Эта история началась много десятилетий назад. Наши мамы прогуливались с колясками вдоль центральной улицы нашего заводского посёлка, в одной из которых лежали я и моя сестра, а в другой - лежал и уже тогда дрыгал ногами, словно готовясь к будущим футбольным баталиям, друг мой Вовка, Вова Комаров, по прозвищу "Комар".
Потом мы гоняли, в очередь, на трёхколёсном велосипеде, а годАм к семи, у нас, непонятно откуда, появился самодельный самокат, состоящий из двух дощечек, одна из которых, была рулём, другая - опорой для ноги, а в качестве колёс, использовались шарикоподшипники: на руле один, а на опоре- два. На самокате можно было ездить только по асфальтированной дороге, при этом, производя специфический грохот, отдалённо напоминающих рёв мотоцикла Ява-500 - мечты абсолютного большинства мужского населения СССР того времени. А что касается нас, пацанов, обладать таким самодельным самокатом было также престижно, в глазах окружающих ребят, как и иметь трофейный немецкий велосипед, добытый удачливым родственником в поверженной Германии или - приобретённый по огромному блату, в промтоварном магазине, велосипед "Орлёнок".
В тот же год мы пошли в школу и попали в разные классы. И здесь Вовке крупно повезло, так как в тот же класс, в который он попал , пришла учиться красивая девочка, Наташка, дочка большого начальника (о чём шептались все взрослые) - председателя гор. исполкома, а по нынешнему - мэра нашего города Кунцево, тогда- Московской области.
Мы влюбились оба. И здесь наша дружба дала первую трещинку. Наташка записалась в кружок танцев. Туда же записался и Вовка, а меня взяли в кружок хорового пения.
"Пение - это тебе не танцы", -хвастался Вовка. "Когда ты пляшешь - нужно заучивать различные "па" и все на тебя смотрят, а в хоре- дерёшь свою глотку, Вас там много и не ясно: на кого смотреть И на тебя смотрят только твои родители", утверждал Вовка. Что такое "па" - я конечно же, не знал и мне казалось , что это, что-то
загадочное, похожее на стрельбу. Это звучало очень обидно. А ещё больше я расстроился от того, что Вовку поставили в пару с Наташкой. Они ходили на репетиции в кружок два раза в неделю и я, два раза в неделю, сгорал от ревности, подглядывая за тем, как они в паре лихо отплясывают.
К первому мая в нашем заводском Доме культуры, силами художественной самодеятельности, давали большой праздничный концерт. Принимали в нём участие и мы, кружковцы. Наш хор выступил замечательно и зал долго аплодировал исполненной нами песне о Родине. После выступления мы, участники хора, переместились в зал и заняли свободные места на галёрке. А через некоторое время ведущий концерта обьявил молдавский танец. На сцену в молдавском костюме вышел мой друг Вовка, поднял правую руку вверх с развёрнутой ладошкой, в сторону своего лица, а левую, согнутую в локте , руку упёр себе в талию и , обведя в течении трёх секунд взглядом зал, широко открыв рот, проорал, сильно картавя: "СЫрррба". Вовкины, растущие неправильно, в шахматном порядке зубы будто бы сами кричали: смотрите на нас, мы здесь и словно дразнили меня, вызывая в этот момент зависть к моему другу, кричащему так громко и задорно, что звенящее у меня в ушах слово "сЫрррба" запечатлелась в памяти на всю жизнь. Потом играла музыка. Дети, в парах, лихо отплясывали молдавский танец, а в центре внимания оказалась дочка большого начальника- Наташка и, за компанию, мой друг- Вовка. Потом он ещё долго хвастался передо мной, что он самый главный танцор в кружке, потому, что так как он, никто не может прокричать: "СЫрррба"!
Однако, мои сердечные страдания в тот жизненный период , продолжались недолго. Вовка бросил занятия танцами потому, что прошёл отборочный просмотр и его приняли в команду мальчиков знаменитого футбольного клуба "Динамо", куда он самостоятельно, три раза в неделю, ездил на тренировки.
На летние каникулы мы поехали в пионерский лагерь от завода, в котором работали наши родители. Провожали нас от Дома культуры, откуда отправлялись автобусы, набитые, как бочка с кильками, орущими и поющими октябрятами и пионерами, от которых на месяц, а если повезёт - то на три, избавлялись наши родители.
Наша возрастная группа мальчишек попала в седьмой отряд, а девчонки, включая мою сестру и Наташку, попали в восьмой отряд. Разместили нас в деревянных уютных домиках, расположенных в сосновом лесу. К дачам вела асфальтированная дорожка, по обочинам которой рос кустарник ореха.
Восьмилетнего Вовку сразу взяли играть за сборную команду пионерского лагеря и уже тогда он был очень ярким игроком: маленького роста, очень быстрый и технично играющий центральный нападающий. А учитывая, что в команде играли высокорослые четырнадцати- и пятнадцатилетние пацаны , его заметность была особенно вызывающей. Вовку сразу признали старшие мальчишки, которых на тренировках он с легкостью обыгрывал, несмотря на свой маленький рост, и намного чаще других забивал голы в ворота противника. Сегодня его можно было бы сравнить с маленьким Месси. И если бы у Вовки была такая же целеустремлённость, как у маленького Лионеля, он бы непременно стал великим футболистом.
А вот в качестве некоторого отступления от этого повествования, хочу вспомнить ещё одного мальчишку из нашего двора, несколько моложе нас, Юрку Гаврилова, с детским прозвищем "Лисёнок",который не обладал таким футбольным талантом в детстве, как Комар, но игравшего тоже здорово и, к тому же, обладавшего железной волей в достижении своей цели. Он стал великим футболистом сборной СССР и мирового футбола - Юрием Гавриловым.
Рядом с футбольным полем располагался лагерный сад, в котором росли фруктовые деревья и ягодные кустарники. К июню-месяцу поспела клубника, ягоды которой выглядели так аппетитно и источали такой аромат, что не было никаких сил противостоять этому запаху. И мы с Вовкой решили провести налёт на клубничные грядки. Кормили нас хорошо и даже на полдник, иногда, давали какие-то сезонные фрукты. И залезть в сад нас тянул не голод, а возможность испытать свою смелость и удачу. Выбрав, с нашей точки зрения, хорошее время, когда во всём лагере был послеобеденный дневной сон, мы с Вовкой выбрались через окно из нашей палаты и, перемещаясь, как партизаны перелесочком, выдвинулись на незаконный сбор клубничного урожая. Сделав привал перед последним броском и произнеся нашу традиционную считалочку "Аты-баты, шли солдаты..." , определив: кто полезет в сад, а кто - будет стоять на "атасе", мы поползли по открытой местности к невысокому заборчику, отгораживающему сад от футбольного поля. Вовка быстро перескочил через невысокое ограждение и затерялся в зелени сада. Мы не учли одного обстоятельства, что наши пионервожатые пришли тоже полакомиться сладкой клубникой на вполне "законных", с их точки зрения, основаниях.
В то время мы не обладали никакими знаниями маскировки и я был раскрыт и задержан сразу, так как одеты мы с Вовкой были в традиционную одежду: чёрные трусы и белые майки. На фоне зелёной травы я был виден даже без увеличительного стекла. Перекрёстный допрос начался, не отходя от забора сада, и вожатые пытались узнать от меня, как я здесь очутился во время тихого часа. Я врал отчаянно, рассказывая какие-то истории: что пришёл сюда во сне и, что со мной такое часто бывает и мне, как уже могло показаться, начинали потихоньку верить. Я очень громко орал, рассказывая свою версию происшедшего, в надежде, что Вовка услышит и даст дёру, но мой крик сыграл отрицательную роль. Услышав непонятный шум, Вовка подкрался к забору и высунул свою физиономию, чтобы посмотреть, что происходит. Вид у него был, как у краснокожего индейца. Собирая клубнику за пазуху белой майки, он не забывал одновременно и пожирать часть собираемой сочной клубники, поэтому его туловище напоминало краснокожего рахита, так как под майкой выпирала собранная и уже помятая клубника, а физиономия была словно у вампира, только что напившегося кровью. Всё было понятно: зачем мы здесь и что делали. Нам грозили исключением из октябрят и отчислением из лагеря с отправкой домой к нашим родителям. На наше счастье, одна из родительниц, быстро нашлась. И, так как Вовкина мама, тётя Зина, работала в лагере старшей пионер-вожатой - ситуацию спустили "на тормозах". Вот тогда мы впервые узнали, что такое родственные связи.
А лагерная жизнь продолжалась...
Однажды, после полдника, я направился в сторону дач, в которых размещались наши отряды. Впереди, в нескольких шагах от меня, этой же дорогой шла и Наташка . Примерно по середине пути, из кустов орешника, выскочил как очумелый Вовка и, подскочив к Наташке, быстро поцеловал её в щёку, тут же скрывшись в кустах. Для меня это был шок, так как мне показалось, что Вовка совершил что -то ужасное против меня. Этого я стерпеть уже не мог: погнался за Вовкой в сторону нашей дачи и забежал в спальную палату следом за ним. Не дав ему очухаться, я повалил Вовку на кровать и, сильно обхватив его голову двумя руками, удерживал его в таком положении ещё примерно минуту. Когда он уже перестал сопротивляться, я отпустил своё удержание. Вокруг уже собрались все мальчишки нашего отряда и с удовольствием наблюдали: как мутузят друг-друга два закадычных друга. Вовка валялся спиной на кровати и, закатив глаза и широко открыв рот, корчился, притворяясь, как и на
футбольном поле, после того как получал легкий удар по ногам, чтобы болельщики думали, что удар был "смертельным". Все уже увидели: кто победил в нашей драке, но я, не понятно зачем, решил поставить жирную точку в нашей потасовке и, чтобы Вовка больше не притворялся, уселся ему на лицо, с видом абсолютного победителя нашего поединка... Тот душераздирающий крик, который раздался на весь наш хвойный лесок, в котором располагался пионерский лагерь, привлёк внимание всех, включая и девчонок. Орал не Вовка, орал я: от того, что Вовка вцепился в мою задницу всеми своими, расположенными в шахматном порядке зубами, и кровь хлестала у меня из прокушенной в два ряда попы.
Вовка тут же растворился в толпе, а прибежавшая на крик воспитательница, уложила меня животом на матрас и поливала мою тощую задницу йодом. Все дети сочувственно подходили к кровати, на которой я валялся, и внимательно разглядывали укус. А Наташа подошла и, посмотрев на след от Вовкиного укуса, погладила меня по голове. Это была моя минута славы! Все вокруг только и говорили о моей прокушенной попе и Вовка даже позавидовал мне, что это не его укусили.
На следующий день мы вновь были закадычными друзьями...
Вовка не стал великим футболистом. Успешно играл нападающим за авиационный институт, в котором учился, потом - за крупный металлургический цех, в котором начинал работать после окончания института и который, в последствии, будучи уже Владимиром Михайловичем, несколько десятилетий возглавлял до ухода на пенсию.
Спустя многие годы, изредка встречаясь на днях рождения, вспоминаем эти истории и всегда поднимаем бокал за шрам, сохранившийся на моей старой заднице, в виде широко открытых Вовкиных челюстей, будто кричащих: "сЫрррбааа"...