Изловчившись, корабль выстрелил капсулу и двинулся на всплытие из критических глубин, грамотно избавляясь от более чем серьезного дифферента на корму. Объемистый бок подводного крейсера, специально для Вячеслава подсвеченный лучом прожектора, помог ему определиться в кружащейся космической тьме. Всполошились двигатели. Ожили рули. Лежа в узком цилиндре среди необходимых на исследовательской станции грузов, Острогов ощутил сразу за затылком уверенную рокочущую вибрацию винтов, выдающихся из корпуса аппарата на крыльях. Электрический свет, пробивающийся к Острогову сквозь узкую щель в корпусе, отдалился и исчез.
Капсула тонула, не делая пауз, не оплакивая побежденные километры. Расчет, оправдывающийся уже много раз за множество лет, не подвел и теперь. Ветхозаветная, чудовищно примитивная технология обратного кодированного импульса помогала суденышку не потеряться в адской тьме, автоматически устремляясь точно к необходимому провалу на дне атлантического желоба. Изнуряющие тренировки Вячеслава тоже не прошли даром. Без тщательной подготовки это путешествие в черную бездну уже бы его убило.
Обогреватель капсулы грел лишь себя. Клапан, вернее стальной затвор, скупо подающий воздушную смесь, приходилось регулировать вручную, без оглядки на отсутствующий манометр. Лишенный приборов, практически полностью освобожденный от нормальных систем поддержания жизни, аппарат тратил энергию исключительно на работу двигателей. Океан свирепствовал. Глубина злобствовала. К концу пути толстостенный ребристый цилиндр основательно сплющило, защищенные рулевые плоскости плавательного аппарата погнуло, а у изрядно подмерзшего в дьявольской железяке Острогова даже уши не заложило.
Хотя забранная толстым стеклом щель никак не позволяла найти и разглядеть станцию, уже давно привыкшие к темноте глаза потревожил яркий свет. Стоящий у вертикальной скалы 'Шторм', на удивление, сверкал в глубоководной ночи не хуже новогодней елки во дворе нескромного губернатора нищей российской области. Ориентируясь на мигающие огни, Вячеслав отыскал между фонарями жутковатые механические клешни захватов и, вторично за время дороги взяв полное управление, выровнял свое суденышко, совершенно испуганное мощью океанских глубин.
Хорошо отработанная на тренажерах в бассейне, стыковка со шлюзом все-таки не прошла без помех. Здесь, в дыре на океаническом дне, было сильнейшее течение, которое никак не давало аппарату приблизиться к станции. Настоящая могучая река охватывала металлический корпус 'Шторма', набирала дополнительную мощь, раз за разом сбивая капсулу с абсолютно верной траектории. Если бы не маяки, если бы не изнурительные тренировки, если бы не природная настойчивость, граничащая с упрямством, Острогову вообще не далась бы операция.
Захваты грохнули, безжалостно, до железного карканья продавливая герметизирующие элементы стыковочного узла суденышка. Вячеслав отключил двигатели, прислушиваясь к стукам и шелесту сердитого глубоководного течения по обшивке. Путь в бездну закончился, когда, по ощущениям Острогова, топлива оставалось не больше чем на десять минут работы. Обогреватель отказал. Воздушная смесь тоже заканчивалась. Маленький примитивный корабль с честью выполнил единственное задание, исхитрившись сохранить Вячеславу жизнь.
Дождавшись доклада датчиков об успешной стыковке, 'Шторм' погасил внешние огни, полностью растворившись в первозданной чернильной тьме. Атлантический океан благосклонно принял свежую жертву.
Надежно закрепленные внутри аппарата, грузы теперь мешали вылезти. Все-таки вырвавшись, вывалившись из холодной капсулы на металлическую палубу, Острогов моментально задраил люк аппарата, сжал кулаки и подвигался в ритме разминающегося боксера, разгоняя застывшую кровь. Спуск в глубинный ад океана завершился без недоброго купания в ледяной воде.
Первое, что бросалось в глаза на станции, это закрепленная на переборке стальная красная звезда, центр которой занимали перекрещенные серп и молот, а нижние лучи поддерживали табличку с надписью 'Шторм-11'. На палубе лежали стопки потрепанных книг. Достоевский, Чехов, Пушкин, Тургенев, Толстой, Горький, Тютчев и фамилии некоторых других писателей были известны Вячеславу. Не принадлежа к числу тех милейших российских граждан, которые считают Николая Васильевича Гоголя автором сценария плохих художественных фильмов о вампирах и бездарных бестолочах из сыскного агентства, Острогов не приписывал себя ни к поклонникам, ни к любителям литературы.
Против вящих пессимистических ожиданий, здесь было светло, тепло, чисто, чертовски приятно пахло и после убогой, смертельно опасной для жизни капсулы, даже уютно. В маленьком квадратном отсеке, конечно, царил не домашний, но вовсе и не угрюмый флотский порядок. Каждый барашек вентилей сиял искренним серебром, каждая труба хвасталась свежей бодренькой краской, на каждом рычаге клапанов висела строгая табличка с техническими обозначениями и указаниями.
- Вот же, балбес. Вперед, вперед посмотри, дурень.
Острогов услышал и распрямил спину. Слабый, глухой голос раздавался из-за овального иллюминатора люка, скрытого между электрическими щитами. За мутным укрепленным стеклом маячила пара физиономий, явно борющихся между собой за почетнейшее право занять весь иллюминатор без остатка.
- Острогов Вячеслав, - вежливо представился вновь прибывший. - Привет, ребята. Направлен на вашу станцию в качестве сотрудника службы технического обеспечения. Сразу готов работать.
- Не оскудела еще Русь болванами, - донеслось из-за стекла. - Вот же, оказия в Азии, дуралей. Там в шкафу одежда, постель, еды на две недели. Прежде чем жрать, тугодум, прими нашу местную таблетку.
Вячеслав покачал головой:
- Не мой вопрос. В таблетках не нуждаюсь, ребята.
- Подохнешь, болван.
- Запрещено отдельным правилом. Подготовка к работе на станции 'Шторм' завершена в полном объеме. Не рискну нарушать специально созданный баланс в организме. О карантинных мерах, понятно, осведомлен. Медикаменты, ребята, оставьте...
- Как пожелаешь, Острогов, - перебил голос. - Мы тебе не родители, сопли подтирать не станем. Чем болвана поучать, проще мертвяка за борт сбросить. Каракатица по периметру воинской части. На последнем этапе подготовки из дюжины дурней сколько осталось?
- Только я один.
- Один? Оказия в Азии. Фартовый ты парень.
- Не мой вопрос, - заметил Вячеслав. - Пока еще неизвестно, кому повезло сильнее. Здоровья на премиальные не купишь. Может, лучше было бы отправиться домой вместе с этими ребятами, прогулять зарплату и законно отдохнуть.
- Лучше? Вот же, дурак. Под землей отдыхают твои ребята.
- Испугали здорово. Сразу и насмерть, - иронично выговорил богатырь. - Гляжу, у вас сурово, как в институте, ребята. Не прошел по конкурсу, сразу возвращайся к двоюродной бабушке. Ищи работу, готовься к армии.
Голос из-за стены стал заметно тише и суше.
- Острогов, за нынешний год ты у нас на борту уже третий. Двоих не спасли. Раскинь тем, что у тебя вместо мозгов, везучий тупица. Начальство либо не догадывается об изменениях в народе, либо продалось врагу и нарочно поставляет нам недоделанных уродов. Брат, без дрянной таблетки тебе тоже каюк.
По металлу стукнуло: наверное, говорящий в сердцах грубо саданул по переборке кулаком. Размытые лица за стеклом люка пропали, оставляя Острогова наедине с тишиной и сложнейшим решением.
После завершения подготовки, любые медикаменты запрещались самым строжайшим образом. Но абориген станции настаивал. Может, мрачно подшучивал? Конечно, исчезновение товарищей на курсах никак не могло быть связано с тем, что они умерли, не выдержав тренировок. Крепким от природы ребятам чуть-чуть не хватило здоровья и теперь парни дома, в России, ищут работу. Вообще-то плохой юмор, однако стоит ли все относить к областям шуток? Может, неудачно соврав о товарищах, хозяева 'Шторма' захотели предупредить о настоящей опасности? Или все-таки нет? Девятикилометровая глубина встретила Вячеслава вполне приветливо, быстро поставив задачку.
Дверца в плавательный аппарат закрывалась и отпиралась согласно выученным наизусть правилам. Лезть в оледеневшие внутренности смятого давлением воды цилиндра, богатырю совершенно не хотелось. Время расплавилось и потекло. Особенно неторопливо разгрузив надоевшую до жути капсулу, Вячеслав завозился с вещами, которые должен был передать сотрудникам исследовательской станции после обязательного карантина.
Командиры делятся на далеких и близких. Далекие командиры отдают громкие и значимые приказы, но проследить за их выполнением сами не в состоянии, отчего распоряжения становятся общими и расплывчатыми. Близкие командиры отлично разбираются в ситуации и обладают правом растягивать повеления высшего руководства до состояния реально необходимых команд. Могут ли теоретики наверху знать, что диктует практика внизу, в глубоком провале на дне Атлантического океана? 'Тебе тоже каюк', звучало бесстыдно мрачно и... правдоподобно.
Дверца в капсулу отпиралась и закрывалась. В итоге, привычка к выполнению приказов непосредственных командиров перевесила любые другие доводы. Чувствуя себя преотлично, Острогов ни на мгновение не выпускал из головы сказанного хозяином 'Шторма' и, шаря в нутре закрепленного на стене шкафа, первым делом отыскал таблетку.
Таблеткой оказалась большая, твердая, подозрительная черная котлета, кое-как слепленная человеческими руками и дактилоскопическими оттисками пальцев на неуклюжих боках. Вполне знакомый и с шутливыми, и с обидными обрядами старожилов воинских частей, Вячеслав подошел к надежно задраенному люку и демонстративно лизнул черную дрянь.
Радостного взрыва смеха за переборкой не последовало.
Язык онемел сразу. По телу разлилось приятное тепло. На вкус это была смесь угля и жженой пластмассы с каменным крошевом, солидно разбавленных лимонной кислотой и рыбьим жиром. Имея стойкий аптечный запах, таблетка плохо поддавалась зубам. Черную котлету пришлось грызть медленно и упорно, откусывая по микроскопическому кусочку и рассасывая, прежде чем проглотить.
- Подумаешь, инопланетные шутки! Не мой вопрос, ребята! Сразу принимаю дрянную таблетку, как приказано! Перед дрянной местной жратвой принимаю! - нетвердым голосом сообщил Острогов потолочным светильникам, вытаскивая из шкафа тщательно уложенный матрац. Совершенно одеревеневший язык потешно исковеркал фразы, и Вячеслав дико загоготал, неистово хлопая себя по бедрам.
Со спартанской постелью его опять-таки не обманули, да и назначение стопок книг в отсеке стало очевидно. Тщательно уложив потрепанные томики на металлической палубе, Острогов расстелил матрац прямо на классиках и, понятно, остался чертовски доволен русской литературой. Омерзительная на вид таблетка вдруг сделалась Вячеславу искренне вкусной. Обед на глубоководной станции тоже обошелся без шуток с едой со стороны туземцев, обитающих за стальной переборкой. Хозяева были отечески заботливы, установив на полу шлюзового отсека архаичную электрическую плиту с единственной конфоркой.
'Дрянная местная жратва' на поверку оказалась доподлинным шедевром кулинарии, за который, по мнению новенького, в любом российском ресторане пришлось бы выложить целый чемодан денег! Проголодавшийся Острогов раскрывал упаковку за упаковкой, торопливо разогревал и с жадностью пробовал какие-то рыбные блюда с добавлением каких-то овощей. Обычнейшая вода из алюминиевой канистры показалась добрым вином. Все ошеломляюще вкусное! Все удивительно разное! Пирожки, естественно, с рыбой и овощами, произвели на него неизгладимое впечатление и Вячеслав сразу умял добрую половину всего запаса, прежде чем начал громко петь, прыгать и даже пританцовывать, выстукивая костяшками пальцев мотив по трубам.
Постель на палубе глубоководной исследовательской станции приняла обессилевшего Острогова, как родной дом неприкаянного путника. Книга Федора Ивановича Тютчева под ухом предвосхищала мудрые вещие сны, а монументальные тома Достоевского и Толстого удачнейшим образом поддерживали спину. Сибирский богатырь крепко проспал десять, тридцать... пятьдесят... семьдесят с лишним часов, не видя, как за мутным стеклом люка то и дело появляются лица людей, озабоченно наблюдающих за ним.