Этим обыкновенным летним вечером мне посчастливилось оказаться на автобусной остановке у Кемеровской Филармонии в момент, когда публика, пресыщенная музыкальными блюдами очередной скрипичной оргии, высыпала на тротуар. Парковая тишина старого центра была уничтожена. Понятия не имею, с какими мыслями гомонящие люди несколько минут назад сидели в концертном зале, теперь их лица выражали единственную и очевидную идею. Каждый человек хотел домой.
Первыми с поля будущего сражения исчезли те, кто собирался прогуляться пешком, сохраняя достоинство и все ощущения сомнительного мелодического праздника. В сравнении с ними владельцы частного транспорта выглядели намного ниже рангом. С пулемётной частотой захлопали дверцы припаркованных под запрещающими знаками машин, вызывая у остающихся на тротуаре чувство отчаянной зависти. Молниеносная атака на подвернувшуюся маршрутку производилась по всем правилам воинского искусства. Подруливший следом автобус оказался забит в считанные секунды. Штук десять такси расхватали, буквально вырывая из рук друг друга. Здесь и сейчас ценились только крутящиеся колеса. Настал час щедрых кошельков, бомбилы на самых диковинных дедушкиных рыдванах легко, пачками, снопами ловили клиентов.
Оглядев неубывающую толпу чертовых ценителей скрипичной музыки, я двинулся вверх по Университетскому мосту, чтобы через каких-то триста метров оказаться на другой остановке, где и транспорта побольше, и от Филармонии в стороне. Расчет мой был исключительно разумен, но отнюдь не оригинален. Хотя основные силы еще колебались, не менее дивизии преследовало меня в пути над речушкой с названием Искитимка. Разумеется, я постарался, оставляя банду двинутых меломанов с тем, с чем им и положено всегда оставаться, однако одна до отвращения спортивная молодая пара решительно нагоняла меня, словно коршун хромого опоссума.
Представить, что можно идти быстрее, стало невозможно. Полное погружение в роль хромого опоссума тоже не особо обрадовало. Парень с девушкой, не переставая болтать, жевать, шуршать чем-то в карманах курток и дымить сигаретами, легко обошли меня, оставили позади, как будто вообще не заметив. Ужасающая сила - молодость, пусть даже молодость эта чадит на манер Ключевской Сопки. Моя ультимативная и бессмысленная попытка нагнать лидеров гонки обернулась вероломной одышкой, болью в коленях. Спасение пришло неожиданно. Победители уже подходили к конечной точке нашего путешествия, когда я заметил на встречной полосе машину с горящим на крыше значком такси.
Клиентов впереди было хоть отбавляй, но водитель не привередничал. Автомобиль развернулся прямо на середине моста, перемахнув через двойную сплошную полосу, с лихим вскриком резины подкатил к бордюру.
Тяжелое мое дыхание, прерывающееся всхлипами, содержало и извещение о предстоящем такси маршруте, и приветствие водителю, и радость внезапной победы, и благодарность за спасение от позора. Воздержаться от того, чтобы не соорудить известную фигуру из пальцев, стоило громаднейшего труда, но я остался доволен своими успехами. Мое лицо, очень надеюсь, было абсолютно каменным, когда машина поравнялась с молодой парой, чтобы через миг повернуть на перекрестке и умчаться по Притомскому проспекту.
Водитель мне попался исключительно словоохотливый. К тому же вялое движение на дороге и заканчивающийся рабочий день несомненно располагали к беседе. Сообщив, что его зовут Николай, а машину Корейка, он вперемешку рассказал о неудачном приобретении карбюратора и магазине, где всегда продается свежий хлеб, вскользь упомянул о растущих ценах на топливо, подозрительных постукиваниях в подвеске автомобиля и недавней аварии у Аэропорта, хамоватых бездарных ничего не понимающих хапугах - слесарях, в конце концов компетентно заверив меня, что его машина способна уже сегодня вечером побывать в столице Мексики и к следующему утру вернуться обратно. Вывалив весь мешок информации за считанный километр пути, Николай умолк, бросая на меня нетерпеливые взгляды.
Сколько не прыгал, мяч все-таки оказался на противоположной стороне футбольного поля, неизлечимо напугав российскую команду неожиданной округлостью формы. Настала моя очередь поддержать разговор. Потирая ноющие колени, я подумал. На задержавшийся шутливый вопрос о причине выбора именно Мехико, и не рискнуть ли для проверки Корейки посетить Сеул, Николай широко заулыбался. На последовавшую сентенцию о том, что во вселенной существует практически единственный музыкальный инструмент, утомляющий мой рассудок, и надо же было оказаться у Филармонии, окруженной шайкой скрипичных маньяков, водитель довольно рассмеялся.
Соорудить авантюрную лекцию о божественной роли волынок и электрифицированной лютни в современной североевропейской металлической музыке, я не успел. Воспрянув духом, Николай в своей галопирующей манере, поразительно слепленными в абзац - сугроб комками принялся рассказывать о седобородом старике с кучей пакетов, которого он подвозил несколько дней назад, алтайских первобытных людях и мексиканских сериалах. Он сообщил о экспедиции, прячущейся в сосновом бору на правом берегу Томи, метисах, индейских сокровищах, конкистадорах и археологах, раскопавших в столице Мексики древний город, прямым как метро туннелем сообщающийся аккурат с Кемерово.
Последнее заявление прозвучало так внезапно и до дикости смешно, что я засмеялся, сдергивая очки с носа. Николай громогласно расхохотался, хлопая по рулю ладонью, другой рукой взъерошил рыжеватые чуть длинные волосы. Внезапно, он сделался подчеркнуто серьезным, заговорщицким шепотом заявив о том, что пока ученые пришли сюда по подземному ходу, то страшно проголодались и первым делом отправили старика в магазин за продовольствием. Как стало понятно из дальнейших фраз, все это Николай понял сам, особо не расспрашивая седобородого старика с пакетами, он принципиально не расспрашивает пассажиров, но далеко не дурак и не чужд просмотру телевизионных детективов.
Пока Николай говорил, говорил, говорил и говорил, я протирал очки, оглядывал его крепкую фигуру, втиснутую в кресло корейской малолитражки. Отличный парень Николай. С таким шофером даже в дальней дороге не соскучишься. Помнится, прежде абсолютно все таксисты Кемерово были такими, а нынче почти полностью перевелись, вымерли, как вымирают в городе желтые "Волги" с шашечками на бортах. Могу поспорить, он и обо мне что-нибудь расскажет будущим клиентам, приврет, повеселит, скрасит людям и себе дорогу. Нелюбовь к скрипке я уже обозначил, Николаю остается лишь расширить тему моего противостояния с поклонниками Гварнери и, чего уж мелочиться, лично самим Паганини.
Притомский проспект хорош тем, что на нем стоит единственный светофор. Если не считать радаров гаишников, портят жизнь водителям только два пункта с фоторегистраторами. За время нашей беседы, вернее лавинообразного монолога Николая, легковушка проехала большую часть проспекта, повернула на развязке, вклинилась в жиденький автомобильный поток на мосту через Томь, взобралась в поросшую лесом гору, сначала миновав старое кладбище деревни Красной, затем проскочила перекресток улицы Терешковой с Сосновым Бульваром. Где-то здесь, чуть дальше, слева, между деревьями должно было появиться ответвление, куда Николай привозил своего таинственного пассажира. Естественно, археологов, шахт, туннелей, тем более туннелей в Мексику там никто не видел.
Cловно прочитав мои мысли, Николай весело подмигнул, предложив прогулку к месту, где он расстался с нагруженным пакетами стариком в обмен на незначительную премию к показаниям счетчика. Премия оказалась не только незначительной, но и вполне скромной. Дождавшись от меня кивка, Корейка махнула хвостом перед встречным транспортом, вновь перепрыгнув через двойную сплошную полосу.
Узкая безымянная улочка, изогнувшись вдоль металлической ограды, закончилась на крохотной прямоугольной площади, окаймленной частоколом стройных сосен. Никогда не бывавшим в Кемерово людям я обычно поясняю, что лес на правом берегу Томи именуется реликтовым. Увы, этим прилагательным ограничиваются все мои познания о предмете, но слышать дополнительные вопросы мне до сих пор не приходилось. Кемеровский Реликтовый Сосновый Бор - наверное, этим сказано абсолютно все.
Мы как будто оказались у мифического камня, возмутительные надписи на котором в былинные времена терзали незамысловатые умы сказочных русских богатырей. Левый выезд с площади, насколько мне помнилось из прежней жизни, вел к загадочной конторе, как-то связанной с лесными делами, правый уходил к домам частного сектора. По обеим дорогам мне прежде приходилось ездить и, не встретив говорящего Серого Волка, успешно возвращаться. Третий, средний проезд был вечно перегорожен, а теперь к бетонным блокам и крепкому стальному шлагбауму добавился "кирпич". Обычно я величаю знак мухомором, о чем и доложил Николаю, уныло качая головой. Наше приключение закончилось, не начавшись.
Нимало не смутившись, Николай решительно провел машину между ограждением, бетонной глыбой и стволами сосен. Двигатель рыкнул, забуксовавшее колесо бросило в днище автомобиля сырую землю, и Корейка очутилась на запретной гравийке, стремглав убегая от знака. Эволюции для моноприводного автомобиля были дерзкими и грубыми. Бесшабашность Николая меня неприятно поразила. Весь путь от Филармонии занял минут пятнадцать. Положим, я тоже далеко не святой водитель, но теперь, видя настолько вольное обращение с правилами дорожного движения, стал сомневаться в своей греховности. Любопытно, не засветился ли над моим затылком нимб? Крылья не появились точно.
Некоторым людям, при седине в бороде, бес кидается в ребро. В моем случае седина посетила усы, а бес шибанул в колени, причем довольно крепко. Бес, настоящий фирменный бес Достоевского в содружестве с симпатичным чертенком из Диканьки. Иначе нельзя объяснить, зачем я подписался на эту сомнительную прогулку. Вечер, уверенно продвигающийся к ночи, дорога в бору, незнакомец за рулем, рассказывающий байки, которые он даже не потрудился привязать к реальности. Туннель в Мексику, да еще и прямой? Изумительно роскошная идея для завсегдатаев дурдома. Разумеется, в глубине леса нас поджидает пара друзей разговорчивого таксиста, но над сединой в усах и особенно бесом в коленях им еще предстоит потрудиться. В качестве вознаграждения вспотевшим разбойникам достанется тощий бумажник, очки с фальшивой золотой оправой, чип от подъезда с брелоком - фонариком в виде пули. Телефон я забыл утром дома, впрочем, мой мобильник тоже вряд ли сумел бы осчастливить бандитов. Если хорошо поискать, возможно еще какая-то мелочь обнаружится в карманах куртки. Нет, не густо для целой шайки.
Не похож, однако, Николай на грабителя. Самое глупое, я знал, что согласился на поездку по той же причине, по которой чуть раньше тягался в скорости шага с молодой спортивной парой на Университетском мосту. На этот счет один из персонажей Зощенко вопрошал безразличное небо о глупых бабах, неожиданным образом переставших на него смотреть.
Гравийка забирала влево. Хотя пустая дорога позволяла расслабиться, Николай говорил все меньше, в конце концов умолкнув. Молчание его я расценил как верный и чрезвычайно недобрый признак приближения к месту развязки. Вокруг были только сосны, жмущиеся все плотнее и плотнее друг к другу. По ощущениям выходило так, что мы, перебравшись на другой берег реки, нарисовали широкую подкову, теперь практически оказавшись напротив здания Филармонии, то есть того места, с которого началось наше путешествие. От Университетского моста нас отделяла Томь и жалкий километр пути по прямой.
Шарахнувшись от особенно могучего дерева, гравийка круто повернула, сделала чуть ли не полную петлю в обратную сторону, вновь развернулась и понеслась испуганным зайцем, окончательно запутав мое чувство направления. Несмотря на огромные стволы сосен и разлапистые ветви, совершенно скрывающие небо, несмотря на бегущее не медленнее Корейки время, вечер не торопился брать свое. Напротив, становилось все светлее. Светлее как утром, светлее как ясным днем. Любому закоренелому горожанину запах леса, хвои, покажется сказочным, и я не буду исключением из правила, уверенно полагая, что это и называется свежим воздухом. В бору пахло не лучше, чем на химическом заводе. Наверное, пока мы с Николаем плутали по лесу, поднялся сильный ветер, задушил бор, принеся городской смог и вонь предприятий. Нет, воздух можно было назвать каким угодно, только не свежим.
Николай заметно притормозил, еще немного сбавил скорость и через несколько минут пути остановился, вдруг сознавшись, что не может вспомнить, где точно высадил седобородого старика в прошлый раз. Для меня его признание было неожиданностью. Попробовав, явно без успеха связаться с диспетчером по радио, Николай вытащил из кармана телефон, набрав номер, долго крутил мобильник в разные стороны, изучая полоску уровня сигнала. Выглядел он озадаченно и еще меньше чем прежде походил на бандита. Впрочем, я быстро забыл о своих недавних опасениях, расстался с ними незаметно, не возвращаясь мыслью.
К счастью для нас, бор расположен удивительно безопасно. По сути, это неширокая полоска соснового леса, лежащего вдоль раскинувшегося на противоположном берегу Томи старого центра Кемерово. Бор живет здесь уже давно, появившись очень задолго до того времени, когда первый охотник каменного века прокрался между его соснами, высматривая мамонта поглупее и пожирнее. Возможно наивно, полагаю, в иные эпохи лес был гораздо крупнее, занимая площадь целой Кемеровской области и прихватывая соседние. Теперь город победил, окружил остатки старого бора со всех сторон, не превратил его в ухоженный кастрированный парк, но и не оставил чащобой, прорезав лесной массив десятью тысячами тропинок. Чтобы заблудиться в бору, нужно сильно-сильно постараться, и все равно не получится.
Будучи советским студентом, я бегал примерно по этим местам как участник межвузовской спартакиады. Все здесь переменилось. Конечно, с тех пор миновала страшная уймища лет, и все же мне тяжело вообразить, что деревья растут так быстро, как мой второй подбородок. Диаметр основной массы стволов легко мог соперничать с длиной нашего автомобиля, а это, замечу, в пределах четырех с половиной метров. Попадались сосны и тоньше, и крупнее настолько, что их вообще не стоило бы сравнивать с Корейкой. Из-за смыкающихся крон высоту монументальных деревьев определить было просто невозможно.
Открыв дверь, Николай вышел, и я последовал его примеру. Хвоей или лесом здесь не пахло, скорее воняло горелой пластмассой. Под нашими ногами лежал не гравий, а плотно, до состояния новенького асфальта укатанный слой рыжевато - коричневых иголок, густо сдобренных обломками шишек, веток и обычного для леса растительного мусора. По обочинам дороги в полнейшем беспорядке высились неровные камни, обросшие лохмотьями чуть светящегося сиреневого мха. Каждая из глыб отличалась от другой формами и размерами, но все они имели по одной горизонтальной отполированной линии на поверхностях, обращенных к дороге.
Отпрыгнув в сторону, Николай пригнулся, опасливо глядя наверх, погрозил кулаком, беззвучно открывая рот. Не слыша, я знал, что он говорит. У ног Николая валялась громадная сосновая шишка.
Заряд положенных в данной ситуации красноречивых оборотов пропал впустую. Было очень, необыкновенно, страшно тихо, даже колыхающийся от ветра подлесок и раскачивающиеся в вышине ветви не шелестели. Двигатель Корейки безмолвствовал. Шишка при падении и ударе о дорогу тоже не издала ни единого звука. Человеческий голос, пусть и не в лучших выражениях попытался бороться с живой осмысленной тишиной, владычицей лесного закоулка. Напрасная, лишенная смысла битва была безоговорочно проиграна.
Вжимая голову в плечи, Николай повернулся ко мне, говоря. Не слыша ни слова, по напряженному выражению лица Николая я понял, что и он внезапно оглох. Молчащий лес схватил, взял нас в плен. Убежден, сейчас мы оба в полнейшей мере ощутили себя непрошенными гостями, любопытствующими бездельниками, которых в бору не ждали, не ждут и чествовать не собираются.
Открыв двери машины, мы одновременно услышали успокаивающе - привычный рокот работающего мотора. Оказавшись на водительском кресле, Николай принялся громко и горячо рассказывать о том, как испугался; я не останавливал его. Николая, увлеченного внешними проявлениями, вовсе не интересовала природа необычайного явления. Вопросов он задал массу, миллион, сам на них эмоционально и красочно ответил, ежесекундно справляясь, хорошо ли я его слышу. Слышал я его прекрасно. Понимал плохо.
Мы покинули автомобиль, оказавшись в зоне полной тишины, где не существуют звуки. Мы скрылись в машине, снова обретя слух. Ситуация элементарная и донельзя неестественная. Звуки вряд ли пропали как класс, возможно мы перестали их слышать? Несомненно, с нашими головами и ушами дела обстоят не хуже, чем час назад. Несомненно, автомобиль являлся замкнутым контуром, своего рода клеткой Фарадея, экранируя, защищая нас от подавляющих волн, срезающих частоты, воспринимаемые человеческим ухом. Вопросы в том, кем, для каких целей установлены и где расположены источники излучения? Никогда не читал о подобных экспериментах.
Найденное объяснение проблемы меня не порадовало. Не сходилось многое, не лезла ни в какие ворота нелепая еретическая параллель между клеткой Фарадея и легковушкой. Акустика как область физики прежде не представлялась мне чересчур мудреной наукой, но дьявол, по своему дьявольскому обыкновению скрывается в деталях. Объяснить можно абсолютно все, даже кавардак на антресолях. Однако при попытке навести малейший порядок, сверху начинает сыпаться ворох вещей и предметов, в которых невозможно разобраться. Дьявол в деталях, бес в коленях, а правда в хаосе.
Дернув рычажок коробки передач, Николай включил задний ход, поглядывая по зеркалам, тронул с места, понемногу выкручивая руль. Крыло Корейки удачно разминулось с сосной, внешнее колесо, прокатившись по траве, выбралось на дорогу. Здесь автомобиль дернулся и остановился.
Не сговариваясь, мы обернулись. Препятствий у бампера Корейки не было.
Наши руки одновременно потянулись к ремням безопасности. Рискуя врезаться в придорожный камень, Николай резко нажал на газ, когда это не помогло, вернулся на пару метров и вновь передернул рычаг передачи. Машина торжествующе скакнула назад и замерла. На сей раз удар оказался сильнее, затылки наши впечатались в подголовники.
Подобное случается с каждым водителем, подчас в самой нормальной обстановке. Теперь полагалось выйти и, страшно ругаясь, осмотреть бампер, но Николай сразу повел Корейку в глубину безгласного леса. Метров через сто он саданул по тормозам, в точности с тем же успехом повторил попытку развернуться. Огорченно и растерянно пожимая плечами, Николай признался, что старик, прежний его пассажир, строго-настрого наказывал не возвращаться в бор, а он не принял слова всерьез. А кто бы принял, скажите на милость? От признаний Николай мне легче не стало, да и загадка немого леса не раскрылась разом.
Мы быстро поехали вперед, бросая испуганные взгляды на подступающие сосны, казалось, грозящие рассечь последнюю спасительную ниточку, соединяющую нас с городом, с человеческой цивилизацией вообще. Дорога больше не петляла, лениво повернувшись несколько раз, открыла прямой участок, по которому мы буквально полетели. Спидометр безумствовал. Ответвлений я не заметил, полагаю, выбора пути у нас попросту не существовало. Цифры на одометре я не удосужился запомнить, однако за добрую половину часа Корейка явно отмахала десятки километров.
Невидимая преграда, не дающая легковушке отступить, могла ведь появиться и по курсу. Нам с Николаем нечего было обсуждать. Наверное, он гнал, чтобы выехать из странного лесного тупика, как и я, каждое мгновение ожидал удара, сминающего капот. Николай молчал как Сфинкс. Даже не предположу, что творилось в душе моего попутчика, а свои дикие, одно мрачнее другого догадки я предпочёл не озвучивать. Тайный уголок леса мог существовать хоть в угольном ушке или семечке сосновой шишки, преспокойно мог расти на площади Советов вокруг памятника Ленину и все-таки оставаться незамеченным городскими обитателями. Фантастика объединилась со сказкой, устроив нам ловушку. Учитывая, что вся большая ось воображаемого эллипса Кемеровского Бора в реальности намного меньше той прямой дороги, которую автомобиль успешно проглотил только за последние минуты пути, у меня уже не находилось внятных, хоть немного разумных идей.
Гладкое покрытие ни разу не подвело, но полный привод нашему автомобилю пришелся бы весьма кстати. Хотя дорога была довольно узка, Николай нервничал и ошибался, а скорость Корейки превышала разумную, в основном машина держалась на заложенной водителем траектории, лишь иногда пугающе близко подпуская к бортам замшелые валуны на обочинах.
Гонка закончилась внезапно. Отчаянно тормозящая машина шарахнулась вбок, бортом царапнула по камню, чуть развернулась, другим боком задела ствол сосны и, со смачным хрустом подмяв куст, остановилась.
Прямая дорога убегала вперед и назад, сколько хватало зрения. У колеса автомобиля чернела длинная лужа, занимающая все полотно дороги. Поверхность воды лежала несколько ниже края провала, показывая обрывистые и ровные, словно у бассейна, берега. Под темной волнующейся поверхностью угадывалась серьезная глубина. Нам очень повезло. Если бы не эти беспорядочно кочующие волны, из машины, летящей на высокой скорости лужу стоячей воды легко можно было бы принять за участок сырой земли.
Крепко сжимая руль руками, Николай молчал. На лице его застыло виноватое потерянное выражение ребенка, который на папином новеньком кабриолете въехал в сервант с любимым маминым сервизом. Кто бы мог заподозрить, что этот шальной и беспечный водитель станет сильно переживать, в тысячный раз за рабочую смену избежав нешуточной опасности. При его профессии, предполагающей ежедневное интенсивное вождение и безрассудной мальчишеской манере управления автомобилем аварии неизбежны.
Выйдя из легковушки, я подхватил сломанную ветку куста, присел на краю лужи. Вода оказалась теплой, почти горячей, тяжелой, неприятно липкой. Не достав веткой до дна, я поднялся, сделал выразительный знак у ветрового стекла машины, думая приободрить Николая. Безусловно, мне не могли понравиться сумасшедшие фокусы, которые он проделывал с машиной, но Николай молодец. Настоящий профессионал. Если бы не его реакция и мастерство, мы рисковали серьезно пострадать, а Корейка была бы вдрызг разбита, с ходу завалившись в ямину.
Для легковушки дальше пути не было. Мы убежали из тупика, чтобы заехать в новый.
Возможно, эту плотную густоватую, полностью непрозрачную жидкость правильней называть мутноватой жижей, отработанным машинным маслом, но только не грязью. В глинисто - темной, беспокойно колеблющейся поверхности тускло отражались тени причудливо изгибающихся веток и стволов сосен. Волны исходили из середины лужи, начинались у любого из четырех берегов, появлялись из глубины, сталкивались, боролись, никогда не выплескиваясь на сушу и не издавая плеска. Как сильно не билась вода о прямые края лужи, волны отступали в полнейшем молчании.
Подхватив по пути гигантскую сосновую шишку, я осторожно двинулся в обратный путь. Несомненно, это была настоящая, обыкновенная, нормальная, вполне свежая сосновая шишка, только она не пахла и не пачкала ладони смолой. Осмотрительно выставленные руки не встречали препятствия. Уже через несколько шагов я осмелел и зашагал быстрее, после пары минут интенсивной ходьбы запустил шишку, которая упала на дорогу далеко впереди. Преграды не было! Сила, не пускающая машину в обратный путь растаяла, растворилась в бору. Возвращаться придется на гораздо меньшей скорости. Пусть дорога займет сутки, пусть потребует весь остаток бензина. Пусть Николай порывается совершить очередной самоубийственный подвиг, я не допущу бестолковых метаний по лесу. Хватит с нас беспорядочного бегства.
Внимание мое привлекла крупная, высотой в два человеческих роста, чёрная глыба, полулежавшая на толстенном стволе. Казалось, покрытый мхом камень собирался выбраться на дорогу, но устал, прилег на плечо сосны, черпая силы для последующего движения. Символы, тускло мерцающие зловещие закорючки, похожие на жутковатых уродливых насекомых были высечены на монолите. Неправильная прерывистая линия из желтых разновеликих световых пятен проводила пунктирную границу вокруг камня, словно предупреждала об опасности, запрещала приблизиться.
Обойдя глыбу в поисках зеркал, линз, особым образом фокусирующих слабый солнечный свет, в конце концов уже подумывая о преобразователях, аккумуляторах или собственных источниках энергии, спрятанных в теле монолита, я не пришел к какому-либо выводу. Технология неоспоримо присутствовала, кроме внешних, возможно паразитных проявлений процессов должна была существовать и скрытая от меня полезная работа. Обидно, ее смысл мне даже не приоткрылся. Отважусь предположить, что с электричеством эта энергия имела примерно такое же родство, как с компонентами гравитационного излучения, но не рискну выстроить сколько-нибудь уверенное заявление.
Рядом с глыбой, носящей на своем теле явные следы инструментов, стояла другая, третья, четвертая и пятая высились среди деревьев. Насколько виделось, все замшелые камни так или иначе окружали световые пятна, и надписи на них, где ярче, а где слабее мерцали. Каждому высокому черному монолиту соответствовал камень в несколько раз меньших размеров, а меж ними проглядывала извилистая ниточка утрамбованной земли, уводящая по едва обозначенному оврагу вниз. В лес, сопровождаемая загадочными каменными стражами, уходила старая заросшая тропа!
Собираясь поделиться удивительными открытиями с Николаем, я поспешил на дорогу, проламываясь сквозь папоротник с грацией медведя. Не знаю, что поразило меня сильнее. Незаметные глазу источники света, собственные генераторы в камнях, мерцающие магические руна, наличие скрытой сети, распределяющей энергию по лесу или тропинка, как будто предоставляющая возможность раскрыть тайны бора, всем этим хотелось поделиться с Николаем. Не представляю, с каких слов, предположений я начал бы свой рассказ, оказавшись в автомобиле, но этой крошечной загадки мне уже не раскрыть никогда.
По дороге, кормой вперед неслась машина такси. Даже если Николай успеет меня увидеть, ни сманеврировать ни затормозить ему попросту не удастся. В полной тишине автомобиль легко проглотил разделяющее нас расстояние и секундное замешательство едва не стоило мне жизни.
Прыгнув, вернее тяжело падая обратно в заросли папоротника, неловким движением руки я сшиб очки, плечом ударился о корни, и тут же постарался вскочить, прячась за ближайший ствол. Корейка уже пролетела мимо. Огромное глинисто-темное тело гналось за удирающим автомобилем. Прямоугольное, размером с междугородний автобус, чудовище продвигалось вперед частыми судорожными толчками, катя перед собой блестящий матовый цилиндр, от которого исходил жар, чувствовавшийся на расстоянии. Острая химическая вонь обдала волной, когда монстр проскочил рядом со мной.
Заблокировав колеса ручным тормозом, Николай раскрутил автомобиль. Дорога была слишком узка, покрытие твердым и чистым. Корейка вылетела на обочину, врезалась в сосну, забыла на земле отвалившийся бампер, смяла крыло о валун, и все-таки развернулась, когда до темного чудища оставались считанные метры. Бой проходил в абсолютной тишине. Ни раненый автомобиль, ни его враг не издали ни единого звука. Вероятно, я в это верю, Николай колотил сейчас ладонью по кнопке клаксона, звал меня, но ничего поделать не мог. Массивный, будто каток, преследователь не отставал от Корейки, не давая опомниться, гнал и гнал жертву в молчаливый лес.
На месте лужи вздымалось другое чудовище. Блеснув матовым цилиндром, оно замерло, уже знакомыми рывками быстро удалилось по дороге в противоположном направлении. Слепящим желтым светом вспыхнули линии на стоящих по обочинам валунах, образовывая почти непрерывающиеся параллельные нити. Постоянное, ставшее привычным сияние сиреневого мха сразу померкло.
Лесной проезд опустел.
Осторожно перешагнув через желтый луч, я опустился на пышущую приятным теплом дорогу в поисках очков, найдя их сразу. Линзы рассыпались, оправа перевилась, изогнулась. Каждое стеклышко, мельчайший осколок, завиток металла, обломок подгоревшей пластмассы и винтик были плотно вставлены, укатаны в покрытие дороги, образуя единый слой, гладкий как обработанный мрамор, приглаженный настолько, что ладонь не почувствовала ни единой шероховатости. Сильно воняло горячим маслом и какой-то крепкой химической дрянью.
После всего увиденного на дороге, спуск по тропинке показался наилучшей идеей. Мысленно пожелав Николаю удачи, я отправился в путь.
Не стоит объяснять, насколько уменьшился окружающий меня мир. Людям с отменным зрением этого не понять, а людям с плохими глазами самим все известно. Безусловное, угрожающее безмолвие бора, прежде настораживающее, без очков сделалось опасным. Нельзя сказать, что я слеп, словно крот, но земля то и дело подсовывала под мои ноги сучья, ямы, корни, сухие шишки. Тропинка то и дело исчезала, совершенно растворяясь в зеленом подлеске, скрываясь под толстенным слоем опавших иголок. Хорошо, что заблудиться было в принципе невозможно. Здесь не заплутал бы и упомянутый выше крот, если бы у него хватило кротовьего ума держать в качестве ориентира замшелые монолиты.
Черные камни клонились в разные стороны, некоторые даже перегораживали тропу, но я не встретил ни единого упавшего на землю монолита. Желтые световые пятна все ближе придвигались к основаниям глыб, иногда рисуя совершенно четкие правильные круги. На вершинах особенно высоких камней стали появляться разбитые стеклянные фигурки самых смелых очертаний, напоминавшие мне изуродованные вандалами изоляторы. Дорожка спускалась по склону смелеющего, раздающегося вширь лога, побежала по днищу оврага, приблизившись вплотную к ручью, зеленовато-глинистая вода которого подозрительно пенилась. Лес немного поредел, хотя небо по-прежнему скрывалось за завесой смыкающихся ветвей. Между корнями сосен все чаще стали появляться крупные мясистые блекло - сиреневые грибы, формой похожие и на лисички и на подберезовики одновременно. На шляпке некоторых экземпляров легко смог бы разместиться упитанный дошкольник, а ножки таких грибов успешно соперничали толщиной со стволами деревьев.
Николай настоящий ас, воспитанный на городских улицах мастер вождения, он справится. Эту фразу, как молитву, я повторял про себя постоянно. Николай настоящий ас, он справится. Воображение плохо прислушивалось к моим мыслям, отвергая заклинание.
По мере того, как тропинка продолжала неторопливо спускаться, я чувствовал себя все лучше но, помня о предательствах коленей, не прибавлял шага. Суетливая городская жизнь почти не дает возможности для степенной прогулки, ходьба вдоль забитых транспортом улиц всегда казалась мне вреднейшим для здоровья занятием. Сначала радостно подумав, что прежние силы восстанавливаются с каждым проделанным движением, я обратил внимание на перемены в своей походке. Она стала юношески легкой, невесомой, подпрыгивающей. Постепенно мне начало казаться, что, оттолкнувшись, я сумею взлететь к сосновым ветвям и самому невидимому небу.
Оказавшись в неширокой котловине, ручей разлился в микроскопический пруд со стоячей, маслянистого вида водой, по которой лениво плавали переливающиеся красками пузыри. Еще издалека заметив желтые вспышки, теперь я понял их природу. Передо мной раскинулись развалины каких-то сооружений, успешно поглощаемые, почти побежденные молчаливым враждебным лесом. Здесь я впервые подумал о том, чьи ноги протоптали мою путеводную тропу. Жутковато становилось от мыслей о том, что последними прошли по тропике вовсе не люди, не звери, а невообразимо страшные создания, перекочевавшие в мою память из произведений Говарда и Лавкрафта.
Грибы пропали, сгинули разом, словно получив команду. Огражденная камнями тропа исчезла, уткнувшись в нагромождение черных глыб и россыпь причудливых хрустальных построек, занимающих все днище лога. Рассеянное переменчивое свечение, похожее на желтый туман, висело над руинами, концентрируясь у грубых каменных монолитов, блистало короткими редкими сполохами у прозрачных строений.
Развалины не могли быть городом, поселением или хотя бы единственным жилым домом. Фантазия подсказывала мне сравнение с крупной трансформаторной подстанцией. Разумеется, это лишь рискованное предположение человека, всю жизнь державшего томик Правил Устройства Электроустановок гораздо ближе к сердцу, чем, к примеру, сборники библейских миниатюр.
Понять логику хотя бы в расположении элементов постройки я не сумел, смысл общей картины также не поддался моему разуму. Сугубо техническое утилитарное назначение сооружения выдавали неведомые энергии, отсутствие хотя бы намеков на существование стен или потолков. Руины содержали набор, вернее целых два набора специфических построек, собранных в сокрытой немым лесом котловине. Казалось, здесь спаивалось ушедшее навсегда прошлое и далекий горизонт будущего, переплеталось пришедшее раньше будущее и еще не рожденное эпохой прошлое, входя в стройную систему общих энергетических взаимодействий.
Минувшее подарило сооружению грубо обработанные каменные мегалиты, испещрённые мистическими символами. В считанных километрах от Кемерово я рассматривал вырезанные на скалах Томской Писаницы петроглифы, размышляя, какой была жизнь неизвестных художников, какой финал преподнесла им судьба. У входа в безымянную пещеру с величественным видом на гору Белуха я стоял над раскопом, в котором ученые обнаружили человеческие кости двухсот тысячелетней давности, перемешанные с украшениями из алюминиевых сплавов. На равнине у отрогов Алтайских гор мне приходилось видеть россыпи страннейших менгиров, мрачные капища, покосившихся каменных истуканов с демоническими физиономиями, тщательно разбитые алтари доисторических эпох, неведомо кем, когда и зачем насыпанные курганы, мало уступающие размерами колоссам Гизы. Мысли о неисчислимых поколениях, целом пласте ускользнувших от моих компетентных современников знаний, невидимых связях, объединяющих древние постройки, строго утилитарном назначении подобных мегалитических структур пришли ко мне оттуда. Человек всегда чрезвычайно практичен.
Бесповоротно отказавшееся от прямой линии будущее преподнесло скрытому в бору сооружению набор тончайших витиеватых шпилей, винтом уходящих ввысь колонн, плавных абрисов, шаров, спиралей, вальсирующих нитей, всевозможных эллипсоидов. Дерзкая, чуждая глазу, объективному знанию и самому смыслу геометрическая абстракция перетекала к Евклиду и Риману, возвращалась к свободной от правил, цифр и характеристик конфигурациям, вдруг вновь снисходя до категорий, описаний и формул. Прозрачный материал, который я называю стеклом или хрусталем, в действительности был крепче стали, позволяя самым изумительным произведениям, самым невесомым конструкциями парить над подушкой желтого тумана.
Жаль, что основная часть сооружения, значительная масса элементов или устройств оказалась нынче разрушена. С замиранием сердца я наблюдал за сложной игрой, которую вело здесь будущее и прошлое, все больше сомневаясь в правильности течения времени. Фундаментом для многих мегалитов служили ажурные виньетки и гроздья стеклянных шаров, напоминающие бусы. С иной стороны, прозрачные конструкции нередко начинали полет с макушек коренастых, татуированных тайными символами черных глыб. Что возникло раньше? Будущее и прошлое существовали здесь вместе, в единстве, в гениальном сплаве, не разделяемые и неразделимые. Казалось, все, что когда-либо произошло, происходит или произойдет, заключалось в неизменном, единственном застывшем миге настоящего. Подобным образом выглядела бы современная трансформаторная подстанция, отремонтированная специалистами завтрашнего дня. Так выглядел бы футуристический энергетический комплекс, восстановленный из обломков магами, шаманами, рожденными средой первобытных людей.
Вновь появившаяся тропинка и ряды хмурых замшелых мегалитов повели прочь от руин. Между корнями сосен появились семейки мясистых блекло - сиреневых грибов, становящихся все толще, выше, шире, уверенней по мере того, как я удалялся от развалин.
Из крошечного пруда вытекала струйка воды. На берегу жалкого ручья полукругом стояли яркие белые пирамидки палаток. Экспедиция археологов! Хотя людей или поднимающегося к сосновым ветвям дыма я не различил, воображение немедленно нарисовало человеческие фигуры, склонившиеся к костру, раскрытый рюкзак, походный котелок на веселом огне, неизменную в походах гитару, прислоненную к дереву.
Внезапно ощутив чувство невесомости, я машинально шагнул, и едва не упал под страшной тяжестью, разом навалившейся на плечи. Следующие движения отняли больше сил, чем потребовалось на весь спуск к развалинам. Едва отрывая ноги от земли, по стариковски согнувшись, я потащился к ближайшей черной глыбе, словно надеялся найти у нее поддержку. Подошвы многотонных ботинок рвали траву, оставляли следы на засыпанной иголками почве. Идти было невероятно трудно. Руины цепко держали меня, не пускали к встрече с людьми, к разгадкам.
Обняв неожиданно холодный, холоднее чем лед камень, я не почувствовал себя сильнее. На запястьях засветились желтые световые пятна, кончики пальцев ощутили тонкую прерывистую вибрацию. В глыбе как будто крутился тяжелый маховик, меняющий направление вращения сотни раз за секунду. Представляю, насколько странно это прозвучит, вибрация напоминала частое ритмичное дыхание механизма. Сам камень, донельзя начиненный неизвестными устройствами, дышал!
Оттолкнувшись от глыбы замерзшими руками, я ясно увидел плавную линию грибов, живой частой изгородью вьющейся между соснами. Они и прежде там торчали, но, к великому сожалению, мне это столпотворение не показалось подозрительным. Под моими ногами не росла даже трава, мох жидкими веревками - клочьями свисал с камня, стволы деревьев были изогнуты и перекручены. Грибы сбежали в безопасное место, исчезли как класс, все сгрудились поодаль, наблюдая за моей пыткой.
Несколько десятков метров я прополз, проклиная строителей таинственного сооружения, не слыша самого себя и не надеясь призвать помощь. Солнца, галактики, многие миллиарды тонн невидимого неподъёмного груза лежали на моей несчастной спине. Если человеческому десанту суждено когда-нибудь высадиться на планете массой с Юпитер, я в мельчайших деталях и чувствах готов передать, каково там придется храбрецам - исследователям. Не оставалось сомнений, что прежняя моя легкость шага и теперешние трудности связаны с энергиями, обитающими в развалинах. Но участок, зона, исходящий от руин луч или яма с повышенной силой тяжести не могла растянуться на километры. Впереди, сравнительно близко белели палатки, поставленные людьми. Археологи, самые рафинированные, далекие от житейских невзгод ученые не разбили бы лагерь в месте, где человек не в состоянии просто стоять, а движения даются с величайшим трудом. Элементарные архиправильные умозаключения.
Для меня палатки были не просто ориентиром, означающим конец одиночества. Николай рассказывал, что один из членов экспедиции привез для остальных продукты. Значит эти люди знали, как выбраться из молчаливого лесного лабиринта. Объяснят и мне! Затем нужно отыскать Николая на дороге и наши приключения благополучно завершатся. Победа рядом, необходимо лишь добраться до палаток.
Шутки с чудовищной гравитацией закончились едва ли не абсолютной невесомостью, вызвавшей у меня сильное головокружение и тошноту. Похоже, в этой жизни космонавтом мне уже стать не придется. Толчком поднявшись, я пролетел вперед, с размаха приложился о сосну, чудом успев подставить под основной удар плечо. Не представляю, как в результате столкновения умудрились уцелеть и дерево и плечо и голова. Сила тяжести нормализовалась. К палаткам я тащился по инерции, шел шатающейся пьяной походкой, подпрыгивая, приседая, кособочась, потеряв уже всякую способность размышлять и выглядеть по человечески. Капли крови из разбитого лба и клочья растоптанных грибов размеренно отмечали мой путь.
Никто не встретил меня в раскинувшемся полукругом лагере, не остановил, не поддержал. Рухнув на траву подле грязного пятачка прогоревшего костра, я долго, тупо разглядывал пепел, холодные уголья, перочинный нож с переломанным пополам лезвием, дырявые стенки палаток, изорванный журнал с пляшущими индейцами и пирамидами на обложке, клочья одинокого спальника, валяющиеся в беспорядке рюкзаки, обычные в быту инструменты, мелкую походную утварь. Из недр растерзанных пакетов высыпались банки с консервами, свертки, бутылки газировки, упаковки с хлебом, ясно и безоговорочно подтверждая рассказ Николая о седобородом старике, отправленном в город за провизией для экспедиции. Как не странно, индейцы и пирамиды тоже нашлись. Для полнейшего удостоверения не хватало гигантской огнедышащей расселины в земле, увешанного китайскими гирляндами входа в туннель с непременными рельсами или, уже для полного моего торжества, огромного указателя с надписью "Эскалатор Прямо В Мексику" на мигающей стрелке.
Шевелиться не хотелось. Смахнув, вернее размазав кровь по лбу я обнаружил, что снесена бровь. Эта пустяковая рана будет кровоточить долго. Испытание блуждающей сумасшедшей гравитацией я провалил полностью и гневно отверг бы предложение повторить эксперимент. Пусть меня не берут в космонавты. Сам не пойду, пусть запросятся.
Судя по количеству и размеру палаток, людей было пятеро. Судя по аляповатой обложке, пирамидам и украшенным роскошными перьями индейцам, журнал содержал информацию самого ненаучного свойства. Если одна из статей в журнале так или иначе относилась к Мексике, то это означало лишь, что старик ее прочитал, а потом пересказал любознательному Николаю. В лагере нет никакого намека на производящиеся где-то раскопки, обнаруженные артефакты. Впрочем, археологи по обыкновению не спят с лопатами, не всегда таскают с собой библиотеку имени Шлимана или поразительный бесценный стульчак Наполеона. Не считая перочинного ножа, оружия я не заметил, хотя, разумеется, в палатках и рюкзаках запросто могла лежать обойма термоядерных бомб. Зацепок не находилось. Осмелюсь предположить, что сам мистер Холмс с доктором Ватсоном и утомляющей мой рассудок скрипкой не определили бы по заурядным походным принадлежностям и самым обычным инструментам, кто эти люди, чем они занимались в бору у диковинных развалин.
Система в разрушениях тоже не прослеживалась. Лагерь не просто оставили, а бросили с вещами и свежими продуктами, не забыв сломать, порвать все, до чего успели дотянуться. Переводя взгляд с палатки на кострище, с кусков спальника обратно на палатку, я приметил гитару, прислоненную к дереву. Гитара, как же без нее провести вечер у костра! Словно отвечая на мой восхищенный взгляд, из резонатора показалась серебристая искорка света, спускающаяся на подструнник.
Гитара! Настоящая гитара!
Но зачем гитара здесь, в зоне полной тишины? Не в состоянии удержаться от удовольствия просто провести пальцами по струнам, я поднялся с земли.
Вблизи палатки производили еще более удручающее впечатление. Ткань была разорвана, разрезана на аккуратные перфорированные ленточки, кишащие мелкими муравьями. По клочьям спального мешка деловито сновали светлые, мерцающие огнями насекомые, они же тонким шевелящимся слоем покрывали каждый предмет, лежащий на моем пути. Многоногие юркие создания искрились повсюду! Не оказалась исключением и гитара. Отдернув протянутую руку от грифа, я увидел, как стайка серебристых муравьев пробурила отверстие в окантовке, живым потоком взобралась по ладам к механизмам колков. Пластины исчезали одна за одной, струны беззвучно дрогнули, когда начисто пропал пластмассовый порожек.
В лагере происходило тоже, что и на дороге, где мы расстались с Николаем. Лес попросту очищался, избавлялся от посторонних предметов.
Сообразив, что муравьи целенаправленно уничтожают лагерь и вряд ли пропустят меня, я отбежал в сторону, принялся прыгать, бить ладонями по брюкам, с бешеной, неведомо откуда взявшейся энергией вытряхивать одежду. Существа были слишком мелкими даже для вооруженного очками человеческого глаза. Если армия муравьев упала в траву, я этого не заметил.
Путь, по которому отступили хозяева лагеря, вероятнее всего пролегал вдоль ручья. Запрещая себе медлить, я двинулся по тропике, тщательно обходя места, где пропадали вездесущие гигантские грибы или росли сосны с искривленными стволами. Помня о гравитационной ловушке и испытанных мучениях, предосторожность не казалась мне излишней.
Оставляя слева черные монолиты, а справа камни меньших размеров, я продвигался по едва заметному спуску. Заросшая тропа сделала плавный поворот, изогнулась, расставаясь с ручьем. На узенькой ровной площадке перед следующим поворотом валялся пустой пакет, издалека показавшийся мне валуном необычного для здешних мест цвета. Как и следовало ожидать, по продырявленному во многих местах полиэтилену деловито кружили перемигивающиеся огоньками муравьи.
Находка приободрила меня. Верный путь найден! Возможно, впереди поджидает очередной тупик, но тропинка так или иначе ведет к людям, которым известно о странном уголке Кемеровского Бора намного больше меня. Сейчас общение, пара неслышных слов, знак, просто встреча казались спасением. Зачем, зачем эти люди взяли с собой в немой лес гитару? Не кричала ли мне гитара о том, что они случайно, даже случайнее чем я оказались в бору? Безразлично. Все равно. Археологи эти люди, туристы или искатели приключений, обнаружили ли они туннель в Мексику или на острова Зеленого Кумыса, меня интересовало слабо.
Давно уже затерялся среди сосен комплекс загадочных сооружений. Тропинка запетляла и в конце концов решительно двинулась под гору. Темнота неторопливо опускалась на бор. Вскоре я заметил, что стволы деревьев заметно утончились, подлесок чах чуть ли не с каждым моим шагом, сиреневый мох на камнях таял. Лес лысел. Приводя меня в форменное отчаяние, грибы стали попадаться все реже, пока не пропали совсем. К счастью, гравитационных ловушек на полностью оголившейся тропинке не было. Насколько я могу судить, за время движения от загадочных развалин, сила тяжести не увеличивалась ни разу, а напротив, только уменьшалась. Впрочем, мои вредные колени упрямо и нагло утверждали обратное.
Тропа сделалась шире, монолиты по ее краям многократно выросли, вытянулись, постепенно превращаясь в типичные, изрытые трещинами менгиры, окруженные ослепительными четкими световыми кругами. На верхушках камней сияли огромные прозрачные, вывернутые винтом короны с плавно изгибающимися в разные стороны зубцами, шарами и спиралями, похожими на антенны. Даже не в полной мере уцелевшие, драгоценности производили потрясающее впечатление изумительно тонкой работой, непередаваемо изменчивыми необычными формами. Назвать простыми изоляторами эти хрустальные произведения искусства было бы глупо и даже кощунственно.
Впереди замаячило открытое пространство. Ветви жалких деревьев еще силились скрыть темное желтоватое небо, получалось у них все хуже. Наверное наступала ночь, задержавшаяся на добрую половину суток.
Молчаливый лес закончился, остановился, замер у ряда строгих прозрачных сфер, охраняющих границу бора. Рассеянный желтый туман парил над узкой полосой поблескивающей влагой дороги, с другой стороны которой цепью возвышались циклопические, усеченные, будто откушенные или обломанные конусы. За грубыми мегалитами земля обрывалась, ниспадала на лежащую далеко внизу серую безжизненную равнину, окаймленную прихотливо изломанными хребтами. Над острыми клыками гор, окутанная голубовато-белой дымкой, начала подниматься задумчивая Луна, неуверенно и неспешно знакомясь с величественным звездным небом.
Из тумана бесшумно возникла массивная плоская фигура, двигающаяся на трех тонких лапах. Отпрянув, я укрылся за каменной спиной менгира. Ладонь, едва тронувшая камень, замерзла сразу.
Шагало существо очень медленно. Не особенно высовываясь, я успел разглядеть создание в деталях и доступных моему глазу подробностях. Несомненно, это был робот, из сочленений металлического тела которого толчками сочилась мутная маслянистая жидкость. В мощной грудной пластине зияла круглая аккуратная дыра, другое отверстие приходилось на середину туловища. Такие ранения оставляет огнестрельное оружие калибра охотничьего ружья. Воображение мгновенно нарисовало мне картину жестокой безмолвной схватки пятерых человек и металлического чудовища. Вышли ли люди победителями из сражения? Увы, на этот вопрос, как и на многие другие, я не представлял себе ответа.
Поглощенный неведомой целью, робот двигался по дороге, постепенно скрываясь в тумане. На вид, агрессия и ярость в нем клокотала так же сильно, как в домашних тапочках. Тяжеленый каток, погнавшийся за такси Николая, перемигивающиеся огнями муравьи, это раненное трехногое создание похоже принадлежали к обслуживающему персоналу. Все они были только запрограммированными автоматами. Выполняющие определенные задания машины преимущественно опасны ограниченной функциональностью, узкой направленностью своих действий, и не более того. Не попытаться ли мне догнать чудище, как-то объяснить ему создавшуюся ситуацию, в конце концов попросить отвести к хозяевам? Огнестрельные раны на корпусе робота останавливали от подобного намерения.
Луна смелела. В ровном сиянии земного спутника все яснее проступала из космической тьмы преграда, огромный желтоватый покров, закрывающий лес от звездного неба. По мере восхода сияющей планеты лежащую внизу пыльную равнину, словно волки овец, жадно атаковали тени.
За моей спиной возвышался ледяно - холодный менгир, раскинулся молчаливый недружелюбный лес, хранящий секреты своих ужасающе древних, еще не рождённых обладателей. Бор под защитной драпировкой и оберегающие лес роботы, отнюдь не природная аномалия. Странное место специально построено для отправлений религиозных обрядов, некогда использовалось как форпост при проникновении в Солнечную систему чуждой инопланетной расы. Или таинственному лесу еще предстоит стать последним пристанищем людской цивилизации? Здесь и сейчас я находился за краем мира, на лезвии бритвы, на жалком клочке суши средь шторма безумных загадок, где еще как-то мог существовать человеческий разум.
Вырастая из-за скал, Луна торопила мой ум, тревожила близкой и страшной разгадкой. Плохое зрение сохранило мне рассудок, постепенно вырисовывающаяся картина и отсутствие деталей подготовили разум к потрясению. Удар и без того оказался чрезмерно силен. Избегая смотреть на расцветшую планету, я захромал обратно в лес, чтобы вернуться по тропинке к развалинам энергетического комплекса, подняться к точке расставания с Николаем и кружить по дороге в надежде отыскать единственно верный поворот, лазейку, нить, связующую с домом. Иного пути для возвращения, отступления, форменного бегства теперь не осталось.
Остановился и обернулся я лишь однажды, когда безмолвный лес обхватил меня могучими лапами. Сияющая в божественном ореоле атмосферы, висящая над зубами лунных гор планета была невыносимо, смертельно далека, разрывая сердце знакомыми с детства очертаниями материков, ласковой периной облаков и береговыми линиями земных океанов.