|
ЛАЗАРЕТ НА ПЕРЕКРЕСТКЕ МИРОВ - 3
ТЕНЕТА
ПРОЛОГ
Перед створками одной из жилых ячеек Белого сектора стояли патрульные, тяжело попирая рифлёный пол станции один - чёрными мощными ботинками, другой чёрными же мохнатыми лапами. Ту, цвета тёмного обсидиана и проангел со светло-серыми крыльями смотрелись исключительно эффектно и угрожающе. Проходящие мимо по коридору посетители М-63 спешили миновать пятачок перед дверью, за которой явно ничего хорошего не ожидалось.
Проангел, светлокожий, с длинными светлыми волосами, забранными в высокий хвост, в который раз уже раздражённо дёрнул крылом.
- Да где они? Граэль обломай мои крылья, только бы кто-нибудь из этих скользких даруков не пронюхал, что тут происходит!
Ту тихонько заворчал. Посмотрел на туммер, казавшийся на его запястье детской игрушкой.
- Они близко. Долго стояли в Синем секторе, до этого заходили в Красный. Странный маршрут. Командору не свойственно передвигаться такими нелинейными рывками.
- Точно тебе говорю, Ту-Тин, что-то случилось, - заметил проангел, недовольно провожая взглядом прошмыгнувшего мимо духабути, закутанного в ткань по самые уши.
Ту повел носом, хмыкнул.
- Я тебе точно могу сказать, что случилось поганое, Кирил! Так пахнет отрыжка дворха, после того, как он сжуёт жертву одной из своих челюстей!..
- О, Аэраль! - пробормотал проангел.
- ... Или всеми тремя, - довольно улыбаясь, заключил Ту-Тин.
Из-за поворота показались двое - командор, на чьём лице ничего нельзя было прочесть, и его напарник Ту-Роп, уже издали улыбнувшийся во все зубы, а затем гулко стукнувший кулаками по груди, чтобы поприветствовать соотечественника. Ту-Тин ответил с удовольствием. В среде ту было принято здороваться друг с другом, невзирая на служебную иерархию. Руководство Ассоциации смотрело на это "сквозь пальцы", поскольку огромные, быстрые и внешне очень эффектные сыны Майрами у большинства обывателей ассоциировались с мощью организации, которой служили. Они и бойцами, и патрульными были исключительными - легкообучающимися, дисциплинированными, не склонными на нелогичные, самовольные поступки.
- Кто его обнаружил? - тихо спросил Ларрил, подойдя и окидывая взглядом пустой сектор коридора.
- Мы и обнаружили, - расстроено ответил Кирил. - Он не явился на утренний доклад посла Гру-Крага. Распорядитель пытался вызвать его, но безуспешно. Встревожившись, сообщил от этом кордису сектора. Попросил проверить связь в ячейке и послать туда какой-нибудь из находящихся рядом патрулей. Мы оказались ближе всех. После нескольких безрезультатных вызовов мы попросили кордиса открыть дверь. А когда зашли, увидели это...
Проангел сглотнул.
- Мы ничего не трогали и сразу вышли наружу, заблокировав ячейку, - добавил ту. - За то время, что мы здесь стоим, никто не подходил и ничем не интересовался.
Ту-Роп поморщился.
- Интересовался Распорядитель Кри-Горн, - сказал он. - Его терпение подходит к концу. Еще немного, и он пошлет офицеров личного сопровождения посла посмотреть, что случилось.
- Кто сейчас дежурит по этому сектору? - поинтересовался Ларрил.
- Кордис Гиши, - мгновенно ответил Кирил.
- Кордис, - приказал Ларрил в туммер, - откройте нам дверь... Да, именно эту!
Они с Ту-Ропом синхронно натянули штатные маски ти-рейтеров и быстро миновали створки, которые были тут же закрыты. В комнате стоял едкий уксусный запах, ощущаемый даже через фильтры. На круглом, продавленном ложе лежало то, что осталось от Младшего семантика делегации гоков сектора Дох. Ошмётки мерцающей плоти живописно застыли на стенах и предметах интерьера.
- Макрек ма кор! - уныло заметил Ту-Роп. - Сегодня богатый день.
- Сегодня несчастливый день! - поправил Ларрил. - Сколько сатианетов сейчас находится на станции?
- Около пятидесяти, мой командор.
- Определить местоположение всех и установить негласное наблюдение.
Пока Ту-Роп связывался с Центром управления Службы безопасности станции, Ларрил вызвал штатного доктора станции. Тот пришел довольно быстро, что было не удивительно, ибо сегодня он ходил за ними по пятам. Лицо вошедшего бежевого ту выражало крайнее недовольство.
- Кто у нас здесь? - начал он, но, увидев останки, запнулся и поморщился - почти так же, как ранее проангел.
- Этот особенно неудачный! - продолжил ту, подходя к телу и осторожно присаживаясь на корточки рядом с ним. - Жаль, что, несмотря на все повреждения, всё же видно, что это гок!
- Не смешно, Ту-Ганн, - Ларрил раздражённо дёрнул крыльями. - Сколько времени вам понадобится?
Ту усмехнулся, поднялся и помахал перед носом командора портативным анализатором с колбой, полной уже знакомых ошмётков.
- И? - Ларрил выжидающе смотрел на него.
- Ни следа использования какого-либо оружия, командор. Симптоматика явления схожа с той, что мы наблюдали ранее в Красном и Синем секторах. Ларрил, я не знаю, на что это может быть похоже!
Ту-Роп, закончивший говорить по туммеру, хмыкнул.
- Это может быть похоже на что угодно, брат, - сказал он. - Но гоки никогда не поверят, что здесь не обошлось без сатианетов! Ни-ког-да!
- Отправляйтесь к себе, - приказал Ларрил бежевому ту, - подготовьте полный медицинский отчёт по данному инциденту, и как можно скорее! Только имейте в виду - в отчёте должен фигурировать единичный случай, вы меня поняли?
- Вполне, - кивнул Ту-Ганн, - никто ничего не узнает про молоденького юмбаи и пожилого проангела, которых мы посетили сегодня. Однако отчёт по всем троим будет предоставлен вам в ближайшее время.
- Благодарю, - коротко кивнул Ларрил и повернулся к Ту-Ропу. - Что с сатианетами?
- Местоположение определялось по грэшерам. Патрули отправлены на сигналы и уже начали подтверждать физическое присутствие.
- Ту-Ганн, - Ларрил приблизил к губам туммер - ту уже покинул ячейку, - вам ещё понадобится осматривать тела в местах обнаружения?
- Нет, командор, - донёсся глуховатый голос ту. - Ваши ребята отсканировали всё вокруг с учетом возможных параметров. Больше мне ничего не нужно.
Проангел переключился на другой канал связи.
- Тоши, убирайте останки в Красном и Синем секторах. Думаю, не стоит напоминать, что это нужно делать незаметно?
- Последнее подтверждение, мой командор, - доложил Ту-Роп. - Местоположение всех сатианетов выявлено, наблюдение установлено.
- Отсканируй помещение, - Ларрил вздохнул. - А мне придётся сообщить Распорядителю Кри-Горну пренеприятнейшее известие...
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Время текло неспешно, застилая полотно жизни долгими дорожками дней, оплетая лентами одиноких ночей. И не было желания вылечить раны, но не было боли, чтобы позволить себе забыть. К тоске по ушедшим прибавилась тоска по живым. Сердце - одинокий охотник, который следует тенью за тоской и всегда нагоняет.
Татьяна не сомневалась - нужно ли было то, что произошло? Минуты, проведённые с Ларрилом, вспоминала без улыбки, но и без слез, лишь сладко ныло внутри, и жар его поцелуев казался горечью.
Всё же странно оживать. Ощущать себя заново - сначала маленькими частями, а затем сложным, противоречивым существом, о котором то ли позабыла, то ли не знала никогда. Процесс оказался болезненным. В коконе горя было спокойнее. Не рвалось всполошенное сердце, новые эмоции не нарушали размеренного спокойствия истекающих мгновений. Она так долго выстраивала собственный скорбный мир под зелёным одеялом горя, что обрушившийся внезапно круговорот взбудораженных мыслей и неясных ощущений вызывал раздражение.
Теперь Татьяна дольше обычного плавала в бассейне Лу-Тана. Вода придавала сил и баюкала душевный покой в прохладных объятиях, вызывала странные, полусумрачные видения. Иногда Татьяна подолгу зависала у самого дня, наблюдая стремительные тёмные тела, проплывающие под закрытыми веками, лучи света, падавшие отвесно и расцвечивающие каких-то мелких, похожих на креветок, существ во все цвета радуги. Рекорд безвоздушного существования теперь составлял пять минут в неподвижности и четыре с половиной - в движении. Способности, неведомым образом переданные ей Лу-Таном, прогрессировали. Однажды, после очередной пробежки по коридорам станции, Татьяна медленно возвращалась к себе. Дышала глубоко, чтобы успокоить сердце. И вдруг поняла, как можно это сделать по-другому. Она представила себе, что лицо погружено в воду, и шум в ушах неожиданно стал стихать - кровь успокаивалась, сердце, взбудораженное тренировкой, переставало сердито ворочаться в груди. За минуту она вернула пульс в состоянии нормы, да так и застыла посередине коридра, удивляясь. Ранее, как и хотела, Татьяна провела глубокое сканирование своего организма, надеясь отыскать следы Лу-Танова вмешательства в её физиологию. Икринка ничего не обнаружила, кроме повышенной нейропроводимости мышечной ткани, как у спортсменов, участвующих в ежедневных тренировках. Загадка была сокрыта в лабиринте мозговых извилин. Возможно, глубинный сканнинг коры мозга помог бы её разгадать, но Татьяна никому не пожелала бы участия в такой процедуре.
Вечерами, после того как она уходила спать, коридоры станции заполняла какофония звуков. Э включал полное звукопоглощение в хозяйском секторе, а в остальном пространстве буйствовала земная музыка - царственная и дикая, прекрасная и агрессивная, мелодичная и непонятная. Управляющий Разум, одним махом вытянув музыкальную культуру со всех информационных спутников Земли, не делал разницы ни между жанрами, ни между исполнителями. Только Реквием пока оставался его единственной постоянной любовью. Даже в течение дня то тут, то там звучали величественные аккорды, и Татьяна так привыкла к ним, что перед каждой проводимой виртуальной операцией или манипуляцией просила Э проиграть тот или другой отрывок. Впрочем, манипуляции были не только виртуальные. Начался очередной виток "цикличности травматизма", как называл это старый крелл. Станцию наводнили пациенты с ушибами, вывихами, другими травмами или "болезнями невнимательности" - как определяла их для себя Татьяна. Например, одними из посетителей были пятеро д'хокков, отравившихся экзотическим для них и оттого неверно приготовленным продуктом из дальнего рукава галактики. Бедолаги были так плохи, что до М-63 просто бы не добрались. Потому они вывалились из Потока на ближайшем перекрестке, надеясь послать сигнал о помощи, и были при помощи МОД Лазарета транспортированы к станции, где подверглись поочередной процедуре глубокого промывания внутреннего вместилища и эндосмосу жизненной жидкости через Икринку. Пациентами д'хокки оказались замечательными. Они строго выполняли все процедуры, а в перерывах между ними послушно сидели в выделенных им двух секторах, иногда меняясь местами и напевая тихие, заунывные песни, похожие на бурчание голодных желудков. Что было не удивительно, ибо до полной очистки организма от токсинов Татьяна запретила им питаться чем бы то ни было, кроме пищи родного мира. Вскоре после д'хокков прибыл тот самый юмбаи, который когда-то мужественно терпел перевязку сломанной конечности. На финальном векторе жизненного пути, - так, во всяком случае поняла его Татьяна, настоявшая, чтобы он говорил на родном языке, - юмбаи Шаги решил связать свои щупальца с юммой Рисой, десятиногой "девушкой" нежно-сиреневого колора - цвета восходов и закатов Юмбы.
Изучая анатомию юмбаи, Татьяна была поражена природой, которая столь прихотливо выстроила в теле жителей сиреневой планеты репродуктивные процессы. Десять конечностей-щупалец были универсальными, использовались и для передвижения, и для хватания, и... для размножения. Правда, не все. Количество конечностей, имеющих одним из назначений репродуктивное, различалось для особей мужского и женского пола. У юмм - колебалось от двух до трех. У юмбаи - от трех до шести. Таким образом, стандартный представитель мужского рода мог передавать генетический материал различным представительницам пола женского, а количество родовых вариаций в этом случае возрастало.
Юмба была странной планетой - тягучие воды Мирового океана удерживали две половинки одного гигантского материка, поделённого на неравные части катаклизмом прошлого, о котором ничего не было известно. Обитаемый Восточный материк обладал довольно комфортными условиями проживания - скалистыми каньонами, расщелины между которыми поросли толстоствольными деревьями с раскидистой кроной, привольными степными пространствами, нынче преобразованными под сельхозугодия. На ветвях деревьев жители любили отдыхать, наблюдая закаты и рассветы в сиренево-лазоревой гамме, которые на Юмбе отличались необычайной красочностью. Промышленных городов было всего пять - рядом с местами глубоких тектонических распадов, обнаживших недра планеты, богатые различной рудой, поделочными и полудрагоценными камнями. В остальном, планета была аграрной, поставляла Ассоциации около десяти видов растительной основы, которая потом перерабатывалась в составляющую для биомасс. Тёплая почва Юмбы отличалась исключительно богатым составом микроэлементов, потому даже инопланетные растения из тех, что приживались здесь, достигали гигантских размеров и урожаев.
Второй континент, как раз тот, который посещала Татьяна Викторовна вместе с Миррелом, был необитаем. Его природа отличалась дурным характером: взбалмошным, взрывным (в прямом смысле) и непредсказуемым. Юмбаи тщательно изучали процессы, которые шли под земной твердью континента, но осваивать не спешили, понимая, что любые усилия по колонизации будут легко сметены неуклюжей рукой стихии.
Страх перед перенаселённостью Восточного континента стоял перед жителями всегда, ведь цепи немногочисленных островов на полюсах планеты, которые поддавалась освоению, большого количества населения вместить не могли. Возможно, именно эта постоянная проблема явилась причиной прихотливой эволюции, в которой щупальца юмбаи, каждое в отдельности, могли выступать в роли органа размножения только единожды, становясь после это обычным двигательно-хватательным органом. И у юмбаи Шаги как раз оставался "последний выстрел", который не должен был пройти вхолостую.
Юмму Татьяна подвергла обследованию в первую очередь. Прелестная Риса страшно смущалась, становясь тёмно-фиолетовой, её лемурьи глаза щурились, скрывая под морщинистыми веками испуганный взгляд.
- Не надо волноваться, - ободряюще улыбнулась Татьяна, мысленно давая приказ Э начать сканирование, - в процедуре нет ничего страшного. Вы просто отдыхаете и думаете о приятном. Хотите, я включу вам музыку?
Риса перевела напряжённый взгляд с потрескивающих и идущих сполохами стенок Икринки на Татьяну, и в глазах блеснуло любопытство.
- У вас есть наша музыка?
Татьяна рассмеялась.
- У Управляющего Разума есть всё, - она говорила не совсем уверенно, ибо юмбайский язык до сих пор давался ей тяжелее, чем ангальез, тем более, что разговорной практики почти не было. - Ваша музыка... наша...
Риса изумленно смотрела на неё.
- Ваша планета, кажется, называется ЗемлИ?
- Почти так.
- И у вас есть музыка?
- Да, - Татьяна Викторовна села в кресло, чтобы Риса могла её видеть, не меняя положения в Икринке. - А что здесь удивительного?
- Музыка - дар Богов! - серьёзно заявила юмма, и глаза её посветлели, словно она смотрела с высокого обрыва на лунную дорожку, убегающую к горизонту. - Ею они наделяют тех, кто достоин их близости. Или тех, в кого верят...
- Может, вы и правы, юмма Риса, - Татьяна улыбнулась, но улыбка вышла печальной. - Мне лично приглянулось второе утверждение.
- На вашей планете нет достойных? - изумилась юмма.
- Есть. Конечно, есть. Но иногда кажется, что, даже с учетом их, наш мир - ошибка природы. Давайте не будем о грустном. Какую музыку вы предпочитаете слушать?
Риса помолчала, слабо шевеля щупальцами. Страх уже исчез из её взгляда - Икринка тихо потрескивала, не причиняя никаких неудобств, узконаправленные сканирующие щупы смешно и совсем не больно щекотали конечности и вытянутое грушеобразное тело пациентки.
- Музыку, в которой начинается утро великого дня, - наконец, сообщила она, чем ввела Татьяну Викторовну в недоумение.
- Интересная аннотация, - заметила та и замолчала, задумавшись.
Неожиданно что-то изменилось, словно солнечные лучи пробили стену и закружили пляшущие пылинки, которых в стерильном воздухе операционной просто быть не могло. Тихие звуки окрепли, по восходящей поднимаясь к зениту вместе со светилом, вытряхнувшим из глубокой коробки ночи великий день. Юмма, распахнув глаза и затаившись, слушала чужую музыку, словно божественное откровение.
Татьяна удивленно подняла голову и посмотрела на потолок. Знала, что Управляющий Разум повсюду, но никак не могла отделаться от привычки, что он, как те самые Боги, наблюдает за ней откуда-то сверху. Она благодарно улыбнулась. Надо же, какой прогресс с ним происходит, уже до Грига добрался и проникся им так глубоко, что чётко уловил ассоциацию маленькой юммы!
И ведь он прав! Для Рисы действительно грядет Великий день, ведь юмбаи Шаги готовится стать её первым мужем и отцом первого ребенка. Она же для него - последняя радость, опора в старости, молодая кровь, бурлящая в венах, надежда подарить этому ребенку всю ту мудрость, что не скопил для других, ибо тогда был моложе.
Последние аккорды стихли. Юмма молчала, смотрела затуманившимся взглядом внутрь себя, словно уже видела пригревшийся маленький комочек плоти, что скоро подарит ей обожаемый Шаги.
Татьяна Викторовна, тихонько улыбаясь, отдала приказ Э, и глаза Рисы закрылись. Пускай спит и видит сладкие сны про смешную, хаотично машущую щупальцами копию супруга. Сканирование закончилось. Откинувшись на спинку кресла и прикрыв веки, Татьяна просматривала данные исследований, по ходу делая пометки в разделах профилактической программы. Молодой, здоровый организм пациентки был готов к вынашиванию ребенка, но зачатие могло представлять проблему из-за низкого уровня половых гормонов, ведь Риса была родом с побережья, а тамошние юммы развивались медленнее своих внутриконтинентальных ровесниц. Итак, не помешает очистка организма, усиленная минерализация тканей и некоторое повышение уровня гормонов в крови.
Татьяна запустила необходимые процессы, выполнила подстройку систем на основании постоянно поступающих от Э данных, и вышла из операционной, радуясь ждущему у порога Биму и тампу, с суматошным чириканием обвившемуся вокруг её запястья.
К своему удивлению она не нашла юмбаи ни в кухне, ни в покоях, отведённых новобрачным. Шаги обнаружился в смотровой, висящим на странном сооружении, напоминающем палку с двумя поперечинами.
- Вы не возражаете, доктор Танни, я просил Управляющий Разум вырастить мне лилэо?
- Нет, - она села в своё кресло и с интересом воззрилась на красиво поименованную палку.
- Прекрасный вид отсюда, - сказал юмбаи. - Звёзды сопровождают меня в пути, но я не устаю радоваться им. Истинно велики Боги, создавшие вселенную!
- Религия в вашем мире много значит даже для пилотов, ветор? - спросила Татьяна.
Ей нравился старый космический волк, пилот гембалы класса "Попутчик", управлявший своим кораблём, окружённым непредсказуемыми астероидами, в одиночку.
- Особенно для пилотов, доктор! - серьёзно заметил Шаги. - Мы же водим наши гембалы под их крыльями, а планеты остаются внизу. Неужели вы не чувствуете этого, живя здесь?
- Распростёртые крылья богов? - Татьяна сдержала улыбку, чтобы не обидеть старого юмбаи. - Это звучит, как строка из божественного псалма, а я в них плохо разбираюсь.
Шаги искоса посмотрел на нее.
- Вы ещё молоды, доктор. Поживёте подольше - разберётесь. Стоя на пороге, можно смотреть в обе стороны, а можно запрокинуть голову и любоваться небом. Что с моей юммой?
- Не беспокойтесь о ней, ветор. Она готова к последствиям близости. Я чуть-чуть подкорректирую гормональный фон, чтобы всё прошло идеально, и затем примусь за вас.
Землянин с юмором хмыкнул бы - юмбаи заурчал.
- У меня пять детёнышей, - довольно заявил он. - Всех цветов неба - кроткого и не очень. И каждую из их матерей я любил, мне казалось, особенной любовью... - он помолчал, покачиваясь на перекладине, - ...как кажется сейчас.
- Вам не кажется, - тихо ответила Татьяна. - Так и есть. Время делит жизнь на части, но память не может поделить.
Шаги одобрительно помахал щупальцами.
- Дети - вот наша память, - назидательно сказал он. - И они времени не по зубам, вы правы, доктор. Потому что у них будут их дети, и так далее...
Сердце пропустило удар, болезненно среагировав на слова ветора. Татьяна давно запретила себе сожалеть о том, что они с Артемом не успели с ребёнком. Закрыла мысли об этом в засыпном огнеупорном сейфе сознания, и ключ выкинула из окна самолёта. И они не рвались изнутри - эти невыплаканные слёзы, но иногда, как сейчас, нападение происходило снаружи.
- Вы не голодны? - поспешно спросила она и, получив отрицательное махание трех щупальцев в ответ, поднялась. - А я - да. Пойду, перекушу.
Но вместо кухни направилась в Центр управления. Села за пульт, положила лоб на сцеплённые пальцы и пригорюнилась. Слова ветора ударили неожиданно, как наёмный убийца из-за угла. Неожиданно и безошибочно.
- Знаете вы, отчего большинству разумных существ не дано ведать о своей судьбе? - вдруг заполнил помещение низкий голос.
Татьяна изумлённо вскинула голову.
На стене, в том месте, где обычно Э выводил экран связи, клубилась раз виденная тьма, из которой выглядывало эффектное бело-чёрное лицо.
- Ирбис!
- Да, Лу-Танни, - чёрные губы растянулись в улыбке. - Но вы не ответили на мой вопрос.
Татьяна нахмурилась.
- Никогда не была фаталисткой, - сказала она, откидываясь на спинку прогнувшегося для удобства кресла, - мне всегда казалось, что человек сам выстраивает собственную судьбу и потому не может знать её. Ибо, пока он не совершит тот или иной поступок - путь не определён!
Таинственный посетитель рассмеялся странным, горловым смехом.
- Вот именно. Вы ещё ничего не сделали для того, чтобы грустить. Отчаяние вам к лицу, Танни. Отчаяние, а не печаль.
Она смотрела на него, подняв брови.
- Я не понимаю вас...
- Вы не понимаете себя, - пожал плечами Ирбис, и она впервые обратила внимание, что его плечи тоже изукрашены прихотливыми цепочками чёрных пятен на белой шкуре, - куда уж вам понять кого-то ещё!
- На моей родной планете, - сердито сказала Татьяна, - подобное поведение называется хамством.
- А на моей родной планете говорили - если не понимаешь себя, выйди из мира и войди заново. Что вы думаете о Гессе?
Татьяна Викторовна едва не подавилась воздухом.
- Что???
- Вы же любите "Игру в бисер", Лу-Танни! И вам нечего о ней сказать?
- Почему вы задаете такие странные вопросы?
- Потому что хочу получить странные ответы. Пробудить в вас странные мысли... воспоминания...
Будто спугнутая птица коснулась суматошным крылом виска. Жар на мгновение затопил сознание, сдвинул его, словно крышку гроба, приоткрыв исподнюю розовую обивку. "Мастер не считал себя мудрым, - неожиданно прозвучало в голове, словно проснулось, - но мудрость настолько обширна и тяжела, что сотни книг можно написать по одной только его строке...".
- Вам задали вопрос, Танни, но не дождались ответа. Почему - вы - любите - Гессе?
- Я... я не знаю, - совершенно растерялась Татьяна.
Через щёлку в броне, пробитую его вопросами, начали просачиваться отрывочные воспоминания. Она вспомнила о нападении, произошедшем в околопланетарном пространстве Земли, но больше ничего конкретного, кроме того, что в тот момент ей просто необходимо было куда-то прибыть.
Мгновенье Ирбис, чуть не вываливаясь из клубящейся темноты, смотрел на неё.
- Так вспоминайте, аллорх ха!
Угольная пыль ударила в лицо, застила белизну комнаты и скрыла яркость кристалиновых глаз. Когда Татьяна пришла в себя, стена снова была белой и стерильной. Ни следа черноты вокруг.
- Э, - воскликнула она, - что нужно для того, чтобы отследить местонахождение источника сигнала?
Панель управления изменилась, вывела внутренний дисплей, по которому побежал список необходимого оборудования. Татьяна не дождалась его окончания, шлепнула по поверхности, как всегда делал Лу-Тан.
- Заказывай всё! И будь готов осуществить полное подключение к архивам станции! Я испытываю настоятельную необходимость узнать про отношения Лу-Тана с этим субъектом!
Она резко поднялась и вышла, направившись в операционную. Юмма Риса была готова к пробуждению.
***
С юмбаи Шаги проблем, к удивлению Татьяны, не возникло. В полётах ветор вёл аскетический образ жизни, во время краткосрочных посещений родного мира не пускался во все тяжкие, мудро полагая, что сдержанность в еде и питье не должна носить периодический характер. К своему вполне преклонному возрасту, он сохранял ясный ум и отменное здоровье. После обследования Татьяна вызвала к себе 'новобрачных' и сообщила, что теперь оба готовы к зачатию и могут спокойно отправляться домой. Однако юмбаи, пожевав морщинистыми губами, обнял свою юмму сразу пятью щупальцами и ответил, что его благодарность безгранична, но они с Рисой решили остаться на станции до тех пор, пока новая жизнь не появиться внутри неё, и Татьяна Викторовна не подтвердит этого лично.
- Риса рассказала мне об услышанном и более того, просила Управляющий Разум проиграть мне ту мелодию. Мы не зря явились сюда, доктор Танни. С вами благословение Богов, и мы бы хотели, чтобы искра нашей общей жизни зажглась в вашем присутствии, - заявил ветор, каждым словом вгоняя Татьяну Викторовну в жаркий румянец.
- Эмм... - промямлила она. - В моем родном мире такие вещи делают тайно...
- Это не препятствие! - заурчал юмбаи. - Достаточно вашего присутствия на станции. Нескольких циклов нам вполне хватит!
Татьяна Викторовна мысленно взялась за голову. Впрочем, как показала практика, новобрачные вели себя исключительно тихо. Э вырастил для них два лилэо рядом, и они часами висели на них, сплетя щупальца. Проходя мимо двери в их покои, Татьяна ускоряла шаги. Дыхание сбивалось от странного, нерационального чувства то ли потери, то ли жалости. Только вот кого она жалела и почему - никак не могла понять.
Как расцветает цветок в пустыне, так наполняли станцию тихие шорохи чужой любви. Кружили голову, снимали с сердца оболочку за оболочкой, покров за покровом. И пальцы сами тянулись к панели управления, чтобы послать полный отчаяния вызов через ледяные преграды космоса и получить ответ. Пусть лишь только одно слово, взгляд, жест...
И каждый раз она останавливала себя. Ларрил ни разу не вышел на связь с тех пор, как покинул станцию. Возможно, ему требовалось время осознать случившееся. Но и ей оно тоже было нужно. Так откуда тогда эта тоска в подушечках пальцев, это тепло и жжение внутри, это глухое, копящееся раздражение?
Всего через четыре суточных цикла Икринка подтвердила зарождение новой жизни внутри Рисы. Юмма, оплетя себя щупальцами и взволнованно жмурясь, смотрела на стену операционной, куда Э вывел картинку малюсенькой, хаотично двигавшейся по одному из щупалец, клеточки.
- Шустрый какой, - улыбнулась Татьяна, но пациентка отрицательно помотала парой конечностей.
- Это юмма, - застенчиво произнесла она, и огромные шоколадные глаза с золотыми крапинками совсем закрылись от удовольствия, - маленькая юми...
- На таком сроке ничего наверняка нельзя сказать... - осторожно заметила Татьяна Викторовна.
Риса смешно замахала на неё щупальцами.
- Что вы, доктор Лу-Танни! Я просто знаю... Знаю!
И она заурчала с таким счастьем, что у Татьяны прихватило сердце.
Вскоре она, улыбаясь, провожала пару, которая выглядела так, словно ребенок уже родился, сделал первый шаг и сказал первое слово. Когда белые двери шлюзовой скрыли их ярко-расцвеченные тела, улыбка как-то незаметно исчезла с лица, словно тени стерли её. Бим вопросительно поглядывал на хозяйку снизу вверх, откуда-то появился Шуня, разлегся на груди ожерельем, ощупывая её подбородок своими ниточками - то ли шерстинками, то ли конечностями.
'Отчаяние вам к лицу...' - сказал загадочный гость, который приходил одному ему ведомыми путями. Возвращаясь в операционную, чтобы привести в порядок ментальные записи проведённых процедур, Татьяна вдруг всерьёз задумалась о том, почему ей так нравилась тяжелая, неудобоваримая, абсолютно нечитаемая 'Игра в бисер'?
Не оттого ли её влекла история Иоганна Кнехта, что, не смотря на все встречи, преподносимые судьбой, в глубине души ученик, а затем и магистр Игры, оставался тем, полным одиночества человеком, которого она открыла в себе самой после смерти Артема? Оттого ли одиночество не тяготило его, что являлось границей недостижимой мудрости, к которой герою Гессе, возможно, удалось приблизиться вплотную на пороге смерти? Одиночество - ответ? Или мудрость? Или... мудрость одиночества?
Пространство перед глазами вдруг выгнулось дугой. Чтобы не упасть, Татьяна отшатнулась к стене коридора. В памяти мелькнула темнота, качающая чужие звезды - тень корабля, того самого, что совершил нападение. Едва немного отпустило, она дрожащей рукой провела по лбу, отирая испарину. Картинка не складывалась. Чреше навел на мысли о том, что нашёптывал чужеродный голос в экзосфере Земли... Чреше заставил вспомнить первое названное имя, которое, только что щёлкнув волшебным Кракатуком, на мгновение сместило сознание с законно занятого трона. Обрывки слов и фрагменты мыслей кружились вокруг, вызывая ноющую головную боль и тошноту. Были ещё имена! Она помнила точно! Под музыку великого Амадея что-то оставило в её сознании семена, которые то ли пытались прорасти, то ли взорваться. И то и другое явно представляло для неё угрозу. Чреше?..
Татьяна Викторовна, не отлепляясь от стены, вслух и про себя повторила в разном порядке сочетания слов 'Гессе' и 'Мудрость одиночества'. Ничего не произошло. Если они на что-то действовали в её сознании - это уже случилось. Удивительно, но впервые за всё время, проведенное на станции, Татьяна пожалела, что рядом нет мужа. Да, она скучала по нему, отчаянно тосковала, но не ждала с тех самых пор, как крышка гроба закрыла его измененное травмой лицо. А вот сейчас остро захотелось ощутить поддержку близкого человека. Вдвоём они бы смогли подумать и понять происшедшее, найти выход. Чувство было мимолетным, как ночной мотылек. Она сама знала ответ - глубинный сканнинг головного мозга помог бы разобраться. Но всё в ней сопротивлялось против этой процедуры. И был ещё простой человеческий страх боли.
Татьяна без сил опустилась на корточки и ткнулась лицом в тёплый пёсий лоб. Бим поскуливал - ощущал смятение хозяйки. Шуня тихонько трогал своими ниточками её лицо, щекотал за ухом, дергал за пряди, словно пытался рассмешить и расшевелить. А у неё не было сил подняться.
Она просидела у стены около часа. Пространство более не выкидывало фортелей, головная боль потихоньку стихла. Татьяна поднялась и решительно направилась на кухню. Пускай кофе было немного, сейчас он был ей необходим.
Татьяна даже синтезированного Э сахара не стала класть. Вылила в себя чёрную горечь, похожую на жидкий асфальт, вместе с крупинками зёрен. Громко сказала 'Ффууу!', запила двумя чашками воды и всё-таки пошла в операционную. Данные обследований юмбаи были структурированы, добавлены в банк пациентов и выложены в Общую сеть Лазаретов.
От крепкого кофе на языке осталась горечь. Странное чувство, но горечь ощущалась и на сердце, словно и его она макнула в дымящийся напиток. Татьяна бы хотела сейчас окунуться в искрящиеся воды Лу-Танова бассейна, но вместо этого, сжав губы, направилась в Центр управления. И только протянула руку к панели связи, как та активировалась, разнеся сигнал по станции. Татьяну Викторовну вызывали с М-63. Не веря глазам, она увидела Ларрила на экране. Проангел похудел, под глазами залегли тёмные тени.
Они всмотрелись друг в друга и спросили в один голос:
- Что случилось?
Повисла пауза. И снова одновременно лёгкая улыбка тронула их губы.
- Прости, что долго не мог связаться с тобой, - первым заговорил Ларрил. - У нас тут непредвиденные обстоятельства. Без предупреждения прибыло посольство гоков из сектора Дох. Ну и ещё... всякое...
Татьяна кивнула. Переполох на станции, где постоянно пребывали сатианеты, она могла себе представить. Но сердце тревожно сжалось не от этого. А оттого, что он не договаривал.
- Ты выглядишь устало, Танни, - проангел склонил голову набок, - много работы?
- Не то слово! - улыбнулась она в ответ. - Но теперь я крёстная мама маленькой юми... Только, пока не знаю, какого она будет цвета - как мама или как папа?
- Что такое крёстная мама? - нахмурился Ларрил.
Путаясь в ангальезском произношении и фразах, она кое-как объяснила значение слова. Ларрил кивал, слушая, но ей показалось, что мысли его блуждают где-то далеко.
Когда она замолчала, он продолжал смотреть на нее, не говоря ни слова, далёким сумрачным взглядом, от которого внутри рождался и растекался по венам холодок.
- Я хочу, чтобы ты была рядом, Танни, - вдруг хрипло сказал проангел, и Татьяна удивлённо вскинула брови, так неожиданно случился переход от его отрешенности к таким близким и понятным вещам. - У меня дурные предчувствия. Граэль редко посещает нас - это анги ходят его путями. Сегодня ночью я говорил с ним. Не помню дословно, но он обещал потери, большие потери. Он знает, что говорит, ведь его чёрные крылья бросают на землю тень, под которой скрываются мертвые... Я впервые видел его во сне, Танни, и мне... мне не по себе!
Молча, Татьяна смотрела на него. Что она могла ответить? Будь её воля, оказалась бы рядом за долю секунды, губами, руками, шёпотом сняла бы с него липкую паутину сна и призрачных предчувствий, чтобы затем... вновь вернуться в Лазарет.
Ларрил поднял руку и протянул ей. И, повинуясь его жесту, она тоже потянула ладонь к экрану. Они танцевали в пустоте - эти трепещущие пальцы, танцевали и не находили друг друга. Но тайные токи тянулись между ними сквозь пространство и время, согревая сердца, изгоняя мысли об одиночестве.
- Танни, - тихо сказал Ларрил и сделал движение крылом, словно кончиком его провел по её щеке, - я освобожусь и сразу же прилечу! Как только разберусь с делегацией...
И он снова нахмурился, вспоминая те проблемы, что свалились на станцию в последнее время.
- Я буду ждать... - с трудом произнесла Татьяна. Забыла уже, как говорить такое, сами слова позабыла!
Проангел прервал связь. Дурной вышел разговор. На душе стало тяжелее. Нет, надо вернуться к бассейну!
Вода приняла в своё лоно и убаюкала на сверкающих пажитях. Татьяна парила между поверхностью и дном. Казалось, в сумраке шоры спали, и все каналы сознания открылись для приема того, что желала сообщить Вселенная. Где-то в толще пространства, пересекая временные флюктуации, летел незнакомый ей оранжевый корабль, похожий на длинный ластик со скошенной стороной, и она даже рассчитала в уме, используя данные обучающей программы управления МОД, скорость полета в Потоке и примерное время прибытия к станции.
К моменту приближения незнакомца Татьяна немного пришла в себя, успела перекусить и терпеливо посидеть в кресле смотровой вместе с Бимом и Шуней. Последний, правда, сидеть не пожелал - вновь полез на прозрачную перегородку и, растянувшись тонкой пленкой, ползал от верха до низа до тех самых пор, пока корабль не вышел из прорехи и не приблизился к станции, закрыв часть обзора. Э вывел экран на стену смотровой. Татьяна невольно усмехнулась, разглядев ещё более мрачное и высокомерное, чем во время последнего разговора, лицо Тсалита.
- Командор, - она вежливо склонила голову.
- Меня лучше называть броненоссер, - проскрипел тот. - Командор - это звание, принятое в Ассоциации.
- Как скажете, броненоссер, - кивнула Татьяна. - Отчего вы не пришвартовываетесь?
Тсалит тяжело вздохнул.
- У меня просьба, доктор Лу-Танни. Возможно скрыть мой корабль в вашем доке? Я здесь неофициально, и мне не хотелось бы, чтобы фалгран находился в визуальной доступности.
Татьяна Викторовна поднялась, подождала, когда Шуня обовьётся вокруг запястья.
- Конечно, я сейчас выгоню МОД.
Через некоторое время сатианет, слегка прихрамывая, миновал порог шлюзовой. Стоявший рядом с Татьяной, возбужденно повизгивающий Бим, резко перестал махать хвостом и опустил голову к полу, глядя исподлобья. Татьяна покосилась на пса, но ничего не сказала.
- Располагайтесь в том же секторе, где и в прошлое пребывание, - она указала рукой направление. - Где находится синтезак, вы знаете. Подготовительные процедуры начнём завтра - сегодня уже поздно. Не возражаете?
Сатианет повёл тяжелой головой. Молча переложил небольшой контейнер с вещами из одной руки в другую и двинулся в сторону своих покоев. Татьяне показалось, или он был смущён и растерян?
Бим отлепился от Татьяниной ноги и, тихо ступая, пошел следом за Тсалитом. Кажется, он всерьёз решил следить за каждым движением подозрительного гостя. Шуня бесшумно полетел следом.
Татьяна улыбнулась, заметив, как обернувшись и увидев пса, идущего за ним по пятам, бравый броненоссер ускорил шаги. Она проводила сатианета и пса смеющимся взглядом и вернулась в покои Лу-Тана. Ей показалось или действительно ощущение того, что она чувствует пространство вокруг станции, появилось на миг, пропитав толщу воды и её сознание?
Нырять Татьяна не стала. Скинула кеды, вытянулась в шезлонге, по привычке прижав к груди тяжёлую блестящую фигурку крелла, и устало закрыла глаза. В холодильнике ждали своей очереди две печени оруха, а также ноги и головы злосчастного животного, которые ей, по всей видимости, придется аннигилировать, чтобы освободить место для следующих опытных образцов неугомонного Лепилы. Но не было сил встать и пойти в операционную.
Откуда-то прилевитировал тамп, забрался к ней на плечо, похрюкивая, запутался в волосах и затих. Татьяна уже сонно погладила его ставший гладким бочок и вдруг подумала, что было бы интересно просканировать Шуню, чтобы определить, наконец, для себя, что он из себя представляет? Холодная фигурка крелла в ладонях теплела, выскальзывала из пальцев, и Татьяна ловила в сверкающей воде стремительные силуэты, кружащие вокруг...
***
Ранним утром следующего дня Татьяна Викторовна, пробегающая положенные круги по коридорам станции, наткнулась на сатианета, неторопливо шедшего в сторону кухни. За ним, на некотором расстоянии, тенью следовал крайне подозрительный Бим, дышал в спину, чуть подрыкивая на выдохе. Тсалиту сопровождение явно было не по душе.
- Отзовите вашего хищника, - воскликнул он, увидев Татьяну, - он ведет себя так, как будто я - худшее из всех зол Галактики!
Татьяна замедлила бег, перешла на шаг, экономя дыхание и движения, подошла к Тсалиту. Сатианет молча смотрел на неё.
- Так и есть, - усмехнулась Татьяна Викторовна, - собаки помнят тех, кто угрожал их хозяевам. Для него вы, броненоссер - худшее из всех зол Галактики.
- Если нападет - я убью его, - сквозь зубы процедил Тсалит. - Хочу, чтобы вы знали это!
- Он нападёт только, если вы решите всерьёз угрожать мне, - мирно пояснила Татьяна. - И неизвестно ещё, кто кого убьёт первым.
Она решила для себя соблюдать спокойствие, чего бы ей это не стоило. Но и откровенное хамство терпеть не собиралась.
Тсалит с любопытством покосился на Бима и пожал плечами.
- Он такой... не крупный. В чём его сила?
Татьяна мысленно успокоила сердечный ритм и порадовалась, что удалось сделать это быстрее, чем в прошлый раз.
- Вы голодны? - поинтересовалась она. - Предлагаю позавтракать и приступить к предоперационному обследованию.
- Я - голоден, - подтвердил Тсалит, - но вы не ответили на мой вопрос!
Татьяна внимательно посмотрела на него. За прошедшее время сатианет, казалось, постарел, хотя и выглядел, как и прежде, мощным, коряжистым, тем, кого ничто не сможет сбить с ног или заставить сомневаться в прописных истинах своей расы. На неподвижном лице залегли глубокие морщины, надбровные дуги выступали вперед, словно он постоянно хмурил их, совсем забыв, что такое улыбаться. В глубине жёлтых глаз больше не полыхала ярость: два заледеневших светила глянули на неё, и в них Татьяна снова увидела то, что было ей знакомо по собственному взгляду в зеркале много лет назад - близость к смерти. Но было и кое-что ещё. Тсалит не просто видел смерть, стоял рядом, сопутствовал и льстил ей, устилая пространство разрушенными кораблями и безжизненными телами вечных врагов - гоков. Он держал смерть в своих руках.
Татьяна вздрогнула и отвела глаза. Откровение было вспышкой, застящей взор и сдвинувшей реальность. Сил или умения - но чего-то не хватило ей, чтобы в последнее мгновение понять тот чудовищный замысел, что был скрыт под мощными костями его черепа, в глубине пропитанного ненавистью сознания.
- Бим любит меня, - просто сказала Татьяна и подумала, знает ли броненоссер, что такое любить?
- Он просто предан вам, - бросил Тсалит и двинулся вперед, не оглядываясь. - Но это не самое плохое чувство во вселенной!
Татьяна Викторовна яростно глянула ему вслед и вдруг вспомнила цепкие пальцы Лу-Тана на своих запястьях. 'Не позволяйте этому поселиться у вас в сердце, Танни! - сердился старый крелл. - В войне сатианетов и гоков нет правых и виноватых. Нет победителей и побежденных. Она началась в незапамятные времена и первоначальная причина забыта. Но война продолжается: разумные существа гибнут, планеты обращаются в мёртвые небесные тела. Вы услышали меня?'.
Отвернувшись от сатианета, Татьяна медленно пошла в свой сектор, едва касаясь пальцами тёплой поверхности стены. Она услышала Учителя! И запомнила его слова навсегда. Ей надо набраться терпения, отринуть эмоции и сделать своё дело. Сейчас она примет душ и, пожалуй, пару антистрессовых капсул. Никто не выводил её из себя так, как этот бравый броненоссер!
Когда через некоторое время она подходила к кухне оттуда, к её удивлению, пахнуло чем-то аппетитным. Она вошла, терпеливо сидящий перед пустой посудой сатианет встал и поклонился.
- Вижу, вы любите доми? Я осмелился приготовить доми-сол. Это вкусно и питательно. Можете не беспокоиться, доктор Танни, пища безвредна для вашего метаболизма - Управляющий Разум одобрил компоненты.
- Вы ждали меня? - искренне изумилась Татьяна. - Простите, знала бы, поторопилась.
Тсалит укоризненно посмотрел на неё.
- Нельзя оскорблять стол и пищу, используя их в отсутствии хозяйки.
Татьяна вежливо склонила голову и церемонно села, только что не сделав книксен. Сатианет налил в её тарелку густое варево, цветом и запахом явно напоминающее диканкоро.
- Это питательную плазму вы называете доми? - сообразила Татьяна. - Мне тяжело даётся ваш язык. Совершенно непривычные синтаксические конструкции.
Тсалит дождался, когда она возьмёт ложку, и только тогда приступил к трапезе. Взглянул исподлобья на Татьяну, осторожно пробующую незнакомую пищу.
- Вам тяжело даётся божественная логика Великой матери - отсюда лингвистические проблемы! - заметил он. - Если все люди таковы, как вы, нам никогда не понять друг друга. Когда вы преодолеете притяжение вашей планеты и, как и все юные расы, начнёте хищно растаскивать пространство на сектора под собственным протекторатом, может случиться ещё одна война.
Татьяна подавилась доми-сол.
- Тсалит, - откашлявшись, холодно произнесла она. - Вы родились с оружием в руках? В вашей жизни никогда не было смеха, закатов и восходов, сатианы, что была бы вам дорога? Едва открыв глаза и издав первый звук, вы могли думать только о войне? Больше ни о чем? Простите, но я не могу поверить в это! Или... Или вы тяжело больны.
Тсалит методично жевал. Татьяне показалось, или ему действительно нравилось выводить её из себя?
- Я горжусь своим родом, - прожевав, заговорил сатианет. - Он не самый древний, но насчитывает несколько сотен годовых циклов по метрике Сатианы. И в каждом колене члены семьи погибали в войне с проклятыми гоками. Даже если на вашей варварской планетке были войны - а они были, я уверен - ни одна из них не длилась столько, сколько наша. Вот скажите мне, какая ваша война была самой длительной?
- Столетняя? - Татьяна Викторовна пожала плечами. - Татаро-монгольское иго? Броненоссер, я не историк, и не смогу объективно ответить на ваш вопрос. Но я знаю, что когда насилие порождает насилие, кто-то должен взять на себя ответственность остановиться... или остановить безумие.
- Мы работаем над этим, - сатианет довольно покивал. - Когда в галактике не останется ни одного гока, наступят, наконец, мир и благоденствие.
- Убийство - путь гибели души, - воскликнула она. - А вы желаете уничтожения целой расы?
И броненоссер спокойно ответил:
- Да.
С расстройства Татьяна со всего размаху стукнула ладонью по столешнице, отшибив руку.
Боль отрезвила. Ей не должны быть важны взгляды пациента на мироздание и его логику. Важно то, что он здесь, чтобы она могла помочь.
- Готовы приступить к обследованию? - поинтересовалась она, когда трапеза была закончена.
И словно споткнулась об его взгляд.
- Знаете, Лу-Танни, - криво усмехнулся броненоссер, - обычно я не доверяю тем, кто думает не так, как я!
Татьяна пожала плечами, но сатианет резко поднял руку, словно призывая к молчанию.
- Вы не дослушали меня. Это удивительно, но, даже зная, что несколько последующих станционных циклов я буду совершенно беспомощен и в полной вашей власти, я не боюсь вам довериться.
Татьяна Викторовна посмотрела на него изумленно и едва сдержала желание покрутить пальцем у виска.
- Лу-Тан и я спасли вам жизнь, броненоссер, неужели этого недостаточно для доверия?
- Вы молоды, доктор, и идеализируете всё на свете, - отвечал тот. - Увы, для меня недостаточно! Потому и удивляюсь!
И Тсалит, широко шагая, вышел из кухни первым, и уверенно, словно у себя на корабле, отправился в сторону операционной. Почти без усилий Татьяна Викторовна успокоила возмущённый ритм сердца, задышала глубоко и размеренно, поднесла пальцы к глазам, чтобы убедиться, что они не дрожат. Непробиваемому сатианету удавалось выводить её из себя, как никому другому!
Он ждал у входа в операционную - Э не спешил открывать двери в отсутствие хозяйки.
- У вас действительно есть кристалин? - поинтересовался Тсалит, когда Татьяна впустила его внутрь и активировала Икринку. - Интересно, откуда вы его раздобыли? В прошлое мое посещение его у вас не было, а принять подарок Матери вы отказались.
Татьяна молча вытащила из настенного хранилища чёрный контейнер и откинула крышку. Тройственная друза была расколота на части ещё тогда, когда Татьяна Викторовна использовала её осколок для восстановления зуба Ту-Гака. Два октаэдра сохраняли форму, а от третьего остались неровные куски. Впрочем, это не мешало им выплёскивать световые волны, моментально окрасившие операционную в совершенно нереальные цвета.
Тсалит, прищурившись, вгляделся в осколки.
- Я узнаю эту друзу, - медленно сказал он. - Она была частью штрафа, выплаченного нами Ассоциации за нарушение 'Конвенции ведения войны в секторах, для этого выделенных, либо не являющихся собственностью галактических образований'. Я смутно представляю продолжительность жизни представителей вашей расы, Лу-Танни, но на безбедное существование в течение нескольких десятков циклов этого вполне хватит! Вижу, вы уже продали часть?
Она захлопнула крышку контейнера и убрала его в хранилище. Повинуясь ментальному приказу, Икринка вывела наружу платформу.
- Ложитесь! - резче, чем хотела бы, сказала Татьяна Викторовна и уставилась на Тсалита таким тяжёлым взглядом неожиданно потемневших глаз, что он молча повиновался.
Подождала, пока сатианет устоится удобнее, и запустила первую стадию сканнинга.
- Процедура займет какое-то время, - сообщила она, разглядывая выведенное на сетчатку глаз изображение израненной ноги сатианета и прикидывая, что неплохо было бы провести в районе этих повреждений нейротерапию, раз уж он всё равно попал в Лазарет. - Может быть, поспите?
Тсалит согласно кивнул, но не успела Татьяна отдать Э приказ о применении усыпляющего спектра мозговых волн, как броненоссер, действительно, закрыл глаза и заснул, будто подчинился приказу вышестоящего командования. Она изумлённо посмотрела на него. Привычка засыпать моментально, когда выдаётся свободная минутка, была знакома и ей по суточным дежурствам в больнице. Такая способность, если не являлась врождённой, приобреталась долгими часами тяжёлого труда. Труда, от которого подгибались ноги, дрожали пальцы и иногда подташнивало. Она смотрела на сатианета и думала, можно ли войну считать тяжёлым трудом? Что-то внутри шептало: 'Несомненно!'. Но нечто противоположное, не издавшее ни звука, продолжало сомневаться.
Татьяна приказала Э вычислить параметры для подготовки кристалиновых скоб плечевого свода, всё-таки запустила программу глубокого сна, чтобы неожиданно проснувшемуся Тсалиту не пришло в голову выбраться из Икринки самостоятельно, и покинула операционную. Бим ждал у порога и, присев на корточки, Татьяна с удовольствием почесала в меру упитанные пятнистые бока. Несмотря на ограничение пространства стенами станции, Бим не испытывал нехватки двигательной активности. Он с удовольствием бегал вместе с Татьяной по утрам, иногда плавал в бассейне Лу-Тана и, если хозяйка была занята и не могла с ним играть в течение дня, развлекал сам себя, охотясь в смотровой на пролетающие мимо метеороиды, или гоняясь за Шуней. Последнему никогда не надоедало щекотать своими ниточками кожаный пёсий нос, заставляя Бима уморительно чихать. А после тамп с удовольствием левитировал от притворно разъяренного пса, держась нарочито невысоко от пола.
- Иди, гуляй! - сказала Татьяна, поднимаясь. - А я пойду, поучусь, пока Э обследует нашего гостя.
|
Два совершенно разных существа, отличавшихся друг от друга анатомией, физиологией, нравственностью, моралью и верой, вкусовыми и эстетическими предпочтениями, стараясь не замечать друг друга, смотрели вперёд: туда, где разворачивались в темноте разноцветные спектры звёздных мантий, где неведомые сирены пели свои гибельные песни, а война без устали и отдыха собирала жертвы по обе стороны призрачного фронта. Но, даже несмотря на все различия, у старого броненоссера с Сатианы и женщины с планеты Земля было нечто общее. Оба любили смотреть на звёзды. И в этом странном совпадении нашлось место для глупого, нерационального чувства, называемого надеждой.