Баллон вражеского дирижабля вспыхнул, рассыпая ворох серебристых пластин. Клочья еще догорали, когда тускло светящиеся дуги упали на снег, пробили корпус уже покореженной взрывом гондолы, разметали строй ошалевших лабрисов. Внезапно возникший над "Люцифером" летательный аппарат двигался медленно, часто терял высоту и совершал бессмысленные кульбиты, но ответные выстрелы противника, не ожидающего нападения с воздуха, все равно не достигали цели.
Грохот поднялся невообразимый! Уцелевшие стволы на треногах хлопали, тщетно буравя ночную тьму огненными разрывами. Лучники и арбалетчики безостановочно вопили, посылая в беззвездное небо Пристанища тучищи стрел. Выпуская клубы дыма, машина неуклюже валилась к арене из кромешной темноты, наносила меткие смертельные удары по неприятельской армии и надрывисто рыча, взбиралась обратно в космос.
Самые храбрейшие лабрисы дрогнули, забыв о тщательно спланированной атаке многочисленного воинства на одну-единственную юную девушку. Разнообразные твари побежали по заснеженному пространству, заскакали к металлическим утесам "Люцифера". Некоторые, особенно впечатлительные бойцы принялись скрываться за ледяными горами от неторопливого преследователя и даже закапываться в сугробы. Сбившись в плотную кучу и неизвестно кому угрожая копьями, мерзкие кентавры отступали от трещины, поглотившей Рийеис.
Против зловещих чаяний четвероногих лабрисов, она не упала камнем на дно, поддавшись панике. Уходя от заведомо проигрышного боя с превосходящими силами неприятеля, девушка удачно спрыгнула на заиндевелый выступ, формой напоминающем крупный человеческий нос. Внизу, очень глубоко, кипела оранжевая жижа, распространяя запахи озона и крепкого морозца. Здесь, в пропасти, было даже холоднее, чем на арене, зато светлее. Ведь ей, при всех сложностях подъема на кромку разлома, не хотелось бы выдать себя сиянием птархэма.
Торчащие из монолитного льда обломки звездолета давали хороший шанс на подъем в стороне от места, где могли поджидать враги. Прекрасно слыша канонаду, однако не подозревая о возникших у врагов трудностях, Рийеис прыгнула к противоположной стене, схватилась за студеный металл, подтянулась и встала на ноги, прижимаясь плечом ко льду. Пальцы обожгло холодом. Следующий выступ располагался выше и значительно дальше, а точка опоры была такой же неудобной и скользкой, как прежде.
Военная операция лабрисов, рассчитанная на уничтожение неуловимой юной девушки, полностью провалилась. Строго сформированная армия людей и их ужасных союзников с разных планет, трагически развалилась. Продуманный, толково организованный охват беглянки на арене сменился дичайшим, абсолютным хаосом.
Разодранный на куски дирижабль полыхал. С черного неба сыпался горячий пепел, валились объятые огнем огрызки серебристых пластин. Попадая в свет оранжевых струй пламени, клубы смрадного дыма напоминали бесформенных животных, мечущихся между хребтами "Люцифера" заодно с потерявшим рассудок воинством. Совершенно подавленные тусклыми дугами, ответные залпы вражеских орудий уже прекратились. Расчеты просто разбежались. Беспорядочно носящихся кирасиров, мечников, лучников, арбалетчиков повсюду настигали выстрелы с внезапно налетевшей боевой машины. Страшные звери рычали, мчась в твердом намерении избежать гибели, но тоже попадали под сокрушительные удары. Такая сплоченная, объединенная злодейским орденом кусающего собственный хвост змея, неприятельская армия забыла о целях войны на Пристанище и разрушилась, обернувшись полчищами удирающих трусов.
Рискуя сорваться, окоченевшая Рийеис прыгала от выступа к выступу, пока не оказалась на краю трещины. Арену наполнял смрад, вопли, топот, железный шум. Созданный девушкой птархэм выхватил из темноты безголового кудлатого демона, часто перебирающего тростинками-ножками на пути в спасительную ночь.
Сложив руки на груди, Рийеис выпрямила спину и вдохнула отравленный воздух, не морщась от гари. Картина боя, буквально, изменилась за несколько минут. Содействие буквально свалившегося с неба летательного аппарата спасло девушку от смерти, плена, пыток и неизвестно, чего еще. Сначала не оставалось надежды для Рийеис, а сейчас не было заметно ни малейшего сопротивления многочисленных врагов. В одиночку не совладав с грозной и обученной армией бойцов, юная девушка все-таки выдержала ошеломительный натиск настырных лабрисов и дождалась чудесного появления союзника. Гордость не позволяла Рийеис гоняться по серому снегу, добивая деморализованных врагов, однако, двигаясь к корпусу звездолета, она не упускала случая отомстить за смерть Дижийен, свое подступающее отчаяние, страх и напряжение семьи атженай.
У латника, случайно пробегающего мимо девушки, хрустнула шея. Неестественный искрящийся огонь в два счета испепелил шайку мелких поганых тварюшек с зубастыми пастями. Почти собранный для схватки, почти сохранивший хладнокровие беловолосый гигант с двуручным мечом словно бы сам собой свалился в ледяную трещину, сделав первый замах тяжеленным оружием. Нет ничего проще. Бездельники гибли, потому что своими подлыми делами превысили чашу терпения семьи атженай.
Глаза замерзшей Рийеис искали жертвы для алтаря безудержной справедливой мести. Закутанная в плотную кожу, тощая фигура лучника переломилась пополам, мертвым комом застывая на снегу. Окропив серый снег вязкой жижей, лопнуло по швам приземистое насекомообразное чудовище, до мига погибели скачущее на сочлененных шипастых отростках. У бессмысленно блуждающего у айсберга мечника вдруг сломался позвоночник. Где-то потерявший оружие кирасир заорал, отгибая впившиеся в грудь доспехи, пока новое движение ладони девушки не проломило доспехи, круша и ребра несчастного лабриса.
Между стремительными убийствами наблюдая за летательным аппаратом неожиданных друзей, Рийеис замерла, отпуская живым странноватое существо с набором костяных пик на загривке. Продолжая утюжить арену "Люцифера" тусклыми дугами, суденышко все хуже справлялось с маневрами и теперь оказалось на орбите, которую упорно чертила в ночи девятиконечная звезда. Столкновение стало смертельным для союзника.
Гром рвущегося металла вторгся в бесовскую какофонию агонизирующей вражеской армии. Крест, испускающий оранжевое бездымное пламя, с легкостью растерзал машину. На удивление широченные крылья аппарата отвалились, корпус раскрылся. Теряя высоту и испуская ручьи жидкости, куски суденышка по инерции продолжили полет, поочередно расшибаясь об утесы древнего корабля.
Наблюдая за удирающими от полчища тварей лабрисами, Джайгир вытянул мечи из наплечных ножен. В трех тяжелых и в общем-то небольших цилиндрах самым необъяснимым образом помещались десятки злобных чудищ.
Весь вид богатыря показывал полнейшую готовность к бою и нетерпеливое ожидание команды отца, разрешающую вступить в схватку с врагами. Над макушкой великана парил птархэм, призывая внимание Джайгира, но богатырь был слишком занят, размышляя, как удачнее ворваться во внутренний двор семейной усадьбы.
Подняв руки до шеи сына, Атженай привлек, наклонил Джайгира к себе.
- Беги так, как еще никогда не бегал, - громко, перекрывая окружающий шум, произнес отец. - Соберись. Спасай семью от наводнения. Вы справитесь.
- Нет-нет... Вода?.. Тоже дело! - растерялся великан.
- Только один корабль сумеет покинуть Пристанище. Мы с Дижийен не хотели, чтобы корабль прилетел. Покинув Пристанище, корабль отправится в последний полет, а я в свое последнее путешествие по Марсу и Земле. Планета ваша, сын.
- Строить новый дом на берегу океана? Строить новую жизнь без тебя? Нет-нет. Никогда! Нужно бороться вместе!.. Помоги нам, отец! - воскликнул Джайгир.
Отстраняясь от сына, Атженай Ольхон сжал губы и медленно пошел к воротам, массируя больное плечо. Богатырь на минуту замер. Вяло вращая мечами, великан все ожидал, что отец передумает и позовет его за собой, чтобы сразиться с окопавшимися в семейной крепости лабрисами. Только оказавшись у затоптанного цветника во внутреннем дворе, Атженай остановился и обернулся, положив ладонь себе на горло так, словно собирался вывернуть невидимому противнику пальцы, освобождаясь от удушающего захвата.
Подкравшись, паукообразное чудовище бросилось на великана из темноты, выставляя измазанные кровью врагов лапы с заточенными до остроты крючьями. Клинки Джайгира рассекли туловище атакующей твари поперек, а когда голова существа, изумительно хитро извернувшись, тоже попробовала цапнуть богатыря челюстями, меч прикончил яростное чудище.
- Джайгир... Сын... Здесь мы расстанемся. Больше всего... Больше всего на свете я хотел бы вернуть наше время на Пристанище... - торопливо, сбивчиво, срывающимся от волнения голосом проговорил Атженай. - Джайгир, я не... бросаю семью. Ты защитишь семью здесь, а я... разрушу земной оплот ордена лабрисов, как хотят того Спящие... Справимся, нет проблем... Так надежнее и правильнее. Здесь... мы... расстанемся, сын... Как расстались с Дижийен... Соберись, Джайгир, здесь тебе предстоит сделать многое... Помни о Спящих... Здесь надейся только на себя и на семью. Пусть... Пусть прилетит ваш корабль и наступит день, когда Дижийен... вернется... Правильно... Мчись к семье, сын... Расставание навеки, значит навсегда. Беги! Мчись!.. Правильно. Прощай и... попрощайся с... попрощайся со всеми за...
Не сумев завершить фразу сбивчивого монолога, маленький золотокожий человечек взлетел на крышу постройки, мгновенно исчезая из поля зрения богатыря. Слепящим солнышком замаячив перед глазами Джайгира, птархэм обжег ему щеку крылом. Представляя, как вихрем врывается в распахнутые, ничем и никем не охраняемые ворота, сталкиваясь с грозным неприятельским воинством, великан неохотно убрал клинки в ножны. Нет-нет. Ослушаться отца Джайгир не мог.
Из чистого упрямства сделав шаг по направлению к воротам, богатырь тронул пальцами переносицу. Большое, спокойное, тренированное сердце Джайгира заколотилось от мысли, что теперь произошло именно то, о чем пытался сказать отец у мегалитического комплекса в лесу и в пещере одноногого рыцаря. Внешне вполне удачно скрывая нервную лихорадку, горе, тревогу, Атженай Ольхон совершенно запутал сына раздерганными речами. Богатырю было трудно понять, как в одном человеке способно уместиться горячее желание дождаться корабля и страх перед его прилетом; вера в грядущее возвращение мамы к семье и категоричное утверждение о расставании с Дижийен навсегда; абсолютное преклонение перед силами недружелюбных Спящих и отрицание какой-либо их помощи в дальнейшей жизни на Пристанище.
Догадка сделала лицо Джайгира по-детски удивленным. Возможно, отец считал могущественных, невыносимо гордых Спящих все-таки способными к благодарности и рассчитывал на серьезную ответную услугу за участие в их опаснейших судьбоносных планах? Представив, как мама... однажды мама возвращается в семью, в новенькую усадьбу на берегу океана, богатырь начал тереть ребром ладони переносицу. Неуловимые Спящие... Дижийен... Благополучие семьи атженай на Пристанище... Нет-нет. Нет-нет! За это чудо, за этот праздник стоило бы сразиться с любыми противниками!
Исполняя приказ Атженая, птархэм бил великана сияющими крыльями, зовя в темную чащобу, в путаницу троп; в густую ночь, прежде доступную лишь хищникам планеты. Отец говорил, что Джайгиру необходимо бежать так, как он еще никогда не бегал. По-прежнему далекий от осознания полной картины действий лабрисов на Пристанище, богатырь намеревался последовать словам Атженая в точности.
- Порядок, отец, - произнес Джайгир. - Разорви в клочья дурную змеюку, со злости сожравшую собственный хвост.
Суетливый птархэм взъерошил волосы великана, торопя в путь.
Уничтожив союзнический летательный аппарат, девятиконечная звезда как ни в чем не бывало продолжила вычерчивать прежнюю траекторию на беззвездном небе. Не тормозя перед разломами в снежном покрове, Рийеис бежала к металлическим горам "Люцифера", огибая ледяные глыбы и столбы оранжевого пламени. Хорошо согреться ей все равно не удалось, но иглы мороза перестали колоть тело.
Многочисленные враги, ошеломленные внезапной атакой из космоса, могли опомниться и, оценив исчезновение угрозы, ударить по беглянке опять. Из соображений безопасности не создавая птархэма, девушка уворачиваясь от огненных осколков дирижабля, с хищным восторгом сшибала попадающихся на дороге кирасиров, перескакивала через разнообразных тварей, успевая жалеть лишь о сковавшем тело холоде и печальнейшей нехватке времени на необходимую месть неприятелям.
Кувыркаясь в отблесках пожаров, последние куски союзнической машины еще лениво расшибались о нерушимые утесы гигантского корабля, когда Рийеис достигла самого крупного обломка летательного аппарата. Смертельное беспорядочное падение удачно сгладили куцые корешки обломившихся крыльев. Под куском хвостового оперения лежал мертвый, скрючившийся мечник, которому чрезвычайно не повезло оказаться в эпицентре катастрофы.
После столкновения с девятиконечной звездой корпус машины раскрылся. Только благодаря сложнейшей конструкции аппарата, надежно свитого из овальных элементов и состоящего из скрученных в тугие восьмерки металлических сегментов, основная часть машины даже не потеряла форму. Из люка неуклюже выбиралась грязная, взлохмаченная Тженейр, вытаскивая за собой корзинку с неистово вопящим Жалвейном.
Глядя на детей, девушка замерла, сжала кулаки. Пристанище, ночь, "Люцифер", мороз, разбегающиеся повсюду лабрисы исчезли. В ушах Рийеис шипели нестерпимо мерзкие гады, звенели бронированные панцири, со свистом проливался яд, клацали жвала, скрежетали и царапались лапки, напоминающие копья кентавров. Перед глазами девушки сияли три магических солнца, и она, стоя в снегу на арене древнего звездолета, вновь оказалась на волшебно прекрасной планете милейших серых колдунов, один из которых погубил Дижийен.
Вторя брату, девочка закричала. Жалвейн, напротив, умолк. С силой выбив из рук Тженейр корзинку, Рийеис сделала попытку схватить, вцепиться в горло девочки. Лица у сестер были неузнаваемыми, дикими. Похоже, они обе не понимали, что сейчас происходит. Вывалившись в снег, Жалвейн перевернулся на спину, зябко поджал ноги.
Смежив веки, Рийеис нападала однообразно, как прикрепленный к какой-то прочной оси механизм. Тженейр сопротивлялась, не уходя, а неумело прикрываясь ладонями от захватов и выпадов атакующей. Между ними проходила сверхъестественная граница, которую старшей сестре не удавалось пересечь. Все повторилось. Точно также не сумели добраться лабрисы до спрятавшихся в камине гостиной Тженейр и Жалвейна. Только тогда вокруг ребят топтались оголтелые враги!
- Сестрица, пожалуйста! - взвизгнула девочка.
Скрючившись, Рийеис страшно застонала, зарычала как зверь, выставленными пальцами тыкая перед собой и вдруг резко распрямила спину. Незаметно выбравшись из погибшего летательного аппарата, Лукреция хватила девушку когтями, вцепилась зубами ей в бедро.
- С ума сойти. Тженейр, - пролепетала Рийеис и укусила лиловую прядку, явно не решаясь сдвинуться с места. - Курочка Тженейр, почему у нас с тобой Жалвейн лежит в снегу?
Мечник, угодивший под обломок машины, зашевелился. Нащупав пояс негнущимися пальцами, мертвец вытянул кинжал. Сплющенная, безглазая голова мечника приподнялась, окровавленные руки конвульсивно дернулись, ловчее перехватывая оружие...
Оставляя девушку, кошка прыгнула на грудь мертвеца, сердито распушив полосатый черно-белый хвост. Увидев занесенный для броска кинжал, Рийеис грозно нависла над поверженным мечником, выбила оружие и, не стесняясь присутствия младшей сестры, размозжила череп лабриса. Какой бы враг не принуждал мертвеца совершить злодейство, сейчас ему не удалось повторить сцену с убийством Дижийен.
Противник обосновался в усадьбе семьи атженай без вкуса, но накрепко и, похоже, надолго. На клумбы, взлелеянные стараниями мамы, Рийеис и Тженейр было страшно смотреть. Бравое неприятельское войско уничтожило благоухающие цветники, безжалостно растоптав и принесенные с Земли, и обнаруженные на Пристанище красивейшие растения. Древняя тяжеловесная постройка в центре двора тоже не устояла перед натиском распоясавшихся поклонников кусающего собственный хвост змея. Расколотив верхнюю глыбу, враги раскатили камни, причем некоторые проломили стены дома, ввалившись в комнаты. Атженай Ольхон отметил про себя, что противникам так и не удалось снять заклятие со спрятанного под мегалитами корабельного люка, хотя магическая защита семейной усадьбы все-таки не устояла.
Повсюду горели костры, факелы; лежали ящики с разным оружием, контейнеры с необходимыми армии припасами. В груде пустых походных рюкзаков серебрились обрезки пластин, сцепляя которые, умелые мастера достаточно быстро собрали дирижабль, уже благополучно взорвавшийся над ареной "Люцифера". Неуклюжие, громоздкие, наспех справленные устройства, вероятно, были газовыми генераторами, накачавшими баллон летательного аппарата. Магия здесь не присутствовала. Лишь Марселена смогла бы рассказать о таинствах химических процессов, использованных специалистами воинствующих лабрисов.
Судя по взвешенным движениям, беззвучному шагу, спокойному виду и совершенно безмятежному лицу Атженая, его сердце не трогали страшные разрушения родного дома. Ольхон Атженай собрался, приготовился к бою. Уверенно зная, что сын последует наказу, он все-таки оборачивался на ворота усадьбы, очень глубоко, втайне от самого себя надеясь еще раз увидеть богатыря, грозно фокусничающего мечами. Отблески разведенных неприятелями костров останавливались, упираясь в неодолимую тьму. Храбреца Джайгира, крылатого птархэма и даже весь-весь огромнейший лес надежно скрывала густая беззвездная ночь Пристанища.
- Правильно. Джайгир бежит за птархэмом так, как никогда раньше не бегал. Сын справится. Планета в надежных руках наших детей. Помоги им здесь, Дижийен, а я буду полезен нашей семье на Земле, - громко, ясно, ровно произнес Атженай Ольхон.
Вместо Джайгира у створки ворот возник кирасир, которому первому посчастливилось обмануть лавину неистовых преследователей. Заметив среди костров маленького золотокожего человечка, боец напрягся, поднял тяжелую секиру, однако пересекать границу усадьбы не стал. Другие лабрисы, постепенно возвращающиеся из темноты к свету, в точности следовали примеру соратника. У ворот медленно скапливалась нестройная толпа полуодетых, часто невооруженных и израненных чудовищами людей.
- Уходите через пещеры Рубежа к озеру! Еще не поздно! Тогда вы спасетесь! Нет проблем! - громко, отделяя слово от слова произнес Атженай и махнул рукой, прогоняя лабрисов к отвесным базальтовым скалам.
Толпа зашевелилась. Послышались встревоженные голоса. Неприятели явно обсуждали перспективы битвы во внутреннем дворе, наперебой трактуя однозначно понятные и убедительные жесты маленького золотокожего человечка. Со стороны поведение солидного отряда, робеющего перед единственным соперником, выглядело как нелепейшая игра целой ватаги клоунов.
- Ольхон Атженай! - вдруг выкрикнул один из врагов, натягивая тетиву лука.
Над воротами полыхнул день.
Свиснув, стрела навсегда сгинула в темноте. Лабрисы отшатнулись, с воплями и руганью сшибая друг друга на щебенку. Большой, пузатый, исключительно важный птархэм заколыхал рыхлыми телесами над головами растерянных бойцов. Степенно взмахивая крыльями и поводя сияющими ниточками хвоста, существо полетело к чаще, спасло от мрака деревья; вернулось обратно к воротам и принялось лениво кружить над притихшими, завороженными лабрисами.
Ничего ужасного не случилось. Осознав ошибку, воинство зло загомонило. Испуг, ужасное унижение придали трусам мужества и последнее, по-настоящему очень яркое предупреждение Атженая было успешно игнорировано.
Все же не решаясь атаковать маленького золотокожего человечка, войско обрушило ярость на вредного птархэма. Пущенные неприятелями стрелы бесследно пропадали в беззвездном небе Пристанища. Метко брошенное копье проткнуло светящееся создание насквозь, грохнуло древком по крыше дома и, отстукивая веселый ритм, скатилось в цветник, изрытый захватчиками усадьбы. Крылатого птархэма удары врагов не впечатлили. Издеваясь, существо продолжало беспечно порхать над воинством, вызывая раздражение, гневные вопли и новые бессмысленные атаки.
Сделав сверхъестественный прыжок к зданию, Атженай Ольхон подхватил упавшее копье. Костер, к которому он возвратился с оружием, вдруг вздыбился, поднялся, разросся тысячью огненных стеблей и распустил цветы сопящего от фантастической мощи пламени. Стало так светло, что из тьмы проглянули базальтовые утесы величественного Рубежа, устремленные в космос.
Треск ломающихся бревен перекрыл гул огня, скрип трясущихся камней и разноголосый шум боязливой армии, сгрудившейся у ворот. Надежные потолочные балки здания лопнули. Из ночи на свет потянулась гигантская рука. Схватившись невообразимо большой железной перчаткой за дверной косяк, громаднейший латник приподнял часть дома, перешагивая во внутренний двор через уцелевшую стену гостиной. Других бойцов с такими невероятными пропорциями тела среди неприятелей не было. Оставляя глупую охоту на безобиднейшего птархэма, лабрисы у границы усадьбы боязливо примолкли.
Каменистый остров вздрогнул, когда исполин бросил здание. Доселе уцелевшие оконные рамы полопались, повылезали драными углами. Остатки стекол выпадали с жалостливым бренчанием, похожим на капель. В дальней части дома с грохотом провалилась крыша. Потревоженные вражеской силой, бревна построек перекосились, напоминая раскрошенные зубами хищника ребра животного.
Заполучив удар металлическим коленом, гостиная окончательно рассыпалась, впуская безумную ночь на двор разоренного жилища. Гигант пошел на Атженая. Полностью, от головы до ног заключенный в блестящие, отражающие костры доспехи, этот витязь был выше великана Джайгира почти вчетверо и, пожалуй, настолько же шире достойного богатыря в плечах. Зеркальный шлем врага венчался парой устрашающе острых рогов. На шее латника, защищенной ребристым воротником, болталась цепь из белого металла, отдельные звенья которой представляли вцепившиеся в собственные хвосты змеюки.
В общем и целом, витязь вполне соответствовал косматым союзникам, побежденным у мегалитического комплекса, спрятанного в чащобе. Ольхон Атженай, Джайгир, легендарный Кхотонт сражались с гигантскими черными псами и уверенно одолели четвероногих лабрисов, но латник все же был невероятно велик, могуч, страшен. Шансы маленького золотокожего человечка на победу казались ничтожными.
Спеша скрыться, Рийеис все же оглянулась перед тем, как нырнуть в разрыв обшивки звездолета. Тускло подсвеченные догорающими пожарами, громаднейшие плиты в центре заснеженной арены противно скрипели, проворачиваясь на скрытых осях, пока не соединились в сложнейший, продолжающий какие-то видоизменения кристалл. Откликаясь на глубинные, тайные процессы "Люцифера", целый сектор ледяных глыб и сугробов разом провалился. Оранжевое пламя поднялось из недр, озабоченно хватаясь за металлические утесы. С беззвездного неба повалили тяжелые хлопья мокрого снега, которые в водяные капли разносила девятиконечная звезда, мчащаяся по своей неизменной орбите над корпусом великанского корабля.
Бездельники-лабрисы чересчур много о себе мнили и получили по заслугам. Деморализованные враги не отважились на преследование, хотя яркий птархэм издалека выдавал присутствие беглецов. Даже дырявое, туловище "Люцифера" все-таки служило отличной защитой от мороза. Рийеис хорошо согрелась, уверенно шагая по коридорам звездолета. Тженейр и Жалвейн успокоились. Все, включая славную кошку, с самого начала пути не издали ни звука.
Ожидая найти в разрушенной машине храбреца Джайгира, девушка ошиблась. Судя по всему, Рийеис спасла именно и именно трусоватая неумеха Тженейр, распоряжающаяся летательным аппаратом, который, после уничтожения неприятельского дирижабля рассеял армию лабрисов по арене "Люцифера". Необоримый факт вызывал серьезнейшее смущение у девушки. Сбежав из семейной усадьбы вместе с Жалвейном, младшая сестра нашла боевую машину в чащобе и смогла научиться ей управлять в совершенстве! Подвиги Тженейр чересчур велики, чтобы быть правдой.
От досады и недоумения Рийеис даже головой покачала. Странное, навязчивое ощущение того, что она не покидала лабиринты древнего звездолета, не сражалась с лабрисами между ползучих айсбергов и не видела гибели воздушного корабля неприятелей преследовало девушку. Негодуя и пугаясь, Рийеис помнила, как зачем-то набросилась на сестру и вполне могла замахнуться на брата. Бедро, укушенное Лукрецией, болело не меньше ран, полученных в сражениях с врагами. Поправляя ручку корзинки на плече, девушка невесело подмигивала сонному от глубокой усталости Жалвейну и подозрительно наблюдающей за ней кошкой, но обратиться к шагающей рядом Тженейр не смела.
Брат, сестра, Лукреция, переходы "Люцифера" и указующие дорогу знаки, когда-то нарисованные мамой на переборках, были абсолютно реальны. Лапки вонючего, омерзительного колдуна, крепко обхватившего Рийеис, тоже не казались причудой запутавшегося разума. Только, тяжелее и... тяжелее и обиднее всего оказалось поверить в фантастические подвиги Тженейр, далеко превосходящие ее собственные заслуги перед семьей атженай.
- Сестрица, - осторожно позвала девочка, нарушая затянувшееся молчание. - Получается, ты хотела чуть-чуть помочь лабрисам, пока Лукреция не привела тебя в чувство?
- Вообще ни разу не хотела, - призналась Рийеис.
- Ты не врешь, сестрица. Байтамчик нас спасал, а потом бросил, - хорошо обдумав слова, сообщила Тженейр. - Байтамчик исчез, но он тоже не врет. С ним такое чуть-чуть случается... Если ты нас бросишь, сестрица, мы с Жалвейнчиком и кошечкой пропадем.
- Байтам пришел с Вомийбором, повел нас по кораблю к убежищу. Нет ничего проще. Сейчас он в безопасном месте с Вомийбором и Марселеной, - возразила девушка. - Мы с тобой идем к ним.
- Байтамчик много сражался. Байтамчик знал путь по железным коридорам под домом, понимал злых чудищ и добрых союзников, умел летать на машине. Байтамчик сбил два корабля лабрисов. Когда Байтамчик пропал, я не сумела удержать машину в воздухе... Байтамчик не врет... Иногда он чуть-чуть исчезает.
Дослушав сестру, Рийеис поняла только, что Тженейр серьезно нуждается в отдыхе. Хотя и давая некоторые объяснения происходящему на арене "Люцифера", история утомленной переходом девочки не заслуживала никакого доверия.
- Байтамчик там, сестрица, - приняла игру Тженейр.
- Байтам тут, - повторила Рийеис.
- Получается, Байтамчик и тут, и там! - воскликнула девочка.
Вскочив со дна корзинки, Лукреция громко, требовательно запищала, будто флагом размахивая полосатым черно-белым хвостом. Резко отодвинутый кошкой, измученный Жалвейн заплакал, вкладывая в истерический рев печаль целой Вселенной. Старый звездолет быстро наполнился шумом. Тженейр спряталась за спину сестры, складывая ладошки у горла. Девушка напряглась, готовая отразить атаку врагов.
Послышался топот и сначала из-за поворота перехода появился птархэм. Следом за сияющим крылатым существом выскочил бегущий во весь опор Джайгир.
- Порядок! - радостно взревел богатырь.
Подхватив малыша из корзинки, Джайгир прижал изумленно затихшего сына к груди. Другая ручища великана сграбастала Рийеис и Тженейр, легко отрывая обеих от корабельной палубы.
Поигрывая широкой обоюдоострой секирой, латник двигался к Атженаю по уничтоженным цветникам, не добавляя ни единого звука к шороху трясущегося щебня и гулу пламени, растущему из обыкновенного, почти прогоревшего костра. Витязь перемещался как хищный зверь, в каждом своем движении демонстрируя физическую силу, ловкость, умение владеть громаднейшим телом и беспредельное боевое искусство.
Поворот массивного корпуса оказался неуловим для глаз сгрудившихся у ворот лабрисов. Отлетев на вытянутой руке, стремительная секира латника вернулась к изуродованному дому и свободно рассекла перекошенные бревна. Следующий могучий удар срезал часть фронтона и козырька, выставляя напоказ кухню семьи атженай, уже подвергшуюся гнусному надругательству. Маленький золотокожий человечек нахмурился, увидев мебель, утварь, припасы, которые распоясавшиеся враги истерзали, изничтожили, перевернули до состояния откровенного сумасшествия.
Усадьбе, возведенной собственными стараниями семьи атженай, пришел конец. Видеть разрушения и новые издевательства над счастливым, полным обычнейших, мирных забот прошлым было невыносимой мукой. Ольхон Атженай вряд ли потерял присутствие духа, однако, именно этого и добивался витязь, колотя по зданиям.
Дерево стонало под бесстыдным натиском отточенного металла. Атженай стоял на месте, прикрыв веки и слушал рокот пламени, охраняющего его спину. Постройки сдавались перед вражеской силищей. Глумление над домом продолжалось с той же безмерной жестокостью и мастерской скоростью. Нападать на Атженая Ольхона гигант не спешил. Очевидно, латнику нравилось мучить маленького золотокожего человечка, уничтожая то, чем Атженай жил и что трепетно воспевала столько лет вся его семья. Толпа воинов у ворот тихо ликовала, иногда насмеливаясь подбодрить исполина короткими одобрительными возгласами.
В зеркальных доспехах занялся огонь, слетевший с ладони Атженая. Молниеносная атака не застала витязя врасплох. Уворачиваясь от ответного выпада секиры противника, Ольхон Атженай высоко подпрыгнул, пропустил под собой вражеское оружие и вдруг, меняя направление в воздухе, оказался у груди латника.
Броня гиганта загрохотала. Рукоять секиры, украшенная змеиными пастями, жутко саданула по пустому пространству. Лезвие прочертило борозду на почве. Непонятным образом разминувшись с разящей смертью, Атженай уже очутился внизу и прямым движением кулака разбил защиту коленного сустава неприятеля. Вместо фееричного падения, витязь отскочил, прихрамывая. У границы ночи вновь воцарилось выжидательное молчание.
Столб ревущего пламени сорвался с угольев, становясь сотней, тысячей, тучей крылатых огней, похожих на птархэмы. Будто живая, будто обладающая разумом, секира латника совершала чудеса, танцуя без остановки так, что огонь не касался доспехов. Сшибая оружием, свободной рукой перехватывая стремящиеся к забралу и сочленениям брони сгустки, неприятель сжимал, комкал, бросал огни обратно в маленького золотокожего человечка, все равно с легкостью увертывающегося от каждого сгустка.
Высокий, каркающий, полный ненависти голос произнес несколько невнятных и протяжных фраз, которые отразила базальтовая твердыня Рубежа. Казалось, эхо нездешнего заклинания разнеслось по всему Пристанищу. Не получив явного удара, Атженай Ольхон согнулся пополам, но сейчас же перетек в низкую боевую стойку, ускользая от внезапно брошенного гигантом шипастого металлического шара.
Урчащий столб огня окутал маленького золотокожего человечка. Сделав героическую попытку переметнуться на громадного врага, пламя предательски развернулось от витязя, заставляя Атженая совершить удивительнейший кульбит на перекошенную крышу. Проскочив над изрытыми цветниками, огонь сокрушил ворота семейной усадьбы и жестко вломился в толпу лабрисов, испепеляя наблюдателей сражения. В ответ на вопли боли, из-под шлема гиганта донесся звонкий смех. Союзников он жалеть не умел.
Пламя перестало подчиняться Ольхону Атженаю. Нянча жалкие искорки между пальцев, он понял, что колдовство латника вывело огонь из числа верных друзей. Как будто забыв, как будто отдав противнику освоенный еще в детстве навык обращения с пламенем, Атженай ощутил себя беззащитным перед бесконечными уловками бронированного гиганта. Победа показалась ему недостижимой.
Неожиданно тонкий, резкий голос витязя прекратил панику в толпе лабрисов. Брякнули мечи. Зазвенела натянутая тетива. Разгорающийся в ночной чащобе пожар подсвечивал фигуры бойцов, бешено готовящихся к наступлению.
Стая выпущенных лучниками стрел поторопила озадаченного Атженая Ольхона с решением. Латник набросился, свалился на него, как каменная лавина. В прыжках и подскоках убегая от вращающейся, парящей, летящей, режущей, колющей секиры, маленький золотокожий человечек закружил у подобного горе витязя, то выходя на удачные подсечки, то нанося неприятелю чувствительные подзатыльники. Теряя равновесие, латник все-таки не падал. Получая впечатляющие удары по шлему, противник качался, но не вскрикивал. Молниеносно атакуя сам и уверенно реагируя на бесчисленные штурмы неуловимо юркого противника, гигант хранил холодное, деловитое спокойствие.
Между строениями повисла частая лоснящаяся сетка, состоящая из граненых капелек непрозрачной маслянистой жидкости. Атженай отскочил в сторону так, словно перед ним раскрылась бездна, кишащая вооруженными врагами. Уворачиваясь от единичных стрел, маленький золотокожий человечек перехватил брошенное от ворот копье, переломил древко, сжимая руками полученное оружие. Новый фокус латника по-настоящему выбил Ольхона Атженая из колеи. Лицо его выдавало тревогу и полнейшее смятение. Больное плечо Атженая опустилось, согнулась спина, странно вывернулся локоть.
Закапал мерзкий мелкий дождь.
Витязь звонко рассмеялся. Стекая вниз, вода с приятным журчанием размывала почву, создавая лужицу, кольцом обегающую гиганта. Хотя небо до заката "Корабля" оставалось безоблачным, ночь расплакалась ленивым моросящим дождиком. Принимая влагу, разведенные лабрисами костры зашипели, а трепещущий свет заслонил пар.
Скользя по грязи, Атженай Ольхон запнулся, хватаясь за вывороченное врагом бревно и едва успел уклониться от стрелы, возникшей из мокрого тумана. Смех закованного в латы гиганта стал издевательским. Пугая, выводя из себя, принуждая к необдуманным действиям маленького золотокожего человечка, вода потекла от витязя к дому, для вящего устрашения взбрыкивая волнами.
- Ольхон Атженай, - глумливо произнес латник.
Даже не дождь, а робкий младенческий дождичек надежно пригвоздил Атженая к месту. Выхватив из погибшего цветника каменную маску, гигант примерил ее к передней части зеркального шлема и с хрустом смял произведение искусства в железной перчатке. Поражение лабрисов, полное исчезновение ордена злобного змея было предсказано, но не могло состояться. Спящие, владеющие Пристанищем, стояли против захватчиков планеты, однако не доказали своего могущества. Вытачивая каменные маски, неизвестные мастера прославляли легендарный подвиг Атженая Ольхона, который в реальности паниковал, лишь заслышав отдаленную капель.
- Ольхон Атженай! - со смехом подхватили бойцы, в ожидании команды переминающиеся на границе усадьбы.
Когда витязь швырнул в Атженая растертое в железном кулаке каменное крошево, маленький золотокожий человечек прыгнул сквозь дождь. Минуя ребристый воротник, пальцы Атженая Ольхона пробили защитную пластину у горла и разорвали украшение на груди гиганта. На этом атака золотокожего захлебнулась. Огромнейшая перчатка латника крепко прихватила грудь Атженая.
Лабрисы у ворот зашлись в едином счастливом вопле. Звенья цепи медленно, неестественно медленно распадались в падении, на лету обращаясь в подвижных белых змеек. Гул вибрирующего щебня сделался громким и навязчивым. Вертясь, страшная обоюдоострая секира отсалютовала беззвездному ночному небу Пристанища, трусливому воинству союзников, неприступным бастионам Рубежа, развалинам, кострищам.
Лил слезы противный мелкий дождик. Бесцельно порхал над постройками птархэм. Громко радовались лабрисы, наконец-то пересекая границу усадьбы. Змейки расползались, теряясь среди раскрошенных бревен, ввинчиваясь в мокрый, развороченный грунт цветников. Лезвие закованного в доспехи витязя поймало, рассекая тело Атженая Ольхона пополам.
Как и все зверье, ночные хищники исчезли из вздрагивающего, раскачивающего леса. Если не считать неожиданных, свежих разломов на хорошо известных дорогах, баррикад из поваленных деревьев и упавших мегалитов, путь Джайгира сквозь чащу был абсолютно свободен. По переходам корабля они мчались уже вместе с Рийеис и Тженейр, препоручив надежным рукам великана корзинку с измученным долгими путешествиями Жалвейном, благополучно уснувшим в обнимку с Лукрецией.
Запутанные коридоры "Люцифера" не оказались для созданного Атженаем птархэма чересчур сложными, а враги, нещадно разбитые на арене звездолета, не появлялись внутри. Ярусы, аппаратура, лестницы, отсеки, механизмы, туннели звездолета сливались, сплавлялись воедино. Стремясь к единственной важной цели, они не истратили ни одной минуты на поиски знаков, на блуждания в тупиках. Крылатое существо прокладывало по "Люциферу" идеально точный маршрут. Нет-нет, даже в этой сумасшедшей спешке, даже готовясь к бою во внутреннем дворе усадьбы, отец продумал все!
Утро только намеревалось расцвести над планетой, когда семья воссоединилась. Радость встречи омрачало лишь отсутствие Атженая и Дижийен. Джайгир забыл о собственных фееричных подвигах и приключениях в недрах Рубежа, на берегу высокогорного озера, на каменистом острове, у мегалитического комплекса в лесу. Сбивчиво, неискусно повествуя о дальнейших планах отца и прощаясь за Ольхона Атженая со всеми, богатырь удачно сдерживал слезы. Голос все равно выдавал его волнение, близкое к замешательству. Марселена, Рийеис, Вомийбор, Тженейр плакали, сверх меры тиская Жалвейна, маленькую Дижийен и Лукрецию. Их новый, самый новый день на Пристанище без родителей твердо обещал стать мрачным, скорбным, полным воспоминаний, отчаяния и горестных сожалений. Расставание навеки, значит навсегда. Каждый сейчас вспомнил эти слова отца.
Навеки. Навсегда. Прежняя жизнь казалась правильной, счастливой, ликующей, беззаботной и... уже полностью утраченной. Дети семьи атженай осиротели. Опустело Пристанище. Будущее без Дижийен и Атженая представлялось непроницаемо черным монолитом, торчащим из безразмерного болота абсолютно нерешаемых житейских проблем.
Каждому досталось от лабрисов. Каждому было теперь, что рассказать. Каждый чувствовал себя испуганным ребенком. Не сговариваясь, каждый самостоятельно решил оставить историю о собственных тяготах на какие-то более поздние, более спокойные дни. Сейчас хотелось вспоминать только Атженая и Дижийен, но слезы душили мысль. Сердца детей кровоточили.
Элементарная тайна разумного зверя, одновременно помогающего Тженейр в металлических лабиринтах и ведущего Вомийбора сквозь леса, раскрылась просто. Теперь они были готовы легко принять разгадку. Удивляя осиротевшую грустную семью, Байтам приносил откуда-то контейнеры с консервами, тючки с одеждой, ящики с инструментами, аккуратно подписанные рукой Дижийен банки с семенами разных земных растений. Другой, неотличимый от первого разумный зверь доставил снабженный веслами большой оранжевый плот, шикарнейший набор посуды, вполне приличный стол и надежные стулья.
- Пора как следует подкрепиться, - не сводя глаз с припасов, пробормотал мальчик. Скорее всего, он обращался к собственному желудку.
- Чуть-чуть потерпи, - попросила брата Тженейр.
- Очень счастливая идея, - заметила Марселена.
Преодолевая нешуточную усталость, женщины приступили к готовке завтрака, говоря между собой о том, что эти продукты, эту мебель, эту чудесную блестящую вилочку запасли мама и папа, предусмотрительно основав эту неприступную крепость в "Люцифере" до нападения мерзких кровожадных лабрисов. Не став дожидаться распоряжений, Вомийбор приступил к обильной трапезе. Мгновенно освоившаяся в отсеке Лукреция настойчиво выпрашивала, а чаще требовала лакомые кусочки у изголодавшегося мальчика, сердито помахивая полосатым черно-белым хвостом.
Кошка насытилась раньше Вомийбора, приступив к тщательному, громкому умыванию. Достойнейшему примеру Лукреции Ванессы Луары, снимающей и грязь, и стресс, и печали, была готова последовать вся удрученная, печальная семья атженай.
- Смотри внимательно. Не больше и не меньше, - с ноткой поучительности в голосе произнес мальчик. К Байтаму он обращался теперь или к сверхзаняной кошке, никто из присутствующих не догадался.
Оставшись в одиночестве, позволил себе уронить слезу даже Джайгир. Окошко, открывающее широкий вид на серые снега, ползучие айсберги, оранжевые факелы огня и тлеющие пожары разбитого вражеского дирижабля, увы, не допускало взгляда на семейную усадьбу. Где-то там, вдалеке, за оставленной жизнью темной чащобой, отец сейчас бился с неприятельскими войсками, нанося смертельный урон толпам вооруженных, лютых лабрисов. Нет-нет. Великан, конечно, и представить себе не мог, что последнее сражение Ольхона Атженая на Пристанище произойдет с матерым противником и закончится трагедией.
Уложив в корзинку к Жалвейну маленькую Дижийен, великан рассматривал так внезапно, так странно, так... страшно появившуюся в семье атженай девочку. Незнакомка. Чужачка. Нет-нет. В уме богатыря, конечно, готовом по-взрослому принять реальность, пока кружили только два дремучих, несправедливых определения для прекрасной малышки.
В свою очередь она недолго изучала лицо Джайгира. Поймав пальчиками нос наклонившегося богатыря, маленькая Дижийен стерла скупую слезу, погладила небритую, колючую щеку великана. Все разом перевернулось в сознании богатыря. Одно простое прикосновение теплого родного существа сразу сделало из незнакомки и чужачки сестренку.
Нависая над чудесными крохами, Джайгир нелепо вывернул руку, поглаживая ребром ладони переносицу. Лежа плечо к плечу в потрепанной корзинке, малыши повернули головы и смотрели друг на друга. Глаза их наполнялись, глаза их расцветали светом. У оторопевшего великана возникло необъяснимое, тонкое чувство, что крошечные ребята давным-давно знакомы и дождались встречи с незапамятных времен.
Если Атженай Ольхон верил в неправдоподобное, фантастическое возвращение любимой Дижийен, то почему пара близких душ, давным-давно потерявшихся в жизнях, пространствах, веках и тлене физических тел, однажды не могла оказаться рядом, чтобы продолжить некогда прерванный путь? Ведь Пристанище, это планета суровых, неприветливых, высокомерных Спящих, наполненная древнейшими во Вселенной секретами.
Теряя формы, обезображенное тело маленького золотокожего человечка бесследно растворялось под моросящим дождем. Восторги вражеской армии затихли. Бойцы, ворвавшиеся во внутренний двор усадьбы, остановились в недоумении. Опустив чудовищную секиру, закованный в латы гигант потер железной перчаткой колено, крепко поврежденное умелым противником.
Неожиданно для всех, кто праздновал победу, схватка продолжилась. Точно повторяя полет, окончившийся смертью двойника, Атженай Ольхон сорвал защищающий шею витязя воротник, разодрал зеркальные доспехи, нанес противнику множество ударов в горло, избегая гибельных взмахов оружием. Атака заняла несколько секунд. Дробь сминающегося, рвущегося металла завершилась грохотом сшибленного с головы неприятеля шлема.
Ночное небо перестало рыдать. Копна красивейших белоснежных кудрей рассыпалась по бронированной спине гиганта. Избегая падения навзничь, оглушенный латник тяжело осел на выдернутое из здания бревно. Острие секиры ткнуло в размокшую грязь. Враг закашлялся.
Зная о широчайших возможностях боевой техники золотокожего соперника, он все-таки не ожидал умопомрачительного фокуса с разделением, подаренного Атженаю загадочным Пристанищем. По-своему совершенное, даже почти человеческое, с резкими, идеально выточенными природой чертами лицо витязя отражало оторопь и искреннее изумление. Большие темные глаза скрывал костяной нарост, плавными линиями оплывающий к крупному носу. Прямой, лишенный губ рот казался широкой, застарелой, уже давно потерявшей кровь раной. Рогов у него было, однако из шевелюры торчали скругленные, изглаженные, словно бы опиленные инструментами шишки. Впалые бледные щеки, прижатые к черепу остроконечные уши и пасть настоящего хищника делали гиганта похожим на опаснейшее пресмыкающееся, которому привычна буйная ночная стихия и чужд ясный день.
Отыскав сухой участок на перерытом дворе семейной усадьбы, Ольхон Атженай терпеливо ждал. Иногда, для вящего изумления толпы испуганных лабрисов, золотокожих становилось двое. Появляясь из ниоткуда, второй, лишний Атженай шагал к толпе неприятелей, властным, хорошо понятным жестом приказывал врагам уйти и... бесследно исчезал. Не выказывая ни малейшего желания напасть, орда лабрисов роптала, пятилась, хотя и не отступала обратно к воротам без приказа грозного военачальника.
Хрипло, прерывисто дыша между приступами кашля, витязь поднялся. Молниеносные, хлещущие удары маленького золотокожего человечка оказались намного сильнее и гораздо действенней, чем это почудилось толпе, благоразумно наблюдающей битву со стороны. Шатаясь, латник опирался на рукоять секиры и, сдерживая гримасу боли, кривил мерзкий рот в каком-то карикатурном подобии презрительной улыбки признанного всеми победителя. В бездне темных глаз отражались красные сполохи мертвеющих костров и светлячок птархэма, бесцельно мечущегося над развалинами построек. Только нерушимая воля сейчас удерживала на краю тускнеющее сознание гиганта, готовое спрятаться, затаиться, рухнуть в спасительную пропасть беспамятства.
- Соберитесь. Ваша гибель не вернет семье Дижийен, - не повышая голоса, проговорил золотокожий, обращаясь ко всем неприятелям. - Здесь вам не место. Уходите с нашей планеты. Не возвращайтесь. Однажды я вас найду, и мы доведем дело до конца. Уходите. Так правильно.
- Атженай. Атженай Ольхон, - отвечая, прохрипел витязь и закашлялся.
Могучая спина врага распрямилась с видимым трудом. Спрятанные под железо, пальцы гиганта поправили рассыпавшиеся волосы. Перчатка провела по высокому лбу и костяному наросту. Показывая клыки в открытой пасти хищника, латник опасно пошатнулся и захрипел от натуги, высвобождая страшную секиру из грязи. Несколько шагов к маленькому золотокожему человечку дались витязю тяжело, но чрезвычайно обрадовали толпу осторожных бойцов. В Атженая опять полетели редкие стрелы, от которых он легко уклонялся, не оборачиваясь к воинству и почти не сдвигаясь с места.
Получив солидный отпор, витязь вновь принялся крушить постройки усадьбы. Бревна-то не давали сдачи неприятелю! Оружие явно прибавило веса, летая уже не так ловко в ручищах гиганта, как прежде. Неприятеля мучил кашель. Делая продолжительные паузы, секира раз за разом обрушивалась на многострадальные здания; громила и резала, растерзывая дом семьи атженай. Плохо удерживаясь на ногах и отвешивая все-таки не вполне уверенные удары зданиям, латник засмеялся, издеваясь над пощадившим его золотокожим. Подбадривая главаря, бойцы одобрительно завопили. Поток стрел усилился. Разрубая подоконник детской спальни, лезвие оружия добралось до чудом уцелевших цветочных горшков и расшибло их со смачным звоном.
Сделав странный жест скрученными пальцами, Атженай непонятно, совершенно неестественно вывернул локтевые суставы и быстро, тихо прошептал невероятно длинное слово, на которое у него ушло целых десять поспешных вдохов. Витязь придержал секиру, очень гордо и очень надменно задирая подбородок к беззвездному небу. Как бы внушительно не хотел теперь выглядеть противник, потерявшему шлем латнику не удалось скрыть тревогу и страх.
Мерный гул, тревожащий ночь, оборвался. Ольхон Атженай и витязь развернули головы к окутанной темнотой базальтовой стене Рубежа. Очередной приступ кашля согнул гиганта.
Щебень перестал скрежетать. Встревоженно заколебалось пламя прогоревших костров, пуская снопы искр. Открытые ладони маленького золотокожего человечка плавно нарисовали окружности, замирая световыми линиями так, словно Атженай обнаружил точку опоры, сейчас собираясь провернуть на оси целую планету. Из глубин Пристанища донесся сухой электрический треск и посвисты, напоминающие выстрелы из лучевого оружия лабрисов. С гор посыпались камни.
Прекратив обстрел, растерянное воинство стало скоро редеть. Мчась в ворота, бойцы без оглядки убегали во мрак. В черном небе над разоренной усадьбой обозначилось неясное движение. Красные отблески костров выхватывали из тьмы то ли раскачивающиеся ветки, то ли ловкие щупальца. Сильно хромая, громоздкий, могучий, устрашающий латник бросился наутек.
Сытый, умытый, переодетый Жалвейн тихо заснул в выдержавшей поход корзинке, охраняемый маленькой Дижийен и Лукрецией. Бережно, с умом запасенные родителями продукты пришлись настолько кстати, что за наскоро собранным столом отличилась даже худышка Тженейр. Принимая свое старшинство и ответственность за детей, Марселена безотчетно копировала спокойную Дижийен и ее материнскую, настойчивую добрую строгость. Необычно рассеянная, отсутствующая Рийеис ела, не ощущая вкуса пищи. Зато Вомийбор, приступив к завтраку первым, не сбавлял оборотов, старался за троих и успевал подбадривать остальных.
- Мамочка умела сделать из консервированных шампиньончиков, тушеночки и картошечки с нашего огородика лакомые кусочки, - грустно заметила Тженейр, вертя гриб, подцепленный вилкой.
- У мамы любое очень знакомое блюдо становилось легендарным шедевром кулинарного искусства, - подтвердила Маргарита.
- Продукты с Земли, Венеры, Марса. Не больше и не меньше, - глубокомысленно произнес мальчик.
- Нет-нет, питательно. Порядок, Байтам, - похвалил Джайгир разумного зверя, густой меховой копной застывшего на входе в соседний отсек с металлическим изваянием танцующей на хвосте рыбины.
Как и погруженная в себя Рийеис, богатырь трапезничал без особого аппетита. Джайгир променял бы этот роскошный завтрак на то, чтобы оказаться рядом с отцом, отработанными разворотами клинков встречая армии лабрисов. Невыносимо было думать о битве Атженая, в одиночку очищающего внутренний двор семейной усадьбы от бесконечных полчищ и полчищ врагов. Отец сражался, а здоровенный, бездеятельный, глупый сын в это самое время набивал желудок отборной пищей, изнывая от лени и собственной непроходимой тупости!
Ольхон Атженай сейчас один против вооруженной армии с лучевым оружием, клыками, арбалетами, мечами, когтями, луками, ядом, наполненным летучим газом чудовищем и черным колдовством! Конечно, даже очутившись снаружи, великан не смог бы услышать доносящиеся со стороны Рубежа звуки горячей баталии, однако расстояние и корпус старого "Люцифера" не умели защитить Джайгира от чувства глубочайшей вины.
Нет-нет, он обязан помочь отцу. Защитить спину. Забросить валун в баррикаду противника. Зайти неприятелю с тыла. Атаковать лабрисов, как скажет опытный, храбрейший Атженай! Добрая пища не приносила радости богатырю. Энергично потирая переносицу и бессознательно трогая рукояти отдыхающих в наплечных ножнах мечей, Джайгир хотел бы выхватить клинки, броситься обратно к величественным базальтовым скалам на подмогу отцу и, одержав великую победу, вернуться вместе с ним к семье. Лишь Рийеис, которую откровенно мучили видения трех солнц и заполненной невообразимыми гадами планеты, догадывалась о состоянии брата.
Коснувшись кошки, маленькая Дижийен разбудила Лукрецию. Поднявшись, кошка смачно потянулась, выгнула дугой спинку и села, удобнее устраивая полосатый черно-белый хвост в корзинке. Вид у ребенка и Лукреции был самый заговорщицкий, а выглядели они так важно, словно делили между собой Пристанище, семью атженай, окружающее планету космическое пространство. Бросив взгляд на корзинку с великолепным Люциусом Орфеем Габриэллом, Марселена уже не сумела отделаться от мысли, что маленькая Дижийен и домашняя земная кошка общаются, превосходно понимают друг друга и, действительно, строят серьезные совместные планы.
Улыбнувшись дежурной похвале Джайгира, Маргарита поежилась, кротко заглядывая в соседний, блестящий чистотой отсек, где застыла в танце металлическая рыбина. Скрытный Байтам открыл дверь секретной комнаты не просто так. Война с лабрисами, может и сделала паузу, однако тяготы, ожидающие осиротевшую семью впереди, только начались. Сколько дорог им предстоит пройти! Сколько работы нужно переделать! Сколько добрых загадок и враждебных секретов откроет семье атженай Пристанище! Марселена уже сейчас отдала бы все маршруты и все тайны планеты за оседлую, спокойную, безынициативно-смирную жизнь на какой-нибудь обычнейшей лесной поляне.
Жалвейн очень сладко, очень крепко спал. Слыша голос мамы за столом, изголодавшийся, истосковавшийся малыш совершенно не требовал внимания Маргариты, которой хотелось обнять, держать и никогда не отпускать сына. Широко распахнув глаза, маленькая Дижийен хитро сцепила пальчики у шеи и шевелила губами так, словно произносила фразы, предназначенные исключительно для Лукреции Ванессы Луары.
Семья атженай... Они и земляне, и не земляне. Два малыша и кошка, это очень диковинная компания собеседников. Хотя Лукреция раньше так себя не вела! Если в дальнейшем Люциус Орфей Габриэлл потянется за маленькой Дижийен, элементарно перестанет есть, научится запросто объясняться с кошкой, освоит магические фокусы, на которые очень горазда семья атженай, то он не сможет считаться земным ребенком. Однажды оказавшись на родной планете своей мамы, Жалвейн погрузится в скуку, уныние, грусть. Живая, стремительная мысль Марселены замерла в испуге перед холодной стеной неразрешимого противоречия. Подчиненная человечеством Земля не подходит тому, кто рожден на созданном Владыками, на неисследованном Пристанище. А ее сын землянин и должен, обязан всегда-всегда оставаться нормальным землянином!
- Милые мои... Очень интересное... дело, - прошептала Маргарита, кивая в сторону корзинки.
- Нет ничего проще. Они знакомятся, - мрачно хмурясь, объяснила Рийеис.
- Чуть-чуть разговаривают, - согласилась Тженейр.
- О чем им говорить, милая моя?
- О разном, - пожала плечом девочка. - Чуть-чуть о том. Чуть-чуть о другом.
- Без сомнений, семья атженай состоит из очень талантливых землян, - произнесла Марселена, обводя взглядом всех, собравшихся за столом. - Вы кудесники. Вы очень добрые маги, милые мои. Вы выжили и преуспели на очень дикой планете. Вы очень сильные бойцы, разгромившие очень многочисленную армию очень злобных врагов. За считанные недели вы изучили прежде незнакомый вам язык, принятый в современной цивилизации Солнечной системы и пользуетесь им в совершенстве. Таких талантливых землян, как вы, больше нет в целой Вселенной! Но, милые мои, вы очень пугаете меня. Как вам объяснить... Будет ли моим ребенком Люциус Орфей Габриэлл, прыгающий до небес, ходящий по воде, разводящий огонь в камине одним жестом?
- Мне ничего толком не рассказывают. Вообще-то обучить живущих среди чащи земледельцев, рыболовов, охотников изъясняться, как капитан-командоры несущихся к Плутону лайнеров, тоже сказочный талант. Не больше и не меньше, ребята, - сказал Вомийбор.
- Братик не врет! Марселеночка у нас волшебница! - поддержала Тженейр.
- Джайгир? - строго позвала Маргарита.
В тысячный раз порываясь бежать сквозь ночной лес на подмогу к сражающемуся в усадьбе отцу, богатырь поднял голову.
- Мы семья атженай. Люциус Орфей Габриэлл, Марселена, Тженейр, Рийеис, Вомийбор, маленькая Дижийен, Джайгир, Байтам, Лукреция. Возделывающие поля. Покупающие в магазинах Земли консервы, удочки, инструменты. Идущие сквозь Рубеж. Зажигающие жестом камины. Живущие в лесу. Побеждающие неприятелей. Прыгающие до небес, - развел ручищами великан. - Семья атженай. Единственные в целой Вселенной. Нет-нет, порядок. Пусть прилетит корабль, Марселена?
- Без сомнений, вовсе не так. Мне не нравится общество подозрительно ведущей себя кошки и компания... очень необъяснимое колдовство, теперь происходящее вокруг сына, - сбившись, договорила Маргарита.
Перекрывая привычное, домашнее сияние птархэмов, из соседнего отсека саданул яркий оранжевый свет. Окруженная жидким волнующимся огнем, металлическая рыбина приподнялась над палубой. Стол резко качнулся, сбрасывая посуду. Рийеис, Тженейр, Марселена вскочили. Сиганув через край корзинки, Лукреция помчала на свет. Не удержавшись на отчаянно зашатавшемся стуле, Вомийбор повалился набок, в страхе колотя ладошками пол.
Джайгир успел в прыжке подхватить корзинку с детьми, прежде чем удержаться на ногах стало трудно. "Люцифер" обиженно скрипел, подрагивая стариковским телом. Пристанище взбунтовалось. Гул, звуки беспорядочных ударов, свист, тяжкий рокот катились по переходам древнего звездолета, нарастая до громкости, болезненной для человеческих ушей. Снаружи разбушевалась пыльная буря, закрывая факелы, сугробы, льдины, гигантскую арену "Люцифера" и саму ночь.