Кальтманн Евгения Игоревна : другие произведения.

Аристократ

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Брошенная начатая повесть. Фантазии не хватило. Недотянула... Иногда людьми управляют с помощью интриг, иногда играют на чувствах, а иногда просто подвешивают на Нити. Мудрено ли, что таких Кукловодов боятся? А они, между прочим, тоже люди. Они тоже жить хотят. Свободно так жить... (Если кому-то понравится начало или просто идея, вполне могу отдать, только будьте добры, отпишитесь))

Глава первая.

Бездомные.

   Вначале было слово, и слово было дождь. Иначе отчего наш маленький Фатал каждый год старается вынырнуть из-под собственных каналов?
   Так думал я, сидя на краю крыши собора Сан-Кристиана, наблюдая за тонущим в воде городом. Я слышал, что где-то еще есть город похожего типа, но, во-первых, за горизонтом, а во-вторых, с одним существенным различием: если тот город находится на руинах полуострова, то Фатал - мой родной город и моя родная страна - лениво развалился, как кот, на целом архипелаге мелких островов. До ближайшего континента - около трехсот морских миль.
   Я задумчиво почесал за ухом каменного льва, по гриве которого растекались жидким акациевым медом последние лучи солнца. Было скучно и лениво, и если первое заставляло придумывать себе занятие, то второе - тут же от него отказываться. Было по-сумеречному жарко, и я стянул куртку, кинув ее куда-то сзади. Все равно сюда никто не придет. Это только наше место, место всех Кукловодов в Фатале. Кстати...
   Стрелки часов уже почти щелкнули на семи вечера, а Альберт до сих пор не пришел. Я уже собрался идти его искать и держался на теплых камнях только ленью, когда сзади наконец-то раздалось знакомое сопение.
  -- Привет, Ал, - поздоровался я, прикрыв глаза.
  -- Откуда ты знаешь, что это я? - полувозмутился он. Этот вопрос у него вместо приветствия, ибо "шумит, как Альберт Филлиони" у нас давно стало поговоркой.
  -- А то ты не знаешь, почему тебя воры не приняли, - ухмыльнулся я. - Даже учитывая, какие у тебя крепкие Нити.
  -- Ну и что, что не приняли. Зато и вправду Нити у меня покрепче многих.
   Он беспечно махнул рукой, судя по пронесшемуся у моей щеки теплому ветерку, и плюхнулся рядом. Я промолчал. Нити-то крепкие, но негибкие. А с такой ловкостью ими только бревна таскать.
   Некоторое время мы сидели молча, греясь в самых последних лучах и трепля каменные гривы, потом все же завязался неторопливый разговор.
  -- Помнишь, как все обыскались Санчиа?
  -- Ну?
  -- Он вернулся. Говорит, ездил за горизонт. И вроде как привез кое-чего.
  -- Заливает, - отрезал я.
  -- Нет, не скажи. Он мне вон что дал.
   Ал порылся в карманах, потом хлопнул себя по лбу и нырнул в рюкзак. Я наблюдал за этими махинациями из-под прикрытых век, с насмешкой. А нечего совать все куда попало! Но вот когда он достал вещь из-за горизонта, я сам засунул насмешки куда попало.
   Это была маска. Самая простая, на мужчину, белая, но разрисованная вручную: правая сторона в черных языках пламени, поверх которых взвивался ввысь феникс, и острые шипы колючей проволоки по самому краю левой стороны. Глазницы - чуть раскосые, удлиненные, как у эльфа из фэнтезийной книжки.
  -- А больше у него ничего нет? - со старательно скрытой завистью спросил я.
   Альберт в ответ только грустно вздохнул:
  -- Неа. Я и эту-то маску еле отхватил.
  -- Сколько отдал?
  -- Десять империалов.
  -- Неслабо, - присвистнул я. Подбросил над камнями и ловко подхватил, примерил. Она оказалась впору. Альберт засмеялся:
  -- Она на тебе как маска не смотрится. Будто морду попросту размалевали.
   Я оскорбился. Нет, ну право слово, надо же так хамить не за что ни про что!
  -- Ну, у кого и рожа, а у меня лицо!
  -- Лицо, лицо, мсье Скрима. Как я посмел забыть о вашем высоком полете? О, прошу вас, благородный господин, не размазывайте паштетом по стенке недостойного раба! - распаясничался Альберт. Я отвернулся, забыв снять на маску. Не терплю, когда над моим происхождением смеются.
   Никогда не считал, что мой род делает кого-то хуже меня. Но, черт побери, у меня есть превосходное среднее образование, я научен манерам и этикету, правилам поведения в высшем обществе! Однако, когда я еще год назад жаловался Фридерико на обидчиков, тот ответил удивительно просто и удивительно жестоко. "Но никакое образование не помешало тебе оказаться на улице" - вот что он мне сказал. С тех пор я больше не хвастаюсь своим дворянством, что, однако, не заставляет ребят отказаться от шуточек и сальностей на эту тему.
   Альберт коснулся моей лопатки.
  -- Эй, не дуйся! Я понимаю, что тяжело оказаться в одночасье без всего, но Нить Кукловода могла проснуться в каждом, и ты не исключение!
  -- Ага, в каждом, - проворчал я в ответ, переставая дуться. Дуться на этого пингвина долго было невозможно. - Сам-то ничего не терял.
  -- Ну, ты еще накажи меня за это. - Альберт развел руками, мол, будто я виноват.
   Я встал и отряхнулся. Кладка начала остывать, и пора было уже подходить к Фредерико.
  -- Пошли. Нас скоро искать будут.
  -- Тебя не будут. Ты же всегда здесь сидишь до последней минуты.
  -- А тебя?
  -- А я все на тебя свалю. Скрима, маску-то отдай! Или ты в ней собираешься до конца жизни по улицам ходить?
   Захотелось хлопнуть себя по лбу, повторяя движение друга, но я не решился бить по тонкому фарфору.
   Альберт уже спустился в темное нутро чердака, и его голос оттуда звучал глухо.
  -- Давай ее сюда. Чего ты там замешкался?
   А я замешкался, потому что смотрел на крыши. Было как раз мое любимое время суток: не день, не ночь, не сумерки. Солнца не было видно, но оно еще кидало напоминание о себе на шпили соборов, на статуи на куполе ратуши, на колокольню императорской резиденции.
  -- Держи.
   Маска перекочевала в протянутые из мрака бледные ладони, которые напомнили сцену из какого-то ужастика. Вслед за ней, осторожно прощупывая перекладины лестницы, спустился и я. Не приведи господь наступить Алу на пальцы - вот визгу-то будет! Он только пауков боится больше боли.
  -- Внутри или снаружи? - поинтересовался он, когда мои ботинки наконец выбили пыль из пола чердака. Вопрос был чисто риторическим, начался когда-то с шутки и прижился. Разумеется, церковники не будут рады, если во время вечерней службы на них вдруг свалятся как снег в мае два Кукловода с неплохим потенциалом. То есть церковники-то рады будут, а вот мы... Я вылез в чердачное окошко и спустил ноги вниз. Альберт шутливо ткнул меня в спину, но одного хмурого взгляда через плечо хватило.
   Знакомый ежедневный маршрут: по бордюру до окна, завешенного плотной гардиной, потом на подоконник... Город подмигивал нам огоньками кафе и квартир, их отражениями в каналах, и если бы не привычность пути, я бы точно навернулся. Ветер трепал мягкие перышки блондинистых прядок Ала и мои жесткие волосы. Спуститься по пожарной лестнице, потом спрыгнуть на метр вниз и наконец-то оказаться на улице. Потом подкрасться к выходу и без труда слиться с благочестивыми прихожанами. Поначалу, помню, казалось, что два потрепанных подростка будут ну очень сильно выделяться из общей картины. Потом поняли, что прихожане только что молились и никто и ничто, кроме собственной праведности, их не беспокоит, и перестали волноваться.
   Я еще раз глянул на маску, которую Альберт крутил в руках, и не смог сдержать вздоха:
  -- И все же, как он умудрился такую сделать?
  -- Вряд ли это сделал Санчиа, - покачал головой Ал.
  -- Из-за горизонта?
  -- Думаю, да. Здесь ведь даже краски не той структуры, что наши. Да и клеймо внутри смотрел... видишь, два скрещенных клинка? Ни у одной нашей фирмы нет такого клейма.
   Я хотел было спросить, откуда ему-то знать, но вовремя спохватился: с аферистами поведешься, и не такое знать будешь.
  -- Жаль все-таки, что мы не можем туда попасть, - задумчиво проговорил Альберт.
  -- Я там буду.
  -- Что, прости?
  -- Я сказал, я попаду за горизонт. И узнаю, чем там жизнь лучше, - упрямо повторил я.
  -- Может, и хуже, - усомнился Альберт. - Не зря ведь нас так берегут от людей оттуда. Если там жизнь лучше, вряд ли контакт ограничивался бы парой закупок в год.
  -- Дурак. Правительство попросту не хочет расставаться с властью. Фатал с его площадью и страной назвать-то тяжело. Если узнают про его существование, нашу с тобой страну быстро сделают чьей-нибудь колонией. Или не колонией, официальной территорией. Но самим себе нас не оставят.
  -- Что ж, тогда, пожалуй, такая секретность к лучшему. Ну а зачем в таком случае туда стремиться? Если за горизонтом такие жадные люди. И не обзывайся! Аристократ нашелся!
   Я пожал плечами. Ну не объяснять же ему, что мне тесно в пределах одного города.
   На Аристократа моя светлость обижаться не изволила, поскольку такой титул за мной закрепился давно и как оскорбительный мною не расценивался. И вправду, чего в этом плохого? Все не Альбертов Топор и не Прощелыга Санчиа. Сам Топор на свое прозвище ярился донельзя, но поделать ничего не мог - так уж положено, что каждый со дна Фатала обязан иметь свое прозвище.
   Мы прячемся от собственной тени и с благодарностью растворяемся в чужой. Именно мы - элита преступности, Кукловоды. Нить Кукловода, о которой мы и говорили раньше, могла равно проснуться в императорском отпрыске и сыне прачки, и тогда ребенок оказывался на улице. Независимо от чина отца, от способностей, от личных качеств - твое имя вычеркивалось из общей переписи. Нить Топора, Альберта, проснулась, когда ему было три года. Тогда он впервые сумел управлять своей собакой - за что немедленно поплатился. Его, как и меня гораздо позже, подобрал Фридерико. Альберт успел до встречи с ним обморозить конец Нити, потому что на людей сил трехлетнего ребенка явно не хватало. Он ухитрился за день на морозе подхватить воспаление легких, чуть не откинул коньки, но зато чертовски укрепил свою Нить. И несмотря на этот плюс, детство ему аукнулось будь здоров - в пятнадцать лет он был не только худ, как все бездомные, но и жутко хил. Болезненный, слабый мальчик часто нуждался в поддержке твердым кулаком, а потому не преминул ко мне притереться. Я не то что бы был рад этому, но и не возражал особо, вот и привык к нему довольно быстро.
   Да уж... у меня история куда как менее трагичная. Вырос маленький Александр в благородной дворянской семье Скрима, до десяти лет успел получить полное среднее образование благодаря учителям, из-за которых у меня теперь эта благородная профессия ассоциируется исключительно с электрическим стулом. Потом пришла обычная ежегодная комиссия, и вот тут-то и выяснилось, что наш дорогой мальчик, увы, Кукловод. Вот и все. И мелкий строптивый и избалованный гаденыш быстро вылетел на улицу, которая и стряхнула значительную часть его строптивости и избалованности.
   Меня подобрал Фридерико, когда в мою пустую голову уже начали приходить "серьезные" мысли о самоубийстве. Да и, признаться, было с чего: не ел я тогда уже дней пять, денег, разумеется, не было. Про одежду и говорить нечего - та футболка, в которой меня выгнали, давно истрепалась, да и брюки уже претендовали на гордое звание шорт.
   Фридерико встретил нас у входа. Вход вел в подвал кондитерской, где и делали пирожки и торты. Иногда мне казалось, что там до сих пор витает терпкий, с тяжелым отголоском гнильцы, сладкий дух.
   Наш "приемный отец" был сухим стариком, которого и стариком-то назвать стыдно. Черная лоснящаяся грива с двумя высокими залысинами спускалась по плечам, дробясь на мелкие прядки. На висках проблескивала седина, карие глаза - того же цвета, что и у Альберта - смотрели цепко и внимательно, и от их взгляда невольно хотелось перебрать в памяти все последние проступки. Таким я помню его - Фридерико, наш "приемный отец", нищий и бездомный, не работающий ни на кого гордый Лев. Кто его тогда кормил и одевал? Львята.
   Мы прошли, не обмолвившись ни словом, до самого низа хрупкой и сырой лестницы. Обычно сбор проходил в ближайшей к выходу комнате, дальше было жилье Фридерико и его Школа. Это он так любил ее называть - Школа. Там жили Кукловоды той стадии развития, когда сам еще только-только оторвался от Нитей и еще окрылен внезапно свалившейся горькой свободой.
   О, я отлично помню свое обучение в этом заведении. Кормежка утром и вечером, спишь на том, что смог стянуть или выпросить, задирай и защищайся от задир. Помню "экзамен". Гениально прост и забавен даже. Обычно на обед давали по тарелке гречки с фаршем, или картошки, или еще чего-нибудь не очень дорогого, за исключением пары-другой случаев: например, один раз в луковом супе был яд, и Косой Говард и Сэмми Крючок сдохли, не сумев опознать его. Я узнал состав и кое-как успел вычистить желудок. Нас потом еще неделю выхаживали, зато никому даже в голову не приходило теперь безрассудно налетать на еду. А в тот раз мы получили вдвое меньше порций. Только потом мы узнали, что прошел экзамен тот, кто оказывался с едой. Гречка с луком. Как сейчас вижу. Альберт чудом прошел: я успел завоевать миску и поделился с ним. Тех, кто не прошел, вышвыривали на улицу. Пусть дальше как хотят, улица слишком жестока, чтобы терпеть слабаков.
   Комната была обшита светлым истертым деревом, делавшим ее похожей на камбуз или каюту корабля. Впечатление только усиливали пара крепких веревок да непереносимый спиртной дух, в целом составляющие нехитрое украшение комнаты. Впрочем, только украшение: обстановка состояла из сотен коробок, коробочек, ящиков, всякой еще чертовщины... В общем, несмотря на присутствие только одного стула - для Фридерико - сидячих мест было полным-полно.
   Например, пара мальчишек(одному на вид около двенадцати, другой чуть помладше), сейчас вертелись вокруг золоченого деревянного льва, споря за обладание сим удобным креслом.
   Вокруг моего, черт побери, льва.
  -- Брысь, мелкотня, - ласково сообщил им я.
  -- Что, крутой что ли? - возмущенно возопил старший.
   Я ухмыльнулся:
- Ага. Настолько крутой, что самолично спер этого льва с края собора Сент-Пауля.
  -- Бегу верить, - отозвался младший неулыбчивый паренек.
  -- Александр Скрима... - задумчиво проговорил я. - Это имя тебе говорит что-нибудь?
  -- У него волосы алые, не как у тебя. И еще он красавчик такой, что на него любая девица с первого взгляда вешается, - авторитетно заявил старший - похоже, он был экспертом по мне.
   Что ж, жаль, жаль, что благородное имя Скрима стало теперь ассоциироваться с вешалкой для милых дам. И какого, спрашивается, ... они решили, что у меня алые волосы?! Я покосился на всякий случай на торчащие упрямые космы и решил наконец, что цвет они поменять не успели, оставшись такими же красновато-каштановыми. Хотел было возмутиться, но Фридерико не дал мне открыть рот. Видимо, побоялся последствий.
  -- Малышня, в кровать! Александр, ты опять их задираешь?
   Я изобразил физиономию номер двадцать восемь "Кто?! Я?!". Впечатления на Фридерико она не произвела, зато на мальцов произвело впечатление(наконец-то, а то совсем распоясались) мое имя. Фридерико жестко зыркнул на притихших ребят левым глазом:
  -- Вы еще здесь? Быстро спать. Кто не окажется в постели через пять минут, будет дрыхнуть на улице!
   Мелких ветром сдуло. Во-первых, Фридерико не шутил и не грозился, а обещал, а во-вторых, я тоже хочу научиться косить только левым глазом. О чем я не преминул сообщить. Лев расхохотался:
  -- А ты сегодня на удивление разговорчив. Непривычно слышать от тебя такие тирады.
  -- Просто бесит, когда из меня делают шута горохового. Да и льва я никому не дам, - пожал плечами я.
   Лев обладал великолепным качеством, а именно вдавленной спиной и вздетым хвостом, делающим его идеальным креслом. Я привычно вытянулся на руках и забрался на него. Повертелся, устраиваясь поудобнее, подтянул правое колено к подбородку и погрузился в подобие сна, ненавязчиво осматривая прибывающих людей и изредка без улыбки помахивая рукой.
   Вот как раз прибыл Санчиа, костистый мужик лет сорока пяти, с обвисшей кожей, с перетянутой грязной тряпкой правой глазницей. О, помню, как он ее лишился! А нечего было тягать информацию аферистам, если на убийц работаешь. Хотя не понимаю, почему он выбрал убийц? С его-то скользкостью и пронырливостью только в аферисты и идти. Хотя, если так подумать, подлости у него тоже предостаточно... Зато парень он честный и надежный. Пока не заплатили больше.
   Он увидал меня и щербато улыбнулся, помахал жесткой и шершавой коричневой ладонью. Я все так же спокойно махнул в ответ. Если их "махи" можно было перевести как "Эй, привет, друган, сто лет тебя не видал!", то мои - "Я вижу, что ты меня заметил".
   Народу набилось донельзя много, шумно и тесно. На моего льва, правда, никто не претендовал - знали, сволочи, чем это грозит. Ну, только Альберт уселся на пол, прислонившись к передней лапе льва. Ему-то можно, он свой.
  -- Фридерико, - негромко сказал я. - Начинай. Кто опоздал - его проблемы.
   Он кивнул и от всей души вмазал кулаком по стенке.
  -- Сесть! - рявкнул он.
   И вдруг все растеклись по ящикам и затихли. Как всегда, как в сказке из-за горизонта... или не сказке - "Семеро по лавкам"?
  -- Что за день? - кратко спросил Лев.
  -- Пятеро подобранных ребят с неплохим потенциалом... Мелковаты, конечно, не то что старая школа... потом еще
  -- Что? - ахнул я. - Стоп. Пятеро?
  -- Да, господин Скрима, - ответил юркий малой, служащий у нас вместо секретаря или писаря... как вам угодно. Из аферистов, но неудачник. Иначе бы не корячился тут.
   Фридерико наморщил лоб.
  -- Это конец. Вскоре либо нам придется устраивать мятеж, либо... я не знаю, что еще либо. Конечно, количество Кукольников не может быть меньше двухсот пятидесяти, чтобы не нарушать секретность островов, но сейчас... Вас все больше. Скоро будет слишком много, и нас могут начать попросту расстреливать.
  -- Кто-нибудь знает причины?
  -- Нет, господин Скрима. Вы ведь знаете, что Нити не объяснимы современной наукой.
  -- Я-то это знаю, - с досадой отозвался я. - Зато я не знаю, куда смотрит правительство. Финансирование надо давать науке, а не разработке золотых жил! Фатал - довольно богатое государство, и пару лет мы вполне могли бы прожить на старых запасах.
  -- Дело говоришь, - кивнул Санчиа. - Уже научились бы отрезать Нить без последствий.
   Альберт почесал макушку.
  -- Кстати, о последствиях. Может, стоит тогда обрезать нити части Кукловодов? Сумасшедших, правда, держать негде, но ведь подумать страшно - а если нас найдут люди из-за горизонта?
  -- Умный такой, - криво усмехнулся я. - А сам-то согласен на Отрезание?
   Он повесил голову и помотал ею. Еще бы. Нашли тоже дураков. У кого-то там разработка торговли и увеличение ежегодных закупок, а мы, значит, должны психами становиться?!
  -- Так куда девать новеньких?
  -- Александр, я и сам не знаю, - огрызнулся Фридерико. Он был рассержен и расстроен, а таким я его почти никогда не видел. Разумеется. Пять человек - это очень мало, но только не для Фатала - с его площадью и населением.
  -- Ну хотя бы больше ничего плохого нет за сегодня?
   И, черт побери, клянусь: эхо от моего голоса еще не затихло, когда скрипнула лестница. На ней стояла девчонка.
   На вид - лет четырнадцать, красивые глаза фиалкового цвета, но на этом красота и заканчивалась: неаккуратные черты лица, крупновата нижняя губа и совсем не тонкая шея. Блеклые волосы были туго стянуты на затылке, оставляя пару прозрачных прядок у скул.
  -- Здрасьте, - смущенно сказала она. - А меня из дома выгнали.
   Девчонка? Девчонка-Кукловод?
   Шестеро?!

Глава вторая.

   Ее, как выяснилось, звали Клэр. Кларисса.
  -- Ну и что тебе тут нужно? - невежливо поинтересовался Фридерико.
  -- Мне объявили, что я Кукловод, а потом выгнали. У меня была пара знакомых со дна, и они мне объяснили, как вас отыскать.
   Я мысленно присвистнул. Ну и фортель. Она что, нарывается в Школу?
  -- А кто тебе вообще сказал, что ты Кукловод? - спросил Лев.
  -- Комиссия выяснила, что на меня не действуют Нити.
  -- Управляла кем-нибудь?
   Вот это хватка. Молодец, Фридерико! Быка нужно за рога брать! А потом по рогам ему, по рогам...
  -- Нет. Если честно, даже не поняла, как это делается...
   Мда. Может, ложная тревога? Комиссия тоже может ошибаться.
   Я шевельнул кончиками пальцев. Нити, тонкие, серебристые, шелковые на ощупь, ринулись ко мне изо всех углов, будто ожидали еле заметной команды. Я ласково потерся щекой об одну из них, которая тут же принялась ластиться доверчивой бродячей кошкой. Но ласки тоже много быть не должно - и потому еще одно движение пальцами отдало более строгий приказ. Нити послушно потянулись с поцелуем к кончикам моих пальцев. Нет, я не безнадежный романтик, но я люблю их, а они любят меня. И сильнее любви ни они, ни я пока не видели. Они вытянулись струнами арфы, одним концом ощутимо грея, как живое тепло любимого человека, мои руки, а другим вцепились в девчонку. Та ничего не заметила - очко против нее. Я ухмыльнулся про себя и негромко скомандовал, почти не двигая пальцами: "подними правую руку". Сильно двигаться в Представлении - моветон и не профи. Так только совсем неопытные делают. А я уже как-никак пятый год живу на Улице. Она мой дом.
   Нити звонко напряглись, чуть удлиняясь. Она не поддавалась?
   Фууф. Ложная тревога. Девушка подняла правую ладонь. Все, можно с чистой совестью ее вышвыривать. Сейчас. Только вот проверю повторно.
   Обычно повторная проверка не требуется, но Фридерико всегда на ней настаивает. И в тот день я понял, почему.
   Она не поддалась. Я напрягся, умоляя Нити стать сильнее. Перешел с шелка на шерсть, с тонкой манипуляции с сознанием на грубую силу - насколько только мои прекрасные возлюбленные могут быть грубыми.
   Нет!
   Да что за чертовщина?!
   Сейчас уже и моя Игра напоминала насилие. Я не выдержал и добавил еще немного физического управления. Наверное, со стороны парень, который выделывает пальцами в воздухе странные пассы в сторону девушки, смотрится несколько странно. По лбу скользнула липкая капля. О, да я увлекся!
   Наконец я прекратил борьбу. Не имело смысла мучить мои Нити. Я отпустил их и нежно поцеловал одну на прощание, проведя вдоль ее теплого шелка ладонью - будто гладя невидимого котенка.
  -- Алекс, ты чего? - взволнованно спросил Альберт, вцепившись в мои плечи. Похоже, не первый раз спросил. Клэр вперила в меня свой фиолетовый взгляд, так что даже стало неудобно.
  -- Я? Ничего.
   Я стер пот со лба и перевел дух.
  -- Девчонка и вправду не поддается Нитям. Я чуть не порвал свои. Но она не Кукловод. Комиссия показывает только Кукловодов с проснувшимися Нитями. Если она никем еще не управляла, не думаю, что она сможет это вообще сделать. К тому же она девчонка.
  -- Ну и что? - ровно спросила она. - И чем я в результате отличаюсь от тебя, кроме причинного места?
  -- Мне-то все равно. Но женщины не могут быть Кукловодами. Женщины дарят жизнь, а Представление - насилие над жизнью.
   Она фыркнула. Уязвлена, но не покажет. Знаем-знаем, сами такие. Гордая, а толком еще ничего из себя не представляет. Хотя... мне показалось, или глаза Ала горят, как новогодние свечи?
  -- Я говорю не с тобой, - отчеканила девчонка. Ну, дорогая, так и я не с тобой говорил. Сама спросила. Тем не менее смотреть на меня ей ничто не мешало, я даже заерзал под неприятно пристальным взглядом.
  -- Говоря с ним, ты говоришь со мной, так что будь осторожнее в выражениях, - без эмоций сказал Фридерико. - Он самый толковый ученик, что у меня был, потому что понимает: здесь о тебе не заботятся. Здесь тебя учат выживать, и если хочешь - можешь пропустить урок.
   Ого, а такого фортеля я от него не ожидал. Прям сразу в любимчики записал. Я хмыкнул, наблюдая за этой сценой. Впрочем, кое-что в Клэр внушало некоторую толику уважения: находясь под перекрестным огнем взглядов, она не позволила себе расслабить спину и сгорбиться - держала осанку и смотрела прямо.
  -- Я приму урок. Но не от пацаненка младше меня.
   Пацаненок якобы младше ее удивленно вскинул бровь. Фридерико опередил мой вопрос; а меня еще и молчуном считают.
  -- Сколько тебе лет?
  -- Восемнадцать.
   По толпе Кукловодов круглым орехом прокатился шепоток. Еще бы. Нити просыпаются по-любому до совершеннолетия.
   Точнее, по порядку:
   Первое. Она - она, девушка, а на моей памяти нет ни одной Мастерицы кукол.
   Второе. Она не чувствует Нитей, но не чувствует их вообще. То есть если обычно Кукловода младше и неопытнее тебя перебороть можно, хотя и сложно, то она не может быть сильнее меня - даже обладая сильным потенциалом, чего быть не может (см. выше), невозможно перебороть пятилетний опыт. Тем более у меня самого потенциал куда как неплох.
   Третье. Если она не врет, то ее Нити пробудились - если они вообще есть - слишком поздно. Совершеннолетие - это тот рубеж, который ни один Кукловод переступить не может. Неизвестно, почему так, но тем не менее... Ни мне, ни Алу не стать тридцатилетними. Мы привыкли.
   Четвертое. Комиссия определяет только проснувшиеся Нити, а она ни разу никем не Играла. Нет, конечно, можно предположить, что она устраивала Представление во сне, но это как-то маловероятно. К тому же, она ведь не видела мои Нити.
  
   Я заметил, что в чуть приоткрытую дверь высунулся маленький любопытный нос. Нет, господа, это не дело! Мягкая и крепкая шерстяная Нить порскнула с указательного пальца, давая по носу незадачливому шпиону. Вот и еще один урок. Подслушивай сколько влезет... только чтоб не засекли.
   Клэр ойкнула, прижав ладонь к губам. Что еще такое? Я недовольно покосился в ее сторону. Мышь, что ли?
   Девчонка с блеклыми волосами смотрела не на мою еле двинувшуюся ладонь и не на только что захлопнувшуюся по "своей воле" дверь, из-за которой сейчас слышался тихий детский матерок. Я мимолетно поморщился - встречу поганца, уши надеру.
   Она смотрит между моими пальцами и дверью, как раз туда, где дрожит моя тонкая серебрящаяся Ниточка. Решаю, что она смотрит куда-то еще, и забираю труженицу в теплую спираль в руке, трусь об нее щекой и прячу к груди, за воротник футболки. И натыкаюсь на чуть-чуть даже испуганный взгляд Клэр.
   На всякий случай вытягиваю из пространства послушную Нитку шелка, завиваю ее в восьмерку перед носом девицы. Та зачарованно смотрит, протягивает руку, чтобы кончиками пальцев коснуться удивительной сверкающей змейки.
  
   Я почуял неладное за секунду до касания. Полсекунды ушло на то, чтобы кувыркнуться со льва, чувствительно приложившись об отросток гривы между костей локтя.
   Рвусь вперед...
   ... и меня пронзает боль.
   Нить приклеилась к ее указательному пальцу и начала плавиться с одного конца. Я попытался отозвать ее, но хрупкий шелк лишь бессильно дернулся, стараясь оторваться. Бесполезно.
   Мне было очень больно. Больно так, будто сквозь легкое пропустили острую раскаленную проволоку и двигают ею вперед-назад. Я вырвал Нить, мою любимую, такую хрупкую и сильную, такую беззащитную Нить из рук этого монстра, прижал ее, свернувшуюся в испуганный, болезненный, мечтающий иметь глаза для плача клубок, к себе и упал на колени. Глаза широко смотрели вхолостую на дощатый пол и новенькие кроссовки этой стервы, легкие тряслись от пережитого страха, и я дышал тяжело, глубоко и неровно.
  -- Алекс, ты в порядке? - снова сжал мои плечи Ал.
  -- Не совсем, - хрипло ответил я и стер рукавом невольно вырвавшуюся изо рта от фразы каплю слюны.
  -- Тебе больно? - допытывался Альберт. Клэр стояла, пялясь на меня во все глаза; Фридерико сидел со спокойным и величавым видом, остальные подражали ему.
   Я встал, опершись на Топора свободной от Нити рукой, и сделал вещь, которую нескоро себе прощу: я выплюнул в лицо девушке грязное, унизительное оскорбление.
  -- Что... что это было? - потрясенно спросила она.
  -- Нити, - ответил Санчиа, до того в разговор не вмешивавшийся. - Ты, девка, его сейчас повредила. Извиниться не хочешь?
   Она неуверенно обернулась на его лицо(яснее слов говорящее, что сам Прощелыга извинениями никогда речь не засорял) и робко проговорила:
  -- Прости... я не хотела... Тебе очень больно?
   Да. Будто их так волнует, больно ли мне! Я отвернулся, поглаживая Нить нервными короткими движениями. Та потихоньку успокаивалась под ласковыми касаниями, и оплавленный конец начал понемногу восстанавливать испорченную форму.
  -- Да уж, - хмыкнул Карась. Его имени я не знал, но Нити этого парня были скользкими и гладкими - за что его, наверное, так и прозвали. - уж надо бы именно Александра так покорежить.
  -- Почему - именно его? - тут же спросила Клэр. Нет, ну абсолютно бестактная особа! Я решил, что только чужих объяснений ситуации мне сейчас и не хватало, и заговорил первым.
  -- Клэр, ты знаешь, что такое любовь? У тебя когда-нибудь дрожала в груди странная, сладко ноющая струна?
   Помолчал, дождался недоуменного кивка.
  -- Я люблю Нити. И не считаю это неестественным или непонятным, ясно? Все, тема закрыта, - обрываю дальнейшие потоки вопросов.
   Она молчит. Что ж. Не понимаешь - не суйся. Или суйся, но готовься не понимать.
   Люди вокруг были ошеломлены случаем, хоть и не все это показывали. Мне же было невыносимо жарко, а еще хотелось уйти куда-нибудь на ночной берег и усесться по-турецки на скалистом утесе, утешая самого себя.
  -- Кто ты?
  -- Хотела бы я знать, - усмехнулась с горчинкой девчонка.
  -- Не Кукловод точно, но и не человек, - вслух принялся рассуждать Фридерико.
  -- Так вы примете меня?
   Пауза.
   Выжидающий взгляд, скользящий по отбросам общества: сильным и слабым, подлым и благородным, удивительно красивым и безобразно уродливым, юным и старым, и всем - отверженным.
   Вот Санчиа с его вышибленным глазом. Вот Карась - неопрятный тип с лихорадочным взглядом, неопределенного возраста и с неопределенным цветом волос. Вот Кристофер - томный изящный юноша из аферистов, он же Жених. Профессия определена прозвищем. Вот Фридерико - Лев, гордый и непроницаемый, теребит смоляную прядь. Вот Анджело - мелкий, со шрамом через щеку и калеченой рукой. Нищий его зовут.
  -- Оставайся пока здесь, - ответил Фридерико. И я прекрасно понял, почему. Ее опасно выгонять, учитывая случай с моей Ниточкой. А тут хотя бы на виду.
  -- Еще только девиц не хватало в Школе, - еле слышно пробормотал Санчиа. Альберт поморщился. Он явно не считал, что женщина на корабле к беде.
   Фридерико хлопнул ладонью по колену, означая конец сбора. Ал тут же вскочил привечать девчонку.
  -- Привет! Я Альберт Филлиони, можно просто по имени. Думаю, мы сдружимся.
   Эта кошмарная его обычная улыбка. Не понимаю. Как можно столько пережить и так беспечно, открыто улыбаться? Для этого, по-моему, нужно быть монстром не хуже Клэр. Я прищурился, наблюдая за этой девчонкой. Ага. А Ал времени даром не теряет. Жирная жесткая бежевая нить обвилась вокруг запястья бледноволосой, а та даже не видела ее. Да что ж это за чертовщина?
   Ал оборвал Нить, о чем-то непринужденно беседуя. Соткал новую, кинул в меня без предупреждения. Наша старая игра-тренировка. Я выпустил навстречу свою, перевивая серебро с охряным мехом. Цвет у Нитей тоже свой у каждого, не только текстура. Клэр засмотрелась на изящный танец Нитей, Кукловоды расходились кто куда, некоторые уже кучковались пропитыми группками по углам, а некоторые обсуждали новости. Ал подвел новопринятую к моему льву, я спрыгнул на пол: невежливо встречать девушку сидя. Одно дело сбор, когда Фридерико запрещает кому-либо двигаться, и совсем другое - знакомство.
  -- Извиняюсь, что не вышло представиться по всем правилам, - смущенно начала она. - Мое имя Клэр, а ваше, насколько я поняла, Александр?
  -- У вас имеется фамилия, леди? - сухо спросил я. Знаю, она не виновата, но тем не менее мне неприятно говорить с ней.
  -- Да, но я предпочла бы не называть ее.
   Жаль, посетовал про себя я. Хотел обращаться к ней "леди ...", и стребовать в ответ обращение "господин Скрима" как минимум. Но придется, видимо, обойтись именем.
  -- Что вы хотели от меня?
   Да, да, знаю, что веду себя как чопорный лорд, и в исполнении пятнадцатилетнего пацаненка это должно звучать забавно, но вроде как производит впечатление.
   Она на две секунды запнулась. Я воспользовался паузой, чтобы отвернуться и пройти во внутреннюю дверь. И потом услышал за спиной дерзкое:
  -- Ты злишься, потому что впервые оказался бессилен?
   Я думал промолчать, дернул плечом, а потом ответил:
  -- Нет. Потому что ты причинила боль самому дорогому, что у меня есть.
   И ушел.
  
   Мелкие в большинстве своем спали. Я прошелся мимо пары дрыхнувших мальчишек, надавал тумаков тем, кто не проснулся от моих шагов, приткнулся в углу. Стащил куртку, свернув ее вместо подушки, нашарил свое покрывало. Его уже перестали таскать: запомнили, что найду и уши надеру. Сплел Нити пухлым кружевным клубком, постарался найти поврежденную. Бесполезно, она уже восстановилась. Ну слава богу. Прижал клубок к груди и позволил себе крепко уснуть. Мой сон нарушился только однажды - когда в подвале раздались тихие, шуршащие шаги Ала. Он замер, видимо, высматривая меня, потом вздохнул и почти осязаемо махнул рукой. Покряхтел, заставив некоторых ребят досадливо шикнуть, и улегся. Где спала девчонка, я так и не понял.
  
   Я не выспался просто кошмарно. Глаза слипались, щек хранили отпечаток жесткой застежки куртки. Кроме того, проснулся я, запутавшись в Нитях, а потому долго пытался их развязать, пока наконец не хлопнул себя по лбу и не отозвал их. Фридерико тоже не выспался, но умело это прятал.
  -- Какие планы на сегодня?
  -- Алекс, какие у меня могут быть планы? Только с этой странной девчонкой разобраться. Сам-то куда?
   Я прочесал спутанные космы и протяжно зевнул:
  -- Я на воров сегодня поработаю. Куда отправят.
  -- Смотри в провальные дела не вмешивайся.
  -- Ал куда?
  -- Да уже смылся куда-то с этой девчонкой.
   Аж рот захлопнулся.
  -- Они одни?
   Фридерико неохотно кивнул.
  -- Да ты что, свихнулся? С нее нельзя глаз спускать!
   Лев снова кивнул, признавая вину. Впрочем, уверен, что его вины нет. Насколько я знаю Альберта, Фридерико и при всем желании не успел бы их удержать. Я втиснулся в мятую куртку, еще раз зевнул, кое-как причесался пятерней, прикусил припрятанный кусок хлеба с солониной невнятно пробурчал:
  -- Скажи ворам, чтобы сегодня не ждали.
   Лев усмехнулся. Ненавижу, когда он делает такое всезнающее лицо.
   На улице было холодно по-утреннему, и я понял, почему все ходят вареными мухами: еще только-только рассвело, башенные часы показывали только восемь пятнадцать. Было зябко и неуютно, я втянул голову в плечи и сунул холоднеющие руки в карманы. В воздухе пахло солью и водой, талым снегом. Спину начало припекать, но я не торопился раздеваться - знал, что греет только из-за темной ткани куртки, а в своей белой футболке я быстро покроюсь инеем. Дети спешили в школу, и многие недоуменно на меня пялились, замечая отсутствие рюкзака. Я отвечал на любопытные взгляды кривыми ухмылками. Из грязи в князи, да только с точностью до наоборот.
   У Ала было несколько мест, где он бывал чаще всего: мост Разлуки между островами Бетховена и Пикассо. Восточный квартал, квартал Искусств. Крыша Сан-Кристиана. Северный пляж. Сады музея современной скульптуры имени Гауста.
   Мост Разлуки.
   Именно там он был. Вместе с этой проклятой девчонкой. Они стояли спиной к спине, а вокруг были имперские Кукловоды. Я сунулся обратно в тень, укрывшись за крыльями укутанного в балахон ангела.
Кукловоды выпустили Нити синхронно. Логично, господа, логично. И предсказуемо.
   Альберт выкинул сеть вокруг них, и Нити протестующе загудели, отражая удар. Что ж, пора и мне вмешаться. Клэр, судя по всему, сейчас не помощник - она видит Нити только со второго раза. Нить скользнула в рукав и обвилась вокруг запястья.
  -- Нет, не так, - мягко шепнул я. Она поняла и перетекла на пальцы, сложенные щепоткой, рванулась, вытягиваясь незаметной леской, в сторону кукловодов. Осторожно прощупала кольцо. Ага, а синхронность-то не с луны свалилась! Их нити идут не только к атакуемым ребятам, но и друг к другу, замыкая кукловодов в круг разума.
   Как бы им помешать? Я постучал пальцем по губе. Может, вплести в сеть Ала свои нити, только не отражающие, а атакующие? Нет, не вариант. Меня одного не хват против шести... семи... двенадцать? Неужто за ним послали полную дюжину? Многовато чести. Ах, нет, не за ним! Девчонка-то с секретом.
   Нить свернулась к моей ладони и нетерпеливо потянула. Я удивленно посмотрел на нее.
  -- Знаешь, что делать?
   Она отдалась теплом до дрожи в локте.
  -- Действуй тогда.
   По руке прошелся прохладный ветерок.
  -- Помощь? - снова тепло.
   Я позвал еще одну, потом еще.
  -- Смотри, отвечаешь, - с напускной суровостью шепнул я и дал им свободу.
   Он вытянулись острой проволокой, так что пальцы задрожали от напряжения. Одна ворвалась прямо в круг, сплетшись с общей нитью кукловодов, остальные две последовали ее примеру, ввинтившись в разные участки цепи. Понял, понял!
   Они хотят нарушить круг! Ну конечно! Вот зачем такая маленькая толщина, вот зачем такая скорость. Один из кукловодов вскинул руки, уронил их. Второй, третий, четвертый - падали, как неуклюжие марионетки из театра. Наглядное пособие: что будет, если слишком резко оборвать нити. На обычных кукол тоже распространяется.
   А вот и самое время эффектно появиться. Я собрал нити в ладонях и сплел руки на груди. Встал, щурясь от вставшего солнца. Ангелы на площадях по обе стороны моста спокойно смотрели на нас с высоты своей древности и безупречного совершенства. Пока один из ангелов еще бросал тень на мое лицо, и они не могли разобрать, кто перед ними. Альберт ощутимо напрягся. Я хмыкнул, вышел на свет и уселся на поручень моста Разлуки и насмешливо заметил:
  -- Почтенные, ну это уже никуда не годится.
  -- Скрима! - выдохнул Альберт.
  -- Филлиони.
   Клэр выпрямилась и со вздохом поправила прядь волос на лбу.
   Я повернулся и облокотился все так же сплетенными руками о перила.
  -- Иногда мы недоговариваем некоторых вещей. Стараемся обезопасить себя? Стараемся обезопасить окружающих? Стараемся удержаться на плаву в обществе? Кто знает.
   Задумчиво опускаю голову. Вода блестит маслянистыми отсветами, как черная текучая ртуть. Снова вскидываю голову и щурюсь на солнце, играющее золотыми гривами львов и перьями ангелов.
  -- Но не учитываем одного. Одного-единственного, и это рушит все планы.
   Резко оборачиваюсь к ней, внутри все кипит от злости, но я не имею права это показать:
  -- Недоговорки приносят больше ущерба, чем мы можем представить. И нам, и окружающим. Мы глупы, и лишь. Вот ты глупа, Клэр? Или все же Ангелика?
   Ангелика де Гра, наследница Его Величества Императора Фатала коротко сплюнула в воду. Эй, а вот это зря. Ненавижу, когда к городу так относятся. Альберт меня опередил.
   - Клэр, не ты чистишь каналы. Так что лучше будет не плеваться и не мусорить.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"