Ермакова Мария Александровна : другие произведения.

Эвисцерация любви

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 4.77*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:

  
  Мало кто знает, что брыжейка красива. Этот перламутрово-серый - ласкает взор. Розовое нутро вскрытого тела полно ярких и сочных красок и их сочетаний, и напоминает брошенную впопыхах палитру гения-самоучки.
  В природе нет лишних органов и систем - а для трупа они лишние, и я извлекаю их, откладывая в сторону. Тело после эвисцерации - уже не природно. Пускай оно совершенно - гладкое и загорелое тело двадцативосьмилетней блонди с ножевым ранением в области сердца - однако звучит, как фальшивая нота. Смерть нарушает гармонию сфер. Некоторые умудряются нарушить её ещё при жизни.
  Придерживая язык, ножницами вскрываю пищевод и аорту. Работа всегда успокаивает. Когда руки заняты - голове не нужно думать. Контроль - вот ответ. Работа - вот истина. Кто не движется, тот рассыпается в прах. Если работы не станет, Элен остановится, и память поглотит её. Мой прах носит имя Элен.
  Пройти в трахею и бронхи, вскрыть их до субсегментарных ветвей... Вчера в это же время это дерево было живым... Ножницы в пальцах дрогнули. Разрез вышел некрасивым. Я морщусь. Плохой знак... Тремор, тошнота и головная боль - оно возвращается. Оно всегда возвращается. Корнями уходя в прошлое, держит ветвями мои руки и вжимает лицо в себя, не давая дышать. Поэтому через два часа я сниму халат, приму душ, переоденусь и выйду из помещения морга, даже не посмотрев на санитара. Ей-богу, они меняются, как котята у дворовой кошки.
  Грядёт очередной непознанный бар... Элен меняет их, как кошка - дворовых котов. И только абсент изгонит едкий запах формалина, которым, кажется, пахнут пальцы. Конечно, это психология, мать её. Через латекс перчаток запах не может въесться в кожу, через тугую шапочку - в волосы, через комбинезон, халат и пластиковый фартук - в тело, но я все равно ощущаю его. Мерзкий, сладковатый, едкий! И помню, как ползая на четвереньках, мыла пол водой с формалином. Запах впитывался в поры - мои и квартиры, чтобы навсегда там остаться. Того дома больше нет, как нет девочки с чёрными волосами, желтоватой кожей и выпирающими ребрами. Но запах... Формалин - обонятельное зерцало смерти... Смертию смерть не попрать. Её вообще ничем не попрать - в том и ценность. Но можно подышать жизнью...
  
  Я шла по улице, разглядывая витрины магазинов. Кем мне стать сегодня? Стервозной бизнес-леди, ищущей перепихон на один час, как средство для сна, или ухоженной богатенькой сучкой, которой не нужно отдирать зубами куски от жизни и оттого душно, ужасно, невыносимо скучно? Вон тот манекен... в чёрном парике. Худое тело, впалый живот, желтоватый пластик. Чёрные чулки на чёрном поясе, корсет, упавшее на пол витрины шерстяное красное платье - тончайшее, теплое и... агрессивное. Вот это хорошо! Это запомнится: чёрные волосы и красное платье.
  Через полчаса я покинула магазин и поймала такси. Корсет сжимал мою талию тугими ладонями, стало трудно дышать - но это сделало меня сильнее. Я - спица. Стальная спица с алым наконечником, направленная в чьё-то сердце. И полицейская сирена звучит музыкой для моих ушей.
  Сиденье барной табуретки приятно холодило кожу. Интересно, сколькие из тех, кто повернули головы в мою сторону, когда я вошла, подумали, что под платьем на мне ничего нет, кроме пояса и чулок?
  Постучала по стойке. Стакан появился, как по мановению волшебной палочки.
  Кавабанга-а-а-а.
  Понеслось....
  
  Смерть только кажется неряшливой. На самом деле она педантична... почти как Элен. Он любит выходить в её смены - в смены Элен, не смерти. У последней двадцатичетырехчасовой рабочий день.
  Обмыть тело, запустить сухожар с инструментами, слить со стола розоватую жижицу сукровицы...
  И снова. Обмыть тело, запустить сухожар с инструментами, слить со стола розоватую жижицу сукровицы...
  И опять. Обмыть тело, запустить сухожар с инструментами, слить со стола розоватую жижицу сукровицы...
  Больница, в которой он работает - окружная. А значит - много столов, много инструментов, много работы.
  Клиенты - чистые, причесанные и такие тихие... Вы думаете, не существует правил поведения для покойников? Так вы ошибаетесь. Массовая культура смерти это - во-первых, строгая этика поведения: руки вдоль тела или на груди, ноги чуть раздвинуты, шов от гортани до паха чёток, как след спиртового маркера; во-вторых, общедоступность: все люди делают это - умирают; в-третьих, красота: нет ничего прекраснее жизни, в которой некто невидимый нажал кнопку с двумя параллельными линиями. В том, что это параллельные линии, а не квадрат, он не сомневался никогда. Пауза. Всего лишь пауза, мои возлюбленные.
  У стола с блондинкой он задерживается. Нежно гладит светлые, ещё не потерявшие блеска, волосы, холодными губами касается её закрытых век, пальцами в латексе - жемчужин застывших сосков. Из никчемной щебечущей птички ты превратилась в объект массовой культуры. И в этом твоё возрождение. Это как с тестом на беременность - одна полоска вдруг превращается в две, и жизнь обретает смысл. Одна полоска - синеватое лезвие ножа из легированной стали. Две - пауза, после которой ты отправишься дальше. А он... Он всего лишь санитар. Скромный помощник смерти. Смерти с лицом Элен, с руками Элен, с точёной фигурой Элен и с горькой усмешкой её, таких желанных, губ.
  Элен...
  Она вряд ли знает о его существовании. Нет, знает, конечно. Как знает, что шланг для смывки крови со столов подключается в углу, прикручивается к крану в два оборота. Как знает, что любимая циркулярная пила всегда лежит правее расширителей на столике для инструментов.
  Он всего лишь один из инструментов Элен...
  
  - С тобой так хорошо...
  Сколько раз я слышала это? Не сосчитать. Да, с Элен хорошо. У неё нет страхов и комплексов, лелеемых женщинами в кроватях собственных мужчин, нет чувства стыда и насыщения, не бывает раздражения, сопутствующего наполнению соответствующей телесной полости...
  - Как тебя зовут, неразговорчивая моя?
  - Мэри.
  Сегодня меня зовут Мэри. Блади Мэри. И скоро, совсем скоро я оправдаю префикс...
  
  Ранним серым утром в новостях рассказывают про труп белого мужчины в возрасте около тридцати лет, заколотого во время оргазма.
  Он послушает новости и выйдет из дома. Захлопнет дверь, чтобы отправится в туман.
  Мир, который в предрассветные часы покоится с миром, примет его в объятия, сделает вид, что не замечает полоски легированной стали в его кармане. Этой ночью для кого-то одна линия снова стала двумя, и в вечерних новостях обязательно скажут об этом. А у Элен будет работа, любимая работа, заставляющая её сосредоточенно хмурить брови, и усмехаться под пластиковой прозрачной маской, и наговаривать негромким размеренным голосом в диктофон результаты вскрытия. Когда она такая - у него на душе спокойно. Ему не хочется плакать и пересматривать видео, на которых мучают животных и детей. И размышлять о том, что забитые мальчики рано или поздно учатся забивать сами.
  Но иногда - как вчера вечером - Элен покидает патанатомический блок с лихорадочным румянцем на щеках. Или, наоборот, неестественно бледная. Выходит, прижимая худую руку к животу, словно её сейчас вырвет. И вот тогда ему становится плохо, очень плохо, ведь его вина в том, что работа не принесла ей удовлетворения, заставив забыть о чем-то, о чем она предпочла бы не вспоминать.
  Тогда он тенью следует за ней, чтобы в который уже раз наблюдать один и то же сценарий: бар, такси, чужой дом, пара часов тишины, Элен, выходящая из подъезда с объёмной сумкой в руках. В сумке - использованная этой ночью личина, которая найдёт финал на дне какого-нибудь мусорного бака в отдалённом районе.
  Каждый раз он смотрит на Элен и... не решается догнать. Не для того, чтобы нажать на паузу, нет! Но чтобы сказать, что понимает её, что и в его жизни есть цвет, который не закрасишь другими красками, кроме красной...
  
  Отчего мне так тоскливо сегодня?
  Не оттого ли, что у Элен день рождения? Не тот, в который дарят шоколадных зайцев и украшают комнату шариками и смешными надписями на плакатах, а тот, в который приходишь в себя в реанимации, и горло саднит после трубки ИВЛ так, что хочется блевать. И тело кажется чужим, иссиня-жёлто-чёрное тело, с которого побои давно сняты полицейскими. А потом, потихоньку, помаленьку вновь учишься пить воду, говорить, писать под себя, а не через катетер, делаешь первый шаг. А ещё позже в одежде с чужого плеча ты, Элен, возвращаешься домой. И боишься заходить в дверь, которая никогда не запиралась, потому что рискуешь нарваться на побои очередного маминого ухажера. А когда входишь...
  ...В нос шибает запах - незабываемый, густой и тонкий одновременно, сладковатый и въедливый - запах гниения человеческой плоти. И то, что ты видишь в комнате на полу, и то, что пытаешься, но не можешь вдохнуть, навсегда отпечатывается на сетчатке глаз и на слизистой носа, чтобы возвращаться, и возвращаться, и возвращаться наяву и во снах, в будни и праздники.
  Первый этап твоей жизни закончится в этот день. Тело увезут. Второй этап начнется с того, что ты останешься один на один с банкой формалина, купленной в соседней аптеке. И будешь отмывать до скрипа пол и стены, пропитанные настырным ароматом смерти.
  А после ты попытаешься стать человеком, Элен: образование, достойная практика, чистенькая квартира в хорошем районе. Тебе это ничего не будет стоить, ибо весь страх и стыд, все принципы вобрали в себя стены и пол той комнаты.
  Но когда придёт время выбирать, кем выходить в жизнь... ты выберешь работу со смертью, в помещении, пропахшем формалином.
  Сегодня полицейские хроники не пополнятся сведениями об очередном трупе. Да, я пойду в бар, но лишь для того, чтобы банально напиться. Столько лет просить у смерти помощи в забвении и не получить его в подарок ко Дню рождения! Что это - крест или проклятие?
  
  Отчего она уже два часа смотрит в стакан, словно пересчитывает собранные на дне капли собственной крови? Отчего не поднимается лёгким движением, от которого у него сладко ноет в паху? И не выходит на улицу, зная, что за ней обязательно кто-нибудь увяжется?..
  Он не может видеть её такой! Всё, что угодно, только не это безволие!
  - Простите, я могу угостить вас? Ваш стакан уже давно пуст...
  - Моя жизнь уже давно пуста. Вы можете угостить меня ей?
  - Не знаю. Я, правда, не знаю. Но я готов!
  - Ваше лицо... Почему оно кажется мне знакомым?
  - Потому что мы знакомы. Вас зовут Элен. Я уже год работаю с вами рядом. Но мое имя не имеет значения, если вы его не помните...
  - Простите, ради бога. - Она ласкает его профессиональным взглядом патанатома, проводит тонким пальцем по его скуле. - Наверное, вы правы. И мы знакомы. И меня зовут Элен. И я не знаю вашего имени. Это стоит изменить?
  Он смеётся. Впервые за долгие годы смеётся легко и просто.
  - Зачем вам имя, если вы можете узнать меня?
  - Уверены, что хотите этого?
  - Уверен. Уже год уверен.
  Её взгляд начинает обретать осмысленность. Пустые донышки больше не светят в зрачках бездумием, и это одновременно и пугает его, и радует.
  - Вот даже как... И куда мы отправимся?
  - Я знаю одно место. И вы его тоже - знаете...
  
  И вся нежность мира не согреет каменное ложе препараторского стола. Но его согреет цвет жизни, яркий и сочный, выпущенный из двух тел, словно с палитры гения-самоучки.
  Густой запах свежей крови перекрывает остальные - стерильных простыней, инструментальной стали... формалина.
  Они лежат рядом, эти параллельные линии, попытавшиеся пересечься в районе гениталий и сердец. Такие счастливые, такие умиротворенные, не нашедшие ответа на свои вопросы, но обретшие друг друга в кратком миге фатального счастья, озвученном обращенным друг к другу шепотом: "Requiescat in pace".*
  
  
  * Requiescat in pace (лат.) - покойся с миром.
  
(C) Мария ЕМА

Оценка: 4.77*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"