Молчит, молчит, и пятки подпаленные не помогли. Упрямый какой оказался...
- Боги, ну сделайте хоть что-то... - устало простонал пожилой мужчина, обмахиваясь веером. - Кровопийцы... За что вам только деньги платят?
За кровопийство и платят, - мысленно усмехнулся смуглый здоровяк, аккуратно накаливая щипцы.
Сенатор беспокойно поерзал в кресле, исподтишка поглядывая на клепсидру. Девятый час, ужин, наверное, уже готов, а он здесь сидит и дожидается неизвестно чего. Поросеночек молочный с трюфелями, рыбка в пикантном соусе, ветчинка, свежайшие устрицы... Передержит остолоп-повар устриц, и все, почитай пропали, бедняжки, ни вкусу, ни запаху! Ох, запахи... Сенатор брезгливо прижал к лицу смоченный ароматами платочек.
Дух в пыточном каземате стоял еще тот, с непривычки многие в обморок падали, но сенатор как-то притерпелся: жить захочешь, еще и не к такому притерпишься. Императрица, - дитя взбалмошное, глупое, но властью облеченное, за три года правления проредила Сенат не хуже иного огородника. Да, что там Сенат, головы летели направо и налево, с папы покойного пример взяла, малолетняя дрянь. Пусть ненавидят, лишь бы боялись. Изречение славное, и поступала нынешняя Императрица согласно предсмертному завету родителя. Поступил донос: правы или виноваты, милости просим в Башню, а там пыточных дел мастера разберутся. Усугубляла крутой нрав и вошедшая в поговорки наследственная расточительность. Деньги тратить Императрица любила чрезмерно, но налоги на продовольствие повышать не желала, отговариваясь народной любовью и сентенцией про овечьи шкуры. А откуда, спрашивается, взять, коли не ввести надбавочный процент на соль и зерно? Сократила дармовые хлебные раздачи, обложила десятипроцентным сбором спиртное, намудрила с государственным тотализатором на бегах... Приняла на себя попечение о нравственности (она и о нравственности!), выслав из столицы актеришек с мимами, и бухнув дополнительным побором на публичные дома. Под общий шумок погнала поганой метлой философскую братию: рассуждать о высоких материях и я могу, а они пущай полезным делом займутся, чем дурными россказнями народ смущать. А уж храмы-то, храмы... Бездельники и дармоеды, ни хрена не делают, жрут токмо за народный счет (читай за мой), свести жречество до приличного количества. И свела. Родных богов не тронула, но иностранных растрясла, как миленьких, особливо восточных пришельцев.
Сенатор тоскливо вздохнул, вспоминая конфискованное добро храма Исиды и тянущуюся по направлению к Золотому Дому вереницу повозок.
Весталки целомудрия не чтут? Ах, не чтут, и не надо. Значит, культ не нужен, богиню упразднить, казну забрать в государственный фиск, на привилегированные места в цирке назначить особую квоту. Назначила; теперь на весталочьих местах восседают варварские посольства. Когда готы, когда германцы, когда даки, когда хунну. Это смотря по утешителям: если рыжий, значит, точно германец в фаворе, если брюнет, значит, дак... И так далее.
- Ну, что? - сенатор нервно чихнул.
- Молчит, - честно отрапортовал здоровяк, он же главный палач. - Отдельная категория, вашество.
- Какая такая категория?! - дон Аскольд скомкал кружевной платок, обтер им пот с лица. - Чего несешь, смерд ползучий?! У-у, пес... Ты говори мне, чего пред светлый лик предоставить! Что он умалчивает?! Снизойдет Ее Светлость ножками в казематы нашенские, не поленится!
Отчаянный вопль не пропал втуне, ибо Императрица действительно не ленилась заглядывать в Башню. Да еще как заглядывать! Прихватит собутыльников или иное нудное посольство, и айда трезвить людей. Одного горемыку сирого давеча медведям скормила, другого страдальца позавчера на дыбе приласкала (сказанула какая-то добрая душа, покушается мол, ядом на августейшую жизнь). Этого вот, упрямого... Боги всемогущие, хоть бы покаялся... Древняя кровь, гордыня так и прет. А зря, меньше б мучался.
- Сапоги, может? - здоровяк весело сощурил правый глаз.
- Ах, что-нибудь, расстарайтесь, ребятушки, - сенатор принял поднесенный писчим дьяком штоф. - Результат нужен с наших трудов. Результат! - весомо добавил он, дегустируя содержимое штофа.
Главный палач уважительно кивнул, следя за скорым исчезновением анисовки.
Мяса вырывание не помогло. Впрочем, дон Аскольд на эту меру не больно-то и рассчитывал. Покачав полупустым штофом, он откинулся на спинку кресла, деланно икнул, прикрывая рот платочком, и икнул уже по-настоящему, завидев в дверном проеме бледный лик Первого министра. За министром же высовывалось любопытствующее личико Императрицы.
Ох, немочь бледная, удружил собака, ничего не попишешь, удружил!
Императрица впорхнула в каземат, задев атласным подолом стоящего у дверей стражника и привнеся в царящий набор запахов аромат жасмина. Огляделась, потешно оправляя кружево на полуоголенной груди, погладила массивный бриллиантовый крест промеж ключиц.
- Протокол!
Дон Аскольд, пыхтя, лично поднес ей сказочный лист, склонился в глубоком поклоне, изучая алмазные пряжки августейших туфелек.
- Так... Да... Ага... Ой! - Императрица, полыхнув маковым цветом, помахала бумагами. - Это про меня, что ль?
- Матушка Императрица! - сенатор выхватил из тонких пальчиков крамольные листы. - Не суди строго рабов своих, вынуждены записывать ВСЕ показания, не вели казнить...
Из угла донесся тихий смешок Первого министра. Наглый выскочка! Фаворит проклятый, свалился, аки снег на голову, два года назад и правит бал, а девчонка и рада, рот открыла, дурища, лапочку своего слушая. Хмырь окаянный!
Будь дон Аскольд не при исполнении, обязательно взвизгнул бы, да и запустил штофом в бледную рожу, но - служба обязывала к контролю нервов. Ехидный пронизывающий взгляд сенатор выдержал с честью, даже к штофу не приложился, хотя и подмывало. И откуда всплыл только?! Где его девчонка приметила?! Но приметила верно, соблазнившись мордой смазливой, не во грех Августейшему Величеству замечено будет.
Поначалу красавчика записали в разряд многочисленных увлечений на час, потом, обнаружив, что увлечение с глаз не пропадает и в спешном порядке не отсылается в отдаленные провинции, кое-кто призадумался о будущем (дон Аскольд в частности), а дальше... Дальше красавца возвели в ранг Первого министра со всеми вытекающим отсюда последствиями, и последние возмутительные реформы были делом его рук, ибо Императрица всего лишь украшала росписью требуемые бумаги. Выслуживаться дон Аскольд выслуживался, - а как иначе при семье и детях, - но ненавидел красавчика люто, питая надежду на то, что Императрице сия утеха надоест рано или поздно, и он лично вздернет на дыбу худощавые телеса Первого министра.
Серые глаза чуточку сощурились, скривились в ухмылке пунцовые губы: словно мысли читает, хмырь окаянный. Сенатор отплюнулся втихоря, наблюдая за тем, как Императрица, посмеиваясь, пробует тонкой иглой нервные узлы на теле заговорщика. Ох...
Кричал пытуемый неслабо, впервые орал с начала пристрастного допроса. Да как орал... И матушку вспоминал, и батюшку императорского не забыл, и советника ее, Первого министра, незлым словом помянул.
- А за что он меня курвой обозвал? Какая ж я курва? По определению, курва - баба страшная и жирная, на меня ни капли не похоже. Эй, утиральник дайте кто-нибудь!
Она тщательно обтерла ладони полотенцем, быстрым движением схватила штоф со стола и принюхалась к горлышку:
- Анисовка, что ль? При исполнении пьянствуем?
Позеленев под цвет августейшего платья, дон Аскольд осторожно отступил к стеночке с кандалами. Но пронесло. Императрица заправски приложилась к штофу и захрустела поднесенным огурчиком.
Первый министр неопределенно кивнул, рассматривая заляпанные кровью сапоги: спиртного он не употреблял. Во всяком случае, пьяным фаворита еще никто не видал, что было более чем престранно для двора, где каждый второй страдал застарелым алкоголизмом.
- Не ссудишь ли на время своего мастера, а? Честное слово, верну.
- Как Матушке угодно будет, - елейно ответствовал сенатор, отбивая земные поклоны. - Сегодня же и распоряжусь о доставке.
- Распорядись, друг любезный, распорядись, - промурлыкала Императрица. - Так, значится, касательно сего ирода, на мою жизнь покушавшегося... Пиши, дьяк! Мы, Анастасия Вторая, Государыня Малыя и Белыя... Ну, сам знаешь, обойдешься без подсказки. К делу переходя: на Стретенье вывести татя на Лобное место, кнутом бить в полсилы сорока ударами, затем ноздри рвать, клеймо на лоб, и айда на золотые рудники, - она глянула на хмурящего брови фаворита. - Что не так? Заслужил, - получи.
- Древний род, Линдэ, подумай о последствиях. Замени рудники ссылкой на южные границы и ограничься поркой.
Императрица уперла руки в бока, подобралась не хуже иной торговки с Привоза, упрямо тряхнула золотистыми локонами:
- Ни хрена! Выкуси! Как сказано, так и будет! Меня едва не извели, а ты!..
Ох, боги, час от часу не легче; дон Аскольд начал бочком пробираться к выходу из каземата. Оно, конечно, милые бранятся, - только тешатся, но ведь смотря, какие милые. Императрица отходчива, через день позабудет, а вот хмырь бледный... Этот вряд ли. Вспомнит в урочный час, и покатится сенаторская голова.
- Попытка отравления не доказана, - мягко заметил Первый министр. - Вполне возможно, что донос был обусловлен личной неприязнью или имущественным интересом доносителя. Необходима очная ставка доносителя и подозреваемого, не находишь?
Замечание об очной ставке пришлось кстати, ибо Императрица, заслышав новый термин, поняла его по-своему и жутко обрадовалась возможности поразвлечься.
- Очная, говоришь? Ага, можно. Дьяк, бери бланк Тайной Канцелярии и пиши! Дона Игнатия Кому препроводить в Башню до выяснения. Число, месяц, год, давай сюда!
Императрица окунула перо в чернильницу и, прижмурясь, вывела свое имя внизу листа. Немного подумав, она вновь обмочила перо, добавила под подписью короткую фразу.
- Так-то лучше. Нынче же и препроводить, а по утру начнем эту самую ставку. Хотя... Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?
Очередная поговорка покойного Императора повергла дона Аскольда в полнейшее смятение: ежели девчонка решила совместить приятное с полезным, значит, плакали устрицы и сытный ужин. Не видать сенатору домашнего уюта и спокойствия как ушей своих, придется сидеть в пыточной до упора, воплям горемычного доносчика внимая. Вот дурень-то: соблазнился на деньги, а теперь живота лишится по глупости и жадности.
- А Колизей, Линдэ? Горожане будут недовольны твоим отсутствием. - Первый министр подхватил Императрицу под руку, ненавязчиво подталкивая ее к дверям. - Факельное шествие, боевые пляски самнитов, колесничные заезды. - Линдэ, не упрямься. Вспомни, сколько ты потратила на представление, и подумай, ради кого собираешься пропустить зрелище.
Потоптавшись, Императрица вздохнула и позволила вывести себя из каземата, тут же пустившись в рассуждения о преимуществах тяжеловооруженных гладиаторов перед ловцами. Сенатор, утирая пот с лица, минут с десять настороженно прислушивался к перестуку августейших каблучков и дружному топоту бравых гвардейцев эскорта, а затем расслабленно плюхнулся в кресло. Все, ладушки, теперь домой, ужинать с любезной супругой и почивать праведным сном.
- Свободны, ребятушки. Кончайте с пытуемым, и на отдых. До завтрего.
- До завтрего, вашество, - усмехнулся Главный палач, зачерпывая ведром воду, дабы привести сомлевшего преступника в чувство. - В семь, али как?
- В семь, милый, в семь. Ох... - дон Аскольд, покряхтывая, встал на ноги.
Мерно покачивались пурпурные императорские носилки, хлебала вино Линдэ, плыли за отдернутыми занавесями столичные улицы и омерзительные человеческие рожи. Пошло, гадко. Он сортировал бумаги, мимоходом проглядывая содержание той или иной докладной. Злоупотребления чиновников, взяточничество, вымогательства, задержки жалованья германским легионам, недостаточное количество поставок зерна в столицу... Каждый день одно и тоже.
- Умер Родосский губернатор, и штат бессовестно грабит провинцию. Нужно назначить нового.
- А на хрена? - Линдэ, хмыкнув, оторвалась от кубка. - Новый будет драть не три шкуры, а все четыре. Впрочем, просмотри список тамошних бюрократов и выбери наиболее достойного. Хоть в курс дела вводить не придется, и то хлеб.
Он кивнул, делая пометку в табличке, взял следующий лист. Донос, опять донос, причем без подписи. Некий молодой человек всаднического сословия ходил вчера к гадателю с целью узнать будущее Ее Императорского Величества, как бы не вышло чего. Полнейшая чепуха, но стоит придержать, пригодится. В ту же стопочку легла полная опись имущества Каллиста Аната, секретаря Тайной Канцелярии и вольноотпущенника покойного Императора. Заворовался, скотина, пришла пора тихо помереть, завещав добро императорской казне. А добра немало - семь миллионов ауресов, не считая земельных владений и движимого имущества. О, а это даже смешно:
- Сенат постановил отлить тебе золотую статую и украсить ею форум Юлия.
- Че?! - Линдэ подавилась, долго откашливалась. - Охренели или как?! У, жополизы! Государственные амбары полупустые стоят, засуха по всей Италике, а они - статую золотую! Так, главных затейников в Башню, высечь примерно и отпустить по домам с поротыми задницами. Авось, впредь поостерегутся бред нести.
Усмешка на секунду осветила его неулыбчивое лицо, и стальной грифель процарапал строки приказа в податливом воске таблички. Линдэ в сердцах сплюнула на мостовую, наполнила опустевший кубок, сделала пару нервных глотков:
- Ироды пустоголовые...
- Цвет твоих подданных, - поправил он Императрицу, листая пухлый отчет.
Сегодняшний день скоро закончится, и наступит завтрашний, но вряд ли что-то изменится. Рыба начинает гнить с головы, так и Империя; остановить процесс распада невозможно. Разве что отсрочить, оттянуть на пару столетий неизбежный конец, подготовив удобный плацдарм для будущих хозяев этой земли. Он мельком глянул на Линдэ. Интересно, она до сих пор слепа или намеренно игнорирует очевидные межрасовые различия?
Линдэ рассылала направо и налево улыбки и воздушные поцелуи, перешучивалась с кем-то из горожан. Он отодвинулся вглубь носилок, подальше от любопытных взглядов, вновь нырнул в бумаги. Пусть, ей не вредно покрасоваться, пока молода и хороша собой. Жизнь людей коротка, еще немного по его счету, и юная красавица превратится в безобразную старуху. Жаль, конечно, - экземпляр достоин восхищения. Даже он, пройдя специальную подготовку и психологический тренинг, иногда ловил себя на мыслях о том, что было бы неплохо, если б... Пожалуй, чересчур часто ловил.
-Знаешь, Энельдильме, а они меня и впрямь любят. За что, спрашивается? - раскрасневшаяся Линдэ откинулась на подушки, презрительно скривила рот. - Правильно папа говаривал, собака на хозяйскую палку молится, лупи их, доченька, почаще.
- Твой отец был мудрым человеком, - рассудительно заметил Энельдильме, изучая предварительный набросок новых таможенных правил.
- А то!.. Папа - это сила!
Анастасия залпом допила вино, размахнулась и бросила драгоценный кубок в толпу, с живым интересом отслеживая перипетии потасовки. Папа оставил единственной дочери великое множество полезных советов и поговорок, в том числе и одну маленькую мудрость. Доверяй лишь себе, доченька. А ежели начнешь доверять кому-то другому, посмотрись в зеркальце и спроси у отражения, не заявилась ли на твой двор беда. В зеркало Анастасия смотрелась пред утреней молитвой, и отцовский завет хранила свято. Рука не дрожала, когда подсыпала в лапочкино ночное питье порошок из заветного ларчика. Точно также как делали это до нее прабабка и прапрапрапрабабка, и прапрапрапрапра... И так далее, вглубь четырех тысячелетий существования Империи. Способ проверенный: обживется, оботрется и останется, иных берегов не ища.
Две вещи удивляли Анастасию: во-первых, как им до сих пор не надоест пытаться, во-вторых, почему присылают только мужчин. Впрочем, она не жаловалась, как не жаловались прабабка и прапрапрапрабабка, и прапрапрапрапра... *