Эсаул Георгий : другие произведения.

Алёна и Алеша абсудр

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Жизненный шедеврический роман!

  АЛЁНА и АЛЁША АБСУРД: Литературно-художественное издание.
  
  
  љ Эсаул Георгий, 2016
  љ "Литературное наследие", 2016
   љ "Академия литературы"
  
   Published in Damascus Syria
  Publisher: Public Association "Literary Heritage"
  
  
  
  ПРЕДИСЛОВИЕ
  
  - Свистать всех наверх, даже стариков с лаптями на голове и женщин с самомнением фрейлин - дудки, а не фрейлины, в Версале за мной бегали, поддували, ластились - гулящие они, на жирных харчах калорий набрали, и - нате, вам, калории - получайте, судари, а у сударей усы висят лианами - голодно нам, тяжко в лишениях, болезнях и криках истомившихся звероподобных чаек! - Капитан Флинт шутливо дернул боцмана Моргана за веник бороды!
  - Если женщины на свист не отзовутся - не белки они, чтобы бегали по реям вместе с краснозадыми макаками - символом хлопкоробов Алабамы? - боцман Морган размахивал деревянной ногой-флагом с вырезанной русалкой (хвост, груди, корона).
  - Утопить всех - морскому чёрту на ужин! - Капитан Флинт костяными шарами закатил глаза в череп, голос дрожал от кладбищенского ужаса. - Наступят времена, когда не только свист, но и прыжки людям покажутся трелями Соловья, призывом оторвать друг другу головы!
  Mamá, tengo miedo diablos!
  
  
  
  
  
  
  
  - Reci mi kako doći do ulicu ili Saloma Nerisa Square Amilcar Cabral - strašna katakombi, ali Moskva - majka gradova, a tko je majka? - Алёна всполошилась (щёчки алыми Дагестанскими маками расцветили среднерусское лицо), схватила мужчину за руку, заглядывала ему в глаза, а затем - засмеялась - рывком, будто из капкана на медведя выскочила. - Не понимаю - вчера не знала басурманского языка, а сегодня заговорила, будто пожарный кран во мне включили; пользы нет от чужого языка - в булочной не купишь буханку и масла для неё не спросить, потому что язык заплетается ногами пьяной балерины.
  Чудной вы, ручку подъезда дергаете, насилуете её своими мозолистыми руками путепроводчика, а в душе у вас пусто - барабан у вас под грудной клеткой: БУ-БУХ! - Алёна постучала тонкими аристократическими пальчиками - музейная редкость - по горилльей груди мужчины, похожего на самосозерцающий шкаф. - Барабаны люблю, барабаны - далёкая страна Ностальгия с вокзалами, компасами, короткими штанишками экзекуторов - ужас Сибири и Московской области.
  В детстве я крокодилов обожала - до боли в пятках, всматривалась в их прозорливые янтарные очи - с искорками лукавства в уголках - так пытливый восьмидесятилетний академик с покровительством улыбается молоденькой ассистентке балерине без трусов.
  Мои подружки кошечек и собак приручали - угощали их мёдом и сухарями - путь в Магаданскую тюрьму.
  А я на Птичьем рынке крокодила купила - маленький, добренький, лапки - СЮ-СЮ-СЮ! зубки - няшные, а укусит - об твою мать, небо в заячий тулупчик Гринёва превратится.
  Дружила с мальчиком - легкомысленный Квазимодо, француз - рыжий, без тестестерона в организме, почти девочка, но с мужскими висячими смоковницкими причиндалами.
  Не интересовалась мальчиками, но других игрушек (кроме Квазимодо) в нашей балетной школе не водилось; заезжали иногда пьяные гайдуки в каретах - колотили нас - детишек - тростями по спинам и по коленям, а затем с безудержным хохотом уносились к Яру - мозговая кость мамонта им легендой на могильном камне.
  Однажды посетил наше училище генерал краснокожий, говорил громко - как обезьяна, обкушавшаяся бананов, проверял наши ноздри - чистые ли они, без волос?
  У Квазимоды вытащил шиньон из левой ноздри, хохотал, а затем впал в раздумья, извлёк из фаэтона ядерный чемоданчик - зловещий, радиоактивный, за сто верст от него радиоактивный ветер перемен.
  Бросил чемоданчик мне на кровать - чемоданчик с адским скрежетом открылся; а в нём - таблицы мигают, пузыри в пробирках и пульт управления умом каждого Президента на Земле.
  В мозги Президентам масоны вживляют микросхемы, и эти микросхемы подчиняются ядерному чемоданчику генерала, словно дети малые подчиняются одноногой нянюшке Пушкина.
  Мне пятнадцать лет исполнилось - возраст свирепого деспотизма, когда в пароксизме счастья балерина любознательна до срастания бровей.
  Я бурундуком накинулась на корзинку для пикника - генерал нас угощал по полной продовольственной программе далекого города Марсель; выхватила бутылку с шампанским "Дом Периньон", отрыла - БАБАХНУЛО! аж скулы у мышей свело, словно каждой мышке сделали инъекцию Правды.
  Шампанское щедрым золотым дождём - о золотом дожде я намного позже узнала, когда в силу вошла - залило ядерный чемоданчик с пультом управления мозгами Президентов.
  В один миг Правители превратились в капустные листы, с опасными бритвами бегали за министрами иностранных дел, а потом впали в прелесть - раздаривали рудники и пряники заезжим купцам, даже инопланетян не забыли, называли инопланетян братьями по Разуму.
  Разве зеленорылые инопланетяне - братья нам? чёрт им брат, а не человек!
  Я бы чёрта сенатором поставила или доверчивым шутником в Камеди Клаб, а зеленорылого инопланетянина - в расход, в войско имени Рокосовского или в Конную армию Ворошилова - клонировали недавно армию вместе с конями - всадники Апокалипсиса, а не воины.
  Генерал хохочет, в ладошки хлопает - дитя нелепое - ему очень моя шутка с шампанским понравилась, от восторга портки снял и за окно вывесил зеленым флагом.
  "Девочка с копьем в мыслях!
  Алёна, ты не чемоданчик шампанским залила, ты Судьбу Мира изменила - болтунов назначила Олимпийскими чемпионами, а Президентов палкой по мельничному кругу гоняла, будто ослов на мельнице Санчо Пансы. - Губы генерала задрожали, очи закатывались, а он их обратно из черепа пальцами выковыривал, будто косточки из персиков. - Ядерная зима, горшочки с питательной бесконечной кашей - сказки седого детства, когда у сказочника волосы на лобке поседели, не серебро, а - иней.
  Бессмысленная жизнь, если мечта ускользает голубой лентой реки Волга.
  Ядерные чемоданчики - пустое, новых наделаем - каждому балерону по ядерному чемоданчику, пусть балерон пластикой доказывает, что пластид крепче черепа мастодонта!" - генерал захохотал, в кому впал, бегает безумный, присаживается, коленки свои целует, а толку - не полюбит коленка генерала, не царская она дочь, коленка.
  Я никогда прежде не лечила зубы бегемотам, не знала опасности, тем более от термоядерных генералов.
  Бедовая, озорница - беруши мне в глаза - подмигнула генералу по-есенински, задрала подол - и мельничным колесом с козлом - покатилась вокруг тумбочки.
  Тумбочки у нас потешные - рыдают по ночам, голову спящего человека дверцей прижимают и скрипят - страшно и смешно одновременно, как на поминках писателя Гоголя.
  "Догоняйте меня, генерал от инфантерии и истерии, догоните - я - ваша!" - призываю, завлекаю, а смысл слов и обольщения еще не знала, для меня слова - карамельки без сахара - пустое, китайское толченое стекло на ужин. После - когда мне в полиции смысл слов - "догоните - я ваша!" разъяснили - я три недели красная ходила от стыда, будто меня Красным Знаменем по щекам отхлестали за непотребства; в партию любителей свёклы записалась, в Америку уехала к краснокожим.
  Генерал услышал, надулся - усы взбудоражились, к потолку взлетели праздничным салютом - красиво, китайцам с драконами не угнаться за усами генерала.
  Помчался за мной шипящий, азбуку Морзе каблуками выбивает, да куда ему - любителю ядерных дверей - не догонит, только руками и зубами воздух хватает - зловеще, челюсти клацают отдельно от тела.
  Я бегала и думала, что за мной гонится законная супруга умершего Императора Николая Второго.
  Генерал понял, что простым методом меня не поймает, я не соловушка с чугунными подковами имени Левши.
  Схватил напольные часы с маятником, а в часах - кукушка - деревянная, но взор у неё острый, следственному комитету на заметку; чебурек, а не кукушка.
  В Рязани пироги с глазами, а в напольных часах - чебурек в виде деревянной кукушки с цыганскими омутными очами.
  Часы тяжелые, но силу генералу придают, даже над полом его приподняли, взлетел генерал - хохочет, а из червонных очей искры летят паровозные.
  Вот-вот догонит и развеселит меня рассказом об ишемической болезни сердца.
  Отозвалось во мне Ростовским колокольным звоном - не знаю, что отозвалось, но загудело, бубухнуло - Конец Света в голове.
  Заложила вираж - лётчикам камикадзе на зависть, проскользнула мимо окна - птица расторопная с душой ягненка; в восторге залилась медным смехом - не заметила, что платье зацепилось за тумбочку и на ней осталось погребальным покрывалом.
  Под платьем у меня - ночь египетская, нет нижнего белья, потому что из экономии в детском доме бельё перешивали на мундиры для сирийских повстанцев.
  Генерал ахнул, загляделся на меня, а в тот момент я - Красное Солнышко, не князь Владимир Красное Солнышко, а - красавица, солнцеподобная.
  С часами и трижды кукушкой генерал вылетел в окно - барон Матхаузен с кобылой его не догонят.
  Шлепок, удар, треск, звон - что звенело? на улице, словно не генерал с напольными часами в окно упал и разбился насмерть, а - война за окном за право обладать земляничной поляной.
  Я закуталась в Оренбургскую пуховую шаль - символ России, осторожно, на цыпочках-пуантах подошла к окну; подумала ногу выше головы поднять, но в последний момент раздумала - балерина, скромница.
  Генерал - голова его всмятку страусиным яйцом - лежал красиво, раскинулся, и с высоты казался манекеном, чучелом неизвестного Вьетнамского солдата.
  Возле трупа суетились мальчишки с видеокамерами - снимали мертвеца на видео для ютуба, кряхтели - маленькие старички в жирных телах пингвинов.
  Девушки осторожно трогали остывающее тело кончиками туфель, хихикали, сбивались в стайки, отбегали и снова напрыгивали - не пингвины, а - воробушки с тридцатилетним стажем проституток.
  Не люблю девушек, потому что они - конкурентки.
  Я заносила картину безобразия на кору головного мозга - кора дуба в женском исполнении, размышляла о Судьбе, которая справедлива к генералам и несправедлива ко мне, потому что нет у меня жениха - Принца на Белом Коне.
  Вдруг, словно врата ада разверзлись возле генерала - заскрипело - зубовный скрежет ста тысяч мертвецов, - и из преисподней донеслось абсурдное - да - АБСУРД - потому что в аду нет кукушек - громогласное, но с нотками ехидной хрипоты факиров - КУ-КУ!
  Зловещая кукушка на пружине вылетела из разбитых напольных часов и куковала, куковала прокажённая, настойчивая в своём стремлении кукованьем сгубить род человеческий на Земле.
  Может быть, на других Планетах тоже живут люди, но на Земле для кукушки из часов нет людей, вымерли с доверчивыми гримасами канатоходцев клоунов.
  Я закрыла ладонями уши, но КУ-КУ стало громче, било рындой в мозг.
  Череп мой раскалывался, и в виденьях я нашла себя на троне Царицы Мира.
  В ужасе выбежала из детского дома, не заметила, как ветер-озорник сорвал с меня оренбургскую пуховую шаль; нагая бежала по переулкам, проспектам, пересекала площади с - рыдающими над Судьбой Амурского тигра - нанайцами.
  В конце Кутузовского проспекта меня поймали в сеть с крупной ячейкой - на дельфина, уговаривали сниматься в немецких фильмах о Природе, где все клерки - голые.
  Я хохотала, обличала полицейских, называла их стяжателями с резвыми мыслями баранов.
  Три месяца меня лечили, изгоняли из меня крик кукушки, вылечили, лишь родимое пятно - воспоминанием не о Бородинской битве, а о том страшном дне - краснеет на правой ягодице.
  Взгляните, похоже ли моё родимое пятно на красную Марсианскую площадь? - Алёна подняла ногу выше головы - балерина, летунья, белка со стажем голубя.
  Нижнего белья нет, и на правой ягодице девушки открылось небольшое родимое пятнышко - с рубль пятно - нежно розового оттенка - цвет свиного пятачка.
  Мужчина оторвал руки от ручки двери в подъезд, глаза его засверкали; вскричал в сильнейшем волнении, словно ноги его погрузили в таз с серной кислотой:
  - Птица! Да, птица вы Райская, а не расхитительница народного имущества!
  О генерале рассказывали; я думал - абсурд, бред молодой необъезженной кобылицы, одной из стаи охотниц за Принцем на Белом Коне.
  Но ваше пятнышко на ягодице говорит о чистоте душевной, о высоких моральных принципах устроительницы Коммунизма.
  В темноте я часто натыкаюсь на предметы: острые, грохочущие, твёрдые, поэтому на голову надеваю кастрюлю или ведро - шлем, а гениталии прикрываю медным тазиком - для сохранения потомства; таз - не медный пятак СССР, он удержит даже руку врага.
  При дневном свете вещи - убийственные ночью - теряют свои ядовитые свойства, или исчезают - кто их поймёт, неодушевленных. - Мужчина откинул голову, засмеялся свободно, по-оперному, показал три чёрных оставшихся зуба, будто камни на мелководье. - Родимое пятно - знак качества, поэтому я открою вам тайну, и имя тайне - ДИСГАРМОНИЧНОСТЬ!
  Не генерал с ядерным чемоданчиком - слыхано ли, чтобы в чемоданчике смерть носили? - приходил к вам, а сатана с мешком для сбора костей прокаженных налогоплательщиков к вам заявился с недобрыми намерениями погубить фауну и флору России.
  Не кнопки в чемодане, а - пустые глазницы черепов браконьеров; не огоньки на пульте, а - глаза адских псов, не тумблеры, а - челюсти на веревочках, челюсти грешников со стажем.
  Лукавый искушал вас, прельщал, а вы его - своей чистотой, невинностью - одарили духовной коркой хлеба.
  Снегурочка растаяла от огня, а лукавый провалился в ад - вылетел в окно - от вашей Правды.
  Одно мне не понятно - кукушка с порочным криком из разбитых напольных часов.
  То ли реквием куковала по сатане, то ли проклинала его на свой деревянный манер - кукушачье дело; кукушек из часов не поймёт даже психоаналитик с раскрасневшимся личиком кастрата.
  Обычно под личиной кукушки в часах прячется чёрт, но ваш случай - более сложный, и проще балерине без трусов пройти по канату над разинутыми ртами прихлебателей, чем разгадать тайну деревянной кукушки.
  Без души, без сердца, без гениталий, а кукукает так, что адские кони Апокалипсиса спотыкаются.
  Часто деревянная кукушка из часов принимает облик крокодила, живого, Нильского; негры купаются в реке Нил, а крокодилы - возмездие неграм.
  Когда мне семь лет исполнилось, я поверил, что я ИЗБРАННЫЙ - Рэмбо с первой группой крови.
  По Тверской прогуливался, на девушек - похожих на фонарные столбы - засматривался, трогал продавщиц сосисек за мягкие груди и мечтал, что наступит время, когда - даже в Космосе - сосиськи станут бесплатными, как сыр в мышеловке.
  Дяденька с сигарой за мной увязался, подмигивал, но не предлагал мороженое, поэтому я проклял дяденьку за жадность, за вожжу под хвостом.
  Уверен, что у дяденьки хвост под брюками спрятан, а под хвостом - вожжа, и вожжой той дяденька свою жену по праздникам бьёт, чтобы поумнела.
  Полтора часа я кружил вокруг девушки с синими волосами, гадал - Мальвина она, или - подделка китайская под Европейскую Мальвину.
  Вдруг, холодом повеяло, а затем - жар в пот меня вогнал, словно из морга в крематорий, и снова, из крематория в морг!
  "Адские врата открылись! Люди, кайтесь, сожрёт вас саранча библейская!
  Звезду Давида мне на грудь, а Голиафа в портки детские, пусть портки не парашюты, но помогают при падении с ледяных гор, с которых можно кататься!" - я закричал, приставал к прохожим, уговаривал не смеяться, потому что в час Суда нужно рыдать, заливать слезами перси персиянок.
  Одни прохожие гладили меня по головке, сверкали очами, успокаивали, обещали, что из меня получится отличный швейцар или официант.
  Другие люди вступали в спор с первыми, обличали их, посыпали головы пеплом и кудахтали, будто рассерженные куры в свинарнике:
  "Вы говорите, что из вопящего мальчика получится швейцар или официант в белой рубашке и остывающим трупом на подносе!
  Как же вы можете видеть будущее, если отцы ваши - лихоимцы, а матери ваши - плоды давнего конфуза.
  Чёрт вам брат, а болотная ехидна - сестра!
  Испытайте себя: упадите на кровать, в бреду рассматривайте кафтаны из снов, и, может быть, в одном из кафтанов узнаете свою кожу!"
  Я слушал перебранку прохожих, удивлялся, что их не поглотила бездна, из которой доносятся автомобильные гудки и зазывные крики дознавателей из следственного комитета.
  Мать-героиня (два ребенка близнеца в коляске, а третий на руках) укоряла меня в словоблудии, доказывала, что мои призывы каяться - лихорадочное состояние, которое приведет меня не на путь швейцара или официанта, а сделает меня служанкой в доме терпимости в Амстердаме.
  "Мальчик, ты научишься на логарифмической линейке подсчитывать сложные проценты - честь и хвала тебе от воротил шоу бизнеса, не прикоснешься к компьютеру, но никогда, слышишь, мальчик, никогда не стать тебе вертухаем или церковным старостой! - мать-героиня ловко - будто белка в заводской столовой - шарила у меня по карманам (девушки умеют разными способами пустить мужчину по Миру без копейки). - Нет в тебе жилки крушителя ребер: сладко подкованными тяжелыми вертухайскими ботинками ломать ребра беззащитных заключенных, словно по первому льду осторожно ступает слониха.
  Не получится, ОХ, не выйдет из тебя хорошего вертухая, из внутренних твоих органов добро не выйдет.
  Церковный староста - не дорастешь ты до него, актёрки тебя сгубят, голосок твой - тонкий, оперный, Миланский, а церковь отвергает тонкие голоса мужчин, лишь мальчикам позволяет, мальчикам-колокольчикам.
  Церковный сторож, если крикнет - черти отрубями посыплются с забора". - Мать-героиня обворовала меня, засмеялась, уверенная в своей вагине, не женщина, а - контора на длинных ногах.
  Я осерчал, от грусти великой наговорил девушке гадостей, вылил на неё ушат словесных помоев - обидно мне, что она меня не видит церковным старостой и вертухаем.
  "Лихоимка ты, девушка, проститутка, а не мать-героиня!
  По Центру Москвы бродишь, ищешь богатого отца своим детишкам: дети у тебя из пробирки, а один - от негра - заслуживает одобрение, потому что на него Мэрия Москвы тебе бананами пособие назначит и кокосами.
  Не люблю кокосы, их трудно грызть, белкой доисторической стотонной себя чувствую, когда вгрызаюсь в кокос.
  Лучше бы ты голая плясала на крыше Большого Академического Театра - соблазняла бы Космонавтов и лётчиков дальней авиации, чем предрекала мальчонке-провидцу незрелое будущее без перспектив.
  Имя тебе, мать-героиня - Изощренность!"
  Я забежал в подворотню, надеялся, что всадники Апокалипсиса не найдут меня за мусорными баками, удивительно похожими на разжиревших водителей автобусов.
  Жар и холод преследовали меня; но я не допускал мысли, что заболел, потому что знал - жар и холод из ада, предвестники саранчи и львов с лицами человеческими.
  В животе булькал страх, и через пять минут младогегельянских ужимок, обезьяньих гримас и мимики Чарли Чаплина я догадался - в туалет желаю по большому, по-богатырски.
  Где же общественный туалет с флагами над каждым унитазом, с китайскими драконами в кабинках и приветливыми ведьмами с половыми тряпками?
  Десять минут - длиной в жизнь великана Джека - я искал уборную, сортир, выгребную яму, нужник, ватерклозет, унитаз под светлым небом января.
  Обидно: животные, птицы свободно гадят на улицах городов, и никто не укорит голубя за извержение из клоаки, только почтальон покачает седыми моржовыми усами, а с почтальона - спрос маленький, гномий.
  Личность с ограниченными возможностями тоже облегчается прилюдно, полицейские подают рапорты и анкеты, чтобы личность себя подчистила гербовой бумагой - нет на инвалидов актёров пересмешников французского кино.
  Я - если приспущу детские штанишки на улице - буду осмеян, и под конвоем, как Чернышевского, меня отправят в Сибирскую колонию малолетних преступников с тонкими лебедиными шеями.
  В животе моём черти играли в нарды, чёрный густой туман окутал и следовал за мной - ни окно в нём не прорубить, ни Амстердамца за нос поймать, не туман, а - мысли толстого гимназиста.
  "Откройте, мздоимцы!
  Покажите богатую натуру артистическую!
  Откройте доступ отроку в туалет, пусть даже вы в туалете воблу сушите, или жилетки стираете в унитазе - не осужу вас, не укорю, не плюну в ваше лицо!" - я стучал в дверь на первом этаже - элитный подъезд, мрамор, девушки вместо светильников, Бахчисарай в подъезде.
  На стук в дверь долго не отзывались, и я уже поверил, что своими слезами пробью дубовую дверь - так Марья искусница слезами откроет лбом амбарный замок.
  Наконец, дверь - порок, а не дверь - отворилась, и высунулась седовласая голова эстета; на Тверской только эстеты живут, и голова не принадлежала человеку, словно бы витала отдельно.
  "Вы - сказочник Ганс Христиан Андерсен? - я на миг забыл о войне в желудке, о прямой кишке - Байкало-Амурская магистраль, приложил руки к груди - добропорядочный плотник в теле Московского озорника. - Шевелюра - слово иностранное, поэтому красивое - у вас львиная, сказочная, в волосах сказки таятся, как русалки сквозь листья деревьев проглядывают.
  Скажите, дядя, почему все сказочники описывают волосы русалок, а не груди?
  Детишки интересуются - зеленые ли груди у русалок, а вы, сказочники, подсовываете ветви и зеленые волосы, вводите нас в заблуждение, словно вы не писатели, а - художники кровавые.
  Штукатурите детишкам мозги, совращаете нас в Сандуновских банях, а затем - СЮ-СЮ-СЮ! - о добреньком пишите кровавыми руками, переломал бы вам руки, да силёнок у меня нет, и нужда в животе ужом бьётся.
  Дяденька, пустите посрать!"
  "Не пущу, дитя мрака и бездны! Наполеона в одна тысяча восемьсот двенадцатом году пустили в Москву - достаточно, хватит, натерпелись, будто мы мыши, а не люди! - эстет сказочник потянул дверь, закрывал, но жизнь у него короткая, подошвами сапог растоптана - не совладал (а я ножку детскую поставил, зубами в пальцы сказочника вцепился, боролся за своё право посидеть на унитазе - так балерон борется в грязи со спонсором). - Убирайся прочь, к котлам с кипящей смолой, чёрт маленький!"
  Орём - сказочник от боли, кровь по пальцам струится, мои зубки косточки на руках затворника перемалывают, а я сквозь кровавую пелену и чёрный дым мычу, кукушку из часов изображаю.
  Долго боролись, возле нас остановился лакей в ливрее, выпускал пузыри изо рта, притоптывал в такт нашим подвываниям, и нет смысла в борьбе, в притоптывании, потому что с Марса, или с Солнца, мы маленькими кажемся, а со Звезды Альфа Центавра нас не видать, потому что нет в нас живительного огня.
  Из соседней квартиры вышла нагая девушка лет двадцати, робко постучала по моей макушке (я не ответил, занят сказочником), долго смотрела на меня, затем произнесла со вздохом розовой феи:
  "Не осуждаю тебя, мальчик-засранец, не укоряю за любознательность и настырность - в копатели бы могил тебя определить.
  Пригласила бы тебя в свою опрятную квартиру с гобеленами на окнах - за мной подсматривают с улицы, поэтому я окна занавесила - пустота подсматривальщикам, а не картины из быта балерины.
  Но в моей квартире нет отхожего места, потому что балерины не испражняются, мы - воздушные, безе на палочке!
  Возьми, на память, мальчуган, волос из гривы коня Сивка-Бурка!
  Пригодится тебе, когда почувствуешь себя ежом без рукавиц!" - девушка протянула мне волосок - белый, серебряный, а я плюнул на него, волосок - не дорога в Рай, не сохраню его.
  Отвлекла, сумасбродная, упустил я шанс, и сказочник дверь захлопнул, оборвал цепь в мечту.
  Крикнул на прощание, журавлиным эхом отозвалось у меня в левом полушарии глобуса головы:
  "Владимир Ильич Ленин отменил нужду!
  После Великой Октябрьской Социалистической Революции трудящиеся не нуждаются, и по нужде не ходят на крепких ногах тяжелоатлетов!
  Слава героям Амстердама!"
  Я одинокий - анчар, чинара, дуб - стоял на пустой лестничной клетке - некуда бежать, нет времени на туалет, скован льдами могильными.
  В отчаянии матроса с "Титаника" приспустил штанишки, грациозно присел (себя похвалил за гибкость) и справил - собакам и поэтам с ограниченными возможностями в назидание - большую нужду на коврик возле двери квартиры сказочника - так рыбка испражняется на ракушку.
  Газеткой из почтового ящика прочистил между ягодиц, не енот-полоскун, но - чистюля, памятник мне на Родине героя!
  Снова вышла обнаженная девушка, с недоумением, перерастающим в звериное любопытство, посмотрела на мои испражнения, засмеялась - капель летняя, а не девушка и протянула мне чёрствую горбушку чёрного хлеба шахтёров:
  "Модельер! Прими чёрствый хлеб, утоли желудочный голод, а о душевном голоде не заботься, мальчик, он тебе не тётка.
  Взяла бы тебя в мужья за твою оригинальность, но маленький ты и без денег, откровенный работник морга!
  Не прислушивайся, не услышишь в моём голосе печаль художественную с клокотанием журавлей на поганом болоте".
  Девушка опустила головку, придвинулась, щекотала соболиными ресницами мой сократовский лоб.
  Закашлялась, зажала носик пальчиками и огромными прыжками - пума на охоте - скрылась в своей квартире.
  Я вышел из подъезда, присел на лавочку - если бы рядом сидели старушки - убил бы всех, разглядывал чёрствый хлеб, вглядывался в него, искал ответы на вопросы: Для чего живём? Есть ли жизнь на Марсе? Кто убил Кеннеди? Куда уехал цирк?
  Чем дольше вглядывался, тем тяжелее становилось на сердце, эльфийский страх - но не страх не найти туалета - сжимал сердце калеными щипцами.
  На горбушке хлеба проступили слова на непонятном языке, хлеб незрячий, но смотрел в меня, выворачивал душу, видел тайное, даже толпу моих фаворитов в детском садике.
  Через бездну времени я почувствовал (кричал непонятное, с намеками на ядерный гриб: "Ейск! Надобность! Чревоугодие!"), что хлеб поглощает меня, окутывает, затягивает в пасть - так удав всасывает факира и белого кролика.
  Я забился в истерике, пытался отбросить горбушку, но она впилась зубами в мои ладони - как я впивался в пальцы сказочника, хохотала, давала мне почувствовать разницу между хлеборобами и балеронами.
  Я проваливался в ад, искал выход в абсурдных заклинаниях, но хрип изо всех моих природных отверстий динамитом заглушал Добро!
  Вдруг - кухарка с миской супа над кроватью бредившего убийцы хуже - Луч Вселенской доброты с ответственностью за всё человечество распорол мрак - так скальпель хирурга распарывает брюшину нерадивой старушки.
  Луч высветил мораль во мне, интеллект в прохожих, неподкупность чиновника возле ясеня.
  Мир засветился, я вознесся и из Космоса наблюдал за собой, за явлениями природы, за хорьками - коварными пленниками суеверий продавцов Птичьего рынка.
  Луч доброты выбил из моего мозга мусор дурных мыслей, и я оказался близок к разгадке тайны тайн - Для чего живём? Почему живём? С какой целью пришли на Землю и плодимся с помощью ругающихся матерей-героинь.
  Девушки в городах не отличаются от парней, происходит слияние мужского и женских начал и концов - плохо это или хорошо - судить чёрту.
  В деревнях девушка - девушка, женщина - женщина, а мужчина - крестьянин, батрак, на котором держатся хлеб, изба и русская печь с пирогами, похожими на чебуреки в руках назойливых узбеков.
  Луч беспощадной доброты просвечивал одежды красавиц, и я в нелепом восторге рассматривал анатомию балерин, художниц, причём художницы - дебелые, вальяжные, мне пришлись больше по сердцу, чем жилистые бараноподобные балерины с лютнями между ног.
  Откуда Луч непорочности и смелых надежд на возвышенную Вечную жизнь?
  Я опустил мысленный взор, вернулся из Дальнего Космоса на Планету Земля, затем уже взором из глаз - сетчатка, колбочки, зрачки, хрусталики - мать их через коромысло, всего не упомню - обнаружил источник прискорбного доверия и Луча!
  Двухметровый Нильский крокодил - я сразу понял, что крокодил африканский - очи у него нелепые, в них отражаются подозрительность бЕлок и бесшабашная радость папуасов!
  Крокодил разглядывал горбушку в моих руках, таил в сердце надежду, что часть зерен ему обломится и останется на изогнутых янычарских зубах.
  "Возьми, кушай, отрадное животное - хлеб полезен для пищеварения не только солдатам, но и крокодилам в переходный возраст от страстной молодости к спокойной старости.
  Вы, крокодилы, живёте больше двухсот миллионов лет каждый, долгожители, как и горцы, а я - облачко на вашем небосклоне, муха це-це, со скоростью умирания один раз в сто лет. - Я протянул крокодилу хлеб, а затем в неимоверном восторге - так вероломный мавр бросается на белую балерину - обнял животное за шею, оросил его очи своими слезами узника Закарпатских сновидений.
  Крокодил с благородным достоинством князя принял хлеб, жевал и плакал, мучительно родной в Мире безгласных старушек и дисгармоничных стариков, которые ногу выше головы не поднимут, а, если поднимут - то срам, ужас, бездна, бежать от поднятой ноги старика - ад в ней.
  Крокодил скушал приношение, помахал хвостом - енот, а не крокодил.
  Из подъезда вышел сказочник в красных туфлях с загнутыми носами, в длинном синем халате с золотыми звёздами и кометами и в остроконечной шапке фокусника из Московского цирка.
  Не люблю фокусников - от лукавого фокусы, чёрт в коробке с фокусами сидит и забавляется аду на потребу.
  В руках фокусник держал красное потрескавшееся ведро с мусором - флаг Москвы в форме ведра.
  "Ах! Обличитель дизайнеров, разрушитель арьергарда войск сатаны! - сказочник схватился за сердце, синими зубами кусал желтые зубы, разукрашивал Мир своими красками. - Мальчик! Я полагал, что ты ушёл, или провалился в ад; может быть, женился на моей соседке - балерине Анастасии Должанской.
  С трепетом в ушной раковине я прислушивался к звукам улицы: чу! - мародёр пробежал с мешком ворованных сухарей; призрак проскакал на Чёрном коне.
  Но твои звуки затихли, и запах твой исчез среди мук асфальтоукладчиков из Таджикистана.
  В степях и тундре нет асфальта, поэтому работа асфальтоукладчика для жителей пустыни и тундры новая, таинственная, с глазами под каждой лопатой.
  Я не хотел, чтобы ты увидел меня с мусорным ведром - сказочники не пукают, не разгуливают с мусором, потому что сказка - мечта, розовая, иногда - голубая, но без мусора.
  Сказочник с мусорным ведром, всё равно, что папуас с ядерной бомбой.
  Но ты перехитрил меня - дожидался на скамейке, обличитель волшебников.
  Укрылся за аурой африканского крокодила с эффектной кожей девственницы.
  У добрых крокодилов кожа нежная, шелковистая, как у девушек на спортивных соревнованиях.
  Под завесой чужой ауры, ты скрывал свои надежды - увидеть сказочника - меня с мусорным ведром, и разнести эту весть по Миру, озвучить на БИ-БИ-СИ, выложить в ютуб!
  Время моё подошло к концу, мальчик-убийца.
  Нет мне теперь смысла жить, потому что ты разрушил башню из слоновой кожи, стоптал в грязь мой талант, оборвал нить моей Судьбы, чёрт ты, а не мальчик". - Сказочник топал потешными куриными ногами, брызгал слюной, и в порыве ненависти ко мне - а я не виноват, потому что не нарочно оказался на скамейке, не прятался за ауру крокодила, а жил, пил жизнь большими глотками изможденного путника - замахнулся мусорным ведром, как булавой.
  Крокодил зарычал на сказочника, поднял правую лапу, проявлял агрессию, показывал своё желание защитить меня - хоть от армии французских пьяниц, хоть от орды коротконогих леприконов из Дании.
  "АХА-ХА-ХА-ХА! - сказочник захлебнулся чахоточным кашлем, долго и надрывно сморкался, высмаркивал остатки мозга. Я помог ему откашляться - стучал по спине между двух верблюжьих горбов, затем - не помогало моё робкое стучание, будто в будуар к Королеве напрашивался - схватил сказочника за остатки роскошных кудрей и с силой ударил лицо дяденьки о скамейку - шоковая терапия древних инков. Смех и дыхание сказочника на миг прекратились, и затем из разбитого рта полился водопад благодарственных слов. - Спасибо огромное, королевич, за твои медицинские действия - не убил, и радость мне, словно на лугу пасусь с Вологодскими коровами.
  Крокодил тебе мудрость даёт медицинскую и защищает тебя - всё, как написано в Апокалипсисе, посланник ада ты!
  У меня нет шансов даже скушать тухлую докторскую колбасу, зубы мои от ужаса размягчило, превратились в поролон.
  В глубоком детстве - когда мясо динозавров свободно продавалось в Елисеевском магазине - я, преисполненный хрустальных мечт на лучшее будущее Человечества, направился к гадалке - сивилле, или цыганке Азе - не помню, всё сокрыто в тумане черствой невежественности грядущих поколений барабанщиков.
  Лесом брёл в городе, много в Москве деревьев, адские кущи, а не город.
  Женщина с коромысло - а на коромыслах - деревянные вёдра, дорогу перебежала; красивая молодушка, румяная, дородная, груди - креольский закат.
  Я к женщине осторожно подошёл и изо всех своих озорных мальчишечьих сил - иначе нет смысла мальчику жить, если не дерется - ударил женщину кулаком в левую грудь.
  Охнула, присела, схватилась за грудь:
  "Сердце моё надорвалось от вопля души!
  Навеки вечные пусть будет проклят твой род, мальчик с точилкой вместо души и карандашиком на месте пениса!" - вскрикнула и с вёдрами от меня в чащобу побежала - к медведям на танцы.
  Я люблю танцевать с цыганскими медведями, в медведях дух бурлаков.
  Но тогда огорчился, потому что женщина - не колдунья, не пифия, не сивилла, не предсказательница из Черниговского леса, где каждый дуб - старик с фиолетовой бородой.
  Предсказательница не убежала бы от меня, не потухла свечой в скафандре космонавта.
  Как поступила бы истинная предсказательница после моего удара - превратилась бы в летающую свинью, обернулась бы волком, покатилась бы колобком с горы - не знаю, но как не должна поступать - догадывался.
  С огорчением швырнул кусок могильного камня вслед женщине - не попал в затылок, поэтому огорчился, почувствовал себя виноградинкой под ногами итальянского винодела.
  С чувством непередаваемой печали захрипел, задыхался, царапал горло длинными волчьими когтями, через час успокоился и отправился на поиски настоящей предсказательницы - вершительницы судеб муравьёв.
  Наконец, пришел по адресу, постучал в дверь, натянул на лицо заискивающую улыбку продавца орденов матерей-героинь.
  Дверь открыла ослепительной красоты девушка - коса русая до земли, ноги - придорожные столбы телеграфные, грудь - Северный и Южный полюса Земли.
  Улыбнулась кротко, мило - роман "Что делать?" Чернышевского отдыхает.
   И в тот же миг ножкой - маленькой изящной ножкой, усладой уставшего поэта - в красном изящном сапожке ударила меня в промежность - Вселенная плачет.
  Дыхание моё сошло с орбиты, глаза вылезли за экватор черепа, язык разбух банкой с тухлой норвежской селедкой.
  "Армагедон! Сцилла и Харибда! Тихий плач бедных козодоев с легкомысленными очами пахарей!" - Я упал в золотую пыль, корчился, хрипел, сучил ножками - младенец в утробе горя.
  Девушка со среднерусской вековой печалью Беловежской пущи взирала на мои страдания, иногда добавляла ногой по черепу - не столь больно, как удивительно и обидно.
  "Прости меня, сказочник с глазами на Восток! - промолвила, а голос её - клюква в сахаре. - Будущее вижу, поэтому предвидела, что ты испытать меня захочешь, ударил бы меня в личико снежное кулаком, а затем пошёл по Миру с опущенной головой страдальца.
  Опередила я тебя, ударила первой, оттого, что умная, как книга бухгалтерского учёта.
  Посетители меня по красоте не ценят в первое время, полагают, что предсказательница - старушка с носом-крючком, черноволосая, дряхлая, с землей под ногтями.
  Я - полная противоположность основной рекламной картине предсказательницы, даже на левой ягодице у меня татуировка - зайчик с морковкой, - пифия приподняла край сарафана, оголила левую попу - зеркало души, а не ягодица. Татуировка - зайчишка с морковкой - трогательная, нежная, детская - умилила меня до слёз; я бы разродился негритянскими двойняшками, если бы рожал детей.
  Девушка увидела моё замешательство, восторг, засмеялась, робко произнесла с наивностью театральной контролёрши. - Шарманка миниатюрная у меня между ног - на Счастье! - ножки раздвинула (слегка, не пОшло, не по-театральному). Чудо-чудное! Диво-заморское! Механическая, не китайская электронная, шарманка с золотой ручкой. Девушка за ручку покрутила, и из промежности полилась чарующая музыка беззаботной молодости. - Будущее твоё вижу - мальчика и крокодила Нильского - красивый крокодил, намного красивее мальчика и умнее.
  Мальчик - твоя смерть и твоя жизнь, сказочник!
  Дальше - тебе решать за голубыми занавесками своего кабинета, похожего на царские хоромы.
  Вырастешь - стишок напиши о моей татуировке, люблю я её пуще Правды!" - махнула рукой, опустила сарафан и пошла в дом - непризнанная предсказательница с мраморным телом Королевы Красоты.
  Её предсказание потрясло меня до глубины души; решил податься в артисты цирка - по проволоке под куполом бы ходил, чтобы до меня не допрыгнули мальчик и крокодил.
  Потренировался - залез на фонарный столб и по проводу пошёл, словно канатоходец по кровати любовницы.
  Три шага сделал от надежды до смерти, оступился, упал промежностью на провод, разрезал мошонку на две части - с тех пор не могу иметь детей, а с девушками только чай пью с тусклыми зелеными навозными мухами.
  Фрискас, мальчик, назову тебя Фрискасом, - сказочник гаркнул, поднял воплем стаю старушек, словно ворон стрелял в Царицыно. - Не для того Вселенная взрывалась и расширялась до неприличия, чтобы мы с тобой на скамейке беседовали.
  Неужели, ты думаешь, что наши взаимоотношения потрясут Чёрные дыры?
  За то, что ты пересёк мой жизненный путь и не сделал меня тяжелоатлетом - не сделал же? - ты обязан найти моего брата - фюрера, решительного, торжественного, усатого, похожего на чёрный гроб для осла.
  Он с мешком моих денег пропал где-то в Москве, на связь не выходит, играет в радистку Кэт и Штирлица, тоскует, очевидно.
  Найдешь брата - мешок денег у него забери и мне доставь, или меня позови - сам справлюсь с мешком, хотя мне нельзя поднимать тяжести более двух килограммов дерьма.
  Золото подниму хоть центнер, а нечистоты - только до двух килограммов, потому что у меня в животе счётчик Гейгера.
  Нелепо придумано на Земле - за Счастьем нужно ходить с топором, и рубить врагов, которые - почему-то - мешают получить Счастье.
  Улыбаюсь Солнцу, а Солнце в ответ за тучку скрывается, прячет азиатское круглое желтое лицо с родимыми пятнами - разведчик Солнце".
  "Я не знаю вашего брата, не видел его снимки в бане в ютуб - не золотой он слиток, чтобы его каждая девушка узнала и назвала покорителем Марса! - я сомневался, чесал крокодилу между глаз, а он, воодушевленный романтикой Московских будней, пускал слюни на - кем-то оброненную, потерянную - фотографию (с грустной нагой балериной на дереве). - Не найду вашего брата, мешок денег сгинет, если не подскажите где и как искать; вшейте мне компас под скальп".
  "Нерадивый мальчик - не отличишь голого генерала от прапорщика!
  Не о благе человечества ты задумался, а о своём добре - добро оно или изнеможенное страшное лицо в зеркале?" - сказочник похвастал волосатой грудью, распахнул халат - кущи адские, седые мхи и лишайники на груди. Возопил и хотел меня схватить за ухо, учитель пения на пенсии, а не сказочник.
  В красивом полёте падшего аиста крокодил подпрыгнул на кривых лапках - поцелую каждую чешуйку на ноге милой рептилии, - клацнул многомиллионлетними зубами и откусил указующий перст сказочника, поставил точку в сочинении на вольную тему.
  Сказочник охнул, присел, оглядывал сочащийся обрубок, и, вдруг, захохотал с придыханиями старого астматика печника (который печку Ленину сложил по образцу доменной печи).
  "Крокодил - не только Солнце проглотит, но и мой сказочный волшебный палец; в пальце том множество фокусов таилось - от платка до монетки! - Фокусник надрывался в хрип, но стыдился своей слабости, закрывал кровавой ладонью половую щель рта. - Ты спрашивал у меня дорогу к брату и мешку с деньгами, искал пути преодоления безумия, а, где оно спрятано, безумие путешественника, странника, топтателя дорог?
  Я дам тебе дельный совет по навигации, юный погонщик крокодилов - без пальцев люди живут, и я проживу, а без денег люди чахнут, полевыми ромашками ложатся под лапы кротов.
  Давным-давно, когда деревья скалили зубы в злобных усмешках, а с груш, вместо спелых плодов падали голые русалки с зелеными хвостами, я отправился на рыбалку на пруд - небольшая выемка с водой.
  К ужину мечтал наловить ведро свежих, маленьких пятикопеечных карасиков - золото скифов в каждой чешуйке.
  Караси - единственный вид рыбы в нашем пруду, где корова чувствует себя водолазом.
  Сижу, ловлю, наблюдаю, как доярки готовятся к конкурсу народной самодеятельности - в Москву приглашены, в Большой Театр плясать, ногами сотрясать землю, вызывать злых духов из преисподней.
  Я - по детской душевной наивности - полагал, что тренироваться - значит - работать, готовиться, танцевать, оттачивать балетные движения - так птица гнездо вьет на голове агронома.
  Но доярки - вместо того, чтобы плясать под музыку - разделись донага, расхаживали по берегу, трясли достоинствами, пили вино и водку, громко хохотали, откидывали назад пряничные головы; радость Солнечная била из сборища, будто Луна развалилась на пять равных частей.
  Ко мне подошла красивая Анфиса - молодая девка, но груди заслоняют горизонт; белая, сдобная - хоть сейчас на праздничный стол и маслом её намазывай.
  "Друг мой сердечный, худой до схожести с ёлкой! - Анфиса положила Космические груди мне на плечи, задумалась, произнесла вполголоса, будто потеряла звон на колокольне. - Карасей ловишь, о желудке своем и матушки заботишься, а край Вселенной не видишь.
  Для чего пришел в этот Мир и разгуливаешь в драных портках?
  Иву от рябины отличишь, а добро от зла - никогда, потому что нет в тебе разбитого сердца Черномора!"
  "Недоброе ты мне сказала, Анфиса! Ох, недоброе, даже тучи плачут за лесом! - я сдвинул брови, извлёк из-за голенища маленьких ножик - услада рыцаря. - О цели жизни говоришь, а к конкурсу песни и пляски не готовишься, словно палка с одним концом.
  Надеешься, что чёрт за тебя проголосует, или Митька - с которым ты забавлялась в стогах сена, а потом придушила - воскреснет и поставит высший балл?
  Присядь на пень, обопри голову о колено и задумайся о Судьбе села - так птаха малая размышляет о свадьбе с аистом!"
  "Митька, стог сена, пташка - пустое это, придуманное, холодное! - Анфиса приподняла грудь и ударила меня по щеке - грудью, как молотом. - Мы готовимся к соревнованию, стараемся, из кожи вылезаем, а кожа у нас шелковистая, белая - на зависть негритянкам и собирательницам риса в провинции Пекин!
  Потрогай мою кожу на внутренней стороне бедер, почувствуешь полноту власти над зебрами и конями!" - Анфиса откинула голову, задорно хохотала, и трупы с беззаботными лицами проходили за спиной девушки, не трогали нас, не посягали на самое дорогое - жизнь человеческую!
  Я ладонью левой руки (испачкана в тесте - приманка для карасей) провел по внутренней стороне левой ноги красавицы, будто далматинца погладил.
  Анфиса заплакала, утёрла слёзы длинной косой, поцеловала меня в макушку, строгая - декабрист перед расстрелом:
  "Не мучай меня расспросами, отрок без ботинок!
  Харизма красивой девушки - горная цепь: странная, с пропастями и острыми пиками, баранами и неподкупными порывистыми пограничниками.
  В Москве заранее нас списали, пригласили для галочки, для кулинарии - мясо мы сельское.
  Мы бы сплясали, спели, и нам - по договоренности - поставили бы нижний балл, но грамотами наградили и отправили обратно в колхоз, на заготовки брюквы для художников Подмосковья.
  Художники брюкву трескают, ржут - коровы, а не деятели искусств!
  Но мы - потому что красивые и умные, а женская красота даже из Чёрной дыры во Вселенной выскочит - перехитрим членов комиссии и расфуфыренную публику: профессора с бородками и молодыми козликами в любовниках, дамочки с водопроводчиками на коленях - блажь, пепел вулкана, а не люди.
  Мы сделаем вид, что не нужна нам победа в конкурсе, не станем петь и плясать, а будем вести тихо-мирно, как в сельский полдень, когда Солнышко нежными лапками щекочет за ухом.
  Разденемся в Большом театре догола, напьемся - и дальше - хоть трын-трава вместе с разрыв-травой в одной чашке.
  Судьба даёт человеку не то, что он хочет, а - другое; играет Судьба, забавляется.
  Ленка Березина с детства мечтала выйти замуж за комбайнера, простого труженика в залатанном грязном комбинезоне, пусть даже чёрт из преисподней выпрыгнет в ватнике - Ленке на радость.
  Но Судьба не давала Ленке механизатора; подсовывала банкиров, нефтяников, директоров и - печальный - как одинокий мартовский кот - итог: Ленка Березина - жена стального короля.
  Горюет в стокомнатном дворце, выход не найдёт, рисует пальцем на стенах лица изможденных пропойц механизаторов.
  Мечтали в Москву на поезде поехать - боимся самолётов, а Судьба нам самолёт предоставила с юнгами.
  История человечества длинная, а история тараканов - ещё длиннее; мудрые тараканы, усы у них.
  Что усы? тараканы знают, для чего живут, а я не знаю, прелестная в своей белой наготе!" - Анфиса побежала - красиво, с колыханиями - подъем-опускание, опускание-подъем - волна морская!
  Я не понял откровение Анфисы, раздумывал - в тот день не поймал ни одного карася, потому что забыл забросить снасть в воду - так схимник забывает своё имя.
  Через неделю по телевизору в клубе смотрел (все смотрели, ахали и охали, даже Митька из гроба вылез, откопался, пришёл в могильной земле - мышь, а не покойник) - танцевально-певческий коллектив нашего колхоза завоевал первое место на выставке достижений народных талантов в Большом Академическом Театре, пробил окно в Западную Австралию.
  Вскоре лауреатки прибыли домой - не все, меньше половины, а другие - замуж за миллионеров вышли, на устрицы и откровенность половозрелых философов клюнули.
  Снова встреча у пруда - а я уже догадывался, прозревал, погружал голову в огромное - сердце гор в нём пропадёт - ухо Природы.
  Анфиса на этот раз не разделась, шикарная, в пончо испанского конокрада; подошла, задумчиво кусала былинку, будто макаронину в итальянском ресторане.
  Я об итальянских ресторанах читал, поэтому легко представил Анфису на столе среди глиняных дешевых бутылок с фиолетовым крепким.
  "Мы выиграли, да, выиграли, а хорошо ли это? - Анфиса косила глазом на иву, словно не со мной разговаривала, а вела неторопливую беседу с водяным. - От нас ожидали плясок и песен, а мы - крепкие, здоровые, пахнем лесом и лугом - разделись догола и - самогонку глушим с пониманием, иногда - с остервенением голодных мышей.
  Голые прохаживаемся между рядов, присаживаемся на колени членов комиссии, дуем на плеши - забавно, когда жидкие невесомые волосики на голове старичка приподнимаются от наших дуновений.
  В зале шум и переполох - мужская половина за нас, а женщины - да кто их послушает, напомаженных? - против, будто каждой в глотку залили серную кислоту.
  Старички в прелести нас наградили - все награды отдали за нашу простоту, потому что мы не стремились к победе, презирали её, плевали, не готовились, оттого она нам и навязалась веником в ноги.
  В баню пошли с членами комиссии, а между наших ног - пусто, как в глотке Циклопа.
  Бешенство и негодование, дрожащий голос - красиво, если знаешь цель, стремишься к мечте, а без мечты - голос роковой, и в груди нет гениальности!" - Анфиса ушла от меня, и я прозрел, понял суть желаний - так свинка Пеппа осознаёт, что её папа - х...й!
  "Хочу карасей, пусть придёт к нам Моисей! - я крикнул в зеркальную гладь пруда, задрожал, догадывался, что не Моисей поднимется со дна пруда, а - чёрт!
  Оказывается, то, что желаешь, к чему стремишься до ломоты в коленях и локтевых суставах - не приходит к тебе, обходит стороной, страшится, как сифилитика парализованного.
  Судьба - насмешница, одаривает не тем, что хочешь, а другим - почти противоположным!
  В магазин идешь за белым хлебом, а оказывается, что в магазин завезли сегодня только чёрный, шахтёрский, с кусочками угля вместо изюма.
  Мечтаешь о беловолосой девочке, а оказываешься за партой рядом с негритянкой.
  Вышел на ловлю карасей - до боли в копчике хочется карасей в сметане, а получишь... - Черепаха?!!"
  Вместо карася я на удочку вытащил Галапагосскую морскую черепаху - огромная, из её панциря я сделал конуру для Бобика!
  За черепахой пошли - налимы, лещи, белуга, щуки, горбуша, лосось, сёмга, устрицы - разнообразие подводного Мира, даже молодую русалку подцепил с грудью шестого размера.
  К вечеру возле меня выросла гора водоплавающих диковинок, но - ни одного карася, пусть они провалятся в ад и смешат искателей кладов!
  В досаде я свалил добро обратно в озеро, пошёл домой пустой, словно меня позвали на праздник дураков и отрезали руку.
  Не желаю хотеть того, что не желаю!
  Я - Человек, факир!" - сказочник облизал обрубок пальца, говорил сдержанным глухим, колодезным голосом, убитый горем власти.
  "Понял, дяденька, понял вас, и Анфису вашу понял, пусть она голая, а голая девушка - неприлично, мне мама говорила, обещала, что, если долго буду на голых девушек смотреть, то у меня в легких камни гранитные образуются из пустоты! - я щелкнул пальцами, позвал за собой в путь-дорогу милого крокодила - сиятельнейшего князя мира рептилий. - Я буду думать только о том, чтобы не встретить в Москве вашего брата с мешком денег, и тогда они мне станут попадаться на каждом шагу, даже в бассейн потащат, чтобы я мозги промыл по методу доктора Стукаловой!
  Найду деньги, принесу вам, сказочник; мне деньги не нужны, от денег грязь под ногтями скапливается, черти к деньгам тянутся.
  Боюсь чертей, каждый раз в стену вжимаюсь, если рядом чёрт пляшет с дудкой, а дудка та - кость берцовая человека!"
  Я побежал на поиски, помахал сказочнику перед носом ножом - на прощание, чтобы помнил, что жизнь человека не от сердца зависит, а - от ножа.
  Старательно не думал о брате сказочника, выкидывал из головы мысль, что нужно найти мешок денег - мемеканье в деньгах, бумажная сила, а не костяная.
  Крокодил весело гарцевал рядом со мной, гордился хозяином, рыкал на прохожих, и время от времени из его пасти вылетали языки синего пламени, высоковольтного, словно в пасти чудовища разогрелся атомный реактор.
  Поручика Ржевского нет рядом - он оседлал бы крокодила!
  Чу! Назло мне стали попадаться только мужчины с мешками денег; мужчины похожи на сказочника, брат его - один во множестве, тля, амёба без туфельки, размножился из-за меня!
  Судьба играла со мной: не желал встречи, поэтому подсовывала, клала мне в постель балерин с надувными щеками.
  Я экспериментировал, не подходил к деньгам и брату волшебника, нырял в канализационные люки - искал Правду, а находил коварство и любовь, маленький я, до любви не дорос, а контракт на поставку конины в уме уже загорался огненными буквами.
  Конскую колбасу стану продавать, когда вырасту!
  Бедовый я, на углях спляшу, и на тех же углях шашлык изжарю!
  Налево пошёл - заплутал; лес Черниговский с ведьмами, лешими и единорогами явился.
  Конечно, братьев сказочника с мешками денег - уйма!
  Я дивился на чудеса Природы - откуда в Москве лес, краснел, когда наяды заманивали меня в сети лжи и порока; вспомнил, что мужчины налево ходят, устыдился своей слабости и... вынырнул в Москве.
  Вафельная Москва, слащавая, не натуральная - надавишь - хрустнет вафлей под копытом носорога.
  Сильная женщина подняла меня на руках и понесла в сторону Воробьёвых Гор имени Ленина!
  Я догадался - сбросит с горы, принесёт меня в жертву коровам на смех!
  Нет, не посмеются коровы над моей смертью, потому что коровы - добрые!
  Крокодил почувствовал мою душевную печаль, откусил ноги сильной женщины - и без ног проживёт, если сиськи по пуду - работать не буду!
  Я поблагодарил крокодила - из горшка налил ему молока с овсом - пища полезная, обволакивает желудок, помогает газам найти заднепроходное отверстие - так счастливый гном выходит к Свету.
  Крокодил лакал, а в очах его светились слёзы благодарности над радугой полуденной Доброты!
  Направо пошли - овраг, а в овраге трупы свалены в беспорядке - обычное явление нашего времени, когда на танцующего мальчика любуются, а о трупах в овраге стараются забыть - некрасиво, когда трупы, нарушает минуты откровенности хореографа и ученика.
  Назад - снова заплутал, в нитках запутался, да крокодил помог - развязал нити; лапки у крокодила проворные, девичьи, пальчики ловкие - маникюр на каждый пальчик родному крокодилу сделаю - розовенький с голубыми ромашками.
  Вперед пошли; я головой в ягодицы балерины уткнулся - Великая балерина, поэтому высокая, с Эйфелевой башней соревнуется, похожа на панталоны из китайского белого шёлка.
  Балерина подмигнула мне, поправила березовый венок на голове и превратилась в очаровательную гусыню - так артист театра и кино Козловский с бане с гренадерами перевоплощается в мухомор.
  Крокодил балерину напугал - свистнул ей в ухо, наступил лапкой на руку (балерина возлежать изволила - ослепительная в полунаготе повелительницы полицейских).
  Надоело мне метание, воздуха захотел, свободу!
  Увидел очередного мужчину с мешком денег, подошёл к нему и присел рядом; трубку Мира бы закурил для значительности, но вспомнил индейцев краснорожих - курили трубку Мира и все вымерли: курение до добра не доведет!
  Брат волшебника с упорством умалишенного звонаря стучал деревянным молотком по выбеленному черепу питекантропа.
  Советника не нужно, чтобы понять - чёрта вызывает!
  "Ты, мальчик, чёрт?" - спрашивает меня строго, инквизиторски, а к крокодилу ластится, лебезит перед рептилией, в министры к нему набивается.
  "Чёрт у вас в штанах, дяденька! - отвечаю дерзостью на дерзость - за чёрта, а чёрт - тот же козёл чёрный, потому что с рогами и копытами - отвечать надо! - Не надейтесь, не спереди чёрт, а сзади - кишка у вас прямая вылезла, не выдержала характерных лиц, которые вокруг вас хороводы водят. - Сказал и заливаюсь детским непотребным смехом, ищу золотую середину между чувственным и деревянным. - Деньги давай, иначе твой брат волшебник всю кровь через палец высосет, насос он, гигантский комар, а не человек!"
  "Деньги, АХ! деньги - ерунда сущая, масло без хлеба, селедка без лука - деньги! - брат сказочника суетился, пристально смотрел на меня, прятал по карманам золотые часы-луковицы - старинные. (Я много видел старинных часов, даже на рынке "Садовод" у грузина чуть не купил старинные часы с кукушкой и маятником, но оступился, сломал ногу и отказался от затеи покупать, потому что от покупок голова болит, словно по ней солдаты ходили в поход). - Не нужны Миру деньги, а Миру нужны Правда и Истина! - мужчина с надеждой посмотрел на моего крокодила, надеялся, что крокодил встанет на его сторону, примет его точку зрения, и тогда они горы свернут, назовут себя Давидами и Голиафами. - Деньги я не отдам, мальчик!
  Не подумай дурного, что я со сцены кричал бы в гримёрку - я не так воспитан, чтобы бесцеремонно лезть балерине под юбку; страшно под юбкой - неизвестность; многие балетоманы надеются, что под пачкой девушки сокрыта Райская лощина, а я знаю - голова чёрта очень любит под юбкой балерин скрываться, душами чёрта не корми - дай только под юбку залезть.
  Ба! Проклятая старина! - брат сказочника с негодованием откинул в сторону старинные часы из поддельного золота - Солнце без ядерных реакций. - Краснею я только тогда, когда вытираю пот лоскутом Красного Знамени, или пионерским галстуком.
  С прошлых времен у меня остались стыд и мораль - рудимент, хвост вместо копчика, а приятно.
  Щекочет нервы молодость - для чего живём, если мораль не держим в руках, опускаемся ниже плинтуса и Звезд не видим за порнографическими звездочками.
  В студенческие годы я подрабатывал могилокопателем на Перовском кладбище - работа пыльная, но на свежем воздухе, в душевном спокойствии и в соседстве со стихами поэта Пушкина - много Пушкиных, а поэт один, как балалайка в оркестре.
  Однажды, подходит ко мне кладбищенский сторож Митрофаныч - пожилой мужчина, далеко за шестьдесят, а волком глядит, наизусть таблицу логарифмов Брадиса в тюрьме за десять лет выучил.
  "Я давно умер душой, брожу-хожу, Вечного Жида из себя представляю, но не вечный, не превращусь в Прометея! - Митрофаныч осторожно наградил меня робким поцелуем - нежный, боязливый поцелуй тоскующего сторожа, песнь горного пастуха, а не поцелуй. - Игорь! Иииииххххор! - сторож пошутил, и от его шутки растаяли льды в холодильниках аборигенов Амазонки. - Самое первое желание работников кладбища - избавиться от гроба и родственников усопшего; соревнуемся в любезностях, остроумии, очаровываем друг друга поцелуями, а через рентгеновский аппарат видно, что наши поступки мысли - разлука по пятницам, а по вторникам - встречи с целованием пальцев ног, будто не люди мы, а - инопланетяне.
  Сегодня балерину хоронят, молодую - упала в оркестровую яму голая, и задохнулась от возмущения - гордая, величественная, поэтому посчитала позором свою жизнь в яме, она же не директор театра "Яма".
  Я бы попросил у родственников покойницы её рукИ - на мёртвой бы женился - крохотная свадьба, скоротечная, как капля нефти под глазом нефтяника.
  Ахи! Охи послышатся, причитания, как только я с приличным предложением из могилы вылезу - из могилы потешнее - для смеха живём, для радости, а пингвины живут для рыбы.
  Пингвинов люблю, для свадьбы заготовил три центнера полезного и питательного контрабандного мяса пингвинов - от него чирьи проходят, словно косой смерти прыщи срезает.
  Опасаюсь, что не поймут меня родственники и любовники балерины, побранят и тумаков надают, а я драк боюсь, больно мне в драке, ноги подкашиваются, а руки обвисают плетями виноградными.
  Ты, Игорь! Иииихххоррр! ХА-ХА-ХА-ХА-ХА! подсоби!
  Пошути, измажь извёсткой лИца недовольных, выпусти из их заднепроходных отверстий пар, как из котлов паровоза.
  Человек гордится собой, а на девяносто девять процентов состоит из скоропортящегося, дурнопахнущего - фуй, стыдно!
  Если беда случится на похоронах - ящерицу ищи с прищепкой на носу - от прищепок все беды: ураганы, терроризм, внематочная беременность.
  Прищепку сожги, а пепел развей по ветру, брось на Восток и произнеси с придыханием, обязательно с придыханием, Игорь - не обмани себя, самое страшное - ложь себе, от неё кости трещат, и печень цементируется, скажи: "Лети, пепел на Восток!
  Как коснешься ты Израиля, вели не упрямиться!" - Митрофаныч замолчал, погрузился в омут своих мыслей - каменный Аполлон в тулупе и треухе.
  Вдруг, жалобно заныло, зазвенели бокалы - к могильной яме приближается траурная церемония: по лицам вижу - принимают похороны за заседание Верховного Совета СССР!
  Гроб с балериной для прощания поставили, любуются девушкой мёртвой, щупают груди - свежие ли, не сдулись ли, как сдуваются воздушные шарики после китайского праздника Дракона.
  Обмениваются мнениями, качают седыми и парикастыми головами, утверждают, что груди не сдулись, крепкие, хотя и постыдно маленькие, поэтому дешевые, как самогон на Украине.
  Сторож шапку наземь бросил и к балерине подошёл, возлёг рядом с ней в гроб, откровенно ласкает мёртвую девушку и речь держит - Демосфен заслушался бы и от зависти позеленел:
  "Слабый и пошлый солдат не окажется в одной бане с краснозвездным генералом, а простой сторож сгорел бы в гробу рядом с трупом прославленной балерины, не чурка я в печке, но сгорел бы поленом имени Буратино.
  Вы можете по-разному мотивировать мой поступок: от младогегельянства до аутодафе, описывайте мой характер, предугадывайте события - разобью ли я себе лоб, попрелюбодействую ли с мёртвой красавицей.
  Сам не чувствую своих ног и себя, но прочно закрепился в гробу, присвоил имя Ромео и умру здесь и сейчас, как древнеримский любовник в коротких штанишках с белыми кружевами.
  Зачем кружева на штанишках? Ад и мрак - кружева на одежде мужчины!
  Может быть, вы меня сейчас не видите, а различаете вместо меня тень, слышите адский зубовный скрежет, и представляете себя героями романтической комедии, где сочетаются неожиданно красивые пианистки и горбоносые карлики с золотыми якорными цепями на шеях.
  Я отражаю композиционную функцию жизни, заземляюсь, уже погрузился душой в душу балерины, дохожу до высшего накала трагизма, когда жизнь подчиняется не биению сердца, а - эстетическому замыслу творца. - Митрофаныч извлёк из-за голенища заточку - напильник с заостренным концом, воткнул себе в грудь, затем в живот - на всякий случай, чтобы жизнь уходила из двух дырок. - Умру любовником Джульетты, пусть балерину до смерти звали не Джульетта, но теперь она - моя Джульетта, а я - её Ромео.
  Одни назовут моё самоубийство позёрством, голым фактом отражения действительности в конкретно-чувственной форме.
  Другие вцепятся в пейсы первых, возопят с откровением философов-сантехников:
  "Как же вы утверждаете, что кладбищенский сторож умер в ауре позерства, если дальше своих ног немытых не видите?
  Отцы ваши - стяжатели, познавали сущность торгового дела в беспредметных метаниях от кабака к кабаку.
  Матери ваши - дочери гиены и Маугли!
  Не низший сторож Митрофаныч, а - высший, банан он в реальности, хлеб для кваса!"
  Возвысят меня, а иначе, зачем люди живут, и Солнце светит?
  Солнце удивляется с небес, светит, но напрасно, потому что в свете его не добрые дела возрастают, а ерунда всякая: песни, пляски, искания мужа и жены, хвастовство - у кого сиськи больше и пенис длиннее.
  Разве для этого Земля округлилась животом беременной сойки пять милилардов лет назад, чтобы мы распыляли себя на беспредметной основе, умирали в клубАх табачного дыма и давились гашеной известью - таблетки мы с глазами, а не люди.
  Я умру, но умру красиво - во имя любви, на пике подвига, в вулкане страстей.
  Умирающий Ромео двадцать первого века на груди усопшей балерины Джульетты!
  В гармоничном сочетании единства и многообразия любовных трюков цель нашей жизни!" - Митрофаныч в очередной раз испустил дух, но перед новой смертью, в последнем движении - когда положено сделать умное, сказать важное, приспустил портки, чтобы мы увидели татуировку на бледных, ящурных ягодицах - мышка и кошка!
  Сдулись они, при жизни кошка бегала за мышкой, а после смерти Ромео-Митрофаныча кошка и мышка потеряли смысл жизни, нашли успокоение в вечном молчании.
  Мы закопали гроб с телами любовников (балерина не предугадала, что после смерти сыграет свадьбу, и в этом потрясающая Правда Жизни), старательно не смотрели в глаза друг друга, потому что знали - переиграл нас простой кладбищенский сторож, нашёл свою мечту и воплотил в гробу, юлой выскочил из-под стола в клубе "Что? Где? Когда?"
  Он нашёл, исполнил, а мы обречены искать, мучиться, краснеть под фиолетовыми лампами хирургического отделения".
  Брат сказочника замолчал, а я стоял, боялся намочить штанишки в торжественный момент откровения - так невеста на торжественной брачной церемонии опасается за жизнь любимой болонки Зизи.
  "Кто я в этом Мире? Где я? Почему туман важнее моих костей?" - я в изумлении смотрел, как брат сказочника исчезает в тумане, вместе с хитрецом ускользает мешок денег; но деньги - пух, перо из хвоста марабу.
  Главное, что злодей похитил моего крокодила, прихватил с собой, а разговор, рассказ о мертвом-живом кладбищенском стороже и его прелюбодействии с трупом балерины - заставка, завеса, чтобы я не отметил момент перевоплощения, когда брат волшебника готовится переместиться в параллельный Мир.
  Крокодил - уже прозрачный, хвост не виден - тянул ко мне передние лапки, жалобно умолял янтарными (латыши в честь глаз крокодила ювелирную фабрику взорвут) очами - спасти его!
  Но я - мальчик, не Нильс Бор, не Нильс с откормленным гусем - не поспевал за призраками в Царство Тьмы!
  Миг - и от брата волшебника, моего крокодила, мешка с деньгами остались воспоминания, золотая пыль феи.
  Я не привык к поражениям, удрученный свинтил крышку канализационного люка, и - чтобы отвлечься - покатил её к пункту приема металла.
  Ах, девушка! о канализациях беседую, о крокодилах, о сокровенном для меня - могильная земля в радость, вместо сахара к чаю могильная земля у меня, а вам рожать нужно, потому что у вас вагина и матка.
  Природа женщину создала, чтобы женщина рожала, а вы - ещё жениха не нашли, со мной время теряете, - не возьму вас в жёны, потому что после поедания могильной земли из меня мужская сила ушла, словно в бороду Карабаса Барабаса запуталась.
  Я и пятую симфонию Баха разучивал на синтезаторе - не помогает от импотенции, заперты двери в будущее для слепого музыканта без пениса.
  За время нашего разговора вы часть обаяния потеряли девичьего - девушки красавицы быстро стареют, моментально теряют молодость, зевнёшь, а девушка превратилась из перчика в капусту - растолстела, обвисла, груди уже не булочки, а - перезревшая хурма, под носом - усы жёсткие, гусарские, а между ног - мхи и лишайники, загадка тундры.
  Хотя и невидим процесс старения - пока мы беседовали, но пара микроскопически морщинок у вас в уголках лукавых очей, наверняка, образовалась - до морщин им расти и расти, как отличнику до Диплома юриста, но - бегите же, девушка, ищите жениха, совокупляйтесь, оплодотворяйтесь, рожайте и мучайтесь с чадом, если вас не прельщают Рыцари на Белых Единорогах.
  Конь рогатый! - мужчина с ужасом всматривался за левое плечо девушки, округлил глаза Астраханскими арбузами. - Маньяк вас преследует - и за маньяка можете выйти замуж, много мужского у маньяка в портках, больше, чем у банкира в сердце.
  Я опасаюсь маньяков - черти они, не ведают страха, а совесть маньяка - колокольчик на душе. - Мужчина проскочил в подъезд, захлопнул дверь - так падает крышка на гроб.
  Алёна осталась наедине с маньяком, которого не видела, но ощущала нервными окончаниями кожи ниже поясницы; выше поясницы нервные окончания молчали, а внизу гудели паровозной топкой.
  Оглянулась, вздрогнула, поправила локон (на всякий случай), потому что видела - в кино девушки постоянно поправляют волосы - к счастью, даже, если убийца далеко и в своей грусти не замышляет дурное, перевоспитался, как клоун в тюрьме.
  Маньяк - невысокий беловолосый мужчина-парень, лет двадцати пяти, робко подошёл - очи голубые, прозрачные, без намёка на вспарывание живота кривым ножом; в подобных очах - обманчиво спокойных - часто таится замысел маньяка - поглумиться над женой Президента.
  - Маньяк, вы сватаетесь ко мне? Или подошли изнасиловать, отнять мою девственность, вывернуть душу наизнанку - так овцеводы выворачивают баранов. - Алёна дрожала, отбежала от подъезда - далеко бежала (маньяк - за ней), прислонилась спиной к дубу - раскидистому, с табличкой "Исторический дуб имени Первого Интернационала". - Если я забеременею от вас, маньяка, то - не мечтайте, не покончу жизнь самоубийством, а одна подниму на ноги нашего сына, отдам в кадеты, пройду через горе и лишения, постарею, рано поседею, из прихотей моих и развлечений останутся только - обжорство и пьянка по пятницам.
  Не брошу дитя ненависти, я не дочка Розмари!
  - ООО! Порыв души! Самоотверженность, очарование шалуньи в добродушном теле стриптизерки девственницы! - маньяк не подходил близко, робко чертил мыском туфли кабалистические знаки в грязи. - Маньячество - безделица, выдумка старушек с вязальными спицами вместо пальцев!
  Маньяк - герой, его дело - подвиг!
  Не каждый отважится на насилие, а, если отважится, то сможет ли, найдёт ли в себе мужские силы, чтобы в дождь, в снегопад, в неудобных условиях, когда битое стекло разрывает кожу - после укусов и плевков в лицо, задушенный морально и - снасильничает.
  Я не маньяк, тяжелое у меня детство, мечты свои забыл, будто меня по голове адским псом Цербером ударили.
  Сегодня с утра со мной случилась беда - манную кашу опрокинул на штанишки; я молодой чиновник в Департаменте культуры, взяли по протекции, на работу спешил, и обмишурился, словно Дениска Драгунский в постели с плюшевым Мишкой.
  Беда, если девушки полагают, что у чиновника много брюк, и под брюками бьётся сердце Мира.
  Я брюки сменил, вышел на улицу и вас увидел - потом обдумал, что увидел, а в тот момент мои колбочки и сетчатка глаза в компании с хрусталиком - отметили вас, запечатлели в памяти - так художник передвижник фотографируется голым для сети интернет.
  Прошёл к автобусу, втиснулся - вы рядом, совпадение забавное - тут не только колбочки и хрусталики, но и душа моя вознегодовала, я подумал, что вы преследуете меня с корыстной целью - сорвать банк с нищего клерка!
  Вышел из автобуса, прошёл переулком - до Министерства десять минут пешком, если по дороге не встретится богатая невеста с золотым "Мерседес"ом.
  Снова на вас наткнулся, вы, утаившись от людей, за афишной тумбой - львы и тигры на афише; годы летят, а львы и тигры по-прежнему притягивают цирковых зрителей - поправляете застёжку на левом ботинке, словно пишите больными пальцами историю Москвы.
  Я невольно залюбовался вашими ягодицами - инстинкт охотника на зайца.
  Но, вдруг, словно из медного таза жидкость с окурками и кусками хлеба, хлынула на меня, замедлила рост волос на голове, испугала до смертельного ужаса, я оказался в придуманном жидком азоте, замороженный адским страхом.
  Что, если вы меня тоже приметили в начале дня, и полагаете за маньяка, думаете, что я преследую вас с известными целями, а девушки полагают, что у них между ног спрятано самое дорогое во Вселенной; мудрецы из Галактического Совета удивятся подозрению земных девушек, у которых ценного только - несколько килограммов мяса.
  На цыпочках - ощущал себя балероном в казарме евнухов - я пошёл от вас, бросился бежать, опасался огласки - Мир пусть погибнет, а я вечером должен спать, а не чесать пятки вертухаю в тюрьме, узник, пленник за сексуальные домогательства.
  Нашёл - на мой взгляд, самое неподходящее для приличной девушки место - под мостом, затаился, вспоминал картинки из детских книг - очаг в каморке папы Карло - отвлекает от чудовищной действительности.
  Успокоился, остановил дыхание, уверял себя, что уже умер, а вы мне привиделись, и встречи с вами - случайность, вы не заподозрили во мне маньяка, преследователя с грязными намерениями докопаться до шейки матки.
  Расслабился, закурил - раньше никогда не курил, а тогда, под мостом окурок из грязи показался мне трубкой Мира.
  Вдруг, неясный стон, стук каблучков; не видел, но догадывался - вы пришли, по своим делам, но Судьба-насмешница, нарочно нас сводит, чтобы вы обвинили меня в домогательствах, назвали маньяком, выцарапали глаза и ревели от ужаса, словно вам в глотку вставили рупор от комбайна "Нива".
  Вы оглянулись, не увидели меня, а я рядом стоял, рукой коснулись бы, как дерева счастья.
  Присели, начали справлять малую нужду - меня поразило, до этого я не верил, что девушки справляют нужду, полагал, что девушки - феи, никогда не посещают туалеты.
  Вы сделали своё женское дело - оглянулись, удивительно, что не увидели меня, - вытерли ТАМ, смазали из флакона - смешной папуасский флакончик, с крышкой в виде головки медведя.
  Ушли, а я побежал в другую сторону, призывал силы света, чтобы помогли мне, не пересекали наши пути.
  Но - АХАХА! - ещё три раза натыкался на вас в самых неожиданных - для меня - местах, в ад провалился бы, и в аду с вами бы встретился, заговоренный от пуль.
  На работу не пошёл, уверен, что вы, обязательно, пришли бы в Министерство, увидели бы меня, ваш воспаленный мозг выдал бы картину преследований, и в Министерстве культуры вы бы избили меня половиками, погубили мою карьеру начинающего пирата Подмосковных болот.
  В очередной раз, когда столкнулся с вами - на Ленинском проспекте - вы не заметили меня, или сделали вид, что не заметили, решил открыться вам, признаться, пожаловаться на игры Судьбы; намеренно пошёл за вами, ждал, когда вы закончите беседу с мужчиной - красиво разговаривали, влюбился бы в вас, да рубль мне цена, не верю теперь в любовь, и не поверю в золотую статую Свободы.
  Ваш собеседник назвал меня маньяком - поделом мне, всё шло к обличению, а я не маньяк, случайно с вами сталкивался, словно полено с дельфином.
  Но уверен, что, если вы мне поверите, намеренно решим разойтись в разные стороны Мира, то - снова встретимся сегодня, и будет наша встреча выглядеть, как моё домогательство, преследование, а вы, с белореченским огурцом в кармане, сляжете в психушку с манией преследования.
  Например, я вывихну ногу, а вы ударитесь лбом в фонарный столб - "Скорые помощи" доставят нас в одну больницу, а врачи, из-за нехватки мебели, поместят на одну кровать, как Минина и Пожарского.
  Выбирайте: вы - Минин, или Пожарский? - мужчина с мольбой в омуте очей бросился к ногам Алёны, рыдал, краснел, вытирал слёзы рушником, выговорился, съежился, словно слова - часть тела.
  - ОХ! Мужчина, даже не мужчина, а - юноша - привлекательный - с точки зрения матрон из хоккейного клуба, хитрый, словно вас завернули в целлофан - дешевый, для покойника целлофан.
  Во многих провинциях на Руси, если нет денег на гроб, заворачивают покойника в целлофан и хоронят - фонарь ему на могилу путеводной Звездой; темно в подземном Мире, а с фонариком - видно, куда ногу поставить, чтобы на рыло чёрта не наступить! - Алёна всплеснула руками и ресницами-опахалами, приглушила голос до минимума, смотрела на преследователя - пусть и невольного, если не кривит душой - с отвагой школьницы медалистки. - Но вы не в целлофане - пусть его, целлофан - легкомысленные головы только о целлофановых гробах размышляют на досуге - вшей не ищут, а о гробах из целлофана задумываются, потому что - лентяи.
  Легко и задорно на диване валяться с думами о Высоком, можно почесывать себя - так орангутанг вычесывает блох из шерсти, - а работа - волк, пусть убегает в лес.
  Потешно я сказала - работа - волк! - Алёна засмеялась, прикрывала ротик маленькой ладошкой, даже переломилась тростиночкой на ветру.
  Но прервала смех - звонкую весеннюю капель! - Вы обманываете меня - красивых девушек все обманывают, потому что красота больших денег стоит, а денег у вас нет, поэтому сыплете обманные слова, как инжир или алжирские финики.
  Я - очень красивая девушка, не по самомнению; а по самомнению - робкая, обыденная, похожа на оконный термометр образца сорок пятого года.
  В морозы у меня нос краснеет, как на градуснике за окном; спирт технический подкрашенный в градуснике, а в моём носу нет спирта, но тоже краснеет - заодно с термометром.
  В окно по утрам смотрю, птичек хлебушком подкармливаю, благодарят птички - не сыщики они, не Шерлоки Холмсы с крыльями и клювами, но благодарят.
  К красивой девушке слетаются на пир, а к замарашке не прилетели бы, словно им на каждое крыло повесили по авианосцу.
  Иногда мысль недобрая подкрадывается, штопором проникает в мой мозг: что, если птички не на красоту слетаются, а ластятся из-за пищи, подобострастничают, лебезят нищими на паперти?
  С ужасом, с похолодевшим сердцем я отступаю от кормушки, бреду по ковру-траве; у меня ковер - искусственная трава для создания Природной атмосферы в квартире; пугала огородного не хватает.
  Дохожу до зеркала - обнаженная я по утрам, и сплю нагая - чтобы чёрт не прельстился одеждами, черти любят кружавчики, пеньюары, чулочки на подвязках, кружевные лифчики с монограммами дома Кеннеди.
  Критически осматриваю себя в зеркале, не нахожу изъянов - не красавица, но идеальная, подобна бильярдному шару из слоновой кости.
  Снежная Королева на меня взирает из зеркала - до боли страшно, даже груди сжимаю ладонями, чтобы образ Снежной Королевы из зеркала убежал, не разбил стекло оловянными зубами.
  - Вы в зеркале не видите черта? - парень отпрыгнул от Алёны, с ужасом, смешанным с коварной злобой, рассматривал девушку, словно искал на ней трупные пятна. - Простился бы я с вами немедленно, ушёл на работу, где кофе варят из мышиных какашек.
  Но знаю - не дойду до работы, столкнусь с вами снова, и вы, обозлённая неудачами, голодом полуденным, воткнете в меня шило, уверите себя, что я - маньяк-преследователь.
  Каждый человек утром видит в зеркале чёрта - испытание нам, людям, даже ломом лёд не долбим на крышах, чтобы руки не отсохли, а на месте ладоней не появились копыта козлиные.
  К чему крыши, если в зеркале чёрт прячется, даже не прячется, а глумится, рожи страшные показывает, якобы бесплатно, а потом в уплату душу заберет вместо денег.
  Мой друг Степан Разин - не тот Степан Разин, который с жуками возится, не ботаник - каждый раз с чёртом в зеркале сражался, проявлял доблесть генерала Советской армии.
  Особенно чёрт досаждал - через рыльные дырки сопел, бранился, не лицеприятствовал - по понедельникам, когда Солнце за окном чёрное, как лицо негра шахтёра.
  Я утром пришёл в гости к Степану - кашу геркулесовую на воде, без соли и без сахара он отменно готовит, папуасам на зависть каша, обволакивает, тянет в Мир иной, где живот - барабан.
  Открыл дверь на кухню, а Степан петлю на шею накинул, на табуретке стоит и с табуретки с чёртом в зеркале ругается, обещает ему децентрализацию ада - страшные слова - перестройка, если веками в аду ничто не менялось, застыло в адском вечном пламени чёрной свечи.
  Свечи в аду из жира грешников отливают, и добавляют фитиль из волоса чёрного сатанинского козла.
  Я Степана на видео снимаю - любопытно, когда человек себя жизни лишает - исторический момент, переломный в Судьбе каждого гусара.
  На миг я взглянул в зеркало и обомлел - два чёрта - страшенные, злобные дикие - из Сибирских степей, в малахаях - Степану Разину будущее страшное предсказывают - жизнь с персидской княжной.
  Мы люди образованные; пусть схоласты и импотенты из Миланского театра оперы и балета уверяют, что человек видит своё отражение в зеркале, а мерцание глаз - отражение алкогольного синдрома на роговице глаза.
  Если бы зеркало просто отражало нас, то люди не умирали бы, а жили вечно, как камни.
  Некоторые наивные юноши из американских провинциальных штатов полагают, что человек отражается в зеркале, и нет в отражении никакой мистики, чёрта нет; лишь - дурное выражение лица.
  Обманываются, к вьетнамским девушкам на массаж ходят за пятьдесят долларов, а не знают, что во Вьетнаме массаж красавицы стоит от полутора до десяти долларов США.
  Как американцы верят в то, что в зеркале не чёрт сидит, если простая вьетнамка - покорительница тапочек - обманывает без шкуры крокодила на плечах.
  Грузинские рыцари традиционно облачаются в тигровые шкуры - синтетические тигровые шкуры, а вьетнамские альфонсы носят душегрейки из кожи крокодила.
  Чёрт, да, чёрт в зеркале сидит и легко обманывает, вводит в соблазн, доказывает простодушным посетителям салонов эротического массажа, что человек отражается в зеркале - бред, равный бреду, что человек и в пруду отражается.
  ХА! Страшны люди в своём медвежьем невежестве; в пруду град Китеж сгинул, а бракоделы голодные не ищут оправдание поступку уличного кота, выдумывают, что мы отражаемся в воде.
  В зеркале Степана два чёрта бесятся, щёки надувают небритые, морды выбелили по-майклджексоновски, пытаются обмануть нас, уличных повес.
  Я махнул рукой Степану, дал добро на самоубийство, обшарил его карманы, забрал деньги - немного, пятьсот рублей, и к выходу из квартиры пошёл - изображение второе из зеркала убралось, за мной увязался чёрт, на левое плечо невидимый присел, ножки свесил и гадости в уши нашептывает, чтобы я окна, витрины в городе камнями бил в честь Праздника Первомая.
  Степан - как увидел, что второй чёрт исчез - завизжал в могильном ужасе; он похоронил бы себя заживо, но после смерти не восстал.
  Дернулся, повис в петле - неэстетично, некрасиво - дело не шуточное!
  Друг мой из-за чёрта повесился, девушка, а вы меня обманываете, будто в зеркале не чёрта наблюдаете, а - красавицу, Снежную Королеву.
  Слишком неслыханно, катаете меня на словах-санках, а не объяснили - почему мы встречаемся, словно слепленные из одной глины.
  - Обидно, вы - не старик, не перелистываете букварь, а мне не доверяете, Буратину из себя строгаете! - Алёна надула губки, подняла ногу выше головы - по привычке, для успокоения, но подумала, что оказывает доверие поднятой ногой, с неохотой опустила, словно палку полосатую перед носом автомобилиста. - Не вижу в зеркале чёрта: утром не вижу и по вечерам не наблюдаю, а зрение моё - орлиное.
  Более того, подружка моя Анжелика Нуждина - тоже девственница - чёрта в зеркале не видит, а лишь - радость и достояние мытого девичьего тела.
  Анжелика часто ко мне в гости приходит - мы друг другу массаж делаем оздоровительный, полезный для кожи - поглаживаем друг дружку перед зеркалом, обнажённые, как обнаженные сердца из благотворительного фонда.
  От поглаживаний беды уходят, кожа растворяется в розовой дымке, и золотые звездочки по комнате летают.
  В зеркало себя наблюдаем, ноги выше головы поднимем в унисон, будто уточки в пруду, и ищем в наших действиях поддержку снегопадам.
  Снег падает на голову, покрывает поля и леса, а причина снега, в чём кроется?
  Не в запасах слепых кротов причина снегопадов.
  Может быть, от поднятых ног обнаженных девственниц красавиц снег в Москве идёт?
  Ноги опустим, и снегопад - пусть через месяц, пусть в марте - закончится?
  Явления природы нам подчиняются, в зеркале снег не идёт, и это - лучшее подтверждение, что мы поднятыми ногами снег отгоняем от квартиры; дворники из патриотической молодежи мы.
  Но чёрта - нет, чёрта не видим в зеркале!
  Иногда в Райских кущах ищу - на лобке у меня кущи, даже не кущи, а - стыд и позор, перелесок, потому что я - блондинка, котлеты не умею готовить из живых баранов!
  Посмотрите, молодой человек, я не лгу - белые волосики у меня - две, три прядки - больше не растут на лобке, а я их поливаю малом со сметаной! - Алёна подняла ногу выше головы, показала парню редкие канатики белых волос на лобке, словно снег сошёл с полей в селе Шушенское. - На моей интимности пушинки.
  У Анжелики Райские кущи густые, наваристые, на украинский борщ с мослами похожи.
  Но и в них чёрт не скроется, потому что - большой, с рогами; рога обязательно из лобковой поросли выдвинутся, и копыта покажутся - каторжные, с трещинами.
  Я трусики не ношу, аллергия у меня на трусики, чешется, как у зайца в период линьки.
  Что трусики - обман модельеров, способ выманить у бедной девушки деньги; не в трусах счастье, и через двести миллионов лет любые женские трусики распылятся на атомы, сольются с Мировым Разумом - доживут ли они до следующего Большого Взрыва, или атомы трусиков упадут в Чёрную дыру, поглотятся чудовищной гравитацией - орехи бы этой гравитацией колоть, польза народному хозяйству. - Алёна опустила ногу, смотрела на парня с укором - так молодая мать разглядывает приёмного сына капиталиста. - Вы солгали мне, будто нехотя преследовали, что пытались убежать от меня, искали путь, который не пересечётся с моей дорогой - козлик вы с громким смехом свеженького поедателя овсяной крупы.
  За мной мужчины табуном ходят, отарами, особенно в ветер, когда шалун ураган не только машины в воздух поднимает и бросает на головы старушек с вязальными спицами в глазах, но и юбки девушкам задирает с назойливостью институтского сторожа.
  Давеча за мной старичок увязался - толстый, астматик, задыхается, но бредет, на костыли опирается, бранит меня, слюной брызжет за сто километров - на слюну силы у катастрофического любителя ниток достаточно.
  Просит, чтобы я остановилась, ногу выше головы подняла, а он полюбуется моей красотой бесплатно, потому что инвалид, льготы у него в цирк и на девушек.
  Я привыкла к мужскому вниманию, не потакаю слабостям инженеров, иначе весь день уйдет на поднимание ноги выше головы и на разговор пустой, потому что без денег.
  Деньги не люблю, я не алчная пантера, а золотые монетки обожаю, собираю, потому что в каждой монетке Солнце живёт.
  Сжалилась над старичком, да боязно мне - пожалуется в Собес, что я старость не уважаю, инвалида обидела, а обидеть инвалида - всё равно, что в Геленджике дерево срубить на костёр.
  Наклонилась над ним, улыбаюсь политкорректно - вдруг, старичок, негр с белой кожей?
  Он меня за руки схватил, обмер, глазища таращит тараканьи, а в очах его - пустота, ветер гуляет; нет зрачков, белые глаза, слепые, но зрят в Будущее.
  На правой ладони татуировка - Космический корабль в кольцах Сатурна на фоне восходящего Солнца.
  Я Солнышко на руке увидела, заплакала от умиления, оно мне золотые монетки напомнило.
  "Захватила ли ты документы, красавица? - шепчет, а рот не раскрывает, чревом вещает, колдун! - Поженимся мы, уедем из Москвы в Нижневартовск, в снегах сгинем с обезьянами и питонами.
  Японских обезьян в Нижневартовске вместо коров и баранов разводят в снегах, на мясо и на пух-перо для перин.
  На обезьяньей подушке сладко спится, как в гробу.
  Брат у меня пропал на неделю, а вернулся - мама, горюй - волосатый, чёрный, не похож на прежнего Андрюшеньку, белокурого, вечно пьяного, с гармошкой между ягодиц
  Раздвинет ягодицы - и полилась народная музыка души!
  Сначала я нового Андрюшеньку с ложечки кормил зубной пастой, вливал в глотку шампанское; Андрейка забыл русский язык, мозги у него закостенели, превратились в каменную глыбу.
  Называл он себя похищенной капитанской дочкой, на суахили разговаривал, а бредил на испанском языке, капитана Флинта вспоминал, вводил меня в искушение вены вскрыть.
  Снова исчез брат, неделю, как пропал обновленный Андрейка, а я скучаю по его запаху коровьему, по горилльей шее, по шерсти, разбросанной по всей квартире - линял Андрей, как Сидорова Коза.
  Вместо брата-гориллы ты, девица, станешь утешительницей, а по закону - жена, чтобы соседи в суд не подали за сексуальное домогательство тебя ко мне, плошка ты из-под картошки". - Обозвал, хохочет, меня за разные места щиплет - пусть щипается, трогает, лишь бы душу не выпил, чёрт старый.
  Он - чёрт, я сразу поняла, трепетала бумажкой на ветру в корабельном отсеке.
  Выручили меня другие пенсионеры-черти: как зомби пришли, колышутся, зубами клацают вставными - чудовищное зрелище, если бесплатно смотреть, а вдесятером - цирк.
  Укоряют меня, что я одного пенсионера инвалида поднимаю с земли-матушки, а о других не забочусь, не проявляю пластичность в движениях, когда тащу старого пня на скамейку.
  В отсутствии грациозности меня обвиняли - прямое, как кишка, оскорбление.
  В Екатеринбургском трамвае меня не оскорбляли - чудесный город, культурное наследие, а в Москве укоряют, обещают, что пожалуются на меня в Собес за бездушие, за печаль горькую, которую вызываю в инвалидах импотентах.
  Я смалодушничала, побежала от старичков, иначе бы сожрали меня голодные, им мясо свежее требуется, а у меня немножко мяса на грудях - огромные выросли на узкой грудной клетке: и смех, и выгода, если ум не поможет заработать миллион.
  Князья горные за мной ходят отарами, нахваливают мою красоту, во дворцы приглашают, но предостерегают, требуют, чтобы я все желания исполнила - в русских народных сказках до свадьбы девушка должна пирогов напечь, в избе убраться, умаслить родственников жениха - всё, как в Зимбабве, только крокодила не хватает на кухне.
  Вы, парень - имени вашего не знаю - маньяк, а у всех маньяков имена - Алёша, наверно, и вы - Алёша, обличаете меня, на каторжную работу склоняете в рудниках Приднестровья, а сами - не тяжелоатлет, не чемпион Мира по художественной гимнастике, не футболист миллиардер.
  Объяснитесь же, наконец, с какой целью - погубить моё тело и душу, обворовать, посмеяться над моими стихами - преследуете меня, словно я - зубной врач, а у вас зуб болит! - Алёна извлекла из дамской сумочки зеркальце, подкрасила губы - так горничная красавица невзначай прижила от барина трёх детей.
  - Вы! Вы!!! АХ! селезёнка моя трепещет, - парень схватился за левую сторону груди, боялся, что из груди чёрт с балалайкой выскочит, дышал тяжело, надрывно, проглатывал слова, а глаза вытаращил, будто два гнома лопатами из черепа их подпирают. - Имя моё угадали, Алёша я; не Генрих, не Адольф, не Фалалей!
  Имя - барабан, бубен, но главное, что в зеркале вижу краем глаза - вы не отражаетесь чёртом, а отражаетесь красавицей, Снежной Королевой.
  Немыслимо, всё равно, что в Ниагарском водопаде золото искать.
   Я без аллегорий и без волчьего оскала взгляну! - Алексей бесцеремонно выхватил у Алёны зеркало, взглянул, позеленел, отшатнулся, волосы на голове встали метлой дворника, как на фабрике электричества! - Чёрт! Вместо меня чёрт в зеркале, а мы вдвоём - чёрт и Снежная Королева! - поднёс зеркало к Алёне, свою голову пододвинул - так прапорщик подсаживается к генералу на колени в бане. - Не убеждайте меня, мы не безграмотные папуасы из Антарктиды.
  Себя не вижу - Слепой музыкант я!
  Хоть бы раз на себя взглянуть, на настоящего, на реального, а не на отражение чёрта в умах сослуживцев и в хохоте матушки.
  Мамочка у меня - директор крематория, хохочет - Паганини удавился бы от восторга!
  Армагедон! Апокалипсис! Членовредительство! - Алексей закрыл лицо руками (и чёрт в зеркале глумливо повторил движение, заводной чёрт), зарыдал, отошёл к фонарному столбу, бился лбом, но не сильно, чтобы кожа не лопнула, кровь не залила очи, а в очах - ум университетский. - Наверно, за гитару мне наказание - не диван на голову упал, не белый рояль выскочил из кустов и задавил, а - чёрт в зеркале мне в наказание.
  Папеньку я жизни лишил - не явно, опосредованно, суд меня бы оправдал, а адвокат поднял бы на пьедестал почета, назвал бы моё состояние - хронической болезнью изможденной души эстета, и от этой болезни мужская сила в чресла пребывает фонтаном.
  На семнадцатилетие родители подарили мне гитару - детскую, три струны - потешную, дешёвую, сэкономили на мне родители, вред своему здоровью причинили - попугаи безмозглые.
  "Невозможно, чтобы в избе виноградный куст вырос, а потомок Александра Невского бросил гитару в печку! - я в безумии колотил гитарой о стену, надеялся, что убью всех тараканов; в исступлении палача кланялся папеньке и маменьке, благодарил за музыкальный инструмент и обещал, что прославлю их так, что слава Паганини останется в сортире. - Не гитару вы мне преподнесли, а - ужас, восторг и страдание - жужелицам и поросятам перед кастрацией известное.
  Вопрос чести для меня - научиться волшебными звуками гитары выманивать почтенных синьор из спален и соблазнять среди японских туристов".
  По самоучителю Дзержинского - ножи, гранаты, сабли - я учился играть на детской гитаре, самозабвенно, с огненной болью между больших пальцев ног я дергал пластмассовые струны, стучал пальцами по деревяшке, изображал из себя Кончиту в Лунном сиянии.
  Выходило недурственно - приходили повара, предлагали мне кофе, чтобы я сыграл на свадьбах, на похоронах - звуки моей гитары мёртвых поднимали.
  Зомби вокруг нашего дома лагерь палаточный разбили, пугали балерин лохмотьями и нечищеными зубами - забор во рту.
  Однажды, папенька в Лондон собрался, за солью играл роль великого путешественника, уверял меня и матушку, что в Лондоне наилучшая соль в Мире, от Лондонской соли жизнь продлевается на сто лет.
  Мы с матушкой сделали вид, что поверили батюшке, а он за балериной Ксешинской в Лондон отправился - по Миру за ней ездил, деньги не тратил, без билета проходил в театр, на поездах зайцем через границы Государств умудрялся проезжать - хитрый, как негр, рожденный в капусте.
  "Что вам привезти из заморских стран? - отец зевал, спросил из приличия, рисовался перед нами, хотел помириться, чтобы мы его не прокляли, не втыкали иголки в фотографию, не колдовали по методу вуду. - Яхонты, бриллианты - пожалуйста!
  Но только не просите меня привезти цветочек аленький, краше которого нет на свете - погибель Человечеству придёт через цветы.
  Цветы ополчатся на людей, произойдет великая битва, и цветы в ней победят - убьют больше половины человечества, а другую половину в плен возьмут, чтобы огороды окучивали, цветы поливали и соглашались с лукавым по поводу гербария.
  В школе на Восьмое Марта я девочке, которая мне приглянулась, подарил букет роз - красивые розы, жирные, на оперных певцов похожи.
  Альбина цветы приняла с благодарностью, погрузила в букет личико (по телевизору видела, как надо страсть свою прятать в букете роз) и вдруг вскрикнула, словно на змею наступила, а змея из чистого золота.
  Лицо из букета выдернула, а лицо из прекрасного, Лунного, превратилось в Божью коровку.
  Пятна красные, царапины, а на носу - рубиновая Кремлевская звезда - прыщ неимоверной красоты.
  Я захохотал, потому что - нормальный мальчик, со здоровыми инстинктами, не испорчен политкорректностью, не шахтёр в Узбекистане.
  Если видел инвалида, который с лестницы падал, или слепого, что в канализационный люк провалился, или колясочника на проезжей части - смеялся, хохотал, дивился на калек - так муха любуется на мёд.
  Одноклассники и учителя подбежали, тычут в Альбину пальцами-сучками, вместе со мной хохочут, перегибаются от смеха; учитель географии Алексей Петрович даже лопнул от смеха - кишки сизые собирает с пола, обратно в утробу запихивает, но продолжает хохотать, и мы с ним - затейники.
  У Альбины сильнейшая аллергия на розы, даже пятки вывернулись, как у балерины на бульдозере.
  Я не боялся потерять дружбу Альбины - не нужна мне девушка, которую от запаха цветов корчит, после свадьбы от моих носков позеленеет хвощом на лиане.
  Мир придуман для людей, а не для астматиков и аллергиков с мокрыми глазами, раздувшимися носами, выпуклыми бочковыми животами - вздор это, неслыханная дерзость для Вселенной, не нужны калеки Мирозданию".
  Матушка отца колотушкой для картошки несильно по лбу ударила, остановила поток слов, выключила болтологию, иначе папенька уболтал бы нас до смерти - так удав забалтывает факира.
  Мама попросила, чтобы папа своровал за границей золото, платья дизайнерские и другую дорогую чепуху, что в руку мягко ляжет и в очи заглянет, вызовет надрыв сердца.
  Батюшка воровал, всегда без денег, но при вещах - купец Калашников в молодые годы.
  Я долго размышлял - что попросить у отца, отчего моя душа возвысится, а горькая печаль одинокого девственника изгонится из сердца, на седой кобыле не догнал бы печаль.
  "Отец мой - не проверял тебя на генный код, но верю, что биологический отец, иначе сгноил бы тебя в зиндане, как американского пленника мучил бы, по полгода не кормил! - я бросился отцу в ноги, смягчал шутку слезами, лобызал руки, надеялся, что батюшка непременно швырнет в меня куском золота. - Привези мне из дальних стран... правда, что в жарких странах девушки без трусов разгуливают, словно динозавры в стаде слонов?"
  "ГМ! И не в жарких странах разгуливают без трусов - себе на потребу, капиталистам на радость! - батюшка осторожно посмотрел на маму, опасался летящей в голову тарелки, не любил инопланетян и драку на кухне. - Девушку голую тебе привезти тайно, в клетчатой сумке скифа?
  Дело простое, вьетнамку - они малого роста - как куклу Барби оформлю на таможне и в ручном багаже привезу с бананами, не назовешь меня обманщиком, а, если в слесари-инструментальщики на завод "Серп и Молот" устроишься, вьетнамка тебе дома блины будет печь, к твоему приходу квартиру чистить и женихов принимать - чтобы постельной физкультурой себя раззадорить".
  "Ненадобна мне вьетнамка, у меня денег нет на корм для неё, я никогда не ошибаюсь в людях с воспаленными глазами, а у вьетнамок глаза не воспаляются - подушки, а не очи! - я прошептал дрожащими от печали Беловежской пущи губками. - Привези мне, отец, гитару - самую лучшую в Мире, не золотую, а деревянную, но - самогудку, гусли-самогуды ей в подметки бы не годились.
  Заиграю на гитаре - все девушки мои, а почтенные матроны кошельки раскроют и деньги мне - волоком.
  Мужчины при звуках моей гитары одеревенеют, заморозятся, а затем - отморозятся, наградят меня медалями, водкой, почестями и крепкой мужской дружбой, солёной, как вОды Мирового океана".
  Я высказал просьбу, испуганно бросал на отца жаркие взгляды - не лопнул бы мой папенька от ужаса, он - не пингвин, нервы у отца слабые, балеронские.
  Но отец заслушался, о своей выгоде в свете моей гитары Мирового уровня думал; челюсть отпала, слюни текут, а очи из орбит вылезли, в теннис друг с дружкой глаза играют через сетку переносицы.
  Наконец отец вернулся в наш Мир, обругал меня бесом, сказал, что я низкопробный подлец, а идею о самой лучшей в Мире гитаре мне лукавый нашептал в туалете, когда я мусолил книжку по геохимии.
  Я зарыдал, а отец проявил слабые чувства - согласился с моей просьбой, переменил мнение, назвал меня академиком чувственности и выдумок, разбил о голову матушки голубую чашку из сервиза детского писателя Аркадия Гайдара, наверно, батюшка из себя эмоционального парторга изображал.
  Обещал, что всенепременно найдет - хоть в джунглях Амазонки, хоть в гримерке Миланского театра - гитару, лучше которой нет в Мире, и от колебания струн трепещут жилы гранитных залежей.
  Уехал (мы с ним по скайпу общались, как Моравские братья), первое время присылал фотографии барышень - голых и разодетых в пух и шерсть.
  Но потом - среди балерин - гитары стали попадаться - заинтересовался отец, сравнивал гитары с женщинами, говорил, что много гитар хороших видел, но Идеальную Гитару, как и идеальную балерину, ещё не встречал, даже на гречишном поле среди пугал не находил, словно находилку в мозгу сломали.
  В Испанию поехал, рыдал в Мадриде, волосы вырывал последние на груди и на лобке, обзывал матадоров и испанских гитаристов грешниками, чревоугодниками, уличал в грехах плотских, пророчил им славу членов-корреспондентов Академии Наук.
  В Испании гитары ценились меньше, чем женщины; матадор на гитаре с утра бренькает, усы подкручивает, о любви уныло поёт, без подъема душевно пищит, словно ему яйца быком отдавило.
  Гитары маленькие, неизящные, пригодны на дрова, да и то, если гитару жидкостью для сожжения ведьм облить.
  Уехал из Испании, скитался по Миру, в США гитары искал - красивые гитары в США, самые большие в Мире, добротные, внутри пустые, с снаружи - политкорректные: черно-бело-красно-жёлтые.
  Но нет среди дорогих гитар Идеальной, от которой лягушки и красноухие черепахи в кому впадают, словно их заколдовали на Празднике Нептуна в Артеке.
  "Покорных рабов видел, Статую Свободы ласкал, девушек по десять долларов трогал, а гитару идеальную не нашёл, словно закопали её или спрятали от меня в инвалидной коляске ветерана войны во Вьетнаме!" - отец сокрушался по скайпу, обещал, что сдерет с меня живого кожу - за просьбу привезти Идеальную гитару - и в моей коже передо мной сальсу станцует.
  Из США на Украину отправился, верил, что в развивающихся странах печали нет в сельских общинах, сало - горы, борщ - моря, сметана - озёра.
  Гитары - под каждым кустом дюжина, выбирай идеальную и играй для дивчин, созывай Верховную Раду - погода и черешни способствуют любви.
  Но с Украины сбежал почерневший, будто его поймали и в глине Тихорецкой обваляли.
  "Удивляюсь я мошенникам на Украине, аферистам, имя которым - Непонимание! - отец плакал перед камерой планшета, грозил мне кулаком, обзывал патриархальным младогегельянцем в розовом жабо. - Девушек обманывают, приглашают на свидание, в любви объясняются, душу девушкам распарывают золотым ножом любви, и, когда девушка в доверие войдет, расплавится маслом в русской печке, украинский аферист - не любовь требует, не просит поцеловать, не умоляет красавицу обнаженной сплясать на столе среди бутылочек, а деньги у девушки выманивает и убегает северным оленем.
  Стыд и позор в наше время, когда девушка дороже оловянных рудников!"
  В глубочайшем смятении, в недоверии к мужской части человечества отец отправился на шхуне в дикие земли, заповедные, куда не ступала нога человека.
  Вскоре он прибыл в Бразилию, где много диких броненосцев, а девушки - ручные, непуганые, охотников за деньгами не видели - птицы, а не девушки.
  На карнавалах без трусов танцуют, бедрами парафиновыми виляют и не знают слов "легкомысленность", "неосмотрительность" и "разрушение".
  Увлёкся отец пирами, бананами и балетом на пляже - чудак с седой гривой каспийского волка.
  Но, однажды, в хмурый Московский день - в Бразилии Солнечно - батюшка связался со мной по скайпу, встревоженный, обеспокоенный - отгонял от себя танцовщиц голых - неслыханная дерзость, с отцом подобное никогда не происходило, даже, когда уксусную кислоту с техническим спиртом пил.
  "Алёша! Сынок мой с вишневым садом в голове! - отец дышит прерывисто, визжит, иногда на хрип переходит, будто он - шарманка сломанная, на последнем механическом издыхании. - Чудо-чудное случилось, диво дивное!
  Филины здесь не летают, Кащеи Бессмертные в Бразилии не популярны, а гитару идеальную, Мирового класса, Вселенского звучания - я нашёл, будь она трижды проклята через Вологодское коромысло. - Поднял к камере гитару - у меня дыхание остановилось, а сердце ухнуло в бездну, из которой только подъёмным краном души поднимешь. - Возле кабака стояла, прислоненная к кактусу с колючками, а на каждой колючке - голова человеческая, будто цветок диковинный.
  Я гитару осторожно взял, от кабака бразильского на цыпочках - в балетной школе имени Чингачгука Большого Змея научился - отошёл от заведения и побежал - Беловежский зубр за мной на костылях не угонится.
  Почему я решил, что именно эта гитара - Символ Мировой музыки, Идеальная, как балерина без трусов?
  Не знаю, но догадываюсь - душа мёртвого поэта мне подсказала.
  Бегу, гитару к чреслам прижимаю, а она - словно женщина, ластится, лебезит, тёплая; струны на встречном ветре дрожат, рыдают.
  Я возле ручья остановился предедохнУть - русалку темнокожую в ручье нашёл: в Бразилии под каждым кустом голая танцовщица улыбчивая прячется - так у нас в лесу грибы белые радуют глаз.
  С русалкой беседу о чувственном руками веду, но по сторонам зорко взираю - опасаюсь американцев; американцы всегда самое лучшее себе забирают, даже из чужой страны - хранители культурных ценностей.
  Инопланетный корабль опустился у подножия горы, зеленые из него вышли, копали, огнями бросали друг в друга, словно алжирские дети снегом играют.
  Нет мне интереса до инопланетян, разные мы, не сойдемся характерами; я лучше гориллу полюблю и вступлю с ней в порочную связь, чем потрачу время на бесцельную болтовню с инопланетянином.
  Вдруг, из кактусовой рощи (к каждому кактусу бутылка подвешена, и из кактуса в неё - как у нас из березы сок - текила стекает) выбегают двое гномов; коротышки, но злые, потому что - волшебные.
  Я пригляделся - нет, не гномы, но артисты театра и кино - Антонио Бандерас и парень с погонялом Мачете.
  Наверно, ихняя гитара у меня, наилучшая, я к ней прикипел, как к калебасе с зеленым чаем.
  Бегут медленно, потому что ножки короткие, но столько в ногах уверенности и потенциальной энергии, что у меня под мышками зачесалось, будто я стадо муравьёв приютил.
  Я с русалкой разговор закончил, взял у девушки на прощание прядь волос с лобка - когда безвыездно в деревне на старости лет поселюсь, волосами подруг стану печь растапливать - и побежал с гитарой от настырных преследователей, имя которым - Закон.
  Долго ли коротко бежал - танцовщицы ламбады между ног и под ногами путаются, мешают, словно варенье забродившее.
  До почты добежал, чую, что днём от преследователей оторвусь, а ночью они меня настигнут, снасильничают - гитару отберут и непременно обличат меня, назовут старым развратником, а мне подобные оскорбления - шприц с кровью СПИДового наркомана под кожу.
  Сынок, Алёша - не любил я тебя, глупо не любил, до ненависти доходило, как у драчливых белок.
  Гитару я тебе по почте отошлю - дойдёт, потому что не со мной.
  Играй - дамам на радость, себе на потребу, с мужчин за игру деньги бери, а с девушек - поцелуи и золото, золото - пустяк, от золота львы не родятся.
  Чёрта не славь, в чертях наши беды.
  В зеркало кривое не гляди, обезьяну не увидишь, а испугаешься до французской белой горячки, когда чёрт из зеркала предстанет перед тобой в образе белого лебедя - балерона. - Отец перед видеокамерой запаковал гитару, написал мой адрес, отправил, а затем свалился в сено с разухабистой почмейстершей - конь, а не женщина.
  Камера упала, показывала изображение - две приближающиеся точки - Мачете и Антонио Бандерас, любители сыроежек и шампиньонов, почитатели древней гитары инков.
  Связь по скайпу внезапно оборвалась, наступили на горло песне.
  С той поры я отца не видел и не слышал - умер ли он в руках Мачете и Бандераса, задушила ли его в любовном экстазе почтмейстерша, или танцует без сознания на Бразильском карнавале - птичница с глазами-маслинами отцу судия.
  Я вскоре гитару по почте получил, обертку разматываю, а пот очи застилает водопадом Ниагарским, сердце бухает каменным хлебом.
  Она - не новая, не лоснится, не похожа на таитянку, намазанную пальмовым маслом.
  Но чувствуется в гитаре астрономическая бескорыстная сила искусства - так выглядит беззаботный кусок обогащенного урана.
  С замиранием сердечной мышцы я прижал гитару к груди, присел на диван - вот-вот польются чарующие аккорды, и тогда - прощай беззаботная жизнь с мыслями о собственной банановой плантации в Алжире.
  Успевай только отбиваться от поклонников моей гитары, а балерин - что прибегут плясать под гитару - море вольется в мою квартиру.
  Щипал бы струны, но вдруг, молния мысли - неожиданная, жестокосердная, сравнимая с бесчувственным свинцовым болваном, пронзила мои чресла.
  "Достоин ли я?
  Имею ли право играть на Идеальной гитаре, если я не рыцарь с медицинским образованием?
  Моя ли мечта - Идеальная гитара-приманивалка денег и девушек?
  Вдруг, когда я опущу руку на струны, то сгорю - так в сказках сгорает недостойный, который не знает волшебное слово "Бисмарк"?
  Водопроводчик, если неопытный - задыхается в канализации, тонет в какашках.
  Электрик с недостаточной степенью допуска - корчится в силовом электромагнитном поле, сгорает факелом в канун Нового Года.
  Я не профессиональный музыкант, не симпатяшка Мачете и не бабский угодник Бандерас - погибну ли на первом аккорде Идеальной гитары?
  Погубит ли меня музыкальный инструмент из кожи чёрта, из чертова дерева?
  Растут ли в аду деревья?
  И, если адский лес схож с нашим, где девушки прислоняются к чёрным березам, то из адской древесины легко соорудить фанерную гитару - гроб ей имя.
  Но, если откажусь от игры на Идеальной гитаре, если сожгу её около Храма, то не узнаю - любят ли меня балерины? достоин ли я общества настоящих ВДВшников?"
  Я осторожно - будто в ней сидел факир с коброй - переложил гитару на пол.
  Подумал - сыграть в рукавицах ежовых?
  Вроде бы играю, но в то же время не прикасаюсь пальцами к струнам, а рукавицы - не закаленные пальцы баяниста.
  Раздумывал - Солнце сменило Луну, снова - Луна ущербная, с выбитым зубом.
  Наконец, я принял решение - мудрое, потому что изучал философию и одарён энциклопедически, мышление у меня - мышление революционера.
  Приспустил штаны - домашние кавалерийские штаны, не стыдно по дому в шортах с цветочками разгуливать, - присел голыми ягодицами на гитару - гитара, если Идеальная, зазвучит и под ягодицами, а не под подушечками предательских пальцев.
  Дернулся, извлёк первый звук - чарующий, Мир замер в предвкушении оперы на гитаре.
  Наяды выпучили от восторга глаза, а на улице стих шум - балерины прислушались, а капиталисты полезли за деньгами - со мной за концерт расплатились бы.
  Ещё раз провел ягодицами по струнам - зазвенело, из музыки вылезла энергетическая сущность бытия - в Чёрных дырах нет столько энергии, как в гитаре под моими ягодицами.
  Меня не пугала перспектива играть голой попой на концертах, при скоплении деятелей искусств и политиков - не беда: если балероны пляшут с беличьими лапками в панталонах, то и я с голой попой - кто её заметит за пеленой слёз восторга от моей музыки - поднимусь на музыкальный Олимп.
  В мечтах я приготовился взять третий аккорд (в дверь уже барабанили балерины, умоляли тонкими голосками принять их покровительство, и басом гудели капиталисты, сулили мне горы золотые с бриллиантовыми баранами), но нечаянно - или чёрт вращал белкАми моих очей - взглянул в зеркало.
  Не великого гитариста, не мачо Тарзана я увидел в стекле, а - чёрта противного, чумазого, возомнившего себя Тираном, даже - тираннозавром.
  Самодовольная улыбка на козлиной морде кабана.
  Очи - пустые ли глаза? в них пламя бушует адское, и из пламени руки чёрные с татуировками тянутся, фиги мне показывают и факи.
  До этого момента я с голой попой вёл себя благоразумно, по культурному, но дрогнула душа, становая жила не выдержала, ноги подкосились - так кловун на завершающей ноте падает на колени толстой зрительницы в первом ряду.
  Я присел всем - маленьким, но внушительным - весом на гитару; чувствовал себя девушкой на выданье, если надо мной чёрт из зеркала глумится.
  Под ягодицами треснуло; я надеялся, что я треснул, а не идеальный музыкальный инструмент - для создания музыки Вселенских сфер.
  Чудовищное произошло - лицо чёрта в зеркале перекосила гримаса восторга, а моё лицо закаменело, будто на него наложили грим для ста стареющих прима балерин.
  Я задыхался, хрипел, проклинал фабрику гитар, дизайнеров, которые не могут разработать идеальную гитару из титана - выдержала бы не только мой вес, но и вес школьника с ограниченными возможностями по ожирению.
  Чудовищный треск разорвал Вселенную; за стеной заголосила экстрасенс - бабка Пивоварова - совестливая догадливая провинциалка, которая играла на женских слабостях клиенток - как я пытался сыграть на гитаре песню Мира.
  Я раздавил гитару в щепки, будто три дня её в мясорубке проворачивал.
  За дверью падали балерины, за окном вскрывали вены капиталисты, но я не вливался в хор Последнего Дня, не оборонялся от дурных мыслей, потому что закаменел.
  Чёрт из зеркала прервал мою музыкальную карьеру, а я бы дошёл до должности Президента Планеты Земля. - Алексей сгорбился - Квазимодо, превратился в мухомор, но вспомнил, что он в компании очаровательной девушки, распрямился с трудом - позвоночник хрустнул скорлупой грецкого ореха. - Красивая вы, в другое время полюбил бы вас, брёл за вами, объяснялся в любви; но что вам мои объяснения, пустого парня, без гитары?
  Вы - прекрасная, поэтому золото любите - не понимаете, что благоразумная девушка с зорким сердцем не в золоте нуждается, а в книгах - будь они трижды благословенны для инвалидов по зрению.
  Я с собой нарочно зеркало не ношу - зачем я чёрта в карман положу?
  Если бы из зеркала смотрела на меня Птица Счастья в образе прекрасной балерины с ногой, поднятой выше головы, то я бы не защищался, не променял балык осетра на овсяную кашу - приз за подмену невелик, а привычки и хорошенькие девушки меня покинут.
  Но из зеркала чёрт выглядывает, бранится, совращает - сто афгани ему цена на рынке в Кабуле.
  Не смотрю в зеркало, не радую чёрта, а он находит меня в бутылке минеральной воды, в стакане с пузырьками отражается, в стекле бутылки, в витринах - куда ни гляну, всюду чёрт рожи корчит.
  Иногда лестно мне становится - у чёрта многовекового дел множество - погубить, обмануть, украсть - но на меня время тратит, сворачивает пространство и время в трубочку - так умелый трактирщик вафли крутит.
  Но безумной любви я не получаю, а уверен - не преследовал бы меня чёрт из зеркал, то я влюбился бы, и меня полюбила бы примадонна Миланского театра Кастратов.
  Огонь в ушах, а в глазах пыль, лошадь я Пржевальского! - Алексей вытер набежавшую мутную - первого отжима - слезу.
  - Не разжалобите меня, любитель заячьих тулупчиков! - Алёна грубила, но кусала губы, сдерживала слова доброты, полагала, что с маньяками нужно держать ухо по-эльфийски, не потакать; маньяк разжалобит, а затем в кошелек залезет, мышью в душу проскочит. - Обокрасть меня хотите, о чёрте рассказываете, а глаза ваши блудливые по моей одежде бегают, оценивают - за сколько денег можно сдать в ломбард мои тряпки и драгоценности, а затем меня продать на органы или в Турецкий бордель, где русские девушки удивляются: "Мама говорила! Папа убеждал! По радио и телевизору запугивали кабалой в публичных домах, а не поверила, влюбилась в иноземца, а он продал в рабство!"
  Не верю я в вашего чёрта; в зеркале вы отражаетесь, ваша - не слишком киногеничная - личина из зеркала вылезает с недоумением в глазах: "Кто я? Где я? Нужен ли я этому Миру?"
  Маньяк, ступайте в одну сторону, а я - в другую, на Выхино мне нужно по девичьим делам; вы скАжите, что на Выхино у приличной девушки дел не может быть, но я отвечу с застенчивой улыбкой соловушки: я - особенная, поэтому и во дворце Шереметьева мне оттоманка найдется возле печки с Гжельской плиткой.
  В Гжели глину кушают, жирная глина - её на хлеб намазывают и кушают - сразу миллион минералов в организм проникает из глины, лучше американских таблеток из зуба кабана.
  Вы, Алексей, без кокетства на другую сторону Москвы езжайте, чтобы чёрт из зеркала - выдуманный вами чёрт, не соблазнил вас, не запутал дорогу, и вы, маньяк с ложной внешностью деятеля культуры, не напугали меня.
  От Выхино противоположное - Планерная, Пушкинская, Октябрьское поле - потешно: как это - Октябрьское поле? в другие месяцы поле - не поле?
  Уезжайте, если заплутаете на другом конце Москвы - чёрта встретите, но не меня, потому что далеко, раньше люди это расстояние проходили за пять лет. - Алёна улыбнулась, перекрестила Алексея на дорогу, поймала себя на мысли - пожать маньяку руку, но удержалась - скромница с бесценными книгами на дне души.
  Алексей отправился к метро, бурчал, что напрасно не предложил Алёне руку и сердце - после свадьбы беды забылись бы, а на зеркало после свадьбы, можно повесить чёрное погребальное покрывало или красный флаг СССР.
  Черти очень не любили Советский Союз, прятались от него, называли Кремль - Осторожная Дыня.
  Алёна долго смотрела вслед Алексею - не обернется ли странный парень, не бросится ли с ножом-саблей.
  Вздохнула сто раз, поправила сердечный ритм, и - как водится у красивых девушек - забыла об Алексее; девушки видят и думают только о том, что рядом - так щука замечает карася не дальше тридцати сантиметров от себя, поэтому и хватает всё двигающееся, даже груди пловчих синхронного плаванья.
  Через час Алёна входила в усадьбу Кусково, в маленький домик за Голландским домиком - приют странников, полных ума.
  В рабочей конурке жила и неплохо зарабатывала портниха Клавдия Ивановна - украинка огненная; будто только что подожгли.
  Клавдия Ивановна очень стеснялась своего исконно русского имени, новым знакомым объясняла (при этом заламывала руки, закатывала овечьи очи к потолку), что имя и отчество - по недоразумению, а фамилия - исконно украинская историческая фамилия - Бульба.
  Клавдия Ивановна поднялась навстречу Алёне, обняла, поцеловала, и Алёне показалось, что поцелуй длился слишком долго, не поцелуй, а - искусственное дыхание изо рта в рот.
  - Зверь вы, Алёна, опасный зверь! - Клавдия Ивановна доверительно похлопала Алену по правой ягодице. - Юбку вам подготовила - Птица райская лучше не сошьёт юбку, чем я; проверяю - не подросли ли ваши ягодицы, не расперло ли их дрожжами из хлеба "Бородинский".
  Некоторые девушки толстеют на глазах, будто их, как цыганскую лягушку, соломинкой в зад надувают.
  Вы можете составлять предложения на китайском языке, но я предугадываю, что закричите в восторге, упадёте на свежевымытый пол, когда увидите юбку - чудо, стронций, атомный реактор в юбке.
  К зеркалу подойдите, посмотрите сначала на себя в своей прежней одежде, запомните, потому что к этому образу - да, вы красивая, ухоженная - не вернетесь, оттого, что засияете Вифлеемской дырой вблизи Чёрных дыр.
  Клавдия Ивановна подвела Алёну к зеркалу - овальное, большое, в золотой (пятьсот восемьдесят пятая проба) тяжелой раме.
  Алёна взглянула, изъянов не находила, подняла ногу выше головы - прелестно, грациозно, золотое сечение; Миклухо Маклай, если бы увидел индианку, подобную Алёне, индианку с белой кожей и снежными волосами, остался бы в Индии и написал бы новую Камасутру.
  - АХАХА! ХА-ХА! ХА-ХА! - Алёна засмеялась, присела, растирала личико - надеялась, что растирания остановят поток хохота. - Занимательно!
  ХИ-ХИ-ХИС!
  С утра - зеркала, все истории вокруг зеркал вертятся - не к царской ли это пирушке, куда меня обязательно пригласят, потому что я не хуже вопящих плакальщиц на похоронах в Израиле.
  - Зеркала! Одинокий человек в зеркало часто смотрит, разговаривает с собой, потому что с зеркалом - двое, и второго - который из зеркала - не нужно кормить и одевать - довольствуется твоей одеждой и твоей пищей - простое отображение с умными мыслями на кончиках пальцев.
  У волшебников на кончиках пальцев огоньки - придумают пошлости, а у нас - мысли в руках, потому что женщина любит руками.
  - Удивительный маньяк юноша мне попался на жизненном пути сегодня! - Алёна сдерживала смех, вытирала слёзы дорогим (с платиновыми нитями) платочком с монограммой дома Романовых. - Уверял, что на работу направлялся, но меня встретил, пошёл другим путём - опять на меня наткнулся, и затем - снова и снова, словно в каше танцевал и надеялся, что из манной каши коньяк выжмет.
  На словах - приличный юноша, а на делах - маньяк, о чёрте из зеркала рассказывал, дошёл до полноты ума, когда из мозгов рассказы выплескивают, словно из бочки с брагой пена вылетает.
  Сюртук у парня знатный, много карманов, а в карманах, наверно, чудеса заморские.
  Даже рассказы о чёрте в зеркале в карманах прячутся, робко перебирают ножками-странИчками.
  Уверял, что чёрт из зеркала обольщает, прельщает, в задумчивость вводит, обещает радость в глуши Черниговских лесов.
  - Чёрт в зеркале? ЭХМА! Не комбайн или токарно-фрезерный станок мужчины в зеркале видят, а - чёрта рогатого! - Клавдия Ивановна махнула рукой (с татуировкой - конь и зебра), будто забивала давно приговоренный гвоздь в гроб. - Мой муж, настоящий украинец Мыкола, каждое утро - уже двадцать лет вместе живём, и всё одна и та же сцена из "Ревизора" - на работу собирается, обещает, что устроится на высокооплачиваемую должность, меня обеспечит, детей наших озолотит, в бриллиантовые сапожки обует.
  И каждый раз я верю мужу, бутерброды ему с сёмгой - на мои деньги всё куплено - заворачиваю в газетку - так добрая кошка своему коту отдаёт лучшую рыбью голову.
  Мыкола одевается, перед выходом перед зеркалом причесывается, и - лесные оборотни, не горюйте - вскрикивает каждое утро, меняется в лице, зеленеет, пальцем в зеркало тычет, заикается, проклинает свою родню.
  "Ырма! Ингеборга! Саломея! - слова непонятные огненным фонтаном из пожелтевших глаз Мыколы вылетают, прожигают паркетную доску. - Чёрт, чёрт в зеркале!
  По мою душу пришёл - дорогая у меня душа, широкая, как степь украинская!
  Чёрт, чёрт, зачем ты меня мучаешь, соблазняешь нечистотами, на работу не пускаешь, запутываешь мои мысли - так конюх коня связывает?"
  Мыкола долго ругается с чёртом в зеркале, обещает чёрту путёвку на Северный Полюс.
  Я из-за правого плеча (а левом плече чёрт пирует) мужа заглядываю в зеркало, по своей женской близорукости чёрта не вижу, а только - я и Мыкола, будто сиамские братья.
  Знаю - бесполезно доказывать мужу, что нет чёрта в зеркале, чёрт - облако в штанах имени Маяковского.
  После свадьбы уверяла Мыколу, лечила его от белой горячки, доказывала, что чёрт только мерещится, нет его в зеркале.
  Муж бил меня оглоблей - бьёт, значит - любит, укорял, называл глупой бабой, а бабы - что с нас взять, кроме любви? - не видят чёрта в зеркале.
  Я не вижу, а Мыкола видит суть вещей!
  После танцев перед зеркалом Мыкола откидывается на мягкие подушки, лёгкая улыбка пробегает по его лицу, оставляет грусть Ивано-Франковскую.
  На работу Мыкола не идёт - нет душевных и физических сил, но в кабак бежит, потому что в кабаке нет зеркал, и печаль в кабаке легко залить литром браги, от которой слепая ярость маньяков затихает, превращается в блевотину.
  Придумал или не придумал Мыкола чёрта в зеркале - не знаю, привыкла к театру в зеркалах, это представление нам оперу и балет заменяет.
  Я чертей часто вижу, но не в зеркале; пусть все зеркала Мира поклоняются аристократам, а нам, портнихам и клиенткам - зеркала служат орудием красоты.
  Юбка, где же ваша юбка, Алёна, за моим мужем в трактир убежала юбка? - Клавдия Ивановна рылась в вещах, разбрасывала, вспотела, скинула с себя одежды, нагая щеголяла тренированным телом акробатки. - Фуй! Провалилась юбка, даже в чёрта поверю, что он с собой в зеркало вашу юбку утащил, сам прельстился изяществом швов и законченностью выкройки - так лорд бросается на утонченную горничную.
  Я - в начале славной карьеры портнихи - шила платья для голых Королев красоты, даже Принцессе Цирка фату примерила - море денег заработала на платьях, себя щипала за щёки и за груди - храбрая ли я женщина, если золото лопатой гребу и не боюсь, что лукавый - со страстью африканской куртизанки - на моё золото набросится и заодно меня утащит в котёл, где пузырьки.
  Придирчивая клиентка мне попалась - дочь министра, Елена Петровна - аппетитная коза.
  Не нравился ей мой стиль, не устраивали бархат, шелка заморские - я у китайцев покупала, тутовых шелкопрядов лично в морды усатые целовала, чтобы шёлк нежнейший творили.
  Мы красивеем с каждым днём, формируемся мужчинам на радость, а потом замечаем, что в кошельке пусто - и так ли важен кошелёк, когда Апокалипсис всё предсказал.
  Для Елены Петровны платье бальное сшила из золота - триста килограммов платье, длинное - в глазах больно от россыпи бриллиантов.
  На Венском балу блуд: мужчины в белых панталончиках обтягивающих, а девушки - да, в платьях невест, но на платье сзади и спереди вырезы, чтобы ягодицы и лобок видны жениху - покупает товар, поэтому выбирает себе на потребу - так Калужский пивовар выбирает тоненькую легковесную жену - чтобы била легонько.
  Елену Петровну на балу обходили - не до неё, если седовласые амстердамцы соревнуются в танце - танцующие мужчины и поющие - стыд и срам, помоев французских на них не хватает.
  В городе Париже хозяйки из окон помои на улицы выплескивают, колдуют: на кого инопланетные нечистоты попадут - тот Принцем станет или Королевой Египта.
  Елена Петровна ко мне с претензиями пришла, швырнула платье на трельяж - дорогой трельяж, из радиоактивного Белорусского дуба
  "Вялость чувств, тягость в животе и в бедрах, но не беременная, а на душе - увлекательное путешествие в ад! - Елена Петровна пальцем мне грозит, голая не стыдится челяди и туристов - японцы фотографируют, на пальцах мозоли набили от нажимания на кнопку фотоаппарата - восторгаются нагой Еленой Петровной. - Если бы я в достойном наряде вышла на Венские посиделки - меня бы возвеличили, подняли на руки и понесли в узле на речку Сена купаться без трусов.
  От женихов богатых и умных отбоя бы не было, словно я - медовая коврижка.
  И тебя, портниха, Клавдия Ивановна, я бы к Нобелевской Премии Мира или в области биологии, представила, потому, что хорошая портниха важнее ста математиков.
  Но ты, ах, прямая кишка морским узлом затягивается: не нужны человечеству выверты - хлеб с изюмом, мясо с вареньем, платья из золота, а душа, главное, чтобы душа воспаряла, успокаивала, а рассуждения - зрелые, половозрелые, от которых благоразумие созревает бананом на голове гориллы.
  Я вас, Клавдия Ивановна, на гориллу бы поменяла с величайшим удовольствием, на великолепнейшую гориллу с тонкими чувственными пальцами и взглядом аптекарши".
  "Воля ваша, Елена Петровна, хоть на кладбище пешком отправляйтесь, без фаэтона!" - я, потому что гордая, губы закусила лошадиными зубами - зубы у меня - ОГОГО! гранит грызут. В руках спицы - думала, в глаза клиентке воткну, но сдержала себя, потому что увидела со стороны безличный земной шар, хрупкие бокалы в руках штангистов - радость Природы, а не стихийного бедствия, когда балерины летят вместе с гусями против ветра.
  Юбки у балерин на головы задираются, а под юбками - пустота, нет нижнего белья - радость праздным зевакам поэтам - могильный гвоздь им вместо гусиного пера.
   Слесарей и пахарей нужно прославлять, а не певцов домушников и гостиничную прислугу, которая на балконах - выдумка французов - предаётся мечтам о золотых горах, а на горе, обязательно - Принц или Принцесса.
  Я на Елену Петровну с высоты своего опыта портнихи - обожженной нудистским пляжем Коктебеля - смотрю, а думаю о свинке Пеппе из мультфильма.
  Мультфильмы люблю новые, где не поймешь - то ли чёрт мохнатый, то ли главный герой - рыцарь Персифаль в шкуре зебры.
  Национальная гвардия Пакистана лучшие мультфильмы создаёт без красок.
  Вспомнила сказку о голом Короле - без трусов, лишь в короне, со скипетром, державой и в башмаках Король шествовал по улицам, по родному горному краю, где каждая машина - овца, а пастухи - сексуальные разбойники.
  Король в сказке и в мультфильме одевался - по прихоти дворцовых портных - в ничто, в облако, в воздух, отчего успех имел, как индейка на Рождественской кухне.
  Разгуливает голый, делает вид, что в шикарное платье закутан, в саван погребальный или в парчовый занавес из театра, а народ - хихикает, но наиболее смышлёные задумываются о смысле жизни и гениталий ослов: выгодно, если без одежды - органы проветриваются, одежда не изнашивается, и не нужно на неё тратить деньги - лучше пропить.
  Король без платья, а делал политкорректный вид, будто в платье; не попадал ни под судебную статью, оттого, что одет в облако, ни под хуление, потому что в стране вольные нравы - девушки носят на грудях колокольчики, купаются в бочках с вином, поднимают ноги выше головы, но горюют, волнуются несчастные, оттого, что редко удаётся оголиться на людях, а вся красота сокрыта под одеждой - так орех кедровый под скорлупой скрывает драгоценное ядро.
  По примеру голого Короля поданные голые на улицы и площади вышли, уверяли друг друга, что переступают с ноги на ногу не напрасно, что облачены в парчу, бархат, шкуры диких зверей, мохнатые, будто пауки мексиканские.
  Обманывали себя, лукавили, расхваливали мнимые одежды соседок; выгодно парню, когда девушку встретит обнажённую и заливается соловьем, нахваливает её якобы одежды - долго фотографирует, придумывает пуговицы, а девушка кокетничает - нагая, но не стыдно, потому что молва, будто одеты все в комбинезоны космонавтов.
  Я о платье голого Короля думаю, Елену Петровну воспринимаю почтальоншей на сивом мерине; бросилась ей в ноги - клиентка богатая, угодить ей надо, чтобы денег дала на поездку в горы, где много золотых жил.
  "Елена Петровна, душечка, краше вас никого в парке Кусково не найти ночью, - рыдаю, ручку лобызаю и представляю, что я на Луне бранюсь с инопланетянином. - Боксер другого боксера кулаком в лицо тычет, к пропасти - откуда дым и сера - подталкивает осторожно.
  Я не боксер и не мастер спорта по спортивной гимнастике, но ногу выше головы поднимаю - сосны прибалтийские завидуют, и в моей ноге ум и Правда сокрыты.
  Платье для вас сшила, к Новому Году вам готовила подарок, но время пришло раньше - не сидится кошке под балконом Дон Жуана, не вылежится платье в сундуке бабушки Агафьи.
  Примерьте платье - дорогущее, из невесомой японской нано парчи! - Крышку сундука откинула, а в сундуке лишь две мышки, зубами клацают, на меня с надеждой смотрят, я для них - ацтек. - Платье прозрачное, прелестей ваших не скроет, а, наоборот, выпучит, высветит лазерным лучом в мракобесии". - Будто на руки платье взяла, Елене Петровне подаю с поклоном, жалею, что нет у меня гусарской фуражки и бакенбард накладных, красиво, когда девушка с бородой и с усами, напоминает молодость Карла Маркса.
  Елена Петровна на меня странно взглянула - так утка разглядывает пиявку, но догадалась - два Университета заморских и ролевые игры с папуасами, смышлёная - ей бы в трактире пиво разносить генералам.
  Руки протянула, будто наряд от меня принимает, затем - несколько театральных движений - Чехов восторгался бы, - голая к зеркалу подошла, оглаживает себя, словно складки на платье поправляет, воротничок невидимый теребит шаловливыми пальцами - княгиня в карете имени Ленинского Комсомола.
  Очередь моего представления настала: аппетитно губы сложила дудочкой, кружусь вокруг клиентки юлой, ножницами щелкаю - страшные у меня ножницы для кастрации баранов.
  "Не жмет в талии платье? - вопрошаю, дрожу от ужаса, вдруг, разоблачится мой обман - в психушку отвезут, а в психушке все мои клиенты, знакомые чёрту и мужу моему - так все курицы на птицеферме на одно лицо. - Может быть длинное, подкоротить бы надо, траву летом подрезают, а платье по осени считают - когда подводят итого поиску женихов.
  Я бы на землю упала или сквозь половую щель прошла с тараканом, если бы имела надежду на выздоровление нации в вашем лице!".
  "В талии? ГМ! В талии идеально подогнано, а рукав, левый рукав - не заяц русак, пыжится рукав, его чуть-чуть подшить - на радость кавалергардам. - Мне левую руку протягивает, правой совершает вокруг неё волшебные пассы, будто из ада фокусника Гудинни вызывает. - В детстве я мечтала, чтобы у меня лицо на две половины треснуло - на белую и чёрную, гуталином лицо мазала, нефтью Уренгойской - не помогало, не распадалось лицо на молекулы и атомы.
  Волосы красила гудроном; вечером выкрашу, а утром они - серо-буро-малиновые - страшно; наверно, чёрт ночью глумился, потешался, издевался надо мной.
  Мальчик у меня, друг сердца в начальных классах школы - Витя Синицын, обожал меня, а как утром с чуднЫми волосами увидит - убегает, прячется в туалете, рыдает, воет, и в вое Вити я слышала шум таежного урагана, песни геологов у костра, сказки народов Якутии.
  Вы, милочка, Клавдия Ивановна, угодили мне, потрафили - крест вам могильный в изголовье кровати, как Царице Портних.
  Над вашим платьем - произведение древнего Суздальского зодчества платье - чёрт не поглумится, копыта сломает, враг человеческий".
  Я в ответ иголкой помахала над голой рукой клиентки, словно подшивала, поправляла - идеальная ролевая игра получилась, худенький незнакомец, что подглядывал за моей работой - под окном в корчах катался, скрутило его от профессиональной деятельности - так голодного брадобрея, что коры березовой покушал, над лесом носит на крыльях смерти.
  Елена Петровна мне за мнимое платье заплатила очень прилично, обещала, что - если платье пройдет высочайшую оценку в Амстердаме и Кремле - мне собаку подарит с пятью лапами - диковинка.
  Уехала голая, не стыдилась - продолжала игру, будто в моё платье одета, шикарная женщина с изумительным алмазным воображением.
  На следующий день мне фотографии с Кремлевского бала имени Ленина прислала - потрясающие снимки: голая, среди расфуфыренных дам и господ в смокингах - роза на поле Куликовском.
  Написала, что успех имела - сногсшибательный, три старичка из полкового оркестра умерли - задохнулись в слюнях, как дифтеритные козы.
  Ещё денег мне прислала, заказала ТРИ подобных платья, подробно описала фасон - любительница игр, живая Природа в теле роскошной женщины.
  Я в ответ смску послала, уверила, что закупаю самый дорогой невесомый японский материал на новые платья, пуговицы, ленты - смеялась и плакала, благодарила себя за находку; если другие портнихи и китайские фабрики последуют моему примеру - весь Мир оголится до безобразия, до татуировок на ягодицах.
  Елена Петровна в Амстердам, на симпозиум философов - после Кремлевского бала - отправилась - голая, но, якобы в моём платье.
  Жизнь золотой монеткой покатилась по лицу сибирского мужика с клещами за пазухой.
  Философы расхваливали наряд моей клиентки, упрашивали дать выкройки, спрашивали мой адрес; а как дело до оргии дошло - Елена Петровна, будто бы платье скинула - восторг, чепчики в воздух, Пензенское шампанское водопадом.
  С тех пор у меня отбоя от клиенток не было; я любую сумму заламывала, а хлопот - попрыгать перед клиенткой, щелкнуть ножницами, махнуть иголкой в воздухе - я подумывала инструменты сделать невидимыми, но испугалась - не дойду ли до крайности, не призову ли чёрта в помощники; от лентяйства и усердия даже у белки рога вырастают.
  Привередливые клиентки приходили: голые ходят перед зеркалом, осматривают себя - будто бы криво я им голое платье сшила; укоряют, требуют, чтобы подправила, подтянула, рюшек и ленточек невидимых добавила - до седьмого пота меня гоняли, танцую, а со стороны кажется, будто ночь Австралийская наступила: голая клиентка перед зеркалом жеманится, и я вокруг неё со швейными инструментами колдую, подобострастничаю.
  Может быть, и получила бы Нобелевскую Премию Мира за голые платья; за меньшее зло Нобелевскую Премию назначают, но муж мой Мыкола с чёртом связался, одной веревкой повязаны, будто матрос и боцман.
  Чёрт из зеркала - одно, а чёрт из жизни - другое, страшно, собака бультерьер не перекусит горло чёрту, из тёмной материи горло.
  Застала их вместе, миловались, кудахтали курами на насесте; Мыкола чёрта в рыло целовал, обнимал за талию, будто девку дворовую.
  Я сначала и подумала - девку нашёл - пусть, на потребу, намается с девкой, а я отдохну от побоев муженька - нервы канатные у него, а у меня от волнения на почве работы - пошива голых платьев - пищеварение нарушилось.
  С содроганием в коленях - вдруг, девка красивее меня? - подхожу, а Мыкола пустоту ласкает; вроде облако чёрное у него в объятиях, а другим глазом посмотрю - ведьмин глаз один у меня, в глазной клинике Гельмгольца, когда операцию на глазах делали, ошиблись, и мне чужой глаз, колдуньи вставили, - облако под другим взглядом в чёрта превращается.
  Я от волнения очки с Мыколы сшибла - Мыкола в обморок упал, потому что не физик он, а физик от удара - кувалдой очки сшибла - возрадовался бы только, формулу написал бы из небесной механики.
  Мыкола в обморок - чёрт в ад, а я на дерево залезла, кукую - никто не запретит мне, богатой, известной портнихе, куковать.
  Докуковалась - женихи под деревом собрались, жребий тянут - кому я достанусь обнаженаня; я ради рекламы своих платьев невидимых голая гуляла.
  С дерева охальников обличаю, называю их мумиями - обидная кличка, особенно для воров.
  "Чудо в Африке сокрыто, под баобабом древним, старым, как борода Мафусаила! - бранюсь, но с дерева не слезаю, страшно - вдруг, моё платье придуманное дорогое порвут? - Над Россией небо синее, а вы на меня смотрите, будто я не кусок неба, а - лазурь Иранская.
  В Иран ступайте за нефтью, блудодеи с перьями под камзолами.
  Голую девку на дереве не видали - стыд вам и позор, шейхи Арабские не позовут вас играть в лапту, если вы признаетесь, что ночевали под деревом, будто бродяги".
  Не проняло маньяков, лишь один усталым и намеренно надтреснутым голосом калеки читал стихи Пастернака - чтобы я в обморок от поэзии упала.
  Слезла бы - слабая я девушка, но светло-зеленый человек на ветку рядом со мной присел - леший или сатир, а, может быть - лесоруб в кепке с красной Звездой.
  Немой, руками показывает, чтобы я полетела, в птицу превратилась с перьями и белокурыми волосами; пыль на меня золотую сыпал, за ресницы дергал, леща вяленного в руки вкладывал, будто индульгенцию, а затем побледнел внезапно и без чувств с дерева свалился маньякам в лапы.
  Шум-гам, переполох Римский!
  А я под шумок руки-крылья расправила, и огромной птицей аппетитной вознеслась, понеслась - над деревьями, над озером, над проводами и целующимися парочками немецких порнографистов.
  С тех пор больше не летала, выражала удивление, если ведьмы меня на шабаш приглашали, и чувства мои завяли - слива я в шоколаде, а не летающая белка. - Клавдия Ивановна вздохнула, теребила край горностаевой Королевской мантии, лицо её - по-латышски безбородое - приобретало черты высокой интеллектуальной деятельности с зачатками гениальности. - После дерева не шью платье голые, невидимые, но для вас: Алёна, - когда юбку затеряла - и была ли юбка - не упомню, потому что все мы - выдумка Природы: я, вы, Мыкола, голые Короли - задумала тряхнуть молодостью, подарить вам новое платье голое - щеголяли бы по Тверской в ботинках и шапочке кокетливой с пером марабу, а платье - невидимое, не скрывает ваших прелестей - сливки с малиной вы.
  Но затем передумала, потому что в голом платье чёрт сидит, много бед от голого платья Короля.
  В Амстердаме платья ко двору пришлись, амстердамцы без трусов в общественных столовых в шашки играют, щелчки друг другу отвешивают, нахваливают выкройки из ничего - раковина морская умнее, чем амстердамец в общественной столовой.
  Истинно Принцессовское платье вам подарю - носите, вспоминайте Клавдию Ивановну, называйте меня горшком, в печку ставьте.
  От ваших слов я закалюсь, кожа моя обуглится, с неё убегут бородавки и родимые пятна - боюсь я родимых пятен, в каждом вижу дорогу в ад. - Клавдия Ивановна покачала головой, взглянула под юбку Алёны, покраснела, вытерла капельку пота с носа, погладила девушку по щеке (Алёна разрыдалась, опустила ресницы - очень хочется платье Принцессы, но не прозрачное невидимое невесомое, а в сто пудов весом, чтобы плечи трещали, а в ягодицах зрело высоковольтное напряжение).
  Портниха раскрыла шкаф, шуганула метлой любовника (усатый корнет в зеленой треуголке, выскочил, поклонился Алёне, сконфузился, прикрыл нагайкой срамное место и без порток - будто гончая по кровавому следу, выбежал из домика), извлекла роскошное платье - золотого цвета, с кружевами, высоким воротником-стойкой, с корсетом из китового уса - театральное платье, для лиц, приближенных к Королеве Англии.
  - Неисправимая я волшебница, любительница белых грибов и Небесной красоты, когда девушки одевают не модное, но - дорогое, чтобы у украинских ухажеров, которые в девушке только деньги видят, лицо сжималось, покрывалось серебряными волосками, как у - умудренных жизнью - японских макак из Зоосада в Токио.
  Платье диковинное, бальное, но вы, в нём, Алёна, по городу гуляйте, в магазины экономического класса заглядывайте - не боязно, если лучше других девушка сияет, облагораживает скверы и парки с собачьими экспериментами на траве.
  Экспериментируют собаки, гадят на площадях - ставят опыты над людьми: сколько времени человек вытерпит собачьи какашки?
  Ваше платье Королевы составлено из семнадцати частей, более трёх тысяч деталей - вероятно, не для толстого господина, а для идеальной госпожи.
  Не одежда красит человека, а - маляр; не тот маляр, который кистью для прочистки унитазов разрисовывает щеки лакеев в Петродворце, а - маляр души, светлый маляр, и сердце его остывает только по ночам.
  Я своё дело закончила, теперь с чистой совестью и выбеленным телом - два дня в уксусе кожу отмачивала - прилягу на лужайке, скрещу руки на груди и буду смотреть в твёрдое небо - я уверено, что небо из камня, а звезды - золотые гвоздики на небе.
  Звёзды на ключик заводят, они хоровод водят, хотя и не балерины, и без ума Звёзды, похожи на мишек коал, у которых ум, величиной с ум улитки.
  Вспоминайте меня, великого дизайнера голого платья, дарительницу платья королевы, простую гимнастку со скромным титулом Олимпийской чемпионки; факел во рту могу держать зажжённый, и щёки мои волшебные не обуглятся - чудеса, но разве это чудо выше чуда восхода Солнца?
  Военный в парадном мундире выгоднее смотрится, чем батрак в тулупе, но тулуп предохраняет от вшей и холода, а парадный мундир - крылья, тьфу на них, майский жук крылья носит для привлечения самки - красиво, но позорно и не функционально, словно жука перевоспитали в академии музыкального искусства.
  Глухому музыка не нужна, а слепому - живопись; вздор, что глухие наслаждаются симфониями, а слепые пальцами рассматривают картины - ерунда, как и усатые свиньи, и балерины в трусах на столах чиновников и работников коммунального хозяйства.
  Ступайте в большой Мир, Алёна, а я на Небесном зеркале буду вас рассматривать, следить за вами, и уверенна - не увижу чёрта в Небесном зерцале! - Клавдия Ивановна махнула рукой, вытерла скупую слезу женского непонимания, вышла на лужайку, раскинула руки и упала локоном отрезанным: - Эхма! Хорошо, до охлаждения чувств!
  Вокруг одни сумасшедшие, даже трамваи и автобусы сошли с ума, напились горилки.
  Не понимают люди, что идеальная красота никогда не лжет, а Правда и Истина - восхитительная девушка в платье Принцессы.
  Идеальное во всём идеально, и идеальный мужчина не увидит чёрта в зеркале!
  О своём маньяке волнуйтесь; если уготовано вам пересекаться, то хоть из чрева кита его вынесет, из тюрьмы поднимут на аэроплане, но окажется на вашем пути - смущенный, безбашенный - тигр в танке, а не маньяк! - Клавдия Ивановна замолчала, погрузилась в созерцание Неба - так лягушка погружается в молоко.
  Алёна осторожно потрогала кончиками пальцев левой руки - левая рука ближе к сердцу - губы и нос портнихи - великой зодчий голого искусства, произнесла с удовлетворением купца миллионера:
  - Живая! - оглянулась, пробежала в комнату, посмотрела в зеркало, а губки дрожат, тело покрыто мелкой рябью истомы - что там, за поворотом истории - Любовь? - Чёрта нет в зеркале, лишь я - очаровательная, в сногсшибательном наряде - в городки нельзя в этом платье играть, лишь - в политику, потому что каждому спортсмену - по штанге, а каждой красавице - своя роль.
  Королева я, или заблудшая душа из собачьего французского цирка?
  Нет, не Королева, потому что - девственница, я - Принцесса; в Цирк не пойду, не желаю быть Принцессой цирка - за слонами убирай, по канату бегай, железные шары подкидывай и лови на голову - страшная работа, каторжная, не для Принцесс, а для матерей-героинь.
  Матери-героини без мужа отчаялись найти спонсора своим детям, на всё идут, даже глотают булавки, оправдывают своё баловство нуждой - так ворон оправдывается перед товарками на поле битвы.
  Владимир Ильич Ленин отменил нужду после Великой Октябрьской Социалистической Революции; кому по нужде - сходил в нужник, и нет нужды - только для мужчин, потому что мы, девушки, феи, оттого и не потеем и не испытываем нужды! - Алёна подняла ногу выше головы - трудно, платье корабельным медным колоколом мешает, но возможно, потому что девушка, без поднятой выше головы ноги - вакуум, роза без шипов.
  Прошла к автобусной остановке, легко ступала - плыла - лебедь златая в свинцовых буднях радостного города:
  - Принцессы на автобусах не прогуливаются, но, если ждать карету, то из Принцессы превращусь в мышь! - Алёна с трудом протиснула юбку в дверь, прошла в салон, но не присела - неудобно в платье Принцессы усаживаться рядом с толстенными бабками и сопящими дедами - жизнь помнется от общения со злюками. - ХМ! Не кланяются мне, не осыпают золотом, не восхищаются, даже глаза не выпучивают барсучьи! - Алёна с недоверием - будто только что с Марса вернулась, а на Земле за это время прошло миллион лет - оглядывала пассажиров. - В глазах астматиков и горячих старушек я - обыкновенная девушка, и наряд мой не изысканнее кроссовок, джинсов, курточек с надписью "Америка".
  Неужели, портниха и меня обманула, и вся её жизнь - обман ради встречи со мной и для грандиозного обмана - солгать невинной девушке, разбить хрустальный фужер Счастья?
  Подсунула мне простое платье, уверила, что - Принцссовское, и я поддалась чарам, верю, вижу себя в платье Королевы... Тьфу на беспутную Королеву... Принцесса я! - Алёна покраснела, долго перебивала свой страх, перемножала в уме двузначные числа, а, когда подъехали к метро, выскочила вслед за старичком - благообразный, бородка козлиная, щеки впалые, землистые - словно только что откопался с кладбища и идёт пугать родственников, которые уже поделили его добро - сундук с книгами и рваные валенки.
  - Дедушка, миленький! Не укоряйте себя, что вы не чайка Ливингстона! - Алёна схватила старичка за руки, брезгливо сжала губки - руки старика в смазке - то ли мазут, то ли слизь рыбья из тела выделяется. - Верю, что в тундре орнитологом подрабатывали - чайку Ливингстона искали, за розовой Птицей Счастья бегали в искренних голубых штанишках балерона из Амстердама, словно в штанах мужское счастье.
  В тундре свободно, каждый человек выражает себя - хоть в штанишках, хоть без штанишек - сентиментально; умоляю вас, не бейте меня до конца разговора, и после разговора - о кладбище не пойте срывающимся голосом эль-койота.
   Жалостливая я, тонкие голоса уважаю, плАчу, будто река весной.
  Зубы скалите, отвратительный вы, и, если бы не нужда, убежала от вас, грубияна нетерпеливого, который меня в кровать хочет затащить и лишить невинности.
  Лишь ваша любовь к птицам вас облагораживает, поднимает в моих глазах до метеорита, а метеориты я люблю.
  В тундре, вы, наверно, с якутами и ненцами, а также - с эвенками братались, и - когда они на охоту на моржа уплывали в утлых суденышках из шкуры коровы - к их женам в чум забегали, развратничали, играли со слепыми - слепые музыканты почему-то в тундру бегут, ищут Розовую Чайку, потому что Розовая Чайка - по преданиям - возвращает зрение старым ловеласам.
  Умоляю вас, закричу даже, если пожелаете - пощупайте мой наряд, потрогайте старческими - привыкшими к пуху и перу гагар, к бронзовой коже якуток - пальцами.
  В чём бедовая я? в рыболовную сеть замотана, как тушка рыбы кефаль? - Алёна прикрыла очи, дрожала, будто в ожидании приговора.
  Старик многозначительно протёр глаза кулачками, долго прочищал горло кашлем и заднепроходное отверстие ватной полосатой палочкой - пародия на палочку ДПСника.
  - Колпак, да, милостивая, государыня, колпак сшит не по-колпаковски! - старик поднял палец со значением, ожидал, что за поднятый палец девушка его озолотит, как ежа из Красной Книги России. - Не вижу на вас колпака, а другое - что мне до вашего платья, когда я - бывший министр, глава гильдии тысячников - любителей гусей - всех девушек Мира видел и трогал без платьев.
  Но снизойду, и знаете почему, милейшая прелестница с грудями-Волоколамским шоссе? - дедушка приблизил лицо к лицу Алёны, вдавливался пластидом в её личное пространство. - По душе мне ваше платье - ощущаю, что под ним нет нижнего белья, голая вы под золотым платьем Принцессы - шик, шарм, литературный приём, когда в одном вагоне автор собирает проституток и кабальеро.
  ОХО-ХО-ХО-ХО!
  Грехи мои неподъемные, кран сломается "Ивановец", если на грехи мои позарится - пёс приблудный кран подъёмный.
  И не только за платье вас привечаю - убил бы на месте, куртизанка вы, - но люблю, потому что вы не чёрт.
  В последнее время чёрт за мной ухаживает, лебезит, подобострастничает, за душу мою торгуется - лукавый, а в очах чёрта - лучики сметливости академика Академии Наук Российской Федерации.
  На мою жену Валерию вы не похожи - честь и хвала вам, молодой, яблочко наливное!
  Умерла жена, а перед смертью завещала, чтобы я сжёг её в гробу, нарушил нормы кострового пожарного хозяйства.
  Я жену не послушал - спички пожалел, лихое дело - сжигать - траты лишние, беспокойство, лучше коньяк пить с жабами, чем жену в гробу сжигать.
  На даче один остался, не горюю, ворон за окном считаю, мысли прокручиваю, как к молодой вдове подойти с изыском, расторопно, чтобы она во мне не видела стельку для ботинка.
  На двенадцатый день после смерти жена ночью ко мне явилась - призрак, но толстый призрак, ощущаемый - по голове перстом ударила, звон пошёл у меня, не Ростовский, а глухой, адский, подземный.
  "Никифор! Ниииикиииифооооор! - хохочет, пляшет, пальцами щелкает, будто орехи давит. - Не сжег ты меня, поэтому каждый месяц к тебе буду приходить со знаменем в руках: когда - Красное знамя - цвет революции, когда жёлто-синее амбициозное, а иногда - под знаменем республики Алжир - хоть кефиром залейся, а под Алжирским стягом приду и взвою, чтобы напугать тебя до дифтерии!
  Пожалел на меня огня, а на тебя я огня найду во множественном числе, перемножу огонь на огонь!
  Не сияешь ты, мысли твои читаю лихоимские - как к вдове молодой подойти, в баню её заманить, напоить брагой, и в бане стихи свои ты бы читал, пока у молодушки кровь из носа не хлынет водопадом.
  Хрен тебе в котомочке полевого командира, Никифор, а не молодая красавица.
  Позволь, я тебя могильным холодом коснусь - навсегда потеряешь интерес к вдовам - так грустный поросёнок после посещения ветеринара уныло жует сено".
  Поцеловала меня в макушку - и всё, что у меня не опало прежде - отвалилось комьями грязи.
  Ушли в прошлое беды и печали, грусть и вздорная дружба с людьми второго сорта.
  Жена каждый месяц мне является, я уже привыкать стал: кресло поставлю, трубку Мира разожгу, в изысканный антикварный Царский бокал налью брагу, жду театр у микрофона, а микрофоном я своё заднепроходное отверстие называю.
  Переиграла меня жена, роль сменила - с чёртом пришла под ручку - так балерина с капиталистом дружит.
  Чёрт выразительный, гармонично пританцовывает, совершает с моей женой то, что я - законный муж - не позволял себе, стыдился, называл жену парусом со шхуны капитана Флинта.
  Я чёрта испугался, проглотил окурок - окурок до сих пор стучит в моё сердце пеплом.
  С тех злых пор чёрт мне постоянно является в зеркалах, рожи мнет, рассказывает в мельчайших подробностях о блудодействе с моей покойной женой - хоть сериал снимай для Амстердамцев.
  Вы, девушка, в платье Принцессы - что мне ваше платье, толку для меня от вашего платья нет, пирамидон мне дороже, вы...
  АХ! Горгона Медуза, химера - не знаю химер, но звучит красиво, как барабан правофлангового прапорщика!
  Говорили мне, предостерегали старушки: вы - аферистка в одеянии нежнейшей Принцессы.
  По мою квартиру пришли - уладили бы дело, дослушали до конца мои предсмертные стихи и убежали бы с молдаванином - похожим на грушу.
  Вы - охотница за добром пенсионеров!
  Мой товарищ почтальон Борис Борисович - охмурила его аферистка молодая, дебелая, грудастая - синее море груди; умер Борис Борисович на третий день после свадьбы на Кристине - ей тридцать лет, ему - восемьдесят пять - прОпасть Миров.
  Мы удивлялись, качали головами, искренне презирали Бориса Борисовича за малодушие, за негативизм к Миру и позитив к аферистке - на сиськи его поймала - так опытный рыбак вытаскивает из реки хитрую щуку.
  Сергей Петрович плюнул на могилу Бориса Борисовича, хохотал, изображал из себя лебедя Сен-Санса; староват, но парочку амстердамцев на кладбище заинтересовал треском в бедрах: говорил, что не попадётся на дешевую приманку - сиськи молодушки и звание великолепного волшебника.
  Ошибся, Сергей Петрович - попался - как увидел груди Кристины - в прелесть впал, козлом мемекал, бородкой тряс, нас не слушал, а распирало его тестом на дрожжах.
  Взял Кристину в жены и на третий день после свадьбы погиб от укуса чёрной вдовы.
  Кристины теперь третью жертву - или тысячную выискивает - мало ей квартир Сергея Петровича и Бориса Борисовича, на тонких ножках лжи и лукавства, с голыми грудями ростовщичества ко мне подбирается, будто по первому льду ступает в кирзовых сапогах рядового.
  Давеча возле трактира подождала меня, назвала - как положено - великолепным волшебником, свитерок свой невесомый подняла - АХ! - если бы не вьюга, что налетела с конём и ослепила меня, увидел бы я груди Кристины, ополоумел бы, повел вдову в Загс и на третий день после свадьбы - чёрт в зеркале не соблазнил бы меня - помер бы с завещанием квартиры на Кристину.
  Вы - Кристина, девушка, одурманили мой свинцовый мозг, запудрили глаза веселой болтовней Принцессы - не похожи внешне на Кристину, но чёрт вас отлакировал, изменил вам внешность, Кристина из Жмеринки, послал за мной, чтобы мы с вами в лорда и корову сыграли!
  Убью, казна Швейцарии вы, а не девушка! - старичок замахнулся на Алёну альпенштоком - мода у старичков - вместо трости с дубинами и альпенштоками за барышнями бегают; оглушат жертву, посмотрят в глаза и дальше на охоту, как за белками в тайге.
  Алёна взвизгнула - не по-Принцессовски, раскрыла руки-перья, полетела от сумасшедшего - черти в его глазах пляшут - старика.
  Опомнилась на Арбате, среди медведей и худых китайских философов с трехлитровыми банками кваса в руках; квас заменяет фотоаппарат.
  - Насмешка над Судьбой, таинственные тени в уголках глаз ваших - укор обществу! - интересный мужчина с ляжками-бревнами, упругой куриной грудью, смоляными волосами и коричневой кожей покорителя Африки кусал губы (свои), кланялся, приседал перед Алёной, размахивал камнем - орудием пролетариата. - Вы - Принцесса, великолепная волшебница, жемчужина в стае петухов, и одна, некормленая, с морковкой в созерцательной душе.
  Удивительнейшую историю вам поведаю о гамбургере, об амстердамском гамбургере и его друге - сосиське в масле, жирной, словно только что её произвели в фельдмаршалы.
  Выпала мне честь в Амстердам без трусов по делам лететь, в гущу науки и Европейской культуры, когда в каждом водопроводном кране звучит реквием.
  Возле музея Востока остановился, голубей кормлю, и в душу мою цивилизованную благодать вливается, радость бытия, оттого, что я - честный, можно доверить мне кошелёк с деньгами - не съем деньги.
  Осанкой своей горжусь, в Амстердаме спину выгодно выгибаю, чтобы струи воздуха - да что воздух, пусть молекулы из дальнего Космоса меня огибают, создают образ законченного гения.
  Вдруг, словно две стихии, огонь и пламя - рыжая девушка балерина и брюнетка - красавицы, но не годятся вам даже на сапоги - подхватили меня под руки, потащили - крепко держат, полицейские в душе, а по жизни - феи.
  Я отбиваюсь, кричу, что против насилия, и лисицы пустыни меня не прельщают, как и дурные забавы до свадьбы.
  Не слушали, глумились, хохотали, притащили в Амстердамскую баню - глаза у меня вылезли в Амстердамской бане, едва пальцами ног и рук обратно шары глаз в череп затолкал.
  В бане девушки показали мне камерное искусство, рассказали о скульптурах Древней Греции, преподали урок древней иудейской истории, когда патриции варили кашу из топора.
  Измочаленный, с пробкой во рту лежал я на полатях и мечтал о непорочной чистой любви Принцессы, верил, что, если не повешусь в бане на ремне от брюк, то по приезду в Москву встречу Принцессу - милую, в кастрюле вас не сварить, потому что вы не устрица.
  Машина у меня - по морскому дну не пройдёт, захлебнется солёной водой с планктоном; кит голубой не захлебнется, а "Жигули" по дну не ездят.
  Благо, что нет машин под водой, и развилок нет, и дпсников, иначе водолазов на машинах давили бы несмышлёные нетрезвые подводные водители.
  Я в кино видел, что люди под водой разгуливают, целуются, и страшно сказать - любовью занимаются, как проклятые ведьмы с чертями.
  На подводных людей машина наехала бы, если бы по дну океана ползла со скоростью морского огурца.
  По городу на автомашине катаюсь - товары развожу по точкам, и вас в ресторан на машине довезу; в ресторан шикарный приглашаю - отметим дружбу стаканом недорогого вина - за мой счёт; мушкетеры приглашают дам!
  Шесть часов в ресторане поговорим, посмотрим на затасканных официантов - они денег хотят, чаевых, ради денег живут, а душа, зачем официанту, не каменная душа.
  Я в детстве душу человека искал, свою душу - ножиком ради эксперимента себя разрезал, думал, что под кожей душа прячется.
  Душу не нашел, но в больнице в зеркале чёрта видел - худой чёрт, изможденный, не по годам мудрый, на доктора похож.
  Нет души у докторов, продали за склянку спирта - случается, что даже со знакомыми врач не пьёт, а с трупами - всегда, пожалуйста, на брудершафт с покойниками, потому что покойники не буянят, выслушают внимательно, слОва поперёк не скажут, проявят почтительность, не упрекнут за дурной запах изо рта.
  В себе душу не нашел, поэтому на пляже, в песке яму рыл, надеялся, что до ада докопаюсь, а в аду душ человеческих - Чёрное море.
  Посмотрю на души, как они выглядят - любопытно, я в зоопарке гориллу видел без трусов, и верил, что душа человеческая мохнатая, как обезьяна.
  Глубокую - почти до царства мёртвых - яму выкопал на пляже - старички и старушки в яму падали, ноги, руки ломали, проклинали меня, а я не любил проклятия - по старушкам лопаткой саперной бил, а старичкам свистки между ягодиц вставлял, чтобы выглядели потешно.
  Смешной человек жалок, и награда ему - танк вместо могильной плиты.
  Однажды я силился - не докопал до ада два сантиметра, утомился и заснул в яме на груде копошащихся стариков и старух - сказка "Золотая рыбка".
  Вдруг, слышу слова золотые, будто бусинки по мраморной лестнице в Акрополе скачут:
  "Душа моя, раздевайся!"
  Я поднялся по ступенькам, ноги дрожат, в руках усталость грузчика после ночной смены с бочками соленых огурцов.
  Приподнимаю голову над краем ямы и - О! Ужас! Подобный стыд я только на картинках скабрезных в городских туалетах наблюдал - выколоть мне очи за чрезвычайное удивление.
  С воплем я выскочил из ямы, пробежал по людям, рыдал, и эхо моего детского голоса, сломленного ураганами, отдавалось в верхушках сосен, распугивало белок-сутяг.
  Мужчина и женщина - виновники моего страха - тоже испугались, с ответными криками:
  "Чёрт выскочил из ада!" (меня за чёрта приняли, потому что я для них из-под земли появился), понеслись в противоположную сторону, сшибали пляжные кабинки, ломали лежаки - Мещанский суд их оправдает, полуночных любовников.
  "В пляжном песке душа не прячется, а только - шепот, конфуз и красные щёки!" - я злился на себя, ругал мать-природу за тяжелый песок, и с тех пор решил больше не копать до ада, а душа - моя душа, нужная мне, появится в нужном месте и в нужное время, в бальном платье Принцессы, очаровательная воссияет Звездой Давида.
  Поедемте, же со мной, красавица, мы - родственные души, у нас много общего, как у Президентов всех стран, которые объединяются. - Мужчина поклонился, присел в реверансе, жестом приглашал в машину - "Жигули" - не новая и не старая, а - в возрасте Карлсона.
  - Распутство! Чревоугодие и мертвец в одном лице! - Алёна покраснела, с любопытством осматривала незнакомца, искала в нём черты Александрийского маяка. - Убежала бы от вас, исчезла в дымке города - так исчезает любимая собака безутешного собаковода.
  Вы - убийца, но убиваете не плоть, а - надежду!
  Несколько минут назад меня пенсионер обвинял, принял меня за аферистку - воровку, которая стариков совращает большой грудью, а у меня груди - да, большие, но я бы назвала их - соразмерные, не безобразные, не бочки.
  Заподозрил меня в лихоимстве, шептал, руку целовал, ближе пододвигался, чтобы жар моего тела его согревал в безутешной старости человека-скворца.
  Дедушка думал, что я после свадьбы отравлю его, а квартиру заберу себе, чтобы с молдаванином молодым жила, плоть тешила непотребствами индийскими - по реке Ганг трупы плывут с книжками "Камасутра" в скрюченных руках - страшно, но не так, как страшное обвинение.
  Неужели, я настолько плоха, что со мной молодые парни станут жить только за квартиру - чушь - не скажу, что чушь собачья, потому что легче покойника на золотой трон усадить, чем оправдаться перед невинной собакой.
  На вас взглянула и поняла - я не аферистка, а вы - аферист, причём аферист с большой буквы Ять.
  По плану действуете, и не верите, что у девушек хватит ума ваши планы разгадать, ваши уловки вычислить по схеме из интернета - помощник нам интернет, не только заколки в нём ищем, а любим компьютер, искренний друг он нам без панталонов.
  Мужчины без панталонов омерзительны, а в панталонах - смешны - дилемма.
  Назвали меня родственной душой - обязательное условие: аферист к красивой девушке в доверие входит, обещает, что родственные души сплетутся под брачным венком в бане, возвышает невесту, доводит до совершенства - лаком покрывает.
  Великолепная волшебница! - Алёна показала мужчине язык, передразнивала, трясла миленькой головкой - сто рупий за грамм живого веса. - Придумали бы другие слова, а то с одними - волшебница великолепная - бродите, не знаете богатства Тургеневского русского языка.
  По вашим повторам, схемам, узнаём вас, вычисляем - мошенников, злодеев, убийц надежды; мечты наши разрушаете, обещаете, входите в доверие, а затем скрываетесь с нашими деньгами - малыми, пустыми бумажками, а радуетесь - так дитя радуется, когда в обертке вместо обещанной какашки собачьей обнаруживает конфетку.
  В машину посадили бы меня, а затем - АХАХА! - причуды ваши в полиции расписаны и на рекламных листках распечатаны, снадобье от глупости - дергали бы машину, делали вид, что испортилась она, а что ей ломаться - по виду - изможденная жизнью, утомлённая Солнцем, и унесена ветром из Узбекистана.
  Вы начали бы рыдать, чтобы у меня на душе захолонуло, Северный Полюс в грудях раскрылся с медведями.
  Рассказали бы, что ехали в больницу, где ваш брат нуждается срочно в лекарствах на операцию - после аварии, деньги ему везли, а теперь на ремонт машины нужно - восемь тысяч - пустяковинка, на остров не поплывете, чтобы восемь тысяч у одурманенной девушки из лифчика выкрасть.
  Нет у меня лифчика и трусиков нет, а денег - прорва, но не для вас, аферист.
  Не поняли своего счастья - я дорого стою, намного больше, чем пять тысяч; вы бы деньги у меня выкрали и своей подружке отнесли, а подружка у вас - Баба Яга!
  В ресторан приглашаете - назаказываете дорогого, покушаете, я в будуар выйду носик припудрить, обворуете, из сумочки моей дамской сокровенное достанете, поцелуете, к груди прижмёте и в карман положите на сохранение, как беременную мать кладут в койку.
  Затем на улицу пойдете, якобы по телефону вас вызывают в Кремль, сбежите из ресторана: а мне - платить по счету за ужин, и платить нечем - украли вы деньги из сумки - беда, урок, а зачем мне уроки, если я - канарейка розовая, о Счастье мечтаю.
  В ресторане, может быть, предложите мне айфон за треть цены, обманете, пустую коробку подсунете - обогатитесь за мой счет, только радость не украдете у меня, мужчина с пустотой в глазах; прилично выглядите, а подумаю, что вы не о девушке радеете, не желаете любви, а деньги ваша жена - плюнуть в душу вам захочу.
  Не человек вы, не мужчина, не Принц, а - сорока-воровка с белой грудью и без фартука.
  Не верю в белого единорога, а теперь и в жениха на "Жигулях" не верю, сломали вы во мне пружины веры! - Алёна кусала губки, сдерживала охи и ахи, смотрела на мужчину с осуждением - так Снежная Королева разглядывает сталевара.
  - Когда падаю лицом в грязь - удивляюсь, но не тому удивлен, что упал, а тому, что люди ходят, стоят на ногах и не падают; деревянная кукла упадёт, бронзовая скульптура неустойчивая, а человек - не падает, а тут - лужа, смех, а не грязь.
  Вы меня аферистом обозвали, в моральную грязь затоптали, придумали, что я совращу вас морально, выманю деньги, в ресторане покушаю за ваш счет, брата придумаю больного, машину сломанную выдумаю, нет, сломанная взаправду, но не надеялся с девушки деньги на починку вымолить - неприятно, когда мужчина просит, будто сушеной сливой по сердцу скребет.
  Не мерещилось даже мне, а после ваших обвинений - поверил, что я аферист, доверчивый, зайчик в тесных штанишках, а не водитель "Жигулей". - Мужчина присел на урну, закурил, смотрел на Алёну с улыбкой, но тоска пробивалась сквозь желейные щёки. - Доверчивый, людям верю, учителям: китайского философа Мао в учителя дзэна и каратэ нанимал.
  Мао мой рис скушал, но ничему не научил, потому что я по-китайски не понимаю, а философ не нисходит до языка древних варваров, когда медведи с женщинами жили.
  Вы доказали мне, что я аферист, торговец пустыми коробками из-под смартфонов - значит, Судьба моя с сумой перемётной по дамским раздевалкам шарить.
  Недостатков у вас не замечаю - либо близорукость мужская, либо вы - идеальная Принцесса.
  Но почему, без мужчины, красавица?
  Вы - зомби с трупными пятнами по телу?
  В городе Амстердам я заблудился, петлял, заглядывал в витрины, а за витринами - не колбаса, не сыры Голландские, а - голые девушки с направленностью для борьбы в голубой глине.
  Обманывали ли девушки телом - не знаю, но из Амстердама я уехал в щегольском розовом манто - дорого купил, зачем - не знаю, потому что - гусар в душе, а гусары не торгуются по пустякам.
  Вы меня в мошенники записали - верю, стараюсь соответствовать, поэтому вам норковый жилет предлагаю за четыре тысячи рублей, словно шкуру с себя снял.
  Нет у меня жилета - я об этом знаю, вы знаете, но ведетесь, потому что заманчиво - за четыре тысячи обмануться, всё равно, что на карусели сорок раз прокатиться - деньги за карусель отдали, а в руках ничего не осталось, даже птица Райская улетела.
  Я войду в доверие, возьму четыре тысячи с вас и убегу; знаете, что обман, но деньги отдадите, потому что с давних пор люди попадают в ловушки: слышали о ловушках, видели мошенников, но снова и снова по одним граблях ходят с енотом за пазухой.
  Енот Правду видит, но не всю Истину откроет!
  - Норковый жилетик? Обманный или взаправдашний? - Алёна раскрыла чашки глаз, приоткрыла ротик в величайшем девичьем азарте - цель не важна, а главное - погоня со сбитыми каблуками. - Четыре тысячи рублей - приросту к месту, не сойду, а деньги за жилет вам в руки вложу, в глаза загляну, и плюну через левое плечо - на чёрта невидимого попаду.
  Знаю, что вы - аферист, что придумали норковый жилет мне на сахарную радость, нет его у вас, деньги хитростью выманиваете, в двойное доверие вошли, а всё равно надеюсь, даже чешется у меня везде, где сходится на теле.
  Чувство восторга растет во мне пшеничным колосом, перерастает в бамбук, на котором вырастет Джек с бобовым зерном!
  Что же это я, слова бросаю, а деньги не показываю, не нищая я, не больная, а быстро зарабатываю - ещё быстрее отдаю, потому что я в душе - речка Волга, щедрая, привольная. - Алёна из сумочки извлекла деньги - четыре тысячи рублей, засунула мужчине в карман рубашки, смахнула невидимую пылинку с правого плеча, будто Ангела сбросила. - Сейчас вы скроетесь с моими деньгами, скАжите, что на минутку до бензоколонки доедете, и умчитесь с хохотом в душе и ледяной глыбой на сердце, имя той глыбе - Айсберг Пугачевский.
  Я останусь без денег, без норковой жилетки, укорю себя за бездумность, за легковерие, зарыдаю, но слезами горю не помогу - маньяки вокруг, преследуют, обманывают, бриллиант я, но никто меня не шлифует.
  - Не надобно мне судорожной ревности и щедрости с искрами! - мужчина пытался отдать деньги, но Алёна со смехом увертывалась, хохотала, счастливая, что отдала деньги за норковую жилетку, а дальше - не девичье дело размышлять, обманут - не в первый раз, а, если нет обмана, то - жилетка дешево достанется - восторг дворцовый без переворота.
   Мужчина запыхался, бранился, подстреленным моржом упал на асфальт. - Забавляетесь, ответственность на меня переложили, а я теперь - либо обману вас, либо задорого куплю в магазине норковый жилет, и отдам вам за четыре тысячи рублей - себе в убыток, но останусь душой чист, будто душу половой тряпкой со стиральным порошком вымыли.
  Недавно пытался влюбиться в припадочную девушку, безногую, полностью ограниченную - тупик, а не девушка.
  Она из меня силы сосала, с ней я чувствовал упадок физический, даже видел его, напрягался, считал последние дни до крематория, завещал себя похоронить не в гробу, а в постели.
  Чем больше напрягал тело, тем девушка злобнее становилась - бранила меня, требовала, чтобы я тоже отрезал себе ноги, потому что: "Два сапога - пара" - обидная поговорка для безногой красавицы.
  Ночью возле её постели спал, проснулся от ужасного грохота Судного дня - Вечный Колокол пробудился, откопался на Новодевичьем Кладбище и сам в себя бил до судорог в медном языке.
  Я приоткрыл правый глаз, левый у меня заплыл после удара девушки; увидел в дрожащем свете факела калеку, она била молотком в медный таз, неистово колотила, соревновалась с африканскими колдунами.
  Лицо девушки перекошено, на месте обрубков - ноги отросли - длинные, алебастровые - сто сиксилиардов цена этим ногам.
  На голове девушки чёт сидит, рыло чешет золотой вилкой, аллергия у чёрта.
  Не явление чёрта меня удивило, а цвет его гривы - белая, блондинистая, альбиносам в подарок.
  От ужаса, что чёрт - альбинос, я потерял сознание, а утром очнулся на крыше своего дома, бесстыдно голый и с генеральскими погонами во рту.
  Жизнь - удивительная Новогодняя ёлка с подарками!
  Не смог полюбить калеку, укоряю себя, похудел, по ночам в горячке метался по постели, во сне чёрта видел - смуглолицего, с белой гривой, с ловкими пальцами древнегреческой обезьяны.
  Пальцы по мне шарили, затем извлекали из карманов и ящиков стола драгоценности.
  Вы, красавица, не чёрт, но между нами жилетка норковая несуществующая легла, за которую вы уплатили, всё равно, что жертву чёрту принесли, потому что: и чёрт, и жилетка - волосатые, близнецы братья.
  Заберите свои деньги, прелестница, иначе я вам их в глотку вобью с бананом - ночь сегодняшнюю в розовом свете увидите. - Мужчина вскочил неожиданно ловко, оскалил зубы и снова протянул Алёне деньги, казалось, что руки его вытянулись.
  - Сначала догоните, чародей-аферист! ДогОните, я - ваша!
  АХА-ХА-ХА-ХА! - Алёна серебряным колокольчиком рассыпалась в воздухе!
  Не понимала смысла - "Я ваша", но звучало красиво, из кино слова, и Алёна верила, что они растопят льды, вольют в сердца людей живительную влагу среднерусских рек.
  Бегала кругами, и, когда мужчина изловчился, цапнул зубами за руку (не до крови, ласково), побежала вдоль дороги, приманивала грацией дальнобойщиков.
  Возле столба остановилась, на миг подняла ногу выше головы - давно не поднимала, поэтому - пора, сверкнула прелестью, продолжала смеяться, опустила ножку (к величайшему сожалению работников полиции).
  Подбежала к автобусу - заскочила бы, но проворный дисциплинированный водитель дверь закрыл, прищемил левую руку девушки, будто беззубый оборотень губами держит.
  Парень догнал Алёну, обрадовался, что она в капкане автобуса, пытался засунуть хохочущей девушке деньги в вырез шикарного платья - Принцессы Монако зеленеют от неполноценности.
  Но взглянул в зеркало автобусное, замер на миг, лицо перекосилось в смертельном ужасе водоноса, который кокетничает со старушкой, собирательницей хвороста.
  - Апокалипсис! Исчадие! Убирайся к тому, КОГО! целуешь в зад! - парень в истерике закричал, забыл об Алёне, о деньгах, о норковом жилете, дрожал, упал на колени. - На себя смотреть не желаю, а на тебя, чёрт в зеркале - в сто тысяч раз больше проклятий призываю.
  Не перед смертью моей явился, не над могилой глумишься, а в час моего восторга, величия, когда я откровенен, смешишь меня, зад чёрного козла в зеркале выставляешь - Колорит тебе имя!
  Назло тебе не убегу, не спляшу Камаринского мужика - пусть брови твои срастутся по-македонски.
  Сиренью от меня не пахнет в назидание тебе, не порадую, лукавый! - Мужчина выхватил из сапога нож - старый, ржавый, с зазубринами и иероглифами - произведение искусства, - вонзил нож в сердце, в последнем рывке провернул и упал в лужу своей, родной, не испоганенной аферами, крови.
  Алёна потянулась к парню, погладила бы остывающий череп, но автобус дернулся, медленно - с похоронной скоростью - отбыл от остановки.
  Алёна - потому что рука зажата - пошла за автобусом, оглядывалась, свободной рукой махала вслед ушедшей душе парня, затем отвернулась, перешла на бег - о своей жизни пришло время подумать, не умирать же лягушкой на шоссе.
  К трупу подошёл полицейский, носком форменного ботинка попинал тело в ребра, снял фуражку, вытер пот с лысины, посмотрел на облака, снова надел фуражку и произнёс с тоской разорившегося торговца пряностями:
  - Жил! Умер! Для чего жил, если не космонавт?
  К далеким Мирам не летал, не грезил о русалках с Марса, поэтому нет в его жизни и смерти смысла, как нет радости в моих деньгах. - Полицейский взмахнул полосатой палочкой, остановил грузовик и долго, нудно выпрашивал деньги на билет до Токио, а из Токио - до Амстердама.
  Алёна не оборачивалась - на смерть поэта или афериста, не до двухэтажных автобусов и охладевающих трупов, если тянет вперед механическая сила одноэтажного автобуса, раскрашенного в кокетливые бантики и ромашки.
  - На автобусе вашем неприличная реклама строительных инструментов - обнаженаня девушка прикрывает лопатой груди, а молотком промежность! - Алёна задыхалась, но говорила отчетливо, гордилась, что не теряет слова, не кашляет кровью, как чахоточный артиллерист. - По мировой конвенции ООН - считается ли человек нагим, если половые признаки чем-нибудь бесшабашным закрыты - кричат, но их никто не слышит?
  - Двойная реклама - и инструменты, а второй телефон - салон эротического массажа, где девушки-строительницы усладят не только лопатами и молотками, но и руками и безумными речами о достоинствах капитализма.
  Дыни не растут в Подмосковье, разве что - маленькие, тепличные, а у девушек из строительно-массажной фирмы - дыни всегда наготове, спелые, Астраханские, никто не обзовёт голых девушек обманщицами и не уличит в помощи неграм с Белого Нила. - Шофер притормозил на светофоре, с важностью клерка в бане подмигнул Алёне. - Отдыхайте на светофоре; пробки, светофоры, ограничение скорости - не разобьётесь, не сотрете ноги до ягодиц, хотя ягодицы - те же ноги, но под лупой.
  Письмо домой не напишите одной рукой, вторая у вас зажата дверью - неосторожно вы попали в капкан автобуса, на хорька и на мышку не похожи, потому что нет у хорьков и мышей грудей огромных, а попались.
  - Вы бы открыли дверь, я руку освобожу, выпорхну вольной птицей, полечу над асфальтом! - Алёна тоже подмигнула шоферу - не зазорно, не пОшло, если молодая девушка перемигивается с солидным мужчиной, наверняка - отцом семейства и бывшим политическим заключенным, потому что усы стоят вверх, по-гусарски. - Нет мне смысла бежать за вашим автобусом, и силы девичьей не хватит, потому что мы, девушки, приготовлены Природой для пиров и вышивания крестиком, иногда поём, но я полагаю пение бесовским занятием, главное в пении не голос, а слова древнерусские.
  Моя подруга тренировалась к конкурсу молодых певцов, хотя певица, но участвовала в мужском конкурсе, усы приклеила, бородку приладила, а по паспорту она бесполая: Саша Шматко, не придерешься, как к куску сала.
  Ключи железные глотала, верила, что железо поможет крови течь быстрее, а ключ - ключ к открытию, к победе на конкурсе - так вой ветра помогает тучам разбежаться.
  "Не верю! Не верю, что вы дочь моя, Саша!" - главный член жюри - профессор, без пяти минут труп, вскричал, когда Саша Шматко ключ выплюнула, и сказала, что ключ - знамение, предвестник семейной бури, значит, профессор - её отец незаконнорожденный.
  Прибежали охранники и уборщицы, укоряли Сашу со злобной бранью покорителей Космоса - каждый день к профессору приходят новые дочери - не счесть их в Каменных палатах Кремля.
  Но Саша - модная, смелая, потому что - Шматко - повела творческий коллектив на Новодевичье кладбище; профессор и охранники с уборщицами рты раскрыли, как псы на солнцепёке, надеялись, что Саша приведет их к могиле родственника, устроит гинекологическую и генную экспертизу с нудными заверениями в любви к человечеству - так толстые феминистки уверяют геев, что березы рожают медвежат.
  Но на кладбище Саша Шматко в левую руку зажала кетмень - орудие труда казахов, в правой - народная русская дубина - и пошлО, поехало побоище ледовое.
  Саша дубиной всех без разбора охаживает, а кетменем братскую могилу роет - умная девушка, не верит в злую долю, документы с собой не захватила, тяжелый паспорт на шею давил бы, если на веревочке подвесить.
  Поверили, в крови захлебывались, но верили, что Саша - дочь профессора, и лучшая исполнительница - золотой нимб над ней увидели.
  Профессора с кладбища на носилках для покойников выносили, хохотал дедушка, в прелести называл Сашу козлёнком, обещал горы золотые и "Мерседес" без колёс, колёса узбеки украли, на топливо для мангала пустили.
  Я не Саша Шматко, поэтому нет во мне внутренней силы певицы и убежденности вашей законной дочери, не отец вы мне, шофер, не отец! - Алёна вскричала с надрывом раненой куропатки, свободной рукой погрозила шоферу, прибавила скорость, подстраивалась под скорость автобуса в вялом движении. - Откройте дверь, иначе до Октябрьского поля меня довезете, романтик, Ангелом за плечом поманите, прикинетесь лисом из сказки о Волшебном Маленьком Принце.
  Принц Планеты собирал, людей коллекционировал, шарфиком размахивал, но не догадывался, что длинный шарф может погубить, хуже анаконды длинный шарфик, Айседору Дункан шарф задушил.
  Айседора Дункан балет танцевала, красиво изгибалась перед поэтом Есениным, но не уберегла горло от шарфа - искусителя; верю, что не шарф у неё на шее, а - змей из ада.
  Остановите, я уйду от вас, противный водитель, аферист, плоти моей возжелали девичьей!
  - Извини, красавица! Рад бы дверь открыть, но не могу, словно меня заколдовали инструкцией! - шофер разрыдался, вытирал слёзы горя и отчаяния - так рыдает крокодил над обезглавленным надсмотрщиком. - Вы меня укоряете, подозреваете в недобрых намерениях, а я для вас делаю всё возможное: чтобы и инструкцию не нарушил, и вас не погубил скоростью под сто двадцать километров в час.
  Вы - не пума, не гепард - сгорели бы на большой скорости, и кометы сгорают, а у вас хвоста нет, поэтому вы не комета.
  Платье великолепное, но без шлейфа кометы!
  Пустой автобус, в парк направляюсь, и до парка нельзя останавливаться, иначе - нарушение правил дорожного движения, а, если все правила нарушим, то Земля остановится, Солнце сойдет со своей орбиты и направится в другие Миры - зачем Солнцу наш Мир с остановившейся, как дыхание флейтиста, землёй.
  Я Мир спасаю, не останавливаю автобус, не открываю двери, хотя вас искренне жалею, фонарь зажег бы над вами, чтобы Счастье ваше девичье осветило - ноги у вас быстрые, лицо красивое, счастливая вы фрейлина, девушка - не конфузьтесь, а то и я покраснею грушей в руках краснокожего вождя Белое Перо.
  Для вас аварийный сигнал включил, скорость уменьшил, придумываю пробки на дорогах - не далеко осталось до Карачаровского путепровода, автопарка; не на Октябрьском поле, которого вы боитесь, хотя и у нас черти водятся в зеркалах, будто им мёдом намазали заднюю стенку зеркала.
  Знаю, упали бы вы на колени передо мной за мою доброту, но сотрёте колени, и рука не позволит - рука ваша - ваш друг и враг - в горести и в беде, рука - жених.
  Когда руку вашу освобожу, она потеряет таинственность, с неё спадут покровы мистики, и рука превратится в обыкновенный отросток на теле - миллиарды подобных отростков по Миру.
  Ногу выше головы каждая девушка поднимает - закон, а рука, зажатая дверью пустого автобуса - над законом стоит, привлекает, завораживает снегом в Африке.
  Я в Африке снег искал, молодой романтик, отправился в ЮАР за снегом, ну и за бриллиантами - не возвращаться же в Москву без пуда бриллиантов.
  У лилового негра с фамилией Маяковский в джунглях спрашиваю:
  "Любезный! Где у вас снег - проведи, я тебе рупию индийскую подарю, дорогую - сумасшедшие деньги, если веришь в обман и грязь.
  Не зови меня на Вселенский Собор, не пойду за тобой, обманешь, снег покажи, пусть даже - жёлтый Якутский снег в Африке, поверю тебе, я же не посол французской Республики Конго".
  Негр согласно качнул головой - голова у него чёрная, от Солнечной радиации спасает лучше свинцового шлема.
  За собой манит, губами причмокивает, намекает, что съест меня с булкой, гамбургером назовёт.
  Но я - бедовый, голубей и полицейских палкой гонял, поэтому осторожный - ножик выставил, свинцовым шлемом размахиваю, от змей отбиваюсь, а змеи, как нищие, зубы показывают, просят что-то Великое.
  Слукавил африканец, не показал мне снег, но я на папуаса не в обиде, потому что довёл меня до хижины с женщинами - выбирай на вес и размер, словно я в бакалейную Израильскую лавку перенесся на крыльях ночи.
  Негр знал - белые могут говорить одно, языками чешут, обещают, о Мире и равенстве врут, но стремятся к другому - к плотским утехам и бриллиантам, известь в белых людях кипит.
  Я среди женщин в хижине оробел - каждая меня к себе тянет, обещает злодейства и глупость за двойную цену!
  Одна мне приглянулась - женщина-слон, в котле сидит, толстая, будто Мир скушала.
  В очах женщины грусть и печаль, а в руках - скипетр и держава; царица она!
  Я на Царство позарился, лебежу, подлизываюсь, улыбки расточаю, а левой ногой отпихиваю проходимцев - по карманам шарят, ищут кости куриные.
  Царица усмехнулась, знала, что я её выберу, кокосом в меня швырнула, больно - голова моя треснула, будто каменный индейский мяч.
  Индейцы каменными мячами в футбол играют!
  "Мужчина, не знаю, дошло ли до вас сокровенное знание, или вы презираете себя за бесчестье, которое получили в тюрьме на очке? - шепчет, с нетерпением руки-поленья протягивает ко мне - волшебница в третьем поколении. - На смертном одре не дышИте, вас за покойника примут и живым похоронят на радость родственникам; люди обожают сметь, кормят себя злобой, а о крыжовнике и свекле против гипертонии забывают - шакалы люди.
  Вы, как умрёте, в Мире ином обманите судей, скажите, что генерал от инфантерии!
  Они поверят, любят генералов, произведут вас в фельдмаршалы - возрадуетесь в котле возле чёрта, не простым грешником опуститесь в кипящую смолу, а - фельдмаршалом - почести, обещания, посулы - не страсти адские, а - малина Вологодская!
  Не смотрите с лютой злобой на мои триста килограммов живого веса - живот не бомба, не взорвётся.
  Я - Олимпийская чемпионка по художественной гимнастике, канатоходка - Принцесса цирка - пушинка в седьмом измерении.
  Приглашаю вас на концерт, ступайте осторожно - под ногами откровенные тарантулы с клочками волос на лапах, на горцев похожи".
  Огромная женщина поднялась - солидно, с трудом, упала в кокосовую стружку - засмеялась утробно - снег не пошёл, но похолодало, как в могиле инопланетянина.
  Я - завороженный, мальчик в душе - пошёл за Олимпийской чемпионкой, боялся, что земля под её весом треснет - не успею чай с африканским лимоном против СПИДа выпить.
  Но шагала уверенно, иногда с силой била палкой по головам встречных охотников, поясняла мне с добродушной улыбкой учительницы фехтования (а в уголках лукавых очей плясали изощренные огоньки радиоактивные):
  "Не люди они, а - зомби, прихоть колдунов!
  Не смейтесь, слушайте мой приказ, не позволяйте себе вольностей, если умерли и протухли хуже норвежской селёдки в жестяной банке!" - грозила пальцем в темноту, швыряла камни пудовые - чудо женщина, я даже подумал о перспективе раскаяться перед ней, возвести африканку в сан священника.
  Вскоре подошли к густым кустам с остатками чьей-то свадебной одежды - белые лоскутки подвенечного платья, ошмётки смокинга, ломти цилиндра - не людское это, не праздничное.
  Моя подружка крикнула на кусты - смертные погибли от её крика, а умершие ожили, я умер и ожил.
  Кусты от страха расступились, и мы вошли в огромную пещеру, Дворец Культуры природный.
  Возле стен стояли ящики с русской водкой, а под потолком, далеко, выше Звезд пещерных - канат натянут, толщиной в руку - дом инвалидов выдержит.
  "Стыд свой покажу вам - для того и живу, чтобы стыдом баловать увальней! - негритянка обратилась ко мне, плутовски закатила глазки, изображала кота с банкой валерьянки. - Водку после представления выпью - на радость живущим, пусть завидуют, наслаждаются моим доверием, а за наготу мою - полюбят сильнее своих жен - тонконогих балерин, да разве это балерины - пучки травы, а не танцовщицы. - Женщина взбиралась по деревянной лесенке с железными полочками для отдыха, сосала леденцы, они торчали из стен, указывали сладостью путь в ад. - Овощную лавку открою на высоте, под сводом пещеры, где мыши летучие пируют!
  Кто доберется до лавки - получит фунт лиха по сходной цене и брюквой в нос - для смеха; для того и живём, чтобы смеяться, другой цели жизни я не знаю, закрыли от меня все цели и мечты, свинцовой плитой беспамятства придавили.
  Эй, ухарь!
  Поддержи Олимпийскую гордость Африки, хлопай в ладоши, изображай из себя тюленя в публичном доме полярников.
  Если не проявишь достаточного восторга - забуду о вежливости, грехом упаду на тебя из-под купола природного цирка.
  Мишку коалу не позовешь, не успеешь без языка!"
  Сказала и ступила на канат - волшебница, довольная судьбой!
  Я рот раскрыл от удивления - мамонт в рот проскочит, с ужасом зачарованного странника - которому под ногти вбили гвозди - наслаждался танцем трехсоткилограммовой негритянки на канате - упадёт - до ада дыру пробьёт.
  В пещеру заглянула девушка - белая, смертельно уставшая, и, разумеется, без одежды, потому что в Африке одетый человек вызывает подозрение, якобы прячет под тканью язвы, рубцы и хвост лукавого.
  Я приложил палец к губам, чтобы девушка не спугнула Олимпийскую чемпионку на канате; чемпионки очень пугливые в доисторической доверчивости, зайцы они.
  Мучная девушка с презрением оглядела меня с ног до головы, задержала на минуту взгляд на моей татуировке на пенисе - в мореходном училище баловался, на пенис изображение крейсера "Аризона" с мельчайшими подробностями наколол.
  Показала в отместку свою татуировку на левой ягодице - страницу из книги Пастернака, мутные, нудные строки - от них любой с каната свалится замертво, даже не вспомнит, что люди раньше птицами летали над волнами Мирового океана.
  Белая девушка - печальная песня - ушла, оставила после себя винный запах овечьей шерсти.
  Канатоходка уже прошла половину пути, остановилась, подняла ногу выше головы - чудо, особенно, если живот мхом болотным свисает над коленями.
  "Не куплю ли я африканку для своей дачи? - я загорелся, не роль пугала придумал Олимпийской негритянке, а - почётную должность моей экономки. Представляю, как она груши обтрясает и выдергивает репу, вкусную, медовую - на устах трещит, а в рот не попадает. - Расспрошу Президента при случае: политкорректно ли держать в доме рабыню на правах Президентши?
  Из лука в меня не выстрелит девушка, а ночью придушит случайно, примет за садового слизняка!"
  Я мучился от тяжких дум, чесал затылок, предвкушал чаепитие с негритянкой - пусть только спустится, я ей о Сибирских вековых кедрах в лицах расскажу.
  Вдруг, словно чёрный рояль в адском дыму, на канат взошёл негр - карикатурно худой, спичечный, но со страшным жизненным опытом в движениях и хохоте - глумливая дохлая корова на кладбище мёртвых животных так не смеется, как этот злодей.
  Что он злодей - я догадался, потому что - если одна девушка и два мужчины, то один из мужчин - хам, лишний, огрызок, чёрт нелицеприятный.
  Мужчина (можно ли называть мужчиной несколько палочек?) добежал до канатоходки, МОЕЙ канатоходки, поцеловал её - мерзавец, ему уготован самый ржавый котёл в аду.
  Женщина отшатнулась, закричала жалобно, будто заглянула в печку и вместо чёрта в печке увидела усатое натруженное лицо барона Мюнхаузена:
  "Мабука, распотрошить тебя на плантации фейхуа!
  Иди на х...й, тощий!
  Не муж ты мне больше, не муж, а - козёл сатанинский!
  Не мешай мне строить новые сексуальные отношения с прицелом на Кремль.
  В Москву хочу, на Красную площадь, к Владимиру Ильичу Ленину в гроб лягу вместо подушки!
  Ты - со своей привычкой к каждодневному самообузданию - надоел мне, соки жизненные высосал, лишь триста килограммов оставил попугаям на смех".
  Но - умная голова у него - бывший муж - уголёк, шахтёр по виду, не слушал канатоходку, Олимпийскую чемпионку, камень она для него.
  С настойчивостью облезлой сойки добивался мокрой любви - гримасничал на канате, подпрыгивал - будто не на линии смерти, а на сцене Большого Академического театра Миланских кастратов.
  Запрыгнул на плечи своей бывшей, она его дубасит, он её кусает - обезьяньи игры.
  Вой стоит - сталактиты разлетаются, а сталагмиты - сталагмитам хуже пришлось, ожили они.
  Я не дожидался окончания душевного единоборства - свалятся с каната, ад им постелью.
  Выбежал, на горячем камне поклялся, что продолжу карьеру шофера, не пойду в канатоходцы, хоть жилы из меня вытягивайте и канаты для циркачей из них свивайте - пустобрёхи вы, немцы! - шофёр со злобой посмотрел на Алёну, словно она - виновница африканских землетрясений, но по благородству души не прибавил скорость автобусы - белокурый патриот, любимец Меркурия.
  - Задыхаюсь, но знаю, что не погибну сейчас - глупо - для красивой девушки, принцессы - умереть с зажатой автобусной дверью рукой.
  Принцесса шикарная на асфальте среди дешевых машин - нелепо, поэтому - невозможно!
  - Радуйся, доехали, а меня досада берет, что ты не негритянка Олимпийская чемпионка с бедрами - синима продакшен, добродушие в бедрах! - Водитель остановил автобус на стоянке - вдалеке деревьями колыхались трубы. - Надеялся, что ты - воплощение - инкарнация или реинкарнация - не пойму вас, зомби, отклик негритянки, а ты - нагло бледная, легкомысленная, не трудами живешь, а - языком и красотой - на свою красоту больше поймаешь медалей, чем негритянка за пляски под куполом пещеры.
  Да ну её, гадкую, не меня любит, а кузнечика черного - пусть любятся, вакса им в приданное, а уголь - кровать свадебная! - шофёр открыл дверь, освободил Алёну, с интересом наблюдал, как девушка - с остервенением обмороженной собаки - массирует руку. - Голубые глаза негритянки - символ победы, уверился бы в деградации Олимпийцев, если бы негритянка покрасила роговицу глаз в синий цвет неба.
  Но - надоела или радует - сельская жизнь в джунглях - не узнАю, потому что мой удел - возить из точки А в точку Б.
  Я - Харон, перевозчик мёртвых душ, девушка!
  Сегодня ошибся, вы - душа живая, поэтому целуйте свою Москву, а я Ангела ищу, души ему передаю за деньиг, за золото.
  Золото, иди ко мне, я твоя кормилица - в фаэтоне небесном, замаскированном под автобус - приехала! - шофёр расставил руки, будто хвастался пойманной акулой, с оловянными глазами-плошками пошёл в сторону разваливающегося барака, а из барака навстречу неслись странные звуки, загробные - скрежет, хохот, вопли ужаса и вой тоски необыкновенной, будто Исааку Абрамовичу сказали, что он русский, его в родильном доме подменили. - Чёрт! Чёрт из лужи на меня смотрит, в женихи приглашает, или в невесты - не разберу по мимике - рыло у чёрта невыразительное, свиное, без изысков и шарма! - Шофёр выпучил глаза, кидал взгляды в лужу и на Алёну, словно выбирал - кто вкуснее - чёрт или девушка!
  Алёна побежала в сторону куцего леса с великанами деревьями - редкими в Москве, солёными на вид, потому что с белыми стволами.
  Запуталась в веревках, обрывках колючей проволоки - история концлагерей.
  - Змеи! Лукавые! Забирайте мой ум сметливый, не нужны красавице знания энциклопедические, все наши знания - материнство.
  Оставьте тело моё - награда за высокий душевный полёт, сравнимый с полётом Юрия Гагарина! - Алёна билась, но запутывалась сильнее, словно невидимый вертухай в тулупе тешился с ней. - Силы Небесные - напустите на мои беды ветрА!
  От чудовищной зависимости автобуса избавилась, и попала в кабалу к колючей проволоке - тысяча рублей за метр.
  Эротики в моих вихляниях - ноль, потому что похожа на картину из Эрмитажа!
  - Помогу тебе исправиться, девка!
  Не укоряй себя, потому что укор равен унынию, а уныние - стыдно, даже, если девушка одета в сто одежек, то уныние раздевает её, показывает лихоимцам в самом худшем ультразвуковом свете. - Женщина в синем халате, с метлой и ведром (а в ведре - муть адская) склонилась над Алёной, заботливо поправила выбившийся локон (в грязи). - Ты не в проводах и колючей проволоке запуталась, а в сомнениях, и сомнения материализовались в верёвки и железо - так оживает статуя под зубилом дряхлого скульптора Ивана Петровича.
  Надеешься, что Принц на Белом Коне прискачет, понравится Принцу Карачаровский путепровод, тебя увидит, прослезится, коня расцелует и сахаром угостит за добрую весть; тебя Принц в жены возьмёт и увезет на Ямайку - грош цена папуасам на Ямайке: танцуют, поют, делают вид, что счастливы, а, если взглянуть папуасам в глубину глаз угольных, то тревога поднимется - так поднимается ленивый пёс Цербер по служебной адской лестнице.
  Папуасы всё время в тревоге - кушают - боятся, пляшут, поют - трусят, занимаются любовью с толстыми американцами - дрожат от ужаса - страх туалетных вещей их душит, страшатся огромной волны, которая смоет культуру Ямайки - за несколько минут унесет всё, что выдумали за сто веков.
  Волне - ерунда - перекатила через Ямайку и дальше побежала по глади морской, ласкает взор капитана Флинта.
  А взоры ямайцев уже никто не умаслит под водой, в царстве крабов и голотурий.
  В детстве я думала, что голотурии - голые фурии, русалки морские.
  Когда узнала правду, что это омерзительные твари без рук и без ног, поэтому ногу выше головы не поднимут - в отчаяние впала; парни делают операции, в девушек превращаются, а я от отчаяния в козу хотела превратиться, чтобы меня чёрный сатанинский козёл полюбил.
  Шерсть себе на лоб пришивала хирургическими нитками, генерала соблазняла, чтобы он козье вымя из похода принёс, с журналистами связалась, комедию для них ставила в Доме журналиста, а в комедии всего сцен - голой танцевать на столе среди бутылок и ногу выше головы поднимать - привычно для меня.
  Не превратилась в козу, сожалею, работаю уборщицей в автопарке - работа с людьми, на свежем воздухе, но иногда тоска сжимает груди, словно негр силач цирковой меня ласкает, вспоминаю свою карьеру прима-балерины Большого Театра, ногу выше головы поднимаю Александрийским маяком, - уборщица подняла ногу выше головы, а под халатом - ладное белое тело без нижнего белья, только тело и никаких деревень, казаков под халатом. - Раздумываю над дрожащими крысами: Кто важнее для Вселенной - уборщица или прима-балерина?
  Мировой Разум в летающей тарелке прилетит, спросит меня - где Истина, а я раком стану и свистну - подражательница раку на горе!
  - Пусть бородатый козёл - отец многих австралийских козлят - тебя в растопыренные ягодицы боднет, когда ты раком рядом с раком на горе встанешь, жена лукавого! - Алёна разозлилась, потому что в грязи и оттого, что некрасиво выглядит в масляной луже автобусного парка - не девушка, а котлета. - О себе радеешь, рассказываешь, чванишься, что балерина, ногу выше головы подняла, ждешь от меня аплодисментов и криков "Бис"!
  Почему не хвастаешь своими кулинарными успехами - из брюквы приготовить свиное рагу?
  Почему танцем гордишься, а не передовик производства на Ивановском прядильно-камвольном комбинате имени Володарского?
  Чураешься молотка и гвоздя, от работы бежишь, песню и танец подняла выше труда хлебороба, когда по полю бегают бездомные щенки, выискивают в стогах мёртвых комбайнеров, а девушки за стаканом самогона поют о Мире, о труде, о переходящем Красном Знамени.
  Прикрываешь лень половой тряпкой, Венера с фиговым листком.
  Гордись руками, а не ногами, выей, а не выменем!
   - Выведи меня на дорогу Правды, найди мою душу - озолочу! - уборщица развязывала Алёну, зубами рвала корабельные канаты, словно сражалась с гигантской Амазонской анакондой. - Когда мне двадцать два года исполнилось, я надела лучшее своё платье - которое не скрывало моих прелестей, волосы на лобке год не брила для важности - так папуас заботится о своей шевелюре.
  Через границу поползла, через Финляндскую, надеялась в чужой стране обрести Счастье, прижать к его горлу финский ржавый нож и три раза произнести одеревеневшим языком:
  "Лети, лети лепесток, через Запад на Восток!"
  Я верила, что заклинание, умноженное на жертвенную кровь финна, превратит меня в поезд, в розовый летающий паровоз - соперник летающего карнавального китайского марабу.
  Я могла спокойно перелететь в Финляндию на самолёте - ерунда, хандра бы не замучила во время перелёта, я бы лаваш кушала и поднимала ногу выше головы - на потеху летному составу.
  Но нельзя открывать своё имя, я слишком знаменита в кругах, приближенных к Тайваньскому Императору, я - Тайваньская золотая курица в новом теле балерины.
  Проползла границу, дивлюсь, что пограничников нет, не тычут мне в затылок автомат, не удивляются, что у меня ягодицы снежно-белые, не загорелые, и анус модно выбелен.
  Из Амстердама пришла мода выбеливать анусы и укоренилась у нас между ягодиц, потому что культура идёт из Европы, рафинируется в Польше, похожа на ощипанного цыплёнка с металлическим оттенком.
  Поднимаюсь на ноги, а вдали виднеется город - похожий на Лунную деревню.
  Я танец Майкла Джексона вспомнила, Лунной походкой иду, запнулась, и когда очи на небо подняла, то вздрогнула от нахлынувшего ужаса; ворона - чёрная, индюшачья с красными очами чернокнижника - мне на голову присела, но страх исходил не от вороны, а - из ниоткуда.
  Я жениха ищу глазами, вышла бы замуж на скорую руку, и пусть муж разбирается с моими страхами - после свадьбы мои заботы - его заботы.
  Но нет никого вокруг, словно не в Европу попала, а в ж...пу оскорбленного гусара.
  "Ырма! Ингеборга! Саломат! - душу ты свою потеряла на пограничной полосе, честь душевную оставила, а душа - улетела к пряничному Королю! - Голос с Неба долбит меня молотком в темя! - Душа зацепилась за корягу, а ты дальше без трусов поползла, показывала свои прелести сатирам, не заметила пропажу души, а мать крестьянская многодетная даже в голодный год душу бы не оставила на границе!"
  Я охнула, ощупываю себя - прелести на месте, даже горжетка не полиняла, а души нет, бородатые гномы её унесли.
  О гномах я догадалась; эльфы не своровали бы, потому что эльфы благородные, под эстонцев играют.
   Гномы - нет моральной базы у гномов - украли душу и чёрту продали!
  "Средоточия зла и насилия, отдайте мою душу, а я вам на Празднике Нептуна обнаженаня спляшу на дубовом столе среди бутылок фиолетового крепкого!" - крикнула в пространства, надеялась, что скромные гномы на мой зов дождевыми червями вылезут, я тогда ногами своими тренированными им по головам бородатым настучу за лихоимство, пусть почувствуют на себе гнев обворованной прима-балерины.
  Хитрые, не вылезли, лишь заскрежетала у меня земля между ног, раздалось приглушенное хихиканье - так суфлёр каждый раз на моём выступлении нетерпеливо хихикает, очки запотевшие протирает, проказник со столетним стажем.
  Я бы замуж за гнома вышла, после свадьбы душу свою выкрала из кладовой Солнца.
  Не показались гномы - Арбитражный суд им судья.
  Я пошла - ослепительно красивая амфора - домой, в Москву; нет смысла пытать финна, кричать заклинание, если душа потеряна маковым зерном в куче каменного угля.
  В Большой Театр возвратилась на репетицию - радовались мне, главный режиссер Евгений Абрамович всегда меня по попе ласково хлопал, в очи мои заглядывал, сулил горы золотые с серебряными кустами.
  В тот злополучный день Евгений Абрамович погладил меня по попе - стандартно, показывал своё расположение, будто молотком по голове покойника охаживал.
  Вдруг, рука режиссера дрогнула сучком на ветру, лицо исказилось, а изо рта повалили клубы едкого зеленого дыма смердящего.
  Евгений Абрамович схватился за горло, душил себя, а затем - с воплями беременного раненного эль-койота - убежал, заперся в женском туалете и выл страшно, надрывно - оперным кастратам в пример.
  Я разомлела, но собрала силы в ноги, забежала в туалет, прямыми точными ударами - кувалды ног - разбила дверь в кабинку, вытащила Евгения Абрамовича - красиво пальцы в волосатые его ноздри воткнула и тащила, будто сома из-под коряги - из убежища, нависла грозно над десятипудовой тушей:
  "Что же вы, Евгений Абрамович, из себя мраморную колонну со зверушками корчите?
  Не уважаете прима-балерину, убегаете, будто моя попа превратилась в кисель - так на жаре покойник превращается в желе.
  Женихи заморские узнАют о конфузе, перестанут меня спонсировать, а без денег спонсоров прима-балерина из гордой чайки имени Пржевальского превращается в курицу не летающую.
  Я - кокетка, аристократка, а вы вопите в моём присутствии, честь мою содрогаете козлиными криками - бес вы, а не зеркало русского театра!"
  "О зеркале не говори, слышишь, молчи о зеркалах серебряных с ногтями горгулий, ногти к задней стенки зеркал приклеены! - Евгений Абрамович лебезит, в ногах моих ползает, целует кафель - ящер, а не режиссер. - В зеркало с трёх лет не гляжу, чёрта боюсь - волшебник он, в груди золотые слитки копит на погибель мою.
  Когда мне три годика исполнилось, подошёл я к зеркалу, хотел увидеть Волшебную страну с феями, эльфами, козочками говорящими.
  Долго я смотрел в зеркало, сердечную мышцу напрягал, боялся, что родители меня прогонят, назовут мою блажь - нарциссизмом, а я умный по годам, начитанный, компьютерный гений - макака.
  Но мама с водопроводчиком - от водопроводчиков много толка, связь с ними ни к чему не обязывает - обсуждала в опочивальне новые пути выхода из водопроводного кризиса, когда шланг вставляют не в муфту напрямую, а - обходным путём - в унитаз.
  Вдруг, из зеркала вылетела чёрная волосатая рука - не папина, потому что папа мой лётчик, на Луну улетел, - схватила меня за горло, теребила, душила, а я хохотал - умирать весело!
  "Гвардейский поручик Ржевский? - в зеркале из тумана выплыло лицо чёрта - лицо, а не морда, потому что в носу кольцо с медалью Университета Гарвард. - Гранпасьянс с Наташей Ростовой раскладывал, да Наташу уложил невзначай на вязанку свежих дров; для сожжения ведьмы дрова приготовили, а Наташа под твоим влиянием опоганила праздник, заснула на дровах - Царевна Несмеяна!"
  "Я не поручик Ржевский, вы телом ошиблись, чёрт адский! - я расхрабрился, потому что малолеткам чёрт не страшен, за нами - ООН. - За ваш проступок самый главный чёрт вас кастрирует и в котёл с кипящими грешниками бросит, воды "Берегиня" подольёт, чтобы вас пронесло и лучшим актом милосердия вы бы называли для себя - сдирание кожи под музыку Стравинского.
  Мороженое давай и не кашляй, чёрт!"
  Я крестом нательным к лапе чёрта приложил, наслаждался воплем в зазеркалье, смеялся, надеялся, что в уголках моих красивых ясных озерных очей откроется чёрту Правда людская.
  Чёрт сразу подобрел, или играл в добренького - артист адского погорелого театра.
  Лебезил, заискивал, сулил мне петушка сахарного на палочке, обещал законопатить все мои природные отверстия, чтобы из меня жизнь не утекала горной речкой.
  Я не поддавался на уговоры, потому что не знал цену вещам и обещаниям, но не удержался, когда чёрт запыхался, вспотел, из рыла дым повалил жёлтый, серный - обещал сделать меня главным режиссером Большого Академического Театра СССР и России.
  Картины, где я в роли портнихи прикладываю ножницы к голым балеринам, или танцую на диване, потрясаю причинным местом перед восторженными актёрами - поглотили меня, совратили - так чудище совращает пугало.
  Я согласился, отдал чёрту душу, а взамен обещал никогда не глядеть в зеркало, потому что в зеркале - глаза чёрта, а как я взгляну в правдивые глаза, если во мне Правды нет?
  Ты, душечка, душу потеряла - не знаю где: на столе среди бутылок фиолетового крепкого, когда танцевала обнаженаня, или на Канадской границе под пяткой краснокожего вождя.
  Но без души ты не можешь больше балет танцевать, нет танца без души, не вложишь в игру душу, потому что потеряла, чувствую, что потеряла; в ягодице твоей холод подземный, а в кончиках пальцев - льдинки из глаз Снежной Королевы".
  Евгений Абрамович сам без души и меня, бездушную наказал, верит, что он белошвейка в теле жирного мужчины. - Уборщица извлекла из мусорной корзины белую кофточку в прозрачной обложке, замаранной - но кофта под обложкой свежая, блестит колокольчиком серебряным на шее белого верблюда.
  Протянула кофточку Алёне, смахнула слезу, не объяснила свой подарок, лицо уборщицы расплылось - сначала пудинг, а затем оплыло мылом в жаркой бане.
  Алёна вежливо приняла дар, отползла на четвереньках в заросли, надеялась, что в Москве бамбук не растет, острые ростки пробили бы тело, и два глаза превратились бы в два хрустальных кубика.
  - Я не злобная, не эмоционально распущенная дочка камердинера! - Алёна оправдывалась перед собой, на всякий случай говорила громко - вдруг, Президент услышит, или рыцарь на Белом Коне отметит искренность слов, на половину секунды задумается, а за половину времени девушка может показать все свои добродетели, равным которым даже в колодце Тахура - золотом колодце - не найти. - Деревья не красные, древесина не драгоценная, но схоронят меня от дурного глаза, от любителей чертей - много их развелось, ноги раскину на отдыхе, и тут, словно обширные поля раскрылись, выпустили - маньяков - созерцатели, вуеристы, психопаты налетают, о чёрте рассказывают с содроганием конечностей.
  Я - девушка молодая, красивая, перспективная, потому что - детородная; неинтересны мне черти и их носители; о собаках Белке и Стрелке с удовольствием послушала бы, погладила бы грубые руки рассказчика своими нежными ресницами, а о чертях - пусть дети чертей слушают - пустозвонство, и даже улыбки не возникнет на лице приличной, морально устойчивой девушки, когда казнокрад с душой лихоимца пускается в длинные рассуждения о колесах кареты, о зеркалах в дамских уборных, и из этих зеркал черти подглядывают за балеринами.
  Если бы я в чёрта превратилась, или по паспорту с рождения чёртом бы меня записали в ЗАГСе Ленинского района, то - не бегала бы за мужчинами, не высовывала из зеркала отвратительное свиное рыло; у чертей другие забавы, а лица на гравюрах, увертливые аферисты - хлопотно для чертей. - Алёна зевнула, целомудренно прикрыла ротик ладошкой - непозволительно дурно, если девушка неприлично зевает, пусть в небольшом лесочке, но - совесть всё видит, всё в интернет выложит.
  - Вы - чёрт? - над Алёной серой тучей навис старец - борода Черноморская, седая, очи - бездонные, и в них пламя чёрное бушует, ревет диким волком, которого подвесили на веревочке над монахом. - Страшно мне, но не убегаю, потому что дело знаю, простонародный я, но филе из акул пробовал, вас, если звёзды полукругом встанут - попробую! - Старец дрожал, потрогал лоб Алёны пальчиком, отскочил с визгом, не убегал, крепился, с перекошенным лицом мученика присел на пень, вздохнул, выдохнул - паровоз в отпуске: - Не похожи вы на чёрта, а, если ногу выше головы поднимите - поверю, что вы не старушка и не чёрт, не доблестный гусар с конём под шикарной юбкой.
  - Пожалуйста, хоть сто раз ножку подниму, подпрыгну, ножкой лёгкой ножку бью - Пушкинская я осень! - Алёна засмеялась, дрожала, подняла ногу выше головы, выбила из невидимого облачка слезу. - Не балерина, но понятие о балете имею, в крови у меня балет, потому что я - девушка!
  Вы заметили, что платье у меня Принцессовское - супер девичье, обворожительное, лицемер пройдёт, поневоле оглянется, хотя ему белый Свет кажется свинцовым гробом
  Пафос у меня в душе, не скрываю, хотя побаиваюсь вас, оттого, что вы - маньяк лесной!
  Старик в лесочке возле Карачаровского путепровода - хуже чумы в полиции.
  В детстве я мечтала о Государстве без маньяков, где дети свободно посещают школы, играют на улицах, бегают на речку купаться; развеселость веет в каждом детском дерзком намерении, губки дудочками, щёки розовые, и никто, слышите, старец с усами в душе, никто не посягает на жизнь и здоровье ребенка, пусть даже ожиревший ребёнок покрыт медвежьей шерстью.
  Часто по ночам вскрикивала, снилось мне, будто проезжаю на поезде мимо малюсенького Государства счастья; народ за окном веселится, а в поезде - Мамаево побоище, дерутся, пьют, похабничают, было бы кому и с кем шалить, но с неохотой прелюбодействуют, не потому что любовь пришла, а оттого, что - надо, положено, чтобы пьяные кичились, любезничали, руки засовывали в печные трубы.
  Я во сне кричу, умоляю далекого машиниста остановить поезд, но не слушает меня машинист, и сегодня шофер не слушал, проявил законопослушание, даже корсет бы одел, чтобы меня потешить, но не остановил подвижной состав - автобус или поезд, не важно.
  Проехала мимо Государства счастья, на вас гляжу теперь - не из страны беззаботных каникул вы, маньяк.
  Кровопийца вы, но не по мою душу и не по мои длинные сливочные ноги.
  Скалите отсутствующие зубы, не знаете, что между зубов вход в ад затаился, взирает на путника с тоской бешеной лисицы.
  Бешеная лисица - жалкое существо, знает о своей участи, но за уткой тянется, очи раскрывает, умоляет ресницами - азбуку Морзе знает, но погибает от бешенства.
  - Лестно мне, красавица, что вы меня в маньяки записали, словно выдали Диплом с отличием! - старец расправил могучие плечи, руками опустил поднятую ногу Алёны. - Между ног у вас детородные морщины - не скажу, что - половые губы, потому что я интеллигент в двенадцатом поколении, даже в Каплан мысленно стрелял.
  После института я задумал написать труд - сухой, без мягкости, без водки между строчек - монографию о пользе и вреде нижнего женского белья.
  С одной стороны трусы девушкам нужны, на трусах держатся поэзия, театральное искусство, политика и экономика Франции - карандаш каждой француженке на именины в подарок!
  Трусы женские - базис и надстройка немецкой младогегельянской философии имени Карла Маркса!
  Почему я не пошёл в космонавты - заманивали, приглашали, морковку сулили на обед до конца моих дней, но не пошёл, упрямился, играл в осла, надеялся, что моё упрямство назовут гордостью, наградят меня Орденом Мужества.
  Не наградили, убили во мне романтика, забыли обо мне, без великодушия наступили на горло невидимой ногой чёрта.
  С тоской взираю на ночное небо, ищу себя среди звезд - ЧУ! Неужели, я в Туманности Андромеды на Космолете промелькнул - так мелькает барышня среди крестьянок?
  Нет, нет меня в небе, и на Земле нет, оттого, что ленивый, не кланялся каждому столбу, боялся, что спина переломится у основания черепа.
  В Карачаровский лес не ради встречи с вами пришёл, захотел бы - все девушки Мира упали к моим ногам, изображали бы редиску и картофель.
  В день своего семнадцатилетия я с друзьями выпил браги - по три литра на человека, небо и земля поменялись местами, городовые казались негритянками кухарками с золотыми кувшинами на голове.
  Потянуло меня на романтику, на стихи на людном нудистком пляже, где в каждой девушке - Солнце.
  Осторожно - будто по Беловежской Белорусской Пуще - ступаю по нудисткому пляжу, рассматриваю обнаженных балерин - много их, не меньше, чем пингвинов в Антарктиде.
  Приглянулась мне красавица - форменная фуражка артиллерийских войск на её сформировавшейся головке, звание прелестницы не определю, нет погон, но, судя по грудям-полушариям, и выпуклым спортивным ягодицам - майор, не меньше американского сержанта Рэмбы.
  Девушка - когда я к ней подсел - затрепетала от счастья, засветилась, зарделась, скрывает свою радость, восторг старается не показать, но как укроешь Счастье, если оно силой ноги девушки раздвигает и домкратом поднимает её ведерные груди.
  Сразу замуж попросилась, меня за руку держит одной рукой, а другой от арбуза ломти отрезает и в рот мне засовывает - изображает из себя любвеобильного самца гиббона.
  "Добродетельный юноша, я - ваша навеки!
  Решительно шагаю по жизни, но иногда перехожу на балетный шаг - красиво, грациозно, давление снижает и повышает самооценку, голова моя поднимается над полями, дирижабль в голове!
  Догоняйте меня, если догоните - я тут же расслаблюсь!
  Превращусь в кубик из теории вероятности - сколько раз меня подбросите - столько раз я на спину упаду!"
  Засмеялась, убегает от меня, не стыдится, по телам других красавиц бежит, гордится, что у неё мужчина появился в жизни!
  Я, конечно, догнал, не отстаю, потому что она меня за руку держит, до костИ ногти вонзила - рыбка!
  Разгорячилась, выбежала на дорогу, до города вскоре добежали - она обнаженная, сверкающая, одета в наготу, не стыдно, не неприлично, а я - промокший, в футболке и шортах, будто американский бизнесмен на Тайваньском рынке рабов.
  До ЗАГСа меня дотащила, по дороге бомжей насобирала кучу - наши гости на свадьбе, свидетели, посаженные отцы и матери с бородами и наколками на губах и ушах - модно в тот год уши татуировать и губы, по-итальянски!
  Но перед ЗАГСом нудистке в фуражке артиллериста дорогу заслонила телом - шик, масло с чёрной икрой, а не тело - красавица в кружевном лифчике и не в менее кружевных трусиках - пена морская вместо нижнего белья.
  Я рот раскрыл от удивления, подумал, что Афродита из пены вышла, ко мне ластится, в шахматный клуб приглашает на тур вальса.
  Покорно опустил голову, жду развязки - так Анна Каренина ждёт стрелочника на свидание, а он, гад, стрелки переводит.
  Девушка в нижнем белье захохотала - красиво изогнула тело, выпятила потрясающие - груши ими удивлять - груди:
  "Мой он! Только мой! Сразись со мной, любительница неудовольствия в греко-римской пламенной борьбе!
  Кто победит, тот и взойдёт с парнем на мраморное ложе, откусит голову пряничному жениху на свадебном торте и головой три раза ударит в часы с кукушкой - символ вечной любви фазанов!"
  Моя попутчица отпустила мою руку, улыбалась, я видел - понравилась ей мысль сразиться голой, на потеху публики, авось, и Принц на Белом Коне вместо меня появится, закинет девушек в мешок и - поминай Принца недобрым словом - в Воркуту ускачет белым медведем.
  Девушки начали бороться, а я размышляю о свежести и тухлоте, о рождении и смерти.
  Для чего живём и умираем - для борьбы в грязи?
  Если высшая цель обнаженной красавицы - драка с девушкой в лифчике и трусиках - смех, а не полоски материи, то у меня нет цели жизни, потому что я не девушка!
  Тоскую, ожидаю победительницу, даже в ладоши хлопаю, командую решительным тоном, ощущаю себя официантом на коленях толстого управляющего банком.
  Не увидел конца драки - девушки сплелись в клубок - укатились по шоссе - не догнать их на бронекатере.
  Я в смятении - кто я? бурундук? - вернулся в Москву, не обращал внимания на молодых наркоманок с пучками дурман-травы в волосах.
  Зачем мне наркотики, если я не князь, и нет у меня отдельного флигеля для приёма иностранных послов в белых чулках?
  Всё потеряло смысл; я похудел, члены мои обвисли лианами в пустыне.
  Умер бы, но тяга к труду, сигары и молоко - в ресторане, где развязные балерины танцуют на столах голые среди бутылок фиолетового крепкого - вернули меня к жизни.
  Судьба подарила мне сюжет, мысль, тему для докторской диссертации - борьба голой и полуодетой; а я скорблю, не нахожу себя в шкафу любовницы.
  Начал писать труд - "Что важнее для женщины: нагота или нижнее бельё?"
  Вопрос сложнейший, даже затмил полёты в Космос; кометой прошил мой мозг, перезагрузил исторические файлы.
  С одной стороны нужно нижнее бельё - предохраняет от проникновения пыли в запретные места, отрезанные и молчаливые, сравнимые с глобусом.
  С другой - золотой - стороны, нижнее бельё - лишняя трата сил, времени, денег; в нижнем белье тело потеет, девушка превращается в мокрую курицу из поселка Цурюпы.
  Соглашательская золотая середина - в одних случая трусы и лифчики - полезны и нужны, в других - зло - меня не заинтересовала, не люблю серое, для меня жизнь окрашена в белое и чёрное, в негров и Белоснежек.
  До старости лет думал, бороду отпустил, в саван ряжусь, оказался в лесу возле Карачаровского путепровода, думал, что попал в сказку Венского леса, готовился к свадьбе с русалкой, но нашёл себя в роли могильщика домашних животных - так балерина с необыкновенным волнением осознаёт, что её призвание - вытирать грязной тряпкой заблеванные полы в кабаке.
  Ежедневно в Москве подыхают тысячи домашних животных, и не каждое отправляют в унитаз или на помойку - грех, когда из унитаза мёртвый хомячок взирает потухшими очами, в которых нет игры в Лорда и Зену.
  Владельцы трупиков приносят животных могильщикам, и мы, после литра водки, хороним умерших травоядных, сумасшедших, в заброшенных Московских сквериках, куда ступает нога мамонта.
  Мамонты по ночам по Москве бродят, невидимые духи мамонтов, но, если дух наступит на ногу - лепешка от ноги останется на смех призракам шакалов.
  Я захораниваю кошек и собак в лесу возле Карачаровского путепровода; вы, девушка, сейчас стоите на могиле доброго мастино наполетано Фили, трёх индейцев сгрыз живыми - герой национального движения Парагвайских расистов. - Старец захохотал, смеялся над девушкой (Алёна в ужасе отпрыгнула, опасалась, что собака оживёт, примет её за ацтека и - с воодушевлением сапожника в бане - прыгнет на шею), хлопал себя по ляжкам, вытирал слёзы, задирал подол и показывал Алёне татуировку на лобке - большими жирными буквами выколото: "Ату, его, врага народа". - Денег у меня куча!
  Кутить пойдём, Принцесса!
  Вы - скромница, по гороскопу - доктор психологии, я вижу в вас много психологии, сквозь тела смотрю внутренним оком.
  Кудесники из цирка сквозь одежду балерин рассматривают, а я предназначение Принцесс вижу, даже губы не облизываю, из себя юродивого не корчу, знаю, что жизнь девушки - газированная вода с пузырьками.
  Кто воду выпьет, того остаток жизни пучит!
  Ударьте меня плёткой по глазам - прозрею нравственно - так прозревает узник замка Матросская Тишина. - Старец протянул Алёне плётку - узорчатая серебряная рукоять с зелеными камнями, застывшая в серебре нога королевского аиста.
  Алёна отодвигалась от старца, присматривала камень - красиво, отважно, когда девушка в шикарном платье долбит булыжником голову отверженного старца, любителя философии и умерших зверушек.
  - Не верю, не верю, что вы - лесная нимфа с дурными мыслями - убить меня! - Старец вскричал, схватился за сердце, но не упал на могильную землю, берёг здоровье и саван. - Оглушила бы меня, надругалась над бездыханным телом, а, когда бы я очнулся - отобрала у меня движимое и недвижимое имущество; три речных прогулочных парохода и два загородных дома с ручными макаками на мясо.
  Мясо обезьян намного целебнее и питательнее, чем ляжки обнаженных кур - мастер Левша им учитель!
  Я не только могильщик и философ в одном теле пианиста; много уровней в моём мозгу, многосторонняя личность, и армия личностей в моём теле, крепком, жилистым, дубовом.
  Сейчас грех сладострастия преодолевает, подавляет культурные слои в мозгу, и я превращаюсь в безжалостного монстра с золотой цепью на шее - так лакей в старинной ливрее после свадьбы превращается в каторжника.
  Не просто надругаюсь над телом и душой, девушка, а ещё и в мышь лесную тебя превращу; может быть, цель твоей жизни - превратиться в мышку - ты не знала, а теперь узнала, верь мне, у меня на гениталиях три глиняных колокольчика - бесов отгоняют.
  Чередование, пафос, умный вид - к чему обман зрения?
  Ночью не разглядеть - чёрт или афроамериканец в шкуре гориллы, а днём белая девушка кажется серебряной.
  Проверю - из чистого ли ты серебра, Принцесса! - старец скинул саван, усмехнулся и большим снежным комом обрушился на окаменевшую Алёну.
  Мял тело белое, целовал жарко, со страстью пожарника - губы податливые, телячьи.
  В один момент Алёна оторвалась от пуповины, взмыла испуганной душой над адом насилия, и ответно крепко поцеловала старца в измочаленные чёрные губы, будто он каждый день чернила пил.
  Но затем опомнилась, отталкивала старца, бранила его, укоряла, щипала за гениталии, находила в своих действиях бессмысленную животную радость.
  - Пшёл, вон, козёл бородатый, истопник адский!
  Простите меня за наглые слова, брадобрей маньяк, не удержала недоброе, а девушка - источник невинности, обязана следить за словами - так пастушка Мэри на лугу следит за овечками и пастушкАми.
  Нервы ваши шалят, а на струнах моих нервов сейчас невидимые эльфы играют - забавляются, не спасают девушку, а используют моё положение, ревностное, с опухшими от слёз красными глазами.
  Некрасиво, когда девушка рыдает с выпуклыми сатанинскими очами - конкуренция адскому псу.
  Неужели, вы находите смысл в своём маньячестве? он для вас выше бильярда, начищенных ботинок и девичьих песенок о соловье и розе?
  Не первый раз встречаю маньяка - в Москве, по данным полиции нравов, более ста пятнадцати тысяч маньяков-насильников - на каждого не хватит баланды тюремной.
  Вы, маньяки, подчинили бы себе Мир, сожрали всех животных в зоопарке - даже зебр, а зебра - жизнь, потому что, как и шахматная доска, зебра - чередование чёрного и белого.
  Но вас останавливают - в любом случае вам - стоп-сигнал - либо Рыцарь на Белом коне появится и укорит, с негодованием покачает головой над хладным трупом вашей жертвы, либо Судьба маньяку ногу сломает, поэтому я спокойна, словно меня похоронили и сейчас откопают.
  Томительно ожидать - вот-вот снасильничаете, чести девичьей меня лишите, а без чести девушка подобна электровенику - дорогая, но никто не берет, денег на батарейки жалко. - Алёна шептала, старалась, чтобы её голос стал похож на голос полицейской надзирательницы в тюрьме строгого режима.
  - Выдумали рыцаря и Судьбу - нет их, баран сожрал!
  Раньше говорили - "Мой талант съел баран", но баранов истребили, уничтожили, а бараны верили в свое бессмертие, в Вечную Жизнь на зеленых лугах. - Старец сорвал последние оковы своих одежды - скинул саван, приготовился, задрал платье Алёне на голову, брызгал слюнями, понимал, что - некрасиво, не эпатажно, когда герой-любовник плюется в даму своей мечты, но оправдывал себя анекдотами из жизни лордов и сэров. - Между нами только - тонкая плёнка вашей моральной чистоты, девушка, а рыцаря нет, украли его, отправили на кухню чистить картошку для майоров внутренних войск.
  Признаюсь, что робею над вами, чувствую некоторое несоответствие, разлад между Правдой и Ложью, а Истина и ложь всегда под ручку гуляют по набережной Любви.
  В молодости, я по наивности верил, как и вы - в Судьбу: если брел ночью по лесу - тихому, с воплями шакалов - удивительно вопят шакалы - беззвучно, то не верил в разбойников, в Джеков Потрошителей, в маньяков-разрушителей детской психики.
  "Природа-мать, защити меня, творение лимонада! - я шептал, целовал ветви берез, распугивал любовные парочки, наступал на спящих поэтов - деревня отзывалась храпом из поэм. - Красота охраняет от дурного, нет бессмыслицы в красоте, и всё взвешено на весах Фемиды - американской тётки без трусов".
  Радовался, почти прошёл лес, но на моём пути, вдруг - будто очень богатый клерк вышел на охоту - встал матрос - три метра в плечах, двадцать пудов веса, в форменном кителе, полосатой майке - тельняшке или близняшке, я в армию не ходил, а ниже кителя и тельняшки - голое бесстыдное тело из Лувра, потому что гениталии древние, малюсенькие.
  Стыдливые художники и поэты прошлых веков изображали голых танцовщиц с маленькими грудями, а культуристов - с микроскопическими - лишь бы мужской пол обозначали - гениталиями.
  В наше время гигантизма, наоборот, выпирающие половые признаки - паспорт и виза для поездки в Грецию.
  Матрос покачивался, от него разило хлебной водкой - ураган Якутский из щербатой пасти, зубы - щепки.
  Матрос схватил меня за волосы, добро - так пионервожатый в лагере Артек рассматривает начальника лагеря - глядел в мои глаза, долго, затяжным прыжком с парашютом.
  Наконец, сломал о мой многострадальный детский череп трубку Мира, или трубку Шерлока Холмса (великий сыщик трубку в попе проворачивал, избавлялся от геморроя), произнес с надрывом беременной гусыни:
  "Мальчик со странными восклицаниями и решительным видом индийской кобры!
  Может быть, ты - чёрт, потому что приличные мальчики ночью по лесу не гуляют с нотной папкой между ног; место приличных мальчиков - в гареме султана.
  Нет, не чёрт ты, потому что чёрт не уместится в маленьком теле, скукожится, но всё равно не поместится, чёрт - не космонавт в капсуле.
  В моём теле поместятся сто чертей, и, возможно, хвост торчит у меня изо рта.
  Я - матрос с крейсера "Аврора", помощник егеря, взбиватель подушек капитана.
  Старушки на лавочке возле моего дома судачат, бранят меня, ругают за то, что крейсер "Аврора": революцию выстрелом пробудил, Ленина катал, а Троцкого отправил на урановые рудники в Бразилию.
  Я оправдываюсь перед пожилыми матерями, лебезю, ручки им целую, ноги вафельным полотенцем с монограммой дома Медведевых вытираю.
  Нет, не прощают меня, не зовут в опочивальню, не потчуют пирогом с Вологодскими говорящими грибами.
  Уверяют, что во мне чёрт сидит, и, каждый раз, когда я мимо зеркальной витрины прохожу, чёрт из меня корчит рожи чёрту в витрине - лихоимство, равное продаже нефти за рубеж.
  Молодые мамаши, пианистки, балерины, наоборот, уверяют, что я - Ангел, и крейсер "Аврора" Революцию не напрасно приблизил, потому что после Революции матери получили возможность жиреть, ничего не делать, лузгать семечки и прелюбодействовать с помощью интернета - индюки с выразительными очами, пойманной врасплох белки, а не мамы.
  Сейчас, на этом пне, - матрос поднял меня за волосы - так барон Матхаузен вытаскивает из болота балерину, поставил на пенёк, будто ждал, что я ему стишок Агнии Барто прочитаю. В очах матроса плескались Черноморские разнузданные дельфины по двести рублей за килограмм живого мяса, - скажешь мне: чёрт я или Ангел!
  Если ошибешься, то я тебя подвешу за ноги на сосну, и дождусь Нового Года, произведу в ранг ёлочной игрушки, мальчик.
  Ангелом я воссияю, от меня польётся чистый свет зари, надеюсь, что я - Ангел.
  Если я - чёрт, то разорву тебя, полечу над долинами и мой удел - голые старушки в банно-прачечных комплексах.
  Глубоко в мою душу загляни, увидишь Добро, поклонись мне почтительно, представь, что я - балерина на детском утреннике в школе!" - матрос с крейсера "Аврора" в мечтах прикрыл глаза, раскачивался - подражал одинокой Есенинской березке в поле ржи.
  От матроса исходил одуряющий запах кефира с гречневой кашей - запах детства, когда каждого учителя хочу задушить.
  Я воодушевился, почувствовал себя китайским бумажным драконом на празднике поедания цветов.
  Выхватил бутыль с керосином - матушке родной нёс керосин для керогаза, на электричество мама денег жалеет, а керосин - ворованный, поэтому дармовой, из него можно веревки вить для клерков, которые скрепляют дыры на штанах скрепками.
  В лицо матроса плеснул керосин и зажигалку поднёс - трофейную, у немца в салоне эротического массажа взял на память (массажистка медными Екатерининскими пятаками прикрыла очи немцу, он блеял, я по карманам иностранца шарил, искал Истину, но находил только деньги и ценные вещи).
  Вещи - пустота, вакуум, через двести пятьдесят миллионов лет я не вспомню о зажигалке, она разлетится на кварки-шкварки.
  Матрос Железняк вспыхнул, дёрнулся, на миг поверил, что он - Ангел, потому что свет дивный на кладбище лесном от него ночью исходил, рыдал свет.
  С воплями кривоногой уточки - Серая Шейка или Конёк-мать-его-Горбунок - побежал по лесной тропинке, освещал голые ягодицы студенток-практиканток.
  Романтично - факел среди ночи на празднике тихой, мёртвой любви! - Старец маньяк задумался, ерошил сосисками пальцев золото лобковых волос окаменевшей от ужаса Алёны! - Я сам себе помог, фея не прилетела, волшебной палочкой не оглушила матроса с крейсера "Аврора"; не существуют феи и Рыцари на Белых конях, а только - грязь, факирство и вешние воды с записками писателя Тургенева.
  Я снасильничаю над тобой, девушка, и ты через месяц меня полюбишь, прибежишь, на колени упадёшь, будешь требовать, чтобы я с тобой обращался грубо - бил сковородкой по грудям, вызывал из них духов Просвещения!
  В книгах, в фильмах жертва маньяка обязательно влюбляется в насильника, потому что хорошие девушки любят плохих мальчиков... старичков!
  ЭКХЕ-КЖЕ! Ревматизм ягодицы скрутил в канат рыболовный.
  Смердит от меня, а я желаю казаться загадочным и торжественным брадобреем!
  - Не верю! В Станиславского и в вас, маньяк не верю!
  Вы, плод моего девичьего - пусть иногда дурного - воображения, без пророчеств, без кушаний в мечтах - пригрезились, поэтому и Принц на Белом коне не скачет мне на выручку, оттого, что нет вас, вы - моя выдумка.
  Лучше бы я выдумала Короля с мешком золота и Птицей Фениксом на бильярдной голове! - Алёна хихикала, крутилась под старцем, мешала ему сосредоточиться на главном маньячном - так расторопный поварёнок на кухне помогает: для смеха бросает в котлы рваные носки. Изловчилась, из недр дамской микроскопической нано сумочки извлекла изящное - сю-сю, муси-пуси зеркальце, взглянула, зарделась маковым цветом: - С психиатрами дружбу не вожу, я не мельничная девушка, чтобы за разговор отдать мешок муки.
  Но мои губки - АХ! кораллы, вепри, а не губки - расцеловала бы себя, безупречную красоту миловала бы с остервенением болотного кулика.
  Носик - совершенство, гориллы завидуют!
  Кожа - оскорбление рабов США - белая, нежная, чудесненько - китайцам для образца шёлка.
  Если бы вы, старец, оказались маньяком, а не плодом моего затейливого девичьего воображения, когда все сосны - рыцари, то не тешили свои голосовые связки бесцельными разговорами о жизни, об истории древнего края с вурдалаками и матросами.
  Без разговоров набросились бы на меня, впитывали бы мою красоту, дрожали бы в безумной лихорадке раненого гусара!
  Зеркальце докажет, что нет вас, не отразитесь вы в зеркале, смотрите, глядите в стекло, хронический неудачник, призрак призрака.
  Порядочные призраки по Европе бродят, заглядывают в окна, пугают обнаженных балерин двусмысленными призраками улыбок; между ног воют - потешно, когда у порядочной девушки между ног вой раздаётся, будто сто Робин Гудов воскресли.
  Вы - не европеец, вы - хлам, пустота Космическая, ненужная единица без нуля! - Алёна развернула зеркальце, обратила правдивой стороной к развратнику маньяку - облако он без штанов, или звук - не ясно!
  Старец взглянул в зеркальце, присмирел, замолчал, долго вглядывался, будто рассматривал в лице матери знакомые черты, затем снежным комом свалился с девушки, встал на ноги - Останкинская телебашня без трусов!
  Лицо старца суровое, мужественное, разрезано вдоль и поперёк буйными ветрАми из ягодиц степных демонов.
  - Не думал, что доживу до исторического момента, когда поэтическая Принцесса - и платье на ней задрал, закрыл бы глаза и совершил обряд, нет, нужно полюбопытствовать, взглянул в зеркало, что надеялся увидеть? алмазные россыпи? дубовым стулом мне по голове - мне Истину показала в зеркале.
  Знал, сто раз, сиксилиарды раз видел чёрта в зеркале, никто другой, кроме чёрта, в зеркале не живёт!
  Но снова взглянул, надеялся - вдруг, чёрт на этот раз исчез, ушёл по делам, истончился в болезнях, переел мухоморов.
  Снова чёрт в зеркале, и от вида чёрта у меня пропало желание насильничать, я снова вернулся в состояние дрожащего лягушонка философа, мой удел - сидеть на берегу реки и ждать труп врага России.
  Поглумились вы, девушка, над пожилым архивариусом, а у меня на гениталиях вытатуировано слово "Добро", значит - над Добром потешаетесь, зло вы, а не Принцесса!
  В новом обличии воспринимаю вас Красной Шапочкой с пирожками, а на груди - дыни, я - Серый обреченный волк, оборотень, нет у меня интереса и силы теребить ваше тело сдобное, осталось желание далеко, в горячке, когда благородные натуры сходят с ума и на потеху Вселенной с утра до вечера стучат в барабан - Солнце веселят.
  В третьем классе школы я играл в детском спектакле "Красная шапочка", второстепенная роль - я выл за кулисами, нагонял страх на зрителей, чтобы они поняли, что жизнь состоит не только из медовых пряников, но и из вурдалаков - обшарпанных, воющих из ада.
  Директор школьного театра Андрей Дмитриевич интерес ко мне за кулисами проявил, восхищался моим творческим воем, посыпАл голову пеплом предков, пророчил мне величайшее будущее оборотня в Большом Театре России.
  Танцующих девочек - сиксилиард, а воющих оборотней мальчиков - я один, даже китайские бамбуковые братья со мной не сравнятся, дракон им в хижину.
  Андрей Дмитриевич ласково меня по головке гладит, слова шепчет медовые, не понимаю смысл слов, я родился в атмосфере зоопарка, мастодонт - мой идеал.
  Уморил меня Андрей Дмитриевич, жарко мне стало, и я нарочно - потому что всегда наоборот поступал - в три шубы завернулся норковые, дорогие.
  Жара меня с ума свела - я думал, что поглупел, но с высоты прожитых лет понимаю: на путь Истины меня жара поставила, ума прибавила.
  Я выскочил на сцену, продолжаю выть, страшный в трёх шубах, балерину - Анна Федоровна, наша физкультурница Красную шапочку играла, ногу выше головы поднимала на радость трудовику - оглушил воем, иголки Красной Шапочке под ногти втыкаю - во мне проснулся дух предков нацистов.
  Анна Федоровна рыдает красными слезами, но с вымученной улыбкой ведьмы подбадривает, шепчет ласково, словно в неё Андрей Дмитриевич вселился:
  "Мучай меня, измывайся, готовь своё несовершеннолетнее тело к большой жизни с дефолтами и белыми кларнетистами.
  Не верь кларнетисту, у него под носом не чисто!
  Умру на сцене - время моё пришло, а ты, готовь себя к безумной жизни сержанта внутренних войск.
  Не забудь, убей серого волка, от него чесноком воняет, поэтому он не нужен культуре, культура - не вурдалак".
  Анна Федоровна нежно меня целовала, по-матерински, трогала шубку, восхищалась выделкой - разве это выделка, если за три шубы остров в океане не купишь?
  Хотел бы остаться с Анной Федоровной, много расскажет, ещё больше - век смотри, не насмотришься - покажет; у неё в волшебной шкатулке чудеса спят.
  Но долг безумия звал на подвиг; я индейское лассо на шею Серому Волку - однокласснику Мите Анфимову - накинул, душу, хохочу, смешно мне; а в зале детишки умирают от ужаса, вызывают чертей из зеркала, чтобы черти меня забрали в котёл.
  Дальше - туман, болото, русалки с зелеными грудями - исцеление зрения от зеленых грудей русалок.
  Я очнулся в Лондоне, возле Биг-Бена, удивлялся разномастной толпе туристов - пустые люди; не трудятся, глазеют, кушают, прелюбодействуют, а Земля стареет, ждёт, когда её облагородят, построят Космические Корабли и из дальнего Космоса привезут заплатки для тела Земли.
  С бранью я набросился на гуляк, укорял их, колотил белой тростью по щекам - назидание, пусть не верят белым голубям в аптеке.
  Пиявка честнее, чем туристы в Лондоне! - Старец пошёл от Алёны, резко остановился, будто налетел на невидимого снайпера, оглянулся:
  - Унизила ты меня, Принцесса, чёрта в нос сунула в зеркале!
  Пролетарием меня не назвала, не набросилась со стыдливым румянцем на моё песочное тело! - Никогда не показывай чёрта геологу, девушка!
  Слышишь, балерина без трусов - никогда!
  Сына Евграфом назови! Помни мой наказ коммунистический - обязательно - Евграфом!
  Напольные тяжелые часы с механической кукушкой - мне памятник, а встреча с тобой - душевная боль, книга, надорванное сердце капибары! - Старец скрылся за деревьями, шуршал, раздались: треск, вопль, проклятия, послышался приглушенный адский хохот, словно сто чахоточных учителей отпевали повара из школьной столовой.
  - Дурно я поступила со старичком, обозлила его, хохотала, будто он - дохлая обезьяна! - Алёна поправляла платьице, кокетничала, любовалась собой в зеркальце, выискивала веснушки золотые. - Дедушка затейливое имя для моего будущего сына придумал, слава старцу!
  Любопытно - откуда дети берутся, из зоба аиста?
  Не рожу ли я от старца, после того, как он со мной разговаривал сладко, дурманяще, даже ноги свело, на паралимпиаду пора!
  Ушёл - и совесть моя овеяна хрустальными ветрами, вымыта белыми росами!
  Забуду маньяка... Нет его!
   - Не забудь новизну золотухи!
  Маньяки кругом, Истины нет, одни - маньяки!
  Хулибрас! - чёрное на чёрном вылетело из кустов - огромное, хрипящее, воинственное, подавляющее, поэтому - драгоценное и манящее для девушки.
  Принцессы - любопытны, подобны борзым щенкам!
  Чёрная туча окутала Алёну множеством запахов - резких, диких, без примеси медикаментов, потусторонний Мир прорвался в Московский лесок имени Карачаровского путепровода.
  Девушка задрожала, сладко улыбалась, растворялась в чужой силе, отдавалась победителю, пусть даже он - облако из мух!
  - Старец, вы ожили, вернулись за мной удесятеренный, воодушевленный со снисходительной улыбкой вытатуированной Джоконды?
  Грузите трупы животных на допотопные колымаги - людям доброй воли отвезём подарки к Новому Году.
  Живое животное в подарок - оригинально, а трупик животного - высший смысл шутки, возможно, в ней кроется настоящее остроумие, от которого зубы выпадут, как после удара кувалдой.
  Не видела зубопад, вероятно, что после кувалды и голова отлетит вместе с зубами, но не наше дело наблюдать за причудами природы, когда челюсти порхают черными голубями Апокалипсиса.
  Если щеночек мёртвый оживёт, в канарейку превратится - его золотом благодетели осыплют, приравняют к беременному мужчине.
  Я слышала, что беременному мужчине обещан приз в миллион долларов США; в Америке каждый мужчина мечтает забеременеть от мужчины, а в Амстердаме мужчины предохраняются, их даже водка не разбирает по частям.
  Не подумайте, что я распутная, потому что о беременности рассуждаю с пониманием, ни один маститый акушер со мной не сравнится, даже, если превратится в пень-колоду.
  Я - морально чистая девственница, а знания - от большого ума, потому что положено Принцессе прыгать через скакалку и изучать древнеримское право - грош ему цена в Московских дворика.
  Дворники древнеримское право не изучают, балерин тискают и полагают, что в тисканье балерин больше прав имеют, чем в Древнем Риме.
  Пенсионеры тоже не интересуются древнеримскими знаниями, об оргиях читают, а о законах - ноль в головах, не нужны государственным пенсионерам законы.
  Вы пенсионер, по рубищу видно и по седой бороде...
  Ах, обмишурилась я, сердце моё заледенело - нет у вас бороды, будто вас за одну минуту в армию призвали и обрили.
  Старец, кто вырвал вам бороду в кустах?
  Дон Кихот Ламанчиский?
  Робин Гуд Шервудский?
  Емельян Пугачёв Белгородский?
  И лик ваш просветлел, помолодели вы - в молоко кипящее прыгнули сказочное, из чана в чан перебрались и помолодели - слыханное ли дело - за минуту в трех чанах прополоскались, как на свиноферме.
  Или удлинитель времени у вас под саваном, время скрутили в трубочку...
  Нитраты арбузные мне в пищевод! ОХ! мамочки!
  Саван ваш пропал, сдуло его, а на вас костюмчик упал с Неба!
   И лицо, и костюм ваши мне удивительны, видела я их, не дрожала, не задремала, а наяву: вы - рисунок с древней гравюры.
  Вы - всадник Апокалипсиса: конь у вас угольный, Донецкий, и лик африканский - белый, но в темноте чёрный.
  Конец Света наступил, вы за мной примчались, за Принцессой, потому что я - единственная и неповторимая, избранная, спасу Мир от инопланетно-фашистких захватчиков.
  Не сердитесь на меня за умные речи, всадник Апокалипсиса, коня своего не понукайте, не браните, угостите морковкой литовской с нитратами.
  Воспитаю вас в духе времени, вместе изменим Мир к лучшему, всех бездельников на лесоповал отправим, к станкам прикуём - пусть трудятся, а не пляшут в белых обтягивающих панталонах, словно не мужчины, а - мыши белые.
  Мужчина должен зарабатывать, содержать жену, детей, дом, обеспечивать жене вольную жизнь под пальмами и под сенью вековых Ялтинских дубов-великанов.
  Дубы великаны придумали, горошек "Великан" закатывают в банки - любят у нас великанов!
  Вы, всадник Апокалипсиса - не великан, но прощу вас за низкорослость, за обыкновенность - рядового Московского роста вы, не внушаете ужас, а конь ваш - худющий, мухами и сердцами улиток питается, откормим его горохом - полетит, обгонит лукавого.
  Лукавый, когда кровь некрещенного младенца выпьет, летает - от радости или от избытка сил, я не измеряла, нет у меня силометра для лукавого.
  Вы - генерал, не меньше, но не маршал, потому что маршал - статный, блистательный, а вы - подмастерье с властью прикасаться к прекрасным Принцессам!
  Потрогайте меня, я не Снегурочка, не растаю, и не из сахара - лизать запрещаю, я не петушок на палочке и не курочка на тарелочке.
  Ликер не пью, но, если угостите меня кока-колой - не откажусь от химии - от кока-колы у меня бактерии пропадают, убегают французами от русской зимы.
  От кока-колы некоторые дети даунами становятся, в инвалидные коляски на радость родителям пересаживаются, в колясках на Луну - в поисках следов Юрия Гагарина - отправляются.
  На детском утреннике Миша превратился в мумию; здоровенький мальчик рос, шаловливый - нянечке толченого стекла в пуанты подсыплет, хохочет, ротик грязной тряпкой с сухариками затыкает, чтобы кишки вместе со смехом изо рта не вылезли змеями.
  Нянечка в тихий час танцует, не замечает в экстазе искусства кровотечения из пяток, оставляет за собой следы кровавые, и по этим следам за нянечкой, будто гончие по кровавому следу, тараканы ползут - добрые, с матросскими усами.
  К концу дня нянечка от потери крови слабеет, кушает ворованную говядину, восстанавливает силы - ей добро, и Миша нас потешил представлением - за сиксилиард рублей в Большом Театре подобное не покажут.
  Гордецы в Большом Театре, кичатся, ставят себя выше искусства, а сами книги из казны воруют, в Библиотеке имени Ленина в медведей и горилл переодеваются, будто не люди, а - птенцы.
  На празднике Миша достал из штанишек припрятанную бутылочку кока-колы, открыл и пил, вливал в себя - так верблюд в жажду выпивает озеро Байкал.
  Мы застыли в древнем ужасе; родители и воспитатели пугали нас кока-колой, говорили - "Придёт ночью кока-кола, заставит себя выпить, и у вас после неё рога вырастут, из ягодиц желтый серный дым повалит, ноги и руки превратятся в копыта козлиные, нос удлинится до свинофермерского, а голос - голос оперным дивам не понравится.
  Всё зло от кока-колы, даже война в Сирии из-за кока-колы!
  Прищепки войну начали, а кока-кола по трупам прыгает, льётся чёрной кровью - жуть!
  Черти кока-колы боятся, пьют кровь, а кока-колой кипящей грешников пытают, как в застенках гестапо.
  Миша пил, мы с детским нетерпением визжали от ужаса, ждали, когда у него рога и копыта вырастут козлиные - козла бы на мясо отправили на кухню и ужинали бы Мишей-козлом.
  Но Миша не обращался, не покрывался шерстью, не хрюкал и не мемекал, наоборот - крепчал на глазах, храбрился, очи заблестели блудливо (я через десять лет поняла, что - блудливо, а в детском садике глаза казались праздничными салютами).
  Беззаботно закурил, забросил ногу на ногу и подмигивал нянечке - со значением подмигивал, и значение я это позже поняла, когда характер мой отточился до остроты финского ножа.
  Нянечка засмущалась, теребила край халата, краснела - ранее смирная - под Мишиным взглядом проказничала, губки надувала, подпрыгивала - чуть в белого чёрта не превратилась.
  "Все беды не от кока-колы, а от кефира и кисломолочных продуктов, в них зло спит африканское! - Миша поучал нас, и в голосе его слышался звон оловянных кружек. - Мы кефир пьём, зло в наших животах пробуждается, кричит, стонет утопленником; желудок для зла - ад, и оно из ада вырывается к свету - через заднепроходное отверстие; конькобежцы Олимпийцы не бегают быстрее, чем зло из ягодиц вылетает.
  Кока-кола - противление злу, толстовская дисциплина.
  Она придаёт человеку смелость, добродушие; мужчинам - женские черты, женщинам - бороду и другое мужество, преображает людей, поднимает над Россией, и с высоты с помощью внутреннего глаза, данного кока-колой, мы обозреваем нивы и моля, солдат и доярок, балерин на нудистких пляжах.
  Мал я, не удал ещё, не знаю, зачем тётеньки на пляже догола раздеваются и на Солнце лежат, уподобляются сосиськам на углях". - Миша опустил головку, не похож он на шпиона и на секретного сотрудника ФСБ.
  Вдруг, гром грянул, наподобие вашего, всадник Апокалипсиса, грома, когда вы атомной бомбой на каннибальском коне из кустов вылетели.
   Туча чёрная налетела, и из тучи не молнии, а - палка, и охаживает палка Мишу по голове, по другим частям тела, особенно между ног палка часто бьёт, со смаком, с чавканьем вурдалака, пожирающего оборотня.
  Миша сознание быстро потерял, раны смертельные, но от кока-колы заживают мигом, как на собачьей кошке.
  Я засмеялась - если смерть в наш детский садик пришла, чума туберкулезная с палкой, то уйду красиво, со смехом, с презрением к смерти, чтобы она подавилась Мишиной душой и палку себе между ягодиц засунула - не выскочит тогда из желудка смерти зло кефирное.
  Вскоре мы стали в туче различать части человеческих тел - будто ураган разметал древнее кладбище.
  Наконец, появились родители Миши - папа инженер, и мама - музыкальный работник, страшная семья, объекты для кунсткамеры.
  "Кока-кола - хуже операции на поджелудочной железе! - папа добивал Мишу ногами, хрюкал, измерял давление переносным тонометром - не подскочило ли от волнения, когда сына убивал - так Тарас Бульба пристрелил чужого сына. - После кефира молодому человеку в жизни все дороги открыты - от Миланского оперного театра до Амстердамской школы современного балета без трусов.
  Кока-кола сгубила лучшие кишечные палочки, которые взросли на кефирно-геркулесовом бульоне.
  Лучше мертвый сын, изменник кефира, любитель химии под хитрой личиной кока-колы, чем живой предатель, безусый корреспондент с бутылкой кока-колы в портфеле из крокодиловой кожи.
  За один портфель из кожи крокодила я бы купил танец трех маленьких лебедей!" - папа Миши отбросил палку, направился к нашей нянечке, утешал её, вытирал слёзы батистовым носовым платочком с монограммой дома Романовых - слезливая сцена, мы разрыдались от алмазного счастья, о Мише забыли.
  Мама добивала Мишу, кричала что-то на древнем иудейском языке; мы не понимали, но догадывались - проклинала кока-колу, указывала ей дорогу в ад.
  "Фрица любила, герра Шульца в шкафу от мужа-дурака прятала - не поставили мне памятник на Родине, в селе Венгерово! - мама Миши перешла на русский, властно подозвала нашего водопроводчика - дядю Колю, поцеловала его в губы, закинула ногу на бедро - так балерины танцуют с продавцами винограда. - Кока-кола загубила мои мечты, чёрной лапой чёрта прошла по лицу художницы - рыба в целлофане - могильная плита для кока-колы!"
  Родители Миши удалились, даже не стерли кровь с палки, палку жалко - она весной проросла бы деревом индейской крови.
  Миша выжил, но превратился в сумасшедшего водителя персональной инвалидной коляски: с отказавшими ногами, с языком верблюда, Миша собирает милостыню возле метро Выхино - честь и хвала труженику, дебил, а пользу семье приносит, многочисленная семья у Миши, жёны - вьетнамка и украинка, детей - сорок штук в наборе.
  Иногда я тайком - когда полицаи убегают за пьяным миллионером - угощаю Мишу кока-колой, и вижу проблеск сознания в его катарактных очах голубого кита.
  И тогда я подношу к глазам Миши маленькое зеркальце, будто чаша с ядом для Царицы Клеопатры.
  Миша преображается, допивает кока-колу, мычит, надувает мускулы, качает головой, из носа его вылетают огненные змеегорынычевские струи.
  "Чёрт! Лукавый в зеркале! Он запрещает кока-колу!" - Миша на реактивной тяге уносится, и я вспоминаю, что Миша говорить не может, за него его душа яичная говорит.
  Всадник Апокалипсиса, ради Миши, усовершенствуйте мои груди...
  ОХ! Ошиблась, АХ, как я ошиблась - по бесстыдству не сравнится со мной граф Шуйский! - Алёна вздрогнула стыдливым снегирём, кончиком бальной туфельки в грязи чертила букву "ферт". - Вы же - не старец в саване, не гробокопатель, могильщик домашних животных, не маньяк, не всадник Апокалипсиса - до всадника вам три сантиметра роста не хватает, обрезали вас в детстве каменным ножом.
  Вы - чёрный-пречёрный Принц на
  Чёрном Коне!
  Белый Принц приходит за белой девушкой, и Белый Конь ей в постель - память об императоре Калигуле.
  Я белая, снежная, но за грехи мои - не угодила водителю автобуса, обозвала старца маньяком, прогнала маньяка Алексея - мне полагается чёрный Принц с белой кожей и на Чёрном гуталиновом Коне.
  Гуталини - АХА-ХА-ХА-ХА!
  Принц Гуталини и конь - Гуталин!
  ХИХИ-ХИ-ХИ-ХИ!
  Принц, не осуждайте меня за озорство, я от радости расслабилась - Принцесса, много мне разрешается, даже расслабление перед свадьбой; в свадебный торт голая не залезу, не гигиенично кушать торт после потной девушки, позорно, словно в Изумрудном городе откушать в бриллиантовом ресторане.
  Огорчу вас, не прыгну сразу на шею - коня боюсь, у него зубы - забор.
  После свадьбы на плечи ваши сяду ради экономии, не потратим деньги на железнодорожные дорогие билеты, в свадебное путешествие отправимся своим ходом - я на ваших плечах, рядом с ангелом одна нога - на правом плече, и рядом с чёртом, не верю в чёрта, левая моя очаровательная нога, Принц.
  Если вас подстрелит близорукий охотник - пулю зубами вытащу, я - лекарша, бедовая, мне Академия медицинских наук не указ, яблоко она, а не Академия.
  Принц, не смущайтесь, слезайте с коня и обнимите меня, дочь чиновников и художников! - Алёна закрыла глаза, вытянула губы дудочкой, раскрыла объятия - птица счастливая, горячая - на ягодицах можно блины выпекать.
  Всадник свалился с коня, быстро поднялся, убедился, что Алёна не видела позорного - войско Донское казачье со смеха надорвало бы животы - падения.
  Подошёл к Алёне, робко поцеловал её в губы, отбежал, сорвал веточку ясеня, жевал, выплюнул и надтреснутым голосом разорившегося Саратовского сапожника пробудил Алёну от розового сна:
  - Щи! Борщ украинский не люблю - свекла в борще, а в щах кислота - черешня адская, прокисшая.
  Вы, Принцесса - борщ мне не сварите, руки у вас не поварские, а - балетные, для утешения пьяного мужа после трудовой вахты у станка.
  Когда мы расстались, вы в другой одежде щеголяли, а теперь - платье Принцессы, похорошели, возмужали в женском смысле, груди - дальше некуда, но подросли, личико - сметанка!
  Вы ошибочно приняли меня за старца - проверьте, лобок не обманет, волосы на лобке у меня не седые, не горная вершина на Кавказе; и не всадник я Апокалипсиса, обидно, словно меня представили к Нобелевской Премии по физике, и обманули.
  Мечтал всадником Апокалипсиса промчаться по городам и селам Тайваньским, по рисовым полям, по фермам, где на нитратах выращивают креветок-монстров - осень им погибель.
  Не хватило денег на лицензию всадника Апокалипсиса, карман прохудился, а в кошельке - дыра в ад.
  Последнюю надежду вашу разрушил киркой слов - не Принц я на Чёрном Коне, нет у меня в сердце золотого ключика, и нос мой не нос Буратино!
  Горячка демократии сковала цепями пролетариата мои ноги, трусы я потерял на скаку - кавалерист с честью, но без совести.
  - Не Принц! Вы признались, дурында, что не Принц, и конь ваш не Принцевский - сто лет ему без кобылы жить! - Алёна открыла глаза, увеличила их до размеров подмосковных озёр с карпами. - Ах! Охальник голодный!
  Насильник вурдалакский!
  Маньяк преследователь с апельсинами вместо плечей, имя вам - Ложь!
  Не Мафусаила в полях искала - кузнечики, жаворонки, а - Принца на Белом Коне!
  Людям искусства Принц - судья, скульптор, а девушкам - жених названный с легкими, едва ощутимыми биениями робкого сердца.
  Краем коры головного мозга понимала - нет в наших полях Принцев на Белых Конях, и почему Принц, если в государстве Российском - королевичи?
  Принц - дурно, но - эпоха, экзамен на зрелость девушки; если девушка Принца на Белом Коне не желает, то - не честолюбивая, мальчик она: Кибальчиш или Плохиш, но не девушка.
  Принц - измотанный, верблюдообразный, затасканный няньками, избалованный вниманием гетер и гейш; что за мода - измажут лицо извёсткой, глаза синим фломастером подкрасят и - ФИ-ФИ! целуйте меня крепко, мужчины!
  Гадость, отвратительно, когда девушка свиным языком жестов изъясняется.
  Чувствовала телом, что не Принц нужен, но - потому что благовоспитанная и исторически оправданная - искала Принца; лестно, если Принц на Белом Коне подъедет, гитарой по голове легонько стукнет - так королева посвящает девушек в пажи.
  Подружки от зависти лопнут, если девушку Принц выбрал, и Конь Белый обнюхал, фыркнул и в подавленном настроении копытом лягнул в ягодицы.
  Накопила денег, подговорила пастуха - глупенький он, сорок пять лет ему, а ум детский, свистульки вырезает из ивы и продаёт на ярмарке; грош цена свистульке, но Ивашка за сорок лет творчества накопил три пуда серебра на свистульках и шесть килограммов золотых червонцев.
   В назначенный день Ивашка выехал на поле - в одеянии Принца (в театре в аренду я взяла за немалые деньги, лекцию о культуре пьянства обещала прочитать за аренду), конь белый - их пруд пруди, не караси кони, но прыгают, играют, в лошадиных красках ржанием расписывают друг другу свои подвиги.
  По сценарию Ивашка должен был меня поднять к себе на коня, увезти, а за лесом я бы сошла с животного, расплатилась с пастухом за ложь, вернулась к подружкам и с томлением в красивом голосе соловьином произнесла:
  "АХ! Подруженьки мои невостребованные, неавторитетные, с ногами - палками!
  Принц на Белом Коне выбрал меня в жены, повез в своё государство заморское, где каждый день на завтрак - павлин, а на обед - слон!
  Но бессмысленно равнодушный Принц, летающий, не нужен он мне, не нужен, несмотря на стужу зимнюю!
  Пусть мышей в амбаре зубами ловит, кот он, а не Принц!"
  Задумано красиво, творчески я себя нахваливаю, жду, когда Ивашка меня на коня закинет мешком с овсом, увезёт от глаз любопытных, дальнозорких, орлиных.
  Подъезжает, Конь под лже Принцем играет, ржёт не по-детски!
  Вдруг, молнией из дубовой рощи (где забавляются живописцы) вылетела на огненном рыжем коне обнаженная весталка - ведьма она, другого слова ей не найду, пусть тишина ей реквием ляжет на барабанные перепонки.
  "Oh, meine geliebten Prinzen! Bürokraten! Komm in mein Palast des Bräutigams, ein Sklave mit brennenden Augen!" - взвыла, мощными ручищами - толщиной с реку Волга каждая - подхватила Ивашку и - поминай, что звали её рыжей, унесла в дальние края, откуда гуси не возвращаются, потому что развращаются!
  АХА-ХА-ХА-ХА! - забавно я придумала - не возвращаются-развращаются!
  Но вас мои шутки, маньяк преследователь, не должны вводить в заблуждение, что я - девушка фокусник с длинными ресницами накладными, а под ресницами - другие ресницы, ещё длиннее.
  Алексей, вы обещали, что уйдёте на другой конец Москвы, прикуете себя к коту ученому возле дуба, и тогда неведомая сила не принесет ко мне, не столкнёт нас лбами - из высокопрочной кости моржовой у вас лоб.
  - Обещал, целую ручки ваши золотые, виноват, исправлюсь! - Алексей упал на колени перед Алёной, целовал её руки (девушка принимала поцелуи с надменным выражением на лице, и со щенячьей радостью в сердце). - Отбыл, приковал, сидел под дубом на станции метро Планерная, восхвалял себя за послушание, даже мысленно представлял фельдмаршалом ради развлечения - так Моцарт тешился в тёмной кладовой.
  Но противное чувство регистрации, будто я - аптекарь за регистрационной стойкой, не отпускало меня.
  Словно из ада вылезли усатые таксисты в кепках- все похожи на тарантулов, предлагали бесплатно довезти меня до Выхино.
  Мне не нужно на Выхино, запрещено, потому что на Выхино я вас встретил бы; кричал дурным голосом овцы, отбивался, кота учёного в свидетели призывал.
  Кот - пустое, переполох в его душе, а в кармане - творческий кризис, о смысле жизни мяукал, в китайскую философию погрузился до кончика хвоста.
  Соблазняли меня весталки, звали в свои квартиры на Выхино, и я устоял, даже ноги в синяках - щипал себя больно, отвлекался от - зазывного пения сирен.
  Нахваливал, что не пошёл на ипподром; наездник подхватил бы меня, похитил, в свою хижину в Кусковском парке отвёз бы, а в парке вы прогуливаетесь с незримой придуманной собачкой чихуа; укорили бы меня, обвинили, что я нарушил обещание, разбил сердце, маньяк-преследователь.
  На дуб забрался, спрятался в листве, будто я - жёлудь переспелый, свиной.
  Под дубом королева Английская на пикнике танцевала, ногу выше головы поднимала - прескверное зрелище, когда старушка хвастается панталонами из собачьей шерсти, или не панталоны, а - заросли южноафриканские.
  Королева конюха своего Ибрагима поучала, плёткой по глазам била, но со значением, с придыханием и со слезами раскаяния - жемчуг в слезах Королевы:
  "Ибрагим! В канаве можешь спать, кушай преступников, гуляй по ночным улицам Мадраса, но никогда, слышишь, Ибрагим, никогда не опускайся до низости Хулибаса, ибо Хулибас - явление, а не комета!
  Пойми природу Хулибаса, вытрави из себя мужскую честность, назовись пломбиром ванильным!"
  Королева поднесла конюху меч в дорогих ножнах, меч нибелунгов, выкованный из стали подштанников Короля Артура.
  Конюх преклонил колено - Железным Дровосеком оказался конюх Ибрагим, не из мяса и костей.
  Я размышлял на дубе о Вселенной, и кто для Космоса неведомый Хулибас - явление, или бочка с солёными огурцами?
  Вдруг - словно Ариадна порвала нить на трусиках - чёрное злобное ворвалось в нашу жизнь; вы, Алёна, видите его перед собой - ипподромный конь по кличке Лёгкий Ветер, все его знают.
  Конь лягнул Королеву в правую руку, выбил скипетр - значимо, история для политологов и царедворцев.
  Проскакал по Ибрагиму, смял железо, будто туалетную бумагу.
  Подскакал к коту ученому, хлестнул хвостом по усам кота - дружески, не со злобой разорившегося мельника.
  Чёрной молнии подобный взлетел на ветку дуба, зубами рванул меня - сто пудовую цепь порвал, закинул меня на спину и - понес над домами, над троллейбусами и над наркоманами с ограниченными возможностями пушкарей.
  Я обмяк на спине чудовищного коня, знал, что он - чёрт из зеркала, но не роптал, понимал, что конь принесёт меня к вам, чтобы вы обвинили меня в маньячестве, укорили, проткнули ножом и продырявленного сдали в Следственный Комитет Российской Федерации.
  Я удивился, когда конь донёс меня до Карачаровского путепровода (я по навигатору проверил), но сказка обернулась былью, пылью золотой.
  В рвении своём конь со снежной пеной выдохнул слово потаённое, звериное "Хулибас"!
  И вы - перед моими очами, но вы не Хулибас, чувствую нервными окончаниями пальцев!
  Что мои пальцы делают у вас на среднерусской груди, Алёна?
  Пальцы - монстры, живые?
  АХ! Пути наши сплелись алебастровыми ногами балерин!
  Алёна, станьте моей женой!
  Өөрөөр хэлбэл, амьдралын утга partings болон хуралд алдсан байна!
  Soyez heureux dans mes épouses!
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"