Пока сам не стал портретом, написанным кистью... волшебника? Сумасшедшего? Художника, живущего в собственных картинах? Он не похож ни на цветок, ни на человека - скорее на духа, принявшего людской облик, чтобы перекроить весь мир под палитру своих красок... Впрочем, может ли обычный человек, пусть художник, носить имя Джеймс Фейри? Было в нём что-то и неуловимо-родное, близкое сердцу, что чувствуется с первого взгляда, рукопожатия, звуков голоса... Я смотрел на собственный портрет, как в зеркало и понимал: меня пленили, заарканили, незаметно увели по извилистым лесным тропам за грань сна и реальности, впечатали штрихами пастели в лист бумаги. И я сам не заметил, как мои воспоминания, которые я так бережно хранил, нося в сердце, как драгоценность... превратились в коллажи. Или - наоборот - я нашёл того, кого так давно и неосознанно искал...
Я вновь, как в давние времена, вернулся в страну, путь к которой лежит по обрывкам листов тетрадей и дневников. Прошедшее словно обретало новую жизнь, заживо выдираясь из моей души с огнём и кровью, и воплощаясь на страницах потрёпанной зелёной тетради... чтобы потом начать следующее своё воплощение в картине. Дорога от настоящего к будущему, истинная машина времени, которую так тщетно стремились отыскать учёные... тогда как её отражение видно на линиях души, что остаются между строк, а то и вообще за кадром.
Так было, пока...
Пока Джеймс не нарисовал портрет. Твой портрет... или... настоящего тебя..?
Я ходил вокруг, трогал, гладил, целовал, тысячи раз повторял твоё имя... Это было как наваждение, и только под утро Джеймс сумел оттащить меня. Он завесил картину тканью, и в тот миг, словно серое небо рухнуло на меня - одного меня, для прочих оставаясь облачно-голубым или чёрно-звёздным.
"Бертран! Ты же только что был... откуда вместо тебя эта картина?!"
Я кинулся искать тебя, пока не наступил рассвет - по главным улицам, кабакам, подворотням, повторяя: "Бертран... ты где? Ты... здесь... я знаю, я нашёл тебя!" Я снова был помешан - не на крови - на тебе: я кричал в пустое ночное небо, прямо как тогда, на карнавале... я бежал от мира и от себя в тёмный ночной лес и там танцевал с языками пламени в чашах; рассыпавшись искрами, обратился в пепел на влажной земле, смешался с придорожной грязью, прошлогодней листвой и сухими хвоинками; лежал ничком на ступенях древнего храма Вечности, пока ставший родным голос проклятого бога не шепнул мне: "слушай и найдёшь".