Мне это не нравилось: сначала грузовик, потом журналист. Хорошо хоть нервный попался, раскричался посреди улицы, а то так и не узнали бы, что за фрукт. А я не люблю шума. Чем тоньше вмешательство, чем естественнее - тем лучше для дела, я убежден. С другой стороны, грузовик - не такая уж плохая идея, надо будет проработать на будущее.
Итак, что имеем: живет, как указала, одна, замужем не была, образование высшее, работает, вполне обеспечена, психически нормальна, физически полноценна, родители живы, здоровы, разве что далеко... ну и почему тогда умереть хочет? Возраст? Да какой это возраст? Наоборот, самое оно - наработалась по уши, а что карьера не сложилась, так на всех же карьер не напасешься. Самое время замуж выходить и детей рожать. Ну, предположим, выходить не за кого, или бросили ее, пусть даже вчера - если дожила с этим до тридцати пяти, то и дальше жила бы спокойно. И потом, когда на кого-то обижены, то и смерть хотят нагляднее и таинственнее. Был у меня случай, когда тринадцатилетнее дитя, увидев рекламу "с ангелом", захотело, чтобы все было точь-в-точь. И чтобы про нее такой же ролик сняли и показали по всем каналам. Только платье не белое, а светло-сиреневое, и чтобы по подоконнику были цветы рассыпаны.
Хотя, конечно, это единичный случай. Намного чаще ко мне приходят экзальтированные подростки, разорившиеся бизнесмены, и, конечно, просто смертельно больные люди.
-Марк Станиславович, к вам посетитель, - доложили по внутренней связи. - Говорит, ему назначено.
- Кто такой?
- Добробутов Николай Васильевич.
- Первый раз слышу, - сказал я и отрубил связь. Потом вспомнил про журналиста и включил снова. - Впрочем, пусть войдет.
В мой кабинет, выдержанный в тех же корпоративных цветах, вошел мужчина не старше тридцати, приземистый и лысоватый, в коротком пиджаке, подчеркивающем несуразную фигуру.
Он подошел, широко улыбаясь, протянул руку для рукопожатия.
- Здравствуйте, присаживайтесь, - кивнул я в ответ.
Он устроился в кресле, закинул ногу на ногу и улыбнулся еще шире:
- Вы, наверное, обо мне слышали, - самоуверенно начал он, - я уже несколько лет занимаюсь страхованием жизни и добился определенных успехов в этой отрасли.
Ах, да, точно, как я забыл? Еще ко мне время от времени приходят разнообразные аферисты.
- Не слышали, - сказал я.
- Прекрасно! - воскликнул он, - Значит, вы узнаете меня непосредственно в процессе сотрудничества и сможете сделать выводы самостоятельно!
- Я всегда делаю выводы самостоятельно.
- Как хорошо иметь дело с настоящим зубром от бизнеса! В таком случае, я уверен, вы сумеете по достоинству оценить мои идеи в сфере совместных проектов, затрагивающих как ваш поистине уникальный бизнес, так и некоторые мои изыскания, основанные на доскональном знании внутренних процессов и особенностей, а также причинно-следственных связей между...
- Страховые аферы? - перебил я.
- Однако, вы читаете мои мысли! Вот что значит заинтересованность в результате! Я восхищен! Я даже не удивлюсь, если вы заранее интересовались аспектами оформления страховых полисов, тонкостями наступления страховых случаев и порядком возмещения страховых сумм! Вероятно, вы уже задумывались о поиске подходящего специалиста, который мог бы проконсультировать вас в тех мелочах, на изучение которых вам, как человеку занятому, нет смысла тратить время самостоятельно, когда достаточно обратиться...
- К вам, - снова перебил я, почувствовав, как начинает болеть голова.
- Вот именно! Вы же видите, мы с вами прекрасно понимаем друг друга! Смею ли я надеяться, что, объединив наши усилия, а также разработав алгоритм взаимного уведомления о заключаемых сделках и сподвигнув ваших клиентов застраховать свою жизнь, заранее обговорив долевые части договаривающихся сторон при непосредственном уведомлении родственников и получении их согласия на внедрение той или иной схемы...
- Замечательно! - воскликнул я. - Идеальное решение! Прекрасное предложение, отличные разработки. Я обязательно воспользуюсь вашими услугами. Я рад нашему разговору. Оставьте, пожалуйста, ваши данные секретарю, чтобы с вами могли связаться.
- Так, значит, вы согласны?
- Конечно. Непременно. Как только возникнут подходящие обстоятельства.
У посетителя не только улыбка, но, кажется, и лысина засияла.
- Но более всего, так сказать, в первую очередь меня интересуют предложения относительно долевых частей, - понизив голос, сказал он, - и я очень надеюсь в данном вопросе на вашу щедрость.
- Должен вам сказать, что это будет предметом отдельного разговора, - доверительно сообщил я. - До свидания. Не забудьте оставить ваши данные секретарю, - и поднялся, давая понять, что встреча окончена.
Сияющая лысина вскоре исчезла за дверью.
- Тимофей, - сказал я помощнику по внутренней связи, - запомни этого человека. Я не хочу его больше видеть. Даже на пороге здания.
Страховые аферы, криминальные разборки, корпоративные споры - с какими только предложениями ко мне не обращались! Можно подумать, я сам не в состоянии разработать нужную схему. Сижу тут и жду, когда ко мне придет с предложением какой-нибудь мелкий мошенник. Я выкинул из головы мысли о страховщике и снова открыл зеленую папочку, быстро дочитал доклад.
Это может быть ловушкой? У девушки нет видимых причин придти ко мне, и журналист этот... Он шел за ней все время, судя по сводке наблюдателя, - следил? С какой целью? И кто ему нужен в таком случае - девушка или моя фирма? А могла ему Катя просто понравиться? Могла. Интересная, вполне. Но вот не люблю я совпадений. Проглядишь совпадение - упустишь систему, я убежден.
Но даже если система есть, то девушка непричастна, она вела себя естественно. Почти. Да, почти. Потому что неестественно только ее желание умереть. Я не вижу к этому никаких оснований. Пока не вижу.
Придется выжидать. В любом случае, покуда журналист рядом - будем наблюдать и выжидать.
Я захлопнул папочку и направился к моим креативщикам.
Вот уж где кипы бумаг, шум, облепленные разноцветными стикерами мониторы, исчерченные пометками календари на стенах, запах кофе, музыка из динамиков и телефонные трели.
И моя команда.
Вечно сосредоточенный и медлительный Тимофей, дотошный и внимательный к мелочам, уже если он вел проект, то просчитывал абсолютно все, едва не поминутно. При этом умудрялся быть невнимательным к себе, мог, например, обуть кроссовки разного цвета, вместо сахара насыпать в кофе соль или забыть побриться три-четыре дня. Потому, наверно, и не женился до сих пор.
Бойкая и отчаянная Марина, которая в нужные моменты становилась поразительно хладнокровной. И даже циничной, если это требовалось. Время от времени она выдавала неадекватные решения, которые тем не менее здорово срабатывали. Я удивлялся, как при ее-то подвижности и ритме жизни ей удается оставаться слегка полноватой.
Прирожденная актриса Танечка, которая была убедительна и брюнеткой, и блондинкой, и в халатике медсестры, и в камуфляже, и в кринолинах, как угодно. Могла и убаюкать на груди и выпороть плетью. Отвлечь внимание любого гаишника, охранника, случайного прохожего - как мужчины, так и женщины. И отвлечь, и попросить, и убедить - тоже в чем угодно. А в свободное от заданий время предпочитала мягкие свитера и простые джинсы и еще - сидеть за рабочим столом по-турецки.
Утонченный и нервный, всегда скучающий Александр, который предпочитал, чтобы его называли Лексом. Иногда он едва не скатывался в депрессию, и тогда его обычные щегольские рубашки заменялись мешковатыми футболками. Он никогда не просчитывал стратегию и не вычерчивал сложных схем, как Тимофей, но всегда точно знал, что и как надо делать. Словно видел все наперед. Я не мог понять этот феномен, и списывал методы Лекса на интуицию.
А самое главное - эта банда умела работать в команде. И научена на собственном опыте работать чисто, красиво и слаженно.
Я редко видел их вместе, и это был именно такой вечер: Тим, потирая переносицу, медитировал перед компьютером, Марина ругалась по телефону, Танечка чем-то гремела в комнате отдыха, а Лекс, прислонившись спиной к стене и вперив в окно остановившийся взгляд, мелкими глотками отпивал кофе. Когда я вошел, Марина замяла матерное слово, в последний момент сказавши "бл...ин", Тимофей откинулся в кресле, а Танечка появилась на пороге с чашечкой кофе, которую мне и вручила. И только Лекс продолжил так же безучастно созерцать не то желтый кленовый лист, приютившийся на карнизе, не то противоположную сторону улицы.
- Спасибо, - кивнул я Танечке и тут же обратился ко всем, - Прекратить следить за мной в моем собственном офисе!
- Да, босс! Конечно, босс! Никогда больше, Марк! - раздалось в ответ трехголосое.
Лекс остался молчалив и неподвижен.
- Так, быстренько мне общий расклад! - скомандовал я, - Тим, ты начинаешь!
Он закинул руки за голову, потянулся, а потом снова уткнулся переносицей в тыльную сторону ладони:
- Объект Зэ - первый сегодняшний - после визита к нам по пути домой заехал в супермаркет, купил бутылку коньяка, три лимона и виноградный сок. Просидел на кухне почти полтора часа, перешел в спальню с бутылкой в руке и вскоре уснул, судя по громкому храпу. Объект Ю от сегодняшней встречи отказалась, к ней сестра приехала в гости. Объект Эм - хочет изменить разработанный сценарий, встреча назначена на утро.
Я кивнул и повернул голову к Танечке.
Она вздохнула:
- Объект Ка предложил мне выйти за него замуж.
Вот вечно у нее так! Я нахмурился:
- Что дальше?
- Дальше я напоила его валерьянкой, но он все равно расплакался. А потом уснул, конечно.
- Хорошо. Марина? Ладно, заканчивай разговор, потом доложишь. Лекс?
Он наконец-то посмотрел на меня:
- Объект Дэ - контракт закончен.
Как раз в этот миг раздался щелчок - это Марина положила трубку.
- Молодец, - снова кивнул я.
Он пожал плечами.
- Объект Е, - сказал я, - мне нужно больше информации. Причем срочно. Лекс, завтра с утра ты ведешь наблюдение, а я поеду в законопроектное бюро.
Катя
Так бывает, если всю ночь не можешь выбраться из кошмара, как из глубокой ямы с разбухшими от воды краями, а наутро все забываешь, и только неясная тревога словно давит. Путает мысли. Ты чувствуешь себя неуверенно, словно раз за разом руки скользят во взбитой в мыло глине.
Хотелось сесть в углу дивана, завернуться в одеяло и подумать. Понять.
Я смотрела, как поднимается в турке тонкая пленочка на поверхности кофе, и думала о том, что она ко мне приближается.
Но в моей кухне был чужой, и он мог подглядеть мои мысли.
- Расскажи, а... что ты думаешь о смерти? - спросила я, - Журналисты, как и маньяки, часто с этим сталкиваются, разве нет? Что такое смерть для журналиста? Громкие заголовки? Тиражи? Премии? Желанная слава?
- Нет, скорее много бесполезной беготни. Сверхурочная работа, ночной выезд на край города в дурную погоду. Мельком увиденное тело и путаные рассказы очевидцев. Милицейские сводки, крохи информации и ответ "Без комментариев" на любой вопрос.
- Ладно, забудь, - сказала я и поставила перед ним чашечку кофе.
Взяла вторую для себя и присела за стол.
- Я, наверно, вела себя несколько... нервно? Даже не сказала спасибо. Я испугалась. И растерялась. И еще в недоумении, но это... личное. Спасибо, что спас мне жизнь.
Он смутился и снова улыбнулся:
- Я думал, ты меня прибьешь вместо благодарности.
- Ты так набросился на меня, что я не могла решить, кто опаснее - пьяный водитель за рулем или злой журналист.
- Ну, да, я тоже хорош. Сам испугался. Еще как! И разозлился, конечно. Думал, идешь, ворон считаешь.
Ага, конечно. Так он и думал. А, может, правду говорит, и это совпадение? Меня едва не сбил грузовик, и оказалось, что идущий следом человек совершенно случайно работает журналистом. И произошло все это в тот самый день, когда я подписала контракт о смерти. Да, безусловно, вокруг сплошные совпадения. "Автор закона об убийствах решила заказать себе убийство" - я будто воочию вижу этот заголовок!
- Значит, мы друг друга испугали, - сказала я.
"Убирайся из моего дома!" - подумала я.
- Вкусный кофе, - похвалил он, и я вспомнила, что ничего не предложила к напитку, ни конфет, ни печенья, ни хотя бы кусочек сыра или ложку сливок.
В холодильнике нашелся большой кусок торта, украшенный шоколадным сливочным кремом; кажется, я купила его вчера в кофейне. Я выставила его на стол, наклонилась, чтобы разрезать на части, и меня чуть не вывернуло в тарелку. Ти-и-ише. Не так радикально. Я просто буду молчать, и журналист уйдет. Не станет же он меня пытать, в самом деле.
Вот сейчас он улыбается, пробует тортик, и думает о том, что я - самая обычная неудачница. Замахнулась на большое дело, но сдрейфила и закомплексовала. Сдалась. А почему меня должно волновать, что он думает вообще? Да пусть думает! Кто он вообще такой? Пусть убирается в свой мир тиражей и заголовков и думает о чем угодно! А мое дело спокойно отыграть спасенную девицу. Поблагодарить, поулыбаться и выпроводить вон.
Я даже не знаю, о чем с ним говорить.
Я не хочу ни о чем ни с кем говорить. Я хочу лечь спать, потом проснуться, а потом покончить со всем этим.
И тут у него зазвонил мобильный - очень вовремя.
Он мало говорил, поддакивал в трубку, пару раз переспросил: "Это точно? Ты уверена? Ты абсолютно уверена?", почти сразу помрачнел и наконец-то перестал походить на Ваньку-встаньку, которого, как ни валяй, результата никакого, так и будет жизнерадостно улыбаться. Таким, нахмуренным и напряженным, журналист стал похож на человека. "Проверь еще раз!" - с нажимом, властно говорил он, и тут же мягче: "Ну, я прошу тебя, Кара!"
Потом глянул на меня и приподнялся, будто намереваясь выйти из кухни, чтобы я его не смущала - и снова сел обратно, видимо, передумав. И локтем угодил в тарелку с тортом, а она возьми да и перевернись ему на колени. Он вскочил, подхватил ее - рукавом влез в крем. Я бросилась помочь, но Максим уже отложил мобильный и сам пытался собрать помятый, крошащийся бисквит, отчего перемазался шоколадом по уши. Наконец, вдвоем мы соскоблили остатки крема со штанин и рубашки.
- Какой я неуклюжий, - сказал он и потер лоб пальцами, забыв, что они в шоколаде, - что-то меня ни руки, ни ноги не слушаются.
- Не страшно, - вздохнула я, - загружу в машинку, через два часа высохнет. Пойду поищу что-нибудь тебе переодеться.
Я прошла в спальню и потянулась к самым дальним ящикам, где были сложены старые футболки и джинсы Виктора, которые я так и не собралась выкинуть. Нельзя же выпроводить в грязных штанах парня, вроде как спасшего мне жизнь. Даже если он не случайно тарелку перевернул. Если намеренно, то это какой-то детский прием. Пролить на себя кофе, потерять очки, разбить коленку, чтобы добиться внимания.
Я достала стопку одежды и взяла голубую футболку, что лежала сверху. Она вылиняла и растянулась, но когда-то Виктору нравилась. Он иногда курил, и бывало, носил в нагрудном кармане пачку сигарет, а из нее каким-то образом попадали в карман цепкие табачные крошки, я их находила даже после стирки. А однажды у него чернильная ручка в кармане протекла, а потом кант на рукаве оторвался. А я пришила потайным швом. Вот они, мои стежки, держатся.
Стежки - держатся, а мужчина - нет.
Тихий стук отвлек меня - в дверном проеме стоял Максим:
- Мм... тебя не было двадцать минут, я подумал...
Двадцать минут? Что? Как двадцать? Да я только... Да. Я только достала футболку, уселась на ковер перед шкафом и разглядывала шов, кант, карман, искала старые пятна. И если я сидела так целых двадцать минут, не осознавая времени, забыв, зачем сюда пришла, то дела мои плохи.
Максим
Катя была встревожена и в то же время казалась погруженной в себя. Наверное, так в шторм несет к берегу полузатопленный корабль - он уже не здесь, уже в глубине, а ветер все еще треплет неубранные паруса. Двигалась она так, словно смотрела в эту пучину под собой и оттого мало что видела вокруг. Не глядя, доставала чашки, сахарницу, чудом не мимо джезвы сыпала кофе.
И тут у меня зазвонил мобильный - совсем не вовремя.
- Привет борцам со смертью! - хохотнула Кара, и я представил, как она, положив ногу на ногу и откинувшись в кресле, смотрит в потолок или любуется одной из статуэток на ее столе.
- Ой, ладно. Говори.
- А нечего говорить. И искать нечего. Потому что Самохина Е.К., такого-то года рождения, проживающая по твоему адресу, там больше не живет.
- А где?
- Нигде, Макс. Она умерла.
- Что? Ты уверена? Ты точно уверена? - спросил я, глядя, как Катя в задумчивости помешивает кофе ложечкой.
- Точно. Умерла пять лет назад. Нового владельца у квартиры нет. Может, родственники до сих пор судятся или оформлением заняты, ну, знаешь, как бывает.
- Проверь еще раз!
- Я проверяла.
- Ну, я прошу тебя, Кара.
- Я проверяла, Макс... Чего ты молчишь? Ты что-то нашел? Интересное? Квартирные махинации?
- Если бы...
- Ой, Макс, ты что, не можешь говорить? Мм... какая прелесть... твоей жизни угрожает опасность?
- Нет! - фыркнул я. - Не знаю... не знаю.
Вот же болтушка! Легкомысленная к тому же. Сидит там, в офисе, и все в ее жизни хорошо, в отличие от некоторых.
- Ты по этому адресу находишься? Давай так, если ты не можешь говорить, но тебе нужна помощь, скажешь "давай когда-нибудь встретимся". А если справишься сам, скажешь...
- Я справлюсь сам.
- Хорошо, хорошо, справляйся, - и отключилась.
Умерла. Екатерина Самохина пять лет назад умерла. Ничего не понимаю. И в мистику всякую не верю, а все же присмотрелся - не просвечивает ли сквозь Катю противоположная стена. Подумалось, что она - неуспокоенная душа, которая живет в пустой квартире уже пятый год и ищет путь на небо. Ну или куда там? Вот и пошла от отчаяния в эту фирму, чтобы ее уже окончательно убили. Я представил, как она постепенно истаивает и бродит привидением сквозь стены, так же, как брела через парк. Вспомнил, как шел за ней по аллее, но не смог вспомнить, шуршали под ее ногами листья или нет. Я не верю в мистику, но тут - испугался.
Ненадолго.
Потому что подумал о квартирных махинациях и о том, что если кто-то, умерший по бумагам, на самом деле варит кофе и достает из холодильника торт, значит, это кому-то нужно. А контора, которая занимается якобы достойными смертями, вполне может заниматься и смертями фиктивными.
Классный заголовок - "Всем известная "Умри достойно" зашибает миллионы на фиктивной смерти". Или - "Истинный девиз фирмы по организации самоубийств - "Умри фиктивно". Или "Похоронная контора подтасовывает фальшивых покойников". "Умри достойно" - купи себе поддельного клона-мертвеца!". Шикарная передовица! Отличная работа! Премия мне и оргазм Сандагу обеспечены.
Но зачем она пошла в контору, если это ей уже не нужно? Почему появился грузовик? Думать надо, крутить дальше. Если она официально умерла - значит, что-то натворила. Или кому-то должна, кого-то подставила. И так решила скрыться, организовала себе смерть. И потом ее вдруг нашли и узнали. И, конечно, захотели отомстить - отсюда и грузовик! А контора? Или побежала туда с претензией: "Вы меня плохо убили, убейте снова!" А что - логично. Нет, нелогично, она бы не жила здесь, в своей же квартире, это риск быть узнанной. Но подтасованная смерть могла произойти прямо на глазах тех, кому была предназначена, и тогда... Нет, все равно риск. Проще было съехать. А вдруг - не успела? За пять лет? Тоже не годится.
А вдруг - это не она? Вдруг фирма не просто фальшивки лепит, но и убивает реальных невинных людей, чтобы клиенты фирмы заняли их место? И об этом узнали и хотят отомстить.
Крутить ее надо дальше, Катю-самоубийцу. А я-то хорош, пожалел девочку, одинокую, несчастную. А она преступница. Мошенница. И вся фирма преступная.