Бунт, разгоревшийся в туннелях рабочих кварталов, за считанные дни охватил весь город. Поток людей, покидающих Луну, превысил самые фантастические расчеты, и космопорт захлебнулся.
Транспортная секция перешла к мятежникам, пассажирские корабли стартовали из единственного модуля, оставшегося в распоряжении законной власти. Страсти накалялись. Упорное молчание администрации, тщетные старания персонала космопорта вызывали раздражение. Атаки бунтовщиков люди боялись гораздо больше трингеров карабинеров. В зале ожидания звучали призывы к штурму кораблей, хотя сейчас взять приступом можно было лишь бригантину, доставившую на Луну специальный отряд легионеров.
Не обделенный приятным вниманием со стороны пассажиров в спокойное время, Смирный видел вокруг лишь мрачные, ожесточенные лица. Злобный шепот бил его в спину. Не заметить рослого молодого человека в форме профессионального кетжая было трудно, черный китель с красными нашивками на рукавах выглядел вызывающе враждебно. Людское озеро начинало закипать.
Тяжеленная сумка, запущенная откуда-то сбоку, швырнула Смирного к стене. Из толпы выбежали двое верзил с перекошенными от бешенства физиономиями и, яростно сопя, набросились на кетжая. Нос Смирного оказался разбит уже через секунду, ребра хрустели от увесистых ударов. Атака была отбита без помощи кулаков. Один из нападающих грохнулся навзничь, трясущимися пальцами ловя громко пищащий наушник, другой верзила, забыв о кетжае, растворился среди собирающихся зевак, на бегу пытаясь сбросить цепочку с раскалившимся докрасна телефоном.
Толпа дрогнула, неохотно распалась на части, словно айсберг, заплывший в тропические широты. Люди пятились, опасливо поглядывая на идущих по залу офицеров.
- Ты кетжай? - грубым, гулким голосом произнес плотный, коренастый, лишенный хотя бы намека на шею обер-капитан.
- Вы, и как можно уважительней... Богдан, - холодно ответил Смирный.
- Разве мы знакомы?
- Который час, солдат?
Растерявшийся приемом обер-капитан машинально бросил взгляд на командирский хронометр. Трудно было разобраться сразу, где тут день недели, где дата, а где минуты. Цифры на матово поблескивающем дисплее то сбивались в кучу, то начинали бестолково меняться местами, и только секунды продолжали деловито отсчитывать уходящее время. Часы спешили, убежав в будущее на добрую тысячу лет.
Из окон дублирующего диспетчерского пункта огромная пещера, когда-то созданная взрывом термоядерного заряда, проглядывалась от ворот в цилиндрах стартовых модулей до входов в помещения космопорта. Висящая на страшной высоте кабина несильно, но ощутимо раскачивалась.
Ждать пришлось недолго. Не прошло и часа, как в дальней части площадки появились массивные многоколесные самосвалы, из кузовов которых стали выбираться вооруженные люди. Стекла диспетчерского пункта не пропускали звуки, все происходило в тишине, нарушаемой лишь легким скрипом амортизаторов кабины. Прибывающие машины высаживали все новые и новые группы людей, медленно продвигаясь к баррикадам карабинеров, своими корпусами защищали мятежников. Гигантский, похожий на допотопного ящера бульдозер, полз впереди отряда, методично взламывая покрытие гусеницами.
Прижав ладони к стеклу, Смирный подался вперед. Взгляд стальных глаз потускнел, рассеялся, привычный мир отступил перед реальностью машин и нейрокомпьютеров. Устройства, снабженные ментальными схемами, наперебой предлагали коды доступа, сообщали обо всех своих проблемах, базы данных были готовы предоставить информацию о любом человеке, хоть однажды ступавшем на Луну. К механизмам старше и проще, конечно, был необходим строго индивидуальный подход, но в целом космопорту не нашлось бы сейчас машины, которая не открылась кетжаю.
Самосвал потерял управление, протаранил другой грузовик, вдавливая автомобиль в стену. Оставшиеся грузовики затормозили, синхронно повернули, объезжая попадающихся на пути людей. Дождавшись, когда водители покинут кабины, самосвалы прибавили скорость и, сделав круг по площадке, с размаха врезались в нож монструозного бульдозера. Вспыхнуло пламя, жадно набрасываясь на искореженные корпуса машин.
Вторя вспышке огня, в глубине пещеры заработал стационарный смат, посылая поверх голов бунтовщиков рой крупнокалиберных пуль. Передовые отряды мятежников открыли ответный огонь из трингеров. Ослепительные молнии заметались повсюду в поисках жертв. Ненависть, безумная отвага гнала людей под выстрелы опытных бойцов, уверенное и грамотное сопротивление только добавляло ярости атакующим.
Приводя в негодность энергетические системы, Смирный едва разбирался, кому принадлежит оружие. Трингеры замолкали ежеминутно, но смерть действовала гораздо быстрее кетжая и люди погибали каждое мгновение. Смирный трудился далеко за пределами возможностей, данных человеку природой. Град пота катился по лицу кетжая, ноги дрожали, ногти пальцев непроизвольно скребли по стеклу.
Взрыв ракеты стесал каменный выступ на потолке рукотворной пещеры. Кабина дернулась, словно бегун на фальстарте. Смирный стоял на фоне освещенного оконного проема, противодействие, которое оказывал профессиональный кетжай, было очевидно любому из мятежников. Его обнаружили, и все новые взрывы сотрясали кабину диспетчерского пункта.
Гонка со смертью закончилась внезапно. Ощутив толчок в спину, страшный жар, Смирный услышал металлический грохот, обиженный звон стекла. Он успел вернуться в реальность людей, прежде чем истошно вопящая черная волна охватила рассудок, разрывая в клочья мысли. Полыхающая, сплющенная взрывом кабина еще не коснулась площадки, а вакханалия звуков, подарив кетжаю избавление от пытки, захлебнулась в вечной тишине.
* * *
Постепенно оттесняя отряды мятежников, легионеры уверенно очищали территорию космопорта. Отстреливаясь, противник беспорядочно отступил, оголяя фланги. Войска молниеносно воспользовались оплошностью, окружив большую группу мятежников. Карабинеры вытаскивали жалких, присмиревших бунтовщиков из кабельных траншей, коллекторов топливных колонн, ремонтных ниш и даже шкафов с электротехникой. Неистово, умело сопротивлялся лишь вражеский отряд, прочно, словно ржавый гвоздь, засевший за ножом прогоревшего бульдозера.
Бой у груды металла, в которую превратился диспетчерский пункт, продолжался недолго. По приказанию обер-капитана, легионеры разобрали завал, вскрыли пол кабины и осторожно, как могли, вынесли кетжая.
- Поздно! - едва осмотрев Смирного, бросил медик.
- Парень отлично справился с заданием, - тихо, словно самому себе, сказал обер-капитан.
- Поздно, командир, - повторил медик. - На бригантине хорошая реанимационная капсула, но здесь необходима помощь богов!
Богдан наклонился над израненным телом, зачем-то положил ладонь на лоб кетжая.
- Жив!
- Командир, я вас... не понимаю.
- На корабль его! - распорядился обер-капитан.
Авторитет Богдана был велик. Бойцы немедленно соорудили из стального листа носилки, положив кетжая на металл, заспешили к кораблю. Оставшиеся легионеры открыли шквальный огонь по последнему оплоту бунтовщиков на площадке, заставив противника укрыться за непробиваемой броней бульдозера. Путь к бригантине был свободен.
- У нас есть раненые. Сержант первого отделения получил тяжелое ранение в голову, реанимационная капсула понадобится ему!
Обер-капитан шагнул к медику, крепко взял его за плечо.
- Если на Луне нет богов, я найду их на Земле. Перерой проклятый космопорт, выпотроши медпункты, совершай любые проступки и преступления. Сержант остается на твоей совести, кетжай останется на моей. Выполнять! - напоследок рявкнул Богдан.
Лихо козырнув, медик помчался к выходам из зала ожидания. Обер-капитан проводил его мрачным тяжелым взглядом.
Стоило легионерам немного ослабить интенсивность огня, как со стороны неприятеля стали все чаще слышаться выстрелы. Богдан находился на половине пути к стартовому модулю, когда из-за бульдозера показалась группа людей. Мятежники, явно намереваясь захватить идущего в одиночестве офицера, в течение нескольких минут потеряли добрую половину отряда на открытом пространстве. Уцелевшим пришлось принять неравный бой, навязанный легионерами, и лишь один, вооруженный сматом мятежник, влетел в ворота модуля вслед за обер-капитаном.
Не успев предупредить товарищей, отдать распоряжения, Богдан скрылся в корабле, задраив люк. Пули пробарабанили по хвостовому оперению бригантины, взорвали ступеньки трапа, косой нитью рассекая легионеров, доставивших на судно тело кетжая.
Захлопнув ворота стартового модуля, великан в оранжевом рабочем комбинезоне вновь нажал на скобу замыкателя. Мятежник был серьезно ранен, широкую грудь кое-как перехватывала грязная окровавленная тряпка, но это не мешало силачу ловко управляться с оружием. Крупнокалиберный смат в руках гиганта выглядел нелепым сувенирчиком, вроде дамского револьвера. Пули ложились точно, чудовищная отдача ничуть не мешала великану, он словно играл с оружием, заполучив в союзники саму смерть и безумие, выводил на обшивке бригантины линию за линией. Броня корабля сдалась, рваный, в лоскутья, металл звенел после каждого попадания.
Вторая обойма смата ушла прямо в гофрированный кожух, уничтожая планетарный двигатель. Пули сломали антенны, проделали сквозную дыру в борту бригантины, повредили посадочные опоры, начисто снесли дюзы, продырявили топливные баки и кислородные емкости, а великан все не унимался. Обер-капитан, видимо, добрался до рубки корабля. Вспышки протонного зажигания озаряли модуль, но силовые установки бригантины не откликались.
- Мы можем договориться, Демирий, - проскрипели внешние динамики корабля.
Звук был слабый, плохой, гулкое глумливое эхо подняло голос Богдана под потолок стартового цилиндра.
- Тебе известен мой ответ!
- Сколько ты рассчитываешь получить?
- Разве я такой же деловой человек как ты? Нет, я зверь! - исступленно заревел великан, защелкивая следующую обойму.
- Демирий, ты хочешь себе половину? Возьми!
Гигант не слушал. Пули смата вновь загремели по обшивке корабля. Демирий кричал, пел жуткую песню без слов, ритма, песню, больше похожую на тоскливый волчий вой, и все вдавливал, вдавливал скобу замыкателя. На бычьей шее мятежника появились складки, добавляя дикой, первобытной свирепости и без того потрясающе грозному виду гиганта.
Под днищем бригантины полыхнула новая, особенно интенсивная вспышка протонного зажигания. Ровный, быстро нарастающий рев корректировочных двигателей слился с гулом стартового механизма и насосов, откачивающих из модуля воздух. Спустя минуту-другую израненный корабль птицей, сказочным драконом взмыл навстречу космосу. Напоследок, словно мстя за причиненную ему боль, бригантина плюнула огнем, и лужа топлива на полу стартового модуля обернулась стеной ревущего, все сметающего пламени.
* * *
Бригантину так сильно развернуло вдоль продольной оси, что Богдан, не успев сесть в кресло при экстренном старте, упал на приборную панель. Тело налилось страшной тяжестью, просто шевельнуться было почти невозможно.
Обзорный экран без остатка занимало массивное темное тело звездолета. Связь, очевидно, была испорчена, автоматическая система предупреждения безмолвствовала, диспетчеров космопорта меньше всего сейчас интересовала судьба какой-то бригантины. Кораблик выскочил на орбиту Луны, как черт из дымохода!
Увидев узкий серпик Земли, появившийся над корпусом огромного суперлайнера, нервные вспышки навигационных маяков, обер-капитан понял, что звездолет отчаянно пытается избежать столкновения с бригантиной, выполняя маневр уклонения. Пилоты, конечно, не могли мгновенно изменить курс стальной громады суперлайнера, и спасали Богдану жизнь, поймав в невидимые сети гравитационных ловушек, уводили бригантину в сторону.
В машинном отделении раздался взрыв. Добрая половина индикаторов рубки погасла, где-то под палубой забился в истерике зуммер. Распластанный на быстро мертвеющей панели, обер-капитан дотянулся до секции управления корректировочными двигателями, не глядя, до отказа вдавил кнопки. Бригантина послушалась приказа, и борт суперлайнера, сначала величиной с всю вселенную, стал неохотно открывать звезду за звездой, показал серый лунный цирк, огрызок Земли. Слыша, как скрипят суставы, Богдан перевалился в кресло, вцепившись в подлокотники, ждал, когда пилоты наконец-то решат, что курс бригантины безопасен.
Двигатели суденышка отказали. Из машинного отделения донесся усталый стон рвущегося железа, и обезумивший кораблик устремился к хвостовому оперению звездолета. В наступившей тишине противный дребезжащий звук зуммера отсчитывал километры, которые скорлупка проглатывала каждую секунду.
Сила гравитационной ловушки многократно возросла. Бригантина закачалась, словно шлюпка на океанских волнах. По рубке промчался ворох, поток вещей, забытых или когда-то оброненных членами экипажа. Обер-капитана безжалостно вдавило в кресло. Переборки, палуба, потолок зашлись мелкой дрожью, обзорный экран хаотично замерцал. Шпилька с приваренной шайбой на конце просвистела к дальней стене рубки, едва не проткнув грудь Богдана.
Гравитационная ловушка превратилась в грозное оружие, направление удара которого было непредсказуемо, сила могуча и неистова, как поцелуй самого Солнца. Активные манипуляции с переменным полем в уникальной системе взаимодействий двойной планеты привели к возникновению колоссального относительного ускорения. Громадный неуклюжий звездолет, как котенка вышвырнуло из плоскости эклиптики. Взобравшись на гребень гравитационной волны, злополучная бригантина скачком набрала невообразимую скорость.
Для наблюдателей на Земле или Луне, корабли попросту исчезли, испарились, распались на микроны, растворились в кромешной тьме. К счастью, сумасшедшие прыжки продолжались всего лишь кратчайшую долю мига, энергии процесса защищали белковые структуры от смертельного удара ускорения. Двигатели суперлайнера упрямо бились с природной мощью гравитационной волны, Богдан сделал первый вдох, борясь с впившимся в горло удушьем, когда неуправляемая бригантина покинула пределы Солнечной системы, сравнившись в беге с искрой мысли.
* * *
Разрушения начинались сразу у входа в машинное отделение. Через разорванную палубу несмело выглядывали кожухи силовых агрегатов, на месте генератора возвышалась оплавленная, черная груда железа. Нижние ярусы корабля были отрезаны от остальной части судна переборками, опустившимися в момент разгерметизации корпуса. Важные, надежнейшие механизмы, которым экипаж всецело доверял себя, обернулись тупыми, угрюмыми, абсолютно враждебными человеку чудищами.
Бригантина была невелика и, хотя в служебные обязанности обер-капитана не входило общение с техникой, Богдан отлично знал корабль. Уже после беглого осмотра выяснилось, что только конвертер продолжал бойко допивать последние капли топлива, чудом уцелевшего в пробитых пулями смата баках. Приборы показывали, что кислород практически на нуле. Наладить связь не удалось. Повреждения, полученные бригантиной, были смертельны, попытка в одиночку отремонтировать силовые агрегаты казалась обер-капитану странной, но он был готов использовать любой из шансов на спасение.
Зуммер сводил с ума. Дышать стало труднее, вероятно, кислород убывал гораздо быстрее, чем это показывали испорченные приборы. Конвертер автоматически перешел на режим энергосбережения. На внешних переборках появился иней, сила тяжести постепенно, хотя и неуклонно уменьшалась. Корпус громко хрустел, кораблик, кажется, понимая, что его скорость превышает самые фантастические пределы, негодовал, словно конь под неразумным бешеным наездником.
Бригантина погибла, агония техники могла продолжаться целыми десятилетиями, свет в холодных переходах судна погаснет лишь в миг, когда корабль повстречается с огненными объятиями звезды. Жизнь Богдана висела на волоске, на паутинке, на курьезной мечте, но первое, что он сделал, надев скафандр, это поднял плиту, закрывшую дверь медицинского отсека. Воздух, бесценный воздух устремился наружу, заставляя обер-капитана молниеносно поднырнуть под сталь и опустить за собой плиту.
В отсеке было темно. Узкий луч головного прожектора прыгал по разорванным трубам коммуникаций, лианам кабелей, сквозной пробоине в обшивке, похожей на вытянувшийся в злой гримасе рот трагика. Наконец, свет коснулся реанимационной капсулы.
Смахнув с аппарата пыльный налет, Богдан наклонился, не рассчитав размеры шлема, клюнул крышку капсулы. Израненное тело Смирного до плеч прикрывала нелепая плюшевая накидка, с изображениями пухлых медвежат, морковок, хитроватых на вид зайчиков. Кетжай лунного космопорта лежал с открытыми глазами, его лицо выражало безграничное спокойствие и, как показалось обер-капитану, искреннее детское изумление. Смерть застала Смирного врасплох, на полувдохе, не дав никакой возможности постигнуть происходящее, унесла в неведомые пространства и загадочные миры.
- Прости, - хрипло проговорил обер-капитан, внутренне сжимаясь от звука собственного голоса.
Аппаратура реанимационной капсулы не действовала, медик специального отряда легионеров не получал приказания запрограммировать нейрокомпьютеры, управляющие лечебными процессами. За время, миновавшее со старта бригантины, кетжай не стал, при любых условиях не мог стать живее, чем был в обломках диспетчерского пункта. Богдан и не ждал чуда! Далеко не робкая надежда обрести союзника в борьбе за выживание, отнюдь не страх обнаружить конкурента, который станет биться за право дышать, привели обер-капитана в медицинский отсек. Смирный был мертв, и Богдан это превосходно знал. Обер-капитана жгло чувство вины, усиливающееся по мере приближения финала собственной жизни, страшной и неминуемой развязки.
На рельсах микроскопической шлюзовой камеры стоял летательный аппарат с химическими ракетными двигателями и салоном, легко вмещающим отряд легионеров. Катер находился в полной боевой готовности, обер-капитану оставалось лишь найти планету, на которой аппарат оказался бы полезен.
Проверив состояние штатных кислородных емкостей, Богдан вскрыл лючок в корме катера. Чтобы добраться до резервных баллонов, ему пришлось вытянуть из ниши тяжелые продолговатые контейнеры. Брезгливо морщась, обер-капитан один за другим отбрасывал ящики к стене отсека. Что-то жалобно звенело, ломалось и рассыпалось по шлюзовой камере.
- Скучал по мне, гаденыш?
Обер-капитан замер. Последний из контейнеров грохнулся на палубу, разбился, вываливая беспорядочный ворох золотых украшений. От удара лопнула нить роскошного ожерелья, и красивые отборные жемчужины раскатились, запрыгали повсюду, словно дождевые капли.
Дикий бесчувственный страх, необоримый мистический ужас внезапно овладел Богданом, лишил его рассудка и растерзал душу. На бригантине, потерявшейся в бесконечной темноте космоса, случилось то, что, находясь в здравом уме, невозможно себе представить. Устав от смертного холода и одиночества, к живому человеку пришел кетжай, погибший в бою на далекой, недоступной, наверное, не существующей вовсе Луне!
- Ты что, бежал следом за проклятым кораблем? - вымолвил Богдан, лениво теплеющим умом пытаясь вернуться в действительность.
- Пора платить по векселю.
- Возьми все... Здесь ценностей на миллионы... Пойми, мы никогда не вернемся... Корабль... не знаю даже, где... Связи нет, кислород в баках катера, вот и весь наш запас!.. Лично я готов вывернуть тебе свои проклятые карманы. Хозяева груза говорили, штука дороже остального товара... Возьми! - закричал обер-капитан, медленно, не желая нервировать противника, вытаскивая из-за пазухи толстый золотой крест с довольно странным сетчатым украшением на поперечине.
- Цена - твоя кровь.
Отпнув шлем скафандра в угол, Богдан сел на развороченный контейнер, прямо в горку бесполезного, дающего власть и счастливое благоденствие, но не жизнь, абсолютно не способного очистить совесть сокровища.
- Ты для этого забрался на корабль, Демирий?
Ответ дал смат, в течение минуты наполняющий судно жутким грохотом. Великан не собирался повредить обшивку бригантины, Пули, выпущенные кроткими очередями, ложились точно в центре стальных листов, прогибая, и не пробивая металл насквозь. Сплющенные, потерявшие разрушительную мощь кусочки келлара сыпались к успокоившимся на палубе жемчужинам, колотили обер-капитана по голове и плечам.
Опустив смат, Демирий перешагнул через порог шлюзовой камеры. Могучая фигура на фоне тускло подсвеченного проема выглядела устрашающе и монументально. Бешеная злость и всепоглощающее чувство мести уберегли великана в момент старта корабля, однако ускорение бригантины застало Демирия врасплох, где-то в закоулках машинного отделения, полного ничем не прикрытого железа. Гигант держал грозное оружие с видимым напряжением, двигался с большим трудом. От рабочего комбинезона Демирия остались лишь воспоминания, раны великана, кое-как перевязанные грязными тряпками, сильно кровоточили.
Ствол смата уперся в грудь обер-капитана.
- Обман значит смерть.
- Тогда поспеши! - выкрикнул Богдан и вдруг, в полном отчаянии, почти не понимая, что делает, вскочил, распрямился пружиной, атакующей коброй, всем телом отталкивая гиганта. Пониженная гравитация помогала обер-капитану.
Демирий был тяжелее Богдана, но, безусловно, не ожидал столь стремительного движения от деморализованного противника. Истерзанная нервная система дала сбой, реакция великана запоздала. Не удержавшись на ногах, Демирий неловко упал в салон катера, оружие ударило ослабевшего великана, разорвало и без того кровавые раны. Борясь с вспышкой боли, ослепившей рассудок, Демирий зарычал. Смат был готов уничтожить обер-капитана, катер, шлюз, бригантину, целую вселенную, гигант просто не мог поймать пальцем скобу замыкателя.
Не теряя ни мгновения, Богдан захлопнул люк летательного аппарата, бросился к пульту управления. Надвигая шлем скафандра, обер-капитан уже стучал по кнопкам консоли, ракетные двигатели катера, послушные командам, опалили огнем торопливо опускающую переборку, защищающую коридоры бригантины от вакуума. Загудели насосы, откачивая воздух. Богдану показалось, что люк аппарата открывается, но так ли это, знать не хотел. Диафрагма ворот распалась, и катер, играя пламенем, выскользнул в космос.
Корабль вращался вдоль продольной оси, искра света в дюзах миниатюрного летательного аппарата навсегда растаяла во тьме после первого же оборота бригантины. Не думая о том, что может сорваться в бездонный омут мироздания, обер-капитан долго стоял на пороге шлюзовой камеры, безотчетно, отстраненно разглядывая незнакомый рисунок звезд. Внезапно осознав, сколь ничтожную отсрочку, какую ужасную участь принесла ему победа над Демирием, Богдан страшно, с хрипом в легких захохотал.
* * *
Откинув колпак капсулы реанимации, Смирный сел, наблюдая за всполошившимся прахом.
Потолочные светильники пытались зажечься, но всякий раз гасли, словно испугавшись темноты, таящейся по углам. Кабели, трубы коммуникаций висели повсюду, словно громадные объевшиеся змеи. Стена была выгнута дугой, в центре вмятины поблескивала свежая сиреневая краска. Что-то зыбкое, текучее висело в проеме единственной двери, поднимаясь почти невидимым дымком к потолку, жидкостью плескалось на полу. Воздух имел терпкий, застарелый запах, к которому примешивался тонкий, изысканный аромат цветов или просто растений. Поодаль, сбивчиво и часто стучали механизмы. Вспыхивающие светильники добавляли дробь сухого электрического пощелкивания этой тревожной симфонии.
Попытка связаться с диспетчерским пунктом космопорта оказалась неудачной и принесла с собой необычные, остро неприятные ощущения. Маяки космопорта отсутствовали как класс. Прикосновение к ментальным схемам машин вызывало вспышку острой головной боли. Впервые в практике Смирного, нейрокомпьютеры наотрез отказались передать коды доступа. Машины сопротивлялись, не подчинялись, хотя и не отпускали кетжая, заставляя его все глубже погружаться в мир механизмов, электромагнитных импульсов и ментальных контактов. Вырваться из холодного липкого болота стоило Смирному немалого труда.
Память возвращалась неторопливо, рисуя картину сражения с отрядами мятежников, гигантскую пещеру в недрах Луны, взрывы ракет, исступленный огненный вихрь. Отсутствие связи с диспетчером, проблемы с нейрокомпьютерами и все эти разрушения вокруг могли означать только то, что бунтовщикам удалось захватить технические ярусы космопорта. Очевидно, легионеры перенесли раненого кетжая в медицинский пункт, недавно отбитый у противника. Смирный неплохо знал космопорт, уверенно, без помощи справочных служб, ориентировался в самых отдаленных закоулках, но здесь ему пока не приходилось бывать.
Бой за космопорт продолжается! Неожиданно натолкнувшись на эту мысль, кетжай не мог оставаться в бездействии, в стороне. Перебросив ноги через борт, Смирный встал, шаркая подошвами ботинок по стальному полу, неуверенно обошел капсулу, густо выпачканную краской. У основания аппарата лежал сиреневый, наполовину прозрачный ком, похожий на промороженные насквозь узловатые корни старого дерева.
Голова кружилась, отчаянно ныл позвоночник, левая половина тела онемела и слушалась плохо. Подобрав по пути увесистый прут, Смирный поднырнул под толстую плиту, наполовину закрывающую полукруглый проем. Коридор, в котором трудно было бы разминуться двум людям самой обычной комплекции, через несколько шагов повернул под прямым углом. Сбоку, из-за путаницы труб падал тусклый, неверный лучик белого света, упираясь в крутую лестницу. На верхней ступеньке покачивалась неясная зыбкая фигура.
Лампа хаотично замигала. Унылый стук механизма скачком перешел в металлический гром, жуткую какофонию ржавого железа, разваливающегося на куски. От густого, почти звериного воя, задрожали стены. Смирный почувствовал толчок, легкое уменьшение тяготения, придавшее ему силы. Когда неведомая машина вновь вернулась к прежнему ритму работы, свет вспыхнул ярче, отгоняя темноту.
Переход был пуст. Лестница поднималась к двери, в нижней части которой был закреплен небольшой осколок зеркала. Мутный, с нежным сиреневым оттенком слой отражал довольно плохо, края зеркала были сглаженными и как будто оплавленными. За дверью оказалось овальное помещение с рельсами, уходящими под диафрагму ворот. У мятой, истерзанной пулями переборки, валялись продолговатые контейнеры, до краев наполненные золотыми украшениями, ювелирными изделиями, богатым коллекционным оружием, предметами старины и искусства.
Сбоку находился пульт, но Смирный, даже не взглянув на кнопки консоли, решительно провернул штурвал механического привода. К счастью, диафрагма открылась не шире, чем на пару миллиметров. Воздух со свистом устремился наружу, в отсеке поднялась настоящая пыльная буря, настолько мощная, что задрожала палуба. За листом стали лежал космос.
* * *
На широком, чуть выгнутом обзорном экране блистали звезды, развевая последние сомнения Смирного. Пять кресел рубки были пусты, и лишь центральное, пилотское, занимало странное, ни на что не похожее нагромождение блекло-сиреневых шаров. Гладкие, плавные, переливающиеся из окружности в окружность формы вздымались к подголовнику, спускались к палубе, охватывая консоли управления бортовыми нейрокомпьютерами, тянулись к подкове пульта.
В пилотском кресле, расслаблено откинув голову, сидел человек! Лицо едва проглядывало сквозь слой сиреневого вещества, но Смирный узнал обер-капитана, руководящего обороной лунного космопорта. Насколько можно было судить, офицер прижимал к груди какое-то украшение или золотую пластину.
Оторвать, хотя бы сдвинуть в сторону один из шаров не удалось. Наощупь вещество было довольно мягким, несколько липким, не оставляя ни малейших следов на ладонях. Любые вмятины на поверхности шаров затягивались мгновенно. Вглядываясь в небритое, сморщенное, посеревшее, постаревшее лицо Богдана, Смирный так и не понял, дышит ли обер-капитан.
Загадок было слишком много. Увы, происходящее на борту судна могли объяснить только нейрокомпьютеры, враждебно откликающиеся на любые запросы. Позвоночник тревожил кетжая, в другое время головокружение вообще не дало бы возможности задернуть штору реальности, но теперь погружение в мир машин проходило чересчур быстро, пугающе стремительно. Сильные, четкие отклики корабельных систем поступали с ощутимым запаздыванием, словно преодолевая огромное, невероятное в своей глубине расстояние.
Странные образы, отвратительные, почти реальные фигуры и искривленные до невообразимости силуэты в мгновение ока окружили Смирного, гулкий рокот океанских валов, бьющихся о неприступный утес, терзал слух кетжая. Здесь было Солнце, пугающая бескрайностью вода, земная тайга, крыльцо родительского дома, стая изумительно серьезных дельфинов и отпустившая паруса, растерзанная штормом рыбацкая шхуна. Кетжай каким-то образом знал, был совершенно убежден, что неудачные образы и сочные картины несут в себе разгадку, но никак не мог уловить связей. Вновь, как и в прошлый раз, Смирный ощутил, что его засасывает невидимый смерч, приподнимает над палубой, буквально вырывает из бригантины, летящей неизвестно куда, беззащитным, голым отправляя в холодное беспредельное пространство, в бесконечный вальс со звездами, в объятия самого космоса. На этом с кетжаем было покончено.
Острая боль пронзила Смирного, в тот самый момент, когда кетжай сдался, отказался от дальнейшей борьбы, покорно ожидая судьбу. Страдания вернули кетжая в реальность, распластали на скользком, залитом живой текучей краской полу, и боль отступила. Мутная, колеблющаяся, зеркальная фигура на мгновение нависла над Смирным, словно снег, поток воды прокатилась по нему, не оставив следов, проворно убежала из рубки.
Цепляясь за косяк, кетжай попытался встать, и едва удержался от падения. Пилотское кресло медленно разворачивалось. Смирный, неизвестно почему, был уверен, что сейчас раздастся скрежет, вместо Богдана он увидит скелет, который поднимет костлявую руку в знак приветствия, и в пустых глазницах черепа засверкают злые нездешние огни.
Кресло повернулось без звука. С видимым напряжением подняв голову, Богдан мрачно оглядел рубку, золотой крест в руках, остановив взгляд на Смирном.
- Все, конец?
Вероятно, нагромождение блекло-сиреневых шаров искажало действительность. Лицо обер-капитана, прежде изборожденное старческими морщинами, обрело молодость и естественный здоровый цвет. Насколько мог судить Смирный, теперь Богдан выглядел даже лучше, чем при первом знакомстве в космопорту, и единственное, что ему было крайне необходимо, это хорошенько побриться.
- Не знаю, солдат, я не сумел пробиться к информационным ячейкам процессоров, - осторожно проговорил кетжай.
- Надеюсь, ты расскажешь, как мы очутились на корабле, набитом золотом?
- Тебя это всерьез интересует?
- Всерьез... и не только это.
- Что именно, кетжай?
- Диспетчерский пункт... Бой... бой действительно был?
Богдан съехал на край кресла, устраиваясь удобнее, небрежно забросил крест на приборную панель.
- Бой был, могу тебя уверить! Вчера ты здорово помог нам, кетжай! Теперь ты хочешь спросить, чье золото в шлюзе? Проклятое золото ничье, кетжай! Раньше я намекнул бы тебе, что на Луне нашлись рассудительные люди, которые под шумок решили переправить принадлежащие им ценности в безопасное место на Земле, а теперь, уже все равно. Здесь полтонны золота, и кому из нас оно послужит?! Ради груды бесполезных побрякушек я лично приказал перенести тебя на бригантину, бросил отряд в космопорту. Ты осуждаешь меня? Нет, кетжай, я не какой-нибудь проклятый дезертир, я деловой человек! К вечеру я собирался встать в строй!
- Солдат, я предпочитаю заниматься своим делом и не совать нос в чужие. Как мне удалось выбраться из кабины?
- Никак! Взрыв снес крепления, кабина размазалась по бетону. Ты был моим прикрытием, пропуском на Землю. Простой вояка, обер-капитан, мог и ошибиться, посчитав мертвого героя живым!
Смирный помолчал.
- Но герой жив. Все же странно, что у меня ничего не сломано.
- Странно то, каким приятным воздухом мы с тобой дышим! Кислородные емкости были пусты, кетжай. Топлива еле хватало конвертеру, а сейчас, слышишь, запушен маршевый двигатель, который, кстати говоря, еще в модуле прострелил мой задушевный друг!
Словно подтверждая, подчеркивая слова Богдана, в машинном отделении густо вздохнули силовые установки. Уменьшившись, сила тяжести выросла вновь, механизмы заработали ровно и четко. На экране вспыхнула гроздь сообщений, пронеслись графики, таблицы. Судя по детальной схеме, бригантина проделала долгий путь, не однажды начертив громадный круг в пространстве, и теперь меняла направление, с постепенным ускорением устремляясь к точке, лежащей на колоссальной окружности.
Шагнув к подкове пульта, Смирный убедился, что запас кислорода находится на максимальном уровне, топливные баки заполнены под завязку. Злые красные глазки индикаторов перемигивались лишь на секции связи, остальные части пульта напоминали свежий газон, умытый дождем.
- Ты уверен, что бой случился вчера?
Привычным жестом освободив рукав кителя, обер-капитан взглянул на часы, развернул руку, показывая циферблат. Командирский хронометр спешил, убежал в будущее на тысячу лет.
- Проклятый кислород на бригантине закончился часов через шестьдесят после старта, не больше. За это время я признался в искренней любви всем богам, о которых слышал прежде, и даже успел парочку придумать!.. Хотя, какая теперь разница? Мы жили вчера, кетжай.
- Пока ты давал мне боевое задание, я синхронизировал часы с маяком космопорта.
- То есть? - тряхнул головой Богдан.
- Хронометр показывал точное время, но ни один механизм или источник энергии не способен проработать так долго. Мне неизвестен принцип взаимодействия бортовых нейрокомпьютеров, ментальный контакт с генеральным процессором установить не удается. У нас есть лишь один способ узнать, сколько лет, веков или геологических эпох прошло с момента старта - добраться до дома. Приди в себя, солдат! Мы живы, бригантине задали капитальный ремонт!
- Демирий... Демирий упрям, как стадо носорогов... и к тому же отлично разбирается в космической технике. Если только это он... - рассеяно пробормотал обер-капитан, поднимая крест, углы которого пульсировали тусклым светом, а сетчатая конструкция медленно вращалась, цепляясь гранями бриллиантов за поперечину.
- Задушевный друг?
- В корме есть люк. Если парень вернулся на проклятый корабль, лично я не завидую себе, ни живому, ни мертвому...
Смешанные, сильные, во многом противоречивые чувства владели Богданом. Крест, послушный неведомым энергиям, обер-капитан не решался выпустить из рук, явно боясь показаться смешным, старательно делал бравый вид. Получалось у него на редкость неубедительно. Двигаясь как сомнамбула, Богдан постепенно задействовал уцелевшие навигационные огни, прожектора и внешние камеры. На обзорном экране появлялись изуродованные антенны, сиреневые заплаты корпуса, изогнутые листы обшивки. У хвостового оперения бригантины висело каплевидное тело с закрученным винтом носом, чем-то похожее на отливающую изменчивым зеркальным блеском рыбину, раз в десять или двадцать превосходящую размерами корабль.
Дистанция быстро увеличивалась. На поверхности играло пламя, скользили радужные полосы, и рыбина, сразу по всей поверхности, наливалась светом. Сделав ошеломляющий прыжок, каплевидное тело отдалилось от бригантины настолько, что стало едва видимым огоньком, сравнимым в блеске с наиболее тусклыми звездами. Вращение сетчатой конструкции остановилось, крест погас, теряя драгоценные камни, распался на цепь кристаллов, жестко связанных между собой тугой золоченой нитью.