Безуспешно делая знаки, Острогов дождался, пока уймутся стоны изнемогающего от смеха Чингиса.
- У меня контракт на десять месяцев работы, - произнес Вячеслав, смахивая слезы со щек. - Потом к станции спустится российский батискаф, и я поеду домой, тратить честно заработанные деньги. Не хотите со мной, оставайтесь еще на одну вахту. Ваши тайны пусть будут вашими тайнами. Растолкуйте только, ребята... кто там, снаружи?
- Вот же, оказия в Азии. Ты сам-то как считаешь? - растеряно пробормотал Калач.
- На глубине, Слава, масса разных непостижимых звуков. Донное течение здесь...
- Течение здесь знакомо с азбукой Морзе, - продолжил Вячеслав, оборвав Полководца. - Если бы не эта умная океанская штука, лежать бы мне, мерзнуть и стучать молотком по переборке до сих пор. Ребята, настаиваете на первой версии, или выдумаете другую?
- Донное течение. Каракатица по периметру воинской части. Оно самое, зараза, - угрюмо подтвердил Калаченко, посматривая на настенные часы в миниатюрной кают-компании.
Острогов закивал:
- Взвешенный в сероводородном кармане ил, лунный свет в фазе гиперболы и подводная река с функциями спасателя. Банды оголтелых миссионеров окружили станцию, высматривают, когда Чингис отдаст им остатки нашего пира, а Калач вынесет ту маленькую истощенную батарейку, что неделями питала станцию.
- Батарейка... Вот же, истощенная батарейка, - задумчиво повторил Калаченко.
- Почему вы так здорово упираетесь, ребята? Боитесь, в зарплате урежут? Есть какая-то подписка о неразглашении?
- Для чего? Бережете для ужина перед завтрашней сменой?
- Не обижайся на Калаченко, Слава. Справедливо, версия с донным течением в периоде узкоколейной синусоиды тебе не подходит и звучит оскорбительно. Какова твоя собственная?
- Не мой вопрос, Чингис! Вы здесь уже не первую и не вторую вахту. Может, третью. Тридцать месяцев на глубине! Здорово долго. На счете в банке скопилась куча денег! Ваш командир почти сразу сошел с ума, стал бросаться, попробовал расколотить управляющие консоли важных систем станции. Пришлось его насмерть запереть в научном отсеке, рядом с атомным генератором. Там, ребята, ваш нездоровый командир и услышал мой стук. Увидитесь с ним, передавайте мою честную благодарность за помощь.
- Вот же, земляк, ты все точно угадал.
- Перестань юродствовать, Калач. Раз наверху перестали объяснять людям, зачем их опускают под воду, а московские ведьмы позабыли русский язык, то и нам лучше изменить систему. Слава нервничает, и имеет право на подозрения. Опасно рассказать, опасно не рассказывать, - вздохнул Чингис.
- Не понял вас, ребята. Лучше рассказывайте, - предложил Вячеслав.
- Или что, Сержант? - спросил Калаченко. - Станешь драться?
- Или я подам заявление.
- Какое заявление, Слава?
- Уволюсь по собственному желанию.
Полководец и Калач коротко переглянулись, не оценивая удачную шутку смехом.
- Ребята, кто из вас воткнул мне эту штуку над правым глазом, пока я спал? Кстати, не в первый раз.
Взяв у Вячеслава иглу и передав Чингису, Калаченко нахмурился:
- Вот же, не мы.
- Выросла сама, Калач? - предположил Острогов. - На глубине так нормально?
- Случается, - тихо сказал Полководец.
- Здорово рассказываешь!
- Случается... иногда мы находим иголки... в себе, Слава... Истолковать их происхождение не способны... Даже предположений никаких нет. Иногда кажется, на базе кто-то есть... кто-то, кроме нас. Вроде как исчезают продукты... в нежилых помещениях передвигаются предметы, слышатся звуки... Подписано в печать, чисто готический кошмар, Слава, - с трудом подыскивая слова продолжил Чингис.
- Насмерть запутали, ребята, - развел руками Вячеслав. - Откуда берется энергия? По счетчику кому платите? Призракам, ворующим продукты? Как ловите рыбу на глубине, как достаете водоросли?
Старожилы станции вновь переглянулись.
Полководец энергично кивнул.
- Соединение секретных баз 'Шторм' сдано в эксплуатацию ранней весной тысяча девятьсот пятьдесят второго года, - быстро сказал Калаченко. - Мы с Чингисом попали в военный проект летом того же пятьдесят второго года, после нескольких месяцев в армии. Вот же, служба, оказия в Азии. Желаний наших никто не спрашивал и великих зарплат с премиями, как тебе, Сержант, не обещал. Советские люди не конкуренты вам, помешанным на деньгах россиянам. Под нашим надзором боевая единица, база 'Шторм-11'. Всего в воинском соединении дюжина баз, по шесть с каждой стороны континента.
- Командир, встретивший нас на базе, протянул тридцать семь лет, - подхватил Полководец. - Сильно, долго болел. Могучий человек. Породистый казак. Весельчак. Талант. Беспримерный силач. Кудрявый красавец. Настоящий былинный витязь. Первый, единственный, бессменный командир 'Шторма-11'.
- Тридцать семь лет? - недоверчиво переспросил Острогов.
- Справедливо, Слава. Людей на базе было много. Некоторым удавалось работать пятнадцать или семнадцать лет, другие не выдерживали даже периода карантина. Однажды мы узнали, что наша база последняя. Персонал одиннадцати аналогичных баз перестал подавать сигналы еще к осени пятьдесят третьего года, но для соединения, для глобального проекта 'Шторм' важна хотя бы одна, любая действующая единица с подпитанным энергией управляющим модулем.
- Думаешь, снова наврали тебе, каракатица по периметру воинской части. Мы настоящие советские люди, земляк. Отлиты из металла. Не чета хлипким россиянам, - гордо сказал Калач.
Вячеслав молчал. Недоверчивое выражение лица Острогова объясняло его мысли лучше, чем самые выразительные слова.
- Тридцать семь лет? Первый командир? Пятьдесят второй год прошлого века? Выходит, вам, ребята, скоро исполнится по веку. Сколько же вам пенсии государство задолжало? Миллионы? Или миллиарды?.. Аксакалы, долгожители... джины. Похожи, похожи... Особенно похож Калаченко. Настоящий джин из восточной сказки, только без бороды, - наконец произнес Вячеслав, старательно пряча обидные издевательские нотки.
- Вовсе нет, Слава, - возразил Чингис. - Калач едва-едва разменял четвертый десяток, а мы с ним одногодки.
- Долго жить, как обыкновенным людям с кровью, почкой и двумя печенками, долгожителям на базе не пришлось, - объяснил Калаченко.
- Знаете, чем отличаются советские люди от россиян в темное время суток? - спросил Острогов.
- Дело известное! Эти дурни по ночам свои доллары караулят!
- Вовсе нет. Чем же, Слава? - заинтересовался Полководец.
- Россияне ночью заряжают телефоны и выглядывают в окошко на припаркованные во дворе машины.
Подойдя к Острогову, Калач взял руку Вячеслава и приложил к левой стороне своей груди. Кожа была неожиданно грубая, шершавая, по-человечески теплая, но сердце Калаченко не билось.
Даже точно зная о существовании тайного лаза на нижнем ярусе станции, Острогов мог бы безрезультатно искать его целую неделю. Утопленная крышка люка пряталась в темном углу за тяжелыми кабелями, поднимающимися сквозь гильзы, залитые в бетонный пол.
- Изначально планировался переход в соседние, полностью автономные модули базы, - сказал Чингис, со страшным скрипом отодвигая металлическую пластину, заботливо присыпанную серой пылью.
- Конспираторы. От самих себя прячут погреб с коллекционными винами, по десять тысяч долларов за бутылку, - волнуясь, пошутил Вячеслав.
- Нет, скрываем только от тебя, оказия в Азии, - заметил Калаченко. - Пока ты бездельничал на карантине, мы решили не торопиться с прогулкой вниз. Даже у крепких от природы сибиряков голова устроена по правилам.
- Голова здесь не главная анатомическая часть тела. Он так долго просидел на карантине в шлюзовом отсеке станции, что насмерть отморозил себе место, на котором сидел, - пробормотал Острогов, заглядывая в открывшуюся нишу.
Легковесный юмор Вячеслава, обычно принимаемый аборигенами станции неплохо, сейчас совершенно не пользовался спросом у команды 'Шторма-11'.
Повинуясь движению скрытых в броне шестеренок, замки сыто щелкнули. Поднимая к фиксаторам тяжеленный стальной круг, Калач натужно крякнул, и Полководец пришел товарищу на помощь. Хорошо смазанные шарниры герметичной двери похвастались свежим машинным маслом.
- Сначала хотели разделить каждую из баз на отдельные сегменты, - пояснил Чингис. - Для лучшей выживаемости воинского соединения. Подписано в печать, не укладывались в сроки, обозначенные руководством проекта. Тогда всем казалось, время поджимает и вчерашний союзник готов к нападению. Континент за городской квартал. Челюсть за зуб. Голова за око. Смерти хватит всем, Слава. Остановились на едином модуле с добротной дополнительной защитой жилого яруса.
Очень грубая лестница, сваренная из кусочков профилей и обрезков труб разного диаметра, вела в кромешную темноту. На вид шаткая, железная конструкция оказалась абсолютно надежной и ни разу не всхлипнула, пока Калач, Чингис и, наконец, заинтригованный Вячеслав забирались в отверстие задуманного советскими инженерами перехода.
Не найдя ногой следующую ступеньку, Острогов испуганно схватился за ворот люка и с размаха ударился коленом о железо.
- Вот же, неуклюжий глупый медведь! Не спеши там, Сержант! - донесся снизу голос Калаченко.
- Зачем орать, Калач, - спокойно сказал Полководец. - Подписано в печать, незачем. Слава старается.
Пахло мокрой пылью и холодной сыростью. Металл вокруг лестницы, выдерживающей солидный вес троих богатырей, сразу сменил необработанный камень, в который были часто вбиты крепления. Знакомые кабели в стальной оплетке тянулись на расстоянии вытянутой руки, во мраке напоминая странно выпрямленные корни деревьев, крепко-накрепко схватившиеся за скалистый грунт. Словно миниатюрное солнце, электрический световой круг распахнутого люка уменьшался, отчитывая метр за метром.
Спуск, не предвещающий особенных сложностей, неожиданно стал мучительным испытанием. Спортсмен, атлет, привыкший к физическим нагрузкам Вячеслав действительно почувствовал себя неуклюжим медведем, с большим, с великим трудом сползая по лестнице.
На стене вспыхнула цепочка ламп, освещая тесную сырую пещеру с неправильным сводом, тронутым инструментами в местах, где потолок становился чересчур низким. Бронированные кабели, соединенные из кусков разной длины, возлежали на самодельных кронштейнах.
Оставив электрический щиток, Полководец приобнял Острогова за талию, решительно толкая вперед по присыпанной песком тропе.
- Тяжело ответить сразу, откуда берется энергия на станции? - оглядываясь на ходу, спросил Вячеслав.
- Вот же, тяжело. Тут и ученые бы свои мягкие мозги вывихнули, каракатица катится по периметру воинской части, - сказал Калач.
- Слава, ты даже собственным глазам не поверишь. Древние тайны Земли человеческому рассудку легко не даются, - ответил Чингис.
- Здорово вы меня заинтриговали, ребята. Насмерть, - признался Острогов, вытирая со лба вдруг выступивший пот. - Все равно не понимаю, как вы выходите наружу ловить рыбу и рвать водоросли. Рынок в паре кварталов? Карп по двести пятьдесят рублей, палтус по шестьдесят? Хорошо хоть, вам ведрами не приходится его таскать до распределительного щита.
- Таскать кого? Водоросли или палтуса? - не понял Калаченко.
- Электричество.
Полководец вежливо хихикнул. Смешливый, не придирчивый к качеству юмора Калач остался абсолютно невозмутим. Вероятно, эта библейская шутка уколола длиннющей бородой даже маленький коллектив 'Шторма'.
Здесь, в тайной пещере под железякой исследовательской станции не верилось и не думалось, что до Солнца на небосклоне километры и километры водной толщи. Идти стало трудно. У Вячеслава кружилась голова. Горло сдавливалось так, словно шею обхватывала тугая петля. Скрывая от товарищей слабость, он старался шагать ровно, а когда все-таки терял равновесие, то делал вид, будто рассматривает патрон лампы или проверяет надежность соединительной муфты кабелей. Сердце Острогова колотилось, наполняя голову частым, постоянно сбивающимся с ритма стуком. В груди странно и неприятно кололо.
Пробежав метров двадцать по извилистому разлому, грамотно проложенные кабели ныряли в кособокий проем. Последняя лампа звездой сияла на идеально выглаженной желтоватой поверхности, напоминающей обычнейший лед. Дальше пути по пещере не было. Выступающее из стены полупрозрачное ребро практически перегораживало разлом с песчаным полом, превращая в непроходимую для человека теснину, лишенную освещения.
Вячеслав зевнул, открывая рот настолько широко, словно хотел бы проглотить железнодорожный вагон.
- Как себя чувствуешь, земляк? - осведомился Калаченко.
- Здорово... На неполный миллион долларов.
- Еще не поздно вернуться на базу, придурковатый сибирский верблюд.
- Слава... Слава, - позвал Полководец, вытягивая по слогам. - Держи дыхание. В глазах черных пятен нет, Слава?
- Не дождетесь, ребята, - буркнул Острогов, вытирая лицо коротким рукавом промокшей насквозь майки.
Чингис и Калач засмеялись неестественным, неискренним смехом, который Вячеславу показался враждебным. Такие упертые, твердые, и впрямь отлитые из металла советские люди не союзники работяге из нынешней России.