Я трогаю небо руками, до костú об него обдирая пальцы.
Твердое, как гранитный камень, лучше бы и вовсе его не касаться.
Накрепко кузнец умелый сковал синь небесную гвоздьми-облаками 
с верхним этого мира пределом - черепом древнего Имира-великана.

Сюда вели все дороги, по которым нога моя ступала когда-то.
Карлы за горным порогом звали. Голоса их звенели набатом.
Звали альвы с Кровли высокой, кликали меня ваны и родичи-турсы.
Зов этот остёр, как осока, противиться ему не берусь я.

С трудом разлепляю веки, мертвого сна неспешно стряхнув долгий плен.
Видений жгучие реки прошлого ил несут и поток перемен.
В глаза мне внимательно смотрит одноглазый конунг, поднесший свои дары.
Я знаю, о чем он спросит. Я вижу былое и как рушатся миры.

"Мрачны твои сны", - говорит. Но другого у меня не будет ответа.
Верх Мира пред глазами горит, вслед за зимой никогда не вернется лето.
Мрачней самой жизни нет сна. Не сыскать и во всех девяти мирах.
Больше вам ничего не узнать. Нидхёгга крылья уж месяц закрыли. Пора.