Аннотация: Продолжение "Вестей". Вроде, текст первую читку прошел, но править в дальнейшем все равно буду.
Глава 5.
Пока мы шли по узкой извилистой тропке через лес, Рейн ненавязчиво расспрашивал пожилого знахаря об окружающей местности, выясняя, куда нас занесло. А занесло нас, традиционно, в самую неблагоприятную часть местного континента. Конкретно - в некое небольшое государство Ранвелин, оказавшееся между двух огней. На западе эльфийское королевство Минэрассэ все норовило поглотить Ранвелин, но мешались владения герцога Арамея, который был связан с некой древней магией. Его земли как раз находились на пограничье между эльфами и людьми, но герцог пока что умудрялся удерживать позиции, не поддаваясь ни на посулы, ни на угрозы Старшей Расы, а на открытый конфликт нелюди пока не рисковали идти.
А на севере бесчинствовали воины-хадары, не опасные сами по себе, но вот наводящие ужас своей деятельностью. Хадары заключили договор с сумеречным миром, и их заклинатели призывали на врагов всевозможную нечисть. Хадары тоже пока не объявили войну Ранвелину, но вот на территории государства нежить стала распространяться с пугающей быстротой. Пусть королевские маги пока что сдерживают ее, но в глухих деревеньках, затерянных в лесах, где всю магию составляют крупицы знаний травников и знахарей, появление даже одного гуля или призрака в окрестностях было большой бедой. Эх, Ирку бы сюда - она бы живо разъяснила, что почем в Средние века. А так приходилось не возникать без надобности и просто слушать разговор Рейна с Родомиром, по ходу дела обдумывая сложившееся положение...
--
Кстати, а кто такая эта Белая Невеста? - поинтересовался Рейн о мельком проскользнувшем прозвище, глядя больше по сторонам, нежели на собеседника. Родомир только вздохнул, но поговорить с путником, видимо, все-таки хотелось, посему знахарь откашлялся, машинальным жестом пригладил короткую русую бороду, и начал рассказывать.
--
Белой Невестой прозвали нежить, что обретается в здешних местах. Она совсем недавно объявилась и, к сожалению, раньше была человеком. - Родомир вздохнул и продолжил. - Одна девушка из нашей деревни вышла замуж за пришлого. Никто не знал, кто он такой и откуда пришел - просто как-то объявился у околицы и испросил разрешения у старосты поселиться в Луговени. Ну, тот присмотрелся к пришлому - вроде бы, мужик справный, по виду - человек, днем все-таки пришел, не ночью, да и дал добро. А тот вскоре положил глаз на девушку-сиротку. Одна та жила, бедно, но сама ладная была, веселая. Отыграли они свадьбу, а поутру ко мне прибежала соседка с криками, что Марьяна-то бездыханной в горнице лежит, а мужа ее и след простыл.
--
Мексиканский сериал с трагическим концом, - буркнула я, но Рейн предостерегающе сжал мою ладонь. Ладно, поняла, не буду перебивать человека. После перехода уже как-то неправильно скептически относиться к подобным "деревенским россказням", которые здесь могут оказаться чистой правдой. Родомир только чуть осуждающе покосился в мою сторону, но продолжил рассказ, видимо, придя к выводу, что надо говорить с мужчиной, а меня можно игнорировать. Ну, до поры до времени... Может, оно и к лучшему, чем меньше на меня обращают внимания, тем больший сюрприз потом будет.
--
Пропал муж ее, хадаром-заклинателем оказался, а девушка на третью ночь после смерти к соседям своим заявилась уже нежитью. Поскреблась в окно, поплакала, да только глава семьи не растерялся - отворил оконце, да сыпанул заговоренной солью ей в лицо. Та так и взвыла и пропала. Теперь с заходом солнца в Луговени никто за порог и носа не кажет, пойти на корм Белой Невесте никто не хочет, а уж душу в ее объятиях потерять - тем более. И нет витязей у нас с клинками серебряными, чтобы нежить упокоить. - Тягостно вздохнул знахарь, незаметно покосившись на рукоять меча Рейна, покоившегося в ножнах.
Не-е-е-ет, если Рейн вздумает в одиночку идти на нежить - я же его вот этим самым тап... сапогом прибью! Не дай бог - загрызут в первом же бою, что я потом его маме скажу, а? И пофиг мне, что он мужчина - я его старше почти на три года, значит, автоматически несу за него ответственность! Хотя я признаю, что разница между восемнадцатью годами и двадцатью одним - не катастрофична, более того, Рейн в ряде жизненных вопросов оказывается куда уж более сведущим и ответственным, но я ввиду своего воспитания считала следующим образом - если что, то спрос со старшего. Все. И никаких гвоздей.
И пусть сейчас я делаю вид юной скромной девы, но влезть товарищу в авантюру с нежитью я не дам. Да, иногда хорошо, что я выгляжу моложе Рейна, тому вообще меньше двадцати двух-двадцати трех лет на первый взгляд еще никто не дал, я же тяну лет на семнадцать максимум. Но быть взрослой я тоже умею. Настолько, что Рейн, как-то раз поймав один такой взгляд, честно признался, что "теперь я верю, что ты меня старше". Это я все к чему? А к тому, что "нет" средневековому шовинизму, даешь равноправие полов!
--
Наверное, нам стоит поговорить со старостой деревни, - задумчиво проговорил Рейн, глядя куда-то в сторону.
Та-а-ак, пора вмешиваться. Срочно. Иначе даст Рейн обещание извести нежить - и ведь голову сложит, чтобы его выполнить! Такой уж он обязательный. Пока не даст слово - делает, что хочет, но как пообещает - все. В лепешку разобьется, но выполнит. Поэтому-то и обещания он дает крайне редко, но в данном конкретном случае - может, еще как. Поэтому я, не долго думая, прокашлялась и выдала:
--
А до ближайшего города отсюда сколько? Как я поняла, мы сейчас находимся во владения герцога Арамея, так может, вы нам дорогу прямо к нему укажете?
--
Так и пустил вас герцог, - снисходительно отмахнулся Родомир. - Девонька, не шути ты так, к герцогскому замку сейчас не подступится, опять эльфьи прихвостни чего-то на границе затеяли. Поговаривают, что Приграничный лес взбесился, да только герцог все эти слухи пресекает...
--
А раз на границе сейчас жарко, - не отступала я, - то у его сиятельства каждый меч должен быть на счету. Не думаю, что он откажется от добровольной помощи.
--
Уж не слишком ли ты самоуверенна, девонька? - Уже раздраженно выдал Родомир, неодобрительно хмурясь. - Думаешь, если в дорогу за мужиком сбежала, так и в воины можешь податься?
--
Я - чего?? - опешила я, округлив от удивления глаза. Так вот почему меня не воспринимают всерьез - знахарь подумал, что я из дома за Рейном сбежала, вот и относится, как к глупенькой девочке с мечом за плечами.. Стоп, а оружие-то он хоть видел?
Я озадаченно завела правую руку за плечо, коснулась чуть теплой рукояти клинка - вроде бы на месте - когда Родомир остановился столь резко, как будто спотыкнулся, и уже совсем иным тоном сказал:
--
А ну-ка, покажи свое оружие. - Я покосилась на Рейна, но тот только плечами пожал, оставляя решение на моей совести. Ну да ладно, показать - не отдать.
--
А вам зачем? - поинтересовалась я, все-таки вытягивая меч из ножен и показывая его мгновенно посерьезневшему знахарю. Тот провел ладонью над клинком, не касаясь чуть дрожащими пальцами самого лезвия, и коротко кивнул.
--
Эльфье оружие с собой носишь, девонька. Не боишься? Не для людей оно создано, людям и не подчиняется. Поговаривают, что эльфье оружие в бою поворачивается против своего владельца, только герцог не боится им пользоваться, ну на то он и герцог. Сколько лет уже его замок стоит в Приграничье - охраняет нас от лесного народа.
Я только плечами пожала, убирая клинок обратно в ножны и чувствуя себя несколько неуютно под пристальным взглядом Родомира. Зато хоть теперь знаю, что меч мне достался эльфийской ковки, наверное, поэтому я не заметила большой разницы в весе. Н-да, будь у меня в руках обычный меч - ох, намучилась бы я с ним. Хотя, средний вес обычного одноручного меча в Средние века не превышал полутора килограммов, кто знает, какие мечи куются здесь. Вручили бы лом в три кило весом - и вертись, как знаешь. А так хоть с оружием повезло.
--
Вот и Луговень, - негромко проговорил знахарь, указывая на высокий крепкий забор, опоясывающий жмущиеся друг у другу чуть кособокие избушки.
Н-да, до частокола заборчик явно не дотягивал - всего-то высотой с человеческий рост. Хотя, думаю, что от волков зимой вполне себе защищает, да и скотина домашняя не разбредается, но для нежити или разбойников это явно не преграда. Рейн, судя по всему, пришел к точно такому же выводу, потому что окинул забор крайне скептическим взглядом, но все-таки смолчал. Правильно, нечего лезть в чужой монастырь со своим уставом, хотя с Рейна может сдаться и прочтение лекции о более эффективных оборонных сооружениях.
Родомир, не останавливаясь для того, чтобы прочитать нам отрывок из краткой экскурсионной программе по деревне Луговень, приоткрыл небольшую калитку и шагнул вовнутрь, делая нам знак следовать за ним. Рейн, вопреки правилу, по которому даму следовало пропустить вперед, пошел следом за знахарем, мне же уже ничего не оставалось, как шагнуть в гостеприимно распахнутую калитку...
За раскрытыми настежь ставнями медленно сгущалась ночь, опускаясь одеялом сумерек на притихшую Луговень. К ночи поднялся сильный ветер, который сейчас гнал по сиреневому небу, окрашенному на западе в малиново-алый цвет заходящего солнца, седые облака, с земли кажущиеся рваными клоками шелка. В деревне кое-где еще лаяли собаки, хозяева которых спешно загоняли скотину в хлева, хлопали запирающиеся ставни, а я сидела на подоконнике раскрытого окна в избушке знахаря и вяло прислушивалась к негромкому разговору, который вели Рейн с Родомиром в горнице.
После истории с забредшим в деревню хадаром-заклинателем, селяне волками смотрели на любых чужаков, появившихся у забора, и только присутствие уважаемого во всей деревне знахаря да в очередной раз упомянутое имя "господина Авдотия" удержало их от того, чтобы не вооружиться всем, что под руку попадется, и не погнать нас взашей. Ладно, не только присутствие Родомира - поблескивающие рукояти мечей, выглядывающие у нас из-под плащей, тоже настраивали на нейтралитет. Селяне идут с вилами против захватчиков с клинками, когда уже становится понятно, что больше терять уже нечего, но вот проливать кровь из-за чужаков, решивших переждать ночь в деревне, никому не хотелось. Только староста, хмурый мужик с пудовыми кулаками и красным лицом, мрачно обозрел нас с Рейном с головы до ног и громогласно повелел знахарю, чтобы нас с рассветом в деревне уже не было. А раз уж тот привел нас в Луговень, то пусть ночлег у себя в избе и предоставляет. Такое решение устроило всех, кроме меня и, пожалуй, Родомира, которому, по-видимому, тоже не понравилась идея разместить нас у себя, но деваться было некуда - раз уж сам зазвал, то сам и принимай гостей. Я же по жизни очень не любила кому-то навязываться, поэтому, когда тоскливо вздохнувший знахарь повел нас к небольшой ладной избе у самой околицы, с трудом удержалась, чтобы не отказаться от ночлега. Переубедил только тот факт, что больше нас к себе никто не пустит, а куковать ночью на улице мне пока что не хотелось.
Поэтому-то я сейчас и сидела в маленькой комнатке, единственной спальне во всей избе, которую мне уступил Родомир, видимо, проникшись моим замученным и уставшим видом, и бездумно смотрела на небо. Тусклый свет от небольшой кривоватой свечки освещал только сам себя, может быть, еще небольшой кусочек широкой деревянной лавки, стоящей в углу комнаты напротив грубо сколоченной кровати, вот помещение и терялось во мраке сумерек, приобретая какие-то зловещие очертания.
Честно говоря, с детства не выношу темноту замкнутого помещения, причем это относится только к комнатам - мрачных пещер я почему-то не боюсь, а вот сейчас мне было очень и очень не по себе. Причину это странной фобии я не помнила, хотя мама рассказывала, что когда-то, когда я была совсем еще маленькой, и мы жили на даче, то в комнату ночью пробралась соседская кошка. Как - мама сама не знала. Но светящиеся кошачьи глаза в темноте детской и я, в страхе сжавшаяся под одеялом, но не смевшая кричать, напугали ее саму. Собственно, с тех пор я себя ощущаю неуютно ночью в закрытой комнате - кажется, что вот-вот в темноте зажгутся круглые зеленые глаза...
Поэтому-то я и не захлопнула ставни, несмотря на предупреждение Родомира. И дело не в том, что я не сильно поверила в рассказы знахаря о бродящей в окрестностях нежити - скорее, просто состояние было такое, что возможный призрак, скребущий в окно, беспокоил меньше, чем события прошедшего дня, слишком длинного для меня. А закрытые ставни еще сильнее раздражали бы мои нервы, а выйти к мужчинам со словами, что мне одиноко и страшно, не позволяла банальная гордость. .
Слишком много всего навалилось, а события, не поддающиеся осмыслению, сыпались на голову, как из пресловутого рога изобилия. И куда мне от них деваться, а? Я еще как-то нормально восприняла то, что Рейн тоже энергетик, что мы перенеслись из современной Москвы черт-те куда, и что в результате всех этих перемещений у меня радикально сменился имидж. Ладно, хрен с тобой, неизвестная Золотая Рыбка, устроившая нам этот "праздник", но вот ощущение абсолютной нереальности происходящего подкосило меня сильнее эпидемии гриппа в феврале! Похоже, что я в лучших традициях фэнтэзи очень хочу домой, и подозреваю, что дальнейшие мои действия будут направлены на исполнение этого желания.
С такими мыслями я слезла с подоконника и побрела к лавке, намереваясь взять с нее свечу, как в распахнутое окно влетел ледяной порыв ветра, необычный даже для ночи, моментально загасивший робкий лепесток пламени. Я остановилась на полдороги, кожей ощущая, как вокруг сгущается мрак и одновременно опускается тишина, давящая, подобно могильной плите. Все звуки словно отключили, и единственное, что я слышала - это собственное прерывистое дыхание да шум крови в ушах. Страх накатил приливной волной, но ноги словно приросли к полу, отказываясь повиноваться. Все мысли куда-то исчезли, оставив только инстинкты, из которых громче всех вопил инстинкт самосохранения.
Краем глаза я увидела, как вдоль стены стремительно скользнуло что-то белое, почти неуловимое взглядом, и от осознания, что в пустой комнате есть кто-то, кроме меня, я как-то пришла в себя. Бессильно повисшая было рука нащупала рукоять длинного кинжала на бедре, и ощущение оружия слегка успокоило - ровно настолько, чтобы я нашла в себе силы развернуться лицом к окну...
И столкнуться взглядом со светящимися глазами на фоне темной стены.
По-видимому, я не заорала только потому, что от страха у меня язык отнялся. Хорошо, что тело лучше меня знало, что надо делать - я стремительно развернулась и рванулась к двери, но что-то ударило меня по спине так, что я отлетела к стене, больно ударившись об нее вовремя выставленной перед лицом левой рукой. Дальше все слилось в какой-то мало воспринимаемый кошмар.
Перед лицом из темноты возникло невероятно бледное лицо девушки с красными глазами и светлыми длинными волосами, спадающими на плечи. Она, не долго думая, вцепилась в меня ледяными руками и потянула к себе, раскрывая рот, в котором поблескивали длинные клыки. И вот почему-то от вида этих клыков я пришла в себя. Вероятно, сыграла уверенность современного человека, выросшего на сотнях фильмов ужасов и четко осознающего, что вампиры - это загримированные актеры или же плод компьютерных ухищрений. Страх перед чем-то неизвестным и жутким ослабел, и кинжал, рукоять которого была судорожно зажата в уже взмокшей ладони, серебряным росчерком взлетел вверх, полоснув по бледной руке, удерживающей меня.
Тишина комнаты раскололась от вибрирующего вопля нежити, которая отшатнулась назад, зажимая дымящуюся рану, края которой продолжали расползаться, несмотря на все ее усилия. А кинжал-то, похоже, серебряный. Или еще с каким секретом, раз уж ее так крючить начало! Нежить с воем отступала к окну, а звуки стремительно возвращались на места - жалобно заскулили собаки, забившиеся в конуры или под крыльцо дома, засвистел ветер в кронах деревьев, загрохотали опрокидываемые скамьи в горнице. Дверь с треском распахнулась, и в комнату вбежал Рейн с обнаженным клинком, вязь на котором мерцала серебром, а следом за ним - Родомир, держащий в одной руке свечу, а в другой - пузырек с плотно воткнутой пробкой. Типа гранаты, что ли? Сомневаюсь, что отвар взрываться может, хотя кто его знает, что тут и как действует.
Нежить, прикинув количество агрессивно настроенных противников, обрывками истлевшего савана выскользнула в окно, так что ветер донес только стремительно удаляющийся вопль, который быстро стих. Рейн первым делом метнулся к подоконнику, напряженно вглядываясь в ночь, которая постепенно успокаивалась, а Родомир, поставив свечу на лавку, едва успел подхватить меня под руку, когда я вознамерилась сползти на ставших ватными ногах вниз по стене. Вязь на моем кинжале, впрочем, как и на мече Рейна, постепенно утрачивала яркое серебристое сияние, становясь просто рисунком на металле клинка.
--
Девонька, ты идти-то можешь? Не укусили тебя?
Я только замотала головой, отвечая таким образом "нет" на оба вопроса сразу.
--
Ох, это я виноват, не углядел, - сокрушенно покачал головой знахарь, пристально вглядываясь мне в лицо. - Забыл, что не местные вы, надо было самому ставенки запереть, да еще и трав обережных под потолок подвесить. А теперь вам уходить побыстрее надо поутру, да идти к герцогскому замку - туда Белая Невеста никогда не сунется - побоится герцогского воинства.
--
Родомир, а зачем вашей Белой Невесте соваться к герцогу вслед за нами? - поинтересовался Рейн, убирая меч в ножны и, подойдя к нам, без лишних слов подхватил меня на руки, благо сопротивление в кои-то веки не оказывалось. - Ксель, очнись, а? Все уже позади. Ну же, ни за что не поверю, что ты свихнулась от страха при виде этого пугала, я спросонья во время сессии страшнее выгляжу.
--
Ничего не страшнее, - машинально отозвалась я, переводя вполне осмысленный взгляд на облегченно выдохнувшего Рейна. - Ты меня после жестокого гриппа не видел.
--
Тогда чего мы так нервничаем, если оба знаем, что бываем страшнее этой девицы с истеричными воплями? - Рейн ободряюще улыбнулся, а я наконец-то заметила, что до сих пор держу в судорожно зажатой руке чуть дымящийся кинжал, с которого сами по себе исчезали черные потеки. Интересная система самоочистки клинка...
--
Да ничего, только ты еще долго на руках держать меня будешь? Кажется, я уже в состоянии идти сама.
--
А мне, может, это нравится...
--
Эх, похоже, вы так и не поняли, - вздохнул Родомир, вдребезги разбивая почти романтическую идиллию. - Белая Невеста мстить будет за нанесенную рану. И мстить будет именно тебе, девонька. Никогда еще ей такой раны не наносили, мы лишь отпугивали и защищались. А тут жертва вдруг ранит хищницу. Помяните мое слово - оклемается Невеста, да по пятам твоим, девонька, пойдет.
--
Пусть идет, - неожиданно жестко отозвался Рейн, аккуратно опуская меня на лавку. - Как говорится, кто к нам с чем и зачем, тот от того и того.
Я хотела было вставить свое "веское" слово как основной пострадавшей от произвола местной нежити, как раздался громкий стук в дверь пополам с криками. Родомир охнул и поспешил открыть дверь, успев только бросить нам на ходу, чтобы мы из комнатки и носа не высовывали. Мол, он сам постарается все уладить. Уладит он, как же.
Судя по звукам, там за дверью как минимум полдеревни собралась, да еще наверняка запуганная воплями нежити по самое "не балуйся". А перепуганная толпа - это страшно, потому что вскоре людям может стать стыдно за свой страх, и тогда проснется гнев и злость на того, кто запугал их настолько сильно, что они при звуках воя прячутся за печью. Только вот на нежить они не пойдут, и тогда гнев их прольется на тех, кто ближе и кого достать проще.
На пришлых. На нас с Рейном, короче.
Я убрала кинжал, на лезвии которого не осталось ни единого темного пятнышка, в ножны и, поднявшись с лавки, тихо подошла к неплотно прикрытой двери и прислушалась. Хотя, по правде говоря, особенно прислушиваться и не пришлось - староста деревни орал громко и с чувством, почти заглушая спокойный и рассудительный голос Родомира.
--
А я тебе говорю, знахарь, что пусть они сию же минуту из деревни убираются, иначе мы сами их отсюда выдворим! Приходила за кем-то из них Белая Невеста, а раз не забрала - то придет снова! Так пусть они судьбу свою в лесу пытают, а не на нашей земле!
--
Это земля герцога Арамея, - негромко поправил старосту Родомир. А вот это он, похоже, зря сделал - упоминание о власти, которая ничего не делает для защиты своих подданных, вызывает еще большее недовольство. Хотя, если честно, то куда уж больше.
--
Герцог далеко! - ой, а старосту-то местная власть порядком достала. Революционер, что ли, или просто хочется быть большой лягушкой в маленьком болоте? - А Белая Невеста рядом бродит. Так пусть пришлые ее за собой уводят, раз уж так приглянулись проклятой! Авось совсем уведут или прикончат. А если нет - то хоть насытиться тварь надолго, нас трогать не будет.
Н-да, крышу-то у мужика совсем перекосило. Правда, с точки зрения темного крестьянского люда все правильно - со своими проблемами чужаки пусть разбираются на стороне и подальше, а если сделают что полезное - хорошо, спасибо скажем, свечку за здоровье поставим. Нет - ну, туда им и дорога, не особо жалко было. Я глубоко вздохнула и оглянулась на Рейна, сидящего на лавке с мрачно-заинтресованным выражением лица и прислушиваясь к развернувшемуся у входной двери диспуту. Наверное, тоже гадает, кто победит - глас разума в лице знахаря Родомира или же живое олицетворение психологии толпы, воплотившееся в старосте деревни.
К моему глубочайшему сожалению, толпа медленно, но верно одерживала верх над разумом.
Пока народ бухтел о том, что надо бы просто выкурить чужаков, то есть нас с Рейном, из деревни от греха подальше, мой друг машинально барабанил пальцами, затянутыми в черную кожу перчатки, по широкой деревянной лавке, но когда кто-то из особо "умных" крестьян вякнул, что "в знахаревом доме эльфья девка прячется - сам и волосы белые видел, и уши острые, лисьи", он вдруг резко поднялся.
--
Ну, Ксель, готовься. Похоже, их там кто-то качественно подстрекает.
--
Думаешь?
--
Нет, каркаю, - раздраженно отмахнулся Рейн, кладя ладонь на рукоять меча.
Вопли "На костер эльфье отродье!!!" резанули слух сильнее воя нежити. Я побледнела и, подхватив с лавки сумку и длинный меч в наспинных ножнах, подошла к Рейну, который с мрачной решимостью толкнул дверь, выходя в горницу. Рев толпы усилился только затем, чтобы стихнуть подобно кругам на воде от брошенного камня. Меня коснулась прохладная тягучая волна с обжигающими искрами, и я выбежала вслед за Рейном, уже заранее предполагая худшее.
Первое, что бросилось мне в лицо - это Рейн с неестественно прямой спиной, стоящий лицом к крестьянам. Не знаю, каким оно было, но староста, как-то разом утративший все свое нахальство, жался к дверному косяку, обнимая вилы. Словно ушло куда-то ощущение вседозволенности и безнаказанности, безумием витавшее в воздухе, и безжалостные "вояки" превратились в трусоватых селян, которые и меч-то никогда в руках не держали. А ведь мой друг даже клинка из ножен не вытащил.
Знахарь Родомир, суетившийся по горнице, поспешно сгребал в просторную суму сушеные пучки трав, какие-то баночки и коробочки, проходя мимо , подтолкнул меня поближе к Рейну, волны холода от которого не успокаивались - наоборот, крепчали, сковывая волю селян ледяными оковами страха.
--
Девонька, не стой столбом-то. Уходить надо. Ох, и зачем я согласился приютить вас у себя в доме? Хотя, староста уже давно на меня зуб точил, ему б волю - первым факел мне на крышу кинул бы...
--
Готовы? - Не оборачиваясь, спросил Рейн, и я не узнала его голос - так говорят не восемнадцатилетние юноши, а воины, прошедшие через девять кругов ада войны и бесстрашно смеявшиеся смерти в лицо, так ни разу и не попав под ее разящую косу. Голос чужой, холодный и решительный... А еще - безразличный. Настолько безразличный, что даже мне стало не по себе.
--
Готовы. Идем. - За спиной у меня возник Родомир, видимо, уже собравший все, что необходимо. Я оглянулась на суровое лицо знахаря, и подумала о том, что здесь и сейчас, по-видимому, только мне страшно.
Потому что только раз я попадалась на пути озверевшей толпы, и того ощущения мне хватило на всю жизнь вперед. Это был день, когда на Лубянке после проигрыша нашей сборной футбольные фанаты принялись громить Манежную площадь и поджигать машины. Мне тогда не посчастливилось оказаться в подземном переходе станции Лубянка, когда начался погром. До сих пор помню, как мы с подругой бежали ко входу в метро, а следом неслись фанаты, громящие павильончики и швыряющиеся всем, что под руку подвернется, в окружающих. Помню, как уже у стеклянных дверей в метро в стену рядом со мной с грохотом врезался пластиковый стул - с такой силой, что сидение треснуло. По счастью, уже мобилизировались отряды милиции, и мы с подругой успели вбежать в метро до того, как охрана порядка заработала резиновыми дубинками, охлаждая рвение беспредельщиков.
С тех пор я четко уяснила, что человек - разумен, а толпа - это стадо, которое сносит все, что попадется у него на пути, сносит безжалостно и не задумываясь о последствиях...
И когда крестьяне, вооруженные всем, что нашлось в сараях и сенях, в почти полной тишине, нарушаемой лишь редким потрескиванием факелов, расступались, пряча глаза, я изо всех сил пыталась не показать, что мне страшно. А Рейн все шел вперед сквозь живой коридор, невозмутимо, с высоко поднятой головой, и я радовалась, что не вижу выражения его лица. Потому что если люди торопились убраться с пути без единого слова, значит, зрелище действительно впечатляющее. Только вот не хотела я знать, что именно видят селяне...
Мы вышли за околицу Луговени в полном молчании, и только тогда Родомир указал на узкую разбитую дорогу, убегающую в кажущийся черным ночной лес.
--
По этой дороге мы доберемся до замка герцога Арамея дня за три, если поторопимся, и не будем надолго задерживаться в соседней деревне, построенной на краю этого леса. А сейчас надо постараться дойти до поляны с текучей водой, и там переждать ночь. Конечно, волки в этих лесах водятся, но не волков бы я боялся в эту ночь...
А нежити...
Глава 6.
Тропа светлой змеей убегала за черные стволы деревьев, и тот скудный свет, который нес в руках Родомир, не мог разогнать тьму, которая, казалось, сгущалась вокруг нас с каждым шагом. Я куталась в широкий плащ, натянув капюшон на самые глаза, но неизвестно откуда возникший холод пробирал до самых костей. Поначалу я честно пыталась не обращать на это внимания, но, когда зубы начали выбивать жутковатую дробь, мое состояние наконец-то заметили. Рейн, шедший на три шага позади, нагнал меня и, положив ладонь мне на плечо, поинтересовался:
--
Ксель, ты в порядке? Что-то ты чересчур громко зубами стучишь. Ты замерзла?
--
Н-не знаю, - честно ответила я, с трудом сдерживая сотрясающую меня крупную дрожь. - Кажется, я простудилась, либо вокруг слишком холодно... И вообще...
Договорить я не успела, потому что меня затрясло с такой силой, что пришлось намертво стиснуть зубы, чтобы не пугать Рейна, но вот когда колени сами собой подогнулись, я всерьез забеспокоилась за свое здоровье! Ведь квалифицированной медицинской помощи в этом фэнтэзийном средневековье днем с огнем не найдешь, антибиотиков и прочих жаропонижающих - тоже, и банальная простуда может окончиться плачевно.
--
Ну-ка, девонька, посмотри на меня! - Жесткие пальцы знахаря крепко сжались на моем подбородке и развернули лицо к свету факела, резанувшему по глазам с силой солнца. Я еле слышно зашипела и зажмурилась, отворачиваясь от мерцающего пламени, и тотчас пальцы Родомира отпустили мой подбородок.
--
На ней метка нежити, - негромко сказал пожилой знахарь, убирая свет от моего лица. - Если в ближайшее время не доберемся до поляны с ручьем, то заберет ее Белая Невеста.
--
Только через мой труп, - объявил Рейн, подхватывая меня на руки, чуть пошатнувшись под непривычной тяжестью. Ах да, Рейн как-то говорил, что я не тяжелая, просто ему непривычно таскать девушек на руках. Что ж, будем надеяться, что он меня не уронит, потому что падать на утоптанную тропинку мне как-то не улыбалось. - Далеко до поляны?
--
Саженей пятьдесят осталось, - глухо отозвался знахарь. - Только вот ты уверен, парень, что хочешь попробовать отбить у нежити ее добычу? Нелегко это будет...
--
Слушай, знахарь, я не могу вечно ее на руках держать, где твоя треклятая поляна?!
Похоже, нервы у Рейна не выдержали, раз уж он рявкнул на ни в чем, в общем-то, не повинного человека. С другой стороны - я тоже не воздушная, а вполне себе ощутимая тяжесть в пятьдесят с чем-то килограммов, так что злость моего товарища по несчастью вполне понятна.
Я смотрела перед собой неподвижным взглядом, видя что-то непонятное в одной только мне видимой точке. Такое бывает, когда не успеваешь толком проснуться, и садишься на кровати, тупо уставившись в пространство. Когда думаешь, что вот-вот - и сейчас встанешь с постели, пойдешь умываться, да и вообще начнешь новый день с бодрой улыбкой на лице. Но проходят минуты - а ты все так же сидишь на месте, и досматриваешь неоконченный сон с широко открытыми глазами...
Откуда-то со стороны слышался встревоженный голос Родомира, прерывистое дыхание Рейна, словно он бежал куда-то со мною на руках, а я видела только горящие алым светом глаза на бледном лице, с каждой секундой становившиеся все ближе. Я уже слышала заливистый хохот нежити, от которого мороз продирал по спине, белая рука с длинными когтями тянулась ко мне откуда-то из туманного облака, когда иллюзия раскололась вдребезги, а я наконец-то сумела отвести взгляд от непонятной точки в пространстве и посмотреть на Рейна.
Мой друг стоял на коленях в низкой траве, тяжело дыша, как будто он пробежал не меньше километра с тяжеленным рюкзаком на спине. По узкому лицу стекали крупные капли пота, но он по-прежнему продолжал прижимать меня к себе, не желая отпускать. Родомир возился у белой линии, нарисованной прямо на земле, завершая круг. Похоже на оберег от нечисти, который делается из заговоренной особым образом соли.
--
Родомир.. вы...
--
Девонька, полегчало тебе? - пожилой знахарь оглянулся на меня, продолжая ровнять круг ножом с коротким, но широким лезвием.
--
Вроде бы, - я слабо улыбнулась и посмотрела на Рейна. Протянула к нему ладонь, стирая капли пота со лба. - Живой?
--
В общем-то, да, - выдохнул тот, наконец опуская меня на землю. - Все-таки, бег с тобой на руках, пусть даже на несчастные сто метров - это покруче олимпийской эстафеты.
--
А в Москве кто-то бахвалился, что может унести меня на руках хоть на край света, - не преминула съехидничать я, но только нарвалась на усталый взгляд товарища по несчастью с одной стороны, и укоризненный знахаря - с другой. Язвить как-то резко расхотелось, стало грустно.
--
Эх, девонька, да на месте твоего защитника я б давно оставил тебя на той тропе. Ведь по всему казалось, что не уйти тебе от нежити, уже почти затянула тебя ее воля, ан нет. Нес он тебя на руках до последнего, пока через текущую воду не переступил, тянула тебя к себе подлунная нежить, звала. - Родомир уже выровнял и без того идеальный, на мой взгляд, круг и пристально посмотрел на меня.
--
Пока солнышко лучик свой из-за горизонта не покажет, будет Белая Невеста кружить по лесу, отыскивать тебя, обидчицу свою. И не будет ведать ни сна, ни отдыха, хотя - какой отдых нужен беспокойному умертвию. С первым лучом солнца же можем идти дальше...
--
С рассветом?! - Нет, я прекрасно понимаю, что нежить здесь и сейчас - это не кадры из "Секретных материалов" или "Пси-фактора", а реальность, самая что ни на есть настоящая, и кусается эта реальность больно. Уже убедилась. Правда, тяпнуть за какое-нибудь особо неприличное место тварь не успела, но и шапочного знакомства хватило, чтобы не желать дальнейшего общения.
Но если я не посплю, то нездоровым цветом лица и поведением буду напоминать вылезшего из могилы зомби, который бредет медленно и только по прямой, натыкаясь на все возможные препятствия. Хорошо, если меня не заподозрят в принадлежности к семейству упыриных. А я не могу спать, зная, что до рассвета на меня идет охота. Вывод - рассвет я встречу очень нерадостно.
Ладно, Рейн уже видел меня за два дня до ГОСа, когда я спала по пять часов в сутки, зубрила билеты и жила на кофе, энергетических напитках и бутербродах. Так вот. На госэкзамен пришло НЕЧТО, накрашенное так, что я с трудом узнавала себя в зеркале, но даже очки не могли скрыть красных от недосыпа глаз, а зеленоватый цвет лица почти удачно маскировался тональным кремом. Как Рейн тогда выражался - в фильмы ужасов можно было идти сниматься без грима. О да-а-а, мир действительно потерял гениальную актрису с выдающейся внешностью - когда меня будили в девять утра перед экзаменом, я издавала такие жуткие стоны, что папик из ванной поинтересовался, какого мертвяка мама достает из гроба, и не был ли это любовник, забытый лет -надцать назад в шкафу. В ответ мама выдала воистину непередаваемую фразу, в которой весьма подробно объяснялось, куда и по какому адресу может пройти недоверчивый муж, чтобы обнаружить труп искомого любовника. За любовником папа не пошел, мстительно закрывшись в ванной на целых полчаса, и в ответ на все попытки выстучать его, пел песни на военную тематику. Первой папиного фирменного вокала не выдержала я, и, призвав на помощь свои децибелы, честно попыталась перекрыть папину утреннюю распевку. Жалобно звякающие оконные стекла и грохот по батареям убедили нас, что устраивать семейный концерт по заявкам в девять утра - вернейший способ нажить себе врагов, а если спеть всем семейством - то шанс пережить всех врагов вместе взятых, потому что таких негуманных методов казни не выдумывали даже гестапо. О, точно. Будут будить на рассвете - спою на пробу что-нибудь из репертуара выпускниц "Фабрики звезд". Если после этого меня не оставят в покое - затяну что-нибудь слезливое типа "Стою и жду тебя, как дура...". Рейн поймет.
Все эти нехитрые мысли я высказывала, пока мужчины готовились к обороне, если можно было назвать обороной сбор веток для костра и непосредственное разведение оного. Ага, при помощи допотопного огнива, аналог которого я только на картинках энциклопедий и видела. Вы умеете разжигать костер, имея в наличии только не очень-то и сухую берестяную кору, мох, ветки и то самое огниво, которое выдает хиленькую искру? Я и с помощью спичек-то не очень умею, а тут такое...
Родомир рассказывал, что живой огонь, равно как и бегущая вода ("И работающий человек", - ехидно добавила я еле слышно) отпугивают нечисть. О, да. В наши дни работающий человек - воистину жуткое зрелище. Обычно обозленное и голодное похлеще нежити. И чего ж внутренний голос затыкаться не хочет, а ведь пора бы...
Голос знахаря в сочетании с тихим журчанием ручейка, выбегающего из-под корней раскидистого дуба, действовали на меня, как снотворное - не прошло и десяти минут, как я начала клевать носом. Вот, набегалась, что называется - дома могла не ложиться до рассвета, просиживая всю ночь за компьютером, а здесь зыбкий полумесяц только-только поднялся высоко на небо, а глаза уже слипаются. Это что, такая оригинальная акклиматизация получается?
Нет, не акклиматизация это. Это, как обычно, моя крайне ветреная девичья память, регулярно изменяющая мне с дядькой склерозом, виновата. Потому что в момент перемещения в Москве было около одиннадцати вечера, а здесь - около полудня. Да и уровень кислорода в средневековой лесополосе на порядок выше, чем в Подмосковье. В итоге около полутора суток без сна, во время которых я держалась на ногах только из-за постоянно гуляющего в крови адреналина, наконец-то дали о себе знать и, если я не вырублюсь прямо здесь и сейчас - значит, организм у меня снесет любую, даже самую жестокую сессию без особых последствий.
Костер наконец-то соизволил разгореться, выбрасывая в мою сторону клубы дыма, которые не принесли радости - напротив, вызвали обильный слезоразлив вкупе с попытками выбраться из зоны задымления на четвереньках. Рейн успел изловить меня за полу туники уже у самого обережного круга со словами "Куда прешь, ненормальная?!". В ответ я вяло, но емко ответила, куда именно я собралась, особенно отметив то, что лучше пусть меня комары загрызут, чем я задохнусь от дыма.
--
Тут уже тебя не комары загрызать будут, а кое-то покрупнее и позлобней, - устало вздохнул Рейн, прижимая меня к себе и накрывая полой своего шерстяного плаща. - Слушай, Ксель, я правда очень устал, боюсь, что еще чуть-чуть - и вырублюсь с концами. Пожалей меня, а? Не уползай никуда, я ж замучаюсь потом тебя по лесу разыскивать. К тому же - костер уже почти не дымит. Ну, поимей ты совесть в конце концов.
--
Ладно, уговорил. Поимею. - Буркнула я, вытягиваясь рядом с Рейном неподалеку от костра, стараясь улечься так, чтобы не вылезать за границу круга.
Рейн еще о чем-то негромко переговаривался с Родомиром, но усталость уже брала свое - я провалилась в сон почти моментально, уже не вслушиваясь в разговор о моей нехитрой судьбе.
Сон был нехорошим. Постоянно чудилось, что я проваливаюсь куда-то, а за спиной раздавался чей-то шелестящий голос, зовущий за собой. Не в силах сопротивляться этому зову, я подобрала подол длинного белого платья и пошла по озерной глади. Вперед по лунной дорожке, неровными мазками серебристой краски ложащейся на воду. Теплую, как парное молоко. Странно, но каждый шаг становилось делать все труднее, будто бы что-то держало меня, вешало на щиколотки пудовые гири так, что идти стало почти невозможно. Я опустила взгляд вниз, под ноги, и едва удержалась от крика - озерная гладь под ногами расплывалась багряной жидкостью, окрашивающей белоснежный подол в красный.
Кровь... озеро крови...
Поднявшийся ветер принес с собой запах тлена, крови и смерти. Меня передернуло от отвращения, и в этот момент сон разрезало в клочья чем-то, похожим на кривое черное лезвие...
Меня выбросило из сна так резко, что голова закружилась, и я пришла в себя посреди поляны, в двух шагах от ручья по ту сторону обережного круга! И ко мне уже протягивала бледную руку Белая Невеста, улыбаясь чересчур яркими губами, кажущимися кровавой раной. Я отдернулась, сбрасывая с себя остатки морока, и крик мой, хриплый, больше похожий на карканье вороны, чем на девичий голос, всколыхнул предрассветную мглу.
Рука моя метнулась к бедру, надеясь нащупать длинный кинжал, но ладонь всего лишь скользнула по штанине брюк - все верно, Рейн помог мне снять оружие, когда я уже засыпала, потому что спать со всей этой сбруе было крайне неудобно. И вот сейчас это стремление к комфорту наверняка будет стоить мне жизни.
Я попыталась уклониться, но нежить бросилась ко мне с нечеловеческой скоростью, сбивая с ног и подминая под себя. Пальцы, украшенные длинными когтями, сгребли мои волосы в горсть и больно дернули, заставляя откинуть голову назад. Влажно блеснули клыки в раскрытой пасти, когда что-то ударило по Белой Невесте, сбивая ее с меня. Секунду спустя кто-то подхватил меня под мышки, оттаскивая к спасительному пламени костра, мелькнуло темное одеяние знахаря Родомира, когда он довольно бесцеремонно уронил меня на землю, выхватывая из-за пояса моток веревки, навязанной на длинные деревянные колышки. Крепкие жилистые руки сноровисто втыкали колышки в землю, веревка становилась обережным кругом, через который не сможет переступить ни одна нежить, а я, наконец-то справившись с шоком, в который меня повергла очередная встреча с Белой Невестой, наконец-то подняла голову, чтобы всмотреться в мрак туда, где только что стояла нежить...
Захлебнувшись криком, я попыталась подняться, но ослабевшие колени отказывались мне повиноваться.
Потому что в руках Белой Невесты неподвижной куклой застыл Рейн, сжимавший рукоять меча с такой силой, что пальцы побелели, но лезвие поднялось всего лишь на десяток сантиметров. И откуда только взялись силы встать, нащупать в ворохе ткани тонкий кинжал, рисунок на котором моментально налился слепящим глаза серебром, и попытаться шагнуть туда, где за зыбкой преградой круга нежить, ухмыляясь, отводила волосы с шеи Рейна. Сильные руки перехватили поперек талии всего лишь в шаге от границы круга.
Я забилась в руках Родомира, и сверкающий кинжал выпал из ослабевшей руки, втыкаясь в мягкую лесную землю и рассыпая вокруг себя не тускнеющее сияние. Волны жара, изливающиеся от Рейна, взметнулись тугим смерчем, еще несколько секунд - и он преодолеет сковывающую его волю силу нежити...
Клыки Белой Невесты вошли в шею Рейна, и на его изумленный вздох я отозвалась захлебывающимся криком. Кажется, я билась в руках крепко удерживающего меня Родомира, как ненормальная, может, даже пыталась царапаться или кусаться, но он так и не выпустил меня. А спустя несколько секунд нежить вместе с безвольно обвисшим в ее руках Рейном окутал густой молочно-белый туман, который развеялся так же быстро, как и появился, оставив на поляне лишь тускнеющий меч моего товарища да примятую траву.
Родомир наконец-то отпустил меня, и я буквально упала на колени перед воткнувшимся в землю кинжалом, гравировка на лезвии которого медленно гасла...
Я тихо плакала, уткнувшись носом в тяжелый шерстяной плащ Рейна, а Родомир сидел рядом, неуклюже поглаживая меня по растрепанным седым волосам. Обережный круг, на этот раз гораздо более надежный - не просто круг заговоренной соли, а натянутая на тонких осиновых колышках волосяная веревка с мелкими узелками - опоясывал небольшое пространство вокруг костра, являясь такой же преградой для подлунной нежити, как каменная стена.
--
Ну, девонька, не убивайся ты так, - пожилой знахарь тяжело вздохнул, не убирая жесткой ладони от моей головы. - Ушел он за Белой Невестой, теперь уж ничего не попишешь. Обратила она его, потянула к себе, теперь уж обратно не вернешь. А уж как крови человечьей испьет - так вовсе ее навеки будет. Пока сердце заговоренным клинком не пронзят, али голову не снесут - будет он ей служить, как преданный зверь. А все потому, что душа его будет ему уже не принадлежать...
--
И никак его вернуть нельзя? - глухо пробормотала я, неотрывно глядя в нервно мечущееся пламя костра и комкая в тонких пальцах темно-зеленое сукно. - Родомир, неужели никак?
--
Эх, знали бы люди такой способ - не была бы подлунная нежить столь сильна на этом свете, - покачал головой знахарь, вставая, чтобы подбросить в костер еще веток и что-то из небольшого мешочка, висевшего у него на поясе.
Пламя выбросило сноп ярких оранжевых искр, горько и пряно запахло полынью, а кучерявый дымок, поднявшийся к нижним веткам деревьев, на миг принял очертания размытой фигуры. Родомир выпрямился и пристально оглядел притихший ночной лес по-звериному напряженным взглядом. А я сжалась в комочек у костра, прижимая к себе темно-зеленый плащ, и слезы текли из глаз, оставляя на плотном сукне еле заметные пятнышки.
Рейна не вернуть. Потому что он, дурак такой, полез вытаскивать меня из когтистых лап нежити. Меня, которая этого не стоила в принципе. И сам попался, потому что дал возможность Родомиру утащить меня в выстроенный заново обережный круг, а его увела за собой подлунная нежить. И ведь видела, что он еще сопротивляется, что не хочет судорожно сжатая рука выпускать меч, что в глазах плещется ярость, а жгучие огненные волны изливаются от него, как от полыхающего костра. А колени уже подламываются, и нет сил сопротивляться, когда тонкая кисть Белой Невесты отводит в сторону длинные каштановые пряди, чтобы обнажить шею...
И за каким лешим я не сумела воспользоваться своей силой, своим Светом - просто с криками рвалась из рук едва-едва удерживающего меня Родомира, не в силах смотреть на то, как нежить с прекрасным бледными лицом впивается в шею Рейна, подчиняя его волю себе. Стоило только закрыть глаза, как перед ними снова и снова вставало расслабленное лицо, карие глаза, становящиеся вишневыми, и тоненькая струйка крови, стекающая по шее за воротник, окрашивая его в алый...
Я настолько погрузилась в себя, что предупреждающий оклик Родомира услышала далеко не сразу, а только после того, как ладонь знахаря жестко, почти до боли, сжала мое плечо.
--
Не смей выходить за веревку, девонька, чего бы ты ни увидела и не услышала, поняла? Не к добру костер путников гаснет, возвращается нежить. Видать, не насытилась еще. Эх, плохо, что до рассвета еще долго ждать, но обережный круг крепок, должен выстоять до солнца.
Костер пугливо прижался к самым углям, почти угаснув, но Родомир, охнув, подбросил еще веток и щедро сыпанул горсть какого-то порошка, от которого пламя полыхнуло ярким столбом в человеческий рост. Поляна осветилась вплоть до чернеющих стволов деревьев, от одного из которых отделилась высокая фигура в свободной одежде. Я до боли в пальцах вцепилась в рукоять меча, вглядываясь в родные, чуть заострившиеся черты узкого лица, наполовину скрытого распущенными волосами, которые казались черными.
Рейн...
--
Стой, девонька! - резкий окрик знахаря прозвучал, как пощечина. Я моргнула и с ужасом увидела, что стою буквально в шаге от заговоренной веревки, а по другую ее сторону стоит Рейн. - Не переступай веревку!
Родомир подхватил меня под руки и оттащил поближе к костру, когда Рейн заговорил.
--
Ксель... Почему ты оставила меня? Ты меня боишься? Не стоит бояться... Я тебе ничего плохого не сделаю.
--
Не слушай его, - мрачно буркнул Родомир, не выпуская меня, хоть я и не шевелилась. - Он теперь служитель Белой Невесты. И не тот, кого ты знала.
--
Родомир... - Я говорила со знахарем, но не отрывала взгляда от Рейна, неподвижной статуей застывшего у границы обережного круга. И от его глаз, которые мерцали багровым в свете пламени. Не бывает у человека таких глаз. И, хоть Рейн и не совсем человек, но и для него это не характерно. - Вы же говорили, что пока он крови человеческой не попробует, есть шанс его вернуть?
--
Знать бы, как...Не смотри на него, не человек он боле. И тебя не узнает... Душа уже вот-вот отделится от тела, останется только пустота, которая будет служить Белой Невесте.
Рейн зло ухмыльнулся, и ухмылка эта открыла заострившиеся клыки, совсем как у вампиров в фильмах ужасов, только вот на этот раз все было до жути реально. С другой стороны круга что-то зашуршало и, обернувшись, я увидела ее. Белую Невесту, в бледном лице которой угадывались какие-то знакомые черты. Словно кого-то, кого я уже видела, загримировали до неузнаваемости, обрядили в белые полупрозрачные одежды, которые не столько скрывали, сколько подчеркивали наготу подлунной нежити.
--
Что же ты, служитель мой, не позовешь к себе эту смертную? Я ведь именно ее указала тебе в качестве первой жертвы. Она держит тебя на этом свете, и именно она должна открыть тебе путь к бессмертию. Или же ты настолько слаб, что не можешь преодолеть ее жалкое сопротивление?
Она обошла круг по широкой дуге и встала за спиной Рейна, уставившись на что-то за мной. И тотчас я ощутила, как рука знахаря, до того сжимавшая мое плечо, расслабилась и безвольно соскользнула по рукаву. Я обернулась и вздрогнула от неожиданности - Родомир бессмысленно смотрел перед собой остекленевшим взглядом, не трогаясь с места и не пытаясь хоть что-то предпринять.
--
Ксель, иди ко мне.
Никогда еще голос Рейна не был таким проникновенным, таким зовущим. Меч вывалился из моих ослабевших пальцев, глухо звякнул о ветку, лежавшую на траве, а я шагнула к границе обережного круга. До Рейна - всего лишь шаг через грубую веревку с узелками. Один лишь шаг до грани, за которой - ничто.
И я эту грань переступила.
Сильные, но удивительно холодные пальцы Рейна сомкнулись на моей ладони, утягивая куда-то за собой. Он прижал меня к себе и ласкающе провел рукой по моей шее, убирая волосы назад. Я откинула голову, заглядывая в вишневые глаза, в которых не осталось ничего, кроме жгучего голода, и привычно положила ладонь ему на грудь, где вместо биения была только тишина, изредка нарушаемая почти неощутимыми ударами практически остановившегося сердца.
Я ощутила резкую боль в шее, когда в нее погрузились заострившиеся клыки, а длинные каштановые волосы тяжелой волной скользнули мне на лицо. Что-то горячее потекло по шее, в воздухе запахло кровью, когда перед глазами замерцали сверкающие переливами солнечного света искры моего Света...
...Кровь - это цена жизни, серебро души. Ею расплачиваются за ошибки, одаривают во время ритуалов и рисуют знаки на сердце. Кровью можно ввергнуть во мрак, а можно вытащить к свету. Можно запереть, а можно сорвать все печати и маски, дав свободу.
С кровью мой Свет переливался в нечто, когда-то бывшее Рейном, вдребезги разбивая все цепи, раздирая в клочья незримые печати, освобождая душу из застенков мрака, сплетенных сущностью нежити. Что-то темное выглянуло оттуда и уставилось на меня вертикальными зрачками горящих расплавленным золотом глаз. И я протянула к нему ниточку алого цвета с золотыми сполохами, ниточку, которую темная сторона поймала играючи, набрасывая эту петлю на одну из своих конечностей. В лицо мне пахнуло обжигающе горячим вихрем, будто бы я стояла перед полыхающим костром, и второй конец нити лег мне в ладони.
--
Чего ты хочешь? - голос загудел у меня в голове, и я невольно опустила взгляд на свои руки... ладони, словно из жидкого солнечного света, выглядывающие из широких серебристо-серых рукавов длинного балахона, в которых спокойно мерцала кровавая нить с отблесками света.
--
Стань прежним. - Мой голос зазвенел переливами серебра, и кровавая нить в моих сверкающих ладонях наполнилась биением чужого сердца... нет, уже не чужого. Нашего.
--
Приказывай, Хозяйка.
--
Будь свободен, Зверь...
Рейн с каким-то хриплым, совершенно нечеловеческим воем оторвался от моей шеи, откидывая назад перемазанное кровью лицо. Краем уплывающего сознания я отметила, что уже лежу на траве в нескольких шагах от обережного круга, а рядом со мной на коленях стоит Рейн, и алый блеск стремительно уходит из его глаз, взгляд наполняется сначала страхом, а потом и яростью. Жгучей и такой густой, что в ней можно было задохнуться. Она пролилась на поляну горящей смолой, а Рейна окутало облако непроглядной тьмы. Всего на миг, но этого было достаточно, чтобы различить, как кокон вокруг него густеет и распахивается уже едва заметным полотнищем плаща, накрывающим плечи. Неровный, словно рваный край этого "плаща" вдруг взметнулся в воздухе, словно живой, и наотмашь полоснул чуть поблескивающей кромкой призрачного лезвия там, где только что стояла довольно улыбающаяся Белая Невеста.
Визг нежити прошелся по барабанным перепонкам, словно ножом по стеклу, но второй взмах призрачного "плаща" оборвал его столь резко, словно перебросил выключатель. Что-то шумно осело на траву, и только край белого одеяния нежити, появившийся в моем поле зрения, подсказал, что Белой Невесты больше не существует.
В груди что-то сладко заныло, будто натянулась тонкая нить, и "плащ", медленно развевающийся в воздухе, абсолютно игнорируя отсутствие ветра как такового, истаял, как клок тумана. Рейн вздрогнул и обернулся ко мне.
И глаза его были вновь карими, человеческими. Только вот кровь, уже подсыхающая на губах и подбородке, портила впечатление.
Что-то мягкое, пропитанное отваром, прижалось к ране на шее, а голос знахаря Родомира произнес:
--
Не знаю, девонька, как тебе такое удалось. Никто еще не мог отобрать служителя у подлунной нежити и вернуть его к людям, а ты смогла. Эх, как он шею-то тебе искусал, хорошо хоть, что не совсем в зверя обратился, иначе разодрал бы в клочья. А так поправишься. Ты же молодая, здоровая - оправишься. Правда, бегать еще не скоро сможешь, но это дело времени.
Меня подняли на руки и, завернув во что-то, уложили поближе к костру. Знахарь поднес мне ко рту какую-то бутылочку, и я послушно сделала глоток, не ощущая вкуса.
--
Ксель... - Я перевела взгляд на Рейна, который бережно держал мою ладонь в своих, словно стараясь согреть. - Прости меня... как же я себя...
--
Не надо... Мне только... холодно...
--
Ну, это и неудивительно - сколько крови из тебя выпили, - буркнул Родомир, возясь с чем-то у костра. - А ты спи, девонька, с рассветом постараемся донести тебя до ближайшей деревеньки...
Похоже, в лекарстве было какое-то снотворное, потому что веки уже стремительно наливались свинцовой тяжестью, а сама я уже проваливалась в глубокий сон без сновидений...
Глава 7.
Солнечный лучик бесцеремонно пригрелся на моей щеке, мешая спать. Ну вот, опять мама жалюзи на окне открытыми оставила, а у меня теперь спать не получается. Впрочем, как-нибудь переживу, чай, не в первый раз пытаются заставить меня вставать с утра подобным образом. А вот и ни фига - зря я, что ли, научилась спать даже под звук сверла над головой, когда у нас соседи ремонт делали? Всего-то - что повернуться на другой бок...
Я зевнула и тотчас резко закрыла рот, потому что шею прострелило болью, а где-то за окном звонко и требовательно закукарекал петух. Откуда петух в городе?!
Глаза я открыла моментально, и тупо уставилась в деревянный некрашеный потолок над головой, вспоминая события прошедшей ночи. Дня. И вечера, едва не перевернувшего нам с Рейном жизни. Шепот нежити, куском льда скользящий вдоль позвоночника, багровый туман в глазах Рейна, струйка моей крови на его подбородке... И видение пульсирующей нити в золотой руке.
Я машинально схватилась за шею, перебинтованную полосками мягкой ткани. Горло пересохло так, что простая попытка позвать хоть кого-нибудь отозвалась режущей болью. Ощущение, по правде говоря, не из приятных - как будто меня настигла жесточайшая простуда. Я пошевелилась и попыталась сесть. На удивление, мне это удалось, и я, вцепившись пальцами в цветастое лоскутное одеяло, осмотрелась.
Комната как комната, небольшая, но светлая. Оконные ставни распахнуты настежь, впуская теплый, свежий ветер и солнечный свет, легший на постель ярким пятном. Над дверном косяке висели пучки каких-то трав, наполнявшие комнату пряным ароматом высушенного сена с примесями полыни, клевера и еще чего-то, а на самом полу была расстелена полосатая дорожка. Вот наверняка под ней люк в подпол будет - по крайней мере, в старых избах такие делали. Я глубоко вздохнула и, стараясь не крутить головой без особой надобности, спустила ноги с кровати, отметив, что моя одежда куда-то делась, а на мне надета мешковатая льняная рубаха длиной, судя по всем, аж до пола. Э-эх, не упасть бы в такой ночнушке. Интересно, кто первый до такого одеяния додумался, а? Побью лаптем. Тем самым, что у порога валяется.
Но стоило мне только встать, и пожалеть, что уцепиться было не за что - все-таки в глазах моментально потемнело от резкого движения, как дверь распахнулась и на пороге возник Родомир с извечной сумкой через плечо и с деревянным кубком в руке, над которым поднимался пар. Увидев меня, стоящую около кровати в лучах солнца, знахарь охнул и, быстренько поставив кубок на небольшой стол неподалеку от двери, подошел ко мне, подхватывая под руки.
--
Девонька, чего это ты встать-то решила, а? Тебе ж еще лежать надо, да отвары пить, чтобы побыстрее выздороветь, а ты по комнате шляешься!
Я попыталась ответить, но и горла вырвался только малоразборчивый хрип, да вдобавок ко всему на попытку заговорить шею на месте укуса кольнула острой болью, да так, что рука машинально метнулась вверх, чтобы прижаться к больному месту.
--
Ну, ну, девонька. - Родомир мягко перехватил мою ладонь и аккуратно усадил обратно на кровать. - Сейчас я тебе один отварчик дам - говорить сможешь, да и шея болеть поменьше будет. Правда, петь ты нескоро сможешь, да и кричать не получится пока, но хоть общаться знаками не придется. Не думаю, что ты знаешь жесты глухонемых, разве что самые распространенные, да и то неприличные.
Знахарь тепло улыбнулся и, взяв кубок со стола, протянул его мне.
--
Пей, только медленно. Он горячий. И горьковатый слегка, но это терпимо, уж поверь мне. Бывает значительно хуже.
Я согласно кивнула и поднесла деревянный отполированный бокал к губам. От первого глотка резь в горле утихла, после второго спазм, стягивающий шею, прошел, а к третьему я осознала, что у напитка вкус очень крепкого чая без сахара. Я скривилась, но под чуть укоризненным взглядом Родомира мужественно допила отвар до конца. Знахарь забрал у меня опустевший бокал и поинтересовался:
--
Ну, как ты себя чувствуешь, девонька? Попробуй что-нибудь сказать.
--
Пробую, - глухо выдала я таким жутким голосом, которым только хрипы встающих из могилы мертвецов в фильмах ужасов озвучивать. - И сколько я буду таким голоском народ пугать?
--
Радуйся, что ты хоть вообще говорить можешь, - вздохнул знахарь. - Знаешь, девонька, я пока твою рану обрабатывал, только дивился, как тебе повезло.
--
Вы называете это "повезло"? - хрипло пробормотала я. Хм, а если говорить потише, то голос кажется не таким уж и жутким. Как во время сильной простуды, но хоть узнаваемо.
--
Да, потому что еще толком неинициированный служитель нежити обычно разрывает горло жертве, а тебе всего лишь прокусили шею, да и то не очень сильно. По крайней мере, заживет так, что шрамов не останется. - Родомир смерил меня взглядом профессионального целителя, после которого в поликлинике бы посоветовали писать завещание. - Кстати, спутник твой около двери уже с час околачивается, все места себе не находит. Я ему строго-настрого наказал не беспокоить тебя, пока ты спишь, но сейчас, думаю, его уже можно позвать, так? Не бойся, девонька, человек он. Так и не стал служителем, так что можешь не бояться. Раз уж испытание солнцем выдержал без труда - то и беспокоиться нет надобности. Не нападет.
--
А я и не боюсь, - выдохнула я. - Родомир, позовите его, пожалуйста. И спасибо вам... огромное.
Знахарь ничего не ответил, только губы его растянулись в улыбке, едва-едва заметной из-за густой русой бороды, и, почти неслышно ступая по полу, вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Впрочем, она вновь распахнулась почти сразу же, явив моему плохо выспавшемуся и близорукому взору встрепанного Рейна.
По-моему, Родомир наврал на тему того, что мой друг спал этой ночью. И предыдущей, скорее всего, тоже. Потому что смертельно усталые глаза с красноватой сеточкой лопнувших сосудиков на осунувшемся лице с темными кругами попросту не могли принадлежать выспавшемуся человеку. Оружия при Рейне не было, да и плащ свой он где-то оставил, а спутанные волосы спадали на плечи неровными кудрями. Но тем не менее, я все равно нашла в себе силы улыбнуться. Тогда как Рейн, как мне кажется, был очень близок к тому, чтобы начать биться головой обо что-нибудь твердое. Судя по мрачному взгляду в сторону дверного проема, добротный косяк вполне подходил для этих целей.
--
Рейн, не смотри так на косяк, побиться головой в моем присутствии тебе точно не удастся, - негромко произнесла я. Так, голос пока узнаваем и уже не похож на хрипы мертвяка из склепа. Уже позитив.
--
Ксель... - он несколькими быстрыми шагами пересек комнату и безапелляционно опустился на деревянный пол, обняв мои колени и зарываясь лицом в беленый лен, из которого была сшита ночная сорочка. Кажется, просил прощения, но голос его, похоже, тоже не слушался. Ладонь моя зависла над его головой... и ласково коснулась спутанной гривы волос.
--
Слушай, мужчины ведь не плачут... - тихо шепнула я, перебирая тяжелые каштановые пряди. Рейн поднял голову, недоверчиво заглядывая мне в глаза. Словно искал в них вполне заслуженную злость или ненависть. И не находил.
--
Я же чуть тебя не убил...
--
Ты спас меня. А потом я отплатила тебе тем же, - я провела кончиками чуть дрожащих пальцев по его впавшей щеке. - Мы квиты. А если честно - не вини себя. Ты и впрямь ни в чем не виноват. Разве только в том, что сунулся меня спасать.
--
Я же не мог тебя просто так бросить, - тихо ответил он, все еще обнимая мои колени. Я же только хмыкнула и легонько потянула его за ворот рубашки, словно пытаясь поднять за шкирку, как котенка.
--
Рейн, сядь рядом со мной. Я, конечно, понимаю, что использовать мои тощие и костлявые коленки в качестве пыточного инвентаря особой жестокости - это отдельный пункт программы по самобичеванию, но давай на сегодня ее отложим, хорошо?
Мой друг неуверенно улыбнулся, но я потянула сильнее, и он с вздохом плохо скрываемого облегчения поднялся с пола и уселся на самый краешек разобранной постели, не выпуская моей ладони. Ну, вот, хоть теперь беседа более-менее конструктивная и в тему получится. А то мне как-то неуютно. Конечно, когда у твоих ног находится коленопреклоненный мужчина - это, конечно, приятно, но всему есть свой предел. Все-таки, я не настолько прекрасная дама, чтобы демонстрировать рыцарское поведение.
--
Так, а теперь выкладывай, где мы сейчас и какая обстановка за дверью. Роль спящей красавицы, разумеется, привлекательна, но мне все-таки интересно, что случилось за то время, пока я была в отключке.
--
На самом-то деле - ничего особо примечательного, - задумчиво протянул Рейн, запуская пятерню в волосы. Н-да, придется ему косу заплести, иначе через пару дней он свою гриву вообще не расчешет, а обрезать жалко. - Родомир такое представление устроил на входе в село, что я, честно говоря, удивился. А я-то еще думал, нафиг он с собой потащил голову той твари, которую я отрубить умудрился.
--
Он ее что, в качестве входного билета использовал? - поинтересовалась я. - И не лень было такую гадость с собой тащить?
--
Видимо, не лень. - Рейн вздохнул и легонечко коснулся кончиками пальцев плотной повязки у меня на шее. - Зато вышло все крайне убедительно. Несчастная девица, на которую покусилась нежить, спасенная охотниками на нежить. Голова той твари в качестве доказательства очень даже помогла - нам моментально поверили. Еще и бесплатно переночевать пустили.
--
Рейн, а ведь тебя тоже за шею тяпнули, - спохватилась я. - Ты-то почему без повязки? А ну, покажи укушенное место!
На удивление, мой друг даже спорить не стал, только печально вздохнул и предоставил шею для осмотра. К своему удивлению, я не нашла на чуть тронутой загаром шее ни малейших следов от укуса Белой Невесты.
--
Не поняла?! - я встала и оттянула воротник Рейновой рубашки, заглядывая за него в поисках отметин. - Ну не приснилось же мне все, в самом-то деле! Так и до дурдома недалеко!
--
Не приснилось, успокойся. - Рейн аккуратно убрал мои руки от своей шеи, впрочем, не торопясь их отпускать. - Не показалось тебе. Только вот они уже зажили.
--
Это как?! Поделись рецептом, я тоже так хочу! - Я неосторожно шагнула в сторону и все-таки наступила на подол слишком длинной сорочки. Неловко взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие, но это мне не удалось, и я благополучно рухнула на колени Рейна, едва не повалив того на кровать. - Ну вот, приехали.
--
Приехали мы уже давно, - вздохнул товарищ, деликатно придерживая меня за талию, чтобы я, не дай бог, еще и назад не опрокинулась. - Теперь выбраться надо. А зажило у меня все потому, что я напился человеческой крови. Твоей. Это мне Родомир объяснил, когда мы тебя несли в село. Я вообще о себе много чего интересного узнал ненароком.
--
И чего именно, если не секрет? - поинтересовалась я, разглядывая товарища. Тот довольно безразлично пожал плечами и ответил:
--
Ну, оказывается, я вообще не человек, потому что люди подобными способностями обладать не могут. Что он сам толком затрудняется сказать, какая раса обладает возможностью материализовать свои негативные эмоции в подобные лезвия, но то, что человеческим магам такое заведомо слабо - однозначно. - Рейн нервно усмехнулся и сцепил руки в замок, упираясь в него лбом. - Ксель, я, конечно, с детства знал, что я энергетик, но при этом моя человеческая сущность сомнению как-то не подвергалась.
--
Эх, ведьма по умолчанию - не человек, - довольно жестко ответила я, отворачиваясь к окну. - Добро пожаловать в категорию "не-людей", Рейн. Как тебе это нравится? А ведь ведьмы к такому отношению привыкают, и ничего - живем же и особо на судьбу не жалуемся. Вот и ты не жалуйся. Ты - это ты, и неважно, что ты можешь. Ты человек, пока ведешь себя по-человечески. А нелюдями можно с легким сердцем назвать чеченских террористов, которые уже не люди и еще не звери безо всякой магии. И еще много кого из тех, кто к биоэнергетикам никакого отношения не имеют.
--
Ксель...
--
Ничего, просто я не хочу, чтобы ты думал о себе хуже, чем есть на самом деле. Обстоятельства зачастую бывают сильнее нас, и с этим ничего не поделаешь. Но это не повод впадать в депрессию. К тому же, - я улыбнулась, - ты мужчина или где? По-моему, есть гораздо более важные вещи, нежели ненужное самокопание.
Рейн ничего не ответил - просто обнял меня, утыкаясь лицом в мое плечо. Я же ласково провела ладонью по его волосам, так, как гладят друга либо же младшего брата. Все-таки, обнять его, как парня, который мне нравится, совесть не позволяла. Да и что подумает Рейн, который младше меня аж на три года, если я начну приставать к нему с совсем не дружескими намеками? Правильно - в лучшем случае постарается обратить это все в шутку, в худшем - смутится или поднимет на смех. А сейчас нам это ни к чему, если мы все-таки хотим отсюда выбраться. Лично я - очень хочу.
Потому что попасть в фэнтэзийный мир - это, конечно, хорошо, только вот жизнь тут будет далеко не сказочная. Слишком уж все отличается от привычного мне. Это сейчас я храбрюсь, потому что пока нам с Рейном относительно везет. А вот когда везенье прекратится - я взвою. Хоть я и успела ненавязчиво выяснить у Родомира, где бы можно откопать подобие зубной щетки (мне выдали палочку, на кончике которой топорщился пучок свиной щетины, как у кисточки, и какую-то зеленоватую травяную смесь, заменяющую зубную пасту), но вот когда подступят традиционные женские проблемы - я точно буду биться головой о матрас. Об косяки обычно долбится Рейн, а мне голова еще нужна. К тому же - это пока нас знахарь сопровождает, но продолжаться это все будет только до тех пор, пока мы не доберемся до герцогского замка. А там уже - поступайте, как хотите. Потому что если выйдет так, что герцог прикинется диванным валиком и сделает вид, что он тут не причем, то будет совсем грустно. Кому мы нужны в этом мире? Да никому. А средневековых ремесел я не знаю. Ну, пусть я шить и вышивать умею - так ведь местные мастерицы со своими "крестиками" меня переплевывают только так, а Рейн вообще по образованию - недоучившийся кибернетик, а высоких технологий в здешних краях не будет наблюдаться еще о-очень долго. А жить как-то надо, не воровством же промышлять. Можно, конечно, податься в наемники, благо мечи есть, умение ими худо-бедно владеть - тоже, подучиться никто не мешает, да вот при такой работе придется убивать, а я к такому крутому жизненному повороту морально не готова.
Короче, куда не кинь - всюду клин. В современном сленге используется куда уж более меткое и всеобъемлющее слово, но я не матерюсь принципиально. Почему-то на ум пришла забавная картинка, высмотренная на просторах интернета - по заснеженному полю крадется полная полярная лисичка, а под картинкой надпись - "Неумолимо приближающийся срок сдачи проекта". Вот уж точно - песец подкрался незаметно...
И тут та же фигня.
Вот так мы с Рейном и сидели в обнимку, думая каждый о чем-то своем, пока в комнату не заглянул Родомир с вопросом, чем мы тут так долго занимаемся. Увидев, что ничего криминального или неприличного не происходит, знахарь одобрительно хмыкнул в бороду и посоветовал Рейну убираться куда подальше, но в переделах деревни, и дать мне отдохнуть. Рейн беспрекословно подчинился, на прощание чуть сжав мою ладонь, и удалился, оставив меня в пустой комнате тоскливо разглядывать потолок над головой.
Знахарь продержал меня в постели еще два дня, не давая мне шляться без надобности по дому и бередить ранки на шее, но на третий день сдался. Не то я его окончательно достала своим нытьем, не то покусанная шея благодаря местным травам действительно затянулась настолько, что меня можно было выпускать из "лазарета", как шутливо обозвал наше временное пристанище Рейн.
Откровенно радуясь тому, что не надо больше медленно, по стеночке, передвигаться по избе, постоянно ловя на себе сочувствующие взгляды приютившей нас немолодой вдовы, я переоделась в лежавший на лавке дорожный костюм и, аккуратно затягивая воротник, задумалась о том, как же будет выглядеть моя шея после того, как повязки снимут окончательно. Судя по ехидным репликам Рейна и более профессиональным - Родомира, через пару дней благодаря особой мази ранки будут походить всего лишь на следы от чересчур страстных поцелуев, а голос восстановится через недельку-другую, если продолжать пить лекарства. Правда, я подозревала, что слабость, которую я испытывала последние сутки, как раз и была вызвана травяными отварами, коими меня пичкал знахарь. Подозрения подтвердились после заданного в лоб вопроса - Родомир признался, что для скорейшего заживления он использовал сильные средства, которые как раз и давали эффект потери сил и общего донельзя вялого состояния. С другой стороны, удержать меня более гуманным образом в постели было попросту нереально, так что на этот раз я ругаться не стала, а просто поблагодарила знахаря. В ответ Родомир негромко произнес, что уничтожение Белой Невесты стоит качественного лечения. Не согласиться у меня не получилось.
Одевшись, я на минуту задержалась около своего оружия, аккуратно положенного на лавку, размышляя, стоит ли вооружаться или на фиг оно мне надо. В итоге решила, что действительно на фиг. Потому что увидит меня знахарь или Рейн с оружием - так ведь в один голос взвоют о том, что рано мне еще за меч браться. И будут абсолютно правы.
Ладно, будем надеяться, что какого-нибудь западла типа нежити в этой деревне не окажется, а то я еще не раз пожалею, что не взяла хотя бы кинжалы.
Примерно с такими мыслями я вышла из комнаты, и чуть не столкнулась с вдовой в коридоре, которая как раз направлялась ко мне с тарелкой, накрытой полотенцем. Судя по аромату - в тарелке находились как минимум свежие пирожки. Вспомнив, что меня представили как безвинно пострадавшую от клыков нежити девицу, я мысленно порадовалась, что не взяла с собой оружие - в местное понятие "девица" клинки не включались. Потом доказывай, что только поиграться взяла.
--
Как чувствуешь себя, доченька? - поинтересовалась Меланья, заботливо заглядывая в мое лицо и сочувственно покачав головой. - Бледненькая ты совсем, еще бы чуть-чуть - и совсем упырица треклятая выпила б. Пойдем, я молочка надоила, теплое еще, да и пирожки только с пылу с жару.
--
Спасибо, - я вяло улыбнулась, вспомнив о том, что особой любви к парному молоку не испытываю, скорее наоборот. Но Меланья уже крепко ухватила меня за локоть и потащила к столу. Впрочем, упиралась я скорее для вида, потому что желудок уже вовсю напоминал о себе, а вкусные запахи, доносящиеся из горницы, только подхлестнули аппетит.
Вдова с каким-то ностальгическим выражением лица наблюдала за тем, как я уписываю горячие пирожки, а потом негромко отметила:
--
Похожа ты на мою дочку. Только волос у нее не седой был, как у тебя, а русый. Солнечный такой. Да и сама она такая веселая была, ласковая, работящая. Только вот лицом ее господь обидел - заячья губа у нее была, все время оборотнихой дразнили. Ну и что, что некрасива, с лица же воду не пить, а она все слезыньки лила по ночам, когда думала, что я ничего не слышу и не вижу, как глаза у нее поутру красные.
--
А что с ней стало? Замуж вышла? - поинтересовалась я, дожевывая пирожок. Меланья как-то сразу погрустнела и стало видно, что на деле ей уже далеко за сорок.
--
Манилих ее увел. Уже давно. Только и утешаюсь тем, что у нелюдя этого она счастье женское испытала, тут ее стороной обходили, век бы в девках сидела. А так... - Вдова подперла щеку кулаком и уставилась куда-то за окно, где набирал обороты яркий солнечный день.
--
Манилих? - удивленно переспросила я. - А это кто такой?
--
А ты прежде не слыхивала о таком?
--
Нет, в наших краях таких нету, обошла напасть стороной, - вот зараза, похоже, перенимаю местную манеру разговора. Еще немного - и совсем выговор не отличить будет. Приехали, называется.
Вдова же, похоже, обрадовалась нежданной слушательнице в моем лице, потому что сразу как-то словно преобразилась, напустив на себя вид матерой сказительницы. Или же это мне показалось? Так или иначе, Меланья, вздохнув, окинула меня сочувствующим взглядом и начала рассказ.
--
Случилось это пять лет назад. Манилихи редко появляются в наших краях, знахари, забредавшие в деревню, частенько рассказывали о разных тварях роду нечеловечьего, и о манилихах тоже. Хоть наши деревенские все равно о нем много чего знают, только знахари более заумно объясняли. Манилих - оборотень, а знахари зовут его Огненный Змей. Правда, почему змей - не знаю, доченька, вроде бы он оборачивается в волка. Нелюдь эта завлекает девиц к себе сладкоголосым пением или же дурманящими речами и уводит за собой в свое логово. И ведь не пожирает, как вся нормальная нечисть, а холит и лелеет годами, взамен забирая молодость и красоту так, что девица стареет за год как за десять. Раз только находили логово манилиха, в котором находилась уже немолодая женщина, в которой признали юную девицу, пропавшую из дома на два года. Пытались ее обратно забрать, в чувство привести, ан нет - рвалась она к своему полюбовнику, как зверь лесной из клети, до крови разбивала руки о ставни. И сбежала все-таки. - Меланья примолкла, переводя дух, а я тихо спросила:
--
И что же, дочка ваша так же за манилихом этим ушла?
--
Ушла, - печально кивнула вдова, отворачиваясь к окну. - Сама искала его, говоря, что лучше уж пять весен в неге жить, чем всю жизнь на девичьей постели маяться. И ведь нашла на свою головушку. А манилиху-то все равно, дурна ли девица ликом, или же хороша, он жизнь тянет, а она у всех одна, как и душа...
Меланья замолчала и в горнице повисла тишина. Я же думала о том, что девки, конечно, дуры, о какой-то смысл в их действиях был. Действительно, если ты лицом совсем не вышла - то куковать тебе с отцом и матерью до упора, а потом и вовсе не нужна никому будешь. Это не современность, где из дурнушки с помощью косметики можно сделать если не красавицу, то хотя бы симпатичную девушку, а уж пластические операции и вовсе творят чудеса. Здесь же подобное чудо могли сотворить только деньги, а откуда богатое придание у деревенской девчушки? А манилих, хоть и заберет молодость, зато залюбит по самое "не могу" так, что мало уже не покажется. Читала я в славянской мифологии об Огненном Змее, оборачивающемся в прекрасного молодца и избирающего себе возлюбленную из рода людского, но дальше сказания расходились во мнениях. По одной версии возлюбленная Змея погибала спустя несколько ночей страстной любви, и в народе ее начинали прозывать "змеевой невестой", по другой - со своей избранницей Змей жил долгие годы, а их потомки становились героями либо же тиранами, но, так или иначе - людьми с великой судьбой. Надо будет уточнить у Родомира, что это за живность в местных краях бродит, хотя сталкиваться с таким мне не хочется. Не знаю, как те, кто к манилиху приходили, лично меня отнюдь не радует перспектива умереть в этом мире лет через пять-семь от старости. Я жить хочу.
Я поднялась из-за стола, поблагодарив вдову и за хлеб, и за историю, и вышла из избы, на несколько секунд задержавшись на пороге, подставляя лицо ласковым лучам летнего солнца. Свет слепил глаза, и я прикрыла веки, давая себе возможность привыкнуть к солнцу после трехдневного пребывания в доме. Ни Рейна, ни Родомира не было видно нигде поблизости, а возвращаться обратно, чтобы уточнять у Меланьи, куда они могли пойти, я не стала. Сама найду. Судя по всему, деревня не очень большая, а за пределы они вряд ли ушли, так что где-нибудь да пересечемся.
Примерно с такими мыслями я неторопливо пошла вдоль околицы, глазея по сторонам. Не знаю, как меня воспринимали местные, но вполне себе зрелая девица, с приоткрытым от восхищения ртом разглядывающая самый что ни на есть натуральный базар, наверняка вызывала если не порицание, то хотя бы недоумение. А уж когда на небольшом пятачке в середине так называемой площади возник златоволосый музыкант с флейтой, я ломанулась туда, расталкивая народ локтями. И дело вовсе не в том, что я клюнула на красивого загорелого блондина - откровенно говоря, светловолосые мужчины никогда не вызывали во мне трепета - а в том, что ветер, взметнувший золотую гриву волос, приоткрыл заостренные уши, и теперь я стремилась пробиться поближе к музыканту, чтобы убедиться, что моя легкая близорукость не ввела меня в заблуждение.
Видимо, мое нахальство и упорство сделали свое дело - я успела пробиться в первые ряды, пока толпа не успела уплотниться настолько, что пробраться сквозь нее не было никакой возможности. Стоявшие рядом восхищенные девицы все стремились оттеснить меня подальше, но я, всю свою сознательную жизнь катавшаяся в московском метро в часы пик, стояла аки незыблемая скала под напором волн. Все-таки, деревенским девицам далековато до современных теток с авоськами и мощных пенсионерок, которые на весь вагон громко возмущаются на молодежь, ни во что не ставящую беспомощную старость. Особенно интересно было наблюдать за тем, как старушка "божий одуванчик" в два моих обхвата распинает субтильного студента-очкарика, на которого, кажется, дунь - и тот упадет. Беспомощная старость, как же! Держите карман шире, товарищи студенты, ваша станция осталась позади.
Ветер над площадью усилился, разнося завораживающе-грустные звуки флейты, которые, казалось, перекрывали даже гам на базаре. Н-да-а, музыканту бы цены не было в наше время, где подобного эффекта объемного звучания добиваются исключительно хорошей акустикой зала и дорогущими колонками половину моего роста, расставленных по оному залу. А тут - из всех инструментов только простенькая деревянная блок-флейта с искусной резьбой, по сути - дудочка. Я пригляделась к музыканту и огонек интереса в моих глаз моментально потух - уши были самые что ни на есть человеческие - небольшие, аккуратные и закругленные. Да и в самом деле, откуда тут взяться эльфу, если они находятся в состоянии вооруженного конфликта с людьми. Да появись тут хоть один остроухий - селяне моментально подняли бы его на вилы, а потом начали бы выяснять, откуда он здесь взялся. На меня-то из-за седых волос косились так, что пришлось убрать пряди от лица, чтобы меня ненароком с эльфийкой не перепутали.
Я оглянулась назад, прикидывая, как бы умудриться выбраться из толпы обратно, когда музыкант открыл глаза, оказавшиеся цвета молодой зелени, настолько пронзительными, что я на миг задержалась, с интересом приглядываясь к необычному цвету радужки, а музыка тем временем затихла, почти прервалась, и вновь взвилась над "площадью" уже совсем другими переливами. Если поначалу она была какой-то грустной и возвышенной, то теперь она стала какой-то тягучей, царапающей по душе острыми коготками, шелком скользя по коже. Я вздрогнула и обхватила себя руками, чувствуя, как в воздухе разливается какая-то неведомая мне сила, прокатывающаяся по спине тяжелым камнем.
А музыка становилась все громче. Солнце выглянуло из-за облаков, и от яркого света волосы музыканта вспыхнули чистым золотом, а моя седина и так выделялась в толпе своим снежно белым цветом. Пронизывающий взгляд зеленых глаз остановился на мне, и ощущение бьющего по мне потока усилилось. А взгляд обещал все - от красивых слов, произнесенных чуть хрипловатым голосом в темной спальне до самых смелых фантазий, которые я только смогу вообразить.
Щекам стало жарко, невыносимо хотелось сделать шаг вперед, когда в спину меня толкнул ледяной ветер, пробравший до костей, и в ветре этом ощущались жгучие искры пламени. Мне даже не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что Рейн находится где-то рядом, очень и очень близко. Мелодия златоволосого музыканта захлебнулась, поток силы иссяк, и я сумела наконец-то развернуться, чтобы столкнуться с другом, стоявшим аккурат у меня за спиной. Рейн, не говоря ни слова, взял меня за руку и потащил назад сквозь толпу. И вот его люди почему-то не задерживали, видимо, чуть поблескивающее оголовье меча у пояса настраивало народ на миролюбивый лад.
--
Что ты там забыла? - Поинтересовался Рейн, когда мы наконец-то выбрались из толпы и подошли к стоявшему неподалеку Родомиру, который с интересом наблюдал за назревающим скандалом. Тоже мне, психоаналитик нашелся!
--
Местного кумира молодежи послушать захотелось! - с вызовом ответила я, складывая руки на груди и мрачно глядя на Рейна, у которого только глаза да морозный холодок в голосе выдавали недовольство. И с чего бы? - А что, нельзя?
--
Ну, можно, конечно, только ты видела, как он смотрел на тебя? Не почувствовала, что разливалось в воздухе? Не человек он, точно тебе говорю.
--
Слушай, Рейн, я-то, конечно, понимаю, что для тебя ведьма - не человек, но не надо говорить об этом так часто и вслух! Твою энергию я тоже ощутила не хуже, чем от того музыканта. Так что, ты тоже не человек? И я?
Честно говоря, я разозлилась и, оборвав спор на полуслове, подцепила знахаря под локоток и потянула его за собой к дому Меланьи, заявив, что мне очень нужна его консультация. Шагов Рейна за спиной я так и не услышала, выходит, он тоже обиделся и отправился бродить по деревне в гордом одиночестве. Ну и пусть. Не знала бы я его - то однозначно пришла к выводу, что он попросту ревнует, но Рейн относится ко мне как к другу, боевому товарищу, а не как к девушке. Ничего, перебесится и успокоится. Не впервой.
--
Девонька, так о чем ты меня спросить-то хотела?
Голос Родомира вернул меня с небес на землю, прервав грандиозные планы по тихой мести Рейну, психующего не к месту, и заставил мучительно вспоминать, чего же я хотела. О, вспомнила! Видать не совсем меня склероз замучал!
--
Родомир, расскажите мне, кто такие манилихи?
--
Девонька, ты чего это этим заинтересовалась, а? Ты вроде лицом пригожа, искать эту нечисть тебе ни к чему. - Нахмурился травник, заподозрив меня в самом худшем. Я постаралась поскорее развеять его подозрения.
--
Нет, что вы! Мне просто Меланья начала о них рассказывать, но что может рассказать селянка? Больше слухи да байки, а мне захотелось узнать мнение ученого. Ну, пожалуйста, Родомир!
--
Ну, стремление к знаниям похвально, - огладил бороду травник и, происанившись, хорошо поставленным голосом начал рассказывать. - Манилих, он же Огненный Змей - это особый подвид оборотней. Оборачиваются манилихи не в белого волка, как почему-то думают многие люди, а в змея, отличительной чертой которого является гребень на голове, который растет не вдоль хребта, а поперек, образуя нечто вроде короны. Гребень этот очень прочный и с острым краем, может располосовать человека, как хороший меч. А еще для ускоренного заживления ран и долголетия манилихи действительно используют жизненные силы, вытягивая их при...
Тут Родомир прервался и скосил на меня взгляд.
--
Девонька, напомни-ка, сколько тебе лет?
--
Двадцать один, а что, это так важно? - удивилась я.