- Ты мелкотравчатый писака, - сказал мне мой знакомый, который брезгливо отметает все, что я пишу. - Ты далек от настоящий литературы. Ты препарируешь стишата самой низкой пробы, вышедшие из-под пера провинциальных сочинителей, и на их жалком фоне кажешься себе значительным литератором. Поверь мне и не пытайся спорить: унизителен сам факт копания в этой субстанции и разбора, или, как в твоей газете говорят, "обзирания", нестоящих виршей и тому подобной галиматьи. Если ты готов от выгребной ямы перейти к вершине и в состоянии посмотреть на гору, выше которой только солнце, я поведу тебя туда, куда входит только элита... Смотри не ослепни.
Я согласился, одел свежую сорочку, брызнул под мышки дезодорантом, и мы поехали. Здание было неказисто, но к этому я привык. Мы вошли внутрь и услышали гром оваций. Так встречали в прежней жизни только генсеков.
В зале было немного народу, и я не сразу сообразил, отчего овации столь громогласны, а потом понял: динамики воспроизводят грохот аплодисментов, записанный на каком-то стадионе.
- Только не называй своей фамилии, - сказал мне знакомец, - ты для них не просто нуль, но отрицательная величина. Не смотри на меня вопросительно - я представитель фирмы-спонсора, покрывающей все расходы. Пусть думают, что и ты представитель... Это русскоязычная элита. Они решают, кто велик, а кто - нет, кто сверху, кто снизу. Здесь нет ординарных людей. Ты в этом убедишься.
Рукоплескания в зале смолкли, и трансляция чужих оваций через три секунды тоже прекратилась - выключили.
Затем полный человек, вероятно, ведущий, сказал: "Мы просим нашего великого, я не боюсь этого слова, поэта, продолжать".
Я не заметил рядом с осанистым ведущим тщедушного человечка, голос которого до силы заоблачного громоподобного гласа усиливали первоклассные технические средства. В раскатах грома явственно слышалось следующее, повергшее меня в священный трепет стихотворение:
Всякое творенье, как человек,
который не прост - но скорее манерист,
Особенно когда к чреслам приливает кровь.
Порывисто и вдохновенно,
ищет чего-то весь век,
но низменно
рыб сумасшедших стаи спешат на нерест,
А евреи с огненными глазами бегут на любовь.
В россыпях моих стихов
скрыты бесценные перлы,
Вся хула в мой адрес рассеется, как дым,
я пришел в поэзию, как в посудную лавку слон,
но возраст коснулся и мыслей, и потрохов.
Я, как серна, взбегал на Говерлу,
когда был молодым,
а теперь, задыхаясь, всхожу на Хермон.
Экстаз, охвативший весь зал, передался и мне, и я рукоплескал, стоя со всеми, стараясь силой своих ладоней перехлопать запись чужих шумных и буйных восторгов, раздавались крики: "Браво", "Брависсимо" и, если я не ошибаюсь, "Ура!!!". Я тоже, поддавшись коллективному безумию, вопил какую-то нечленораздельную здравицу.
- Вот что делает с людьми истинная поэзия, - заорал мне на ухо мой знакомец. - Это не твои самиздатчики, как ты их величаешь. Не знаю, сможешь ли ты подняться до понимания такой несравненной высоты. Такого после Танаха не было в мировой литературе.
- Не было, - согласился я, подавленный и почти лишенный сил.
А потом выступил неведомо откуда взявшийся литературный критик, низвергатель, по словам ведущего, основ и тигр поэтических джунглей. Тигр, одетый, несмотря на жару, в пиджак, с галстуком-бабочкой, хорошо поставленным металлическим голосом четко произнес:
- Архитектура этих стихов под стать глубине заложенной в эти строки мысли. Эти стихи - квинтэссенция доступности и элитарности. Это добротный сплав здравого смысла и потустороннего знания, поток сознания, бурный, как Ниагарский водопад. Автор обрушивает этот каскад на голову зрителя (слушателя), и надо обладать адекватной восприимчивостью, чтоб устоять под этой ниспадающей мощью. Мистическая сила, которой обладает наша общая историческая родина, оказала благотворное воздействие на поэта, и он породил эти чеканные и в то же время тяжелые и всесокрушающие строки. Это полет. Но не полет легковесной поющей птички - это запуск межконтинентальной ракеты с ядерной боеголовкой.
В строках стихов, всего в нескольких строфах - весь мир, сжатый до первоатома с его (мира) материальной подосновой и этической сущностью, с загадкой человеческой жизни и разгадкой ее хитросплетений, эстетическое кредо автора и его широкомасштабные раздумья.
Оратор говорил и много всякого другого в том же духе. И знаете что? Я чувствовал себя его единомышленником и даже очень жалел, что эти восхитительные слова произнес он, а не я. Я тоже так могу А что вы думаете - я могу только ругаться?
Потом ведущий сказал:
- Я должен огорчить всех присутствующих: все имеет конец, и наш феерический поэтический вечер - тоже. Теперь я выполню свой приятный долг, сообщив вам, что сегодняшний поэтически вечер состоялся при поддержке муниципалитета города, торгового дома "Кошерное мясо" и книжного магазина "Мнемозина-2000". Организатор вечера - Центр психотронного воздействия "Восторг", экспериментальная электронно-акустическая аппаратура доктора Менаше Брауншвейга. А теперь просим всех участников сегодняшнего вечера в наше литературно-артистическое кафе "Стойло кентавра". Есть можно сколько угодно, но в карманах прошу не выносить...
Чтобы избавиться от охватившего меня восторга и восхищения гением поэта и мастерством критика, мне пришлось обратиться к невропатологу, который нашел у меня элементы психоза на пути моего превращения в манкурта. Эксперимент, судя по воздействию на меня, окончился прекрасно. А мой невропатолог говорит, что лечение может оказаться продолжительным.
• • •
Я думаю, что центр "Восторг" расширит свою деятельность, и цены на организацию поэтических вечеров через какое-то время станут вполне доступными, так что любой автор сможет заказать зал для своего творческого вечера при презентации своей книги с гарантированным успехом и восторгом почтеннейшей публики. Психотронное воздействие может оказаться длительным и распространиться и на книгу автора. Так что книгу станут покупать, и автор возместит свои издержки на ее издание и презентацию.
А лечение мое проходит медленно. Я много читаю и всем восхищаюсь. Да и как можно не восхищаться такими упоительными стихами: