседей, но промолчал. Хорошо, молодец Белокрылый, подумал Дайран. Спорить бесполезно: ясное дело, старикам малыш не нравится - слишком хлопотно, слишком ответственно. И, если в замке появится еще один огненный маг, многое может измениться, а старики не любят перемен. Он сам, если быть честным, предпочел бы обойтись без этого. Но мальчик уже здесь, значит, хочется того или нет, а как-то решать его судьбу придется.
Между тем Жадиталь подошла к Адалану и заговорила. Таль молодец, умеет расположить к себе, завоевать доверие, вот и этот малыш тоже ответил, улыбнулся даже. И вечный лед взял, не раздумывая - так игрушку у друга берут.
- Не бросил, надо же! - Датрис все так же усмехался, только взгляд похолодел, стал более пристальным и внимательным, - Не бросил, не свалился, и хааши вроде спокоен. Огонь в мальчишке точно есть.
- Да, - подтвердил Сайломар, - дар есть, Тирон разворотить хватит.
Дайран не спускал глаз с Адалана: малыш побледнел, напрягся до звона, но кулак не разжимал. Сначала из-под зажмуренных век по щекам текли слезы, но потом лицо расслабилось, посветлело.
- Он держит, учитель! - радостно воскликнула Жадиталь, - посмотрите: держит спокойно, как истинный маг.
В самом деле, держит. Теперь уже и не выпустит - притерпелся и, как бы это ни было сложно, нашел точку равновесия. Сырой, необученный ничему ребенок, опираясь только на песню, не стал пытаться растопить вечный лед, а сумел-таки остудить тело. Осталось понять, как устойчиво его равновесие, бросить на весы еще один груз, неугасимое пламя.
- Хочешь пытать его еще и огнем? - Майяла словно мысли его прочла.
- Думаешь, зря?
- Нет, думаю необходимо. Хотя, не уверена, что мне понравится то, что увижу.
Дайран кивнул Майяле и дал знак Жадиталь продолжать испытания.
Любимая ученица хмурилась и злилась. Боль ребенка ей не по душе. Можно подумать, ему нравилось. Но про этого мальчишку и он сам, и магистры ордена должны узнать все. На испытании никто не ждет от новичка чудес, важно лишь увидеть, как долго он выдержит. В любом случае Хасрат за ним присматривает, если что случится - остановит испытания и не допустит беды. Так что если малыш не справится - это ничего. Он, Дайран Могучий, еще тут - он-то точно совладает с бездной и пламенем, которые сам загнал в кристальную клетку.
Но если одолеет... Нет, об этом и мечтать не стоит.
Кристалл коснулся ладони, мальчик сжал пальцы и закричал. Рахун и Фасхил вскочили со скамьи одновременно... и оба замерли, так и не двинувшись с места - Хасрат остановил их жестом. Он нашептывал что-то, слишком тихо, только для маленького мага, и тот начал успокаиваться: замолчал, перестал плакать, гримаса боли разгладилась, опустились плечи. А кулаки все так же оставались сжатыми, и в них - магические кристаллы: один - отнимающий, забирал в себя все, любое тепло, любое движение, любую силу, даже жизнь; второй - дающий, расточал жар, истекал такой силой, что любой смертный, едва коснувшись, был бы сожжен в прах и развеян. Любой, но не огненный маг старшей крови - малыш держал их оба. Адалан вытянулся, словно вырос, кисти рук его начали светиться. Сияние разгоралось, ширилось, и вот окутало мальчика целиком. Между сжатых ладоней оно искрило, наливалось белым, пока не стало нестерпимо для глаз - такого никто ожидать не мог: малыш, не думая ни о чем, шагнул туда, куда звал его дар, в мир Закона, в могущество и абсолютное знание, в смерть.
Фасхил нахмурился:
- Я его почти не слышу, - и громко приказал, - хватит! Забирай его Хасрат, выводи.
Но тот уже и сам, не дожидаясь приказа, делал все, что мог... и не справлялся - маленький маг уходил все дальше, стихал, терялся в пустоте. Хасрат обнял голову мальчика, прижал к себе и позвал:
- Мне не удержать его... Рахун!
В три прыжка Рахун пересек половину зала, Фасхил опоздал лишь на миг, в руке т"хаа-сар уже сжимал нож.
- Не вздумай, - рыкнул ему Белокрылый, заступая на место Хасрата, - Я поведу, помогайте.
Песня Рахуна накрыла зал, и сразу же подчинила себе всех присутствующих, Фасхил и Хасрат обняли с двух сторон его и мальчика, помогая и поддерживая - свечение вокруг Адалана начало тускнеть и вскоре совсем погасло. Из опавших ладоней выскользнули два красноватых кристалла-близнеца с легким звоном ударились о мраморные плиты и покатились по полу. Песня стихла, схлынула, оставляя людей ошеломленными происходящим: то, что они видели, было невозможным - мальчишка справился.
Рахун принял на руки ослабевшее тело, продолжая напевать тихонько. Эта песня всегда помогала, прогоняла страхи и болезни его маленького приемыша, помогла и сейчас. Сердце Адалана забилось чаще, мощнее, дыхание стало глубже, краски начали возвращаться на лицо. Измученный болью Хасрат, поняв, что все, наконец, позади, отстранился, тяжело уселся на ближайшую скамью, спрятал лицо в ладонях. Жадиталь подобрала с пола кристраллы.
- Розовые, - прошептала она и повторила уже громко, для всех, - розовые! Нет, вы видели? Совершенно спокойные!
Но Рахун уже не слушал, как когда-то на мьярнской ярмарке, он сбросил с плеч магистерский плащ, завернул Адалана и направился к двери.
- Дай его мне, - Фасхиил заступил дорогу, протягивая руки к мальчику, - твое место здесь.
Белокрылый остановился. Отдать сына сейчас, когда он едва избежал смерти, и кому - Фасхилу, который его терпеть не может, и даже не пытается это скрывать? Но Рахун уже видел нож в руках Барса и в глазах - готовность умереть.
- Посмотри: магистры напуганы - продолжал т"хаа-сар, - успокой их, если сможешь. А я лучше за малышом пригляжу. Не веришь? Честно сказать, я сам дрожу от страха, но я же обещал твоего Лаан-ши беречь, значит сберегу. Жизнью и кровью.
Когда Фасхил с мальчиком на руках вышел, совет взорвался криком. Каждый требовал права высказаться, каждый хотел сам, своими глазами видеть, что произошло с вечным льдом и неугасимым пламенем. Понять что-то в этом гвалте Рахун не пытался - его без того разрывало на части: страх и восторг, гнев и радость, жадное любопытство и глубокое отвращение. Еще миг - и пальцы вывернет когтями, спину разорвут крылья, шипастый хвост ударит по полированному камню. Белокрылый встряхнулся, сжал кулаки и сосредоточился на главном - на верховном магистре и его ближайшем окружении. Все члены совета свободны и равны, так гласит устав ордена Согласия, но безумцев, способных открыто спорить с Могучим и троими старейшими, на его веку не находилось.
Однако сейчас старейшие молчали. Дайран попросил у Жадиталь кристаллы и теперь разглядывал их, поворачивая так и этак, проверяя то на вес, то на просвет. Майяла и Сайломар с невозмутимым видом смотрели на него и ждали. Шахул даже не смотрел - он, как и Рахун, слушал зал. Дед не станет сейчас лезть с разговорами - это Рахун знал точно - скорее осторожно, исподволь попробует утихомирить зал - потушить гнев, развеять опасения так, чтобы магистры не почувствовали и не устроили новой волны праведного возмущения.
Наконец Дайран закончил изучать кристаллы и передал их старейшим.
- Можете убедиться сами - сказал он - Тот, что был льдом, в самой глубине треснул, но у бывшего пламенем - никаких пороков, разве что он краснее и чуть теплый.
Майяла взяла, а Саиломар брезгливо скривился и отказался.
- Можно? - Датрис перехватил кристалл, тоже покрутил в пальцах. - И правда, на взгляд изъянов не найти. Идеальная форма.
- Да, да, - радостно подтвердила Жадиталь, - правда, потрясающе?!
- Воистину, - усмехнулся смотритель, разглядывая игру граней бывшего льда. - Потрясает основы мироздания. Прямо чудо какое-то, а не мальчишка! Самородок! Божественное дитя.
- И разве это плохо или смешно? - не унималась девушка, - это отлично! Обрести такого ученика - честь для ордена.
Сайломар покосился на спорщиков, зло проворчал:
- Бестолковая молодежь... нашли, над чем потешаться. Это не ребенок, это - чудовище. - И снова вцепился в бороденку.
Но Датирис с Жадиталь его не слушали. Таль и правда светилась от радости, а смотрителя, как обычно, больше заботили собственные развлечения, чем мальчишка-маг, орден или общее благо.
- Может, ты его и учить возьмешься, раз он так тебя восхищает? Я бы на это посмотрел...
- Думай, что говоришь, Датрис, - жестко оборвала бывшего ученика старуха, - от мальчишки Высоким форумом за версту несет и рваной ноздрей тоже - какое еще ученичество? По правде говоря, тут только трое способны учить такого, как он. Но я точно не стану, да и другим не посоветую. Сайломар прав: этот ребенок - чудовище, от которого лучше избавиться, пока не поздно.
- Не выйдет.
Рахун удивился, услышав голос деда. Видно, удивился не он один: Сайломар, Майяла с Датрисом - все повернулись к старому хааши, даже Дайран Могучий поднял задумчивый взгляд и прислушался.
- Что, прости, не выйдет? - переспросила старуха.
- Не выйдет избавиться от Лаан-ши, магистр Майяла Дуарская. Может, ты не заметила, но когда мальчишке стало худо, Фасхил схватился за нож. В другой раз, если Барс не успеет, это сделаю я. Хочешь спорить с Хаа? Силенок не хватит.
- Что за варварство, Шахул? Вечно бы вам за ножи хвататься. Зверье... Разве я хоть словом обмолвилась о том, чтобы ваше Золотце убить? Поселить где-нибудь в уединенном месте, выставить защиту покрепче - и пусть себе живет. Можно даже навешать его иногда, а Волчонок присмотрит, раз уж это так необходимо.
- Тюрьма? - ахнула Жадиталь.
Зал снова всколыхнулся. Магистры принялись спорить: кто-то горячо поддерживал, кто-то осуждал, столь же яростно, некоторые просто растерялись - Рахрун едва смог удержать песню ровной, спокойной и холодной: спорьте, думайте, но не давайте воли страху. Однако сам Белокрылый уже понимал - одного здравого смысла мало, многие уже все решили, и переубедить их так просто не удастся. Вон, хоть Сайломара. Шивариец вцепился в бороду и твердил свое:
- Все равно сопляка из ордена надо удалить. Такой белый маг похуже чумы или горной лавины. А если кто-то его обидит? Захочет использовать его силу и обманом соблазнит? А потом, когда вырастет? Творящим и то не ведомо, что из него может вырасти... Майяла права, заточение - лучший выход.
И многие согласно кивали очень многие.
Тихо, очень тихо и осторожно белокрылый хааши запел о любви: об улыбке младенца, о руках матери, о глазах любимой, о первом поцелуе и последнем вздохе.
Если только совет послушает дуарскую ведьму и решит запереть Одуванчика, Ягодка останется с ним. Рахун с самого начала знал, что маги могут отвергнуть Лаан-ши. Тогда он заберет сыновей и ни за что не выдаст ни Дайрану Могучему, ни Фасхилу, ни даже Рагмуту и Шанаре - лучше вечное изгнание, чем неволя.
Но как бы не любили Одуванчика в приемной семье, человеческому детенышу нужны люди, он должен расти и взрослеть среди своих - так для него лучше, так правильно. Поэтому пока есть надежда, он будет бороться: напомнит этим заблудшим похвалу отца, дух горячего хлеба, крик новорожденного, материнские слезы, свадебные танцы, погребальный плач. Люди, это ваше дитя, опомнитесь - все громче, почти не скрываясь, шептала колдовская песня - испуганный, одинокий ребенок, брошенный на дороге. Все, чего он просит - немного внимания и тепла, каплю вашей любви.
Первым отозвался Армин: маска безразличия вдруг поплыла с лица, обнажая нечто совсем иное. Но магистр быстро собрался: тряхнул головой и пренебрежительно поморщился.
- Белокрылый, прекрати. Нужно кому-то душу вывернуть - ради Творящих, только чего ты этим добьешься? Никто из нас не может контролировать мальчишку, он нам не по зубам. В этом все дело.
- Почему обязательно контролировать? Детей надо просто любить.
Не то, чтобы у Датриса совсем души не было, но чтобы стереть его циничную улыбку песни хааши явно было мало. Вместо взволнованного Армина ответил он:
- Любить? Это по вашей части, хранители. Мы - ребята практичные. Все, что нам не по зубам - решительно отвергаем.
- Но ведь хааши прав! - послышалось из дальнего конца зала. А потом со скамьи встал магистр Синдери из Ласатра, крупный, как все северяне, широкий и громогласный. Он через весь зал протопал к верховному магистру и повторил:
- Белокрылый хааши прав, Могучий. Что же мы делаем? С дитем воюем, с сопливым мальчишкой! Решаем, как надежнее его запереть. А нужно-то просто любить и верить. Маги с даром всетворящего пламени рождаются не каждый год и даже не каждое десятилетие. А мы, вместо того, чтобы радоваться, гордиться... эх! Могучий, если все трусят, я возьму мальчика. Научу, чему сумею.
Незаметно для себя Жадиталь подошла к северянину и встала рядом, утверждая поддержку.
Дайран Могучий посмотрел на ласатрина, на свою лучшую ученицу и чуть заметно улыбнулся:
- Смело, магистр Синдери, спасибо тебе, но нет. Магу старшей крови нужен учитель из своих. Майялу мы уже слышали. Армин, что скажешь ты, мальчик?
Армин даже не повернулся, напротив, уставился на витраж.
- Этот малыш - и я? Нет... не думаю, что ему нужно знать то, чему могу научить я. Если совет прикажет выстроить для мальчишки тюрьму - я сделаю, хоть мне и не по душе такое решение, но учить - нет. Прошу меня простить, учитель.
- Напрасно, Армин. Но я не буду тебя уговаривать. Нет так нет. - Кивнул Дайран и повернулся к Рахуну. - Не волнуйся, Белокрылый. Я сам обучу твоего мальчика - думаю, мы поладим. Но все же когда его хранитель подрастет и сможет быть рядом, всем нам будет спокойнее.