Эсаул Георгий : другие произведения.

Честь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Шедеврический роман о девичьей чести и коварстве!
  Эсаул Георгий
  
  Честь
  
  роман
  2016
  ПРЕДИСЛОВИЕ
  
  - Тяжела ноша кабана, а мешок с мукой на спине осла - вериги строгости! - калика перехожий Степан остановился у Кремлевской стены, развязал узелок и принялся за трапезу - за ушами трещало - слышно в Замоскворечье, словно не зубы у калики, а - пушки Царскосельские. - Деньги на ногах золотых ходят, прельщают барышень в Москве и Подмосковье.
  Без денег - корочка хлеба, а с деньгами - разврат, танцы на столах среди бутылок, пощечины балерин!
  ЭХМА! Знал бы о Райских кущах, что они - настоящие - другой образ жизни бы вел - не прелюбодействовал бы со странницами; Правда живёт в безработных женщинах!
  Ядуу оюутан, эрх мэдлийг хүлээн зөвшөөрч чадахгүй байсан, аав нэртэй Inhumans нь чоно, vapmirom!
  Дэмий, GO! дэмий алдсан газар гүйцэтгэж нь оршуулгын газар!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  - Сегодня в первый раз задумался о своих миллионах, как о балласте!
  Деньги - камень на шее пловца, или - подъемная сила воздушного шара, который возносит в Рай!
  Отвечай, Сергей Егорович, не прячь совесть в зоб - кукушкой злобной вылетит из зоба твоя Совесть и тебя же погубит, растопчет солдатскими сапогами! - мужчина с кукольной бородой Карабаса Барабаса сжал левое плечо собеседника, взглядом-лазером выжигал его глаза.
  Расслабился, отпустил коромысло плеча, захохотал зловеще, но с нотками Есенинской грусти. - Полноте, душа твоя размякла и в путь собралась от страха.
  Я же - по-родственному, будущий зять я, Сергей Егорович, поцелуй же меня жарко, страстно, как балерин целуешь! - Карабас Барабас ухватил собеседника, прижал, щутливо щекотал бородой слюнявые тонкие губы интеллигента - так мышка усами щекочет речную лягушку. - Ты старше меня на два года, а я - зять твой - потеха, если бы не деньги!
  Не упирайся, рыло не отворачивай от благодетеля!
  Чувствуешь теперь, что балерины испытывают, когда ты к ним ластишься, с поцелуями на желтых устах подбираешься - лихо, с нагайкой страсти.
  Представь, что я - это - ты, а ты - балерина с тонкими душевными переживаниями между ног!
  АХАХА-ХА-ХА!
  - Вы, Лев Николаевич, затейник - ролевую игру придумали мне на погибель!
  Люди увидят - что скажут, что мы - братья Кефалы! - интеллигент вырвался из объятий, не ругался, а - как бы упрашивал, просил прощения за свою резкость, свойственную строителям пятиэтажек.
  Худой, с интеллигентской бородкой-клином (Владимир Ильич Ленин тоже любил клины, бродил по жнивью - надкусит стебелек пшеницы, зорко смотрит в даль светлую!), в изношенном - с хорошо скрытыми заплатками - сюртуке писмоводителя-скрипача; полосатые чёрно-белые панталоны и лакированыне ботинки (стертости тщательно замазаны чёрным фломастером) дополняли образ истинного русского интеллигента (не усомнятся враги!).
  Два чувства сейчас боролись в скрипаче: желание угодить крупному мясному бородачу, подластиться, войти в доверие, образовать общую родственную душу, и противоречивое - протест русского интеллигента против насилия - так кошка раздирается между колбасой и жареным карпом.
  - Вы, Лев Николаевич, подшучиваете надо мной, власть показываете, а не балерина, чтобы хвастаться прелестями (укор!).
  Но - богатый, знатный (подхалимство!), поэтому вам всё дозволено, даже официанта намажете томатной пастой - вам спасибо с поклоном скажут!
  Мы в России, где деньги дают привилегии!
  Не имело бы смысла зарабатывать, копить золото, если каждая фитюлька нищая, безграмотная балерина или дворник подаст в суд и оттяпает за моральную неустойку - противные слова - миллион или больше.
  В Амстердаме, в Америке миллиардеры и миллионеры подластиваются к нищим, заигрывают с прислугой, потому что - боятся, страшатся судов, оттого и становятся импотентами - сучки у них обломали на заборе.
  Я долго размышлял в молодости: амстердамцы, американцы, Саратовцы - одинаковые из Космоса - точки - маковые зерна.
  Но при ближайшем рассмотрении - трепещут американцы и амстердамцы, оглядываются на барышень, через левое плечо не плюют - боятся в гражданина попасть, нанести ему душевную травму - еще глупее определение, словно мне язык березовым радиоактивным соком облили.
  Слыхано ли дело, чтобы извозчик или грузчик засудил барина?
  Мир переворачивается в печенках от несправедливости.
  Получается, что нет смысла стремиться к деньгам, зарабатывать, можно - прозябать под кустом бузины, пить фиолетовое крепкое, разносить по садам зловоние нестиранных портянок, а затем - АХ! из бомжей в дамки.
  "Люди добрые - адвокаты и судьи!
  Помогите, кто, чем может - мантией и кувалдой!
  На меня миллиардер посмотрел косо, презрительным взглядом унизил моё человеческое достоинство - поэт я, а меня лягают насмешками!
  Требую от миллиардера за оскорбление - сто миллионов долларов США - на лечение, исправление душевной травмы, которая Уральским хребтом пересекла мою душу!"
  БАЦ! - и одним махом нищий превращается в миллионера, а богач беднеет, занимает место под кустом, где фекалии заменяют крем для рук!
  У НИХ проходят подобные штучки, перераспределение средств, а у нас - Слава России - богатый имеет больше прав, чем калика перехожий или мать-героиня!
  В рыло кулаком нищему - потому что кулак - учебник!
  По людски, по понятиям живём, поэтому - не импотенты!
  В Амстердаме от страха, волнений, что засудят - мужчины обвисают тряпками на заборе, теряют мужскую силу, дрожат - немощные ягнята.
  Поэтому - не на завод Круппа, не на фабрику "Большевичка" спешат, а - в гей клуб.
  В гей заведении можно музицировать, играть на флейте - никто не укорит за осмеянную висюльку между ног, имя ей - Обреченность!
  В азиатских странах за подобное (я слышал, не видел, потому что нет денег на дорогие турпоездки по странам и континентам) привязывают импотента флейтиста к крокодилу и отпускают в свободное плаванье по реке любви.
  В адскую реку Стикс превращается река Забвения!
  - Да, в геи мы с тобой, Сергей Егорович, не пойдем - не примут нас с распростертыми нежными объятиями, потому что - не Полесского поля мы ягоды клюквы! - Лев Николаевич царским жестом подозвал официантку (короткий передник, корона Королевы Красоты, туфли на высоченных каблуках шпильках, - вся её одежда, как японского путника в хокку). - Душечка! Принеси еще бутылочку "Белуги"; утонем - не протянешь нам руку, красавица!
  Ступай, посмотрим на тебя сзади - книгу мудрости тайги прочитаем; ягодицы твои - странИцы! - и повернулся к собеседнику: стрелка компаса на Север! - В Америке судами из богачей деньги выманивают, у нас - по Закону отнимают, полицейские забирают себе чужое, присваивают, перераспределяют - огонь в руках дознавателя.
  Страх перед судом с бомжем амстердамца и американца превращает в импотента - правильно ты подметил, с правдивостью честного вора!
  Вместо глаз у тебя, Сергей Егорович - бинокли театральные с инфракрасным видением - балерин сквозь одежды рассматриваешь.
  У нас, наоборот, богатые дознаватели отнимают - древняя Русская игра: я заработал, спрятал, а ты - найди и отними, бурундук!
  Укрепляет игра, закаляет сталь чресел - не в импотенты после противоборства с полицейскими нам, богатым, дорога, а - к балеринам и в семейную жизнь, где торт из требухи осьминога слаще мёда.
  Если без игры - не щекочет нервы; по утрам в зеркало рассматриваю себя, словно клоуна.
  Чёрт из зеркала часто рожи корчит, в зеркале чёрт живёт.
  Прогоняю, угрожаю - конфузится чёрт, убегает, оставляет после себя мою мятую бороду в отражении; сто гномов в моей бороде запутаются.
  Для американцев бороду отрастил - сосновый бор на лице!
  Американцы - с наивностью первых убитых индейцев - верят, что все русские - купцы-бородачи.
  Потакаю им, и - пока мою бороду рассматривают, щупают, сравнивают с лобковыми волосами негритянок - контракты подсовываю взаимовыгодные, но моя выгода в триллион раз больше.
  Девушкам бородатые купцы не нравятся, потому что в моде - черноволосые смуглокожие сирийцы с глазами газелей.
  Нет в Мире совершенства, справедливости для девушек: если смуглокожий брюнет красавчик, то - без денег, нищий, сам обворует, рога наставит, обесчестит и продаст любимую девушку в бордель, а затем - на органы, на конвейер!
  Если богатый жених, то - бородач, пузан, а без пуза нельзя в бизнесе, худые бизнесмены только в американских кино, где пукают в торт.
  Вчера бороду свою рассматривал в зеркале, представлял, что встречу на бизнес-семинаре богатую потаскуху, пробужу в ней совесть, чтобы вдвоём на моральном корабле уплыли в страну Сибирь!
  Нагадал себе - но не богатую, а - нищенку - янтарь Калининградский ей в печень!
  Вышел из подъезда, а около моего "Порше" бедняжка худенькая крутится - зеркало бы свинтила, но нет сил в соломенных руках балерины.
  На африканского подростка похожа - пузо надутое, а остальное - тщедушное, худое - руками шею сожму - мигом дух вылетит и на Луну отправится.
  Белая, прозрачная - ко мне подбежала, подластивается - кошка возле рыбака.
  "Дяденька! Копеечку дайте, а то умираю с голода, ножки пухнут, а уши - шум в ушах от безысходности! - Мою руку поймала, целует, не отпускает - в глаза заглядывает, верит в сказку, где богатый Дед Мороз приютил бедную Золушку, сундук с драгоценностями подарил. - Жених мой - африканец Мабука, исчез, словно его крокодил проглотил.
  Мы свадьбу затеяли, расписывали увеселения - обрюхатил меня африканский Принц, в Африке каждый - Принц, как у нас на Кавказе - все князья.
  Но не дождался свадьбы - убежал с балеринами в Париж, в Париже чёрных любят, одаривают, закармливают пирожными и устрицами; на пиз...у устрица похожа - рога, глаза - жуть, если пиз...а с глазами и рогами.
  Мои сбережения прихватил, квартиру продал мою - шутник, весельчак в теле рудокопа гнома.
  Я верила, что все Африканцы - умные, честные, благородные господа, но после дурного поступка Мабуки - червь сомнений во мне поселился, будто чёрт окликнул меня по имени.
  Приютите меня, богатый господин - послужу вам, в Египетскую ночь и рабу превращусь.
  Ребенок родится чёрный - в интернат отдадим, не объест нас, не слон с тремя клыками.
  Я - бедовая, с пяти лет балетом занимаюсь - ножку выше головы до беременности поднимала - Звёзды с небес спускались посмотреть на моё искусство!
  Хоть десять ничтожных рублей - на батон подарите, - отслужу вам по-македонски!" - руку мою не отпускает, с неясным звоном между губ умаляет молча - так котёнок округляет глаза, ластится к хозяйке.
  "Честь - не муха возле дивана! - отвечаю, руку не убираю - пусть нищенка целует бесплатно! - К каждому делу я подхожу с двух сторон, как к балерине в бане.
  Если бы напилась фиолетового крепкого, заснула обнаженная в парке, а злодей - пусть бомж среднерусский, пусть Титан с горы Олимп - снасильничал бы над тобой пьяной, бесчувственной - простил бы я тебя, назвал бы Снегурочкой!
  Не по своей воле забеременела бы, удивила повелителя Ночных Бабочек - честь тебе и хвала за пьяный разгул.
  Но ты выбрала себе африканца, потому что мало тебе Тульских и Саратовских парней в кепках и с золотыми зубами, диковинку тебе подавай - гуталин на палочке.
  Тело белое, сахарное вжимала в нефтяную скалу африканца, тяжело дышала, называла друга любимым красавчиком с незнакомым жарким банановым телом.
  Обещала, что будешь ему верна - крокодилу, родишь сына - колдуна вуду.
  Затем билась в оргазме, кричала по-кукушачьи, кусала жирные губы безмолвного похитителя девственности.
  А он уже храпел - сделал мирное дело, внёс икоту в твою утробу - и заснул флагом на башне.
  Утром Мабука еще пару раз наехал - потому что - бесплатно, скушал запасы из холодильника, подметил - что продаст, когда ты - с восторженностью молодой выпи - акушерке расскажешь о прелюбодеянии.
  Девушка, отпустите мою руку, задыхаюсь от гнева гренадера!
  Представляю вас в своей усадьбе за миллион долларов США - беленькая, нежная среди роз бегаете - собачка борзая в вашем теле, ножку шаловливо поднимаете к тучке - благодать в вашей ножке, разумная она.
  Руки расставлю, побегу к вам без порток, но вдруг - словно о чёрта за белым роялем споткнусь: представлю, что я - ваш негр Мабука, и - ужас, страсть, как берет вас, хрипящую, разрывает на кусочки туалетной бумаги.
  Не дам ни рубля тебе, нищая!
  Получи - что заработала: дитя инородного и мою оплеуху!" - отвесил нищенке оплеуху - горы Анды задрожали от смеха.
  Девушка слёзы сдерживает, словно ожидала от меня побоев - бездомная рысь.
  Пожалел беременную простушку - не продал её на органы.
  На колени упал, её руки (которыми африканца Мабуку ублажала) целую, шепчу в забытьи - ложку золотую проглотил бы от наплыва чувств.
  "Перед ним унижалась, раскрывала себя навстречу чужой любви - чёрт в теле жениха к тебе приходил.
  Унизь себя и передо мной - не обворую тебя, потому что - благородный, денег дам - на два батона хлеба - тебе и твоему ребенку в утробе.
  Но за мои деньги - танцуй, подластивайся, унижайся - без труда балерина не заработает на новые пуанты!
  Может быть ты - танцующая Индийская Правда?
  Ногу выше головы поднимай, без поднятой ноги балерины нет веселья - так убивается рыбак над мертвым дельфином".
  По щеке еще раз девушку ударил - в назидание и для согрева чувств.
  Прелестница - свечка сгоревшая - склонила головку, волосы дивные пушистые раскинула над плечами; с готовностью сорвала с себя одежды - листья прошлогодние.
  Нагая, дрожащая - ужасная с выпирающим животом бегемота, начала танцевать, шептала сначала с отвращением:
  "Найдется ли белая заблудшая душа, которая вернет меня в человеческий облик?
  Смогу ли я снова танцевать в кабаках на столах среди бутылок с фиолетовым крепким?
  Есть ли в Москве покупатели на моё грязное - оплеванное женихами - прошлое?
  Не исчезла ли дружба балерин со спонсорами?
  Паулюс, услышь меня сквозь стены, что отделяют людей от мертвецов в аду!" - руки заломила в раж вошла, танцует с неистовством опороченной библиотекарши.
  Брюхо колышется мешком с вином, инертно не поспевает за тощей хозяйкой.
  "Дружба балерины с купцами есть!
  И Честь и Правда - тоже существуют!
  Иначе - на колени в гроб упали бы, сами себя закапывали золотыми лопатами!" - разрыдался я над танцем и философией нищенки.
  Призрачно замерещилось в подворотне, как бы золотой свет просочился из Государственной Казны.
  На миг девушка превратилась в сгусток огня - костер имени Джордано Бруно.
  Очаровательная танцовщица скакала предо мной, приятно чмокала нижними губами.
  Глаза - прожекторА Боинга - горят призывно, а по снежным волосам волна катится.
  К столбу фонарному подбежала нищенка, возомнила себя Олимпийской чемпионкой по танцам возле шеста.
  Запнулась, упала - некрасиво, головой на бордюрный камень - беда Римская.
  Я всполошился, двадцать рублей - на два батона хлеба "Настюша" положил на глаза вздрагивающей танцовщице - плата за проезд в подземное Царство.
  Вроде бы ребенок закричал из утробы девушки - не жалобно, не по-детски, а - по-американски - с подвываниями, рэпом.
  Я "Скорую помощь" вызвал - подождал, поцеловал врачиху в мягкие влажные губы - коровы не славятся подобным бархатом губ.
  "Спасибо, барин! Ой! Хо-ро-шо, по-Стамбульски целуете!" - докторша счастливо выдохнула, огонь пробежал по её глазам.
  Отвернулась к беременной, воткнула ей шприц в живот - мигом на улице похолодело, черти из мусорных баков рыла высунули: затейники черти!
  - Гадости вы рассказали, Лев Николаевич!
  При всём моем уважении к вашим капиталам - откланяюсь, ухожу - не желаю слушать, как купцы девушек гробят и моих врачих - все девушки мои - страстно за деньги целуют в губы! - Сергей Егорович поднялся, но не уходил - столб среди кипящих девушек.
  Ждал, что Лев Николаевич раскается в грехах, уговорит остаться - пьяные всегда ищут компанию. - Иногда раскисаю - руки и ноги осматриваю - не тесто ли?
  Жалко себя, но на чёрта вину сваливаю - русский человек найдет виновника своих бед, даже, если порог переступил - а в руках авоська со страусиными яйцами - и упал, значит - строители виноваты, громко разговаривали и размахивали руками во время строительства; папуасы без строительных лицензий.
  В молодости я часто подластивался, угождал, потому что - без денег; без протекции мужчине трудно, даже балерины превращаются в горгулий, если бесплатно к ним в гримерку заглянешь, улыбнёшься во всю ширь лицевых мускулов, а в руках - пустота, нет денег.
  В сердце вечная мерзлота с клыками мамонтов, а на сердце - свирель играет фальшивая, страшная, призывает бесов.
  На последнем курсе института меня руководитель дипломной практики Игорь Валерьевич пригласил к себе домой - на доработку диплома - вершина кулинарного искусства в дипломе.
  Я перед дверью квартиры Игоря Валерьевича разделся донага, позеленел, словно сад Семирамиды - висячий я.
  Заходящее Солнце скупо пробивалось в пыльное окошко подъезда, а я - обнаженный, беспомощный, словно улитка без раковины.
  Умоляю Судьбу, чтобы Игорь Валерьевич оказался женщиной - балериной.
  Случаются в жизни моменты, когда женщина маскируется под мужчину, усики приклеивает, строго на учеников из кресла поглядывает, очи у подобных мужчин - очи куницы.
  Зачем догола разделся?.. по инерции; девушки часто хвастали, друг дружке шептали, а я подслушивал - замечательный старейшина с когтями орла.
  Студентки - с необычайным волнением на лице и сбившимся дыханием - хвастали, что перед преподавателем предстали в банно-прачечном облике.
  Учитель смутился и - экзамен автоматом принял, даже не поморщился от кислого лимона.
  На кнопку звонка давлю, представляю, что выдавливаю глаз Космонавту - покорителю Планеты Марс.
  На Марсе нет давления, поэтому глаза Космонавтов вылезают - из дыр в черепе, - в Тёмные дыры устремляются перелетными птицами.
  Потешно - и любознательно для науки: из дыр в дыру улетают с тоской.
  Никто не поймет поведение очей, особенно - студенческих и цыганских бесстыжих.
  За моей спиной послышались легкие шаги - будто птица Феникс сложила крылья и на лапках - цып-цып - ко мне приближается.
  Вскрикнуло по-девичьи, на правое голое моё плечо руку положило, и голосок - флейту между губ обладательнице этого замечательного чарующего голоса сфер:
  "Не разорву грудь и не вытащу скелет свой!
  По лестнице поднималась, несла на плечах умопомрачительно сладкую ношу прима-балерины.
  Вас голого - около квартиры Игоря Валерьевича - заметила и не поверила себе.
  Меня зрение только в темноте подводит, куриная слепота - в серых сумерках не отличу спонсора от чёрта.
  Вас за Правду приняла, потому что Правда - голая!
  С детства Правду ищу, воспитательница Анастасия Ивановна рассказывает сказки братьев Гримм (в немецких сказках - порнография и жестокость), а я слушаю с беспокойство, дурные слёзы смерти вытираю с щёк, представляю себя ученицей воскресной школы имени Льва Николаевича Толстого - молния мне в сердце угодила, но в школу в лапотках бреду.
  Надеялась, что воспитательница Анастасия Ивановна - скрытая Правда в теле молодой балерины.
  Детские годы, кто мне вернет хрустальную веру в Правду? - девушка лет двадцати - тонкая, прозрачная приблизила своё личико к моему лицу, плакала, целовала меня в губы обнаженного, а я в тот момент не о свадьбе думал, а опасался - откроется дверь квартиры - Игорь Валерьевич выглянет кротом: мужчина он или женщина - не имеет значения.
  Увидит нас - балерину соседку и меня обнаженного - вознегодует, и тогда - прощай Диплом, тю-тю Воркутю!
  Девушка моё волнение не замечает, использует обнаженного незнакомого парня в роли бесплатного психоаналитика. - После шестнадцати лет я догадалась, что нет в Анастасии Ивановне Правды: лишь - красота и поднятая - Георгиевским флагом - нога выше головы.
  Вас с воспитательницей из детского садика сравниваю, парень - нахожу сходства и различия, как в двух ягодах земляники.
  Осознаю свою вину перед вами, потому что отвлекаю от высокого - просто так парень не разденется догола в подъезде, не на рыбалке вы.
  Трепещу перед вами, измучилась догадками, снимите мельничный жернов сомнений с моей тонкой души - потрогайте через грудную клетку - душу почувствуете в районе сердца. - Мою правую ладошку к своей левой груди приложила (маленькая грудь, балеринская, не вместятся в неё леса и горы Российские). - Чувствуете мою душу?
  В обмен на мою любезность - скажите, не опасайтесь - если в обморок от ужаса упаду - воскресите меня поцелуем: Вы - Правда Голая?
  Вы - помолодевшая воспитательница из детского садика Анастасия Ивановна с грудью шестого размера?"
  Девушка на меня с надеждой смотрит, от волнения по-детски пальчик сосет, а затем - не детское выражение в очах мелькнуло, чёрный адский огонь в очах плещет, и пальчик превращается в булаву Бовы Королевича.
  Я испугался, представил прима-балерину с грудным младенцем в сумке среди апельсинов.
  Милостыню девушке сую в руку, рыдаю, умоляю, чтобы себе кафтан купила дворницкий - потешно он сядет на девичьи узкие плечи, но в кафтане красавица не замерзнет зимой, превратится в белую медведицу.
  Думы на улице перед Новогодним Праздником одолеют, присядет прима-балерина в сугроб - другие балерины в задумчивости и забытьи замерзнут, а эта девушка - спасется в кафтане стрельца и в Оренбургском пуховом платке высланной из Москвы проститутки и в растоптанных валенках борца за Мир.
  - Я не Правда!
  Может быть, я - ваша воспитательница из детского садика - Анастасия Ивановна преобразованная, без роговой кожи.
  Жизнь движется по спирали, и я - в этот момент - перевоплощение в другом теле вашей Анастасии Ивановны.
  Но я не Правда, потому, что Правда выше спирали времени, тоньше конского волоса, по которому гейши направляются в японские Райские кущи.
  К Игорю Валерьевичу пришел на репетицию дипломного проекта, замерз на лестничной клетке - умру, но не сойду со своего места, словно меня прибили к кафелю! - признался, дрожу от страха, но вижу - невнимательно меня слушает балерина, губами посиневшими двигает, будто неслышно беседует с призраками.
  Через три минуты мои слова достигли мыслительного компьютера балерины, пробили дыру в её - не испорченном науками - сознании.
  "Чьих вы будете, раб, Варсофоний? - на меня в последней стадии ужаса смотрит, мысленно сто раз в обморок упала. Но закалка балерины (пьяные обнаженные балерины не теряют присутствия духа и равновесия даже на столах среди бутылок фиолетового крепкого) окрыляет, поддерживает девушку за мраморные ягодицы. Из временной комы вышла, засмеялась своим воспоминаниям и переменам в жизни - так куропаточка смеется над бездомным полосатым рыжим котиком. - Пустое говорю!
  Простите меня, сударь - плёткой по глазам ударьте, накажите ладошками по моим ягодицам - выдержат ягодицы - в Большом Театре в плясках натренированы.
  Обмишурилась, с рабом Варсофонием из детских сказок спутала, корабельные канаты у меня в голове, а не индийские змеи.
  Бегите отсюда, парень, спасайте свою душу, если тело останется с проломленной головой на лестничной клетке.
  Зарезала бы вас, чтобы вы без мук ушли в дальние земли, где арапы хохочут и в десять рыл бананы кушают.
  Но об Игоре Валерьевиче промолвили - испугали меня до родимчика, девственница я, на картинки срамные в интернете гляжу - охаю от негодования и непонимания: разве можно в живого человека ужас протискивать?
  Игорь Валерьевич - чёрт в облике русского интеллигента!
  В квартире жертвы приносит своему хозяину, кровь младенцев пьет литрами.
  Вас на жертвенный алтарь бросит, пипиську каменным ножом отрежет и в окошко выкинет: "Лети, лети пиписька через загнивший Запад на узкоглазый Восток.
  Как коснешься ты земли..."
  Зачем объясняю - по моему чистому лицу - книга знаний - прочитаете свою Судьбу!
  Дознаватели приходили за Игорем Валерьевичем, в тюрьму тащили, но он изворачивался - адский уж.
  Дознавателей в жертву приносил, но толку от полицейских - лишь дым смрадный; нет в работниках правоохранительных органов наивной детской чистоты, а личность без хрустальной моральной устойчивости чёрта не радует.
  Отстали от Игоря Валерьевича - он всех дознавателей убил; за студентов принялся с неистовством Тульского оружейника.
  Меня приглашал на алтарь, обещал, что живот мне вспорет серпом, молотом по голове ударит и будет во внутренностях рыться - Истину он ищет в жертвах.
  Алхимики Истину в вине и свинце ищут, а Игорь Валерьевич - в разрезанных жертвенных баранах.
  Я - в ответ на нелестное предложения Игоря Валерьевича хихикнула, не знала, как личико перекосить - в угодливой ли улыбке, или - в презрительной усмешке.
  "Игорь Валерьевич, сосед по Жизни! - издалека начала и забыла о чём речь идет, словно меня заколдовали на горячем камне Гайдара! - Вы - холодная Снежная Королева - предлагаете мне жертвенный камень без подогрева, а я вижу в мечтах Горячий Камень.
  Горячий Камень исполняет любые желания, потому что - теплый, греет душевной простотой!
  Люди к Камню устремляются из корысти, выгоду ищут в булыжнике, а я - из детских сказок - полюбила Горячий Камень, как мать любит соседского ребенка.
  Почему чужие дети для родителей - умнее, воспитаннее, перспективнее, чем свои?
  Обещала себе - найду Горячий Камень - не озадачу его требованием, но сама исполню - бесплатно - желание Горячего Камня.
  Присяду обнаженными ягодицами на Камень - пусть радуется в глуши лесов!
  Никто не докажет мне, слышите, Игорь Валерьевич, - перед его глазами строго пальчиком указательным размахиваю - научилась в американских фильмах (актрисы и актеры - особенно чёрные - очень любят пальцем перед лицом водить, словно приманивают меч-рыбу), не докажут, что Горячий Камень не любит девичьи обнаженные ягодицы.
  Ни разу не слышала, чтобы кто-то - пусть женщина, мужчина, зверь или чёрт - отказался от обнаженных ягодиц балерины.
  Присяду, а Горячий Камень вдохновится и - по доброте каменной душевной - не одно, а три желания моих исполнит!" - Задумалась, а Игорь Валерьевич мне веревку на шею накинул и - словно корову с пастбища - тянет за собой в квартиру.
  Бесплатно? Балерину?!!
  Сердце моё застучало по-Ростовски, неправильно!
  Морально устойчивая, конфузливая - подумала, что, если разозлюсь - то в старых девах останусь с дурным характером повелительницы Тьмы.
  Не злилась - ножку выше головы подняла, обозвала Игоря Валерьевича плюшкой неразумной, потому что ошибался он, ох, как ошибался, свинцовые мозги у него отсырели.
  Не знает, что нет внутренностей у девушек, нельзя у нас в кишках копаться, потому что внутри девушки - ароматный поролон.
  Истина в поролоне запутается, ручки протянет, потребует снисхождения, убежит из поролона.
  Ногу на голову Игоря Валерьевича опустила, переусердствовала, но не могу иначе - в работе выкладываю себя всю, как тюремщик выкидывает козырную карту.
  Игорь Валерьевич - перед потерей сознания - молча кивнул мне, не сводил взгляда с моих грудей Солнечных - горы Кавказа за мной бегают, когда я скромно загораю в кустах.
  Черные, с молоком седины волосы соседа превратились в рыжие, но не золотые.
  Я золото от седины отличаю, потому что Кремлевская библиотека у меня в голове.
  Лицо вытянулось, и нос - не нос, а рыло свиное, чёрное, а из рыльных дырок сопение вырывается, дым зеленый вылетает зловонный, и в том дыму рожи страшные. - Девушка внезапно замолчала, прислушалась к шуму за дверью - Игорь Валерьевич замком стучал, словно железными челюстями по крышке гроба: - Парень, я спасу тебя, я - бедовая! - Игорь Валерьевич - чёрт - за тобой идёт, проникающий досмотр с фонариком устроит, заглянет тебе между ягодиц - глупости это.
  Размышляю часто в пенной ванной, ножку идеальную подниму, наглаживаю, а мысли - умные, академические: человечество миллионы лет развивается, а что достигли?
  Чем гордимся без трусов?
  Болезни не победили.
  Бессмертие не изобрели.
  Но - с гордостью, словно открываем Новые Миры - с фонариком осматриваем пространство между ягодиц друг друга.
  Находим в постельных играх - по телевизору видела - утешение, побег от Знаний!
  Вершина Природы, Венец Вселенной - человек - не воспаряет, не возносится, а кричит в пьяном угаре:
  "Бейби, поцелуй мою огромную чёрную задницу!"
  А затем - днём с адским огнем - друг друга рассматривают голые, словно поросята!
  Что нового найдут в природных отверстиях на теле человека?
  Занзибар в голом теле?
  Ягель с морошкой?"
  Девушка шептала быстро-быстро, морскими камушками и янтарем катала слова, но тащила меня - дальше и дальше от адской двери Игоря Валерьевича.
  К себе в квартиру затащила - мокрый я от волнения, голый, конфузлюсь - занавеску сорвал и в неё закутался, как в саван.
  Вовремя; в подъезде загрохотало, лавина с горы сошла.
  Затем - проклятия о стены бились, эхом влетали в слабые умы.
  Голос Игоря Валерьевича изменился, закалился в злобе - так закалялась сталь в теле махонького гномика.
  Звенело, перекатывалось, пугало и - в конце - шепот всепроникающий, явно чёрт соблазнял - прямо в голову, минуя уши, мне вошёл:
  "Прихватило, Сереженька?
  Лихоманка тебя скрутила - ко мне направлялся, но в ад свернул!"
  Голос ласковый, картины мне навевает сладкие, будто лежу я в горячке на пуховой перине, а надо мной мотыльки порхают снежные.
  От голоса я сомлел, к двери направился - вот-вот открою, в объятия Игоря Валерьевича упаду спелым плодом манго.
  Девушка увидела моё состояние контуженного шахтера, выхватила из ящика стола ржавую вязальную спицу и в ягодицу правую мне воткнула - мама, ликуй!
  Я очнулся, остановился, кровать с белыми цветами на подушке изгоняю из черепной коробки, выкидываю образ белой женщины в золотой Короне.
  "Черт тебя прельщал, парень! - балерина налила полный граненый стакан водки, лихо выпила (мизинчик по-гусарски отставила), откусила от соленого огурца.
  Не хрумкает огурец, а чавкает, потому что - не маринованный китайский, а - вялый Костромской. - Я водку пью, потому что - патриотично! - девушка засмеялась, скинула одежды, нагая бегала по квартире, разминалась, ногу сосновую выше головы закидывала - козочка перед тигром. - На спонсоров балерина со стаканом водки и соленым огурцом производит неизгладимое впечатление, превращается в фею".
  На ходу приподняла на мне саван, остаток огурца между моих ягодиц ловко вставила - к чему?
  Мы изучаем культурное наследие; покоряем горы, устремляемся к новым открытиям, а соленый огурец в попе - якорь, атавизм.
  Защипало у меня между ягодиц от соленого огурца.
  Слезы боли и отчаяния из глаз брызнули ВДНХовским фонтаном.
  Но не огорчаю девушку - смеюсь вместе с ней - не понимает она, что творит - легкоступная русалка.
  "Игорь Валерьевич - страшен в гневе; раньше я голову в тазик с кипятком опускала, чтобы его слова не будоражили меня.
  Вскоре - привыкла, даже скучаю иногда по его смертельным шуткам. - Девушка - неожиданно ловко, по-белошвейному - сорвала с меня занавеску. - Я тебя от смерти спасла, парень, не отдала в волосатые могучие лапы чёрта!
  За тобой должок - не девственности меня лишить прошу, девственность - моя Кремлевская стена!
  Честь берегу; без чести девица, всё равно, что надсадная глупая куропатка в общей шведской бане!
  Сфотографируйся, парень, фотография - не змея, не укусит и не убьёт в темечко!
  Пригласили меня на международное соревнование балерин красавиц - ногу выше головы понимаем - Звёзды краснеют от удовольствия.
  Фотографию в непотребном виде я должна выслать для участия в конкурсе - стыд и позор, задавлю в себе гордыню ради участия.
  Если бы я подрабатывала богатырём - дубиной разбила бы голову от стыда, потому что девушка - хрустальная туфелька; пусть - гулящая, пусть - пьяница со столетнем стажем, но в душе - хрустальная девица с честью - ОГОГО!
  Сто бородатых тяжеловозов не сдвинут честь девичью.
  Бедовая - подмену задумала - нагая снимусь для портфолио, а вместо своей очаровательной головки - твою вклею в фотошопе - не отличат устроители парня от девушки.
  Не красавец ты, не эпатажный голубь с красными ногами, но и французские короли носом дорогу себе пробивали в лесу.
  Нос - коромысло у французского Короля, стыд и позор в длинном носе.
  Придирчивые судьи взглянут на фотокарточку подменную, ногтем поскребут - удивятся, но тело моё пересилит - вытянет на золотую улицу!
  То, что тело девушки, а голова - парня - смех и грех!
  АХАХА!
  Потешно я пошутила - смех и грех!
  Два разных фрукта в одной корзине слов!
  С комбинированной фотографией я - и в конкурсе приму участие - птичка белая, и - честь свою девичью сберегу, потому что личико на фотографии - не моё, а - чёрта!
  АХА-ХА-ХА-ХА!
  Снова остроумно - тебя чёртом назвала, а ты - человек!"
  Я подавил в себе гнев - другого приёма ждал у расцветающей балерины, заплакал от гремучей тоски енотовой, трещал костями, мысленно ломал черепа своих врагов - полегчало, пелена зла с глаз упала, словно покрывало с княгини в бане.
  Позировал для портфолио балерины - не меньше ста фотокарточек сделала, даже мои ягодицы и пенис фотографировала - наверно, обманула меня, с другой целью снимала - ну и ладно; в Мире много обмана и бесов, лучше - если красивая обнаженная девушка обманет, чем беззубый торгаш на вокзале.
  Наклонилась к компьютеру, ноги расставила - потому что удобно, когда вентилируется промежность, о которой с волнением рассказывают русские бородатые писатели.
  Я закаменел - взгляд приморозил к ягодицам девушки и раздумываю: не в Ягодицах ли скрыта Правда?
  Честь девушки - всенепременно в ягодицах, а Правда?
  В коленях?
  Долго смотрел - даже размяк тестом, а балерина погружалась в голубой Мир компьютерной информации.
  От экрана оторвалась, на меня посмотрела - так оборотень разглядывает худого велосипедиста.
  Оборотней часто встречал в Измайловском лесу - волосатые, с крепкими кожистыми крыльями и длинными рогами козлов на голове.
  Одни лесники уверяли меня, что не оборотни, а - олени на меня выпучивали масляные очи.
  Другие - лесничие - вступали в спор с лесниками, называли их пройдохами с Новорязанского тракта:
  "Пройдохи вы, с Новорязанского тракта!
  Отцы ваши - лихоимцы, лаптями щи хлебали.
  Матери ваши - балерины крепостного театра!
  Как же вы зарплату природоохранителя получаете, если не отличите утку от обнаженной балерины, а оленя - от оборотня!"
  Девушка - словно меня в первый раз увидела - прошлое у неё ластиком с коры головного мозга компьютер стёр.
  Взгляд на мои причиндалы бросила, побелела Костромским мороженым, закричала безмолвно - впервые я слышал и видел молчаливый крик балерины.
  Затем перешла в звуковой диапазон - преодолела природный звуковой барьер:
  "Вы - призрак оперы?
  Не Миротворец - вижу по вашим гениталиям.
  За моей душой пришли без одежды и без волосяного покрова?!"
  Я в изысканных выражениях напоминаю, что девушка меня сама подобрала около квартиры Игоря Валерьевича, привела к себе и фотографировала для постыдных фотографий в интернет.
  Послушала, ножку в сторону отставила, искала в своей памяти дорогу к прошлому - не нашла, забывчивая гимнастка под куполом Цирка.
  "Неправду вы говорите, искуситель без тигровой шкуры! - дрожит, финиками прикрывает соски и промежность; коробочка с финиками на столе - символ Африки. - Вы - чёрт из зеркала!
  Я бы никогда не опустилась до шалостей воркующей танцовщицы! - пальчиком водит перед моими глазами, словно проверяет зрение в кабинете невролога. - Если бы вас заморозили осенью - заключенные из колоний убегают, замерзают в тайге, а затем тунгусы их размораживают весной - не поверила бы вашему подтаявшему лицу.
  Но не отмороженный вы, не знаю вас; придумали гадкое, будто я вас фотографировала с недобродетельной целью - для лжи.
  Волнения мне не на пользу, от волнений кожа покрывается красными пупырышками - будто сок клюквы брызнул".
  Из ящика стола выхватила саблю - длинную, загадка - как в стол сабля влезла, не уж.
  Меня саблей к окну подталкивает, шипит гусыней!
  В окно выпроводила - голого, белого - в призрак я от страха превратился.
  Выжил, потому что из окна в гамак упал - до сих пор отпечатки веревок по всему телу, словно я в рыболовной сетке родился.
  Балерина выглянула из окна (груди замысловато вниз указывали на меня), кричит, плюется - в гневе на страуса похожа.
  "Чёрт - да, вы чёрт, парень!
  За честью моей пришли тайно!
  Бороду бы хасидскую нацепили, но нет у чёрта денег на бороду!
  Голова ваша, чёрт - не плешивая и без рогов, но рога - не щупала, невидимые у вас.
  Человек бы не выжил, если бы голый из моего окна выпал, а вы - выжили, поэтому - изба-читальня вам морг!
  Не получили мою честь, не окунули руки по локоть в сокровенное!"
  Долго бушевала девушка, а я стираное бельё с веревок собрал, оделся - в форму полицейского капитана, и - поминайте, что к Игорю Валерьевичу на консультацию заходил, чуть не умер в объятиях простоволосой балерины на выданье.
  Замуж ей пора, без мужика балерина с ума сошла, память теряет, но честь не потеряла - загадка двадцать первого века! - Сергей Егорович налил водку в рюмку, выпил залпом - на миг превратился в трехдневного покойника.
  - Ловко ты, Сергей Егорович, от темы ушёл, балагур! - Лев Николаевич тяжело фыркал, приблизил бороду к подбородку собутыльника, дышал изо рта в рот - искусственное дыхание. - Обвинил меня в грубости, собирался уйти, но затем о балерине голой рассказал, путал мне мозги - хороший рассказ, достойный - на Выставку достижений народных писателей этот рассказ.
  - Если вы меня подозреваете, что я из корысти с вами водку пью ведрами, то знайте, Лев Николаевич - честь музыканта не пропью! - Сергей Егорович застегнул верхнюю пуговицу сюртука, подбородок (крошки прилипли к щетине) гордо выпятил - поручик Ржевский перед расстрелом. - Ухожу!
  Я не балерина - мне пузо не надует ветром!
  Цыгане лошадей на ярмарке через соломинку надувают; я - не лошадь!
  - Не уйдешь! Сам останешься, в ножки мне поклонишься - натуру человеческую знаю! - Лев Николаевич откинулся на мягкие подушки, захохотал свободным лебедем. - У бедных нет чести и гордости, вместо них - подобострастие и лебезенье!
  - Как не уйду? Силой остановите меня, Лев Николаевич?
  Ваши деньги мне руки и ноги не вывернут на дыбе! - Сергей Егорович решительно шагнул от столика, уходил в гордую жизнь бедного музыканта; глаза не выкололи - и славно!
  - Не сила, не деньги, а - интерес тебя остановят.
  Не убежит мужик от голой балерины, а ты - давно на балерин засматриваешься, они - червячки на крючке, а ты - ёрш бедный, голодный.
  Деньги из дома тайком уносишь - когда появляются из ниоткуда, балеринам отдаешь золото - болеешь, в гайку превратился. - Лев Николаевич пригладил ладонью бороду - искал в бороде смысл жизни.
  Махнул рукой пробегающей официантке, словно останавливал такси: - Эй, фитюлька!
  Подойди-ка!
  Услади - дорого стоишь, кости и мясо наросли в нужных пропорциях, оттого - и деньги тебе платят, а другие белошвейки на фабрике мозолистыми ногами виноград давят, в фиолетовое крепкое превращают.
  Горько и тошно девушкам из подземелий: вес у них и рост, как у тебя, но атомы сгруппировались в другом порядке - в горб, в жировые пласты, в кривые ноги, и никто мышам денег не даст, а тебе - дам!
  - Что изволите, сударь? - официантка опустила длинные - накладные - ресницы, щипала себя за левую ягодицу, чтобы краска в лицо бросилась.
  Сергей Егорович остановился, смотрел в девушку, до боли вытаращил глаза, затем вспомнил, что о чести рассуждал, собирался уйти - дернулся, но не уходил.
  Прав богач Лев Николаевич - от голой балерины мужчина не убежит, нагая девушка - железные башмаки для спринтера.
  Лев Николаевич нарочно медленно извлёк из кармана кошелек, посмотрел на деньги, вздохнул - но не с горестью (бедняки вздыхают каждый раз, когда открывают кошелек), а с - задумчивостью, с грустью учителя фехтования:
  - Что изволю?
  Кишки у меня крутит от вашей кухни, будто змею живую проглотил.
  Ты университет жизни оканчивала - знаешь, что мужчины от девушек желают - не долгие прогулки под Луной в Белорусских болотах, не игра на пианине в четыре руки, не изнуряющий секс с посиневшими губами разными, а - танец!
  Забирайся на стол, танцуй голая, как тебя в школе жизни обучили.
  Ножку выше головы поднимай, губы дудочкой и сердечком умильно складывай, досаду сдерживай, пляши среди бутылок, пой - СЮ-СЮ-СЮ и ЗЮ-ЗЮ-ЗЮ!
  - Приватный танец официантки на столе - четыре тысячи рублей или пятьдесят долларов США за двенадцать минут! - официантка скинула с себя передник - иной одежды нет, а туфли и золотая корона - не одежда! Залезла на стол (Сергей Егорович заботливо подтолкнул даму в левую ягодицу - так учитель физкультуры (он же - учитель нравственности) подсаживает старшеклассницу на козла). - Не осрамлюсь, если за деньги танцую без трусов!
  Американцы рубль - нашу национальную валюту - опустили ниже моих каблуков.
  Раньше три тысячи рублей - сто долларов США, сейчас - четыре тысячи - пятьдесят долларов, словно листья с капусты содрали.
  Куда Тамбовский Союз купцов смотрит?
  В рыло чёрта?
  Под хвост русалки?
  СЮ-СЮ-СЮ!
  ЗЮ-ЗЮ-ЗЮ! - губки сердечком - умиление на лице танцующей красавицы!
  - Под хвостом русалки заманчиво, оранжерея у русалки под хвостом! - Лев Николаевич пододвинул Сергей Егоровичу стакан с водкой (не уходил Сергей Егорович, прилип к полу, растекался вниманием). - Милейший Сергей Егорович, милейшим тебя называю нарочно, чтобы ты не сватался к лешему.
  Любезный ты, услужливый, о чести рассказывал - балерина голая тебе честь не показала, а здесь - смотри, заглядывай в пещеру неожиданностей - честь девичья оттуда выглядывает, брови сдвигает! - Лев Николаевич без церемоний - не в Зимнем Дворце - ткнул пальцем в соединение ног официантки, словно гасил сигарету в пепельнице.
  - Откуда у голой официантки - честь? - Сергей Егорович хрюкнул, смял вату лица ладонью. - Обнаженная танцует, выворачивается - добрая, красивая, молодая, личико в сметанке.
  Опыт у официантки - за сто километров вижу восторг между ног, голубцы болгарские в подливе, но не честь!
  - Вы, барин, в чужой промежности персик подмечаете, а в своей - горошину не увидите! - официантка мимолетно обиделась, но взяла ногу в руки - профессионалка, фея!
  Оценила Сергея Егоровича правильно, по существу - друг он богача, спонсора, но сам беден, гордостью обороняется, а нищета вылезает из волосатых ушей. - Честь возле Курского вокзала продается - девственность восстанавливают за двести долларов США!
  В конце каждого месяца я зарплату подсчитываю, глаза округляю - за эти деньги можно возле Кирова деревню купит, но не нужна мне деревня с комарами, клопами и лесными белками - в грУди белки кусают, озверели, облик беличий потеряли.
  На деньги смотрю, укоряю себя, что прислуживаю, нагая брожу среди лесовиков - лесовики вы для меня - так проще стыд пережить без трусов.
  Клиенты - вроде не люди, а перед нелюдьми нет конфуза; в ванной комнате не укоряю мышку, что она на меня с пристрастием смотрит, разглядывает мою сокровенность, с осуждением в антрацитовых очах трогает лапками соски.
  И вас - пень вы - не журю!
  Деньги в сейф прячу, даю себе обещание, что брошу работу - между ног ветер задувает, груди колышутся в дыму, от дыма соски скукоживаются, стынут - жалко их до смерти!
  Двести долларов хватаю, в лечебницу бегу, орошаю алмазными слезами руки докторши:
  "Застрелите меня из археологического пистолета с перламутровой ручкой!
  Маааалчать, когда с богатой официанткой красавицей разговариваете!
  В Париж на выставку борзых хочу!
  В Булонском лесу борзые бегают - потешные, на деревья натыкаются, вместо зайцев приносят корзины с яствами пирующих; иногда собака - в стремлении обогнать ветер - глазом на сучок натыкается, вылетает из леса с потусторонним мертвецким воем, глаз на ниточке висит в назидание потомкам борзых.
  Но затем - одумываюсь, рассматриваю себя в зеркало, обольщаю, прихожу в восторг от поднятой выше головы столбовой ножки!
  Я не борзая собака, глаз у меня здоровый, но честь - девственная плева потеряна за месяц двадцать раз, растеряша я из жестокой немецкой порно сказки!
  По улице бреду беспутная, хохочу нагло в глаза спонсоров и бесформенных молодых матерей - на мешки с картошкой безобразные опустившиеся девушки похожи.
  На собачку бездомную взгляну, мысли свои дурные и бахвальство обрубаю топором нравственности.
  Начинаю рыдать красиво, с придыханием - клиентам нравятся рыдающие Тургеневские барышни:
  "Кто же меня замуж возьмет, нечестную?"
  Абонемент у меня на восстановление девственной плевы - подлатайте меня по-сапожному; на этот раз романтическую плеву вшейте с рюшечками и золотыми нитями".
  "Хоть головой тебя в прорубь, беспутница, хоть - на выставку добродетельной невинности, девушка! - докторша падает со стула, собирает по полу разбитые стекла монокля, выбирает из игольницы подходящий инструмент, и - работа закипела!
  Чудесный момент - возвращение в детство, процесс восстановления девичьей чести!
  Не только материальное, но и духовное во мне возрождается!
  Девственницей на улицу выбегаю, с осуждением разглядываю цветных барышень у обочины, словно они - черти!
  Белое платьице надеваю (если лето), в парк на скамеечку спешу с книжкой, превращаюсь в задумчивую институтку с разбухшими грудями-колбами.
  Маньяки ко мне пристают с грязными лицами поработителей афроамериканцев.
  Невинную девушку с новой девственной плевой каждый желает, потому что запах от девственниц - лесной!
  Снегири к девственницам слетаются и дятлы краснощекие - долбят невинную по сиськам - грохот стоит - подземный!
  Сегодня с утра девственность снова потеряла... на автобусной остановке.
  Наклонилась - чулочек ажурный поправляю, по сторонам строго смотрю, прислушиваюсь - не послышится ли рёв маньяка с копытами.
  Моральные устои - после операции по восстановлению девственной плевы - крепки, зубами не разгрызешь меня.
  Подъезжает "Мерседес" - не новый, я за марками автомашин слежу, присматриваюсь новинками - меня на дешевую машинку не купишь, не обманешь, потому что золотая нить в мозгу вьется.
  Мужчина вышел с каменным сердцем - от сердца холод пещерный, эскимосы в сердце замерзли.
  Я рот раскрыла белорыбицей - закричала бы:
  "Люди добрые, да помогите, кто может, сирийцы!
  Маньяк девственности меня собрался лишить бесплатно!"
  Но не двигаются губы, мертвецкий язык ворочается тяжело и без звука.
  Мужчина пальцы раскрыл веером - хвост павлинами руками показывает, а затем произнес с Великолукской тоской в хриплом голосе:
  "Не всегда мир и лад между девушкой и мужчиной!
  Путаемся в длинных девичьих ногах - за горизонт уходят ноги положительной девушки, а отрицательной - в ад!
  Правду в ногах ищем, забываем мудрость народную, что Правды в ногах нет.
  Нет Правды в ногах бомжа, толстого рудокопа, престарелой кухарки с избыточным весом, а в ногах балерины - может быть, таится крепкобедрая Правда.
  Вы, девушка - Королева, оплот морали и добродетели, поэтому предлагаю вам сорок долларов США за любовь в автомашине на заднем сидении - по-американски.
  На гостиницу и ресторан у меня денег нет - куры склевали.
  Остановился на скотном дворе по нужде, в небо смотрю, насвистываю "Пятую симфонию Баха" и - бабах!
  Оглянулся - курицы мой бумажник вытащили, расклевывают банкноты, а монеты глотают целиком - так французы устриц пропихивают в пищеводы.
  Пока добежал - горе-луковое - куры все деньги склевали, на посошок не оставили.
  У меня заначка в ботинке - пятьдесят долларов США - сорок вам отдам, а десять - на бензин; бензобак пробит пулей душмана, поэтому бензин щедро выливается".
  Высказался, затих колоколом после Праздника.
  А я от гнева вспотела везде, руку правую подняла с гантелькой - всегда с собой гантели ношу на случай встречи с Принцем на Белом Коне.
  Принцы гимнастику больше женщин любят!
  "Слабость у вас в прямой кишке, мужчина, если вы не отличите девственницу от распутницы!
  Глаза ваши - мешки пыльные!
  Родственники ваши - с глазами на Запад! - кричу, народ призываю, на колени упала - падучая у меня. - Сорок долларов за нарушение девственности - в Антарктиде пингвины вас засмеют за нищее предложение!
  В детстве я за машинами гробовыми бегала; покойников в открытых гробах на кладбище везут, а народ - лучше театра представление, когда покойник из гроба стеклянными глазами зыркает - присматривает жертву.
  Если родственники покойного щедрые - ковром до половины тела мертвеца накрывают, а на ковре вензеля дома Романовых и кабалистические знаки, чтобы оживший мертвец своих не трогал.
  Жмоты и стяжатели экономят на коврах - в парусину обертывают мертвеца и - пусть плывет по реке забвения.
  Городского главу хоронили под заунывные звуки шотландской волынки - в могиле с червями ей место.
  Зеваки разбегаются, а я - ребенок - едва выдерживаю, проклинаю волынку и шотландцев без трусов - непотребность, когда мужики в юбках на похоронах прыгают, показывают сливовые мышиные гениталии.
  Вдруг, ветер налетел средь Солнечного спокойного дня, когда караси от зноя головы из озера высовывают, лают по-собачьи.
  Ветер сорвал с покойника дешевую парусину, на меня набросил, замотал, в кокон тутового шелкопряда превратил девочку.
  Я кричала, звала на помощь, но слышала лишь беспомощные вздохи, шепот, что меня чёрт обернул погребальной простыней, а с чертом люди не спорят.
  Долго я выкарабкивалась - часов пять, ни на секунду не замолкала - проклинала недобродетельных жадных родственников за то, что денег на ковер пожалели; зевак - за их холодное отношение ко мне.
  Выбралась, домой забежала, ружье дедушкино охотничье схватила (дедушка с ружьём на балерин охотился; выйдет к озеру, наставит на нагих девушек ружье и заставляет красавиц петь и плясать по-звериному).
  Побежала с ружьём на кладбище - перестреляла бы родственников покойного и его убила бы трижды после смерти.
  Но по дороге сомлела, подслушала влюбленных парня и девушку - они за кустом красной смородины о любви сговаривались - и заснула с ружьём в обнимку.
  Вы - мужчина из "Мерседес"а - покойник, потому что оскорбили девственницу.
  В древней Греции вас за пипиську подвесили бы на пожарном кране, и осиновый кол под вами смотрел бы вам в анус". - Высказала, заплакала - по-девичьи - жалобно, с чувством собственного достоинства.
  Переполошился, сиденье машины отодвинул, наклонился, выставил ляжку в полосатых итальянских панталонах, рылся долго - я бы пуд редьки за это время скушала.
  "Доигрался в хамство!
  Теперь меня в Большой Театр на премьеру не пустят, потому что потерял моральный облик - оскорбил девственницу без трусов! - дрожит, мне пачку денег в банковской упаковке - сто тысячерублевок - протягивает, словно милостыню в приют для бездомных енотов. Губы у мужчины посинели, дрожат рябиновыми кистями в Вальпургиеву ночь. - Против шерстки вас не поглажу - гладко у вас между ног - заметил, потому что вы без трусиков.
  Наверно, в библиотеку спешили, мечтали о томике стихов Великого Русского поэта Александра Сергеевича Пушкина - поэтому забыли о нижнем белье!
  Пустое в трусиках, атавизм они!
  Честь ваша между ног открыта любопытным взорам чертей!
  Повезло вам, что меня встретили, а не Емельяна Пугачева - призраком он бродит по России и в Европу заглядывает.
  Жутко французским барышням - в окошко выглянут, а за окном - призрак Пугачева!
  Сто тысяч возьмите - больше бы предложил, но не могу, в аиста превращусь или в генерала без денег".
  Я быстро подсчитала прибыль - пятнадцать тысяч затратила на восстановление девственной плевы, пять тысяч - за сексуальные услуги, ещё пятнадцать тысяч - за новую плеву, тринадцать процентов - в налоговую инспекцию, и мне останется - ОГОГО!
  Подарила негоднику свою честь, запятнала душу!
  Поэтому и танцую на столе голая для вас, ножку выше головы поднимаю, улюлюкаю, губки сердечком складываю, - всё за четыре тысячи рублей.
  С честью я бы вам дороже обошлась, как золотой гусь.
  - Вы признались, что бесчестная? - Сергей Егорович хитро взглянул, вымученно улыбнулся, выдавал слова за шутку.
  - Честная, потому что тень чести, душевная честь не потеряна, корабельной веревкой привязана к моему сердцу! - официантка оскорблено сдвинула хомуты бровей, запрягай, поехали! - Оскорбили вы меня, мужчина, бесчестной назвали, а у меня половина чести осталась - в душе, раскаленной кочергой не вытравите у меня честь! - официантка - с обидой на побелевшем личике - соскочила со стола, уходила - оскорбленная Снежная Королева!.
  - Эка! Постой, обесчещенная! - Лев Николаевич по-хозяйски - так мельник хватает крестьянку за правую ягодицу - удержал голую девушку. - Двенадцать минут твоего танца не вышли, осталась минута и сорок секунд - на войне минута значит больше, чем в мирное время в сельской бане в Финляндии.
  Танцуй, показывай место, куда девушки честь прячут!
  - Вы любите мой танец, красавчик! Если время продлите - свистните мне, хоть сто лет в танце на вашем столе проведу: без сна, без отдыха, гуттаперчевая я Олимпийская чемпионка! - официантка легко - облако без трусов - запрыгнула на столик, снова поднимала ножку выше головы, ухала, складывала губки сердечком, сюсюкала, зюзюкала - волшебная палочка в теле красавицы!
  Оттанцевала положенное, не получила согласие Льва Николаевича на повторный сеанс танца - не зарыдала белкой над расколотым орехом.
  Поцеловала благодетеля в макушку - снизошла, и - с улыбкой остывающего подполковника танковых войск - побежала по рабочим делам - водку разносить, пироги с глазами... тяжелый труд балерин!
  - Выдумала - половинку чести штопает - белошвейка, а вторая половина - в душе, не вытащишь её без посмертного контракта! - Лев Николаевич опустил голову на кулак правой руки, задумчиво жевал сушеный ананас, кривил лицо в тихой мужской истерике. - Где подлинная девичья честь - спокойная, полноводная - с омутами и отмелями?
  Каждая опустившаяся балерина под потерю чести историю придумывает, обеливает себя, ищет оправдание блуду, судорожно сжимает ноги на шее спонсора, тяжело дышит, а затем в порыве пляшет, будто её на ключик завели.
  Не по-русски, по-басурмански пляшет!
  Приятны нам пляски, ищем увеселений у балерин, но дома желаем строгую хозяйку - целомудренную до костей таза.
  Месяц назад я задумал остепениться - пятьдесят лет мне, денег - гора Эверест, а честной жены нет - не купил на рынке в Израиле.
  На Таиландском рынке жены дешевые, но маленькие, щуплые - простил бы им тщедушие, но - блудливые, даже девственницы с похотливым огнём измены в чёрных глазках.
  В бюро знакомств не обращаюсь; ложь и фальшь в наклеенных ресницах длинноногих красавиц; для - потехи - да, а для семейной жизни - нет, стоп сигнал между ног у девушек из агентств.
  Все хитрости знают, изучили теорию кадрения и секса - девственные плевы вшивают, а от плев - дух тяжелый, как из щелей возле вулкана.
  Лет двадцать назад я польстился - познакомился, не догадывался, что подсадка - меня подлавливала на живца.
  Я в денежных делах утонул, о социальном аспекте нашей жизни забыл; в зеркало гляжу - ни чёрта в зеркале, ни меня - пустота!
  Из ресторана вышел в подпитии, целомудренно себя ощупываю - не потерял ли руки и ноги в ресторане.
  Вдруг - в легком осеннем порыве - из кустов вышла девушка: ситцевый сарафан, белые носочки, туфельки на невысоком каблучке; в хрустальных руках книжка стихов - об его мать, до сих пор помню - Овидия!
  Споткнулась, упала, коленку растирает, лопочет по-древнерусски - утка под майонезом.
  Я - неопытный букмекер - подвох не почуял, на колени перед девушкой упал, целую её ногу, отдаюсь до самозабвения моменту - так учитель пения отдается учителю географии.
  Девушка округлила очи - на меня с испугом дикой лани смотрит; и её испуг (позже узнал - театральный испуг, умно открытые очи - месяц на репетицию) зажал мою гордость в капкан любви.
  Я поднял девушку - она слабо отбивалась, удивительно, а я потом анализировал, понял - отбивалась умело, потому что с каждым ударом в меня крепче вжималась, будто болт в гайку.
  Обещал, что довезу до больницы, заплачу доктору за ремонт ноги; не Буратино девушка, нога не из дуба.
  В машине красавица утихла морской волной, личико опустила, пару раз скользнула среднерусским взглядом по салону автомашины, глазки её загадочно блестели.
  "За вашу доброту, позвольте, я отплачу, чем могу!
  Приличная девушка, стесненная в средствах, потому что не продаю честь на рынке в Измайлово - не много способов утешения и благодарности знаю, ум витает в поэзии!"
  Я напрягся, ожидал, что изнасилует меня и из "Порше" вышвырнет, назовет маньяком, отсудит квартиру.
  Но красавица пугливо улыбнулась, спросила с переливами Курского соловья в ватном голосе:
  "Вы любите поэзию, волшебник?"
  "Да, особенно стихотворение - "Конь морской"! - я пошутил, помнил, что стихотворение чьё-то называется "Конь морской", название клином в мозги вошло, потому что созвучно "Конь в пальто".
  "О! "Конь морской"! - Моё любимое стихотворение; мы мало знакомы, но если бы - дольше, то я бы осмелилась предположить, что мы - родственные души!
  Вы - знаток поэзии - волшебник великолепный!" - грузит меня, а я нахваливаю себя, что спас девушку от уличных хулиганов - по затылку красавицу пятикилограммовой гирей ударили бы, и - стакан водки с куском хлеба на поминки!
  Закрыла глазки, начала читать стихотворение - "Конь морской", словно извлекла из развалин древнеримского цирка.
  Я влюбился - нет, не влюбился, для любви нужно время разгона, я - очарован!
  На другой день похвастался секретарше - случай представился: мужчины любят хвастаться своими победами, мы - полководцы в душе!
  В кабинет вхожу раньше времени - не спал ночь, обдумывал знаменательную встречу с прекрасной институткой, поэтессой, знатоком поэзии - трижды девственницей, родственной душой!
  Секретарша - прима-балерина Большого Театра (Днем у меня подрабатывает, вечером на сцене пляшет в "Лебедином озере", ночью - спит со спонсорами - неугомонная зебра в ладном теле красавицы.
  На свадьбу с нищим бухарцем копит деньги! В моем кабинете целуется с припудренным дворником.
  Дворник в народном театре играет, голову пудрит, называет себя лордом).
  Я секретаршу пожурил ласково - не моя она, спит за деньги - пусть спит, и мне кусок любви перепадает костью.
  "Ангелина прекрасная!
  Ты душу лукавому продала за три сольдо и поцелуй гастарбайтера, а о чести девичьей забыла! - я надулся петухом, дворника в окно выкинул - третий этаж, а под окном - ванна с серной кислотой для мух. - Я вечера с удивительной девственницей познакомился: морально устойчивая барышня, красивая, тонкая - березка, честь до свадьбы бережет, для единственного, для..."
   "И вы, босс, конечно - единственный и неповторимый князь в шкуре булочника! - секретарша разозлилась, пятнами клубничными пошла - не любят девушки, когда их ставят на ступеньку ниже конкуренток. Перебила меня нагло, не одевается - по офису запросто обнаженная ходит, увеличивает наготой число клиентов. - Не видела вашу институтку, я - не пифия над треножником с горящей марихуаной, но сценарий до гвоздика известен всем, кроме самовлюбленных мужчин, которые дальше капота своего "Порше" не видят! - намек на меня, но я в Небесном Дворце Правосудия блаженствую! - Подсадка она - подсадные девушки; жертву им в агентстве выискивают, график унаЮт, а затем - словно случайно - девушка с вами пересекается: сломанный каблук, сумочка расстегнувшаяся, из которой бумаги вылетели - много тонкостей, чтобы мужчина почувствовал себя значащим, нужным - так ребенок гордится, когда забивает гвоздь в голову отца.
  Ждала вас в кустах, замерзла, ягодицы заиндевевшие мраморные спиртом растирала; спирт - подарок от агентства.
  Выскочила - на личике театральный испуг - так волнуется актриса, когда режиссер её меняет на собаку.
  Микрофоны у неё в ухе и между грудей - вместо кулона, а кулон с бриллиантом вы ей подарите через день, решите, что бриллиант сохранит вашу избранницу до свадьбы.
  Она в девственницу играет, при слове "комар" краснеет, потому что у комара неприлично длинный слоновий нос.
  В микрофон в ухо агент подсказывает ей, поучает, нужное подбирает - суфлёр в ухе.
  Подсадка спросила вас о художнике или о любимом вашем поэте, стишок вам читала, а стихотворение не знала - агент отыскал в интернете, диктует в ухо, а она повторяет губами робота.
  Всемирную историю расскажет, если микрофон в ухе, удивит громоздкими словами; а - выключи микрофон - замолчит, глазами-мухобойками - кукла - ХДОП-ХЛОП!
  Остановится, потому что даже манеру ходьбы агент нашептывает в ухо, а я полагаю, что агент спит, чёрт в ухо знания через микрофон сливает - пошлые знания, потому что - бесчестные!
  Когда вы размякли сухарём в молоке - называла вас великолепным волшебником, родственной душой.
  Минимум - три раза в день позвонит, уверена я, что с утра звонила, шептала, что соскучилась, спрашивала о планах на день - отбивает у вас охоту к другим девушкам, стережет свою добычу, чтобы мозги ваши открылись пачкой масла.
  АХА-ХА-ХА-ХА!
  Угадала я, правильно рассказала, со страстью?
  Гадальная машинка у меня между грудей, начальник, пощупайте!" - секретарша смеялась, прельщала, а я окаменел; всё до слова, до действия рассказала - о "Коне морском" не знала, но вместо коня - другое стихотворение нашепчет агент.
  Не хочу верить, но - потому что бизнесмен - понимаю: не солгала секретарша, голые девушки никогда не врут!
  "Тоска сосет между ног! - сердце растираю, глаза - в потолок! - Не верю!!!
  Лучших театральных режиссёров из могил выкопаю, рядком поставлю перед призраком Станиславского, пусть - с осуждением в глазных дырках -кричат друг другу: "Не верю!"
  "Я к вам на работу тоже через агентство кадрения устроилась, сад золотой в душе моей! - Ангелина Космические свои ноги на компьютер выгодно закинула: Солнце через окно освещает белую идеальную кожу - рис на этой коже перебирать. - Вас, Лев Николаевич, на один секс не поймаешь; мужчины всю жизнь играют, верят, что девушка полюбит за ум, за смекалку, но не за золотые кружки монет.
  Папуасы монеты любят, сороки золотые часы коллекционируют, и вы, Лев Николаевич, не дальше сороки ускакали.
  В прошлом все; вы меня вдоль и поперек изучили, как доску для стирания.
  Привыкли, а привычку у мужчины молотком из ушей не выбить!
  Доброе я вам сказала, Лев Николаевич, от купания в серной кислоте любви предостерегла, соколик, волшебник вы великолепный, Лев Николаевич!" - секретарша теребила бриллиант в пупке - душевная картина.
  Художники квадраты и слонов с пятью ногами рисуют, ищут себя в творчестве, выпучивают барсучьи глаза, доказывают, что видят Мир по-особенному.
  Я уверен - не видят они Мир, а видят - войну, ад, потому что глаза художников в гадости повернуты.
  Балерину без трусов не нарисуют - нет денег у бедного художника на балерину.
  Но кувшин и яблоко изобразят с фотографической точностью искателей приключений на Амазонке.
  Зачем мне картина с кувшином и яблоком; пруд с лебедем и русалкой подавай - низменные вкусы, но от своего не отступлю! - Лев Николаевич ударил каменным кулаком по столу, выбивал из столешницы дурь. - Проверил подсадку - да, с микрофоном в ухе и антенной между грудей - наливные груди, но бывшие в употреблении.
  Пупок я неудавшейся невесте потер на прощание, выключил девушку из поисков женихов.
  С тех пор не верю в чистоту помыслов девушек, честь у них не ищу, потому что продали свою честь чёрту, в поле ветра ищут, а попутный ветер в ягодицы поддувает, подгоняет кораблик проданной доверчивости.
  Убежал бы от всех, но деньги магнитом тянут на дно!
  С папенькой в детстве часто в море искали клады затонувших кораблей.
  В то лето мне исполнилось двенадцать лет - время возмужания, меч и щит в руки и - на врага.
  Не нашёл врага, поэтому с отцом возле Феодосии с аквалангом ныряли, сдували слой ила с остовов кораблей; золото, бриллианты нужны - для бедных мужчин.
  Отчаялись, до вечера ныряли; батюшка всё чаще и чаще на купающихся нудисток заглядывался, краснел, кричал мне, чтобы я трудился честно, иначе не выполню пятилетку за три года.
  Я выныривал, прогонял настырных голых девушек - старые они для меня, в два раза старше, поэтому - на древние строения в Курске похожи.
  Смеются, грудями трясут, ноги раздвигают, а между ног у девушки нет клада, лишь - глубина морская.
  Я током отпугивал красавиц - электроток положительно влияет на мозговую деятельность нудисток; груди от электрического разряда распускаются бутонами розы.
  Рыбаки сетями вылавливали полуоглушенных девушек, холили, лелеяли, тыкали свои звериные морды в лица девушек - жизнь закручивалась по спирали.
  Батюшка на берег вышел, разделся догола на потеху балеринам из Ростова.
  Бородой трясет - на оживший веник похож!
  Я нырнул, надеялся, что увижу под водой картину Мира, Большой врыв - лишь бы не видеть дикарские танцы моего отца.
  Ноги поднимает до колен, трясет жирным животом, тужится, нос - слива, губы - палки, пенис - зернышко мака.
  Опускаюсь на дно, разгребаю ил и завал из консервных банок и бутылок - драгоценности Черного Моря.
  Крик вместе с пузырьками воздуха вырвался из моей крокодиловой груди.
  Утопленник - генерал или адмирал - в кителе, при орденах - красиво раскинулся с камнем на шее.
  Свежий - крабы нос и глаза откусили, а пальцы не отдали на растерзание бычкам.
  Я набрался храбрости - не в первый раз мертвого генерала вижу, но никогда не целовал покойника под водой!
  Губы у меня от волнения свело судорогой, пальцами размял, иголки в губы втыкал - отошли, превратились в машину для целования.
  Торопливо целую генерала в губы - под водой никто не увидит, а поцеловать утопленника - адмирала или маршала - величайшая награда молодому человеку, если не нашел клад с золотыми монетами капитана Флинта.
  Брови генерала под водой колышутся Череповецкими льнами.
  Нацеловался я всласть - противоестественно, но могу похвастать, что утопленника под водой, краснознаменного генерала целовал - не каждому мужчине и мальчику подобная Кремлевская честь!
  Бдительность потерял, мечтаю о Принцессе, на месте генерала воображение рисует Золушку.
  Вдруг, подводное землетрясение - нудистки не почувствуют, потому что в бесовском танце с моим отцом забылись, а меня и генерала подняло, закрутило.
  На подводного орла генерал стал похож - зацелованный!
  "Простите меня, товарищ генерал - не по своей воле клад ищу, зачарованный я!
  Девушки меня не любят за бедность, проклинают, языки высовывают, в пояс не кланяются!
  На дыбу бы вас поднял под водой - никто не увидит моего эксперимента, но и на дыбу не хватает денег, за это у вас на коленях прошу прощения!"
  Я под водой на коленки пытался встать - не вышло, лишь бросило лицом к выеденному лицу адмирала - правда кладбищенской жизни.
  Вдруг ухнуло за генералом - когда он поднялся на крыльях ужаса, открыл холмик подводный, а в холмике - часы с кукушкой - древние, как усы Посейдона.
  Дверца часов приоткрылась, и из домика археологическая часовая кукушка на пружинке выскочила, но нет у нее клюва, а - рыло чёрта.
  Кукушка под водой надрывается соловьем, время отбивает, а мне не КУ-КУ волшебное слышно, а - хохот лукавого.
  "Заберу душу! Заберу твою душу!"
  Торпедой из моря вылетел, мимо отца и пирующих пьяных балерин - теплые они, радушные после вина - пробежал.
  Из рюкзака бутыль с хлоркой выхватил и высыпал хлорку в море, чтобы адская кукушка замолкла навсегда.
  Вернулся к балеринам, дрожу ревнивым зрителем в первом ряду.
  На конкурс искусств приехали, и по пьяни показывают искусство отцу и мне - доверчивые нудистки балерины с глазами на Восток.
  Ноги раздвигают, а я между ног балерин не Правду вижу, не искусство, а - дверку старинных часов под водой.
  "Не знаете решения жюри через три дня, а на конкурсе вытворяете непотребное, честь свою разбросали по сцене, словно половая тряпка честь! - балерин укоряю, трогаю за уши, проверяю - не ледяные ли уши, не эльфийские ли. - Уйду я от вас, потому что не Райские кущи между ног вижу, а - вход в ад с кукушкой из часов!
  Вылетит кукушка из пи...ы - не поймаешь!"
  Встреча с часами сломала мою жизнь, надорвала то, что босые ноги писателя Пушкина выбивали из Арины Родионовны.
  После встречи с подводной кукушкой из часов - на дорогу много лет не попадал; люди по тропинке идут, а меня сатана на обочину скидывает, брёл возле дороги, словно развлекающийся учитель географии.
  Ногу над тропинкой подниму, и тотчас - неведомая призрачная сила - мою ногу выкручивает, уносит вместе со мной от дороги - беда или милость, не разгадаю.
  С девушками - не проблемы, но - отчуждение иногда нахлынет Северодвинской волной.
  В подсадке, в секретарше, в танцовщицах на столах, в других - весенних и осенних красавицах - кукушку часовую ищу.
  Боюсь её, трепещу, но любопытство пересиливает - так ребенок нарочно тычет пальчик в костер ведьм.
  Иногда руку по локоть ТУДА засовываю, наощупь ищу кукушку в взволнованной балерине.
  Девушки робкими ромашками предо мной раскрываются, а я не сладости вижу, а вход в часы.
  Да, залезал в женские пещеры неожиданности, честь не находил, и Правду не видел, но кукушка - кто её знает, может и кусала меня за палец - не разберу в бреду!
  Где, скажи мне, разнузданный любитель балерин, Сергей Егорович, где честь девичья без кукушки в пи...е.
  - Не побеспокою вас, Лев Николаевич, с гордостью расправляю плечи, потому что возвысился над богачом! - Сергей Егорович улыбался жадно - так палач смеется над приговоренным Королём. - Денег у вас, Лев Николаевич - столетний корявый дуб не выдержит столько золота.
  Власть у вас - любую балерину нагнете над столом с фиолетовым крепким и заставите другую балерину плясать на первой.
  Но гнетет вас сатана, убаюкивает!
  Правду искали - не нашли, а вместо чести в балеринах кукушку ощущаете - пусть руками, не душой, но подозреваете наличие кукушки в балерине.
  Я - благороден, поэтому - беден, но к чести ближе, как Икар к Солнцу!
  Дочь моя - Любонька, Любовь Сергеевна - оплот чистоты, Правды, чести в одном теле возвышенной эстетки девственницы.
  Для мужа честь бережет; двадцать пять лет дочке, и выглядит - благодаря фитнесу и целомудрию - как двадцатипятилетняя.
  Уверен - нет у неё адской кукушки между ног! - последние слова Сергей Егорович выкрикнул в зал - так в американских фильмах герой в метро признается женщине (нет девушек в США) в любви.
  Негры - веселые ожившие осины - за соседним столиком показали Сергею Егоровичу "фак" из пальцев.
  - Дочка твоя, Любовь Сергеевна - честна? - Лев Николаевич развеселился, часто облизывал сухие губы (свои), поглядывал на застывших - каменные бабы - голых официанток. - В двадцать пять лет не замужем? и не развелась?
  Наверно, на тебя похожа - эстетка с носом-приманкой для крокодилов.
  Я крокодилов в колодце разводил; измельчали крокодилы в русской ледяной воде, мхом покрылись, лежали неделями неподвижные, а очи крокодилов - желтые, пустые, Космос в очах.
   Я в шалаше возле колодца жил - сто на сто метров мраморный шалаш, сто балерин-горничных.
  Крокодиловый бизнес прогорел, но балерин - как цыплят - я выгодно продал в Миланский театр балета.
  Признайся, Егорыч, твоя дочка - крокодил?
  Я с утра решил взять её в жены, а ты не понял, закаменел твой мозг.
  - В гневе вы, Лев Николаевич, потому что Правда возле вас ходит, уши вам выкручивает! - Сергей Егорович потешался, потирал потные ладони, хлестал себя по щекам - с силой, с восторгом эмоционального шахтера себялюбца. - Всё купите, а дочь мою, Любоньку - шиш вам... ОХ! простите за грубое слово, вылетело пробкой из старушки... не хватит денег, потому что честь - не продается!
  На меня дочка не похожа, обидно до чахотки!
  Иногда свирель зубами зажму, представляю, как моя жена - Анна Леопольдовна - согрешила с балероном.
  Но затем успокаиваю себя - не согрешила, потому что - ленивая, как сумчатый мясоед.
  Для прелюбодеяния силы и время нужны, а Анна Леопольдовна - душа возвышенная - возлежит на кожаном диванчике, стихи сочиняет о соловье и розе.
  Иногда - когда настроение под стать хмурому утру - жена потешается, хохочет, говорит, что с соседом нашим согрешила назло мне, от соседа дочку родила - ясное Солнышко вместо глаз Любоньки.
  Я - когда Анна Леопольдовна в первый раз глумилась надо мной - побежал к соседу, прихватил скрипку, чтобы звуки музыки вошли в резонанс с сердечными колебаниями любителя чужих жен, и затем - БУБУХ! - сердце альфонса взорвется первомайским салютом.
  Сосед мне открыл сразу - изнурённый, больной, вместо глаз - пуговицы с шинели рядового артиллериста.
  Деградация с чувством давила на мой мозг, я онемел, руки повисли виноградными плетями.
  Чёрт у нас сосед, а не человек!
  Рогов и копыт не видно, но чёрт маскируется, даже в балерину превращается, наряжается лебедем, потому что ум мужчины в постели покрывается известковой коркой - лебедя от чёрта не отличим.
  Ноги мои ожидаемо ослабли, сфинктер - гром между ног - затвердел.
  Не спала моя жена с чёртом страшным, готов я выбрить налысо жену, но не поверю, чтобы до черта дошла и продала ему семейную любовь.
  От меня дочка, в предков дальних - по деревьям не скачет, а летает - фея.
  - Веди! - Лев Николаевич схватил товарища за ухо, выкручивал, намеревался оторвать на холодец. - Я в лета вошёл, а дочку твою - бесприданницу - никто не возьмёт без золотой короны.
  Честь - не головка сыра "пармезан", честь в салат не накрошишь.
  Из любопытства иду к тебе в гости - не видел чести, цены ей нет, никто не позарится на честь, а посмотреть - интересно, как на льва в клетке.
  - Ой, Лев Николаевич, не жених вы, Любоньке, не жених, а - рубаха на ветру! - Сергей Егорович заверещал, покорно брёл за Львом Николаевичем, даже втайне гордился, что богач его наказывает, значит - заинтересовался.
  Барский гнев слаще сахара с мёдом! - В два раза старше вы - занавеской закройте лицо, как паранджой.
  У Любоньки - насмехались вы заранее - два жениха: бедный и ещё беднее, но молодые люди с достоинством - медным тазом не прикрыть благородство.
  Бедный - веселый, жизнерадостный, на мяч-попрыгун похож!
  Шуток - море, веселья - Космос - паренек из КВН!
  Усики рыжие мышиные подкручивает, парик накладной потешный взбивает - сливками, с ужимками крутится вокруг Любоньки - душа парень, если бы не нищета.
  Но влюблен, да - любит с размахом: глаза выкатит, чёрный язык высунет - в любви признается, даже мне и Анне Леопольдовне признания попадают.
  Другой жених - будущий научный сотрудник: тихий, в очках минус сто.
  Степенный, с ним держи хвост трубой - обмишурит, по миру пустит без трусов и без квартиры.
  Пальцами щелкает, о Правде часами рассуждает, придумывает ловушки для Правды.
  Птицы друг дружку яркими перьями и громким пением заманивают на свадьбу, а женихи - с прикушенными языками - словами.
  За мою дочку душу бы продали чёрту, но не заходит чёрт к бедным в гости.
  - Ложь! Клевета! Фальшь!
  Женихов придумал, и честь Любоньке придумал, чтобы меня в гнев ввести.
  Завидуешь моим деньгам, Егорыч, поэтому - с другой стороны, с душевной подкоп ведешь, матрос ты с крейсера "Аврора".
  Покажи мне дочку; если честна она натурально, не на Курском вокзале честь латает - ты выиграл спор!
  Награжу тебя - золотые зубы вставлю, чтобы ты флейту зажимал, когда тужился возле гримерки балерины.
  - Вас, Лев Николаевич, за распутство по Миру пущу без портков полосатых.
  В полицию обращусь - тайное свидание с чёртом устрою в пыточной! - Сергей Егорович погрозил пальцем; тонкий палец - женский.
  Шутил или серьёзно угрожал - сам Сергей Егорович не знал, но в кино видел, что отцы не продают своих дочерей. - Ишь, надумали - пятидесятилетний на молодую позарился, на двадцатипятилетнюю!
  - Когда до полиции дойдет разбирательство, на тебя глянут - и на виселицу за вранье, за поклёп! - Лев Николаевич взмахнул перед носом Сергея Егоровича бочонком кулака. - А я сейчас тебя по шее стукну - небо рассмотришь до последней звёздочки, Правду увидишь долгожданную, с поднятой выше головы ногой.
  Философы вычислили, что люди перед смертью Правду и Истину видят; никто не проверял философов - скользкие они ужи.
  - Голова у меня нездоровая, иногда мозги через кожу каплями дождя проступают! - Сергей Егорович вылил на затылок стакан водки, словно в бане красовался перед балеринами.
  Снова ушёл от острой темы - хитрец с музыкальным образованием. - В гости приглашаю, Лев Николаевич!
  Не ради спора - Любонька честью любой спор выиграет, а - по душе приглашаю, без подобострастия.
  - Если бы я обнищал и перед тобой на колени встал - вымаливал кусок репы - пригласил бы меня? - Лев Николаевич усмехнулся, подозвал официантку, задумчиво помял её груди, словно на рынке выбирал форель. - Груди бывшие в употреблении, не свежие!
  Когда честь уходит, то груди обвисают мешочками с песком.
  Не золотой песок в бесчестных девках, ОХ! не золотой!
  - Если бы вы обнищали, Лев Николаевич?
  Сомневаюсь, что нужду увидите: хитрый, глазки сальные, рысьи - свою выгоду и в бараке найдете. - Сергей Егорович польстил ловко, словно и не подхалимствовал, а пережевывал Правду-матку.
  Он позвонил по телефону, прикрывал трубку ладонью, шептал, булькал пьяно, поглядывал на Льва Николаевича - так осторожный заяц на цыпочках проходит мимо спящего волка.
  - Ждут нас с распростертыми объятиями, по-Чеховски ждут: Любонька и жена моя - Анна Леопольдовна.
  - А нищего пьяного твоего товарища приняли бы, распахнули руки-крылья?
  - Заладили, Лев Николаевич: нищий, бедный!
  У вас из глаз золотые червонцы вылетают, не знаете нужды!
  Такси возьмем - на метро у меня проездной, но вам - не по чину в метро, а на своей машине - разобьете меня; вас не жалко, а моя жизнь принадлежит высочайшему искусству - флейты на кладбище по мне заплачут! - в шутку или серьезно Сергей Егорович взял Льва Николаевича под локоток - так невеста оберегает мужа банкира от наглых тунеядок.
  
  Таксист - со сдержанным чувством собственного достоинства отца чужих детей - осмотрел пассажиров.
  Один - Лев Николаевич богато одет, золотой мужчина, но - купец, а от купца миллионера иногда ни копейки не получить, только - в шею.
  Второй - бедный интеллигент; если шикуют пьяные музыканты, то деньгами - из пафоса - перед балеринами разбрасываются, в три счетчика платят, а затем - ходят год с синяками под глазами, побираются о помойкам и на коленях у жены выпрашивают денег на канифоль.
  - Пробки, итить их мать! - шофер ткнул сосиской пальца в навигатор, выколол глаз электронному помощнику, настраивал пассажиров на беседу. Голос водителя такси - глухой, мокрый, губы - жирные - кровяные колбасы. - Вчера маньяка вёз - себе на погибель!
  "Убей меня сразу, - его прошу, на колени бы встал перед убийцей, но трудно вести машину и поклоны земные отбивать, всё равно, что с кастрюлей на голове свататься к институтке. - Не мучай меня, не разрубай по кусочкам, не вытаскивай из живого печень и почки - знаю, любите рассматривать чужие внутренности, а затем продадите их на барахолке на станции Марк.
  Топор у тебя в крови, лицо смазано садисткой улыбкой, плащ - против чужой крови - кожаный.
  В детстве я маньяков не боялся, подойду, конфетку у маньяка из руки выхвачу и убегаю - ловкий борзой зайчонок.
  Маньяк за мной бежит, проклинает - жалко ему, что конфетка даром пропала, без смысла - так пропадает балерина в недрах пещеры Алладина.
  Батюшка и матушка предостерегали меня, чтобы не брал конфеты у незнакомых маньяков, а мне слова родителей - хуже пробитой головы.
  Матушка из мужчины жилы и деньги вытаскивает, затем - проматывает награбленное с другими мужчинами.
  Где женская логика? Между ног у чёрта?
  Батюшка на руднике год загибается, а затем за ночь спускает деньги на балерин - скромный поэт в душе, а наружно - бегемот.
  Не в авторитете отец и мать, поэтому - не слушал их, брал конфетки от маньяков, наслаждался моментом, когда зарницы надежды вспыхивали в тусклых очах маньяка.
  Затем - убегал с долгожданной обмусоленной конфеткой, оставлял за собой безысходность в теле убийцы!
  Один раз обмишурился, небо показалось со шкурку крота.
  Конфета - с ядом, с наркотическим зельем для особо одаренных детей.
  Убегаю от маньяка, конфету сосу, а в головке образы странные возникают, будто я - первый человек на Юпитере.
  Одежды с девушек - как бы упали осенними листьями, вижу тела девушек без одежды.
  Столько голых баб я не видел, море нагих тел - сады Семирамиды засохли бы от увиденного.
  Мужчины, наоборот - в монстров превратились: рогатые, волосатые с копытами, свиными рылами в меня нацелились - высосут душу.
  Я от страха взревел (по парку Сокольники от маньяка убегал), вырвал скамейку, легко поднял над головой, а руки мои превратились в зеленые лапы чудовища из "Аленького цветочка"
  От осколка Луны тень кривая на лица маньяков падает, а я скамейкой творю то, что революция не доделала с буржуями.
  Очнулся - маленький, беспомощный с чьими-то золотыми часами в руке.
  Вокруг - трупы мужчин, щепки от скамейки и - завороженные девушки с румяными щеками.
  Красавицы обожают, когда мужчины насмерть дерутся.
  Я снова в тело мальчика вернулся, заплакал шутливо, чтобы девушки на меня не подумали, что я всех женихов убил со страстью рыцаря Круглого Стола.
  Художник Малевич потом Круглый Стол нарисовал и столом прикрылся.
  Полиция примчалась, губами чмокают, глаза покойников пятаками закрывают - на меня должного внимания не обращают, потому что я - тень, мальчик с пустыми голубыми глазами!
  Убежал из парка, золотые часы на мороженое променял, потому что не съедобные часы, а от мороженого в животе - жизнь".
  Я маньяку в машине рассказываю и - незаметно от него - заточку из голенища вытаскиваю; заточка - друг таксиста.
  Изловчился, маньяку пассажиру - как в детстве - в глаз заточку воткнул, смеюсь над его поражением, он - Наполеон в Бородино.
  Пассажир взвыл, лицо его перекосило в другую сторону, и голос - голос кастрата послышался из пластов жира.
  "Не маньяк я, а - артист народного театра имени Лихачева!
  В образ злодея вживался, топор бутафорский картонный кетчупом намазал, улыбку клеем "Момент" нарисовал - актрисы в восторге трусиками бы размахивали, но по бедности нет у них трусиков, потому что - русалки в душе.
  Одна радость от тебя, шофёр - поверил ты в мой образ маньяка, прельстился, увидел во мне чёрта.
  Умру, не выходя из роли, как Софокл!"
  Дернулся, захрипел (я думал, что снова играет, но на этот раз - мёртвого маньяка, вампира), вскрикнул:
  "Романтика", - и умер навсегда, словно его гробом по голове ударили.
  Я обшарил карманы трупы, снял кольцо, но толку - ноль: кольцо из железа, а денег - куры плакали и не наплакали.
  С досады вышвырнул труп на крутом вираже - пусть под колесами машин найдет своё кладбище, превратится в тряпку или в портрет. - Шофер обернулся, свободной рукой провел по щеке Сергея Егоровича - ласково, нежно (у Сергея Егоровича защипало в носу от нахлынувшей тоски). - Вы, господин, на месте убитого маньяка артиста сидите - преемственность поколений маньяков, как у американских индейцев.
  Индейцы трубку Мира у трупа отбирают и в живой рот засовывают, верят, что с трубкой в человека переходит душа умершего.
  Если в волка перекинетесь, оборотень вы, то - отправлю следом за вчерашним артистом, он, полагаю, не далеко ушел мертвый на сломанных ногах и без глаза!
  - Женщины у тебя нет, поэтому злишься на интеллигенцию, в тяжеловоза превратился! - Сергей Егорович по-интеллигентному оскорблял - тонкая ирония инков. - Люди тебе кажутся маньяками, пришельцами из других Миров, и не видишь впереди новую светлую жизнь с феями, добрыми гномами и стрелами Амура в сердце.
  За дорогой не следи - пустое, когда шофер за дорогой смотрит, как за поросёнком.
  По обочинам выискивай балерин с поднятыми выше головы ногами, сигналь им, и мы - потешимся.
  Волосы на голове поднимутся от восторга, в груди печка накалится. - Сергей Егорович вздрогнул, подскочил, ударился головой о крышу салона, как о твердое небо.
  Водитель послушался: взглянул на тротуар, а там - люди, ищите бруснику в Белорусских лесах - балерин, как куриц ощипанных на мясокомбинате.
  С поднятыми выше головы ногами - застывшие золотые статуи.
  Сигналил, тужился, даже прямая кишка вылезла.
  - Серый волчий день! - Лев Николаевич первый вышел из машины расправил горизонт плеч. - Тяжелое вокруг, а хочется - воздушного, призрачного, бездумного в теле девушки!
  Веди, Егорыч к счастью моему!
  Показывай дочку, а то нагайкой со вшитой свинчаткой - по глазам, а палкой - по пяткам - угощу! - Лев Николаевич вдруг рванул рубаху (пятьсот евро), с безумством пьяного мельника начал щипать соски.
  Борода встала веником, лицо побелело в смертельной муке, глаза - вход в подземелье ведьм.
  Поднялись на пятый этаж, возле квартиры Лев Николаевич охладел, снова вернулся в своё тело и в разум, обмяк, прогрохотал покровительственно - так начальник генерального Штаба вызывает в баню адъютанта:
  - Не засыпай, Егорыч, а то душа вылетит из рыльных дырок - не поймаешь за хвост.
  Дочка твоя, Любаша...
  - Для подружек - Любаша, а, если на пляже, то и - Любонька, а для вас, гость заморский - Любовь Сергеевна! - за Сергея Егоровича ответила девушка - когда только дверь распахнула и подслушала? коза с соразмерным выменем балерины.
  Отстранилась, и Лев Николаевич - хозяин положения - вошёл в жаркую квартиру:
  - Любовь Сергеевна, или Любаша - на имени свет не споткнется.
  Буквы в имени и фамилии можно сосчитать, каждой букве - цифру поставим в соответствие, а затем по цифрам погадаем - выпадет ли вас счастье, Любовь Сергеевна!
  Ручку вам не целую - вымученно, если мужчина со страстью и подхалимажем зацеловывает, наглаживает, а в кармане - клопы.
  Матушке вашей, хозяйке дома, и не дом, а - двухкомнатная конура для барсуков - поцелую ручку! - Лев Николаевич заглянул в маленькую комнату, прошел в большую, наклонился к руке хозяйки, по-польски - галантно, быстро, с лживой страстью - поцеловал. - Анна Леопольдовна, если не ошибаюсь, жена музыканта? - сделал ударение на слове "музыкант", ничего неприличного в слове, а - если со смыслом произнести, то хуже ругательства не найти в портах Греции.
  Анна Леопольдовна натянула вежливую нейтральную улыбку: чуть в левую сторону - получится гримаса презрения, едва в правую - подобострастная заискивающая улыбка балерины.
  - Маменька! Да плюньте на приличия! Минуты в доме не провел, а оскорбил нашу квартиру, в которой я мячики надувала; щеки лопались, глаза покрывались кровавой сеткой лопнувших сосудов, а - старалась, потому что - шарики.
  Батюшку опустил ниже плинтуса, и плинтусы у нас отвалилась, кошка за плинтусы гадила, вот и отошли от стены - так китайские братья отходят от заветов предков.
  Тебя, мама - оскорбил пренебрежением; сударь бы на колени упал, подластивался к вам, искал бы поддержки, чтобы через вас радушие на меня перешло, зажгло лучину дружбы.
  Всё охаял - деньги ему суфлер! - нарочно выкрикнула "деньги", и столько яда в её сарказме, что за стеной тихо охнула пенсионерка Зинаида Петровна.
  Старушка упала на пол, шевелила посиневшими чернильными губами - чернику не кушала, поэтому - умирала:
  "Чёрт обличитель к соседям явился!
  Ко мне не пришел, потому что я не ропщу, не потею по вечерам на даче, а если белые тапочки надеваю и танцую по привычке "Лебединое озеро", то не со зла, не ради славы, не приманка я для чёрта.
  Почему Правда к соседям не заглянула?"
  Старушка страдала за соседей, щипала усохшие щеки, в пьяном бреду любительницы корвалола сражалась с лукавым.
  Любонька за стеной не знала о судорогах Зинаиды Петровны, поэтому - обличала, не думала о преждевременной смерти соседки.
  - Гость не поклонился дому, не проявил уважения, возможно, что - не человек! - Любовь Сергеевна встала перед Львом Николаевичем, прожигала лазером взгляда (но не сладит девушка с матерым купцом, которому: что - лазер, что - ядерный взрыв - пустяки, если в кармане звенит золото). - Что вы себе позволяете... не назову вас милостивым государем.
  Почему люди приходят с напружиненной грудью, знакомятся, и в беседе каждый старается возвыситься, подняться над другим, словно в прыжках в высоту спрятана Правда.
  Если бы Правда посещала прыгунов, то мы бы все бегали на ходулях с пружинами адскими.
  Не в пружинах счастье, хотя в некоторых балеронах спрятаны пружины Счастья.
  Обожаю, когда профессиональный балерон ножку поднимет, подпрыгнет - чудесный гусь на сцене, и не нужно его умолять, чтобы давился слезами грусти.
  Трудно вам - вы не балерон - было зайти по-человечески, как эстеты входят в Храм Искусства?
  Осветили бы нашу квартиру добротой.
  Вошли бы покорный, тихий с лукавыми лучиками в уголках понимающий очей.
  Не прижала бы свою великолепную головку к вашей волосатой груди, но и не ненавидела бы люто, как солдаты ненавидят войну.
  Маменька бы вас росой опоила, весну в душу вдохнула - умеет матушка, если хочет - возродить в мужчинах весну.
  - Потому не пришел покорный, что не любите вы, девушки, слабых! - Лев Николаевич без приглашения присел за стол, широко взмахнул над скатертью руками-опахалами. - В слабости - нищета, а девушек - будущих матерей-героинь - привлекает гнездо стокомнатное с золотыми прутиками.
  На словах романтика любите, а бегаете в баню с кривоногим карликом золотопромышленником.
  - Вон! Прочь из моего дома, гнусный пошляк с глазами-иглами! - Любонька подбежала, выхватила из руки Льва Николаевича вилку с нанизанным огурчиком (шпага для пирующего). Задыхалась от сердечных слёз. - С каждым шагом вы гнуснее и противней, словно лавина с горы.
  За стол присели без приглашения, оргию задумали.
  Ошибаетесь, Лев Николаевич, за деньги честь не купите, не продается ласка за золотые кругляшки.
  Золото в земле растет, как репа, а честь - только в нужных людях поднимается, колосится и показывает бутон избранному другу!
  "О чести заговорила - не подсадка ли?" - Лев Николаевич задумался, поглаживал бороду, рассматривал девушку без лютого интереса работорговца.
  Любовь Сергеевна подпрыгивала в нетерпении, поглядывала на родителей, ожидала поддержки, но молчание и измена ей отвечали глухо, по-совиному.
  - Жарко мне в теле немощной красавицы интеллигентки! - Любонька покраснела, ярость её перешла на более высокий уровень - электрон неистовства перелетел на свободную орбиту. - Сердце разрывается от горя, что меня никто не защитит перед бородатым злодеем - Карл Маркс ваш дедушка!
  Час назад батюшка из ресторана позвонил, шептался с маменькой, а я подслушала по параллельному телефону - бедовая, скучно мне, поэтому подслушиваю и подглядываю - никто не осудит девушку за чрезмерное любопытство кошки.
  Батюшка нашептывал, что гостя богатого везет - пятидесятилетнего купца, хозяина золотой рыбки.
  Просил, чтобы маменька стол накрыла по-домашнему, по-родственному, а я - нарядная вышла, смиренная - АГА! в свадебном платье среди ночи!
  Матушка - для вида - побранила отца, но согласилась легко, потому что - жених богатый!
  Я - догадливая, не зря в школу бегала, за пятерки к учителям подластивалась птичкой Райской.
  Многие народы без грамоты живут и - не ломают шапки перед Карабасами Барабасами!
  Не верила, что батюшка Принца на Белом Коне мне в женихи приведет... батон докторской колбасы тебе в трахею, отец-чёрт: - Любовь Сергеевна шутовски поклонилась отцу и снова - с печалью Олеси из Полесья - то ли бранила Льва Николаевича, то ли в гроб заколачивала словами. - Красивая я, зорька ясная, росу из города Владимир выписываю, росой умываюсь.
  С девушками подружками в бане гадаем, не бани сейчас, а - сауны, стыд и позор в саунах, грех, но к чистой девушке грех не липнет, отваливается ломтями.
   Обнаженная могу пройти сквозь строй солдат - не уроню честь, не запятнаю нравственность, потому что душа - чистая.
  На Покров поехала с подругами на старинное гадание - снег полоть в Якутии - весело, щекотно и страшно: вдруг, якуты в плен возьмут, кожу на подошвах ног надрежут, под кожу щетину засунут, чтобы не убежали и на коленях ползали, кланялись при каждом вздохе.
  Но якутам не до нас - на хозяйстве стоят, алмазы из одной руки в другую перебрасывают, зубы у якутов - бриллиантовые.
  Мы утром разделись - три подружки закадычные: блондинка, брюнетка и шатенка - политкорректное трио.
  Любите блондинок, мужики, к рыжим бегаете за тайной любовью, а шатенок в жены берете, потому что в шатенках, в нас, - истинная красота, которую еловой веткой не прикроешь.
  Нагие выскочили из чума или юрты - может быть - яранга или иглу, не знаю, что престижнее.
  Граблями и мотыгами снег разгребаем, злимся на холоде, в белых медведиц превращаемся.
  Жениха - Принца на Белом Коне замороженного, времен мамонтов - ищем.
  Разморозим, клонируем - каждой достанется по Принцу.
  Скоты разные из-под снега выглядывают: лемминги, куропатки со свиными рылами, лисы, а в блудливых очах лисиц - зной и покой.
  Мы куропаток ощипываем живьём и в котел бросаем - угощение на свадебный пир готовим.
  Не сомневаемся, что до вечера Принца откопаем, разморозим и клонируем, жилы из него вытянем, а пупок намажем красной краской, как в Индии, чтобы Принц ожил и без стуков сердца - зомби - с нами разговаривал.
  Первая на морозе Светлана сомлела, груди снегом растирает - хохочет в прелести, порывается в тундру убежать навстречу Северному Сиянию
  Верит, что на Северном Сиянии, на верхушке - Рай для институток.
  Мы мёдом подружку намазали, конфетами накормили и сковородой по голове успокоили до вечера - писаная красавица на льду раскинулась широко, розовеет великолепным цветком.
  "Не могу не усмехнуться, когда вас рассматриваю с разных сторон! - старый эвенк на олене прискакал, трубку сосет - неприлично сосет, глаза щурит, а толку от прищура - нет глаз, поэтому душой нас рассматривает.
  Я думала - что душой, но глазами видел, маленькие они, мышиные, сразу не отличишь от бородавок. - Сейчас я только понял, что не старый, когда во мне кость моржа взыграла, и Бахчисарайский фонтан расцвел.
  Руки у меня - лапы медведя, шея - карликовая карельская береза.
  Вы, девушки, голые в тундре Правду ищите под снегом, уверяете себя, что Принца откапываете, но Принц для вас - Истина, поэтому - Правда.
  Пустое затеяли - всех принцев давно украинки студентки раскопали, облобызали, оживили горячими грудями - Солнце в них живет, в огромных грудях.
  В железные ящики заколотили принцев и с собой увезли в далекую страну, где куропатки - коричневые, как мои зубы до операции.
  На студенток смотрел - как они милуются с ледяными Принцами, глаза протирал мхом - не верил, что девушки на морозе способны на акробатические трюки - гимнастки в третьем поколении.
  Не сглазил ли их полярный волк?
  Не надругался ли над украинками полярный медведь с печалью в добрых очах покорителя сугробов?
  Завидно мне стало, что я - не Принц мороженный, поперек горла мотыгой зависть встала.
  До чужого счастья мне дела нет, но ищу выгоду в картине безобразия, прикидываю - как разбогатеть на украинках и мороженных Принцах.
  Обратился к классикам нашей великой русской литературы, к Великому Тунгусскому Писателю - Лескову.
  Он красочно - со знанием философии древних ацтеков - описал процесс пыток.
  Нам, тунгусам, пытки по наследству литературному перешли - пленников на цепь сажаем, подошву на ступнях надрезаем, и иголки в мягких тканях ног прячем.
  Пленник - не убежит, потому что - на цепи, а иголки - иголки для баловства, чтобы человек каждый день ощущал себя частичкой Вселенной.
  Вы, девушки, в больших городах Вселенную не видите: обопретесь локтями о подоконник, и кричите хриплым голосом пьяной балерины:
  "Милай в очках-канализационных люках!
  Войди в меня, я - твоя курица расфуфыренная!
  Выбей из меня Правду подноготную!"
  О счастье для студенток думаю - девушкам ноги подрезаю (кому - жилы, кому кожу на пятках) и втыкаю иголки - золотой запас Родины у меня.
  Бомба в тундру упала, диковинная - не взорвалась, на морозе механизм отказал - так отказывает олень оленеводу.
  В бомбе - сто пудов иголок разного размера - подарок швеям-мотористкам, а достались оленеводам.
  Девушки замороженными Принцами увлечены, иголки не чувствуют - настоящие барышни с закаменевшими чувствами и сосками.
  Я девушек в нарты погрузил и с попутными собаками отправил в Якутск - на выставку достижений Красавиц.
  Вернулся к Принцам, кайлом грудные клетки и черепа взламываю - сейфы человеческие.
  Внутренности мумий извлекаю, рассматриваю с любопытством ошалевшей школьницы.
  Сердца у древних Принцев - чёрные, угольные, а печень - голубая; печень - полярной совы.
  Откуда в тундре залежи Принцев - загадка нашим тунгусским агрономам". - Мужчина величественно сошел с оленя, засунул трубку Наталье в рот, затем - робко, конфузливо подошёл ко мне, долго - как на базаре - трогал мои груди - не жалко, пусть трогает, не оскорбляет!
  Затем заупокойно завыл, выхватил из кармана расческу и дунул в неё - ОГОГО!
  Я и Наталья камнями упали в снег - столь сильна мощь звука из карманной расчески; труба в ней спрятана Иерихонская.
  "Голая балерина лучше мертвого Принца!" - якут открыл нам великую Северную Правду! Не найти опровержения его словам, пусть хоть сто академиков в Саратовской бане тешат себя вениками - не опровергнут мудрость.
  Собеседник преобразился, вырос в три раза, разлетелся в плечах - Улан Батор!
  Из глаз брызнули алмазы, мы ловили их губами, но камни таяли на языке - снег, а не алмазы.
  "Песней тундровой не подниму уже мертвых Принцев - сжег их на жертвенном костре!
  В огне Принцы ожили, руки протягивали, страшно кричали, обещали, что откроют мне Истину, но не верю горящим зомби.
  Истина у них - ад!
  Но от звуков моего великолепного музыкального инструмента Солнце проснется, убежит от страшного Ворона.
  Ворон Баламут Солнце ворует, с жадностью вампира пожирает его, щелкает клювом, а живот у Баламута - бездна!
  Ученые ищут Чёрные дыры во Вселенной, но Чёрная дыра у гигантского ворона в утробе.
  Загляни в эту дыру - ни одной балерины не увидишь!
  Проглотил Солнце ворон кислый!
  Отдай, немедлено верни тепло наших душ!" - по щекам якута щедро струились алмазные слезы.
  Наталья слизывала их, на меня оглядывалась с подозрением и опускала очи лазурные.
  Я думала, что подружка скрывала от меня свою любовь к оленеводу.
  Нет, не любовь, а - алмазы прятала за щеками - воровка бесстыжая!
  Слезы якута на этот раз - алмазы!
  Потом, когда вернулись в Москву, Наталья алмазы продала - два пуда, и купила на вырученные деньги десять островов в Эгейском море, заселила их молодыми молдаванами шахтерами и бегает нагая с утра до вечера по своим владениям, танцует, молдаванам заискивающе улыбается, потому что они - Хранители секрета изготовления коньяка "Белый аист"!
  В тундре я не догадывалась, что подружка - коварная змея подколодная.
  Я от страха тряслась, мороз минус сорок пять - не пробивал мою нравственность.
  Если тунгус не обманывает (а ему нет смысла обманывать, потому что мужчина никогда не обидит голых девушек), то гигантский Чёрный ворон Баламут проглотил наше термоядерное Солнце, поглотил его Чёрной дырой в желудке!
  "Вы - золотой самородок! - на колени перед оленем упала, уговариваю оленя, потому что на оленевода страшно взглянуть - небо головой подпирает. - Гремите, кхеркайте, испускайте всевозможные звуки, чтобы ворон Баламут испугался и Солнце отрыгнул.
  Я в сковороду буду бить ногой, нога от мороза - твёрдая, футбольная - звук до Бразилии долетит!"
  Я чести не теряю, не падаю в объятия оленя, нет любви в глазах оленя, не Принц он!
  Ногой в сковороду стучу, представляю себя барабанщицей на Празднике Искусства в Кремле.
  Барабанщицы в коротеньких белоснежных юбках, лица - крахмальные, сапожки - сафьяновые красные, мундиры на голое тело - страсть и загляденье!
  В тундре нет мундиров, поэтому я - доморощенная барабанщица - стучала ногой, как кувалдой в угольную руду.
  Звук - зловещий, чертей тешил.
  Оленевод в расческу дудит усердно, щеки надувает, каждая щека - шар воздушный!
  Олень - конь рогатый - ревет, спящую царевну Светлану копытом бьёт в правую грудь (после поездки грудь Светланы увеличилась на три размера).
  Наталья причитает - громко, по-бабьи, оплакивает своё детство голодное, на арестантскую жизнь похожее.
  И... чудо произошло, словно нам помогали веселые пахучие хлопкоробы из Солнечного американского штата Алабама!
  Солнце взошло, даже сейчас вспоминаю с содроганием внутренних органов, слезу вытираю - не алмазная слеза, но и не деревянная! - Любовь Сергеевна рушником с вышитыми красными петухами смахнула слёзы, улыбнулась гостю кротко, невинно - так клоун улыбается акробатке.
  Но затем - серая туча ненависти налетела на личико, на крыльях летучей мыши унесла доброту: - Вы - растлитель детей, осквернитель могил татаромонголов!
  В мои женихи вас папенька записал - остепенился бы он, старый дурак, думает, что о его похождениях к балеринам мы с маменькой не догадываемся...
  - Полноте, душа моя, Любонька! - Сергей Егорович вздрогнул, покраснел, прислонился к напольным часам с кукушкой, искал в деревянной птице поддержку. - Нет балерин - вздор, выдумка ревнивых женщин они!
  Я - семьянин, из дома кусок черного хлеба нищему не вынесу, потому что нищий в доверие войдет, откроет рот, а во рту - ночь Саратовская!
  Обворует, по Миру пустит нас и над нашими могилами поглумится, когда мы от голода и холода в канализации загнемся, превратимся в крыс.
  - Не о Сергее Егоровиче речь, не о нём спор до синевы, до выпученных яиц глаз! - Лев Николаевич с досадой дернул бороду, вскричал от боли - с тоской вопил, тонко, по-петушиному. - Больно, и боль в сердце!
  Не брезгует балеринами, по лавкам с ними бегает - кто же запретит творческому человеку реализовать себя?
  Деньги потратит, и - снова в нору, где холод и тленный запах оживших мертвецов.
  - Деньги - мои! - Анна Леопольдовна подошла к мужу, сжала его нос пальцами - выдавливала сок из сливы. - Оглядывается воровато, по шкафчикам и по сумочкам шарит, ищет деньги, а затем - убегает, озирается и даже не поцелует - енот паршивый!
  Ненавижу Сергея Егоровича в тот момент, проклинаю, - Анна Леопольдовна доверительно заглядывала в глаза Льву Николаевичу, открывала душу - так дворецкий открывает пожарный кран. Скосила глаза на перстень с бриллиантом в пять карат, задохнулась. - ИЫЫХМА!
  На меня надейтесь, Лев Николаевич!
  Мужа прощаю и вас прощу! - Анна Леопольдовна притянула голову гостя, трижды поцеловала в лоб - по скифскому обычаю отправляла в Царство мёртвых. - Сергей Егорович полагает, что - хитрец, в школьном театре братца лиса играл.
  Убегает к балеринам, ублажает себя, а затем возвращается, дудит, пиликает - головы забивает музыкой, но деньги в подземных переходах - слава Москве - зарабатывает, и нам с Любонькой перепадает на конфеты и заячьи тулупчики.
  Сергей Егорович - как только заснет - я его карболкой обрабатываю против балеринских мандавошек.
  Иногда кажется, что после карболки у Сереженьки рога отрастают козлиные, и нос превращается в свиное рыло.
  Смеюсь, трогаю рыльные дырки, худею по минутам, а затем в кошку превращаюсь - без поводка и без одежды на крышу вылезаю.
  Бегаю по крышам - вольготно у нас на крышах соседних домов, пентхаусы, открытые террасы с бассейнами и креслами-качалками.
  Бесплатно чужим добром пользуюсь - никто меня не осудит, птицу белую, вдову при живом муже тунеядце!
  Любоньку к беганью приглашала, но Любаша - строгих нравов, не раздевается догола - стыдится инопланетян; инопланетяне из других Миров через телескопы за нами наблюдают и Любоньку увидят без одежды - стыд и срам Галактического масштаба.
  А где стыд, там - фальшь и нет Правды!
  Без Правды, как и без Бородинского хлеба - не проживет девушка!
  Живём - сёмгу жуём - бедно, но не теряем достоинства, потому что ничего, кроме квартиры и чести, у нас нет!
  - Что же ты, маменька, расстилаешься перед гостем, словно он - медведь на воеводстве! - Любовь Сергеевна со слезами отчаяния оттаскивала мать от Льва Николаевича, кусала губы, затем плюнула - не густо - под стол, отсела с каменным лицом отринутой балерины. - Лебезите перед ним, стыда перед живым мужем не испытываете, похоронили папеньку мысленно в общей могиле с балеринами.
  Обо мне не думайте - не болею, здоровая, детей избраннику своему нарожаю - волчью стаю!
  Не будет у нас жирных уродов с избыточным весом - на голодную диету детей посажу, чтобы не жирели, не потели и не воняли, как африканские макаки.
  "Брось, дурные мысли!
  Прогони страхи!
  Впереди - длинная, дальше БАМа - дорога по путёвке в жизнь!" - уговариваю себя в ванной комнате, вспоминаю строки из произведений Пушкина, и на душе - легко становится, приподнимаюсь над полом, ощупываю себя - не в чёрта летающего я превратилась в прелести?
  Не появился ли у меня моторчик между лопаток?
  Писатели политкорректно феям - крылья, Карлсону - мотор - между лопаток вживляют; вруны, лукавые в телах писателей.
  По инженерным соображениям нужно, чтобы крылья росли не из лопаток, а - из ягодиц - удобно, аэродинамично.
  Нет эстетизма в моторчике в попе, но - мы не в пятнадцатом веке с сапогами Инквизиции и дыбой Правды.
  Котик в Испанских сапожках разгуливал, кривил личико от боли, перед сном скидывал сапоги из камеры пыток, рассматривал расплющенные лапки, но не рыдал, потому что знал - слезами горю не поможешь!
  Наш век - время рациональности, и замуж берут нахрапом, наскоком, чтобы время зря не шло, а ухаживания - плюют богачи на ухаживания, полагают, что голова форели дороже поцелуя! - Любовь Сергеевна с отвращением посмотрела на Льва Николаевича, словно он - щи с потрохами форели. - Купец - видно за сто километров, золотом и псиной несет от вас, как от сторожевой собаки.
  Я запахи различаю не хуже лесной волчицы с поднятой на загривке шерстью.
  Батюшка и маменька меня в восьмом классе отдали в музыкальное училище-интернат для одаренных детей инвалидов.
  Я - не инвалидка, и - по правде, если Правда не обманывает - не было в интернате инвалидов, прахом они пошли.
  Гимнастки гуттаперчевые - узлом завяжутся нагие, не поймешь: где попа, а где глаза, акробатки-скрипачки, банные феи - арфистки, - много девушек, и я - цветочек на асфальте.
  Зачем меня привели в интернат?
  На потеху чёрту?
  В жертву меня принесли древнему вампиру?
  "Любонька! Позволяйте себе в нашем интернате, что захотите!
  По полу ползайте змеей, рычите тигрицей, если есть желание! - комендантша - бывшая прима-балерина Большого Театра - в первый же день меня в каптёрку пригласила, на колени к себе усадила - тоненькая, воздушная балерина - вот-вот сломится, но терпит мой вес идеальный; губы кусает до крови, но радуется, потому что я - подарок! - В нашем интернате главное - не учеба, не прилежание и не поклоны, а - чудо!
  Ждите чуда без трусов, Любонька! - Балерина меня из ложечки чаем поит, как котёнка недорощенного!
  В глаза заглядывает просительно, ищет в моих очах Правду!
  Вдруг, задрожала, засмеялась со сладкой улыбкой, но я вижу перец в улыбке. - Нет, не люблю вас, Любонька!
  Поцелую, потому что положено, чтобы девушка девушку целовала - так записано в древних скрижалях царя Хаммурапи.
  Зачем он придумал глупости - лучше бы изобрёл новое пирожное или докторскую колбасу с крокодильим мясом.
  По-матерински вас поцелую, не обожгу страстью воспоминаний, по ниточке пройду между загробной жизнью и танцами на столе в кабаке среди бутылок!" - Впилась своими губами в мои, целует взасос с солидным жаром виртуозки пианистки.
  Где матери целуются, как вампиры?
  Скинула меня на пол, на колени встала, рыдает и хохочет в истерике, похожа на благодарного отогретого снегиря.
  Не знаю - танцевали бы мы или пели ночь напролёт, но сердце балерины не выдержало ответственности!
  Упала комендантша на пол, умирает, силится произнести важное, может быть - путь к Правде!
  Но только - "Гудермес!" - вылетело из остывающих уст поклонницы чая.
  Я прикрыла ложками - медных пятаков не нашла - глаза-блюдца балерины.
  Её смерть не удивила меня, не опечалила - мало мы друг друга знали, чтобы проклинали посмертно.
  Лишь досада - что я не обезумела, не умерла вместе с комендантшей - призраком собаки терзала меня между ног.
  Обучение в музыкальном интернате прошло в сером тумане: хари, веники в бане, больничные камеры с разнузданными медицинскими сестрами по вызову.
  Чудились ли мне чехословаки с лютнями и культуральные поляки с усами, или приезжали по обмену опытом - не знаю!
  Даже не помню - сдала ли выпускной экзамен - пустое он!
  Через двести пятьдесят миллионов лет не вспомню об экзамене, и поцелуй комендантши не отзовется болью в сердце; опадёт вулканическим пеплом между ног. - Любонька вздохнула, личико её осветилось синим душевным светом, присущим только невинным девицам арфисткам.
  Могучая сила подняла правую руку девушки, и Любовь Сергеевна с силой схватила Льва Николаевича за ухо, кричала в лицо богачу, криком выбивала из него дурную кровь. - Расчувствовалась перед вами, душу свою невинную открыла, а, вы - жрете, чмокаете с достоинством голодного бомжа.
  Старый вы для меня и наглый, рухнет постель мечты под нами!
  Уходите! Прочь из моего дома, в котором разместился бы завод по производству швейцарских часов!
  Никогда, слышите, распутник Черномор - никогда Любовь Сергеевна не станет вашей!
  Бегите, кедровых орешков не насыплю вам в горсть! - Любонька потеряла последние силы, упала в кресло, рыдала красиво, с оттяжкой гармонично развитой библиотекарши.
  - Орешки кедровые - дорогие, поэтому - люблю их!
  В детстве разгрызал орехи зубами, трещины и дырки в зубах от скорлупок кедровых орехов.
  В юности разбивал орешки золотым молоточком - туки-тук, и - ядрышко на ладони светится золотом, улыбается мне, призывает к шалостям с балеринами.
  Разбогател - кедровые орехи мешками закупал, купался в ядрах орехов, посыпал голову - так безутешные вдовы посыпают пеплом мужа огород.
  Надоело - когда много орехов, пресыщение, и в каждом орешке ад видится!
  Вспоминаю умерших папуасов в Московском зоопарке!
  Почему?!! Почему Судьба подсовывает грубое и жестокое, а не Правду и Истину в белых панталонах?
  Отчего - папуасам отравленные бананы? мне - ад в кедровых орехах? - Лев Николаевич склонился над плачущей ивой-Любонькой.
  Внимательно, с интересом отца - который десять лет просидел в тюрьме и не видел дочь - вглядывался в рот красавицы, а затем - неожиданно для девушки и её родителей - сорвал с Любоньки платье - так голодная белка срывает с капусты листья. - Складно рассказывали - о детстве - по теории кадрения языком шли!
  Положено, чтобы девушка-подсадка обольщала - о своём детстве жалобно рассказывала, глазки округляла вишнями; интимные истории сближают, вызывают доверие у лопоухих женихов.
  Не верил, до последней черты надеялся, что вы не подсадка, что - искренняя, чистая - потому что ругались, как извозчик.
  Но, когда о кедровых орешках заговорили, копошились белыми руками (с помощью агента в микрофоне) в моей ностальгии - фальшь увидел, чёрный призрачный ворон крылом меня - купца первой гильдии - ударил! - Лев Николаевич в горячке отбежал от девушки, потрясал кулаком перед лицом застывшего Сергея Егоровича, словно превращал волшебной палочкой в мумию: - Ты, Егорыч, куница вшивая - в тайный союз вошёл с женой, дочкой и агентством по отлову богатых женихов!.
  Союз шатенов, а не Шерлок-Холмовский союз рыжих!
  Меня заманил в капкан, а я - не медведь, я - стадо медведей!
  Ух! От всего сердца сожму твоё горло! - Набросился бы на ледяного Сергея Егоровича, но подпрыгнул, повернулся юлой и - снова к девушке-магниту:
  - Где спрятала микрофон, отчаянная балерина?
  АТ-ВЕ-ЧАЙ, когда с тобой богатый почтенный мужчина разговаривает!
  Денег у меня куча, поэтому - робей, падай на колени, винись - может быть тогда не вырву микрофон вместе с ушами! - Лев Николаевич суетился, схватил Любоньку (она ветвями ресниц: ХЛОП-ХЛОП! - лисица на выданье!) за головку!
  Смотрел в уши, дул в уши, выдувал из них придуманные микрофоны.
  Не нашёл, груди девушки жамкал - жадно, с безумием обгоревшего пожарника: - Между грудей девушки антенны прячут, тепло и вольно антеннам и видеокамерам между грудей подсадной невесты.
  Информация идет агенту, а он подсказывает любезности в микрофон, обучает девушку, даёт факты из биографии жениха, орешками кедровыми - интимность из детства моего - заманивает!
  ГМ! Между грудей нет антенны, пропала, в кожу вошла с притираниями - так призрак втирается в стену замка.
  - Вы, Лев Николаевич, хотя и богатый, но - позвольте!
  Напустились на Любоньку, мужа моего оскорбили подозрением, не человек вы, а... а... - Анна Леопольдовна выдохнула в деланном гневе, но видно - внутри - ледяная, спокойная - рыбка на кукане.
  - Замолчите, маменька!
  Лучше молодость вспомните, ногу выше головы поднимите, раскройте себя широко, по-военному! - Лев Николаевич мельком взглянул на тещу в перспективе, снова обратился к Любоньке, искал выход из тюрьмы подозрений.
  Раздвинул ноги девушки - искал микрофон или антенну между ног, видел - скромность и конфуз тела, Райские кущи - не брила девушка (по закону девственниц) промежность и лобок. - Заросло, в Полесье твоём, Любовь Сергеевна, чёрт спрячется с котомкой сухарей, а микрофон - затеряется Золушкой.
  Где, где потайные камеры?
  Под платьем девка голая - без нижнего белья; платье, туфли на высоких каблуках - потешно, кто же на высоких каблуках по дому ходит без трусов?
  Приличные девушки из Института благородных девиц нижнее белье поддевают, а дома - в тапочках пушистых с ватными комочками; иногда - глазки зверушек на тапочках!
  Подготовилась, на голое тело меня ловила и на высокие каблуки - не подумала, что туфли с каблуками в квартире - фальшь, рыба без костей.
  Я ловок в шутках и обмане, иначе не нажил бы палат каменных с уютными уголками для призраков.
  Два года назад с арабским миллионером в кабаке поспорил, не ум у него, а ветер в голове.
  В Сорбоне науки изучал, полагал себя умнее русского купца, который дырами на штанах хлеб зарабатывает.
  Абдулла - со снисходительностью старого нищего профессора - мне объяснял, что на Северном Полюсе пингвинов нет, на Южном Полюсе пингвины, в Антарктиде.
  А на Северном Полюсе - льды, медведи и холод, от которого любая балерина загнется за час, обледенеет, ногу-сосульку выше головы не поднимет.
  Я поспорил с Абдуллой на миллион долларов, сказал, что на Северном Полюсе: и пингвины, и балерины голые - что деньги - пух и камни!
  Осетров бы приписал, но Абдулле не нужны осетры, от осетров у него сыпь на ягодицах, как у прокаженного генерала.
  Выпили, покурили с умным прищуром глаз и - на личном моём самолёте полетели на Северный Полюс, где кроме коварства ничего нет.
  Прилетели - Абдулла присел от неожиданности, по ляжкам себя бьёт, рот раскрывает, хрипит - припадочный балерон.
  Юрты на снежном полюсе; балерины голые пингвинов - словно гусей в Рязани - пасут!
  Абдулла подходил к балеринам, в ноздри дул, в глаза заглядывал, зубы проверял - не кони ли в облике девушек.
  Балерины хохотали, губки сердечком складывали, потешно пели сю-сю-сю и зю-зю-зю!
  Пингвины в такт клювами краснознаменными щелкали - в величии похожи на сомнительных студентов с запрещенными книжками.
  Миллионер замерз, притих, залез в самолёт, отсчитал мне миллион долларов США, и - отправились обратно в ресторан доедать, потому что за стол заплачено!
  После пирушки утром - когда последний балерон умывался шампанским - Абдулла произнес с тоской затерянного в песках степного волка:
  "Переиграл ты меня, купец Лев Николаевич!
  Но я не в обиде, чувствую себя с куском говядины на голове!
  Отец мой верблюдов пас, дед мой верблюдов пас, а в очах верблюдов - недоверие и простодушие Королей.
  Подговорил ты балерин, и с владельцами пингвинов договорился, чтобы они мне шоу устроили - прекрасное шоу: потому что балерины для меня - верблюдицы белые.
  По заказу тебе балерин и пингвинов - пока мы на самолете добирались - доставили на Северный полюс - чудеса в мороз минус шестьдесят градусов по шкале Цельсия, когда замерзает Совесть!
  В следующий раз, когда на Северный Полюс завезешь обезьян - позови меня, цветком лотоса упаду к твоим ногам!"
  Абдулла замолчал, убаюканный треском расшалившегося кухонного комбайна.
  Я на споре чистой выгоды получил девятьсот семьдесят тысяч долларов США; тридцать тысяч долларов отдал балеринам подсадным и пингвинам с ближайшей скотобазы.
  Обман чую, фальшь для меня - мать неродная.
  Но удивительно: через месяц по делам - тонну чёрной икры закупал - прилетел на Северный Полюс, а деревенька бутафорская: юрты, пингвины, балерины голые - процветает.
  К балеринам пришли тунгусы, подружили собак с пингвинами - пир горой!
  Собаки млеют - пиво "Балтика девятка" лакают из медных тазов, а в глазах лаек отражаются голые балерины и пингвины в перьях.
  ИИИИЫЫЫХХ! Космодеревня!
  Нет в пингвинах фальши, и в голых балеринах на Северном Полюсе нет лжи, а в невесте-подсадке с микрофоном - обман рожи корчит свиные! - Лев Николаевич уткнулся бородой между ног Любоньки, подскочил, лицо - потное, с синими карнавальными трупными пятнами.
  В недоумении переводил взгляд с родителей на дочку, словно только что провалился сквозь крышу.
  Неожиданно, Любовь Сергеевна засмеялась - лавина смеха осторожно - сначала по камешку, затем - нарастала, с грохотом и безмятежным хохотом - сметала холод в квартире.
  - АХАХА!
  ОХОХОХОЮШКИ!
  Люди добрые - в корыто меня посадите нагую и по море-океану отправьте в страну Счастья!
  ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!
  Лев Николаевич меня голую увидел - ум последний потерял: о пингвинах и нагих балеринах лепечет, бородой у меня между ног щекочет - так дворник метлой ублажает вдову кочегара.
  Борода - пустяк, не пошлость, потому что у Карла Маркса - борода!
  Умер Карл Маркс, а борода в гробу сохранится сто миллионов лет!
  И у Фридриха Энгельса борода в гробу; повар инопланетный зеленый через двести миллионов лет гроб откроет, в бороду вцепится и взвоет на низких частотах, запричитает жалобно, по-бабьи, что борода бесславно пропадает.
  Но голыми балеринами оскорбил меня Лев Николаевич!
  Неучтиво, отвратительно и низко, когда мужчина - с нездоровым опухшим от пьянства лицом - бахвалится перед перспективной невестой, рассказывает о своих похождениях с голыми - сто пудов репы им на могилу - балеринами. - Любовь Сергеевна не делала попыток прикрыть сверкающую наготу; груди соразмерные, живот в меру плоский, нежный, доморощенный, без извилистых питоньих мускулов. Насмешливо смотрела на купца, с чувством превосходства, потому что обнаженная девушка - по определению теории комплексных полей - всегда выше по рангу, чем окружающие мужчины. - Наоборот подумали, потому что полушария вашего головного мозга поменялись местами.
  Выдумали, что - если я нагая под платьем и в туфлях на высоких каблуках, то для вас нарочно готовилась, старалась; почему же тогда пиз...у - ОХ! вырвалось бранное народное слово! - не побрила к празднику?
  Не знаете вы ничего о честных девушках: мы по дому нагие ходим в туфлях на высоких каблуках, потому что нижнее белье - от лукавого.
  Балерины - избалованные - трусики кружевные надевают, лифчики дорогущие, потому что - приманка для старых билетеров - ваших друзей.
  Я даже мусорное ведро выношу во двор - туфли на шпильках не снимаю, оттого, что уважаю себя, любуюсь: красота девичья, как горох - быстро в цене падает.
  Но никогда, слышите, лихоимец наглец, никогда я не подурнею! - Любонька снова взвилась спицей, накаляла себя гневом. Размахивала пальцем-тростиночкой перед лицом гостя, прогоняла призраков. - Притирания, пластические, операции, подтяжки - придет время, всё попробую, всего отведаю из неиссякаемой чаши женских хитростей.
  К вашему приходу не готовилась - много почестей для обреченного богача.
  Не купите, слышите, чёрт в бекеше, не купите мою наивность!
  Микрофоны какие-то придумали - искали повод, чтобы платье с меня снять.
  Думали, что порченая я под платьем, с изъянами, а прелести абсолютные увидели здоровые, с ума сошли, в решетку на окне тюрьмы превратились.
  Антенны, микрофоны - к чему дурная - будто сон после горохового супа - причина?
  - Не блажь, не желание - по придуманной причине - сорвать с вас платье, Любовь Сергеевна! - Лев Николаевич приложил руки к груди - то ли просил прощения, то ли нащупывал своё сердце - бьётся ли пламенно? - Ничего нового в вашей наготе я не увидел - да, прельщает, потому что вы - молодая и здоровая девушка, енот вы!
  Откровенного - нет у вас: ни огромных книжных грудей, ни талии - до сарказма тонкой, ни - уходящих за горизонт - длинных ног.
  За деньги не купишь длинные ноги и не нужны они в семейной жизни, как лыжные палки - роскошь при прыжках с парашютом.
  Для танцовщиц на столах - да, длинные ноги - производственная необходимость - иглы в руках белошвейки.
  Путается балерина в длинных осенних ногах, падает, хохочет сойкой, поднимается, снова падает на столе среди бутылок фиолетового крепкого - потеха.
  Вы - соразмерная - венец жены: жаркими взглядами хулители нравственности вас не опалят, ветры не взвоют у вас между ног; Солнце не закатится третьей грудью.
  Обыкновенная, и в обыкновенности ваша женская сила.
  Обыкновенную серую девушку также трудно найти, как и огненную, пьянящую в разнузданной наготе.
  Сорвал с вас платье, антенны и микрофоны искал, а нашел - успокоение: ничто мужское во мне не поднялось от вашей наготы, но притягивает биологическим магнитом.
  С утра до ночи пялил бы на вас голую глаза, любовался; спокойная тихая речка на среднерусской равнине вы.
  - Речка? Нагота моя не нравится? Мерзавец! - Любонька прошипела, с интересом рассматривала Льва Николаевича - так директор зоопарка разглядывает нового гиббона. Не накинула платье, обнаженная присела за стол, подмигнула отцу и матери, взглядом отправляла их в свадебное путешествие в ад. - Нет для девушки худшего оскорбления, чем, когда её наготу не замечают, не дрожат от медвежьей страсти и жирафьей похоти!
  Вроде бы комплименты мне жених дарит вместо бриллиантов, а выходят - оскорбления.
  Если случилось, что платье сорвал, допущу - что не по скудоумию, а - по причине душевной, из детства причина, когда резвые мальчики по жердочке бегают и падают промежностью на палку: вой, слёзы, душевная и физическая импотенция.
  Настоящие мужчины упрашивают девушку раздеться, сказки рассказывают, подластиваются, обманывают - волки в лисьих шубах.
  В заведениях голые девушки дорого стоят - двести батонов пшеничного хлеба отдай за час любования красавицей!
  Но, если беден студент, наготу свою прикрывает скрипкой, то - языком зарабатывает девичьи откровения.
  Николай и Степан - женихи мои настоящие - разными тропинками идут, но к одной цели: раздеть меня, потрогать, обласкать поцелуями.
  - Егор, что с нашей дочкой? Комар Любоньку за сосок укусил?
  Или - огурцов скисших перекушала? - Анна Леопольдовна замерла от страха, стиснула ладонями виски, выдавливала из себя боль душевную. - Не по сценарию сватовство идет, словно чёрт грамоту нам исправил.
  Раньше - жених почтенный кланяется, подарками родителей невесты задабривает - на голодающих Поволжья хватит драгоценностей.
  С невестой - учтив, а с будущей тещей - любезен, игрив, поторапливается на свадьбу, боится упустить шанс - голубя Мира!
  Невеста пунцовая от волнения сидит за прялкой, конфузится, глаза на жениха не поднимает, словно мёдом глаза утяжелили.
  Щедрость и целомудренность переплетаются душами, а не ногами!
  Маменька моя рассказывала, как её сватал отец мой будущий - понимаю его - ужалила пчела в нос, нос распух, и отец волновался, руками и ногами дрыгал, карпа припадочного из себя изображал в горнице.
  Жених по полу катается, а невеста - незаметно ему лыко на лаптях связала - чтобы не убежал, упал на пороге, лоб расшиб, и беспамятного его бы в церковь отвезли.
  Матушка моя в уши батюшке травы сонные сушенные запихивает, а в ноздри - дурман траву коноплю.
  По ягодицам, туго обтянутым трофейными полосатыми портками, хлещет ивовой лозой - чёрта из жениха изгоняет прутьями.
  До плотского греха во время сватовства не доходят ноги.
  В деревне специальный колодец для невест вырыт: Колодец Невинности.
  Если девушка до свадьбы честь потеряет - косо взглянет на жениха, или слово вольное выпустит сгоряча, то к колодцу бежит, прыгает с камнем на шее - убивает себя, потому что из нечестной невесты нечестная жена лукавого получится.
  Дети природы с холодком между ног.
  Люба, оденься немедленно, ты же - непорочная жемчужина непросветленная.
  Кобылица необъезженная!
  Двадцать пять лет для девки - не повод перед всяким богачом поклоны бить!
  Да, благообразный Лев Николаевич с золотыми часами за миллион рублей!
  Молодо выглядит, и в наше время - на таблетках - в пятьдесят лет молодость только наступает, кичится, панталоны белые примеряет молодость стариков.
  Ты бесстыдно телеса раскинула - сдобные, на противень с тестом просятся.
  Я бы на твоём месте не загоралась гневом, но и не размякла бы в спокойствии загорающей студентки.
  Робость - не в моде, но и нарочитое оголение - грех!
  Черти тебя на салазках в ад утащат.
  Не веришь в чертей - На Красную Площадь вечером с чёрным веером сходи, станцуй, ногу выше головы подними!
  Закроешь глаза - в часовню тебя потащат: черти или гости столицы - не знаю, но лапы волосатые, а копыта или каблуки по камням стучат - пусть эстеты из МГУ размышляют.
  В прошлую чистую пятницу я возвращалась из общей Кремлевской бани - чистота помыслов в общих банях, нет пошлости и порока, заколдованы мужчины и женщины в общих банях.
  Разомлела возле лобного места, но платье с себя не срываю, потому что - целомудренная, сойкой невинной себя называю.
  Пусть сто раз сойка с соловьем прелюбодействовала, но честь не потеряла, потому что честь птицы - в её перьях, клюве и чешуйчатых лапах драконьих.
  А честь девицы - в излишней скромности, почтении, подобострастии и молчании.
  Пока с сойки перья не содрали - честная птица.
  На холоде задумалась я, мечтаю взлететь над домами, над гарнизонами с распущенными брюхатыми генералами.
  Не женщины генералы, но с животами на девятом месяце!
  Сон мне приснился наяву - подходят черти, смеются, в груди мои пальцами-сосисками тычут, наливаются соком гнева.
  Я не понимаю чертей, потому что адский язык для меня - берестяная грамота.
  "Глаза подведите сурьмой!
  Лютню возьмите и танцуйте с лютней - ублажайте плоть и душу! - я засмеялась, потому что после бани легкость в грудях, и тяжесть в пояснице, словно в цирке клоуном подрабатывала в паре с народным артистом Ракомдашем. - Мужчины в Амстердаме в голубые блузки наряжаются, друг другу глазки строят, и в любезностях находят силы для Олимпийских бессмертных рекордов.
  Хулим европейских спортсменов, называем их неспелыми персиками с белыми ягодицами, а европейцы нас в спорте обходят, глумятся над нашими гимнастками, а футбол - об его мать... извините, что с языка признание под пыткой слетело... футбол - лучше бы его украли из России.
  Не может спортсмен тупо моргать, переминаться с ноги на ногу по-куриному и называться - футболистом.
  Езжайте за город черти, соорудите деревянный барак для балерин, накидайте тюфяков с соломой на пол и - пируйте, воруйте души, а мою душу - грудями, как щитом она прикрыта - не троньте!"
  Высказала, дрожу от страха, ножик дамский - с титановой ручкой - сжимаю до боли в сердце.
  Ушли, затихло над Кремлем, в Москве реке за спуском - русалки плещутся, хохочут - в кунсткамеру бы их.
  Вдруг, мягкое облако налетело на меня - так вампиры подкрадываются к сочным девушкам.
  Из облака голос послышался вкрадчивый, с академическими нотками.
  "Не хотели бы вы спасти свою невинность, девочка?
  Постойте, не гоните меня газовым баллончиком, электрошокером, вязальной спицей - натерпелся, хватит!
  Кололи меня напильниками в ягодицы, протыкали мошонку спицами имени Луки Мудищева, травили японскими газами, хуже которых только - гейши под толстым слоем штукатурки.
  Я - ваше прошлое, девочка, посланник из страны Ностальгия!" - прошептал мне в ухо, затем - шлепок, сдержанный матросский мат и - снова умиление в голосе.
  Я открыла глаза, на лукавого гляжу - чёрт передо мной лежит, барахтается - инвалид одноногий.
  Поднялся, опирается на костыль, а глаза - пустые, даже адского пламени не видно в пещерах глаз.
  Поняла я - от чёрта мне подарка драгоценного не перепадёт, лишь - отчаяние, боль и горе ниже пояса.
  Чёрт наклонился - поцеловал бы меня в губы, но зашатался - положение неустойчивого равновесия, пересилил себя, не захотел после поцелуя снова упасть на вечные камни.
  "Я не из царского теста вылеплен, не колобок!
  Маньяк я на пенсии!
  Когда вы девочкой в песочке ковыряли совочком - прообразом лопаты, я работал - детишек пугал, совращал девочек, потому что Добро Побеждает зло.
  Но, если нет зла, то нет и Добра!
  Я - зло без теплого белья под чёрным плащом Зорро!
  Мы, маньяки, закупали плащи в магазинах "Рыболов-спортсмен", словно падали в ад и из ада возвращались со шкурами грешников.
  Резиновый чёрный плащ остался крылом летучей мыши в стране Ностальгия.
  Холодно голому под плащом, особенно - осенью и в мороз, но - терпели, потому что ни рыбы, ни куропаток нам не выдавали за работу, а без еды - только скулеж и глаза, полные слёз.
  Карамелек куплю, с махоркой перемешаю - обязательно конфетки с хлебными и табачными крошками - потому что - классика маньяков.
  К детишкам подойду и подманиваю конфетками - рыбку на червячка ловлю.
  Родители плесневелыми сухариками детей кормят, жадничают, но строго-настрого - как в тюрьме - запрещают принимать от незнакомцев конфетки.
  Дети - лучше Луну проглотят, чем совет родителей!
  Ручки - тонкие, облезлые, у мертвецов украденные - тянутся к конфетке.
  И - цап! - ничего личного, детишки с глазами-пуговицами!
  Хватаю ребятенка, оглушаю кувалдой, прячу под плащ и - ищи-свищи ребенка в горах Кавказа.
  Естественный отбор - спартанцы убивали хилых и слабых умом детей, превращали человеков в кости и мясо.
  Мы - не спартанцы, поэтому Государство маньяков воспитывало, маньяки - санитары города!
  Детей из неблагополучных семей (из благополучных к дешевой конфетке не побегут) в рабство отправляли на Кавказ!
  По превратностям Судьбы хлеб на камнях не растёт!
  В каждой чеченской семье - по рабу, а в Москве - песни и пляски румяных мажоров - равновесие!
  Ворую детей и плачу, продаю в рабство и страдаю, сердце надрываю, а в нём - тоска, воровство и водка!" - мужчина ударил себя сухим кулачком в грудь, голос его сорвался на журавлиный крик.
  И столько безысходности и боли в тоске маньяка, что я не удержалась: целомудренно, без измены мужу - поцеловала маньяка с распахнутые - сливочным маслом "Анкор" пахнут - приветливые губы.
  Маньяк усмехнулся соколом - в очах мелькнуло понимание; махнул рукой и возвысил голос, словно поднялся на башенный кран. - Схватил бы вас за руки, посадил к себе на колени, но нет у меня коленей - сгорели во время стрелецкого бунта.
  Накажите меня, девочка - вас девочкой представляю из своей молодости, и вы почувствуйте себя без волос на лобке, маленькой, с детскими страхами, когда из каждого угла лохматый чёрт рылом сопит.
  Да! найдите во мне искру Правды, верю, что по Правде поступал, когда детей в рабство отдавал!
  Дайте мне двадцать палок по голове, назовите негодником, опустите ниже ватерлинии крейсера "Аврора"!
  Кривой стул вам из сосны выстругаю, и в стуле - когда ягодицы на него опустите - почувствуете спокойствие".
  Мне палку протянул сучковатую, дубовую, дохлая белка к концу палки привязана флагом.
  Я глаза закатила в печали, задумалась, искала в себе образ маленькой девочки с проволочными косичками.
  Не нашла, губы закусила, вскрикнула в больной досаде и со всей силы от разочарования ударила палкой по голове бывшего маньяка.
  Он с благодарностью посмотрел на меня, вскрикнул,
  "Армагедон!
  Давай, давай, Маша!"
  И упал - после пятнадцатой палки охладел телом и к жизни - островок запятнанной недобродетели. - Анна Леопольдовна замолчала, теребила тонкими пальцами - флейты изготавливать из её пальчиков - край скатерти.
  Глаза матери Любоньки смотрели на Запад, выискивали в прошлом истории с покойниками.
  - Поцеловала старого калеку маньяка, а меня не целует, брезгует, говорит, что у меня изо рта воняет! - Сергей Егорович искательно заглядывал в глаза Льва Николаевича - не нашёл сочувствия, посмотрел на дочку.
  Но Любовь Сергеевна лишь презрительно усмехнулась, хрумкала диетической корочкой хлеба, и столько спокойствия в девушке, что Сергей Егорович прослезился. - Матушка, тебя, Любонька осрамила - сказала, что ты кислых огурцов обкушалась - отвратительно, когда ватной красавице - в девушках ароматный поролон - гадости гастрономические говорят.
  Живое воображение рисует сморщенный - пенис полярного зайца лучше выглядит - соленый огурец; он падает в соляную кислоту желудка, вызывает цепную ядерную реакцию - ужас, хуже танцующего мальчика.
  День у нас сегодня особый - развращаем тебя, дочка, сватаем, да сватовство с горы катится колобком.
  Лев Николаевич платье сорвал - искал микрофоны на тебе и антенну - Мир и Правду на твоём теле бархатном искал.
  Не гневайся, посмотри на действия Льва Николаевича с другой - выгодной для нас - стороны.
  Душевная травма сделала Льва Николаевича безумным; он полагает, что если девица умно говорит, то ей подсказывают в ухо агенты, всё равно, что чёрт гадости нашептывает.
  Агент через микрофон девицу направляет - отсюда и умности у бывшей двоечницы.
  Ты - без микрофонов умна, поэтому - озадачила Льва Николаевича, словно он на кол сел без трусов!
  Естественна, умна, а то, что наготу твою тихой речной семейной красотой назвал - высшая тебе награда.
  Девиц с надутыми грудями, спортивными телами, подтяжками - вагоны, а мягких, нежных жён - по пальцам в Европарламенте считают!
  Я маменьку твою - Анна Леопольдовна! - Сергей Егорович подбежал к задумчивой жене, поцеловал ручку, с умилением заглянул в глаза - так пёс ищет прощения у хозяина (Анна Леопольдовна смотрела сквозь стеклянного мужа, не видела его). - Анну Леопольдовну не за ум взял не за внешние качества, хотя - когда на нудистком пляже на скрипке играла, милостыню собирала - фотографировали её, отсылали фотографии в журналы.
  Свататься пришёл, а Анна Леопольдовна на кровати лежит пластом - пьяная в стельку.
  Слушала музыку душевную, пение итальянских кастратов - и разволновалась до трепета в грудях.
  Груди - ОГОГО! если затрепещут, гора Эверест подвинется с вулканами.
  Рыдала, и - чтобы душевную боль прикрыть, утихомирить взволнованное сердце - корвалола накапала на сахарок - ням-ням.
  Прорвало бутылочку, в рот корвалол вылился - почти литр чистого спирта с незначительными примесями - но никто не смотрит на примеси, потому что у девушек душа - открытая дверь.
  Равнодушно я осмотрел пьяную невесту: кожу проверил - не паршивая ли овца мне в награду, зубы пощупал - только один, коренной сверху слева - с кариесом.
  Во время осмотра Анна Леопольдовна вскочила в бреду, топала ногами в изящных балетных туфельках на каблуках.
  "Чёрт! Холодно тебе возле меня, - кричит в бешенстве, дисгармонично улыбается, за лукавого меня приняла, а затем захохотала - до пломбы в зубе - страшно, зазывно. В ад позвала бы - пошёл за ней, измазался бы илом, чтобы черти меня за рыбу сом приняли. - Думаешь, чёрт, что хитростью меня в ад затащишь, надругаешься над моей белой плотью нецелованный - снежная долина моё тело.
  Но и на лукавого найдется связка лука и хитрющая девка!" - Ногу выше головы подняла, сверлит меня взглядом.
  Я тряпочку - трусики женские - Анне Леопольдовне в рот затолкал - кляп.
  Вытер пот со лба, смазал подсолнечным маслом петли дверей и тихонько вышел, словно и не жил.
  Сватовство состоялось!
  Сегодня - подвиг, Лев Николаевич обесчестил словами и делом мою дочку - Любовь Сергеевна, но за бесчестье никто, кроме меня не страдает.
  В шутку сватовство перевели, на технику отвлеклись - на микрофоны, а в микрофонах, как и в зеркалах - чёрт живет.
  В зеркале чёрт рожи корчит, а через микрофон обольщает, гадости в уши засылает.
  Нет микрофонов на Любоньке, она - Правда, а вы, ИИИИЫЫЫЫЫХ! Лев Николаевич, Правду ото лжи не отличите.
  - Ты, братец Сергей Егорович, не серчай! - Лев Николаевич мял мох бороды, с тоской художника передвижника рассматривал нагую Любоньку. - Искал микрофоны - слишком ладно Любовь Сергеевна изъяснятся; в юрисконсульты её возьму - клиентам головы заморочит, обманет партнеров и - с наворованными деньгами - на Кубу убежим к рогоносцам. - Лев Николаевич замер, глаза вылезли, словно услышал или увидел чёрный гроб с призраком своего тела. - АХ! Платье сорвал... мда! Сумерки в глаза упали, закрыли свет белый луковой шелухой!.
  За бесчестье деньгами отплачу - деньги всё закроют - так талая вода весной смывает грязь с лиц продавщиц тапочек для акробаток. - Лев Николаевич нахмурился - соловей перед кошкой; извлёк из портфеля пачку пятитысячных - половина миллиона (пособие за месяц семидесяти Вятским старушкам).
  Анна Леопольдовна увидела деньги, схватилась за сердце, молча шевелила губами, просила Судьбу, чтобы - ни водопроводчик, ни муж, ни дочка не отвергли деньги.
  Лев Николаевич закаменел с улыбкой зомби - балетную группу можно на эти деньги содержать месяц!
  Лишь Любонька - с развязным видом молодой кухарки - скользнула взглядом по деньгам, презрительно усмехнулась, забросила в рот вишенку и не видно, чтобы девушка чрезвычайными усилиями сдерживала жадность.
  Бесконечно долго Лев Николаевич мял деньги, затем убрал в карман - передумал откупаться (Анна Леопольдовна залпом выпила стакан водки, жалко посмотрела на позеленевшего мужа: "Неужели наша нагая дочка не стоит пятьсот тысяч рублей?").
  - Не жадничаю, не обдумываю план покупки дешёвой муки на эти деньги с целью перепродать в Африку, - Лев Николаевич вышел из забытья, встрепенулся медведем на воеводстве. - Кажется мне, что вы театр в театре придумали хитрый - "Троянский конь"!
   Всех всегда подозреваю, потому что вокруг меня враги - на добро моё зарятся; если бегу, то догоняют, в глаза заглядывают, обещают на сук посадить!
   Вы, возможно, задумали плохое - обмануть жениха!
  Егорыч подговорил вас, Анна Леопольдовна и вас, Любовь Сергеевна, воображение у меня деловое, а хватка - крокодилья - как представлю картину - правдивую или фальшивую - всё во мне переворачивается, колодец откровения открывается.
  "Лев Николаевич - ушлый, его на корове не обманешь!
  Стреляный воробей с мякиной в кармане!
  Если мы тебе, Любонька, микрофон между раскосых грудей повесим, а в ушную раковину вставим другие микрофоны - найдет, извлечет, ногами растопчет, а нас засмеет, продаст с потрохами.
  Свадьба накроется медным детским тазиком, богатый жених ускользнет ужом". - Может быть, Егорыч так отговаривал, хитрил, пока я на гладких балерин внимание перевел, скрипел зубами, представлял себя миротворцем.
  Вы, Анна Леопольдовна, похвалили мужа за смекалку, обещали не караулить, когда он ночью к холодильнику подбежит, жадно проглотит холодные куски прошлогоднего холодца из медузы. - Лев Николаевич посмотрел на Анну Леопольдовну, ожидал от неё оправданий, но женщина, скованная параличом - деньги ушли - молчала, закрыла бы глаза медными пятаками, но ни пятаков, ни силы не нашла. - Любовь Сергеевна, возможно, одобрила план, поэтому нижнее белье не надела, готовила себя к представлению.
  "Папенька, когда жених с меня платье сорвет, обшарит - в поисках микрофонов - моё тело доморощенное, я губки надую бантиком.
  Якобы - обиделась, а он прощения попросит деньгами; мир переменится - на колени купец встанет, пообещает, что никогда больше меня не обидит нагую, к туркам не выкинет.
  Сыграем в обиженную добродетель, в поруганную честь, в сватовство сального майора!". - Лев Николаевич нанизал на вилку шампиньон, внимательно осмотрел - не ядовитый ли, не торчит ли в нём стрела Амура, и со вздохом отложил гриб. - Может быть, не завлекали меня, не играли в театр, не заманивали хитростями, а всё шло - жизненно, без шишек и острых иголок.
  Любовь Сергеевна не готовилась к моему приходу, зевала в своей комнате - палкой изгонять из Москвы родителей, которые детей селят в клетушку.
  Я выдумал в болезненной мнительности!
  В детстве часто мечтал о далеких походах, о новых землях с золотом и простодушными туземцами - с него скальп сдираешь, а он - хохочет, подластивается, бусы алмазные протягивает.
  - Позвольте, перебью на время вашу речь, уважаемый Лев Николаевич! - Любовь Сергеевна щедро подложила себе вареной картошки - рассыпчатой, среднерусской с голубыми удивлёнными овощными глазами. - Вы о себе рассказываете - любят старички, когда их слушают внимательно, с подобострастием раненых Амуров.
  Возле домов крутятся приезжие балагуры: отыщут старичка в прелести, беседуют с ним, охают и ахают, а затем - квартиру на себя переписывают, словно нашли десять миллионов в корзине.
  Старики родственников своих проклинают, приезжему дарят имущество, называют их родственными душами.
  Но не люди балагуры, а - черти!
  Сеанс у психоаналитика стоит от девяти тысяч рублей в час и выше, поэтому вы экономите, многоуважаемый купец. - Любонька говорила ровно, бесцветно, слова превратились в вату. - Душу изливаете водопадом, яства наши скромные кушаете, и - кто знает? чёрт? - может быть, вы задумали игру хитрую.
  После балерин и кабака - мне не нужен муж, который семейные деньги на красоток выкидывает, пустота между ног балерин, ветер тоскливо воет - на представление пришли.
  Задумали сыграть в пьесе "Сватовство купца"!
  Деньгами перед родителями потрясали; сюжет известный - так горцы перед девушками деньги пересчитывают, а деньги - либо фальшивые, либо - вечные - только для показа, но не для трат!
  Нет смысла в деньгах, если их не тратят на девушек!
  Кловун вы: покушали бы, обнадежили моих родителей, но не меня, рассказали бы о своём детстве - ушло оно с котами и мешками с соломой.
  Затем - деланно обиделись бы и ушли довольный, надутый, как лягушка в цыганском таборе.
  Цыгане лягушек в пони превращают, в карликовых лошадей.
  Надуют лягушку через соломинку в анальную дыру, лягушка до размеров маленькой лошади раздувается и таращит недоуменно очи жирные.
  Купцы детишкам лягушку отведут, катают детей на лягушке, а затем - родителям - продают под видом коня.
  Городские молодые матери не отличат мерзавца от проходимца, а лягушку от коня - и подавно!
  Если вы, Лев Николаевич, нас подозреваете в хитроумном спектакле, то и я вас - подозреваю, что вы придумали сватовство, чтобы плоть и душу потешить перед сном.
  Нет чести у вас, богатых купцов!
  Обманете, сэкономите, думаете, что на ваши деньги Звезды смотрят!
  Черти вам пятки чешут, а в мозгах граблями могилу разравнивают под цветы. - Любовь Сергеевна не удержалась, с нетерпением ударила серебряной ложечкой по тарелке - разбила, закрыла от страха ладошкой ротик - маменька побранит за тарелку (но Анна Леопольдовна еще не вышла из Мира разочарования, душевной боли и потери половины миллиона рублей).
  Когда вы пришли, я негодовала, удивлялась, во мне перекатывались волны чувств - от ненависти до жалости.
  Пятидесятилетний старик возомнил себя женихом, сватается, полагает, что Московская барышня превратится в туземку из дырявой хижины.
  Туземку возьмите в жены - с радостью побежит, оближет вас, покорно в глаза посмотрит, назовёт великолепным волшебником и родственной душой.
  По улице пройти тошно - "великолепные волшебники" и "родственные души" под ногами путаются, зудят комарами в июньскую ночь.
  В Сокольниках на скамейку присяду с книжечкой, хочу в Мир откровений рыцарей уйти, но слышу - отвлекает от книги - со всех сторон невесты обольщают женихов: "Милый! Ты - великолепный волшебник! Родственная душа!"
  Не отдыхают девушки, а работают, словно куры в гимнастическом зале.
  Не захотели вы дикарку, на образованную барышню набросились со страстью умирающего волка.
  Серпом бы вас порезала, подожгла бы вашу одежду, но - когда спокойно, бездушно заговорили вы о театре, о том, что, якобы мы готовились к приходу Великого гостя - потеряла интерес.
  Вы для меня даже не Чёрное пятно сейчас, а - прозрачный воздух; сквозь вас смотрю, и не колышете меня.
  Полагаю, что для богатого купца невнимание - смерть, потому что вы привыкли к почестям, к хуле, к обожанию и проклятиям, а здесь барышня - вы изволили меня записать в "засидевшуюся в девках" - вас не видит.
  Вежливо с вами теперь заговорю, без подъёма в душе - так беседуют профессор и студентка.
  Не закричу вам с надрывом в душе и в прекрасном голосе оперной дивы: "Ах! Подлец! Уморил!"
  Вы для меня - один из пассажиров в автобусе: толкучка, салон переполнен, а никого не вижу и не вспомню о пассажирах, когда выйду из автобуса в Рай!
  Платье не одену, нагая останусь; матушка и батюшка меня всякую видели без трусов, а для вас - большая честь, если я застыжусь, покраснею, всё равно, что признАю в вас человека, мужчину.
  Не человек вы, а - чёрт, и чёрт не мужчина, а...
  Не скажу, мне кусочек хлеба со шпротинкой интересней, чем вы с апломбом.
  На третьем курсе Института Благородных Девиц я блистала, и жених очередной - гусар - ко мне ластился, будто кот перед продавцом сметаны.
  Не подумайте, Лев Николаевич, что я - подобно многим девушкам - женихами хвастаю; мол я - востребованная, разборчивая.
  Вы меня в психоаналитики записали, и я перед вами раскрываюсь, потому что вы - дедушка, безобидный одуванчик без острых колючек.
  Антон ухаживал красиво, но за красотой прятал тюремную хитрость.
  Когда тюрьма горит - воняет жжёнными пробками!
  Не скажу, что противен мне Антон - всего в нём в меру; но и не шипела я змеей от восторга.
  Может быть, обвенчались бы мы - но я пропасть увидела в человеке, Чёрную дыру!
  В парке гуляли - листья падали на головы, создавали короны из талого снега и грязи.
  Антон что-то нудное рассказывал, и в его рассказе проскальзывали "я", "мне", "у меня".
  Раньше я терпела, а в мокрый день шашлыка захотела, тепла душевного и кофейного.
  Антон нарочно меня тайными тропками водил, чтобы мы не зашли в заведение, денег жалел, на значки копил и книги: коллекционер в обтягивающих панталонах.
  "Я такой; всегда за справедливость!", или - "Я, если мне не нужно, за сто миллионов не соглашусь!"
  Его яканье мне надоело, каменными ножами резало ухо.
  Может быть, хотел Антон похвастаться, возвыситься - цену себе набивал, но - неумело, поэтому - отталкивал бахвальством.
  Два одинаковых полюса магнита отталкиваются.
  Лужа на пути нашем встала - Аральское море в лужу перетекло.
  Антон лужу перепрыгнул - далеко прыгает, словно его сатана на невидимых крыльях проносит над водой.
  Пошел дальше, руки в карман засунул, ворчит, будто сурок, рассказывает о своих подвигах в казармах.
  Я в недоумении плотиной застыла перед водной преградой.
  Жених - ни руки мне не подал, не бросил под ноги мне свой сюртук, не перенес на руках через лужу, а - упивается собой - генерал без знаков отличия на груди.
  Я смотрю вслед Антону - он не замечает, что я на другой стороне лужи осталась, в другой жизни.
  Вдруг, словно пламя чёрное окутало жениха, затрещало адски.
  Истончился Антон, огонь его в стекло превратил.
  Сквозь гусара деревья вижу, пАры ("Ты такой великолепный волшебник!"), и перестал для меня существовать жених, словно его забили в гроб осиновый!
  Вы, Лев Николаевич - повторение моей истории!
  - Еще складнее сказали, Любовь Сергеевна!
  Бросился - заново себя ощупываю, бороду мну, ищу в ней Правду!
  Либо вы - играете очень искусно, в театре Грёз вам место, Любовь Сергеевна; либо - от души ваши речи, тогда - лучшей жены мне не найти даже в Сибири!
  Из Сибири красавицы наших выходят, в снегу рождаются - характером - лютые, внешностью - спокойные, умом - сто африканок не перещеголяют сибирячку.
  Безумство! Воды мне с сахаром в чашке, из которой лоси не пили! - Лев Николаевич ударил ладонями по бочке живота, внезапно расхохотался, утирал слёзы салфетками с нарисованными пряничными домиками, словно в сказку попал. - Слишком много ума для одного сватовства!
  Подозреваете, Любовь Сергеевна, что я вас в психоаналитики записал - может быть, но по душевности своей, по доброте, потому что слушать меня - большой подарок!
  От ста пятидесяти долларов психоаналитик за час? пожалуйте, не дороже, чем за балерину за ночь; точь-в-точь десять тысяч рублей по последнему курсу; рубль упал ниже совести бомжихи! - Лев Николаевич отсчитал десять тысяч, без царственности, без иронии протянул девушке. (Любонька деньги накрыла чашкой, пшикнула на отца, чтобы не тянул руки к чужим деньгам).
  - Приму, деньги мне нужны на крем с золотыми крупинками и на подписку на журнал "Домоводство"!
  Всё равно, что на улице деньги подобрала и тайком под юбку спрятала в пещеру неожиданностей.
  Целый час можете изливать душу, Лев Николаевич, заплачено! - Любовь Сергеевна усмехнулась без радости; положила изумительную мраморную головку на ладонь согнутой руки, забыла, что - обнаженная.
  Грудь опустилась в тарелку с остатками картошки (девушка не заметила конфуза, или не стыдилась купца, которого не ощущала - так господа перед слугами разгуливают в непотребном виде).
  - Детство моё босоногое, голозадое, с глазами на Север... да мечтал!
  Воспарял, представлял себя птицей филином - ушастым, потому что - редкая птица, исчезающая, а я редкое люблю, оно - много денег стоит.
  Бегу по лесу, ухаю филином, руками-крыльями размахиваю - скорость развиваю лосиную.
  Клещи на меня горохом сыплются, но на большой скорости отлетают - тем же горохом от стены: не успевают сомкнуть челюсти на моей коже, не слоны, но с хоботом клещи.
  Одиннадцать лет мне в тот год исполнилось: щёки - яблоки, живот - политический, выпуклый; линза, а не живот.
  На голове - шутовской колпак, а на голое тело - халат наброшен с синими звездами; волшебник я.
  Только в воображении - волшебник, потому что матушка и батюшка экономили на мне; на все лето к староверам в деревню отправляли, а из одежды - красные туфли с загнутыми концами, халат - мешок с, нарисованными батюшкой звездами.
  Халат - три сшитых вместе мешка, но я верил в халат, потому что маменька - топала ножкой в нетерпении, когда я сомневался, что халат - черноморский, волшебный.
  "Заколотила бы тебя в ящик, сынок и задвинула бы ящик в пещеру за твоё неверие в слова отца и матери.
  Мы Правду ищем, и тебя Правдолюбом воспитываем - гуси тебе в штаны. - Маменька забывалась, поднимала ногу выше головы, глаза её черпали силу из Космоса. - Поверь, что халат и колпак - чародейские!
  Туфли - туфли скороходы, а не лапти работника Балды!
  Наши мечты сбываются, поэтому не мечтай о чёрте в постели!"
  Я - по совету родителей - мечтал, представлял, что ко мне в постель пригнет горилла африканская десятикилограммовая.
  Другие мальчики о собачках мечтали, девочки - о лемурах, а я - о горилле, потому что - оригинальный паренек, хочу больше других, оттого, что моторчик у меня в сердце, как у Карлсона в попе.
  Бегаю по лесу в мешковине и в шапке из реквизита кловуна Ракомдаша.
  Матушка в своё время согрешила с кловуном, а он ей вместо денег - колпак цирковой подарил и внушил, будто колпак - волшебный, исполняет любое желание, но человек - заказчик желания - должен иметь чистую совесть!
  Я - когда мне двадцать лет исполнилось, стукнуло в темечко и между ног - денег накопил и отомстил кловуну Ракомдашу за бесчестие, за обман - не волшебный колпак, а, если и чародейство в нём, то - от чёрта.
  Не пришла ко мне горилла, а совесть у меня - кристальная, воду пьют из моей совести!
  Кловун к моему двадцатилетию в инвалидной коляске передвигался, пособие получал огромное, балерин покупал, а о матушке забыл, словно она - гвоздь в башмаке.
  "Вы - сын горного князя! - я в доме инвалидов ласково кловуна Ракомдаша поглаживаю по затылку, прельщаю высокими званиями и деньгами - так курица обольщает петуха на мыловарне. - Позвольте мне - скромному работнику из отдела социальной помощи уродам - помочь вам получить золотую корону Мономаха!"
  Тележку с ручного тормоза снял и покатил из дома престарелых - догоняйте нас, замерзающие вертухаи.
  В теле каждого вертухая чёрт сидит с рылом!
  До Воробьевых Гор докатил - ОХ! во время дороги натерпелся - любой психоаналитик загнется бамбуком от нытья бывшего кловуна.
  На соседей по дому престарелых жаловался, проклинал прохожих, обещал, что меня сгноит на урановых рудниках, потому что коляску неумело толкаю, словно у меня между ягодиц рог единорога.
  Я посмеиваюсь, потому что на урановых рудниках человек не сгинет - сухо на уране, вода испаряется от жесткого излучения, сильного, как похмелье после мексиканской водки из кактусов.
  "Главное, что вы не князь, а я не подстилка в дамской уборной! - колпак из сумки достал, перед кловуном Ракомдашем размахиваю, моль отгоняю трупную. - Матушку мою за секс отблагодарили шутовским колпаком - на могилу вам этот колпак вместо надгробия из мрамора!
  Если балерина ногами вам шею обхватила и воет степным шакалом, то не значит, что балерина глупая, её - воробушка - на мякине хлебной проведете.
  Я понял, что вы - лукавый, потому что испускаете газы из всех природных отверстий, а отверстия не только для газов, но и для Прекрасного; девочка Элли из Изумрудного города верила в Прекрасное, и я верю.
  Ветхий вы - мумия царя Соломона.
  Детский лепет не ворвался в ваше сердце, иссушенное шутками на арене.
  Состарились скоро, потому что врали детям, а тело своё ублажали мазями, шампанским, устрицами и балеринами - завидую вам!
  По доброй воле себе вы пипиську отрезали, я узнавал в Собесе - думали, что без мужских половых органов вас примут в Миланскую оперу на должность оперного прима-кастрата.
  Но никто не кряхтит в опере, особенно в дамских уборных!
  Кланяюсь вам в последний раз, обманщик, похититель радости детей и осквернитель промежности балерин.
  Уезжайте в своём - не волшебном - колпаке!
  Чёрту в лапы, он ждёт вас под корягой!"
  Сказал последнее слово, натянул колпак на уши кловуну и подтолкнул коляску, помог ногтям героя и пальцам отправиться в далёкое путешествие в ад.
  Я не задумал зло, не хотел убивать старого прыщавого кловуна.
  Но коляску понесло - ЭХМА! словно птица-тройка чертей невидимых догоняла!
  Не заметил я горнолыжный трамплин для студентов МГУ; кто с трамплина спрыгнет - чести лишится и половых органов.
  Коляску на трамплин понесло с ветерком - и ветер, то ли с небес, то ли из ягодиц вопящего кловуна Ракомдаша!
  "В недоумении я! - кловун кричит, а колпак ему глаза закрыл саваном. - Неправильно вы колпак использовали, он Правду показывает, а вы - задом-наперед волшебство надели, как евнух, и не верили в чудеса!
  Возьмите колпак, дарю посмертно, в нём - Сила!" - кловун возопил, кричал Правду, потому что перед смертью кловуны никогда не врут, шило у них между глаз призрачное возникает, отгоняет ложь.
  "Как?! Колпак волшебный, а я - обмишурился, словно девица у колодца!
  Волшебство надел не в ту сторону - так балерина вместо трусиков на выступление надевает на голову панталоны гусара! - я вздрогнул, конечности омертвели; шагами огромными, будто великан - ринулся догонять коляску с инвалидом кловуном, проклинал свою злую Судьбу - золото попросил бы у колпака, потому что золото - Правда! - Постойте, инвалид, я вам, об вашу мать, всё объясню!
  Колпак, колпак на тропинку сбросьте - он ваши грехи окупит!"
  Не сбросил, мерзавец - пусть ему за коварство черти ржавые спицы в утыкивают!
  Широкую просеку проложила инвалидная коляска с кловуном с избыточным весом в триста сорок килограммов.
  В Москве реке затонула с МОИМ волшебным колпаком!
  Я долго нырял, рыдал, слезы с речной кислотной водой бороздили мои щеки, прокладывали дорогу к Звездам.
  Вынырну, подмигну нудисткам студенткам, и - снова на поиски коляски с волшебной шляпой Ракомдаша!
  До ночи нырял, вышел - мне на голову золотая сова присела, птица из детства, успокаивала.
  Поймал бы сову, но - ловкая, не далась, повторила подвиг балерины Ксешинской!
  Девушки нудистки почувствовали во мне деньги, поэтому - ластились, целовали колени, загадочно улыбались и покачивали парусами грудей!
  Но я - ослепленный обидой и ненавистью - лишь усмехался, а деньгами пышнозадых балерин не одаривал; справлял поминки по - безвременно ушедшему - колпаку.
  Когда в одиннадцать лет по лесу бегал в колпаке - не знал, что колпак взаправду волшебный, поэтому стыдился драной шапки, но она - своим потусторонним дряхлым видом - отгоняла клещей и комаров.
  Однажды, устал от беготни, присел на пенек с опятами - грибы усталые ягодицы лечат, лекари микроскопические живут в опятах.
  Живительная сила входила в меня из грибов, и Мир казался комнатой отдыха для полярников.
  "Парень! Не подтолкнешь меня в пропасть лжи, порока и обмана!
  Я не покажу тебе сценку из пьесы "Смерть Тарелкина", но и не накажу розгами, как в пьесе "Вишневый садомазо зад"!"
  Голосок тонкий - лопнувшей струной вонзился в мой неокрепший мозг.
  Я упал на мох, катался, визжал, зажимал уши руками, через минуту понял - не убивают меня, не черти пришли, успокоился, поднялся, с чувством мужского достоинства отряхнул с себя какашки диких кабанов.
  Девушка голая (лишь туфли на высоких мачтовых каблуках), тонкая, узкая, но с огромными ведерными грудями - непонятного возраста, - белая берёзка, смотрела на меня с интересом продавщицы в магазине детских игрушек.
  В другие магазины меня родители не водили, а в игрушки - да, приводили на экскурсию, тыкали пальцами в меховых медведей, в игрушечные грузовики, плевались на полки и с жаром кричали мне в перекошенное лицо - зачем кричать, если я не Квазимодо глухой? - уверяли, что игрушки - заколдованные мертвецы, в игрушках - болезни и голод!
  "Вы нимфа лесная?
  Наяда?
  Русалка?
  Извините, если перепутал имя, не силён я в демонологии и литературе: серные пробки у меня в мозгу! - я бросил еловую шишку в грудь девушки, упражнялся в метании ядра.
  Шишка отскочила от резиновой груди, улетела в Космос, где в Далеких Мирах загадочные зеленорылые инопланетяне с улыбкой уходят из жизни. - Наставники меня заставляют читать при свете лучины; книги подкладывают мудрые, на древнем иудейском языке, без картинок.
  Ничего не понимаю, словно мне в череп раскаленный свинец залили.
  Пальчиком по строчкам вожу, проклинаю наставников, а они - потешаются, скачут козлами, хохочут надо мной - шутки у них вспыхивают в глазах.
  Выколол бы глаза Учителям, но без глаз учителя меня не накормят, злые они - вепри!
  В книгах нет картинок, поэтому не видел вас в книгах; не определю - человек вы, или - создание из алмазов и рубинов.
  Отец часто о голых балеринах рассказывает, а я не пойму в чем смысл раздевания девушек, если без одежды - холодно, и клопы - озверевшие карликовые волки - кусают за обнаженные ягодицы?
  Не выяснил - в чём смысл обнаженных красавиц!
  Мне одиннадцать лет, а вопросов - на сто лет!" - замолчал, былинку перекусил, на Солнышко взглянул - высоко, до филинов и сов еще долго.
  "Не по годам развит физически, а ум в скорлупе грецкого ореха поместится! - Девушка встала, стряхнула хвоинки с холста белых спортивных ягодиц. Рассматривала меня с интересом волчицы. Всхлипнула, схватила мою голову ладонями, осыпала липкими ароматными поцелуями сквозь хрустальные слезы, щебетала в волнении - так соловей щебечет над гнездышком грача. - Милый наивный конюх с головой верблюда!
  Мальчик невинный - счастье тебе привалило снежным комом!
  Береги честь смолоду!
  Я не уберегла честь, покатилась по наклонной плоскости в ад, но девушкам дорога в ад - дорога в Рай!
  Батюшка мой - чучельник, а по-научному - таксидермист..."
  "В такси дерьмо чучел развозит?" - я засунул пальчик в рот (себе), сосал, оценивал наготу красавицы с точки зрения мясника.
  "АХА-ХА-АХ! Потешно! В такси дерьмо чучел возит!" - девушка залилась настолько искренним воздушным смехом, что кроты лесные с интересом высунули рыльца из келий.
  (Может быть, не кроты, а - черти, но я в тот момент упивался смехом прелестницы, напился до безумства!")
  Мужчина волосатый - леший? - подмигнул мне, подбежал к нимфе, потрогал её хохочущую везде, снова подмигнул мне, словно он - светофор - и скрылся в чаще.
  Через минуту раздался рёв медведя, душераздирающий вопль королевского стрелка - так вопит артист в осином гнезде.
  Девушка с глазами-звездами не заметила лешего, или не обратила на него внимания (Я через много лет понял - девушки не видят нищих!):
  "Парень! Вольно с тобой, легко, потому что нет в твоих глазах лжи и фанатичных огоньков любителя балерин!
  Спасибо твоим наставникам кастратам, я уверена, что - кастраты, поэтому издеваются над тобой, завидуют, чтение непонятное - вместо резиновых кукол и трактатов о любви и ненависти - подсовывают в постель.
  О постелях я знаю больше, чем скорняки о балеринах.
  Отец мой приведет домой зверька, сдерет с него - с живого - шкурку, а тушка - туша висит, веселит меня, потому что в Белорусском Полесье другого развлечения нет для Олеси: на шкурку смотрю и сравниваю её с картой Мира.
  К ободранным животным привыкла с детства, поэтому не прогоняю стариков с дряблыми морщинистыми телами утконосов: всё одно - дряблые старики и освежеванные зайцы.
  Из-за своей небрезгливости я быстро поднялась по карьерной лестнице - конкурентки без трусов не обогнали меня на Олимпе.
  В восемнадцать лет я стала прима-балериной Большого Академического театра России, к двадцати годам снялась в десяти фильмах и участвовала в гонках "Формула Один!"
  Худенькая, потому что не доедала в детстве -рвало меня от сырого мяса лягушек и барсуков, до пятнадцати лет верила, что я - каннибалка.
  Моя худоба помогает - снимают меня в фильмах, как девочку.
  Взгляд у меня - взгляд опытной балерины, потому что через батальон освежеванных спонсоров прошла.
  Тело - тело голодающей крестьянки Поволжья.
  Груди - смерть придет, заглядится на груди мои и забудет, за кем приходила.
  Идеальная я артистка, сейчас репетирую одна в лесу - роль Красной Шапочки получила за то, что ногу выше головы легко, непринужденно, без жеманства поднимаю, головкой золотой кручу-верчу, а губки - сердечком складываю. - Красная Шапочка вытянула губки, закрыла глаза и уморительно пропела, словно - деревянная кукушка в напольных часах гусара в отставке: - СЮ-СЮ-СЮ! ЗЮ-ЗЮ-ЗЮ!"
  Сердце моё от ужаса оборвалось, улетело в пропасть, откуда доносятся стоны слепых музыкантов.
  Нагая прима-балерина, знаменитая артистка, Красная Шапочка в кино - превратилась на миг в золотое перо Совы.
  Нагота её меня не волновала, потому что я не знал, что делать с нагими красавицами, но слепила - зеркальная гладь ртутного озера вместо кожи девушки.
  "На одежде экономлю - не нужна одежда, мешает духовному и физическому развитию полногрудой - речка во мне - жизни!
  От одежды отказалась совсем - лишь на съёмках, по сценарию и на сцене Большого Театра сотрясаю землю одеждой - шапку - пусть даже Красная Шапка работника морга - бросаю под ноги и с упоением ласточки танцую на шапке.
  Ой! Грибочек! - девушка взвизгнула, разгребла мох передними лапками (стояла на коленках непринужденно, без ложной стыдливости водителя трамвая; открылась вся, и нет стыда в женской анатомии, лишь - грусть улетающей журавлиной стаи). - Жители Блокадного Ленинграда после блокады сухари сушили от страха - инстинкт самосохранения эстетов.
  Я - после нищего детства с пьяным папенькой - тружусь пчелкой в колесе.
  Например, в лесу: обнаженная жениха богатого ищу - на наготу мою грибник миллиардер, или охотник миллионер клюнет; плюс - грибы и ягоды собираю, а также - целебные травы: жень-шень, зверобой, и другие - полезные для растирания ягодиц.
  Если человек не растирает попу лесными дарами, то тому человеку - грош цена в базарный день в Казани.
  Змея лесная попадется - гадюка - гадюку в мешок - продам в серпентарий, или в зоопарк, можно - и на птичьем рынке, где лица продавцов - лица звериные.
  По рынку брожу, торгашам гадюку за деньги пристраиваю, а они - поигрывают посохами, кланяются мне, обнаженной и со змеей, называют владычицей леса.
  Потешные - за бороды продавцов треплю, гадюку им в ноздри засовываю - укусит, значит - горькая Судьба продавца птичьего корма.
  Не пригодился в урановых рудниках, пусть терпит укус гадюки.
  В лесу много экономии и радости для обнаженной девушки: яйцами кукушки завтракаю, обтираюсь утренней росой, и роль Красной Шапочки репетирую - ОГОГО! вот, сколько выгоды от моего многостаночного похода в лес обнаженной.
  Автомашина "Жигули" у меня, пятой модели, давно с конвейера сошла, больше не выпускают этих квадратных монстров, застыли они в истории.
  На дорогую машину денег хватает с избытком, но из скромности, экономии и перспективы разъезжаю нагая на "Жигулях", вызываю сочувствие и любовь постовых полицейских с полосатыми причиндалами.
  Спонсорам из "Жигулей" улыбаюсь, показываю свои прелести, сюсюкаю, говорю, что нет денег на новую машину - пусть подбросят, а я за их деньги - ногу выше головы подниму, станцую на столе среди бутылок фиолетового - другого счастья мужчине не нужно, потому что моя нагота - подарок!
  Мотор автомобиля заглохнет - толкаю машину сзади, напрягаю ягодицы - лучше любого дорогостоящего фитнеса сгоняет жир, формирует попу - протестантам в укор.
  Вчера по МКАД толкала свои жигули, упарилась, влажная от усилий - традиционно голая, как качели на детской площадке зимой.
  Спонсор объявился - помощник с бородой ниже пояса.
  Сзади пристроился и не машину, а меня в ягодицы подталкивает, вспоминает времена, когда на буксире в Одесском порту работал.
  "Дядя! Правду покажИте!" - я через час помощи обернула личико к спонсору - пустой он, жадный, на карамельки детям деньги отдал, потому что дети - ямы бездонные.
  "Голубиные у тебя глаза, красавица с вишнями на грудях!" - дяденька бороду жует, портки расстегивает, словно в бане с генералом и маршалом парится.
  "Не ТУ Правду, что у тебя в штанах! - я от смеха согнулась, чуть машину с горки не упустила - бедовая, поэтому красивая до благообразия. В ногах-лианах запуталась! - Черви пусть вас могильные грызут!
  Почему мужчины, когда слышат о Правде - штаны расстегивают, будто Правда у вас на резинке трусов болтается.
  Не Правда, а - кривда у вас в полосатых портках расхитителей народной картошки!
  Я другую Правду от вас прошу - в деньгах Правда!
  Поделитесь деньгами, и я в ответ поделюсь воскресным настроением!
  Ваши уши от восторга созреют, потому что превращусь для вас в румяную горничную с мохнаткой в умелых руках!
  Основы характера девушки закладываются в общей бане; на полке в парилке формируются первые навыки: умение сдвигать ноги и моргать жалобно, по щенячьи".
  Я высказала, руку протянула, жду Правду в денежном эквиваленте!
  Спонсор задрожал, упал на колени, поклоны мне отбивает - долбит асфальт лбом - так дятел пробивает клювом каску пожарника.
  "Беса вы вызываете поклонами, похоть свою тешите, а Правды - ни в вас, ни у вас нет, если девушке за ослепительную наготу не платите"! - окатила ледяным презрением и - дальше по МКАД, навстречу пирогам с грибами.
  В лесу грибы, и в пирогах грибы - раздолье грибам!" - Девушка приложила белую - снег Антарктиды в ней прячется - ладошку к правому уху, прислушалась - родная, домашняя курочка.
  У меня от умиления слезы выступили по всему телу - приласкал бы, приголубил Красную Шапочку, кормил бы, как щенка.
  Но что-то взрослое, неуловимо несправедливое педантичное подсказывало мне - Правда в золотых монетах ей нужна, а не моя унижающая радость.
  "ЧУ! Охотники миллионеры! В их сторону продефилирую, заодно и роль подучу, и грибы насобираю в болоте; авось, лося мне подарят убитого - свет Правды в очах мясной туши! - преобразилась красавица, быстро побросала в лукошко травы, ягоды, грибы, выгнулась стрелой Амура в полете.
  По-модельному, по-подиумному пошла по тропинке: красиво, отчужденно холодно для меня - Снежная Королева.
  На опушке оглянулась, взор её потеплел, дятел на левую грудь присел, изумился, долбанул клювом сосок - и замертво упал от нагой красоты прелестницы.
  - Сына, Иваром назови, мальчик! Ах! Из другого фильма слова, пришла к тому, с чего начинала детство - сложности со словами, будто леденцы во рту перекатываются с ядом.
  Скоро на экраны выйдет фильм с моим участием - "Красная Шапочка", не пропусти - купи билет, зайцем не проходи, потому что я получаю процент от сборов, томлюсь в ожидании денег.
  Маленький ты, освещай девушкам лес наивностью ежовых очей, мальчик!" - отвернулась, вычеркнула меня из списка Правдолюбов и носителей Истины.
  Лишь обнаженные ягодицы мелькнули в папоротниках - медали безотцовщины. - Лев Николаевич замолчал, смотрел сквозь нагую Любоньку, баюкал воспоминания из призрачного детства; было ли детство?
  - Ваше время истекло, купец! - Любовь Сергеевна сдерживала себя, но потому что - молодая и красивая, не выдержала, подбавила яда сарказма. - На одну минуту больше часа рассказывали, изливали душу перед голой невестой-психоаналитиком.
  Нет в вас чуткости, Лев Николаевич, вы - грешник с мешком на голове.
  До безобразия додумались: голой красивой молодой невесте рассказываете о девке лесной, продажной, которая за миску грибов маслят спляшет перед чёртом.
  Трудное детство у Олеси из Полесья, но мне на её детство наплевать, потому что детство - паспорт, печать на человеке - каждый получает то, что выловил из разговоров предков, караси мы, и ищем корм в придонной мути.
  Ума у вас нет, купец с бородой-лопатой!
  Мерзавец вы без тени жениха за спиной! - Любонька не сдержалась, стукнула ложечкой по тарелке, лазерным лучом взгляда пронзила Льва Николаевича. - Душно мне с вами!
  О детстве рассказывали - о самом прекрасном периоде жизни мужчины, когда девушки не кажутся шайками для слива помоев!
  Но осквернили воспоминания, на гнусности перешли, потому что нет в вас Правды!
  Ваши деньги без Правды; через лупу на золотые монеты взгляните - морда чёрта со свиным рылом проступит вместо герба!
  Уходите, идите к своим мечтам, найдите другую девушку-психоаналитика - скажите спасибо, что я с вас по тарифу танцующей балерины не взяла за визит!
  Честная я, честь моя прячется в хрустальной истине, а вы не кувалда, не разобьете мою честь! - Любовь Сергеевна вскочила, схватила гостя за локоть, повела к выходу из квартиры, словно учителя пения выгоняла за фальшивую ноту.
  - Не бесчинствуй, дочь! - Сергей Егорович вскричал, не удержал равновесие - чугунной гирей упал к ногам Льва Николаевича.
  - Ату её! В шею Любоньку - несправедливую! - Убью! Ягоду малину затопчу!
  Правдолюбка!
  Коза с застарелыми прелестями!
  Двадцатипятилетняя гордячка без совести! - Анна Леопольдовна наступала на дочку, сверкала некачественными (с прожилками и вкраплениями) алмазами глаз.
  - Любовь Сергеевна! Гоните меня, заслужил, в павиана перекинусь, чтобы вы мне шерсть повыдергали! - Лев Николаевич ловил руку девушки, целовал то, что поймал. - Моисей в пустыне посохом белку в глаз бил, из камня воду добывал, а я из вас - мягкой, нагой, теплой и домашней - слезу не вытянул, не вытащил из вас клещами рассказа любовь!
  Позвольте мне, хоть раз вас еще навестить - сгораю от удивления, в гробу души роюсь - ищу объяснение нашей встречи.
  - Ещё раз меня унизите, сровняете с могильной землей на кладбище Олимпийских Чемпионок? - Любовь Сергеевна с презрением осматривала гостя - с мысков туфель до затылка, и обратно; обидно, потому что не находила (и Лев Николаевич видел, что не находила) крючка, за который бы зацепилась.
  Вдруг, словно сдулась, будто проткнули её испанской иглой для наказаний. - Николай и Степан - женихи навещают меня, развлекают - безработная, дома одна сижу, в окошко смотрю, а на работу идти - нет желания и сил, потому что я - честная девушка, родниковая.
  На работе - корпоративы, вечеринки, щипки за ягодицы, приставания менеджеров слабого звена - грузчики с дипломами магистров.
  И вы приходите, приму вас без соли, тускло - кловуном послужите, впрочем, я еще не решила, что хочу - призрак я в теле самодостаточной невесты.
  Палкой прогоню вас и метлой в вашу метлу бороды тыркну - развлечение для меня, всё равно, что в театр схожу на выступление ВАШИХ с папенькой бесстыдниц балерин! - Любонька проводила гостя за дверь, закрыла Счастье.
  - Ужо я покажу тебе, гордячка! - Анна Леопольдовна зашипела, потрясла кулаком перед лицом дочери и выбежала за гостем.
  Следом - коброй - выполз Сергей Егорович, веселый, с кривой улыбкой трагедийного героя.
  - Честь! Дорого стоит, но дешево отдаём! - Анна Леопольдовна у лифта удержала Льва Николаевича за руку, смотрела в глаза, вспоминала костер, в котором сжигала любовников. - Вы, Лев Николаевич, поймите - чем девушка сильнее закидывается, тем больше она - барышня!
  Любонька в обморок не упала - спасибо ей за долготерпение!
  Не всякая девица вам возразит, карты раскроет и себя!
  - Прогоняет из квартиры - купите ей отдельную квартиру, из неё вас не прогонит, будет ждать новых почестей и подарков! - Сергей Егорович встрял, учтиво кланялся, забыл, что Лев Николаевич - его "товарищ" по походам в рестораны и к балеринам, а с товарищами ведут себя запросто, пусть даже друг - прокурор. - Вы к Любоньке загляните на час - я в шкафу посижу, через щелочку за вами погляжу, чтобы дочка вас гирькой для настенных часов не убила.
  Часы наши не посмотрели - семейная реликвия, мой предок из Турции привез, с войны, из мавзолея вытащил, думал, что не часы, а - мумия.
  В Москве рассмотрел - чары с напольных часов упали, - закричал страшно и умер, а кукушка из часов усмехается, кукукает - об её мать!
  Часы с тех пор не заводили, потому что - заведем, конец света страшная деревянная птица накукует!
  - Часы, кукушка, голая Любовь Сергеевна! - слишком много событий, и ни одного, которое бы прибыль принесло! - Лев Николаевич досадовал; алкоголь отпустил, оставил после себя дым злости и разочарования. - О Красной Шапочке я из детства не зря рассказывал, в истории - Правда без трусов!
  Для мужчины приятно, если Правда голая; ногу выше головы Правда поднимет - двойная радость!
  Красная Шапочка - многостаночница - сто дел сразу выгодных проворачивала - мясорубка в теле девушки!
  Я - пока у вас столовался - ни копейки не заработал, наоборот - отдал за сеанс психотерапии, словно меня зельем сонным опоили.
  А мог бы - одной рукой Любоньку бы трогал бесплатно, другой - телефон бы держал, отдавал бы приказчикам распоряжение по завтрашним торгам на бирже; Сергей Егорович мне бы ботинки чистил, а Анна Леопольдовна...
  - Не бросайте сироту! - Анна Леопольдовна прижалась к гостю, вдавливала в него большие облачные груди. - Сердце моё бухает от тоски, когда думаю, что Любонька сиротой останется, как пень в поле.
  Не возьмете её замуж - выгоним из дома дармоедку бесперспективную; богатого жениха не смогла и не захотела соблазнить, значит - профнепригодная.
  На производстве профнепригодных изгоняли, в Космос не отпускали, и в семейной жизни - изгоним с ветром в спину.
  В балерины не возьмут Любоньку, за честь она держится крепко, в посудомойки пойдет и в сорок лет повяжется с пенсионером инвалидом по зрению, превратится в тусклую монету.
  Не скрываем Правду - силой за вас выпихиваем, ломаем ногти - лишь бы дочка за толстым кошельком жила.
  Меня попробуйте, а Любовь Сергеевна, полагаю, когда разъебется, еще слаще станет - на блин с мёдом Любоньку намажьте. - Анна Леопольдовна пылала - то ли от нахлынувшего после водки сексуального веселья, то ли в горячке матери, которая борется за свадьбу дочери.
  - Хм! Дочку продаете, а себя - премия, тестер у вас между ног, Анна Леопольдовна!
  Чрезвычайно хорошего я о вас мнения, Анна Леопольдовна, умеете дела вести! - Лев Николаевич потрогал женщину за ягодицы, взглянул в лицо с подтяжками и безумным взглядом любительницы пьяных молдавских грузчиков. - Муж ваш балетный, эстет, - царственный кивок в сторону Сергея Егоровича, - не убьет меня из ревности, если я вас протестирую на профригодность, Анна Леопольдовна?
  - Я? Прокляну вас, Лев Николаевич и жену прокляну, но склоню голову в подобострастном поклоне!
  Не услышите моих проклятий молчаливых, будто в валенок их завернули.
  Не дорожу честью Анны Леопольдовны, изменяет мне, ищет в парнях Правду, но находил ложь!
  Берите жену мою, Лев Николаевич, лишь бы не бесплатно, потому что за деньги - не обидно, деньги - жертвенная овца.
  А бесплатно - плевок в лицо мужа!
  Пусть вам ноги на плечи закидывает, кричит раненой гимнасткой, вытворяет сомнительное!
  Чую, что напьюсь сегодня и превращусь в бабу в меховом халате!
  - Ты, Егорыч, денег у меня требуешь за измену жены, а Анна Леопольдовна - честная, бесплатно обещает, лишь бы попробовал, сравнил с дочкой; химики лекарства сравнивают, а я - маму и дочь. - Лев Николаевич шагнул в лифт - карету в ад! - Отказался бы от предложения Анны Леопольдовны, но тебе назло, и - потому что - зря что ли пил? - подумаю, раскину золотыми мозгами.
  - И не думайте, Лев Николаевич, в лифте вас полюблю, по-македонски!
  Я не шельма, - Анна Леопольдовна с мольбой смотрела на Льва Николаевича, влюбилась за минуту. - Посмотрите, в Одессе на толкучке не найдете подобных грудей! - Боюсь, что моральные качества мои пошатнутся в лифте, упадут зрелыми финиками на голову енота! - дрожала от восторга, распахнула кофточку, бросила на гостя тяжелую артиллерию грудей.
  Лицо женщины сияло среднерусской кротостью!
  Рыдала, целовала бороду Льва Николаевича, махнула рукой на мужа, словно муху отгоняла от свадебного торта.
  Впихнула Льва Николаевича в лифт, нажала кнопку ядерного чемоданчика: - Иван, трогай!
  Сергей Егорович с тоской печника в гостях у Ленина смотрел на табло: лифт - будто калека с избыточным весом - опустился до второго этажа, поднялся до последнего, затем - остановился между этажами, а из лифта - грохот и адские вопли - то ли Лев Николаевич звал чертей на помощь, потому что не справлялся один, то ли Анна Леопольдовна пригласила призраков подруг, чтобы они выли от зависти; еще бы - соблазнила богача!
  
  Прошла - на тоненьких пружинных ножках - неделя.
  Лев Николаевич заработал очередной миллион, перекрасил бороду - с рыжего естественного, в благородный ассирийский чёрный цвет.
  "Денег у меня - балерины за год не прогуляют с молдаванами, а на краску для бороды жалею, потому что краска - пустяк, чёрт чёрную краску в аду замешивает на крови грешников! - Лев Николаевич использовал парикмахера (стилиста) в качестве бесплатного психоаналитика с доброй душой повелителя бабуинов. Бормотал невнятно, потому что - не по чину парикмахеру, чтобы миллионер старался перед ним - расставлял акценты в речи, понижал и повышал голос - как положено по ораторскому мастерству древних шумеров. - Урок сердечный я неделю назад получил - ошибся в себе, в девушке, мамаша у невесты - покорная, сливы с ней собирать хорошо, но - в годах, а мне - для поднятия жизненного настроения - нужна молодая коза, брыкливая, но с уважением в жёлтых змеиных глазах.
  Пожалел бы я какую-нибудь вьетнамскую институтку, растекся бы перед ней мёдом, но мне капкан в девушке подавай - не тот, капкан, который между ног у девушек вшит с рождения, а капкан - сердечный, чтобы сердце моё птицей залетело, упало в золотую клетку, и - навсегда, как в гранит меня закатали. - Лев Николаевич рассматривал в зеркало подновленную бороду, будто пришили от кучерявого негра скальп: - Что скалишься, цирюльник?
  Я не великан одноглазый, а ты - рад бы мне в постель прыгнуть, все вы - парикмахеры - педерасты!
  Собаку тебе свою не посватаю, потому что за собакой приданное даю в золоте, а ты - нищий, и девки тебя не любят, потому что взгляд у тебя переменчивый, а характер - не назову добрым словом.
  Бороду в чёрный цвет можно разными способами покрасить - как обмануть вдову сто и одним обманом.
  Но ты выбрал - самый простой метод, думал, что я ноги на дороге сломаю, в телегу меня посадят, к фельдшеру повезут, а я не замечу, что борода у меня премерзопакостная, без души выкрашенная, по-дворницки.
  Дворник у нас во дворе - на общественных началах - политический беженец из Афганистана, - сердце у него не бьется, потому что от тревог лопнуло, но живёт, зубами клацает, называет девушек овцами.
  Подбежит к невесте, бородой тычет в груди - карлик дворник - и тонким голосочком непорочного казначея упрашивает:
  "Девка! Юбку задери!
  Дурость свою покажи!" - умоляет, на колени падает, хитрец, руки заламывает, кричит по бабьи, рыдает - гром и молнии адские в его рыданиях.
  Ручки девушке целует, на коленях ползает; ложь, обман, обольщение использует без стыда и без совести, потому что душу свою продал.
  Многие девицы соглашаются - сначала краснеют, оглядываются по сторонам в поисках защитника, а защитники с сожалением на девушку смотрят, семечки лузгают и бурчат о потере молодости, свежести и эффекта покровительства.
  Девушка в досаде юбку поднимет, покажет дворнику сокровенное, ругается на весь свет, проклинает рыцаря на Белом Коне, который застрял в песках Астраханской области.
  Недавно прохожу - дворник забор красит - в защитный военный противный цвет, в морге стены защитного цвета, но мы не в морге - романтики и честности хотим.
  От ужаса перед забором я остановился, ноги вросли в землю и превратились в корни дубов.
  Глазами хлопаю, слона индийского выискиваю, чтобы слон меня на буксире от забора утащил, показал пример героизма; в слонах добрая сила живёт, имя ей - Звезда.
  Через несколько минут отпустило меня облако негодования, повеяло ароматным ветерком со стороны кладбища.
  В Москве чистый, хрустальный, не замутнённый сероводородом и чахоточными палочками, воздух только на старых кладбищах, где черти пируют.
  "Я тебе не девка без нижнего белья! - я схватил дворника за лопуховое ухо: был бы он молодой балериной - поцеловал бы его и денег дал на мороженое, но он - пожилой карлик мужчина, не балерина, поэтому - нехорошо - поругание и унижение вместо человека. - Передо мной картины из морского царства, где твоя роль - морской огурец - не устраивай!
  Вместо жалости и поднятой юбки - пинка получишь на завтрак.
  Узнаешь вкус черного казацкого хлеба со свинцом!
  Забор непотребной краской уродуешь, лучше бы себя разрисовал и отправил тело в гей клуб имени Яаака Баониониса.
  Забор - как балерина - ласку, нежность и дорогие краски любит.
  И нам, мужчинам, нравится, когда забор ухожен, прилично выкрашен в радостный дорогой цвет от Малевича.
  Мимо парадного забора политик пройдет и шляпу из уважения снимет.
   А за твоим забором только чертей держать в загоне, чтобы черти рыла слюнявые просовывали в дырки в заборе, кладбищенски выли, прельщали неопытных арфисток, которые чёрта от грузчика не отличат.
  Тебе, дворницкая карликовая душа, неприятно станет, если девушка юбку поднимет, а под юбкой ТВОЕЙ унылой заборной краской написано на белом теле древнерусское слово "х...й"?
  То-то и оно!
  Во как!
  И на балерину не накинешься, если она дешевой китайской косметикой губы изуродовала, стала похожа на Снегурочку летом.
  Я тебе, сын лукавого, урок преподам - ложных друзей забудешь после моего урока, грудь твоя взволнуется, взгляд приобретет загадочность - так старый моряк добродушно наблюдает за чайками, а чугунное сердечко снова забьется, уместится в ладони повара!"
  Дворника в ведро с омерзительной краской окунул - мордой, харей, лусалом в краску - совесть его перекрашивал.
  Бульканье из ведра, дурные слова - из дворника чёрт выскочил, аллергия у чёрта на гнилую краску, вместо сердца у чёрта - респиратор пожарника!
  Вынырнул - на лице спокойствие, понимание и осознание своей бычьей силы инородца.
  "Ты с дешевой краской на лице выглядишь дешевой потаскухой из рабочего квартала!
  А забору - каково - не смоет с себя позор и стыд краски: стоит, дрожит нагой, гнусно окрашенный, опороченный!
  Твоя бездуховная краска пятнает честь забора, всё равно, что ты бы лишил чести прима-балерину Мариинского театра оперы и балета! - я в гневе топаю по гильзам автомата Калашникова, кулаком разбил бы нос дворнику, но руки сольются с дешевой краской, а мне дешевое - не по карману, оттого, что я - возвышен над наукой, искусством и деньгами, соловей в моей душе, а за спиной крылья аиста! - Почувствовал себя забором под убийственной кистью недобросовестного маньяка?
  Найди дорогую - самую дорогую веселую краску, чтобы лесбиянки завидовали забору, падали перед ним на попу, расстилали коврики и загорали обнаженные, получали от свежеокрашенного - в самую модную краску - забора эстетическое удовольствие, будто Принцессу на Белой Кобыле соблазнили".
  Послушал меня дворник, задрал платье - в платье он женском ходит по своему обычаю, называет себя Планетой Марс.
  Марс с раскрашенной рожей, как у кловуна Ракомдала!
  Потешный кловун Ракомдал - опилки ему могильной землей: умер - надорвался от смеха!
  Через день прохожу - матушки мои сахарного цвета - забор раскрашено в веселенькое и синенькое, словно флаг России.
  Балерины возле забора золотую ножку поднимают выше головы - тренируются, покорные чучела огородные.
  Возвышаются - радует их забор, наполняет ладные тела голубиной белизной.
  Ты, Сибирский цирюльник, уподобился дворнику без художественного чувства в руках - в ад тебя на стажировку.
  Разве прельстится девица на мою чёрную шахтерскую - просто чёрную, без изысков, без искорки - бороду? - Чепец мне на голову и - в богадельню!
  Правду всю жизнь ищу, отделяю дрожжи от сахара, миллионы зарабатываю, а прилизанный парикмахер - назло мне - потому что я гуляю, а ты ножницами-щёлк-щёлк - меня превратил в диво-дивное чудо-чудное.
  Ты - ложка дегтя, а я - бочка мёда с сахаром, Сахар Медович! - Лев Николаевич в досаде встал, скомкал салфетку, бросил - словно перчатку вызова - в лицо парикмахера.
  Вышел в сильнейшем раздражении - зачем-то зашел в бутик "Мадемуазель Коко", долго присматривался к женским коротким платьям, щелкал пальцами, мял материал - пять тысяч долларов США за платьице; может быть, инопланетяне с зелеными рылами-воронками сыщутся, которые отдадут состояние за тряпку, но инопланетян - в ссылку, на лесоповал.
  Настроение еще упало, Лев Николаевич показал кукиш услужливой продавщице-консультанту, вышел из бутика и в другом магазине купил платье - материи на небо больше пошло, цвет - красный, веселый, потому что - Революционный, а цена в сто раз ниже, чем за маленькое чёрное платье в пять тысяч долларов.
  Планка веселья подскочила - Лев Николаевич улыбнулся продавщице, она покорно положила головку на плечо покупателя - понимает девка в мужчинах, ластится - за день ста мужчинам поклонится, спина не переломится от поклонов, глядишь - и жених с золотом в кармане попадется на улыбку.
  - Вроде бы ничего не случилось - Мир не содрогнулся, на грушевых деревьях яблоки не выросли, но чувствую себя рядом с вами - соловушкой в золотой клетке! - продавщица со страстью порочной писательницы - поцеловала Льва Николаевича в губы. - Деньгами от вас пахнет, мужчина, запах - Родины и Свободы.
  Я на Украине в нудистской Лисьей Бухте родилась... родилась, а не мама меня родила, потому что не помнит ничего, пьяная рожала, верила, что алкоголь - путь в Рай.
  Я Мир ощутила лишь в шесть лет, когда матушка - просто, обыкновенно - ушла с гусаром по пляжу, на меня не оглянулась, забыла, или не знала, что шесть лет назад дочь родила, лишь волны-шалуньи смывали следы на влажном песке!
  Я Правду под камушками на берегу искала, поднимала камушки - ручки маленькие, цепкие, худенькие, а вместо Правды вытаскивала - деньги, ключи, кошельки, любовные записки - нет смысла в любовных письмах, если в конвертик не вложена стодолларовая бумажка! - продавщица огляделась - нет рядом начальства - и лихо подняла выше головы правую изумительную ножку, прибивала невидимые гвоздики к прозрачному небу.
  Ни один мужчина - даже прокажённый калека с Азорских островов - не пройдет мимо девушки с поднятой выше головы ногой.
  - Эка - о детстве своём рассказала - умный трюк - сначала на понижение играть на бирже сердца, а затем ахнуть вверх, чтобы глаза противников Солнечным светом - из-под пяток Икара - обожгло. - Лев Николаевич вложил в руку девушки сто рублей; не кичился подарком, но и не стеснялся - стоимость двух гамбургеров. - Кофе выпей за мой поход к невесте; Крестоносцы в Израиль брели понурые, а я с робостью - оконфузился прошлый раз - к невесте.
  - На кофе денег дали, а сахар у меня припасен, в душе мёд, а пальчики у меня сахарные, сказочные! Пальчик мой пососите! - девушка продавщица облизнула указательный пальчик правой руки и подарком поднесла к губам Льва Николаевича.
  Вдруг, молния ревности пробила неустойчивый ум красавицы. - АХ! К невесте идёте - ступайте же, не оглядывайтесь, а то превращу вас в камень!
  У Московских балеронов не хватит нахальства вести гориллу под венец, а я уверена, что невеста у вас - горилла, но и вы не балерон, хотя за деньги вас научат плясать, изгибаться, носить обтягивающие голубые панталоны и розовые трусики с сердечками.
  Сегодня утром в метро мечтала - тискают меня, дышат в лицо вчерашним чесноком и пивом "Балтика девятка", а я мечтаю о необитаемом острове, где только я - и вы; лицо ваше из тумана проступило, а на песке - словно матушка моя из детства легенда - оттиск вашего тела с гениталиями остался.
  Нарочно езжу в метро в толкучке, чтобы мужчины меня бесплатно массировали, они думают - лапают, а я знаю - массаж мне делают, ягодицы приводят в форму перед рабочим днём.
  Приехала, платье на себе одернула, трусики не ношу, потому что в трусиках пыль скапливается, а в пыли - невыносимо мучаются болезнетворные бактерии.
  Вас в магазине увидела - обомлела, сердце трогаю своё, проверяю - не выскочило ли? не убежало на тонких соломенных ножках в Анголу?
  В Анголе много золотых самородков и бананов в форме пенисов балеронов.
  Вы платье красное купили - китайское - дрянь платье, думала - на тряпки, а вы - невесте своей: предаст вас невеста, по миру пустит, с молдаванином убежит в Архангельск.
  А я - верная, ноги бы вам омывала слезами, изменяла по графику, согласовывала бы кандидатуры любовников. - Продавщица зарыдала сердечно, с подвываниями кладбищенской плакальщицы, упала бы на колени, но в магазин вошёл другой покупатель - не богатый, но со следами дегенеративности на шестидесятилетнем лице (умственно отсталых легко обольщать, если груди обольстительницы наружу - колоколами! прельстит, а потом у небогатого пенсионера квартиру отнимет!). - Родственная вы моя душа, простите за наговор на вашу невесту; добра вам желаю и хлебных зернышек в маковом пироге. - Продавщица вытерла слёзы, улыбалась - кротко, конфузливо - разбила бы голубую чашку Гайдара, присела бы на Горячий Камень. - Совет вам да любовь, волшебник великолепный!
  Телфончик мой возьмите; в чреслах у вас тяжесть поселится, или на скотном дворе увидите стельную корову - мне позвоните, я ваши печали разглажу лаковыми руками подавальщицы мороженого.
  Верю, что когда-нибудь вы под звон Гусь-Хрустального стекла войдете в мою горницу петушком-женихом.
  Шпоры вам на ботинки, а на глаза - шоры лошадиные для красоты! - девушка поцеловала Льва Николаевича в лоб (незаметно для нового покупателя), сжала его ягодицы.
  Лев Николаевич в прекрасном настроении вышел из магазина, плюнул в сторону уличного балерона - мусорница он, а не танцор.
  "Продавщица беседовала со мной, как с ровесником, а лет ей - двадцать, не больше, хотя по уму - Ленин и Карл Маркс! - Лев Николаевич не думал, не собирался в гости, но рука - веселье пьянит - уверенно набрала на навигаторе адрес квартиры Любоньки. - Продавщица уже, наверно, забыла обо мне, обольщает нового покупателя, не пропустит и гориллу, если обезьяна при деньгах.
  Умная девушка - найдет себе богатого друга, каблуками-шпильками ему в глаза будет тыкать с пристрастием, пока он не загнется от лихорадки!"
  
  Через пятнадцать минут Лев Николаевич - смелость растерял, осталась храбрость в магазине - звонил в дверь квартиры, робел - надеялся, что родителей Любоньки нет дома; ушли на фронт.
  Сергей Егорович - собутыльник, но сейчас - когда отец невесты - превратился из бедного товарища в грозного отца.
  Дверь отрыла нагая Любонька - прекрасная и загадочная в наготе, недоступная, несмотря на открытость - близок локоть, но не укусишь.
  Девушка без эмоций рассматривала гостя - не иронизировала, не играла, а очи - ведра с васильками.
  - Вчера другие женихи визиты нанесли по очереди: Степан и Николай - тени одного города! - Любовь Сергеевна повернулась, прошла в квартиру - не приглашала словами, но Лев Николаевич понял - не гонит в шею, не называет чёртом на распродаже! - Вы сегодня зашли - возраст у вас почтенный, а мне в ровни набиваетесь, Лев Николаевич!
  Лёвушкой вас назвать язык не поворачивается чугунный! - Любовь Сергеевна вернулась, закрыла входную дверь на три замка - от чертей. - Скучно мне без дела, любому гостю рада - но только на короткое время, а потом от посетителей голова трещит, вроде бы - спокойный человек, солома у него в волосах и маковые зерна в словах, а мне - пусто, хочу в шею прогнать, чтобы о порог споткнулся, выругался матерно, честь свою потерял.
  Родители из дома ушли, поэтому я голая, а гостей - за людей не считаю, потому что заневестилось тело - правы вы, но лучше в девках, чем за нелюбимого монстра.
  Развлечение мне - когда обнаженная открываю дверь, слежу за реакцией гостей: почтальон, соседка с яйцами в лукошке, участковый полицейский - очи округляются блинами, а мне в радость - хоть на миг отогнала серый туман безысходности. - Любонька присела в кресло, целомудренно закинула правую ногу на левую - скрыла пещеру неожиданностей, помолчала и прибавила: - Волшебница я с меховой туфелькой вместо хрустальной!
  Не уверяйте, что душу мою любите, а моя нагота вас не смущает, и не обещайте, что не причините вред моей девичьей чести.
  Знаю, что не обидите нагую девушку - деньги у вас вместо крови, а деньги - золото, значит - благородство!
  Я - благородная, но бедная - не скрываю; мои достоинства - ум, сравнительная молодость - двадцать пять лет для девушки - граница жизни и смерти, горизонт, за которым - Солнце или Чёрная Луна прячется - от жениха зависит.
  Время коротаю - вечный двигатель изобретаю; мужское развлечение - изобретать, но вязание крючком мне надоело, а вечный двигатель - чудеса! - Любонька вскочила, наклонилась к низкому столику (ягодицы скромно смотрели на Льва Николаевича, умиротворяли, успокаивали, заливали душу сладким тестом), сняла игрушку из магазина развлечений. - Шарик качается, беснуется - батарейка его будоражит - вот мой вечный двигатель!
  Главное - менять батарейки, а остальное - двигатель сам за себя скажет, утрет носы Кулибиным.
  Пользы не приносит, но и инвалиды пользу Родине не приносят, а пособие получают: кушают, отдыхают - вечные двигатели до смерти. - Любонька вертела в снежных руках игрушку (ноздри девушки раздувались, превращались в кларнеты, грудь увеличилась на два размера). - Табака можно насыпать на шарик, не чихнет он, не обругает, не укорит - за табакокурение в неположенных местах, продолжит своё качание, и в вечности качания - разум железного шарика.
  Обругала бы шарик, напустилась бы на него грозой, но терплю, и вас терплю, Лев Николаевич, потому что вы - ничто для меня, даже не дорога без конца.
  Если бы вы в шарик превратились в вечном двигателе - пользу бы мне принесли, качала бы вас, меняла батарейки, ублажала рассказами о Нобелевской Премии в области физики.
  В десятом классе ко мне учитель физики Андрей Маркович ластился: глазками задабривал, но оценки занижал, купал меня в двойках и тройках.
  Я бы ему Нобелевскую Премию подарила, чтобы он мне пятерку в четверти поставил, но не приглашали меня в шведский развратный Нобелевский комитет.
  Перед обсуждением - члены жюри гусей едят, с мальчиком Нильсом забавляются, а у мальчика Нильса деревянные башмаки - колодки узника; вместо глаз - яйца.
  Однажды, перед каникулами Андрей Маркович после уроков пригласил меня в класс - на откровенную беседу; пальцем поманил, молчит, а в глазах у него - пустота, и адский огонь изредка вспыхивает.
  Я улыбаюсь, вся жизнь моя пронеслась перед мысленным взором - речка, утки, кони в яблоках, голые рыбаки с медвежьей шерстью на ягодицах.
  "Любай!
  Хочешь, я тебе Келдыша покажу? - Андрей Маркович подмигивает, но не искренен, потому что его подмигивания - нервный тик. - Правду покажу без прикрытия!
  Девушки Правду ищут, а я - покажу и пятерку в четверти тебе поставлю за смелость; шахтеры в штольне смелые, а ты - не робей, стыдобушку платком прикрой.
  Честь девичья никогда не померкнет, если у девушки на душе соловьи поют!"
  Привел меня в класс, хихикает, ручки сучковатые потирает.
  Я слилась со стеной, прячусь за комнатные растения, превратилась в лист лопуха, мечтала, что сейчас обрету тело Евы, услышу зов предков, а по моим влажным бедрам покатятся жемчужины Правды.
  Осмелела, от стенки отошла, прильнула щекой к щеке, не обманет учитель, потому что - старый импотент и мудрый, как Сократ под дубом.
  "Часто по ночам брожу по злачным кварталам, выискиваю в тумане Истину без сапогов.
  Все девушки в туфлях или в сапожках на каблуках-иголках, а я хочу - босоногую, потому что в голых пряничных розовых пятках Афродиты - правда!" - Андрей Маркович засунул в ноздри нюхательный табак, брезгливо оглядел меня и чихал, испускал газы из всех природных отверстий, словно его подковали на Московском Ипподроме!
  "Обманываете вы меня, Андрей Маркович, врете нагло, с содроганием костей - Кащей вы! - я беззлобно смотрела в бойницы глаз учителя, не видела в них Правду. - Обещали, что Правду мне покажите, но проговорились, что в тумане Правду ищите, значит - не нашли, оттого, что в тумане Правда задыхается, не живёт, Правда - не карась в иле.
  В тумане злачных кварталов молчаливые зомби прячутся, а выскочит - покажет себя без прикрас!
  Вы Андрей Маркович, пятерку мне обещали - выполняйте, лгун с глазами-сливами!" - протянула учителю дневник - пятерок наставил от души, руки трясутся, с носа капли падают в дневник, но капли - услада, если на пятерки ложатся.
  В журнал мне "отлично" поставил, глядит на меня с непониманием, не помнит: кто я? зачем в его класс пришла?
  "Ой! Мышка в сердце скребется, крепче спирта лапки мышки!" - Андрей Маркович в прелесть впал, или нарочно роль дурачка примерил, чтобы не осудили его за растление несовершеннолетних балерин.
  Грустно мне стало от робости учителя: в молодости, наверно, на кулаках стенка на стенку выходил, в петуха Саратовского превращался, а не в Гамбургского.
  К балеринам в гримерки заглядывал, наглел, добивался поцелуя неприступных Принцесс, а в старости - ослеп душой, превратился в комок конфуза, флейту между ягодиц вставил, полагал, что флейта преобразит непристойные звуки: из безобразного пердежа создаст Марсианскую Сонату!
  Потух Андрей Маркович, лопнул шариком, и теперь - боится в маразме, что его обвинят в насилии, хотя пипиську давно потерял в стоматологическом кабинете, когда бормашина взорвалась.
  Я дурашливо захохотала, заточку выхватила - в глаз воткнула бы учителю, чтобы Андрей Маркович заверещал, захотел жить и творить, пошёл по пути Павки Корчагина.
  Ножик или заточку всегда с собой ношу - девичью честь охраняю от волков позорных. - Любонька из ниоткуда выхватила кинжал - ржавый, древний, ржа - кровь железа.
  Засмеялась, убрала кинжал на полку - рядом с вечным двигателем, подошла к окну - изумительный силуэт балерины на фоне пятиэтажек. - Андрей Маркович заточку увидел - обрадовался, словно мать родную из гроба поднял.
  Шею подставил под удар, смеется, радуется, что его жизнь оборвется не в зловонной больничной койке, а от руки молодой красавицы с зеркальными ягодицами.
  Мои ягодицы - когда я в хорошем настроении - в зеркало превращаются.
  Вдруг, в окно постучали - настырно - так палачи стучат в дверь.
  Узкое бородатое лицо - белое, бумага мелованная, а не лицо - к стеклу прижалось, нос сплющился и превратился в рыло свиное.
  Андрей Маркович взглянул на калику перехожего, за сердце схватился, губами - шлёп-шлёп: тряпка половая вместо губ.
  "Лукавый за мной явился, костыль золотой купил и антикварную тросточку Сергея Есенина! - Андрей Маркович заверещал тонко - оперный кастрат в Милане голову склонит в знак почтения к бритвенному воплю моего учителя физики. - Корзиной меня накроет, в рот бересту вставит и подожжет, в факел Олимпийский превратит.
  За грош мою душу перепродаст, потому что нет Совести у лукавого!"
  "А вы чёрта не ждали в гости, старый развратник?" - я не успокаиваю учителя, не объясняю, что не чёрт за окном, а - попрошайка, калика перехожий из Амстердама - трусы не носит, а глазами косит, нос плющит, под чёрта маскируется.
  Не послушал бы меня Андрей Маркович, потому что прельстился, в чайку Ливингстона перекинулся и в окно - через стекло - выпрыгнул!
  Сам убился и калику перехожего накрыл широким телом борца за второй закон Ньютона.
  Лишь борода калики флагом трепещет на ветру!
  АХАХАХАХА! Лев Николаевич!
  У нищего борода, и у вас борода - преемственность поколений! - Любовь Сергеевна согнулась в хохоте, выгибала нагое литое тело - не показное, не с вызовом безобразному, а - оттого, что весело, как на каруселях. - Слова обличения и мудрости у вас в бороде запутались воронами!
  АХА-ХА-ХА-ХА!
  Лев Николаевич с бородой испанского рудокопа!
  Выкрасили лопату в черный цвет, полагаете, что - если борода сверкает чернотой Космоса, то вы - помолодели?
  Кто же вас изуродовал, поглумился над благородными серебряными волосками - сорок рублей им цена за грамм?
  Наверно, цирюльник увидел вашу дорогую машину и отомстил вам - превратил в школяра, а у школяров головы качаются, бесстыжие ветры попутные в головах.
  Мужчины в возрасте бороды красят в естественные цвета париков французских инвалидов, а не в вызывающие ярмарочные; кловун - вам профессия, если борода лаковая чёрная.
  На голове волос - не густо - парик нужен, парик скроет неполноценность, неуверенность, но - настоящий парик, а не подделка с мехом китайской генномодифицированной гориллы.
  В Китай папенька меня возил с познавательной целью - изучение акробатики; глаза закатывал, цокал языком, а язык у отца - вы видели, Лев Николаевич - беличий, страшный.
  Неделю в Китае жили и ни одного китайца не встретили, словно земля унеслась на сто миллионов лет вперед, и правят инопланетяне.
  Я подходила - можно мне, девушке - к людям, раскрывала пальцами глаза, щупала животы людей - не прячут ли в животах колющие и режущие средства?
  Меня укоряли, говорили, что, если из деревни я приехала, то нужно мне рано ложиться спать, потому что Гомельский петух мне только в отцы годится.
  На восьмой день догадалась - не в Китае мы, а в Израиле, и батюшка Сергей Егорович не за памятниками народного искусства, не за акробатическими трюками, а - следом за группой балерин приехал - тайно от маменьки; чувства украл.
  Не укоряла я отца - не долго ему еще радоваться жизни, а активной жизни - еще меньше, потому что искусственное питание и больничная койка не заменят шашни с длинноногой - я лучше - балериной!
  Последние деньги на пышногрудую - подушки в лифчик засунула для престижа - балерину истратил (Мы потом домой на попутках из Израиля в Москву добирались, страху натерпелись, чуть в плен к чертям не попали!).
  Ущипнул девушку за левую глобусную ягодицу, полагал, что за деньги имеет право на бесчинство.
  Балерина честная оказалась, нетронутая клубничка, жемчужина непросверленная.
  То, что голая на столе в кабаке танцевала - не потеря чести, а, наоборот - закалка морали и нравственности - так в доменной печи - я читала - закаляется чугун для Северо-Кавказской железной дороги.
  Поморщилась брезгливо, папеньке пощечину залепила - выбила вставной зуб, словно палку из забора.
  "Слышите, поедатель человеческой падали! - ножкой стучит отца по темечку, негодует, личико своё ручками сжимает от досады, негодование из себя выплескивает водопадом. - Могли бы меня по головке ласково погладить, по-отцовски - простила бы вам грех рукоблудия, потому что вы не убийца.
  Но попу мою трогали - сбивали пылинку девственности, честь пятнали - не прощу вам, вампир; чтоб вас могильные блохи искусали на Ваганьковском кладбище.
  Помню кладбище: кресты, памятники, сироты - отрада, раздолье искренним - без примеси лжи - чувствам.
  Тоскует моя душа - праздника ищет, а вы, не в долину гейзеров меня повезли, не на доску для серфинга поставили, а попу трогали, искали в ней Правду!
  Моя Правда в попе, а не ваша, но и моей нет, я сама смолоду рассматриваю себя: к зеркалу поворачиваюсь спиной, шею выгибаю шлангом гусиной шеи, и не вижу Правду.
  А вы... вы - пятое колесо в телеге!" - плачет, но длинными ногами - не зря с пяти лет тренировала на брусьях - папеньку охаживает, как веником в бане.
  Я даже на миг пожалела отца, но вспомнила, что он траву тархун только для себя в чайнике заваривает, жадничает - нам с матушкой не дает; случится чаепитие - глаза выпучит картофелинами и один пьет тайные напитки, а нас чаем - за десять рублей пачка - угощает, скупой рыцарь.
  Балерина отцу часть волос с головы выдернула, назвала их сорной травой на поле дурака.
  Отец смеется, говорит, что своё получил - балерину ущипнул, а дальше - хоть в гусарский полк смертников пойдет - не страшно, если перо на шляпе, а шляпа прикрывает проплешины.
  "Парик куплю, в парике по Арбату пройду - не останутся равнодушными глаза новых балерин, молодых, перспективных, а ноги у них - Космические корабли. - Батюшка хохочет, о своём позоре забыл, намыливает голову корнем бабушки Агафьи, от последней банкноты закурил - назло балерине, я видела, как алчно сверкнули её глазки, деньги себе хотела засунуть в пилотку. - Заранее я совершаю омовение тела - вдруг, в тоске загнусь на чердаке, а чистое тело - не поруганная честь - блеснет бриллиантом в чердачной пыли, и балерина - не указ моему мертвому телу!" - разгневался, но трусит, пальчиком грозит балерине издалека, рычит, глаза мокрые утирает грязной ветошью слесаря-сантехника.
  Отец о парике подумал, Лев Николаевич, а вы - да, о цвете волос позаботились, но не в ту сторону - так кобыла радостно скачет от финиша.
  Убила бы вас за неестественный цвет волос, но возможно же исправить, Лев Николаевич, дыру в биографии залатаем, и вы - как новенький рубль! - Любонька пришла в сильнейшее волнение, говорила прерывисто, с трудом преодолевала поэтический спазм в горле. Грудь покрылась гусиными пупырышками, а ноги раскрыли тайну Вселенной. - Перекрашу вас, я лучше цирюльника; после смерти меня у врат Рая спросят "Что сделала благое на славу Родины и для спасения души?", отвечу со среднерусской тоской в звенящем голосе "Льва Николаевича перекрасила, и подвиг мой выше подвига покорителей Байкало-Амурской магистрали!"
  Любонька схватила Льва Николаевича за руку, умоляла глазами, но тащила за собой на буксире.
  Лев Николаевич не сопротивлялся - приятно, почетно, когда голая невеста - невинная, словно сосулька в марте - проявляет интерес - пусть отрицательный интерес, без эмоций, но не смотрит же сквозь человека, не надувает обиженно губки и не читает демонстративно шведский роман.
  Завела в ванную, выплеснула из красного тазика (Лев Николаевич отметил, что одна ручка у пластикового тазика сломана, указывает на бедность) темную пенную воду с подозрительными серыми археологическими тряпками.
  Наскоро сполоснула тазик - не с радостью, а по нужде - так кухарка с досадой подолом вытирает жирный котел.
  Налила в тазик воды, бросила для дезинфекции дегтярное радиоактивное белорусское мыло - кудесница городского леса Любонька, заместительница легендарной Олеси!
  - Вы, Лев Николаевич о маляре рассказывали - о нерадивом красильщике заборов, приготовили ему место на кладбище домашних животных! - Любовь Сергеевна неожиданно сильной рукой схватила жениха за остатки волос, опустила голову в тазик, словно котенка топила из жалости. - Событие с маляром - раз!
  Затем цирюльник - я бы ему гнутую подкову вместо денег на свадьбу подарила, пусть скачет и ржет, как конь, если клиентов не уважает; цирюльник - два!
  И я - три!
  Магия чисел в цифре "три", в книге "Цифры" Эсаул Георгий тройку нарочно прилизал, уважает тройку, потому что боится, у писателей страх, что хвост вырастет вместо крыльев.
  Волосы вам смочила, но волосы не борода - каждый деревенский козел с рогами и копытами - потомок чёрта - знает о своей бороде больше, чем вы.
  Пресмыкайтесь передо мной, Лев Николаевич, ползайте ужом между ног!
  Нагая я, но душевной и физической чести не потеряла, на ключ замкнула, и ключ спрятала возле чести. - Обнаженная Любовь Сергеевна - капельки воды блистали на её теле роскошными росинками - наскоро вытерла бороду Льва Николаевича полотенцем с петухами, губы девушки дрожали от страсти, но не животной страсти половых открытий, а - от предвкушения работы, засиделась девушка без дела, заплесневела её смекалка. - Присядьте на край ванной, экий вы увалень, Лев Николаевич!
  Северные медведи из яранг высунут рыла свиные и обхохочутся над вашей неуклюжестью.
  За свои деньги возьмите урок приседаний у Олимпийского чемпиона по штанге: приседания нормализуют кровяное давление и облагораживают ягодичные мышцы.
  В школе, одноклассник Сергей Пингвинов - мальчик с избыточным весом, неуклюжий, как и вы - на перемене наклонился, и штаны у него лопнули на ягодицах, испугали нас до полусмерти.
  Стоим окаменевшие, а Серёжа - от стыда и позора позеленел, забежал в туалет, голову в унитаз засунул и воду спускает - хочет утопиться с горя - Аленушкой сказочной себя вообразил.
  Вы не Сережа с тонкой душевной струной, не Алёнушка с хитрым блеском в пушистых очах; в глазах моих вы пали ниже ада, хотя ниже - пустота с ликующими Черными дырами, улыбки Чёрных дыр - улыбки кладбищенских сторожей после смерти. - Любонька увлеклась, втирала в бороду Льва Николаевича пасту из тюбика, смеялась, но дистанцию соблюдала, хотя - время от времени - торпеды грудей упирались в брови Льва Николаевича, вызывали из его памяти картинки биржевых драк.
  Девушка не замечала касаний - жажда малярши сильней желания униженного курильщика табака. - Уф! Умаялась, даже вспотела везде - неприлично о себе рассказываю, но вы ведь для меня ничто не значите, пожилой пятидесятилетний Лев Николаевич, поэтому - психоаналитик для меня, а денег вам не заплачу, оттого, что бороду вам перекрашиваю - деньги на деньги упали, и никто никому не должен, как в Райском саду.
  После смерти вы в ад попадёте, оттого, ногами сатира топтали мою девичью честь.
  Я сверху, из Рая на вас яблоки буду швырять - золотые; взмолитесь, о пощаде, потребуете простых яблок, вместо золотых, золото проклянете - наказание вам за гордыню.
  Восемнадцать лет когда мне исполнилось ниже пояса, я на каблуки встала, короткую юбку-платочек натянула, блузочку - микроскопическую, чтобы груди выглядели фонарями, а не половыми железами.
  На бульвар вышла; для честной девушки - хоть в бронелифчике и сапогах воительницы показаться на люди - не страшно, оттого, что честь согревает и сберегает пионерским костром из страны Ностальгия.
  Гордыня меня обуяла, я возомнила себя лучше других девушек балерин - обиженные, потому что воск у них вместо мозгов.
  Каблук в трещину в асфальте попал, я дорожных рабочих прокляла, упала, ногами дрыгаю, как жук, кусаю с досады губы, что трусики не натянула - в трусиках благородство, а без трусиков - задумчивость полевая.
  Мужчины в голубых касках подняли меня с пристрастием, побранили за гордыню и взяли обещание, чтобы я гордыню дома оставляла под подушкой с вышитым медвежонком.
  Прибежала домой, руки дрожат, словно я пилила баобаб ручной пилой, на подушке крестиком вышиваю, губы кусаю; опасаюсь, что за гордыню меня черт заберет, а я мишку не успею вышить.
  Успела, поэтому - живу, пользу людям и вам, Лев Николаевич, приношу в кошелке рассказов! - Любонька вышла из ванной - ослепительная во влажном тумане, присела в кресло, задумчиво вертела в руках вечный двигатель имени Исаака Ньютона.
  Лев Николаевич - не тащила его Любовь Сергеевна из ванной, сам вышел - недоумевал: выкрашена ли борода, все ли причуды у Любоньки на сегодня? закончилась ли у девушки взлетная полоса безысходности?
  - Пока борода сохнет - в Израиле брусника вырастет! - Любовь Сергеевна устремила на Льва Николаевича пустой безжизненный взгляд, сопроводила его скромным зевком. - При первом визите вы, Лев Николаевич, фантазировали, что меня купите, в жены возьмете, потому что в штанах у вас не тело, а - золото.
  Фантазируйте дальше, я люблю сказки, не сойду с ума от скуки во время вашего рассказа, негодяй вы и подлец, негодяй на черте сидит и подлецом подгоняет.
  В бедности живу из-за расточительства родителей, компенсирую богатым внутренним миром и дорогим телом; согласна - после двадцати пяти лет упало тело в цене, но дешевле не отдам любимому, потому что тело - мой хлеб насущный, моя арфа, из которой я - в минуты безбрежной печали по усопшим спартанцам - извлекаю пламенные чувства.
  Например, расскажите, что дали бы вы мне после замужества: сколько денег, почестей и благ - унесу ли на воображаемых плечах вашей жены? - Любовь Сергеевна разглядывала гостя, улыбалась кротко, с достоинством Тургеневской девушки в Летнем Саду.
  - Денег? Хм! - Лев Николаевич потянулся ладонью к бороде, но вспомнил, что борода на реставрации, усмехнулся, остро - так барыга смотрит на неграмотную балерину с бриллиантовым колье - посмотрел в глаза девушки. - Беженцы сирийцы в Дании получают социальное пособие - тысячу евро, что в переводе на всегда падающий рубль - несется, словно грудастая девушка бежит с горы, догоняет свои груди - восемьдесят тысяч рублей.
  Вы - не сирийка, и я не Казна! - голос Льва Николаевича летел торжественно, слова - четкие, потому что о деле говорил купец, а не о розовых занавесочках, не об Амурах голозадых - денег на штанишки не хватило - купидонам. - В строгости вас буду держать; денег каждый месяц на душевные расходы положу... хм... пятьдесят тысяч рублей - меньше пособия по безработице американского негра или Европейского афганца, но мы - в России, а рубль - кусается, зубы у рубля медвежьи.
  Пенсия по Москве - семнадцать тысяч рублей, а вы - трижды пенсионерка по пособию!
  Если больше вам назначу - разбалую, волнения у вас начнутся - любовь к молодым молдаванам проснется на генетическом уровне ведьмы.
  Молдаванин утром шпалы укладывает, а по вечерам девушек обольщает, ногу выше головы поднимает, в рясу балерона рядится.
  Не нужна мне жена, которая блудит с пекарями и дорожными рабочими.
  Тысяча семьсот рублей в день - достаточно: на маникюр, цирюльника, массаж - не каждый день, но уложитесь, Любовь Сергеевна, научитесь жить - с размахом за три зарплаты работницы из магазина экономического класса "Пятерочка".
  Прелесть пятидесяти тысяч - не нужно вам за квартиру платить, на еду - деньги отдельные, не большие, без соблазна и роскоши, но с голода не опухнем, не пойдём в Петербург без трусов.
  Два раза в год будем отправляться в путешествие - со скидками, по горящим путевкам; денег у меня много, но переплачивать за то, что меня обманывают, шерстят - не намерен.
  Автомобильчик вам куплю - красненький, не дорогой, но и не постыдный - молдавских парней не завлечет, и воров не обрадует, но - средство передвижения, а бензин и ремонт - за ваш счет, Любовь Сергеевна, чтобы не шиковали, как пава с хвостом павиана.
  Чем больше денег мы даём подругам, тем меньше они нас уважают.
  Кто отдает деньги, тот - дурак!
  Детишки пойдут - другая статья расходов - не поскуплюсь, но коляску за тысячу долларов США не куплю, обман в дорогих колясках, в них чёрт катается. - Лев Николаевич с немым вопросом слепого музыканта - посмотрел в глаза Любоньки, искал в них искорку понимания - так Владимир Ильич Ленин в селе Шушенское искал зайцев.
  Лицо купца спокойное, гранитное, но ноги выбивали чечетку на барабане паркета.
  - Горько мне, потому что вы - Лев Николаевич, скотина, хотя - честная скотина без рогов! - Любовь Сергеевна растерла виски пальцами, заговорила горячо, быстро - давно забыта нагота, то, что обнажена - кажется более естественным, чем, если бы в домашнем халате со звездами. - Высказали, могли бы обмануть меня - всё равно бы не пошла за вас замуж, но обманули бы, дали пищу для сливочных волнений.
  Девушки ждут от женихов - даже самых бедных - вранья, лжи, фальши в пустых глазницах.
  Я думала, что вы пообещаете бриллианты, яхты, пальмовые острова с кокосами и разнузданными индейцами, которые на морских черепахах состязаются - кто устойчивее и не похож на маятник Фуко.
  Театры, приемы в нашей загородной резиденции с золотыми колоннами...
  - Усадьба шикарная есть, но всякий сброд - поэтов, балеронов, политиков - не пущу, загадят сортир, загрязнят мрамор, помнут цветы, напьются, наедятся от пуза, а затем - со слащавыми улыбками конокрадов - денег попросят на благотворительность, а вся благотворительность у бездельников - между ног!
  Обхаят за спиной, не простят роскоши - лжецы в шкурах лукавых! - Лев Николаевич поднял кулак - огляделся - куда бы ударить с досады, но не нашел прочного дубового стола эльфов, поэтому легонько стукнул себя по коленке. - По молодости увлекался, приглашал в усадьбу балерин, "нужных людей", вся нужность лжецов - в криках, в кривляньях, в катании на лодках.
  Обольщали меня балерины и по комнатам шарили, воровали статуэтки, серебряную посуду, а балероны - обнаглели, выкапывали саженцы кипарисов, настурции, орхидеи - для своих загородных домов; обворовывали меня - голодные полярники в голубых трико.
  Я напился фиолетового крепкого - или я заснул, или наяву в белой горячке явился мне чемпион Мира по боксу Майкл Тайсон - негр-гора.
  Сначала поцеловал меня в губы по-женски, с упоением, разлил сладость по чреслам.
  А затем в гориллу превратился без права на банан.
  Скачет, приглашает меня побоксировать - наивная душа в теле помеси гориллы и носорога.
  Я отказался, огорчил чемпиона, и - ОГОГО! - звёзды упали мне на голову: бьет меня, колотит сильнее, чем грушевое дерево.
  Я очнулся утром - избитый, обворованный - то ли Майкл Тайсон приезжал, то ли балерины меня испинали с досады, что не бросил весь Мир к их тренированным ногам цапель.
  Вот и весь светский приём - тщеславие сгубит, к добру с золотыми сундуками не приведёт! - Лев Николаевич в сильном волнении закусил нижнюю губу, словно мстил губе за никчемные поцелуи.
  - Сержусь на вас - перебили мой рассказ, Лев Николаевич, а я о вашей душе и бороде забочусь, в сиделку превратилась, чепец незримый на мне появился! - Любовь Сергеевна вскричала, возвышенно махнула белой лебединой рукой. - Упрекаю себя за излишнюю наивность - на мне воду в Узбекистан везите - не расплескаю, потому что в душе - робкая верблюдица.
  Послушайте, неужели, вы не видите, страдания молодой горлицы в груди девушки? - Любонька вскочила, пробежала вокруг Льва Николаевича, исполняла девичий танец, затем - рухнула в кресло, снова замком закинула ногу на ногу; голос потух головешкой в Москва-реке. - Мои знакомые и подружки - прельщались, скакали от радости, когда выходили замуж за богачей, превращались в милых снежных козочек - нет картины краше, чем свежая девушка с дыханием весны и без одежды.
  Светлана - в девятнадцать лет последовала за мужем - горным князем в его владения на Кавказе.
  Собрала узелки с деньгами, сняла деньги с книжки - конфузилась, что всего лишь несколько миллионов за продажу квартиры выручила - маленький (по мнению родственников князя) дар в семью.
  Князь уверял Светлану, что снимет с неё не только свадебное платье, но и ответственность за семью - на яхте увезет в океан, подарит сто островов - или двести - на словах подарки отлетают от зубов князя, как хлебные корки от лбов бродяг.
  Приехали - Светлана по горам мужа на руках несла, потому что он - тонкий, аристократический - соломинка с клубникой.
  Увидела дворец - ахнула, даже князя в арык с кизяком уронила, словно кувшин с нечистотами.
  За миг повзрослела, выкинула из головы нелепые шалости балерины - так Президент отказывается от детских игрушек.
  Дворец - глиняный сарай; князья и княгини - родственники мужа - пастухи и огородники - почетно, приятно, но где же обещанные роллс-ройсы с золотыми дисками, неграми шоферами и мягкими фиолетовыми кожаными сидениями, к которым забавно прилипают обнаженные ягодицы балерины.
  "Я во сне проклята? В ад попала?" - Светлана ринулась с горы, катилась колобком, вспомнила рассказы о Кавказских пленницах и пленниках - литература в голове взошла тестом на дрожжах.
  Догнали, на шею петлю накинули, волоком дотащили до "дворца", дернули за левое ухо - наказание - и посадили перебирать чечевицу на свадебный пир, равный по роскоши пиру индейцев в американской резервации.
  Через год Светлана нашла момент, когда муж поехал за новой невестой-рабыней, подожгла саклю и на бронетранспортере пограничников убежала из плена, оставила в сакле девичью честь и недотканный холст - мост в Будущее.
  Сначала хотела в саван завернуться и по горной реке - тю-тю - до моря с акулами и крокодилами.
  Но строение крокодила не изучала - боялась, что крокодилы изнасилуют, а гениталии у них, как хвосты у шотландских пони.
  Другая подруга - Аделаида - замуж за шейха пошла, даже запуталась в лианах своих модельных ног - спешила, чтобы товарки не опередили, не превратили шейха в жабу.
  Дом мужа - в сто сорок пять этажей и на каждом - невеста, она же - кухарка, уборщица и экономка - сто профессий в одной девушке без трусов.
  Аделаида на сто тринадцатом этаже день ждала, когда жених исполнит брачные обязанности, к лифту по ночам подбегала, с затаённым дыханием белорусской Олеси прислушивалась - не мчится ли на лифте муж, а под ним - Конь Белый алебастровый.
  Лифт останавливался на других этажах, по дворцу разносились вопли, крика адские, а затем - хохот низкочастотный, уши парагвайского броненосца завяли бы от этого хохота.
  Месяц ждала ночи любви, вознегодовала, а девка - в теле, с избыточным весом; на пахлаве с орехами и мёдом взбесилась - укатала бы мужа до толщины блина.
  По веревке через окно спустилась, а веревку из простыней сплела - много простыней у жены арабского миллиардера - можно Луну опоясать простынями, и в простынях спрятана Правда.
  На земле отыскала кособокого медведя - ручного, потешного, с зелеными глазами аксакала.
  Аделаида снасильничала бы над медведем, изменила бы мужу с лохматым зверем-половой щеткой.
  Но медведь с рёвом дойной коровы убежал в барханы в гости к верблюдам, потому что испугался девушку, она для медведя - гора на столбах.
  Из парадных дверей вышла гадалка, боком протиснулась в узкий проём черного хода для балерин.
  Долго ласкала тонким языком прелести девушки, а затем подняла жирные очи, пропела с восторгом переродившейся птицы синицы:
  "После свадьбы каждая девушка мечтает о полете на Планету Марс, где вольно, нога выше головы взлетает без усилий, а бриллианты под ногами заманчиво хрустят спелой картошкой.
  Наш Повелитель немощен - да, жена ты ему, много жен, толкаем в груди друг дружку в бане, смеемся, а затем - коллективно воем - театр у нас имени волков.
  Кушай, пей, смотри развлекательные передачи по общественному телевидению, а о брачной ночи не мечтай; если на каждую жену Повелитель отпустит хотя бы по минутке, то подошвы у него сотрутся - по этажам бегать, борода запутается в многочисленных трубах отопления.
  Увидишь ночью в углу сгорбленную фигуру, не швыряй в гордое лицо чурчелу и серебряные кубки - призрак пришел, веселит тебя - даже на колени встанет, стряхнет соломинки с пыльного тулупа и поцелует тебя в пышные щеки Олимпийской чемпионки по поеданию сладостей". - Очи одной жёны Падишаха - моей конкурентки - обратились внутрь черепа и на меня смотрели из глазниц белые бильярдные шары из слоновой кости. - Любовь Сергеевна с недоумением рассматривала вечный двигатель, словно не сама изобрела, а он упал с облака, и что это - непонятно: скелет лешего или машинка для удобрения домашних цветов. - Девушка перед свадьбой улыбается, подластивается к жениху, а после свадьбы удивляется жидким волосикам чёрного цвета с проседью; на лобке седина появляется прежде, чем на голове, потому что к чреслам дурная кровь приливает, чресла больше страдают, видят в жизни, переживают, чем голова, а водка - эликсир молодости для лобка девушки.
  После свадьбы оказывается - либо врал жених, либо - подавал Правду с другой, чёрной стороны.
  Да, богат, знатен, но - богатство и почести жену не коснутся, оттого, что жизнь - балет; на смену одной балерине прибегает другая - ляжкастая, молодая, грудастая, с тройным подбородком собирательницы хлопка.
  Вы, Лев Николаевич, честно признались, что не побалуете меня - до свадьбы карты раскрыли - хороший игрок в покер.
  Другая бы девушка возмутилась вашей Правде, била себя лимоном по бугристой голове, сурово указала бы на дверь: "Фи! Пятьдесят тысяч рублей в месяц - меньше тысячи долларов США, меньше пособия для сирийского беженца в Европе - бурундука пляшущего на эти деньги не купишь!"
  Бездельницы и лежебоки не ценят копейку, а пятьдесят тысяч рублей - поверни, в центрифугу преврати; да - ничтожно мало, на платье от кутюр не хватит; но с другой - выпуклой стороны без трусов - пять тысяч батонов пшеничного хлеба - свиньям на праздник и барабанщикам на закуску.
  Честно вы сказали, по-купечески - многие невесты от ваших слов впадут в прелесть, руки вам поцелуют, зальются слезами восторженной радости, имя которой - Вдохновение.
  Но мне денег не нужно, если к мужчине душа не лежит, а растекается маслом по горячей сковороде.
  Вы - душевный евнух с голубым туманом в голове.
  В бане я бы на вас сначала ушат ледяной воды вылила, а затем - кипятком обожгла бы, чтобы кожа с вас слезла; змеи кожу меняют, и вы смените, потому что тесно вам в чужом образе - образе вурдалака! - Любовь Сергеевна взяла книжку-воришку (время и жизни воруют книги) в мягком потрепанном дешевом переплете "Дорога в никуда" Александра Грина, оставила Льва Николаевича перед стеной размышлений: хочет - пусть уходит гость, желает - останется, дождется собутыльника - Сергея Егоровича и подругу новую Анну Леопольдовну - папеньку и маменьку.
  - Царственная! Великолепная волшебница без трусов!
  Родственная душа! - Лев Николаевич стёк на пол со стуком бревна в печке, сын Буратино, подполз к девушке, схватил правую фарфоровую руку, целовал ладонь, обливал горючими слезами. - На вас смотрел, видел в вас тряпичную куклу - избалованную с пошлыми мозговыми извилинами засидевшейся девицы.
  Трижды - в сто раз - оказался прав, потому что вы - венец домоседства, приятности и тихого, ровного величия; прикАжите чёрту: "Уходи, лукавый!" - уйдет, убежит, потому что испугается вашей безысходности с золотыми сережками.
  Не думал, что заинтересуюсь вами, зевал, вампиров - вместо овец - мысленно пересчитывал.
  Вдруг, безрассудный Амур ржавую стрелу (золотые Амур для себя оставил) мне в сердце воткнул.
  Понял я за минуту, что означает любовь, слился с сиксиллиардами тоскующих вопящих влюблённых самцов.
  Не сравнится с вашей пустотой ни одна балерина вьетнамская; да, подластиваются, угождают, любезничают, но нет в них величия и Истины.
  "Хозяин! Я тебя любить! Чего хочется хозяину?
  Поэбать...я? Я тебе много дам! Этого у меня с избытком, хозяин!"
  Редактор журнала с охотой взял бы в жены азиатку, а я - в вас влюбился, ковром золотым под ноги ваши брошусь.
  Нет, пособие не увеличу, а даже урежу - до сорока пяти тысяч в месяц - на благо вам, чтобы спесь не накрыла вас погребальным покрывалом с вышитыми сценками из Камасутры.
  Бред в Камасутре - девушки ноги выше головы поднимают и на плечи ухажеров забрасывают, словно не ноги, а - мешки с мукой.
  Если подняла ногу, то - танцуй, балерина.
  Нож вытащила - бей, коли, режь!
  Пистолет выхватила - стреляй, даже, если не чёрт перед тобой - спутала в темноте - а старушка с фарфоровыми зубами лошади.
  Я - инженер-строитель по образования, эстет из детства, а купцом стал - когда поумнел, отделил гречневую крупу белиберды от золотых самородков.
  В институте спроектировал "Дом любви"!
  Огромное здание замаскировал под Сталинскую высотку, а внутри - козлик Мек ножки сломит.
  Комнат - не счесть, даже я - архитектор - не знаю, сколько, потому что большинство комнат - волшебные, потайные, в них призраки Гарри Потера скрываются от миграционной службы России.
  Дом спланировал так, чтобы гости друг с другом не пересекались - каждая гримерка балерины в многоэтажке - со своим выходом на улицу; загадка, если коридоров больше тысячи, и ни один не пересекается с другим - геометрия Лобачевского не разгадает тайну Дома Любви.
  На торжественное открытие запустили в Дом Любви тысячу балерин и тысячу спонсоров - Охотник, лови вора!
  Час ждём, два прошло, все бутерброды с тухлой семгой скушали, а из высотки - ни звука, растворились балерины и спонсоры в тумане забвения.
  На поиски отправили три бригады МЧС и еще партию балерин без трусов - резерв из Санкт-Петербурга.
  Снова пустота, и слышен в звенящей тишине транспортного кольца шелест банкнот.
  Члены приемной комиссии руками-лопатами махнули, побранили меня, что напрасно балерин перевел - без пользы для дела; и разошлись по своим загородным резиденциям, где клубника величиной с голову быка.
  Я плакат нарисовал "Материнство - подвиг!", на грудь повесил и песни пою в безысходности, ни премии мне за Дом Любви, ни поцелуя балерины.
  На плакат приклеил картинку - купающаяся Сусанна с грудями и старцы с бородами.
  Прохожие подходили, протирали салфетками очки, тыкали пальчик в картинку и щедро мне мелочь отсыпали в карман - дар художнику и архитектору.
  О грандиозном здании забыли, словно не дом на Набережной, а - колодец в ад.
  По ночам я часто подходил к высотке, светил фонарем, капал воск черной свечи себе на мошонку - искал в боли и отчаянии Правду.
  Изредка в газетах упоминали о балеринах на экзотических полярных островах, о МЧСниках в тростниковых хижинах зулусов: возможно, коридоры выводили из Дворца не в Москву, а в другие измерения и страны, где горилла стоит дороже математика.
  Однажды, из дома выскочил культурист-старик - мощный, мускулисты Аполлон с седыми гениталиями; взгляд - блуждающая Планета.
  Подошел ко мне, заглянул в глаза, крепко обнял за плечи и трижды поцеловал в губы, будто ставил на мне печать Соломона.
  "Парень, если тебя бурундук в пенис укусит - не печалься, потому что бурундук - не чёрт!
  Неосознанно укусит, без ревности и чёрной ядовитой злобы.
  Невесту себе ищи по душе - чтобы напоминала изящного легкомысленного бурундука без шкурки.
  Кто мы в этом Мире?
  Домовладельцы?
  Странники по Дому Любви?
  В чем, Истина, парень? в голых балеринах? - штангист схватил меня за лацканы шерстяного сюртука, выколачивал из меня Правду, но нет во мне Правды, потому что я не библиотека имени Ленина. - Банкир говорит - "Золото - хорошо!"
  Спортсмен утверждает - "Здоровье - хорошо!"
  Институтка лепечет лепестками розовых губ - "Честь - хорошо!"
  Никто не знает - кто умнее, кто талантливей, и у кого гениталии приспособлены для совокупления в районе Чёрной дыры.
  Помни, парень в полосатых портках похитителя топоров: Жизнь - не кладбище домашних балерин!
  Жену себе ищи - с памятью и манерами бурундука!
  В бурундуках Слава России!" - завопил, схватился за левый сосок, на меня дико взглянул и побежал в Дом Любви, словно опаздывал на ладью Харона.
  Я слова культуриста занёс на дальнюю полку памяти, запылились они, но сегодня, сейчас всплыли; увидел в ваших рассуждения подобие бурундука: слова обрели плоть, тело ваше - золотое, а аура - аура бурундука.
  Влюбился, прикипел, понимаю, что жизнь теперь без вас - монета без герба.
  Разве не чудовищно, если девушка отказывает безумному жениху и роет яму для фарисеев?
  Отбросьте дикарские предрассудки - рыбу сырую кушают дикари, иногда тухлят, чтобы рыба размякла, а вы - не рыба, но мягкая, тело играет, для меня арфа создана.
  Пусть не любите меня - куплю вас, но не вашу любовь, и не нужна мне любовь, от неё - толку не больше, чем от сломанного паровоза.
  Главное, что я люблю и покупаю вас; в доме увеселений балерины искренне любят клиентов за деньги, ластятся, обольщают, хвастаются перед подружками синяками на бессловесных ягодицах.
  Попа девушки - земной шар: перепады, водопады, горы, долины, лощины, пещеры со сталагмитами и сталактитами.
  Соглашайтесь на свадьбу, не губите ауру купца - после свадьбы в новый дом въедем, на моё имя записан, но и вам - радость и нашим будущим деткам - Чеховским персонажам!
  Любую вас возьму - с криминальным прошлым содержательницы притона, любовницей железнодорожников, или - похитительницей овец!
  Пусть развратница вы, обманывали меня, что - невинная; любовь - не дискуссия в кабинете акушера!
  Может быть, девушки научились новым трюкам заманивания богатых мужчин - соглашаюсь и на обман; думал, что по старинке действуете: "Волшебник великолепный! Родственная душа!", а вы, вероятно, освоили новые технологии обольщения, перед которыми пляски в общей бане - древняя наивность.
  Всё вам прощу, всех убью, лишь бы вышли вы за меня, легли рядом в постель и рассказывали о мерзких подружках.
  Не важно ваше прошлое, а только - Будущее для нас! - Лев Николаевич замычал, вращал глазами, искал каменный нож для обрезания - на случай, если девушка откажет или обнаженная к окну кинется с криками о помощи.
  - Удивили! Лев Николаевич, в возрасте, а прыткий, словно блоха на гончей собаке! - Любовь Сергеевна спокойно смотрела в глаза гостя, закусила губку, размышляла - замуж, или в петлю? - Не разверну дискуссию, не спрячу изумительное личико за китайским шелковым веером для гейш.
  Оригинально сделали предложение руки и содержания - согласна я на ваши условия, хотя в них видно рыло чёрта!
  Сегодня матушке и батюшке объявлю о свадьбе, с ума сойдут от жадности, в ножки мне алебастровые поклонятся, а мне их поклоны - пух тополиный, пустота!
  А теперь, уходите, Лев Николаевич, жених мой!
  Не поцелую вас - полноте, после свадьбы купите мои поцелуи по сто рублей за грамм.
  Нынче честь девичья ничто не стоит; можно девушку обесчестить обманом, гнусными предложениями; не нужны ухажёрам рыцарские приёмы, куртуазность!
  Всё в прошлом, в вишневом саду имени Шолохова. - Любовь Сергеевна прошла к входной двери, открыла ("Здравствуйте, Марья Ивановна!" - поздоровалась с соседкой в теле бегемота, не стыдилась своей предсвадебной наготы.), ждала - сладкая, наполненная березовым соком весны - когда жених покинет дом.
  
  Лев Николаевич брел по Тверской в молочнокислом счастье предстоящей свадьбы.
   Улыбался бомжам, гостям столицы и остроухим бледнолицым прибалтийцам с едой в карманах.
  Еду носили из солидарности - русские без еды в карманах, значит, мы - по-западному, с галушками и национальными сырами, белки мы, кудесницы.
  Лев Николаевич остановился около уличных балерин; слабый мужчина не пройдет мимо обнаженных танцовщиц, сила в балеринах - печная, Ильи Муромца.
  Девушки связаны одной льняной веревкой - ветхой, с пушистыми крысиными волосиками.
  Чудо-веревка умело скрывало наготу балерин: голые, но и не нагие, спрятаны под полотном целомудрия и танца - трудно танцевать в веревке, не лошади, которых гусары осаживают возле ярмарки: но - если поднесут балеринам водочки - расцветают, хихикают, замысловато ноги выше головы поднимают в знак почтения.
  В поднятии ног уличных балерин Лев Николаевич увидел судейский стол и адвоката из воинской части, в которой служил давным-давно в прошлой жизни, потому что - до свадьбы.
   - Кажется мне, что ваша грызня, балерины, наигранная, отсвечивает розовым соком вишен! - Лев Николаевич засунул за веревку тысячерублевый билет казнокрадства (обрадовались козочки, ластились к Льву Николаевичу, выгодно выгибали спинки, выпячивали мячики ягодиц - безутешные, грустные ягодицы брошенных невест). - Праздник у меня сегодня - девушка, да, строптивая, с явными признаками цинизма в отношениях со мной, но признала, согласилась - пока на кабальных для меня условиях, но - обещала, что станет моей женой за деньги.
  Через год или двести пятьдесят миллионов лет - одна секунда семейной жизни - вызволю из смерти бабушку, а невеста моя - Любонька - полюбит меня, всенепременно полюбит, иначе отвратительное чудовище выскочит из моей груди и взвоет петухом на телебашне. - Лев Николаевич потрогал ближнюю балерину за выпуклости - не понял - ягодицы или груди, фыркнул, нюхнул табак - побрился бы, но среди улицы рядом с голыми балеринами процесс бритья похож на приготовление покойника к погребению.
  - Мерзавец вы! Без тонких струн скрипки в душе! - балерина вздрогнула, ахнула, не добивалась благосклонности Льва Николаевича, но и не отвергала, похожа в бессилии на мохнатую рукавичку. - Пусть у вас сто разнеженных невест с сахарными губами и триста любовниц с женами - не поцелую вас и их, дурно мне от сотни поцелуев без любви.
  Фармазоны целуются, теребят друг другу кружева, находят величайшее наслаждение в рассказах об усыновленных афроамериканских детишках с грецкими орехами вместо глаз.
  Я - не заяц с длинным носом Буратино.
  Обидно, если мужчина сначала дал денег, а деньги - не просто бумажка с водяными знаками и красными волосами гиббона.
  Деньги от спонсора - мост в Рай для балерин!
  Обольстил, подластился, подкупил, и - когда я с широко распахнутыми очами газели раскрыла свои внутренние органы навстречу нашему Будущему с сопливым ребенком - похвастались своей невестой.
  Золото у вашей невесты в ягодицах?
  Царь-колокол вместо грудей?
  Политическая экономия с волосатым Карлом Марксом между ног?
  Нет у меня выбора, а у вас - лес невест, но не интересны мне ваши невесты, беспамятные они, крикнут - в моей груди эхо горного Кавказа не отзовется.
  Зачем девушке рассказываете о другой девушке; вы - река Рейн без берегов. - балерина зарыдала, билась в истерике, и её боль по нервным окончаниям переходила к молчаливой - наверно, немая - подружке. - Вчера смерть свою видела, но не подняла перед смертью ногу выше головы, не спонсор мне смерть, не спонсор!
  Возле памятника Пушкина женщина с гимнастической палкой, в трико акробатки; просвечивающее трико, чтобы зрители видели - нет венериных бугорков на лобке спортсменки, она - здоровая, нежная, пригодная для утех в садах Семирамиды.
  По груди моей рукой шарит, хохочет, а я знаю - смерть она, потому что зубы - фарфоровые, как у козлика из Зоологического садика в Калининграде.
  Козлик потешный - какает янтарём, а голос - голос певца Кикабидзе.
  На лоб ладонь перенесла, сжала до боли кожу на лбу - Звезды с кометами вспыхнули на сетчатке глаза.
  Жар охватил меня - огненной птицей поднялся от пяток Ахиллеса до эльфийских ушей, я - для охлаждения - ногу бы подняла, но вовремя опомнилась - снег у меня в голове.
  Угостила смерть самокруткой, поговорили о вдовах, посмеялись над бабкой с бобовыми стручками в волосах.
  Откуда старушка взяла бобы и засунула в волосы - загадка сфинкса!
  "Иногда уголь копаю, а часто - ворую у проводников поездов! - смерть жарко поцеловала меня в горло, подхватила на руки и - бегала со мной вокруг Памятника Пушкина, развращала скромных имбирных лесбиянок. - Моё армейское звание - сержант запаса; костями гремлю, а любовь отдаю только честным генералам.
  Если честная девушка спит с честным генералом, то честь от чести не потеряет.
  Тебя встретила, осматриваю - нет ли блох, не больна ли чахоткой, и погоны ищу генеральские, не всегда явно они просвечивают сквозь кожу, прячутся, таятся, хихикают и - взрывной волной в стакане воды - вылетают, пугают балерин запахом, цветом и звуками.
  Не нашла на тебе погон - значит, не выйдешь замуж, честь потеряешь, и каждый пройдоха на улице тебя обидит словом, выпьет с тобой водки и проникнет в тебя, забежит в пещеру Алладина между ног, руки рупором к губам приставит и закричит страшным голосом:
  "Грешница без чести!"
  Страдай девка без трусов, через твои страдания моя честь окрепнет, закалится, превратится в чугун". - смерть сказала недоброе и исчезла среди растаманов.
  Я с открытым ртом стою окаменевшая, не реагирую на поцелуи деловых мужчин; клерки домой после работы спешат, целуют девушку, потому что я - доступная ягодка!
  Сегодня вы меня оскорбили словом - лучше бы чести лишили, оскопили каменным ножом для рубки мяса молодых бычков. - Балерина закусила малиновую губу, отвернулась - упала бы, но подружка выстояла, сдержала - так санитар подставляет сломанное плечо раненой медсестре.
  Лев Николаевич не заметил тревогу в очах балерины; балерины - куклы, не имеют право на эмоции, чувства и водопад слёз.
  День прошёл в радостных хлопотах - Лев Николаевич сообщил знакомым о предстоящей свадьбе, похвастался в зоопарке: животные с пониманием относятся к интрижкам богатых спонсоров.
  Незаметно прошёл второй день, и на третий - финал лиги одиночества - Лев Николаевич отправился на официальный прием с букетом белых роз (цветы куплены на распродаже, продавец уверил, что сегодня розы выглядят до двенадцати часов, как кочерыжки капусты - свежие, нежные, к поцелуям ягодиц зовущие.
  Завтра розы завянут, но завтра - может быть, Чёрная дыра поглотит нашу Вселенную, или невеста разобьется на мотоцикле "Харлей Девидсон", никто в Чёрной дыре или гробу не обратит внимания на завядшие розы.).
  Дверь открыла Анна Леопольдовна - с иконой, с торжественным выражением на подкрашенном - синяками и пудрой - лицом.
  Схватила Льва Николаевича за мошонку - знак дружбы, словно говорила: "Любовное приключение нас сблизило кораблями во льдах Антарктики"), ударила иконой по лбу жениха - подкрепляла физический контакт высшим благословением.
  Сергей Егорович робко прижимался к холодильнику ЗИЛ советских времен, криво улыбался - с чувством превосходства: хозяин продает сучку.
  - ЭЭЭ! Лев Николаевич! Совет да любовь вам - старше меня, но сыном назову, денег попрошу по-семейному! - Сергей Егорович отлепился от холодильника, протянул руку-кошелек. - В баню пойдем - обдую тебя, вместо балерины станцую, а ты - смири гордыню; в бане видно, когда гордыня смиряется, ужимается после ушата ледяной воды, превращается в окурок.
  По сердцу мне балерины, но и ты ко дворцу пришелся, Лев Николаевич, сын мой с бородой имени Третьего Интернационала.
  - Давно ли в чёрта перекинулся, папа? - Лев Николаевич выбил пыль из сюртука друга, говорил ровно, и в каждом слове - стрела с ядом. - Денег до свадьбы не дам; законы свадебные изучил - с вас приданное потребую, кто платит, тот - дурак.
  Если я сын тебе, Егорыч, то к груди голову мою прижми, расскажи о нравах и отношениях в твоей семье - горько мне, но Любоньку увезу, оставлю тебя с Анной Леопольдовной - зарастете в грязи, любовь забудете, в тоске построите шалаш в Шушенском и проживете в нём остаток жизни: волосы вылезут, глаза повернутся в сторону сумерек, волк в овечьей шкуре покажется бараном. - Лев Николаевич подошел к двери комнаты невесты, словно откапывал зеленую дверь в стене. Постучал по-хозяйски, со значением, надул грудь, потому что индюк - важная, величественная птица: - Любовь Сергеевна! ГМ! Вы готовы? Я свататься пришел - не за пирогами, не за грибами, а - а за сладкой ягодой малиной - горох щиплют, а малину едят.
  - Лев Николаевич! Что же вы, будто уголь африканский - чернеете лицом, стыдитесь войти, а после свадьбы стыд и смелость потеряете в широких карманах галифе.
  Если я в ванну прилягу, в жемчужную пену - после свадьбы, то оробеете, покраснеете, и вся мужская сила выйдет из вас с последним вздохом гусара. - Любовь Сергеевна схватила Льва Николаевича за руку, сурово посмотрела на отца и - с предостережением раненой птицы - на Анну Леопольдовну, словно бы говорила: "Подождите до свадьбы, не шутите с гостем - деньги он и моя надежда, пусть старый он, пень гнилой, но на пне произрастают дорогие полезные грибы опята".
  Затащила в комнату, плотно прикрыла дверь - закрыла калитку в девичество.
  Алые щечки горят первобытным румянцем - то ли заря, то ли - закат.
  Свадебное платье - белое - целомудренно закрывает тело - Храм любви.
  Любовь Сергеевна перехватила взгляд жениха, с досады топнула миленькой ножкой в дорогом башмачке, искала Правду в пританцовывании. - Вы на лоскутки красного платья в углу комнаты с укоризной посмотрели - не платье браните а - меня, молча называете растратчицей - загубила ваш подарок - красное платье жены палача.
  Вы, Лев Николаевич, в деньгах понимаете больше, чем в нарядах для девушки, которая скрывает честь за китайским шелком.
  Платье для меня оставили, но не подумали, что я видела это платье в дешевом магазине, знаю его цену: не скрыть от девушки истинную стоимость вещей, а от горного американского осла не скроется беглый негр.
  Подарили бы дорогое - сердце бы моё оттаяло; сейчас - уголь, а запылало бы огнем в доменной печи.
  Платье на тряпочки разрезала, на ленточки; в лес ночью убегу, в Измайловский парк, тряпочки по веточкам развешу - пусть радуют слепых волков.
  Охотник в волка стреляет и не знает, в кого волк после смерти перекинется: в кабана? в человека? в скрипача?
  Неприятно вам, что подарок сгубила, а - если разрезала платье, то спрятала бы в шкафу, чтобы вы не видели, не укоряли себя за напрасную растрату, а меня - за лихость жены индейца.
  - Любовь Сергеевна! Вы - прелесть, непосредственная жемчужина в раковине гигантского моллюска. - Лев Николаевич присел в кресло, закинул ногу на ногу, постукивал серебряной тросточкой по паркету - так дятел выстукивает в трухлявой сосне норы червяков. - Что-то важное хотите мне сказать, терпите, держите в себе, но сгоревшая каша - рано или поздно - выскочит из горшка и из черепной коробки.
  Купца не обманите гладким восторгом, я вижу подводные течения с русалками.
  Озноб у вас, ледяная корка стянула груди, в ладони дуете, по-бабьи в каждом углу покойника ищите без трусов, а на потолке - чёрта высматриваете.
  В жены к чёрту бы пошли вы, Любонька, но не берет вас чёрт замуж.
  - Замысловато сказали, что чёрт брезгует моим телом и душой! - Любовь Сергеевна храбро отошла к окну, набирала в лёгкие воздух, а в сердце - заячью храбрость. Выплеснула, словно помои в арабском квартале Иерусалима. - Я, Лев Николаевич, давеча честь потеряла... гм... запятнала.
  Сначала запятнала, а потом потеряла - золотое кольцо в чести моей скрыто было. - Любонька замолчала, с первобытным страхом смотрела на жениха, не верила, что сказала, а Лев Николаевич услышал тонкими ушами морского разбойника.
  - Продолжайте, Любовь Сергеевна, историю вашу запишу иголками в уголках глаз тайных советников Кремлевской канцелярии.
  Я сад и огород оживлю, в духовом шкафу пирог с клюквой испеку и вас пойму, потому что я муж - с теплом в сердце! - Лев Николаевич судорожной рукой ударил себя в лоб, заледенел - сосулька на воротах дома иеромонаха.
  - Укоряйте меня, ударьте - вы можете, хам! - Любовь Сергеевна щурила левый глаз, наклонилась, по-артиллерийски задрала подол платья. - Вы в прошлый визит уверяли, что возьмете меня любую - грязную, порочную, с археологическим прошлым ведьмы.
  Не люблю я вас, одолжение сделала, что дала согласие на свадьбу; стерпится, намилуетесь, а я - взгляд в потолок - Звезды на известке найду.
  Не из гнева, а ради утешения совести - задумала, что перед свадьбой отдам честь молодому человеку - ему на радость, а вам и мне всё равно, потому что уходим в безрадостную пустую жизнь.
  Степан первый в гости пришел, пыжится, а уже не кажется мне человеком - чёрт он; а чёрту отдаться - всё равно, что с поленом переспать.
  Я разделась и предложила Степану свою первую березовую любовь без веников, расстилалась перед ним птицей лесной.
  Степан меня за груди трогал, волосяную удавку накидывал на шею, чтобы я не убежала, а я не убегу - бедовая я, белая с грустью под соболиными бровями.
  Не выходило у него, естество застыло, похоже на чучело воробья.
  Я сбегала, из тумбочки папеньки синие таблеточки виагра схватила, дрожу от волнения - вам урок преподам, - запихиваю таблетки в поганый рот упирающегося любовника, рыдаю, а он противится, выплевывает, играет в мать и дитя.
  Насилу молотком вместе с зубами вбила в глотку таблетки виагры, ждала, когда черная туча поднимет естество Степана.
  Даже пожалела волшебные таблетки - лучше бы вам скормила на обед, а за услугу потребовала бы с вас Правду!
  Степан ругал меня, называл карманной воровкой, и через час бесплодных усилий заломил руки, возопил тонко, по-гусиному:
  "Сарафан среднерусский накинь на мои узкие плечи каторжника!
  В женской одежде я чувствую себя одуванчиком со стебельком - авось, не бросишь меня из окна на землю в сарафане.
  Птица - крылья обжигает около Солнца, кружится, ищет Икара, а я в сарафане Правду ищу, может быть, и встанет у меня - после виагры и сарафана - на Правду!"
  Я всполошилась, из сундука извлекла старинный сарафан - прабабушку мою в нём хоронили: Степаниду Матвеевну; Степанида - Степан - имена созвучные, и открытие, что Степан - моя прабабушка в мужском теле - меня подкосило.
  Светлым колосом пшеницы я упала на пол, ресницами хлопаю, будто играю на рассохшейся гитаре.
  Степан в женское облачился, щеки его приобрели свекольный загадочный свет.
  Упал на меня Степан, за половину минуты лишил девственности - годы прошли, становилась моя моральная устойчивость, а лопнула за миг - брызги шампанского во мне.
  Я сбегала в ванну, вернулась и ласково позвала любовника, завлекала медовыми речами:
  "Подойди ко мне, Степанушко! - руки протянула, губы сложила сердечком - на видео в батюшкином компьютере любовалась, как балерины завлекают канцелярских работников. - Жених мой Лев Николаевич обесчестил меня словами и своим поведением дворецкого!
  Ты обесчестил меня подвигом и таблетками виагры с сарафаном.
  Равновесие в Природе восстановлено - будешь моим любовником при живом муже - почетно, по-современному, и Льву Николаевичу понравится, потому что купцы любят удалых жен".
  "Муж, жена - далеко от меня, и где Истина? - Степан быстро оделся, смотрел на меня сухо, с осуждением палача. - Не нужна ты мне, Люба, обесчещенная, словно стручок гороха без горошин.
  Друзьям твоим напишу в интернете, ославлю тебя, чтобы не вступили в тот же капкан, что и я, не измазались глиной бесчестия.
  Кто с обесчещенной девушкой приляжет - тот в грязи бесчестия измарается, как дворовая собака в маненой каше.
  На целину я уеду, грех свой замолю возле комбайна!"
  Сплюнул на пол, развернулся - покидал меня навеки, гриб ядовитый, а не парень.
  "Степан молотобоец, чемпион школы по метанию стульев! - я в сильнейшем волнении догнала любовника, повалила на пол, зажала его голову между голеней, а ладонями выворачивала голову, превращала человека в безмолвный труп; может быть, воскреснет через двести пятьдесят миллионов лет Степан, тихой поступью зомби пройдет мимо моего дома, а я - обновленная - махну ему платочком из окна". - Любовь Сергеевна проговорила отрывисто, в досаде заломила пальцы (свои), смотрела на Льва Николаевича, как в момент первой встречи; не видела в нём мясо и кости, а лишь - сюртук и гамаши.
  - Подвиг вы совершили, Любовь Сергеевна; поэтому - наслаждайтесь в одиночестве, восхваляйте себя; себе же и дань платите - по сорок пять тысяч рублей в месяц, а я закрываю короткую биржевую позицию; на целину вслед за Степаном отправлюсь за хлебом.
  Хлеб дорожает, выгодно продам в Ленинграде, под маркой "Блокадный хлеб" заготовлю сухари.
  Степан обманул вас - на целине нет комбайнов, ночные клубы и кабаки по целине разбросаны на расстоянии шага пьяного гусара. - Лев Николаевич открыл дверь комнаты, оглянулся, осмотрел бывшую невесту с венца праздничной прически до мысков белых туфелек на каблуке-спице!
  - Не-не! Барин! - Любовь Сергеевна сорвалась, схватила Льва Николаевича за фалду сюртука, прошептала по-лесному тихо. - Я вам Правду открыла перед свадьбой...
  Надеялась, что за Правду, оттого, что я - смелая, удалая - отдала невинность пастуху комбайнеру - вы меня зауважаете еще сильнее.
  Девственная плева - миф, ерунда, от вырванного зуба больше крови, а честь - осталась при мне, закована в сундук дубовый.
  Вы, парни, девичники устраиваете с балеринами; дым коромыслом перед свадьбой, и американские студентки отдаются пуэрториканским ковбоям - тело невесты гуляет, совокупляется, а душа и честь принадлежат телу мужа... я в книге читала, и в кино видела.
  Клялись, что обесчещенную меня возьмете, а сейчас - в мученики себя записали, кровью моей смываете свои грехи на бирже.
  Вы не можете уйти, вы же обещали жениться, требовали, умоляли, черствый вы баран, Лев Николаевич! - Любовь Сергеевна осиновым листом упала в кресло, промокала платочком - с монограммой дома Романовых - мешки под глазами.
  - Взял бы вас грязную, Любовь Сергеевна, поверьте - и из канализации возле дома разврата извлек бы, обмыл в покойницкой, потому что душа девушки, её честь - вы мудро заметили - не пачкается вместе с внутренней стороной бедра.
  Но вы не только внутреннюю, физическую честь потеряли, а отдали любовнику честь душевную, моральную устойчивость свою подарили, потому что - перед свадьбой, когда я воспарял, летал, а мой парашют и корзина под воздушным шаром - ваша честь, поддерживала меня.
  Теперь падаю, потому что честь ваша ушла, убежала на лапках сибирского койота.
  Не возьму вас в жены, потому что придется остаток жизни падать - так падает рубль по отношению к доллару США.
  За половину минуты вы лишились чести, райских островов, денежных премий от меня, любви пожилого, но крепкого - ОГОГО! дуб я! - мужчины!
  Не вижу вас, Любовь Сергеевна; вы сквозь меня смотрели, а теперь я вас не вижу: потому что вы - призрак, оттого, что честь железобетонная вас не поддерживает! - Лев Николаевич прошел мимо родителей бывшей невесты, отчужденный комар без крыльев.
  Сергей Егорович мешком упал на колени, целовал руку другу:
  - Не оставь, Лев Николаевич, благодетель, руки у тебя серебряные, а ноги - золотые! Живите без любви и без чести; деньги плати дочке - без денег мы загнемся, на кефир "Домик в деревне" перейдём.
  - Лёвушка, меня пожалей; в вечные рабы любовницы к тебе пойду без трусов, прыжки балерины выучу, стрекозу перепрыгну! - Анна Леопольдовна прошептала и упала без чувств, словно её сдули.
  - Остановите, держите мерзавца, вор он - надежду мою украл! - Любовь Сергеевна держалась за косяк двери, шептала, губы - синие, с белым налетом болезни - дрожали иголками ежа. - Обещал, что женится, лгал, что обесчещенную возьмет - приголубит, полюбит меня, как уличного котенка.
  Для вас, Лев Николаевич, старалась, верила, что мой поступок со Степаном оцените, посмеетесь, пальцем погрозите, а в глазах ваших вспыхнет страсть дикая, степная; богатые мужья любят дрянных девчонок.
  Без вас, без вашей лжи, не отдала бы моральную устойчивость Степану - могильная плита ему одеялом на брачном ложе.
  Вы - подлец, Лев Николаевич, деньги давайте!
  Forty five thousand each month! My parents will kill me if you do not take married. Rot, peck, because they - crow eaters daughters corpses. Damn you to sit! Marry me pick! And honor - the honor after the wedding will rise.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"