АВТОР: Команда Джонатана Ливингстона (Творческое объединение "Команда JL": Черноголова Елена, Черноголов Василий, Марченко Алексей)
БЕТА: нет ПЕРСОНАЖИ: Кир и другие РЕЙТИНГ: 14+ ЖАНР: драма/сочинение-размышление на тему романа Елены Ершовой "Выход" ДИСКЛАЙМЕР: мир и раса васпов принадлежат Елене Ершовой http://samlib.ru/editors/e/ersh_l/ САММАРИ: Пролетело двадцать лет, большинство васпов - идеальных солдат, полученных из смеси генов человека и осы, и воспитанных жуткими пытками в Ульях - благополучно покоятся в земле, а оставшиеся ждут своего часа. Васпы были созданы, как оружие, а ружьё, висящее на стене, когда-нибудь обязательно выстрелит. ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: сильно альтернативная вселенная по отношению к роману Елены Ершовой "Выход", сильный ООС расы васпов. РАЗМЕР: миди СТАТУС: закончен
...Я живу, но теперь окружают меня
Звери, волчьих не знавшие кличей, -
Это псы, отдаленная наша родня,
Мы их раньше считали добычей.
В.Высоцкий
Часть первая
Зов
"У людей принято прощаться. И благодарить, уходя.
Я адресую это письмо - точнее записку - тебе, Анна. И Рыжему. Мне кажется, что он всегда меня понимал. Особенно, когда ты веником прогоняла его с кухни.
Наверное, я последний, и всегда им был. Последний в своей деревне, последний засунутый в кокон, последний, прошедший Перерождение. Через восемь лет закончится этот век: наверное, новое столетие будет помнить васпов, как миф. Мы живём гораздо меньше людей, вряд ли кто из нас переступит этот порог. Может быть, оно и к лучшему. Я надеюсь, что людей вся эта история хоть чему-то научит. Я благодарен доктору, что забрал меня с собой в Треград и позволил спокойно провести последние четыре года. Теперь, после его смерти, у меня нет покровителя.
Жизнь никогда не останавливается, на моих глазах соседская девчушка превратилась в невесту. Вокруг постоянно что-то происходит, но не для васпов. Наше время остановилось с гибелью Королевы. Вы, люди, отобрали у нас смысл существования, а взамен подсунули непонятные идеалы. Я прошёл воспитание в Улье и ломку в Дербенде. Не знаю, что было хуже, одно я понял точно: в Улье работают качественней. Сколько лет прошло, а он для меня реален, не могу заставить себя писать о нём в прошедшем времени.
Помнишь, ты говорила, что древности старики уходили на какую-то гору, когда приходило время. Мне тоже пора.
Спасибо за всё. Прощай."
Он подумал, свернул лист вдвое и нацарапал: "Анне". Рыжий кот заскочил на стол и посмотрел на него. Он прикоснулся к шёрстке между ушами, вот уж кому ничего не надо было объяснять. Прошёл через кухню к выходу и улыбнулся сам себе - ни одна половица не скрипнула. Скользнул через сени, на миг в проёме предрассветный сумрак обрисовал сутулую широкоплечую фигуру - и дверь закрылась.
Кир вышел из задания вокзала, окинул взглядом перрон. Несколько человек ёжились в прохладных объятиях тумана. Люди инстинктивно шарахаются, если подойти к ним слишком близко, жизнь научила, что быть незаметным - панацея от доброй половины бед. По привычке отошёл на расстояние, которое убогие человеческие способности не могли преодолеть, и уставился на пучок травы, взломавшей бетон.
Он услышал приближающийся поезд. Через несколько минут раздался гудок, и тёмно-зелёный червь, обречённый ползать по замкнутому кругу железнодорожного полотна, вырвался из тумана. Сонные проводники отпирали двери вагонов, из них вылетал спёртый дух, состоящий из запахов тел и снеди.
В вагон он зашёл последним, сунул тучной проводнице билет. Кир пожалел, что сейчас не зима, гораздо проще спрятать лицо, обезображенное шрамами, в поднятом вороте тулупа. Он наклонил голову, чтобы козырёк картуза закрыл глаза, и пережидал, пока его рассмотрят.
- Тьфу ты, чёрт, проходи скорее.
Два раза повторять было не нужно. Он прошёл между торчащих в проход ног к последнему купе, оно было свободно. Достал из рюкзака мешочек леденцов, конфеты положил на стол, а рюкзак закинул наверх. Спать не хотелось, он сел за стол и стал смотреть в окно. Подумал, достал из-за пазухи тетрадь в плотной коричневой обложке, ручку и стал писать, то и дело закидывая в рот сладкие комочки.
"День первый.
Взял с собой новую тетрадь. Дурацкая привычка. Сколько живу среди людей, столько веду записи. Сначала доктор заставлял, потом... снова доктор заставлял. А потом привык как-то. Думаю, это такой способ слежки. Никогда нельзя быть уверенным, что тетрадки эти никто не почтёт. М-да, когда меня хватятся, сразу в них сунутся. Интересно: достаточно убедительно писал? Поверят, что я, как старый Прохвост, под конец пошёл смерть искать? А, собственно, что я пошёл искать... Главное, чтобы не поняли - почему.
Когда всё началось? С месяц назад, наверное. Сначала беспокойство, потом какой-то зуд в голове. Пытался отвлечься, но не удалось. Если сопротивляться - начинает болеть голова, а что хуже, перестаёт слушаться тело. У соседа, того деда с Прохвостом, был ультразвуковой свисток. Он-то и натолкнул меня на мысль, что я слышу что-то подобное. Долго думал, что делать. Этот зов тихий, но постоянный, как... как... не знаю, как описать. Похоже на далёкий шум, наверное, так море шумит, только он равномерный. Ещё в нём слова есть, но разобрать ничего не могу, а может это мне просто кажется. Что это? Ещё один эксперимент? Не знаю, но терять мне нечего, меня зовут на юг".
Он закрыл тетрадь, убрал её и стал смотреть в окно. Через несколько секунд в проходе появились трое; рассвет не торопился прогнать сумрак, поэтому Кир смог хорошо рассмотреть их отражения. "Испугалась, - подумал он, ухмыльнувшись, - из соседних вагонов проводников позвала".
- Ваш билет, пожалуйста, - пробасил тот, что был слева.
Кир оглянулся, достал из кармана билет и сказал:
- Здравствуйте, вот, пожалуйста.
Люди замешкались, проводница выдернула из его руки бумажку и сделала вид, что внимательно изучает её. Кир остался доволен, эффект неожиданности был достигнут: ждали они бурчания или звериного рыка - доктор не зря тренировал его. На одно заучивание этой фразы ушли недели, а на понимание, где и как её надо произносить - месяцы.
- Зачем в Дербенд едете?
- На обследование. Доктор, у которого я состоял, умер, теперь в столицу нужно явиться.
- А...
Сцена затягивалась. Кир сидел, не двигаясь - люди не знали, что спросить. Наконец, билет ему вернули, потоптались немного и ушли.
"На вокзал сообщат, ну и ладно". Он достал тетрадь и продолжил.
"Единственное, чего я за всё это время не понял - за что на меня окрысились люди. После кокона был небольшой курс тренировок, а потом погибла Королева и мы окопались на последнем рубеже. Да, я защищал Улей, да, я стрелял в людей. Но это были солдаты. Я расспрашивал доктора, он показывал мне учебники и рассказывал о людских войнах. Люди понимают, что быть убитым на войне - это нормально. Не я жёг деревни, не я резал их женщин, не я пытал пленных - так чем же я отличаюсь от их солдат? Для них существуют военные суды. Почему же нас покарали одинаково? И преторианцев, и неофитов, у которых ещё сопли не обсохли, когда их в Дербенд притащили?
Доктор говорил, что люди отличаются от васпов способностью прощать. Я сделал вывод, что не все люди способны прощать. Иногда мне кажется, что моя голова взорвётся от попыток понять их психику. Людям всё время нужно что-то, но что - они сами не знают. Мне нечего прощать продавщице в соседнем магазине, не она бомбила Ульи. Мне не сильно приятно находиться среди людей, но это другое. С ней-то у меня счётов нет. А у неё со мной - есть. Она родилась и выросла в Треграде, к которому васпы и близко не подходили, а родственников на севере у неё нет (это доктор выяснил). Я сильнее, но мне нечего с ней делить. В прошлые времена, я бы взял, что мне нужно, а она бы осталась лежать мёртвой. Но сейчас, осуществи я своё желание, оно обошлось бы мне слишком дорого, поэтому я не буду этого делать. А если бы она (смех, да и только) попыталась эти мифические счёты со мной свести, то - осталась бы лежать мёртвой. И тем не менее, хочет это осуществить. Иногда мне кажется, что у людей тоже когда-то была Королева, потом умерла, а они выжили, вот и поэтому мозги у них и работают так криво. Может, всё-таки хорошо, что мы не способы размножаться.
Эх, знать бы, к чему я иду. Может, Арк скажет что-нибудь дельное. Как ни крути, а он взводом командовал. Если, конечно, он до сих пор жив".
Кир спрятал тетрадь, забрался на верхнюю полку, отвернулся к стене.
Когда поезд прибыл, на город опускалось чёрное покрывало ночи. За четыре года Дербендский вокзал не изменился, Кир подозревал, что и сам город остался таким же. У вагона его встретили с распростёртыми объятиями дородный начальник охраны вокзала, два полицейских и ещё два каких-то молодца богатырского телосложения. Он ещё раз поблагодарил доктора за то, что научил его пользоваться оружием, которого не видно, которое никто не сможет отобрать - вежливостью. Проверили документы и медицинскую карту - до следующего обследования оставалась ещё неделя. Спросили, где он собирается остановиться. Когда начальник услышал, что у их дворника, долго возмущался. Тогда Кир попросил полицейских приютить его в участке, мол, денег на гостиницу нет, а дворник - единственный друг, больше в такой час пойти не к кому. От этой перспективы обоих перекосило, они вдвоём стали доказывать начальнику, что ничего страшного не случится. Кир рассчитал правильно: просто так в город его никто не пустит, полицейским надо будет отчитаться, куда они дели приезжего васпу, а спихнуть ответственность на работников вокзала - уж больно заманчивая перспектива. В конце концов, они гурьбой пошли вдоль здания вокзала, к неприметной двери в дворницкую. Постучали - никто не ответил. Люди начали нервничать, переглядываться - они стояли в глубокой тени деревьев, а над дверью не было фонаря. Кир сначала смотрел под ноги, а потом, будто бы невзначай, оглянулся. Он-то давно заметил, что Арк наблюдает за этой клоунадой. Бывший командир взвода понял, что за гость к нему пожаловал, и через минуту появился с другой стороны. На нём поверх тёмной одежды был оранжевый жилет, в руках метла.
- Добрый вечер, - его бесцветный голос был похож на скрип несмазанных петель.
Кир машинально подтянулся и кивнул, дворник ответил тем же. Начальник с подозрением посмотрел на обоих, он-то думал, что старые друзья непременно кинуться друг другу в объятия. Один из полицейских в двух словах объяснил, зачем они пришли. Арк подтвердил, что знает прибывшего. Полицейские сказали, чтобы завтра Кир зашёл в участок по такому-то адресу и отметился. Когда вся эта компания уходила, начальник повернулся, погрозил пухлым пальцем и сказал какую-то чушь, вроде: "Чтобы мне ух!"
Арк отпер дверь, они вошли в небольшое помещение, куда раньше сваливали лопато-метёлочный инвентарь. Васпы, в отличие от большинства людей, приучены к порядку. Бывший командир приладил полки, на которых разместил все мётлы, лопаты, вёдра и прочее барахло. Вдоль стены стояли кровать, умывальник и древний холодильник, напротив двери - небольшой стол, на котором была плитка и кое-какая посуда, перед ним табурет. Кир скинул рюкзак, поставил его в угол, картуз и куртку повесил на крючок рядом с верхней одеждой хозяина. Достал из рюкзака сахар, печенье и леденцы.
- Спасибо, - проскрипел Арк. - Давно не виделись, рассказывай.
Кир сел на кровать.
- Ещё какое-то время я жил тут, в Дербенде. Работал в реабилитационном центре уборщиком. Меня доктор приметил, помнишь - седой такой, в очках?
- Нет, их там много.
- Имя у него совершенно не произносимое.
- У них всех так.
- Четыре года назад он вышел на пенсию и переехал в Треград, предложил мне поехать с ним. Оформили это как часть эксперимента по адаптации. Я у него в доме жил, всякую работу делал. На днях он умер. Сам, - на всякий случай уточнил Кир. - Он мне обследование продлевал. Теперь надо здесь его проходить.
- И как жилось?
- Неплохо. Там, дом, как в деревне. Двор большой, забор высокий. Я из дома почти не выходил. Максимум - до магазина, если нужно было.
- А?
Кир понял, о чём он.
- У доктора сестра есть, волосы такие короткие, фигура отличная. У неё имя нормальное - Анна. Правда, только имя у неё и нормальное, а характер отвратительный: истеричка, говорит всё время разное. Старик с ней по-хорошему, а она его просто доводила: то ей одно не так, то другое. Доктор говорил, что у неё семь пятниц на неделе. Она и на меня орать пыталась. Один раз. Я её за горло взял, так - припугнуть, а доктор меня поддержал. Дурь с неё как рукой сняло.
Арк оскалился.
- Правда, доктор потом долго мне мозги промывал по этому поводу. Анна, как люди говорят, женщина приличная. То есть по вечерам сидит дома. Я долго на неё облизывался. В доме сени были без света, тесные, как печка, как-то мы там столкнулись, лето было, на ней один халат. Я её стиснул, а только потом подумал, что она визжать начнёт. А она руками меня обхватила и прошептала: "Пойдём". Доктор говорил, что у васпов извращённое представление о сексе. Так вот, не только у васпов. Поначалу думал, что прикончу её. А потом ничего, привык.
- Счастливчик, - присвистнул командир.
- Ага, как на кладбище. Вообще, у меня проблемы со здоровьем есть, - он наблюдал за реакцией, удивлению Арка не было предела (У васпы? Проблемы со здоровьем?!) - голова последнее время болит.
Кир посмотрел на него, оценивая, можно ли ему доверять, и понял - можно. Васпы, как звери, видят мельчайшие изменения мимики, неуловимые для людей оттенки эмоций, а в глазах командира проскочило такое, что однозначно сказало: "И у меня..."
- А ещё у кого-нибудь?
- У всех, кого я знаю.
Сердце радостно подпрыгнуло.
- Но как? Улей разбомбили...
- Не знаю. Ты завтра на обследование пойдёшь, доктору про голову не говори. Выйдешь из центра, иди влево по улице, там большой магазин, синяя вывеска, там грузчиком работает Вак, командир нашей роты. У него смена в шесть заканчивается. Он знает больше. У меня приказ ждать.
Они помолчали. Потом Арк сообразил ужин, они поговорили немного и собрались спать. Кир расстелил на полу пенку, положил на неё спальник, потом достал тетрадку и ручку. Перехватив взгляд командира сказал:
- Привык писать. Хотел избавиться, перестать, а уснуть не могу, пока запись не сделаю.
Тот кивнул.
"Только сейчас понял, что обрадовался. Показалось, что сердце до самой ключицы подпрыгнуло. Не помню, когда последний раз со мной такое приключалось. Неужели... А шум стал сильнее. Узнаю завтра, ну, может быть, узнаю. Заметил такую вещь: поначалу, после Перехода, пытался себя убедить, что я человек, я же над людьми не измывался, а измывались только надо мной; потом понял, что кем бы я ни был, люди всё равно меня не примут; а теперь всё по-другому. Я - васпа. И это наполняет меня гордостью. Хотя чем тут гордиться? А всё равно. Чувствую, что за время в доме доктора нахватался его старости, а теперь, как пять лет сбросил. Ничто так не прочищает мозги, как свежий воздух и чувство опасности".
"День второй.
С утра сходил в полицию, потом в реабилитационный центр. И там, и там было всё нормально. В полиции помурыжили немного и всё. В центре доктором оказалась молоденькая девушка. Да, времена меняются, нас совсем не боятся.
До шести времени много, сижу на скамейке неподалёку от грузовых ворот магазина. Поодаль два пацана пьют пиво и называют меня мертвяком. Чувствую себя настоящим ветераном, а вчера, у Арка - будто снова мне четырнадцать и он мой командир. Они не видели и десятой доли того, что видел я, да и время у доктора не прошло даром. Они предсказуемы, ими легко манипулировать. И всё же почему эти, примитивные по сути, существа сначала создали нас, а потом размяли, как глину?"
Кир сидел на скамейке и ждал, неподвижный, как богомол, замерший при виде добычи. Солнце уже скрылось за крышей соседнего дома. Через двор, где он устроился, начали проходить возвращающиеся с работы люди. Шли мужчины, молодые и уже начавшие лысеть, мамаши с детьми, девушки, причёсанные по последней моде, толстые тётки тащили неподъёмные пакеты с едой. Живой ручей тёк среди припаркованных во дворе машин, качелей и песочницы на детской площадке. И ни один человек не выбивался из этой картины. Вышел Вак, на нём была льняная рубашка с длинным рукавом, джинсы и ботинки - одежда ничем не примечательная. Никто на него не оглянулся, возможно, жители периодически видели, точнее, натыкались на васпу, монстра, мертвяка, и привыкли к нему. Только инстинкты, притупленные сытой жизнью в городе, продолжали охранять своих владельцев - людской поток разбился на два рукава, чтобы обогнуть осколок чужого мира.
"Мы никогда не впишемся в эту картину", - подумал Кир. И тут увидел, как Вак чуть кивнул.
Шли они долго, иногда обходя дома с разных сторон, иногда двигаясь по разным сторонам улиц. Вак свернул в парк и вскоре затерялся среди многочисленных дорожек. Ветра почти не было, найти его не составило труда, запах был отчётливым. Кир пришёл на берег пруда, обошёл заросли. Вак сидел на траве, жестом показал "садись".
- Здравствуй.
Вак кивнул. Через голову снял что-то с шеи и протянул Киру. Двумя пальцами он держал тёмный, почти чёрный фиал с парой крошечных ручек, через которые был продет шнурок. Косые солнечные лучи преломились в на его гранях, отчего содержимое на миг стало золотистым. Васпа наклонился ближе, командир на крошечный миг сдвинул крышечку. Киру показалось, что из фиала брызнула радуга, залила мир, заполнила до краёв. А потом превратилась в чистое расплавленное золото и пролилась через самую его суть, сжигая всё, что не выдерживало его прикосновения.
Он очнулся и понял, что лежит на земле. Солнце уже позолотило верхушки деревьев, целуя их на прощанье.
- Что это... - прохрипел он, его инстинкты захватили голосовые связки и ответили: - Королева...
Командир сунул ему маленький пакетик из серебристой ткани:
- Там ткань, пропитанная экстрактом. Запомни координаты: 64,2 градуса северной широты, 42,8 градуса восточной долготы. Нигде не записывай, никому не говори. Королева велела - обустраивай гнездо. Жилище найдёшь там же. Вперёд, солдат.
Он встал, обогнул куст и растворился в сумерках под сенью деревьев.
Кир сидел на кровати, сцепив руки в замок, и думал. Он вспомнил, как однажды, провинился и летел к стене под слова Вака: "Солдат должен выполнять приказ, а не думать, почему он отдан". А когда мальчишка сполз на пол, добавил: "Солдат должен думать, как выполнить приказ наилучшим образом". Командир роты терпеть не мог идиотов.
"Что у меня есть? Приказ обустраивать гнездо и координаты места, которые никто не должен знать. Чего у меня нет? Никаких дополнительных предписаний. Значит, я могу действовать как угодно. И ограничений по времени тоже нет. Значит, он рассчитывал, что я не ломанусь, как лось во время гона, а взвешу всё и буду действовать осторожно. Люди об этом узнать не должны, это и так понятно. Хм, когда меня начнут искать? Вчера Анна прочла записку, по правилам она должна была позвонить в реабилитационный центр, сообщить, что меня нет на месте. Но там ничего не сказали. Не сочли нужным или не звонила? В принципе, она могла позвонить сегодня после моего ухода. Тогда, по крайней мере, завтра меня ещё никто не хватится. Не хотелось бы Арка подставлять. Значит, надо брать билет. И карту".
Он дождался, пока появится Арк, и пошёл на вокзал. Время близилось к полуночи, народу на вокзале было мало. Двое дежуривших там полицейских (вчера были другие, отметил Кир) среагировали на него, как железные опилки на магнит. Проверили документы, медкарту. Васпа предложил им пройти к кассе, чтобы они убедились, куда он собирается. Те отказались, вернули документы и ушли. Взял билет, потом к киоске неподалёку от касс купил карту.
Когда он вернулся, Арк готовил ужин.
- Макароны с сахаром, хорошая еда, - сказал он, предупреждая вопрос.
Ели молча. Потом Кир сел на кровать, достал карту. Прежде всего прочёл технические данные. Усмехнулся забавной манере людей самую ценную информацию печатать самым мелким шрифтом. "Карта составлена по результатам последней экспедиции Географического общества Дербендского Университета. Составитель - Василик Свартмэль. Нет, незнакомое имя. Надо же, этого года картооснова", - подумал, развернул карту. Арк сидел на табурете, смотрел, но ничего не спрашивал, только глаза блестели по-особому.
Кир стал изучать координатную сетку. "Координаты Дербенда где-то сорок шесть северной широты, сорок два восточной долготы. Получается, нужно идти практически строго на север. Можно было бы доехать до Выгжела. Но даже полному тупню будет понятно, что васпа оттуда пойдёт в Дар. Нет, надо двигаться так, чтобы ни одной зацепки не было".
Поезд покинул вокзал, когда город ворочался в тяжком сне жаркой августовской ночи. Кир забрался на верхнюю полку и смотрел, как за окном тянутся спальные районы. Впервые за много лет он чувствовал, что обрёл цель. Годы бессмысленного выживания в чужом улье уносились в прошлое. Он достал тетрадь, чтобы записать понравившуюся мысль.
"День третий.
Все люди хотят быть счастливыми. Одно время я пытался понять, что же для человека является счастьем. Не смог, потому что у всех людей собственное представление об этом. Может быть, поэтому большинство из них несчастны. Сегодня я понял важную вещь: мы тем отличаемся от людей, что главные понятия у нас однозначны. Счастье - это когда есть дом, а единственный дом васпы - это Улей".
Часть вторая
Дорога на север
Кир снял с полки рюкзак и двинулся к выходу; он бы предпочёл высадиться в темноте, но солнце ещё не село. Уже знакомая тучная проводница открыла вагон, вереница пассажиров начала вытекать наружу. Кир был последним, она оглядела его и спросила, как старого знакомого:
- Как, прошёл?
Васпа замешкался, иногда поведение людей ставило его в тупик (она же позавчера испугалась, что изменилось теперь?), но всё же ответил:
- Ага.
- Домой сейчас?
- Ага, домой.
- Ну, давай, удачи.
Кир подумал и добавил:
- Спасибо.
Когда отходил, услышал, как оно пробормотала:
- Чёрт, а вроде как человек себя ведёт.
Он побродил по окрестностям, раздумывая, как поступить. До Кобжена можно добраться на товарняке. Вернее всего было бы пойти к диспетчеру и спросить, когда ближайший состав, но мужчину с т-образным шрамом на щеке и ещё одним на подбородке он наверняка запомнит, а этого допускать нельзя. Тогда решил пойти на станцию, а там действовать по обстоятельствам.
С наступлением сумерек Кир появился около погрузочного терминала. Вскоре из обрывков разговоров железнодорожников понял, что на седьмом пути пропускал пассажирский проходной товарняк на Кобжен. В Улье два раза никто не повторял, через десять минут он уже забрался в полувагон с песком. Через полчаса состав тронулся.
"День четвёртый.
Тут не Дербенд, прохладнее. А ещё я зря не разжился дождевиком. В середине дня побрызгал дождь. Небо пасмурное, если к ночи польёт - будет не весело. Я понял, что хуже мокрого песка - сухой песок. Доктор говорил, что на юге есть большие площади, покрытые песком - пустыни. Вот там я бы точно не хотел оказаться. Песок залезает везде. Ещё я понял значение слова "плющит", особенно при старте. Тогда песок будто оживает и ползёт, причём строго туда, куда не надо".
К городу состав подтянулся в полдень, но, к большому удивлению Кира, проехал через него, не останавливаясь. Оказалось, что сортировочная находится в северном пригороде. Никем не замеченный, он выбрался из вагона и скрылся среди составов. Был разгар рабочего дня: лязгали сцепки, натужно скрипели тормоза, туда и обратно прокатывались волны металлических стуков, и в эту какофонию вплетались рваные звуки вращающихся храповиков лебёдок, двойное эхо объявлений диспетчеров и мат грузчиков.
Кир приметил древний дощатый склад, который, будто бы старик, приютился сбоку от своих молодых кирпичных собратьев. Ворота его были открыты, но Кир продолжал наблюдать. Туда несколько раз входили и выходили, но оживлённого движения не было и склад не охранялся. Он отряхнул от песка рюкзак и одежду, пригладил короткие волосы, надел картуз. Люди реагируют на резкие или быстрые движения, если двигаться с их скоростью, то они перестают тебя замечать. Если бы у Кира не было с собой рюкзака, то он мог бы ходить тут хоть целый день, но выбивающиеся из привычной обстановки детали привлекают внимание сразу. Он не спеша пересёк расстояние от путей до склада, вошёл в ворота - там никого не было. Тенью васпа скользнул в самый тёмный угол и замер. Помещение был узким: вдоль стен шли трёхъярусные стеллажи, сколоченные из брусьев и досок, на которых стояли пыльные коробки; проход был частично заставлен ящиками и металлическими бочками. Конечно же, Кир предпочёл бы забраться наверх, но одного взгляда на хлипкие деревянные конструкции хватило, чтобы отказаться от этой идеи. У него мелькнула мысль, что если попытаться на них что-нибудь переместить, это добро тут же обрушится на пол. Он чуть-чуть отодвинул коробки, стоящие у стены, забрался в щель, сел и стал наблюдать, как в воздухе кружится золотая пыль. Показалось, что она складывается в образ фиала, висящего на шее командира.
"День пятый.
Вот уж не думал, что поеду на север. Знал бы - запасся бы тёплой одеждой. Надо будет раздобыть где-нибудь.
Однажды доктор внятно объяснил мне, что такое творческое мышление (он вообще умел внятно объяснять). Творческое мышление - это способность видеть похожее в непохожем. Мы даже тренировались вместе с ним, например, в очертаниях облаков видеть очертания птиц. Правда, я обычно видел там оружие или женщин, но и птицы получались. Иногда. Доктор смеялся и приговаривал: "У кого что болит". А у меня никогда ничего не болит. Кроме головы в последнее время. Эта станция мне напомнила легенду про старую мельницу: стук вагонов похож на жернова - огромные каменные круги, которые гремят, когда трутся друг об друга; грузчики - на подмастерьев, сгибающихся под тяжестью мешков; голос диспетчера - на одноглазого мельника, который кнутом подгоняет рабочих.
Васпа может творчески мыслить, потому что мой мозг связал легенду, которую рассказал доктор, и сортировочную, которую я видел сегодня в первый раз в жизни. Только что люди так носятся с этой способностью и с пеной у рта доказывают, что "истинного творческого начала" в нас нет? Если человеческий мозг смог заметить общее у осы и человека, а потом в одной колбе смешать то и другое, то стоит ли гордиться такой способностью?"
Света, просачивающегося сквозь щели, становилось всё меньше. Один раз в склад завалились грузчики, долго выкорячивали бочки и часть ящиков, но к углу, где схоронился Кир, не подошли. Когда всё вытащили, закрыли ворота, правда, со второго раза - створки упирались, жаловались на жизнь и издавали ревматические стоны.
Через некоторое время Кир понял, что какой-то запах не даёт ему покоя. Принюхался, встал. Причиной беспокойства оказалась неприметная коробка в противоположном углу. Он ковырнул нижний угол - подмокший картон разошёлся будто бы сам собой. Из дырки он выудил какой-то цилиндр, длиной сантиметров десять. Принюхался ещё раз, заулыбался - и развернул фантик. Внутри оказался леденец, переродившийся от постоянных перегревов в подобие помадки. В двух соседних коробках оказались такое же содержимое. Судя по слою пыли, про этот груз забыли, а может быть, сопутствующие бумаги потерялись и коробки остались тут лежать до скончания веков или до ближайшего пожара. Конфетами Кир забил всё свободное место в рюкзаке. Затем ощупал доски в углу, как он и ожидал, от сырости они подгнили. Когда совсем стемнело, он без труда сдёрнул их с гвоздей, развёл в разные стороны, выполз, выволок за собой рюкзак и приставил доски на место.
Около складов было тихо. Он обошёл ближайший состав и двинулся по направлению к погрузочному терминалу, надеясь, что благословение Королевы поможет ему узнать, когда пойдёт товарняк на Выгжел. Небо хмурилось, ветер то и дело подталкивал в спину. Свет фонарей, падающий через промежутки между вагонами, делал землю между путями похожей на брюшко осы. Вдруг он насторожился и прижался спиной к вагону, стараясь остаться незамеченным - впереди кто-то был. Незнакомец помедлил, а потом шагнул на свет. Ошибки быть не могло - впереди стоял васпа.
- Ты невнимателен, солдат, - сухой надтреснутый голос был похож на шуршание песка по металлу.
Сердце билось тяжело, будто через раз. Реальность поплыла: очертания начали смазываться, расползаться, как жирная плёнка, на которую попало мыло, а через них проступали стены тренировочного зала, пропахшего потом и страхом. Он сглотнул и отлепился от вагона.
- Ближе.
Кир подобрался и пошёл навстречу быстро, но осторожно, в любую секунду ожидая удара. Незнакомец в чёрной одежде не шевелился, давая себя рассмотреть. Он был ниже ростом и куда уже в плечах, но это не вводило в заблуждение: одно неверное движение - окажешься на земле. А ещё он был совершенно седой. Лицо пересекали шрамы и почти такие же глубокие морщины. Надо было представиться, но Кир не знал как. Десять лет назад он бы отчеканил "рядовой четвёртой роты обороны первого Улья", но время втёрло в мозг мысль, что всё изменилось и прошлого больше нет. Молчание нарушил незнакомец:
- Гор.
- Кир.
Имена - вот и всё, что осталось от прежнего величия. Имена и память.
- На север?
Кир кивнул. Стоящий впереди васпа развернулся, подхватил рюкзак, прислонённый к колесу, и пошёл вдоль состава. Кир двинулся следом.
"День шестой.
Жизнь похожа на траекторию полёта мотылька - никогда не знаешь, куда "мотыльнёт". Вчера оказалось, что на север я иду не один. Логично было бы предположить, но как-то не подумал об этом. Гор не стал выяснять, есть ли подходящий состав, а просто спрятался возле последней стрелки и стал ждать.
Сейчас мы сидим на тормозной площадке где-то в середине состава. Всю ночь ехали. Когда рассвело, остановились в какой-то деревушке, соскочили - и в кусты. Прошли рабочие, простучали колёса. Состав тронулся, мы запрыгнули и поехали дальше. Ночью было прохладно, но не то чтобы очень. Дует, нацепил на себя всю одежду, что есть с собой. Но всё равно, ветер - это лучше, чем песок.
Понял, наконец, зачем нужны эти записи. Когда записываешь мысль, которую носил в себе много лет, возникает такое приятное чувство, похожее... Ну, например, как если въехать в челюсть командиру, из-за которого взвод провалил задание.
Если бы нас после Улья отправили на войну, то большая часть из нас погибла бы со счастливой улыбкой. Мы - оружие. Да, те, кто разрабатывал программу Перехода, были правы: каждый из нас личность, каждый из нас мыслит и чувствует, каждый из нас - разумное существо. Только одно они не учли: в человека цель никто не закладывает, а в нас она заложена изначально. Поэтому мы так и не нашли своё место среди людей. Некоторые хорошо устроились, но это совсем другое.
Гор спит, рассматриваю его. Он старше, ему, наверное, под полтинник. И куда опытнее - в Улье он был капитаном. Мне кажется, что мы оба - старое заржавленное оружие, закинутое в сарай и никому не нужное, но место стека - в руке преторианца. Может быть, доктор был прав и действительно в мире существует сила, которая расставляет вещи по своим местам?"
Кир убрал тетрадь, через минуту проснулся его спутник. Пожевали хлеба из запасов Гора, запили минералкой, на сладкое достали конфеты. Киру о многом хотелось расспросить капитана, но постоянный свист воздуха как-то не располагал к разговорам. Зато было достаточно времени, чтобы присмотреться к нему. Кир вспомнил, что Анна любила бубнить: "Чай, не на казённых харчах живу". При воспоминании о ней все внутренности, особенно нижние, свернулись в жгут. Какое-то время Кир сидел и мысленно раскручивал их обратно, на это занятие потребовалась вся его мозговая мощь. Потом решил, что лучше об Анне не думать.
Капитан, похоже, большую часть жизни повёл именно на таких харчах: даже для васпы у него были слишком впалые щёки. "А вот Анна... Стоп! - оборвал он сам себя. - Я же сказал: о ней не думать!"
Лес поредел, машинист дал гудок, и состав сбавил скорость. Слева потянулся потрескавшийся перрон, потом они проехали большой деревянный дом, покрытый облупившейся синей краской - видимо, местный вокзал. Раздался ещё один гудок, поезд поехал быстрее. Тут Кир увидел, что на краю перрона стоит мужик в оранжевом жилете, он погрозил им кулаком и побежал в сторону синего дома. Гор усмехнулся, но через несколько минут ход стал замедляться, а потом, когда состав въехал в лес, и вовсе остановился. Капитан хлопнул Кира по плечу, они накинули рюкзаки, спрыгнули с площадки и со всех ног кинулись в чащу. К вагону уже бежали машинист и его помощник; увидев, что зайцы ускакали в лес, долго матерились и требовали, чтобы те вылезли обратно. Гор положил руку на плечо Кира, тому показалось, что его нежно прихватил грейфер. В конце концов, люди попыхтели, развернулись, и вскоре состав тронулся, а васпы остались куковать среди ёлок и сосен.
Гор убрал руку и сказал:
- Запомни, мы должны быть осторожны.
Кир хотел огрызнуться, но не стал, а промолчал и задумался. Ему никто не давал прямого приказа быть осторожным, он просто знал об этом. Сам сообразил - молодец, но почему-то его охватило беспокойство.
- Знаешь, - он начал, а только потом сообразил, что обращается к старшему по званию на "ты", но Гор и бровью не повёл, - на станцию возвращаться нельзя.
- Молодец, соображаешь.
Они вышли обратно на насыпь и пошли вслед поезду, который ещё можно было разглядеть. Сначала молчали, потом капитан спросил:
- Откуда будешь?
Кир рассказал свою историю, Гор слушал, не перебивая, а потом подытожил:
- Понятно, почему тебя выбрали.
- Почему?
- Ты не в Деребнде жил. Один васпа пропал в Треграде, другой в Дербенде, не свяжут одно с другим. Последнее время я помирающего изображал, на работе даже бригадир, уж насколько меня терпеть не мог, а тоже стал требовать, чтобы я в больницу пошёл. Они, скорее всего, первое время будут мой труп по канавам искать.
- Умно, - он помолчал, подбирая слова, а затем спросил: - А ты видел Её?
- Нет.
- А что было там, в Деребнде?
Гор помолчал немного и стал рассказывать:
- С месяц назад у меня такая же беда с головой началась. Две ночи не спал почти, а на третью решил пойти прогуляться. Выхожу из дома и чую, кто-то из наших проходил недавно, пошёл по следу - точно, Вак на скамейке в парке сидит. Решили с ним вместе разобраться, в чём дело. И как-то так спокойно стало, только шум сильнее сделался. На следующую ночь встречаемся, а он мне вот что рассказывает. Вчера, когда мы в парке сидели, преторианцы нашли логово Королевы. Они-то с ней напрямую связаны, Вак сказал, чутьё их привело. Они... - Кир глянул на замолчавшего капитана, глаза того были с поволокой, а по губам блуждала улыбка. - Говорят, они даже прикасались к ней.
Кир остановился, но его спутник даже не заметил этого. Он хмыкнул и догнал капитана.
- А какая она?
- Преторианцы сказали, что она не такая, какой её видно.
Он попытался разгадать смысл сказанного, но не смог. Какое-то время Гор смотрел вдаль, а потом продолжил:
- Потому нас и послали, что мы, даже если нас наизнанку вывернут, не сможем сказать, где Она, - помолчал и добавил: - Да и преторианцев осталось - три с половиной калеки. Их и так-то большая часть со старой Королевой погибла, а сейчас из тех, что остались, почти все перемёрли.
Разговор затих сам собой. Кир шёл и думал: "Вот оно - новое время. Неужели всё повторится? Новой Королеве будут нужны новые солдаты. Неужели снова коконы, тренировочные залы и казематы? Мы дали людям слово, что не будет больше насилия, что мы изживём это в себе. Но Королева не давала никаких обещаний. Гор... Если Она прикажет -выполнит приказ любой ценой. И если он хотя бы заподозрит, о чём я думаю, то сколько минут я протяну после этого? Я не хочу ломать чужие жизни, - он вспомнил волшебный аромат из фиала командира: - Если надо будет умереть за Королеву? Умру, и это будет счастьем".
"День восьмой.
Долго думал, потом всё же записал свои мысли за вчерашний день. Может это, конечно, безрассудство, но Гор меня убивать не станет, мы слишком друг другу нужны, а главное - мы нужны Королеве. Я это чувствую. Видимо, даже такие рядовые особи, как мы, всё равно связаны с Ней достаточно, чтобы улавливать Её настроение, намерения. Не знаю, прав я или ошибаюсь.
Вчера шли весь день. Сосны-ёлки, ёлки-сосны. Сначала вдоль рельсов, потом составы пошли один за одним; первый переждали в кустах, второй тоже. В конце концов, надоело, пошли они лесом, как любил приговаривать доктор. В смысле, это мы пошли лесом. Нет, чушь какая-то получается (вот поэтому у людей везде такой бардак). Во! Мы стали продвигаться по лесу вдоль путей. На закате разбили лагерь у ручья. Капитан экипирован куда лучше меня: и палатка у него есть, и горелка, и два котелка. И одежда тёплая. Надо будет и мне раздобыть. Если карта верная, то на горизонте станция "Сыпь".
Вышли утром, жара стоит, как в Дербенде, на небе ни облачка. Протопали полдня, решили сделать привал и поесть. Всё-таки возраст сказывается. Человек теряет силы медленно, поэтому долго живёт, а васпа вряд ли протянет больше полвека, зато до последнего будет таскать неподъёмные мешки и тискать разных Ан... Хватит! В общем, помрёт здоровеньким".
Километра через три лес стал редеть, а вскоре рельсы начали взбираться на безлесый пологий холм. Ветра не было, казалось, что он попал в сеть из ароматов сотен цветов и трав и, зачарованный ими, прилёг отдохнуть в тени великанши-сосны, несущей дозор на вершине. Впереди раздался гудок, минут через десять мимо прогрохотал поезд. Васпы переглянулись и прибавили ходу.
Добравшись до одинокого дерева, огляделись. Под холмом текла речка, а по её берегам тут и там стояли дома, жилые и брошенные.
- Это, должно быть, и есть Сыпь.
- Должно быть. У нас еды маловато, - отметил капитан.
Кир посмотрел на него, тот осматривал один двор за другим, оценивая, чем тут можно поживиться: "Времена меняются, не меняются только волки".
- Слишком наш почерк. А спорим, что я продукты достану без единого трупа...
"День девятый.
Всю ночь снился Улей. Как будто я снова неофит. Надоело такие сны описывать - половина прошлых тетрадей ими заполнена. Наверное, это из-за того, что уже скоро сутки, как едем на щебне. Твёрдо, но, во всяком случае, это не песок.
Из приятного: Гор должен мне два кило сахара. Вчера перед Сыпью поспорили, что я достану продукты без единого трупа. Дождались темноты, пошли в деревню. Я осмотрелся, выбрал дом, который стоял ближе к лесу. Когда дело к полуночи подошло, давай около дома ходить, в стены да окна стучать. Дед по дуге во двор выполз, я его хвать за шиворот и поднял над землёй. Он как завопит:
- Ты хто?!
А я ему:
- Чёрт. За тобой пришёл, в ад тебя сейчас тащить буду.
Он вмиг протрезвел, давай пощады молить. Я так поразмыслил для вида и говорю:
- Ну, в аду и так места не хватает. А чем откупиться можешь?
В общем, ушёл я с картошкой, сахаром, печеньем, макаронами, свежей зеленью, банкой молока и на две трети полным штофом мутного самогона. А когда я сказал, что я - чёрт старый, и у меня даже в аду кости мёрзнут, он отдал старые ватные штаны и телогрейку. Дед ещё и благодарил меня до самых ворот.
Гор, который весь этот цирк смотрел из соседнего заброшенного огорода, полночи ещё похихикивал. Вот оно - практическое применение творческого мышления.
Печенье и молоко съели сразу, зелень пожевали, а вот самогон оставили - жидкие деньги иногда бывают нужнее бумажных.
Тор уже позади, если ничего не случится, то завтра будем в Выгжеле.
Этот вечер ощутимо прохладнее предыдущего. Ну, что, здравствуй, север, мы идём к тебе, колыбель".
Часть 3
Возвращение в колыбель
Перед закатом солнце всё-таки одолело тучи: пропороло брюхо фронта и посыпало тайгу купритом. Фёдора передёрнуло, ему показалось, что сосны политы кровью. Выгжельская тайга - леса, граничащие с Даром - до сих пор считались местом опасным, нечистым. В газетах, конечно, писали, что всех живых васпов ещё двадцать лет назад вывезли на юг и где-то там заперли, но местные то и дело видели в тайге неподвижные фигуры с автоматами, да и народ как пропадал, так и продолжает пропадать в зелёной дарской глуши.
За спиной бранился дед Касьян. На лесобазе в пятнадцати километрах от Выгжела никого, кроме них, не было.
- Что случилось? - спросил он.
- Бригадир, мать его перетак, из тайника всё выгреб. Ух, зверюга! Узнал-то откуда?
- Похоже, Вовка выдал, - ответил Фёдор, продолжая всматриваться в таёжные сумерки. - Он вчера крутился там.
Касьян встал, вытер ладони о штаны, пнул угол сторожки за то, что не сберёг драгоценную жидкость. Сосны покраснели ещё больше и свет начал гаснуть. Фёдор поскрёб заросшую физиономию - его накрыла тоска. Пятницу он не любил, всю неделю на лесобазе царило оживление: грохотали лесовозы, увозя в большой мир необъятные брёвна, визжали бензопилы, перекрывал всё на свете зычный голос бригадира. А теперь - тихо.
- Эх, накатить бы сейчас...
- А то!
Фёдор считал, что Касьян просто алкоголик, а он принимает, чтоб страшно не было.
- А эт кто? - дед показал на дорогу.
По ней нетвёрдым шагом к воротам приближался мужик. У Фёдора сердце рухнуло, а вот старый опытный сторож не растерялся, схватил ружьё и побежал навстречу незнакомцу.
- Стой, кто идёт!
Мужик остановился, сфокусировал взгляд на Касьяне и спросил:
- Эт хде я?
Фёдор подошёл поближе. Мужику на вид было лет пятьдесят: всклокоченная, давно не стриженая шевелюра, тронута сединой, бритву в руки он не брал дня три-четыре, среди щетины виднелись два шрама, на щеке и на подбородке. Были на нём телогрейка, ватные штаны и пыльные ботинки.
- Так на лесобазе, - ответил Касьян и опустил ружьё. - Ты, уважаемый, с Засечки, что ли? Так тебе обратно надо, ты, вестимо, на развилке не туда пошёл.
- Как не туда пошёл? - он махнул рукой и достал из-за пазухи штоф с мутной жидкостью. - М?
Мужики закивали. Вскоре они уже сидели в сторожке и отправляли внутрь забористый самогон.
- Ух, хорошо! А ты вообще кто? - спросил Касьян после первой.
- Хто - я? - мужик икнул. - Наливай.
Фёдор прицелился, подумав, что самогон знатный - после первой уже ничего не страшно. И налил, даже в кружки попал. Осушили, мужик потребовал ещё. После третьей прижал палец к губам и, покачнувшись, прошипел:
- Тш-ш-ш... Я, - снова икнул, - чёрт!
Касьяну стало совсем хорошо, он налил снова и сказал:
- Ну, за чертей!
Опрокинули ещё по одной. Чёрт уже четвёртую порцию выплёскивал на пол, пить приготовленную Гором настойку мухоморов он не собирался.
Пока собутыльники устраивали священные пляски, разговаривали с предками и пытались разломать сторожку за то, что она вещает всякие непристойности, раздвоившийся чёрт завёл похожий на амфибию гусеничный вездеход, загнал его под кран-балку, погрузил четыре бочки солярки. Потом закинул к бочкам бензопилу, канистру бензина и масло. Кир, фиксируя драгоценную тару с топливом, посмеивался, представляя, как бригадир будет орать:
- На Стылый кряж отправлю! Лиственницу лобзиком валить! Вы у меня всё Южноуделье год лесом снабжать будете! Какой чёрт?! Хамарским медведям про чертей и дьяволов расскажете!
Железный монстр, распугивая мелкую живность рёвом двигателя, скрылся в ночи.
"День тринадцатый.
На лесобазе нам повезло: раздобыли снегоболотоход. Старый, ещё с рычажным управлением, но в приличном состоянии. А ещё прихватили с собой солярки. Кузов у него пререварен: в кормовой части крепления под бочки сделано, а "коробок" для пассажиров укорочен на два места. Видимо на нём возили топливо и народ на вырубки. Гор аж порыкивает от удовольствия, больно ему этот крокодил понравился. Сказал, правда, что с бочками мы ни один серьёзный брод не одолеем. Но сдаётся мне, что скоро бочки наши пустеть начнут, жрёт это чудо техники немерено.
Вчера полночи ломились по навигатору (его отдельно добыли), потом остановились, поспали по очереди. Сейчас поедим и двинемся дальше. Гор сказал, что раньше где-то тут была дорога на цепь заброшенных деревушек, стоящих вдоль реки Колпь, которая вытекает из Йошко-озера на Васповой возвышенности (фактически, это граница наших прежних владений).
Ночь была холодной. Да, подзабыл я, что значит середина августа в здешних широтах. Прямо перед нами стоит берёза. Зелёная ещё, а одна ветка - целиком жёлтая. Будто бы дерево седеть начало.
Странное какое-то состояние: то от радости подколачивает, то сердце щемить начинает. Прислушиваюсь к шуму в голове и как-то спокойнее становится - всё-таки не один я".
После старта они поплутали по грунтовкам, идущим вдоль границы Дара, а потом всё же нашли нужную дорогу. Сначала (правда, совсем недолго) она была широкой, потом начала сужаться, а вскоре превратилась в две колеи, между которыми росли жизнерадостные цветочки и травка.
Но и эта картина сменилась: вот уже два часа вездеход, который Кир окрестил "крокодилом", продирался по заросшей просеке. Местами они клали деревья в руку толщиной. Гор крикнул, силясь перекрыть рычание мотора:
- Карты старые, навигатор грунтовку показывает!
Кир кивнул, и тут машина ушла носом вниз, он едва успел выставить руки, чтобы не протаранить лобовое стекло. Через просеку пробегал живописный ручеёк, которого не было видно за молодой порослью. Двигатель взревел, гусеницы снова пришли в движение, и крокодил выполз на другой берег. Кир про себя помянул и составителей карт, и шарагу, где этот чудный прибор сделали, и себя не забыл (за то, что предложил этой ... вещью обзавестись).
Но к двум часам они выбрались-таки на дорогу. После просеки эта раскуроченная временем и растительностью бетонка показалась автобаном.
"Ехали до самого заката. Вели по очереди. Сначала непривычно было: у крокодила управление, как у трактора, вместо руля два рычага. А потом ничего, освоился. Гор доволен, он будто в молодость свою вернулся, правда, вместо роты один я, но ему и этого достаточно. За время жизни с доктором я, оказывается, отвык от того, что мне отдают приказы. Будь я моложе и горячее, то показал бы ему, кому тут командовать можно, но... Я понимаю его и не хочу отнимать его радость. Доктор говорил, что люди с возрастом мудреют, то есть начинают лучше понимать причины событий. Наверное, и у нас происходит что-то подобное".
На берег Дара они выползли через два дня. Кир мечтал о двух вещах: во-первых, о безлесных твёрдых участках, во-вторых, о танковом шлемофоне. Беруши, скатанные из ваты, нашедшейся в аптечке Гора, конечно, спасали, мозг от шума. Ну, почти спасали. Но вот с отвратительной привычкой потолка на сложных участках нежно целовать череп в макушку сделать ничего не могли. Когда они вылезли, Кир почувствовал, что почва под ногами играет, а в голове раскачивается гулкий медный колокол.