Белая Яся : другие произведения.

Белая Яся. Подарки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  • Аннотация:
    В Рождество сбываются самые заветные мечты. И случается невозможное - нет, волшебник не прилетает, а вот снегурочка вполне себе может заглянуть на огонёк :)

   ФЭНДОМ: "Легенды Сумеречной эпохи" Елены Ершовой
АВТОР: Яся Белая
ДИСКЛАЙМЕР: В Рождество сбываются самые заветные мечты. И случается невозможное - нет, волшебник не прилетает, а вот снегурочка вполне себе может заглянуть на огонёк :)

Подарки

- 1 -

   На снегу столько подписей. Крестик - воробей, "розочка" - кошка, параллельные - санки и точки каблуков - я.
   Ещё пара часов - и белое великолепие исчезнет без следа. Поэтому каждый обитатель города спешит оставить автограф на зимней страничке: я тут был ...
   Зимы у нас недолгие, а снег - как ненастоящий. Вон проглядывает кое-где зелёный ёршик газона. Хотя на носу Рождество.
   Рано порадовалось: приморозило. И руки без перчаток - красные. А в перчатках неудобно держать коробки - выскальзывают.
   Завожу машину, и пока она прогревается, дую на ладони. Не хочу, чтобы он видел озябшие руки. Хочу, чтобы видел радость.
   Дедушка сказал: прости, малыш, не смогу в этом году праздновать с тобой. Но не добавил "опять". А это - ключевое. Потому что пятое подряд Рождество одной - тоскливо.
   Но в этом году - будет по-другому. Я так решила.
   Напекла пирожных, купила подарок. И вот теперь - еду поздравлять. Говорят, если осчастливишь другого - сам станешь чуточку счастливее. Но не знаю, как он отреагирует и, если честно, очень боюсь. Вряд ли он знает о традициях Рождества. А тут я, с подарками. Ему точно будет неловко.
   Подумаю об этом потом ...
   Еду. Снег - бесконечной пеленой, дворники взбесились - трут и трут.
   Зачем мне это? Наверное, потому, что сиротство по праздникам роднит. А в такие дни хочется, чтобы рядом был кто-то близкий.
   Интересно, когда он откроет коробку - улыбнётся?
   Припарковавшись возле офиса "О.С.А.", сижу и терзаю руль. Идти или развернуться и уехать? Почему-то уверенности поубавилось... Но вовремя вспоминаю дедушкин наказ: начала - доводи до конца. Беру коробочки с подарками и иду.
   На проходной мне отдаёт честь юный васпа.
   Забыла, как его зовут, чёрт!
   Открываю коробку, достаю небольшой бисквитный кекс в форме осы и кладу ему на стол:
   - Счастливого Рождества!
   Мальчик краснеет, теряется и весь мой.
   - Ой, что вы, госпожа Миллер, - к вящей досаде моё имя он помнит, - зачем же?.. Какая прелесть! И вас!
   Выпаливает на одном дыхании, я улыбаюсь, - надеюсь, обворожительно? - и говорю:
   - У себя?
   Дежурный понимает, о ком речь, и бодро кивает:
   - На месте, но зол и велел к себе никого не пускать.
   - Думаю, мне можно.
   - Думаю, вам - да, - соглашается мальчик и пропускает меня в длинный холл.
   Двери-двери-двери ... Как в дурном сне. Откроешь одну - попадешь в ад, другую - в кошмар, третью - к нему.
   Недовольный.
   Встречает фразой:
   - Да кого там принёс ...- дальше - ругань. Поднимает голову, вперивает в меня злой взгляд. Ежусь. Ищу дверную ручку. Он сменяет гнев на милость и говорит куда более дружелюбно: - А, это вы.
   Глыба перестаёт давить. Перевожу дыхание, подхожу и ставлю на стол коробочку с кексами. Перед глазами всплывает, как мастерила вчера, обклеивала цветной бумагой (сдержанная элегантность), украшала. И вдруг смотрю теперь и понимаю: сейчас откроет - а там!
   Пока не случилось - тороплюсь:
   - Это вам и вашему отделу от меня лично и девочек из фонда!
   Бедные девочки! Они понятия не имеют, что затеяла их руководительница.
   А он, между тем, открывает коробочку.
   И почему кексы-осы казались мне вчера хорошей идеей? Она ведь плохая. Очень! Вот и он, после паузы, выдаёт возмущённо:
   - Вы издеваетесь?
   - Ничуть, - оправдываюсь я, - и у меня тут ещё подарок!
   Кладу на стол набор для рисования: пастель, цветная бумага особой фактуры.
   Он сгребает мои дары и отправляет в корзину.
   - Я не знаю, что вам от меня надо, - говорит, не оборачиваясь, - но я не потерплю подобных игр даже от вас!
   Уныло бреду к двери, радуюсь, что сдержала слёзы, бормочу под нос:
   - Я не играла, просто зашла поздравить с Рождеством.
   - Что такое Рождество? - доносится вслед. Без всякой злости и даже растерянно. Хотя, могу обмануться.
   Останавливаюсь, поворачиваюсь, но не смотрю. Произношу ровным тоном экскурсовода:
   - Это праздник. Пришёл ещё из досумеречной эпохи. Тогда он носил религиозный характер, теперь - сугубо светский. Остались традиции, обмениваться подарками, например.
   - Значит, я теперь вам тоже должен ...
   Вздыхаю. Смиряюсь с поражением и старательно улыбаюсь:
   - Только если хотите сами. Это жест дружбы и доброй воли.
   Он задумывается. До побелевших костяшек впивается в край стола.
   - То есть, Торий тоже мне купил подарок?
   - Уверена. Виктор любит делать сюрпризы.
   - То-то и помню, - уже смягчаясь, говорит Ян, но столешницу не выпускает, - что пару дней назад встретил его растерянного. Он что-то прятал.
   Прыскаю в кулак. Ян вздрагивает. Успокаиваю:
   - Представила картину и узнала Виктора.
   Ян, наконец, отпускает стол.
   - Вы присаживайтесь, - указывает на кресло у окна. - Раз уж пришли в гости с подарками - я должен угостить вас чаем.
   - Ян, перестаньте повторять "должен". Только, если вы хотите. Если же нет, и я мешаю вам, - киваю на заваленный бумагами стол, - то я лучше пойду.
   - Не мешаете, - он собирает бумаги и засовывает в ящик стола, - оставайтесь.
   Затем лезет в корзину, вынимает коробку с кексами (хорошо, хоть не рассыпались) и набор. Последний - вертит и с любопытством рассматривает. Проводит пальцами по чуть шершавой бумаге. Достаёт мелки пастели, пробудет несколько цветов. И по-хозяйски убирает в стол.
   - Понравилось? - интересуюсь, потому что он сам никак не комментирует подарок.
   - Неплохо, - сухо отзывается Ян. - Но - пустая трата денег. Я не умел никогда. После реабилитационного центра совсем разучился.
   Лукавит. Но я не стану разоблачать.
   - Зато теперь можно вспомнить, потренировать навыки.
   - У меня и без этого дел много. Не с руки переводить время на баловство.
   Даёт понять, что разговор на эту тему закончен, и переключается на кексы. Съедает один, второй, тянется за третьим, это - лучшая похвала хозяйке.
   Но вдруг замирает, накрыв рукой сладость, смотрит в стол.
   - Вы ведь это сами приготовили? - говорит, наконец.
   - Да, сама, по бабушкиному рецепту и добавила щепотку фантазии.
   - Для меня?
   - Для вас и ваших ребят.
   - И вот как теперь я обменяюсь с вами равноценным подарком? - произносит с досадой.
   И я "достаю заготовку":
   - Нарисуйте меня.
   Он скользит по мне взглядом, отчего обдаёт жаром - посмотрел, как будто коснулся, и чеканит:
   - Не пойдёт.
   - Почему?
   - Это снова будет подарок мне. Я вам этот рисунок не отдам.
   - Пусть будет у вас, главное - нарисуйте. До Рождества ещё есть время.
   Встаю - визит и так затянулся - и направляюсь к двери.
   Ян говорит вдогонку:
   - В жизни не ел ничего вкуснее ваших пирожных.
   Вздыхаю с облегчением и улыбаюсь. А он продолжает удивлять:
   - Вы научите меня выбирать подарки? Хотел бы купить для кое-кого.
   Мысленно радуюсь: тех, кто ему дорог, несколько. Это замечательно.
   - С большим удовольствием, - честно заявляю я. - Буду ждать у машины.
   И душу наполняет ликование - сюрприз всё-таки удался!
  

- 2 -

   ... Снегопад не прекращается. В этом году зима расщедрилась, и скоро укроет город белым сверкающим пухом. Дербенд обычно сер, но дважды в год непременно наряжается: весной - цветущими садами и зимой - в снежную шубу.
   Задираю голову и ощущаю себя в центре снегопада. Будто вот-вот саму подхватит и унесёт в белую круговерть танцевать со снежинками.
   Не слышу, как подходит Ян, но чувствую и оборачиваюсь. Взгляд - странный, теплый. Если бы я не знала Яна, решила бы - любуется мной.
   Улыбаюсь.
   - Ну что, едем?
   Он кивает и идёт к задней двери. Хочет спрятаться. И понимаю почему: автомобиль леворульный, я буду видеть ту сторону его лица, где повязка, если он сядет рядом, на пассажирское. Ян считает, это противно. Или вызывает жалость. Но это не так - он никогда не вызывал у меня ни жалости, ни отвращения. Разве что пугал иногда.
   Поэтому я подхожу и трогаю его ладонь, вцепившуюся в ручку двери. Ян деревенеет. Васпы не выносят прикосновений. Я знаю это, но всё равно немного задевает - сама напрягаюсь и немного теряюсь. Но быстро одёргиваю себя, осторожно глажу его руку - кожа сухая, горячая, покрыта старыми шрамами и свежими ссадинами.
   Ян переводит дыхание, и я чувствую, как он расслабляется - доверяет и наслаждается.
   - Садитесь рядом, а то неудобно будет беседовать.
   - За рулём лучше не разговаривать. Это чревато, - холодно отзывается он, осторожно убирая руку.
   - Ваша правда, - соглашаюсь, - хотя всё, конечно, зависит от опыта водителя.
   Взгляд, который он бросает на меня, красноречив и наглядно демонстрирует, что Ян думает о моих водительских способностях.
   - Тогда, может, вы за руль?
   Похоже, он даже опешил от недоумения. Мнётся, не зная, что ответить. Выбирает, наверное, самое логичное:
   - У меня нет прав.
   - Ерунда, - машу рукой я, - ваша "корочка" главы подразделения "О.С.А" сработает лучше любых прав.
   И протягиваю ключи.
   Он ухмыляется самодовольно и, наверно, заносит победу на свой счёт. Я не возражаю, покорно сажусь рядом и набрасываю ремень безопасности. Давно не ездила пассажиром. А в этом определённо что-то есть.
   Например, можно беззастенчиво рассматривать водителя. И мне нравится то, что я вижу. Ян ведёт машину уверено, движения отточены. Должно быть, он также дерётся... И ... От него веет силой и властью ... но это не неприятно, скорее наоборот... Странные мысли, никогда не рассматривала его с этой точки зрения. А может, стоит?
   Ему идёт форма. Она не слишком отличается от мундира Дарского офицера. Вернее, полностью та же - цвет, фасон, только шевроны и нашивки другие, с гербом Южноуделья и логотипом "О.С.А.".
   Цвет ржавчины в сочетании со светлыми волосами - в этом что-то есть. А если ещё добавить веснушки - никогда прежде их не замечала - получается мило и опасно одновременно. Гремучая смесь.
   И эта взъерошенная причёска ...
   Отвожу взгляд, но лицо начинает жечь стыдом - я добрых пять минут пялилась на него. Васпы - эмпаты, он мог почувствовать изменение моего эмоционального фона.
   Спасибо, ничего не сказал!
   Смотрю в окно, отгоняю странные фантазии ...
   Нужно поговорить о чём-то нейтральном. Ах да, вот...
   - Почему вы не купите машину? - Только после этих слов понимаю, насколько затянулось молчание.
   Воздух в салоне наэлектризован, вот-вот взорвётся.
   Ян тоже рад поговорить.
   - В "О.С.А." платят больше, чем лаборанту Тория, но на машину пока не хватает.
   - Для начала же можно купить поддержанную, с рук. Вы же отлично разбираетесь в технике. Приведёте в рабочее состояние.
   - Верно, - судя по тому, что губы Яна трогает лёгкая улыбка, мой комплимент достиг цели, - я просто никогда этим не задавался. Но вы подбросили мне идею.
   - Могу ещё и телефон подбросить - как раз сосед продаёт: старенькую, но в хорошем состоянии.
   - Вы - опытный торговец, - немного с ехидством говорит Ян, и сильнее сжимает руль, когда я вкладываю листочек с телефоном в верхний карман кителя.
   - Работа у меня такая. Рассказать о художнике, да ещё и малоизвестном, - то же, что продать его. Тем более что сами они этого не умеют.
   - Полезный навык. Но сейчас будете учить покупать.
   Почти приказ. Не терпящий возражений.
   Мы лихо паркуемся на стоянке торгового центра, и Ян забывает открыть мне дверь, подать руку и вернуть ключи.
   Выбираюсь сама. Он уже успевает уйти вперёд. Спешу следом, злясь на работников коммунальных служб, которые не расчистили парковку. И оскальзываюсь и лечу.
   Меня подхватывают. Поднимаю голову и встречаюсь взглядом с крайне неприятным типом. Он обдаёт меня густым перегаром и лыбится:
   - Ребя, смотрите, я Снегурочку поймал!
   Поодаль стоит фургон, возле него двое мужчин с бритыми затылками, в спортивных куртках и трико прикладываются к бутылке.
   Они оглядываются на нас. Ухмыляются. Походят вразвалочку.
   - Ну надо же, Дрон, какой ты счастливчик! И, правда, Снегурочка! Да ещё и такая красотка!
   Он буквально лапает меня взглядом, и я ёжусь. Противно и гадко.
   Судорожно вспоминаю, как вести себя с пьяными и озабоченными. Главное, не дёргаться и не провоцировать. Но вот нащупать линию, которой придерживаться, трудно.
   А горе-спаситель, подхвативший меня, ещё наглее хватает за талию, притягивает к себе и выдыхает в лицо:

- Расскажи, Снегурочка,
Где была?
Расскажи-ка, милая,
Как дела?

   Меня мутит и подкашиваются ноги. Приказываю себе не отключаться. Мысли путаются, и я готова разревется: никак не придумаю то самое верное, что даст мне возможность освободиться ...
   Но придумать нужные слова не успеваю.
   Если раньше происходящее виделось, словно в замедленной съёмке, то теперь - буквально катится кубарем. Начиная с любителя снегурочек. Он пролетает мимо меня и приземляется в сугроб. Я чуть не ли не отправляюсь следом, но на этот раз меня ловят бережно и аккуратно. И мне нравится чувствовать эти руки на своей талии. Обретаю почву под ногами и предусмотрительно отскакиваю в сторону, зажимаю рот рукой, потому что бритоголовой, который лапал меня взглядом, достаёт нож. Но не успевает даже поугрожать.
   Движения Яна - молниеносны, не получается отследить. Я вижу только, как двое корчатся у его ног, а он зачитываем им пункты кодекса "О.С.А.". Третий, пригнувшись, бежит к машине.
   - Ещё раз увижу, что женщин на улице хватаете - в лоскуты порву.
   Те утвердительно кивают и, когда Ян отходит чуть в сторону, вскакивают и мчатся к фургону. Просто прячутся внутри, ясно, что заводить машину на глазах представителя власти не решатся - пьяны.
   Меня ещё немного потряхивает. Страх от пережитого мешается с благодарностью и восхищением.
   Ян смотрит на меня понимающе. С сочувствием. Это подбадривает, словно рукопожатие.
   - Спасибо.
   - Не стоит, - холодно отвечает он. - Я лишь выполнял свой долг по охране общественной безопасности. Будь на вашем месте кто угодно - сделал бы тоже.
   А вот это немного больно, но он прав.
   Уже отвернувшись, добавляет:
   - Больше не отходите от меня далеко.
   И я радуюсь - всё-таки беспокоится, и пока не напоминаю ему про ключи - он несколько взвинчен сейчас, может ещё неправильные выводы сделать ...

- 3 -

  
   ... Зал торгового центра встречает нас яркими красками рождественских распродаж и веселой музыкой. Как в сказку вошли. Веет детством и хочется бежать в центральный зал, где стоит главная - до потолка - елка, забираться на колени к деду в красном и шептать заветные желания.
   Похоже, Ян тоже заражается духом Рождества. С любопытством оглядывается по сторонам, и сам, как рождественский подарок, - сияет. А потом замечает наши отражения - своё и моё - в одной из витрин ... И - гаснет, сникает, закрывается прежде чем я успеваю переключить его на подарочный лад. И мне больно дышать, и на душе - камень. Я чувствую себя, как, должно быть, чувствует альпинист, который не удержал товарища ...
   Но всё-таки улыбаюсь и говорю:
   - Кому первому будем покупать подарок?
   Ян вздрагивает, как человек, которого внезапно окликнули, и отвечает сухо:
   - Торию.
   - И чтобы вы хотели ему подарить?
   Ян пожимает плечами.
   - Представления не имею. Но ... мне кажется ... ему нравятся книги...
   - О да! - соглашаюсь я. - Виктор тот ещё книжный червь. Здесь неподалёку открылся книжный, идёмте?
   Ян хмыкает.
   - Ну мы же за этим здесь ...
   ... В книжном - многолюдно. Но в основном - в отделе детской литературы, где стоят сказки в ярких обложках. Книга сказок на Рождество - лучший подарок. Честь и хвала тем, кто в годы смут и разрухи смог сберечь эти сокровища досумеречной эпохи, чтобы теперь взрослые могли дарить их детям.
   Ян тоже берёт одну книгу, вертит в руках. На обложке - девушка с ярко-красными волосами и милым рыбьим хвостом. Любимая мной "Русалочка" Андерсена.
   - Странное у художника представление о русалках, - скептически выносит вердикт Ян и ставит книгу на полку.
   - А какое у вас?
   Он молчит некоторое время, потом отвечает, не глядя на меня:
   - Другое. Человечнее.
   - Вы говорите о тех русалках, в которых превращались утопленницы. В этой книге русалки - исконные обитательницы подводного мира. Поэтому они лишь частично похожи на людей.
   - Вот что, - задумчиво произносит он. - Как я понял, она хотела стать человеком.
   - Да, и в этом её главная трагедия.
   - Почему?
   - Она пытается изменить свою суть. И заключает договор с морской ведьмой. Та дарит ей ноги, но за каждый шаг русалочка расплачивается болью, словно идёт по лезвиям ножей ...
   Яна передёргивает.
   - Довольно жестоко для детской сказки.
   - Андерсен не писал детских сказок, он писал мудрые и поучительные истории. В его версии русалочка не смогла убить возлюбленного и превратилась в морскую пену. Но это не смерть, а новое рождение ... Адаптация сказки скучнее и с ненужным счастливым концом.
   - У оригинальной сказки получается весьма печальный вывод: если ты не человек, то тебе им не стать, сколько усилий не прикладывай.
   - Вовсе нет. Андерсен задаёт вопрос: а надо ли? Ведь русалка оказывается лучше людей и в награду получает бессмертную душу ... Так ли это плохо?
   - Но не получает любовь ...
   В его словах - печаль и обречённость.
   Невесёлый выходит праздник.
   Пытаюсь переключить.
   - Кстати, автора этой сказки звали Ганс. Это один из вариантов имени Ян. Так что вы с ним тёзки.
   - Значит, это связано с именем?
   - Что?
   - Русалки.
   Я не совсем понимаю аналогию, поэтому не соглашаюсь:
   - Андерсен писал не только о русалках. Ещё о Тени, и о Снежной королеве ...
   - Надо будет познакомиться с его творчеством.
   Так, за разговором мы оказываемся в отделе подарочных изданий.
   Роскошные, теснённые золотом обложки, изысканные иллюстрации, мелованная бумага.
   Я беру с полки томик стихов модной поэтессы Моны Соляриной, открываю наугад, читаю. И сердце слегка сбивается со своего привычного ритма и начинает чеканить:

Если идти это - цель [не средство],
Лишь бы ни с трубочкой по-турецки
Томно гонять эйфоретики по крови,
Если комфорт не влечёт, а душит -
Истинно, ты - человек идущий.
Необъяснимая ветвь эволюции - редкий вид.

   - Вот, купите Виктору. Хорошие стихи - отличный подарок.
   - Нет, - бескомпромиссно парирует Ян, - Торию нравится вот эта книга.
   И достаёт "Войну и мир" Толстого.
   - С чего вы взяли? - пугаюсь я.
   - Он сам мне давал её читать. Значит, эта - его любимая.
   Даёт понять, что прения окончены, и уверенно идёт к кассе. Я вздыхаю и плетусь следом.
   Виктор с ума сошёл - васпе! - и сразу Толстого! Надо будет серьёзно поговорить с Торием.
   Солярину я тоже покупаю, но себе. Слишком созвучны душе её строки:

Будьте трепетны к Миру,
А Он воплощен в мелочах:
В необидье обид и в непамяти памятных кличек.
Будьте трепетны к Миру, Он тоже страдал от отмычек.
Будьте трепетны к миру, 
Сокрытому в чьих-то очах.

   Толстого заворачивают в нарядную бумагу с узором остролиста, и мы снова выходим в шумный холл торгового центра.
   И Ян заявляет:
   - Теперь Лизе.
   И смотрит на меня требовательно и строго: мол, слушаю предложения.
  

- 4 -

  
   ... С Лизой проще. Достаю телефон и набираю номер.
   Виктор откликается сразу и, судя по тону, настроение у него хорошее. Вот и славно. После короткого обмена любезностями - перехожу к делу:
   - Ты выполнил моё поручение?
   - Разумеется, босс, - весело отзывается Виктор. - Духи. Какой-то там "Яблочный блюз", сказала: классные. Ей идёт запах яблок.
   Благодарю и отключаюсь.
   У Лизы - неплохой вкус. Аромат в этом году и вправду модный. Но я не люблю съедобные запахи.
   ... В парфюмерном к нам побегает шустрый невысокий мужчина, лысоватый и жилете из красной тафты. Продавец. Хватает Яна и тащит к стеллажу, где красуются флакончики самых разных форм и расцветок.
   - Вашей девушке подойдёт вот это! - он суёт Яну в руки какую-то баночку с голубоватой жидкостью.
   Ян растерян и, чувствую, не знает, как реагировать.
   Тоже не знаю, что будет, если сказать при этом торговце, что я - не девушка Яна? А сказать надо.
   Он справляется сам. Возвращает духи продавцу и говорит:
   - Вы ошиблись - мы не вместе. Вернее, сейчас вместе, но не в том смысле.
   И мне почему-то становится стыдно, неловко и горько. Не то, чтобы я хотела, что он купил мне духи. Хотя всегда приятно получать подарки. Обидно, что Ян резко и без раздумий ставит между нами стену - не вместе.
   Но я проглатываю пилюлю.
   И поддерживаю его:
   - Да, мы зашли, чтобы купить подарок нашей общей знакомой.
   Продавец подаёт "Яблочный блюз" в нежно-зелёном подарочном пакете, Ян расплачивается, и мы торопимся на выход.
   - Девушка, можно вас? - окликает меня парфюмер.
   Я извиняюсь перед Яном, прошу подождать и подхожу.
   - Как вас зовут? - ошарашивает меня продавец.
   - А зачем вам?
   - Хочу подарить вам именную карту на скидки в нашем магазине, - елейным голосом сообщает он. - У нас акция ...
   - Хлоя, - отвечаю я.
   И он восторженно тянет:
   - О-о-о! Это значит - Цветущая. Вам удивительно идёт! И вы просто обязаны стать вип-персоной нашего магазина!
   И смущаюсь и чувствую, как щёки заливает краска.
   Парфюмер вручает мне карту и флакончик духов, тех самых, что недавно показывал Яну.
   - Вам подарок, Цветущая. За то, что пришли и озарили это скромное заведение своим светом!
   Льстит безбожно. Но духи - отличные, мой любимый аромат.
   Отказываюсь. Если возьму - обижу Яна.
   - Карты будет достаточно. А духи куплю сама, когда мне будет нужно, - благодарю и выхожу.
   Ян стоит у стены. Понурый, ссутулившийся. Подхожу, и он бросает на меня какой-то испуганный взгляд и говорит совсем тихо:
   - Теперь надо вам ...
   - Нет ... - пытаюсь возразить, но Ян перебивает:
   - Вы сказали: только, если я сам захочу. Так вот - я хочу. Что вам подарить?
   Смотрит вопросительно и ждёт.
   И я смелею. В конце концов, исподволь, ещё когда ехала к нему с пирожными, думала именно об этом. Начинаю издалека:
   - В этом году дедушка опять не сможет провести со мной Рождество. А все подруги - либо семейные, либо парами. Ну так вот ... в общем ... как насчёт того, чтобы провести это Рождество со мной ...
   Сверлю взглядом пол. И мне страшно, а щёки жжёт жар стыда: никогда прежде сама не приглашала мужчину. Наверное, это неправильно. И не стоило так делать. Но я уже сделала. Отступать поздно. Заканчиваю почти шёпотом:
   - ... если вы не против, конечно ...
   - Только, если вы объясните мне, - почему? - слишком холодно для согласия говорит он.
   - Почему что?
   - Почему я?
   Сердце колотится в горле. Слова застревают и не вяжутся.
   - Просто подумала ... что ... вы один ... а такой праздник ...
   - А вы из-за чего одна?
   - Я же говорю - дедушка ...
   - Я не об этом, Хлоя. Разве вы ни с кем не встречаетесь?
   Судорожно сглатываю комок. Ещё не хватало, чтобы жалеть начал. Или насмехаться.
   - Это было бестактно, - удивляет он. - Забудьте. И - пригласить меня на Рождество - снова подарок мне. Я так не рассчитаюсь, - и пытается улыбнуться.
   У меня на душе светлеет. Все неловкие или неприятные ситуации этого дня вдруг сглаживаются.
   Я смотрю на него и улыбаюсь в ответ.
   ... Уже стемнело. И мы идём по аллее в свете фонарей и кружении снежинок. Внутри у меня серебряные колокольчики вызванивают рождественские гимны. Но радость омрачают замёрзшие руки. Теперь я понимаю, зачем детям пришивают к рукавам варежки.
   Останавливаюсь и дую на пальцы.
   Ян несколько минут молча созерцает мои попытки согреться, потом ставит подарки на заснеженную скамейку и накрывает мои ладони своими. Сначала робко, едва касаясь, потом - смелее, чуть сжимая.
   По телу разливается смущение и тепло.
   - Спасибо, - шепчу, глядя под ноги.
   - Не за что, - отвечает он. - Это просто ещё один подарок мне.
   Я любуюсь, как в свете фонаря в его волосах поблёскивают снежинки. И точно знаю - в этом году у меня будет самое удивительное Рождество.

- 5 -

   Целый день - в суете: нужно столько успеть! И приготовить, и квартиру до блеска выдраить. А ещё и украсить надо. Всё привычка откладывать дела на последний момент. Вот и кручусь теперь, как белка в колесе. Хорошо, хоть не так же бесполезно.
   Спасибо тётушке Римме, дедовой сестре, - она меня научила, как делать сто женских дел одновременно. Ну и научно-техническому прогрессу, что потихоньку, но набирает обороты. А то бы без миксеров-блендеров тяжко пришлось.
   ... Он пунктуален, как часы. Звонит в дверь ровно в шесть, как и договаривались.
   Срываю передник, бегу к двери.
   По пути замечаю, сколько ещё не успела, ругаю себя.
   Замок, как назло, выделывается и не хочет открываться сразу. Так всегда бывает, когда руки дрожат.
   Наконец-то. Распахиваю дверь и поднимаю глаза на Яна. Он тоже взволнованный и смущённый. Выглядит таким домашним в скромной одежде. Отступаю, бормочу:
   - Проходите.
   Он аккуратно проскальзывает в прихожую, стараясь не задеть меня, раздевается и вешает куртку. Неловко мнёт пакет из серебристо-голубой голографической бумаги. Приглашаю в зал, а сама - убегаю на кухню, к печеньям.
   Вроде бы всё хорошо. Посыпаю зеленью салат.
   Возвращаюсь в гостиную. Ян сидит на диване, пялится в телевизор и явно не знает, куда девать руки.
   Слегка стесняюсь, но всё равно прошу:
   - Вы поможете мне с ёлкой?
   - А что с ней не так? - Ян осматривает рождественское дерево.
   - Ну как видите - ещё ни макушки, ни гирлянды. Они электрические. Обычно ими занимался дедушка.
   - Давайте, - охотно отзывается он.
   Я показываю ему всё необходимое, убегаю вновь.
   Поливаю печенья глазурью и украшаю.
   Проверяю мясо. И начинаю накрывать на стол.
   Люблю праздничную суету, только вот для самой себя - это скучно и неинтересно. Моё одинокое Рождество обычно ограничивалось конфетами, апельсинами и шампанским.
   И поэтому сейчас, когда накрываю на стол для кого-то ещё, почти ликую. Заботиться также приятно, как дарить подарки.
   Ну вот стол накрыт, ёлка мерцает огнями, потрескивают свечи. Говорю:
   - Ян, вы пока откройте вино, а я скоро ...
   Убегаю в спальню. Мало украсить дом и стол, на Рождество нужно и самой нарядиться, как следует. Вот и пригодиться голубое платье со шлейфом, что два года дожидалось своей участи в шкафу.
   Торопливо одеваюсь. Наспех осматриваю себя в зеркало: чёрт! внешности стоило уделить больше внимания! Я почти не пользуюсь косметикой. Немного блеска на губы, обрызгаться туалетной водой. Волосы заматываю в пучок, закалываю шпильками и выпускаю пару локонов. Серебристые туфли заканчивают образ. Вроде неплохо.
   Вздыхаю, слегка приподнимаю край юбки и выхожу в зал.
   - Ян, - окликаю гостя.
   Он оборачивается и столбенеет.
   Сердце ухает вниз: переборщила?!
   Обнимаю себя руками, стесняясь обнажённых плеч, и бормочу, уставившись в пол:
   - Что-то не так? Может, пойти переодеться ...
   Он перебивает меня немного порывисто:
   - Нет, что вы! Не надо! Вы - очень красивая!
   Пытаюсь улыбнуться и присаживаюсь на край дивана. Ян делает тоже. Некоторое время мы просто молчим. К моему удивлению, он не подтягивает к себе ни одного блюда. Вообще не смотрит на стол.
   Меня охватывает волнение: видимо, я всё-таки чего-то не понимаю, а Ян просто старается быть вежливым.
   - Угощайтесь, - говорю, наконец, - я старалась.
   Ян почему-то смущается.
   - Вы ... так красиво всё ... сделали. Возьмёшь - разрушишь.
   - Ну я специально оформила блюда, считается, это возбуждает аппетит.
   Беру тарелку, накладываю кусочки послаще, подставляю ему.
   Я никогда прежде не видела Яна таким - растерянным, стеснительным. И сама-то не уверена, что всё делаю правильно. Но его застенчивость и вовсе выбивает из колеи. Со мной такое впервые.
   - Нальёте шампанского?
   Ян кивает и разливает по бокалам пенящийся искристый напиток.
   Чтобы рассеять неловкость - произношу тост:
   - Счастливого Рождества! И пусть сбудутся ваши самые заветные мечты.
   Ян не отвечает, просто делает пару глотков и ставит бокал.
   - А у меня для вас подарок, - говорит он и протягивает мне тот самый пакет, который я заметила ещё в прихожей.
   Извлекаю на свёт карандашный набросок, на котором - воздушно-светлая я, и продолговатую коробочку тёмно-синего бархата. Открываю - внутри поблёскивает тонкая серебряная цепочка и голубоватая подвеска в виде капли. Изящно и, наверное, дорого.
   - Вам нравится? - интересуется он.
   - Очень, - признаюсь честно.
   Ян встаёт, обходит меня со спины и аккуратно вытаскивает украшение.
   - Вы позволите? - больше для проформы говорит он, потому что, судя по движениям, уже всё решил.
   Застёгивает цепочку мне на шее, и там, где пальцы касаются кожи, остаются ожоги. Меня саму охватывает жар и начинает слегка лихорадить.
   Шампанское допиваю залпом. Гостиная смазывается. И я понимаю, как сильно, на самом деле устала. Но у меня гость, и мне хочется заботиться о нём.
   - У меня есть замечательная рамка для вашего второго подарка, - бегу в свою комнату и возвращаюсь с белой перламутровой рамкой, украшенной ракушками и водорослями.
   Вставляю туда рисунок Яна.
   Художник улыбается.
   - Вот, теперь настоящая русалка.
   - И дались вам эти русалки! Они же холодные и рыбой пахнут!
   - Иногда хочется прохлады. И некоторые пахнут свежим морским бризом и даже цветами.
   Взгляд скользит по мне, раздевая и лаская. Это смущает, будоражит и зажигает кровь. Одновременно хорошо и тревожно.
   Ставлю рисунок на каминную полку и возвращаюсь к столу.
   Мы кушаем и говорим - о Викторе и Лизе (оказывается, Ян их ещё не поздравил), о творчестве, о перспективах.
   С экрана нас один за другим поздравляют политики и артисты.
   - Меня тоже звали в эту передачу, но я отказалась.
   - Почему?
   - Не люблю отмечать праздники заранее, а это - снималось в октябре. А какое в октябре Рождество!
   - Вы шутите?
   - Так и есть, - нахожу приглашение в шкатулке на тумбочке, протягиваю Яну. - Посмотрите на дату.
   - Удивительно ... - комментирует Ян. - Но вы бы хорошо смотрелись там. Смотрите, какие все радостные и нарядные.
   - И лживые, - вздыхаю я. - В этом суть высшего общества. Потому-то все и норовят туда попасть: чтобы лгать уже беззастенчиво.
   - Зато люди охотно требуют правдивости от других ...
   За разговором мы не замечаем, кто появляется на экране, просто вместе оборачиваемся на голос.
   Морташ, как всегда, самодовольный и лоснится. Ничто его не берёт. В руках - бокал шампанского, на губах - ехидная улыбка. Словно, он смотрит именно на нас с Яном.
   Холодею.
   Чувствую, как жжёт руку, в том месте, где Морташ когда-то коснулся губами.
   Он поднимает бокал и, будто гипнотизируя меня взглядом, произносит:
   - Это был удивительный год. Случилось много ...
   Оттаиваю, кидаюсь к телевизору и выдёргиваю шнур из розетки. Сердце колотится. Вот-вот выпрыгнет. Прижимаю руку к груди, пытаюсь восстановить дыхание.
   Ян подходит сзади и обнимает за плечи, разворачивает к себе, и я оказываюсь в кольце рук.
   - Не думайте о нём сейчас! Не в этот вечер! Не при мне!
   Он говорит резко, чеканя фразы. Потом приподнимает моё лицо за подбородок и целует.
   Но этот поцелуй - хоть и дерзкий, не похож на наш первый, который я стёрла и пыталась забыть. Этот - правильный, нужный. Я таю, растекаюсь, Яну приходится крепче обнять меня за талию, прижать к себе.
   Я хватаю его за плечи, потому что чувствую: ещё немного и улечу. Отвечаю также жадно, как он целует меня. Мы словно двое жаждущих, которые никак не могут напиться.
   Он наконец отрывается от моих губ и шепчет на ухо:
   - Хочу тебя.
   От его слов ведёт, как от шампанского.
   Ян без особых усилий подхватывает меня на руки и несёт на диван. Опускает бережно, и теперь поцелуи становятся осторожными и лёгкими. Будто меня спрашивают: можно?
   Прикрываю глаза и доверяюсь ему.
   Между ласками он шепчет:
   - Красивая ... Нежная ... Желанная ...
   И я растворяюсь в этих словах. Хочу быть его. Принадлежать безраздельно.
   Он вытаскивает шпильки из моей причёски, волосы рассыпаются по диванной подушке. Ян запускает в них пальцы и прячет лицо. Его дыхание обжигает мне шею. Дедушка как-то рассказывал, что у васпов, при выбросе в кровь любого гормона, повышается температура тела. И приравнивается к температуре крупного хищника.
   От его близости невыносимо жарко. Одежда липнет к телу.
   Пусть он скорее избавит меня. А я - его. Помогаю стащить свитер, потом принимаюсь за пуговицы рубашки ...
   Он перехватывает запястья, сжимает их на грани грубости и накрывает мои губы своими. В этот раз поцелуй глубокий и страстный. И по жилам уже струится раскалённый металл. Стекает вниз живота ...
   Нас отвлекает звонок в дверь.
   Чёрт.
   Приходится прервать поцелуй.
   Ян в ярости.
   - Ты кого-то ждёшь?
   - Нет, - мотаю головой.
   - Я убью этого мерзавца! Кто бы он ни был! Испортил нам вечер!
   Я благодарна за "нам", но допустить убийства в рождественскую ночь не могу. Поэтому прошу Яна попридержать пыл, чмокаю в щёку и бегу к двери.
   ... Он радостен и улыбается во все зубы.
   - Ну, здравствуй, малышка. Я всё-таки вырвался к тебе!
   - Дедушка?!
   - Да, пташка моя. Твой дедуля приехал. Всё-таки Рождество - семейный праздник. Но что-то ты не рада! Или ... ты не одна?
   О, да! Не одна!
   И только от одной мысли, что они сейчас встретятся и мир разлетится на осколки, мне плохеет. Видимо, потрясений на сегодняшний день оказывается слишком много, и меня накрывает благодатная тьма.
   И уж не знаю, кто из них успевает подхватить меня ...
  

- 6 -

   ... Но в чувство приводит точно дедушка - сидит рядом, суёт под нос ватку с нашатырём.
   Слышу обрывки фраз.
   - ... ты посмел! Марать её своими грязными прикосновениями, тварь! Зарвался! Равным себя почувствовал! Она столько для вас сделала, монстров неблагодарных.
   Я смотрю на Яна. Он стоит у двери потерянный и одинокий. Голову опустил, кулаки стиснул.
   За что дедушка так с ним?
   Злюсь и пытаюсь встать.
   - Дедушка! Он мой гость! Я сама его пригласила.
   Встаю и подхожу к Яну, хочу обнять, но он шарахается от меня, как от чумной.
   - Ваш дедушка прав. Я должен идти.
   Холодно и отчуждённо. Словно не было тех сумасшедших поцелуев и тянуче-сладкого "хочу тебя".
   Теперь взгляд колючий.
   Почему-то чувствую себя предательницей и понимаю: если он уйдёт сейчас - потом не подпустит на пушечный выстрел.
   Пусть дедушка от меня отречётся. Оставит без наследства и содержания. Мне всё равно.
   Я не могу потерять Яна.
   Потому что я ... впервые в жизни ... сейчас я осознаю это чётко ...
   - Он не прав! Здесь - мой дом и ты - мой гость. И вообще ... я ... я ... люблю тебя ...
   Ян спотыкается, хватается за дверной косяк и замирает.
   А у меня за спиной ехидно смеётся дед.
   Я зла на них обоих. Разорвала бы в клочья. Треснула лбами. Потому что нет никого дороже и роднее.
   Реву, как последняя плакса. И совсем-совсем не знаю, что мне делать.
   Ян поворачивается и смотрит с тоской.
   Говорит тихо и обречённо:
   - Не плачьте. Я не стою ваших слёз. А ваша любовь - слишком дорогой подарок. Я не могу его принять. И мне, правда, лучше уйти.
   - Ещё шаг - и я пристрелю тебя, ублюдок.
   Кошусь на деда и замечаю у него в руках пистолет с сонными дротиками. Всегда при себе. Работа опасная. Не удивлюсь, если намешал туда такой гадости, что Яна долго корёжить будет.
   - Я тебя не прогонял. А ты - ещё и до слёз её довёл. Моя добрая девочка, - он обводит пистолетом комнату, - всё это сделала для тебя. Она тут унижается, в любви тебе признаётся, а ты ...
   Ян растерян и напуган. Но скорее не намереньями деда, а его словами. И, кажется, полностью дезориентирован. Ведь раньше дед отругал его за то, что Ян касался меня.
   Он не подойдёт.
   Поэтому подхожу сама, в этот раз он позволяет коснуться.
   Я кладу руки и голову ему на грудь, и Ян говорит совсем тихо:
   - Не надо плакать.
   Чувствую, как подрагивают пальцы, когда он проводит ладонью мне по спине.
   - Так значит, - говорит дедушка. - То есть, он - твой сознательный выбор.
   - Да, - отвечаю я, поднимаю лицо и встречаю взгляд Яна, полный благодарности, нежности, отчаяния и ещё не пойми чего.
   - А ты, васпа, обещаешь её беречь?
   - Да, - отвечает Ян, и обнимает меня уже увереннее и надёжнее.
   Так правильно. Не отпускай.
   - Умеешь ты делать сюрпризы, Хлоя. Прямо, как твоя мать, которая выскочила за своего эгерца и слушать меня не хотела! А упрямство у тебя его, Миллеровское, будь он проклят и земля ему пухом! - дед кладёт пистолет на стол, откупоривает шампанское, наполняет бокал, пьёт залпом. - И если Марину, твою маму, я ещё мог понять, то тебя - никак! Влюбиться! в васпу! Это всё равно, что полюбить вон его, - кивает на пистолет.
   Я чувствую, как напрягается Ян, и прижимаюсь к нему ещё сильнее.
   - А ты?! - понимаю, что дед обращается к Яну. - Решил, что теперь всё можно. Равным себя посчитал?
   Обнимаю за шею, шепчу:
   - Не отвечай.
   Он и не собирается. Вместо этого - трогает мои волосы, целует в макушку. Успокаивается.
   Мне рядом с ним тепло и правильно.
   - Разбаловала вас, насекомых, моя внучка. И знаешь, есть одна беда - я не могу ей возражать. Вениамин, вон, считает, что у вас можно вырастить души. Благодаря его наработкам и появилась "О.С.А.". Васпы научились любить и им есть, что терять. Он умеет убеждать. Я никогда не принимал психологию всерьёз. Не могу апеллировать к исследованиям, результаты которых не увижу даже под микроскопом. Но раз моя девочка выбрала тебя, я поверю этому ненормальному. Но если хоть волосок упадёт с её головы ...
   - ... вы сделаете меня пожизненным хомячком в вашей лаборатории! - заканчивает Ян, и меня окатывает волной его негодования. Разделяю целиком и полностью - Ян и сам не допустит. Иначе бы не было так спокойно в его объятиях.
   - Ну что ж, на этом пока заключим нейтралитет. А, согласны? Это не самый плохой расклад. Как контролировать васпу, я знаю. А вот то чудо, которое выкопала тебе, пташка, в качестве жениха моя дражайшая сестрёнка, нет. Она намерена познакомить вас в самые ближайшие дни. Только не надо мне такого счастья ... Я собственно и примчался предупредить. И потому, что с кем Рождество встретишь, с тем весь год и проведёшь. А я хочу с тобой, малышка. Ну ... теперь придётся и с тобой, - он салютует бутылкой Яну, - раз уж она выбрала тебя... И ещё, раз уж вы стоите под омелой, целуйтесь уже.
   Мы целуемся.
   Мир начинает искрить, взрывается фейерверком.
   Часы бьют двенадцать.
   И, шепча ему в губы его имя, я успеваю загадать желание, самое заветное. И оно сбывается тут же. Ян наклоняется и говорит:
   - Я тоже. И очень давно. Наверное, с того дня, как впервые увидел тебя. Ты - моя. И больше не отпущу.
   - Берите уже шампанское и айда фейерверки смотреть, - зовёт дед.
   И я смеюсь.
   Вот уж воистину - счастливое Рождество.
   ... Дальше застолье продолжается в уже более дружелюбном ключе. Хотя, конечно, Яну не так уютно, как когда мы были вдвоём, он холодён и натянут, но позволяет мне держать себя за руку.
   В два пополуночи понимаю, что едва ли стою на ногах. Дедушку целую в щёку, Яна - в губы, и прощаюсь.
   Ян начинает собираться тоже.
   Дед качает головой:
   - Э, нет, зятёк, у нас с тобой ещё долгий разговор впереди. Так что садись пока. А где переночевать - найдём, квартира большая.
   Ян печально вздыхает и садится за стол. Дед извлекает из чемодана бутылку "Хеннеси". Да, разговор точно будет серьёзным и мужским.
   - Обещайте, что не поубиваете друг друга.
   Оба ухмыляются.
   - Заботишься, моя умница! - хвалит меня дед.
   - Нет, - говорю, - просто утром двадцать шестого будет сложно вывезти два трупа. У всех служб - выходной.
   Делаю книксен и ухожу.
   Смеются они уже мне вслед.
   ... Засыпаю, едва голова касается подушки. Снится мама - красивая и молодая, и городской каток с огромной ёлкой посередине. То была сказка.
  

- 7 -

   В гостиную выхожу с опаской - мало ли что всё-таки случилось. И - удивляюсь. Стол чист. Иду на кухню проверить догадку: действительно, еда - в холодильнике. Ну надо же, какие мужчины у меня умнички!
   Сердце щемит от нежности.
   Едва успеваю привести себя в порядок - раздаётся звонок.
   - Готовься, малыш, в три мы с Яном заедем за тобой! - ошарашивает дедушка.
   - Постой. Вы с Яном? Где вы вообще?
   - Потом, всё потом, малыш. К трём - будь готова. Отправимся к твоей тёте Римме знакомиться с женихом.
   - Не собираюсь я не с кем знакомиться. Я хочу быть с Яном.
   - Будешь, но потом. А сейчас - поедешь и познакомишься. Всегда сможешь ему сказать, что он тебе не нравится.
   - Он мне уже не нравится.
   - Я очень на это надеюсь.
   Дедушка отключается, а в груди клокочет ярость. С шестнадцати лет доказываю родственникам: свою жизнь я строю сама. Не понимают, и всё ещё продолжают опекать. Ладно, дедушка, нужно отдать ему должное, влияет на мою жизнь в основном финансово, после того, как я поступила на искусствоведа, а не на генетика, как он хотел, наши отношения стали прохладнее. Потом позиции сильно разошлись, когда я пробивала поправку в закон о перемещённых лицах. Но всё это сущие пустяки, по сравнению с разногласиями в жизненных позициях между мной и тётей Риммой. Она считает: я всё ещё выпускница гимназии, и меня нужно направлять на путь истины. И да, ежегодно подыскивать мне женихов, из-за которых потом приходится менять номера телефонов и чуть ли не работу.
   Что задумал дедушка?
   Почему Ян подыгрывает ему?
   Злюсь на них и пылесошу. Домашние дела - лучшая пилюля. Так время пролетает незаметно, но к трём я готова и безупречна. Потому что тётушка Римма устроит мне разнос, если хоть один волосок в причёске будет лежать не так.
   Звонок в дверь удивляет - дедушка мог бы и по телефону, я бы спустилась.
   Открываю дверь и вижу Яна.
   Сердце прыгает, и улыбаюсь я, наверное, глупо.
   Но Ян - мрачнее тучи, и скорбь, что окружает его, расползается по моей радости, как чернильная клякса по бумаге.
   - Ты слишком хороша, - наконец говорит он. Голос глухой и бесцветный. - Чтобы отказаться от тебя.
   - А ты отказываешься?
   Комната качается, опираюсь рукой о стену, чтобы не упасть.
   Ян подхватывать не спешит, он вообще не переступает порог.
   - Я должен, - заученно повторяет Ян. - Полич прав: ничего хорошего из этой связи не выйдет.
   Ну вот! Дедушка всё-таки наговорил ему пакостей! Сломал его! Сжимаю в руке клатч и усилием сдерживаю слёзы.
   - Но мы же договорили - только если ты хочешь сам. Ты говорил, что хочешь меня. Сегодня уже не так?
   - Хлоя, - в моём имени - почти стон, - я так долго мечтал о тебе. Так отчаянно и безнадёжно. И тут ты, рядом, доверчивая, желанная. Конечно, я потерял голову. Но ... я не обрёл её и теперь. И желаю тебя не меньше. Но я должен отказаться от тебя, от твоей любви...
   Нет! Не делай этого?! Я не выдержу!
   Но он безжалостен.
   - Прощай.
   Ломаюсь, падаю на колени и плачу навзрыд.
   Он разворачивается и уходит, шаги гулким эхом отдаются в пустоте души ...
   Пол подо мной проваливается, и я падаю в бездну.
   Больно ударяюсь.
   И - просыпаюсь.
   На полу.
   Ничего себе сон!
   В сумочке, которую всё ещё стискиваю в руке, трезвонит телефон. Я прилегла на пять минут, в ожидании дедушкиного звонка, и вот - уснула. Прямо в костюме и туфлях. Хорошо, что ничего не измялось.
   Достаю телефон.
   Дедушка в ярости:
   - Ну где ты там! Такси уже пятнадцать минут ждёт! А Римма - собирается подавать в розыск.
   Я смеюсь.
   Потому что сон.
   Хватаю шубу, замыкаю квартиру и бегу к лифту.
   Мне так хорошо, потому что он не отказался от меня. Мы будем вместе. Как и обещали друг другу вчера.
   ... Сажусь в такси, назад, рядом с дедом. Он целует меня в щёку и говорит:
   - Крепись, детка.
   Дедушка называет водителю адрес, и мы отправляемся в гости к тёте.
   И тогда решаюсь спросить:
   - Где Ян?
   Ведь ещё с утра они были вместе.
   - Поехал домой, - спокойно отвечает дед. - Не волнуйся, он обещал тебе позвонить.
   Сникаю.
   За время нашего с Яном сотрудничества он звонил мне всего два раза. И то - по острой необходимости.
   Сон в руку.
   - Чего ты ему наговорил?
   Дедушка хлопает меня по ладони:
   - Просто небольшая проверка. Должен же я знать, на что он готов ради тебя.
   - Меня пугают одни только догадки.
   - Не гадай, всё узнаешь в своё время.
   Смотрю за окно на пляску снежинок. И злюсь на людскую природу: всегда нужны доказательства.
   Мне не нужны. Я и знаю и так.
   Дедушка наконец выдаёт то, что, по-видимому, мучит со вчерашней ночи:
   - Как далеко зашли ваши отношения?
   - Тебе отчёт письменно или устно?
   - Не дерзи, я серьёзно. И не потому, что контролирую тебя. В двадцать два ты уже можешь спать с кем хочешь.
   - И на том спасибо, - злюсь я, - это великодушно с твоей стороны.
   - Вся в мать. Отвечай по существу.
   - Не дальше поцелуев, а что?
   - А сколько вы знакомы?
   - Почти полтора года.
   - И за это время он ни разу не домогался тебя?
   Решаю проигнорировать случай в галерее. В конце концов, я и сама там повела себя не лучшим образом. Поэтому отвечаю уверено:
   - Нет.
   - И никаких шагов к сближению он не предпринимал?
   Начинает подбешивать.
   - Вы ведь сами чётко очертили границы вольера, развесили таблички, и прямо сказали: кто есть кто и где его место! А васпы усваивают информацию с первого раза. И если ты собираешься спросить: "Нравилась ли я ему?" - Скажу: "Да". Ты сам всегда говорил, что женщина безошибочно это разглядит.
   Дед вздыхает:
   - Тогда, возможно, я сделал некоторые выводы слишком поспешно ...
   - Мне остаётся надеяться - нефатально.
   - Мне тоже, иначе ты ведь возненавидишь меня ...
   Но ... дедушка не расстроен, отнюдь. В глазах - пляшут бесенята. Опять что-то задумал! И ловко провёл меня.
   А Ян, похоже, с ним заодно. Предатель.
   Вечно мужчины пытаются показать: они лучше знают, чего мы, женщины, хотим. И готовят нам сюрпризы... Вот бы всегда хорошие!

- 8 -

   ... У тёти Риммы многолюдно. Её загородный особняк - своеобразный салон. Тут собирается элита - писатели, артисты, учёные, политики. И просто светские бездельники, яркие, как конфетные фантики и такие же бесполезные.
   Тётя Римма - пышная, важная, в бриллиантах - налетает грозовой тучей. Расцеловывает.
   - А ты всё худеешь! - она отодвигает меня и рассматривает, как товар в витрине. - Скоро ветром будет сносить. Поди, не читаешь мои электронные письма. Я там столько рецептов сдобы набросала.
   Не решаюсь сказать тёте, что её письма тут же удаляет антиспам. Пусть прибывает в счастливом неведении. Она пока теряет интерес ко мне и переключается на деда:
   - Южган, подлец, совсем забыл сестру! Скоро сам в своей лаборатории превратишься в хомяка. Подопытного!
   Вряд ли она понимает то, о чём говорит, но говорит убедительно.
   Прохожу в зал, полный нарядных гостей. Присаживаюсь на край оттоманки. Несмотря на публичную профессию, не люблю большие шумные компании. В них всегда вариант напороться на кого-то неприятного или чуждого тебе.
   Тётушка находит меня и хватает за руку.
   - Ты что пришла в институтку играть?! Нет, моя милая, я не позволю тебе отсиживаться за фикусом, когда Стефан Добрович уже здесь и, к тому же, звезда моего салона.
   Фамилия кажется мне знакомой. Наверняка, мы встречались в высоких кабинетах госдумы. И когда человек, на которого указывает тётушка, невзначай оборачивается в нашу сторону, меня прошибает холодный пот.
   Вспоминаю, где его видела и наш последний разговор. Комитет по межнациональным отношениям и реализации миграционной политики, зампредседателя. Как я могла забыть!
   Хотя психологи дают этому вполне конкретное определение - защитный механизм. Сознание словно закрывает то, что хочется поскорее вычеркнуть из памяти.
   Вначале пан Добрович вёл себя корректно, просто само очарование. Целовал ручки, угощал кофе. Умный, интеллигентный, а если добавить к этому ещё и внешность, скорее киноактёра, чем политика, - немудрено, что у меня закружилась голова. Да, я заинтересовалась, но не влюбилась. Но он, видимо, истолковал моё внимание к своей персоне с выгодной себе стороны. И в очередной мой визит он распустил руки. Ко мне прежде не прикасался ни один мужчина, а тут ... В общем, гадливость, гнев, ярость почти лишили меня рассудка, и я ударила его. Коленкой туда ... И выскочила вон. Никогда прежде никого не била. Считаю это низким и неприличным для женщины. Неприятно. А через два дня случился тот инцидент с Яном в галерее. И у меня случился первый в жизни нервный срыв. Ведь Ян уже тогда был дорог мне, как друг.
   Если бы не вмешался дедушка, возможно, законопроект бы и не прошёл. Но, отпаивая меня успокоительными, он каким-то чудом и погасил грязные слухи, которые Добрович распустил обо мне, и добился, что меня принял сам председатель комитета, а не зам. Так что, васпы многим обязаны нелюбимому ими Поличу.
   Как тётю угораздило притащить эту мразь?! И почему дедушка мне ничего не сказал?! Ведь приехал же предупредить! ...
   Тётушка не даёт мне убежать. Подводит к претенденту, знакомит.
   - А вы всё хорошеете, панна Миллер.
   - Вашими молитвами, пан Добрович.
   Фальшиво улыбаюсь и подаю руку.
   Он целует кончики моих пальцев.
   Меня прошивает отвращение.
   И, кажется, дорогая красивая оболочка слетает с Добровича, и я вижу грязное страшилище, самое мерзкое из всех, что когда-либо порождала тьма.
   - Пройдёмся? - обворожительно улыбается он. - У хозяйки дома - замечательный зимний сад.
   Голос у Стефана - чарующий. Особенно, если прикрыть глаза - обволакивает, пленяет. У него изысканный парфюм и драгоценные запонки на безупречно отглаженной рубашке. О таких говорят: золотая девичья мечта.
   А я ёжусь от одной только перспективы.
   Ведь в зимнем саду - много укромных уголков, да и до главного зала далековато. К тому же, при таком шуме, никто и не услышит, хоть охрипни.
   Забрасываю за ухо прядь и, видимо, слишком заметно нервничаю.
   Он приподымает бровь:
   - Вы не доверяете мне?
   - У меня есть некоторые основания ...
   - Ах, простите! - совершенно неискреннее заявляет он. - Но у меня есть оправдание: виной всему - ваша красота.
   - Несколькими минутами ранее вы сказали, что я похорошела. Стало быть, у меня ещё меньше оснований доверять вам.
   - Хлоя! - доверительно произносит Стефан. - Я порядочный человек.
   - Зачем же вы зовёте девушку уединиться?
   - Потому что есть темы, которые оговариваются без посторонних, к тому же - здесь шумно.
   Нахожу деда. Он возле камина, в кругу престарелых светских снобов обсуждает последние политические новости. Ловит мой взгляд, салютует мне бокалом виски и подмигивает: мол, не бойся, иди.
   Мне и впрямь не хочется выглядеть параноидальной трусихой.
   - Вы меня заинтриговали, - говорю я, и всё-таки опираюсь на протянутую руку. Но память услужливо подсовывает, как эта рука задирала мне юбку. Слегка отшатываюсь, сдерживаю отвращение.
   Переключаюсь на другое - как Ян целовал и касался меня вчера. Его ласки вызывали сладкое томление, но ничуть не унижали. Наоборот, я парила, чувствовала себя восхитительной, желанной, необходимой.
   Эти воспоминания согревают, и у входа в зимний сад я всё-таки высвобождаю руку и отстраняюсь.
   Здесь царит полумрак, и меня снова охватывает волнение.
   Но Стефан - сама любезность.
   - Хлоя, - говорит он с жаром, и глаза его влажно блестят, - я не могу выбросить вас из головы. Вы лучшее, что случалось со мной! Попрошу простить меня за тот бестактный поступок. Поверьте, осуждение окружающих и презрение к себе - достаточное наказание.
   И вот сейчас мне становиться горько и не по себе. Не хочу извинений от Стефана, а от Яна получу вряд ли. Сглатываю ком, прижимаю руку к груди и говорю:
   - Прощаю вас и не хочу больше возвращаться к этой теме.
   - Понимаю ... - он вдруг становиться робким, - давайте забудем вместе. И начнём заново, а?
   Сердце колотится взволнованно и часто.
   - Вы ставите меня в неловкое положение. Если я дам утвердительный ответ - он посеет ложные надежды, отрицательный - обижу вас, а я совсем этого не хочу.
   - Не торопитесь с ответом, - чуть растерянно улыбается он, смущая меня ещё больше, - подумайте, взвесьте. Я готов ждать столько, сколько нужно. Потому что я люблю вас, Хлоя.
   Это нечестно. Совсем.
   Трудно говорить "нет", когда на тебя смотрят с нежностью и надеждой.
   Но я долж ...
   ... стена за моей спиной отъезжает, чьи-то руки хватают меня поперёк талии и куда-то тащат.
   Я успеваю только ойкнуть. И замечаю, как выражение романтической печали покидает красивое лицо Стефана.
   - Эй! - возмущённо восклицает он. - Почему вы всегда убегаете в самый ответственный момент! Что за шуточки?
   И это вместо того, чтобы броситься на помощь! Ублюдок!
   - Какие тут шуточки! - ору я, и пытаюсь вырваться, сбросить руки похитителя, но захват лишь становиться сильнее. - Помогите мне!
   - Нет-нет, на эти игры я не подписывался! Увольте! - он разворачивается и поспешно ретируется.
   А меня, между тем, утаскивают в какой-то коридор.
   - Стефан! - кричу я. - Нет! Помогите же!..
   Дура! А я чуть не повелась на его сладкие речи!
   Но мне бесцеремонно зажимают рот рукой. Я лягаюсь, понимаю, что попадаю каблуком по ноге, так как преступник над моим ухом тихо пропускает сквозь зубы воздух.
   Пытаюсь ударить второй раз, ну туфли слетают одна за другой. Это неплохо, так будет понятно, куда меня утащили.
   Путь наш лежит по длинному коридору, где, словно жилы гиганта, переплетаются трубы, выкрашенные в различные цвета.
   Я пытаюсь царапаться и даже впиваюсь зубами в руку, закрывающую мне рот. Поздно вспомнив, что это - злит маньяков, и жертвы лишаются зубов. В моём случае, к счастью, обходится.
   Похититель лишь зло шипит:
   - Не дёргайся!
   Меня затаскивают в какое-то полутёмное помещение, должно быть, котельную - здесь тихо гудят котлы - и ставят на пол.
   По спине, от близости преступника, пронимает холодок. Ногам тоже холодно на бетонном полу, меня начинает трясти.
  
Похититель говорит спокойно и тихо, но от его бегут мурашки:

- Сейчас я уберу руку, но ты не будешь кричать. Хорошо?
   Киваю.
   - Вот и молодец! - хвалит он и убирает руку.
   Хватаю ртом воздух и понимаю, как мне страшно.
   Он обнимает меня со спины, неожиданно нежно. Ладони скользят по талии, опускаются на бёдра, потом снова поднимаются вверх. Поцелуй в висок невесомый, как прикосновение бабочки. И голос, куда более тёплый и родной, утешает: "Тише-тише".
   Я вздыхаю, чувствую, как щиплет глаза.
   Он осторожно, через одежду, сжимает мою грудь, отчего по телу побегают искорки и говорит:
   - Босиком на бетоне. Простудишься.
   Подхватывает и усаживает на какие-то коробки.
   - Побудь здесь, я принесу туфли.
   И ныряет в коридор.
   А я не знаю, что мне делать: плакать, злиться или смеяться.
   Он возвращается довольно быстро, я обуваюсь. Берёт меня за руку и торопит:
   - Идём, такси уже десять минут ждёт.
   Спешу за ним и пытаюсь выяснить на ходу:
   - Что всё это значит?
   - Узнаешь.
   - А сразу сказать?
   - Сюрприз, - откликается он.
   - На улице холодно ...
   - ... твоя одежда уже в машине.
   Открывает дверь, и я юркаю на заднее сиденье. Он садится рядом. Таксист, заметив нас в зеркале, сразу трогает. И, судя потому, что адрес Ян не называл, ему известно - куда.
   Ян берёт меня за руку, а я кладу голову ему на плечо.
   - И кому из вас пришла эта гениальная идея?
   - Какая именно?
   - С похищением.
   - Началось всё несколько раньше и ещё не закончилось, смотри ...
   Машина останавливается возле городского парка. Его главная площадь превратилась в каток, а посредине стоит громадная, мерцающая всеми цветами радуги ёлка.
   Я выскакиваю и задираю голову, потому что со свистом в небо уходит первая ракета, за ней другая, и ещё, ещё.
   Взрываясь, они - литера за литерой - пишут моё имя.
   Я хохочу.
   Ян улыбается.
   И когда перестаёт грохотать, сообщает, немного гордясь собой:
   - Мы придумали вместе. Подарок тебе. С Рождеством.
   Парк наполняют чистые серебристые голоса. И только тогда я замечаю, детвору. Они водят хоровод вокруг ёлки и громко кричат:
   - Снегурочка! Снегурочка!
   - Тебя зовут, - с улыбкой сообщает Ян, - беги.
   - А ты?
   - Подожду. Я ведь сказал: всё только начинается.
   Целую его и бегу на каток.
   У входа мне дают коньки и костюм Снегурочки. И я знаю: раз сказка только началась - конец ещё нескоро. Потому что я загадала, чтобы моя сказка была - длинною в жизнь.
   А в Рождество самые заветные мечты обычно сбываются ...
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"