Евсеева Екатерина Юрьевна : другие произведения.

Вчера

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Евгений спустя долгое время приезжает в дом своего детства. Душу и сердце юноши греют приятные воспоминания. Теплые моменты из прошлого возникают в сознании. И все бы хорошо, однако кое-что в доме начинает пугать Евгения, а ночью он слышит, как кто-то играет в другой комнате на гитаре любимую им и его дедушкой песню.
  Помнишь, я сидела у тебя на коленях, а ты держал передо мной большую гитару? Я водила шариковой ручкой по струнам, а ты зажимал их на грифе. Я открывала для себя новый мир, полный дивных звуков, а ты вел меня за руку вперед. Туда, где вечно играет чудная музыка...
  
  

1 глава

  Этот дом пахнет детством. Закройте глаза. Вспомните. Вот. Чувствуете? Это он. Тот самый запах.
  Я шел по коридору и видел силуэты людей, которых нет. Каждый уголок насыщен их недавним дыханием, каждая вещица, каждая пылинка помнит их прикосновение. Нетронутую несколько лет чашку будто на днях поцеловали чьи-то губы, а непримятая, казалось, вечность, кровать словно намедни испытала на себе тяжесть теплого усталого тела. Здесь мелькали тени, громкий бас разлетался по кухне, кипел чайник, заваривался кофе, шумел телевизор... И было все это, точно... вчера...
  Тут звучали голоса не только тех, кто тут жил. Стены этого дома слышали много других, но отнюдь не чужих речей. Они так часто разливались в воздухе, что стали сродни голосам хозяев. Все они соединялись в один поток звуков, струны дрожали от касаний пальцев. Катушка на бобиннике (боби́нник (разг.) - ленточный магнитофон) наматывала пленку. Заканчивалась песня. А гитарист ставил другую бобину (боби́на - здесь. катушка, на которую наматывается пленка). И снова дом и все его жители слушали аккорды...
  Давно я не был здесь. Давно не вдыхал этот запах. Отвык. Совсем отвык. Когда долго где-то не бываешь, то забываешь его. И вот, спустя много-много лет, он кажется тебе будто бы новым. А в детстве ты его даже не ощущал. Потому что он был родным. Ты жил им. Он жил в тебе...
  Дом встретил нас радушно, как всегда. Стены молчали, молчала и мебель. В зале было все как обычно. Платяной шкаф, прислонясь к стене, казалось, спал. Часы остановились. На полках лежал толстый слой пыли. Воздух застыл. В углу в чехле тихо-тихо стояла гитара.
  - Женя, глянь, будто только вчера уехали, - донесся голос из соседней, детской комнаты.
  Я поспешил за зов. Сестра стояла в проходе и жалась у входа в комнату, будто не хотела нарушать покой спящей обстановки. Я глянул по стенам. Старые обои, я любил водить по ним пальцем, соскребая маленькие кусочки. Ковер. Я и забыл, какие на нем были узоры. А раньше знал его наизусть. Дай мне лет в пять листок с ручкой, и я нарисовал бы его по памяти в мельчайших подробностях. Где какой цвет переходит в другой, где ромб или круг переходит в плавную линию, где цветок раскрывал свой мягкий бутон или еще сжимал лепестки, боясь холодного ветерка...
  Но нам все-таки пришлось потревожить спокойствие дремлющего дома. Мы разложили вещи по своим местам. В моем старом шкафу пахло лекарствами и рассохшимся деревом. Скоро этим запахом пропитается моя рубашка и Лелин летний сарафан. А потом мы вернемся обратно, в дом, где сейчас обитаем и будем подносить одежду к носу и вдыхать этот терпкий запах и вспоминать... как когда-то так она пахла всегда...
  Бывало, сидишь в школе на уроке, и так хочется домой, хоть срывайся в ту же минуту беги обратно. И вот смотришь на доску, затылки одноклассников и незаметно от учительницы и остальных утыкаешься носом в вязаный свитер, который впитал запах дома. Вдыхаешь и будто оказываешься в своей родной комнате...
  Можно долго блуждать по дому и вспоминать...бесконечно долго... но надо же что-то делать...
  В коридоре послышались шаги, в зал зашла мама.
  - И шкаф продадим... хотя... кому он такой нужен?
  Внутри будто что-то дрогнуло.
  Я понимаю, надо. Надо. Но жалко. Но и надо...
  - Можно забрать, - начал я.
  - А кто его отсюда вытащит. Ты?
  Я не хотел больше спорить. Зачем портить всем настроение? Зачем развевать флер уюта, которым я был проникнут с момента, как зашел в дом? Это лишнее...
  Мы долго разбирали вещи из шкафа, пока не наступил вечер. Мы планировали забрать все нужное и ненужное, чтобы продать этот дом. Я вертел в руках книги, фигурки из фаянса (фая́нс - особый тип материала, имеющий глиняную основу, состав включает 85% глины и 15% сторонних примесей. Предметы из фаянса обычно имеют белую окраску и плотную мелкопористую структуру), коробки с инструментами. Этим когда-то пользовался мой дедушка. Его руки держали этот молоток, этот сборник произведений Маршака, эту расписную матрешку. Как долго все это стояло и ждало этого дня.
  После продолжительной работы мы все, как давным-давно, но уже в меньшем составе, собрались в зале. В темноте при слабом свете лампы пар от горячего чая был особенно притягательным. Маленькие ураганы белого дымка вырывались из кружки и растворялись в воздухе. Что-то магическое таилось в медленном танце ложки в объятиях фарфоровой (фарфор - вид керамики, который получают из каолина, кварца, полевого шпата и особых разновидностей глины, смешанных в разных пропорциях), цвета слоновой кости, чашки.
  Ночь опустилась совсем низко, и мы разбрелись по комнатам. Я лег, как король, один в детской. Мама и Леля расположились в спальне. Зал пустовал.
  Я водил рукой по ковру. Глаза слипались, а в голову приходили все новые и новые воспоминания. Казалось, что я все забыл, начал жизнь с чистого листа. А все это время прошлое сидело глубоко во мне и дремало. И вот оно проснулось и теперь не давало спать...
  Немного полежав, я решил завернуться в одеяло и уткнуться в подушку, чтобы ни один поток света, будь то взгляд луны или включенного бра в коридоре, не коснулся моего глаза. Я сомкнул веки. И... выдохнул... погружаясь, как я думал, в сон, развевая все картинки в голове и отпуская все мысли, я... услышал... очень отчетливо услышал, как из соседней комнаты доносятся звуки гитары... сначала тихо, а потом громче, громче. Через время они стали такими отчетливыми, что я даже узнал песню... Я много раз ее слышал... Ее часто играл на гитаре... мой дедушка... Это была наша песня...
  Надо отбросить все мысли и спать! Надо спать! Надо спать... Или я уже сплю? Да, я сплю... Я сплю... И это мне снится... Странно, даже во сне я слышу ее, даже во сне я чувствую, что ОН рядом... Даже сон пропах этим терпким запахом. Даже в сон проникла тоска по прошлому. Даже сон зазвучал так, как звучала когда-то эта песня...
  
  

2 глава

  Я проснулся поздно, будто после снотворного. Почти всю ночь ворочался, в голове роились воспоминания, но я не мог понять, о чем они были...
  Все было как прежде, как давным-давно. Даже солнце светило в окно как-то по-старому. Я глянул на ковер. Сколько раз я утопал в нем, сколько бесчисленных лабиринтов находил в, казалось бы, простых линиях.
  Один я залежался допоздна. Мысли все еще вертелись вокруг таинственной музыки, появившейся из неоткуда. Я лежал и успокаивал себя тем, что мне это приснилось.
  Мама и сестра, как я понял, встали намного раньше меня и уже звенели посудой на кухне.
  - Ты будешь вставать? Уже поздно, - крикнула мама через весь дом.
  - Да, уже... уже встаю...сейчас...
  Упорхнули воспоминания, исчезла иллюзия. Я встал, наспех набросил брюки и пробежал по коридору. Под ногами поскрипывал пол. Полоска зеленого ковра, будто тропинка, вела меня в главную комнату, где все меня ждали.
  Когда я зашел в зал, то заметил, что будто что-то нереальное произошло в комнате, хотя все осталось на своем месте со вчерашнего дня. Ничего не поменялось, но мне показалось, что ВСЕ будто бы обновилось. ВСЕ было другим.
  С кухни доносился запах омлета со вчерашними котлетами и какао.
  Мы всегда ели в зале. Раньше там на тумбочке стоял телевизор; большой раскладной стол, за которым мы все могли поместиться, был расположен посередине комнаты на огромном бордовом ковре. Сейчас же на месте стола "Бабочки" (стол "бабочка" - по-другому стол-книжка - раскладной, переносной стол, который может принимать полноразмерную величину обычного стола в разобранном виде, и складываться до размеров маленькой тумбочки - в собранном. Были популярны в СССР) стоял маленький столик, который мы принесли вчера из летней кухни. В ней дедушка летом жарил нам картошку, пек пирожки, варил вкусный и ароматный овощной суп. Помню, как я бегал вокруг, пока деда не даст мне кусок моркови, которую он натирал на терке. Только тогда я садился рядом на край стула, грыз сочный ярко-оранжевый корнеплод и смотрел, как морковь, словно по волшебству, уменьшается в его руках и превращается в горку тоненьких полосок.
  Сейчас летняя кухня пустовала. Кухня в доме слишком маленькая и узкая: получается только зайти в ней и сразу выйти.
  К моему появлению стол был уже почти накрыт. Плотная узорчатая клеенка с изображенными на ней апельсинами, блюдца с розовыми цветами, чашки с золотой каемкой... Все, как прежде...
  - Дедушка называл такой омлет "пищей богов", - заметила Леля, ставя около моего стула тарелку.
  Я никогда не любил это блюдо, но сейчас мне как никогда захотелось позавтракать именно им.
  Я почувствовал этот вкус и обмер. Будто другими глазами взглянул на жизнь, на то, что меня окружало. Все вокруг замедлилось, а картинки из памяти завертелись в сознании. Я поднес к губам старую чашку со сладким чаем и отпил немного, едва касаясь краешка, чтобы не обжечься. Кипяток подействовал бодряще. Я постарался сосредоточиться на насущных проблемах, отпустив ненадолго мысли о сне.
  Весь день мы разбирали старые вещи, нетронутые с давних пор. На этот раз нам попадались сервизы, которые стояли годы, десятки лет и ждали своего часа в надежде на то, что из чашек кто-то выпьет ароматный чай или кофе, а на тарелку положат кусок свежеиспеченного пирога. Ветхие книги, давно не видевшие света, но не смиряющиеся с жизнью в темноте, наконец почувствовали тепло человеческих рук. Все вещи, после недолгого рассматривания, ложились в коробки, одна на другую. Не думаю, что кто-то из нас выпьет хоть из одной чашки что-нибудь или откроет и так еле живую книгу. Эти вещи - те же люди, которые все откладывали свою жизнь, думая, что все на свете успеют сделать...
  И все равно внутреннее чувство не давало окрепнуть мысли, что все так давно было. Но зоркий глаз все замечал. Все стояло и ждало этой секунды, чтобы ненадолго ожить, а потом вновь погрузиться в сон. Лишь одна вещь казалась живой. Она смотрена на меня из-за угла. Это была... гитара...
  Она стояла в закрытом чехле... в закрытом бархатном чехле... Я видел на фотографиях дедушки, где он, как я сейчас, юный и зеленый, без густых усов и многолетнего опыта, и у него раньше было много гитар... Но я помню только одну... Ту, что стояла и притягивала мой взор...
  - Ну что ты уткнулся в этот угол? - ругалась мама. - Принеси лучше с кухни ножницы. Или нет, - она зашагала прочь из комнаты, - ты не знаешь, где лежит. Лучше начинай разбирать внизу.
  Я с мамой работал в зале, Леля - в спальне. Сестра то и дело приносила нам какие-то памятные вещицы. На маму это не производило никакого впечатления. Она только манерно закатывала глаза и просила не отвлекать ее от работы.
  - Положи на стол, Лель. Я потом посмотрю, - кивал сестре я, забирая на себя часть маминого гнева.
  - Смотри, не вырони графин. Упадет на ногу, костей не соберем, - продолжала мама.
  Я всегда был трепетен к вещам, хранил их как что-то бесценное. Мама высмеивала мое собирательство и не мирилась с, по ее мнению, "хламом". Леля же не могла выбрать, за кого ей вступаться в наших частых спорах. С одной стороны, ей хотелось сделать так, чтобы маме понравилось ее участие, ее мысли, совпадающие с мыслями, как повторялось не раз, самыми верными, с другой, чтобы не обидеть меня. Порой она выбирала последний путь, и тогда мне становилось легче, а порой отдавала предпочтение маминому мнению и делала тем самым только больнее...
  С перерывами на еду и непродолжительный отдых мы разобрались почти со всей комнатой. Вечером мы опять собрались в зале на ужин, проходящий на этот раз под говорливое радио. Мы нашли его в шкафу на верхней полке среди банок, наполненных гайками и гвоздями, в которых некогда был растворимый кофе. Радио, оказывается, еще работало.
  - 21:30 в Москве..., - оповещало Радио "Маяк" (государственная радиовещательная компания "Маяк" - федеральная государственная радиостанция, одна из самых крупных на территории бывшего СССР. Была основана в 1964 году по решению ЦК КПСС для создания "противовеса западным "голосам"". Само названия радиостанции содержит намек на курсовые маяки для советских летчиков).
  Все время на меня смотрела из-за угла гитара, а я всеми силами старался отогнать от себя мысли о ней. Это просто гитара...
  Ночь пришла слишком быстро. Так быстро, что мне было от этого не по себе. После ужина мы сразу разошлись по комнатам. Находясь в кромешной темноте, я испытал дежавю (дежавю́ - такое психическое состояние, при котором у человека создается ощущение, будто когда-то он уже был в подобной ситуации или в подобном месте, однако обычно это "воспоминание" с конкретным моментом из прошлого связать не может). Как и вчера я гладил нити на ковре, как и вчера качал ногой, свисающей с кровати. Казалось, что так же и дышал... Все, как вчера... Лишь только я начал засыпать, с каждой секундой все меньше и меньше думая о гитаре... как вдруг... Опять... Опять она... И та же самая мелодия... Два одинаковых сна подряд... Я не мог поверить... Да и не сплю я вовсе!
  Я хотел вскочить с кровати, но не смог. Да, мне было страшно. Страшно. Да и будить всех не хочется. Может, мне одному это чудится? Я сошел с ума...
  Это на меня влияет дом... Все в порядке... Просто надо спать... А песня меня успокоит... Надо спать... Надо представить, что это дедушка играет ее для меня... Чтобы я быстрее заснул...
  Но это сделать у меня вышло только где-то через полчаса. Я погрузился в сон с мыслью о том, что если завтра история повторится, то я постараюсь осторожно прокрасться в зал...
  
  

3 глава

  В этот раз я проснулся еще позже: голова до отказа была забита мыслями, которые я никак не мог отпустить всю ночь.
  Перед глазами была все та же обстановка, которую я видел каждое утро в детстве. Сейчас она начала даже надоедать. А раньше я фантазировал, видел что-то новое в узорах обоев или складках тюли. Все осталось как прежде. А я вырос.
  Вновь меня позвала мать, вновь я оделся, вновь покинул комнату. Все, как и вчера. Опять мы сели за стол завтракать. И опять на меня смотрела гитара. Пристально и молча. Холод пробегал по спине. Я вздрагивал, каждый раз проглатывая горячий кофе, и щурился. Сплошной день сурка...
  - Жень, все нормально? - спросила мама.
  Я поднял на нее глаза и виновато покосился на гитару.
  - Да, не выспался...
  - Ого, не выспался, - оборвала меня она, - ложиться раньше надо.
  Я не стал спорить, а лишь поднес в очередной раз чашку к губам.
  - Я почти разобрала шкаф в спальне, - начала Леля, - остались ящики в столе и полки на стене.
  С утра я заметил, как тихо ведет себя сестра. Обычно она много разговаривала со мной и мамой, рассказывала истории из детства. Сегодня ее будто что-то сдерживало. Я не стал расспрашивать. Леля всегда сама начинала говорить о том, что думает.
  Опять почти весь день был занят перекладыванием вещей из шкафов и комодов в коробки. Оставалось немного работы в зале. Леля уже заканчивала разбираться в спальне. После обеда было решено отдохнуть, а завтра вновь продолжить.
  Мама ушла в магазин, а я сидел с сестрой за столом и ковырял во рту зубочисткой. Я ждал, пока она уйдет, чтобы осмотреть гитару. Но, как назло, Леля и не думала куда-то спешить.
  - Слушай, Жень! - воскликнула внезапно она. - Как же я забыла! Я же кое-что нашла!
  Леля вскочила и убежала в спальню. Может, это "кое-что" ее и тревожило?
  Через секунду она уже оказалась в зале со стопкой больших тетрадей.
  - Вот, это дедушкино. Нашла в столе.
  Я открыл верхнюю и вгляделся. Аккорды, написанные в строчку, пометки, которые я не мог разобрать, а под ними слова песен. Помню, что эти труды были чем-то неприкасаемым для всех, кроме дедушки, чем-то магическим и таинственным... А когда деда начинал играть, казалось, что он открывал новую вселенную и брал нас с собой. Эти тетради - настоящий клад...
  
***
  Я совсем маленький лежу на кровати в детской и жую карамельную конфету. Из зала доносятся голоса людей. К дедушке пришли его давние друзья. Они все вместе громко играют на гитарах и поют.
  - Кость, не бери так высоко. И плавнее, не держи ее так грубо, - советует деда.
  Один из товарищей взял с собой сына, который хочет тоже научиться играть.
  Я, дожевав все конфеты, прихожу в зал и сажусь с ними рядом на диване. Даже показываю, как умею лабать (лаба́ть - здесь муз. жарг. исполнять, играть на музыкальном инструменте) на дедушкиной гитаре.
  - Ну вот, Женька, продолжишь дело деда, - говорит пожилой седой мужчина и курит, сбрасывая пепел на блюдце.
  А когда деда берет у меня гитару, я, уже лежа, листаю тетради с аккордами и иногда объясняю Косте, которого считаю своим учеником, потому что, как я думаю, сам знаю больше, чем он.
  
***
  Я листал тетради, разглядывал знаки и понимал, как много я забыл с тех пор.
  - Ого, я раньше даже немного понимал это...
  Леля вся искрилась, глаза бегали от тетради ко мне. Но она продолжала молчать как ни в чем не бывало. Было в ее взгляде что-то тревожное, что вот-вот выпрыгнет наружу. Но оно продолжало таиться внутри.
  Я поднес страницы к носу и вдохнул.
  - Даже все еще пахнут, как он, одеколоном и сигаретами..., - сказал я. - Надо это отложить и не выбрасывать.
  Я унес стопку в детскую комнату и положил под подушку, чтобы мама не убрала в коробку. В таком случае я бы переворошил все вещи, чтобы найти заветные тетради, и прибавил нам всем еще работы.
  Когда я вернулся в зал, сестры уже не было: она вышла на улицу. На меня все так же пристально глядела гитара. Обычная гитара, никем не тронутая. Я взял ее в руки и снял чехол. Гитара блестела, как новенькая. Я повертел ее в руках, пару раз провел по струнам. Да, она многое повидала. Я осторожно положил ее в чехол и поставил обратно в угол. Когда отошел, то опять почувствовал напряжение. Я не выдержал и вышел из дома.
  Но и на улице было не спокойнее. Создавалось ощущение, будто за мной наблюдают чьи-то глаза. Я не понимал, почему так происходит. Прогулка по огороду не помогла унять дрожь в ногах.
  Я обошел дом вокруг, минуя баню и вереницу из яблонь и груш. Просто много воспоминаний на мою впечатлительную голову свалилось. Надо просто подышать... И станет легче...
  Так и произошло. Я постарался отвлечься на природу. За забором редко проезжали машины. В детстве я всегда любил представлять, кто куда едет, какой у кого дом, какая мебель стоит в нем, кто там еще живет, есть ли во дворе собачья будка. Так и сейчас я попробовал представить, куда спешит водитель большого желтого камаза (камаз - здесь. большегрузный автомобиль, произведенный на Камском автомобильном заводе (КАМский Автомобильный Завод)).
  Однако, начинало темнеть и мы все вернулись внутрь.
  Вечер прошел еще в большей тревоге. Я боялся ночи. Честно. Боялся... Но мне нужно держаться. Какой я мужчина, если боюсь...
  Я старался отвлечься от мыслей чисткой сваренного в мундирах картофеля, но в голове уже начинала играть та песня. Мама громко о чем-то говорила, я не обращал внимания. Леля стояла рядом с ней и молча резала помидоры.
  Ужин. Магнитофон. Радио "Маяк". Детская. Кровать. Тетради с песнями. Ковер. Тишина.
  Страх.
  Тишина.
  Страх...
  Тишина?
  Все спало. Ничего не слышно. Наконец-то. Я уж подумал, что схожу с ума. Весь день бегал, как больной, от гитары.
  Я выдохнул и положил руки под голову. Тишина. Наконец-то сон. Сон в тишине. В тишине. Как хорошо, что...
  Что? Что это? Опять?
  Вновь я услышал все те же звуки... Нет, не может быть... Абсурд. Мне уже совсем не смешно...
  Нет уж. Надо доказать себе, что это только кажется. Мне кажется. Мне. Кажется...
  Я собрал всю волю в кулак и встал с кровати. От резкого рывка закружилась голова. Я оттолкнулся одной рукой от стены, а другой от стола и вышел в коридор. Мелодия все громче и громче. Она была повсюду: у меня в голове, в каждом уголке, за стенами дома.
  Все внутри заледенело. Сердце будто остановилось. Я проглотил комок в горле.
  Надо открыть дверь, и все будет кончено. Просто открой эту дверь. Открой. Эту. Дверь...
  Я зажмурился от страха и дернул ручку на себя. Петли заскрипели и вмиг смолкли. Немного отдышавшись, я глянул впереди себя и не поверил глазам. Я остолбенел. В ушах загудело. Все тело покрылось судорогами...
  На диване сидел дедушка и водил рукой по струнам...
  
  

4 глава

  Я не знал, что сказать. Даже вдохнуть не получалось. Я зажмурился и тут же распахнул глаза. Ничего не изменилось... Лишь мелодия прекратилась...
  - Деда..., - все, на что меня хватило.
  Его глаза заискрились, он отложил гитару и хотел уже встать с дивана, но не смог. Что-то притянуло его обратно.
  - Женька!
  Дедушка мягко улыбнулся своими седыми усами.
  - Ну вот, я тебя разбудил...
  Я хотел сделать шаг навстречу, но продолжал стоять, будто погряз ногами в бетоне.
  - Я не спал.
  Я сошел с ума. Нет, я сплю.
  - А ты слышал, что я играю?
  Мне так хотелось, чтобы это было правдой... Я согласен даже на то, чтобы меня отправили к душевнобольным.
  - Да...
  Он опять улыбнулся.
  - А я нет...
  Я продолжал смотреть на него. Я помнил его всегда таким, каким видел его сейчас. В вязаной, надетой на тонкий свитер безрукавке с незатейливым узором, шерстяных черных штанах и серых плотных носках... С зачесанными набок седыми волосами... с гладко выбритыми щеками и подбородком...
  Он немного подвинулся и поманил меня рукой.
  - Садись, Жень. Я не могу подойти...
  Ноги сами понесли меня вперед. Плевать на здравый смысл! Плевать! Я хочу побыть с ним! Хочу, и точка!
  Я опустился рядом молча, все еще пребывая в растерянности и боясь спугнуть иллюзию, растворить образ в прозрачном воздухе. Но через минуту не выдержал и бросился к деду на шею. И зарыдал. Очень громко. Мне было все равно, услышит ли меня кто-то или нет. Мне было все равно. Я рыдал, думая, что станет легче. Но сердцу становилось только больнее.
  - Ну все, все, - успокаивал он, - все хорошо. Я здесь. Слышишь?
  Я молча кивнул, роняя на его плечо крупные горячие слезы.
  - Ну все. А то я тоже буду плакать.
  Я сглотнул, вытер рукой лицо и посмотрел на дедушку.
  - Почему ты тут? - был мой первый вопрос.
  - Я... Как тебе сказать? Я тут всегда был... Всегда, с того дня...
  Он взял меня за плечи и начал рассматривать мое заплаканное и распухшее от слез лицо. От его прикосновений я вздрогнул, еще сильнее кольнуло в душе.
  - Как изменился, глянь, - приговаривал он. - Дай хоть посмотрю на тебя... Я так давно тебя не видел...
  Затем он взял в руки гитару и начал играть.
  - Ты был тут в тот день, когда мы в последний раз виделись. Помнишь?
  Я помнил очень мало: так давно это было.
  - Немного...
  - Помнишь... Нет. Ты сам все вспомнишь. Не хочу на тебя нажимать... Как и тогда...
  Мелодия разлилась по комнате.
  - Расскажи мне, как ты, что ты, - просил он.
  Но я молчал, боялся заговорить и все думал... Что я должен был вспомнить? Неужели забыл? Не мог забыть. Точно не мог...
  Я слушал музыку и старался освежить что-либо в памяти. В голову лезло много чего, но ведь что-то я упускал...
  Мы долго сидели рядом, и я слушал, как дедушка играет на гитаре, которая эти последние дни на меня глядела из-за угла.
  - Ты вспомнишь, - заговорил он, когда доиграл очередную композицию. - Иди спать... И знай... ты не сошел с ума...
  Я не помню, как оказался в кровати. Не помню, как заснул. Помню лишь, как на прощанье, выходя из комнаты, спросил:
  - Деда, а ты будешь тут завтра, когда я приду?
  На это он лишь молча кивнул и улыбнулся седыми усами.
  
  

5 глава

  Сон то был или нет, но я хотел верить, что нет. Я видел его. Я слышал его. Я прикасался к нему. Это не может быть галлюцинацией. Но... что я должен вспомнить? Что?..
  Только на утро я понял, что не использовал случая и не поговорил с дедушкой. Молчал, думал зачем-то... А зачем? Кто знает, может, второго шанса не будет...
  За завтраком на Леле не было лица, она была бледная и тревожная.
  - Да что с вами обоими происходит, понять не могу? - возмущалась мама.
  Но мы молчали. Каждый думал о своем и не хотел раскрывать секрет... Я чувствовал себя ужасно, стараясь зацепиться за каждое воспоминание, чтобы ответить на вопрос "что я забыл?".
  Весь день был потрачен на детскую. В ней уже не было ничего интересного. Я жил в ней почти все детство. Родители много работали и оставляли меня всегда с дедушкой. Это была моя комната. Даже когда родилась Леля, она оставалась моей. И до сих пор она моя...
  Детская была битком набита игрушками и прочей мелочью. Как, собственно, и сейчас. Когда дедушка умер, я увез отсюда почти все. Но что-то все равно осталось. Со всеми этими вещами было связано много воспоминаний. Но все было не то, я чувствовал это. Я перекладывал с места на место набитых пухом щенков и котят, коробки с пазлами и ни на чем мой взгляд не задерживался дольше нескольких секунд. Все не то. Все не то...
  Я искал ответ весь день... в доме... на улице... Трогал предметы, вдыхал запахи, слушал звуки... Ничего... Совершенно... Что так сильно меня потрясло когда-то, что заставило меня это забыть?
  На улице было как всегда тихо. Я прогулялся от дома до небольшого магазина и обратно. Мы часто с дедушкой ходили одной и той же дорогой, по одной и той же тропинке. Мимо домов и дворов, старых деревянных заборов и детских площадок. Но ничего мне не вспомнилось такого, про что я бы с уверенностью сказал "да, это именно то". С ничем я оказался вновь в своей комнате.
  Вечер я решил скоротать, перебрав коробку со старыми кассетами. Я оставил их здесь, потому что мама на день рождения подарила мне новенький DVD-проигрыватель. В доме родителей я смотрел фильмы и мультфильмы на дисках, пахнущих как-то по-другому. От безысходности я безэмоционально вертел кассеты в руках, рассматривая разноцветные обветшалые обложки... Их было много. А раньше было еще больше... Прошло порядка получаса как я добрался до дна. Там лежала еще одна кассета. Я потянулся к ней. Да. Точно. Этот фильм мы любили смотреть с дедушкой... Он старый, про ковбоев... Стоп...
  Я помню... Помню...
  
***
  Поздний вечер. Дедушка лежит в кровати, завернувшись в одеяло. Я сижу в кресле рядом. На экране погоня, перестрелка, всадники несутся на лошадях. Мама спит в спальне, а Леля в детской. Им не мешает...
  Я почти сплю, но все же хочу досмотреть фильм до конца, хотя знаю его наизусть...
  - Выключай, Жень. Поздно уже, - хрипит деда.
  - Нет, давай досмотрим...
  - Женя. Выключи. Иди спать. Завтра утром в школу. Не выспишься.
  Он выглядит даже немного угрожающе долю секунды, но когда я слушаюсь его и выключаю телевизор, то смотрит мягко, как всегда.
  - Можно тогда я просто посижу?
  Помолчав, он отвечает:
  - Нет.
  Я встаю с кресла, направляюсь к двери и только собираюсь сказать "спокойной ночи", как деда опережает меня:
  - Жень... Иди сюда.
  Я мигом подскакиваю к нему, сажусь обратно в кресло и наивно моргаю.
  - Жень. Я сейчас буду спать. Долго спать. Ты не пугайся.
  - Сейчас? Прямо сейчас? - начинаю вопить я.
  Он моргает, соглашается.
  - Но ты говорил, что передумал! Ты неделю назад говорил!
  - Не кричи, не буди девочек.
  - Ты обещал мне! - уже шепотом говорю я и плачу.
  - Я уже ничего не могу поделать... Все... хорошо...
  - Нет. Не оставляй меня...
  Я тру лицо, мои щеки горят.
  - Не надо, а то я тоже буду плакать...
  Я молчу и не слушаюсь.
  - Жень, возьми гитару...
  - Что?
  Я смотрю на него и не понимаю ничего.
  - Возьми ее.
  Я иду к углу и возвращаюсь к дедушке с гитарой в руках.
  - Помнишь нашу песню?
  - Немного.
  - Сыграй мне ее...
  Я молчу и ничего не делаю. Он смотрит на меня и ждет.
  - Ну, почему ты не играешь?
  - Не хочу...
  - Почему?
  - Ты умрешь, а я останусь один. С этой гитарой... И с этой песней...
  Я ничего не могу сделать. Ничего. Зачем еще это?
  - Пожалуйста.
  Горячие слезы текут ручьем по подбородку, тоска и боль давят на сердце, но я уверенно и обдуманно отвечаю:
  - Нет...
  
***
  Что-то кольнуло внутри, я обхватил голову руками и зарыдал. Как тогда...
  Вот, что я забыл. Такое важное. Самое важное. Свою ошибку... Я обидел его... Обидел, сам того не осознавая...
  И даже в такой момент я думал не о нем, а о себе...
  Это был последний наш разговор. Я больше не видел дедушку. Дальше - все как в тумане, не разобрать ничего... Все стерлось...
  Я вспомнил... Но этого мало... Я должен что-то сделать... Но что?
  Ох, что деда сегодня ночью мне скажет? Простит ли он меня?..
  Приняв перед сном таблетку от головной боли, я лег в кровать в ожидании первых аккордов мелодии.
  За окном ревел ветер. Как у меня в душе. Я не знал, что сказать ему. А нужно ли что-то говорить? Надо делать...
  Вихрь не прекращался. Ветки были в стекло. А я лежал и ждал, водя рукой по ковру на стене. Сердце стучало очень часто. Я отбросил тонкое одеяло в сторону. Все тело горело.
  И вот, спустя некоторое время, я услышал знакомые звуки. Я оттолкнулся от стены, надел тапки и неслышно вышел в коридор. Будь, что будет...
  Луна смотрела в окно, а свет от нее будто прогонял меня, заставляя зайти в зал. Я стоял перед дверью и переминался с ноги на ногу.
  Будь, что будет. Я повернул дверную ручку и показался в комнате...
  Дедушка так же, как и вчера, сидел на диване, держа в руках гитару...
  
  

6 глава

  - Деда...
  Я бросился к нему и заплакал. Он не оттолкнул, а обнял меня и заговорил сквозь слезы:
  - Ну ладно, ладно. Я не сержусь. Ты боялся. Я тоже тогда боялся. Я напугал тебя. Прости ты меня. Но все будет хорошо.
  - И ты меня прости.
  - Хорошо. Слышишь меня? Все хорошо. Прости, что напомнил тебе вчера об этом. Ляпнул и не подумал... А потом жалел...
  Мы сидели так, как мне казалось, очень долго. Когда я отпрянул, то спросил:
  - Почему ты всегда здесь?
  - Мне кажется, что я всегда здесь был. Как меня сюда положили, так и остался на этом диване. Что-то меня держит. Я прикован. И я не вижу ничего, что за пределами этой комнатки. Не слышу вас, если вы не в ней. И даже не слышу гитару. Не слышу музыку.
  - Но что тебя держит?
  - Не знаю сам.
  - А как ты тогда играешь?
  - Я знаю наизусть все, что у меня записано в тетрадях... Не выбрасывай их...
  Я кивнул. Как бы я мог так поступить?
  - И каждую ночь так?
  - Да...
  Так ныло и болело внутри. Как это исправить?
  - Я хотел видеть вас, - начал дедушка, - но не мог. Я хотел слышать ваши голоса, но не слышал ничего, пока вы не приехали. Даже моя гитара не поет для меня... Я каждую ночь играю в надежде, что услышу ее... Но ничего нет... Я всегда здесь... Вы уедете, и я снова останусь один...
  Я понял. Понял, почему он тут. И его должен спасти я. Только я.
  Я должен сыграть ту самую песню.
  - Деда, я понял...
  Он повернул ко мне голову.
  - Я должен сыграть и спеть нашу песню..., - поделился я. - Только... я не помню, как...
  Я хорошо играл на гитаре всегда, с самого раннего детства, однако многое забыл. Но я успокаивал себя мыслью, что, если надо, руки вспомнят, как и что делать.
  Дедушка схватил гитару и с серьезным лицом начал объяснять мне аккорды.
  - Вот тут зажимаешь, а тут проводишь... Это аккорд F. А потом тут, тремя пальцами, Em7, и вот так, A7...
  Когда речь заходила о музыке, дедушка всегда входил в кураж, забывал обо всем, что творилось вокруг. Я следил за его руками и не мог надивиться. Так резво и быстро. Это казалось очень легко повторить. Но когда я брал в руки гитару, то все мешалось в кучу.
  - Нет, палец не туда. Вот сюда. Указательный на первую струну первого лада... А средний вот сюда. И про безымянный не забывай. Да. На вторую третьего лада его. Это Dm аккорд.
  И дедушка брал и передвигал мой палец на нужное место.
  - Посмотри еще у меня в тетрадях. Там все расписано...
  Я не мог поверить, что это можно играть наизусть. Дедушка был сверхчеловеком.
  Всю ночь мы бились, но у меня мало что выходило. Пальцы совсем окоченели от долгой разлуки со струнами. Но что-то все-таки вышло. Заснул я на диване в обнимку с гитарой.
  Солнце встало рано. Так же рано встала и мама.
  Скрипнула дверь, и в проеме показалась заспанная женская фигура в бежевой ночной сорочке.
  - Ого, ну понятно в кого ты. И ночью с ней теперь. А то слышу среди ночи, брынчит что-то. Ну, думаю, ладно, если душа уж просит...
  Я не стал ложиться снова, хотя потом пожалел об этом: целый день был вялый и уставший: всю ночь почти не спал.
  Быстрее покончив с делами и уборкой, я взялся за гитару. Открыв дедушкины рукописи и сайты для новичков, играл на улице, чтобы не тревожить маму и Лелю.
  Сестра отреагировала на мое увлечение молча, хотя раньше бы отвлекала миллионными вопросами, как сыграть то или это. Странно. Молчит. Буду молчать и я.
  - Женя! - кричала мама через окно мне во двор. -Ты помнишь, что мы послезавтра уезжаем? Давай заканчивай со своей балалайкой и уложи последнее.
  - Хорошо! - отвечал я.
  Мне придется ускориться, чтобы успеть.
  Весь день я провел в детской комнате наедине с гитарой, проигрывая вновь и вновь сначала короткие отрезки, затем все длиннее и длиннее.
  Очень быстро пришел вечер, а затем опустилась ночь. Мама и Леля слушали радио, а я все еще продолжал сидеть и играть. Прохладный ветерок освежал, однако сон все равно хотел победить. Но я не мог поддаться ему. Дедушка будет ждать меня.
  Вновь все, как и вчера. Теперь ветер не мешал мне. Всю ночь за окном было тихо. Лишь соседская овчарка выла из своей будки.
  Лишь услышав голос дедушки, я поспешил в зал с гитарой.
  - Получается? - спросил он.
  - Да, я почти готов. Завтра немного еще прогоню только...
  - Умница! Моя умница!
  Я сел на диван и положил гитару между нами. Дедушка похлопал меня по плечу одной рукой, а другой провел по струнам.
  - Когда ты играешь, я кое-что слышу. И почему-то как-то глухо, не точно... Тихими отрезками...
  - Может, я должен быть в каком-то определенном месте? Давай я буду искать его сейчас?
  Я вскочил с дивана и схватил гитару.
  - Может, сейчас и сыграю...
  - Стой, не спеши.
  Я повернулся.
  - Давай поговорим, посидим... Я знаю, что ты все сможешь...
  - Давай..., - я вновь сел. - А что случится, если сейчас?
  - Возможно... меня больше тут не будет...
  - Ты уйдешь навсегда?
  - Навсегда...
  Я опустил голову. Глаза опять наполнились слезами.
  - Понимаешь, я думаю, что именно это меня и держало. Я не услышал ее тогда...
  Я все прекрасно понимал...
  - Но зато мне будет легче, - продолжал уверенно и оптимистично он. - Я буду видеть вас всех всегда. Я буду слышать вас... Я вырвусь отсюда... и буду всегда с вами...
  Капли с подбородка тихо капали на пол. Я шмыгал носом и ковырял пальцем гриф (гриф на гитаре - длинная рукоятка из дерева, важная часть инструмента, служит для прижимания струн).
  Мы говорили очень долго. Я рассказывал много всего о себе, о Леле, о маме. Мы что-то вспоминали, смеялись сквозь слезы. Так же долго и нелегко прощались.
  - Не забывай никогда. Помни..., - повторял дедушка.
  А я кивал, уткнувшись ему в плечо, чтобы не расстраивать деду.
  Я снова заснул на диване, весь красный и мокрый от слез. Из-за усталости не мог даже встать и дойти до детской. Тоска и отчаяние прибавляли тяжести телу.
  Засыпая, я не переставал думать. Какое же место выбрать? С ним должно быть связано много воспоминаний. Где он любил бывать, играть? Я чувствовал, что где-то недалеко. Буду искать завтра. Если надо, то все утро. Если надо, то весь день. Всю жизнь...
  
  

7 глава

  Весь следующий день мы отдыхали от работы, позволив себе спокойно смотреть на пустые полки. Чтобы убить время, мы гуляли по улицам в поисках воспоминаний. А я использовал это с пользой. Пока мама с Лелей шли впереди, я, отстав на несколько шагов, постоянно оглядывался, всматривался в дома, в лица проходящих мимо людей и старался уловить хоть что-нибудь...
  Ничего...
  Но я должен сегодня найти. Я не могу позволить себе, чтобы дедушка страдал еще дольше.
  Ничего...
  Мы вернулись к вечеру домой, лишь только ночь стала наступать.
  Опустошенный и уставший я взял из детской гитару, вышел во двор и упал на лавку под окнами дома. Леля и мама остались внутри готовить ужин.
  Я смотрел на клумбы с лилейниками и ирисами и водил рукой по струнам, повторяя мелодию и проговаривая слова шепотом... Головки цветков трепетали от прохладного ветерка, будто кивали в такт. И вдруг...
  
***
  Лето. Сильно палит солнце. Я сижу на лавке и щурюсь. И смотрю на клумбу. Чешусь. У меня ветрянка. Я сплошь покрыт зелеными точками.
  Из дома выходит деда с гитарой в руках.
  - Ну как, Жень? Сильно чешется?
  - Сильно, деда.
  - Ты только смотри, не чеши.
  Он садится рядом.
  - Очень хочется. Что делать?
  - Ничего... Давай я отвлеку тебя, и ты забудешь?
  Дедушка начинает играть нашу песню...
  Я проникаюсь каждым звуком, каждым словом и начинаю подпевать ему. На ломанном английском, смешивая все буквы, меняя их местами...
  Деда играет, качает головой и одной ногой и смотрит на меня...
  
***
  Да! Это здесь! Весь этот день того стоил!
  Помню, как сидел с недовольным лицом, думая, что ветрянка - самая ужасная болезнь. Как же я ошибался... Деда старался поддержать меня всегда. Даже когда знал, что болеет сам...
  Это было летом... А через полгода он ушел...
  Он любил тут сидеть и петь поздним вечером и ночью. Я слушал его, когда засыпал, тихо подпевая выученные слова, которые ложились на мой детский слух совсем по-другому. Я пел на каком-то выдуманном языке... Но мне тогда казалось, что именно так певец и поет ...
  Я крепко сжал гитару. Вот сейчас...
  Зажать тут. Вот так. Поехали... Как он учил...
  Я провел пальцами по струнам, гитара ответила мне до боли знакомыми звуками. Я начал петь...
  Слова проходили сквозь душу и разлетались повсюду. Было больно. Но в то же время так хорошо.
  Слезы стекали по щекам и шее. Петь было сложно, но я не отступал. Руки будто сами играли, я даже не задумывался над тем, как это делать. Мелодия медленно струилась, как извилистая река.
  - Я слышу!
  Сквозь свой голос и голос гитары я различил слова дедушки.
  - Я слышу!
  Его фигура предстала передо мной. Будто живой человек стоял, смотрел на меня и улыбался усами. А потом растворился, все еще повторяя:
  - Я слышу!..
  А я не переставал играть и петь. Эхом в голове отдавался его голос. Он подпевал мне...
  Лицо горело от слез, а сердце сжималось...
  Я в последний раз провел по струнам. Вокруг воцарилась гробовая тишина. Темная ночь правила миром. Я прижался к гитаре и зарыдал... Было тяжело. Очень тяжело отпускать. Но и одновременно с этим и легко. Он теперь слышит нас... Он теперь видит нас...
  За стеной кто-то прошел. Из дома вышла Леля в наспех наброшенной куртке.
  - Все, я не могу больше молчать...
  Ее лицо было все в слезах, как и мое.
  - Что случилось? - спросил я.
  - Я не хотела говорить при маме... В общем... И тебе не хотела говорить... Ты не думай, я не сумасшедшая... Но когда ты сейчас запел, то просто не смогла промолчать...
  - Ты что-нибудь слышала?
  Она кивнула.
  - Ночью?
  Вновь кивок.
  - Ты же знаешь, что то был не я?
  - Знаю... Это был дедушка...
  - Я его видел...
  - Да?
  - Да...
  Она посмотрела мне в глаза, будто не веря моим словам. Леля всегда точно определяла, врет ли ей кто-то или нет.
  - Я думала, что мне это снится. Я не хотела будить маму. Да и боялась... Все старалась убедить себя, что это не по-настоящему, что так дом влияет, - она оперлась головой на мое плечо. - Я помню, что это ваша любимая песня... С самой первой нашей ночи здесь я слышала ее...
  - А меня ты слышала?
  - Ничего кроме мелодии... Три дня подряд... Только ее...
  Я молча старался прийти в себя.
  - Я говорил с ним...
  - Я не слышала, но... я тебе верю...
  Эти слова сняли с сердца боль и очистили душу. Их я так хотел услышать все это время...
  Я вновь провел пальцами по струнам и запел. Леля, смахивая слезы с глаз, подпевала мне своим тихим голосом...
  Это наша последняя ночь здесь. На следующий день я упаковал гитару и тетради. Это единственные вещи, которые я заберу с собой. В них живет дедушка. В каждой написанной букве часть его души. В каждой сыгранной ноте часть его сердца, его любви. В них он сам...
  Та ночь была очень тихая. В зале все молчало. Я водил рукой по ковру и повторял слова песни, а в голове звучал голос дедушки. Когда я уже погружался в глубины сна, в тишине послышалось, как он сказал:
  - Я слышу!
  Его больше никто не видел... Его больше никто не слышал... Ни я... Ни Леля...
  Но зато он видит нас теперь всегда... и слышит...
  Иногда перед сном, чтобы не забыть дедушкин голос, я повторяю его слова у себя в голове, будто слышал их в последний раз вчера.
  И вот он стоит передо мной, в своей вязаной безрукавке... с зачесанными набок седыми волосами... с гладко выбритыми щеками и подбородком... улыбается усами и вновь произносит: - Я слышу!..
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"