- Дурная примета, чувак, нельзя так. Обязательно надо, если что-то забыл и вернулся, в зеркало при этом посмотреть.
- Ну, нет у меня зеркала дома, уже месяц, как последнее разбил.
- Лёха, с чегой-то?
- Боюсь я. Вдруг на себе Тень увижу. Она везде, чуть ли не на каждом третьем. Из дома не хочется выходить, Макс, лишь бы только не видеть.
- Если на мне увидишь - скажешь? И не делай такое лицо, Лекс. Я всё же твой друг, как-никак.
- Знаю, что друг. Скажу, раз так хочешь. Скажу... Только ты знаешь, каково это? Смотреть на человека и знать, что он болен. Смертельно болен. Потому что Тень медленно и неотступно сгущается над ним день за днем. Видеть, как она за какие-то секунды охватывает другого - того, кто должен умереть внезапно. Совсем как тогда, в этом долбаном парке!
- Тише, Лекс, спокойно. Все будет в порядке. Ты же можешь спасать людей с таким талантом. Разве это плохо?
- Да кто поверит подростку, Макс? Старшие друг другу не верят, а шестнадцатилетнему, пусть он даже свинец в золото превратит - тем более не поверят. И проблем у всех со всей этой пакостью...
- Ты раньше радовался.
- То было раньше. И я радовался вашим с Лизой успехам! И завидовал, что я не такой.
- Так ты ж теперь круче!
- Слушай, Холодец, лучше заткнись, или я за себя не отвечаю!
- Ладно, затыкаюсь, Баньши, но и ты успокойся. Уже почти дошли, вот оно, "Фламинго", смотри какая красота. А главное, всем похрен на твой возраст. Главное, не бузить, и все будет оки-доки.
- Посмотрим, посмотрим. О! Вон и Лиза стоит уже, нас ждет!
- Чувак, ты губу-то подбери, раскатал до тротуара... Фак, ты что пинаешься? Я ж любя. Стой! По-братски любя, по-братски!
- Ну-ну.
- Как я вам завидую. Вот чесслово!
- Так тоже подругу себе найди. Что сложного?
- Подругу, подругу. Они все какие-то не такие. Не по душе мне.
- Так друга найди. Ладно, шучу.
- Вот, Лекс, с тобой не пошути, а сам...
- Не обижайся, Макс.
- Знаю, знаю, ты тоже любя...
"Стальной Фламинго" встретил нас запахом пота, грубого ароматизированного табака, дешевого пива и самодельного, кислого вина. Гулом десятков приглушенных голосов, перекрывающим скрежет тяжелой музыки, безразличными взглядами сотен пьяно поблескивающих глаз и табличкой, висящей над проходной перед ведущей вниз, в зал, лестницей - "Любая магия запрещена. Охранное агентство АнтиЭм". К названию агентства кто-то особо умный - то ли посетитель, то ли сами охранники - в конце пририсовал букву "о" с черепком внутри, так что, учитывая "металлическую" направленность увлечений большинства посетителей, она стала выглядеть довольно двусмысленно.
Провожал нас "Фламинго" запахом крови и льда, гари и древесного сока, дробью стучащих зубов и плаксивыми всхлипываниями, взглядами, полными ужаса и... уважения? В ту ночь из клуба вышли - точнее, выбежали с такой скоростью, будто сзади гнались все демоны Ада (как же пошло это звучит!) - уже не Алексей и Лиза, а Клещ и Тварь, хотя мы еще и не знали об этом. Максим остался лежать на развороченном корнями полу, в кругу жмущихся к стенам свидетелей, среди трупов "Черных крыльев", одной из самых отмороженных группировок нашего района, решившей в тот вечер поразвлечься, что называется, как следует.
Вспоминания размыты. Этот эпизод я почти смог забыть, усилием выгнал из памяти шквал подробностей. Лишь какие-то обрывки в пьяных кошмарах. И кличка, остававшаяся со мной в течение почти что двадцати лет, до самой смерти. Сохранившаяся и за ее гранью.
Наглая обрюзгшая морда с синюшной неоновой татуировкой на щеке - уродливая кривая пиранья, открывающая рот вместе со своим хозяином. За квадратной спиной её обладателя ещё пять подобных ему силуэтов.
Растёкшиеся в стороны завсегдатаи, прекрасно знающие, что с этими отбросами общества шутки плохи.
Волосатая, будто обезьянья лапа, рука, хватающая Лизу за плечо.
Толчок в грудь, непристойное указание, куда соплякам стоит пойти, и страх в ясных глазах моей - именно тогда я это понял окончательно и бесповоротно - любимой девушки.
Падение и острая боль в груди и животе, кровь хлещет из носа. Что-то кричит Макс.
Мои зубы вонзаются в шею "пираньи". Привкус пота, грязи и чужой, почему-то кисловато-сладкой крови во рту.
Тупые удары по спине и бокам, крик над ухом: "Оторвите от меня этого ***ного клеща, придурки!" Сводит руки и челюсти.
Черный плиточный пол перед глазами. Точнее, багровые круги на его фоне.
Волна холодного воздуха.
Отборная брань и стоны, крики ужаса со стороны свидетелей происходящего.
Волна горячего воздуха.
Снова холодного.
Хлопок выстрела.
Широко раскрытый, полный застывшего удивления, зеленый глаз Макса. Вместо второго - багровая дыра с опаленными краями, сочащаяся темной жижей.
Истошный вопль Лизы, который перекрывается треском ломающегося, крошащегося бетона и покрывавшей его чёрной плитки.
Копошащиеся словно змеи корни, вырвавшись из-под развороченного пола, обвивают фигурку Елизаветы, превращаясь в какой-то волшебный скафандр.
Крики ужаса, волны тепла, выстрелы, хруст костей, мольба о пощаде.
Оседлавшая "пиранью" Лиза; корни, оплетя ее кулаки, превратили их в миниатюрные подобия кузнечных молотов; от головы отморозка уже почти ничего не осталось, но она продолжает месить ударами образовавшуюся серо-бурую кашу, приговаривая в такт: "Тварь. Тварь. Тварь. Тварь. Тва..."
Бег, падение, снова бег, мой страх отражается в глазах любимой.
И непонятная в первый момент смс-ка с номера Макса: "Мы вас найдем..."
Толчок в плечо прервал так и не выкорчеванные до конца тягостные воспоминания, вырвав меня из кошмара наяву. Руки старика тоже оказались для меня вполне ощущаемыми. Мое слегка просвечивающее плечо даже заныло.
- Хэй, Алэксей! Да ты меня не слушаешь! И чего я тут распинаюсь зазря? - Начал яриться старый лейтенант, но потом внезапно остыл и, пробормотав под нос "Погоди-ка", спросил с участием: - Тебя вспышки бьют?
- Вспышки? - снова не понял я. Раздражало, что дед постоянно выдает что-то для меня невразумительное.
- Ну, воспоминания прошлого, жизни твоей беспутной. Они? - поинтересовался Томас. - А я на тебя чуть не наорал, Алэксей, извини старика.
- Не "АлЭксей", а... Стоп. Называй меня лучше Клещом, дядя Томас. Лучше будет. Для меня.
Старик явно страдал резкими перепадами настроения и легкими проблемами с психикой. В ответ на "дядю Томаса" последовала длительная и наизлобнейшая тирада о том, что "он не "Томми", не "Том", не "дядя Томас" и даже не "лейтенант Блэкхилл", а Томас-Маньяк, по аналогии с "всему миру (по всей видимости, исключая из этого мира меня) известным Рифмачом". Эта речь дорого обошлась моему слуху, хотя его можно было уже считать абсолютно призрачным. Равно как и моим призрачным голосовым связкам, которые я сорвал, пытаясь перекричать своими почти искренними извинениями гневно-визгливую речь старого британца.
Спустя полчаса после примирения мы со стариком-лейтенантом стояли возле могилы в неровном кругу испускающих зеленоватое свечение старых камней. Пламя Петри сплавило землю в единый полупрозрачный монолит, и мое бренное тело осталось лежать, на долгий срок защищенное от мародеров и диких зверей. Дёрганый украсил надгробие узорами вечного инея. Эльза вырастила вокруг странные, никогда прежде не виденные мной цветы, темно-голубые с кроваво-красными прожилками, свивающимися в изображающий переплетенные сердца узор. Из соцветий время от времени сочились кристально чистые голубоватые капли, так похожие на ее слезы, сбегая по лепесткам, соскальзывали вниз, разбиваясь переливчатыми искрами о покрывающий мои останки камень. Некоторые флористы непременно заявили бы, что ради такого зрелища стоит умереть.
Бухгалтер устроился в своем "логове" на вершине полулежащего валуна, замер в обнимку со своей лично отлаженной и усовершенствованной "Светкой", обозревая окрестности. Остальные спали. Тварь, моя милая Тварь тонко стонала во сне, судорожно сжимала ладони, да так, что ее ногти оставляли на коже набухающие кровью следы. Не сдержавшись, я подошел к ней и погладил по щеке кончиками пальцев, абсолютно забыв о том, как меня отшвырнуло от Бухгалтера. Что-то пробормотал при этом, как будто она могла меня услышать. Её тепла я не почувствовал, но ощутил легкое покалывание, словно от слабого источника тока, и отдернул руку. Спустя пару секунд она вдруг перестала стонать и улыбнулась во сне. Я вернулся к Томасу, замолчавшему, как только я направился к спящим друзьям.
То, что рассказал за все прошедшее время старый Жнец, меня угнетало. Преподнесенную им горькую правду я никак не мог принять, потому что это значило, что все было зря.
Рая не было. Никогда. Наш путь, наши планы, ожидания и мечты - все было обречено с самого начала. Более того, именно я обрек своих друзей и партнеров на неминуемую смерть. Потому что я дал им эту цель. Дал мечту о новом, еще не известном, но таком манящем будущем. Потому что теперь они до последнего не остановятся и, даже если выживут на пути по последнему отрезку маршрута, дойдя до влекущего их места, канут в бездны Ада, откуда нет возврата. Потому что Рай, как это было с начала времен, открыт лишь умершим, но "Ад на земле" есть теперь одна из неоспоримых истин нашего нового мира.
Маньяк твердил, что я должен выполнить свое предназначение "молодого" Жнеца, убив своих друзей - людей, с которыми я прошел почти весь свой жизненный путь по просторам вставшего на дыбы искаженного мира. Я узнал, что были и другие с подобным даром, зависшим на самой границе между Разрушением и Созиданием. Баньши, как в шутку называл меня Макс. Видящие Смерть. Узнал, что каждый из обремененных этим даром в какой-то момент начинает искать рай на земле. Потому что такова наша судьба, хотя этот пункт Томас не смог объяснить мне толком.
Старик повторял, что я должен занять его место на этом рубеже, вместе с другими, такими же, как и он, Жнецами, разбросанными по всем подступам к Аду. Напирал, что таковы правила. Что, приняв свою судьбу, я освобожу его, и Томас, искупивший свой грех - он упорно называл искушение Раем самым тяжким из грехов - сможет освободиться, уйти за ту грань, что разделяет жизнь и смерть. Грань, от которой мы застряли менее чем в шаге.
Какая-то информация была важной, какая-то нет. Я слушал старика-британца в пол-уха, не отрывая взгляда от Эльзы. С каждой минутой мне становилось все больше и больше плевать на всяческие правила, установленные неизвестно кем, исходящим из сомнительных резонов. Если верить книгам и проповедям, сколько веков души попадают в Ад, сколько столетий строит козни его властитель с ордой своих подчиненных - и ничего: мир стоит как вкопанный, держится. Да, харкается кровью, исходит гноем, захлебывается слезами, но - держится. И продолжает держаться, даже сдвинувшись с места.
Так что никто: ни этот главный "Он" из рассказов Томаса (думаю, вряд ли это сам Бог, уж Ему-то как всегда нет дела до сует нашего мира), ни старикан-Жнец, ни кто-либо еще - меня не остановит и не заставит плясать под свою дудку. Раз большинство монстров - наиценнейшая информация! - существуют в двух пластах сразу, то я смогу помогать товарищам в тяжелых ситуациях. Оружие, оставшееся со мной даже после смерти, вроде действует, слабые места большинства из недружелюбных, мягко говоря, созданий я знаю. А как минимум, смогу просто увести тварь подальше от них - Жнецам они обычно отдают больше предпочтения, чем живым людям, видимо, осознавая, что наша братия является для них гораздо более серьёзной угрозой. Один казус - если потеряют из виду, сразу же утрачивают интерес и возвращаются к первоначально намеченной цели.
И еще - я должен найти способ предупредить своих спутников о том, что впереди не просто тупик, наполненный разбитыми мечтами. Это - самая главная моя проблема. И пока я наблюдал, как увлеченный своими речеизлияниями старик носком сапога разбрасывает в разные стороны мелкие камешки, в моей голове медленно, но верно начал формироваться план.
А дед тем временем начал рассказывать еще об одной угрозе, которую нужно было избегать всеми правдами и неправдами. По крайней мере, таким сущностям как мы теперь.
- Ты же ведь не сам направился сюда, - вещал он. - Тебя направили. Потому что, такие "души", как ты или я, нужны им. Мне рассказал об этом Он, когда я занял свое место. И к тебе Он придет, как только ты сыграешь свою роль. Ты должен понимать, о чем я. - Быстрый кивок в сторону моих спящих друзей. - Я тебе уже говорил, повторю и еще раз. Адские прихвостни играют на тайных желаниях души. Хотя желание-то почти у всех одно, освободиться от этого сумасшедшего мира. И появился "Рай"... Место, влекущее таких Одареренных, как мы. Адские врата, открывшиеся на земле.
- Но компас, указующий сюда, дал мне ангел, - возразил я.
- Ты думаешь, это был настоящий ангел? Слуга Божий?
Томас рассмеялся. На этот раз хрипло, обычно свойственные ему визгливые нотки пропали.
- Я называю их "адовы ангелы"... Для нас нет никого опасней, чем они. Потому что...
Искра, заблокировав руль, резко затормозил, одновременно раскрывая "лепестки" лобового стекла. Его руки уже начали светиться алым. Машина, мчавшаяся на запредельной для пересеченной местности скорости, при этом чуть не зарылась бампером в землю. Тварь, молниеносно среагировав, откинула люк и мгновенно устроилась за пулеметом, венчающим крышу джипа. Вик, одной рукой утирая кровь, текущую из разбитого о приборную доску носа, вывалился из машины, одним щелчком активировав свой любимый "кристальный щит", тут же окруживший нас прозрачной пеленой. Арон, честя "умалишенных лихачей" на чем свет стоит, уже приник к прицелу своей винтовки, распластавшись в пыльной траве. А я застыл у своей дверцы, не успев сделать ничего, кроме как вскинуть к глазам бинокль. Так же замерли все остальные.
Высокая, в полтора человеческих роста фигура двигалась в низине перед нами, служа мишенью для потока мелких, облаченных лишь в набедренные повязки синекожих существ со щитами и кривыми ятаганами в бугристых лапах. Их отвратительное верещание разносилось далеко в разные стороны, но мы услышали его только сейчас.
Я слышал разговоры про ангелов, бродящих по нашему миру в поисках чистых душ, что помогли бы им в битве против проснувшегося Ада; слышал истории про то, что где-то далеко-далеко можно найти ворота в истинный Рай, открывшиеся, равно как и Адские врата, в тот момент, когда по нашему миру прошла третья волна, впустившая в наш мир и демонов с их питомцами, и их прекрасных белокрылых противников. Но до того момента я не верил им, считая пьяными бреднями, религиозными сказками и больными фантазиями - пусть наш мир и встал на дыбы, разрушив большинство границ реального, в правдивости таких слов я сомневался, опираясь на свою веру в то, что у всего есть предел...
Широкие белоснежные крылья, сложенные за спиной; серебристая сияющая кираса, на которой не оставалось ни следа от брошенных карликами ножей и камней; искусно выполненный из червленого золота терновый венец на высоком челе; слегка надменное, лучащееся светом лицо с прямым носом и огромными глубокими глазами... Полутораметровый клинок небесно-голубого металла в руке, весь, от острия до рукояти, покрытый потеками дымящейся черной крови. Так рисовали ангелов в книгах и на картинах. И сначала я не поверил своим глазам.
А потом небесный воин обернулся к нам, и его тонкие губы тронула теплая улыбка. Её было видно несмотря даже на разделяющее нас расстояние. Меч бабочкой запорхал в его руках, выводя в воздухе невиданные узоры; синие карлики бросались вперед и умирали под клинком, дико вопя и визжа. Ангел сделал шаг нам на встречу, врезавшись, словно ледокол, в толпу низкорослых врагов...
- Давай, очнись, Клещ! Это твой шанс!
В голосе старика опять прорезались визгливые нотки.
- Что за... - начал я, проваливаясь из странной грёзы-воспоминания обратно в золотистую реальность. - Ты же про ангелов говорил...
- К бесам ангелов! Вэйлор приближается! Не чувствуешь? Еще научишься. Но он их не почует, друзей твоих, ветер в другую сторону. Поэтому торопись! - Будь старик жив, мне пришлось бы вытирать лицо от его слюны, а так слетающие с его губ пылинки таяли в воздухе, не долетая до меня.
- Да что тебе нужно-то? - снова не понял я. - Только что сам сказал, что он их не почует.
- Так потому и надо торопиться, идиот, - вцепившись мне в рукав крючковатыми пальцами, просипел старик. - Такой шанс неизвестно когда еще выпадет. Твои спутники не лыком шиты, мелочь вроде скорпиатул или ктоллу они разом сольют. Вэйлор - другое дело!
Маньяк радостно потер руки и осклабился, выжидающе прожигая меня взглядом.
- Давай, малыш! К магии у него иммунитет, тяжелого вооружения у них нет, - начал загибать пальцы дед. - Конечно, позиция выгодная, ничего не скажешь, и снайпер в наличии, тем более, одаренный, но попасть в глаз вэйлору и такому спецу не так просто, а иначе им его не взя...
Момент я выбрал подходящий. Будь Жнец обычным, живым человеком, мой удар отправил бы его в нокаут. Но ситуация была не та. Он пребывал в этом промежуточном мире уже давно, я же попал только вчера. Сказался недостаток опыта и незнание общих законов этого места. Равно как своих - и его - возможностей.
Томаса вроде бы даже отшвырнуло назад, но в падении он совершенно непонятным мне способом вывернулся, изогнулся, совсем как змея на раскаленной сковороде, и приземлился метра на три дальше, чем должно было рухнуть его тело, потеряй дед сознание. Морщинистое курносое лицо исказила злобная гримаса. Редкие патлы встопорщились, кулаки судорожно месили золотистый воздух.
- Вот ты как, значит, - прошипел Маньяк, и его единственный глаз наполнился яростным безумием. - Не хочешь, значит, следовать правилам?! И, правда - клещ. Вцепился в прошлое, отпускать не хочет. Ну, это мы еще посмотрим! Лови, короед!
Время растянулось, потекло вяло и лениво, точь-в-точь так ползет перегревшаяся в жаркий день улитка. Мчавшиеся куда-то вдаль облака сбросили скорость почти до нуля. Языки пламени умирающего костра в центре стоянки стали казаться театральным реквизитом, меняющим свое положение раз в несколько секунд. Двигался нормально лишь я.
Сгруппировавшийся же Жнец двигался просто молниеносно. И даже еще быстрее. Вот он стоит прямо передо мной, метрах в четырех, но не успел я моргнуть, как одним рывком он оказался на полвторого и метра на полтора ближе. Рывок - на одиннадцать часов. И уже почти что на расстоянии удара. Последний рывок. И апперкот.
Я не успел бы закрыться, даже если бы внимание моё в этот совершенно неподходящий момент, последний момент, не переключилось на стоянку моих спутников за спиной у старого британца. На какой-то миг мне померещился тёмный силуэт застывшего у огня человека. Мелькнул - как 25й кадр - и растаял в золотистом мареве. А после...
Удары тяжелым армейским ботинком или бейсбольной битой по голове, приводящие в обычной ситуации к потере сознания и сотрясению мозга, не идут ни в какое сравнение с тем, что я испытал. Наверное, так чувствуют себя ворота, когда в них на полном ходу врезается таранный камень. Сверкающий "снег" перед глазами, резкая боль во всей верхней половине тела, относительно приятное чувство парения при этом, потеря ориентации в пространстве. После в спину, по всей видимости, врезалось острое колено старика, и по вроде бы призрачным нервам пробежали волны дикой и вполне реальной боли. Перед лицом в одно мгновение оказалась земля, и все поглотила сгущающаяся золотистая хмарь.
Вэйлор - демоническое создание. Дорогой читатель, ты хорошо представляешь себе Балрога из "Властелина колец"? А теперь выкинь из своего представления огонь, рога, хлыст и хвост, добавь пару рук, напоследок представь вместо крыльев болтающиеся черно-синие лоскуты типа плаща, и ву'а'ля - вэйлор перед тобой.
За точку отсчета берется позиция "на двенадцать часов", когда цель находится прямо перед глазами.