Сознание Георгия возвращалось очень и очень неохотно, то исчезая в безудержном яростном водовороте вселенского хаоса, то возвращаясь к теплому, робко тлеющему в сумасшедшей холодной бездне одинокому угольку разума. Странные звуки доносились издалека, с другого края Млечного Пути, все больше напоминая нормальные человеческие голоса, пока, наконец, ими не стали.
- Быстрее, быстрее, господин доктор. Время теперь, увы, на вес нереального биткоина. Возможно что-то сделать для ускорения процесса? Черт возьми. Какие-нибудь лекарства? Таблетки? Примочки, капельницы? Специальное оборудование, приборы?
- Вы еще скажите, мокрая простыня и клистир с патефонными иголками, бравый солдат Швейк. Признаться, я мечтаю об условиях стационара. Мой друг, полный комплекс реанимационных мер больному не помешает. На крайний случай, сгодится заурядная палата интенсивной терапии.
- Невозможно, господин доктор.
- Отчего же?
- Наш невозможный господин Торопов справился со смертью, каким-то образом восстановил ткани, трудится над целостностью раскрошенных костей скелета. Итак, возьмите еще бинтов, пожалуйста. Перевяжите больного в подобающих случаю местах и набирайтесь терпения.
- Не будите лихо, господин доктор. Библейское чудо произойдет без молитв и наших разбитых в поклонах лбов.
- Элементарные бинты, это далеко не все, что необходимо моему пациенту. Исследования. Клиника. Рекомендации светил науки. Солидный стационар. Любое сносное медицинское учреждение с вменяемыми сотрудниками. Зачем вы упрямитесь? Поступите, как обычно, мой друг. Найдите неподалеку рядовую клинику за высоким забором, отправьте больных по домам, а персонал в отпуск, окружите здание зенитными мортирами, беспилотниками и разными проклятыми пусковыми установками.
- Тогда в клинику за высоким забором придется переместить всех остывших из котлована.
- Так за чем стоит дело?
- Остывшим, между тем, необходимо находиться в котловане.
- Жизненно необходимо?
- Увы, звучит не смешно, господин доктор. Хотя по сути верно. Остывшим, действительно, важно находиться всем вместе, включая фантастического господина Торопова и нашего нового знакомого, полицейского подполковника. Судите сами. Стоило ли шагать тысячи километров, не открывая глаз? Итак, работаем здесь, господин доктор. Буде вам потребуется помощь или научная поддержка, с обслуживающим персоналом и удаленными консультантами любого уровня проблем не возникнет.
- Тайна на тайне. Вы меня называете сторонником теорий заговора?
- Ваша ирония принимается, господин доктор. Нынешние обстоятельства, увы, требуют, чтобы вы трудились в рамках минималистской программы. Слишком много необъяснимых фактов, трактующих непредсказуемые последствия при попытках самого ничтожного воздействия. Судите сами. Не далее часа назад из научного отдела прислали прибор для измерения каких-то несущественных, на мой взгляд, физических величин. Итак, просто для измерения, господин доктор. Смешно и удивительно, при первом же включении изменились гравитационные характеристики сектора котлована с наибольшим скоплением остывших. Выслушав мой доклад, специалисты рекомендовали удалить прибор с объекта.
- Удалили, мой друг?
- Выполнил рекомендацию с великой охотой. Вы ведь знаете, какая накладка произошла с вертолетом. Стоп. Достаточно жертв. Увы, неугомонные ученые подготавливают к работе новый прибор. Будь моя воля, убрал бы с территории все, имеющее собственные источники питания.
- Хорошо, мой друг, задачу я осознал. Только не упоминайте больше о капельницах. Признаться, вам страшно не идет.
- Извините Швейка, господин доктор. Черт возьми. Последнее задание в песках, без вашего участия, невыносимо подорвало мои представления о современной медицине. Увы, и прежде не слишком обширные.
- Так-так. Мой друг, вот и вы и раскрыли тайну своего прекрасного загара. Песок подразумевает Египет?
- Песок подразумевает Монголию.
- Тоже ничего. Таинственные места. Древняя цивилизация. Ваша монгольская командировка связана с поисками двойника хрустального куба из пещерных лабиринтов в алтайских лабирин...
- Разрешите?
- Входите. Итак, кто вы, внезапный гость?
- Вы нас ждете.
- Стоп. Возможно, прибыл груз?
- Груз.
- Господин доктор, необходимо ненадолго отлучиться. Присмотрите за нашими больными.
- Секунду, мой друг... Секунду... Признаться, мне показалось... Признаться, веки... Вы тоже обратили внимание?
- Обратил внимание на что, господин доктор?
- Мой друг, у пациента веки дернулись.
После короткого стука шагов, звуки вселенной застыли омутом вечной тишины.
Грузовик со сложенной стрелой небольшого крана медленно подкатил к кустам. Фары и габаритные огни автомобиля погасли. Четверо невооруженных бойцов в камуфляжной форме спрыгнули из кузова. Борта откидывались ими тихо и бережно. Вообще таинственность, с которой машину пропустили через ворота, провели по территории бывшей стройки, вызвала бы сомнения у самого легковерного человека. Теперь военные проявляли настоящие чудеса осторожности, осмотрительности и... вели себя на редкость подозрительно.
Задействовав кран, немногословные до абсолютной немоты бойцы закрепили крюки на петлях невзрачного плоского ящика, спустили груз на землю. Человек в штатском молча протянул Загорелому Пауку бумагу и авторучку. Не говоря ни слова, тот расписался в нескольких местах, возвращая лист и ручку.
Деревянный, грязный и замызганный до изумления ящик разбирался почти в полной тишине. Недовольный скрип гвоздей, треск вырываемых шурупов звучали не громче счастливых безумных сверчков. Когда летняя сибирская ночь увидела металлическое сегментированное полушарие, похожее на спрятавшую голову под панцирь черепаху, человек в штатском снова передал Загорелому Пауку бумагу, и операция с подписями повторилась в точности.
Опять зацепив крюки, военные перенесли черепаху с деревянной подложки на уже очищенное от травы место, потащили из кузова отрезки труб, связки муфт, какие-то коробки. Грузовик сложил стрелу, отъехал в сторону, заглушил двигатель. Металлическое полушарие было быстро укутано брезентом, обложено по низу спешно нарезанным дерном. Бойцы уже копали неглубокую траншею, укладывали в нее трубы, ловко и привычно орудуя гаечными ключами. К Загорелому Пауку на подпись продвинулась очередная бумага.
Вся работа, разбитая на четкие последовательные участки, потребовала около пятнадцати минут времени и примерно вдвое больше росписей.
- Итак, с какой стороны блока? - наконец спросил Загорелый Паук.
Дождавшись указующего жеста, он присел у металлической черепахи. На невидимых шарнирах подняв часть удивительно толстой и удивительно послушной плиты, боец отошел в сторону.
- Не перепутайте очередность газов в приготовлении смеси, - напомнил человек в штатском.
- Первый, третий, пятый, второй, четвертый, - сказал Загорелый Паук, начиная вертеть пронумерованные разноцветные барашки вентилей. Шипение обрывалось сразу.
Последней была нажата единственная кнопка в углу управляющей панели. Помигал и погас красный индикатор. Двое военных с измерительными приборами, напоминающими усложненные варианты обыкновенных газоанализаторов ручного действия, прошлись над вкопанными в землю трубами, неизменно показывая миниатюрные дисплеи устройств человеку в штатском.
Вернувшись в нужный момент, боец опустил бронированную плиту полушария, вставил в незаметную замочную скважину причудливый ключ, несколько раз провернул бесшумный механизм. Остальные военные принялись поправлять брезент, забрасывать странное железное создание ветками. Затем все они, не дожидаясь указаний, забрались в кузов, унося с собой обрезки труб, материалы и инструменты. Запаковывая ключ, опечатывая мешочек, ставя росписи на наклейках некрашеной крышки грубой стальной шкатулки, Загорелый Паук и человек в штатском потратили еще минут пять. Затем они, не сказав больше ни слова, пожали друг другу руки и расстались. Грузовик тихо выполз за ворота, навсегда скрывшись в ночи.
Зарычал танк, подбираясь к скрытой под ветками черепахе. На территории остановленной стройки появился новый, особый пост охраны.
Первое, что увидел Торопов в почти нормальном, почти привычном фокусе зрения, был солнечный зайчик, весело скользящий по зеленой ткани. Утро осмелело, уже разбудив жителей Кемерово, одним ультимативным рывком готовилось перекрыть свет прожекторов на огороженной бетонными плитами территории "Алого Паруса".
У подвижной, чуть трепещущей стеной палатки стоял Загорелый Паук, на плечах которого висел расстегнутый, косо накинутый белый халат. Сам Георгий лежал на нежном мягчайшем облаке, а одеяло, до горла накрывающее его, отличалось невероятной, просто сказочной приятной невесомостью ранних зимних снежинок.
- Итак, господин Торопов? Чувствуете себя хорошо?
Услышав, вернее уловив в голосе Загорелого Паука подлинное волнение, Георгий попытался подняться. Когда это не получилось, он сделал смелое и безрезультатное усилие, поворачиваясь к собеседнику. Собираясь сказать, что чувствует себя отвратительно и чувствовал бы себя намного лучше, если бы не попал в мерзкий концлагерь, Торопов не смог произнести ни звука. На язык отчаянно запросилась скороговорка о Георгии Григорьевиче Торопове, торопливо заторопившемся по тропинке, но произнести хорошо обкатанную магическую формулу тоже не удалось.
- Господин доктор, он меня понимает? - спросил Загорелый Паук, поднося к лицу Торопова объектив миниатюрной видеокамеры. - Возможно, он пока не сумеет ответить на вопросы?
К Георгию наклонился незнакомый ему, довольно тучный человек с невероятно огромными темными зрачками, прячущимися за толстенными линзами старомодных очков. Превосходно слыша прерывистое тяжелое дыхание доктора, и даже как шуршит его белый халат, Торопов ни разу не ощутил прикосновения рук.
Выйдя из поля зрения, человек исчез для Георгия.
- Трудно сказать наверняка. Для восстановления некоторых сложных функций организма потребуется значительно более длительный временной период, - сообщил доктор. - Мой друг, взяв на себя определенный риск, я бы рекомендовал оставить больного в покое... допустим, на пять месяцев. Или лучше на год.
- Стоп. Не смешно. Вы же знаете, информация нужна вчера. У нас, увы, нет такой роскоши, как хотя бы целая гигантская, колоссальная неделя, - возразил Загорелый Паук.
- Рано, мой друг. Преступно рано. Необходимо подождать. Настаиваю на достаточно продолжительном отдыхе. Пять месяцев. Допрос строжайше не разрешаю. Прописываю больному крепко поспать. Часов десять. Где-то здесь есть отличное снотворное... Проклятые походные условия, страшный беспорядок... Организм пациента восстанавливается не вполне уверенно. Признаться, десяти часов маловато, хотя для начала неплохо.
- Позже. Все позже, господин доктор.
- Позже, значит никогда? Мой друг, не соблаговолите ли вы испросить разрешения на допрос у вашего начальства?
Хмурясь, Загорелый Паук нагнулся к Георгию.
- Не соблаговолю, - решительно, даже грубо отрезал он. - Все исчерпывающие инструкции получены.
Загорелый Паук еще ниже наклонился к Георгию, опять поднося к его лицу видеокамеру.
- Господин Торопов, - негромко позвал Загорелый Паук. - Помните ли вы старика Нуартье де Вильфора из нетленного романа божественного Александра Дюма?
Помедлив немного, Георгий сильно сжал веки.
Загорелый Паук радостно, очень открыто заулыбался, словно послушная девочка, получившая первую пятерку в школе.
- Сработало! Черт возьми! Прекрасно, господин Торопов! - резко распрямляясь, воскликнул он. - Прошу вас, однако, не проводить стремительные параллели с безнадежно парализованным де Вильфором, сосредоточившись исключительно на предстоящей беседе. Вы, господин Торопов, уже вскоре будете полностью здоровы. Поверьте, я бы не беспокоил вас, однако нам нужно невозможно срочно принять особенное важное решение... Итак, вам хорошо меня слышно?
Торопов повторил знак веками.
- Итак, господин Торопов. Освежив вашу память, напоминаю, как бывший сенатор и якобинец, отец блистательного королевского прокурора общался, главным образом, с красавицей Валентиной. Закрывая глаза, почтенный старик выражал свое согласие, отрицание же обозначалось миганием.
Снова сжав веки, Георгий сделал абсолютно неудавшуюся попытку заговорить. В иной момент он с настоящим и преогромнейшим воодушевлением сыграл роль практически любого персонажа из своих любимых произведений. Теперь, внезапно оказавшись на месте Нуартье де Вильфора, Торопов увидел в этом не роскошную интеллектуальную забаву, а лишь грустную до безысходности необходимость.
- Мой первый вопрос, господин Торопов, удивительно прост и потрясающе важен, - проговорил Загорелый Паук, нервно потирая ладонью о ладонь, насколько это позволяла видеокамера в его руке. - Итак. Каким образом к вам попала особо важная, секретная информация?
Веки огорошенного вопросом Георгия остались недвижимы.
- Итак, повторяю. Как у вас оказалась важная информация, касающаяся феномена остывших?
- Полагаю... несомненно, да. Мой друг, попробуйте конкретизировать свой вопрос до стопроцентной вероятности выбора пациентом однозначного ответа, - донеслось сбоку.
Загорелый Паук вздохнул, наверняка раздосадованный своей невнимательностью.
- Господин Торопов, вы являетесь носителем секретной информации?
Моргнув, Георгий еще и еще раз сомкнул веки.
- Итак, не являетесь. Подтверждаете ли вы свои слова, сказанные в прошлом нашем разговоре? Подтверждаете ли вы факт того, что среди остывших, находящихся на бывшей стройке, нет ни ваших родственников, ни ваших знакомых? Итак, да или нет?
Смежив веки, Георгий подержал их закрытыми. Передышка напоминала затянувшийся прыжок в бездну космической глубины. Если не брать в расчет винегрет разнообразных посторонних звуков, в эти секунды он вообще перестал существовать в качестве мыслящей и просто живой единицы. Торопов сейчас отнюдь не торопился по тропинке для торопящихся торопыг.
- Мой друг, - негромко позвал доктор из дальней части медицинской палатки. - Ирина Петровна без сознания. Параметры самые неутешительные. Необходимы срочные комплексные меры. Пожалуйста, распорядитесь насчет вертолета.
- Увы, невозможно. Ирина Петровна строго против больниц, - не оглядываясь, ответил Загорелый Паук.
- Вы меня не слышите. Больная находится в бессознательном состоянии.
- Зато я нахожусь в полном сознании. Человек так решил, господин доктор. Черт возьми. Давайте научимся уважать чужой выбор.
- Проклятая секретность. Не играйте теперь в хранителя государственных тайн, мой друг.
- К секретности это не имеет отношения, - возразил Загорелый Паук.
- Тогда к чему? - сердясь, произнес доктор. - К вашему разудалому разнузданному эго?
- Возможно. Господин доктор, сделайте для Ирины Петровны все, что сумеете.
- Здесь? С примитивным набором для юных медиков?
- Так или иначе, вертолет отменяется.
- Признаться...
- Стоп. Отменяется, господин доктор.
- Признаться, иногда очень хочется уметь драться.
Доктор замолчал, бренча какими-то склянками и медицинскими инструментами. Тяжелое дыхание врача прерывалось только невнятным злым ворчанием, в котором иногда угадывались проклятия по самым различным и страшным поводам.
- Итак, господин Торопов, - напористо проговорил Загорелый Паук. - Как бы вы объяснили то, что как минимум один из остывших знает вас? Итак, вы мне солгали? Среди остывших есть знакомые вам люди?
Не вполне осознавая сказанное, Торопов замигал.
- До памятной встречи во дворе собственного дома вам уже приходилось общаться с подполковником полиции?
Георгий снова ответил отрицательно.
- Вам часто случалось бывать в селе Ольгино?
Георгий часто заморгал.
- Уяр, Красноярск, Ольгино. Господин Торопов, вам известно о существовании данных населенных пунктов на карте России?
Веки Георгия остались неподвижны.
- Итак, господин Торопов. Означает ли это, что местоположение села Ольгино вам, увы, неизвестно?
На сей раз Георгий ответил положительно.
- Вам когда-нибудь доводилось бывать в Красноярске или Уяре?
Георгий замигал не хуже поворотного маячка автомобиля.
- Достаточно, - сказал доктор с другого конца палатки. - Прекратите. Вы измучили больного. В конце концов, имейте хоть каплю совести. Оставьте больного в покое.
- Итак, последний, невозможно сложный вопрос, господин Торопов. Номера вашего сотового нет в базах всех существующих в мире операторов мобильной связи. Звонки проходят строго с единственного телефона. Набор любого номера на вашем аппарате не дает фактического соединения. Итак, ваш телефон, это необыкновенно удивительная, однако, наполненная обычными приложениями игрушка, предоставляющая возможность односторонней связи с единичным абонентом. Вам хорошо слышно? Вы в полной мере понимаете меня, господин Торопов?
Георгий подтвердил, хотя и не понимал.
Нахальный солнечный зайчик прыгнул ему на нос, пробежал по лбу, слепящей точкой ударил в глаза. Отклониться, увернуться от внезапного нападения не получилось, но еще раз смежив веки, Торопов превратил лучик утреннего светила в странный зеленый, клубящийся розовым дымом шарик. К счастью для беспомощного Георгия, непоседливый гость спрыгнул с лица, настоящим зайцем дурашливо поскакал по палатке, освещая самые темные углы.
- Любопытно, оба рассмотренных аппарата во всем идентичны, имеют одинаковый серийный номер, отличаясь лишь тем, что один из них настоящий, заводской, с полным функционалом и нормальным подключением к оператору сотовой связи, - настойчиво продолжал Загорелый Паук. - Вопрос следующий, господин Торопов. Вы лично внесли изменения в конструкцию своего телефона?
Георгий ответил сразу, быстрым морганием.
Теперь уже Загорелый Паук взял продолжительную паузу.
- Стоп, - наконец выдохнул он. - Черт возьми. Итак, вы нужны нам. Вам нужны мы, господин Торопов Господин доктор, вашей пациентке стало лучше?
- А как вы сами думаете?
- Возможно, с вашей поддержкой...
- Без изменений, - сердито буркнул врач.
- Если возможно, пожалуйста, вернитесь к нам.
- Как прикажете, офицер.
- Господин Торопов, обещаю, буквально через час-другой вы будете на ногах. Даете ли вы согласие на проведение комплексного ускоренного лечения?
Несколько раз закрывая, Георгий снова открывал глаза.
- Итак, нет? Господин Торопов, не стану скрывать, препарат находится на стадии экспериментов, побочные эффекты пока не печатались в специфической фантастической литературе и не известны в научных кругах. Однако, лишь благодаря новейшей вакцине вам удастся побороть недуг. Настоятельно рекомендую лечиться. Черт возьми. Верите ли вы лично мне, господин Торопов?
Отчаянно мигая, Георгий так рассмешил Загорелого Паука, что у него едва не вывалилась из руки видеокамера.
- Стоп! Черт возьми, стоп! Вы имеете на недоверие полное право! - с чисто театральной восторженностью воскликнул Загорелый Паук.
- О чем вы говорите, мой друг? - поинтересовался доктор. - Не о шарлатанском снадобье из праха, собранного в котловане? Какая там литература, мой друг, какие вакцины, какие эксперименты? С таким же невыносимым успехом можно лечиться, принимая внутрь лунный свет, речной песок, полуночную тень старого вяза или кладбищенскую землю.
- Возможно, господин доктор, вам не все известно о феномене остывших?
- Признаться, о человеческой глупости и головотяпстве со взломом мне известно предостаточно.
- Итак, господин доктор, начинайте. Наберите в шприц... суперсовременный сверхсекретный препарат из этой вакуумной упаковки, сделайте вашему пациенту укол.
- Препарат из упаковки? Вы... взялись... за представление вы... тут разыгрывать, мой друг?Признаться... У вас... Зачем вам оружие? Немедленно уберите пистолет. Признаться... Вы находитесь на континенте медицины и не смеете...
- Просто принимайтесь за лечение, господин доктор. Черт возьми. Для начала вашему пациенту необходимо посмотреться в зеркало.
Послышался короткий металлический щелчок. Вероятно, это зажатый в руке Загорелого Паука пистолет теперь был снят с предохранителя.
- Признаться, не узнаю вас, - буркнул доктор. - Вы с ума сошли? Проклятое бешенство в последней стадии развития страшного заболевания.
- Обстановка слишком тяжелая, - в тон ответил Загорелый Паук.
В поле зрения Торопова бесшумно возник доктор. Сначала показав Георгию колбу, наполненную яркой, чуть ли не светящейся розовой жидкостью, врач жестом профессионального фокусника повернул к Торопову небольшое зеркальце, давая разглядеть самого себя.
Жалости у Загорелого Паука и доктора оказалось не больше, чем у ковша экскаватора, вспарывающего землю. После встречи с ночным военным патрулем и вооруженной группой неизвестных бойцов, Георгий выглядел чудовищно жутко. На месте лба чернел засохшими кровавыми пятнами возмутительнейший тюрбан из бинтов. Повязка или, может, сам череп был противоестественно, безобразно перекошен, правое ухо наполовину разорвано, из груди выпирал горбик разломанных ребер, а положение рук и ног явно указывало на многочисленные, даже не зафиксированные толком переломы.
- Увы, вам немного досталось, - сокрушенно, хотя и сильно фальшивя, сказал Загорелый Паук. - Примерно, как Биллу, герою Галактики, любимому персонажу моего сына. Наверняка, все возможно исправить. Итак, начнем лечение, господин Торопов?
Георгий лихорадочно заморгал глазами.
- Понимаю ваши чувства. Вам пора узнать. Целых пять вы часов были мертвы, как мертвы остывшие на дне котлована. Искусство, знания и опыт нашего доктора вернули вас к жизни. Лечение уже началось, так отчего бы его не продолжить? Итак, да или нет?
Отчаянно моргая, Торопов кричал в своих запутавшихся мыслях.
Боль, обида, отчаяние, страх. Рассудок Георгия буквально разрывался от объема и тяжести свалившейся на него информации. Он был мертв. Мертв, как остывшие на дне котлована. Его убили, забили до смерти бравые вояки из группы, посланной Загорелым Пауком вдогонку за беглецом. Как его оживили? Неужели при помощи праха, остающегося после уничтожения остывших? Кошмарная бесчеловечная методика, достойная средневекового алхимика, современной медицины и кровавых дьяволопоклонников. Где теперь Пашка, беззащитный маленький мальчик, вся вина которого заключается в непослушности, непоседливости и непомерном детском любопытстве? Наверное, Пашка лежит сейчас на соседней койке, в ужасной палатке? Избитый, изломанный, раненный? Или... Мальчик лежит мертвый, дожидаясь оживления сатанинским пеплом изощренных садистов?
- Все необходимо исправить, господин Торопов, - холодно продолжил Загорелый Паук, наводя объектив видеокамеры на лицо Георгия. - Судите сами. Если вы не можете взять на себя ответственность, то решение приму я. Итак, господин доктор. Пожалуйста, приступайте к лечению.
- Камера снимала? Признаться, мне вовсе не улыбается участвовать в подобных омерзительных психологических экспериментах. Если хотите услышать мое личное мнение, то я не думаю...
- Стоп. Итак, начинайте, господин доктор.
Врач исчез. Торопов слышал его дыхание над затылком.
Угол зрения изменился, наверное, это доктор удобнее для себя повернул голову больного.
Как и прежде, Георгий ничего не чувствовал. Широко раскрыв глаза, Торопов ждал, надеясь, что взгляд отразит, выразит всю пламенную ненависть к этим, с позволения сказать, людям, которые воспользовались его беспомощнейшим состоянием. Сначала заманили в ловушку, затем сделали несчастным калекой, теперь собираются добить, испытывая какие-то совершенно ужасающие экспериментальные лекарства.
Паук. Оба они пауки. Хищники. Жестокие двуногие звери. Военные. Бездушные твари. Фашисты. Врачи. Внутренне, Георгия трясло от страха, ярости, гнева. Тело лежало бездумной аморфной массой, тысячелетним пластом угля, бетонной плитой, до обиды нечувствительным, безвольным и безропотным куском обыкновеннейшего тупого мяса.
- Снотворное введено, - уныло сказал врач. - Признаться, хочется вымыть руки. Объясните, в конце концов, суть проклятой психической атаки на больного человека. Страшный эксперимент. Признаться, не узнаю восторженного исследователя с блестящим умом. Какая вас бешеная собака...
- Сценарий не мой. Увы, отказаться от выполнения приказа невозможно.
- Не имеет значения. Мой друг, вы должны сознавать личную ответственность...
- Итак, в сторону, господин доктор, - скомандовал Загорелый Паук, взмахивая пистолетом. - Черт возьми. Опыт с обыкновенным снотворным Торопову не повредит. Руководство считает, если ваш странный пациент тоже собирается превратиться в розовое чудище со щупальцами, то это произойдет после попытки причинить ему вред. Стоп. Другой атаки на себя Торопов и те, кто за ним стоит, не допустят. Слишком Торопов важен.
Нисколько не трудясь, Георгий умудрился обмануть ожидания мучителей, оставшись просто очень больным, просто очень раненым человеком. Смежив чугунные веки, Торопов мгновенно утонул в океанской волне тяжелейшего бездонного сна.
Трое ученых в белых пухлых скафандрах добрую половину ночи собирали диковатую диковеннейшую конструкцию из металлических трубок, увенчанную стальными прутьями с довольно острыми зазубринами. Утро застало их за кропотливой безотрывной работой. Последний час ушел на то, чтобы правильно установить блестящие шары. То и дело меняя положение стальных отрезков, сфер, кабелей, коробочек датчиков, множества других мелких элементов, люди спорили между собой, отчаянно жестикулируя, поминутно тыча перчатками в монитор компьютера, до отказа заполненный окошками с диаграммами и графиками. Пятеро младших офицеров в бронежилетах переминались сбоку, откровенно зевая, поудобнее поправляли ремни давным-давно надоевших автоматов, висящих на шеях.
Клубящийся зеленовато-фиолетовый туман внезапно окутал шары. Между зазубренными пиками заметался зигзаг слепящего пламени. Однажды, среди беспорядочно меняющихся, будто в калейдоскопе, геометрических фигур возник сложнейший многогранник. К счастью для рассудка Загорелого Паука, истерзанного загадками, сейчас он не был свидетелем происходящего.
Не дожидаясь команд, автоматчики мгновенно оцепили чудную конструкцию, с чисто профессиональной осмотрительностью держась на уважительном расстоянии от аппарата. Двое людей в пухлых скафандрах бросились к компьютеру, третий лихорадочно вытаскивал из чемодана большую видеокамеру с толстенной трубой объектива.
Ближе к Томи, неподалеку от бетонного ограждения котлована проходила стальная нитка детской железной дороги. На рельсах отдыхал исключительно солидный, только маленький черный паровозик и пара голубых вагончиков, словно приехавших сюда из мультфильма про доброго крокодила Гену. У локомотива, очень обыденно, как само собой разумеющееся в обычном парковом хозяйстве, был развернут комплекс противовоздушной обороны. Ракеты нагло таращились в посветлевшее небо.
Хотя восход солнца случился уже час назад, в вагонах микроскопического железнодорожного состава по-прежнему горел яркий электрический свет. Сиденья, на которых прежде прыгали юные пассажиры, воодушевленные поездкой на почти взаправдашнем поезде, теперь были полностью удалены и валялись где-то в траве. В узких вытянутых комнатах блестели погоны, хаотично мерцали пустые экраны радаров, шуршали важные бумаги, сновали суровые люди в военной форме, пищали бесполезные приборы связи, шумели кулеры многочисленного сложного оборудования, мелькали комбинезоны техников, стрекотали принтеры.
В хвосте поезда за ноутбуком обыкновеннейшего гражданского вида сидел Загорелый Паук. Несмотря на возникшие здесь серьезные затруднения с многими, давно уже привычными видами связи, проводное подключение к сети Интернет и рядовой проводной телефон действовали абсолютнейше безотказно. Курьерская почта, разумеется, тоже не встречала ни малейших затруднений в работе.
Контора трудилась без перерыва на чай с лимоном. Феномен остывших приносил загадку за загадкой и тоже не взирал на время суток. Заваленный бумагами и разными находками стол начинал внушать суеверный ужас. Читая бесконечные свежие приказы, отчеты, донесения, распоряжения, реестры, рапорты, перещелкивая страницы известных социальных сетей, Загорелый Паук хмурился, то и дело поднимал лежащие у компьютера телефоны, просматривал память мобильных устройств, снова и снова вертел блокнот с единственным исписанным листком и клочок бумаги, найденный в карманах полицейского подполковника. На сегодняшний момент было собрано колоссально много информации и, вместе с тем, до отчаянья недостаточно. Сложить воедино все кусочки смальты в изумительную мозаику тайны остывших, пока не удавалось.
Зато сложить воедино обе записки оказалось чрезвычайно легко. Обе записки, написанные идентичным почерком, содержали имя Торопова и сообщали его нелепую, немного сумасшедшую присказку. Обе записки, как подтвердили специалисты, далекие от ситуации, возникшей на окраине кемеровского жилого района, написаны женской рукой. Если время написания второй записки было зафиксировано до секунды видеокамерами, снимающими все, происходящее на территории остановленной стройки, то датировка первой, скорее всего, теперь уже навеки останется неизвестной. При здравом, взвешенном и внимательном рассмотрении, полный текст разбитого надвое послания не давал ничего, кроме очередной головоломки.
Когда, при жизни или расставшись с ней, женщина написала более раннюю записку? Когда она передала часть послания подполковнику? В конце концов, главное: передала для чего? Сгоряча Загорелый Паук отправил запрос на тему, изменяет ли смерть почерк человека, получив от экспертов соответствующих профилей недоуменные невразумительные ответы. Разумеется, таких исследований до сих пор не проводилось. В отрыве от феномена остывших подобный вопрос вообще звучал, как низкий, непристойный, гаденький анекдотец.
Полицейский подполковник, Торопов, рыжеволосая женщина связывались посланиями в зыбкий треугольник, грани которого так и норовили расползтись клочьями тумана. Женщина строго и несомненно принадлежала к остывшим, но написала записки. Зачем? Обычный горожанин получил смертельные ранения, но пришел в себя и начал активно поправляться. Почему? Полицейский подполковник спустился в котлован как остывший, но перед этим отправил Торопова, вряд ли собирающегося в путешествие, на территорию бывшей стройки. Опять-таки зачем, почему, каким, собственно, образом?
Телефон Торопова разобрать не удалось. Телефон Торопова практически и физически не разбирался, оказавшись единой, цельной конструкцией. В точности копируя внешний облик реально существующей на сегодняшний день модели, аппарат содержал сильно урезанный набор пользовательских приложений, двустороннюю связь лишь с одним абонентом. Сломать телефон Торопова тоже не удалось. По самой ординарной на вид и ощупь пластмассе скользило прочнейшее алмазное сверло, а шлифовальная машинка рабочих, монтирующих металлические конструкции над котлованом, не оставила даже царапины. Явно напрашивающийся сложнейший научный эксперимент с кувалдой пока не проводился.
Телефон остывшей, написавшей записку, оказался обыкновеннейшим мобильным устройством, каких в мире многие миллионы. Телефонная книга содержала массу номеров, включая номер Торопова. В журнале хранилась куча сведений о входящих и исходящих звонках. В памяти телефона нашлись сотни фотографий, сделанных хозяйкой, россыпь коротких видеороликов, черновики поздравлений, записи, памятки, обрывки стихотворений, куча другого нормального электронного мусора, копаться в котором предстояло еще долго. Запустив наугад ролик, Загорелый Паук быстро остановил запись. Увидеть на экране счастливое лицо рыжеволосой молодой женщины, с юмором и воодушевлением рассказывающей о какой-то новой купленной вещи, было страшно тяжело, зная, что ей совсем скоро предстоит умереть и стать остывшей.
В этот утренний час вечно пьяный бородатый грубиян уже дал признательные показания Помощнику Хищника, подписал собственной рукой, юридически-грамотным образом заверил свою подпись и даже подтвердил дееспособность, со злостью откусив краешек бумаги. Тщательно прожевав каждое слово Георгия, которое вспомнил недоброжелательный полуночник, Загорелый Паук не отыскал в них ничего таинственного. В контексте нынешних, не вполне удачных исследований мобильника Торопова и подозрительных эволюций подполковника исключительно странно выглядели слова о вдруг потерянном Георгием и вдруг найденном полицейским офицером телефоне. Может, Торопов до встречи с подполковником вообще не имел телефона?
Если не имеющие очевидного внятного смысла записки виделись Загорелому Пауку исключительно как подсказки, помогающие связать элементы происходящего, то ералаш с телефонами только, отнюдь не лишним образом, подтверждал догадки. На редчайший природный феномен, на случайное, необычайно сложное стечение обстоятельств происходящее вокруг остывших походило все меньше. Но точных ответов не было. Ум Загорелого Паука, привыкший решать многосложные загадки с самыми редкостными индивидуальными свойствами, начинал серьезно плавиться.
Двое бойцов отдыхали в тени большого тополя, растущего на обрывистом берегу Томи. Радуясь ленивому летнему ветерку, листья старого дерева негромко шелестели, рассказывая друг другу истории прежних лет, когда река была намного полноводнее, а тишину то и дело рвали тяжеловесный клекот буксиров, надсадный вой стремительных пассажирских лайнеров, дробный перестук катеров, моторных лодок.
Караульная служба, беспокойная ночь, перестрелка, погоня и безрезультатные поиски провалившегося сквозь землю противника утомили немногочисленную группу старшего лейтенанта Скоробогатого. В результате сражения потеряв одного бойца, офицер был зол до такой степени, что сейчас физически не мог спать. Сжимая в руках автомат погибшего товарища, старший лейтенант сдерживал крик ненависти, с глубоким горьким сожалением чувствуя в себе лишь глухую бессильную ярость. Убийца ушел, не заплатив по счету.
Внезапно, монотонный шепот реки прервался громким плеском. Течение Томи резко, словно рассеченное острейшим невидимым лезвием, оборвалось. Сделав необыкновенный рывок вбок, масса воды с осмысленной решительностью механизма устремилась на левый берег.
Обнаженное каменистое дно, украшенное безобразнейшими комьями заиленных кусков бревен, на несколько коротких секунд увидело утреннее солнце. Затем течение с шумом восстановилось, покатив на волнующейся поверхности клочья пены. Еще через минуту ничто не напомнило бы о странном происшествии.
Легко преодолев пятиметровый обрыв, сбежавшая из реки вода, словно громадный удав взобралась на сушу. Деревья дрогнули под натиском, кусты склонились, с верхушками скрываясь в голубоватой-серой массе. Вода не хлынула, не растеклась по сторонам, представляя собой организованный, почти четко ограненный пласт шириной с многоквартирный дом и высотой, примерно с три человеческих роста. Начинаясь на камнях у Томи, лента плавно изгибалась, неторопливо вытягиваясь, вытягиваясь и... вытягиваясь на сушу.
Разбуженные плеском военные уже стояли на ногах. Приказов никто не ждал.
- Командир, отчего оно так движется? - спросил боец.
- Волна от корабля? - предположил другой, хотя никакое судно не проплывало по недавно перегороженной сетями Томи.
Пласт воды повернул настоящей змеей, явно направляясь в сторону города. То, что жилые массивы Кемерово лежат гораздо выше по склону, диковинную водяную ленту, похоже, нисколько не волновало.
Привычно выхватив из кармашка рацию, Скоробогатый чертыхнулся. Связи с командным пунктом, естественно, не было.
- Ходу, братва. Нужно предупредить, - добавил он уже на бегу.
Бойцы не успели последовать примеру старшего лейтенанта.
Большой человек в темном комбинезоне взмахнул ножом, глубоко всаживая лезвие в бок солдата. Шея второго хрустнула. Обмякший боец еще оседал на землю, а его автомат уже коротко выстрелил. Скоробогатого швырнуло вперед, распластало ничком на траве.
- Молчи. Молчи. Молчи, - тихо проговорил большой человек, поводя автоматным стволом.
Кусочек течения Томи, резко обрубленный с двух концов, медленно прополз мимо неподвижного тела старшего лейтенанта. Позади мутной голубовато-серой ленты успокоено вздыхали деревья, встрепенувшись, поднимались кусты, блестела на солнце мокрая трава.
С мрачной внимательностью осмотрев поле стремительного сражения и удаляющийся поток, человек в темном комбинезоне наклонился к убитым бойцам, схватил их за руки, потащил в сторону. Через считанные минуты все тела были кое-как спрятаны, а старший лейтенант перед этим еще и раздет.
Спеша на короткий звук выстрелов, специальная группа встретилась с водяным потоком, упорно ползущим вверх по склону. Безукоризненный блистательный свод правил проведения противодиверсионных мероприятий отказался помочь тренированным профессионалам. Удивленно переглядываясь, пятясь от особенно резких движений голубоватой-серой массы, бойцы теряли бесценное время и прекрасно это сознавали.
Водяной поток, ползущий к котловану с остывшими, словно нарочно умерил скорость, на какое-то время даже остановился, неуверенно продолжил путь и вдруг окончательно застыл. Вода, обыкновенная нормальная вода из Томи кристаллизовалась, заблестела льдинками самых разных форм. Шумно треснув, голубовато-серая стена медленно крошилась, дробилась, распадалась, засыпая траву настоящим снегом.
Очнувшись, Вивианна первым делом нашарила рукой скалу. Естественная стена, за которой царила космическая ночь, осталась на месте. Много часов пролежав в неудобной позе, на холодных неровных камнях, она едва могла шевелиться и однажды, очень неудачно повернувшись, даже разрешила себе вскрикнуть от отчаянной острой боли.
Фонарика в руке не оказалось.
Фонарика не оказалось у ног, у стены, в радиусе метра...
Фонарика не оказалось чуть дальше от скалы.
Разумно опасаясь, что в кромешной темноте мгновенно потеряет единственный материальный ориентир, Вивианна прижалась к спасительной стене. За время путешествия по гигантской пещере, шум стал значительно громче, только до источника звука придется сделать еще немало шагов в неизвестно каком направлении. А что, собственно, она ожидает найти там, спустя десять тысяч шагов, каждый из которых приносит мучения? Молочные реки? Кисельные берега? Золотые горы? Бригаду техников во главе с громкоголосым бригадиром? Новую роскошную упаковку печенья величиной с городской автобус?
Вспомнив о существовании в природе печенья, Вивианна тяжко вздохнула.
Шум и мрак. Мрак, шум и холодные камни. Стоит сделать лишний шаг в темноту, скала даже не потеряется. Ориентир пропадет, проглоченный монстрами тьмы, исчезнет навсегда. Смерть застигнет ее, уныло и глупо ползущую по кругу. Может, хватит трепыхаться? Действительно, хватит. Достаточно борьбы. Достаточно испытаний и лишений. Нужно лечь поудобнее и смотреть в темноту, пока из мрака не выступят хитрые, усатые физиономии серых кошек; фигуры мертвецов, заинтересовавшихся ей еще там, очень далеко... еще на Земле... еще в минувшей, давным-давно оборвавшейся жизни.
Открутив крышечку фляжки, Вивианна сделала глоток, еще и еще один. Когда несчастные остатки воды иссякли, она бросила фляжку и крышку в разные стороны. Затем настала очередь огромного, тяжеленного, неподъемного, нищенского крошечного рюкзачка. Зачем теперь разные мелочи? Зачем туристский топорик с острым стальным зубом и удобнейшей рукояткой? В борьбе никогда нет и не может быть ни малейшего смысла. Лежать и ждать, вот единственный, истинный, желанный смысл всего человеческого существования вообще.
- Лежать и ждать, - сказала Вивианна мраку так приветливо, словно разговаривала с любимым другом. - Лежать и ждать.
До сих пор бережно хранимый телефон готовился отправиться вслед за остальными вещами, но она придержала руку. Аппарат включился с короткой, дикой, бестактно-восторженной мелодией. Экран вспыхнул, отвоевывая светом робкий полукруг. Тьма попятилась, конечно же, не сбежав. Грязные ночные твари, кровожадные трусливые хищники никогда не бросают загнанную полумертвую добычу.
Фонарик прятался на границе мрака. Фонарик совсем рядом!
Кнопка оказалась вдавленной в корпус. Лампа не горела.
Хотя батареек в запасе больше не было и фонарик стал полностью бесполезен, сдвинувшись с места, Вивианна не захотела возвращаться к стене. Нечего ждать. Нечего лежать. Идти вперед можно, экранчиком телефона освещая пол под ногами. Идти можно в густой полнейшей темноте и лечь, лишь забыв подгонять волей стук собственного сердца.
Бережливо убавляя яркость на минимум, она взглянула на экран и обомлела. Линии в верхней части дисплея показывали настолько мощный сигнал, словно антенна оператора сотовой связи стояла рядом.
Клавиша быстрого набора смешно щелкнула. Наверняка, древняя пещера еще не знала такого нелепого слабенького звука.
- Мамочка, - тяжело задышав, произнесла Вивианна. - Мама, я на Юпитере... Задержалась в аэропорту.... Короче, не волнуйся, мамочка. Скоро вернусь.
На одежде, почищенной в большой спешке, виднелись пятна крови, только это не останавливало и явно не смущало убийцу. Бойцы Скоробогатого не отличались особенно малым ростом, но только солидная комплекция старшего лейтенанта позволяла предположить, что форма придется впору большому человеку.
Расставаясь со своим невзрачным комбинезоном, убийца покрутил в руках коробочку, откинул крышку, задумчиво перебирая пальцами пробирки, наполненные розовым прахом. В конце концов, старая одежда была скомкана и заброшена в сторону, а коробочка, бережно замотанная тряпичным лоскутом, надежно закопана под приметным кустом на берегу Томи.
Расцветающий день собирался щедро одарить город добрым летним теплом, укрыв жителей чистейшим голубым небом.