Аннотация: То же самое - писхо-криминальная драма, реализм.
Дорога, по которой ты идешь
...мир дрогнул и поплыл, как в кино...
Вспомнился недавний сон - будто машина зависла над пропастью, и закатное солнце на мгновение залило кабину теплым светом, насыщенным и ярким, словно свежезаваренный чай. Я зажмурился, и солнечный луч погас, оставив извне, за закрытыми веками, холод и темноту. Когда я открыл глаза, машина уже кренилась вниз, в беспросветную вечность. И первым туда сорвалось мое сердце. Как и сейчас.
Только что мы продирались по глубоким траншеям, продавленным тракторами, двигатель порыкивал, но старый ГАЗик уверенно шел вперед. Над перевалом клубились сизые тучи, а вдалеке, за Шапсугом, погромыхивало, и сама эта гора возвышалась справа темным великаном, закрывая полмира. Слева лес отступал под натиском каменных отвалов, протянувшихся на десятки метров вниз. Вадик, весело скалясь, еще крикнул: "Дождь будет!", а я ответил: "Похрен!"
Только что.
Но едва добрались до вырубки и я заглушил мотор, как из-за штабеля бревен выступил парень в камуфляжных брюках, куртке и кепке и направил на нас двустволку.
... мир дрогнул и поплыл, как...
- Выходите, - приказал камуфляжный.
Руки сами принялись нашаривать монтировку под сиденьем, но тут Вадик толкнул меня в плечо:
- Тише ты! Это Димка Скворцов - не узнал?
Димка? Он поднял голову, и я увидел худое загорелое лицо и прищуренные глаза. Точно, Димка Скворцов из параллельного класса, который отслужил не то в Чечне, не то в Дагестане во время второй чеченской, вернулся, окончил институт и теперь работал лесником. Что он может сделать? Ну, прогонит с вырубки, ну, оштрафует... Вот если б мы на артель из Краснодара нарвались - было бы хуже. Говорят, четверо убитых в лесу - их рук дело, конкурентов устраняют, сволочи.
Я кивнул Вадику и открыл дверцу. Пальцы чуть дрожали - нет, надо же, напугал-то как. Аж слабость накатила. Вдохнул глубоко - после душной кабины ГАЗика влажный предгрозовой ветер рванулся в лицо: одуряюще вкусный, никакого курева не надо.
- А теперь отошли от машины, - ружье чуть шевельнулось вправо.
- Привет, Дим, - сказал я.
- Отошли от машины, - повторил он.
Вадик обошел кабину, встал рядом, спросил у лесника, как дела.
- А вот теперь привет, - так же спокойно сказал Димка, - че забыли в лесу?
- Да за грибами мы, Дим. Тепло и дожди неделю уже, - ответил я, - а здесь машину оставить можно, с дороги не видно.
Не сводя с нас взгляда, он прошел к кузову, открыл, заглянул:
- За грибами, говоришь? За белыми, наверно?
Я пожал плечами. Вадик стоял рядом и помалкивал - он вообще первый раз со мной увязался.
- Дожди и правда знатные. - Согласился лесник, - Много, наверно, грибов хотите собрать, раз бензопилу прихватили.
- Ну, лес же, мало ли что. Вдруг завязнем, чтоб было чем ветку спилить, под колесо. Сам знаешь.
- Знаю, - кивнул он, прошел к кабине, открыл дверцу и вытащил ключи, - давайте-ка, грибники, к дороге топайте. Так и быть - до деревни я вас довезу, а там и бумаги составим.
- Дим...
- Заткнись, Слав.
Бумаги он составит... да ради бога! Нашел, чем пугать. Бумаги...
Я сплюнул в грязь:
- Может, и руки на затылке сцепить?
Вадик глянул испуганно - первый же раз, и такой облом.
- Шагай давай.
Возвращались по тем же траншеям, Вадик - впереди, Дима - за моей спиной. Вот так, под конвоем, меня еще не водили, но это же был Димка Скворцов, и пусть я не общался с ним толком, наверно, уже лет восемь, все надеялся, что вот-вот он скажет что-то вроде: "Ладно, парни, валите отсюда, чтоб я вас не видел". Мы свалим, и Вадик больше не решится сунуться в лес ни с чем тяжелее корзинки для грибов, да и я не сунусь. Месяца два. А потом пускай снова ловит, материт и отпускает. Мы же свои. Деревенские. Даже, может, дрались в детстве из-за какого-нибудь яблока или горсти малины.
По листве зашумел дождь и скоро прорвался к земле - сильный, летний, дурной, он падал отвесно и мощно, словно в последний раз. Вода текла на лицо, заливая глаза; куртка промокла, и я безотчетно ускорил шаг, мы все почти бежали. Вдруг я увидел, что Вадик упал, и почему-то далеко вправо и вниз - только ветки затрещали. В ручей, что ли, свалился?
Димка рванул меня за куртку - назад, и сам встал над обрывом, вглядываясь в темные заросли.
Развернулся ко мне:
- Он что, идиот? - и, не дожидаясь ответа, крикнул в обрыв, - Вадик, не дури! До деревни двадцать километров! И такси тут не ходит!
Я засунул руки в мокрые карманы, тряхнул головой:
- До Шабановки ближе.
- А он знает про твою Шабановку? - и снова на весь лес, - Вадик! Не придуривайся давай, вылазь!
- Значит, знает, - сказал я.
Не хотелось думать, что он бросил меня одного разбираться со всем этим. Просто взял и сбежал. Это мне деваться некуда, потому что машина моя, а ему-то что? Может, испугался, что за сговор штраф больше? А ведь наверняка больше. Так что Вадик, может, даже и прав. Но чего ж мне так погано?
- Я его по кустам искать не собираюсь! - буркнул Димка, - Хочется ему - пусть мокнет. Идем.
Ну и правда. Пусть мокнет. Не маленький.
Димка приехал на "девятке", и потому оставил ее на дороге, проложенной от федеральной трассы в сторону Шабановки - она шла через перевал, через деревню и дальше, до самого Краснодара. Дорога была хорошая, засыпанная щебнем, а от нее отходили грунтовки поплоше; по одной такой, говорят, к Новороссийску можно выскочить, минуя посты гаишников. О большинстве таких троп забыли с тех пор, как распались колхозы, а разбитые в низинах яблоневые, сливовые и ореховые сады заросли девясилом и ежевикой. Если знать точно - можно все побережье исколесить по лесным грунтовкам, как по изнанке.
В машине сразу стало теплее, я скинул мокрую куртку, вытянул сигареты.
- Дим...
- Не начинай, - оборвал он меня, - вы тут все свои, родные - то сват, то брат, то просто встречался. И все мимо вырубки проезжали, увидели спиленные кем-то другим стволы и решили подобрать, и вообще хотели только дровишек наколоть, чтобы тут же шашлык пожарить. Даже слушать не хочу, - он кинул на заднее сиденье кепку, вытер ладонью короткие влажные волосы.
- Дим, закурить можно?
- А-а-а... - он увидел в моих руках сигареты, - кури. И мне дай. Хрена с вами бросишь, как же. Вот куда этот придурок рванул? А если с ним случится что? Я - отвечай?
- Да что с ним случится? До Шабановки рукой подать. И на перевале охотничий домик, там переночевать можно.
Он затягивался быстро и сильно, но полсигареты выкинул в окно:
- Тьфу, гадость.
Мотор негромко урчал, по стеклам и кузову лупил дождь, а в машине было уютно, тепло, даже в сон потянуло.
Димка вытирал полотенцем запотевшие окна: кондиционера в "девятке" не было.
- А как получилось, что ты в лесники пошел?
Он же отличником в школе был; всегда аккуратный, подтянутый, девчонки его Скворушкой звали - за аккуратность эту и смазливость, за голубые глаза. А тут вдруг - лесник.
Он нахмурился:
- А как получилось, что ты лесом промышляешь, а твоя Лида за копейки почтой заведует?
- Да вот получилось, - вздохнул я, - у меня же кафе было, летнее, - арочки белые, фонтанчик посреди, пальмы в кадках. На пляже почти, я там платил одному... вроде аренды. А потом набережную выстроили, и мое кафе снесли, как незаконное. Я сунулся было договориться снова, но там такие цены заломили... Вооот. А я уже дом под кредит выстроил, ну, почти. Он теперь в залоге, а мне кредит выплачивать надо.
- Ага, - равнодушно кивнул Димка и выжал сцепление, - хотя обычно мне про смертельно больных стариков рассказывают.
Машина тронулась, и Димка принялся вглядываться в пелену дождя перед лобовым стеклом.
- Твоя очередь, - сказал я.
- Чего?
- Рассказать, как лесником стал.
- Молча.
Дождь постепенно стихал, под колесами бежали ручьи, и через пару километров мы попали в туман. Плыли в нем, тянулись медленно, как в киселе; ветви деревьев скользили над головой, как растрепанные птицы, - когда среди тумана прямо на дороге вдруг проступил темный силуэт креста.
...мир дрогнул и поплыл...
Димка ударил по тормозам, крест дернулся и сделал шаг назад, оказавшись человеком, широко расставившим руки. А я снова подумал о четырех трупах, найденных в лесу за последние полгода.
Димка матерился долго - от дагестанских вершин до морского дна прошелся, пока "крест" сумел вклиниться в его выверты.
- Ребята, мне вас бог послал! Если не вы, то никто! Я полдня пешком иду! Шлепанцы порвались, я босиком! А Шабановки этой чертовой все нет и нет! Ребята, у меня там в машине жена беременная с подругой! Машина встала, не заводится, из лужи - никак, а я один не вытащу! Ради бога! Помогите!
Выглядел он жалко - в заляпанных грязью шортах и майке, босой, замерзший.
- Садись, - скомандовал Димка.
Парень сел на заднее сиденье, на самый краешек, вцепился пальцами в спинку моего кресла, благодарности затараторил.
- Ты скажи - где это? - перебил его Димка.
- Там поворот будет дальше, мы от речки ехали, а потом в лужу сели, километров семь отсюда. Может, восемь. Или десять - полдня пешком иду.
- Десять? А на чем ехали? Как вы туда добрались по дождю?
- Да мы утром выехали! Потом дождь пошел, мы было назад, и - все, и заглохла. Там же девчонки полдня уже сидят, а связи нет. Они, наверно, перепугались насмерть.
- Ладно, все, смотри, не пропусти свой поворот. Звать тебя как?
- Алексей.
Мы не проехали и пары километров, как "крест" Алексей указал на боковую дорогу. Димка остановил машину, и мы вышли под моросящий дождь. Соваться туда на "девятке" можно было только с одной целью - чтобы застрять через десяток метров в первой же луже: грунтовку размыло дождем, по ней теперь только на тракторе прорваться можно.
Или на моем ГАЗике.
Алексей сел в траву на обочине и обхватил голову руками:
- Что же мне теперь? Как же? Она ведь беременная... А если она пешком идет? Ребята, до Шабановки вы меня довезете? Может, там кого найду? На тракторе. Не может быть, чтоб в деревне - и без трактора.
Димка глянул на меня, я кивнул и сказал:
- Есть у нас трактор, даже лучше. Тут, недалеко.
Мы возвращались под бормотание Алексея:
- Главное, чтобы Раечка меня ждала, чтобы не пошла сама, а то побоится ночевать в машине и пойдет. А ведь дождь. А если простынет? Перенервничает, это же... ну, опасно в ее положении... Еще я слышал, в лесу перестрелка была, вдруг на машину кто наткнется? А там - две девочки... Черт меня дернул на ту речку! Как лучше хотел, для Раечки, чтоб отдохнула, чтоб воздух свежий, - его уже трясло, и от холода, и от нервов.
- Басни все это, про перестрелки, - вполоборота сказал Димка, - это я выдумал браконьеров отпугивать. Как лесник тебе говорю. Скажи, Слав?
- Басни, - кивнул я, - ничего с твоими девчонками не случится, не паникуй.
- Я в газете читал.
- С журналистом договорились - ему сенсация, нам спокойней, - нашелся Димка.
"Девятку" оставили на обочине у съезда на вырубку; Алексей, стуча зубами под старым Димкиным пледом, остался ждать нас в машине.
Дождь к тому времени прекратился, и мы, торопясь, шли по краю траншей, залитых водой. Пахло сырым лесом: грибами, мокрым мхом, влажной корой - первобытно и безудержно. Еще десяток метров - и вырубка.
- Вытащить-то легковушку мы вытащим, - рассуждал Димка, прыгая через лужи, - ты потянешь - мы вдвоем подтолкнем, а там...
Он осекся и замер.
Я поднял голову и увидел Вадима - он стоял, опираясь спиной о кабину ГАЗика, и держал в руках обрез, направленный на нас. Никогда раньше я не видел на его лице такой ухмылки.
И тут пришло понимание.
...мир дрогнул...
- Вад...
- А я знал, что вы договоритесь, - его голос звучал глухо и устало, - знал. Но я тебя понимаю, Дим, ты просто ошибся или пожалел его. И Славку понимаю, всем надо семьи кормить. Всем. Потому и жрем все, что можем сожрать. И не видим, что везде кровь. После нас - кровь. На стволах, на листве... Стоять оба! Ни шагу чтоб мне!
- Вадик...
- И ни слова! Я тебя, Славик, уже наслушался, только ты сам себя не слышишь. Ты думаешь - тяжело тебе? Джип продал - и тяжело? А мне - не тяжело? Каждый раз эта кровь. Только если не я - больше никто. Так и будете лес убивать, пока вас самих... Так что ты, Славик, стой и слушай теперь меня. А ты, Дима, иди. Иди по своим делам, я сам здесь разберусь, твое правосудие ничего не даст, у него даже машину не отберут, только штраф и впаяют. И он уже завтра придет на эту вырубку снова, и не один придет, их тысячи придут, и ничего они не боятся. А вот если отстреливать, по одному, сжигать трактора - глядишь, кто и задумается. Ты, Дим, иди, я невиновных не убиваю. А завтра сам приду - в ментовку или куда скажешь.
Он говорил, а меня снова затягивало в сон, я будто сидел за рулем, чувствовал под пальцами шов на кожаной оплетке и смотрел на крохотный скол на лобовом стекле. Я был еще жив - но капот кренился в пропасть, по нему ползла тень, а в зеркало заднего вида можно было разглядеть только небо. Я уже знал, что мертв. Я помнил удар, который вот-вот последует.
- Я не стрелял в лес, - сказал я, и они оба опешили, - не стрелял в лес, я его рубил. Почему ты хочешь меня застрелить? Руби мне руку.
Вадим молчал, и я продолжил:
- Если ты меня убьешь - я ничего не пойму. Не успею. Если ты отрубишь мне руку - всю жизнь буду помнить, что сделал. Всю жизнь искупать.
- Я, пожалуй, пойду отсюда, - вдруг выдохнул Димка, и темнота подступила вплотную, - мне нужна машина и только. Я возьму ее и уйду.
Вадик глянул на него и кивнул, словно во сне.
А я смотрел в его глаза и говорил, и тьма передо мной становилась все глубже и ближе:
- Чего молчишь? Думаешь, деньгами откупаться буду? Так ведь знаю - не примешь такой платы. А руку - примешь? Я отдам. У меня дети, Вадик, мне их вырастить надо, без руки я, может, и справлюсь, а одна Лида без меня - нет.
Заработал двигатель ГАЗика - где-то далеко, едва слышно.
- Хочешь силами померяться - не выйдет, - в конце концов хрипло ответил Вад, - ничего ты не знаешь о чести...
Тьма шевельнулась - я увидел ее темно-зеленый бок, медленный разворот, опасно-близкое движение... Вадик почуял его тоже - но было поздно. Резко открылась дверца движущейся машины - и врезалась в него, сбив с ног; ружье отлетело в сторону. Димка спрыгнул на землю, навалился на убийцу и добавил кулаком в лицо.
Выпрямился, тяжело дыша, и сказал:
- Не советую забывать: закон в лесу - это я.
...мир...
Из леса мы тогда вернулись заполночь - сначала добрались до машины Алексея, вытолкнули из лужи, а потом тащили до самой Шабановки. Две девчонки в это время сидели в кузове и кутались в один плед; какая уж из них была беременная, я и не разглядел. Вадим же, пристегнутый наручником к дверце, сидел на переднем сиденье и молчал всю дорогу - слово дал девчонок не пугать.
А я?
Каюсь - ждал, что Димка скажет: "Вали, мол, Славик, к своим детям, и чтоб в лесу я тебя больше не видел", но он сказал другое. Он сказал: "Завтра с утра придешь к лесничеству. Ты спрашивал, как лесниками становятся - вот и узнаешь. Мне напарник нужен".
С тех пор я знаю, какой дорогой иду.