В сумраке они собрались. Восемь фигур, восемь странных существ. Их облик не поддавался описанию, так как каждый миг в нем что-то изменялось, гармонично уступая место следующей трансформации. Лишь одно в каждом из них оставалось неизменным - это цвет, точнее свечение, исходящее от их тел.
Фигуры толпились. Со стороны у наблюдателя возникло бы чувство, что они чего-то ждут. Ожидание явно затягивалось...наконец, фигура с розовым свечением неестественно дернулась, стала ярче и вышла из дымки окутавшего ее света. Теперь облик фигуры уже не изменялся - это была великолепно сложенная девушка. От былой формы у нее остался лишь цвет - розовые волосы и фиолетовые глаза.
- Ах, как же я утомилась от всех этих условностей - прощебетала она - В том виде я чувствую себя полностью обнаженной.
Ее примеру последовала и желтая фигура, превратившись в молодого парня.
- Гелион, как же я давно тебя не видела!!! Смеясь, бросилась на шею к нему девушка с розовыми волосами.
- Я тоже рад видеть тебя, Фиеста.
Поцеловав Гелиона, Фиеста начала танцевать около других фигур, пытаясь обнять или хотя бы дотронуться до них. Но все ее попытки были безуспешны, цветовые существа попросту рассеивались в ее руках. Она же не унывала и кружилась между ними как вихрь.
- Ну разве вам не надоело быть бестелесными? - смеялась Фиеста - Я не видела Вас так давно. Материализуйтесь.
Вняв ее просьбам фигуры стали изменяться и приобретать формы. Спустя несколько мгновений в сумраке стояло восемь человекообразных существ.
Восемь прекрасных человек молча рассматривали друг друга, изучая и вспоминая знакомые черты. Уже очень долгое время не встречались они здесь, уже очень долго они не принимали эту форму, когда-то любимую ими. Каждый из них жил обособленно от других. Все молчали и не делали никаких дружеских движений по отношению друг к другу. Одна Фиеста была рада видеть так называемых родственников. Она перебегала от одного к другому, обнимая и целуя каждого.
- Легко тебе - вздохнула девушка с большими печальными глазами голубого цвета - ты единственная не пострадала в битве...Фиесту передернуло...ее беззаботное порхание между фигурами застыло в одно мгновение. Нежный лавандовый цвет сменился глубоким темным фиолетом.
- Я пострадала со всеми наравне, Отена!!! - выпалила она - и не тебе судить о степени моих повреждений. И если я вернулась первая, это не значит, что мне было легче всех!
Она обиженно надула прекрасные губки и отвернулась. Правда обида ее продолжалась очень недолго, так как через несколько минут она уже мило щебетала с Тороном, предпочитавшим всем другим цветам оттенки зеленого.
Боги, вечные, сущности, высшие силы - их называли по-разному, но суть от этого не менялась. Они были всегда, но так редко собирались вместе. Кто-то предпочитал гулять среди смертных, кто-то почти все время пребывал в состоянии полусна, а кто-то отгородился от всего и всех. Роли менялись в зависимости от настроения, они даже иногда существовали вместе, но очень недолго. А когда-то, давным-давно, еще до битвы, которая разделила всех, они жили вместе. Весело жили, гуляя между мирами или запираясь от всех на некоторое время. Битва закончила это существование, разбив каждого на миллион осколков. Но они не могли отказать ей, своей создательнице, бытию, вселенной в просьбе (или приказу) собраться здесь. Они возникли как часть ее и были преданы ей, как матери.
Но она не любила смертных, ей были скучны и неинтересны миры. Она признавала только таких как она, и любила играть с ними в игры. Иногда с участием своих детей.
Последняя игра была тяжелой и причинила много неудобств. Два бытия столкнули своих сущностей в поединке, но одна из них играла не по правилам. И тогда птица матери этих богов, а именно такое построение создавали сущности в последней битве, распалась на миллиарды мелких осколков. Бытие была в бешенстве, никогда ее не сотрясало так сильно, как в этот раз. Но уже ничего нельзя было сделать. Сущности нельзя убить, но их можно развеять, заставив собираться почти бесконечно.
С этих пор бытие собирала свои сущности по всем мирам, по осколкам соединяя их души. Ведь осколки не просто разлетелись, а возродились в существах как смертных, так и почти бессмертных. Это заставило бытие ходить по мирам и искать частички своих детей.
И вот сейчас работа была практически закончена, восемь были собраны полностью, лишь одна осталась незаконченной. Но сегодня и она должна была присоединиться к остальным. Бытие утомилось за миллионы лет поисков, она хотела отдохнуть и стремилась поскорее исправить свою ошибку.
И сейчас, собираясь в материальное воплощение, она взглянула на своих детей и улыбнулась. Ей не надо было слов, они понимали ее интуитивно. Все замолчали и бесшумно проследовали за ней. Все выглядели как люди. Бытие всегда удивляло - почему ее подопечные любят именно эту форму, но не настолько, чтобы спрашивать - у всех свои причуды.
Взмах руки, и они на поляне с множеством бутонов. Ни один из них не раскрыт, в этом состоянии они находятся уже 970 лет. Именно столько понадобилось бытию, чтобы найти последнюю, самую главную часть своей девятой сущности.
Она отпустила маленькую частичку души в землю. Из него моментально вырос цветок с таким же бутоном, как и остальные. А через секунду цветы начали распускаться. Поляна на время потемнела и озарилась ярким светом, но ничего не происходило. Бытие усмехнулась и впервые за все время произнесла:
- Сбежала. Но как?
*************
Я была нежеланным ребенком. У моих родителей к моему рождению родилось уже две дочери, младшая из которых была на три года старше меня. Мой отец с самой своей молодости был склонен к авантюрам. Я не скажу, что все его идеи заканчивались плохо, некоторые наоборот, позволили приобрести ему статус в обществе и обзавестись неплохим количеством денег. Но всего этого я уже не застала...
Мать моя - красивая по-своему женщина, предпочитала, в отличие от отца, тихий и размеренный быт, но жизнь как правило любит именно таким людям подбрасывать нестандартные ситуации и ломать их. Для нее мое рождение было неким вестником, или напоминанием, что тихой и размеренной жизни она не получит. В общем с самого начала судьба моя как-то не задалась, о чем я в принципе, никогда и не думала - так утверждали другие. Но лучше рассказать все подробнее.
Об отце мне рассказывала мать. Я очень любила, когда она была в настроении вспоминать свое прошлое. Моя мама была великолепной рассказчицей. Думаю и сейчас где-нибудь у костра или за прялкой она вышивает гладь своего рассказа так, что он стелется и укрывает слушателя с головой. А тот сидит, открыв рот и забыв обо всем. Ведь в мире для него существует только мамин голос и ее слова, может именно это ее свойство и моя бурная фантазия так легко позволили мне пережить расставание с привычной жизнью, а может и сам образ жизни. Ведь приученная с детства к вечным переездам, я легко оставляла прошлое и шла дальше.
Ну так вот, отец мой Мартен, родился в незнакомой мне стране. Там обитают невиданные звери и птицы. Люди в этой стране все светлокожие и высокие, каким и был мой отец. В этой стране очень много зелени и цветов, а еще очень часто идут дожди. Мама никогда не видела сама эту страну, поэтому много про нее и не говорила. Но я представляла себе белых-белых людей в теплых шкурах, живущих в деревьях. Мама на эти фантазии начинала смеяться, но каждый раз очень быстро умолкала, расстраивалась и отправляла меня по делам. В эти минуты уже никакие уговоры не могли заставить ее продолжить говорить. Она закрывалась в себе и с головой уходила в работу. Постепенно я научилась не спрашивать о папе, но в моих фантазиях он так и остался высоким белым человеком в огромной шкуре диковинного животного.
Цветом кожи я родилась похожей на отца, она у меня настолько светлая, что среди остальных я сразу выделяюсь, как белая верблюдица среди двугорбых коричневых верблюдов. Может за это меня не особо любили, хотя в этом я сильно сомневаюсь. Зато у моей средней сестры были папины глаза - они пронзительного зеленого цвета, как страна, из которой приехал отец. Старшей достался его рост и удивительный оттенок волос - золотой. У меня же и волосы, и глаза чернее ночи.
Каким образом из своей чудесной страны, где нет палящего солнца, отец перебрался в пустыню, мне неизвестно. Он никогда и никому об этом не говорил, хотя и был любителем поболтать. Перебравшись на новое место, отец очень скоро понял, что заработать хорошо и быстро можно только на рискованных делах. А в это время у правителя города Шатрех от яда умерла жена и его наследник, сын, тоже был при смерти. Никакие колдуны и целители не могли помочь ребенку, они были способны лишь поддерживать в нем жизнь и ждать чуда. Вот этим чудом и стал мой отец. Все целители твердили, что помочь младенцу может только камень из пещеры слез в сатрастовых горах. За этот камень правитель пообещал дать принесшему его дворянский титул и столько самоцветов, сколько весит он сам. А весил шах немало. Многие пытались найти камень, нашлось немало мошенников, которые выдавали за правду подделку, но настоящий камень из пещеры слез принес мой отец. Из него принцу сделали амулет, который и вернул мальчику жизнь. Я думаю, он носит его и по сей день, так как этот камень защищает своего хозяина от всех болезней и ядов.
За это мой отец сразу получил все, чего можно желать - имя и состояние. Вскоре он женился на моей матери, и у них родилась первая дочка. Вроде больше было не о чем мечтать, у них было все для спокойной жизни. Но отец не любил спокойствие, поэтому он раз за разом пускался в новые приключения и сомнительные предприятия. Богатство утекало из его рук, как испаряется влага при жарком солнце. Мама не смогла его остановить и заставить сидеть дома даже рождением второй дочки. Все ее попытки и уговоры были напрасны. Отца хватало максимум на полгода, после чего он становился сам не свой и сбегал из дома. Но он всегда возвращался.
А однажды он не вернулся. Караван, с которым путешествовал отец, пропал в дороге. Никто не знал, что с ними произошло, так как живых свидетелей не осталось.
Вот в это печальное время мама и узнала, что беременна. Еще через некоторое время пришли люди и отобрали у нас дом, так как отец поставил на кон все имущество, чтобы уйти с караваном и вернуться снова богачом.
Мама, оставшись на улице с двумя детьми, попыталась избавиться от беременности и пошла к ведунье, но травы не помогли. Мы выжили.
Почему мы? Да потому что, когда пришло время рожать, оказалось, что в утробе не один ребенок, а двое.
Я - белая, как луна и сестра, золотая как солнце. Она - мой двойник, моя копия, мое отражение. Но отражение абсолютное. Я черная - она белая, я бледная - она золотистая, я жестокая - она мягкосердечная, я темноглазая - она синеокая. Так можно продолжать до бесконечности - мы были одинаковы и различны одновременно.
Когда ведунья сказала, что беременность нельзя устранить, мама взяла детей и отправилась в дом к своей матери и сестре в соседний город с караваном. Но оказалось, что теперь отчий дом не был рад гостям. Во главе семьи встал муж сестры, который отказал в приюте "нищенке с приплодом". А слово мужчины - закон. Когда старшая сестра рассказывала мне об этом, я никак не могла понять кто придумал эти законы. Да, мы слушали сейша нашего каравана, но не слушать его - значит подвергнуть угрозе жизни всех наших людей. Наше племя никогда не бросало людей в беде, особенно женщин. Сейш никогда не был жесток, хотя и отличался хитростью, изворотливостью и умением получить выгоду. Да и куда без этих качеств? Точно не в сейши.
И когда родная семья отвернулась, мама пошла на поклон к племени-каравану, с которым путешествовала для того, чтобы добраться до сестры. Сейш принял ее в свое племя, а потом ровно в срок родились мы.
************
Я не знала другой жизни, чем вечные переходы и пустыня. Мы кочевали от города к городу, продавая и покупая товары. Время от времени к племени прибивались путники, но оставались далеко не все. Я за свои семнадцать лет видала многих, красивых и сильных, которые только временно шли с нами, но их мысли и жизненный путь далек от нашего. Рано или поздно они уходили, но всегда оставляли о себе что-нибудь на память. Бывали также жалкие и трусливые, найденные нами или прибившиеся к нашему пути. Эти долго тоже не оставались - пустыня не терпит слабости. А бывали и те, для кого наш путь становился собственным.
Основное условие проживания в племени для мужчин - защищать, а для женщин - быть полезными.
Мама моя в остановках ткала, сестры и я помогали по хозяйству. Ткать я так и не смогла научиться, узор из под моих рук вечно получался спутанным, как песчаная буря. Мама после нескольких лет обучения плюнула на меня и переключилась на Тати - среднюю сестру. У нее узор был великолепен.
Старшая сестра Анила в четырнадцать лет вышла замуж и вскоре родила ребенка. У нее была своя семья, в которую мама просила не вмешиваться. Но я и Лиола очень любили бегать к ней и возиться с младенцем. Это был милый карапуз, он только-только научился ползать, поэтому мы садились в разных концах шатра и звали его, а он, смешно перебирая ручками и ножками, полз то к одной, то к другой.
Кто такая Лиола? Лиола - моя противокопия, как однажды выразился странствующий путник, прибившийся на время к нашему племени. А я Лаола.
Мы очень сильно отличались с рождения, но все равно были близнецами, а значит практически одним целым, разделенным пополам. Таковы были обычаи племени - имена близнецов не должны сильно отличаться, так как они связаны воедино одной нитью жизни. Поэтому и назвали по обычаю нас практически одинаково. Меня Лаола, так как я родилась первой, а сестру - Лиола. Для матери эти имена были непривычны, но спорить с племенем она не стала. Что означает мое имя мне как-то пыталась объяснить повитуха - бабка, которая принимала в племени у женщин роды. Мне тогда было лет десять. Мы как раз долго стояли на очередной стоянке - глава племени ждал какого-то известия. Ожидание явно затягивалось, мы стояли на стоянке уже более месяца. Население племени развлекало себя чем могло, но большинство от нечего делать ходило в небольшой городок, расположенный в двух часах ходьбы. Мы с сестрой тоже бегали туда - посмотреть на базар, погулять между узкими улочками каменных домов, посмотреть на жителей. Они сильно отличались от нас, но это уже не удивляло, так как за свою жизнь мы насмотрелись на разных людей. Мне не нравился город - он зажимал людей в свои каменные объятия, оберегал и душил одновременно. Он приручал людей к комфортной и уютной жизни, отбирая взамен у них свободу.
Так в один из дней, когда мы с сестрой собирались сбежать в город, нас поймала бабка Таниола. Ей мы нужны были для того, чтобы распутать пряжу. Мы нехотя приступили к работе, поглядывая на солнце. Я тогда еще надеялась, что мы успеем все сделать быстро, но гора пряжи явно говорила об обратном.
Чтобы хоть как-то развлечь нас, старуха начала рассказывать сказки. Слушать было неинтересно, так как все истории мы знали наизусть, а до таланта мамы Таниоле было очень и очень далеко.
Когда тихий монотонный рассказ старухи начал навевать сон, Лиола спросила:
- Таниола, а почему у всех, кто родился в племени, имена либо начинаются, либо кончаются на -ла?
- Это обычай нашего племени, дань уважения песчаному богу Ла.
Слушать стало интересно, я обожала обычаи. Старуха тем временем продолжала:
- Ла - песчаный бог ветра. Он заставляет двигаться море пустыни, именно он покровительствует вечному движению. У каждого племени есть свой бог-покровитель. У нас - это Ла. При рождении в племени мальчика, с Ла начинается его имя, а при рождении девочки ла имя заканчивается.
- А почему у Лаолы и начало и конец на ла?
- Потому что вы близнецы! А близнецы это две половины одного целого, разделенного пополам. В каждом человеке есть мужское и женское, но чего-то больше, поэтому и рождаются либо мальчиками, либо девочками. А у близнецов все не так. Вы как бы разделены только на мужское и только на женское. Тот, кто рождается первым - обычно больше несет в себе мужского. Поэтому Лаола имеет в начале ла. А в конце ла означет, что она все-таки женского рода.
- Значит я мальчик в теле девочки?
Таниола рассмеялась:
- Нет, ты девочка с характером мальчика. Она усмехнулась и посмотрела на нас - а Лиола - истинная женщина.
Какое-то время старуха сидела и смотрела в никуда, обдумывая какую-то невысказанную мысль. Но через какое-то время, опомнившись, продолжила свой рассказ:
- Всех, кто родился в племени, оберегает наш бог. При рождении он ставит свою метку на каждом родившемся ребенке. Я сама присутствую при этом.
- И на нас поставил?
- Да, иначе имена вам бы дали другие.
- А как он ставит метку?
- Очень просто. Когда младенец рождается, я мокрым песком рисую ему знак бога Ла и выношу из шатра. Если поднимается легкий ветерок и песок со знака бога сметается, оставляя рисунок - значит младенца признали.
- А как он узнает, что кто-то родился?
- Ла везде. Это же ветер пустыни. Он всегда узнает.
- Таниола, а что потом происходит с рисунком?
- Рисунок оберегает ребенка первые десять дней его жизни, а потом исчезает.
- Таниола, а почему нам раньше об этом не рассказывали?
- Ваша мать верит в других богов, поэтому она не любит то, что вы принадлежите Ла.
Лиола хотела задать еще несколько вопросов, но не получилось. Таниолу позвали. Старуха кряхтя поднялась на ноги и тихонько пошла в сторону шатров.
Она была старой, очень старой. Никто даже не знал сколько ей лет, все, кто жил в племени, уже помнили повитуху старухой. Маленькая ростом, высохшая на ветру и солнце, темнокожая от возраста - она была памятью всего племени. Таниола выполняла у нас роль повитухи и роль знахарки одновременно, еще у нее была ученица - Мила, молодая бойкая девушка. Милу в ученицы Таниола взяла недавно - лет пять назад, и теперь учила ее всем своим премудростям, чем последняя очень гордилась. Милка и старше нас была всего-то на пять лет, то есть в десятилетнем возрасте старуха из многих выбрала в ученицы именно ее.
Многие завидовали Миле, но мне было все равно - я не любила находиться долгое время в обществе людей. Наверное, и в самом деле характер у меня совсем не девчачий, так как вместо того, чтобы ткать или готовить, я бежала с мальчишками чистить оружие мужчинам нашего племени, или кормить животных.
Но я не была мальчишкой. Законы племени не запрещали женщине быть воином, но никто не хотел учить нескладную худую девчонку воинскому искусству. Воины посмеивались и говорили, что мне танцевать нужно, а не мечом махать. Я обижалась, убегала в пустыню, но возвращалась снова и снова, чтобы меня научили сражаться. Но какой вред от маленького надоедливого существа? Отмахнулись и все...
Я не хотела учиться танцевать, это казалось скучным и пустым занятием, пока однажды к нашему племени не прибилась одна девушка.
Она пришла к нам на стоянке в городе, и попросилась идти вместе с нами до столицы Шахрета.
Сначала она была не интересна - тонкая, невзрачная, в просторных одеждах. Мы даже не заметили ее появления - у нас часто были такие гости. Но в первый день пути в ночь у костра она полностью изменила мое мнение о танце. Танцевала Гаяте так, что дух захватывало и не отпускало до самого конца представления. Но меня поразило не это, а то, что танцевала она с кинжалами. Они были как ручные зверьки, ластящиеся к ее рукам. Острые лезвия сверкали в бликах костра, взлетая к небу или прижимаясь к тонкой смуглой коже танцовщицы.
На следующий день, уже в пути, я подошла к ней и попросила научить меня так же танцевать. Гаяте рассмеялась и сказала, что этому нельзя научиться за такой короткий срок. Тогда я предложила ей остаться подольше. Она не перестала смеяться, но обещала подумать и посмотреть на что я гожусь.
Я не подвела. У меня от природы очень гибкое тело, поэтому я могла повторять за ней самые сложные движения и учиться очень быстро. Гаяте была довольна. Но когда она узнала, что нас двое, и мы практически одинаковы, танцовщица осталась в племени, чтобы сделать совершенный танец двух близнецов.
Я и Лиола учились танцевать. Гаяте назвала нас свет и тень. Я конечно же была тенью.
И через год она нас покинула, чтобы продолжить свой путь, а племени оставила подарок и дополнительный шанс заработать. На стоянках многие люди приходили посмотреть как танцуют близнецы - жесткая тень и мягкий свет.
Я танцевала с двумя хлыстами, а Лиола брала в руки песчаные огоньки, которые светят, но не жгут. Со стороны мне не пришлось посмотреть этот танец, но зрители всегда были в восторге. Мы танцевали как хотели, Гаяте научила нас двигаться не заученными движениями, а совмещать их и превращать в новые. К тому же кровное родство позволяло нам синхронно менять танец и не мешать друг другу.
Хлысты постепенно стали неотъемлемой моей частью, я даже спала с ними. Они стали моим оружием, не хуже мечей мальчишек. Теперь никто не смел мне сказать, что я безоружна, особенно когда с помощью плетей я сумела прогнать песчаного кота от стада. Осознание србственной неузвимости грело душу и лишало страхов. А наверное надо было учиться бояться.
***********
Мы много путешествовали, что неудивительно - жизнь кочевого племени и предполагает именно такую жизнь. И если моим сестрам и матери пришлось привыкать к постоянным скитаниям, то мне и моей близняшке сравнивать было не с чем.
Мне нравились остановки и разборы временных шатров, мне нравились сборы в дорогу. Я любила дорогу, потому что это была моя жизнь. Даже остановка на одном месте более недели постепенно загоняла меня в угнетенное состояние. Время начинало тянуться, все раздражало и нервировало. В эти дни я старалась поскорее разобраться со своими обязанностями и убежать подальше от надоевшего места. Так постепенно каждый день я уходила все дальше и дальше, чтобы хотя бы создать видимость путешествия. Мама поначалу ругалась, но потом смирилась с моими прогулками.
- Все равно уходила... - я произнесла эти слова вслух. Сколько раз я уже прокрутила свои воспоминания, я не знала. Множество и множество раз. Это помогало не сойти с ума в замкнутом пространстве, в котором я оказалась в конце своего пути. Я даже не знала сколько я здесь находилась. Ко мне никто не приходил, солнечного света в моей камере тоже не было, поэтому время смазалось и не беспокоило меня своим присутствием. Какое-то колдовство поддерживало мои жизненные силы, заодно убрав все потребности живого организма. Но я была жива.
Сон тоже убрали из моих потребностей, поэтому лечь и забыться не представлялось возможным. Я просто лежала, сидела, стояла, бегала или ползала в темноте. Темнота имела границы, толстые шершавые стены, покрытые мелкими трещинами. Все эти неровности я уже знала наизусть, за время своего пребывания здесь я уже миллион раз наощупь исследовала эти тонкие линии, украшающие мою тюрьму. Изредка по трещинам пробегали голубые всполохи магии, начиная с пола и уходя ввысь. Потолка видно не было, он терялся где-то в этой темноте.
Моя тюрьма была небольшой и имела форму слегка сплющенного круга в десять шагов по одной ширине и двенадцать по второй. Мне, привыкшей к простору, поначалу тяжело было находиться в замкнутом пространстве, но позже я привыкла.
Развлекаться было нечем, поэтому я снова и снова вспоминала детство, до мельчайших подробностей воспроизводя в памяти лица, одежду, предметы. Отвлекаться от данного занятия я не любила, но когда голубые прожилки силы пробегали по стенам, мои чувства обострялись, липкое чувство страха заставляло тело напрягаться и занимать боевую позицию. После того, как все заканчивалось, я еще некоторое время приводила свой разум и тело в привычное расслабленное состояние. Раньше такие голубые вспышки были редки, но последнее время они стали появляться все чаще и чаще, а успокаиваться после них становилось все тяжелее.
Я попыталась настроиться на воспоминания, но мысли сбивались и путались. Открыла глаза. Села. Как и ожидалось - ничего нового, кроме темноты, я не увидела. Встала, прошла вдоль стены, выискивая ладошками любые изменения. Не найдя никаких отклонений в стенах, так же тщательно исследовала пол - все было неизменно. Бесцельно побродив еще немного в темноте, нашла центр и легла.
Магия всегда приходила из центра, поэтому здесь я могла чувствовать ее появление заранее, и успеть приготовиться.
Раскинув руки и ноги в стороны, я уставилась вверх. Мышцы расслабились, веки закрылись, я снова была готова вспоминать.
***
Мне тогда исполнилось тринадцать - для нашего племени это был тот возраст, когда родители начинают подбирать дочерям мужей. Свадьбы играли в пятнадцать, максимум в шестнадцать лет. Впрочем, такие традиции были не только в нашем племени...а так как мы с сестрой были известны своими выступлениями, едва нам исполнилось по тринадцать - к сейшу потянулись сваты. Сначала они говорили с ним, а потом шли на поклон к нашей матери.
Лиола была рада маленьким сувенирам, которыми одаривали нас приезжающие, ей даже сама мысль о скором замужестве была приятна. Она с удовольствием играла с детьми двух старших сестер и мечтала о собственных.
Мне же мысль о замужестве была не то, чтобы неприятна, но она не входила в мои планы. Я хотела быть как Гаяте - странствующей танцовщицей и воином. Мне хотелось увидеть еще так много, посмотреть собственными глазами на те чудеса, о которых рассказывали прибивавшиеся к нашему племени странники. В своих мечтах замужем я видела себя за воином, вместе с которым мы будем путешествовать по неизведанным землям.
В моих мечтах он должен был быть похож на Тиро - воина, который с двумя своими друзьями сопровождал несколько раз наше племя. Среднего роста, черноглазый и темноволосый, с темным от солнца загаром. У Тиро было тонкое, красивое лицо, прямой нос с едва заметной горбинкой, упрямый подбородок и черные-черные, обрамленные густыми ресницами глаза. Худощавое гибкое тело обладало великолепнейшей реакцией - я однажды попыталась достать его хлыстом в отместку за то, что он отказался забрать меня из племени с ними. Тогда вечно улыбающийся и веселый Тиро без труда поймал мое оружие и выдернул из моих рук. Я упала, а он подошел, протянул мне хлыст и сказал:
- Глупенькая маленькая танцовщица, ты хотела достать меня своей детской игрушкой?
От его слов стало обидно, обида полностью заглушила боль от удара, заставив вскочить на ноги и прошипеть обидчику в лицо.
- Вот увидишь, глупенькая танцовщица заставит тебя стоять перед ней на коленях.
Он ухмыльнулся и ушел, я же с тех пор только стала усерднее заниматься.
Позже я узнала, что Тиро был принцем, которого когда-то спас мой отец, принеся ему камень, исцеляющий все болезни. А путешествия по пустыне для принца были простым развлечением, он со своими телохранителями прибивался к разным караванам, чтобы удовлетворить свою тягу к приключениям.
Лиоле не нравился Тиро, она боялась его и старалась находиться от него подальше. Я же наоборот, как можно чаще находила предлоги находиться где-нибудь поблизости от него. Но он практически не обращал на меня внимание, снисходя до моей особы только во время танца или когда я была уж очень назойлива. На все мои попытки задеть его, он отвечал шуткой, выставляя меня дурой и заставляя злиться.
Зато во время танца глаза всех присутствующих были обращены только к нам. Вот тогда-то я и издевалась над принцем, посылая ему такие позывы, от которых он бледнел, краснел и смущался. Ооо, я была очень наблюдательна, и в свои тринадцать великолепно знала, что связывает мужчин и женщин. Это было наверное одной из самых интересных игр - выследить парочку, проводить их до укромного местечка и остаться при этом незамеченной. То, что происходило дальше, было уже достаточно однообразно, поэтому наблюдение за самим слиянием мне после нескольких раз надоело.
Зато в танце, при желании, я могла вплести эти движения в свои, заставляя почти всех мужчин податься вперед. Тиро же знал, что это была личная месть ему, поэтому, в отличие от многих, пытался сделать вид, что ему неинтересно, а иногда даже улыбался. Улыбка получалась кривой и больше напоминала гримасу. После каждого выступления он срывался со своего места и быстро уходил. Но на следующий вечер снова приходил на представление.
Я знала, что нас никто не тронет - наши мужчины знали законы племени, а от чужаков было много защитников. Закон был строг - смертная казнь нарушившему правила.
Сейш от таких танцев ухмылялся, мама ругалась, я была отомщена за дневные обиды, а Лиола страдала от стыдливости. Ведущей в танце всегда была я, она же как зеркало отражала мои движения, лишь изредка корректируя их под себя. И здесь ей приходилось повторять, отчего щеки Лиолы заходилсь пунцовым цветом. Но, надо сказать, она от этого становилась только привлекательнее. Так что моя месть принцу была двойной.
В тот раз мы путешествовали долго, а Тиро с друзьями нанялся нас сопровождать до конца, поэтому сбежать от не мог. Три новолуния прошло до тех пор, когда он покинул нас. Напоследок я показала ему язык, а Лиола покраснела. Больше к нашему племени принц с друзьями не примыкали, а жаль.
А через два месяца, как принц покинул нас, произошло событие, изменившее мою жизнь.
***
Я снова открыла глаза - темнота. Вроде ничего не изменилось, но знакомая дрожь в мышцах предвещала очередную вспышку магии. Еще немного, и жуткий, неестественный страх закроет рассудок, мышцы напрягутся и окаменеют. Я как всегда буду на ногах, потому что лежать в таком невозможно. И, когда страх дойдет до критической точки, появится боль, она вместе с голубыми нитями начнется с ног, постепенно доходя до головы.
Я упаду и буду корчиться в судорогах, крича в тишину. А потом все снова оборвется, оставляя ноющую боль в мышцах и чувство эйфории в голове. Тело будет радоваться окончанию муки, а разум с ужасом ждать следующего раза.
Между тем поток магии приближался. Я встала, глубоко вздохнула и стала ждать...
На этот раз боль прошла быстро, я, кажется, начала привыкать к отходному эффекту. Синие прожилки погасли где-то высоко, и я снова перестала видеть. Прошлась еще раз по стенам, прощупала пол - изменений не нашлось. Нашла центр - легла. Мышцы постепенно расслаблялись, ноги и руки тяжелели, сердце билось медленно и ритмично, дыхание стало размеренным. Тишина давила на уши, но она не мешала, а помогала доставать из памяти обрывки моей прошлой жизни.
Наш караван в тот день остановился на несколько дней у оазиса. Причины остановки мне были неизвестны. На второй день сидеть на столь маленьком пространстве при большом скоплении народа стало невыносимо. Очень жарко и очень скучно. Промаявшись полдня, я схватила хлысты и направилась к дальним барханам. Лиола в тот день увязалась за мной.
Она шла рядом и ныла, что мы бессмысленно идем в никуда. Мне же было хорошо - свою цель я великолепно представляла. Быть может нужный мне бархан и не отличался от других, но мне нужно было именно к нему.
Лиола замолчала и безропотно шла рядом. Иногда она начинала что-то рассказывать, но быстро прекращала, так как я не поддерживала разговора. Под ногами струился горячий песок, на небе светило обжигающее солнце, невдалеке проскользнула тонкая черная полоска - змейка лу. Самая ядовитая змея пустыни, неприметная и грациозная. Черная как ночь, она на слегка приплюснутой голове носила две серебряных отметины, похожие на лепестки цветка. Жители пустыни дали ей такое короткое имя потому, что укушенный мог после укуса только и произнести эти две буквы. После жертва маленькой змейки впадала в странный сон, из которого ее можно было вывести в течение полусуток специальным отваром из цветка, на листья которого были похожи узоры лу. Найти этот цветок было сложно, а колдуны продавали отвар за очень большие деньги. Зато выведенный из сна лу обретал уникальные способности, которые во время сна раскрывались. У каждого они были индивидуальными, начиная от силы и заканчивая умом и смекалкой.
Я смотрела на маленькую змейку и думала о тех талантах, которые могли бы развиться у меня при укусе лу. Хотелось бы побольше силы и ловкости. Но мечты о талантах были явно несбыточными, так как тратить чудодейственное средство на босоногую девчонку из пустыни никто не станет. Мои размышления перебила Лиола:
- Лаола, почему именно этот бархан?
- Потому что он высокий, и с нашего лагеря не видно что за ним находится. А вдруг там кладбище драконов?
- Но отсюда же уже видно, что ничего там нет.
- Ну и что, я хочу дойти именно до него, осталось чуть-чуть. Если хочешь - иди назад сама, я скоро приду.
- Ну уж нет, я одна не хочу.
Так мы дошли до места. Бархан ничем другим от окружающих не отличался. Мы побродили немного возле него, забрались на самую высокую часть и сели. Лиола предусмотрительно взяла с собой лепешку и немного воды. Усевшись на вершине, мы разделили лепешку пополам, и начали жевать.
- Лиола?!
- Да?
- А ведь где-то там пустыня кончается, и начинаются горы. Ты хочешь побывать в горах?
- Нет, мне и здесь хорошо. Я бы хотела жить в оазисе, чтобы вокруг много зелени, чистая вода, прохлада. И обязательно за пределами этого оазиса пустыня.
- Слабенькие у тебя желания. Я вот не хочу жить в одном месте, это же скучно! Неужели тебе не интересен мир? Там ведь столько всего!!! Помнишь, нам Гаяте рассказывала о больших реках, которые несут много-много воды, о высоких деревьях, в листве которых можно спрятаться? И это же не все!
- Нет, я не хочу путешествий. Я хочу красивый уютный дом, а не вечно пыльные шатры. Я не хочу вечных скитаний, мне гораздо милее семья и уют. Я бы завесила свой дом мамиными коврами, купила бы красивую посуду, мебель, посадила бы цветы и завела птиц. Утром они будили бы меня и мою семью своим пением, муж уходил бы на работу, а я оставалась дома с детьми. Мы бы играли, готовили еду, кормили птиц и поливали цветы. А вечером, когда дети ложились спать, я выходила бы в свой сад и садилась на лавочку, чтобы полюбоваться луной и послушать журчание маленького ручья.
- Ну и глупая!!!
Лиола надулась и отвернулась от меня, уставившись куда-то вдаль. Я почувствовала себя виноватой, пододвинулась ближе к ней и обняла. Лиола положила свои ладони на мои, не поворачивая ко мне лицо. Я была уверена, что она плачет от обиды. Моя маленькая, глупенькая и очень ранимая сестра.
Мы с ней часто говорили на тему будущего, не понимая друг друга, споря. Споры часто заканчивались ее слезами и моим раскаянием, но все равно каждая из нас будущее видела по-своему.
Так мы и сидели, обнявшись, пока из-за соседнего бархана неожиданно не выехало четверо человек. Их одежды, окрас их коней - все было призвано сделать всадников незаметными. И это у них получалось. Мы с сестрой увидели их слишком поздно, а наши одежды уж слишком ярко выделялись на светлом песке. Я крикнула Лиоле:
- Беги...
Она кубарем покатилась вниз, я же рванула в другую сторону. Надо было разделиться, так как поймать двоих сразу гораздо сложнее по отдельности, чем вместе.
Всадники нас заметили. Как и ожидалось, им стало очень интересно - кто это там убегает. За нами бросились в погоню. Мужчины явно были воинами, потому что быстро разгадали мой план и тоже разделились - теперь меня ловило двое, а двое отправились за сестрой.
То, что нас поймают, было уже очевидно, поэтому я бросилась под ноги лошади одного из всадников. Лошадь встала на дыбы, а я проскользнула между воинами и побежала к сестре. Раз нельзя убежать - надо драться, а из нас двоих это умела только я. Поэтому необходимо было добежать до Лиолы и занять оборонительную позицию.
В руки привычным движением легли кнуты, одним из которых я тут же хлестнула по крупу ближайшей лошади. Та, не ожидавшая такого удара, сорвалась в галоп, но всадник очень быстро ее успокоил. Зато я привлекла внимание - теперь уже Лиола была никому не интересна - все уставились на меня. Их было четверо. Пыльные одежды, мечи и хлысты указывали на то, что мы встретили либо разбойников, либо кого похуже. Лица мужчин были скрыты от глаз тканью, так, что я видела только глаза. И в этих глазах я не видела ничего доброго, только любопытство и безразличность к моей судьбе. Стало страшно. Я стояла в окружении четырех людей и понимала, что вот сейчас они поиграют и оставят на песке мертвую сломанную игрушку в виде меня. Радовало одно - сестре удалось скрыться. Я встала в боевую позицию и зашипела:
- Уходите!!! - голос как назло дрогнул, смазав окончание.
- Девченка? - спросил один из них.
- Похоже, что да.
- Тогда будет еще веселее - рассмеялся третий.
- Нет, никаких отвлечений. Но свидетели нам не нужны... кстати, где вторая?
Один из всадников понимающе кивнул и скрылся. Сердце в груди бухало, в голове была лишь одна мысль 'лишь бы не догнал, лишь бы не догнал'. Чтобы успокоиться, я начала действовать. Хлысты взмыли в воздух, подняв вокруг меня песок. Лошади испуганно заржали, воины снова с интересом посмотрели на меня.
Я начала танец, только не тот, что танцевала у костра, а другой, более жесткий и расчетливый. Одного всадника у меня получилось сбить с лошади. У второго, лошадь которого была более пугливой, моя плеть прошлась по ушам последней. Лошадь начала брыкаться, пытаясь в панике скинуть наездника, поэтому ему было не до меня. Третий, до этого спокойно наблюдающий ход танца, поймал мою плеть, летящую к нему, рукой, как это делал Тиро. На этот раз я уже была ученой, поэтому не свалилась лицом в песок, а просто отпустила оружие, дав себе заметку сделать на концах хлыстов острые наконечники. Вторую плеть в ход пустить уже не удалось, так как первый, тот, кто свалился с лошади, подкрался ко мне сзади и больно ударил по ногам. Я упала. Бой был закончен и проигран. Мой первый бой.
Первый держал меня за руки, я брыкалась и пыталась кусаться. Мои хлысты лежали рядом на земле. Третий, самый главный, о чем-то говорил со вторым. Свою судьбу я уже знала - меня точно не оставят в живых.
И тут появился четвертый. Сердце упало вниз, так как у него была Лиола. Он посадил ее перед собой на лошадь. Сестра сидела, широко раскрыв глаза, ее красивые губы кривились в беззвучном плаче. Всадник снял ее с лошади и поставил рядом со мой. Все снова посмотрели на нас.
- Зачем ты ее привез?
Четвертый пожал плечами.
- Ладно, заканчиваем и едем дальше.
Четвертый достал нож и вонзил его в грудь моей сестры. Она от удивления и боли только еще шире раскрыла глаза, а я закричала. Боль, слезы, отчаяние, все слилось воедино. Я вырвалась из рук первого и бросилась к ней. Лиола медленно оседала на землю, из раны лилась алая кровь, выталкиваемая из груди толчками.
Меня снова схватили, краем глаз я уловил тот же нож, которым убили мою сестру. Его лезвие неумолимо приближалось ко мне.
И тут мне стало смешно, я расхохоталась четвертому в его закрытое тканью лицо, в его бездушные глаза грязно-бурого цвета. Я не хотела умирать, мне нужно было отомстить за то, что мою зеркальную сестричку просто так убили. Просто за то, что мы оказались на пути у этой четверки. Я желала мести, и боги пришли мне на помощь. Кто из них услышал меня, я не знаю, но меня услышали и помогли.
Мои хлысты, лежавшие у ног, превратились в двух змей, скрутились и легли мне в руки. Первым умер четвертый. Он даже не понял, что произошло, просто упав на землю. С третьего перед его смертью я сорвала ткань с лица, чтобы убедиться, что он не Тиро.
Битва, или скорее резня, закончилась за несколько минут. Змеи восполнили мне нехватку силы, прикрывая и оберегая от атак. Я танцевала танец мести и смерти, с холодной расчетливостью убивая тех, кто чуть не убил меня.
Когда все было закончено, змеи уменьшились в размерах и легли плотными браслетами от локтей до ладони браслетами. Серебрянными, плоскими, с удивительными узорами на телах.
Разглядывать их не было времени, я бросилась к сестре. Она еле-еле дышала, жизнь уходила из нее вместе с кровью. Я попыталась закрыть рану ладонями, но кровь все равно текла. Одна из змеек ожила, приподняла голову и вцепилась зубами в рану сестры. Мне стало плохо, закружилась голова и в глазах помутнело. В теле появилась слабость, как будто из меня что-то стремительно забирали. Зато рана Лиолы затягивалась.
Я легла рядом с ней, оставив руку со змейкой у ее раны, и закрыла глаза. Нужно было отдохнуть.
Я снова открыла глаза. С данного момента начинались события, которые закрыли мое детство и привели в конечном итоге сюда. Чаще всего я на этом месте останавливалась и, отмотав воспоминания назад, снова начинала проигрывать свое детство.
Воспоминания же последних времен, предшествующих тюрьме, вообще под запретом, так как в эти минуты хотелось рычать, скулить и рваться на свободу. А этого делать нельзя - я сильная.
Вот так раз за разом я заново проживала детство, не изменяя ни одной ситуации. Иногда размышляла о том, что было бы лучше сделать или сказать, но никогда не перемешивала фантазии с реальными воспоминаниями, тщательно их сортируя.
Наверное надо было быть более терпимой к сестрам и матери, меньше думать о себе и своих потребностях. Наверное надо было бы...но дайте мне еще раз прожить все заново - и я не изменюсь. Я такая, какой родилась, а для всех хорошей быть невозможно. Меня любили, и это главное. Я любила в ответ, но не за то, что меня любили, а просто так.
До сих пор мои родные занимают в сердце особую ступеньку, на которую я больше никого не пущу. Они не знают где я, они не знают что со мной. Возможно, что меня давным-давно вычеркнули из живых, но они помнят меня. Лиола помнит точно.
Хотя нет, они знают, что я жива, так как сестра бы почувствовала неладное на любом расстоянии и через любое колдовство. Интересно, как она там?
Вспышки магии последнее время стали чаще и больнее, возможно, что мои тюремщики устали ждать и приступили к более радикальным мерам. На этот раз я даже не уловила ее приближение, волна магии ударила внезапно, не из земли, а сверху. Боль началась с головы и ушла в ноги, заставив последние подкоситься, утянув все тело на пол. Холодные камни приняли обнаженное горячее от пота тело своей прохладой. Я прижалась к полу, стиснув зубы от боли, но вставать не решилась. Так и осталась лежать ничком.
Детство после последней вспышки уже не казалось таким безмятежным уголком для успокоения нервов. Чужеродная магия поставила барьер на самых счастливых моментах, ограничивая память и оттесняя ее к последним годам жизни.
Ну что ж, раз так, то пора проанализировать где я так ошиблась, что до сих пор нахожусь здесь, а не на свободе:
Нашли нас с сестрой нескоро. Мать забеспокоилась к утру, когда мы не вернулись. Она знала, что мы ушли ненадолго, к тому же не взяв ни верблюда, ни запаса еды.
Поэтому сейш организовал поиски. Что же увидели люди, найдя нас? Двух девчонок, лежащих среди четырех трупов взрослых мужчин. Кони убитых были найдены неподалеку, а один из них так вообще сам пришел к оазису, где была разбита стоянка.
Сначала все решили, что мы мертвы, но оказалось, что я и Лиола просто спали. Солнце тогда сильно обожгло мне кожу с одной стороны лица. Я еще недели две ходила с облазившей щекой. Но наверное стоит вернуться к воспоминаниям:
Меня разбудили крики людей. Лиола сидела рядом и терла заспанные глаза, не понимая, что происходит.
Потом она побледнела и начала осматривать свою одежду. Одежды ее, как и мои, были в крови. Только на ее платье была ее собственная кровь, а на моей - кровь врагов. Рана Лиолы затянулась, оставив после себя небольшой белесый шрам, который и заметить было почти невозможно.
Я же, удостоверившись, что с ней все в порядке, попробовала стянуть с себя браслеты. Но не смогла. Змейки при попытках их снять только плотнее стягивали кольца, а одна извернулась и укусила меня за палец.
Надувшись на своенравные украшения, я временно оставила их в покое.
Люди племени между тем стали расспрашивать, что здесь произошло. Лиола рассказала то, что помнила. А это значит, что почти ничего.
Я на расспросы упорно молчала, тоже ответив, что ничего не помню.
Нас отвезли в лагерь и отправили к старухе Таниоле на осмотр.
Вот тут уже отмолчаться не получилось. Старуха, только глянув на нас, что-то поняла. Она осмотрела Лиолу и отправила ее к матери, а мне уйти не дала.
- Лаола, расскажи, что произошло там, в пустыне...
- Я не помню...
- Не ври мне, я вижу твою ложь. Я вижу твои браслеты. Я вижу их силу, которую пока не понимаю. Рассказывай.
- На нас напали в пустыне. Лиолу смертельно ранили, меня тоже хотели убить. Тогда я разозлилась и попросила богов дать мне силу отомстить за нас. Боги ответили мне и дали двух волшебных змей, которые слушаются меня как хлысты, но гораздо сильнее их.
- Покажи змей.
- Я не знаю как их вызвать.
- Покажи змей.
Я разозлилась, так как в самом деле не знала как их из состояния браслетов вызвать в боевую форму. Я даже не могла их снять.
- Я не знаю как!!!
- Попробуй взять их за кончики хвостов и потянуть...
Я попробовала, скрестив руки и потянув у локтей браслеты за концы. И змеи, как по волшебству, хотя это и было волшебство, перетекли из серебра в живой облик.
Одна змея была черной, со светлыми полосками, вторая - немного посветлее, похожей цветом на мокрый камень, но тоже со светлыми полосами. В темноте они были почти одинаковы, но я чувствовала, что сила в них разная. Та, что была похожа на камень, обладала силой и придавала мне ускорение и ловкость. А черная несла смерть и исцеление. Одна была охранником, а вторая - убийцей или целителем, в зависимости от ситуации. Тонкие, как мои хлысты, они удобно лежали в ладонях, сверну свои тела упругими кольцами. Сначала они зашипели на Таниолу, но, не видя опасности, выскользнули из рук и начали исследовать жилище целительницы. Она налила им воды в миску. Змеи подползли к миске и презрительно отвернулись. Старуха ухмыльнулась и вышла во двор. Вскоре она принесла птицу со свернутой головой. Отрезав ту же голову, Таниола в миску с водой нацедила крови. Змеи с интересом наблюдали за этими действиями, а после подползли к миске и начали пить.
- Кровожадные они у тебя...
- И что? Теперь их постоянно надо поить кровью?
- Нет, но лучше не выпускать их из состояния украшений, если не сможешь накормить. Тебя они точно не тронут, а вот окружающим может не поздоровиться. Хотя ты всегда можешь напоить их своей кровью, если не жалко или нужны дополнительные силы. А так они будут насыщаться во время битвы.
- Откуда ты все это знаешь?
- Ты не первая, кого боги одаривают такими хранителями. Есть несколько легенд о таких, как ты. И не обязательно хранители - змеи. Боги дают человеку то, с чем ему будет легче всего обращаться. Ты тонкая и гибкая, как змейка. Твое оружие - хлысты. Поэтому тебе и достались именно эти спутники. Чаще всего боги дарят одного животного-хранителя. И получают его чаще всего мужчины. Правда не все так любят кровь. Когда ты попросила помощи?
- Когда Лиоле один из нападавших вонзил нож в грудь.
- Вот поэтому тебе и досталось такое грозное оружие - месть.
- Мне они нравятся. - я гладила серую, которая насытилась раньше своей напарницы, и настырно пыталась вернуться на руку.
Я подставила ей ладонь, и змейка, как и в прошлый раз, плотно обвив кожу, застыла серебром. Только на этот раз она обвила мой большой палец и положила головку на кожу с тыльной стороны ладони между этим и другими пальцами.
Черная тоже долго не стала гулять, забравшись на вторую руку.
- Ты расскажешь о них племени? - спросила Таниола
- Не знаю.
- Я бы на твоем месте лучше помолчала, так как хлопот потом будет ой как много.
Я очень удивилась предложению старухи, так как со своими змейками я стала равна воинам племени. Я, наверное, была даже сильнее их. Поэтому не терпелось показать себя во всей красе и утереть нос всем, кто не принимал меня как воина.
- Я сама решу, когда надо рассказать о них племени! - с вызовом ответила я и вышла из шатра. Но ее слова заставили задуматься, поэтому я решила все оставить как есть.
Мама плакала. Это был единственный раз, когда я видела в ее глазах слезы, чаще там жила печаль и смирение. Она не стала нас ругать, только обняла и расплакалась.
На следующий день наш караван пошел дальше. А уже через неделю мы с Лиолой танцевали у одного небольшого поселения.
Так прошло еще полгода, жизнь текла своим чередом, мы путешествовали от одного города к другому, продавая и покупая товар. Про наше происшествие с сестрой еще немного посудачили, да забыли.
Изредка на караван нападали разбойники или хищники, но меня к битвам не подпускали. Своих змеек я изредка кормила мелкими животными, обитавшими в пустыне, но случалось это редко, да и змейки не сильно требовали. Они мне совсем не мешали, только изредка меняли положение колец на руке, да поднимали серебряные головки, если происходило что-то интересное.
Только вот к хлыстам ревновали очень, считая их соперниками. В первый раз они даже чуть не сорвали мне танец, начав шипеть и пытаться ухватить хлысты за рукоятки. Да и сейчас время от времени неизвестно как хлысты оказывались испорченными.
Так моя жизнь почти не изменилась, в отличие от сестры. У нее после того случая открылся дар - она научилась видеть будущее.
Впервые это обнаружилось через три недели после происшествия. Лиола предсказала бурю. Тогда никто не предал этому значения, так как у бурь всегда есть предвестники, которые трудно не заметить. Но когда Лиола предсказала о скором нападении на караван шайки разбойников, которое с точностью до деталей сбылось, на сестру посмотрели как на подарок судьбы.
К ее словам начали прислушиваться, с ней стали советоваться. При любой сделке или путешествии сейш держал Лиолу при себе. Той очень льстило общество взрослых, она обожала такие собрания и повышенное внимание к своей персоне.
По вечерам мы по привычке танцевали, днем же я занималась обычными делами, а моя сестра либо отдыхала, либо находилась на очередном совете. Плюсом для нашей семьи стало то, что наш статус в племени резко поднялся. У нас с сестрой появились новые одежды, Лиоле даже подарили собственного верблюда, чтобы она не ходила пешком и не уставала.
Я немного скучала по обществу сестры, но без нее гораздо легче было сбегать в импровизированные путешествия на стоянках. Единственное, что омрачало мое существование, это настойчивое желание выдать меня замуж. К сестре с подобными предложениями сейш уже никого не пускал, а вот мне не повезло.
Казалось, что это я товар, выставленный на продажу. Сейш сравнивал предложения и пока думал. И в нашем племени были парни, чьи родители приходили по мою руку. Один из них, погонщик, был влюблен в меня, точнее в танцовщицу, коей я была по вечерам.
И когда моя сестренка погрязла в торговых делах, он все чаще оказывался рядом со мной. Сначала он вызвался мне помогать вместо Лиолы, а потом и вообще не отходил ни на шаг. Я упрямо его не замечала, а он на это не обращал внимания, продолжая находиться рядом. Ненавязчивый, молчаливый, настойчивый. Он помимо своих забот выполнял всю работу сестры, практически избавляя меня и от моих обязанностей.
Быстро уловив это, я совсем перестала что-либо делать, просто сидя рядом. Вот тогда я и решила, что он стоит моего внимания.
- Зачем ты мне помогаешь? - Лаатон, чистивший кормушки животных, поднял голову и с удивлением посмотрел на меня. Я повторила вопрос: Зачем ты мне помогаешь?
- Мне нравится находиться с тобой рядом.
- А если мне это не нравится - ты уйдешь?
- Нет
Я пнула кормушку так, что та перевернулась. Неизвестно откуда взявшаяся злость заставила меня подскочить к нему и чуть не прокричать в лицо парню:
- Да? И когда же мое мнение будет кого-нибудь интересовать? Я хочу, чтобы ты ушел и никогда больше не приближался ко мне!!! Мне не нужна ни твоя, ни чья-нибудь другая помощь. Уходи!
Лаатон покраснел, но никуда не ушел. Он перевернул кормушку и вернулся к своему занятию. Это меня еще больше разозлило. От возмущения воздуха стало мало, я хотела сделать ему больно, сказать что-нибудь неприятное, но слова никак не подбирались.
Змейки удивленно подняли головы и, не найдя угрозы, снова замерли. Я же судорожно хватала воздух, не находя подходящих фраз. Лаатон сидел ко мне спиной, и казалось, что ничего не замечал, занимаясь своими делами.
Мне ничего не оставалось делать, как развернуться и убежать.
Выбежав за пределы стоянки, я села на песок. На глаза набегали предательские слезы, я плакала о своем одиночестве. К маме идти не хотелось, она никогда нас не понимала, закрывшись от всех, даже собственных детей, в своем мире. Старшие сестры замужем, у них свои семьи, а Лаола отдалилась от меня из-за дара.
Мысли были мрачные, я сидела и смотрела как движутся песчинки, как вдалеке воздух становится зыбким и расплывчатым. Незаметно рядом сел Лаатон. Я даже не повернула голову в его строну.
- Я не хотел тебя обидеть. Мне просто приятно находиться рядом с тобой. Сейш отказал мне и моим родителям, когда я приходил просить твоей руки, но это не помешает мне попробовать подружиться с тобой. Да?
- Отказал?
- Да, так что не одна ты не имеешь права принимать решения.
Я улыбнулась.
- Извини, что сорвалась. Просто последние события расстраивают меня.
- Ничего страшного, я не обидчивый.
- Почему он тебе отказал?
- Таниола ему сказала, что богам неугодно такое замужество. Он из-за этого уже многим отказал.
- Интересно - протянула я. Лиола мне недавно сказала, что Сейш просил посмотреть ее мое будущее. Но так как мы сестры, то мое, как и свое будущее, она не видит.
- У старухи видимо на тебя планы. Смотри, чтобы Мила не сделала тебе какую-нибудь пакость. Она привыкла считать себя единственной ученицей и преемницей Таниолы.
- Она - мне? Не посмеет. Она слабая, хоть и имеет дар, а я сильная.
- И яда не боишься? А вдруг змею подкинет?
Я засмеялась. Лаатон непонимающе посмотрел на меня. Я же смеялась. Ну не могла я тогда рассказать ему о змейках.
Зато с этого времени у меня появился друг. Мы вместе сбегали со стоянок, иногда даже на несколько дней. Вместе пережили несколько занятных приключений, не опасных, но веселых. Лаатон стал мне по-настоящему дорогим человеком.
Мне было хорошо с ним, даже легче, чем с сестрой. С ним мы не ссорились по поводу будущего - оно в наших мечтах было у обоих одинаковым. Точнее мечты были мои, а Лаатон их поддерживал. Он поддерживал меня во всем, во всех моих начинаниях и авантюрах. Вместе мы частенько устраивали какую-нибудь шалость, а потом несколько дней отсиживались вдали от каравана, чтобы не получить за последствия.
Сейш на все смотрел благосклонно, так как ничего плохого мы не делали. Мама только горестно вздыхала и разводила руками, так как никаких способов влияния на меня она не имела.
Частенько мы с другом брали маленький шатер и отправлялись искать приключения. Лаатон великолепно ориентировался на местности и всегда знал где мы находимся. Также он знал путь движения каравана, поэтому мы могли спокойно уходить не только во время стоянок, но и во время движения, не боясь потеряться.
О змейках Лаатону я не говорила, хотя он знал практически все мои тайны и желания. Я не знаю почему, но тогда это казалось правильным.
Но если для меня он был другом, то он меня воспринимал совсем по-другому. Я относилась к парню как к другу, с его же стороны чувства ко мне носили совсем не дружеский характер. Он ревновал к моим выступлениям, к сестре, к вниманию других мужчин.
Еще на первом нашем совместном походе Лаатон попытался поцеловать меня. Тогда я оттолкнула его и долго упрекала тем, что мы друзья. А после второй попытки пригрозила разрывом дружбы. Парень смирился, но продолжал смотреть на меня влюбленными глазами.
Это были хорошие воспоминания. Я невольно улыбнулась. Села. Попыталась сосредоточиться на образе Лаатона - мальчишки, которого я так и не полюбила.
Невысокий, худощавый, смуглокожий и темноглазый, он всегда выглядел моложе своих лет. Ничем не примечательный внешне: широковатый нос, высокие скулы, упрямый подбородок с ямочкой и слегка топорщившиеся уши. Таким я запомнила своего друга, таким он был в 16 лет.
Будь он хоть немного похож на Тиро, я бы тогда за ним пошла куда угодно, но он не был Тиро. Не хватало в нем той вечной усмешки и уверенности, отличавшей принца.