Дух озера проснулся в тростниках
На дне заросшей илистой ложбины,
На берег вышел, глядя в облака,
В закат багряный, как плоды рябины.
Касалась мха отвыкшая рука,
Густел туман, и удлинялись тени.
Он слышал голос каждого ростка
Средь хора пробудившихся растений.
На прелых листьях, словно на ковре,
Лежал ничком, и с молодой полыни
Вкушал росу в горчащем серебре
И сладость медуницы ярко-синей.
Глядел на очертания ветвей,
Раскидистые вётлы над обрывом...
Заря, угаснув, стала лиловей,
А он приник щекой к пушистой иве.
Взошла над лесом полная луна,
Он долго плавал по её дорожке,
Безудержно и страстно, допьяна
Пил её свет - глотками, телом, кожей...
Он предан каждой из всех полных лун,
И знает: с нею никогда не слишком,
Благодаря лишь ей он вечно юн -
Зеленоглазый озорной мальчишка,
Пока сиянье в венах будет течь.
К земле склонился, разгребая палки,
И в золотые волосы до плеч
Вплёл первоцвет и майские фиалки.
Гулял вдоль топких сонных берегов,
Стекал ручьями в сумрачном овраге,
И, разбегаясь чередой кругов,
Он, словно кистью, рисовал корягой
В заливе тихом тёмный свод небес
И очертанья леса над водою.
Расхохотавшись, как болотный бес,
Шутя играл с сорвавшейся звездою:
Поймал её и вмиг прижал к груди,
Как тайну - бережно и осторожно.
Подбросил ввысь, шепнув: домой лети!
Она была... берёзовой серёжкой...
Он знал, конечно. В листьях камыша,
Вдыхая тополиный терпкий запах,
Застыл. Но неспокойная душа
Металась, словно зверь, сбивая лапы:
Весна в разгаре... берег тих и пуст.
Он рад почти безмолвию покоя,
Но временами мертвенная грусть
Из глаз сочится чёрною рекою.
Не подразнить угрюмых рыбаков,
Подпрыгнув рыбой, спрятаться в глубинах,
Подёргать под водою поплавком,
Подвесив на крючок клок скользкой тины.
Он помнил всех, кто раньше здесь бывал:
Их облик, голоса, движенья, лица.
Искал... меня! - И рос в груди провал,
Стеная криком сиротливой птицы.
Мой водяной, мой давний верный друг
Из зарослей смотрел на мои танцы...
Несмело мы сошлись, коснувшись рук,
И побежали в озеро купаться.
Впервые повстречались мы весной,
А в ночь волшебной середины лета
В лучах луны медовой и хмельной
Мы нежились до самого рассвета.
Тем вечером я сплёл ему венок
Из жёлтых ирисов и незабудок,
А он мне до полуночи сберёг
Цветок... огонь зажёгся ниоткуда,
Пылал на листьях - жаркий, колдовской,
То папоротник - старая легенда,
И пусть в неё не верит род людской,
Соединит сердца, разрушит стены,
Его храню я. Берегу в себе,
И зимними холодными ночами,
Как знак пути и верности судьбе,
Грел от тоски, разлуки и печали.
В июльских ранних сумерках вдвоём
Мы вместе долго безмятежно плыли.
Солнце едва зашло за окоём,
Мелькал нетопыриный шелест крыльев,
Скрипел, не умолкая, коростель,
А впереди пестрела ряской заводь,
Дно - тёплым илом устланная мель,
В тени прибрежной и густой дубравы.
И водяной мне тихо показал
Рядом с ольхой поваленной и старой
Среди кубышек, жёлтых, как глаза,
Всего одну царицу-ненюфару:
Хочешь? Возьми! Бери, она твоя -
Она одолевает все напасти,
А мы с тобою больше, чем друзья,
И я себя вверяю твоей власти.
Я любовался, но не смел сорвать:
В неволе без воды она увянет...
Его душа звездою волшебства
Цвела в вечернем облаке тумана.
Среди жемчужно-белых лепестков
В таинственной и яркой сердцевинке -
Песнь молодой луны, слеза и кровь -
Опалово-искристая росинка.
Я с нежностью губами её снял:
Вкус родника и пряных трав объятья...
Дух улыбнулся, глядя на меня:
В путях всех вод мы - названные братья.
Я осенью кольцо ему принёс,
Мерцающее травяным, зелёным,
И водяной был сам не свой от слёз,
А в волосах алели листья клёна.
Едва держась, меня он провожал
В канун Самайна. И глаза поблёкли,
Весь леденел, и, на ветру дрожа,
Прощаясь, сгинул - призрачным, далёким...
Потом тянулась долгая зима,
И озеро покрылось льдом и снегом.
Он крепко спал, и ему снился май,
Черёмухи цветущие побеги...
Теперь он шёл в отчаяньи и звал,
Но голос таял, унесён ветрами...
В ответ лишь глухо ухнула сова,
Словно не веря в дружбу меж мирами.
Не слышал он, что в городе чума
Или другая липкая зараза,
И все сидят, закрывшись, по домам -
Не до рыбалки, леса или сказок.
Я чувствовал. Смертельно тосковал,
Средь тёмных стен томился, точно в клетке.
Открыл окно. Дождь внял моим словам,
Пообещав соединить навеки.
Пусть я не мог откликнуться на зов -
Не зажигал огня, не отдал дара,
Но часть меня ушла дорогой снов -
Блуждающим огнём ночных кошмаров.
Лишь засыпаю - вижу тот же сон,
И сердце бьётся, словно в омут рухнув:
Я рядом с ним, луною напоён,
Я стал, как он - шальным озёрным духом.