Аннотация: Вот что получается, если обещанную корзину яблок не отдать. Не серьезная история о серьезном: может произойти с каждым.
Панасовы яблочки
Поругался Панас со своей сестрой. А ведь все в деревне знали, что сестра его - черная ведьма. И глупо так поругался, прямо на развилке, из-за яблок. После смерти родителей достался Панасу дом c cадом, и обещал он отдавать половину урожая от заветной яблоньки. Каждый год ничего, не жадничал, а тут - слово за слово, и вспомнились Панасу прежние обиды, коими сестрица дорогая братца потчевала. Отдать бы брату яблочки, а он вдруг корзинку у родственницы вырывать начал. И так деревянную ручку дернул, что покатились яблочки на дорогу да в траву червей и уток кормить, соседей смешить.
Позеленела сестрица. И раньше худая и злая была, а тепереча и вовсе осерчала:
- Ты, - говорит, - Панас, жадный до невозможности, и в детстве пока конфетку у тебя выпросишь, козочкой вокруг пляшешь! - А сама сверкает черными глазками, губки сжала в полосочку, злится.
- Неправда твоя! - Топнул ногой Панас. - Сама виноватая! Ты ж меня тупицею обзывала! Ты меня со свету сживала, лягушек в кровать подкладывала и варенье мамино до чиста съедала до зимы.
- Жадный ты! Жадный! - Старуха-ведьма прищурилась, а в груди у Панаса взыгралось неведомое доселе негодование. И вот тогда занес он над сестрицею руку, и грянул гром между родственничками. Ведомое ли дело, чтобы слабым угрожать?
А потом все и началось. Покатились напасти над деревней, как по маслу нож. Нету ни одного дома, где бы не случилась неприятность. Только Панасу дела нет до чужих бед, потому как забор у него высокий, дом добротный, а колдовского умения и самому занимать не надобно.
Короче, образовалась воронка между домами родственничков нешутоШная. Поначалу куры дохли на развилке, потом ни с чего загорелась повозка уездного начальства, затем поползла воронка по огродам, травя поспевающий урожай, добралась до домов и вошла лихом в двери, принося разорение и болезни.
А Панас сидел себе, ус на палец накручивал. Не помирюсь, и все тут. И яблок более не дам. Не каждому известно, что дерево в саду волшебное, а наследство на двоих поделено.
- Неси, жена, вареники, обедать буду, - это жадный брат на третьи сутки после ссоры исподлобья взглянул на летнюю дачу профессора, который отдыхал здесь каждый год. Вот ведь, за ночь порос его огород крапивой. Суется прям в забор, норовит ужалить побольнее. Не проведешь, сестрица! Не дамся.
- А ну брысь от чужого участка! - Панас зычным басом отпугнул сынишку Кольку от проклятого места, которое всасывала воронка обиды. - Пойди лучше на пруд с мальчишками, карасей полови. А то шлындраешь по двору, глаза мозолишь, не ребенок - муха.
Хмурится Панас, сидит во дворе и дерево стережет. Проскользнет, чай, сестрица за яблочком. Обязательно проскользнет, захочет молодильных соков отведать, чтобы не иссохнуть и не помереть. А вот фиг тебе. Не получишь. Подумал и ружье достал из хаты - огромное такое, страшное.
Жена Панасова только у виска пальчиком покрутила. Мол, совсем сбрендил. По такой малости, а какую кашу заварил, но вмешиваться не посмела. Панас тоже кровей колдовских, злых.
Не опечалится, если яблоки, предназначенные сестрице, поест животина соседская. Ага! Половина, почитай, лапы и копытца отбросила, а та, что выжила, вона как приободрилась. Куры у Петровны просто странными стали - клюются почем зря. А свинья у Марьяновны вообще ее деда на крышу загнала. Ох, не к добру поссорились брат с сестрицею. Нету житья теперь в деревне. Плюнула на мужа и в дом убираться пошла да по хозяйству смекать. А Панас так до вечера просидел. С каждым часом становился все хмурнее и хмурнее. До синевы дошел, с вечером тихим слился. Сидит, не шевелится.
И вдруг - чур, в кустах у яблоньки шевеление. Вскинул Панас ружье, прицелился, а в ружье не пули - соль. Кому такой подарочек попадет - ох и поплачет.
От выстрела задребезжали оконные стекла, а сам Панас со стула свалился, на спину опрокинулся. Ругается нецензурными словами:
- Поймаю, убью! Кто это мои яблочки ворует? Щас шею намылю, в узелок завяжу, на кол до утра посажу.
Пока грузно поднялся, пока до яблони доковылял, воров и след простыл. Ах ведь сучье племя, четырех яблок не досчитался.
Как осерчал Панас, загудел, словно пожарная сирена, побежал к сестрице родной отношения дальше выяснять.
Бежит он, значится, по дороге, клубы дыма поднимает, по сторонам желтыми глазищами зыркает. Кошку подзаборную так напугал, что она три дня на одном месте столбом стояла, а у Глафировны, которая с магазина возвращалась, вообще икота год не проходила.
Вваливается к сестрице во двор, дверь без стука распахивает и видит: сидит его родственница перед самоваром, чаек из чашечки попивает да молодицу беременную угощает, советами всякими ее подчует. И видно, давно сидят. Никому не мешают. В сад чужой не лазят. А гнев-то кипит в могучей груди, а пар-то вырывается из ушей.
- Ах ты обманщица! Ах ты хитрая лиса! - Панас сестрицу зашкирку поднял. - Ты мои яблочки воровать!
Стукнула черная ведьма брата в нос, вырвалась. В общем, началась потасовка. Молодка сразу по стеночке к выходу юркнула, только пятки засверкали по дорожке. Бегают наши родственнички по дому, ругаются, вспоминают, кто больше родителей любил и кому дерево волшебное достаться должно.
- Обещался мне отец. А ты в мой огород не смей! - Орет Панас.
- Ничего тебе он не обещал... Он на двоих поделил. Сказывал, тебе мне яблочки каждый год отдавать...
- Я принес, а ты не взяла...
Так бы и делили наследство, если бы не появился на пороге шмыгающий внук сестрицы, а за ним и Колька - Панасов сынок - тоже зареваный и напуганный.
Драчуны свою занимательную беседу бросили, кулаки разжали, кинулись к дитятям выяснять, кто их обидел. Первым Колька, красный, несчастный, обнажил непристойную правду:
- Я, - говорит, шмыгая носом, Витька вот и соседский малец Малюта... Мы играли на пруду...
- Вот ведь поиграли, - заголосил Витька, и с носа его упала сочная капля соплей. - А-а-а! - зарыдал он.
- Мы играли, - стойко продолжал Колька, давя слезы. - А потом ко мне пошли. Вечерело... Митяй кушать хотел....
Сестрица на Панаса глянула подозрительно, словно в чем уличила.
- Дитятко мое, что же случилось-то? - тонюсеньким голоском спросила она.
- А вота, - неожиданно Витька повернулся и начал стягивать портки, под которыми обнаружилось... короче, обнаружились последствия удачного выстрела.
Панас даже с лица спал от такой неожиданности. Виданое ли дело, чтобы в детей родных палить солью?
- Колька, и ты? - Потеряв зычный бас, прошептал он, а сам потянулся к сыну, который теперь уже не сдерживался, а только выл.
В общем, дело и смешное, и глупое. Изрешетил Панас племянника и сыночка. Попы у них, яки у обезьян, а больно, больно-то как! Ведром воды из кожи не вымоешь.
Тут уж не до ссоры. Тут лечить надобно. А гнев Панасов сразу испарился. Совестно стало. Мало того, что волю родителей не исполнил, так еще и родных ребят подпалил.
Посему более в сад свой Панас калитки не закрывал, а яблоки каждый мог сорвать, сколько угодно. Вот и повелось, что жили в деревне лишь здоровяки да удачливые.
И сестрица более не злилась - научила брата добром делиться и волю родительскую исполнять.