Эрлин Максимиллиан. Кровь Грейнов. Уже и не вспомнить

УЖЕ И НЕ ВСПОМНИТЬ

***

- Засыпай, малыш. Уже поздно, тебе пора спать.

- Папа, но я не хочу... Ну, пожаруста!

- Сынок, завтра тяжелый день. Начинается сбор урожая, всем придется работать, даже таким малышам как ты. Поэтому сегодня я разрешил тебе гулять так долго, освободив от обычных дел. Ты должен быть благодарен. Мы ведь с тобой только вдвоем...

- Ну, папа!

- Нет, сын. Спать.

- Хотя бы расскажи мне что-нибудь на ночь.

- Что тебе рассказать? Сказку, ммм?

- Можно не сказку, папа. Расскажи, почему на старый пустырь никого не пускают. Если смотреть издарека, кажется, что там здорово играть. И тень есть, и ручей бьет...

- Только не говори, что ты ходил на пустырь!

- Нет, нет, пап, что ты. Почему ты так испугарся? Я помню, это строго-престрого запрещено. Торько не понимаю, почему. Там вроде так безопасно и спокойно...

- Может быть, я расскажу тебе завтра в один из перерывов, а то боюсь, не уснешь после моих слов.

- Ну, нет, отец, сейчас расскажи! Ири я тем борее не усну!

- Какой ты упрямый у меня, шкет. Совсем как мама.

- Это хорошо?

- А это как пойдет, сын. Как пойдет...

- Не грусти, пап! Рассказывай! Сам говорир, поздно уже, не тяни.

- Хорошо, малыш. Ты просто вьешь из меня веревки, ну да ладно. Дело в том, что там - плохое место. Действительно плохое. Не могу полностью объяснить, но там недобрая сила. И если она коснется тебя, за тобой могут прийти грэйны...

- Кто?

- Грэйны, сын, грэйны...

***

- Хэй, а самим зайти слабо?!

Нейки поднялся во весь свой немалый рост в оконном проеме, потрясая вырванной из стены стрелой, вокруг древка - наспех прикручена очередная записка. Толпа у дома заволновалась, послышались невнятные проклятия, а кто-то тонким голоском, дрожащим и срывающимся, выкрикнул:

- Никаких разговоров, шэрды вас побери! - И тут же, противореча сам себе, добавил, окончательно сорвавшись на фальцет:

- Сдавайтесь!

В раму с хрустом вошел арбалетный дрот. Нейки ухмыльнулся, после чего резким движением сломал стрелу с посланием надвое и, нагло подмигнув взбешенным сельчанам, швырнул в толпу, после чего растаял в темном чреве дома.

- Вот так, Мирайя. Все как всегда.

Высокий, широкоплечий Нейкар с усталой улыбкой на квадратном, с грубыми чертами, но открытом лице привалился спиной к стене и обхватил колени мускулистыми руками. Его серые глаза смотрели на сидящую напротив девушку с грустью, зрачки, обычные при свете, в полумраке забаррикадированной комнаты светились желтым.

- Я устала, Нейки. Кажется, это длится целую вечность. А нас только двое! Сколько можно?!

Ее голос полнился тоской, будто переливающимся через края кувшина дегтем. Девушка, не открывая глаз, убрала с лица прядь светлых волос, запрокинула голову, глухо ударившись затылком о стену, тяжело вздохнула. Костяшки пальцев на сжатых кулаках побелели от напряжения. Вся она была напряжена до предела, словно это могло что-то изменить, защитить ее от окружающей действительности.

- Да, нас двое. И что? Мы делаем свое дело. Потому что кроме нас этим заниматься некому. И мы... - Пауза. - Или ты...

Гигант нахмурился, через высокий чистый лоб пролегла глубокая морщина. Прервав фразу на полуслове, он пристально вгляделся в напарницу, ожидая ответа на невысказанный вопрос. Только очередной вздох...

- Ты все еще тоскуешь по Рэйду, сестричка... - Сероглазый не спрашивал. Нейки перебрался поближе к девушке и в утешающем, успокаивающем жесте опустил ладони ей на плечи. Мирайя дернулась и тихонько всхлипнула. Еще сильнее зажмурившись, она приникла лицом к массивному плечу названного брата.

- Мири, ты должна понимать всю значимость нашего занятия еще острее, помня, что произошло тогда. И зная, что произойдет, если мы опять опоздаем. Рэйда уже не будет рядом, чтобы спасти наши шкуры в очередной раз. Пока твари не вылупились, мы можем их уничтожить с гораздо меньшим риском, чем если...

- Он погиб из-за нас! Из-за МЕНЯ!!! - Девушка резким движением отстранилась от "брата", оттолкнув гиганта с неожиданной для ее комплекции силой. Сейчас, вонзая свой обезумевший, горящий болью и гневом взгляд в удивленное лицо Нейкара, она как никогда была похожа на разъяренную дикую кошку. Зрачки ее пылали зеленым огнем. Две яркие зеленые звездочки, окаймленные глубокой синевой.

Тяжелый быстрый удар отшвырнул девушку к противоположной стене широкой комнаты, в которой она и Нейки укрывались от разъяренных жителей Черного Холма. Спустя долю секунды гигант уже прижимал Мирайю к стене. В его стальной хватке недостающая ногами до пола девушка казалась сломанной куклой, марионеткой с обрезанными нитями.

Тяжело чеканя каждое слово, Нейки медленно и тихо проговорил, почти прикасаясь губами к уху Мири:

- Сестра. Успокойся. Приди. В себя. - Гигант легонько встряхнул ее. - Успокойся, говорю тебе. Волю чувствам дашь, когда закончим дело. Их. Еще. Двое. Понимаешь? Дво-е. И это грозит большими неприятностями. Один почти готов. Ты. Мне. Нужна. Нужна, Мири, очень нужна, ты понимаешь?

Взгляд Мирайи медленно прояснялся. Ярость и боль ушли куда-то вглубь, далеко-далеко, спрятались, затаились до следующего прорыва. Но ее голос все еще оставался глухим и безжизненным, речь - медленной, задумчиво-обреченной:

- Прости... Я устала видеть все так... Слишком долго уже. Но ты прав. Времени терять нельзя. - С каждым словом девушка оживала все больше. - Если шэрд вылупится в толпе, он мгновенно наберет силу. Слава богам, второй еще не созрел до конца. Не будет близнецов. Мы должны успеть.

- Да уж, успеть... Вон он, - Нейкар осторожно выглянул в окно, постаравшись сделать это как можно незаметнее. - Жмется в центре. И ярче стал. А калечить людей нам не надо. И так - монстры, убийцы. - Нейки очень похоже изобразил писклявый голос из толпы. - Ведь словам не верят. А те, кто видел настоящего шэрда, уже никому не расскажут. Проклятый староста! - И, окинув глазами их с Мири убежище, добавил: - Зато дом отгрохал отменный. Стены каменные снаружи - ни поджечь, ни пробить просто так, а до тарана они пока не додумались. И двери - что снаружи, что внутри - крепкие на зависть.

Гигант опять выглянул в окно, на этот раз дав толпе себя увидеть. Ответом на его появление стал хор проклятий и ругани. Свистнула пара стрел. В ответ Нейки показал негодующим похабный жест и спрятался за откосом. Снова выглянул и теперь улыбнулся осаждающим, добродушно так, радостно. В этот же момент на забаррикадированные двери обрушилась дробь осторожных ударов. Видимо, посланным выбивать их сельчанам не очень хотелось, вернее даже - очень не хотелось выполнять порученную работу по полной, чтобы потом оказаться с загнанными в угол убийцами нос к носу.

Устроившись за столом в углу комнаты, Мири зажгла свечу и извлекла из походного мешка Нейка широкий и увесистый сверток темной материи. Принадлежащие ей и брату кинжалы остались в телах убитых там, внизу, на первом этаже - в соборной зале старосты. Теперь пришло время других, крайних средств.

Ткань под изящными девичьими руками развернулась, мягко шурша, и на свет появилась небольшая костяная шкатулка с причудливым серебристым орнаментом - на металлическом узоре тут же заплясали блики от колеблющегося пламени. Следом за ней на столе оказались туго набитый чем-то кожаный мешочек, перевязанный крест накрест зеленой лентой, и еще один сверток, длинный и довольно узкий, перетянутый цепочкой. Когда Мирайя опустила его на поверхность стола, внутри что-то металлически звякнуло. Последними из-под ткани были извлечены четыре рукояти красного дерева, с уже прилаженными к ним довольно странной конструкции пороховыми полками.

Несколько давным-давно выученных, отточенных трнировкой, ставших уже привычными движений, сопровождаемых звонкими щелчками - и на столешнице перед девушкой, хищно поблескивая в неярком свете, замерли четыре двуствольные пистоли. Наследство погибшего Рэйда, оружие, которым он не успел воспользоваться в последнем бою.

***

Вечер медленно, но верно вступал в свои законные владения. Солнечный круг уже больше чем на треть скрылся за стеной лежащего за полями леса, и даваемого им света было недостаточно - тут и там спальню освещали наполовину оплавленные свечи ароматизированного травяными настоями воска. Через распахнутое настежь окно в комнату залетали отголоски криков толпы, осаждающей дом старосты Черного Холма.

На двуспальной кровати, подтянув колени к подбородку, замер хрупкого сложения мужчина непонятного возраста, беспрестанно шевелящий губами то ли в молитве, то ли в разговоре с самим собой. Одно предплечье его было туго затянуто повязкой, покрытой бурыми пятнами засохшей крови.

Тихо скрипнула дверь, и к лежащему осторожно подошла женщина лет сорока, в простом домотканом платье, подол которого был вышит цветами и птицами. Мужчина вздрогнул и хрипло вздохнул, когда ее пальцы зарылись в его темно-русые с легкой проседью волосы.

- Как ты, Удер? - В голосе слышались беспокойство и нежность.

- Жив, Ольти, жив, что еще сказать, - неохотно выдавил раненный. - Хотя мог бы бродить по Аллеям Праведности... Вместе с предками.

- Как твоя рука, милый? - сочувствующе спросила Ольти и добавила:

- Стэпп зашил рану, пока ты был без сознания. Он сказал, что ты должен быть благодарен старосте Орду - если бы не он, кинжал пробил бы сердце.

- Рука не болит. Почти... А вот сердце - как раз.

- Отчего? Может быть, я принесу тебе отвар успокойки, и ты поспишь?

- Не хочу я спать, Ольтея! Не могу! И травка твоя мне не поможет!

Глаза Ольти испуганно расширились.

Она не привыкла к тому, чтобы ее любимый, даже после стольких лет совместной жизни безмерно любимый муж повышал на нее голос. Не узнавала таким. Сколько раз подобное случалось, она могла сосчитать по пальцам одной руки, и то - не получилось бы полностью разжать кулак. Никогда раньше, за редким исключением, ни болезнь, ни рана, ни другие неприятности и беды не меняли настроение Удера столь резко, не заставляли его говорить так.

Ольтея вспомнила ночь, когда умер отец Удера.

День, когда потерял ногу их пятилетний сын Эдрик, теперь устроившийся подмастерьем травника в близлежащем городке.

И больше не смогла вспомнить ни раза.

- Что с тобой, мой родной? Что с тобой?!

Удер поднял голову, и его взгляд напугал женщину еще больше. Зрачки карих глаз были расширены, в их черной глубине плескались страх и непонимание, странная, не пойми, откуда взявшаяся мука.

- За что, Ольти? За что? Почему они убили их? Почему хотели убить меня и Орда?

Раненный откинулся на подушку, стал говорить быстрее, но тише, с болью в голосе:

- Холм приютил их, устроил, а они... Они казались такими хорошими. У них ведь добрые глаза. И усталые...

Теперь Ольти почти узнавала своего мужа: доброго, отзывчивого, мягкого. Только от его спокойствия и постоянной жизнерадостности не осталось и следа. И он не называл ее "ласточкой", "любимой", "милой", как делал всегда до этого. Только по имени. Да и на бездонный, мучительный вопрос в его взгляде она не могла ответить.

- Бывает, что люди сходят с ума, Удри. - Женщина поцеловала мужа в покрытый бисеринами пота висок. - И раз на раз не приходится. Вспомни старого Перека. Он вообразил себя бабочкой, и от этого не было вреда, разве что цветникам его соседей. Но не все такие, как он. В людях может просыпаться и звериная суть. И тогда льется кровь. Эдрик писал нам, что порой творится в городах. Слава святому Этри, мы живем далеко от всех этих ужасов...

- Жили... -поправил ее муж и, несколько мгновений спустя, горько добавил. - Теперь они пришли и сюда, эти ужасы. Мир становится все злее...

- Ну почему? Почему?!

Ольтея отстранилась от мужа, внезапно резко севшего на кровати и, несмотря на рану, обхватившего голову обеими руками.

- Я должен узнать! Должен! Ты давно меня знаешь, Ольти... Я чувствую людей, чувствую... Нет в них зла, не может его в них быть. Должно быть объяснение!

Удер поднял голову. В его взгляде читалась непоколебимая решимость, тяжелая, горькая. Смешанная с неизбывной тоской ожидания. Сердце женщины сжалось в недобром предчувствии.

- Ты же не...

Медленно поднявшись с кровати, Удер подхватил со спинки стула безрукавку и, поморщившись, накинул на плечи, натянул старые сапоги. После быстро поцеловал жену в мокрую от слез щеку и крепко обнял ее здоровой рукой.

- Ольти, я - должен, прости... Пусть это может стоить мне жизни. Селяне тебя не оставят. А на худой конец - переедешь к сыну. Уж довезти тебя кто-нибудь обязательно довезет. Ты должна меня понять, Ольтея. Как ты всегда меня понимала. Прошу тебя, пойми - и прости, я знаю, чего тебе это стоит, потому что знаю, на что иду, но... Я не смогу нормально жить, не узнав.

Заламывая в отчаянии руки, женщина с безмолвным криком смотрела в узкую спину уходящего мужа, так и не сказавшего ей на прощание, что он ее любит. По щекам ее безостановочно текли слезы.

***

...из избранных записей Каддара дар Грейна:

...часто кажется, что я уже потерял счет годам, прожитым в этой бесконечной гонке. Я не принадлежу этому миру, он слишком изменился с тех пор, как я был человеком.

На смену честным стрелам приходят подлые пули и порох, на смену верным копьям - гнусные алебарды, прямые поединки сменяются ударами из-за угла и каплей яда в бокале. Почти никто не ценит честь и достоинство, верность и преданность. Все стремятся лишь к собственной выгоде и благополучию. Почти все. А те, кто остался чист от этой грязи, осмеяны и прокляты толпой, вкушающей сладостные плоды новой жизни, которые каждый вырывает у ближнего своего, не гнушаясь никакими средствами.

Но я все равно пытаюсь сохранить этот, пусть и ставший чужим мир. Мне неизвестно, догоню ли я Странника, или же этот груз останется на плечах моих учеников. Ведь не я начал этот путь, я ли его закончу?

Странник... Неведомая сила, своим прикосновением извращающая или уничтожающая все вокруг себя. Мне непонятны его цели, его желания, его стремления. Лишь вечное движение, вперед, по странному ломаному маршруту, которому я вынужден следовать шаг в шаг. Исправляя то, что сотворил он.

Учитель не успел рассказать мне, откуда он появился. Иначе я, возможно, смог бы отыскать какое-либо подобие ответа. Ведь я же доходил до всего сам, имея только каплю знаний, тот минимум, который позволил мне выжить, не отступив. Я все начинал практически с нуля. И теперь все, что я знаю, я передаю своим ученикам.

Сколько же их погибло за последнюю сотню лет... Но я не теряю надежды. Когда я найду кого-то, кто окажется годен, он станет равным мне и продолжит мое дело, если я погибну. Продолжит так же, как я продолжил дело моего учителя, приняв его дар и его проклятие, которое...

***

- Папа, а зачем грейны так? Что прохого им дерают рюди?

- Не знаю, сынок, ох, не знаю. И самое страшное, что их нельзя узнать, пока они не проявят себя. Любой встречный может быть грейном. И нельзя проверить каждого, такого способа попросту нет...

- Доржно быть что-то!

- Я же говорил, ты испугаешься, малыш.

- Я не испуган, я... Это... Как там говорир Джетти... Во! Я - не-го-ду-ю! Это ведь неправирьно! Разве нет?

- Смерть - это всегда неправильно. Но ты еще мал для таких рассуждений, что бы тебе не говорил этот неуемный старикан-книжник. Вот подрасти, и тогда...

- Радно, радно, пап... Ручше скажи, их много? У них есть мородняк?

- Наверное, много, сын. Ведь какими бы они не были сильными и ужасными, вера и храбрость людей всегда помогают выстоять против нечисти. Отправить ее в те темные бездны, из которых она вылезла. Они приходят, по двое или по трое, убивают, подчас пустеют целые деревни и села. Но только затем, чтобы после погибнуть самим. И в следующее место приходят уже другие. Значит, их много...

- Вот бы найти их... Их... Вот как называется? Ну, место, откуда они все выразят.

- Ты у меня смелый парень, шкет. Вот вырастешь и найдешь их логово, обязательно, я в это верю.

***

Шестнадцать пуль поблескивали на черной бархатной подушечке, укрывавшей костяное дно шкатулки. Каждая в своем пазу.

Шестнадцать шариков чистой меди, наполненные "серебряными слезами", смешанными с мелкой золотой крошкой и кое-какими дополнительными компонентами, придающими мягкому металлу больше прочности. Человеку они способны навредить не больше обычной пули, тут уж смотря, куда попадет стрелок. Если же такая пуля войдет в плоть уже вылупившегося шэрда - твари придет конец. Не сразу, придется сначала побегать, но наверняка. Нет сильнее яда для таких созданий и им подобных, чем "серебряные слезы"; впрочем, они ядовиты и для людей, но желтая густая кровь бестий, в отличие от человеческой, чистую медь разъедает очень быстро, выпуская гибельный яд на свободу. Главное - попасть в цель.

Шестнадцать пуль. Ровно половина. Их могло быть сейчас пятнадцать... Тринадцать... Десять. Еще меньше. Пусть пришлось бы возвращаться в Аскорат к старику-мастеру за новыми, теряя драгоценное время. Но Рэйд был бы жив.

Только вот боезапас цел, а наставник мертв, он, наконец, обрел покой, отправившись в свои неизвестные миры, о которых так любил рассказывать у весело потрескивающего костра или камина.

Мирайя с трудом отогнала неприятные мысли.

"Надеюсь, твой новый мир полон цвета", горько подумала она. "Надеюсь, ты не живешь больше в плену черно-белых тонов..."

Ловкие пальцы Мири заправили порохом стволы, наполнили им закрывающиеся полусферы пороховых полок, позволяющие размахивать заряженным оружием, как заблагорассудиться, не боясь гибельной осечки из-за просыпавшегося пороха. Остались лишь пули.

Первый шарик лег на ладонь девушки. Темно-серая, искрящаяся крошечными белыми точками сфера. Но такой ее могут видеть только двое - Нейкар и она. Для остальных - обычный медный шарик, покрытый мелкими золотыми крапинками. Пуля отправилась в первый ствол пистоли. Затем опустевшая на половину содержимого костяная шкатулка отправилась в мешок.

Зарядив оружие, девушка обернулась посмотреть, чем занимается бесшабашный названный братец, ожидая увидеть, что он либо укрепляет баррикаду, либо дразнит осаждающих их селян. Но Нейки замер за полуприкрытой ставней, наблюдая в щель между планками за происходящим снаружи. Грациозно опустившись на четвереньки, чтобы не попасть в поле зрения жителей Холма, держащих окна комнаты под прицелом луков и арбалетов, девушка подползла к брату.

- Что там?

- Спорят. А староста все ярче горит. Немного осталось, сама посмотри. Ругается с кем-то. И большинство смотрит да покрикивает, разобрать никак не могу. Зарядила?

- Да, осталось восемь штук. Скоро возвращаться к мастеру Тобину. А сейчас две пистоли тебе, две - мне.

- Нет, сестренка, тебе хватит одного двуствольника. Ты быстрая, умная, но все же - у меня опыта побольше будет. Тем более, я обещал тебя беречь.

- Но... - попыталась возразить Мири и осеклась, потому что гигант приложил палец ей к губам.

- Не спорь со мной. Я знаю, что делаю. Кровь старосты переродилась, куколка на грани, надо только попасть ему в корпус - и сделано. Даже если тварь вырвется из его тела, потревоженная нами, она обречена. "Слезы" отправят ее в Бездны Проклятых. Останется найти последнего, а там и руками справлюсь. - Нейкар продемонстрировал сестре свои внушительные кулаки. - Если его убить, зародыш шэрда умрет вместе с носителем. Он еще слишком слаб и не успел окуклиться полностью, слиться с организмом бедняги, поэтому наши драгоценные пульки не стоит тратить впустую.

- Нейк, а ты попадешь с такого расстояния? - поинтересовалась Мирайя. - Это же не твое ружье.

Нейкар скривился, вспомнив, что с его оружием, в которое было вложено столько сил, старания и терпения, сделал шэрд, вылупившийся в Кривой Сопке... Он отошел к столу и принялся прилаживать пистоли с мрачно-злым выражением на лице. Мирайя тоже помрачнела, нахмурилась, вспомнив проклятое селение. Кривая Сопка, неподходящее название для места, где... Сердито мотнув головой, девушка отбросила в очередной раз пришедшие на ум тяжелые мысли и посмотрела наружу через облюбованную братом щелку.

В центре осаждающей дом серой толпы словно пылал яркий факел. Цвета вырисовывались в подобный человеческому силуэт. Сквозь свечение все еще можно было различить черты, одежду обреченного человека, которому предстояло стать первой жертвой заключенного в нем монстра. Свет - желтый, зеленый, синий, малиновый - вспухал и опадал все чаще, кидая блики на окружающую его черно-бело-серую хмарь, из мелких штрихов которой выстраивались фигуры людей, очертания домов и деревьев, даже облака в небе. Тварь, заключенная в человеческом теле, была готова вырваться на свободу, но когда наступит этот момент, предсказать было нельзя. Может, через мгновение, может, через час, может, через день.

Внезапно робкий проблеск отвлек Мирайю от лицезрения хаоса красок, излучаемых созревшим созданием, цветов, от которых она уже давно почти отвыкла, по которым так скучала. Которые видела только в момент поиска очередной бестии и - никогда больше в жизни.

Переливающаяся серым стена толпы разделилась и исторгла из себя еще один цветной силуэт. Невысокий худой мужчина в расшитой бисером безрукавке и стоптанных сапогах, придерживая одной рукой другую, преодолел калитку в окружающем дом заборчике, служившем селянам, толпящимся снаружи, своеобразной границей конфронтации с зажатыми в доме убийцами. Лучники, занимающие позиции у самой оградки, с недовольством опустили оружие, ранее нацеленное на окна комнаты, служащей убежищем Мири и ее брату, и недоверчиво следили за невесть откуда взявшимся добровольцем-переговорщиком.

- Нейк! Нейк! - зашипела девушка. - Скорей сюда! Он сам пришел!

- Кто пришел? - подходя к окну, поинтересовался Нейки. - Кто к нам, монстрам-уродам, сун... Твою-то мать! Второй! Травник недобитый! - Укоризненный взгляд Мири остался без внимания. - Сам пришел! - повторил он слова сестры, только громче в несколько раз, как только выглянул на улицу.

Хлипкий травник - "Удер", вспомнила Мирайя, "Его зовут Удер..." - поднял голову и посмотрел в наполовину закрытое ставней окно второго этажа, откуда донеслись обрывки фразы Нейка. Остановившись под оконным проемом, он почесал затылок и крикнул:

- Вы просили кого-то для... кхм... переговоров, я готов, впустите меня! Можете показаться, стрелять - пока! - никто не будет. Или выходите ко мне.

- Да вы что стреляете, что нет, - громко, чтобы было слышно как можно дальше, заявил в ответ Нейкар, когда высунулся в окно, чтобы лучше рассмотреть неожиданного гостя. - Только стены все поистыкали, стрелы потратили да бумагу перевели своими каракулями. - Толпа злобно загудела, парочка особо нервных стрелков потянулась было к своим колчанам, но в последний момент все же передумала. - Кто сказал, что стрелять не будут, ммм? - укрывшись на всякий случай за ставней, поинтересовался гигант, продолжая изучать слабо светящийся силуэт под окном. И обернувшись, добавил с горькой радостью:

- Просто превосходно. Одной проблемой меньше, сестренка.

"По-моему, больше", подумала девушка, но своих мыслей озвучивать не стала.

- Умные вы больно! - уже кричал вниз ее названный братец.

***

- Умные вы больно, - донеслось сверху. - Накинетесь скопом, даже я не справлюсь! Так что сам щас залезешь, ток веревку найду. Жди, дядя.

Удер невольно улыбнулся. Ему нравился этот парень, хотя общались они нечасто. Странно как-то, улыбаться человеку, который вчера хотел всадить тебе в сердце клинок...

...Когда эта парочка приблуд впервые появилась в Черном Холме, жители приняли их хорошо. По большей части от доброты душевной, но отчасти и из корыстных побуждений. Каждой семье, в которой имелся неженатый молодняк, хотелось отхватить в дом невесту, за которую не пришлось бы платить какой-никакой, а все-таки выкуп родным, а уж паре таких могучих рук как у ее спутника, оказавшегося братом, любое село, пусть даже крупное и зажиточное как Черный Холм, было радо. Тем более, близился сбор урожая, а Нейкар, возвышающийся на голову над самым высоким из всех парней в селе, мог выполнять сколь угодно тяжелую работу. Да и порода была хороша, ничего против этого не скажешь.

Мирайю с братом поселили к старухе Игрэце, чей единственный сын несколько лет назад ушел на какую-то войну, да так и не вернулся. То ли погиб, то ли не захотел, шалый он был парень, ох, шалый. Так старушка не могла нарадоваться на приемышей, только жаловалась все время товаркам, что её "девонька грустная все время ходит, ни на кого и не посмотрит даже"...

Сероглазый гигант, способный приподнять груженую телегу и продержать ее несколько минут, пока не сменят поломанное колесо, оказался в повседневной жизни весельчаком и балагуром, но все-таки в меру, без переборов. Всем помогал, учил подростков играть в какие-то незнакомые старшему поколению игры с мелкими поленцами, развивающие меткость и реакцию, лазил с ними по лесу. По вечерам Нейкар приходил посидеть с мужчинами и стариками в соборной зале дома старосты Орда; там-то, в основном, он и встречался с Удером. Нейки не выделялся почти ничем, правда, не выпивал никогда больше двух кружек браги да, в основном слушая разговоры, сам вступал в беседы не слишком охотно, хоть и отпускал подчас едкие шуточки, всегда приходившиеся, что ни на есть, к месту. А еще спустя пару недель после появления Нейки начал цеплять на нос полностью закрывающие черными пластинками глаза "окуляры", как он сам назвал это устройство, отвечая заинтересовавшемуся Орду. В городах на юге, по его словам, их уже вовсю использовали ученые и алхимики, улучшая свое зрение кривыми стеклами.

Мирайя тоже быстро вошла в колею новой жизни. Нашла подружек, которых учила новым рецептам и узорам и училась сама, собирала цветы и травы, помогая Ольтее, жене травника, плела венки и занималась домашними делами. Старая Игрэце стала называть ее дочкой и наблюдала за ней со счастливым блеском в глазах, хотя в девушке ее раздражало, что она, как и брат, вскоре стала к вечеру прятать глаза под похожими на его, пусть и более изящными, "окулярчиками", ссылаясь на редкую семейную болезнь.

Постепенно все свободные парни села устремились к ней с предложениями руки и сердца, прямо как мошкара на открытый огонь. Пару раз у Девичьей поляны, где проводили вечера женщины, девушки и девочки, случались драки - когда свататься приходило сразу двое, кто первым подойдет к синеглазой чаровнице, определялось просто. И раз за разом повторялось одно и то же: по дороге домой побежденный, утирая кровь с лица и проверяя целость зубов, до колик в животе хохотал над тем, кто пару минут назад вывалял его в пыли и даже пустил вьюшку. А еще благодарил про себя всех святых и богов за то, что не ему пришлось выслушивать едкие, насмешливые девичьи слова перед практически всем женским населением Холма. По сравнению с этим - и взбучка не беда. Правда, позже он похожие слова таки выслушивал, но всё не при таком количестве свидетелей - к примеру, отловив забравшую его сердце девушку где-нибудь у колодца.

Удер все удивлялся, что в этой девушке может так манить всех парней, вроде бы и не отличается она какой-то особой красотой или чувственностью. Видимо, его чувства к жене, так и не угасшие со времени самого первого с ней знакомства, мешали какому-то особому восприятию, свойственному еще свободным от чувства настоящей любви парням.

Они стали своими, по крайней мере, для него. Травник думал о том, что его сын мог быть сейчас таким же веселым и бойким как Нейкар, если бы не тот несчастный случай. Что у них с Ольти могла родиться такая же умная и старательная дочь как Мири. Хотел бы, чтобы взгляд каждого человека был таким же добрым, но - не таким печальным, как у этих двоих, упорно не желавших рассказывать, что за горе лежит позади...

...А затем наступил вчерашний вечер, который травник успел проклясть уже несколько раз с того момента, как очнулся перевязанный у себя в спальне...

...За двумя длинными массивными столами сидели обычные участники вечерних посиделок. Кого-то не было, кто-то пришел впервые после долгого отсутствия в селе. За третьим, головным, столом возле старосты примостились гости села, парочка торговцев да бродяга-схимник. Мужики уже успели приговорить больше половины обычного бочонка с брагой, кто-то угощался горькой настойкой, сдобряя ее ягодным соком, кто-то рассказывал, что он видел, когда встречал "гостей", другие над ним потешались, третьи...

Никто сначала не обратил внимания на брата и сестру, тихо вошедших в соборную залу. Только захмелевший лесоруб, сидевший с самого краю одного из столов, ближе всего к дверям, вяло махнул им рукой и упал головой в тарелку, даже не удивившись, почему сюда вдруг зашла девушка, ведь хоть это было не принято, но все-таки и не запрещалось. "Наверное, какое-то дело", в свою очередь подумал второй человек, сразу же отметивший новоприбывших - Удер, соседствовавший на этот раз со старостой Ордом и гостями. Беседа с торговцем, привезшим новые скляницы, лезвия и прочие необходимые травнику мелочи, не клеилась, поэтому травник уже подумывал о том, чтобы сходить на поляну за женой и провести остаток вечера с ней вдвоем, но этим планам не суждено было сбыться. Он понял это в одну секунду.

Нейкар и Мирайя выглядели не как обычно, что-то изменилось в них. Появилась напряженность, сосредоточенность была написана на их лицах. Брат и сестра посмотрели друг на друга, а после "окуляры" полетели в стороны. А в руках блеснули изогнутые кинжалы какого-то странного цвета и... Удер плохо помнил произошедшее дальше.

Нейкар - что-то странное было в его глазах, непонятное, невероятное - одним движением перевернул тяжеленный дубовый стол, стоявший слева от него, опрокинув всех сидящих за ним на пол, и одним прыжком оказался возле младшего кузнеца Бозви, пытающегося столкнуть со своих ног потерявшего сознание пахаря, дважды всадил свой клинок ему в грудь. Более или менее пришедшие в себя селяне - человек пять-шесть, остальные все еще копошились на полу - бросались на гиганта, пытаясь его остановить, но он расшвыривал их как щенят, все ближе и ближе подбираясь к Орду. И к нему, Удеру, застывшему от шока с непонимающим, остекленевшим взглядом.

В то же самое время Мирайя, которую травник видел лишь краем глаза, легким прыжком вскочила на второй стол, и Гриди, длинноносый, косой бортник, захрипел, пытаясь зажать располосованное горло руками, а после спиной назад рухнул с лавки, причем крайне неудачно для Мири - клинок, вошедший ему в глазницу, застрял и выскользнул из ее тонких длинных пальцев. Сделав обратное сальто, Мири оказалась на полу меж столов и, зашипев словно кошка, бросилась к брату. Движение было обманным, девушка рванулась вверх и, уцепившись за одну из люстр - горящие свечи градом посыпались на пол из своих пазов - наискось перелетела через стол и приземлилась за спиной ученика плотника. Резкое движение, неприятный хруст - и на пол летят вырванные из спины окровавленные позвонки.

Мужики и парни за уцелевшим столом сначала с открытыми ртами наблюдали эту картину, а потом, опомнившись, взялись за дело. Часть, кто похрабрее, кинулась к Нейки и его сестре, вооружаясь табуретами, кружками и всем, что только под руку попадется. Часть, кто поумнее, да и послабее тоже, рванула прочь из соборной: кто в дверь, кто в окно - одни затем, чтобы спрятаться, другие - за верным луком или арбалетом, а кто и за вилами, коли ничего другого нет. На улице тут же поднялся переполох, раздались невнятные возгласы.

Верде, старший кузнец, подхватил лавку на манер дубины и обрушил ее на спину Нейкару. Во все стороны полетели острые щепки, царапая лица, шеи, руки; вроде бы на совесть сделанная лавка преломилась пополам, а гигант лишь только вздрогнул и, изогнувшись, лягнул потерявшего равновесие кузнеца ногой в грудь. Верде влетел спиной в дверной косяк, раздался неприятный хруст, и тело, обмякнув, сползло на пол. Травнику показалось, что в этот момент Нейки беззвучно, одними гуьами, шепнул "Извини". А потом гигант, отбросив в сторону еще троих мужиков, прыгнул вперед, преодолев последнюю треть залы. Оказавшись всего в шаге от Удера. Травник заглянул в глаза, казалось бы, совсем слетевшему с катушек парню, заносящему свой окровавленный кинжал.

Вина. Раскаяние. Сочувствие. И опять же - непонятная усталость. И твердая решимость. Вот что было в этих глазах. Ни безумия. Ни ненависти. Ни жажды крови.

Толчок в спину. Комната кружится. Резкая боль в руке. Звон стекла. Темнота...

...- Лови веревку, Удер! Да за пояс цепляй, подниму тебя, помню, что болящий - сам же ж тебя ранил, ничего не попишешь. - Белозубая ухмылка Нейки засияла в окне, оторвав задумавшегося Удера от вновь нахлынувших воспоминаний о вчерашнем дне, горьких, неприятных, злых. - Быстрее!

Травник проверил пояс, закрепил веревку поверх него и на всякий случай намотал ее на здоровую руку.

- Тяни, Нейк, я готов.

Легкий рывок вверх, живот немного пережало, кратковременное чувство парения, крепкая хватка за плечи, скрип подоконника под коленом - и Удера окутал мягкий полумрак комнаты, по-видимому - рабочего кабинета старосты.

- Я соврал им, - сразу начал говорить он, освобождаясь от веревки. - Их требования я вам передам, но после того, как вы ответите на мой собственный вопрос. - Удер почувствовал дрожь напряжения в своем голосе и понадеялся, что это спишется на усилия, прилагаемые им в борьбе с особенно туго завязанным узлом.

- Их требования мы и без тебя знаем, Удри, - выглянув за окно, ответил гигант, потирая кулаки. - Сдавайтесь, вас ждет суд, за добровольную сдачу - смягчение... Они не понимают. И не поймут, пока не будет слишком поздно. Твой вопрос меня, - Нейк запнулся и с виноватой интонацией исправился. - Твой вопрос нас интересует больше.

Травник поднял голову на превосходящего его в росте Нейкара, собираясь заговорить, но отшатнулся, столкнувшись со взглядом его серых, с горящими желтым зрачками глаз.

- Ты не человек. Не может быть... А я-то...

- Ты уже тоже, - раздалось в ответ из дальнего угла, в котором тут же загорелись две зелёные звездочки. Прищурившись, Удер разглядел силуэт сидящей на полу девушки. А потом до него дошел смысл сказанных Мирайей слов.

- Что ты имеешь ввиду?! - ошарашено воскликнул он. - Как не человек?!

- Как и те, кто погиб от наших с братом рук, ты больше не человек. Только сам об этом не знаешь. И не узнаешь. - Пауза. - Нет, Нейкар!

Пораженному "уже-не-человеку" показалось, что каждое слово Мири будто бы по самую шляпку вгоняет очередной гвоздь в крышку гроба. ЕГО, травника Удера, пока еще не сколоченного гроба. Глаза словно застлала пелена, все вокруг стало каким-то ледяным, пустым.

- Теперь я совсем ничего не понимаю, - пролепетал он и, сделав пару нетвердых шагов, рухнул в стоящее почти в центре комнаты кресло, единственное не ставшее частью баррикады у двери. Так и не заметил, как медленно опускается рука гиганта с ажатым ней двуствольником. - Я...

Травник судорожно сглотнул. Его дыхание сбилось, в груди возникло неприятное жжение. Он зашелся в приступе жестокого кашля, сквозь который услышал невнятные обрывки короткого разговора между братом и сестрой, стоявшими в паре шагов от него.

- Зря...ак с ним...ведь зна...ок и потряс...скоряю...витие кукол...

- Над...ыло прос...бить? Предвар...аврав с три коро...ы стал непо...ж на себ...

- ...ири, зач...так? Я хо...ак лучш...ышишь каш...ост ускорил...эрд начин...знавать себя.

Приступ закончился, но при этом к концу подошел и разговор, так что Удер практически ничего не понял.

- Объясните же мне всё наконец! - взмолился он. - Вы хотели убить меня, потому что я превращаюсь во что-то?! Во что?

- Ну, ты сам не превращаешься. Ты - как какой-нибудь инкубатор. У тебя внутри - злобный монстр, - тихо ответила ему Мирайя, Нейки покачал головой и прошептал себе под нос что-то очень похожее на "шэрд". - Когда он вылупится, ты умрешь. А бестия начнет убивать всех вокруг, потому что ее терзает неутолимый, дикий голод. Она вырежет весь Черный холм и отправится на поиски новых жертв. Но это случится...

- Пока не скоро, - деловито закончил фразу сестры Нейкар, странно глядя на испуганного Удера. - А вот последняя тварь может появится на свет уже с минуты на минуту. Поэтому нам как можно скорее нужно всадить хотя бы одну пулю в вашего старосту Орда.

***

...из избранных записей Каддара дар Грейна:

...так что мне кажется, я никогда не настигну Странника. Чем дальше, тем больше последствий. Тем медленнее я продвигаюсь вперед по его следу. Отравленная земля, высыхающие колодцы, болезни и уродства, возникающие за одну ночь у совершенно здоровых людей. Словно самые жуткие проклятия, не направленные ни на кого конкретно, ожили в этом существе. Но это все мелочи, по сравнению с тем, что еще проистекает от него. Куда же смотрят боги нашего мира?

В простонародье испокон веков существует легенда о жутких существах, живущих в Безднах Проклятых - шэрдах. Тварях, чье время - сумерки и безлунные ночи, чья пища - человеческая плоть, чью жажду утоляет лишь горячая кровь, а наслаждение приносят им только крики муки убиваемых ими существ. Это - легенда, страшная сказка, которой пугают детей и усомнившихся в вере. Но Странник воплотил ее в жизнь. Как оружие против меня и прочих таких, как я.

Его путь огибает большие города, оставляет их в стороне. Почему, мне не известно, может быть, учитель знал это, а может быть, нет. Я подозреваю, что в городах он потратил бы слишком много энергии, слишком бы ослаб, распространяя свою заразу. Обычно он проходит деревнями и селами, и если вовремя не успеть, они перестают существовать и более того - становятся угрозой соседним. Потому что там, где он пройдет, в ком-то из жителей обязательно зародится шэрд. В ком-то из самых лучших, самых честных, самых добрых. Потому что именно такие люди противны самой природе Странника. И хорошо еще, если только одно семя взойдет. Даже одной твари вполне достаточно, чтобы вырезать целую деревню.

Сложно описать шэрда.

Кажется, что это полуразумное существо полностью состоит из рогов, шипов, когтей и клыков. Покрытое антрацитово-черной шипастой броней существо чуть более полутора метров в высоту обладает четырьмя трехпалыми руками и двумя мощными ногами с тремя суставами и отдаленно напоминает худого, крайне истощенного человека. Лицо того, чье тело послужило коконом его куколке, бестия сохраняет, чтобы маскироваться перед внезапным нападением, когда под снятым с какой-нибудь жертвы плащом или рясой не видно ее ужасного тела. Под человеческой маской скрывается испещренная язвами клиновидная трехглазая морда с широкой пастью, полной бритвенно острых клыков; вытянутой формы череп увенчан четырьмя рогами, которые тварь может втянуть, и покрыт шипами, кончики которых сочатся густым парализующим ядом. Если позволить бестии развиваться, оставив ее в живых, то вскоре, когда она достигнет расцвета и вырастит крылья, ее невозможно будет убить. Поэтому я не могу бросится Страннику наперерез и встретиться с ним лицом к лицу. Я должен чистить его след и ждать, пока его дорога не сделает петлю и мы не пересечемся. Или пока я не придумаю, как передать свое наследство больше, чем двоим.

Взрослые шэрды по природе своей одиночки, ревностно охраняющие территорию, которую считают своей. Куколки же, уже осознавшие себя, если в одном поселке их несколько, стараются помогать себе подобным и держаться вместе, хотя тварь, родившаяся первой, первым делом уничтожит всех своих еще не родившихся сородичей и только потом примется охотиться на остальных людей. Бывает и так, что две бестии вылупляются единовременно, и тогда возможно другое развитие событий: такие создания словно считают себя близнецами, и это - вдвойне опасно, потому что они кормятся и сражаются вместе. В бою именно с такой парочкой погиб мой учитель, Огустас дар Грейн, сын Отрима дар Грейна, того, на чьем ставшем необычайно долгим веку и появился в нашем мире проклятый Странник. Учитель смог убить одного из пары, только подставившись под удар второго существа, которое потом пришлось убивать мне. Шрамы на моем теле всегда напоминают мне про тот бой.

Носителя семени шэрда может определить только подобный мне - получивший наследство Грейнов. Хотя я чаще называю это проклятием.

Приходится прятать свой взгляд в темноте или при плохом освещении, потому что твои зрачки начинают светиться, пусть и не сразу, если рядом шэрд.

Приходится привыкать видеть вокруг себя тусклый бесцветный мир, состоящий из черных и белых полутонов. Ну и серых, конечно же. Зато семя Странника можно увидеть почти "сразу". Оно будет светиться изнутри зараженного им человека, и чем ближе срок "рождения" твари, тем ярче сияние, тем больше его ореол, тем больше в нем цветов.

Приходится привыкать к смерти, окружающей тебя, привыкать убивать тех, кто и так уже обречен, но не знает об этом. Ведь если куколка еще не сформировалась до конца, достаточно убить носителя, и она погибнет вместе с ним. Если же процесс ее полного слияния с организмом зараженного уже начался, нужно использовать "серебряные слезы" - редкий текучий металл, напоминающий расплавленное серебро. Идеальный яд для любого живого существа, особенно для шэрдов.

Приходится привыкать к подозрительности и недоверию, которое встречает тебя и твоих спутников в тех местах, где Странник проходил второй раз. Потому что уже родилась новая легенда. Легенда о грейнах.

Молва превратила нас в демонические сущности, служащие Безднам, приходящие словно из ниоткуда и собирающие кровавую дань Проклятым, а после гибнущие от рук доблестных солдат или благословленных святыми крестьян. Ведь сделать свое грязное, но такое важное дело не всегда получается тихо и тайно, обрисовав все как несчастный случай в лесу или темном подвале. Порой приходится идти в лобовое столкновение с толпой или уходить от погони, одновременно путая следы и стараясь не отклониться от выбранного Странником направления...

...Теперь мне легче, ведь я нашел третьего ученика. Вернее, ученицу. Мирайя - единственная, кто выжил после того, как в ее деревне вылупился шэрд. Благодаря нам с Нейки.

Нейкар, так сильно грустивший по своей потерянной теперь навсегда семье, сразу же окрестил ее "сестрой" и взял большую часть забот о нашей новой спутнице на себя. Меня он, не дав даже слова сказать, представил Рэйдом, что значит "свирепый" на языке южных пиратов, ведь мое настоящее имя - Каддар - ему совершенно не нравится.

Во мне снова теплится надежда, ведь Нейк со мной уже довольно давно и до сих пор жив, а главное - он не перестает учиться и работать над собой самостоятельно. Его внешность обманчива, хоть Нейки и похож на деревенского простака, чей ум целиком и полностью ушел в огромный рост и неимоверную силу, он умен и хитер, а так же обладает отменным актерским и инженерным талантом, хоть иногда и подвержен приступам ярости. Сейчас он работает над новой спусковой системой для пистолей.

Теперь нам надо подготовить Мири к инициации, это тяжелый труд, процесс займёт довольно много времени, она успеет повзрослеть, но нам это и нужно, вряд ли она захочет навсегда остаться двенадцатилетней девочкой, когда...

***

- ...вот такие дела, сынок.

- Интереееесно... Пап, срушай, а ты знаешь, как убить грейна?

- Поговаривают, они боятся огня, как и любая нечисть, которую скрывают темные уголки нашего мира. Их надо сначала сжечь, но не до пепла, а потом останки утопить в текучей воде или зарыть в освященной земле. Второе вроде бы действеннее, но это только слухи, которые...

- А ты сам видер грейна?

- Слава всем святым, нет. И не перебивай, иначе мой рассказ закончится.

- Извини, пап. Борьше не буду. Просто не удержарся. А можно еще вопрос?

- Задавай, конечно, раз уж перебил один раз.

- Так что же все-таки с пустырём? Что за темная сива, про которую ты говорир?

- Мой дед пересказывал мне слова своего деда о том, что на том пустыре когда-то...

- Ну, чего ты заморчар?

- Не знаю, как сказать, чтобы ты лучше понял...

- Пойму, пап! Говори скорей...

- Там стоял дом тогдашнего главы села. Он сгорел, когда наши предки впервые столкнулись с грейнами. До этого о них в наших краях не слыхивали. Представляешь, сгорел, а был построен из камня от фундамента до самой крыши. Пламя бушевало несколько дней и ночей, и после там остался круг оплавленной земли.

- Пап, но там же сейчас и кусты, и деревья, и родник, и все-все!

- Время лечит раны, сынок. Природа отвоевала своё.

- А что сручирось с грейнами?

- Селяне закопали их за местом Солнечных богов, в святом круге, вытащив обгоревшие тела из пламени.

- Ух ты, храбрые! Зачем они вообще полезли за ними в огонь? Дари бы сгореть - и все.

- Я же только что тебе говорил, демонов нельзя сжигать до пепла, малыш. Иначе они вернутся еще более сильными, а святая земля их уже не отпустит.

- А как предки об этом узнари?

- Наверно, знал кто-то из стариков, даже не могу предположить.

- Как-то странно, папа.

- Как уж есть, Нейки, как есть...

***

Поигрывая пистолью, Нейкар молча наблюдал, как сестра старательно объясняет травнику, сжавшемуся в кресле и от того казавшемуся еще меньше, чем было на самом деле, печальную ситуацию, в которую он попал. Когда Удер окончательно понял, что в любом случае обречен и стоит только перед выбором, как ему предстоит умереть, от их рук или же им помогая, его лицо словно окаменело. Жили только глаза, темно-карие, задумчивые, мрачные. И тонкая синяя жилка, бьющаяся на виске в такт его разогнавшемуся сердцу. Поджатые губы, впавшие щеки, покрытые едва заметной щетиной и поэтому слегка отливающие в свете свеч серебром, заострившийся нос. Травник думал.

Гигант представлял себе, что происходит в душе у "уже-не-человека", как в разговоре травник начал называть себя, говоря исключительно в третьем лице. А может быть, он так расспрашивал о каком-то стороннем примере, с которым потом сравнивал себя, отдаляя горечь правды как можно дальше. Когда Нейк узнал, что Рэйд не совсем человек, и что ему самому, возможно, придется стать таким же, как будущий наставник, он тоже испугался. Сначала. Но его ведь не обрекали на смерть, которая была необходима... Он мог отказаться, остаться с семьей. Но сделал другой выбор.

Удер же осознал, не только то, что обречен. То, что он - угроза любимым, друзьям, знакомым. Смертельная угроза. Занесенный над головой каждого из них, уже нацеленный палаческий топор, который от падения удерживает только натертая салом веревка, что может порваться в любой момент, медленно пожираемая наглыми тощими крысами.

"Нет, Мири была не права", размышлял Нейки. "Лучше бы умереть ему в неведении. Относительно тихо, относительно спокойно. Ведь он был готов к этому, раз пришел сюда, к нам, понимая, что коль мы один раз уже пытались его убить, то попробуем снова. Понимал, но пришел все равно. И узнал то, что ему, пожалуй, лучше бы было не знать. И не таких, как он, подобное ломало, как мальчишка сухую веточку. Пользы не будет".

Мирайя с сочувствием смотрела на несчастного, пока говорила с ним, стараясь хоть немного успокоить его, но мягкости смертному приговору это не прибавляло. Какое тут успокоение. С некоторым удовлетворением Нейк отметил, что девушка, столкнувшись с чужой бедой, хотя бы на время забыла о своих тревогах и боли потери, стараясь приободрить Удера, убедить его помочь им.

"Не выйдет", эта мысль не выходила из головы у Нейки. "Он слишком мягок, слишком добр, насколько я успел его узнать. От такого останется только пустая оболочка, если его тихий безопасный мир обрушится, и завтрашний день станет недостижимым сном. А миру Удера пришел конец". И тем сильнее было его удивление, когда он услышал короткую хрипло-сухую фразу, произнесенную казалось одними губами:

- Я согласен...

***

"Уже не человек".

"Уже не человек"...

"Уже не человек"!!!

Фраза билась в мозгу травника, звучала хором чужих голосов, словно в тени комнаты стояли невидимые люди, еще живые и уже давно мертвые, и шептали ее ему прямо в уши. Отец, любимая жена, обозленный на весь мир сын, староста, бортник Гриди, безымянный торговец, странный путник в грязном, потертом подобии плаща, узнававший у него дорогу несколько месяцев назад. И пробиваясь сквозь этот шепот, лилась размеренная, полная сочувствия речь девушки, только что давшая ему полный, даже чересчур, ответ на мучивший его вопрос.

- Надеюсь, ты все понял, Удер. Перед тобой два пути, один прямой и короткий, другой разветвляющийся, но ведущий к тому же итогу для тебя, но другому - гораздо более лучшему - для остальных...

"Уже не человек"?

Его собственный голос. Со стороны, из дальнего угла, где полумрак сгустился особенно сильно.

"Но почему же не человек, если я ощущаю себя человеком? Если я чувствую боль, страх, радость, недоумение, надежду"?..

Хотя надежды в себе травник найти уже не мог, пытался, заглядывая в глубь своей сжавшейся души, но не мог.

- Ты можешь умереть здесь. От моей ли руки, от руки моего вечно веселого братца, разницы нет. А после нам придется пробиваться к последнему шэрду. Раня и калеча твоих односельчан, как бы мне это ни было неприятно. Рискуя не добраться до цели, уж больно много народу в Черном Холме, а наши силы далеко не безграничны. Или же...

"Как все просто... Убить монстра, угрожающего моей семье и моим друзьям, а после убить себя, чтобы не стать таким же. Или попросить кого-то, если не хватит духу".

"Или же ранить его и отвлечь собой, первым делом, сказала она, он кинется на меня, возможного соперника, врага. Отвлечь, пока жители будут разбегаться кто куда, отвлечь, пока Нейк и Мирайя будут всаживать в него новые и новые пули, добивая"...

- Я согласен...

***

Дождавшись, пока ликующая бесцветная толпа не поглотит светящуюся чуть сильнее, чем до этого, фигуру, брат и сестра посмотрели друг на друга и крепко обнялись. Нейк, слегка наклонившись, поцеловал девушку в лоб, Мири прижала его ладонь к своей бледной щеке. По ее тонкому лицу пробежала тень, губы шевельнулись, беззвучно прошептав: "Опять"... - и плотно сжались, превратившись в тонкую линию. Нейки, усмехнувшись, легонько цапнул сестру за кончик носа и, проигнорировав ответный негодующий взгляд, проверил пистоли. Девушка сделала то же самое, и они, переглянувшись в последний раз, двинулись к окнам.

***

Пистоль, врученная ему Мирайей, оказалась довольно тяжелой и холодной как лед, кожу на животе неприятно жгло, но кроме как за пазуху пристроить оружие было некуда. Когда Нейкар с серьезным лицом спускал Удера вниз, в толпе раздались удивленные возгласы. Травник поискал лицо жены среди толпы и, не найдя, облегченно вздохнул, пообещал было зажечь лампады перед ликами святых, но вспомнил, что дольше этого вечера не проживет.

- Живой! - Слава богам! - Удер, молодчина! - Герой чистой воды! - Что сказали, Удри? - Сдадутся, шэрды поганые? - Все хорошо с тобой?

Радостные голоса за глаза похоронивших его сельчан ударили по ушам после тихих слов брата и сестры. В ногах возникла какая-то непонятная слабость, колени подгибались, но травник упорно шел вперед, тем более что руки сельчан уверенно поддерживали его. Орд, со странно блестящими глазами, весь какой-то дерганый - "Она говорила правду"... - с широкой, но натянутой улыбкой похлопал "героя" по плечу.

- Что сказали твари эти? Согласны отвечать по закону? - пробасил староста и слегка поморщился, неосознанно погладив себя по груди. - Или выкуривать придется?

- Сами, сказали, выйдут, а больше и ничего, - пожал плечами Удер, опасаясь, что если в ближайшие пять минут Мири с братом не обеспечат обещанный шум, он просто не сможет ничего сделать.

- От же ж нечисть! Сами выйдуть! Слыхали, братцы?! Готовьсь! - Староста окинул взглядом селян и снова посмотрел на бывшего "парламентера". - А за что ребят порешили, не сказали? Ты вроде за этим шел...

Ответить травник не успел. Со стороны дома раздался шум, и все как по команде развернулись туда.

Нейкар уже был во дворе и, с неожиданной для его массы и роста грацией, словно заправский акробат, прыжками и кульбитами уходя с линии огня кое-как целящихся лучников и арбалетчиков, приближался к толпе. Долю секунды спустя из второго окошка, явно с разбега, рыбкой вылетела Мирайя. Приземлилась на руки, сделала кувырок вперед и, немыслимым образом выйдя на колесо и опередив брата, переметнулась через заборчик, сбив коленями впавшего от неожиданности в ступор лучника. Гигант поступил проще. Снеся хлипкую дощатую преграду, стоящую у него на пути, он влетел в ряды людей и заработал своими здоровыми кулачищами, отбрасывая всех противников, кого оглушенным, кого покалеченным, в разные стороны.

Над ухом Удера раздался рев Орда "Бей их, лиходеев! Вяжи!", и мужики, и парни, окружавшие их двоих, тут же рванули на подмогу к остальным. Разгоряченный староста, закашлявшись, сделал пару шагов вперед, оказавшись к травнику спиной; его скрутило, Орд замер, обхватив бока руками. Перед Удером вдруг возникло улыбающееся лицо Ольтеи; жена кивнула ему, послала воздушный поцелуй, и на травника навалилось каменное спокойствие, какового он никогда в жизни еще не ощущал. Колени перестали дрожать, а пальцы нащупали гладкую, холодную рукоять пистоли, извлекли оружие на свет. Не обращая внимания на чей-то пронзительный крик "Ты чего, с ними, гнида?!!" и не думая о будущем, травник разрядил оба ствола в спину старосте.

***

Раздавшийся где-то впереди разъяренный рев отвлек Нейки, известив его о том, что потревоженный шэрд вырвался из тела старосты. В ногу вошли два зубца из четырех кем-то удачно брошенных вил, и гигант покатился по земле, сбивая с ног селян, до которых медленнее доходил факт, что на сцене появился новый персонаж. Кто-то начал усердно осыпать плечи и спину Нейкара ударами дубинок и кулаков, но раздался первый истошный крик, тут же подхваченный доброй сотней других глоток, и упавшего оставили в покое - селяне подобно застигнутым в врасплох тараканам опрометью бросились в разные стороны.

Гигант, скривившись, вырвал из раны ржавое железо и, припадая на покалеченную ногу, поднялся с земли. Метрах в четырех от него замерла Мири, извлекающая из сорванного с плеч рюкзачка свои пистоли. Если не считать пары шишек и ссадин, она почти не пострадала в свалке, благодаря своей кошачьей ловкости уходя из-под ударов и обходя живые преграды, проскальзывая между ног или прыгая чуть ли не по головам. На брата она даже не посмотрела, и Нейки отвел глаза.

На подобии небольшой площади перед домом уже погибшего Орда, не считая лежащих без сознания за спиной Нейка людей, осталось четверо, никого из которых нельзя было назвать человеком. Нейк, Мирайя и Удер оказались на вершинах своеобразного треугольника, в центре которого, окруженная несколькими разодранными телами, со смачным хрустом вгрызаясь в кровоточащую плоть и урча от удовольствия, пожирала останки своего некогда живого "инкубатора" антрацитово-черная шипастая тварь. На брата и сестру шэрд пока не обращал внимания, демонстрируя им украшенную колючим гребнем узкую спину, на черноте которой яркими пятнами расплывались два ярко-желтых пятна, и вьющийся без остановки тонкий длинный хвост оканчивающийся подобием трезубца. Все три глаза, несмотря на процесс поглощения пищи, следили за медленно отступающим травником, держащим перед собой на вытянутой руке разряженную пистоль. Бестия видела внутри еще живой пищи зреющего врага и торопливо дожирала последние куски старосты, намереваясь сразу после уничтожить угрозу своему первенству.

Медленно, стараясь не привлечь внимание шэрда, Нейк подобрал с земли недавно замеченную им толстую цепь, которой их собирались вязать селяне. "Что ж, собирались вязать "шэрдов", мы вам его и свяжем", криво улыбнувшись, подумал он.

Цепь предательски звякнула, тут же резким движением Мири вскинула пистоль. Удер отступил на шаг и, запнувшись, сел на землю. Новорожденная бестия, давясь последним шматом мяса, с торчащим из него берцовой костью, закрутила головой по стронам, видимо, стараясь определить, кто из троих опаснее всего. И в этот момент окончательно расплавившаяся медь в ране у твари высвободила "серебряные слезы".

Шэрд взвыл и завертелся волчком, выгнувшись в попытке достать лапами до раны, хвост бил из стороны в сторону; трезубец, острый как бритва, оставлял на земле аккуратные разрезы. Словно читая мысли брата, Мири прицелилась и всадила пулю в его основание. В стороны полетели осколки. Тварь заверещала и кинулась на девушку, успевшую прыжком уйти от атаки. На спину шэрду обрушился удар Нейкара: тяжелая цепь, сломав пару шипов, впечатала тварь мордой в землю, но этого оказалось мало. Три лапы из четырех ухватились за звенья, и не успевший разжать руки гигант пробил собой стену близлежащего сарая. Его двуствольник в полете вывалился из лямки подмышкой и, блеснув, зарылся в пыль.

Вторая пуля Мири впустую просвистела у бестии мимо морды - шэрд, возвышающийся над пытающимся подняться Нейки, как раз слегка наклонил голову, изучая противника. После двумя лапами поднял его и, словно играя, подбросил высоко вверх, оставив на теле кровавые полосы от своих когтей, в то время как другой парой конечностей швырнул кусок стены в свою вторую противницу. Про Удера тварь, казалось, забыла, видимо, решив оставить его на десерт.

***

Такого ужаса Удер себе представить не мог. Подчас ему бывало страшно, жутко, пусто. Но голод, что он увидел в черных буркалах вылупившейся твари, практически сразил его. Тело почти не слушалось и, вздумай бестия начать с него, Удера уже не было бы в живых. Но брат и сестра отвлекли шэрда, и теперь сами оказались в бедственном положении.

Травник видел, как вечно улыбающийся Нейк рухнул с высоты, слышал неприятный хруст при его падении. Как он приподнялся на одно колено, шаря скрюченной рукой вокруг себя, на ощупь пытался найти пистоль. Лицо ему заливала кровь. Напротив него, отражая удары когтистых лап подхваченной с земли оглоблей, отступала Мири - тварь игралась с ней как котенок с покалеченным им же жуком.

И всего в двух шагах в пыли поблескивал заряженный двуствольник Нейка.

В ушах эхо. Кое как, то и дело скрючиваясь от приступов кашля, с трудом перенося боль в груди, Удер пополз вперед, сплевывая пузырящуюся на губах кровь. Мири описывала все это: рост бестии в нем резко ускорился. И, скорее всего, кровь уже смешалась, кислый привкус... Больно.

Наконец, травник достиг цели. Рухнув на бок, он подобрал пистоль и выдавил в стволы по нескольку капель крови из ладони, рассеченной об один из осколков. Раздалось шипение. В глазах все сильнее двоилось, дыхание участилось, боль в груди стала непереносимой. Неимоверного усилия стоило Удеру подняться на колени.

Первый выстрел вошел шэрду в ногу, хотя травнику казалось, что он целится гораздо выше. Тварь покачнулась и резко развернулась к новой цели, по пути ударом хвоста отбросив Мирайю далеко в сторону. Прыжок - и шэрд замер в двух шагах от ранившего его.

Пасть открыта, густая слюна капает в пыль, глаза горят злым черным огнем, лапы тянутся к беспомощному врагу.

Шипение в оставшемся стволе усиливается.

Словно преодолевая непомерную тяжесть, Удер вскидывает руку, в глазах стремительно темнеет.

Выстрел. Прямо в жадно раззявленную пасть нависающего над ним монстра.

"Я попал"?

Темнота. Пустота.

И одинокие аплодисменты где-то на грани слуха.

***

Травник медленно приходил в себя. Боли не было, только легкость во всем теле и упоительный покой. В небе над Удером, радостно подмигивая ему, сияли звезды. Услышав чужую речь, он поспешно закрыл глаза.

- ...сложно объяснить - свои законы, свои рамки. Я ими скован, не могу остановиться. Не мог. В этом суть моего пребывания здесь. Идти вперед, изливая потоки злой энергии, накопленные за века, из-за которых все и происходит. Это - ошибка мироздания. Потому были выбраны Дар Грейны.

- Но мы...

- Красавица, в вас их кровь, хоть родились вы в других семьях. Вы пройдете моим путем до конца, очистив его - и все кончится. Сам не могу. Это тяжелая доля, грязное дело. И этим вы искупите мою вину. Сохраните свой мир.

- Кто ты?

- Первый Грейн называл меня Странником, парень; ваш наставник, скорее всего - тоже. Остальное не важно. Вам осталось немного пройти. А мой путь уже закончен, раз он вывел меня к вам. Пора уходить. Я снова чист и свободен.

- Когда все кончится, мы станем людьми?

- Да. Но кровь будет жить в ваших потомках, и с моим возвращением она проснется, как бы мало ее ни осталось. Поблагодарите, кстати, друга, который нас сейчас так внимательно слушает, ничего не понимая. Он был человеком и смог им остаться, не смотря ни на что. Поэтому грядущий рассвет будет для него особенно красив. И теперь частица вас будет жить и в нем, и память, и благодарность за спасение.

- Ты все знаешь?

- Нет, этого не дано никому... Но свою будущую дочь он назовет твоим именем, красавица. Все, пора...

Сбоку жутко полыхнуло, кожу Удеру опалило жаром. Травник тяжело перевернулся на бок, и перед ним предстал уходящий в небеса столб рыжего пламени, взметнувшийся на том месте, где раньше был дом старосты Черного Холма.

На крыльце, объятом огнем, так же окутанные его жадными языками, замерли, держась за руки две фигуры.

Оставить комментарий © Copyright Эрлин Максимиллиан (m.erlin@mail.ru) Размещен: 29/11/2010, изменен: 06/12/2010. 65k. Статистика. Рассказ: Приключения, Фэнтези Кровь Грейнов		Ваша оценка:
Аннотация: *в разработке* Что есть легенда? Вымысел или же приукрашенная правда? Возможно ли вспомнить истинные истоки своего пути, что под вуалью прошедшего времени перевратились утратили первоначальную суть и превратились в жестокую и отпротивевшую обыденность?..

Эрлин Максимиллиан : другие произведения.

Кровь Грейнов. Уже и не вспомнить