Евстафьев Алексей Николаевич : другие произведения.

Тартарары

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Имея способность проникать в загробные миры (Тартарары), главный герой пытается расследовать исчезновение девушки, случившееся много лет назад. Компания молодых людей отдыхала на пригородной даче, откуда девушка бесследно исчезла. В наши дни все юноши - участники происшествия - умерли и пребывают в отдельных точках-ловушках многочисленных миров Тартарары. История с исчезновением девушки так или иначе повлияла на судьбу каждого. Главный герой, переходя из одного мира в другой, сталкивается со множеством фантастических существ и событий, борется с карикатурными ведьмами и чертями, запутывается в сновидениях, посещает зоопарк-бестиарий, наполненный удивительными существами.
  
  ВВЕРХ - ВНИЗ
  
  Любая безмозглая голова принадлежит не тому, кто носит её на своих плечах, а тому, кого можно назвать коллекционером дурацких историй. Он же и управляет этой головой исключительно нахально и в свою корыстную пользу. Не придавая значения ни возможному вселенскому конфузу, ни повышенной ярости от любителей благочестивых сентенций, даже презирая своих критиков и ворошителей гуманистических идеалов, он справедливо обвиняет большую часть человечества в лукавстве. Коллекционер настолько увлечён смешением реалий и универсалий, что остановить его может только звонок из поднебесной. Да и то не сразу.
  У каждого должно быть такое воспоминание, когда за тобой кто-то гонится, а ты улепётываешь, сверкая пятками и ощущая, что вот-вот задохнёшься от перенапряжения, что чуть ли не конец всей жизни близок, и вот уже нет сил бежать, и ты резко тормозишь, выговаривая, что теперь-то вгрызёшься зубами в глотку врага, оборачиваешься... А позади тебя никого и нет!.. уже давно за тобой никто не гонится!..
  Герой нашего повествования испытывал очередной приступ благодушия и не был склонен к мистическим философствованиям, а потому шествовал по ночной, лениво петляющей тропинке липовой аллеи самонадеянно, вызывающе игриво и примурлыкивая навязчивый мотивчик. Зацепившись ногой за непредвиденную корягу, он зачем-то попытался мастерски отпрыгнуть прочь, даже взлететь шустрым воробышком, но не сохранил равновесия и свалился кубарем в придорожные кусты, имеющие запах перебродившего можжевельника. Уже в кустах он продолжил дрыгать ногами, удостоверяя себя, что всё-таки не лишён дарования попрыгать, и крепко ударился головой об неожиданный деревянный ящик. 'Это что ещё такое?' - трахнул он кулаком по ящику, туго обитому тканью, напоминающей бархат, и сообразил, что имеет дело с натуральным человеческим гробом, после чего на миг струхнул!!
  - Кажется, я был несколько резок, когда этот ящик вдарил мне по зубам, а я пожелал здоровья его матушке. - произнёс Евпсихий Алексеевич, приподымаясь на корточки и осторожно ощупывая лицо, опасаясь подтёков в красоте. - Однако, уверен, что моё простое и временное затемнение добросердечности не напрашивалось на столь устрашающие последствия. Да и страшны ли они на самом-то деле?.. Чего только не примерещится в темноте.
   Гроб совершенно не откликался на заботы своего нечаянного знакомца, не испускал скрежещущих дымков и таинственных свечений, а намеревался продолжить мирное уединение. Терпеливо постучав по крышке и справившись 'есть там кто живой?', Евпсихий Алексеевич попробовал приподнять находку, и это у него легко получилось. 'Вероятней всего, что гроб пуст, и его бросили сюда злые шутники. - подумалось Евпсихию Алексеевичу. - Чем-то подобным и я в детстве баловался, и от родителей мне крепко доставалась за подобные шутки, а, значит, можно сказать со значительной толикой уверенности, что ничего неожиданного не произошло. Хотя, конечно, я поначалу крепко испугался, да и челюсть болит от удара.' Евпсихий Алексеевич не без труда сдвинул крышку гроба, разогнув пальцами гвоздик, замысловато согнутый крючком, и просунул в образовавшуюся щель руку. Случись такое дело при иных обстоятельствах, уж тем более где-нибудь на похоронах - где Евпсихий Алексеевич чувствовал себя достаточно неловко и даже грешил излишней застенчивостью - то действия Евпсихия Алексеевича и у самого Евпсихия Алексеевича вызвали бы нарекание, но сейчас им овладел пытливый кураж. Внутри гроб действительно оказался пуст, лукаво гладок и уютен, обладая притяжением сонного тепла.
  - Собственно говоря, дело обстоит так. - недолго думая, решил Евпсихий Алексеевич, ещё раз приподняв гроб и убедившись в его доступной лёгкости. - Избыток положительных эмоций невольно притягивает к себе оппонентов, будь то торичеллиева пустота или бандитский кулак, размером с экое-нибудь парадное антре, после встречи с которым начнёшь всю жизнь автобусам улыбаться. Тем и прекрасен мир, что непредсказуем, и непредсказуем даже в мелочах, а от выверенной скуки люди дохнут. Однако, я свою толику увечья безусловно получил, и в качестве компенсации за моральный ущерб, имею право утащить гроб с собой. Присвоить чужую вещь, полагая, что она ничейная.
  Зачем Евпсихию Алексеевичу понадобился подозрительно-найденный гроб - этого Евпсихий Алексеевич не смог бы точно объяснить никаким образом, но он взвалил находку на плечо и воровской рысью отправился домой, благо бежать было недалеко. В тесноватой квартире ему пришлось погрустить о собственной бедности, и даже поругаться с самим собой на эту скользкую тему, и даже возникло желание выбросить гроб из окна, поскольку не находилось ему в доме местечка, но окно и навело Евпсихия Алексеевича на дельную мысль. Гроб сию же минуту расположился на длинном подоконнике, который до этого занимал в царственном единовластии взъерошенный кактус.
  - Ничего, брат, постоишь на холодильнике, здесь тоже простор. - сказал Евпсихий Алексеевич кактусу, отношения с которым были достаточно дружеские, впрочем, и возражений от кактуса он не ожидал.
  Несомненно, что гроб определился на место очень своеобразное, очень утилитарное, но зато смягчающее саму мрачную сущность предмета, что вызывало у наблюдателей шутливую лёгкость и индифферентность. Приятели Евпсихия Алексеевича с оптимистичным равнодушием восприняли наличие гроба на подоконнике, не очень пытались и озоровать, примеряя на себя роли усопших, дабы постигнуть некоторую суть настроения пребывания в гробу и особую чувствительность тела. 'Что за радость в уменье притворится мёртвым? - весело брюзжал хозяин. - Куда сложней притворится самоудовлетворённым живым.' На что приятели отвечали поддатой истиной про неизбежность смертного часа, и указывали на ночные заоконные пейзажи, щедро инкрустированные звёздами, уверяя, что ничто не вечно под луной. Собственно, и луна за окном не слишком гримасничала, когда притрагивалась к гробу осторожным подслеповатым светом; осторожным, словно шварканье селезня у гнёздышка возлюбленной. Вот только несколько барышень - эпизодически посещающих квартиру Евпсихия Алексеевича и умозрительно размышляющих на тему женитьбы - не воспринимали гроб как шутку, и уж тем более как абстрактно-психологический элемент декора, а высказывались выражениями невинно-грубыми. 'Если только, Евпсихий, ты его плотно занавесишь, когда мы к тебе в гости приходить будем - тогда, пожалуй, пусть и гроб стоит на подоконнике, мало ли мы разных странностей у себя на работе повидали.' - предлагали девушки, на чём Евпсихий Алексеевич с ними и соглашался. Впрочем, самая занудная кандидатка в невесты, постановляющая для себя добиться свадьбы не мытьём так катаньем, при обнаружении гроба вознамерилась опуститься до визгливых протестующих восклицаний, чего Евпсихий Алексеевич допустить не мог, и прогнал барышню вон.
  - Ишьтыподишьты: невенчанная, а как изгаляется! - съехидничал Евпсихий Алексеевич.
  Таким образом месяц шёл за месяцем, все странноватые обстоятельства находки сглаживались временем и бытовыми неурядицами, а тот факт, что беспредметная скука всё более и более западала в душу и нагнетала щемящую тоску, Евпсихий Алексеевич воспринимал, как нечто закономерно-возрастное. Кому из тех, кто перешёл за тридцатилетний рубеж, не знакомы унылая задумчивость, относительно миросозерцания, и тусклый сарказм, оценивающий явления туманные и циничные?.. Правда, у Евпсихия Алексеевича эта скука развивалась слишком остро, слишком болезненно, что ли, с трещинками бытовой маниакальности - когда при взгляде на кухонный нож, хочется кого-нибудь пырнуть этим ножом, не исключая и себя. Евпсихия Алексеевича принялись посещать раздумья о смысле бытия, причём раздумья весьма развёрнутые, составленные из многочисленных пунктов и подпунктиков, причём атеизм в этих раздумьях определённо главенствовал. Казалось, что закончилась не только одна из глав бесполезной скучной жизни, но и сам конец существования прорисовывался с фаталистической определённостью, не предлагая ничего цельного взамен.
  - Что же такое - форма и содержание? - мучил Евпсихий Алексеевич вопросами своих друзей и подруг, пока они вконец с ним не рассорились и не разбежались. - Что такое симулякр - с некоторой намеренностью определяющийся как нomo sapiens, но впоследствии разрушающий всю индивидуальность, поскольку даже сильнейший выживает в стаде, а не в одиночку?.. А кто такие - перебежчики из стада в стадо, из бытия в бытиё, из - скажем наконец - реальности в реальность?.. Что такое - перерожденцы, если забыть, что они тоже люди и желают человеческого к себе отношения, и если попробовать насильно выкопать их звериную сущность?.. Слишком просто я жил - да и продолжаю жить до сегодняшнего дня - чтоб постигнуть все эти вещи, подвести нравственные итоги, слишком примитивно я скользил по поверхности, не видя ничего в глубину, даже на сантиметр от себя. Что мне теперь с собой делать - пока не понимаю, но полагаю, что мне надо что-то с собой делать, что-то радикально менять. В один из таких душевных надрывов, Евпсихий Алексеевич и обратил внимание на подзабытую давнюю находку, прищёлкнул пальцами, осеняя себя внезапной идеей, решил поступить, словно пчёлка, взимающая дань с душистого цветочка. 'Не было ничего случайного в тот раз, когда я рухнул в кусты. - решил Евпсихий Алексеевич. - Всё было закономерно и точно соответствовало той лукавой системе вещей, в которой я рабски прозябаю. Мною двигал фатум, способный преподнести непочатый материал для исследования девиантных состояний.' Затем Евпсихий Алексеевич стащил гроб с подоконника и установил на стол, дабы покорно возлечь в него, закрыться крышкой поплотней, и возлежа таким образом, на манер неподвижного чурбана или иной бессмысленной аллегорической фигуры, попробовать что-то понять в самом себе, раскрыть сакральные силы или их подобия, каким-то образом убедить себя в необходимости продолжать жить дальше с бравурной лёгкостью. Почему-то Евпсихий Алексеевич хотел для себя жизни лёгкой и непредприимчивой.
  - Бывает и такое, что человек живёт себе и живёт при полном удовольствии, и на орехи ему практически не достаётся - так только, если по нелепой случайности. - вдруг услышал Евпсихий Алексеевич радушный и слегка доверчивый женский голос, который вполне мог принадлежать юной хорошенькой девушке.
  - Что?? - вздрогнул Евпсихий Алексеевич.
  - Я знаю, например, что вы по зубам получали, и неоднократно, да только это не убавило в вас лёгкости. - сообщил женский голос. - Безмятежное существование для вас - это что-то вроде физкультурно-оздоровительных экзерсисов; здесь вы похожи на любого человека, кого только не возьми для примера. Но ведь так не может продолжаться вечно. И вот однажды, когда ни что не предвещает беды, человек просыпается в собственной постели, окружённый столь невероятным количеством напастей, что в пору в петлю лезть. Или ещё хуже, если он просыпается не в собственной постели, а в какой-то халупе на окраине города, и даже совсем не просыпается - бывает и такое.
  Голос звучал в непосредственной близости от Евпсихия Алексеевича, могло показаться, что он находился непосредственно в самой голове Евпсихия Алексеевича, что могло быть вызвано грустными психическими отклонениями, если б не миллион самовзрывающихся и бешено снующих мыслей, овладевших нашим героем, когда он убедился в натуральности этого голоса.
  - А, ну конечно. - произнёс Евпсихий Алексеевич. - Очередная невеста зашла в квартиру без спроса, увидела, как я в гроб укладываюсь, а теперь шалит. Нет, голубушка, со мной много не пошалишь, плохо ты меня знаешь.
  - Извините, Евпсихий Алексеевич. - продолжил вещать девичий голос в слегка занудной и смиренной манере. - Я и в правду недостаточно хорошо вас знаю, а уж вы меня тем более не знаете, и наш разговор мне следовало бы начать со знакомства. Хочу вас сразу предупредить, чтоб вы не покидали пределы гроба, поскольку слышать меня возможно только находясь внутри. Слишком долго разъяснять такие банальные мистические императивы взрослым живым людям, но мертвецам здесь всё понятно. Как дважды два.
  - Каким мертвецам? - насторожился Евпсихий Алексеевич.
  - Да вот получилось так, что вы со мной разговариваете, а я нынче такая, что мертвей некуда.
  - Аааааа!! - завопил Евпсихий Алексеевич и, сшибая лбом крышку, вылетел из гроба, чтоб одним прыжком очутиться у двери, схватить табурет и приняться им помахивать, угрожая невидимому врагу. - Не может быть у меня в доме чертей, я в них не верю.
  Как и было обещано - голос не звучал вне пределов гроба, и Евпсихий Алексеевич, привыкая к знакомой домашней тишине, быстро успокаивался, ворошил скудные волосёнки на голове и уверял себя, что маленько заснул, находясь в уютной гробовой атмосфере, а оттого ему и примерещилось не пойми чего. 'Хотя, от приятелей своих тоже можно каверз ожидать - изобретательны они на редкость. - постукивая зубами, улыбнулся Евпсихий Алексеевич. - Да со мной такие шутки не пройдут, я и на непререкаемую суровость горазд.' Евпсихий Алексеевич воротился к гробу, решительно приподнял его и встряхнул, обстучал бесцеремонным кулаком со всех сторон, пошарил обеими ладонями по всем его уголкам, пытаясь найти хоть какую-нибудь щель или подленькое радиотехническое устройство миниатюрных размеров, разъясняющее явление голоса, но ничего не обнаружил. Тогда он опустил в гроб голову и прислушался. Первые секунды Евпсихий Алексеевич слышал только расточительный, непрожёванный шум в ушах, но затем разобрал и кривоватые слоги, призывающие его имя несколько печально и мучительно.
  - Не может быть. - твёрдо решил Евпсихий Алексеевич, проследовал на кухню, где залпом выпил стакан воды, а затем и ещё один стакан, а затем и съел представительный кусок колбасы. - А если всё-таки такое может быть, то я в это поверить не могу.
  Евпсихий Алексеевич дожевал колбасу, вернулся к гробу и снова опустил туда голову, напрягая слуховое внимание как можно сильней.
  - Залазззззь... залазззззь... ты всё узнаешшшшь... - грустно вещал голос из гроба, явно не желая потерять собеседника.
  - Короче говоря, я поступлю так. - обратился Евпсихий Алексеевич к невидимой обладательнице загробного голоса. - Я вновь залезу в гроб и накроюсь крышкой, чтоб послушать, что будет дальше. Но заверяю клятвенно, что если хоть на чуточку... - Евпсихий Алексеевич изобразил пальцами весьма незначительную чуточку. - Если хоть столечко почувствую угрозу своей жизни, то немедленно изрублю этот чёртов ящик в щепки и сожгу где-нибудь на помойке. Можете в этом не сомневаться, дорогая девушка - или кто вы там такая!!
  Евпсихий Алексеевич грозно кашлянул, немножко привёл себя в порядок - быстренько причесался и заправил в штаны рубашку - уверенно перекрестился слева-направо (но не помня в точности, по-православному он выполнил этот жест или по-католически - а католиком в эту минуту он точно быть не хотел - перекрестился и справа-налево), после чего возлёг в гроб и закрылся крышкой.
  - И что вы хотите мне сказать? - торжественно вопросил Евпсихий Алексеевич у голоса. - Здрасьте!!
  - Добрый день, Евпсихий Алексеевич, я очень рада, что вы меня послушались. - незамедлительно ответил девичий голос, стараясь быть мягким и сиротливым. - Я сразу представлюсь, чтоб вам было удобней ко мне обращаться. Меня зовут (или звали - пока я была жива - уж как хотите, так это и понимайте) Анна Ильинична Зарницкая. Я умерла в возрасте восемнадцати неполных лет ровно четверть века тому назад, и померла при настолько загадочных обстоятельствах, что и тела моего не было найдено и захоронено, а неприкаянная душа моя не смогла с миром отойти в мир иной. Ей необходима справедливость. Даже не возмездие, а элементарная справедливость, близкая к Истине.
  - Но если вас не захоронили, то откуда взялся этот странный гроб, из которого вы изволите вещать? - напрягся Евпсихий Алексеевич.
  - О да, этот вопрос очень важен для продолжения нашей беседы, но тут мы сталкиваемся с областью излишних человеческих чувств, с родительской - можно сказать - коллизией.
  - Коллизией?
  - О да, можно сказать и так. Мои несчастные родители приобрели этот гроб, в качестве некоторой символики, позволяющей им горевать и лить слёзы, по примеру всех прочих родителей, чьи дети рано умерли. Но все прочие родители совершают этот обряд на кладбище, на маленьких удобных скамеечках у могильных холмов. А моей могилки на кладбище быть не может, поскольку труп не найден, и даже смерть официально не признана. И вот, спустя некоторое время, родители обзавелись гробом, наделив его некоторой эманацией меня, благодаря чему и получили свою толику родительской утехи, а я получила возможность вещать и требовать справедливости.
  - Ваши родители просто купили гроб, чтоб с его помощью фрустировать о вас почём зря?..
  - Да, он также покоился на столе в моей комнатке, и постороннему взгляду не бросался в глаза.
  - И ваши родители слышали ваш голос, имели радость общения с вами?
  - Увы, нет. - вздохнула девушка. - Даже моей крайне любопытной маменьке не пришла мысль засунуть голову в гроб (на что внезапно решились вы, любезный Евпсихий Алексеевич), и я напрасно оттуда взывала, используя все возможности потусторонних сил. Но вот однажды пришло время и мои несчастные родители померли, а некоторое количество дальних родственников прибрали вещички из квартиры к своим рукам, предложив дяде Пете вынести гроб на помойку.
  - Дяде Пете??
  - Это очень дальний родственник из Армавира, он согласился вынести гроб на помойку в обмен на пару замечательных серебряных подносов, и получил эти подносы вместе с костюмом-тройкой, который мой папенька, кажется, так ни разу и не носил; но вы сами убедились, Евпсихий Алексеевич, что до помойки он гроба не донёс, а выбросил в кусты липовой аллеи.
  Евпсихий Алексеевич в этом убедился.
   - Я всегда недолюбливала гражданскую самобытность нашего человека, его бытовое сознание - если можно так выразиться... Это всё больше смердяковщина и деинтеллектуализация, я так считаю.
  - Очень даже может быть. Однако, возможность вещать из самых недр потусторонних миров через гроб - это что-то с чем-то. Не помню, чтоб кому-нибудь из спиритов приходило в голову использовать гробы. Использовали некие вещички покойника, некие предметы гардероба, а то и локоны волос или кусочки ногтей... Но чтоб общаться с покойником через гроб самого покойника (пускай даже в достаточно символическом факте) - это попахивает трагифарсом.
  Девушка вздохнула с тем лёгким, едва сдерживаемым стоном, после которого иные девушки принимаются безутешно плакать.
  - Однако, оставим гробы в покое, а возьмёмся решительней за вас. Отчего вы умерли четверть века назад? Я могу догадываться, что причиной вашей смерти послужило убийство?.. - спросил Евпсихий Алексеевич, всё более проникаясь несчастиями девушки, и желая ей помочь по мере сил.
  - Да, скорей всего меня убили, и лично я в этом не сомневаюсь, но официально считается, что я пропала без вести, поскольку тело не было найдено, а пять подозреваемых юношей ни в чём криминальном не признались, и уголовное дело закрыли.
  - Простите. Насколько я понимаю мистическую сторону вопроса, душа не может не осознавать, каким образом она покинула мир. Если тело убивают - душа это уразумевает, даже запечатлевает по сути, и пускается в свой заветный путь по чёрному тоннелю, уводящему либо в Эдем, либо в Тартарары, в которые - признаться честно - я до сих пор не очень-то и верил.
  - Но откуда вы можете всё это знать про душу и её заветные пути?
  - Как откуда?
  - Ну, откуда??
  Евпсихий Алексеевич попробовал потереть кончик носа, что в обычных условиях ему помогало сосредоточиться на мысли, но возлежа в гробу, ему не удалось дотянуться рукой до носа.
  - Я знаю, потому что кое-что читал по этому вопросу, а до кое-чего допёр и собственным умом.
  - Но ведь нельзя же рассуждать о столь загадочных сферах без личного опыта?..
  - Напротив!! Личный опыт может и помешать объективному рассмотрению явления, поскольку внутренние проблемы и комплексы преисполнены упрямого лжемудрия. Личный опыт если что-то и постигает без проблем и приближается к истине, так это будут пути экзальтации - вплоть до заворота кишок - а вопросы мистического свойства могут только запутаться в самих себе, вопросы потустороннего требуют трезвого взгляда со стороны.
  - Но ведь мудрецы говорят даже врачу: исцелись сам!.. разве не личный опыт оправдывает все перипетии существования, иногда и наказуя самого себя шлепками и щипками? разве можно верить в то, чего не осознаёшь, или знать о том, чего не можешь понять?..
  - И опять же скажу вам: напротив! И даже позволю себе заметить: отнюдь!.. Ибо всецело полагаюсь на правильное распределение мыслительной работы и всяческого знания между субъектами жизнедеятельности и объектами созерцания.
  Анна Ильинична, кажется, щекотно хихикнула, словно добрая мамаша на скамеечке у детской площадки развеселилась над неразумностью своего малолетнего дитя и пригрозила ему пальчиком.
  - Хорошо, допустим, про загробные Тартарары я ничего не понимаю, но вот вы почему ничего не знаете про происшествия нашего мира, к тому же касающиеся непосредственно вас?.. - обиделся Евпсихий Алексеевич на смех Анны Ильиничны. - Как свершилось с вами то несчастье, после которого вы якобы пропали без вести, а в реальности пребываете душой в совершенно непостижимом месте, а голосом - в гробу, купленном маменькой и папенькой?
  - Об этом мне и хотелось вам рассказать, и я буду насколько возможно коротка.
  - Будьте предельно коротки, оперируйте одними лишь фактами. Я слушаю.
  - Четверть века назад я была несколько простодушной и причудливой девушкой, совсем недавно вырвавшейся из-под невразумительной родительской опеки, даже слегка взбунтовавшейся от этой опеки, и поругавшейся с родителями, но вовсе без наличия разбитных мыслей и страстей. Мне нравилось дружить с мальчиками, мне нравилось отдыхать в мальчишеских компаниях, но прослыть гулящей девушкой я не могла, ибо не являлась таковой. Что конечно и раздражало мальчиков и излишне возбуждало их залихватские фантазии, но я - повторюсь - в некоторых вопросах была слишком простодушна.
  Евпсихий Алексеевич хмыкнул.
  - Собственно, я хотела просто влюбиться в какого-нибудь парня, и наладить с ним семейную жизнь, и уже принялась влюбляться в некоего Шершеньева - мальчика очень красивого и умного, и во многом независимого, и именно потому поглядывающего свысока на других девушек, которые иногда вовсе беззастенчиво увивались вокруг него. И вот какова же была моя радость, когда на совершенно дурацкий праздник 23 февраля этот Шершеньев пригласил меня к себе на дачу, пообещав весёлую компанию и вкусных шашлыков. Я согласилась сразу, и даже толком не расспросила, где находится эта дача, и кто будет с нами на этой даче, а просто побежала домой, приоделась как-то так, чтоб было и симпатично и не зябко. А затем Шершеньев и ещё четверо парней заехали за мной на такси, и мы поехали к нему на дачу.
  - Вы не запомнили дорогу на дачу?
  - Нет. Я и не пыталась её запомнить, поскольку за всё время пути Шершеньев и другие парни веселили меня, без умолку общались и тискались, водитель им даже пару раз сделал замечание, впрочем, не очень сердито. Молодость есть молодость.
  - А тех четверых парней, кроме Шершеньева, вы помните?..
  - Да, я их помню, потому что они частенько гуляли вот этой своей вызывающей и притягательной компанией, а с некоторыми я была знакома, хотя очень и очень коротенько. Например, был парень по фамилии Свиристелов, которого постоянно можно было наблюдать рядом с Шершеньевым - они явно приятельствовали, а то и крепко дружили, такое часто бывает с двумя парнями, когда про них говорят 'не разлей вода'. Также я запомнила Головакина и Феофанова - тоже вполне себе симпатичные парни, любители весёлых шуток, правда у Феофанова был несколько надменный взгляд из узеньких глазёнок, даже не надменный, а с прискорбной иронией что ли, и не очень приятный, честно говоря... Головакин, например, называл его 'взглядом, как у винтовки с оптическим прицелом'; сам Головакин казался очень щедрым и добродушным человеком. Ещё был совсем мне незнакомый паренёк, которого они все называли по фамилии Сердцеедский, но я не думаю, что такая фамилия есть на самом деле, я всегда смеялась - ну так, разумеется чисто по-девичьи смеялась - когда они к нему обращались: Сердцеедский, расскажи-ка нам что тут да как, растолкуй что тут то да сё, типа ты у нас здесь самый умный!.. Смешная фамилия, такие вряд ли бывают. Это тоже был очень симпатичный парень, и действительно очень умный, и явно пользовался уважением, поскольку все остальные, хотя были и отъявленные шутники и за словом в карман не лезли, всё-таки на Сердцеедского обрушивали значительно меньшую часть проделок, чем на самих себя. Одно могу сказать совершенно точно про дачу: она находилась на окраине города, и добрались мы до неё от моего дома (а мой дом находится, как вы, наверное, уже догадались рядом с той самой липовой аллеей, где вы обнаружили гроб, выброшенный дядей Петей) за полчаса с небольшим. Кстати, неподалёку находилась железнодорожная линия или даже станция, поскольку я отчётливо помню свист локомотивов и перестук колёс.
  - И вы сразу принялись пить и гулять на даче? то есть совершать всё то, что у молодёжи называется отдыхом?..
  - Да, именно этим мы и принялись заниматься, и это было очень весело, поверьте. И я очень быстро стала пьянеть, поскольку никогда не злоупотребляла алкоголем, и не была к нему приучена, и кажется принялась вести себя чуть-чуть развязней обычного. А очень скоро и потеряла соображение, вернее ту его часть, которая отвечает за память. Коротко говоря: я совершенно не могу сообщить, что со мной происходило после того, как я чересчур выпила.
  - А больше на даче никого не было? Только вы и пятеро парней?..
  - Да, именно так, больше никого не было.
  - Давайте ещё раз сверимся с их именами, если я правильно запомнил. Шершеньев... Сердцеедский... Головакин...
  - Свиристелов и Феофанов.
  - И больше никого?
  - На моей памяти - никого.
  - Это упрощает мою задачу. - Евпсихий Алексеевич ещё раз попробовал дотянуться рукой до кончика носа. - Как бы не старались пять человек, сговорившись заранее, врать об одном и тоже, они всё равно начнут путаться в показаниях.
  - Это в том случае, если следователь заинтересован в поисках Истины, а не просто хочет поскорей закрыть дело...
  - Итак, вы переборщили со спиртным и перестали осознавать, что с вами происходит. Значит, вы совсем не помните, как эти парни распоясались, понизили планку респектабельности и стали выказывать стремления вступить с вами в половую связь?.. Вы помните хотя бы нескромные шуточки на эту тему, какие-либо намёки?..
  - Ну как вам сказать: шуточки... шуточки, конечно, были, но они были очень незатейливы и не грубы, такие шуточки обязательно должны быть и будут, если в компании парней находится девушка. Но я совершенно точно не приметила грубых приставаний или таких, знаете, обжималок в уголке, или непристойных пощипываний за попу, что очень нравится делать некоторым парням, уж не знаю почему. Мы просто жарили шашлыки на улице - благо было достаточно тепло, пили сухое и очень приятное на вкус вино, и я быстро пьянела.
  - Парни говорили, почему они не пригласили в гости других девушек, а только вас одну?
  - Да, конечно, тут всё дело в Шершеньеве - именно он пригласил меня на дачу, когда как парни раньше договаривались, что будут гулять впятером, что девчонки только всё испортят, поскольку зимой очень трудно создать благоприятные условия для отдыха на плохо отапливаемой даче, и девчонки будут канючить и капризничать.
  - Вы же не канючили и не капризничали, а только веселились?
  - Насколько я помню - да. Веселье никогда не было для меня фетишем, но тут меня, кажется, чересчур понесло. А затем я совсем опьянела и больше ничего не могла запоминать, и это-то всё и закончилось трагедией.
  - Да уж. - построжел голосом Евпсихий Алексеевич. - Мы приступаем к самому важному моменту вашей истории. Рассказывайте всё очень внимательно, не упуская ни одной важной детали, но и не слишком затягивайте рассказ.
  - Представляете, Евпсихий Алексеевич, что я совсем не буду затягивать свой рассказ, а скажу, что когда я опьянела и перестала осознавать происходящее - тогда я почувствовала в себе нечто подобное долгому нудному звуку, словно пытающемуся вырваться из замурованного подвала, и это было настолько долго, что я даже не пыталась и понять, как и чем можно соединить этот звук с понятием времени, а затем в сознании появился очень бледный, туго расширяющийся круг, который мгновенно ассоциировался у меня с болью и словом 'карачун'. И я уверена, что в этот самый миг этот самый 'карачун' для меня и наступил: то есть, в этот миг я померла. Это было одновременно и жутко, и сладостно, и невыносимо больно от того, что я уже ничего не могу с собой сделать, но и бесконечно утешительно, что не надо больше делать ничего, чего не хотелось бы с собой делать. В своём новом состоянии я не могла владеть той плотью, которая - скажем так - являла из себя парализованную субстанцию, но я очень хорошо постигала духовную материю, весь накопленный душевный опыт, продвигающийся между тёмных пятен, одним из которых и являлась причина моей смерти. Поначалу я не очень и пыталась как-то освободиться от этого парализованного состояния, хотя, конечно, и грустила о том, что не могу проследовать дальше - в миры, более счастливые и деятельные, но однажды я увидела перед собой некое создание, которое у меня незамедлительно ассоциировалось с ангелом, хотя оно и не имело ничего общего с теми изображениями ангелов, к которым мы все привыкли, и я спросила у него: почему мне не дано проследовать дальше?.. И ангел ответил голосом достаточно аллегорически-назидательным, но с сочувствием, что до тех пор, пока не установится Истина, касающейся моей смерти, с точным определением либо моей вины, либо вины иных людей, я не смогу покинуть временно данную оболочку, дабы проследовать в дальнейший путь и найти в конце концов вечное сладостное успокоение. Эти слова повергли меня в неописуемое горестное состояние, я готова была разорваться от снедаемой тоски и бессилия, и я вновь провалилась в небытиё, в беспамятство, и даже вовсе не полагала из него выбраться. Но вот три года назад мои папенька и маменька приобрели этот гроб, отчаявшись дожидаться каких-либо вестей от меня, установили гроб в моей тихой комнатке, чтоб таким странным способом сублимировать своё общение с любимой дочерью. И только тогда я очнулась - некоторым совершенно неописуемым образом и находясь в столь же совершенно неописуемом состоянии, близком к душевной парализации - очнулась, пребывая в загробном миру, который вы уже назвали очень точно -Тартарары. Мне было одиноко и тоскливо, единственными собеседниками являлись грустные чертенята, озабоченные беспрестанной работой и только умеющие, что жаловаться на свою судьбу. А уж таких жалоб и у меня самой с лихвой хватало, и чертенята только нагнетали безысходность. Но вот вчера передо мной явился тот же самый ангел, с которым я разговаривала несколько лет назад, и торжественно поведал, что пятеро мужчин, возможно повинных в моей смерти, уже умерли и теперь находятся здесь же. Ибо нет явной Истины и на их счёт, дело 23 февраля покрыто мраком, и тут, конечно, надо бы всех порасспросить хорошенько, разобраться 'от и до', чтоб злодей получил по заслугам и низвергнулся в пучину вечных мук, а жертва проследовала в миры обетованные.
  - То есть, вы хотите сказать, что и служителям загробных миров неизвестны обстоятельства вашей смерти? - опешил Евпсихий Алексеевич, впрочем, посчитавший, что его кто-то сильно хочет обдурить.
  - И я не могла поверить услышанному от ангела, но он явно не шутил. Он просто попробовал мне объяснить, что если бы всякое движение на земле - несущее трагедию или радость - возможно было бы досконально запечатлеть, то была бы возможность и куда как более полезная: останавливать событие на уровне зачатия, пресекать в самый начальный миг задумки любое бесполезное злодейство, предотвращать грехопадения и не позволять катастрофам уносить жизни ни в чём не повинных людей. Но ангел мне попробовал объяснить, что у них таких возможностей нет. Всё гораздо хуже, чем мы себе представляем, пока живём на земле.
  - Вон оно что. Кажется, я эти обстоятельства хорошо понимаю, поскольку и сам о чём-то таком догадывался. Мне бы пообщаться с этим ангелом, но только не в том месте, конечно, где вы пообщались, мне бы где-нибудь здесь...
  - Не уверена, что здесь это возможно.
  - Думаю, что это совсем не возможно, но возможно другое. Возможно помочь вам. Итак, смерть ваша загадочна, лица - возможно виновные в вашей смерти - за это время и сами успели помереть, и теперь населяют миры Тартарары, и чтоб всё это собралось в единый мозговой центр и завершилось Истиной, мне нужно расследовать дело 23 февраля и поставить точку.
  - Да! - воскликнула Анна Ильинична. - Расследуйте и поставьте точку!!
  Евпсихий Алексеевич торжественно кашлянул.
  - Но вы уверенны, что умерли именно тогда - на празднование 23 февраля, что случилось четверть века тому назад?
  - Странный вопрос. А когда же ещё?..
  - То есть, вот вы напились на этой дурацкой даче и обеспамятовали - и всё!! больше ничего в своей жизни не помните?..
  - Ни секундочки. Ничего.
  - И нудный звук, который сопоставился у вас со словом 'карачун', это не столько кусочек памяти, сколько ощущение, что чем-то таким ваша память должна была уплотниться?
  - Получилось так, что память была сама по себе, а я сама по себе.
  - Но уверены, что не просто померли, скатившись кубарем с крылечка и ударившись головой об лёд, а в результате совершённого насилия на 23 февраля?
  - А когда же ещё я могла помереть?? И если надо мной не было совершено насилие, а я просто свались с крылечка, то какой тогда был смысл прятать моё тело?
  - А вы считаете, что ваше тело было спрятано, поскольку его не нашли?
  - Либо плохо искали одни, либо другие хорошо спрятали - потому и не нашли.
  - Ну да, ну да... - пробормотал Евпсихий Алексеевич. - Ну да... И вот ведь что ещё удивительно: что за такой относительно короткий срок все пятеро парней умерли. А отчего?..
  - Не могу знать.
  - Не можете, конечно, не можете знать, я просто так спрашиваю... Но что же вы от меня хотите? Я не могу проникнуть в архив прокуратуры, чтоб заняться чтением вашего уголовного дела и понять, много ли вранья было в показаниях всех этих Шершеньевых и Свиристеловых.
  - Вам и не нужно проникать в архив прокуратуры. - Анна Ильинична загадочно промолчала. - Вам нужно проникнуть в Тартарары!..
  
  
  ВНИЗ
  
  
  Евпсихий Алексеевич чуть было не разразился саркастическим хохотом, но осёкся. Анна Ильинична явно не шутила.
  - Вам нужно проникнуть в Тартарары, встретиться с каждым из этих пятерых парней - верней с теми функциями, которые они сейчас из себя представляют - и хорошенько допросить. Сама я этого сделать не могу, у меня имеется собственное пристанище в Тартарары, и покинуть я его не имею возможности, но могу своим голосом сопровождать вас и помогать, если вдруг что понадобится. Только так вы сможете установить Истину.
  - Но помилуйте, любезная барышня, разве возможно живому человеку попасть на временную прогулку в Тартарары?..
  - Возможно. Уверяю вас, люди неоднократно к нам попадали, и затем удачно возвращались обратно - это не так сложно, как вы думаете. Ведь всё, что находится вне человека, обнаруживает свою символику всему, что находится внутри человека, надо только уметь всё это применять и сочетать. Десятки средневековых алхимиков посещали Тартарары, созерцая некогда величественных королей и титанов, заполнявших эпохальной мудростью геополитический вакуум, общались и с простыми смертными, убеждаясь, что они движут историческими процессами ничуть не меньше, чем вышеупомянутые титаны. Но лишь некоторые из путешественников в Тартарары позволяли себя намёки или небольшие аллегорические рассказы о своих приключениях, поскольку отлично понимали, что каждое высказанное слово имеет последствия, за которые непременно будешь отвечать.
  - Предумышленный эффект, изменяющий иерархию вещей - это я понимаю. - Евпсихий Алексеевич вдруг почувствовал в левой ноздре неприятную щекотливую пылинку, но умудрился ловко сдунуть её и не расчихаться. - Непредумышленные обстоятельства - они куда как опасней.
  - И ещё раз хочу напомнить, что вы здесь, у нас, будете не один, мой голос обязуется вас сопровождать и поддерживать. - пообещала Анна Ильинична.
  Евпсихий Алексеевич был смелым человеком. Даже отчасти законопослушным авантюристом, лишь бы предполагаемые приключения не наносили нравственных увечий.
  - Ну, конечно, по молодости я мечтал и на машине времени покататься, чтоб питекантропов прорабатывать, а тут должно быть всё менее опасно, надо только потрудиться.
  - Да, Евпсихий Алексеевич, вы очень точно подметили свою наипервейшую задачу: тут надо очень потрудиться, и - главное - верить в плоды трудов своих. Мне кажется, что для посещения различных миров, находящихся под юрисдикцией Тартарары, вам необходимо не просто возлечь в гроб, как вы наловчились это делать для общения со мной, но и принять специальный эликсир, вызывающий эффект анафилактического шока. Назовём его так, как он достоин называться - снадобье алхимического свойства. Эликсир мудрецов, что некоторым хочется прозвать философским камнем, но которым он конечно не является.
  - Простите - что?? - Евпсихий Алексеевич совсем не ожидал услышать от юной девушки таких эзотерических вывертов. - Простите, а вы откуда про него знаете?..
  - Кажется, у нас все про него знают, и это знание берётся неизвестно откуда. Собственно говоря, и тот голос, которым я с вами общаюсь - не совсем мой, и взялся также неизвестно откуда.
  - Если у вас всё берётся неизвестно откуда, то откуда-то натуральным образом должен взяться тот, кто приготовит вам этот эликсир?
  - НАМ приготовит. - уточнила Анна Ильинична. - И вам, в данном случае, он гораздо нужней, чем мне. Вот вы его и приготовите.
  - Я?? - засмеялся Евпсихий Алексеевич, представляя себя в образе седобородого старца, принюхивающегося с блаженством идиота ко всеразличным амброзиям и снадобьям. - Готов биться об заклад, что вы пальчики оближите, если попробуете, приготовленный мной омлет или жаркое из свинины. Готов прямо сейчас затеять на кухне маленький кавардак и наварить в кастрюлях всего, что только попадётся под руку. Но уж будьте уверены, что философского камня из этого не получится, вы просто не в курсе того, о чём говорите. Мне даже негде отыскать необходимые алхимические реторты и тигли, не говоря о компонентах, образующих ваше мифическое вещество.
  - Вы полагаете, что рецептура эликсира сложна?
  - Неимоверно!.. Я не обладаю хорошей памятью и с трудом усваиваю разные полезные задачки, но некоторые сведения западают надолго и помогают в часы досуга развеселить приятелей с приятельницами - они любят всяческую волшебную небывальщину. Как раз рецепт приготовления философского камня я однажды зачем-то запомнил, и сейчас вам его поведаю, догадываясь, что у вас это вызовет не столько весёлую расторопность, сколько насупленную печаль. Итак, некто из древнейших служителей практической магии писал своему верному ученику: 'Чтобы сварить эликсир мудрецов, известный также, как философский камень, возьми, друг мой, с верхней полочки философской ртути, и накаливай на сковороде, пока не превратится она в Зелёного Льва с личиной побитой собаки, пытающейся ухватить тебя за палец, но не способной укусить, ибо труслива. Затем прокаливай сковороду ещё сильней, и ртуть превратится в Красного Льва с личиной вавилонской блудницы, жаждущей пасть в неге под лаской твоих рук, но помни, что всякий взгляд её есть обман. Дигерируй блаженно рыкающего Льва на песчаной бане с кислым виноградным спиртом, выпари жидкость и увидишь тогда на сковороде камедеобразное вещество, которое легко режется ножом и обгрызается зубами. Помести его в реторту, обмазанную монтмориллонитовой глиной, и дистиллируй с ночи полнолуния дня, цифра которого чётна, вплоть до первого боя полуночных курантов в день, в названии которого количество букв нечётно. Собирай отдельно все капельки и накопления жидкости, появляющиеся при этом, чтоб затем различить в них и безвкусную флегму, и слёзы палача, и влагу, подобную той, что остаётся на губах после поцелуя. Но вот когда киммерийские тени покроют твою реторту тёмным покрывалом, тогда ты наберёшься храбрости и заглянешь под него, и увидишь дракона Урабороса, пожирающего собственный хвост, и всяким движением своих мускул, насыщающего пространство анаболическими стероидами. Прикоснись к нему раскалённым углём самшитового древа. Сделай так, чтоб дракон от яростной боли сожрал до конца свой хвост, и снова примись за дистилляцию. И очень скоро ты увидишь смесь, напоминающую видом человеческую кровь, изрыгнутую перенасыщенным Зверем - которая, друг мой, и будет эликсиром жизни, сиречь философским камнем. Так возьми её.'
   - Действительно, чепуха. - после паузы тяжело выдохнул голос Анны Ильиничны. - Дракон, львы, вавилонская блудница... О чём это всё?.. Я была уверена, что можно было обойтись заячьими лапками и мышиным навозом. Ну, или какие там комбикормовые вещества пользовали средневековые ведьмы?
   - Ведьмы чего только не практиковали, и инцестуозные связи в том числе - нам это совсем не подходит.
  - Корешки мать-и-мачехи могли бы использовать - сейчас я думаю их в любой аптеке продают. - огорошено бормотала Анна Ильинична. - А монтмориллонитовая глина - что это? откуда нам её взять?..
  - Некоторые химики - я сейчас говорю про настоящих химиков, вполне заслуживающих учёных степеней и всеобщего уважения - в последствии пытались расшифровать этот рецепт, точнее говоря, не расшифровать, а предать ему комплектующую ясность. Так философскую ртуть объясняли обыкновенным свинцом, а зелёного льва сравнивали со свинцовой окисью, известной под названием массикот, а красный лев определённо был маскировкой обыкновенного красного сурика. Затем алхимик дигерировал сурик на сковороде до получения свинцового сахара - то самое вещество, что можно легко резать ножом и грызть зубами, а затем дистиллировал, чтоб получить так называемую флегму - кристаллизационную воду, слёзы - спирт, известный в наше время под названием ацетон, и влагу поцелуя - что-то вроде современного полимера трифторхлоруглерода. Впрочем, это всё ненужные компоненты, побочные, сущая дрянь, а исследователей интересовал дракон Ураборос, пожирающий собственный хвост. Его точная расшифровка нам не знакома, а если кто из учёных мужей и раскрыл эту тайну, то не поделился с человечеством, а использовал в корыстных целях.
  - Выходит, тут нам надеяться не на что?
  - Выходит, что не на что. Безусловно, я человек ответственный, и могу весь остаток жизни потратить на добычу философского камня, и возможно даже получу нечто полезное и жизнеутверждающее. Но вам-то что с того?
  - Да, понимаю, что мне никакой практической пользы от ваших экспериментов не видать. Думаю, напрасно я это всё затеяла, вас напугала и втянула в свои бредни... Право слово, мне очень жаль. Готова попрощаться с вами, надеясь, что оставлю по себе добрую память, и когда-нибудь мы обязательно встретимся в мирах, предназначенных судьбой, чтоб вновь пообщаться на эту загадочную тему - но уже с грузом прожитых лет и ошибок. Я к тому времени наверняка смирюсь с участью и буду тихонечко улыбаться, слушая ваши потешные воспоминания о том, как ударились лбом об гроб и на этом не угомонились.
  - Здрасьте, приехали. - ворчливо заегозил Евпсихий Алексеевич. - Мне категорически не нравится ваше настроение. Вы слишком рано сдаётесь, не попробовав придумать ещё что-нибудь замысловатое, способное помочь мне проникнуть в Тартарары.
  - Но что ещё можно придумать?
  - Да разное. Погодите, я сейчас вспоминаю одну книгу, сочинённую доподлинным магистром масонской ложи, и при том будучи лицом весьма известным в конце девятнадцатого и в начале двадцатого веков, лицом, приближённым к царской семье - а среди Романовых масонов было пруд пруди, факт известный - и вот в этой книге он упоминает удивительный способ, при помощи которого за единый миг преодолевал расстояния в сто тысяч вёрст.
  - Я заинтригована. Как же он так умел?..
  - Оказывается, всё дело в ультразвуках - во всяком случае, так пишет магистр, а поскольку на прочих страницах своей книги он пишет абсолютную правду, легко проверяемую из разных исторических источников, то можно доверять ему и в этих россказнях. Магистр за неслыханные деньги прикупил в Америке авиационный мотор, тайно доставил его в своё имение, где уснастил некоторой технической спецификой, а именно - приделал к лопастям пропеллера множество тонких металлических пластинок, способных при вращении мотора издавать те самые ультразвуки, вызывающие у человека анафилактический шок, возможно даже со смертельным исходом. Но уж если человек не умирал, а лишь впадал в состояние, схожее с сомнамбулическим, то у него раскрывались неслыханные доселе возможности, связанные с дополнительной энергией. Человек в считанные секунды преодолевал и онтологическую ущербность, и физиологическую законченность. Да и не только с человеком творились чудеса - экспериментатор пишет, что однажды множество окрестных собак сбежалось к сараю, где неустанно вращался мотор, чтоб посмотреть и хорошенько облаять механизм, но достаточно быстро прониклись его мощностью. Одни особи начинали летать и кувыркаться в воздухе, заполошно отбрыкиваясь лапами друг от друга, некоторые собаки обретали дар человечьих голосов и однозначно выражались по поводу происшедшего с ними, другие же испытывали потребность куда-то мчаться с невероятной скоростью, так что магистр не видел перед собой собак, а наблюдал сплошную нервно-дрожащую меховую петлю то стягивающуюся, то растягивающуюся вокруг сарая с мотором.
  - Это то, что нам нужно! - воскликнула Анна Ильинична.
  - Во всяком случае, это проще, чем жарить драконов на сковороде, и я уверен, что вы - как насельница миров таинственных и сверхъестественных - способны извлечь голосом ультразвуки, дабы пронзить гипоталамус в моём мозге и вызвать анафилактический шок. Если упомянутый магистр в состоянии шока и с лёгкостью перемещался из родового имения под Конотопом на бал-маскарад в большом дворце Петергофа, то и мне ничего не стоит проникнуть в Тартарары.
  - Я могу попробовать прямо сейчас извлечь эти звуки.
  - Погодите. Ради Бога, не торопитесь.
  Евпсихий Алексеевич ещё не совсем был уверен в необходимости путешествия, возможно, не сулящего ничего доброго; перед глазами промелькнули волнующие воспоминания и важные невоплощённые замыслы, сердце тревожно забилось и заелозило, словно напоминая про скудельный сосуд человеческого тела, и что-то совсем невразумительно-недосягаемое заскреблось на совести. 'А ведь ещё совсем недавно, если б мне предложили просто взять и умереть - я воспринял бы такую задачу даже с отчаянным удальством, даже потребовал бы не поминать меня лихом, даже подбадривал бы возможного палача своим геройским видом. Но теперь, когда я убедился, что посмертное будущее продолжает активную, пускай и перелицованную шиворот-навыворот жизнь, мной одолела робость, а по сути - это настоящий страх проследовать в клоаку инфернального мира. Впрочем, находится во мне и чувство стыда, что проявляю малодушие перед несчастной женщиной, и это чувство сильнее страха; уж ежели обещался ей помочь, то будь добр - помогай, держи слово!' И Евпсихий Алексеевич попробовал приосаниться, насколько это позволял размер гроба, и патетично хмыкнул.
  - Я готов, Анна Ильинична. Приступайте.
  - Я так понимаю, что надо верещать как можно пронзительней?.. Этаким нестерпимо режущим визгом?
  - Вот-вот, Анна Ильинична, вообразите себя безжалостным вихрем, или даже смерчем, несущим массовые разрушения, один только вид которого вселяет в людей ужас, а стенания его подобны сирене, сконцентрированной на одной невыносимо тончайшей ноте... Ааааааяяяяййййй!! - попробовал провизжать заполошной сиреной Евпсихий Алексеевич, но закашлялся и чертыхнулся.
  - Я всё поняла, будьте здоровы. Лежите тихонечко, а я сейчас заверещу, дайте мне одну минуточку. - сперва Анна Ильинична, для пробы голоса, напела тембром элегической виолончели коротенький куплет, пришибленный на унылых рифмах, затем набралась силёнок и произвела хрустяще-стонущий вопль, вынудивший Евпсихия Алексеевича содрогнуться.
  - Давайте-ка что-нибудь пописклявей. - торопливо забормотал Евпсихий Алексеевич. - У меня сердце захолонуло от вашего вопля, а надо чтоб вы в мозг проникли. Мозг - вот тут у меня - в голове.
  - Я всё поняла, я просто пытаюсь настроиться, я никогда раньше не пробовала делать то, о чём вы просите. - Анна Ильинична ещё некоторое время выдавливала из себя свирепо булькочущие звуки, а затем затянула долгим скулящим писком: - Аааааааа... ууууууу... ииииии...
  - Пронзительней, умоляю вас!.. представьте, что вам необходимо выдуть из меня все мозги без остатка!.. - потребовал Евпсихий Алексеевич, не ощущая в гипоталамусе частиц, механически стимулирующих биологически активные точки.
  - Ууииииии!.. Ууииииии!.. - выкладывалась Анна Ильинична.
  - Свистите, Анна Ильинична, не визжите! с визгом у нас ничего не получается! - потребовал Евпсихий Алексеевич. - Пронзительно-тонко свистите!..
  Анна Ильинична выдохнула свой беспорядочный визг без остатка и, всецело предавшись желанию достичь Истины, дабы обрушить меч справедливости на преступную главу, яростно засвистала. И этого оказалось вполне достаточно.
  Существо Евпсихия Алексеевича засвербело каждой своей щепоткой, каждой нервной клеточкой, рефлексируя на неистово ноющую боль и проламывая целостность своего же сознания. И вот он словно бы рухнул в воздушную яму, перекодирующую все обозначения ясности, и перед ним воссияло тугое огненное колесо, по ободу которого дрались, кривлялись и прельстительно корёжились искрящиеся тени людей и городов. Ожесточённо-медленно вращаясь и поскрипывая, словно дыхание зверя, внезапно разбуженного и вылеченного от смертельной болезни, оно вытянулось в громадный душный тоннель из тысячи огненных колёс, в который и затянуло Евпсихия Алексеевича, чтоб через долю секунды выплюнуть на начало нового пути.
  Отряхнувшись и выждав, когда угомонится боль в предплечье, Евпсихий Алексеевич осмотрелся по сторонам, соображая, что теперь ему делать и кого здесь стоит опасаться. Поначалу его очень напугало отчётливо слышимое муторное дыхание, пытающиеся подавить все прочие звуки, пока Евпсихий Алексеевич не сообразил, что это его собственное дыхание, просто к нему нужно привыкнуть. Его окружало слегка кривоватое пространство, совершенно безлюдное и удручающе тяжеловесное, но не способное пребывать в состоянии покоя даже несколько секунд - оно непрестанно вздрагивало, расплывалось и смазывалось во всеразличных кусочках, клочках и точках, настойчиво привлекало к себе что-то чужеродное и затем изгоняло его, увлёкшись иными причудливыми экстрактами. Облезлые шафранные сумерки покрывали Тартарары, словно неумело разрисованные дрянной дешёвой краской, а мертвенно-бледную небесную твердь лениво буравили косматые огненные всполохи. Кажется, из-под земли доносились отдалённый ропотный гул и звяканье цепей, сквозь узкие неприметные скважины прорывались костлявые змейки молний, бились в конвульсиях и вырисовывали переплетёнными трещинами на засохшей земле то ли слова, выкраденные из неизвестных языков, то ли демонические аллегории.
   Евпсихий Алексеевич видел перед собой единственное уныло-торжественное здание, напоминающее полуразвалившийся провинциальный театрик с вычурными гипсовыми колоннами у входа, украшенными любопытными психеями и ангелочками, с витражными окнами, неумело забитыми досками, и массивной дверью, заманчиво приоткрытой чуть более чем на четверть. На крыше здания имелся нахлобученный, словно бы наобум, огромный дырявый купол, подозрительно блещущий тёмным серебром и выгравированными буковками, что, словно развязанные узелки арабской вязи, выстраивались в надпись 'КАЖДОМУ - СВОЁ'. Евпсихий Алексеевич сообразил, что здесь ему больше некуда податься, отворил дверь в театр пошире - для чего ему пришлось изрядно поднатужиться - и протиснулся во внутрь. Фойе почему-то отсутствовало, а имелось тесноватое помещение гардероба, совмещённого с буфетом, при выходе из которого сразу начинался просторный зрительный зал, возведённый высоким кичливым амфитеатром, и бестолково освещённый тремя скукоженными люстрами. Впрочем, вычурная роскошь театра осталась в далёком прошлом, а сейчас, благодаря ободранным креслам, залежам нетронутой пыли и запаху простуженной оркестровой ямы, зрительный зал вызывал у Евпсихия Алексеевича ощущения брезгливые и тягостные. Пол был по щиколотку завален хламом из аляповатых декораций, лоскутьев тяжёлых бальных платьев и пёстрых сказочных костюмов, обрывков незатейливых афиш, бутылок, пластиковых стаканов и объедков из театрального буфета. Саму сцену интригующе-плотно прикрывал занавес, впрочем, дозволив красоваться посерёдке суфлёрской будке, чем она и превосходно воспользовалась, демонстрируя из себя квинтэссенцию творческой невинности. Публики в зале не было и в помине, и только в директорской ложе сидел некий взлохмаченный человечек, явно ненавидящий всё происходящее вокруг, но пробующий смириться со своей участью.
  - Евпсихий Алексеевич! - воскликнул он, обращаясь к нашему герою с помпезным умилением. - Вот и вы к нам припожаловали, вот и вас не миновала чаша сия - как могли бы горестно заметить поэты, невольники-то чести. Не сомневаюсь, что вы были человеком праведной жизни, и надолго у нас не задержитесь, а я вот попал в это проклятое логово - теперь и не ведаю, как выпутаться!.. - человечек помахал обгорелой театральной программкой, затем свернул её в свиток и пару раз шарахнул по перилам ложи. - Застрял в нумерологических лабиринтах, не могу разгадать, что тут за казуистику показывают мне доморощенные актёришки. Пятый год маюсь.
  - Позвольте, откуда же вы меня знаете?
  - Да ещё бы не знать. Вы проходили свидетелем по делу о массовой драке у стоматологической поликлиники, а я как раз следователь Крокодилов, что вёл это дело, и вас допрашивал. Ну, да куда вам меня запомнить, вы пришли и ушли, а я вот запоминаю почти всех своих подопечных. Иного встретишь случайно на улице или в каком-нибудь учреждении - вот как вас сейчас, например - и хочется заново его за решётку упечь или хотя бы допросить хорошенько, чтоб он содержал себя в состоянии изумления и обуздания. Всякий нормальный человек должен так существовать, чтоб и помыслить не мог о возможности нарушить закон. Впрочем, что сейчас о прошлом толковать, прошлого не воротишь, а вот взгляните-ка на сцену, Евпсихий Алексеевич, сейчас представление начнётся. Пятый год смотрю, в день по пять сеансов с антрактом. Не желаете ли выпить? - у меня тут большие запасы.
  - Нет, простите.
  - Как хотите, Евпсихий Алексеевич. - следователь Крокодилов строго прищурился, показывая, что отчасти обиделся на отказ гостя выпить с ним, но с привычным безнадёжным азартом выдул из горла полбутылки. - Глупое тщеславие привело меня сюда, думал, что всё на свете знаю, всё мной разгадано и перегадано до малейших подробностей, а тут влип. Только представьте себе: истекаю я кровью, в результате полученных травм, ожидаю смерти и блаженства безгрешности, а оказываюсь в этом мерзопакостном местечке и выслушиваю претензию, что дело Анны Ильиничны Зарницкой не распутано, а значит я не выполнил свой земной долг до конца.
  - Дело Анны Ильиничны??
  'Это получается тот самый следователь, что занимался расследованием моего исчезновения.' - Евпсихий Алексеевич услышал в голове голос Анны Ильиничны и приободрился.
  - Так выходит, что это вы не довели дело Анны Ильиничны до конца, и теперь вынуждены обживать Тартарары? - не сдержал ехидной улыбки Евпсихий Алексеевич.
  - Ну да, так и есть, можете смяться, сколько вам влезет. - с пьяной усталостью махнул рукой следователь. - Хотел на собственном лбу выцарапать гвоздём 'дурак ты - Крокодилов', да смысла нет - некому читать. Гостей тут почти не бывает, а начальство с проверками заходит редко. Тут и без начальства полно причин, чтоб стыдиться, стесняться и потихоньку бздеть.
  - Собственно говоря, я не совсем погостить сюда зашёл, у меня тоже своё дело имеется. Вот вы насчёт Анны Ильиничны Зарницкой выразились, а если я попрошу подробностей?
  - Да, извольте, могу и подробностей, да что с того толку. Девка молодая была, пропала без вести, сгинула прямо во время весёлой гулянки, которую организовала компания безмозглых парней. Как сквозь землю провалилась. Сколько я их не допрашивал: никто ничего не знает и не понимает, как такое могло случиться. Оно, конечно, пьяное состояние ухудшает тактико-технические характеристики наблюдательности, но чтоб сразу не заметить исчезновения единственной подруги и не переполошиться - в это мне верилось с трудом. Ну, думаю, устроили ей групповой шпэхен-трэхен, а затем побоялись ответственности, укокошили девку и труп припрятали - вся фактурность преступления, казалось бы, лежит на поверхности, но, однако, никаких улик не обнаруживалось. Нет трупа - нет доказательства чьей-либо вины.
  - А хорошенько ли обыскали окрестности?.. Кстати, где находится эта самая дача, куда парни завезли девушку?..
  - Дача где-то за посёлком силикатного завода - да там чёрт ногу сломает, замучаешься обыскивать. Ты думаешь, Евпсихий, что мне было наплевать на девушку, что ежедневная рутина воспитала во мне безразличие к людским судьбам?.. И ты отчасти прав, Евпсихий, но поставь себя на моё место: сотрудников для проведения розыскных работ не хватало, материальных средств не имелось вообще, прокурор требовал не заниматься ерундой, уверяя, что девка уехала к жениху в Серпухов и теперь живёт там при совершенном удовольствии, наплевав на отца с матерью. Безбашенная молодость, дескать, трампапусики и всё такое.
  'Не было у меня жениха в Серпухове.' - заныл голос Анны Ильиничны.
  - А мне какой резон с прокурором ссориться, если - в целом - он человек не плохой и отчасти полезный?.. - вздохнул следователь Крокодилов. - А вот резона-то и нет.
  Но вдруг в театре три раза истошно прозвенело, собирая отсутствующих зрителей на представление, распахнулся багрово-бархатный занавес, местами почерневший от копоти, и на сцену выскочил конферансье с повадками манерного официанта, зудливо почёсывающего рожки, игриво выглядывающие из-под прилизанных неестественно рыжих волос.
  - Дамы и господа! - воскликнул конферансье, обращаясь в пустой зал, не замечая ложи со следователем и Евпсихием Алексеевичем. - Артист, что готовится выступить перед вами, известен всем и почитаем по заслугам. Одни знатоки театрального искусства называют его сразу по имени, пытаясь быть запанибрата, а другие вычисляют из его имени сразу семь имён, зашифрованных ещё в библейские времена, и получают число 666. Да вот, пожалуйста, я назову и имена эти, негоже их скрывать: Evantas, Damnatus, Antemus, Gensericus, Antichristus, Teitan и Die-Lux. Друзья, поприветствуйте артиста аплодисментами, он обожает своего зрителя.
  На сцену выбрался, слегка усталой и пренебрежительной походкой, весьма важного вида бесёнок в военном френче, с пышными усами, угрюмым тупым взглядом, шарящим по самым отдалённым уголкам зрительного зала, и с трубкой в зубах.
  - Почему музычка не лялялякает? - сурово спросил он у конферансье, и тот затараторил извиняющимся тоном, не допускающим возражений, что ему намекали всякие доброжелательные товарищи о попытках вредительства в театре, но любые акты диверсий будут им пресекаться строго по закону.
  - Теряете авторитет, милейший. - прицельно прищурился бесёнок на конферансье.
  - Сейчас всё будет, минуточку! - и конферансье, всматриваясь в тишину оркестровой ямы, затейливо зарычал.
  - А если мне голову отрубили по статье за разжигание межрелигиозной розни, то чем я буду в трубу дуть? - послышался негодующий вопль из оркестровой ямы. - Я буду на вас жаловаться в вышестоящие инстанции.
  - Вы нам тут психотропный ГУЛАГ не устраивайте. - категорично афишировал свой кулак конферансье. - Дуйте хоть задом, но чтоб музыка была - вам за это вознаграждение выписывают и молоко за вредность.
  Оркестровая яма уязвлённо зашушукалась, но, кажется, кроме безголового трубача, поддерживать мятеж никому из музыкантов не хотелось. Конферансье отошёл за кулисы, где превратился в изваяние скорби, а глуховатая, плохо выспавшаяся скрипка сдержанно затянула вступление к песне.
  - Мягко стелют да жёстко спать... - забормотал речитативом с усладительным кавказским акцентом бесёнок. - Бесконечно-подлый трындёжь про гуманизм, ибо больше нечего рабам отдать в двенадцатичасовой рабочий механизм...
  Раздолбанное фортепьяно экономно дребезжало, нагнетая покорную тревогу в сердцах слушателей, и лишь короткими взрывами минорных аккордов акцентировало переходы со строчки на строчку этого мрачноватого пения. Из оркестровой ямы выглядывал хулиганистого вида бесёнок-шишига и делал вид, что дирижирует. Обман шишиги раскрылся очень скоро, поскольку дирижировать ему было нечем: оркестр представительно молчал, следуя предписаниям партитуры, а церемониальные каверзы фортепьяно сопровождали лишь чирикающие каракули флейты и та самая труба безголового трубача, иронично подхихикивающая в терцию.
  - Халтура! - поморщился следователь Крокодилов.
  'Расспросите его о последовательности событий в тот злополучный день. - потребовал голос Анны Ильиничны в голове у Евпсихия Алексеевича. - Наверняка он неоднократно допрашивал подозреваемых и запросто мог уцепиться за какую-нибудь мелочь, способную определить, где чушь несусветная, а где частичная действительность.'
  Бесёнок в военном френче закончил пение, прочертив пыхающей трубкой вокруг своей головы что-то вроде нимба, и покинул сцену. Его тут же сменила парочка вертлявых скелетов с подборкой юмористических миниатюр. Как не странно, шутки в основном были не плохи, но однообразны и сводились к незадачливым ночным посетителям кладбища. Например, был показан пьяный мужичок, что упал ночью в свежевыкопанную могилу, где отоспался, а утром побрёл домой. И только у ворот его догнал кладбищенский сторож, со всей мочи треснул лопатой по балде и крикнул: 'Вылез погулять - так гуляй, но за территорию - ни ногой!!' Оркестр сыграл туш.
  - Экий дурень. - усмехнулся следователь Крокодилов. - Теперь может загреметь по статье о нанесение тяжких телесных повреждений. Страшное дело.
  - А скажите-ка, любезный. - отвлёкся от сценического действа Евпсихий Алексеевич. - Насколько тонка психологическая грань, отделяющая следователя от преступника?.. Ведь измышляя способ, которым было совершенно преступление, следователь вовлекается в тот же самый криминальный механизм, что овладевает головой преступника. Разве нет?
   - Тут разница в причинно-следственной связи. Я могу придумать преступление, могу придать ему идеально-нераскрываемую форму, но не придумаю достаточного довода, чтоб его совершить.
  - Не из боязни? - улыбнулся Евпсихий Алексеевич.
  - Отчасти. Но и преступник тоже боится совершаемых деяний и последствий этих деяний, я вообще не верю в бесстрашных людей. Если любой человеческий подвиг ухватить за ниточку, характеризирующую личностные мотивы, то противоположный её конец отыщется в недрах либо обыкновенной глупости, либо жуткого отчаяния.
  ('Как это ты собрался меня сожрать? - спрашивает скелет, играющий роль приблудившегося на кладбище мальчонки, у скелета-покойника. - Как ты вообще можешь любить сырое мясо?.. У тебя же нет органов пищеварения, и проглоченные куски прямиком вываливаются из задницы!' - 'Так вот и люблю. - отшучивается покойник. - Зато экономлю на лекарстве от глистов.')
  - Мда. - следователь развернул программку, потыкал пальцем в чью-то фамилию, отвечающую за авторство шуток, и вздохнул. - Вроде бы и смешно, а ничего не понимаю. Зачем мне всё это выслушивать по сто раз за день, к чему всё это меня приведёт? - не понимаю!!
  Могильным ознобом повеяло со сцены, на несколько секунд черепушки скелетов исказились жесточайшими гримасами, повелевающими всеми ужасами бесконечности, но конферансье дал отмашку на продолжение концерта.
  - Для чего мне нужно было жить на свете, если всё закончилось именно так глупо?? - прошептал следователь.
  Затем он допил из бутылки вино, сдержанно рявкнул и отправил пустую посудину в оркестровую яму, где она, кажется, никого не задела, но навела шороху.
  - А давайте возвратимся к вопросу о пропавшей девушке. - Евпсихий Алексеевич встряхнул головой, словно отбиваясь от только что увиденного. - Разве профессиональный взор сыщика не обнаружил на даче ничего подозрительного, за что можно было бы уцепиться и потянуть ниточку?.. К примеру, что из себя представляла эта дача?
  - Дача как дача, Евпсихий, обыкновенная дача. - усталым негромким голосом произнёс следователь Крокодилов, что вынудило и парочку бесноватых скелетов на сцене прервать своё выступление и с интересом прислушаться. - Дощатый домик с тремя комнатками, даже с двумя - поскольку одна комнатка выполняла роль кухни и хозяйской бытовки. В таком домике может запросто разместиться компания из пятерых парней и одной девушки, не слишком мешая друг другу, и не подозревая о том, что может твориться в соседней комнате, если оттуда не доносится совсем подозрительного шума. Впрочем, компания большую часть времени проводила во дворе дома, впритык к огороду, где пили и жарили шашлыки - причём кто-то уверял меня, что специалистом по заготовке мяса и жарке шашлыков был Феофанов, а вот сам Феофанов (впрочем, не исключено, что я запутался, и это был не Феофанов, а кто-то другой, хотя бы и хромой Головакин) уверял, что шашлыки жарил Шершеньев, а остальные подносили уголёк, подшучивали над девушкой и забавлялись с хлипким февральским снегом - короче говоря, все были при своём деле. Но вот на что я сразу обратил внимание, это на поведение Сердцеедского. Если даже в кабинете следователя - скажем так, при обстоятельствах непростых и претендующих на тюремный срок - он держался крайне независимо, и порой строил из себя этакого надменного Цезаря, архаично балагуря и подтрунивая над приятелями, то можешь себе представить, Евпсихий, насколько высокомерно он себя вёл и на самом празднике. Кажется, на одном из допросов Головакин сказал, что чуть было не затеялась драка между Сердцеедским и Феофановым, поскольку первый назвал второго 'генетическим отребьем', добавив, правда, что это всего-навсего шутка, а Феофанов незамедлительно указал на выгребную яму и спросил, не хочет ли Сердцеедский очутиться там?.. Казалось бы, что подобный рассказ может быть и пустячком, всего лишь промелькнувшим на безоблачном небе, но для меня он послужил достаточным поводом, чтоб усомниться в крепких дружеских отношениях внутри компании, а отсюда я сделал вывод, что если кому-нибудь одному из парней довелось совершить по-быстренькому преступное деяние, то он сохранил свой поступок в тайне от всех прочих, ибо не испытывал к ним дружеского доверия. Хотя, возможно, что это и не Головакин мне сказал про конфликт между Сердцеедским и Феофановым, а Свиристелов сказал - я не могу сейчас всего вспомнить... Вот бабка моя ещё жива, а она была приятельницей соседки этих Зарницких, и она шибко этим делом интересовалась, всё расспрашивала меня и записывала что-то в тетрадочку... не знаю, что она там записывала... Тебе бы дождаться моей бабки, когда она помрёт и здесь объявится, и порасспросить её хорошенько, что да как с пропажей этой Зарницкой, она тебе много чего порасскажет. А я деталей не могу вспомнить, сколько годков-то прошло.
  - Ваша бабка?
  - Ну, жена моя, старая она просто - вот я её бабкой и называю. - противно хмыкнул следователь.
  Конферансье выпроводил незадачливую парочку скелетов за кулисы, вернулся к центральному микрофону, где ощерился всей пространностью своей комично-свирепой мордашки, после чего потребовал от благородной публики максимум внимания. Весь большой свет в зале погас, оркестр быстренько состряпал что-то вроде циркового антре, и на сцену выскочило длинношерстное хохластое существо небольшого роста, застыло в призывно-пересекающихся лучах прилипчивых софитов и противным детским голосочком затянуло грустный романс о лошадке, скачущей в спелом лугу.
  - Халтура. - свистнул в два пальца пьяненький следователь Крокодилов. - Ещё бы 'в лесу родилась ёлочка' спела. Да мы столько душегубов повидали, за шкирку хватали и на Божий свет вытаскивали, что из нас слезинки за просто так не выжмешь.
  - Разве тут можно петь русское-народное? - усомнился Евпсихий Алексеевич. - Место злачное, без национальных и расовых мотивов.
  - Это 'в лесу родилась ёлочка' - народная песня? - желчно засмеялся следователь. - Евпсихий, ты меня удивляешь - умный вроде бы мужик. Песенка это вовсе не русская, сочинила её Раиса Адамовна Гедройц в 1903 году, специально натыкала туда оскорбительных инвектив... Уж сколько поколений русских детишек выросло, распевая этот гимн вурдалаков на радость простосердечным родителям, бабушкам и дедушкам!.. Вот как можно быть взрослым человеком и не осознавать весь сатанинский смысл этой песенки?.. Ведь что получается, Евпсихий?.. А получается то, что если мы не понимаем смысла сказанного, причём самого простого, самого лежащего на поверхности, смысла, значит отупели и очерствели душами!.. Очерствели, Евпсихий, и не можем рассчитывать на благостное дуновение, что способно направить нас подальше от бесполезных прегрешений. 'Русские, очнитесь! родные мои, облагоразумьтесь!' - хотелось бы мне крикнуть во весь голос, да что теперь толку.
  'Спросите у него, кем и как было замечено моё исчезновение. - требовательно зашуршал голос Анны Ильиничны. - Довольно болтать про Раису Адамовну, эта болтовня вас в такие дебри увлечёт - во век не выберетесь.'
  Выступление взъерошенной певички закончилось извержением слюнных желёз, отчего конферансье перепугано схватился за голову и вызвал уборщицу, извиняясь перед публикой за непорядок, хотя, детские слёзы и недомогания могут быть понятны даже самому грубому мужлану. Уборщица сказалась больной, на минутку выскочила на сцену, чтоб продемонстрировать справку от доктора, которую конферансье вслух и зачитал. 'Чёрт вас всех побери! - рявкнул он, разрывая справку в клочки. - Опять пневмония, опять требования санаторного отдыха и упоения в благоухающих садах. Я вас уволю к такой-то матери, и всем расскажу, что вы просто бездельница; любите, когда за вас другие работают. Уходите, не мозольте мне глаза!.." Тогда на сцену выползли мокрые половые тряпки и вполне самостоятельно принялись шуровать и убирать.
  - Значит, Феофанов посулил Сердцеедскому выгребную яму, а тот и ухом не повёл? - обратился Евпсихий Алексеевич к следователю.
  - У меня сложилось впечатление, что Сердцеедский редкостный циник, который и очутившись в выгребной яме, не принизит самооценки. Такие на многое способны, но цинизм - есть маскировка пошлой трусости, и циники редко идут на преступление.
  - Если вся компания развлекалась при содействии абсолютно восторженной молодости, а Сердцеедский корчил из себя порфироносца и не принимал участия в общих забавах, то разве не должен был он первым заметить исчезновение девушки?
  - По сути, должен был. - устало вздохнул следователь Крокодилов. - Возможно, что именно он первым и обратил внимание на недостаточное количество участников веселия. Но вся штука в том, что когда парни заметили долгое отсутствие девушки, они никак не связали этот факт с её окончательным исчезновением, а подумали о нелепой случайности, которую можно незамедлительно разъяснить, и этот мыслительный ход легко оправдывается излишним пьянством молодых людей. Сначала у них и Шершеньев пропадал на полчасика, а затем вернулся, как ни чём не бывало, бурча какие-то нелепые отмазки насчёт нерациональных стихий, а потом Свиристелов умахнул на железнодорожную станцию, думая, что там его поезд дожидается и не хочет без него уехать - какие только странности не взбредут в молодые головы!.. Поэтому парни посчитали, что гостья могла не исчезнуть, не сбежать с дачи, а заснуть в одной из комнат, скажем, в комнатке с громоздким диваном, на котором могли запросто поместиться и все вшестером, и даже послали кого-то проведать, не замёрзла ли девица в домике, поскольку он не слишком хорошо отапливался - кажется, функционировало всего-то парочка электрических батарей. И возможно, что они отправили на разведку Феофанова, который скоро вернулся и, пьяненько умиляясь, сообщил, что в комнатке с диваном никого нет, а поэтому девицу нужно искать на кушетке в другой комнатке, где она безусловно и прикорнула. Тогда, кажется, Головакин посетил комнатку с кушеткой, где также не нашёл подружки, чему совершенно не удивился, а решил, что та успела перебежать в комнатку с диваном за то время, пока Феофанов докладывал приятелям про её отсутствие в комнатке с диваном. Впрочем, и на кухне имелся топчан, на котором можно было запросто прикорнуть на часок-другой.
  - Но на топчане её тоже не было?
  - Разумеется, не было и на топчане, тут уж Головакин вместе с Феофановым сходили на кухню, чтоб посмотреть, и никого там не увидели.
  - Для меня всё это кажется очень-очень странным. Молодые парни, молодая красивая девушка - почему они не настолько волновали друг друга, чтоб неотвязно и весело носиться по огородным проталинам или безумолку щебетать, усевшись на тот же самый диван, бросая любовно-лирические наживки?
  - Они и волновали друг друга, разумеется, не без этого... Свиристелов и вовсе был похож на мальчишку с гипертоксикозом, готовым пойти на трах-тибидох с кем попало. Но пойми тоже ситуацию: девушка была приглашена Шершеньевым, значит, он и имел на неё, в некоторым смысле, основные права, а если кто-нибудь другой решился бы посягнуть, то возник бы конфликт. И вот что ещё меня сразу заинтересовало: если Феофанов обыскивал комнатку с диваном, а Головакин исследовал комнатку с кушеткой, то почему на поиски девушки не бросился Шершеньев, а вместе со Свиристеловым стоял как бы в стороне, даже не выказывая излишнего волнения насчёт её исчезновения, как будто бы что-то и знал?.. На мои конкретные вопросы: уединялся ли он с девушкой с целью проникновения в святая святых, Шершеньев отвечал, что не уединялся и не проникал, хотя, возможности на то имелись, поскольку девушка явно была не прочь.
  'Если я и была явно не прочь, то не в тот раз. - сердито забормотал голос Анны Ильиничны. - Если молодой человек зовёт меня на шашлыки, то я и еду на шашлыки, а если он зовёт меня на свидание, то я тысячу раз подумаю, ехать ли мне на свидание, догадываясь чем всё это может кончиться.'
  - Очень странно вёл себя Шершеньев - если не сказать больше. - почувствовал острую неприязнь к молодому человеку Евпсихий Алексеевич.
  - Да, мне всё это тоже показалось очень-очень странным, и хоть Шершеньев был редкостный мудак, но никаких следов сексуальных утех (а по заверениям родителей, девушка была девственницей) в домике не обнаружилось. 'Может быть кто-то с девушкой тогда и целовался. - рассказывал мне, кажется, Свиристелов, изо всех сил стремясь помочь следствию. - Но лично я ни с кем не целовался - это точно!'
  - А что вам рассказали люди с соседних дачных участков?
  - Никаких людей не было на соседних дачных участках. Зима, февраль, праздничный день - какой леший потянул бы людей на дачу??
  - И когда парни сообщили в милицию о пропаже девушки? Я так догадываюсь, что не сразу?
  - Нет, не сразу, сообщили на следующий день, когда убедились, что она домой не возвращалась, и никто из подруг ничего про неё не знает. Признаюсь с сожалением, что и милиция не поспешила затеять розыскные мероприятия прямо на даче, а потянула волынку, надеясь, что девушка вернётся из Серпухова и попросит прощения за то, что заставила всех волноваться. Но через две недели начальство сбросило это дело на меня, и я приступил к розыску.
  Тем временем на сцене театра очень ловко произошла смена декораций, появились огромные искристые зеркала в тяжёлых резных рамах и уютный шатёр из шёлковой ткани, подобный алькову. Некоторые тщательно начертанные детали рисунков на шёлке указывали, что пришло время показать нечто экономно-фривольное и эротичное.
  - Ну-ка погоди, Евпсихий, сейчас будет самое интересное, сейчас выйдет одна девка выступать. - заегозил следователь Крокодилов. - Никакая она, конечно, не девка, да что мне теперь с того! Обучили её всяким весёлым штукам, вот она тут дурью и мается, а мне очень смешно за ней наблюдать!.. Давай-ка посмотрим.
  - Ишьтыподишьты!! - проворчал Евпсихий Алексеевич.
  Конферансье объявил следующий номер программы и задымил из ноздрей чем-то вроде убористой марихуаны, заполняя пространство сцены соблазнительным туманом, таящим в себе податливые желания и исполнителей этих желаний. Чуть ли не с потолка на сцену свалился грациозно-комичный чёрт в белокуром парике и откровенном женском наряде, послал в зал несколько воздушных поцелуев и, жеманно потирая себе лошадиные длинные ноги, промурлыкал: 'Хорошо любить весь мир: бледноликий, слегка плоский! в складках утренних квартир и улыбок идиотских!..' Оркестр сопровождал девичье мяуканье чёрта плавными вздохами и форшлагами, изъятыми из юношеских вальсов Штрауса, а затем, когда песня закончилась, бабахнул в трубы и ускорил плясовой ритм. Чёрт явно и рассчитывал на этакое пакостное веселье от оркестра и принялся танцевать что-то вроде чечётки, повиливая хвостатым задом на манер уличной профурсетки. Барабаны помогали чёрту бойкой кувыркающейся дробью и саркастическим звоном тарелок, неизвестный виртуоз из оркестровой ямы нахраписто лупцевал по струнам контрабаса, исполнитель на саксофоне добавлял в танцевальный номер квохчущего просторечья и аппетита. В целом получался неплохой контрапунктический эффект, музыка и танец мало кого оставляли равнодушным, и следователь Крокодилов со сдержанным восторгом прихлопывал в ладошки. Но только не Евпсихий Алексеевич.
  - До чего мерзкое зрелище. - содрогнулся Евпсихий Алексеевич. - Нет у меня желания и дальше наблюдать за этим фиглярством и шутовством - правду сказать, тошнить начинает. Впрочем, позвольте ещё немножко поприсутствовать в вашей компании, чтоб наконец-то добиться хоть каких-нибудь фактов из дела Анны Ильиничны Зарницкой. Ведь не может Истина пребывать во тьме, что-то справедливое должно всплыть на свет. Там, где есть сила, там всегда найдётся ей антитеза - справедливость.
  - Вот что тебе надо бы знать, Евпсихий, да теперь уже поздно. - заговорил следователь Крокодилов, так и не догадываясь, что Евпсихий Алексеевич ещё не умер, а просто заглянул в Тартарары по делам. - Надо бы знать, что любая материя распадается под воздействием солнечного света. Всё, что мы знаем о прошлом, всё, что определили и вычислили, изучая археологические артефакты - всё это благодаря тьме, всё это сохранено тьмой. И только по воле Божьей находится человек, способный достать из тьмы бумажку с начертанным в ней рисунком или словом, содержащим знание (то, что ты называешь Истиной), прочесть его и понять.
  - Ну, так я и есть этот самый человек. Я намерен расследовать дело Анны Ильиничны до конца и добиться кары для виновных, а всем невиновным принести успокоение.
  - Ты?? - удивился следователь Крокодилов.
  - Я.
  - Ты подумал, что бесконечность не виновата в том, что она бесконечность, что можно порубать её на мелкие кусочки, и каждому кусочку придать свою оригинальную форму?.. Ты развлечь себя решил расследованием дела Анны Ильиничны Зарницкой?..
  - Вы можете понимать это, как развлечение, но для меня это нечто большее, и я решительно приступил к этому делу.
  - Значит, ты мне можешь торжественно пообещать, что займёшься этим проклятым делом и доведёшь его до конца, сколько бы сил и времени не пришлось на это потратить?
  - Не вам первому я это обещаю, и мне это не составляет труда, поскольку испытываю заинтересованность.
  - Так не смею тебя задерживать, Евпсихий, в добром порыве. Пообещай мне.
  - Пообещать - что??
  - Что прямо сейчас, на этом самом месте, изымаешь у меня ответственность за неразгаданное дело Анны Ильиничны Зарницкой, поскольку сам берёшься довести его до точки!!
  - Ну, обещаю!!
  - Торжественно обещаешь, Евпсихий?.. Без всяких жульнических уловок?
  - Обещаю торжественно и без уловок.
  - Вот оно как, милостивые государи! - следователь Крокодилов пришлёпнул обгоревшим свитком театральной программки по собственной голове, на которой вдруг обозначился здоровенный кроваво-пурпурный шрам, поднялся во весь рост и страстно произнёс: - Все слышали, что Евпсихий Алексеевич пообещал довести дело Анны Ильиничны Зарницкой до точки, избавив тем самым меня от сего тяжкого груза?..
  Немногочисленная труппа из захудалых чертей, шишиг, анчуток и хохликов выползла гуськом на сцену.
  - Я ещё раз спрашиваю: все слышали, что этот вот гражданин обязался взяться за дело четвертьвековой давности и распутать его 'от и до'?..
  - Все слышали. - черти взволнованно закивали головами, с явной укоризной бросая взгляды на Евпсихия Алексеевича.
  - В таком случае, могу ли я считать себя избавленным от обязанности самому нести ответственность за это дело?
  Черти загрустили ещё больше, переглядываясь и переминаясь с ноги на ногу.
  - Я хочу добиться от вас внятного ответа, поскольку если такового не добьюсь, то буду жаловаться херувиму-надзирателю, а он с минуту на минуту должен прийти сюда... Итак, я ещё раз вас спрашиваю: могу ли я беспрепятственно покинуть Тартарары, считая себя ни в чём невиноватым перед миром живых, дабы со спокойной совестью уйти в мир блаженства и упоения?
  - Чего уж теперь. Свободен ты, дядька, ловко вывернулся. - произнёс конферансье голосом, внезапно сменившимся с манерно-угодливого на пронизывающе-холодный. - Кто-то хорошо молится за тебя, дурака, на земле, его и благодари.
  - Это уже моё дело, кого благодарить, а ваше дело отпустить меня с Богом из вашего поганого театра в места обетованные, я здесь задерживаться не намерен. - и следователь Крокодилов бросил свиток театральной программки под ноги, чтоб резво растоптать его и пнуть в зрительный зал, в свалку мусора.
  - Аминь. - произнесло нечто громогласное за кулисами, в воздухе хлёстко щёлкнуло, пространственные ориентиры внутри театра рассыпались и расплылись, и следователь Крокодилов мгновенно исчез.
  - Вот теперь можно и выпить за упокой его души! - возвестил голос за кулисами.
  Театр принял свой прежний замызганный, но пафосный вид, и артисты покладисто захихикали, ожидая беспросветной праздничной пьянки. Кто-то из шебутных музыкантов поспешил радостно вдарить по струнам, но чёрт-конферансье остерегающе приподнял руку. Он явно имел свою подленькую мысль на уме и не хотел себя сдерживать.
  - Евпсихий Алексеевич, родненький. - широко раскрыв объятия, чёрт-конферансье спустился со сцены и направился к Евпсихию Алексеевичу. - Теперь от вас зависит, останемся ли мы без работы и пойдём по миру побираться, или всё-таки продолжим зарабатывать на кусок хлеба?.. Не хотите ли умереть прямо сейчас, чтоб исполнить обещанное?.. Мы это легко устроим. Делов-то.
  - Как это - прямо сейчас? - вздрогнул Евпсихий Алексеевич.
  - Да очень просто. Я ручонку свою просуну вам в глотку, душу вытяну - считайте, что вы и померли. Приятели к вам в квартирку ворвутся, а там всё очень прилично и красиво: гроб, бездыханное тело в гробу, умиротворение!.. Соглашайтесь, Евпсихий Алексеевич, вы нам здесь очень нужны!..
  - Нет уж, позвольте, я удалюсь. А всё, что обещал, исполню самым надлежащим образом, но в состоянии более мне привычном и желанном. Уж позвольте.
  - Оставайтесь, у нас Евпсихий!.. не кочевряжьтесь!..
  Вся театральная нечисть, притягательно-паскудно улыбаясь и протягивая ручонки, принялась приближаться к Евпсихию Алексеевичу, сосредоточенно отступающему в какой-то закуток, а явственное утробное урчание медленно обволакивало театр.
  'Пора давать отсюда дёру!' - испуганно шепнул голос Анны Ильиничны.
  - Пора, но - как? - запаниковал Евпсихий Алексеевич. - Свистите, Анна Ильинична, да постарайтесь как можно пронзительней свистеть, мне нельзя здесь задерживаться ни на минуту!..
  'Разумеется, Евпсихий Алексеевич, я сейчас... - заторопилась Анна Ильинична. - Щщщщщ... Щщщщщ...'
  - Ну что же вы, Анна Ильинична?.. Разве это свист?..
  'Извините, Евпсихий Алексеевич, я... я... у меня от волнения ничего не получается... Щщщщщ...'
  В омерзительную когтистую клешню принялась превращаться крючковатая рука чёрта-конферансье, и Евпсихий Алексеевич, ничуть не соображая, что он делает, а отдаваясь на волю инстинкта самосохранения, сдавил ладонями глаза, представил себя - лежащего в гробу в собственной комнате, отчаянно-живого и везучего - и резко двинул головой вперёд, как бы сшибая лбом крышку гроба!..
  
  
  
  
  
  ВВЕРХ
  
  
  ...Вылетев из гроба со скоростью снаряда, брошенного усердной катапультой, Евпсихий Алексеевич распластался по стене собственной квартиры, словно кусок мягкого пластилина, и еле сдержал болезненные стоны.
  - Жив!..
  Очутившись на полу, Евпсихий Алексеевич придирчиво пробежался глазами по комнате, убеждаясь, что в ней не произошло никаких тревожных изменений, что гроб стоит на прежнем месте и не извлекает из своих недр обитателей мрачных миров, а крышка гроба лежит неподалёку от Евпсихия Алексеевича, ничуть не покорёжившись и не треснув.
  - Из кедра, наверное, домовину делали или из бука - не пожалели родители Анны Ильиничны денег для любимой дочурки.
  Затем Евпсихий Алексеевич уложил крышку на место, предварительно крикнув во внутренности гроба, что он этого дела так не оставит, что можете на него понадеяться!..
  - Евпсихий сказал - Евпсихий сделает!!
  Опасное поведение театральных чертей, казалось бы, могло и отвадить Евпсихия Алексеевича от дальнейших попыток посетить Тартарары, но азартное любопытство, способное многих из нас возвысить в собственных глазах на величину предметно-внешнею, вопреки внутренне-духовному, заманило Евпсихия Алексеевича в свои тенета. Только что пережитый ужас, казалось бы, имел достаточно веские причины, чтоб преследовать Евпсихия Алексеевича до конца его дней, но чудесным образом устаканился. Евпсихий Алексеевич решил не поддаваться критическим оценкам начатого им предприятия и отгонял прочь мысли о возможности или невозможности счастливого конца, отгонял, словно безвредных назойливых мух. Счастье - единственная болезнь, от которой нет лекарств; и уж лучше совсем не болеть - на это мало кто решится возразить.
  - Надо бы сюда ковёр повесить, чтоб в следующий раз не было больно. - сообразил Евпсихий Алексеевич, постукивая по стене пальцами, однако, не имея понятия где он такой ковёр может раздобыть. Пришлось довольствоваться тремя подушками, которые Евпсихий Алексеевич старательно приколотил к стене, вымеряя так, чтоб при следующем вылете из гроба, его голова обязательно ударилась об подушку и не сломалась.
  - А теперь надо найти бабку Крокодилову и порасспросить хорошенько про это дело: пусть выкладывает всё, что знает. Вроде и тетрадь у ней должна быть с записями - следователь о чём-то таком проболтался. Фамилия у бабки редкостная - обязательно найду.
  Поиск по пользователям соцсетей, проживающих в том же городе, что и Евпсихий Алексеевич, выдал однозначный результат: некто Яша Крокодилов регулярно посещал сайт знакомств, оставляя будничные улыбающиеся фотографии, философские эпистолы, явно собственного сочинения, и прочие заманчивые предложения, касающиеся милых дам.
  Евпсихий Алексеевич в крайне дружеских и ненавязчивых словах обратился к Яше с вопросом, не родственник ли он известному в своё время следователю Крокодилову, с подвигами которого он ознакомился не так давно, перелистывая в библиотеке подшивки старых газет. Яша сразу признался, что он единственный и любимый сын того самого следователя Крокодилова, и добавил, что к сожалению папаша умер несколько лет назад и при обстоятельствах несколько пикантных. Маменька тогда с трудом купила билеты на концерт весьма знаменитых артистов, и в театре собрался весь городской бомонд, все начальники и бандиты, пользующиеся в наши диковатые времена большим почётом, так что папаша не успевал головой вертеть, тыкать пальцем и сообщать, что он 'вот этого хмыря упёк на три года колонии строго режима по доносу его же дружка, а вон того гаврика хлестал по морде, когда тот пытался взятку сунуть'!.. Концерт так и не успел начаться, поскольку многоярусная хрустальная театральная люстра рухнула в зрительный зал, причём даже не сильно покалечив тех, на кого упала, кроме папаши - тому осколок хрусталя пробил голову, и папаша истёк кровью. Маменька осталась жива и, как говорится, без единой царапины, но пребывает с того времени в состоянии странном, в состоянии, способном иногда творить сюжеты психически неустойчивые. Что, разумеется, можно понять.
  - Меня тоже тогда слегка задело... - спокойно жаловался Яша, доверяя случайному знакомцу несколько рискованные рассказы из своей жизни. - Я даже в штаны наложил с испуга, и несколько последующих дней, вернее ночей, в штаны накладывал без всякого внешнего повода, я даже был уверен, что когда-нибудь у меня разорвёт кишечник от каловых масс с последующим перитонитом, и я умру. Но всё-таки не умер, и даже, в значительном смысле слова, здоров.
  - Очень бы мне хотелось повидаться с вашей матушкой, отдать дань уважения и всё такое прочее. - аккуратно напрашивался на знакомство Евпсихий Алексеевич. - К тому же, есть ещё и сугубо личный интерес, поскольку из старых газет я узнал, что следователь Крокодилов вёл дело по исчезновению Анны Ильиничны Зарницкой. Я ещё в юношеские годы не мог остаться равнодушным, соприкоснувшись с этим загадочным делом, поскольку я очень отдалённый родственник этих самых Зарницких, даже не столько им родственник, сколько некоему дяде Пете из Армавира - а уж он-то натуральный родственник и приятный человек, хотя и не любитель совать нос в чужие дела, поэтому и оставил без должного внимания дело о пропавшей девушке. Я же теперь почувствовал, что не могу сохранить эту семейную тайну в покое, меня влечёт узнать хоть какие-то детали, хотя бы некоторые загвоздки, и очень жаль, что ваш папаша помер. Но разве маменька не сможет кое-что припомнить из этого шумного дела, и поделиться со мной своими воспоминаниями, поскольку для меня всякая мелочь приятна и важна?
  Яша поручился за свою маменьку, признался, что она всегда рада помочь хорошему человеку, особенно если речь идёт о поисках правды, и собеседники договорились о встрече. Всего-то через пару часов встреча и состоялась, Яша оказался человеком сангвинического склада, дружественным, но с непритязательными странностями. Евпсихий Алексеевич ничуть бы не удивился, если б узнал, что Яша иногда носит специальную шапочку из фольги, защищаясь от посторонних излучений. Приятели немножко посидели в кафе, пригубив недурственной водочки, а затем проследовали домой к маменьке Яши Крокодилова, которая всегда рада гостям.
  - Кажется, ты говорил, что её зовут Дарья Мартыновна? - причёсываясь пятернёй у зеркала в кафе, спросил Евпсихий Алексеевич.
  - Марья Антоновна!
  - Ах да, Марья Антоновна, извини! разумеется, Марья Антоновна!..
  Марья Антоновна и вправду оказалась женщиной весьма почтенного возраста, даже той самой 'бабкой' - как выразился про неё циничный муженёк - быстренько накрыла стол с незамысловатыми угощениями и поинтересовалась, чем может быть полезна.
  - Ваш муж был легендарный человек, и мне очень жаль, что я не имел чести быть с ним знакомым. - нервно кашлянул в кулак Евпсихий Алексеевич. - Газеты писали, что он мог раскусывать как орехи те преступления, от которых напрочь отказывались маститые сыщики из областного управления. Единственное, что мешало ему продвигаться по службе, это зависть коллег по работе. К сожалению, мы все окружены завистниками, и надо иметь особое свойство цинизма, чтоб их не замечать.
  - Талантлив папаша был, безмерно талантлив. - с очаровательной грустинкой заговорил Яша, пытаясь успокоить свою маменьку, слишком архаично воздымающую руки к небу и покачивающую головой в ответ на речь Евпсихия Алексеевича. - Были проблемы с субординацией и дисциплиной; папаша терпеть не мог, когда ему указывали, что делать, а что не делать, а он и сам всё прекрасно про себя знал.
  - 'Я пребываю в закатных лучах справедливости!' - так любил приговаривать мой незабвенный супруг и добавлял, что в этом городе, после него, из истинных слуг закона никого не останется. И оказался прав. - решительно заявила Марья Антоновна.
  - Позвольте мне вон то безе. - потянулся Евпсихий Алексеевич к заманчивой сладости. - Сами пекли?
  - Да ну что вы. Безешка покупная, но - хотите верьте, хотите проверьте - глаз у меня завсегда был намётанный, и в этом я мало чем уступаю своему супругу, и я легко распознаю все достоинства продукта, внимательно разглядев его в магазине.
  - Безе очаровательное - и это лучшее доказательство намётанности вашего глаза.
  - Благодарю вас.
  Евпсихий Алексеевич попробовал из учтивости поцеловать ручку Марьи Антоновны, но напрочь забыл, как это делается по форме этикета и какими словесными любезностями сопровождается, и чтоб не опозориться, решил пока не целовать.
  - А как лихо он расследовал дело об убийстве депутата заксобрания!.. Ты помнишь, Яшенька?
  Яша произнёс что-то вроде мечтательного оханья.
  - Сразу обратил внимание, что во фрачном костюме убитого депутата отсутствовал носовой платочек. - Марья Антоновна выложила один за одним интеллектуальные подвиги супруга. - Сразу сообразил, что депутат, незадолго до гибели, мог выбросить носовой платочек в урну туалета, и сразу принялся обыскивать все отхожие места заксобрания. И разумеется отыскал этот носовой платочек, отметил на нём следы губной помады - которые и явились причиной тому, что платочек был выброшен - а уж по цвету губной помады отыскал среди присутствующих дам именно ту, с которой депутат безответственно целовался, а она его и убила. Кажется, каким-то ядом, подсыпанным в ликёр, но это теперь и не важно. Ведь согласитесь: дело было расследовано лихо, в два счёта!!
  - Да-да, лихо... весьма лихо... - Евпсихий Алексеевич не без робости пригубил из рюмочки что-то вроде домашнего слабенького ликёра и, склонившись в сторону Марьи Антоновны, заговорил с некоторой даже строгостью и досадой: - Однако, нельзя не вспомнить и единственную неудачу следователя Крокодилова - это дело об исчезновении девушки. Я понимаю, что уже прошло четверть века с тех пор, но уверен, что вы хорошо помните это дело: некто Анна Ильинична Зарницкая, была приглашена компанией молодых людей на шашлыки на дачу, но внезапно исчезла с этой дачи и не объявилась до сих пор ни в одной возможной ипостаси. Кажется, не объявилась.
  - Евпсихий Алексеевич родственник пропавшей Анне Ильиничне, потому его и заботит тот давний случай. - Яша пояснил маменьке пылкость Евпсихия Алексеевича.
  - Ах вот оно что. Я всё прекрасно понимаю, примите мои глубокие соболезнования.
  Марья Антоновна сообщила, что была приятельницей соседки этих самых Зарницких, знала, как близко к сердцу восприняли случившееся все, кто хоть немного был знаком с девушкой, и что сама Марья Антоновна не могла оставаться равнодушной наблюдательницей, а старалась разузнать как можно больше о ходе расследования, даже подчас надоедая своему супругу. 'Ладно бы девушка была вертихвосткой и баловницей, доставляющей своим родителям сплошные неурядицы. - несколько пренебрежительным тоном проговорила Марья Антоновна, поскольку очень не любила вертихвосток и баловниц. - Но девушка была очень и очень милым созданием, держащим себя на том уровне кротости и целомудренности, на котором это было возможно в то распущенное время, а уж если говорить про время, переживаемое нами ныне, то девушка выглядела бы на его фоне сплошным очарованием. Отчего и жалко её до слёз.' К сожалению, никого из парней не удалось привлечь к уголовной ответственности, расследование застопорилось на каких-то мелочах и противоречиях в показаниях, и чем дальше по времени отодвигалось от даты исчезновения, тем больше путаницы лепетали на допросах парни, быстро переквалифицированные из подозреваемых в свидетели, пока супруг не закрыл это глухое дело - впрочем, не по своей вине, а по указанию начальства.
  - 'С моих слов записано верно, дата числом, подпись.' - добавила Марья Антоновна.
  - Что-что? - вздрогнул Евпсихий Алексеевич.
  - Это так полагается при ведении протокола допроса. - пояснил Яша. - В конце протокола допрашиваемый должен написать от руки: с моих слов записано верно, дата числом, подпись!..
  - Понятно.
  Тут же Марья Антоновна призналась, что у неё была тетрадь, в которую она тщательно записывала весь ход расследования, но тетрадь давно утеряна за ненадобностью, впрочем, обстоятельства трагедии у ней стоят, словно бы перед глазами.
  - Первым делом виноват Шершеньев! - убеждённо мямлила Марья Антоновна, обрадовавшись, что её хоть кто-то внимательно слушает.
  - Шершеньев?
  - Да. Он не просто так пригласил девушку на дачу, а с намёком, с далеко идущей целью. Он явно рассчитывал, что в один прекрасный момент пообещает на ней жениться, а девушка и клюнет на это обещание, вступит с ним в вожделенную связь, станет ещё одним досужим именем в списке девиц, которыми можно попользоваться. Но судя по всему, девушка поняла, что Шершеньев - вместе со всей своей разгулявшейся компанией - вовсе не собирается на ней жениться, а хочет поглумиться, и она отказала ему. А уж что там дальше было на даче - никому не ведомо.
  - Мама, вы, наверное, путаете. - вступил в разговор Яша, прожёвывая пищу с таким видом, словно высчитывая все присутствующие в ней канцерогены. - Это я вам вчера рассказывал про своего приятеля, про Кошёлкина, который обещал жениться на однокурснице, грозя, что будет каждый день торчать у её подъезда, пока она не согласится.
  - Ну да, кажется ты мне это рассказывал про Кошёлкина. - смутилась Марья Антоновна. - И что там было дальше? Напомни мне.
  - Через год однокурсница не выдержала натиска и согласилась выйти замуж, а когда Кошёлкин наутро проснулся в её постели, то нагло расхохотался и заявил, что передумал жениться, а однокурсница интересовала его только с целью временного глумления. И весь следующий год уже однокурсница бегала за моим приятелем Кошёлкиным и требовала, чтоб он женился на ней, поскольку настал её черёд поглумиться и родить от него ребёнка.
  - Надо же какая несмышлёха. Родила?
  - Нет. Не поверите, но у Кошёлкина случился гормональный сбой, и никакие глумления ему теперь недоступны.
  - Да, теперь я точно вспомнила, что ты рассказывал про своего приятеля, а Шершеньев не обещал жениться на девушке, которую увёз на дачу. Хотя, мы и не можем доподлинно знать про все его обещания, он мог болтать что угодно, мог и ляпнуть мимоходом, что вся эта дача обещана ему родителями как подарок на свадьбу, а девушка могла понять это как намёк на свой счёт.
  - Кстати, о даче. - Евпсихий Алексеевич обрисовал пальцем в воздухе контур домика, больше напоминающий собачью конуру. - Вы случайно не знаете, где эта дача находится?.. Может быть, вам и доводилось бывать в тех краях: мало ли знакомцев в нашем небольшом городе - вдруг у кого там и собственный уголок отдыха имеется!..
  - Несколько раз и совершенно случайно я проходила мимо этой дачи, она располагается в комплексе дачных участков за посёлком силикатного завода, и надо сказать, что местность там диковатая, хотя имеется железнодорожная станция поблизости.
  - В то время там как раз закончили воздвигать новостройки и вырубать сосновый бор, но грязь местами была непролазная, арматуры торчали из земли в самых непредвиденных местах, железобетонных плит валялось полным-полно - просто ноги можно было сломать. - напомнил Яша. - А вот дачные участки до сих пор сохранились, они стоят совсем впритык к посёлку силикатного завода. Люди трудятся, выращивают овощи и фрукты - проявляют генетическую тягу к земле.
  - Да-да-да... - понимающе закивал головой Евпсихий Алексеевич, поскольку ему была немного знакома местность у посёлка силикатного завода, в свои юношеские годы ему доводилось бывать и в тех краях. Не на дачах, а в самом посёлке силикатного завода - в одной из многоэтажных новостроек проживал балбес-приятель, ведший в те времена жизнь весёлую, бессмысленную и беспощадную к собственному здоровью; вот у этого приятеля и гостевал пару раз Евпсихий Алексеевич. Один раз он даже попёрся к приятелю в зимних вечерних сумерках, попёрся как раз с железнодорожной станции, зачем-то свернул с главной дороги на какую-то корявую безлюдную тропинку, и чуть было не заблудился. Впрочем, сейчас всё это вспоминать ни к чему.
  - Обычный дачный домик с участком на шесть соток. - старательно припоминала Марья Антоновна. - Кажется, имелась небольшая теплица для помидор, впрочем, не думаю, чтоб в той местности помидоры давали хоть какой-то урожай: земля совершенно не плодоносная, если только не вбухивать в неё тоннами суперфосфат и сернокислый калий... Вы сами, Евпсихий Алексеевич, не дачник случаем?
  - Должно быть я обрадую вас, если скажу, что я заядлый дачник, только пока без своей дачи, но очень хочу обзавестись.
  - Вы действительно меня обрадовали, и в следующий раз, когда вы соизволите посетить меня - проведать, так сказать, глупую болтливую старуху - мы обязательно поговорим о ведении приусадебного хозяйства, в проблемах которого я разбираюсь лучше всего, и способна выдавать полезные советы один за другим. Да и в консервации продуктов я мастерица.
  - Обязательно. Смею вас заверить, разговор о помидорах может затянуться у нас надолго, и даже найдётся о чём поспорить.
  - Лучше всего у мамы получается крыжовенное варенье. - чуть ли не облизнувшись с головы до ног, заметил Яша. - Самое вкусное, что я ел за всю свою жизнь - это кусок белого хлеба, намазанный сливочным маслом и маменькиным крыжовенным вареньем!!
  - Ты известный подхалим, Яша, но очень хорошо, что любишь свою мать, и мама в долгу не останется. - смущённо просияла Марья Антоновна.
  Яша столь же смущённо кивнул в сторону гостя, намекая, что не все домашние нежности способен по достоинству оценить посторонний человек.
  - Я верю в высокий профессионализм вашего супруга и оперативных сотрудников, проведших обыск на даче Шершеньева. - сказал Евпсихий Алексеевич, продвигая мыслительную работу старушки ближе к делу. - Журналисты в газетах сообщали, что никаких следов, указывающих на криминальную сторону события, на даче найдено не было, но мне кажется, что могли быть выявлены некоторые детальки - нелепые на первый взгляд, но тем не менее, запавшие в размышления следователя, и он мог поделиться с вами своими сомнениями, допустим, в такой же приятной обстановке за ужином; например, извлекая задумчиво макаронину из тарелки, произнести 'что-то здесь не так, голубушка', имея в виду дачный антураж.
  - Да он постоянно произносил это 'что-то здесь не так голубушка', вы совершенно точно угадали его любимую присказку! - поведала Марья Антоновна. - Все две комнатки злополучной дачи и кухня были обысканы вплоть до тряпочек и проволочек, которыми в летнею пору родители Шершеньева подвязывали овощную рассаду, каждый мешок был вывернут наизнанку и вытряхнут, а служебная собака обнюхала даже выгребную яму. И всё-таки не обнаружилось ни малейшего следочка скандала или потехи, переросшей в потасовку и акт насилия, не нашлось никаких пятен крови; если девушка и была мертва - то была убита и спрятана не в домике. Да и на дачном участке её не могли закопать, поскольку не так просто выкопать зимой яму, чтоб не осталось на снегу следов. Нет, лично я уверена, что мёртвое тело девушки находилось ни на самой даче, ни вблизи её. А вот если смотреть дальше - по окрестностям - вот там и можно было бы поискать, но заняться этим было совершенно некому.
  - И никаких посторонних очевидцев не нашлось?
  - Все соседние дачи оказались на то время безлюдны; их хозяева, разумеется, отыскались и допросились, и все они в тот праздничный день сидели у себя по домам, а про молодёжные гулянки на территории садоводческого товарищества ведать не ведали.
  - Что же интересного рассказывали подозреваемые парни на допросах?.. Частенько ли приходилось следователю выражаться на их счёт 'что-то тут не так, голубушка'?..
  - Право слово, вы меня можете в краску вогнать этими 'голубушками'. - сказала Марья Антоновна, прикрывая ладошкой рот, расплывающийся в нежной улыбке. - Так грустно, но и одновременно светло вспоминать прожитое...
  - Маменьке решительно нужно заняться написанием мемуаров, но она почему-то робеет. - сообщил Яша, явно затрагивая больную струну Марьи Антоновны, и та предпочла не заметить речи про мемуары.
  - Во время допросов подозреваемые вели себя не слишком напугано, могли запросто нести околесицу не относящуюся к делу, и постоянно извинялись за то, что были пьяны и мало чего помнят. Никто из парней не мог толком рассказать, когда заметил отсутствие девушки, и куда она могла бы отправиться. Разумеется, когда факт пропажи стал очевиден, то они бросились на поиски, и, кажется, Феофанов помчался в левую сторону от калитки, чтоб отыскать следы девушки, а Головакин помчался в правую сторону, куда дорога заводила в тупик, выбраться из которого помогла бы только лесная просека. А кто-то, кажется, Свиристелов отправился на станцию, чтоб расспросить тамошний народ о девушке несколько пьяненького состояния, но и на станции никто ничего не знал и не видел.
  - А каковы ваши впечатления о личностях подозреваемых?.. Сложилось ли у вас достаточное представление об их способностях и душевных качествах?.. Кому, например, можно верить, а к кому можно было бы применить и допрос с пристрастием?..
  - Каких только представлений у меня не сложилось об этой пьяной компании, но ничего хорошего сказать не могу ни про кого. Например, Головакин - неказистый тип и с задатками алкоголика: все его показания, помнится, сводились к тому, что он налил и выпил, а дальше, извините, плохо помнит. Даже про шашлыки, ради которых приятели собрались на даче, почти ничего не помнит. Говорил, что закуска градус крадёт, но уж если его приятель Феофанов взялся шашлыки жарить, то он их с удовольствием и ел, пока от этого чёртова мяса тошнить не начало. А вот сам Феофанов сообщал, что шашлыки жарил не он, а Шершеньев, поскольку был известный мастер на это дело, и его иногда в шутку дразнили 'шашлыкшерневым', а тот обещал словоблудов зарезать, замариновать и зажарить. Больше ничего полезного Феофанов сообщить не мог, и все его монологи на допросах заканчивались обещаниями прекратить баловаться и закончить институт с красным дипломом. А вот Свиристелов, например, умудрился всю линию допроса склонить на обсуждение некоторых подружек Анечки Зарницкой, с которыми, как оказалось, он был прекрасно знаком: такая-то, дескать, ничего себе фифочка, только много из себя строит, а ещё, дескать, есть одна рыженькая Юлечка - с биологического факультета - вот с ней бы он замутил с удовольствием. На разумные претензии следователя, что нельзя так потребительски относиться к женщинам, Свиристелов отвечал, что если сучка не захочет - кобель не вскочит!..
  - Мда, есть такой пошловатый тип неугомонных бабников. Но некоторые девушки в них что-то находят интересное - вот ведь в чём секрет. - заметил Евпсихий Алексеевич.
  Марья Антоновна призналась, что в молодости за ней пытался ухаживать один такой кобель - так она его быстренько отшила.
  - Маменька придерживается тех принципов во взаимоотношении полов, которые дозволяют постоянно подпитывать взаимную любовь. - с толковостью человека, получившего хорошее воспитание, проговорил Яша. - И маменька считает, что совсем не допустимо оскорблять женщину, ибо оскорбляя любую женщину - пускай и возмутительно легкомысленную - ты в значительной мере оскорбляешь и материнское лоно, что произвело тебя на свет.
  Марья Антоновна взглянула на сына с благодарным родительским умилением, но, однако, и содержа во взгляде чуткую печаль, вызванную видимо простодушностью Яши, находящуюся едва ли не в полушаге от фееричного идиотства.
  - А что вы думаете про Сердцеедского?.. - неумышленно барабаня пальцами по пустой рюмке, спросил Евпсихий Алексеевич. - Кажется, он заметно отличался из всей компании?
  - Очень занятный тип. Я выпросила у муженька все до единого протоколы допросов Сердцеедского, и внимательно их изучила, как истинная мазохистка. - Марья Антоновна подмигнула Евпсихию Алексеевичу, чтоб и ему предался шутливый настрой, касающийся образа мыслей Сердцеедского. - Слог, обороты, лексика, логика, лаконичность, аргументы - всё кружилось вокруг идеи кризиса мироздания, в котором пропажа бедной девочки не является чем-то значимым, а потому и уйдёт в прошлое, которое вряд ли кому удастся растревожить. Иногда было ощущение, что это не у него, а у меня в голове морок - настолько гипнотическим свойством обладал образ его мышления, переданный даже не в личной беседе, а через бумагу, но меня пронять нелегко; думаю, вы сумели убедиться, что я женщина отчаянная и себе на уме!!
  - Да уж. - согласился Евпсихий Алексеевич.
  - Помню, на какой-то совершенно невинный вопрос, он ответил фразой, не имеющей прямого отношения к вопросу, но, судя по всему, очень важной для Сердцеедского именно в тот миг, когда невинный вопрос был задан, и фраза была следующая: только в доме, наполненном собственной скорбью, ты можешь счастливо умереть... Очень странная фраза, не правда ли?
  - Очень странная. А как вы думаете, что Сердцеедский имел в виду?
  - Возможно, только то, что он сказал, и ничего больше, и вряд ли этот его мыслительный порыв имел отношение к гибели девушки.
  - Мне это напоминает своего рода когнитивно-ассоциативную линию мышления. Ту самую линию, которая придаёт ходу сюжета особый драматизм. Я не верю, что такие вещи можно говорить спроста.
  - Я вообще мало чему привыкла верить, однако, касательно этого случая, я всегда думала на Шершеньева! - кажется Марья Антоновна решилась твёрдо высказать своё подозрение, и даже не подозрение, а убеждение в виновности Шершеньева, вызванное долгими раздумьями над протоколами допросов и беседами с супругом. - Скользкий тип, замученный неудовлетворённостью собственными качествами лидера, поскольку невольно сравнивал своё поведение с поведением Сердцеедского, и убеждался, что по всем параметрам проигрывает. Ну, разве что в физической силе и красоте он явно возвышался над другими парнями, но мы же с вами понимаем, что внешними достоинствами можно успешно обмануть окружающих, но своим внутренним содержанием не обманешь ни себя ни других. Да ещё этот его приятель Свиристелов - тоже тип не из простых, насколько я могу судить; они вдвоём запросто могли бы придумать как управиться с бедной девушкой, поглумиться и придушить, этакие бесстыдники!.. К тому же я слышала краем уха некоторое время назад, что этот Свиристелов повесился... Да, не смотрите на меня так удивлённо, я почти уверена, что получила верные сведения, и Свиристелов повесился!.. А разве захочет нормальный человек просто так взять и повеситься? Он повесится, если только его совесть грызёт.
  - Ну надо же, Свиристелов повесился??
  - Повесился!!
  - А разве он не оставил предсмертной записки?.. Самоубийцы частенько прощаются с миром в письменной форме.
  - Вроде бы не оставил, но поскольку я про всё это слышала краем уха, то не могу точно утверждать, что он ничего не оставил. Если и оставил, то явно что-то пустяковое, совсем не касающиеся пропавшей девушки, иначе бы в следственном комитете переполошились, принялись бы ворошить закрытое дело, и новые данные просочились бы наружу.
  - Мог бы и как-нибудь уклончиво написать, типа: 'Прошу прощения у всех, перед кем хоть в чём-то виноват, а в кое-чём я виноват обязательно'.
  - Мог бы и так уклончиво написать, а мог бы и этак: дескать, электричество горит - освещает здания! больше нечего писать - спасибо, до свидания!.. - отшутилась Марья Антоновна.
  - 'С моих слов записано верно, дата числом, подпись!..' - принял участие в недолгой потехе Яша.
  - Вот-вот, захотел бы что-то написать - обязательно бы написал... - рассуждал Евпсихий Алексеевич, лишь для формальности улыбнувшись. - А были у него жена, дети?.. С ними что?
  - Никакой жены с детьми за ним не значилось. Видать, молод ещё был, не нагулялся.
  - Не нагулялся, не нагулялся... - машинально повторил Евпсихий Алексеевич. - А вот адреса всех этих парней вы никак не запомнили, уважаемая Марья Антоновна, хоть приблизительно? вот хотя бы этот Свиристелов где проживал?
  - Ничего не запомнила, да и не стремилась особо запоминать, просто всё записывала в особую тетрадочку, у меня там всё было аккуратно разграфлено и запунктировано. ('Как бы нам сейчас тетрадочка-то пригодилась!' - воскликнул Яша. 'Очень бы пригодилась!' - вздохнул Евпсихий Алексеевич) Но я знаю, где находится дом Шершеньева, поскольку я просто случайно однажды прогуливалась мимо этого дома, и даже чуть-чуть наблюдала за самим Шершеньевым, надеясь, что он совершит что-нибудь подозрительное, что выведет меня на нужный след, и я оставлю своего муженька в дураках! а ещё однажды я у дома Свиристелова была - это здесь неподалёку, пойдёмте на балкон, я вам его покажу. - Марья Антоновна распахнула дверцу на балкон и пригласила гостя пройти с тем подковыристым прищуром, с которым разведчик поднимается на наблюдательный пункт.
  - А за Свиристеловым вы не следили?
  - Свиристелов сам кого хочешь выследит - очень подозрительный взгляд имел молодой человек, я бы не решилась красться за ним в темноте. Вот, посмотрите на его дом, очень крепенькая пятиэтажка, и ещё красненькими кирпичами выложено у крыши: '1971'.
  - Что бы это могли быть за цифры?
  - Думаю, это тот год, когда построили здание. Иногда советские строители чудили на такие темы.
  - Хорошо, а где же у нас дом Шершеньева? - зябко поёживался Евпсихий Алексеевич, всматриваясь в сыроватую муть апрельского снегопада.
  - В другом районе, ближе к центру города, названия улицы не помню, но, кажется, поблизости находится конечная остановка третьего трамвая - там, где он делает кольцо...
  - Догадываюсь, что это за место, но трамвай там больше не ходит, Марья Антоновна!
  - Как не ходит? - с ребячливой обидой всплеснула руками старушка.
  - Так не ходит, сняли рельсы и вместо трамвая запустили троллейбус. Оказывается, местные жители жаловались на шум от колёс трамвая.
  - Ох уж эти местные жители! - несколько с наигранной и шумной досадой рассердилась Марья Антоновна, впрочем, вполне искренне переживая за исчезновение трамвая с улиц любимого города. - Не хочешь жить рядом с трамваем - ну так переезжай в другое место, куда-нибудь туда, где нет ни малейшего шума, хоть на кладбище переезжай жить - разве кто тебя туда не пускает??
  - Ну... Вот так, вот так!.. - сочувственно покачал головой Евпсихий Алексеевич.
  С игривой уютностью извиняясь, что мало чем могла помочь, Марья Антоновна выпроводила гостя с балкона, поплотней захлопнула дверь, поскольку в комнату уже изрядно набралось ознобистой весенней волглости и звуковых ошмётков. Евпсихий же Алексеевич в ответ заметил, что Марья Антоновна, напротив, помогла ему очень много, и помогла в самой сути характеристик участников тех событий, что он и не рассчитывал заполучить столь важные сведения из таинственного прошлого, и теперь он надеется в своих поисках правды на благоволение судьбы. Разговор тем и кончился. С кухни был принесён реактивно клокочущий чайник с целью напоить гостя напоследок забористым напитком с примесью разнообразных луговых трав. Евпсихий Алексеевич, галантно обжигаясь и прифыркивая слегка сморкающимся носом, выпил свою чашку до дна, похвалил напиток и поблагодарил хозяйку.
  - Однако, мне пора и уходить!!
  - Как?? Уже пора?? - нелепо опечалилась Марья Антоновна. - Вот вам уже и пора!..
  - Что же делать, труба зовёт. - Евпсихий Алексеевич быстренько снимал, выданные ему на время гостевания, домашние тапочки, и возвращал на ноги любимые ботинки.
  - Непременно жду вас снова в гости.
  - Непременно зайду.
  - Да и мы как-нибудь встретимся, поговорим о том о сём. - растроганно блистал выпитым удовольствием Яша.
  - Буда рад. Очень буду рад.
  - Прощайте, Евпсихий Алексеевич!..
  Не без труда вырвавшись из дружеских объятий, Евпсихий Алексеевич вывалился за дверь гостеприимной квартиры, и помчался домой, кропотливо обдумывая всё услышанное. Гниловато-ухмыляющийся Сердцеедский, нагловатый Шершеньев, пьяненькие Головакин с Феофановым - все персонажи давней странной истории захватнически уместились в тесноватых лабиринтах мозга и даже устроили некоторую суматоху. И ещё самоубийственно зудел Свиристелов с опрятно-честным выражением лица и готовностью помочь следствию всеми фибрами плотоядной души.
  - Ничего не ясно. - сказал Евпсихий Алексеевич самому себе, нервно тыкая ключом в собственную дверь. - Пора приступать к допросу непосредственных участников события.
  Вошёл в дом и направился к гробу.
  
  
  ВНИЗ
  
  
  Евпсихий Алексеевич даже не удивился той внезапно раскрывшейся лихости, с которой он был готов заново улечься в гроб, продолжить общение с Анной Ильиничной и затем пробраться в Тартарары, уже с целью конкретного разговора с кем-нибудь из участников давнишней поездки на дачу. Будучи хорошо накормленным в гостях у Марьи Антоновны, он без труда миновал соблазнительно-гудящий холодильник, приподнял крышку гроба и залез во внутрь.
  На этот раз, казалось, внутри гроба было и мягче и теплей, и доставляло возможность без опаски растянуться во весь рост со сладостным возбуждением, с предвкушением остроумной опасности, к которой готов во всеоружии.
  - Анна Ильинична, вы здесь? Вы сейчас можете со мной разговаривать?.. - бросил призыв наш раздразнённый искатель приключений и внимательно замер, прислушиваясь.
  Сбивчивым шуршащим шёпотом закралось в голову Евпсихия Алексеевича нечто щекотливо-наэлектризованное, потыкалось мокрым носиком в закрытые двери тамошних казематов, скрывающих загустевшую чехарду извилин, нахмурилось, соображая о своей ненужности, и померкло.
  - Я здесь, Евпсихий Алексеевич, я так переживала за вас. - раздался отрадный голосок Анны Ильиничны, измученной неизвестностью и ожиданием любых средств, чтоб поскорей выплутаться из этой неизвестности.
  - Спасибо, Анна Ильинична, спасибо за беспокойство. Я настолько быстро давеча убежал и не предупредил вас о задуманном, что мне решительно стыдно, и я не знаю, как у вас попросить прощения.
  - Нет-нет, вы не должны у меня ничего просить, вы же не просто так убежали, а с конкретной целью, проникающей в труднодоступные обстоятельства моей жизни. Вы ради меня от меня же и убежали.
  - Вот именно, Анна Ильинична, вот именно!.. Я и не догадывался, что поиск Истины может настолько захватить, что на прочие досужие действия перестаёшь обращать внимание, а то и запросто отталкиваешь их от себя, чтоб не мешали. Это, конечно, не правильно, и нельзя быть настолько эгоистичным сентиментальным болваном, но пока я взбудоражен и даже приметлив на всякую филигранную пустяковину - этим нужно пользоваться.
  - Мы будем пользоваться всем, чем вы только пожелаете...И куда же вы от меня убежали, Евпсихий Алексеевич? Где вы были?
  - Я посетил вдову следователя Крокодилова. Помните, следователь в своей болтовне упомянул про некую тетрадь, что вела его супруга, записывая существенные детали и личные соображения, касательно расследования вашего дела?.. Я и поспешил обнаружить эту тетрадь, чтоб внимательнейшим образом прочитать и проанализировать. Но, к сожалению, тетради не нашлось.
  - Тетрадь выкрали?
  - Возможно и выкрали, но я не уверен. Тетрадь просто пропала за ненадобностью - в этом вдова следователя Крокодилова абсолютно уверена, и я не думаю, чтоб она специально скрывала эту тетрадь от меня. К тому же, вдова явно расположена к вашей персоне, сочувствует вашему несчастью, и всё полезное, что она могла вспомнить из нудного, даже бестолкового процесса расследования - она вспомнила и рассказала. Занятная старушонка, позволю заметить, и сынок её Яша тоже хорош. В смысле житейской занятности.
  - Полагаю, что, несмотря на исчезновение тетради, вы всё-таки выяснили что-либо актуальное?
  - Как сказать... Схоласты средневековья были уверены, что история устроена симметрично: всякий негативный поступок имеет свой позитивный аналог. В нашем случае, отсутствие информации об конкретных деяниях замещается важными сведениями о самих деятелях. Характеристики участников событий - это тоже существенный этап моего расследования, это своего рода психологическая функция, помогающая заранее узнавать людей, с которыми предстоит общаться и вытягивать из них сведения, способные этих самых людей и погубить. Лучше всего хватать человека за грудки, когда ты знаешь, на что он способен, что он может выкинуть в ответ: пошлёт ли по универсальному адресу без всяких экивоков или расплачется горючими слезами, облегчая акт покаяния.
  - Горючие бы слёзы нам не помешали.
  - Уж точно, что не помешали бы, но как раз на них мало надежды, Анна Ильинична. Уж больно скользкие типы все эти ваши приятели... извините, конечно, невольные приятели, но всё-таки...
  - Но всё-таки, но всё-таки... да, они мне были приятелями на тот день... - грустно пролопотала Анна Ильинична. - Мне бы и хотелось, чтоб это приятельство выглядело в фигуральном смысле, но события-то были вполне конкретны.
  - А вот грустить совсем не надо, Анна Ильинична! грусть расслабляет некоторые стационарные функции мозга и развивает склеротичность, а у вас и без того в голове отсутствует целый жизненный пласт - и весьма важный жизненный пласт!.. Так что, обойдёмся без грусти, постарайтесь подзаткнуть всех своих внутренних монстров. Договорились, Анна Ильинична?
  - Договорились, Евпсихий Алексеевич.
  - Тогда давайте-ка не откладывать дела в долгий ящик и приступать к извлечению ультразвуков. Свистите, Анна Ильинична, я нахожусь во всеоружии!..
  - Вы думаете, сейчас настало самое время, и вас ничто не сдерживает из простых земных обязанностей?..
  - Да что меня может сдерживать? - не без грусти улыбнулся Евпсихий Алексеевич. -Друзья мои поразбежались кто куда, работаю я в области маркетинговых исследований - а работа, сами понимаете, не пыльная, и начальство чересчур благожелательное - я пару дней назад без труда отпросился в отпуск. Так что, не надо излишне мудрствовать насчёт моих земных обязанностей, а давайте свистеть, Анна Ильинична!..
  - Тогда приготовьтесь, Евпсихий Алексеевич!
  - Минуточку, Анна Ильинична, погодите минуточку!.. Есть очень важный для меня момент в наших приключениях. Скажите, вы меня можете направить на конкретного человека - то бишь на его маловразумительное состояние, пребывающие в Тартарары, или вы функционируете в этой области, как получится?
  - Я могу попробовать мгновенно и интуитивно выбрать конкретную точку, направить вас туда, но там уж как получится. А с кем бы вы хотели встретиться в первую очередь?..
  - Да с Шершеньевым, конечно, с кем же ещё!.. - нетерпеливо воскликнул Евпсихий Алексеевич. - Я бы его живо вывел на чистую воду!!
  - Шершеньева бы желательно вывести на чистую воду.
  - А я о чём!!
  - Но вы знаете, Евпсихий Алексеевич, я обладаю очень скользкими и не до конца мною изученными способностями. С собой я могу позволить развлекаться как мне хочется, но вот втягивать в это дело вас... Не уверена.
  - Втягивайте и не сомневайтесь!.. - с лёгкостью человека, побывавшего в таких передрягах, что вам и не снилось, разрешил Евпсихий Алексеевич. - Например, что вы можете конкретно?
  - Например, я могу выгибать чуткие мысленные спиральки в крючочки, чтоб закидывать их на знакомые образы. Признаюсь, что таким способом я развлекала себя в моменты невыносимой скуки и пробовала совершать нечто вроде наблюдений за своими покойными родственниками, и пару раз мне удалось произвести такие наблюдения - за бабушкой, например... и ещё пару раз за Львом Николаевичем Толстым (он мне не родственник, но всё же было интересно за ним понаблюдать, я вам обязательно про него расскажу, если доведётся случай)... Мне кажется, я смогу закинуть свой мысленный крючочек на конкретного человека, а затем направить к нему и вашу субстанцию, пускай это будет точка пребывания Шершеньева. Вы решительно настроены на Шершеньева?..
  - Весьма решительно.
  - Ну да, конечно, его необходимо первым вывести на чистую воду.
  - Если на него хорошенько поднажать, то он и вину свою признает, и возможно, что покается, а тогда нам прочие путешествия и не нужны будут.
  - Тогда я попробую направить вас куда-нибудь туда.
  - Так чего же мы ждём?.. Вперёд!!
  Голос Анны Ильиничны торжественно откашлялся, отмечая сверхъестественность предстоящих событий, и отчасти их всемирно-историческое значение, поскольку даже те, кто впоследствии услышит о путешествиях Евпсихия Алексеевича в Тартарары и не поверит в них, даже они почувствуют некие изменения в своих представлениях о духовной космогонии. Затем Анна Ильинична легонько посвистела, на манер того, как ребятишки во дворе подзывают дружелюбную собачонку, но вот подобралась к нужной тональности, приметила в ней дырочки ультразвука, за которые его можно крепко ухватить, и решительно свистнула.
  Резким рывком окунуло Евпсихия Алексеевича в состояние некомфортной возбудимости: боль, которая им овладела, была настолько пронизывающей и сумасшедшей, что, казалось, не может быть ничего в этом мире, кроме боли и мистического поклонения этой боли; но через минуту она отступила также внезапно, как и появилась. И вдруг Евпсихий Алексеевич увидел свою одинокую голову - даже без намёка на всё остальное тело - летящую зигзагами по колюче-бесцветному эфирному пространству, то испуганно суживающемуся, то расслабленно расширяющемуся. Полёт головы сопровождали искажённые бледно-искристые лики, на мгновение всплывающие из пространства и утягивающиеся прочь; лики, схожие с лицами людей, которых замучили насмерть, и потому их лица обратились в искажённые скорбью маски. Но вот из зябкого прожилистого мерцания одного из наиболее тёмных и сокровенно-зловещих ликов нарисовалась чья-то неимоверно огромная ладонь, которая догнала и прихлопнула голову Евпсихия Алексеевича, словно неугомонного комара!..
  Прежняя сумасшедшая боль взвинтилась, ухнула и вырубила Евпсихия Алексеевича от всех существующих в нём эманаций Евпсихия Алексеевича, а когда сознание вернулось, то он обнаружил себя на больничной каталке, на которой обычно перевозят тяжело больных. 'Где же это я? - оклемавшись от боли, пригляделся к своим новым обстоятельствам Евпсихий Алексеевич, и не нашёл их утешительными. - А везут-то меня куда?..'
  Перед ним тянулась ослепительно белая галерея, прерывисто захлёстываемая надрывным тугим звоном и мгновенно исчезающими трещинами, как будто снаружи кто-то изо всех сил лупил по стенам галереи кувалдой. С двух сторон выравнивались ряды причудливых факелов, язычки огня которых пребывали в издевательской неподвижности прожорливых иероглифов. Тележку с Евпсихием Алексеевичем подталкивали два огромных крысиноносых санитара в потрёпанных белых халатах, безнадёжно заляпанных желтизной, и с папиросками в зубах. Рядом шествовал высокий сутуловатый субъект в сверкающе-белоснежном докторском халате, из-под которого выглядывали голые ноги с коленями, вывернутыми назад; но несмотря на столь тягостный изъян, субъект шествовал уверенно, отстреливаясь от всякой кажущейся напасти зрачками прокопчённого цвета, и виртуозно поигрывая длинной тростью. Менторским тоном субъект рассказывал Евпсихию Алексеевичу о физиологических и ментальных страданиях, которые испытывает алкоголик при белой горячке. Санитары угодливо поддакивали и подхихикивали начальнику, на Евпсихия же Алексеевича поглядывали ласково, но с требованием учитывать возможную травмоопасность, если что-то пойдёт не так.
  - Где это я? - спросил Евпсихий Алексеевич, рискнув приподняться, но тут же оказался приторможён мощной ладонью одного из санитаров, с вытатуированным на костяшках пальцев именем Уфир.
  - Подзаглохни, дядя! - услышал Евпсихий Алексеевич в свой адрес гугнивый басок другого санитара. - Лучше послушай, чему тебя умный человек научит, да на ус мотай.
  - Отчего же, пускай и поговорит, ему сейчас непросто в эмоциональном плане. - разрешил сутуловатый субъект, постукивая тросточкой по темечку Евпсихия Алексеевича. - Лишь бы не шалил, а болтать у нас не запрещено.
  - Где же это я? - повторил вопрос Евпсихий Алексеевич. - И вы тут кто будете?..
  - Вам официально представиться или чисто по-свойски?.. Впрочем, что вам до официальных документов, если вы и самому себе не очень-то верите?
  'Евпсихий Алексеевич, вы меня слышите?' - вдруг в голову нашего путешественника проник страдальческий голос Анны Ильиничны.
  - А? - встрепенулся Евпсихий Алексеевич.
  'Евпсихий Алексеевич, я так перетрусила за вас. - быстренько зашушукала Анна Ильинична. - Ведь вы, когда в бессознательное состояние провалились, то успели крикнуть очень странную фразу: да пошла ты!.. Прямо так и крикнули неистово, а я понять не могла, мне вы это крикнули или кому другому, кого увидели в своём бессознательном?.. А может быть, мне это послышалось?.. Но я так перетрусила, Евпсихий Алексеевич, если бы вы знали... А вот с этим сутулым щёголем я не знакома, первый раз вижу.'
  - Очень трудно убедить себя в нереальности того, что происходит рядом с тобой, поскольку следующим шагом может быть сомнение в реальности самого себя. - наслаждаясь переливами изворотливого ума, болтал сутуловатый субъект. - Тут не надо иметь семи пядей на лбу, хотя они, в некотором роде, и не помешают...
  - Вы всё это серьёзно мне говорите? - несколько нагловато усмехнулся Евпсихий Алексеевич.
  - У меня всё очень серьёзно. Я никогда никого не смешил, и в этот раз точно смешить не буду. Смех - он от народа, культура низа, тыры-пыры... А я народ не люблю.
  - Да можно подумать, что вы вообще кого-нибудь любите?
  - Работу свою я люблю, Евпсихий Алексеевич. Людям пользу я приношу, Евпсихий Алексеевич, а для того, чтоб людям пользу приносить, вовсе не обязательно их любить.
  Галерея упёрлась в массивную железную дверь, украшенную изображением человеческой черепушки и циферками 33, выписанными с вычурной аккуратностью. Невидимая кувалда решительно грохнула по стене в последний раз, и разрыхлённый давящий гул удара обрушился на процессию с каталкой, но никого не ошеломил (даже чересчур взволнованного Евпсихия Алексеевича) а сердито заворчал и отполз в сторонку.
  - Вам сюда. - указал сутуловатый субъект на дверь. - Если будут бить - зовите на помощь, но я посоветовал бы вам потерпеть, смириться. Ведь не убьют же, в конце-то концов, а так хоть каждый день по морде получай - вникай в социальную энтропию!..
  - А если я не хочу вникать в ваши нелепые идеалы? если вы меня ни за что и ни про что лишаете права свободы? - попробовал затеять перебранку Евпсихий Алексеевич, надеясь отвлечь внимание санитаров и совершить побег. - Это получается безосновательное насилие с вашей стороны, и вам за это отвечать придётся.
  - Да что вы за чепуху несёте, право слово?.. Самые несвободные люди, которых я когда-либо встречал, это те, кто громче всех кричат о свободе. Рассуждают о свободе, препарируют её со всех сторон, и даже обещают дать свободу всем-всем-всем, если вы допустите их к власти, но как только её добиваются - осуществляют свои обещания традиционно, манипулятивно.
  - Вот вы бы до них и докапывались с медицинским оформлением, хоть и посмертно... Или они вам тоже чего-то пообещали, а вы уши развеселили?
  - Нет, в этом плане ваши упрёки несправедливы: у нас здесь все равны. Конечно, имеются VIP палаты, но это чистая формалистика. Лекарство-то для всех одно и тоже, а от смерти ещё никто не вылечивался.
  - Много вы знаете. - Евпсихий Алексеевич хотел-было напомнить про воскрешение Лазаря, но промолчал, поскольку его сутуловатый собеседник мог излишне вспылить при упоминании о библейских чудесах, и в отместку напридумывать для Евпсихия Алексеевича каверз.
  - А что касается насилия... Так это как в детстве: проявление агрессии всего лишь выражает панический намёк на любовь!
  - И часто вас били в детстве?
  - Гм. - вот тут сутуловатый субъект обиделся и жутковато скрипнул зубами. - У меня не было детства. У меня, можно сказать, и прошлого-то не было. А вот у вас не будет будущего.
  - Вы за это ответите! - слабенько пригрозил Евпсихий Алексеевич.
  - Отвечу. - пообещал субъект.
  - Очканул, дядя? - подмигнул Евпсихию Алексеевичу гугнивый санитар и принялся озабоченно шарить в карманах халата. - Ща тебе вставят по первое число, тут у нас не курорт... А где же ключ от палаты?
  - У тебя, у кого же ещё! - принялся озабоченно принюхиваться крысиным носом Уфир. - Ищи давай!
  - Да нету, потерял! - санитар вывернул правый карман наизнанку и указал на дырку: - Вот отсюда ключ вывалился наверняка. Что теперь делать?
  - Что теперь делать... - Уфир поковырялся пальцем в дырке, пробуя её на дальнейшую прочность. - Кастелянше отдай зашить - она баба сноровистая.
  - А ключ-то где взять? Без ключа-то мне дверь не открыть! - всхлипывающим баском посетовал санитар.
  - Ты, братец, теперь будешь называться у нас 'маша-растеряша'. Хорошо, что у меня запасной ключ имеется.
  - Поумней ничего не мог придумать? - обиделся гугнивый санитар на 'машу'. - Открывай давай.
  Дверь с праздничным ветреным шумом распахнулась, санитары хамовато скувырнули Евпсихия Алексеевича с тележки на пол палаты и указали на ближайшую кровать:
  - Располагайся!!
  - Вот чёрт!! - потёр ушибленное предплечье Евпсихий Алексеевич и даже вознамерился плюнуть.
  - Сам убирать за собой будешь. - предостерёг его Уфир. - У нас здесь слуг отменили ещё после октябрьской революции. Нравственное ущемление они, видите ли, испытывают при виде таких забулдыжек, как ты. Пьянь.
  'Ничего, Евпсихий Алексеевич, поболит и перестанет. - утешал нашего невольного героя кроткий голос Анны Ильиничны. - Ничего не бойтесь, я с вами.'
  Металлическая дверь покорно захлопнулась, сутуловатый субъект каркнул что-то пустяковое, но вызвавшее астматический смех у санитаров, после чего послышались удаляющиеся шаги всех троих. Проворно вскочив на ноги, Евпсихий Алексеевич принял позу человека, который может за себя постоять, и придирчиво осмотрел палату.
  В достаточно просторном и по-хорошему прохладном помещение, где очутился наш герой, пахло вкрадчивым формальдегидом и щекотным мужским потом, впрочем, всё остальное находилось в состоянии более-менее опрятном: чистые пластиковые стены с бесхитростно нарисованными опечатанными сосудами в виде амфор, кровати, застеленные свежим однотонным бельём, шесть вместительных, но негромоздких шкафчиков - по одному на каждого больного. Казалось, что все немногочисленные вещи в палате несут на себе заботу, проявляемую разумом добрым и человеколюбивым; впрочем, ножки табуреток и кроватей оказались намертво прикрученными к полу. Окон в палате не имелось, но было приветливо светло, и два необычных плафона, словно два хрупких шарика планет, удочерённых солнцем, медленно ползали друг за другом по потолку, соблюдая правила им одной известной игры. Плафоны источали ломающийся зудливый свет, подобный ленивым весенним лучикам, потирающимся об шершавый наст снега, точно влюблённая дамочка потирается щекой об щеку своего небритого кавалера.
  Из скромной туалетной кабинки выглянул егозистый человечек, нетерпеливо застёгивающий пижамные штаны, и подскочил к Евпсихию Алексеевичу, сильно прихрамывая, но словно бы и в галопе цветущей юности:
  - Новенький?.. Допился, родненький?..
  - Что-что? - отстранился от назойливого незнакомца Евпсихий Алексеевич.
  - Ничего, это я так, просто шучу, вы здесь можете никого не опасаться. Эти-то бестии, - человечек кивнул на дверь, имея в виду санитаров. - только пугают вспышками ярости от алкоголиков, вынужденных презреть старые привычки и отдаться во власть лекарств. А люди здесь добрые собрались, люди неравнодушные к чужой беде, хотя и пришибленные жизнью.
  - Лечитесь, значит?
  - Ага, лечимся, перемалываем грехи прошлого в стоическое здравомыслие. Условия здесь, можно сказать, комфортные, кормят три раза в день. Только свидания с родственниками запрещены. У вас есть родственники?
  - Есть!
  - Придётся некоторое время поскучать. Впрочем, и скучать мы вам не дадим - коллектив у нас любопытный, даже занимательный, вызывающий сложную гамму ощущений... местный истэблишмент, так сказать... думаю, вы понимаете мою иронию, у русского пьяницы почему-то очень развито чувство сарказма... Будем знакомиться? Как вас звать-величать?
  - Ну что ж, будем знакомиться. Меня звать Евпсихием Алексеевичем.
  - Очень приятно. Будем вас звать Евпсихием Алексеевичем, по имени и отчеству. А вот меня зовите просто - Головакиным! Потому что Головакин я и есть.
  - Ах вот что! - не сдержал досадливого бурчания Евпсихий Алексеевич. - Вы тут получаетесь Головакин?.. не Шершеньев??
  - Вовсе даже не Шершеньев, этот ваш Шершеньев помер давно... Вы к чему интересуетесь Шершеньевым?
  - Я и вами интересуюсь, если вы Головакин, а не Шершеньев. Мне только убедиться надо, что вы точно Головакин. Извините, конечно, но вы человек много пьющий, уверен, что с элементами фантастического воображения... Почему вы точно уверены, что вы не Шершеньев?.. Вот что вы о себе помните, как о Головакине?.. Где жили - помните? адресочек свой не назовёте?..
  - Да на кой чёрт вам знать мой адресочек?.. Да хотя, пожалуйста, вот вам и адресочек: улица маршала Блюхера, дом семь, квартира 92!.. Я всё прекрасно помню, я самый настоящий Головакин. А они тут все думают, что у меня белая горячка и держат меня здесь третий день, родственников не пускают, считают, что могут вылечить от алкоголя. Ещё и вы теперь с Шершеньевым лезете - совсем за психа меня держите. Не хорошо, Евпсихий Алексеевич.
  'Это точно не Шершеньев. - убеждённо высказался голос Анны Ильиничны. - И про Головакина не врёт, поскольку очень на Головакина похож - и морда неблагополучная и сильно прихрамывает - думаю, не врёт. Значит, Евпсихий Алексеевич, у меня не получилось засунуть вас к Шершеньеву, попробуйте разобраться с Головакиным!'
  - Получается, что вы у нас тот самый Головакин? - спросил Евпсихий Алексеевич, энергично потирая ладошки друг об дружку, с видом знатного едока, добравшегося-таки до вкусненького.
  - Да, я получаюсь тот самый Головакин. - улыбнулся по-приятельски Головакин, не погружаясь в понимание, отчего он вдруг стал 'тот самый Головакин' и откуда взялся интерес к его личности. - А вот и мои сотоварищи задушевные, с которыми я провожу тяжкие времена, обживая больничные казематы. Но - не будем излишне сетовать на судьбу, на войне как на войне, как говорится, бывали и не в таких переделках, прорвёмся!.. Это вот Толик, это Стёпа с Аркашей, это Семён Семёныч... Знакомьтесь, Евпсихий Алексеевич, вам теперь от нас никуда не деться.
  Семён Семёныч, удивляя неопохмелившейся экзотикой, валялся на кровати в чём мать родила и, кажется, давно хотел высказать что-либо конкретное по конкретному поводу, но всё с мыслями не мог собраться. Аркаша лузгал семечки, отправляя шелуху под матрас соседней кровати, и пытался вчитаться в какую-то потрёпанную книжонку без обложки, но с обрывком титульного листа, где красовались три строгих буквы - то ли БОГ, то ли ГОГ - и рисунок с неким ошалелым титулярным советником. Стёпа перекидывался с Толиком в картишки, время от времени косясь на Евпсихия Алексеевича, чтоб затем легонько потормошить Толика за плечо и, прикладывая палец к губам, намекнуть на чрезвычайную секретность, о которой ещё не пришло время поведать.
  - Да я сам всё знаю. - отмахивался Толик. - Ты представляешь, какая у меня соображалка? У меня соображалка- во!!
  Толик пружинисто разводил руками как можно шире и принимал вид настолько сосредоточенный, насколько он может быть у разнорабочего на стройплощадке при разгрузке блоков из шлакобетона.
  - Это у нас Толик. - Головакин решил представить приятеля с наиболее яркой жизненной стороны. - Добрый малый, и пил исключительно по праздникам, плюс дни поминовения всех родственников и прочих хороших людей. Последний запой - трудно и запоем назвать в нашем понимании продолжительности действа: всего-то пару недель бухал, у сеструхи на работе кто-то из начальства помер. Вот Толик и пил, пока ему не принялись повсюду мерещиться мыши.
  - Ничего мне не мерещилось. - запротестовал Толик. - Если б мерещилось, я бы на это дело плюнул с высокой колокольни и спать завалился. А тут самые обычные мыши - серые такие и с хвостами. Если б что-то такое померещилось спьяну, то хотя бы в зелёном цвете или в несуразных размерах, а тут всё в натуральную величину наблюдалось и кусалось. Я даже с энциклопедией юного натуралиста сверялся: точно мыши!!
  - Вот-вот, с энциклопедии всё и началось. Обучат дураков грамоте - они и радуются неизвестно чему.
  Головакин рассказал, как озабоченный Толик вычитал, что мыши являются злостными разносчиками инфекций, которые неоднократно, на протяжение веков, снижали численность человечества до критических цифр, и решил положить этому конец. Толик ежедневно спускался в подвал собственного дома, где колошматил гаечным ключом по трубам и требовал, чтоб мыши убирались отсюда прочь!.. Основная фаза кризиса наступила, когда одна из мышей заявила Толику, чтоб он 'тут слишком не выёживался, а у себя в горах баранами командовал', на что Толик и обиделся.
  - Дедушка по материнской линии был родом с Кавказа - и откуда чёртова мышь могла про это знать? - недоумевающе насупился Толик. - Да и чистокровным русским дедушка был, он по-кавказски ни словечка не знал.
  Дальше Головакин рассказал, как Толик принялся оптом закупать мышеловки, чтоб расставлять повсюду, где только могла появиться чёртова мышь, намереваясь поймать и скрутить ей башку, дабы другим не было повадно. Особенно любил закладывать мышеловки в залежи магазинных фруктов и овощей, хитроумно соображая, что глупая мышь в первую очередь кинется именно на соблазнительно-ароматный продукт, именно на витаминчики. Однако попадались в цепкие мышеловки сугубо человеческие экземпляры (особенно часто попадались борзоватые тётки, из тех, что любят рыть норы в грудах осеннего картофеля, изыскивая плоды покрупней), после чего с изумлением разглядывали свои окровавленные руки с оттяпанными двумя-тремя пальцами, вызывали врачей и требовали лютой казни для виновных.
  - Технические неувязки. - попробовал оправдать себя Толик. - Я же не специалист в этой области, я наивный любитель и энтузиаст. Я хотел в санэпидстанцию на работу устроиться, да в поликлинике на бронхоскопии завалился - мне же некогда было о собственном здоровье подумать.
  Толика поймали, кажется, по наводке той самой чёртовой мыши, что имела тесные, а подчас и родственные, связи в городской прокуратуре; Толика приволокли в дурдом, и на все его словесные излияния о том, что он всего-навсего несёт груз социальной ответственности, отвечали, что он гнусный оппортунист, и таким, как он, не место в цивилизационном обществе.
  - А разве я мог поступить иначе?.. Если сил нет смотреть, как человечество пребывает в упадке и само себя лишает будущего?.. И если у меня наблюдалась нехватка средств и внутренних дарований, чтоб помочь человечеству в глобальном порядке, то я старался помогать в мелко-частичном режиме. Причём, даже не требуя от человечества чувств глубочайшей признательности. А обвинения в оппортунизме и вовсе подлы, тут решительно не обошлось без происков чёртовой мыши, способной - как мы видим - манипулировать человеческим здравым смыслом нужным ей образом. Но должен признаться, что я устал бороться с несправедливостью и сдался. Разбабахал головой зеркало в тамошнем туалете, и теперь нахожусь вот тут.
  - И тебе не стыдно, Толик, признаваться в собственной слабости? - попенял приятеля Головакин. - Надо было превозмочь себя, совладать с унынием. Пока можешь что-то делать - надо это делать так, как будто можешь всё.
  - Понятно, что пока можешь, то надо. Но я вот примерно с тридцатилетнего возраста вдруг как-то резко и стремительно всё больше начал переставать мочь. А вынужденное перестроение на новый режим происходит болезненно - ты хреначишь, как раньше, не заботишься о здоровье, путаешь день с ночью, и вдруг тебя просто вырубает, и ты лежишь вот такой тупой кусок мяса со слипающимися глазами и стекловатой вместо мозга. А ещё и смрад стоит по всей квартире, как будто и не смрад, а инфернальная вонь, как будто кроме тебя в квартире ещё кто-то присутствует и за всем наблюдает - сейчас-то я догадываюсь, кто меня затянул во весь этот ужас.
  - Стекловата - это к Аркаше. - подошёл Головакин к обозначенному Аркаше, который испуганно закинул себе в пасть весь кулёк семечек, не желая ни с кем делиться, и изумлённо затрепыхал. - Аркаша у нас всю жизнь потратил, добиваясь у себя в голове стерильной пустоты. И ведь добился-таки, можете его поздравить.
  Аркаша сообразил, что сейчас его бить не будут, и взирал на создавшуюся ситуацию несколько плутовато и надменно. Впрочем, надменность эта имела вид человека, когда-то окунувшегося с головой в аллегорическую литературу, а ныне собирающего чинарики по подъездам.
  - Расскажи, что ты за фортеля выкидывал, прежде чем сюда попасть?.. Представляете, Евпсихий Алексеевич, он умудрился сигареты из трёх пачек у себя во рту разместить, вкурить в себя всё это дело, а затем подняться на метр над землёй и повиснуть в воздухе наподобие энергумена. Два дня висел, ни один поп из окрестных церквей ничего сделать не мог, а здешние санитары справились.
  Аркаша не без удовольствия усмехнулся.
  - Как хоть это у тебя получилось?.. Что ты там ещё у себя в мозгах выскоблил предварительно, чтоб этакий триумф воли начудить?
  - Думать надо меньше, и даже не посягать на то, чтобы думать о том, что тебе без пользы. - избегая эмоциональных обертонов проговорил Аркаша. - Вот водка и курение - это польза, тут есть всегда о чём подумать.
  - Ну это, братец, пропаганда нездорового образа жизни - что-то вроде того.
  - Пропаганда... - с издевательским сочувствием посмотрел Аркаша на Головакина. - Курение тренирует работу лёгочной мышцы, а водка очищает головной мозг от старых нейронов - это факт. Я чего только не пил и не курил, а если всё перечислять - столько всего необычного нагромоздится, да ещё экой-нибудь архитектурой в георгианском стиле, что изумлению конца не будет, а это уже плохо. Я только сушёный папоротник с вербеной не курил - а так даже на конский навоз посягал.
  - Лишь бы на пользу, как говорится, лишь бы ребёнок не плакал. - Головакин поощрил мыслительный отдых Аркаши компанейским подзатыльничком. - А вот у нас от Семёна Семёныча пользы явно никакой. Посмотрите-ка на него - разве это состояние анабиоза достойно прозываться человеком?
  Семён Семёныч несомненно соображал, насколько непотребен его внешний вид, но почему-то решил презреть все тяготы стыдливости.
  - Что такое? - угрюмо зыркнул он на Головакина.
  - Валяешься подобно неприкрытому куску дерьма. Другой бы кто постеснялся.
  - Я перед кем угодно могу в неглиже присутствовать, поскольку я имею характер независимый! - одышливо выкобениваясь сообщил Семён Семёныч. - Я и перед Верховным Главнокомандующим на параде в пьяном виде без штанов маршировал, и мною все были довольны, между прочим!..
  - Как же это ты в столь вопиющем состоянии воинскую честь отдавал?..
  - В армии не честь отдают, а выполняют воинское приветствие. Честь только пьяная девка в кустах отдаёт, потому на неё воинский устав и не распространяется. А я себя ценю именно как носителя высших знаний, касающихся оборонительного характера, и никогда себя врагу в обиду не давал. Для меня начальник - это тот, кто способен начальствовать в моих интересах и интересах государственности, отправляя всё личное побоку. Я когда правду-матку рублю - вся нечисть вокруг присаживается на бутылку. Если бы я жил в сверхразвитом обществе, то занял бы министерскую должность и трудился всем на благо. Но так как судьба закинула в это дерьмо, то приходится регулярно разъяснять простые космические законы, понятные на генетическом уровне даже для животных. Да ещё приходится выслушивать всякие россказни да воспоминания от всяких быдлорашенцев, как они страну просирали. Ничего, я вот скоро отправлюсь в райские кущи, и забуду про всех вас, как про кошмарный сон.
  - Чего это ты вдруг в райские кущи отправишься? - хмуро справился Головакин.
  - Потому что у меня 70% гангрены в организме накоплено, и они не прекращают мучительных страданий не на единый миг. А разве подобные страдания не сотворят святошу из любого заурядного грешника?.. Да сотворят!.. Вам же не понять, как мне больно и отчаянно жутко, вы всего лишь пресловутые эгоисты. Ещё и сплю плохо вдобавок ко всему. Не высыпаюсь.
  - Ты не один такой, мы тут все не высыпаемся, тут тупо кровати не правильные. - сочувственно забормотал Толик, для наглядности подпрыгнув костистым задком пару раз на собственной кровати. - Кровать должна быть ровной и однородной: желательно жёсткой, можно чуть мягче. Я дома измучился спать на раскладном диване, у которого одна часть жёсткая, а другая часть мягкая. Просто вот спишь и не понимаешь: почему тут должно быть мягко, а тут жёстко, и какие цели преследовали конструкторы дивана?.. А очень скоро спина разболелась - хоть вой. Я скоро плюнул и тупо начал спать на полу, даже несмотря на сквозняки. На полу у меня получалось иногда высыпаться за шесть или семь часов сна, и ничего не болело, спина стала как новенькая. Ты попробуй, ляг на пол.
  - Попробую. - с неожиданной лёгкостью Семён Семёныч сполз с кровати на пол, пребывая в той же самой срамновато-вальяжной позе.
  - Ну как? - спросил Головакин.
  - Разберусь. Пока привыкаю.
  - А я вот с детских лет не имел возможности хорошенько выспаться. - пожаловался Аркаша, несколько ревниво наблюдая, как всё внимание приятелей приковано к малоумию Семёна Семёныча. - Хочу проснуться вовремя - где-то в семь утра, а мамка будит в шесть: вставай надо смотреть за младшим братом!.. Иду спать рано - допустим в восемь вечера, а мамка кричит: не спи пока, надо присмотреть за братом!.. Я говорю: мама, я хочу поспать. Она мне: я тоже хочу, но я устала смотреть, так что теперь ты смотри!.. И вот так год за годом, всё детство, утром и вечером я смотрю за младшим братом, чтоб с ним чего не случилось. И вот восемь лет прошло, я наконец-то с чистой совестью иду спать рано - допустим, часов в шесть с четвертью, или даже в половине седьмого, не важно - и угадайте что от меня требует мамка?.. Мне уже не надо следить за братом, но зато надо следить за сестрой, потому что у меня сестра родилась!!
  - Вот тебе раз!! - гоготнул Семён Семёныч.
  - Вляпался. - посочувствовал Головакин.
  - Так пускай бы теперь младший брат за сестрой следил, если он вырос. - попробовал придумать выход из положения Евпсихий Алексеевич.
  - Нет, брат хитрый оказался, брат помер. - вздохнул Аркаша. -Тромбофлебиты подвели.
  - Мда. - озадачился Евпсихий Алексеевич.
  'Со мной-то что? вы про меня не забыли, Евпсихий Алексеевич? - с размашистой тревогой застучался голос Анны Ильиничны, вынуждая Евпсихия Алексеевича невольно и аффектировано дёрнуть головой. - Мне так тяжело смотреть на этих спившихся людей, так неприятно видеть, что они не осознают всей глубины своего падения, и даже отчасти хвастаются пьяными подвигами, с параноидальной тщательностью готовы о них рассказывать. А ещё у этих людей имеются отцы с матерями - им-то каково взирать на печальные судьбы отпрысков?.. Представляете, Евпсихий Алексеевич, а ведь и я могла бы матерью быть, и родить вот этакого пьянчужку - и какого бы мне было?..'
  Евпсихий Алексеевич учительской походкой прошёлся по палате, вынуждая компанию больных внимательно за ним следить.
  - Разумеется, нельзя предвидеть все каверзы, которые нам уготовила жизнь. - Евпсихий Алексеевич попробовал сделать лирическое отступление, прежде чем обрушиться с допросом на Головакина. - Мы можем и на свет появиться, не догадываясь о наследственных болячках или фамильных тайнах, готовых в любой момент раскрыться и задать жару. У кого-то с рождения и кровь слишком жидкая, и недостаток внимательности, чтоб изучать в школе классику, историю, риторику, да и простую общечеловеческую вежливость... Но нельзя совсем сбрасывать со счётов и собственную вину за непутёвый образ жизни. Если понимаешь, что в пьяном состоянии готов весь мир в бараний рог скрутить - то зачем пьёшь?.. Если созидательная сторона универсума вызывает не уважение, а раздражение - то каковы истоки этой неблагоразумности?.. Вы вот, Головакин, зачем напиваетесь до беспамятства?
  - Евпсихий Алексеевич, не морализируйте, вам это не идёт. Вы здесь и сами пребываете не за трудовые подвиги. - усмехнулся Головакин. - Или не таитесь, расскажите нам про истинную цель вашего пребывания.
  - Ну... - Евпсихий Алексеевич решил уклониться от объяснений, каким способом он проник в это странное заведение. Да к тому же и сутуловатый субъект наговорил в коридоре много такого, что настораживало Евпсихия Алексеевича и выставляло обратный выход из Тартарары в свете неопределённом.
  - У меня несдержанность в организме и распыление морали с подросткового возраста начались, с полового созревания, можно сказать. - настороженно и с неохотой заговорил Головакин. - С огромного внутреннего неудовлетворения, которое надо было чем-нибудь подзаткнуть, а уж лучше алкоголя для этой цели ничего нету.
  - Да-да-да... - согласно закивали обитатели палаты.
  - Думаете, очень приятно, когда девки от тебя носы воротят?.. Хроменький, дескать, уродец!! Хочешь с ними подружиться, посидеть да поболтать, может быть даже без всякой задней мысли, а они хихикают обидно, за нормального человека тебя не считают. Любая дворовая шлёндра от меня нос воротила: дескать, с тобой и под ручку не прогуляться, ты на ровном месте спотыкаешься!..
  - И Анна Ильинична нос воротила? - прищурился Евпсихий Алексеевич.
  - Какая ещё Анна Ильинична? Кто такая?..
  - Анна Ильинична Зарницкая. Вы и ваши приятели её на дачу увезли однажды, четверть века назад, а она с этой дачи бесследно исчезла. Разве не помните?
  - А как же!! Помню Анечку!! Анечка - ещё та была красотка с закидонами!.. Разве можно тот день на даче позабыть - неприятностей после него было с вагон и маленькую тележку - хотя здорово мы тогда напились и мало чего соображали, и разумеется не сразу сообразили, что ситуация сложилась бедственная. Вы, Евпсихий Алексеевич, про дачу откуда знаете?
  - Да знаю. В газетах читал, да вот вспомнил сейчас вдруг.
  - Вы вот вспомнили сейчас, а я долгое время позабыть не мог. Мне эта девка пропащая, можно сказать, всю жизнь наизнанку выворотила. Я ведь, до того случая, и спичек не брал в руки без нужды, а тут мозги своротило напрочь: не могу на любой произвольный предмет смотреть без того, чтоб не начать соображать, как его лучше сжечь!.. Такие-то вот дела, Евпсихий Алексеевич.
  - А причём здесь девушка?
  - Да и причём и не причём - нельзя ведь предвидеть и разработать в нужном направлении ту душевную сутолоку, от которой начнёшь мучиться всю жизнь. К тому же, это одни люди будут мучиться, поскольку слабохарактерные или что-то вроде того, а другие начнут очень даже наслаждаться. Мы ведь там, на даче, не только шашлыки жарили, а ещё и костерок разожгли - для тепла и романтического настроения. Пламя огня никого из людей равнодушным не оставляет - это уж закон природы такой, а я вам ответственно заявляю, что по этому же закону природы запросто можно и с ума свихнуться. Я вот тогда, на даче, смотрел и смотрел на костерок, смотрел, как Анечка в него дровишки подкидывает и палочкой в угольках шебуршит, чтоб ярче пылало, и в душе у меня что-то захолонуло: чую, что в сознании, близком к предсмертному страху, у меня что-то подымается жёсткое и непримиримое, что-то до приятнейшего омерзения спесивое, и оно хочет иметь свой клочок власти, да ещё такой власти, чтоб всю силу выказывала образом самым неожиданным и мгновенным. У меня с того дня страсть к пожарам выявилась. Я ведь очень быстро за поджигателя прослыл, и не без основания: чего только не горело в городе с моей лёгкой руки!.. Так ведь, Евпсихий Алексеевич, и от этого своя польза вышла: в детских заведениях, опасаясь пожаров, принялись поролон с антипиреном закупать, который не поддерживает горение; раньше сплошь и рядом обычный поролон применяли в матрасах, а пенополиуретан без антипиренов горит как порох и выделяет фосген, что для детишек крайне опасно. Можно сказать, я пользу принёс городу.
  - Можно сказать про город всё что угодно, но вот если забыть про город, а на ту самую дачу вернуться, и придраться к вашим же словам, что 'Анечка всю жизнь наизнанку выворотила'... Что вы имели в виду?.. - напряг всё внимание Евпсихий Алексеевич. - Не принялись ли вы тогда, под хлопотливые чары пламени, ухаживать за Аней Зарницкой, а она ваших ухаживаний не приняла, а возможно, что и оскорбила ненароком? Ведь могло такое быть?.. Могло. А могло ли такое быть, что вы осерчали, схватили там какую-нибудь палку или головёшку - не знаю, что там в руки могло попасться - да и убили вдруг Анечку?..
  - Я?? - искренне развеселился Головакин.
  - Вы, Головакин, вы. Я же не обвиняю, я просто спрашиваю.
  Аркаша с Толиком неприятно зашушукались, а Семён Семёныч заелозил на полу, собираясь приподняться и предпринять действие, очень важное для него в эту минуту.
  - Да ведь он эту девку убил - Танечку! - неожиданно заревел Стёпа хриплым сопатым дискантом, выставляя околышек указательного пальца в сторону Головакина, а заодно удивляя общество интересным цветом лица, как бы сохранившим отпечаток чей-то оплеухи. - Я с Танечкой в школе учился, за одной партой сидели. Она, бедненькая, всё прижималась ко мне на переменках, так что из-за парты неловко было выйти, потому что страшно ей было: убьёт меня, говорит, этот алкаш Головакин!.. Вот он и убил.
  - Какую ещё Танечку? Что ты несёшь?
  - Танечку. Одноклассницу мою.
  'Вроде бы и околесицу несёт очередной недолеченный хмырь, но надо Танечку запомнить и разобраться как-нибудь потом.' - подумалось Евпсихию Алексеевичу.
  'Я уже запомнила, Евпсихий Алексеевич, не переживайте.' - сообщил голос Анны Ильиничны.
  - Это вот у нас Стёпа, полюбуйтесь на него. - Головакин представил хмыря, нисколько не смущаясь его голословными обвинениями, и даже ласково брюзжа. - Я про твою Танечку и знать ничего не знаю, тем более мне не было смысла её убивать.
  - Как же это не было?? Ты домогался её и замуж хотел взять, а она в никакую. Вот припомни-ка, не она ли говорила тебе, что свадьбы - это досадный анахронизм?.. Говорила, можешь не отпираться. А как ты себя вёл в ответ, что ты ей отвечал?.. 'Нет-нет!' - ты ей отвечал, залезая под юбку. 'Мне лучше знать!' - ты ей свадебное колечко подпихивал. Вот в запальчивости и убил. Я это сразу понял, когда про Танечкину гибель услышал, только никому не сказал. А теперь молчать не намерен, теперь я при свидетелях заявляю: ты убил Танечку! теперь на тебе грех несмываемый!..
  - Что за чушь ты несёшь! свадьбы, танечки, убийства!.. - немного рассерженно засмеялся Головакин. - Вот полюбуйтесь на него, Евпсихий Алексеевич, это Стёпа, и он у нас принципиальный противник свадеб, у него целая философия на этот счёт есть... Правда, Стёпа?
  - Да пускай будет хоть философия, хоть что, а Танечку убил ты! - изливался Стёпа, словно колотил оппонента наотмашь, радуя наличием в зрачках маловероятного разума. - Естественно, я вопрос социального сношения полов изучал, после чего стал ярым противником свадеб и прочих брачных процессий. Поскольку свадьба, друзья мои, это всего лишь традиция, берущая начало с неразумных древних племён, ну а если взяться рассуждать так-то в принципе, то по большей части людям этого обряда не нужно. В основном свадьбы тёлкам нужны, чтоб там фоточки в инстаграм скинуть, что бы подруги кипятком ссали, а парням оно нафик нужно. Вот Танечка тогда и удивилась, что Головакин без конца про свадьбу талдычит, потому что не парняцкое это дело - к свадьбе готовиться, семейным гнёздышком обзаводиться. Да и вообще, дорогие мои товарищи, только призадумайтесь: что же вы делаете? на что тратите кровно заработанные денежки?.. Даже если б я был миллионером, ну реально было бы впадлу на всё это деньги тратить, это ж пипец сколько всего нужно организовать: костюм, платье, помещение, программа, дедушкин геморрой... А после свадьбы ещё последствия решать: кто-то нечаянно застрелился, кто-то колёса снял с лимузина, кто-то обосрался во время тоста, короче хз, я б категорически запретил такие свадьбы. Я вот помню к одному другу на свадьбу собирался, и в преддверии свадьбы только и слышал вокруг от всяких других евонных друзей: 'ооо, ща пожру на халяву', типа 'ооо, ща побухаю на халяву', типа 'приду такой нарядный и все целочки мои будут', и всякие подобные речи; а по сути всё это выглядело так, что всем было похрен на саму суть свадьбы, все только пожрать и побухать пришли. Вот и я чисто на подарок червончик скинул, типа как за вход заплатил, и всё: получай полный он-инклюзив!!
  - Цинично. - вздохнул Головакин.
  - Похрен.
  Аркаша с Толиком промолчали, но напряжённо-виноватым выражением лиц выказывали согласие со Стёпой.
  - А что это за скверная история с дачей и пропавшей девушкой? - спросил Семён Семёныч, успевший к этому времени, подняться с пола, посетить туалетную кабинку, смыть за собой и вновь улечься на пол в позе беспечного патриция. - Мы от тебя, Головакин, не отстанем, пока не расскажешь.
  - Да уж, если нечего скрывать, то надо правду выкладывать такой, какая она есть!.. Или для друзей жалко интересных историй? - спросил Евпсихий Алексеевич под одобрительный гул голоса Анны Ильиничны.
  - Глупая история. - немного позамявшись ответил Головакин, но смекнул, что от любопытства приятелей никуда не деться, и попробовал скомкано, с деланным равнодушием, присущим историям безвозвратного прошлого, исповедаться. - Мы тогда были молоды и озорны, и понятное дело, что весь мир лежал у наших ног. А тут однажды случилось 23 февраля, и мы решили съездить на шашлыки, чтоб отметить мужской праздник сугубо в мужской компании, потому что погода разгулялась не на шутку, весенними фимиамами запахло и настроение поплыло в русле поэтической тривиальности. Мы быстренько скинулись по деньгам - кто чего мог - и не хилая сумма собралась, можно было позволить отдохнуть размашисто, чтоб не бегать там по силикатному посёлку в поисках добавки. А поехали на дачу к некоему пареньку - Шершеньеву, поскольку у него одного в то время была дача, и соответствующий инвентарь имелся - мангал да шампуры - вот он мясо для шашлыков заготовил, вина прикупил, и не спрашивая у нас разрешения, эту девицу Анечку и пригласил.
  - Поблудить?
  - Да не то чтобы прямо поблудить, а просто взял и пригласил. Говорил, что случайно в коридоре университета встретил: дай, думает, приглашу!.. Я не знаю, как они сговорились. Мы все у Шершеньева во дворе встретились, а за ней на машине приехали, на такси. Еле-еле все уместились. Анечка сразу на коленки Шершеньеву шлёпнулась и что-то такое весёленькое сказала, мы и не стали спорить: пускай будет и Анечка вместе с нами на даче. Не скажу, чтоб девка шебутная была, но всю дорогу нас веселила, какие-то озорные песенки пела, короче говоря, глупостями занималась. Впрочем, я к тому времени уже чуть пьяненький был, я и Феофанов из бутылки 'Агдама' маленько прихлебнули - азербайджанский 'Агдам' был, с содержанием сахара 8% и ёмкостью бутылки 0,7 - и мне было лень запоминать, кто кому чего говорит и кто от кого чего хочет. Я не знаю, как вам объяснить подобное душевное состояние, мне оно никогда не казалось каким-то из ряда вон выходящим, напротив, оно позволяет относиться к людям терпимей, чем они того иногда заслуживают.
  - Вы словно бы заранее выгораживаете себя от подозрений в совершении преступления. - заметил Евпсихий Алексеевич.
  - А было ли преступление? Вот в чём вопрос.
  - Думаете, не было?
  - Думаю, девица выпила свой излишек, испугалась, что сейчас парни с ней любовь мутить будут, и сбежала с дачи. А там рядом посёлок силикатного завода - там такие черти обитали в те времена, что вам и не снилось. Что им стоило пьяную деваху завалить да попользоваться всласть?.. Ничего им этого не стоило, мне и сам следователь на допросах про это говорил.
  - Крокодилов?
  - Что - крокодилов??
  - У следователя фамилия была - Крокодилов?
  - Да не помню я никаких фамилий, я в то время либо пьяненький был, либо в трансе - я мало чего помню.
  - И вы весело отдыхали на той даче, играли в какую-нибудь белиберду, снежками кидались?.. Но что вы предприняли, когда заметили исчезновение Анечки? Почему не забили тревогу?
  - Я бы вообще ничего не стал предпринимать, поскольку во мне уже восторжествовало то самое чувство приятного омерзения ко всем людским невзгодам, о котором я уже говорил, но вот Феофанов струхнул маленько и сказал, что надо что-то предпринять. И нам всем показалось странным, что вот была рядом с нами девица, и тут вдруг её нет. И я пошёл искать эту Анечку в дачном домике, обещая, что буду это делать как можно тщательней, а я свои обещания привык держать. Впрочем, в домике я её не нашёл, а обнаружил в шкафу бутылку десертного вермута - наверное родители Шершеньева запрятали с лета да позабыли, ну вот я её и ополовинил втихаря - крепкий оказался вермут и сахара 16%, и после этого вермута я мало чего помнил. Кажется, Феофанов тоже в домике пошарил насколько мог тщательно, но ничего не нашёл и сказал, что надо Аньку на улице поискать, типа она не могла далеко уйти, и даже быстренько обежал вокруг домика, но никого не нашёл; только где-то по участку на снегу были видны следы Шершеньева со Свиристеловым: возможно, что они не просто так по снегу таскались, а тоже Анечку искали, и не нашли. Тогда я пошёл на большую дорогу и стал там искать. И скоро вижу, что Свиристелов возвращается по дороге со стороны железнодорожной станции и говорит, что поезда все уехали, что никто его нигде не ждёт, и никому он не нужен. Пьяненький вообщем-то был, как и все мы, потому и нёс чепуху, а я подумал, что если все поезда ушли, то Аня Зарницкая села там на какой-нибудь поезд и уехала к чертям собачьим, и искать её нет смысла абсолютно. Я говорю тогда Свиристелову: видел ты на станции Анечку? нашу Анечку Зарницкую?.. А он говорит, что ему и дела нет до нашей Анечки, что кругом пустота, и в душе его пустота, и что если Шершеньеву так хочется миловаться с Анечкой, то пускай он за неё и отвечает перед людьми и перед законом. И ещё что-то такое говорил, но я точно не помню, чего он ещё говорил. Я помню, что я ещё тогда подумал про Свиристелова, что он сам был бы не прочь помиловаться с Анечкой, для чего и увлёк её на станцию, чтоб сесть на поезд и укатить куда-нибудь к себе домой. Но, думаю, ничего у них взаимного не вышло, на станции они поругались, и вот Анечка упорхнула на последней электричке, а Свиристелов отправился восвояси. И хотя я пьяный был, и очень туго всё это соображал, но помню, что захотел поделиться своими мыслями с Шершеньевым, и пошёл его искать, и не нашёл. Тогда я сразу подумал: а не уехал ли Шершеньев с Анечкой на последней электричке, а мы тут головы ломаем и понапрасну суетимся?.. И я тогда вернулся назад, к Свиристелову, и спросил, а видел ли он на станции Шершеньева, потому что его сейчас нет на даче?.. А Свиристелов сказал, что все загадки, касающиеся личности Шершеньева, не должны касаться его личности - Свиристелова - и если когда-нибудь что-нибудь изменится в этом вопросе, то это может быть слишком поздно. Тогда я решил спросить у Сердцеедского, что он думает на весь этот счёт, и пошёл искать Сердцеедского, и не нашёл. Это уж было возмутительно в самой решительной мере, и я готов был прямо сейчас приняться сжигать всё вокруг, чтоб привести действительность хоть в какой-нибудь порядок и ясность. Но хорошо, что подумал, что Сердцеедский ушёл ненадолго, потому что тоже где-нибудь ищет Анечку, хотя, признаться, это вовсе не похоже на Сердцеедского, чтоб он кого-нибудь искал без особой нужды. Хотя, когда я поделился этими соображениями с Феофановым, он со мной не согласился, потому что был лучшего мнения о Сердцеедском, и сказал, что если Сердцеедский отправится кого-нибудь искать, то наверняка найдёт, и нам тогда не нужно за это дело волноваться. Что было потом, я совсем не помню, только если совсем чуть-чуть.
  - Погоди капельку, я не успеваю разгадывать все ваши маршруты. - Семён Семёныч шумно поскрёб пальцами в своей затылочной части и засопел. - Получается, что все вы расползлись по окрестностям, искали Анечку и не находили, да вдобавок ещё не могли понять про самих себя, кто из вас где находится?.. Допустим, что Анечку вы искали хорошенько, хотя и не нашли, потому что искать умели и друг друга всё-таки отыскали. Но вот что интересно: кому вообще первым пришло в голову искать эту самую Анечку? кто пересчитал количество участников мероприятия и заметил, что кого-то не хватает, и зачем ему это понадобилось?..
  - Вот все вы меня невнимательно слушаете, а после претензии предъявляете. А я ещё раз повторю, что нам всем сразу показалось странным отсутствие Анечки, но первым был Сердцеедский. Но он не призывал отправляться на её поиски, а просто сказал, что Анечка только что была в домике, а теперь её здесь нет. 'Если, - говорит. - она в таком состоянии будет шляться где ни попадя, то нам за ней не уследить.' И как в воду глядел: мы за ней не уследили.
  - Чудная у вас компания собралась, Головакин.
  - Да что в ней чудного?
  - Очень чудная. Я бы вас всех пересажал для порядка, всех бы подвёл под расстрельную статью. Вот скажи, вы и в правду потащили девку на дачу, не думая, что там можно с ней перепехнуться?.. Только честно скажи, между нами, тут все свои.
  - Право слово, обыкновенная компания из обыкновенных молодых людей. Если кто и мечтал перепехнуться, то только по благоволению самой девицы и по снисходительному разрешению Шершеньева. Ни того ни другого не могло быть в принципе, поскольку являлось бы откровенным непотребством.
  Семён Семёныч засопел куда как унывней прежнего.
  - Я вижу, ты мне не веришь, Семён Семёныч, но это говорит скорее о распущенности твоего характера. - с горькой миной произнёс Головакин.
  - Да ну, брось. - осклабился Семён Семёныч. - Втащить бы тебе в хлебальник за такие слова, да рук марать не охота.
  - Так я не из интеллигентов, я могу и сдачи дать.
  - А ты, наивная душа, думаешь, что с интеллигентами всё очень просто? - презрительно захохотал Семён Семёныч. - Помню, служил у нас в роте интеллигент, и тогда это всем в диковинку было, поскольку дураков в армию не брали. За три месяца в быдлана перешлаковался - повторяю для особо одарённых: за три месяца!.. Интиллегент, как и любой представитель модной субкультуры, это смесь пластилина и говна в рандомных пропорциях, деформирующаяся в сторону наименьшего сопротивления. Обучить его кулаками махать - раз плюнуть!..
  - Ну, это отдельный повод для препирательств с загвоздочкой, давай мы их отложим. - ловко уклонился от скользкой темы Головакин. - Вы лучше посмотрите, что за интересная штука получается с нашей тогдашней компанией: я всех этих парней пережил, хоть и пил четверть века в запой!! Просто иногда в канавах валялся, если только не поджигал какой-нибудь ларёк, где продавщица мне пиво в долг не продавала!! Смотрите, в самом деле, что за штука: Свиристелов повесился, Сердцеедский купался и утонул, Феофанов свалился там с какой-то берёзы, что ли, и помер... Шершеньев тоже загнулся совершенно внезапно... Был человек - и нет человека.
  - Как ловко у вас получилось всем помереть, прямо так друг за дружкой и отошли в мир иной. - проворчал Евпсихий Алексеевич, поддерживаемый лёгким саркастическим хохотком Анны Ильиничны. - А отчего же Шершеньев помер? Да точны ли сведения?..
  - Не сомневайтесь, Шершеньев помер - я его в гробу собственными глазами наблюдал, и даже пил за упокой его души на поминках. Жена его не побрезговала мной и на поминки пригласила, а там всё достаточно гладенько прошло, закуска отличная была - помню жирную индейку под соусом кари - а водку купили финскую, сорокоградусной крепости, стандартного объёма 0,5... Вот казалось бы: жена, семеро детей, собственный стабильный бизнес, реклама висит по всему городу в виде баннеров!.. Живи и наслаждайся!! Но вот он вывешивает у себя в офисе приказ об увольнении всех сотрудников, подаёт на развод, практически всё имущество оставляет жене, а сам переезжает жить на дачу - на ту самую дачу, где мы шашлыки жарили и веселились, а затем эту вашу Анну Ильиничну потеряли...
  - Нашу?.. Не нашу, а вашу!.. - поправил Евпсихий Алексеевич.
  - Если не вашу и не нашу, значит, ничью! - грубовато отшутился Головакин. - Впрочем, не в этом дело, не запутывайте меня, я вам про Шершеньева рассказываю. Который все свои дела забросил и отправился в уединение. И вот, значит, проходит месяц-другой, от него ни слуху ни духу, жена не может себе места найти от взволнованности - пускай и бывшая жена, но она же человек и имеет своё человеческое беспокойство - и вот приезжает на дачу с решимостью высказать всё, что думает о том, какой Шершеньев сволочь и эгоист, и обнаруживает бездыханное тело.
   - Бездыханное? - переспросил Евпсихий Алексеевич. - В том смысле, что оно окончательно мёртвое?..
  - Окончательно и бесповоротно. Приехали врачи, всё внимательно изучили, пульс пощупали и убедились в смертельном исходе, хотя и не взялись разъяснить причину. Зато отправили тело в морг на дальнейшее исследование, а там уж, в морге, сообразили что к чему, и уведомили, что Шершеньев страдал воспалением сосудистой клетки на фоне тромбофлебита, которое нередко вызывает у людей внезапную смерть, вот Шершеньев и помер. А жена уверяла, что это его Бог наказал. Она хоть и не болтливая была, да ведь всего не утаишь, сколько не пожелаешь в молчанку играть; тогда, на поминках, она и проговорилась, что любил Шершеньев ручонки пораспустить, бил её и семерых детей, иногда и крепко бил, чуть ли не смертным боем. Орал, что они всю кровь из него высасывают, что он позабыл про простое человеческое счастье и чувство утешительной любви, что вокруг него одни звери... А разве можно так про людей говорить, что они звери??
  - Такие человеки бывают, что хуже любого животного. - буркнул Стёпа. - Живут только для того, чтоб другим мешать жить.
  - Вот-вот. - подхватил Головакин. - И мой дружок закадычный Феофанов частенько повторял, что звери гораздо лучше людей. Говорил: случись моё бытие иначе, я бы его провёл в одной стае со зверьми, чем с людьми. Хороший человек был этот Феофанов, и друг хороший, но помер по-дурацки. Вроде бы и от инфаркта помер, но по-дурацки: полез на дерево котёнка спасать, а и до середины не долез, ахнул и повалился на землю. Пришлось уж мне за котёнком лезть, Васей назвал, шебутной кот тоже оказался, недолго у меня прожил: какого-то ребёночка во дворе поцарапал, его папаша взбеленился и удавил зверушку. Ну а я папаше машину поджёг... Все, с кем я тогда на даче был, когда мы девку потеряли, все померли, а я всех пережил, вот я какой интересный человек оказался.
  'А разве Свиристелов не просто так помер, а повесился? А почему же Сердцеедский утонул? - изумлённо ахнул голос Анны Ильиничны и засвербел нервным смешочком. - Вот так номера!'
  - И Свиристелов повесился зачем-то, и вот вы сказали, что Сердцеедский купался и утонул - между прочим, крайне интересная информация, если подходить с точки зрения мистического воздаяния за грехи. - задумался Евпсихий Алексеевич. - Как вы считаете, нарочно ли он утонул или под случайным давлением обстоятельств?
  - А кто его знает. - пожал плечами Головакин.
  - Может, осторожность не проявил, понадеялся на собственные силы, а сил и не хватило?
  - Скорей всего так.
  - Ногой за корягу зацепился, а там и захлебнулся?
  - Это проще простого. Я вот, например, даже пьяным не полезу в пруд с корягами, а вот что у других людей на уме - отвечать не собираюсь.
  - Осторожность нужна во всём. - встрял в беседу Толик, уведомительно постукивая кулаком в грудь. - Я вот когда на электромонтёра учился, то старшие товарищи говорили, что если линия свыше 110 000 Вольт, то обязательно надо, чтобы на носках дырок не было. Любая ткань, представляете себе, это отличный диэлектрик, тем более синтетика. А так если дырка на пятке, то разряд электричества из пятки дует прямо в землю со смертельным исходом. Короче, чем выше напряжение, тем целее носки должны быть, чтобы пробоя не было.
  Аркаша и Стёпа насмешливо фыркнули, чем выставили напоказ своё неуважение к людям опасных профессий. Впрочем, и сам Толик фыркнул куда как охальнически, и даже принялся тыкать пальцем в пол, напоминая, что именно снизу нас поджидают опасности куда страшней, чем сверху.
  - Ну вот что вы за паршивцы собрались: услышите какую-нибудь глупость и ржёте, словно лошади!! - тревожно загудел Семён Семёныч. - Тошно мне от вас становится, на душе тошно и за себя стыдно, что вынужден всё это выслушивать и терпеть. Я вот теперь мечтаю, как тот бедолага Шершеньев, уйти от вас в уединение личной культуры, и прозябать там до скончания веков. Потому что тошно от вас!!
  - Ты же в райские кущи давеча собирался? - поёрничал Головакин.
  - Да хоть к чёрту на кулички, лишь бы без вас!..
  Семён Семёныч попробовал встать с пола и забраться на кровать, чтоб наконец-то укутаться в одеяло поплотней и отключиться от внешнего мира с его назойливыми упадничеством и смердяковщиной, но тревожно чертыхнулся, выпучил изумлённые глаза и затрясся в мелких конвульсиях. 'Опять дядьке плохо!' - недовольно пробубнили Толик со Стёпой, а Аркаша поспешил забарабанить в дверь, вызывая врача. Буквально в этот же миг - словно бы они только того и ждали - в палату ворвались крысиноносые санитары во главе с тем самым сутуловатым субъектом, что в больничной галерее имел неприятный разговор с Евпсихием Алексеевичем.
  - Ну что тут у вас опять? чего буяните? - загундосили санитары, изготовляясь навести порядок в доверенном им помещении, чего бы того не стоило.
  - Семёну Семёнычу тут у нас плохо; даже, говорит, намерен навеки отойти в состояние личной культуры. - пожаловался Головакин, указывая на затихающего Семёна Семёныча, болезнь которого - судя по всему - излечивалась от одного вида медперсонала. - Вы бы укольчик ему какой вкололи, таблетку полезную дали, галоперидол... Всё же вам деньги государство не просто так платит, а чтоб вы о нас заботились.
  - Деньги, полагаете, нам государство платит? - издевательски улыбнулся сутуловатый субъект.
  - Так а кто же ещё? Больше некому за нас деньги платить.
  - Очень хорошо... А государству с вас всех какая выгода имеется, чтоб беспокоиться и деньги платить?.. Ну-ка подумайте, что на это можно сказать. Только хорошенько подумайте, не надо резких заявлений.
  - Если забота наличествует, значит, есть у этой заботы какая-то цель. Социальная ответственность - тоже, знаете ли, не пустые слова, и власть должна отчитываться перед избирателями за свои действия.
  - Перед избирателями? - физиономия сутуловатого субъекта приняла окончательно саркастический вид. - Отчитываться?..
  - Ну да.
  - Напрасно вы с этими сволочами разговариваете. - тяжело пробормотал Семён Семёныч, имея самый неутешительный опыт дискуссий и медицинских разногласий. - Для них человеческая жизнь состоит из физиологических мелочёвок, некоторые из которых можно выбросить за ненадобностью, а некоторые - типа почек, селезёнок и прочих полезных ископаемых - можно вырезать и продать подороже.
  - Нешто все кругом жулики? - прошептал тревожно Толик.
  - У меня гангрены 70%, я страдаю ежеминутно - а им всё по барабану. Конечно, жулики, кто же ещё.
  - Мама, роди меня обратно! - ахнул Толик.
  Санитары возбуждённо заурчали, как будто давненько не занимались медицинской профилактикой, а заняться бы очень хотелось.
  - Подобные желания гораздо легче и чаще выполняются чем вам кажется. - сообщил сутуловатый субъект ошалелому Толику, весело поигрывая тросточкой. - Но лично вас они уже не должны волновать. Вас уже никто никогда не родит.
  - Чего это?
  - Да кому вы нужны, чтоб вас заново рожать? Вы не человек - вы своего рода непредвиденная случайность, пустячок. Возможно, вы по-настоящему никогда человеком и не были.
  - С говном меня смешать хотите? - проворчал Толик. - Лишаете элементарного уважения.
  - Да вас хоть с чем смешивай, выйдет всё одно: Толик!!
  От возмущения у Толика отвисла челюсть, а бугорки на лбу принялись собираться в кучку, что изобличало чрезвычайную работу ума и закипание ненависти с далеко идущими последствиями.
  - А я так думаю, что тот, кто не уважает своё окружение, свою работу и обязанности перед другими, тот и себя не может уважать. - процедил Головакин. - Отсюда и попытки создать конфликт на пустом месте, когда всего-то требуется дать больному человеку таблетку.
  - Вы, Головакин, не философ, вы просто пьяница с завышенной самооценкой и дурацкими подвигами в сфере поджогов общественного и личного имущества. Не вам нас учить.
  - А чего его жалеть-то?.. личное имущество... Всё одно придётся всем гореть. Очень скоро, сразу всем и всему.
  - Ещё отмечу и склонность к дурацким пророчествам. - пристукнул по полу тростью сутуловатый субъект, выражая свой восторг. - Кто и где будет гореть, Головакин?.. Вы почём знаете инвективы будущего?
  - Я-то знаю, а вот вы зря не верите апокалиптическим календарям; вот хотя бы у индейцев майя были отличные календари. - сердито всматриваясь в обидчика, высказывался Головакин. - Они предупреждали о конце света, давно предупреждали: и вот в декабре 2012-го года Земля слетела-таки со своей оси и теперь летит в удручающем направлении вместе с Луной, Марсом и прочей космической дребеденью, и летит прямёхонько в Тартарары!.. Так что недолго вам осталось над нами издеваться, скоро всем кирдык настанет.
  - Куда, простите?.. Куда, вы сказали, летит Земля?.. - с поразительной ловкостью покрутив тростью вокруг головы и легонько пристукнув себе по темечку, вопросил сутуловатый субъект.
  - Да в Тартарары летит, куда ещё!..
  - А вы, Головакин, что сейчас о себе воображаете?.. Вы разве не догадываетесь, где находитесь и что с вами случилось?
  - Да в больнице я. Где мне ещё находиться?
  - В какой ещё больнице, Головакин?.. Ну, скажите, отчего вас можно вылечить??
  - Да от алкоголизма меня можно вылечить. Только вы зря стараетесь - меня вылечить не так уж просто, я весьма упрямый экспонат. Типа нержавеющей легированной стали высокой твёрдости.
  - Да никто вас здесь не собирается лечить, окститесь. Вы умерли, Головакин. Вы окочурились без всяких надежд на спасение, и попали в те самые Тартарары, про которые нам здесь талдычите.
  Головакин с натянутым изумлением огляделся по сторонам:
  - Кто умер?
  - Вы. Один мой знакомый и на похоронах ваших успел побывать: всё, говорит, прошло чинно и благородно, кроме матушки с батюшкой, посчитай, никого и не было.
  - Да как же?? Три дня назад с приятелями День Космонавтики отмечал!.. Или четыре дня назад?.. Приятели-то мои - Саввушка да Егорушка - вы у них-то спросите, разве я мог умереть?..
  - Ваши приятели и вызвали машину 'скорой помощи', вы прямо за столом и загнулись, Головакин. В правой руке стопку держали. Пустую.
  - Да как же так?? - выказывал непомерное недоумение Головакин. - Егорушка обещал что-то вроде межрёберной невралгии устроить - так от этого не помирают??
  - Обещал, да не успел.
  - И Саввушка намеревался на баяне 'Амурские Волны' сыграть... Неужели не сыграл??
  - Тогда не сыграл, уж вы извините Саввушку, ему тогда не до баяна было; но ещё не раз сыграет - какие его годы - только вам услышать его игру не дано!! Вы померли, Головакин!!
  - А-а-а... Так кто же вы такие теперь получаетесь?? - Головакин принялся столь стремительно вращать взлохмаченной башкой по сторонам и прицельно стрелять глазами по окружающим, что всякому стал понятен неутешительный конец всей этой истории. - Так вы тут все теперь черти получаетесь!..
  - Ну черти, ну и что такого? - маленько струхнули санитары и попробовали утешить больного. - Раньше, что ли, никогда чертей не видел?..
  - Тогда держитесь!!! - с неправдоподобной быстротой Головакин подлетел к своей кровати, засунул руку под подушку и вытянул пакетик, содержащий жёванный спичечный коробок, небольшой пластмассовый приборчик, извазюканный в растворе зелёнки и напоминающий осциллограф, и литровый флакон с соблазнительно бултыхающейся прозрачной жидкостью. - Всё, что я раньше видел, меня в данный момент не интересует, я готов отвечать за себя здесь и сейчас. И если кто-то решил на меня чертей наслать, полагая, что я отнесусь к этому происшествию спокойно и даже возможно с величайшей признательностью, то он глубоко ошибается в Головакине. Вот что Головакин предпримет в таком случае. Я вас всех спалю нахрен, сожгу до тла, пепел развею по ветру, а когда очнусь, то обнаружу себя дома, на родном диване перед телевизором, и никто у меня больше не умрёт!! С вами, чертями, иначе не договоришься.
  - Что за дрянь у тебя в руках? ты откуда её взял? - забеспокоился сутуловатый субъект.
  - Спирт это у меня во флаконе, самый что ни на есть чистый медицинский спирт - своровал я его у кастелянши, когда она для меня больничную пижаму выбирала. И спички вон его. - Головакин ткнул пальцем в обомлевшего санитара. - Он их из кармана дырявого оборонил, а я подобрал - как думал, что пригодятся, а вот и пригодились!..
  - А осциллограф зачем спёр?
  - Там стрелка прикольно мечется, мне нравится. Для забавы спёр.
  - Отдай по-хорошему. Не балуйся.
  - Держи!!
  Осциллограф полетел в лоб сутуловатому, а сам Головакин резким движением натренированной руки поджигателя, ухватился за кончик простыни и стащил её целиком с кровати, после чего тщательно окропил спиртом:
  - Спалю всех нахрен!!
  - Вяжите этого полоумного! чего стоите? - крикнул сутуловатый субъект санитарам, но те, завидев, как Головакин ловко зажигает спичку и подносит её к простыне, попятились к выходу из палаты.
  'Евпсихий Алексеевич, до сих пор не хотелось беспокоить вас понапрасну, но дело запахло керосином. - зашустрил озабоченный голос Анны Ильиничны. - Давайте-ка давать дёру отсюда, пока не поздно. Я свистеть не буду, а вы попробуйте переместить себя через пространственные порталы, как в прошлый раз получилось: напрягитесь всеми внутренними силами, настройтесь мысленно на движение вперёд и выбивайте лбом крышку гроба!.. Мне кажется, здесь сейчас такое начнётся, что потом костей не соберёте.'
  Головакин издал грозный победоносный клич и поджёг простыню, которой тут же принялся размахивать на манер пылающего флага. Сутуловатый субъект запустил трость в Головакина, но промахнулся и попал в Семёна Семёныча, отчего тот негодующе взбрыкнулся и рявкнул в такой степени свирепо, что Головакин подпрыгнул от неожиданности метра на полтора в высоту, и эта новоявленная способность ему явно понравилась.
  - Жги чертей! - сам себе скомандовал Головакин и в два прыжка очутился перед носом сутуловатого недруга, после чего накинул на него горящую простыню.
  Сутуловатый мгновенно воспылал, сгорел и превратился в пепел, разлетающийся по палате огромными вонючими клочками. Санитары выскочили из палаты, захлопнув дверь как можно прочней и помчались по коридору за подмогой.
  - Кто ещё намерен заполучить душу русского пьяницы? - торжественно крикнул Головакин, бултыхая остатками спирта во флаконе. - Я вас всех кремирую заживо, вы убедитесь и очаруетесь силой безрассудства!..
  - А вот гранату РГД-5 не желаешь попробовать? - вдруг Семён Семёныч резво соскочил с кровати, каким-то фокусническим трюком заполучил в руки собственные армейские штаны с лампасами, откуда действительно извлёк гранату и вырвал чеку: - Ситуация экстраординарная, не правда ли??
  'Евпсихий Алексеевич, у этого дядьки мозги совсем набекрень. - со знанием дела засуетилась Анна Ильинична. - Я бы на вашем месте тут не задерживалась. Давайте-ка, вышибайте лбом крышку гроба.' Но Евпсихий Алексеевич следил за событиями в палате настолько заворожённо и ошалело, что напрасны были потуги освободить его из этого состояния.
  - Кишка у тебя тонка. - с очевидным ехидством поглядывая на Семёна Семёныча, и не веря в боеспособность его гранаты, произнёс Головакин. - Нормальная ситуация, всё под моим контролем.
  - Тогда держись, падла!..
  Однако, граната взорвалась раньше, чем кто-либо ожидал: какие-то затейливые конструктивные причиндалы неловко задел Семён Семёныч, и его увесистые ошмётки эффектно разлетелись по сторонам.
  - Нас голыми руками не возьмёшь! - расхохотался Головакин.
  - Однако!! - принялся приходить в себя Евпсихий Алексеевич.
  В палату вернулись крысиноносые санитары, но уже в количестве десяти штук, и даже захватили с собой парочку больничных сторожей в заношенных кацавейках, но с мотками прочных верёвок, тут же спешно распутываемых. 'Бегите менять штанишки, дристуны!' - фыркнули в кулачки санитары и приготовились бить всех, кто попадётся им под руки, причём бить синхронно, технично, красиво, а главное - быстро и громко.
  - Нас голыми руками не возьмёшь! - воскликнули Толик со Стёпой, взбудораженные подвигами товарищей, а Аркаша принялся с натугой выдёргивать из пола привинченный табурет.
  Табурет ворчливо хрустнул и поддался, а затем полетел в кучку санитаров, где и покалечил одномоментно штуки три, что вдохновило Толика со Стёпой на беспрецедентные силовые подвиги, и они ухватились с разных сторон за кровать.
  - Раз-два - взяли! - поощрительно скомандовал Аркаша, и кровать, даже не думая сопротивляться, поддалась.
  - 'Если бы парни всей земли взяться за руки смогли - вот было б весело в компании такой!..' - пропели Толик со Стёпой и шарахнули кроватью по скопищу санитаров, разбив черепушки больничных сторожей вдребезги.
  Но и Головакин, будучи основным виновником боевых действий, не намеревался на данном этапе сражения находиться в стороне, а принялся собирать крупные ошмётки Семёна Семёныча и бросать их в санитаров с воплями: жрите! жрите плоть человеческую, пока не нажрётесь досыта!..
  - Ура!! - несколько неказисто, но авантажно прокричали Толик со Стёпой.
  - А такого Кузьму я и сам возьму! - присмотрелся Аркаша к санитару, обозначающему себя как Уфир, сжал живописный кулак и принялся конкретно дубасить Уфиру под рёбра, вызывая качественный хруст костей.
  - Нет уж, я с этим мириться дальше не намерен! - оказалось, что один из санитаров - пузатенький и благообразный, словно баржа с экологически чистым антрацитом на пути из Пенсильвании в Мариуполь - до сих пор не принимал участие в побоище и наблюдал за событиями, присев на кровать Евпсихия Алексеевича, но тут и его терпению наступил предел: - Я сейчас буду наносить тяжкие телесные повреждения. Возможно, кое-кого и разорву напополам, но главное: угомоню!!
  - Тебя-то нам и не хватало для полного счастья. - бойкая троица, состоящая из Толика, Стёпы и Аркаши сплотилась в нечто единое целое и крепкое - кажется, этот гимнастический фокус они совершали не в первый раз - и рыкающим бульдозером поползла на пузатого супостата с целью сокрушительного подавления.
  - Это что за катафалк вы придумали? - застыл от удивления санитар, поскольку ни на небе, ни на земле раньше ему такого видеть не доводилось.
  Затем, на протяжении нескольких секунд увлекательного сражения, санитар по преимуществу не задавал глупых вопросов, а извлекал звуки поразительно ёмкие и драматичные, но они ему мало помогли. Санитар капитулировал и в газообразном облике испарился с поля битвы.
  'А события становятся всё более драматичными.' - нашёптывал голос Анны Ильиничны, подвигая и Евпсихия Алексеевича к скорейшему побегу.
  - Братец Головакин, да мы теперь революцию в Тартарары поднимем! - воскликнул Аркаша. - Мы теперь сами чертями станем, да такими, что во всей вселенной шороху наведём!..
  - Вот уж нет. - категорически отказался Головакин предавать душу дьяволу. - Не бывать мне чёртом, да и вам я этого сделать не позволю, пока живой. Я сейчас за вас примусь решительно и хорошенько.
  И Головакин вылил остатки спирта на пластмассовый осциллограф, поджёг с одной спички - отчего старенький и никому не нужный прибор живо возомнил себя всесокрушающим снарядом - и изготовился бросить в недавних приятелей, столь неосторожно возжелавших чёртовой власти. Толик, Стёпа и Аркаша, даже не сговариваясь, принялись за очередные гимнастические выверты: уцепили друг друга руками за ноги и образовали форму мощного огромного колеса, способного на скорости раздавить кого угодно. Но Головакину удалось вовремя закинуть свою бомбу в резвых злоумышленников - и вот кособокое лихорадочно-огненное колесо, дико орущее от боли, вылетело из палаты и полетело по галерее, сшибая и поджигая всю прочую больничную нечисть, спешащую своим на подмогу.
  - А вот что ты за чёрт, Евпсихий, мы сейчас узнаем! - Головакин зажёг последнею спичку из скомканного коробка и вознамерился прыгнуть на шею нашему герою, дабы запихнуть азартный огонёк прямиком в волосы. - Посмотрим на твои рожки!.. Освободим косточки от тленной плоти!..
  Евпсихий Алексеевич испуганно закрыл ладонями глаза, жадно надавил на виски, чтоб отчётливей увидеть спасательную нить в опасно пляшущей мыслительной бездне, тут же отыскал среди вихлявых завитков дыма искомый проторённый путь, и бросился на него лбом вперёд!..
  
  
  ВВЕРХ
  
  
  ...На этот раз Евпсихий Алексеевич вылетел из гроба с минимальными потерями для здоровья: голова удачно бацнулась об одну из подушек, предусмотрительно приколоченных мастеровитым путешественником, и разве что болели колени, на которые пришлось рухнуть, сползая со стены.
  - Ну вот, с Головакиным разобрались. Более-менее.
  Применив бинты и целебную мазь, Евпсихий Алексеевич починил коленки, затем опустошил заварной чайник, утоляя жажду, и несколько раз треснул кулаком по безответному табурету. Не в первый раз табурет пробовал незаслуженных тычков, после которых разгорячённый пыл хозяина утихомиривался надолго, но не имел привычки роптать по пустякам.
  - Настроение, вроде бы боевое, но некоторая слабость покалывает в самых важных частях тела, слабость невралгического свойства. - попробовал оценить себя со стороны Евпсихий Алексеевич. - Надо бы вздремнуть, и вздремнуть покрепче, а назавтра с новыми силами взяться за родственников Головакина. Адресочек-то он выболтал случайно, а я запомнил: улица маршала Блюхера, дом семь, квартира 92!.. Вот завтра с утра туда и наведаюсь. Заявлюсь, словно снег на голову.
  Евпсихий Алексеевич водрузил крышку гроба на место, предварительно сообщив Анне Ильиничне, что утро вечера мудреней, и если кончик нити, ведущей к череде обвинительных заключений, пока не прощупывается, то некоторые персонажи стародавней истории вырисовываются перед ним очень даже выразительно. Компания в тот день на даче собралась не простая, всякий имел свои претензии к собственному прошлому и будущему, и если люди, эмоционально стабильные, способны игнорировать подобные карьерные нюансы, коли нет доходчивой надобности биться в истерике, то нам пришлось столкнуться с лицами, склонным к поступкам самого непредсказуемого свойства. Кажется, лёгким всплакнувшим хмыканьем Анна Ильинична согласилась со своим вызволителем, и пожелала ему спокойной ночи и добрых снов. Что особенно было важно перед завтрашней круговертью.
  - Так уж и круговертью! - усмехнулся Евпсихий Алексеевич и быстренько залёг на диван, где и прикорнул до утреннего всплеска весенних ярморочных лучей и треска конопатых воробьёв за окном.
  С ребячливым восторгом приняв душ и побузив с полотенцем, изображая из себя Головакина с горящей простынёй, Евпсихий Алексеевич отправился на кухню, где плотно позавтракал, углубляясь в сводку мировых новостей способом архаическим, то есть через газету. Затем Евпсихий Алексеевич быстро, но тщательно запротоколировал некоторые особенности вчерашнего дня в блокноте, и всмотрелся в карту города, отыскивая улицу Блюхера, дом семь, а возможно, что и квартиру 92. Всё это, кроме квартиры, он и нашёл.
  - Отлично.
  Перед выходом из дома, Евпсихий Алексеевич приоткрыл крышку гроба и сообщил Анне Ильиничне, что внимательно разведает прошлое место обитания Головакина, и хотя не надеется на отыскание заманчивых вещественных улик, но применяя метод неусыпной бдительности в беседе с гражданами, так или иначе знакомыми с Головакиным, сможет приоткрыть этакую плотную завесу над прошлым, что явление Истины забрезжит красками однозначного свойства. Кажется, Анна Ильинична пожелала удачи Евпсихию Алексеевичу. Впрочем, что ещё она могла пожелать?..
  Радостно дребезжащий троллейбус довёз Евпсихия Алексеевича до улицы Блюхера, высадил посреди стойбища туполобых панельных многоэтажек, с маниакальными улыбками, тянущимися к свету, и владеющими вместо подъездов чем-то вроде входных отверстий пищеварительного тракта, после чего оставалось лишь опросить население о доме номер семь и получить ответ, что 'глаза можно было бы раззявить и поширше, ибо дом - вот он, как раз перед вами'!..
  - Отлично.
  Вычислив самый крайний подъезд дома, где могла бы быть квартира 92, наш герой без малейших усилий и проник в этот подъезд, поднялся на нужный этаж и обнаружил искомую квартиру. Изобразил на лице море вежливости и учтивости, приподнял правую руку настолько, чтоб она выражала готовность сиюминутно с кем-нибудь покрепче обняться, и позвонил в дверь.
  - Кто? - глуховато вопросили за дверью, отчего-то не смея заглянуть в дверной глазок.
  - Простите, а мне бы Головакина повидать.
  - Кого?
  - Го-ло-ва-ки-на!! - попробовал по слогам произнести Евпсихий Алексеевич. - Мне доподлинно известно, что такой гражданин здесь проживает, я не могу ошибаться.
  'Головакина!' - послышался шёпот за дверью, сообщающий кому-то про требования Евпсихия Алексеевича.
  - Головакина? - с явным желанием предусмотреть все неприятности, переспросили за дверью.
  - Да, его самого. Головакина.
  Дверь воровато отворилась, и Евпсихий Алексеевич увидел двух низеньких старичков, даже старичка и старушку, несколько потешно напуганных и взирающих на гостя с намерением закончить разговор как можно быстрей.
  - Мне бы Головакина. - повторил свою просьбу Евпсихий Алексеевич.
  - А вы, наверное, дружок нашего сына? Так вы уже опоздали, мы его давеча похоронили, давеча и поминки справляли.
  - Вот тебе раз! - скорчил изумлённое лицо Евпсихий Алексеевич. - Мой дружок закадычный помер, а я опоздал, как, впрочем, и всегда опаздываю на самые важные мероприятия в своей жизни... вот незадача... Можно пройти?
  - Так помер же Головакин! сынок-то наш помер! - явно смущённые нежданной вежливостью гостя, старики пригласили-таки Евпсихия Алексеевича в прихожую и уставились с откровенным недоумением.
  - Неужели вы меня не помните, родные вы мои матушка и батюшка Головакина? я же с вашим сыном в одной школе учился, за одной партой сидел, шалили вместе!!
  - Кажется, я вас помню. - пригляделась матушка Головакина. - Кажется, ваша фамилия Феофанов.
  - Ну да, ну да, я и есть Феофанов. - согласился на самозванство Евпсихий Алексеевич. - Просто я сейчас в Серпухове живу, и не сразу узнал, что приятель закадычный помер, а как узнал - сразу сорвался сюда, все дела бросил, с женой не попрощался, но всё-таки опоздал на похороны. Где хоть похоронили дружка-то?
  - На Чурилково похоронили. На восьмой линии.
  - Как же, как же, хорошо знаю, где эта восьмая линия на Чурилково... И что же, вот он лежит теперь там, в сырой яме, и теперь уж не обнимет своего старого друга, не поговорит с ним о том да о сём?.. Какая странная и незаслуженная штука - смерть. Вот как вы думаете, ведь она не заслуженная, правда?
  - Ох, сыночек ты мой... На кого же ты нас оставил? - попробовала причитать матушка Головакина, но батюшка пристукнул её в бочок, предлагая не начинать всё заново.
  - Оставил-то нас совсем ни на кого, одни мы теперь на всём белом свете. - сообщил батюшка с достаточной мужской суровостью и безнадёгой.
  - Что же теперь делать, дорогие вы мои страдальцы, матушка и батюшка Головакина, крепитесь! - сочувственно утешил стариков Евпсихий Алексеевич.
   - А и в правду сказать, нехороший он сын был, дурной и непослушный. - вдруг заявила старушка.
  - Дурной. - добавил старик.
  - Вроде бы и пороли как следует, а всё равно дурной вырос. Неслух.
  - Винтиков в башке не хватало. - сообщил старик.
  - Что?? - Евпсихий Алексеевич в замешательстве уставился на чету Головакиных.
  - Завсегда думал прежде всего о себе, а на родителей наплевать было. - вспоминала старушка неблаговидные сыновьи поступки.
  - Иногда вёл себя по-скотски. - убеждённо кивал головой старик. - Да и не то, что бы иногда, а посчитай, что постоянно вёл себя по-скотски. Таких бы сыновей ещё в зародыше убивать надо.
  - Да он хороший и славный паренёк был, просто немного нервничал по поводу житейских невзгод и близко к сердцу принимал всякую неудачу. - попробовал сохранить лирическую сторону беседы Евпсихий Алексеевич. - Но вот уж кого он безгранично любил, так это своих матушку и батюшку, уж мне-то поверьте: бывало соберёмся мы в подвале, чтоб втихаря папироски покурить, а он как начнёт соловьём заливаться, дескать, какие у него родители славные, а батя так вообще боевой - вот мы все заслушивались обомлев, и мечтали, чтоб самим таких славных родителей заполучить!.. Да где там.
  Старики согласно кивали головами, выслушивая излияния Евпсихия Алексеевича, но явно были себе на уме и придерживались в этом вопросе особого направления.
  - А может нам его подменили? - слабоумным голосочком задребезжала матушка Головакина. - А?.. Как ты думаешь, дед?.. Подменили ещё в роддоме какие-нибудь Тихомировы, да так, чтоб у них наш сыночек был, а у нас был ихний?.. Вот вы как думаете, товарищ Феофанов, такое возможно?..
  - Нам его в роддоме подменили. - кивал головой батюшка Головакина. - Наверняка Тихомировы подменили, а больше и некому. А кому ещё?
  - Не могу знать конечно. - растерянно пробормотал Евпсихий Алексеевич. - Вам видней.
  - Уши-то у него не нашей породы, а точь-в-точь тихомировские, а вот глаза в отца. - вздохнула матушка Головакина. - И не разберёшь теперь: наш или не наш сыночек, кто тогда над нами поглумился безжалостно?.. Помню эту нянечку в роддоме - Егоровной её кликали, вредная такая была, она нам ребёночка и подменила!.. А?.. Как ты думаешь, дед?..
  - Глаза мои, это совершенно точно. - соглашался батюшка. - А вот уши у меня завсегда подозрения вызывали. У меня вовсе не такие уши, как у него, да и у тебя не такие. А откуда тогда такие уши у него??
  Старики не пускали Евпсихия Алексеевича дальше прихожей - темноватой и астматической, сдерживающей пытливые взгляды от остального коридора, заставленного огромными чемоданами, рыхлыми шкафами с ненужной одеждой, древним трюмо и чередой антресолей у самого потолка, заполненных скучающей рухлядью, словно нарисованной чей-то неумелой рукой. У стен громоздились агрегаты, которых и в природе не должно было бы существовать, но, судя по всему, ещё пьяненький Головакин где-то их подобрал и притащил в дом с целью эпического обогащения. Коридор освещала щуплая лампа в пыльном надтреснутом абажуре, и цвет этого абажура словно нарочно совпадал со цветом вставной челюсти батюшки Головакина.
  - Конечно, сынок непутёвый был, и всё это неслучайно на нас свалилось, мы со стариком с себя ответственности не снимаем. - кисловато бормотала старушка, пытаясь незаметно задвинуть ножкой под шкаф какую-то оказию, оставшуюся с недавних поминок. - Он и обижаться имел право на маму с папой, потому что хромал с младенческих лет, и тут папа с мамой виноваты, папа с мамой не доглядели... А жарко было в тот вечер, окошко на кухне распахнули для лёгких сквозняков, а ребёночек и залез на подоконник, чтоб птичку лучше рассмотреть... птичка там какая-то на столбе чирикала...
  - Я тут воробья подозреваю, у нас тогда во дворе много воробьёв водилось. - кивал головой батюшка Головакина.
  - Ну вот, воробей на столб прилетел, а младенчик и свалился из окна, прямёхонько с третьего этажа упал. - рассказывала старушка, в очередной раз окунаясь в шероховатость воспоминаний. - Прямёхонько на цветочную клумбу упал - соседка Ирина Павловна тогда у нас любительницей была цветочки в клумбах высаживать... Вот с тех пор он и хромал на левую ногу, ну и личиком слегка помялся.
  - Ирина Павловна клумбы камушками украшала, чтоб цветочки свой декор имели и законную границу. - сообщил батюшка Головакина. - Вот он на клумбу и упал, а лицом об камешки шмякнулся. Непутёвый сын был, об этом сейчас можно только с глубоким прискорбием рассказывать. А поделать-то уже ничего нельзя.
  - Вот так вот и упал: бух!! - старушка попыталась обоими руками показать падение непослушного младенчика, сопровождая мимику горестным смешком, но не без фальши.
  - Бух!! - повторил за супругой батюшка Головакина.
  - Конечно, папа с мамой виноваты, папа с мамой недоглядели, а сынок пьяницей вырос. И ладно бы только пил, а то принялся поджигать что ни попадя. А ведь в детстве огня боялся, даже к газовой конфорке близко не подходил. 'Пальчикам-то, - говорил. - очень будет больно, когда обожжёшь!' Да вот как с дачи той проклятой вернулся, так и понеслось... так и понеслось... То занавеску у себя в комнате подпалит, то на заводе в слесарной мастерской из опилок чучело смастерит и огонька подкинет. Подожжёт, смотрит на всё это дело и плачет. Люди-то говорили, что чуть ли не горючими слезами плачет, и вроде бы как нравственную травму на себе несёт. А мне-то откудова понять, что такое нравственная травма, я-то ничего такого и не понимаю. 'Что вы там натворили на даче? - бывало спрашиваю у него. - Сожгли девку что ли?'
  - Шутила мать-то у нас, так просто шутила. - испуганно залопотал батюшка Головакина.
  - Шутила, ещё бы не пошутить. - угрюмо осклабилась старушка.
  - Я понимаю, что шутила. - внимательней присмотрелся к ней Евпсихий Алексеевич. - Уж чего-чего, а шутки я прекрасно понимаю, и сам мастер пошутить. А я вот ещё слышал про некую Танечку, которую тоже вроде убили, и эта Танечка с вашим сыном в знакомстве состояла. А вы лично про Танечку ничего не слышали?
  - Про Танечку? - даже слишком испуганно вздрогнула старушка.
  - Про Танечку. Говорят, что любили они друг друга до безумия, а вот до счастливого финала Танечке и не довелось дожить.
  - Про Танечку? Про какую это Танечку? - не на шутку разволновалась и задумалась старушка. - Дед, а ты не помнишь про такую Танечку?.. Ну-ка напряги всё, что там у тебя есть!..
  - Да как сказать тебе, что это за Танечка... - батюшка Головакина принялся потирать на лбу всевозможные мыслительные складочки и археологические раскопки. - Что-то я не могу припомнить такой Танечки. Если бы ты мне её сейчас показала, так я бы тебе сразу её и припомнил, а так бесполезно в ступе муку молоть.
  Немного грустя, что её супруг 'этакий старый валенок', но и надеясь, что он 'ещё не совсем чокнулся', матушка Головакина сама принялась за активные поиски следов Танечки у себя в памяти, и в течении пары минут раз десять их находила, после чего отвергала за ненадобностью.
  - С Нинкой Сорокиной он дружил, помнится, она и жила у нас некоторое время, но она точно была Нинкой, а не Танечкой.
  - Танечкой не была Нинка, это точно. - подтвердил батюшка Головакина. - Она с нами два года тут жила, я её помню как облупленную. Яичницу на маргарине всё жарила, а я ей говорил: ты зачем, Нинка, маргарин на говно изводишь?.. Ну!!
  - Кроме яичницы и жарить ничего не умела, непутёвая девка была. - вздохнула матушка Головакина.
  - Изводила маргарин на говно. - доверительно сообщил батюшка Головакина Евпсихию Алексеевичу. Евпсихий Алексеевич в этом случае предпочёл отмолчаться.
  - А вот, разве что, про Танечку у Риммы Марковны спросить?.. Римма Марковна, я думаю, должна знать про Танечку... Как ты думаешь, старичок-лесовичок?
  - Римма Марковна должна знать.
  - Вот у Риммы Марковны и спросим.
  Удивительно мгновенным способом старики Головакина приоделись в свои зимние полушубки и полусапожки, подхватили Евпсихия Алексеевича под руки и вытащили из квартиры, стремительно спустились вниз по лестнице, выскочили из дома во двор и с удовольствием вздохнули лёгкого апрельского морозца. Затем потащили гостя в соседний подъезд, на четвёртый этаж, к Римме Марковне, да так проворно, что Евпсихий Алексеевич и сообразить ничего толком не успел.
  - Это какая вас Танечка интересует? - радостно взялась помочь Римма Марковна, оказавшись бабулькой энергичной и не сомневающейся в том, что в жизни можно добиться множества успехов.
  - Да любая Танечка, лишь бы к нашему покойному оболтусу отношения имела. Вот товарищ специально из Серпухова приехал, потому что интересуется очень.
  - Ах из Серпухова?.. очень приятно, будем знакомы... у меня в Серпухове троюродная племянница живёт... не встречали такую? - обратилась Римма Марковна к Евпсихию Алексеевичу, несколько съёжившемуся от наплыва пожилых эмоций.
  - Думаю, нет... не знаю... - промямлил Евпсихий Алексеевич.
  - А казалось бы, Серпухов - городок небольшой, могли бы и знать.
  - Да на кой ему твоя племянница, да ещё троюродная, если он за Танечкой приехал. - нетерпеливо закудахтала матушка Головакина. - Ты давай по делу размышляй, а не размусоливай тут без надобности.
  - Нам бы по делу. - вызывающе приподнял указательный палец батюшка Головакина.
  - Вот вечно вы, не разобравшись в сути, меня пресечь пытаетесь, а ведь я не зря про племянницу вспомнила, потому что она некоторое время назад неподалёку от нашего города проживала, и уж наверняка могла несколько разных Танечек знать.
  - А могла и не знать. - сердито буркнула матушка Головакина.
  - А могла и не знать. - согласилась Римма Марковна. - Погодите-ка, а вот у Ирины Павловны внучку Танечкой зовут - это не та Танечка, что вам нужна?
  - Не знаем. Можем только догадываться.
  - Думаю, она вполне может быть той Танечкой, что вам нужна, во всяком случае проверить не мешает.
  - С Ириной Павловной у нас отношения-то скользкие. - матушка Головакина поковырялась в петельке для пуговицы на халатике Риммы Марковны, словно примеривая на себя и сам халатик Риммы Марковны и оптимизм Риммы Марковны. - Но ведь тут мы не для себя стараемся, а для чужого человека - для человека постороннего, но несомненно хорошего, специально приехавшего из далёких мест - значит можно и пренебречь личной неприязнью... Как ты думаешь, дед?..
  - Думаю, можно пренебречь. - согласился батюшка Головакина.
  - Да вот жива ли ещё Ирина Павловна? Уж сколько годков ей должно стукнуть, без малого девяносто, и во дворе я её давно не видела. - засомневалась Римма Марковна.
  - Жива Ирина Павловна, жива. Вот у неё и спросим.
  И старики, подхватив Евпсихия Алексеевича под руки, спешно потащили от Риммы Марковны к Ирине Павловне, для чего спустились с четвёртого этажа во двор и возвратились в свой подъезд, но выше первого этажа подниматься не стали.
  - Нам сюда. - ткнула пальцем в дверной звонок матушка Головакина, подождала некоторое время и ткнула заново. - Глухая тетеря - эта ваша Ирина Павловна.
  После пятого или шестого звонка дверь сама по себе отворилась, выдавая факт пребывания Ирины Павловны у себя дома, но затем потребовалось ещё немного времени, чтоб Ирина Павловна поняла требования постылых соседей и выразила готовность им помочь.
  - Ась?? - приложив ладонь к уху, вопросила Ирина Павловна.
  - Вот тут товарищ интересуется вашей внучкой Танечкой. Говорит, она кого-то убила.
  - Да не она убила, а её. - попробовал возразить Евпсихий Алексеевич, но напрасно.
  - Ась?? - постаралась задать свой вопрос как можно громче Ирина Павловна.
  - Воспитали вы внучонку на свою голову - совсем дрянью девка выросла: убила там кого-то и сбежала куда-то!.. Вот товарищ приехал из другого города, ищет её. Эх, Ирина Павловна, Ирина Павловна!.. Вы раньше всё на сына нашего жаловались, попрекали его в чём только можно, да вот судьба и вам выказала свою неблагосклонность, вот и вам теперь придётся хлебнуть горюшка с лихвой... Где Танька-то ваша? куда ушла?..
  - Танечка в магазин ушла за хлебом. В гастроном на Закгейма. - пролепетала Ирина Павловна.
  - В гастроном на Закгейма, говорите, ушла? А чего ей понадобилось в такую даль тащиться?
  - На Закгейма, на Закгейма!.. - уверенно запиналась об слоги Ирина Павловна.
  - Я слышал, что в том гастрономе картофель продают дешевле, чем у нас. - сообщил батюшка Головакина. - У них частенько скидки бывают на всякую мелочь.
  - Дешевле, значит, картофель у них генно-модифицированный, и для желудков вредный; уж для твоего желудка точно вредный! - матушка Головакина безапелляционно тыкнула муженьку в остатки пузика. - А Танечка, стало быть, за картофелем на Закгейма отправилась?
  - На Закгейма, на Закгейма!.. - упрямо талдычила Ирина Павловна.
  - Улица Закгейма - это недалеко, мы Танечку по дороге встретим. Теперь она от нас никуда не денется.
  И пренебрежительно кивнув Ирине Павловне, словно бы прощаясь с вынужденной вежливостью, матушка Головакина указала супругу, чтоб тот подхватил Евпсихия Алексеевича под правый локоток, а сама подхватила под левый, и этаким эндшпилем все выскочили из подъезда на улицу.
  - Посмотри-ка, старый, это там не Кулыгина идёт? Руками нам машет?.. Мне так мерещится, что это Кулыгина.
  - Какая ещё Кулыгина?
  - Тося Кулыгина, твоего брата свояченица.
  - Так брат помер давно.
  - Брат-то помер, а свояченица жива - вон руками машет. Тося, ты ли это?..
  Вниманию нашего героя предстала упитанная сноровистая тётушка в непростительном ярко-малиновом берете, лихо покачивающая старомодной продуктовой сеткой из стороны в сторону, и поглядывающая на Евпсихия Алексеевича, как на человека явно подозрительного, как на человека до конца не расковырянного, и даже, возможно, лишённого угрызений совести.
  - Кто это у вас? - спросила она про Евпсихия Алексеевича.
  - Ты представляешь себе, Тося, приехал человек специально из Серпухова, чтоб поймать Таньку - да ты знаешь эту Таньку, у Ирины Павловны уже не один год ошивается, ейной родственницей прикидывается, а сама ждёт-не дождётся, когда бабка сдохнет - так вот этот человек из Серпухова уверяет, что она обещала на нём жениться, поскольку безмерно влюблена, а сама кого-то там, в Серпухове побила до смерти. Такие вот дела.
  Свояченица брата батюшки Головакина с удесятерившейся подозрительностью осмотрела Евпсихия Алексеевича с головы до ног. Тот сделал вид, что отправился витать мыслями в необъятные дали.
  - К нашей Шурочке Кондратьевой тоже такой вот приходил. - кивнула свояченица на Евпсихия Алексеевича, причём продуктовая сетка принялась нацеливаться во что-то конкретно. - Приходил и говорил, что надо фильтры на водопроводном кране менять. Говорил, что микробы сначала из воды вытекают, а после по всей квартире расползаются. Угрожал, короче говоря.
  - Ну и чего ему Кондратьева сделала?
  - Купила фильтры - растяпа-то. Вот я собралась к ней, иду посмотреть.
  - И нам бы тоже надо посмотреть, вода-то у всех одинаковая: что у нас, что у Кондратьевой.
  - Так пойдёмте, чего зря на месте стоять. - предложила свояченица.
  И старики, крепко вцепившись в руки Евпсихия Алексеевича, потащили бедолагу к Шурочке Кондратьевой, проживающей где-то возле бывшего кинотеатра 'Победа', сразу за детским садиком, и выспрашивали по дороге у свояченицы Тоси, которая с принципиальной важностью возглавила шествие, почём нынче обходятся все эти услуги по установке фильтров. Свояченица отделывалась общими фразами и намёками на системный кризис в работе правительства. 'Единственное, что меня сейчас спасёт, - сообразил Евпсихий Алексеевич. - это решительно что-нибудь невозможное!'
  - Вы поглядите-ка, что делается! Тихомировы совсем стыд потеряли!! Всем своим семейством на прогулку выползли, со всеми внуками и правнуками - всего человек пятнадцать собралось!! - вдруг воскликнула свояченица в абсолютно искреннем изумлении и даже выронила из рук продуктовую сумку. - Да никак свадьба у них??
  Судя по всему, именно свадьбу и праздновали беззаботные Тихомировы, оглашая окрестности блажливыми криками и поливая шампанским зазевавшихся прохожих.
  - Племя Иродово! Как таких только земля носит? - всплеснула руками матушка Головакина.
  - Придёт и наше время повеселиться на ваших могилках, вот уж дождётесь вы от нас кукишей! - гневно зажестикулировал батюшка Головакина.
  - Сплошные гулянки у людей на уме, лишь бы не работать! - добавила свояченица.
  'Ну вот и Тихомировы пришлись кстати, а мне настало самое время давать дёру!' - сообразил Евпсихий Алексеевич и рванул от ошарашенных стариков с такой скоростью, что небольшая кучка воробьёв поодаль взорвалась чем-то подобным термоядерному взрыву. Кажется, по дороге Евпсихий Алексеевич сшиб девицу с пакетом картофеля, которая запросто могла оказаться Танечкой, возвращающейся с дешёвыми покупками из гастронома на Закгейма, но решать это уравнение с тремя неизвестными Евпсихию Алексеевичу было некогда.
  
  
   ВНИЗ
  
  
  Если приглядывать за происходящим в мире через дверную щёлочку, то увидишь и распознаешь много чего такого, что никогда не представилось бы тебе в своём истинном значении, в любимом обличие или настроении, никогда не выразилось бы вслух словами, возможно, больше напоминающими раздражённое бурчание или раздосадованное хмыканье, но содержащими в себе мыслей, гораздо больше, чем в любом хитроумно созданном понятии. Даже свет, который проникает в твою тёмную комнату через дверную щель, гораздо ярче всего того дневного изобилия и буднишнего гомона, что преследует тебя в неповоротливых городских кварталах, в залежах торговых центров, в бесстыдных просторах финансовых учреждений, в кичливых парках и скверах, демонстрирующих пленённую и вымуштрованную первостихию.
  'Только перед судом совести мы наличествуем такими, какие есть на самом деле!' - постоянно напоминают нам философы и моралисты. Однако, готовы ли они ответить: насколько суд совести беспристрастен?..
  Возвращаясь домой в знакомом троллейбусе, Евпсихий Алексеевич с чудаковатой зачарованностью вглядывался в пышное сердечко, пронзённое стрелой, которое нарисовал на запотелом оконном стекле чей-то шустрый палец. 'Значит, кто-то уже не может сегодня жить, чтоб не суетиться мыслями вокруг любовных переживаний. - задумался Евпсихий Алексеевич, невольно и сам пробуя нарисовать пальцем на окне человеческую мордашку, блаженно косящуюся на сердечко. - Кто-то уже подобрал для себя объект восхищения, и мечтает заполучить его в свою переработку, вовсе не утруждаясь фантазиями насчёт линий будущего. Чем обернётся его любовь завтра: житейским счастьем или трагикомическим фарсом, или чередой бессмысленных деяний, оценить которые возьмутся лишь судебные органы?.. Кому дано примириться с мечтой настолько, чтоб не обнаружить в ней изъянов, даже если мечта сбывается не так, не там, не у тех и ненадолго?..'
  Почему-то Евпсихию Алексеевичу вспомнился один условно исторический случай, вычитанный из скучного атеистического журнала прошлого века, и к которому он раньше относился, как к случаю исключительно курьёзного толка, а вот сейчас - после двукратного посещения Тартарары - рассматривал с той степени полезной тревоги, которая охраняет созерцателей от любопытства иных созерцателей, и подгоняет робких в задуманных ими делах. Случай касался некоего монаха, ушедшего в пустыню для длительной одиночной молитвы, и которому враг рода человеческого принялся подсовывать видения обнажённой красавицы. И конечно, как часто бывает в подобных случаях, монах не всегда был монахом, а в юношеские годы знавал эту красавицу очень даже хорошо, возможно, что и в обнажённом виде, и тут понял, что ему очень трудно сдерживаться от плотских искушений. Ещё, как назло, к нему в гости зашёл кто-то из паломников, бредущих через пустыню в Святую Землю, и случайно бросил в разговоре, что в ближайшем городке умерла некая женщина, красотой которой пленились многие из горожан, но она всем отказывала в замужестве, и умерла в одиночестве, и явно с какой-то тайной на душе. Вот это и была та самая красавица, образ которой посылал нашему монаху дьявол для похотливых страданий. Монах быстро собрался и дошёл до места захоронения женщины, раскопал могилу и вытащил из гроба остатки разложившегося тела, которые собрал в мешок и утащил к себе в пустыню. Здесь он запрятался в глубокую пещеру, залез в мешок с гнилью и сказал, обращаясь не столько к самому себе, сколько к врагу рода человеческого: 'Вот мы и получили желаемое для утоления похоти! Пришло время и насладиться!' После чего он мучил себя, находясь безвылазно в мешке с гнилью, пока не прекратились помыслы вожделения женского тела, а прекратились они довольно-таки быстро.
  - Можно ли обнаружить в поступке монаха элемент подвига? хотя бы сугубо личного подвига? - Евпсихий Алексеевич обратился с вопросом не столько к самому себе, сколько к рожице, нарисованной им на оконном стекле троллейбуса, и незамедлил ответить на вопрос: - Всякий поступок, совершенствующий нас вопреки нашим же познаниям о себе - и есть подвиг!!
  Кажется, рожица крепко призадумалась, а троллейбус распахнул двери, приглашая пассажира поскорей убираться прочь.
  Уже находясь дома, Евпсихий Алексеевич одной рукой приготовил бутерброд со сливочным маслом и сыром, и беспрепятственно отправил его в рот, торопливо прожёвывая и глотая, а другой рукой записал в заветном блокноте пять фамилий лиц, подозреваемых в деле Анны Ильиничны Зарницкой. Тут же отметил Головакина тремя вопросительными знаками и тремя восклицательными, позволяющими сделать вывод обо всём этом, понятный лишь одному Евпсихию Алексеевичу.
  Затем он быстренько осмотрел квартиру, пытаясь изобличить предметы, нуждающиеся в починке или в доведении до аккуратного лоска, мысленно извинился перед ними за то, что сейчас нет времени заниматься домашними делами, и запрыгнул в гроб, усложняя действительность с весельем фаталистическим и неряшливым.
  - День добрый, Анна Ильинична! - обратился Евпсихий Алексеевич к своей загадочной подруге. - Вы меня слышите, вы можете со мной общаться?..
  Тишина в гробе невнятно зашипела, что-то напряжённо пробуждающееся кольнуло в бок Евпсихия Алексеевича, вынудив того хлипко ойкнуть, на манер разболтанного шпингалета, прикрученного на дверь укромного местечка, что и разбудило Анну Ильиничну.
  - Простите, Евпсихий Алексеевич. - произнесла она голосом заспанным, но готовым незамедлительно взяться за решение любой поставленной задачи. - Я позволила себе немножко отдохнуть, но вас это не должно смущать: теребите меня сколько угодно и требуйте чего только захотите - естественно в пределах поставленной перед нами задачи.
  - Позвольте уж я поинтересуюсь, причём без всякого ёрничества: неужели вы способны окунуться в состояние сна?.. Я просто не могу понять, зачем нужен сон или отдых для тела не имеющего физической плоти?..
  - Это не совсем сон, Евпсихий Алексеевич. Это что-то вроде постоянной переключки из одного регистра в другой. Скажем, вы можете катиться в троллейбусе по своим делам, и мысленно ругать водителя, который как будто специально гонит машину по дорожным рытвинам, можете сетовать на пассажира впереди, от которого пахнет вчерашним пивом и вяленой рыбой, можете припомнить давешний рёв начальника на работе, который сам ни капельки не разбирается в том, чем должен заправлять, а только орёт на подчинённых; и при этом вы можете вырисовывать пальцем на запотелом окне сердечко, пронзённое стрелой, что является как бы символом влюблённости. Да, наверное, как всякий разумный человек, вы и влюблены в кого-то, но разве вы думали о предмете своей любви именно в этот момент?..
  - А вот это, положим, достойно всяческого удивления, Анна Ильинична. Откуда вам известно про сердечко на окне троллейбуса?..
  - Не понимаю вас... Почему мне это должно быть известно и почему вас это удивляет??
  - Сердечко на запотелом окне троллейбуса очень удивляет. Почему вы заговорили именно о нём?
  - Я не знаю, Евпсихий Алексеевич. Это такая штука, которую хочется нарисовать на окне в первую очередь, это что-то вроде механики, доступной каждому, даже тому, кто и вовсе не имеет способностей к рисованию, а накалякать сердечко для него оказывается проще простого. Кажется, это мышечная память или что-то вроде того.
  - Ну да, на да... мышечная память...
  - Если это вас так взволновало, то я начинаю догадываться, что с вами приключилось нечто интересное по дороге домой. Касается ли оно нашего общего дела?.. Если так, то не томите меня, пожалуйста, а поведайте, насколько успешно продвигается расследование. Вы буквально напропалую кинулись в место обитания Головакина, желая растормошить там всякого, кто только попадётся. Попались ли вам эти всякие, Евпсихий Алексеевич?
  - Кинулся-то я напропалую, Анна Ильинична, да оказалось, что напрасно кинулся. - вздохнул Евпсихий Алексеевич. - Напрасно, Анна Ильинична, я принялся тормошить там всяких, кто мне попадался; можно было бы и как-нибудь мягче повернуть посещение головакинского крова, как-нибудь примерить на себя элегантную строгость, чтоб держать собеседников одновременно в лёгком оцепенении и удовольствии от общения. Мы с вами рассчитывали, что у Истины имеется всего один нужный кончик, зацепив который непременно выберешься к чему-нибудь прочному, надёжно слаженному. Не так ли, Анна Ильинична?.. Но теперь-то я понимаю, что у Истины есть ещё один кончик - не нужный!! Это даже не кончик, а петелька, следуя по которой мы обходим Истину кругом и возвращаемся к исходной точке.
  - Это плохо или хорошо?
  - Это несомненно хорошо, Анна Ильинична, поскольку исходная точка - не есть тупик, а значит перед нами открыто много чего интересного, мы практически только начинаем свои изыскания. Уверен, что Шершеньев или Сердцеедский окажутся куда более вменяемыми собеседниками, чем несчастный пьяница Головакин со всей своей семейкой.
  - Признаться, я была крайне поражена, когда Головакин сообщил про самоубийство Свиристелова и трагическую смерть Сердцеедского: оказалось, что он утонул. Вы случайно не узнали подробностей?
  - Нет, Анна Ильинична, в этом направлении - как, впрочем, и в других направлениях - мне удалось мало чего вынюхать. Одно могу сказать точно, что людям свойственно тонуть, и всякому, кто не владеет приёмами плавания, стоит остерегаться воды.
  - Ну да, я помню этот пример про пруд с корягами.
  - И очень удачный пример, несмотря на некоторую юмористичность. Что касается самоубийства, то тут можно подозревать что угодно, любой эмпирический кульбит, и даже самое натуральное убийство, замаскированное под суицид. Мне в этом направлении предстоит тщательно разбираться, так что ждите результатов.
  - А что вы можете сказать про виновность самого Головакина?.. Мне кажутся весьма подозрительными все эти его разговорчики, заканчивающиеся тем, что он был пьян и ничего не помнит. Получается, что можно папу римского укокошить, а затем сказать, что, дескать, был выпивши и ничего не помню.
  - Разумеется, Анна Ильинична, папу римского можно укокошить, по сути-то папа римский - обычный человек, которому свойственны физические страдания. Но вот, что касается Головакина... Как-то не пришло мне на мысль выяснять проблематику его взаимоотношений с папой римским, хотя и есть толика уверенности, что об этом папе у Головакина содержались представления весьма замшелые и безграмотные. Я удостоился встретиться с родителями Головакина - это достаточно старенькие люди, которые прожили очень непростое время и теперь, кажется, не могут сообразить наверняка: горевать ли им о смерти сыночка или радоваться, что остаток своих дней проведут в домашнем умиротворении, без тревог?.. Вот представьте себе, Анна Ильинична: матушка Головакина - старушка глуповатая, местами назойливая, трусливая, но и чересчур властная по отношению к тем, кто хоть в чём-то перед ней виноват; а вот батюшка похож на человека когда-то способного на многое, но нынче поджавшего хвост и испытывающего от этакого состояния абсолютное удовлетворение. Уверен, что за вычурностью поведения Головкина скрывалась тривиальная несуразность, а уж она возникла не только благодаря печальным происшествиям детства, но и передалась от родителей генетическим путём.
  - Да-да, несуразность, Евпсихий Алексеевич, это вы верно подметили. - рассудила Анна Ильинична. - Конечно, Головакин несуразен, и я напрасно пыталась именно в нём обнаружить корень своих бед. Наверное, у меня к нему с тех самых давних времён сохранилось превратное мнение - уж слишком он был неприятен со своей хромотой и пошловатыми ухаживаниями. А если сейчас призадуматься, то кажется, что Головакин был лучше всех из той компании, потому что был проще всех, хотя мне безусловно тогда нравился Шершеньев.
  - Шершеньев?
  - Да, конечно, Шершеньев. И ещё надо сказать про Сердцеедского. Поскольку он тоже нравился, но как-то по-особенному нравился, с опаской. Он был загадочен и притягателен, и несомненно имел тактику дрессуры по отношению ко остальным дружкам, что их не слишком и расстраивало. А вот Свиристелов меня очень быстро начал выбешивать, хотя и до дачной прогулки я знала, что это за фрукт, но к близкому знакомству не стремилась. Парень с натянутым весельем и навязчивыми разговорами про девушек, причём с какой-то наивностью и несообразностью, и даже скрытностью, когда начинаешь его расспрашивать чуть более конкретно. А эта его дурковатая привычка показывать язык?! Пошутит что-нибудь - и высунет свой язык, как бы подразнится. Ну не дурак ли??
  - Не уверен, что дурак, поскольку за дурака в той компании был Головакин, а двух дураков рядом с собой не потерпели бы ни Шершеньев ни Сердцеедский. Думаю, Свиристелов просто хотел казаться тем, кем не был и не мог быть по ряду внутренних причин, а высунутый язык возможно рассматривать, как субституцию фаллоса. То есть, он намекал на вполне конкретное сексуальное желание со своей стороны. Может быть, и не осознанное, и напрямую не касающиеся человека, которому он демонстрировал высунутый язык, но тем не менее.
  - Догадываюсь, что это тот самый момент бессознательной раскрепощённости, который одних сторонних людей может напугать, вызвать чувство брезгливости, но других соблазнить настолько, чтоб приблизить в свою зону комфорта. Я правильно догадываюсь?
  - Неподконтрольной раскрепощённости, Анна Ильинична. - поправил девушку Евпсихий Алексеевич. - Зачастую возможной только в кругу очень хорошо знакомых людей, так сказать - 'своих'!
  - Понимаю-понимаю... Но вот что не понятно: кто в этом мире 'свои' и насколько можно доверять этим 'своим'?
  - Ах, Анна Ильинична, Анна Ильинична!.. Чтобы перестать доверять 'своим', надо отучиться самому быть для всех 'своим', допустить мысль, что 'своих' нет и быть не может. В той славной когорте друзей и недругов, которую мы укомплектовываем для себя, наверняка имеется закономерность, но сами для себя мы её не способны определить, ибо слишком много личностей рядом с нами, на изучение которых наш мозг накладывает табу.
  - Статистика или прочие исследования математического склада способны выявить такую закономерность?
  - Есть проблема, что когда исследователь принимается за закономерность, не предназначенную для изучения конкретного предмета, а формирующую общее явление, то он сталкивается с необходимостью абстрактного применения законов логики. Например, коэффициент интеллекта людей не распределяется по законам Гаусса - есть девяностый уровень и стосороковой, но не бывает тысячного. И тут всё логично, всё формально не противоречит правилам этического выбора, но не гарантирует выудить из массы конкретного дурака. Тот, кто набирает на тестах iQ коэффициент ниже пятидесяти, возможно, не совсем дурак, а счастливо пребывает на тысячном уровне знаний. Вот вы не задумывались, Анна Ильинична, почему голоса социума должны подчиняться каким-то математическим законам (разумеется, кроме одного абсолютного закона на избирательных участках, где один голос равняется одному голосу), почему даже понятие справедливости имеет значение стопроцентной, как будто подозревается, что справедливость может быть и девяностопроцентной?.. Чтобы применять закон, надо постараться доказать, что он в данном случае уместен и применим, а строгая математика пасует там, где сами же математики встали с утра не с той ноги и заявили, что борщ - это пельмени, ибо всё в мире подделано, сфальсифицировано и подвержено пропаганде СМИ.
  - А наличие бесспорного факта зависит от количества его упоминаний в средствах массовой информации! - дополнила Анна Ильинична выводы собеседника.
  - Вот именно. Пока ощупываешь и видишь, кажется, что оно есть и поддаётся статистике. Как только перестаёшь видеть, то беспринципная математика тебе просто выкладывает вместо одного числа другое, вместо двойки - единицу, вместо единицы - ноль. И что теперь тебе делать со всем этим?.. В нашем мире выживет только абстрактное мышление.
  - Я всецело 'за' абстрактное мышление, Евпсихий Алексеевич, у меня у самой сейчас состояние в значительной форме абстрактное. А вот помните, один из алкоголиков вчера упомянул про Танечку?.. Упомянул достаточно бестолково, но как факт. Вот интересно было бы теперь предать статистике эту Танечку. Вы хоть что-нибудь разузнали про неё и Головакина?
  При упоминании Танечки у Евпсихия Алексеевича досадливо зачесалось в носу и захотелось громко, бесповоротно отфыркнуться от этой темы.
  - Танечка куда-то решительно запропала, и уверяю вас, что она нам и не нужна. - отрезал Евпсихий Алексеевич, поёживаясь в гробу. - Разумеется, если мне доведётся с ней как-нибудь столкнуться, или кто-то из собеседников в разговоре бросит упоминание о ней - я вам обязательно сообщу. Но лучше мы этой Танечкой себя беспокоить не будем.
  - Как скажите, Евпсихий Алексеевич. Вам видней.
  Евпсихий Алексеевич решительно кивнул головой, удостоверяя, что ему на этом месте видней наверняка.
  - Имеется ли у вас достаточного настроения, Анна Ильинична, чтоб отправить меня в Тартарары?..
  - Вам не терпится сию минуту, Евпсихий Алексеевич?
  - Да, сию минуту, я уже морально подготовился. Чувствую в себе не просто бодрость, а даже сказочную безалаберность. Но она мне не помешает.
  - Разумеется, я могу отправить вас в Тартарары прямо сейчас.
  - Тогда и приступим, не будем тянуть кота за хвост. И постарайтесь на этот раз, Анна Ильинична, меня точно запихнуть к Шершеньеву.
  - Я постараюсь, Евпсихий Алексеевич. Я понимаю, что нам нужно именно к Шершеньеву, поскольку там и чистая вода и всё такое. Приготовьтесь, Евпсихий Алексеевич.
  Анна Ильинична выждала с полминутки, чтобы дать другу время для абсолютного подчинения своих помыслов воздействию извне, и резко свистнула. На этот раз большего от неё и не требовалось: нашего героя мгновенно оглушило, скомкало и упаковало в прижимистую удобно-сладостную оболочку, покинуть которую не очень-то и хотелось, благодаря новому неожиданному ощущению. И это ощущение, которое овладело Евпсихием Алексеевичем, было сродни физическому акту любви, где ритм сердцебиения совпадает с ритмом фрикций, и отталкивает от себя заключительный взрыв блаженства всё дальше и дальше, где весь природный пыл души повинуется естественным инстинктам и стремится произнести нечто фонетически удовлетворённое сверх всякой меры, где внутренняя совокупность миллиарда желаний достигает решительного момента бесценной агонии, вздыбливается и помогает чувствам исходить из собственного тела в чужое тело, которое тут же содрогается от счастья и становится твоим собственным телом!..
  Затем перед Евпсихием Алексеевичем предстал тёмный тяжёлый остов, знаменующий собой некую точку опоры и разбрызгивающий вокруг себя липкий, неуклюже витающий свет: тот самый свет, который не позволяет сосредоточиться на себе полностью, но который погружает в себя человеческий ум до полного исчезновения. И вот Евпсихий Алексеевич исчез в этом свете (во всяком случае, именно об исчезновении успел изъяснить ему его цепкий ум), а когда появился заново, то обнаружил себя в плавном полёте над бурно цветущими садами, простирающимися до недосягаемой ленты горизонта. Яркое, неожиданно домашнее и уютно урчащее летнее солнце встретило Евпсихия Алексеевича степенно-покорной улыбкой, и пригласило полюбоваться через солоновато-томную июльскую прозрачность на всё великолепие распахнувшегося мира. Евпсихий Алексеевич с совершенной безмятежностью огромной сильной птицы пролетал над садами, и его взору предстояло аккуратное множество сановитых яблочных деревцев с разбросанными вокруг сочными соблазнительными плодами, тут же благоухали приветливо разросшиеся кусты амарантовых роз, краснощёкого шиповника и утомлённого пурпурного барбариса, а едва ли не каждый участок легкомысленно окаймляли змеистые ручейки, источающие соблазнительную прохладу и прозрачную свежесть. Тут же возвышались опрятные садовые домики, возле которых на шезлонгах или вычурно плетённых циновках нежились утончённо-ангельские силуэты, немного напоминающие целлулоидные мультяшки, но обладающие вполне человекоподобным курортным загаром, и вожделенно внимающие запахам застенчиво-сладкой овощной еды и своенравного мяса, приготовляемого на заботливо пыхтящих жаровнях. Тут же пестрели цветочные поляны с кавалькадами певчих птиц и изобилием безмятежно порхающих насекомых, а поодаль изящно цокали копытцами лошадки-пони, на которых с потешной умилительной гордостью восседали кукольные детишки, с шутливым верещанием распугивающие озорных мордатых котят, что позволяли себе резвиться в дебрях мягкой молодой травы. И всего лишь на мгновение Евпсихий Алексеевич перетрусил, поскольку увидел гигантского искристого дракона, летящего ему навстречу, но с улыбкой настолько невинной и обезоруживающей, что не возможно было не улыбнуться в ответ. Дракон благодушно подмигнул Евпсихию Алексеевичу, вильнул хвостом, подобно дурашливой собачке, и продолжил свой путь в безоблачный простор.
  Вот вдали показалась напыщенная и строгая до задумчивой претенциозности гряда белоснежных гор, словно прикрывающая каталептической незыблемостью некую головокружительную бездну, приютившую источник абсолютной безмятежности, к которому неуклонно приближался Евпсихий Алексеевич. Завораживающее притяжение каменных исполинов нарушали лишь страстные грозовые молнии, внезапно появляющееся из ниоткуда и метко выдалбливающее на каком-нибудь струхнувшем камне или вершине скалы свои орнаментальные клейма, магической силой охраняющие вселенский порядок. Евпсихий Алексеевич, залюбовавшись эдемской причудливостью, и не заметил, как высота его полёта становилась всё ниже и ниже, и вот под ним выпростался кряжистый сосновый бор с тяжёлыми и пахучими насельниками, напоминающими колючую русскую мечтательность. О дивной условности всего сущего успел подумать Евпсихий Алексеевич, как вдруг зацепился ногой за макушку высоченной сосны и незамедлительно принялся падать на землю, ломая массивные ветки, обрывая лощёные шишки и расцарапывая физиономию. Упругость сосновых веток, надо признаться, пришлась очень кстати, поскольку притормозила силу падения и не позволила сломаться чему-нибудь полезному внутри Евпсихия Алексеевича. Больше всех пострадало правое ухо - разлапистая нижняя ветка хлестнула по нему без всякого сострадания. Евпсихий Алексеевич смочил палец собственной слюной, утёр кровь на израненном ухе и осмотрелся.
  Странным образом оказалось, что он упал на самом краю соснового бора, неподалёку от тропинки, боязливо устремляющейся к замысловато сработанной крепкой чугунной ограде, за которой приютилось скромное кладбище с чистенькими старинными крестами и мшисто-посеребрёнными могильными плитами. Впритык к самой ограде - не на кладбищенской стороне, а на стороне Евпсихия Алексеевича - находился необычного вида склеп, пожалуй, даже мавзолей палеозойской расцветки, но не без странного фанфаронства. Разглядывая мраморно-щекотливый цвет и нелепые архитектурные нюансы сооружения, Евпсихий Алексеевич подошёл поближе, и тут завидел расхлябанную стальную дверцу, а над ней криво приклеенную картонку с лаконично-шкодливой надписью 'Бордель. Работаем круглосуточно.'
  - Позвольте, это что ещё за новости!.. Анна Ильинична, вы здесь? Вы это видите?..
  'Ещё бы не видеть. - отозвался в голове Евпсихия Алексеевича голос Анны Ильиничны. - Уж если в наше время к живым людям относятся, как к биомусору, то что говорить о мёртвых.'
  - Тут непременно надо жаловаться и в набат бить. У всякой наглости должен быть предел, я так считаю.
  'Позвольте, Евпсихий Алексеевич, как же возможно бить в набат, если здесь нет ни колоколен с соответствующим техническим оснащением, ни законодательных условий для построения таковых?' - удивилась Анна Ильинична.
  - Ну, знаете ли, я пустых отговорок могу придумать сколько угодно. Миллион с миллиардом отговорок могу придумать.
  Здесь Евпсихий Алексеевич едва успел отскочить в сторонку от склепа, поскольку дверца звучно хныкнула и распахнулась с неожиданно наглой размашистостью, а на улицу вылетела плешивенькая низенькая личность мужского пола с огромным антибактериальным пластырем на шее и в задрипанном пиджаке на голое тело, бравирующая чрезвычайно недовольной физиономией. 'Надо было Маланью брать, Маланья позаковыристей будет всех прочих. - устало пробормотала личность. - Да вот всегда так в нашем деле: хорошая мысля приходит опосля!.. - и вдруг заговорщицки приложила палец к губам и обратилась к Евпсихию Алексеевичу, как бы приглашая его в свои компаньоны. - Бери Маланью, друг, она хоть и немножко долбанько, но в нужный момент не подведёт.' Затем личность обнаружила игриво торчащий из кармана пиджака бюстгальтер из чёрного латекса, присела от удивления, ахнула, поминая семейные узы, которые столь легко разрушить ни за грош, и отшвырнула бюстгальтер прочь.
  - У них одни шуточки на уме - у распутниц-то здешних!! одни шалости да бесстыдства неограниченной вольности - а мне оно каково?? - плешивенькая личность гримасничая лязгнула зубами. - Поди потом доказывай, что лахудра сзади незаметно подкралась, сама эту дрянь мне в карман подбросила, а я на кухне кран чинил. Ничего не докажешь, начнётся нечто неописуемое.
  Затем ещё раз приложила палец к губам, присматриваясь к недоумению Евпсихия Алексеевича, издевательски-галантно поклонилась и засеменила прочь.
  'Евпсихий Алексеевич, - с вежливой требовательностью выговорил голос Анны Ильиничны. - не будем себя обманывать, мы видим, что ситуация намечается экстраординарная. Поверьте, я на многое готова закрыть глаза, но вы тоже постарайтесь держать себя в руках.'
  - Я постараюсь. - пообещал Евпсихий Алексеевич.
  И не замедлил пройти через дверцу во внутрь склепа, где обнаружилась узкая каменная лестница со скользкими ступеньками, спускающаяся далеко вниз, откуда неразборчиво доносились шаловливые девичьи пререкания и звуки хрипловатой гитары, монотонно наигрывающей легконравные куплеты. Евпсихий Алексеевич даже не удивился, когда на предпоследней ступеньке поскользнулся, бодрой подвыпившей цаплей поскакал на одной ноге, но почему-то не вниз, а вверх, а затем одумался, зафиксировал что-то вроде смятенного равновесия и, недовольно размахивая руками, влетел на цыпочках в просторное, затуманенное табачным дымом фойе, по всем признакам подходящее к пафосному дешёвому борделю.
  Несмотря на достаточно нелепое появление посетителя, на него мало кто обратил внимание и попробовал потешаться, даже озадаченная гитара удержалась от ехидных тремоло. Лишь из кресла, пренебрежительно расположенного у самого входа, раздалось хихиканье весьма неприятной тётки, что пыталась в одиночестве выкобениваться дряхлеющей эротикой, но с лицом, размалёванным косметикой настолько, что напоминало сколопендру в препарированном виде.
  - Шли бы вы, тётушка, домой! - сердито посоветовал ей Евпсихий Алексеевич. - Пьяненькие вы в стельку.
  - Домой?? - удивлённо хмыкнула тётка, словно слишком фраппированная советом Евпсихия Алексеевича, казалось бы вполне уместным, но спотыкающимся об юридические условности. - Здесь мой дом!!
  Затем Евпсихий Алексеевич внимательно присмотрелся к прочим обитательницам борделя, заодно выслушивая возмущённые всплески Анны Ильиничны. Полюбоваться было на кого, хотя сама внутренняя атмосфера заведения и соответствующие ему нормы поведения вызывали чувство лёгкой брезгливости. Некоторые девицы разгуливали в фривольных платьицах, удостоверяющих наличие доступной наготы, некоторые были одеты в пеньюары, способные в иные моменты выглядеть стыдливо, но не сейчас. У барной стойки нагловато выставляли задние прелести три особи женского пола, готовые откликнуться даже на 'сударыня, позвольте я вас пододвину', и потягивали через трубочки зеленоватые ворчливые коктейли. Некоторые дамы, чудаковато украшенные бижутерией, отсвечивающей фальшивыми бриллиантами (поскольку имели отчётливо брусничный цвет), грациозно восседали, в ожидании клиентов, на мягких ресторанных диванах и вкушали с огромных блюд виноград, частичным образом подменяющий баловство шампанского. Иногда одна дамская компания переговаривалась с другой немногословными и лукавыми репликами насчёт прекрасного внешнего вида своих визави, при этом выказывая мимикой много чего противоположного. Впрочем, преобладал дух галантерейной обходительности и взаимотерпимости.
  Легко обнаружил Евпсихий Алексеевич и чересчур водевильной внешности охранников-суккубов, следящих за происходящим в зале со своенравной тактичной цепкостью, с которой можно следить лишь за рулеткой в казино. В центре помещения, освящённого стыдливой и неприхотливой яркостью, судорожно бился фонтан, обозначающий скабрёзную скульптурную фигуру купающейся нимфы. Из переполненной чаши фонтана выглядывали внимательные мордочки рыб, имеющие кокетливое желание рассказать пикантный анекдот, но способные лишь нелепо разевать рот и ловить водяные струйки. Дополнительным украшением помещения служили горшки с гортензиями и импрессионистские панно, выказывающие художественные устремления хозяина борделя. Слегка попахивало кошками.
  На бордюре фонтана, практически в обнимку с двумя бестолково-красивыми барышнями, находился кривоватый господин, порождающий неприятие одним видом своего слишком любезного лица с глянцевитыми глазами-пуговками и ушами: чересчур длинными ушами для обычного человека, да к тому же явно обгрызенными на верхних кончиках.
  - Не стесняйтесь, приятель, заходите, тут все свои! - окликнул Евпсихия Алексеевича кривоватый господин с сутенёрским акцентом, злорадно дымя огромной сигарой. - Это ведь только в умных книжках написано, что благодать особым велением и трудами достигается, а у нас этой благодати-то - хоть завались!! Хорошо, что не сильно ушиблись при входе, а то некоторые падают с таким треском, что приходится и гипс накладывать. Вас, кажется, Евпсихием Алексеевичем кличут?
  - Ну, допустим, что кличут, и что это имя у меня такое. - произнёс Евпсихий Алексеевич, с неприязнью вглядываясь в новоявленного благодетеля, и невольно потёр своё оцарапанное ухо. - Не припомню, чтоб я с вами знакомился.
  - Нет, упаси Боже, любезный Евпсихий Алексеевич, от встречи со мной там, откуда вы прибыли. Ночные кошмары, потеря невинности в самый непредсказуемый момент, общественное осуждение, а в былые времена и сожжение на костре - вот всего лишь малая толика последствий от встречи со мной.
  - Я вижу вы много знаете, кто и откуда к вам прибывает.
  - Ещё бы не знать! - с гордостью воскликнул кривоватый. - Вы пока соколом ясным в небесах порхали и здешними красотами любовались, мне всё про вас в надлежащей форме изложили, и я с тех пор в исключительном нетерпении пребывал: как бы этакого молодца к себе заманить!.. Заведение-то практически убыточное, оттого и каждый посетитель на вес золота. Этакую-то бабскую ораву попробуй прокорми!!
  - А ступеньки у вас скользкие, плохо вы заботитесь о посетителях. - грубовато посетовал Евпсихий Алексеевич.
  - Да это и пустяки, если маленько ушиблись. - отмахнулся рукой сутуловатый. - К нам, бывает, такие голубчики заглядывают, что живого места на них не сыщешь, и таких красавцев сразу из дамских объятий в реанимацию увозят, а оттуда сразу в морг - кладбище-то наверху успели разглядеть?.. Ну вот.
  Евпсихий Алексеевич скупо отмолчался. Кривоватый соскочил с фонтанного бордюра, покинул своих барышень, предварительно ущипнув каждую за лакомый кусочек, и подступил к Евпсихию Алексеевичу, услужливо изгибаясь и профессионально трепеща, причём нисколько не смущаясь своих мокрых штанов.
  - Кого предпочитаете: брюнетки, блондинки? дамы в возрасте или приблизительно несовершеннолетнего склада?.. - жарким полушёпотом вопросил кривоватый.
  - Я собственно по другому делу. Но предпочитаю брюнеток.
  'Евпсихий Алексеевич!' - шутливо хмыкнул голос Анны Ильиничны.
  - Очень прекрасно, что брюнеток, готов познакомить вас с весьма егозистой брюнеточкой, и не дорого... Вы как расплачиваться будете: наличными или кредитной карточкой сбербанка?..
  - Позвольте, у меня тут особый случай. Я не намеревался посещать именно ваше заведение, потому не готов к нему в том смысле, в котором вы желаете оплаты оказанных услуг. Повторюсь, у меня случай особый.
  - Ничего, после разберёмся, а теперь попрошу осмотреть наш контингент: девочки-то заждались серьёзного мужчину!! - причмокнул губами кривоватый господин и принялся рекомендовать Евпсихию Алексеевичу своих подопечных, некоторых подзывая щелчком пальцев, а на других просто указывая, как на местную диковинку, не стоящую особого внимания, но тем не менее. - Подойди сюда, Сюзаночка, да и подруженьку свою закадычную сюда веди... очень милый у вас бантик на шляпке, дорогая фрау, этакий распустившийся бутон гимнокалициума, а бутончики вам завсегда к лицу... Познакомьтесь, Евпсихий Алексеевич, это у нас фрау Фазекаш и Сюзаночка Олахина - обе вдовы, обе потравили своих мужей и братьев, а заодно уж и половину мужского населения из окрестных деревень. Прелестные барышни. А эта вот очаровательница Лариска - обратите внимание на ноги, Евпсихий Алексеевич, от таких ног взгляду оторваться не возможно, а чего уж говорить про остальное прочее - уверяет, что дочь Посейдона и Либии, и наказана богами за то, что сожрала несколько миллионов незаконнорождённых детей. Я в такие сказки не привык верить, к тому же, сколько мы ей здесь не предлагали съесть ребёночка - всё без толку, отказывается напрочь.
  - Это какого же ребёночка?? - оторопел Евпсихий Алексеевич.
  - Непростой вопрос. - засмущался кривоватый господин, но нагловато пляшущие глазки выказывали, что смущаться он вовсе не умел. - У нас способы предохранения от нежелательной беременности все барышни должны знать наизусть. Но ведь за каждой не уследишь, случается, что и рожают детишек-то в достаточно качественном виде и симпатичной фактуре. Ну не выкидывать же таких?.. Рука-то ведь ни у кого не поднимется, чтоб беззащитного малыша на помойку выкинуть. Вот ведь и у вас, Евпсихий Алексеевич, на такое дело рука вряд ли поднимется. Не правда ли?.. Здесь же мы этих деточек растим и воспитываем как умеем. Бывает, что такие окаянные черти получаются - только держись!.. А оно ведь и тоже на своеобразную пользу, тоже к нашему великому делу применимо. Или как вы думаете, Евпсихий Алексеевич?..
  Евпсихий Алексеевич предпочёл отмолчаться.
  - Впрочем, это всё слишком грустно, а наши девушки обожают повеселиться, вы только посмотрите на этаких-то озорниц!! Вон видите девку с внешностью тёлочки, готовой на всё и сразу, поскольку обожралась контрацептивами?.. Агриппиной себя величает, да только никакая она не Агриппина, а сущая Гарпия! - кривоватый представил очередную услужливо лыбящуюся прелестницу. - Была замужем за генералом пограничных войск, и тем прославилась, что весь тамошний военный округ в страхе держала: требовала ежедневно поставлять к ней в альков по пять шпионов, чего всеми правдами и неправдами служилые солдатики и добивались. А уж чего только она с этими шпионами не вытворяла, каких только баранок она из них не навертела - лучше промолчим, лучше и не вспоминать, а скажем только, что генерал от всего этого мозгами херакнулся и прекратил быть генералом, ушёл в монастырь. Ну, а Агриппинку сюда направили для наказания, в наши Тартарары, ибо нельзя плодить монахов на земле!.. У нас на этот счёт строго, очень строго, Евпсихий Алексеевич, можете не переживать.
  Вот вряд ли Евпсихий Алексеевич выказывал хоть малейшее переживание по этому делу.
  - А вот полюбуйтесь скорей: ещё какая кралечка у нас имеется, экая забавница! - с умилением высшей степени превосходности и неправдоподобности воскликнул кривоватый. - Не поверите, Евпсихий Алексеевич, мы её придумали называть Дульсинеей Тобосской, поскольку западает на всё непомерно длинное... ну, думаю, как раз вам она и не подойдёт, ещё и обсмеёт ненароком - характер-то, говорю, забавный, не склонный к безоговорочной уважительности ко всяческим недостаткам... А вон там, рядом с дверью, у нас старушка Чума дрыхнет в своём любимом кресле - бабка давно на пенсии, но не выгонять же её с работы - вдруг кому понадобится!.. как вы думаете, Евпсихий Алексеевич, ведь есть же любители?.. Я думаю, что есть.
  Евпсихий Алексеевич с прежней брезгливостью осмотрел знакомую тётку у входа в бордель, которая на этот раз зачем-то с особой насущностью оголила и задрала ноги вверх.
  'Шмякнется бабулька с кресла - вот грохота будет!' - посочувствовал старческой немощи голосок Анны Ильиничны. А Евпсихий Алексеевич заподозрил, что и сам был бы не прочь низвергнуть мерзкую старушонку оземь, и желательно с диковинным пируэтом.
  - А вот наша матушка Мамака. - продолжал артистично указывать кривоватый господин на своих подопечных, ожидая обнаружить у Евпсихия Алексеевича хотя бы какой-то интерес, хотя бы естествологического свойства. - Это ещё одна работница, можно сказать, незаменимая, настоящая профессионалка с тридцатилетним стажем работы, и что уж говорить, возраст берёт своё. Теперь она только прикидывается эстетическим объектом, а у самой целлюлит бальзаковского возраста и рутинный рационализм. Поглядите-ка на неё, Евпсихий Алексеевич: грудастая, сливогубая, только и нужно от мужика, что праздничной вздыбленности!.. Впрочем, мне подумалось, что и она вам вряд ли подойдёт для желаемых утех, мне кажется, у вас вкус гораздо утончённей, чем я предполагал, вам хочется чего-либо экзотичного, с плёточкой... А?..
  - Не хочется мне с плёточкой! с чего вы такое взяли? - испугался Евпсихий Алексеевич.
  - Не хочется с плёточкой, так вот, есть у меня знатная кочерга, я её обычно в камине прокалываю на огне, а потом прожигаю тело самой вертлявой девке - орёт неописуемым образом, Евпсихий Алексеевич! самым неописуемым!.. Впрочем, у нас сегодня в отдельном кабинете инспектор пожарной охраны отдыхает, и при нём неудобно камин разжигать - запрещает Анатолий Борисыч подобные вещи в закрытом помещении, говорит, что по инструкции не положено, пожароопасно, дескать.... Ничего, приходится мириться и с такими неудобствами. Не расстраивайтесь, Евпсихий Алексеевич, обойдёмся сегодня без кочерги, а я вас с такими женщинами познакомлю - пальчики оближите!.. Вот, например, наша Прокуда - с ней вы обязательно должны познакомится, вам лично рекомендую со всех сторон, годится на любой случай жизни. Хотя и своеобразная барышня, но не своенравная - многие клиенты нахваливают за нежность и учтивость, слова поперёк не скажет... Представляете, уверяет, что была когда-то женой Пилата!! Я её однажды спрашиваю: Понтия, что ли, Пилата?.. Молчит, не желает брать чужого греха на душу. А разве с неё что-нибудь взыщется, кабы была она всамделишной женой Понтия Пилата?.. Думаю, ничего не взыщется. Как вы полагаете, Евпсихий Алексеевич?
  - Я, право, в затруднении.
  - Ну вот, даже вы в затруднении, а чего уж говорить о простой овдовевшей женщине. Поглядите-ка на неё.
   Евпсихий Алексеевич поглядел на предполагаемую жену Понтия Пилата и усмотрел в ней не столько нежной учтивости, сколько податливой глупости. Барышня в художественно-истомлённой позе сидела чуть в стороне от шушукающихся подруг и заглядывала в пустой бокал, вздрагивая ресницами на манер порхающего мотылька, сообразившего вдруг, что судьбой-то он напрочь обижен.
  - Евпсихий Алексеевич, у вас есть жена? - вдруг вопросил кривоватый господин, чутко шевеля носом и подводя губы к приторной усмешке.
  - У меня?? - вздрогнул Евпсихий Алексеевич.
  - Да, у вас.
  - Нет.
  - Передавайте ей привет от меня... ой, извините, я в том смысле, что если б у вас была жена, то вы передали бы ей привет от меня, но у вас нет жены, а я как следует не расслышал и заговорился, даже заврался... если нет жены, то и привет от меня передавать никому не надо, дело молодое... не женились пока, не встретились с той самой единственной - и ладушки, Евпсихий Алексеевич, не переживайте, всему своё время... свадебные виньетки только на поздравительных открытках смотрятся как отраднейшие символы вечного счастья, а реалии бытия в основном конструируют печальные обстоятельства, и приходят они непрошенными да негаданными, а впоследствии куда угодно сбежишь от драгоценной жены, хоть блеять на луну на ночном лугу!.. так-то вот, Евпсихий Алексеевич, так-то вот... - кривоватый сочувственно развёл руки в стороны. - Лучше присмотритесь внимательней вон к той девахе костлявой - бродит тут как тень, привередничает по пустякам - тоже специфический персонаж, доложу вам, прозывает себя Umbra Mortis, считалась чуть ли не фавориткой одной знатной дамы из Высшего Света, а сама, думаю, всё врёт и прибыла к нам из какого-нибудь Серпухова... А что такое Серпухов, Евпсихий Алексеевич, если приблизиться к нему с объективной точки зрения?.. Конченный колхоз на отшибе цивилизации и край географии - вот что такое ваш Серпухов. Ну, там всякие извинительные обстоятельства я тоже имею в виду, отчего особо и не критикую, не педалирую на череду курьёзных обстоятельств, связанных лично с вами и Серпуховым, за что вы мне можете быть благодарны. Но основной своей позиции по Серпухову не изменю, не уговаривайте, Евпсихий Алексеевич!..
  Евпсихий Алексеевич предпочёл отмолчаться.
  - А вот ещё одна красавица наша, голубка сизокрылая, мы её Маланьей именуем, а уж как по-настоящему её зовут, никто не ведает, никому не очень-то и надо. Маланья, подойди к нам, будь добра.
  Маланья - осторожно крупная девица с роскошными длинными волосами цвета тающего эскимо и филигранно выточенными бёдрами - охотно поднялась с дивана, бросила оценивающий взгляд на подруг с безотчётно ласковой ненавистью, и жеманной походкой направилась к хозяину и гостю.
  'Прециозная барышня, с такой надо умеючи обращаться. - проворчала Анна Ильинична. - Хочу вам напомнить, Евпсихий Алексеевич, что она настоящим образом не совсем натуральна. В натуральном-то виде она мертва давно. Это я так напоминаю, на всякий случай.'
  - Ну как вам Маланья, Евпсихий Алексеевич? Есть за что уцепиться?.. - подмигнул кривоватый.
  - Маланья несомненно хороша. За Маланью я бы дорого заплатил. Давайте так договоримся: я, когда в следующий раз к вам соберусь, то непременно желаю, чтоб вы мне Маланью предоставили в самом живописном объёме и боевой готовности!.. Но сейчас, увы, не готов к Маланье, некую робость в себе ощущаю, должно быть с непривычки. Думаю, что вы должны меня понять.
  - Понимаю, всё прекрасно понимаю, и ни капельки не прекословлю!.. Тогда давайте пройдёмся по всему заведению, у нас есть специальные комнатки, этакие кулуары для особо важных гостей, а уж вы, Евпсихий Алексеевич - гость весьма важный. И случай у вас особый - это я запомнил сразу, как только вы сказали про особый случай. Я мимо ушей ничего не пропускаю.
  Кривоватый помпезно простёр руки в сторону барной стойки, за которой Евпсихий Алексеевич тотчас усмотрел заманчивый коридорчик, отдал неизвестно кому приказание, чтоб лишних глаз за ними не следовало, ибо дело намечается деликатное, зачем-то пригладил свои обгрызенные уши, и повёл гостя демонстрировать кулуары.
   Комнатки, расположенные по неожиданно протяжному и загадочно разветвляющемуся коридору, были нарочито скромны, благолепны и без мебельных излишков. Большинство комнат не имело даже дверей и интимных занавесок, прикрывающих игры безудержной страсти, отчего некоторые, застигнутые врасплох клиенты, трусливо поджимали ультимативные хвосты и вопили от возмущения, а профессионально-нагие барышни, игриво угрожали пальчиками нашим нахальным подглядывальщикам. Кривоватый господин в ответ отшучивался подкорректированными непристойностями и просил, чтоб девочки понапрасну долго тут не валандались, поскольку надо отдохнуть перед вечерним наплывом гостей. В одной скукоженной и неудобно темноватой комнате, подобной чулану, прямо посерёдке восседал на корточках одинокий гражданин в состоянии высочайшего экстаза, сменяемого вспыльчивым неудовольствием, как будто ищущим дополнительных скважин в своём теле, но столкнувшимся со страхом овладеть тем, что ему не принадлежит. Благообразность гражданина оставляла желать лучшего, внешний вид пребывал в очень низкой степени ремонтопригодности. Над нишей, выполняющей роль входа в комнату, висела грубовато-скабрёзная табличка - даже не табличка, а что-то вроде запрещающего знака с перечёркнутым эрегированным членом. Евпсихий Алексеевич с недоумением посмотрел на провожатого.
  - Что это за чулан?
  - Это не совсем чулан, Евпсихий Алексеевич, это место, которое мы не без остроумия называем Шибальбой. Мне не то чтобы запрещено говорить о достоинствах этого места, но и не велено чересчур распространяться, скажу только, Евпсихий Алексеевич, что здесь чуть ли не единственный пунктик во вселенной, где можно достичь нирваны.
  - Если такая секретность и значимость, то зачем вы сюда пускаете кого ни попадя?..
  - Разгар рабочего дня, большинство приличных мужиков на работе. - посетовал кривоватый господин. - У нас сейчас одни недотёпы из охранных структур: работают-то сутки через трое, вот все трое суток у нас и развратничают. А много ли им надо? - презрительно завихлял смешочком кривоватый. - Чпокнул дамочку, выкурил сигаретку и залёг спать на полчасика. Нет, сейчас у нас тихо, с шиком гулять некому. А вот прибыли бы к вечеру, Евпсихий Алексеевич, тут такое бы застали!.. Содом и Гоморра - честное слово!! Вам бы обязательно понравилось!!
  - Да не так уж и я склонен к Содому с Гоморрой.
  - Знаем, всё мы про вас знаем... А вот загляните в эту комнатку: здесь у нас английская королева!.. Попала к нам в наказание (а отчасти и на перевоспитание) за то, что взяла себе за привычку угощать подданных нервнопаралитическим газом. Обезумела тётка.
  - А вы уверены, что это английская королева?.. Что-то я не помню королев, уличённых в столь странных занятиях.
  - Да много ли вы вообще английских королев помните, Евпсихий Алексеевич?
  - Совсем немного, но...
  - Вот и не умничайте. Если она у нас по документам проходит, как английская королева, значит так оно и есть! Надёжней нашей канцелярии во всём свете не сыскать.
  Скоро прогулка по закоулкам борделя стала утомлять как гостя, так и провожатого, отчего кривоватый принялся вести себя несколько фамильярно и не скрывая желания поскорей избавиться от докучливого клиента.
  - Чего хотите - всё устроим, всё организуем, можно и сексуальные оргии, если вы не щепетильны в этих вопросах. А то встречаются такие граждане, например, которым чуждо желание присвоения того, что им не принадлежит, даже при условии, что никаких последствий за это не будет. Но что-то в вашем лице мне подсказывает, что вы не из таких. Так, значит, как насчёт оргий??
  - Нет, увольте, я знаете ли избегаю творческой чехарды. Мне бы желательно этаких, которые всецело преданы и сосредоточены на одной идее. Есть такие?
  - Тут девки всякие есть, некоторые запросто помогут достичь высшего уровня просветления и уйти в астрал. Только попросите.
  - Куда-куда уйти? - поперхнулся Евпсихий Алексеевич.
  - В астрал... Ой, извините, мне из бассейна звонят, у нас там сегодня Свиристелов отдыхает - редкостный зануда, доложу вам, кажется всех здешних девок перещупал, а всё остаётся недоволен... Представляете, я думал его закинут сюда на недельку-другую, а он который год всем нам нервы портит. Трахал бы лучше баб, а то вздумал добрым людям мозги трахать.
  - Свиристелов??
  - Ну да, Свиристелов. Вот казалось бы: жил себе человек и жил, развлекался в мере экспрессивной, но не удаляющейся за область внутриутробных переживаний - что ещё человеку надо?.. Нет, взял да повесился, на родственников печать позора навлёк, а теперь тут добрым людям мозги компостирует. Но по вашим глазам я вижу, что вы знакомы с этим типчиком Свиристеловым, и даже не против, чтоб встретиться с ним?
  - Вы угадали моё желание, хотя я больше интересуюсь Шершеньевым, и всерьёз рассчитывал, что встречу у вас Шершеньева, но если получилось так, как получилось, то выбирать не приходится. Будьте любезны проводить меня до бассейна.
  - Чего проще. Прошу следовать за мной.
  И кривоватый, даже не отвечая на телефонный звонок, спешно повёл нашего героя по одной из веток коридора, которая образовала крутой зигзаг и упёрлась в скромный, но настолько лазурно-чувственный бассейн, что желалось незамедлительно скинуть с себя всё до абсолютной наготы и окунуться в его воды с головой. К тому же, имеющиеся при бассейне четыре нагловато-сексапильные девицы выказывали готовность плескаться сколько угодно и с кем угодно, лишь бы от всего этого был прок. Впрочем, сейчас они были заняты ограблением лёгкого ажурного столика, заставленного винными бутылками, фруктами и шоколадными приманками. Неподалёку прохаживался мужчина, взирающий на своих девочек почему-то не очень приветливо, а скорей с ослабленным желанием поглумиться.
  'А вот и Свиристелов! - воскликнул голос Анны Ильиничны, узнавая давнего приятеля. - Точно он!.. Узнаю по ехидной мордашке, только припухла слегка.'
   Свиристелов оказался задиристо моложавым, белобрысым, крепеньким дядькой с пугающим ржаво-багровым шрамом вокруг шеи, и с неприятной осторожностью в каждом выразительном движении, в каждом жесте, уточняющим некоторые неожиданные фразы. Свиристелов как будто ожидал, что в любую минуту на него могут посыпаться угрозы и обвинения, и надо будет от них отбиваться, оправдываться и нападать в ответ, но всегда иметь возможность вовремя сбежать.
  - Ну вот, я смотрю, у вас тут всё тишком да мирком, дамы конфетки кушают. - быстро осмотрелся кривоватый. - А мне сказали, что Свиристелов опять бучу поднимает, опять на обслуживающий персонал напраслину возводит. А я понять не могу, чем мы на этот раз не угодили нашему драгоценному Свиристелову?..
  - Хлоркой воняет. Я же просил, чтоб мне бассейн без хлорки подготовили.
  - Ты мне тут кончай воду мутить, у меня и без тебя забот хватает. - с наигранно-добродушной строгостью обратился кривоватый к Свиристелову. - Бассейн нельзя без хлорки содержать, это тебе любой сотрудник санэпидстанции скажет. Лучше вот глянь сюда, я тебе гостя привёл. Пришёл такой гость к нам, сам пришёл, скромный такой и робкий, на Маланью и глазом не повёл, а говорит: где у вас тут Свиристелов имеет место быть? очень, говорит, желательно мне его повидать!.. А для нас любое желание клиента - это закон! Это непреложный закон, поскольку на том и крепится наш скромный бизнес. Правда, девочки?.. Встречай гостя, Свиристелов, угости его чем-нибудь. У Евпсихия Алексеевича сегодня денег нет, он сегодня на халявку.
  - Ну вот, надо же, и нам повезло, и у нас гость! - растрогано заблестели суетливые глаза Свиристелова. - И надо же, имя до чего забавное приключилось у гостя - Евпсихий Алексеевич; батюшка ваш, верно, редкостный забавник был.
  Тут, кажется, совсем непроизвольно у Свиристелова выскочил на секундочку язык, прицокнул с удивительно бесполезным обаянием и испуганно убрался.
  'Я же говорила! - голос Анны Ильиничны торжествующе оценил явление свиристеловского языка. - Дурака и могила не исправит.'
  - Вижу, что вы очень рады друг другу, думаю, что хватит вам на двоих четырёх девок, дальше развлекайтесь без меня, не ссорьтесь. - удовлетворённо прихлопнул в ладоши кривоватый сутенёр. - Увольте меня от этих зрелищ. У меня после каждой драки от проверочных инстанций отбою нет. И каждая мзду просит. А где мне взять столько мзды?.. То-то.
  Кривоватый соорудил на физиономии предел озабоченности и поспешил вернуться на своё рабочее место, а Свиристелов разглядывал незнакомца с тем обольстительным гостеприимством, от чрезмерной любезности которого хочется немедленно улизнуть.
  - Надо же: Евпсихий Алексеевич! до чего невозможное имя, а вот ведь и возможно!.. Однако, откуда вам известно про мою скромную персону? Кажется, раньше мы не были знакомы.
  - Гм. - подключил к разговору следовательские хитрости Евпсихий Алексеевич. - Ваша правда, что раньше мы не были знакомы, а я про вас узнал совсем недавно, и узнал от некоего Головакина. Головакина-то вы должны хорошо помнить, Головакина-то трудно забыть. Ну а мне с ним, можно сказать, повезло, я с ним хорошо знаком по работе.
  - По работе??
  - Да, по работе, тут недалеко стройплощадка имеется, легкоатлетический стадион планируется на пять тысяч мест, вот мы на ней и работаем... Вы, верно, не знаете, что Головакин нынче тоже пребывает в посмертном состоянии, и тоже отбывает наказание за ряд проступков, может, и не слишком греховных, но, однако, не обходящихся без наказания.
  - Да откуда же мне знать про смерть Головакина? Никто ничего подобного мне не сообщает.
  - Ну, вот я сообщил, собственно специально для этого и зашёл. Сам Головакин никак не может заглянуть сюда, чтоб повидать старого друга - очень занят работой, он тут недалеко прорабом на стройке вкалывает практически без выходных: работы слишком много, сроки поджимают, не вырваться. А кто-то из штукатуров упомянул, что встречал Свиристелова в здешнем борделе, а Головакин сразу же заинтересовался, а не тот ли это Свиристелов, с которым я в былые годы и так далее, и попросил меня сходить, проведать вас, привет передать, если вы, конечно, тот самый Свиристелов. Он бы и сам сходил, но ему некогда совсем. Он прорабом работает на стройке.
  - Да, я тот самый Свиристелов, и очень хорошо помню Головакина. Никогда бы не подумал, что он сможет работать хоть кем-то, уж слишком недотёпистый образ жизни его увлекал... Впрочем, здесь ещё и не такие чудеса творятся. Я вот, видите, который год в борделе нахожусь, имею безграничный кредит на все виды услуг и насыщений, а на кой чёрт мне всё это надо и когда всё это прекратится - никто не говорит! Другой бы свихнулся давно.
  - А чем же вы недовольны?.. Тут, кажется, место вполне приличное, насколько оно вообще может быть приличным, а женского удовольствия даже избыток.
  - Вот именно, что кажется. А получается, что как будто райскими усладами меня пытаются наказать. Посмотрите внимательней на этих подательниц избыточного удовольствия, на девок-то!! Приглядитесь.
  Евпсихий Алексеевич внимательно посмотрел на девушек, больше занятых собой, чем разговором двух, непонятно чем озабоченных, мужчин, но не обнаружил в них чего-то слишком нового для себя: всё то же жеманство, всё те же претензии на чувственную рафинированность и бабья блажь, успевающая одаривать многообещающими взглядами даже тех, кому ничего из обещанного не достанется.
  - Ладно бы просто ведьмы. - осторожно жаловался Свиристелов. - Этот-то кривоватый шнырь - сутенёр здешний и сволочь редкостная - как только их не прозывает, чуть ли не в уменьшительно-ласкательной форме 'сударыньками', а по мне - они просто шлюхи, пускай и сдобренные лиризмом непредвиденных обстоятельств. Но не могу я с ними совокупляться, Евпсихий Алексеевич! Сколько раз пробовал, а не могу - такое ощущение, что сам себя в задницу трахаю... Зашквар, одним словом, приходится постоянно мастурбировать, чтоб напряжение снимать.
  - Гм. - несколько отодвинулся в сторонку от собеседника Евпсихий Алексеевич. - Надеюсь, при мне вы этого не начнёте?..
  - Не начну, конечно, а очень хочется. Видите ли, я пообедал недавно, а здешние повара, как назло, в любое блюдо добавляют афродизиаки - это такие специи хитрые, активизирующие мужскую потенцию. Не поверите, Евпсихий Алексеевич, начнёшь здесь жевать какую-нибудь неприхотливую булочку, а в башке сразу вихрь взметается из каких-нибудь заковыристых перспектив, от которых и отбрыкнуться не возможно. Одно непотребство за другим следуют чередой и немедленного удовлетворения требуют, а сама чёртова булочка начинает казаться чем-то вроде надкусанных врат вожделения. Я здешнею еду стараюсь и не есть, от греха, только когда уж совсем с голоду опухаю...
  - Гм. А девки-то, я вижу, её с удовольствием вкушают!
  - Вкушать-то они её вкушают, но тут же претворяют в иную материю и испускают из себя. Просто этого не сразу заметно для посторонних глаз, да я-то тут уже давно, я внимательно за всем наблюдаю - мимо меня ни одна дрянь не проскочит... Вот взгляните на Абраэль, к примеру: думаете, она насытилась съеденным апельсином и ей осталось только как следует его переварить, наслаждаясь послевкусием?.. Нет, милейший друг, если вы умудритесь подкрасться к ней сзади, то увидите, как она испускает из себя всякие гвозди, железяки, деревяхи, даже кости мелких грызунов встречаются - и вся эта дрянь тут же утрамбовывается в песочные брикеты и улетучивается. Вот вам и апельсин!!
   Немножко ябедническая реляция Свиристелова вызвала у Евпсихия Алексеевича крайне неприятное ощущение, и если раньше он был и не прочь чем-нибудь угоститься с девичьего столика, то сейчас поставил этому желанию категорический запрет.
  - Вот присмотритесь ко мне, Евпсихий Алексеевич. - с жалобной обидой произнёс Свиристелов. - Уверяю вас, что раньше я был гораздо внушительней и мясистей на вид, а сейчас похудел, посмурнел, даже зачичеревел - настолько невыносимая здесь среда обитания... Я не представляю, как я буду дальше здесь жить!! Не представляю!!
  - Но ведь девушки как-то живут, свыклись.
  - Да что там эти девушки!.. Вы просто не знаете, что это за девушки, насколько у них сволочная натура, и конечно им нынешние невзгоды могут быть только в утеху, если сравнивать с предыдущей жизнью. - Свиристелов безапелляционно ткнул пальцем в одну из красоток, медленно пережёвывающую любимую сладость, с уверенно-заносчивым выражением соблазнительной мордашки. - Вот прелестница наша Нефтида, раньше документ имела, что входит в состав девяти египетских богов, но очень скоро её по судам затаскали за оскорбление чувств верующих, дескать троичность мы ещё понимаем, туда-сюда, но девять уже чересчур - она у нас теперь фашистка.
  - Фашистка? Почему фашистка?
  - Она отреклась от божественной функциональности, и выдвинула мысль, что всем сущим управляют не чувства и желания, и уж тем более не вера в силу желаний, а произнесённые слова. Но поскольку не все слова способны обладать несокрушимой властью, то она их подразделила на высшие и низшие, утверждая, что высшие слова - подобно человеческим высшим кастам - управляют низшими, а уже, при помощи низших, заправляют и всей сутью жизни.
  - И что это за высшие слова?
  - Вот тут начинается самое забавное. По её мнению, высшие слова, это исключительно те, где присутствует звук ЗИ... ну, что бы такое сейчас вспомнить, чтоб вам было понятно... экстази, смюзи, керамзит, физика полупроводниковых приборов в изложении Саймона Зи... Короче говоря, фашистка, и мелет всякую чепуху.
  - Свиристелов, сам ты фашист. - огрызнулась Нефтида, потеряв на некоторое время пошловатую надменность. - У тебя мышление ограниченно, ты соображаешь на уровне символов или понятий, которых понабрался когда-то от умных друзей, но проникнуть в глубину содержания не смог. Жертва рационалистического образования.
  - Помолчала бы лучше. - усмехнулся Свиристелов. - Кабы я рационализмом довольствовался, то сейчас здесь с тобой лясы не точил.
  - Ну да, в академии наук бы заседал, там только о тебе и мечтали. - съязвила Нефтида. - Если хочешь знать, то звук ЗИ и фашизм имеют лишь косвенное отношение друг к другу, но такое же косвенное отношение наблюдается у предметов, что отстоят друг от друга на тысячи километров. Моя теория заключается в филологически-духовных аспектах, я под свою дудочку никого плясать не заставляю.
  - Ну-ка, сударыня, вы сумели меня заинтересовать, поделитесь с нами своей теорией. - подбодрил красотку Евпсихий Алексеевич, несмотря на ворчливое хныканье Свиристелова и иронично бурчащий голосок Анны Ильиничны.
  - Да не то, чтобы это теория, а просто догадки, которым имеется на что опереться в практическом исполнении - отсюда я и взяла смелость утверждать значимость звука ЗИ, что в свою очередь привело меня к необходимости подразделять слова на касты. Когда ты произносишь звук ЗИ, ты как бы повторяешь энергию высокочастотных диапазонов электромагнитного излучения, даже, проще говоря, находишься в совокупности со светом, который происходит из нашего ядра земли, а по сути исходит от невидимого начала, предающего уничижению всё, что имеет место быть на поверхности, перед глазами! То есть, когда ты говоришь ЗИ, ты относишь себя к числовому значению 1, то есть, к чему-то конкретно изначальному!! Это, грубо говоря, приветствие не только земле, но и себе на земле!! Не зиг хайль, как это немцы говорили (вообщем-то они хотели всё правильно делать, но делали неправильно, поскольку зиг - это хаос, война, бедствие), а надо было говорить просто ЗИГ КА; ведь КА - это то единственное пребывание начальной личности в количестве, создающем личностный состав, что имеет возможность сотворить стопроцентную азотистую жизнь, если, конечно, ты понимаешь и веришь в то, что хочешь с собой сотворить!..
  - То есть, в центре нашей земли находится ядро, схожее с числовым значением 1?.. - Евпсихий Алексеевич попробовал заинтересоваться тонкостями измышлений Нефтиды, зардевшейся от когнитивного возбуждения. - Но в каком месте это ядро имеет звук ЗИ?..
  - Не в каком-то определённом месте ядра, а само ядро есть начало, содержащее в себе то, что вы ищете! Так же и цифра 1 - во всех своих измерениях - есть цифра конкретно начальная, а потому-то единственное и основное, что способно объединить эти две миронесущие целостности - это поЗИция!.. Понимаете, Евпсихий Алексеевич?
  - Как бы понимаю.
  - Ну, допустим, что понимаете, Евпсихий Алексеевич, хотя это тонкий мир, многое в нём разыгрывается вне ваших любопытных чаяний. И поверьте, что я не имею желания вас обидеть, поскольку до недавнего времени и мои интересы пребывали в иных плоскостях. Нас учит не жизнь сама по себе, нас учит правильное обращение с этой жизнью, даже если разгадывание верного направления приходит после смерти. Все азотистые основания берутся из этого мира, то есть, нам ядро земли дарует чистую первородную позицию, вынашивающую высшую генетику расы! Вот поэтому слово раса пишется через корень рас(з), то есть через число 1, и отсюда получается первостатейный тип людей, называемых паразиты, так как зоны выхода у земного ядра находятся на полюсах, где вечные холода, минусовые температуры, и ничего полезного делать невозможно, остаётся только паразитировать за счёт низших рас, и это норма!!
  - Это норма - вы поняли, Евпсихий Алексеевич? - задиристо подтрунил над богиней Свиристелов. - Паразитизм для нашей красавицы - это норма и удел высшей расы, ибо это слово такое хорошее. Логика.
  - Скучный ты, Свиристелов, замшелый. - Нефтида устало махнула рукой и зашустрила зрачками по виноградинкам, выбирая самую вкусную.
  - Это да, мне не до веселья. Здесь у нас есть кому повеселиться.
  Одна из девушек хорошо поняла намёк Свиристелова и устало хихикнула.
  - Вот полюбуйтесь на нашу Люсю, на нашу пленительную чаровницу и баловницу. - Свиристелов продолжил знакомить Евпсихия Алексеевича со своими компаньонками, намерено предавая им вид сатиричный и изуверский. - Люся уверяет, что родилась в мире гандхарвов (которых она сама изволит рекомендовать, как беспечных небесных певцов), и потому не имеет плоти. Дескать, то, что мы видим - всего лишь иллюзорность, подленький обман для утешения мужской чувственности, а в реальности Люся у нас - густой протяжный скрежет, сходственный работе механических шестерёнок и способный затворить врата материнского чрева. Это на тот случай, если кто-то нежелательный спешит родиться вне очереди. Ну что, Люся, скажи нам, где ты пропадала всю ночь, где тебя черти носили?..
  - Отстань, Свиристелов!
  Люся лениво осклабилась и запустила в бассейн шаловливый яблочный огрызок.
  - Может, подруга твоя Абраэль что вспомнит? Кажется, вы вместе вчера гуляли, вдвоём выписывали праздничную драматургию. Синяки-то на коленках я сразу приметил, а это для вашего положения весьма недопустимо, это пренебрежение качеством и товарным видом.
  - Да не кипишуй ты, Свиристелов, итак голова раскалывается. - вяло отмахнулась Абраэль. - Мне с утра было так плохо, что вот совсем не до синяков на коленках, а тебе девка в любом виде годится - всё равно морду воротишь. А драматургию с Люсей я сама пыталась восстановить по нашей ночной переписке в телефоне, да толку мало. Судя по переписке, сначала мы решили встретиться в баре-караоке, но не в полночь, как мы обычно встречаемся, а в час ночи, но в час Люся написала, что порвала колготки и едет домой переодеваться. Я пождала до полвторого, позвонила ей, да только трубку она не взяла, а без четверти два написала, что уже спускается к нам на лифте, и скоро будет, надо только чуточку подождать. И я подождала ещё пятнадцать минут, но не дождалась, и ровно в два часа написала: ну ты где, сучка?.. И в начале третьего она ответила: сама ты сучка!.. Вот, собственно, и вся переписка. Понятия не имею куда она уехала ночью, без четверти два, на лифте, да ещё и босиком, и куда затем приехала.
  - Вот и скажи теперь, милочка, как мне не воротить морду от тебя и тебе подобных? - ехидно вопросил Свиристелов. - Евпсихий Алексеевич, уверен, что этакие экземпляры вам раньше не попадались среди знакомых. Зовут её Абраэль - и она наглядный пример женской порочности.
  - Свиристелов! помолчал бы! - огрызнулась Абраэль.
  - Не буду молчать, не могу! - Свиристелов торжественно воздел руки к небу. - Я дал себе зарок больше никого не обманывать и ничего не утаивать, поскольку очень допускаю соображение, что наказан за свой непослушный язык.
  Тут Свиристелов опять невольно выказал этот самый язык, но трусливо вздрогнул и ущипнул себя за щёки.
  - Всем вот этим безобразием наказан! - Свиристелов потыкал пальцем в девушек, в бассейн и в нечто недосягаемое для его пальца, но вполне конкретное. - Но мириться с ним не намерен. Наберусь решительности и приложу этому конец!!
  Девушки в ответ устало развеселились, а самая незатейливая на вид и предприимчиво-скромная бабёнка, с невинным удовольствием теребящая букетик фиалок, произнесла длинное и многозначительное да уж !..
  - Что это ещё за да уж?! - воскликнул Свиристелов. - Вот именно, что да уж !! Пока ваша Абраэлька с четырнадцати лет распутничала на лесной опушке с сельскими парнями - она у нас, Евпсихий Алексеевич, дочерью лесника была, и заманивала окрестных парней на блуд; да с таким оптимизмом заманивала, что те в очередь выстраивались у той самой опушки, а затем обнаруживали у себя недуг весьма конкретного и срамного свойства, который распространился впоследствии и на всю губернию (специальная медицинская комиссия из столицы приезжала и сто тысяч сифилитиков насчитала! сто тысяч, Евпсихий Алексеевич!) - а я всего-навсего жаждал ласки от той самой единственной и любимой, которая, казалось бы, нам всем предназначена от века. Я любовь свою искал по жизни и не находил, а теперь вот наказан за то, что не там искал.
  - Ну, может быть, и не совсем за то вы наказаны. - осторожно вмешался Евпсихий Алексеевич.
  - А за что же? - кажется, не очень удивился этому внезапному намёку Свиристелов.
  - Да если повспоминать, может и припомниться что-нибудь.
  - Да что же?
  Евпсихий Алексеевич пожал плечами.
  - Только в том и виноват, - испуганно зарделся Свиристелов. - что не сыскал себе достойной спутницы жизни, а инсинуировал романтику и пылкость чувств.
  - Ну, это уж как вам угодно думать. - с неприятным прищуром посмотрел Евпсихий Алексеевич на Свиристелова, впрочем, сохраняя приятельский тон разговора.
  - А вы сами, простите, женаты будете?.. - неожиданно спросила бабёнка с фиалками у Евпсихия Алексеевича.
  - Я?? - пришла очередь и Евпсихию Алексеевичу зардеться.
  - Конечно же вы. - бабёнка подцепила двумя пальцами скорбно-розового цвета пирожинку и надкусила её с той игривой алчностью, с которой сытая кошка играет с беззащитным птенчиком. - Такой интересный мужчина долго не протянет без любвеобильных фантазий - впрочем, можете и не отвечать на мой вопрос, если не хочется, я просто так спросила.
  - Да нет, не усел пока жениться. - запунцовел чернильными пятнами Евпсихий Алексеевич.
  - Отчего же вы не успели пока, признайтесь, кто тому виной? - продолжала вгрызаться в пирожинку острыми зубками проклятая бабёнка.
  - Не нагулялся ещё, придёт время и женюсь.
  - 'Ёлки-палки, лес густой, ходит парень холостой!..' - с частушечным озорством и ультимативным танцевальным притопыванием напела бабёнка, поразительным образом проглотила пирожинку в один присест и без остатка, а затем чмокнула Евпсихия Алексеевича в губы и беззастенчиво соблазнительно засияла. - Женись на мне, добрый человек, а я в долгу не останусь. У меня характер щедрый, до сих пор никому скучать не позволяла.
  Евпсихий Алексеевич столь критически замотал головой, отрекаясь от возможных благодеяний любительницы фиалок, что невольно развеселившийся голосок Анны Ильиничны приобрёл эффект катаклизма. 'Не будьте таким простачком в общении с женщинами, Евпсихий Алексеевич. - сообщила сквозь смех Анна Ильинична. - Девушка просто шутит, а девушки любят странно пошутить.'
  - А вот и моя любимица, вот лапушка моя - Гегмома-Метогма, вечно с цветочками, вечно с поцелуйчиками. - представил Свиристелов баловницу, стараясь отодвинуть ситуацию как можно дальше от неприятных намёков Евпсихия Алексеевича. - Сейчас чуть ли не матёрую искусительницу корчит из себя, а в миру была обычной работницей сауны, стоила полторы тысячи за час... В былые времена я прошёл бы мимо этакой красотки и не заметил, в былые времена мне и дела не имелось до всяких дешёвых шлюшек!.. Представляете, Евпсихий Алексеевич, что за дура - в Америке прожила три года, а после обратно в Россию вернулась, говорит: я по сути ещё деточкой была, когда туда приехала, а теперь повзрослела и многое понимать стала. Эх ты, деточка черезжопуделаная !!
  - А ты из тех заноз в заднице, которым везде хорошо, где их нет. - рассердилась Гегмома-Метогма и вяло завитийствовала: - Ты такой гад, Свиристелов, что постоянно мне тычешь моим прошлым и жизни учишь, когда сам ничего существенного не соображаешь. Ты даже понять не хочешь, что если в России трудиться и добиваться целей в жизни, то можно развиваться сколько угодно, а если ты привык работать мерчендайзером у Валерика на складе сантехники и получать 15 тысяч, то сам виноват, жалуйся только на себя! Кто тебе мешал учёбу в институте закончить, чтоб после всецело отдаться работе и зарабатывать по 30 тысяч?.. Думаю, никто не мешал, ты сам себе мешал. А некоторые сознательные граждане ещё умудряются на двух работах работать и экономить на сбалансированном питании. Америка лентяев у себя не очень-то хочет держать, а депортирует, и если ты думаешь, что ты сядешь на шею Америке, когда туда приедешь, то ошибаешься! Я, когда говорила, что запад загнивает, я не говорила, что запад прогнил в плане быта, я имела в виду, что в плане общения и взаимопонимания этот запад и вся эта Америка точно тебя с говном смешает, тем более, если ты не будешь их пропаганде поддаваться. Там у власти педерасты, педофилы, легализированная масонская падаль - с такими людьми не возможно сосуществовать, надеясь на вменяемое будущее! Я всегда говорила, что быт у них лучше, да, впрочем, что такое быт вообще, если там одни шакалы живут?.. Вот поверь мне, Свиристелов, я там жила в штате Алабама, и ничего там хорошего нет, эта страна возможностей для учёных и тех, кто шарит в it-бизнесе, а паразитировать туда ехать не стоит, потому что пипец придёт любому паразиту, если не будет полжизни херачить, что бы на дом заработать и на автомобиль. А какие там налоги, ты представляешь себе, Свиристелов?.. Там налоги просто охереть какие - 2000 тысяч в месяц, не считая страховку за медицину 200 долларов, чтобы тебя 'скорая' забрала, когда ты окочуриться не захочешь - вот это нормально, как ты думаешь?.. За тобой-то 'скорая' в России приехала забесплатно и увезла в морг, ни копейки с родственников не взяв, а ты и этим не доволен. Я думаю, что жить в одной стране с педофилами и масонами совсем не нормально, потому я оттуда и уехала. Так что теперь делай выводы сам, Свиристелов, хотя и полагаю, что никаких дельных выводов ты уже не сделаешь, поскольку ты просто человек такой пассивный в плане благого труда, а хочешь, чтоб было всего сразу и много, и морду привык воротить. Нормальные-то люди почему-то выбиваются везде, где только не живут, потому что изо всех сил стараются жить!.. А ты как петух с тараканами в голове - кукарекаешь какую-то глупость, да и не свою глупость, а с чужих слов.
  - Сама ты - курица, да к тому же блудодейка нахальная! - напыжился Свиристелов, очень чётко ощущая правоту Гегмомы-Метогмы. - Не слушайте её, Евпсихий Алексеевич, её в сауне дагестанцы зарезали, а перед тем трахали впятером. Что она может в жизни понимать?
  - Меня хоть прямо так трахали, как полагается девок трахать и прочих нормальных людей, да зато мозги не трахали. А вот тебе, Свиристелов, точно какое-то недомогание в мозгах соорудили. Ума совсем нет.
  - Ага, ты-то в свои 20 лет походу пилоткой барыжила в Алабаме за копейки, там-то ума побольше надо, чем у меня, ага.
  - Я на эти копейки себе квартирку в Подмосковье прикупила и бывшему мужу алименты за ребёнка уплатила. Так что не такие уж это копейки.
  - И в сауну отправилась работать!! А там пять дагестанцев с ножиком!!
  - Да хоть десять! От судьбы не уйдёшь!..
  - Причём здесь судьба? - неудачно заплыл в края безнадёжного эзотерического минимализма Свиристелов. - Нет никакой судьбы, есть ситуация здесь и сейчас.
  - Да сдохни ты, Свиристелов, чтоб такую ахинею не нести!
  - Да уже сдох, краса ненаглядная!..
  - Вот очень кстати. - остановил бестолковую перепалку Евпсихий Алексеевич. - Очень кстати, что вы про пятерых дагестанцев вспомнили, которые над девушкой в сауне надругались... Вам это ничего не напоминает?
  - А чего мне это должно напоминать? - насторожился Свиристелов.
  - Я уверен, что это вам должно кое-что напомнить.
  - Евпсихий Алексеевич, я не люблю, когда говорят загадками, а вы уж в который раз на что-то неприятное намекаете.
  - Ладно, уговорили, давайте без намёков. Имя Анны Ильиничны Зарницкой вам ни о чём не говорит?
  - Вот даже как!! - Свиристелов брезгливо нахмурился, но затем быстренько изобразил на лице эклектический настрой ума. - Правы вы, Евпсихий Алексеевич, мне это имя о многом говорит... Головакин проболтался?
  - Какой Головакин? - Евпсихий Алексеевич успел подзабыть свою версию появления в борделе.
  - С которым вы на стройке стадиона работаете, а он там прорабом.
  - А, ну конечно, Головакин - кто же ещё?! Мне Головакин много чего про тот случай рассказывал, но он просто мало чего помнит.
  - А что за случай? - напряглась Гегмома-Метогма.
  - Не твоё собачье дело. - буркнул Свиристелов.
  - Свиристелов, дружище, у нас тут у всех имеется, в некоторой степени, собачье дело до прошлой грешной жизни, так что не ругайтесь с девушкой. - заметил Евпсихий Алексеевич. - Мне думается, что вам и самому должно быть полезно вспомнить детали того происшествия, поскольку не может быть преступления без вины, а если кто-то в чём-то виноват, то лучше бы ему целиком осознать свою вину. И покаяться. Вы ведь желаете прощения и освобождения от всего этого?.. После покаяния и наказания оно несомненно наступит.
  - Да не в чем мне каяться!!
  - Да как не в чем?? Девушка-то исчезла, и наверняка была убита, а вы говорите, что вам каяться не в чем.
  - Так я-то её не убивал!!
  - Значит, всё-таки кто-то её убивал, если вы проговорились, и значит вы можете знать, кто её убивал.
  - Чем это я проговорился?
  - Девушка пропала по официальным данным, а значит и вам вроде бы не дано знать, что с ней стряслось, а вы сказали 'я не убивал', значит, у вас есть точные сведения, что она могла быть убитой.
  - Да не знаю я кто её убивал и убил ли вообще - я ничего не знаю и не помню и знать не хочу.
  - Дешёвые отмазки, чувак. - вынесла вердикт Гегмома-Метогма. - Лучше бы тебе изложить всё как на духу, а мы потом засвидетельствуем твоё чистосердечное признание.
  - Не твоё собачье дело. Кто ты такая чтоб меня засвидетельствовать??
  - Свиристелов, дружище, ну вы попробуйте хоть что-нибудь важное вспомнить - вдруг и припомнится экий-нибудь грех, который желательно сбросить с души и покаяться. - чуть ли не проворковал Евпсихий Алексеевич. - Ведь вам только легче от этого будет. Я уверяю вас, что будет легче.
  - Да чего там помнить-то?? Собрались на 23 февраля на дачу к Шершеньеву, собрались чтоб отдохнуть и выпить винца, нам было-то лет по восемнадцать. Шершеньев сказал, что у него дача есть на городской окраине, и родители туда зимой почти не заглядывают, так что можно гульнуть на славу - а нам того и надо было, своя экосистема всегда соблазняет на чрезмерные удовольствия. Только мы не знали, что Шершеньев пригласит эту Анечку Зарницкую, мы думали, что сугубо мужской компанией будем шашлыки жарить и вино пить, поскольку хотелось такой вот, знаете ли, жилистой и хамоватой атмосферы, чтоб без женского нытья. А Шершеньеву что-то в голову своё стукнуло и он девчонку в машину затащил, говорит, женское очарование поможет нам удержаться от скотского вида как можно дольше.
  - И помогло? - усмехнулась Гегмома-Метогма.
  - Да какое там. Головакин с Феофановым первыми нажрались, Сердцеедский хоть и немного выпивал, но тоже в какое-то мизерабельное настроение впал, принялся какую-то чепуху нести и всех подначивать. Сказал кому-то из парней, что тот 'генетический урод' (наверняка, Головакину сказал, Головакин и в самом деле был на вид несколько непрезентабелен, хромал с рождения), и этим чуть было драку не затеял, но тут пришлось мне вмешаться и всех успокоить. Затем Анечка принялась вести себя очень раздражающе: это такой тип поведения, даже не знаю как объяснить, при котором заносит от излишней активности к дурному безволию и желанию спорить сразу и со всеми, доказывать какие-то глупости, фривольно играться с каким-нибудь парнем, но при этом делать пальчиком этакое присовокупление, типа, если я кому и достанусь, то только сильнейшему. Типа аллегорическая нравственность.
  'Что он за чепуху несёт!' - рассердилась Анна Ильинична.
  - И мне скоро всё разонравилось на этой даче, всё раздражать стало, и мясо Феофанов плохо прожаривал, и вино показалось каким-то бодяжным... Мне только хотелось сказать Шершеньеву, что напрасно он эту девку притащил, что она только всё испортила, и что лучше вызвать такси и пускай она уезжает домой, типа нам без неё будет гораздо лучше. В том смысле, что спокойней. Я даже сам вызвался позвонить в таксопарк, у меня там одна знакомая девушка диспетчером работала.
  - Сколько же человек вас тогда было на даче? - поинтересовалась Гегмома-Метогма.
  - Да твоё-то какое собачье дело, сколько нас тогда было?.. Тебе-то что с того?.. Вот шесть человек нас тогда и было - мне кажется, легко сосчитать, если ты такая умная.
  - Погодите-ка, Свиристелов. - насторожился Евпсихий Алексеевич. - А каким способом вы намеревались вызвать такси для девушки?.. На даче был телефон?
  - Да какой там телефон на даче в те времена!! Там неподалёку была телефонная будка, я подумал, что из телефонной будки можно позвонить.
  - И почему не позвонили?
  - Эти все вопросы к Шершеньеву! - некоторая странная мечтательно-унылая ухмылка с тяжёлым, но хрупким воспоминанием застыла на губах Свиристелова, но он резко опомнился. - Шершеньев, когда бывал пьяный, то с ним бессмысленно было о чём-то разговаривать, он мог только оскорблять в ответ, причём, иногда казалось, что в эти минуты у него злорадство зашкаливает, но это было не так, вернее не совсем так, он просто не умел по-другому ругаться, он из ложной щепетильности употреблял слова, способные побольнее уязвить, а вообще-то был очень отходчивый парень и мог после извиниться за всё, что наговорил. Он был очень странный и интересный человек.
  - Почему вы говорите о нём в прошедшем времени? Вы знаете, что он умер?..
  - А разве он тоже умер?? Я не знал об этом. Я просто говорил был, поскольку он для меня был, ведь я-то умер. А теперь оказывается, что и он умер. Отчего же он умер, ведь казался очень здоровым человеком, даже несколько насильно следящим за своим здоровьем?..
  - Тромбофлебиты подвели. Да и в целом он чувствовал себя не очень хорошо в последние месяцы перед смертью. Не столько в физическом, сколько в душевном плане.
  - И тромбофлебиты, и душевный план - всё один к одному сошлось, надо же как не хорошо. - с грустной, но несколько колючей задумчивостью произнёс Свиристелов. - А ведь женат был, кажется?..
  - Да, женат, семеро детей.
  - Вот надо же: семеро детей, и любимая жена, а душевный план разрушительные действия совершает... А кто ещё из наших помер, если не секрет?
  - Да отчего же секрет... Вы все пятеро и мертвы.
  - Все??
  - Все.
  - Это даже забавно. - без всякой забавности во взгляде медленно произнёс Свиристелов. - Это даже очень забавно получилось у нас. Впрочем, чему удивляться при том, что все мы были не в меру чудны, и эта чудаковатость нас тогда и сблизила на время. Ну что же, земля нам всем пухом, как говорится, жизнь не стоит на месте: одни её законопачивают - другие расковыривают!..
  - Циник! - буркнула Гегмома-Метогма.
  - Так куда же подевалась тогда Анечка Зарницкая? - настаивал на своём Евпсихий Алексеевич. - Если допустить, что никто из вас её пальцем не тронул, то почему она убежала, никого не предупредив, и почему вы её плохо искали?..
  - Да нормально мы её искали, Евпсихий Алексеевич, насколько это получалось у нас в тогдашнем пьяном состоянии. Никто её и не обижал. Разве что эти двое - Феофанов с Головакиным (вот попробуй разбери, что у них на уме) - всё шушукались между собой, на Анечку косились с достаточно ясными целями, но в руках себя держали - в этом я могу, наверное, поклясться. Сердцеедский, помню, их подначивать начал: а слабо, дескать, вам, парни, преподнести Анечке своё уважение в виде феерически-праздничном!.. Ну вы, верно, догадываетесь, что он имел в виду под этим видом. Но парни не поддались на подначки, держали себя в руках крепко. Насколько я всё это мог видеть и наблюдать, а наблюдать я мог не всё, поскольку мне, признаться, на некоторое время осточертела вся эта компания, и я даже убежал до ближайшей железнодорожной станции, чтоб посмотреть расписание электричек, с целью уехать если что, но было уже поздно, электрички на тот день закончились, и мне пришлось вернуться. Я вот когда возвращался со станции, мне и сказал, кажется, Феофанов, что Анечка куда-то запропала и необходимо её найти. А я сказал, что надо у Шершеньева спросить про эту Анечку, поскольку наверняка он должен про неё знать, где она, типа он без неё жить не может... Это я несколько вызывающе сказал и не по сути дела, я просто несколько зол был на всю эту компанию, но отправился на поиски Анечки незамедлительно.
  - И где же вы её искали?
  - Да везде!! Лично я ещё раз сходил на станцию, и никого там не нашёл, а когда вернулся на дачу, то оказалось, что теперь и Шершеньев куда-то запропал, и надо ещё Шершеньева искать, и хорошо, что тот сам быстренько нашёлся и сказал, что он Анечку не нашёл, зато может с твёрдостью сказать, что она в колодец не бросилась. А я ещё подумал тогда: с чего Шершеньев решил, что Анечка может броситься в колодец?..
  - Вы бы спросили у самого Шершеньева, почему он так решил.
  - Нет, я не стал спрашивать.
  - Почему.
  - Я... я не мог тогда разговаривать с Шершеньевым, у нас до этого с ним уже состоялся разговор - как бы это поделикатней сказать - разговор на повышенных тонах, и я больше не мог с ним о чём-то разговаривать.
  - О чём же это у вас состоялся разговор на повышенных тонах?
  - Вас это совсем не касается, Евпсихий Алексеевич, а уж на судьбу Анечки этот разговор тем более никак не повлиял, можете не волноваться.
  - Ну, хорошо, я попробую не волноваться, а вот если насчёт колодца... Вам затем не приходило в голову, что Анечка могла-таки быть на дне того самого колодца, в который бросилась, а Шершеньев обнаружил её там, но умолчал, исходя из каких-то своих причин?
  - Глупости. Зачем молодой красивой девушке безрассудно лезть на дно колодца?.. Она же не Офелия, чтоб в колодце топиться. Да к тому же, зимой вода в колодце холодная.
  - Она могла бы не сама броситься в колодец, а при чьём-то участии, даже произволе.
  - Зачем же кому-то из нас было учинять столь странный произвол?
  - Я в этом и пытаюсь разобраться, да вы мне мало помогаете.
  - Не юли, Свиристелов, уж если начал выкладывать всё начистоту - так выкладывай до конца, мы только при этих условиях готовы тебя простить. - попробовала заняться привычной демагогией Гегмома-Метогма, но была пресечена строгим взглядом Евпсихия Алексеевича.
  'Колодец я не могу напрочь отвергать. - задумчиво пробормотал голос Анны Ильиничны. - Но просто замечу, что с ранних детских лет недолюбливала колодцы и держалась от них подальше. Уверена, что если б кто-нибудь попробовал закинуть меня в колодец, то я кричала бы и отбивалась как резаная.'
  - Достаточно наивно было бы топить девушку в колодце, а затем надеяться, что её никто там не найдёт. - горячо высказался Свиристелов.
  - Ну, хорошо, допустим. - Евпсихий Алексеевич поубавил строгости во взгляде и немножко улыбнулся.
  - Девушка и сама могла бы пойти к колодцу, чтоб ненароком в нём утонуть, но это не осталось бы незамеченным никем из нас, и в этом случае мы бы предприняли всё, от нас зависящее, для спасения девушки.
  - Ну, хорошо, допустим. - Евпсихий Алексеевич вынужден был согласиться с логикой допрашиваемого. - А вы видели, как искали девушку Феофанов с Головакиным?
  - Отчасти видел. Они плохо её искали, потому что на заданной местности, по сути говоря, искать было и негде. Домик был не шибко большой, спрятаться в нём негде, дачный участок также не распространялся дальше законных десяти соток. А рыскать по соседним участкам в потёмках - занятие несколько стрёмное, а уж тем более идти на поиски в лес. Ну, не то что бы там был густой лес, но достаточно смурное местечко было, неприятное, к тому же с остатками строительного мусора. Запросто можно было в потёмках затеряться. Была ещё на участке теплица для помидор, и каждый из нас заглянул в неё по сто раз, и разумеется никого там не обнаружил. Мы и решили тогда, что Анечка либо свалила в посёлок силикатного завода, где с ней могло приключиться что угодно, поскольку состояние её было нетрезвое и местами вызывающе-неугомонное, либо добралась до родного дома, где завалилась крепко спать, либо она забрела в лесок, где и заблудилась. Но согласитесь, Евпсихий Алексеевич, что она наверняка громко закричала, если бы испугалась или покалечилась об какой-нибудь валежник, а мы бы услышали эти крики и поспешили на помощь, но мы криков не слышали. Хотя я сам лично голосил достаточно громко: Аня! Аня! где ты?.. А в ответ я почему-то не слышал ни призывов о помощи, ни просьб отвалить от меня, типа я вас всех ненавижу!.. Это доказывает, как мне кажется, именно то, что её не было в лесу, а она ушла в посёлок. Там её и следовало искать, но уже с милицией.
  - Почему вы сразу не позвонили в милицию?
  - Евпсихий Алексеевич! - Свиристелов раздражённо развёл руками. - Мы соображали в несколько других категориях ответственности, поскольку были молоды, горячи и сумасбродны. Мы решили, что необходимо подождать до завтра, поскольку сегодня ещё ничего не ясно, а завтра можно будет точно узнать, что Анечка не вернулась домой, и никто её не видел у друзей и подруг, и только тогда пойти в милицию. Собственно говоря, мы так и сделали.
  - То есть вам всем - тогда, на даче - было настолько всё равно, где Анечка и что с ней?..
  - Лично мне было не всё равно, и я настаивал на милиции. Но Шершеньев сказал, что мои переживания имеют сентиментальный душок, и я веду себя как баба, и этими словами он меня опять разозлил, и я замолчал, честно говоря, ушёл в себя и больше никому ничего не доказывал. Тогда Сердцеедский спросил у Шершеньева, что он вообще думает о сентиментальности, не считает ли он, что это ненужное чувство, что с ним нужно бороться внутри себя?.. Шершеньев сказал, что это нормальное чувство и иногда вполне уместное, также как уместны и прочие ценности морально-этического плана, поскольку это лучшее в человеке из всего, что ему даровал Бог. Сердцеедский сказал, что его всегда забавляли люди верующие в Бога, а уж если веровать начинают такие заскорузлые идеалисты, как Шершеньев - то это вовсе ни к селу и ни к городу. 'Слава Богу, что я - атеист!' - сказал Сердцеедский. А Шершеньев сказал, что идеалистом он никогда не был, материалистом тоже не был, а имеет убеждения, подкреплённые знаниями и жизнью, и потому, вопреки новым либеральным веяниям в политике и экономике, сочувствует коммунистическому движению, имеющему явные христианские корни. Сердцеедский заметил, что сказать такую чепуху (дескать, что он ни материалист и ни идеалист, а христианский коммунист) может только тот человек, который вообще не изучал философию. 'А если ты не изучал философию, - сказал Сердцеедский Шершеньеву. - то точно не знаком с работами Ленина, а если ты не знаком с его работами, то ты можешь назваться хоть балериной, но отношения к балету не будешь иметь. Равно как не имеешь отношения к этому маньяку Ленину и ко всем его коммунистам.' Тогда Шершеньев напомнил, что современные коммунисты в храмы ходят, да и во времена СССР очень многие детей своих крестили, пускай и тайно, поэтому не получится утверждать, что все марксисты были убеждёнными материалистами. Ещё Шершеньев сказал, что он читал Ленина, причём читал все 56 томов собрания сочинений, и вот что не надо причислять его к маньякам, что вот Ленин как раз писал о том, как не надо бездумно запрещать религию, что надо воспитывать человека так, чтобы он был образован и имел элементарные блага при жизни, благодаря чему он просто будет меньше задумываться о благах на небе. 'Мы, - вроде как говорил Ленин в одной своей работе. - должны бережно относится к человеку верующему, нам чуждо насильственное очищение разума от ненужных примесей, мы уповаем на качество преподаваемых знаний.' Если он и критиковал кого непримиримо, то только тех попов, которые вели пропаганду против Советской власти и поддерживали белое движение. Так же Шершеньев сказал, что не хочет быть однобоким, поскольку жизнь многогранна и изобретательна на всякие штуки. Например, Сталин был убеждённым атеистом, но восстановил патриаршество в СССР. На что Сердцеедский засмеялся и сказал, что рассуждения Шершеньева похожи на бред шизофреника, так как они не соответствуют логике. 'Читать и понять - это разные вещи. - сказал Сердцеедский. - Вот у таких вот философов, опирающихся на религию и марксизм одновременно, но без теоретической подготовки, либералы и увели страну, то бишь СССР, то бишь Родину!' А Шершеньев сказал, что спорить можно долго и бестолково, но это не значит, что можно распускать нюни и вести себя как баба, а вот, дескать, Свиристелов именно так себя и хочет вести, хочет при малейшей неприятности звать на помощь милицию и жаловаться взрослому дяде, что его, бедненького, обижают, и что его никто не любит!.. Тут я окончательно обиделся и направился к телефонной будке, чтоб вызвать такси. Я уехал с этой дачи один, парни остались там ночевать, но на следующий день, мы, конечно, встретились, убедились, что Анечки никто не видел, и, разумеется, собрались в милицию, договорившись, как себя вести.
  - Вы предварительно сговорились, о чём будете рассказывать, а про что умолчите? - зацепился Евпсихий Алексеевич за невольное признание Свиристелова.
  - Не так чтоб сговорились... - поспешил на попятную Свиристелов. - Просто нам для самих себя было необходимо представить некую ясность событий. Хотя бы их последовательность. Мы же тогда не знали, к чему может привести ход расследования и насколько честно сотрудники уголовного розыска его проведут, а поэтому нам не желательно было топить друг друга, выкладывая сведения несколько двусмысленного толка. Потому что всё было покрыто туманом и томительными паузами; мне могло показаться, что Головакин с Феофановым косились на Анечку с определённой целью, а им могло показаться, что это я имел до Анечки нервную подвижность, а в результате нам всем пришлось бы оправдываться перед следствием, и неизвестно, как бы у нас получилось оправдываться, а там уж дело и тюрьмой бы запахло.
  - Надо думать, что вы только о себе и заботились, а на саму Аню Зарницкую вам всем было чуть ли не пофик!
  - Ну, не пофик, конечно, но что-то вроде того. По сути если говорить, то она нам была чужой человек, малознакомый. К тому же, в чём мы были совершенно точно убеждены, так это в своей невиновности, а значит девушка нам представлялась этакой пакостницей, свалившейся неизвестно откуда, а затем исчезнувшей неизвестно куда и неизвестно зачем, а нам доставившей массу хлопот.
  - Это даже не эгоизм, Свиристелов, это же просто мерзость.
  - Нам тогда не казалось это мерзостью, да и вы сейчас произносите это слово с пафосом, основанным на житейском опыте, на мораль, выработанную путём собственных неблаговидных поступков. Не думаю, что окажись вы тогда с нами, Евпсихий Алексеевич, то слишком заботились бы о угрызениях совести. Все эти угрызения пришли после, со временем.
  - Всё-таки пришли?
  - Ко мне - да, пришли, со всей ответственностью я могу говорить только про себя. Не то, чтобы я сомневался в совестливости остальных парней, но... Мы ведь после этой истории практически раздружились, Евпсихий Алексеевич. Хотя и раньше трудно было понять, что нас связывало, но что-то связывало, а после всех этих допросов и косых взглядов, после шума в газетах, нам вовсе неловко стало поддерживать приятельские отношения, так постепенно и потеряли друг друга из вида... Я вот иногда Головакина встречал - вечно пьяного, с какими-то несуразными идеями, да и просто бредом, мечтающим что-нибудь поскорей сжечь до тла... Сердцеедского встречал несколько раз... Все какие-то усталые и не живые. Вот именно, Евпсихий Алексеевич, все мы уже при жизни становились неживыми. А если подумать, то и не только мы.
  Свиристелов сокрушённо покачал головой.
  - А теперь вот я здесь, с бабёнками развлекаюсь, постигаю проблематику бесконечной безмятежности. - произнёс Свиристелов, озирая свой посмертный уголок. - Можно сказать, наказуем радостью.
  - А мне думается, что скучно тут у вас. Каждый день вы тут либо с кровати не слезаете, учиняя вакханалии, либо у бассейна пьянствуете; каждый день одно и тоже.
  - Это точно, каждый день. - вздохнул Свиристелов. - Ваша правда, Евпсихий Алексеевич, что здесь скучновато, и после ночных пьянок здесь по утрам стоит одуряющий запах дезинфекции, но взамен и вы мне ничего не сможете предложить, и прочих фантазёров, способных изменить моё прозябание, я что-то здесь не наблюдаю.
  - Мне кажется вы сами и виноваты, Свиристелов... Зачем вы покончили жизнь самоубийством?.. Зачем вы повесились, Свиристелов?
  - Вам-то зачем знать? это разговор бесполезный, без чудес и метафизики! - принялся мямлить Свиристелов, невольно почёсывая шрам на шее.
  - Думаю, если бы вы сами себе ответили на этот вопрос, то приблизились бы к выходу из данного места.
  - Почему же?
  - Сработала бы визуализация мозговых структур - я так думаю. Когда всякий поступок из прошлой жизни пребывает в ясности, тогда и поступки действительности беспрепятственно следуют благоразумности. Владеют нормами порядка, а не хаоса.
  - Но я же не один здесь такой. - Свиристелов фривольно повёл пальцем вокруг головы и затем указал на девиц. - Полагаете, этим барышням легче или проще, чем мне?.. Спросите-ка у них, чем состояние хаоса прошлой жизни заметно отличается от того, что им даровано сейчас?
  Евпсихий Алексеевич нехотя обратился в сторону девиц, не имея желания дополнительно запутываться в чужих жизненных обстоятельствах. Однако и четырём девицам весьма наскучила мужская болтовня, они совершенно не обращали внимания на собеседников, взыскующих от собственных судеб незалеченных ран, а увлекались непринуждёнными пошловато-прелестными женскими междусобойчиками. Например, Гегмома-Метогма с однозначным лукавством прикладывала к губам банан, имеющий форму комическую и легко укладываемую в ассоциативный ряд, облизывала его кончиком языка и скользко хихикала.
  - На тебя смотреть противно! - нахмурилась Люся и попробовала отобрать банан. - Тебе почему-то нравится опошлять всё на свете, тебе неприемлемо осознание того, что хоть что-то на свете может быть невинным. Ты дура озабоченная.
  - Она же шутит. - вступилась за подругу Нефтида. - Дура это ты, Люська, потому что шуток не понимаешь. Впрочем, плевать-то нам на тебя и твои невинности.
  - Кто бы сомневался, что тебе, Нефтида - с царственной-то высоты - конечно на всех нормальных людей плевать, только вот на примитивов не наплевать, у которых не создалась даже культура поедания банана.
  - Это какие ещё примитивы? - развеселилась Нефтида. - О чём это она бормочет, девоньки?..
  - Это такие, которые не знают, как правильно надо держать банан, как очищать, чтоб пальцы не были липкими, как его нужно отламывать, определённым образам кусать и так далее. Такие люди для тебя обречены в априори быть шутниками и не достойны даже твоего плевка, пускай они остаются идиотами высшего уровня. Но представь себе мужа и отца твоего ребёнка с таким вот примитивным мышлением, который в любой еде, имеющей подобную форму (банан, огурец, например, сосиска), видит член?.. Вот что у такого человека вообще в голове?..
  - Люся, априори самостоятельное слово, там не нужен предлог, ну это так. А касательно содержания твоей речи - ты слишком, как бы это сказать, затюканная, что ли, ты предаёшь какой-то непонятный смысл вполне понятным и прикольным вещам, навешиваешь ярлыки и, грубо говоря, ищешь в анекдоте мораль, а это бессмысленно. Вся твоя риторика наивна и находится на уровне детского лепета.
  - Значит, вот как?
  - А как бы ты сама хотела?.. Вот именно так.
  - Интересный ты человеческий вид получаешься, Нефтидка, я думала кроманьонцы давно вымерли. Ну да ладно, а вот о каких ярлыках ты говоришь, я что-то не совсем поняла? Не ты ли как раз вешаешь эти ярлыки на людей, которые сопротивляются подобного образа шутникам, которые не желают, чтоб идиотские шутники специально провоцировали ощущение неловкости у человека, который, в нашем случае, хочет скушать просто банан, а ему намекают на манипуляции интимного свойства?.. По-моему, это ты шуток не понимаешь и зачем-то бравируешь этим. И да, человеку с твоим уровнем умственного развития точно не следует открывать рот в сторону моей риторики.
  - А что не так с моим умственным развитием?
  - Его попросту нет.
  - То есть, ты делаешь вывод о моём умственном развитии, исходя из моего отношения к очевидной и пикантной двоякости банана?.. Подруженька, не горячись, а давай спросим у Евпсихия Алексеевича - поскольку он несомненно является человеком умным и способным на широту воображения вплоть до абстрактного - насколько может быть оскорбительным для банана или человека, относящегося к банану чуть ли не с религиозно-нравственным чувством, тот факт, что банан находится в одном ассоциативном ряду с мужским половым членом?.. Евпсихий Алексеевич, вы нас слышите?
  - А?? - Евпсихий Алексеевич сделал вид, что слишком занят событиями двадцатипятилетней давности, чтоб отвлекаться на щепетильные мелочи. - Девоньки, я не аналитик в вопросах мужских половых членов, разберитесь в них как-нибудь без нас.
  - Да уж. - стыдливо промямлил Свиристелов.
  - Но свой личный половой член вы изучали с достаточной мерой пристойности, чтоб уловить в нём сходство с бананом? - настаивала на своём Гегмома-Метогма.
  - Если изучали не с достаточной мерой, то мы вам можем в этом деле помочь. - проявила инициативу Абраэль, сверкая глазками призывно, но сардонически.
  - Прямо сейчас можем помочь, Евпсихий Алексеевич. - добавила Нефтида. - Снимайте-ка штанишки.
  - Да что вы, девоньки?.. Увольте от снимания штанишек, я не гожусь в ваши любовники или что-то вроде того - даже если вам сильно захочется. У меня нет сексуальных девиаций, и ни разу не доводилось испытывать желание вступить в телесный контакт с трупами, и уж тем более с субстанциями, исходящими из трупов. Я ведь не мёртв, я жив! - неосторожно признался Евпсихий Алексеевич.
  - Кто жив?? - тревожно встрепенулись девушки.
  - Я жив. Я, собственно говоря, зашёл сюда ненадолго и по делам. Я скоро уйду обратно, откуда пришёл, ведь я пока ещё не умер.
  - Что значит: пока ещё не умер?.. Это вы хотите сказать, что ещё по-настоящему живой, что ли, со всеми потрохами?? - с оригинальным, даже оргиастическим любопытством Люся завибрировала всем телом и попробовала робко приблизиться к Евпсихию Алексеевичу, чтоб пощупать. - Это всё у вас из плоти и крови?..
  - Если я не умер, значит, у меня всё из плоти и крови. - замялся Евпсихий Алексеевич, поскольку сам не слишком понимал своей телесной составляющей в Тартарары. - Но я ещё не умер - это однозначно.
  - Ооо!! - муторно протянул Свиристелов и покачал головой.
  'Зря вы это сказали, Евпсихий Алексеевич! - взволнованно оробел голос Анны Ильиничны. - Теперь вам надо прикинуться дурачком и валить отсюда как можно быстрей.'
  - Вы слышали, девки, он ещё не умер?? - пронзительно-насыщенным криком грянула Гегмома-Метогма. - У него же минимум пять литров настоящей крови!! живой человеческой кровушки!! это же обпиться можно!!
  - Да хватит ли на четверых?
  - Да на пятерых хватит!.. Если каждой по литру - обопьёмся!! Беги, Абраэль, за Марьей Гавриловной, скажи ей, что у нас знатный пир намечается, и тащи её сюда. А мы этого красавца сейчас разделаем под чистую. Люся, где тут вёдра для уборки бассейна?.. Мы в них кровушку соберём, всю до капельки.
  - Да вот они вёдра.
  - Беги, Абраэль, чего ждёшь?..
  Свиристелов вслед за голосом Анны Ильиничны повторил, что Евпсихию Алексеевичу пришло самое время валить отсюда, поскольку он в этих делах слабый помощник, а картина разыгрывается нешуточная. 'Евпсихий Алексеевич! - присовокупив отчаянно провиденциальные нотки в голос, произнесла Анна Ильинична. - Если вы сейчас не сбежите, то из вас выпьют всю кровь, и больше никуда и некогда вы убежать не сможете.' Рефлекторные судороги прокатились по телу Евпсихия Алексеевича, и он оглянулся по сторонам в поисках выхода или лаза для удачного побега. Единственный выход из бассейна преграждала драчливо ощерившаяся Люся с двумя пустыми вёдрами, способными, однако, проломить голову кому угодно.
  - Только без самонадеянности, Евпсихий Алексеевич! - потребовала Люся, помахивая вёдрами с той учтивостью, после которой начинаешь испытывать внутренний дискомфорт. - Мы поиграть любим, когда от этих игр толк есть, а от ежедневной бестолковости уже подустали. Не повторяйте чужих ошибок, Евпсихий Алексеевич, умрите с миром!..
  - Да беги ты, Абраэлька, за Марьей Гавриловной, мы впятером с ним легче справимся. - повторила приказ Гегмома-Метогма, освобождая столик от посуды и фруктов. - Где-то тут и хороший ножичек был.
  Не слишком шустрая Абраэль - неожиданно для себя - озадачилась крупным энтузиазмом по поводу поставленной цели, и ринулась из бассейна по коридору со скоростью бильярдного шарика, хитроумно пущенного в заветную лузу. Но вот, достигнув уха Марьи Гавриловны, напрочь забыла о секретности своего мероприятия и прокричала во весь блаженно-ликующий голос: 'Евпсихий-то наш каков оказался!.. ведь живой человек оказался!.. одной только крови в нём на пять литров с гаком!!' Сообщённой новости было достаточно для всего женского контингента борделя, чтоб алчно завыть и заклацать зубами, а попытки кривоватого сутенёра придать словам Абраэли форму неуместной шутки ни к чему не привели. Толпа из блудливых баб в считанные секунды обернулась в ведьмовский шабаш, жаждущий настоящей человеческой крови, и с лошадиным топотом помчалась к бассейну.
  Скулёж, истеричный рёв, гогот, галдёж, треск хлыстов хвостов, голодные повизгивания и вычурное кудахтанье восторжествовали в извилистых коридорах борделя; охранники-суккубы, впервые столкнувшиеся со столь агрессивным поведением своих подопечных, разлетелись по собственным каморкам и крепко заперлись, пробуя дозвониться до вышестоящего начальства, но у того, кажется, был свой обеденный перерыв и время отдыха. 'Стоять! назад! шобла маргиналок!' - испускал фельдмаршальские вопли кривоватый сутенёр, но достойных препятствий из своих слов соорудить не смог. Всякий, кому бы пришло в голову проследовать за толпой ведьм и разузнать, что там да как, увидел бы лёгкое и нагловатое тело кривоватого сутенёра, раздавленное в сплошную лепёшку. Впереди всей толпы летела Абраэль, верхом на Марье Гавриловне, изображая пальцами рогатую козу. Позади всех плелась разбуженная и невыспавшаяся Маланья, не очень соображая, отчего все девки перебесились. 'А вдруг у него лимфосаркома или болезнь Херманского-Пудлака?.. - бормотала Маланья. - Это же плохо лечится и наверняка заразно.'
  - Кто тут Евпсихий? - ворвавшись в бассейн вопросила Марья Гавриловна, скидывая с плеч всадницу и вытанцовывая бёдрами угрожающую катавасию.
  Евпсихий Алексеевич принялся озираться по сторонам, делая вид, что и ему самому интересно обнаружить искомого персонажа, но найти такового было не просто.
  - Да уж не он ли? - Марья Гавриловна ткнула костлявым пальцем, с нажористым скрежетом царапающим воздух, в Евпсихия Алексеевича. - Признавайся нам, милок.
  Евпсихий Алексеевич забубнил в ответ катострофически неубедительные признания в двойственности собственной личности и парадоксальности всего происходящего в целом.
  - Пора бы знать, что любому парадоксу положен предел, ежели ставить перед собой только те цели, которые способно превозмочь. - прохихикала Марья Гавриловна. - А ты, милок, нам как раз по зубам придёшься!
  Толпа ведьм зубасто захохотала и завыла хлюпающим желчным удовольствием, отчего Евпсихий Алексеевич почувствовал натуральный ледяной холод.
  - Дорогие женщины, я о вас был лучшего мнения. - осуждающе залопотал Свиристелов. - А вы ведёте себя, как типичное и агрессивное хамло в вакууме. Вот обрадовались неизвестно чему и помчались как оголтелые - типа настоящую кровушку прочухали!.. Это добром ни для кого не кончится. Расходитесь-ка по местам.
  - Не слушайте его. - проворчала Гегмома-Метогма. - Он любитель чужие рты позатыкивать, а сейчас мы ему сами всё заткнуть готовы.
  - Я же из лучших побуждений. - развёл руками Свиристелов и с извиняющимся недоумением посмотрел на Евпсихия Алексеевича.
  'Попробуйте им сказать, что вы типа высокой награды, которая должна достаться самой лучшей. - панически затрещал голос Анны Ильиничны. - Отвлеките их на выяснение отношений между собой, а сами бегите.'
  - Пять литров крови, пусть и с гаком - этого же мало на всех!.. - зацепился за весовые гастрономические расчёты Евпсихий Алексеевич. - Вы бы хоть голосование тут у себя устроили, любезные дамы, жребий кинули: кому больше достанется моей кровушки, а кому меньше!.. Чтоб не всем скопом наваливаться.
  - Нет-нет, мы все твоей крови напьёмся!! - не слушали дурковатых увёрток ведьмы и выкрикивали жадные непристойности, потрясая космами.
  - Да я хоть косточки твои оближу - мне и того довольно! - елозила загребущими руками матушка Мамака.
  Но вот из толпы похотливо извивающихся женщин выскочила старуха Чума, вращая алчно горящими глазами и желая заняться Евпсихием Алексеевичем без дальнейших проволочек. Старуха вывалила до самого пупа свой широкий длинный язык, источенный ослепительной зеленью язв, и повернулась к Евпсихию Алексеевичу бесформенным морщинистым задом, демонстрируя короткий голый хвост, задранный кверху. Старуха радостно пролаяла молодым щеночком все пунктики своего превосходного настроения и вывалила из зада невероятную кучу дерьма, вперемежку с какими-то кусками гофрокартона и щебёнки, что принялось распространять удушающе мерзкий запах. После чего и сама старуха занырнула в эту кучу, оставив после себя закорючку воняющего дымка.
  - Пять, четыре, три, два, один... - принялась вести обратный отсчёт Марья Гавриловна. - Пуск!!
  И тут же из кучи вылетела старуха Чума, отфыркиваясь и задыхаясь от мусора, оскалилась жутковатой челюстью и бросилась на Евпсихия Алексеевича, царапая воздух заточенными когтями:
  - Пришло время испить твою кровушку!! пришло время попотчевать старушку вкусненьким!!
  - Евпсихий Алексеевич, бегите туда! там, кажется, была секретная дверь на выход!.. - призвал Свиристелов, причём в унисон с голосом Анны Ильиничны, но указывая на стену, противоположную выходу из бассейна, и покрытую зеркально чистым кафелем без единой щёлочки.
  Тем не менее, Евпсихий Алексеевич не обнаружил у себя возможности как следует обмозговать это предложение, а ринулся к стене, надеясь всё-таки уткнуться лбом в секретную дверь и вышибить её напрочь, чтоб дать дёру подальше от старухи. С первого неудачного удара у нашего героя посыпались искры из глаз, и он принял образ человека, весьма утомлённого пронзительно-хрустальной лирикой.
  - Вон он куда подался, лови его!! - завопили ведьмы, понимая, что добыча может ускользнуть.
  'Евпсихий Алексеевич, попробуйте хорошенько разбежаться и ударить посильнее!' - посоветовала Анна Ильинична, а в переполошенных глазах Свиристелова легко прочитывалось, что он сам, приведись такая безвыходная ситуация, бился бы лбом об стену с разбегу, даже не задумываясь.
  Евпсихий Алексеевич быстренько выбрал точку для разбега и направился к ней скользящим полётом, подхватив по дороге из разбросанного фруктового натюрморта тяжёлую винную бутылку; успел хорошенько хряпнуть этой бутылкой по чахоточной черепушке старухи Чумы, едва не вцепившейся зубами в горло Евпсихия Алексеевича, а затем, накрепко закрыв глаза ладонями, помчался во вторую атаку на желанную стену.
  Лобовая кость Евпсихия Алексеевича упористо затрещала, грозно зашипела вперемежку с раздробленным кафелем, пробила не только таинственную дверь, указанную Свиристеловым, но и фортификационные защитные приспособления метафизического свойства, отчего все преграды перед Евпсихием Алексеевичем разверзлись и он выскользнул из Тартарары с минимальными повреждениями организма!..
  
  ВВЕРХ
  
  
  ...На этот раз Евпсихий Алексеевич вылетел из гроба несколько наискосок и ударился об стену чуть левее прибитых подушек, что нанесло ему болезненный ушиб и колики, мгновенно разбежавшиеся по всему телу. Несколько минут Евпсихий Алексеевич провёл на полу в скрюченном состоянии. Затем он встал, даже корявенько подпрыгнул, имитируя бодрость, и уложил крышку на гроб, содержательно прихлопнув ладошкой, как бы давая понять Анне Ильиничне, что с ним всё в порядке, и ему надо просто слегка прийти в себя, так сказать, оклематься.
  - Нет никакой возможности понять, почему какие-то бездушные твари - точнее говоря, твари, сумевшие эмансипироваться в посмертном состоянии души - могут спокойно выпить из моего тела кровь, если они безвылазно торчат в своём чёртовом логове за пространственно-автократическим забором, а моё тело находится здесь!.. Вот в этом гробе оно находится!.. Невозможно понять.
  Уняв волнение и боль от ушиба, Евпсихий Алексеевич вытащил с балкона старенький матрас, который до сих пор просто было лень выкинуть, и приколотил его рядом с подушками, предотвращая дальнейшие ушибы при вылете из гроба. Затем поставил на газовую плиту кастрюльку с водой, терпеливо выждал, когда вода закипит, приговаривая задиристые сальности, поскольку не мог просто так простить и забыть детали своего унизительного бегства от блудливых ведьм. Затем вытащил из холодильной камеры пельмени в пакетике, привычно и придирчиво потряс пакетиком над ухом, вроде удостоверяя себя в достаточном наличии пельменей, и принялся бросать их в кастрюльку с кипящей водой, скрупулёзно подсчитывая каждую пельмешку и ровно на одиннадцатой остановившись. Однако, когда пельмени сварились до готовности, он не мог спокойно взяться и с аппетитом употребить это блюдо, поскольку занимательная фигура Свиристелова - даже не фигура, а флюоресценция фигуры - капризно маячила перед глазами.
  - Я вот что думаю, Анна Ильинична. - приоткрыв крышку гроба, крикнул Евпсихий Алексеевич. - Пока сегодня не слишком поздно, я попробую навестить родственников Свиристелова. Должны быть у него какие-то родственники, хотя бы в том доме, в котором он жил, а я знаю, где находится этот дом. Мне кажется это дело очень срочным.
  Евпсихий Алексеевич проглотил обжигающие пельмени одну за другой - без малейшей технической паузы - все одиннадцать штук, и принялся собираться на выход из дома.
  - Свиристелов совершенно беспринципный и аполитичный типаж: за копейку в церкви или перданёт или свечку поставит. - крикнул Евпсихий Алексеевич в приоткрытую крышку гроба, добравшись до него, подпрыгивая на одной ноге, обутой в ботинок, и держа в правой руке другой ботинок, ещё не приспособленный к делу. - Но есть в нём что-то и недоговорённое, скрытное, и я не успокоюсь, пока этого не разберу. Извините меня, Анна Ильинична, мне пора и я спешу!..
  И Евпсихий Алексеевич покинул квартиру, оставив на столе тарелку с жирненьким пельменным бульоном, чего раньше и в принципе не могло быть, поскольку Евпсихий Алексеевич обожал пельменный бульон чуть ли не больше самих пельменей, и обязательно освобождал от его присутствия и тарелку и кастрюльку. Но сегодня им явно овладела другая забота, и ему явно было невтерпёж.
  - Вроде добрый я человек, но иногда слишком ненавижу культуру этаких грустных долбоящеров, где стагнация и вечное нытьё без повода - это наторелые средства существования. - размышлял наш герой, добавляя штрихов к портрету Свиристелова, и на приличной скорости совершая свой маршрут, презирая подмигивания светофоров, толчки невнимательных пешеходов и брызги слякоти из-под колёс тщедушных машин. - Возможно, это сбои в гормональной системе, и лечить их довольно трудно, но можно хотя бы попробовать, а не лезть в петлю. Хотя бы попробовать что-то внутри себя перезагрузить и окунуться с головой в экзистенциональный кризис, игнорирующий даже собственную смерть. Ведь хотя бы так можно с собой поступить?.. Ну, разумеется, можно.
  Евпсихий Алексеевич без труда обнаружил дом, в котором должен был проживать Свиристелов, и на который ему указала с балкона вдова следователя Крокодилова, когда рассказывала о своих мелких розыскных мероприятиях. Сумеречно-бледная пятиэтажная домина с цифрами '1971', выложенными красным кирпичом, напоминала кряжистую цитадель, охраняемую у подъездов болтливыми тётушками, даже несмотря на апрельскую прохладу. Что было весьма на руку Евпсихию Алексеевичу, и он с вычурной нежностью, отчасти с интеллигентной ловкостью, способной растрогать самые суровые сердца, стряхнул с плеча одной претенциозной мадам жёлтое лебяжье пёрышко, неудачно выползшее из стародавних постельных перин.
  - Спасибо, вот уж большое вам спасибо! - удивилась тётушка и принялась раскланиваться с лихорадочной поспешностью, а Евпсихий Алексеевич сразу взял быка за рога, справившись о месте проживания Свиристелевых.
  Женщина оказалась не просто ближайшей соседкой этих самых Свиристеловых, поскольку жила как раз напротив, что называется дверь-в-дверь, но была и лучшей подругой хозяйки квартиры, кажется её звали Галиной Платоновной. Прочие тётушки также вспомнили этих самых Свиристеловых, поскольку они также жили практически рядом с этой самой странной семейкой, да только те съехали давно. 'Как сынок ихний повесился прямо на балконе - прямо у всех на виду, на бельевой верёвке - так они и съехали.' - сказала первая из соседок Свиристеловых, за которую Евпсихий Алексеевич решил взяться всерьёз.
  - И куда же они съехали, если конечно, такие сведения у вас имеются?
  Соседка Свиристеловых сказала, что таких сведений у ней не имеется, и даже если Евпсихий Алексеевич примется весь дом расспрашивать, то ничего не добьётся.
  - Уж слишком эти самые Свиристеловы тогда поспешно сбежали со стыда, когда сынок их повесился. И мебель вывозить не стали, почти все вещички в квартире покинули, а Галина Платоновна и попрощаться не зашла, хотя могла бы по старой дружбе и попрощаться, поскольку не чужие же люди.
  - Да, напрасно она так нехорошо с вами поступила, это она, наверное, от состояния стресса. - пожурил Евпсихий Алексеевич матушку Свиристелова, но тут же и продемонстрировал лёгким верчением глаз тот факт, что от жизненных невзгод никто из нас не застрахован. - И что же сталось с этими вещичками из квартиры Свиристеловых?.. чай, музейной ценности они не имели, так неужели всё на помойку снесли новые хозяева?
  - Когда новые жильцы въезжали, то, конечно, много чего повыкидывали, а много чего и соседям роздали, уж очень они добры на этот счёт оказались. - сказала соседка и не без завистливых терзаний принялась указывать на подруг. - Нюра вот шубу лисью уцепила, Михайловна крепенький такой торшерчик утащила, Тоня два шкафа к себе перетащила, поскольку у неё сын грузчиком работал, вот он своих приятелей пригласил, раз такие скоропалительные обстоятельства, так они втроём и взялись за шкафы. Новые-то жильцы, кажется, на эту предприимчивость и сказать ничего не успели. А мне вот чемодан достался эти самых Свиристеловых. Думала, что ценное, а там бумаги одни да тетради.
  - Бумаги да тетради? - навострился Евпсихий Алексеевич.
  - Да, одна макулатура, дрянь ненужная, которую сынок-то ихний повесившийся записывал. Я читать-было принялась, да бросила: и почерка чужого не понимаю и с моральной точки зрения неловко в чужих записях копаться.
  - Тут вы совершенно правы, это очень даже неловко... И где сейчас этот чемодан?
  - Да как где? Да у меня же.
  - То есть, вы его целиком сохранили со всеми бумажками и тетрадками?
  - Да пускай лежат и бумажки и тетрадки, мало ли что. Галина Платоновна вдруг вернётся прощения попросить или ещё чего там, а тут торшера нет, шуба лисья износилась, а у меня чемоданчик-то - вот он!!
  Соседка с наихитрющим удовольствием подмигнула своему будущему триумфу, а Евпсихий Алексеевич жадно потёр ладонями.
  - Послушайте-ка, любезная сударыня! драгоценная вы моя женщина! - Евпсихий Алексеевич принял настолько приятное выражение лица, что прочие тётушки-соседки отошли в сторонку, оставив нашу парочку в полезной конфиденциальности. - Вот скажите мне, сударыня, если я вдруг захочу у вас приобрести этот чемоданчик, то, допустим, по какой цене вы его продадите, чтоб очень не наглеть?..
  - А вам-то он к чему?.. Вы кем доводитесь этим самым Свиристеловым?
  - Напрямую если, то никем не довожусь, но вот этот сынок ихний Свиристелов, который повесился, меня весьма даже интересует.
  - Да чем же?
  - Тут такое дело, сударыня... дело пикантного свойства, и я хочу надеяться, что оно останется исключительно между нами...
  На лице соседки Свиристеловых легко прочитывалось, что тайна, которую намерен сообщить Евпсихий Алексеевич, навсегда сохранится тайной, поскольку некоторых вещей она и под пытками не скажет.
  - Я тут выяснил чисто случайно, что Свиристелов был любовником моей жены лет десять тому назад - в тоже самое время, что жена родила девочку, доченьку.
  Соседка с многозначительным пониманием распахнула рот.
  - Вон оно что.
  - Я несомненно радуюсь рождению ребёнка, но могу тут выглядеть в серьёзной степени болваном. - пожаловался Евпсихий Алексеевич. - А я им не хочу выглядеть.
  - Надо думать, вы подозрение имеете, что девочка получилась не ваша, а свиристеловская?
  - Так и надо думать. Я полон подозрений и неприятных предчувствий. Так почём чемоданчик отдадите?
  - Простите, не могу сразу наблюдать связь между загадочным происхождением вашей девочки и чемоданчиком с бумагами.
  - Послушайте-ка, сударыня, тут вот в чём практическая загвоздка!.. Ведь в бумагах могут отыскаться письма или записки, доподлинно указывающие на вину супруги моей и на признание отцовства Свиристеловым, сопровождаемое язвительными замечаниями в адрес рогатенького муженька. Этими признаниями я бы мог припереть к стенке неверную супругу.
  - Здесь вам не откажешь в справедливых помыслах. Супругу надо бы припереть.
  - Вот именно!..
  - Тогда поднимемся ко мне в квартиру, чтоб продолжить разговор. - предложила соседка.
  Сохраняя на лицах вид сугубо конфиденциальный и заговорщицкий, парочка вошла в дом и очутилась в квартире, противоположной бывшей квартире Свиристелевых, над дверью которой вызывающе красовались пять камер видеонаблюдения.
  - Оба в офисе Газпрома работают. - пояснила про новых жильцов соседка. - Супруг вроде охранником, а эта фря уборщицей. Вот и выпендриваются.
  - Ну что ж теперь делать, такие нынче времена. - вздохнул Евпсихий Алексеевич.
  - А вот и то, что вам нужно. - соседка вытащила из-под ящика для обуви чемоданчик и поставила рядом с собой. - Это вот он самый и есть.
  - С бумагами?
  - Все бумажки до единой. Можете поверить на слово, на этих пустяках мне обманщицей прослыть не хочется.
  - Очень даже хорошо. Приятно иметь дело с женщиной, которая ценит свою репутацию превыше всего... Так почём, вы говорите, готовы уступить мне этот чемоданчик? - ласково прищурился Евпсихий Алексеевич, притягивая чемоданчик к себе.
  - Допустим, что ценой я вас не обременю, но и себя обидеть не желаю. - соседка пододвинула чемодан к себе.
  - Однако, надо понимать, что речь идёт, собственно, о пустяках, до которых никому и дела нет, кроме меня. - Евпсихий Алексеевич заново подтянул к себе чемоданчик. - А лично ко мне, вы могли бы быть особо благосклонны.
  - Отчего же я могла бы быть особо к вам благосклонна? - соседка пододвинула чемодан к себе и водрузила на него принципиально увесистую ногу.
  - Оттого, что я запросто могу оказаться стороной пострадавшей от деятельности вашего соседа десятилетней давности, отсюда мне и скидка полагается на некоторые, ранее принадлежащие ему, ценности. - Евпсихий Алексеевич тихонечко поцарапал ботинком чемодан.
  - Скидка будет, не извольте сомневаться.
  - И не сомневаюсь в ваших высоких душевных качествах...Так и почём?
  - Всего-то за пять тысяч рублей отдам чемоданчик. Из натуральной кожи выполнен интересующий вас предмет, не то, что сейчас лепят всякое непотребство из поликарбоната, которое на глазах рвётся и ломается.
  - Спешу вам напомнить, что чемоданчик не молод, и кожа в некоторых местах затёрта, причём, изрядно затёрта, а в одном месте, - Евпсихий Алексеевич ткнул пальцем в приметный бок чемодана. - затёрта чуть ли не до дыр.
  - Оттого, я и прошу с вас пять тысяч, а не шесть, как мне того хотелось с самого начала.
  - Экая радость, что одна дырка мне сэкономила тысячу рублей. А если ещё поискать дырок, так и вовсе скину цену до двух копеек?.. Вам не кажется такая возможность вероятной?
  - Всё бы вам шутки шутить, молодой человек, а я совсем заболталась с вами, мне уж и некогда.
  - Значит, вы настаиваете на сумме в пять тысяч?
  - Настаиваю именно на этой сумме и желаю получить её прямо сейчас.
  - То есть вы исключаете, что я могу быть маленько безалаберным и не таскать с собой на важные встречи большие денежные суммы?..
  - Да какие же они большие - пять-то тысяч? - шаловливо изумилась соседка. - Впрочем, если вы соблаговолите завтра занести мне эти деньги, то завтра и чемоданчик получите, хотя я охранять его не нанималась, и мало ли что с ним может статься.
  - Вот даже как.
  Евпсихий Алексеевич понял, что в денежных вопросах его соперница несокрушима, и с неуклюжей грустью отсчитал требуемую сумму, предварительно распахнув чемодан и убедившись, что он до верху наполнен исписанной бумагой и книжками.
  - Извольте прощевать, сударыня!.. Не беспокойтесь, не провожайте меня, кланяйтесь мужу и детям!.. Себя берегите, погоды-то нынче капризные!.. - напоследок притворился чрезвычайно любезным Евпсихий Алексеевич.
  - Непременно хочется себя беречь. - соседка пересчитала мятенькие денежки, уложила их в кошелёк, неизвестно откуда взявшийся в её руках и напоминающий пасть кашалота. - Да и вы себя берегите изо всех сил; обстоятельства-то ваши не ахти - запросто можно чуток кукушкой поехать. Будете бить свою изменщицу, так до смерти не забейте. Посадят ведь.
  - Постараюсь... я что ж... как повезёт...
  Уже принялось смеркаться, когда Евпсихий Алексеевич вернулся к себе, залпом допил пельменный бульон сначала из тарелки, а потом из кастрюльки, распахнул чемодан и с удовольствием запустил в его залежи нетерпеливые руки. Чемодан был полон небольших брошюрок, тетрадок и просто неровных, чуть мятых листочков, исписанных диковинным почерком, склоняющимся от едва ли не каллиграфической меркантильной отчётливости до разрознено-пьяной белиберды, но явно принадлежащий одному человеку, и этим человеком наверняка был Свиристелов. Евпсихию Алексеевичу попались несколько театральных программок, билетов в кино, затёртых бумажных огрызков с номерами телефонов и вырезок из газет с небольшими подборками стихов под авторством некоего Unget-at-Able. Нашёлся глянцевый путеводитель-справочник по Петергофу, пёстро усеянный фотографиями фонтанов и статуй, приглянулось издание поэтического альманаха 'Причал Умственной Дисциплины', заполненный текстами портативными и эскизными, обнаружились три тоненьких англоязычных журнала, кажется, физкультурно-оздоровительного содержания и весьма иллюстративных насчёт крепких мужских тел.
  Конечно, Евпсихий Алексеевич сообщил в гроб Анне Ильиничне о результатах своего похождения, о том, что ему удалось приобрести чемоданчик, заполненный, пускай, и не смарагдами да яхонтами, но бумагами, вполне возможно, имеющими статус документов, и о том, что он намерен незамедлительно приступить к тщательному изучению свиристеловских бумаг.
  - Должна же остаться предсмертная записка или любое другое письменное объяснение своему поступку. А ещё лучше, если имеются дневниковые записи, где молодой повеса признаётся в совершённых грешках, хотя бы из чувства некоего хвастовства, если не покаяния. Я обязательно найду что-нибудь стоящее.
  Кажется, из гроба повеяло немым тёплым дуновением, содержащим в себе похвалу любым действиям Евпсихия Алексеевича на благо общего дела. И он взялся за бумаги.
  Что сразу удивило Евпсихия Алексеевича, так это парадоксальное содержание исписанных тетрадок. Если большинство разрозненных листочков имели вид недорифмованных творческих потуг или черновых записей сиюминутного толка, то тетради были плотно сконцентрированы на романтике юношеского максимализма, что волен сам себя запутывать в мелочах и околичностях. Если быть ещё точнее, то эти тетради могли принадлежать, скорее, вдумчивой, но озорной школьнице пятого класса или сиротливой восьмикласснице, одновременно тоскующей по свадебному маршу и пугающейся любых девичьих случайностей.
  Например, каждая тетрадь начиналась с просторно-вычурной надписи в стихах, типа:
  
  Добрый день, весёлый час!
  Что ты делаешь сейчас?
  Все дела свои бросай
  И тетрадь мою читай!
  
  Или такое послание:
  
  Добрый день, а может вечер,
  Может, утренний рассвет!
  Прочитай и всё узнаешь,
  Кто несёт тебе привет!
  
  Имелось такое напыщенное вихрастое поздравление, адресованное, кажется, сразу всем читателям тетради:
  
  Под звон хрустального бокала,
  Под шум шампанского вина,
  Я вас успешно поздравляю
   В день, полный счастья и добра!
  Желаю красоты былинной,
  Желаю горя не видать
  Под тёплой сенью балдахина,
  И никогда не унывать!
  
  В другой тетради обнаружилось поздравление, уже имеющие конкретного адресата, правда обозначенного только инициалами - Н. Ш. Вот что отмечалось во втором и третьем четверостишьях поздравления:
  
  Немало лет прошло с тех пор,
  Когда случилось это чудо:
  На белый свет ты снизошёл,
  Причём неведомо откуда.
  Быть может в жизни только раз
  Подобное мечте явленье.
  Теперь позволь мне без прикрас
  Тебя поздравить с Днём Рожденья!
  
  - Это всё форменная чепуха. - сердился Евпсихий Алексеевич, перебирая бумаги. - Подростковая психика не может быть здоровой в принципе, но тут она словно бы нарочно выставляется со всем своим нигилизмом... Ну вот, что это такое, например?
  И Евпсихий Алексеевич с выражением прочитал вслух:
  
  Потягушки-потягунюшки,
  Чтоб поперёк толстунюшки.
  Ноженьки-ходунюшки,
  Рученьки-хватунюшки.
  Чтоб мне в роток - говорок,
  А в головку - разумок!!
  
  - И тут ещё подписано, что эту чепуху полагается приговаривать при выполнении массажа или утренней зарядки! - Евпсихий Алексеевич с сарказмом подчеркнул ногтём фразу про 'мне в роток - говорок'. - О чём это? Зачем это?.. Не понимаю.
  Таким образом, спотыкаясь об поползновения нелепой эрудированности, Евпсихий Алексеевич либо глумливо постукивал кулаком по столу, намекая на то, что его вокруг пальца не обвести, либо просто сердился и отшвыривал тетрадь в угол. Впрочем, машинально перелистывая одну потрёпанную брошюрку, касающуюся вопросов политического пиара и дезинформации, обнаружил между страницами купюру в пять тысяч рублей, чем остался крайне доволен.
  - Ну хоть что-то! - торжественно воскликнул Евпсихий Алексеевич и не замедлил сообщить о находке Анне Ильиничне в гроб, с тем восторгом, с каким рыбак рассказывает приятелям о том, как ловко облапошил инспекторов рыбнадзора.
  Один, небрежно свёрнутый в четвертинку, листочек был торопливо заполнен вздорными сентенциями, от знакомства с которыми, казалось бы, можно ожидать только роста повсеместного идиотизма, но Евпсихий Алексеевич с лёгкой досадой заметил, что некоторые ему пришлись по вкусу своей нарочитой несообразностью. Например, такие:
  
  Любовь - это ваза, а ваза - стекло. Стеклянные вазы бьются легко.
  Любовь как солома, а сердце как жар. Одна минута - и случится пожар.
  Любовь - для русского народа, любовь для русской красоты;
   любовь сильнее водорода и крепче серной кислоты.
  Любовь как канат, что черти тянут в ад.
  Любовь - это пух, а кто любит - тот лопух.
  
  Глупая луна выползла на мокрое фиолетовое небо, без особого интереса осмотрелась, чего творится в мире новенького, и приступила к своей унылой работе, а Евпсихий Алексеевич всё никак не мог оторваться от бумаг из чемодана Свиристелова. Вот ему попалась пара удивительных листков, витиевато разукрашенных разноцветными фломастерами, и сообщающих о своеобразных экстремальных играх, имеющих целью предать оригинальность скучному времяпрепровождению. Например, один игрок просил другого игрока говорить за ним всегда слово 'как'. Тот соглашался, и вот что должно было получиться:
  
  - Пошла баба в кабак...
  - Как?
  - Напилась, что поехал чердак...
  - Как?
  - А потом её встретил маньяк...
  - Как?
  - Показал здоровенный чурбак...
  - Как?
  - А вот так!!
  
  При этих словах игрок должен был отвесить своему приятелю здоровенного тумака. Приятель мог обидеться и прекратить играть со своим коварным соперником, а мог и не заморачиваться на каких-либо правилах, а просто подкрасться сзади и залпом проорать ему в ухо:
  
  Эни-бэни-рики-таки,
  Шумба-бумба-цынцы-бряки,
  Эус-бэус-космодэус...
  Бац!!
  
  И задорно шмякнуть по копчику.
  Евпсихий Алексеевич невольно припомнил и себя - юного недотёпу, приодетого в неряшливые детские штанишки - любящего подурачиться с друзьями на школьных переменках, и ненавидящего всякие правильные взрослые игры или глуповатые обязанности, веселящие только пьяненьких взрослых, и от которых малышей только корёжило и корчило. Что-то вроде стихов, читаемых по слогам для Деда Мороза, забравшись на стул, словно на постамент, что-то вроде: 'Подари нам, Дед Мороз, саночки да горочки! Преврати нам, Дед Мороз, двоечки в пятёрочки!..'
  - Пока существенных признаков виновности Свиристелова среди бумаг не найдено. - мимоходом сообщил Евпсихий Алексеевич в гроб Анне Ильиничне. - Но я надеюсь на гегелевский закон диалектики, когда количество переходит в качество.
  И Евпсихий Алексеевич, непроизвольно напевая 'эне-бэне-рэс, квинтер-финтер-бес, эне-бэне-ряба, квинтер-финтер-жаба', продолжил своё тщательное ознакомление с содержимым тетрадей. Опять же, чисто из нахально эстетствующих увлечений, он не мог не обозначить последние странички этих самописных компиляций, тщательно украшенных виньетками и посланиями типа:
  
  Писать стишок уже кончаю -
  И ложу его в конверт,
  От газеты ожидаю,
  что вернётся мне ответ.
   Ты лети, письмо, по ветру!
   И ты, ветер, крепче дуй!..
   До читателя с приветом
   Неси крепкий поцелуй!
  
  В тетради, тщательно оформленной аппликациями из расстриженных ножницами фотографий, обнаружился увлекательный стихотворный текст, озаглавленный как 'Песня про мальчика', и он настолько заинтриговал Евпсихия Алексеевича, что тот потратил около получаса, перечитывая и вчитываясь в жалостные строки, и пытаясь уловить в них зашифрованные переживания автора, закорючливые намёки, а то даже и пароксизмы, имеющие бесспорную подоплёку. Вот, собственно, и сам текст:
  
  - Что случилось с тобою, мой мальчик,
  может нам обратиться к врачу?..
  - Мама-мама, мне врач не поможет,
  я влюбился в девчонку одну.
  
  У девчонки короткая стрижка,
  голубые, как небо глаза.
  И похожа она на мальчишку,
  что на раны льёт нежный бальзам.
  
  - Разрешаю любить тебе, мальчик,
  голубые, как небо, глаза,
  Но сначала скажу тебе, мальчик,
  это дочь твоего же отца!..
  
  - Мама-мама, скажи, что не правду,
  сообщила ты мне в этот час!..
  И мальчишка с опущенным взглядом
  фитилёк свой любовный погас.
  
  Замолчите, проклятые струны!
  Дайте сердцу немного покой!..
  Вот вчера он убил ту девчонку,
  а сегодня покончил с собой.
  
  Несколько иной жанр поэзии демонстрировали вырезки из газет, где имелись небольшие публикации под авторством Unget-at-Able. Евпсихий Алексеевич ничего не знал про этого автора, но естественно стал подозревать в напыщенном манёвре с мистификацией самого Свиристелова. Приведём такой текст для ознакомления:
  
  Не трудно перестраховаться:
  развеять прах ещё не умершего человека,
  наедине с самим собой остаться
  на самом кончике в начале века.
  На перекрёстке хромых тысячелетий
  не трудно встать столбом и устоять...
  вдруг путнику понадобится тень от света!
  вдруг псу понадобится ногу приподнять!..
  
  - Ничего не нахожу в этих шансонетках полезного и указывающего на особую степень шельмовства. - с обидой в голосе жаловался Евпсихий Алексеевич в гроб Анне Ильиничне. - Ситуация нервирует и задвигает мои следовательские происки на стезю тщетной авантюры. Честно говоря, ситуация похожа на спор, когда твои оппоненты ведут себя как провокаторы и подонки, а некоторые сбрасывают овечью шкуру псевдоинтеллигентности и начинают вести себя нагло, лживо, передёргивают факты, несут оголтелую чушь. С одной стороны, хорошо, что они во всей красе выказывают себя, но с другой стороны ведь это может быть очень влиятельная публика, которая озвучивает умонастроения коллаборационистской элиты. Той элиты, у которой вообще нет совести. Это опасные психопаты, злые, токсичные люди... Вчитываясь во все эти глупости, которыми Свиристелов (допускаю, что лишь будучи совсем юным и сопливым) до краёв заполнил тетради, я всё больше задаюсь вопросом: но глупости ли это? а не созданы ли они специально для отвода глаз, для прикрытия неких размышлений, не поддающихся внятной формулировке?.. Вот послушайте только, что он пишет на листке, вырванном из тетради в клеточку и с ажурно пририсованным цветочком в уголке: 'Мишка-мишенька-медведь, научи меня пердеть! Пёрну я, а ты поймай - никому не отдавай!' Вот что это такое, я вас спрашиваю, Анна Ильинична?.. Как мне относиться к этому безрассудному посланию?..
  Тишина из гроба продолжала утешать исследовательские потуги Евпсихия Алексеевича бесхитростным тёплым дуновением.
  - Ну вот, хорошо, что вы меня понимаете и поддерживаете, а так бы и не знаю что. - проворчал Евпсихий Алексеевич.
  В дополнение к угнетающей озадаченности, он наткнулся на несколько полезных советов, позаимствованных из голов людей, вышедших далеко за рамки обыденного формализма, например:
  
  Мужчина не должен проходить между двух женщин, двух свиней или двух собак, потому что там непременно существует и некто третий, который способен совладать с любым мужчиной.
  
  Вот ещё, например:
  
  Не следует ходить босыми ногами по помойке, потому что там обретается нечистая сила, и не опасаться её можно только при следующих условиях. Во-первых, если будет видно на помойке шестьдесят следов человеческих. Во-вторых, если солнце осветит помойку настолько ярко, что не будет видно самого солнца. И в-третьих, если умудриться при каждом шаге мочиться себе на пятки ног.
  
  Ну и такой ещё совет, например:
  
  Если ты хочешь увидеть чертей, то добудь в доме попа чёрную кошку, рождённую первыми родами от чёрной же кошки, родившейся от матери своей первыми же родами. Сожги эту кошку в пепел, а пеплом посыпь себе глаза, тогда и увидишь чертей.
  
  - Кто бы сомневался. - пробормотал Евпсихий Алексеевич. - Начиная с проникновение в дом попа, с целью похищения чёрной кошки, вступаешь в тяжбу с катализатором неизбежности.
  По-настоящему откровенных дневниковых записей Свиристелова или его записок друзьям и подругам, касающихся неприятных ситуаций, в чемодане не находилось. Зато попалась книжица, название которой показалось Евпсихию Алексеевичу очень и очень знакомым. Даже подозрительно знакомым. Книжица называлась 'Кабаре КРОКОДИЛ'. На обложке книжицы имелась и игривая аннотация, стилистически позаимствованная с эксцентричных театральных афиш:
  
  Внимание! Внимание!
  Двенадцать сногсшибательных аттракционов-номеров в исполнении лучших актёров-эксцентриков современности!!
  Поэтические хуки и апперкоты!!
  Залихватские анализы всяческим бытовым коллизиям и политическому лжеумствованию!!
  Смердяковщина и деинтеллектуизация - самых заманчивых изысканных форм!!
  Детям до шестнадцати лет вход строго воспрещён.
  В АНТРАКТЕ РАБОТАЕТ БУФЕТ
  
  Книжицу отпечатали в грубоватом альбомном формате, на двух десятках страниц цвета серой обёрточной бумаги, с текстами, которые можно оценить либо как недостаточно оригинальные, либо как вполне дефективные, и с иллюстрациями, не предполагающими художественной расточительности. Впрочем, Евпсихий Алексеевич с любопытством пронёсся глазами по альбому, с ублажённым гмыканием отмечая наиболее понравившиеся места. Как вот это, скажем:
  
  Будет всё, и фатальность сыграет антре
  на трезвучиях высшего разума.
  Нас случайно найдут во дворе кабаре
  крепко-накрепко скукой повязанных.
  
  Евпсихий Алексеевич отложил книжицу в сторонку, намереваясь как-нибудь вернуться к ней и перечесть внимательней.
  - Если я вижу, что даже при абсурдности содержания, сохраняется принцип вменяемости - мне это интересно. - признался Евпсихий Алексеевич. - Если я понимаю, что кто-то в чём-то понимает лучше меня - я стараюсь доверять этому человеку, и уж тем более стараюсь не мешать ему продолжать разбираться в своих замкнутых сферах и ставить над ними опыты.
  Чемодан был уже полностью выпотрошен от содержимого, и не мог утешить поиски Евпсихия Алексеевича хоть чем-либо, соотносящимся с главным делом, как вдруг он случайно притормозил взглядом на клочке бумаги, сообщающим рецепт приготовления голубцов. Рецепт был очень знаком и понятен Евпсихию Алексеевичу, поскольку одна из его прошлых подруг весьма бойко и вкусно приготовляла эти самые голубцы, но тут его заинтриговала заметочка в конце рецепта, о том, что 'в некоторых уголках нашей страны с помощью этого нехитрого блюда до сих пор проверяют готовность девушки к семейной жизни: считается, что, если молодая женщина не умеет делать голубчики размером с мизинец, и если ей не удаётся быстро заполнить этими голубчиками огромную бадью, то не видать ей хорошего жениха как подснежников в январе'. Евпсихий Алексеевич перевернул бумажку, ожидая увидеть продолжение заметки про забавное использование голубцов, но не нашёл такового продолжения, а с нарастающим изумлением и волнением прочитал следующее, написанное рукой Свиристелова:
  
  'Я повесился, потому что больше так не могу. Я хочу сказать своему дружку Шершеньеву, что когда мы с ним целовались в тот злополучный день на даче, то это всё было не просто так. Он-то думал, что просто так, что мы балуемся, но я не баловался. И если кто-то вздумает говорить, что я больной или нравственно увечный, то мне теперь на это всё равно. Идите вы нахрен все. Ещё проктолога поучите в чужие жопы не лезть.'
  
  - Вот это да!!! - не сразу сообразил смысл прочитанного Евпсихий Алексеевич и повторно прочитал записку. - Вот это да-а-а... Вот уж точно: 'пишу тебе всего три слова: живи, цвети и будь здорова!..' - пробормотал Евпсихий Алексеевич, вспоминая лукаво ласковые стихи, прощающиеся со своим неприхотливым читателем. - Вот так дал жару Свиристелов, вот так отчебучил!! Ишьтыподишьты!!
  И даже не соображая, как лучше всего преподнести эту странную новость Анне Ильиничне, предпочёл пока ничего ей не говорить, а залез под одеяло и, даже не успевая хорошенько переварить своё изумление, мгновенно и накрепко уснул.
  
  
  ВНИЗ
  
  
  Половину следующего дня Евпсихий Алексеевич успешно проспал и снилась ему феноменальная бредятина. Любой сон имеет своё рациональное объяснение, и Евпсихий Алексеевич с лёгкостью растолковал бы все гротескные инициации собственного кошмара, но сейчас они его волновали гораздо меньше, чем события, происходящие наяву. И уж тем более этот сон не шёл ни в какое сравнение с теми феерическими перипетиями последних дней, что взялись настигать врасплох Евпсихия Алексеевича, перемежаясь с явью.
  Сновидение началось с того, что Евпсихий Алексеевич зачем-то притворился мёртвым и принялся наблюдать, как его друзья поведут себя, обнаружив мёртвое тело, очевидно имея на уме некоторое недоверие к их сострадательности, и даже подозревая у друзей основательную бесчувственность. Но друзья оказались шустрыми малыми и забальзамировали тело Евпсихия Алексеевича, после чего уложили в гробницу, полную прочих мумий неизвестного происхождения, и ушли, пожелав покойнику прожить свою смерть столь же уверенно, как он прожил и жизнь. Разумеется, через некоторое время мумии воспрянули, повытаскивали из загашников острые ножи и копья, больше напоминающие шампуры для шашлыков, чем воинское снаряжение, затем достаточно ловко исковыряли ими всё тело Евпсихия Алексеевича и извлекли на свет худенькую, достаточно мягкотелую душу Евпсихия Алексеевича, трясущуюся от страха и извлекающую спазматические вздохи. Невероятными усилиями Евпсихий Алексеевич умудрился вернуть свою душу обратно, пошпыняв ей за трусость, и соврал хулиганствующим мумиям про свои связи в загробном мире, пригрозив, что тут всегда найдётся кому за него заступиться, короче говоря, застращал чем-то по-детски немыслимым, но настораживающим. И тогда одна из мумий оборотилась в вертлявого блажного коня слепяще-чёрной окраски, с явными демонскими признаками в истошном ржании, на которого и усадили Евпсихия Алексеевича невидимые руки. Конь яростно взбрыкнул и унёс седока в странное местечко, наполненное огромными пустыми клетками, наподобие птичьих, подвешенными на крюки, свисающими с небес, и покачивающимися монотонными маятникам. Там же буйствовали пять палачей, что сдвигали тектонические плиты и извлекали из земных недр весьма невообразимых, но свирепых зверей, чтоб достаточно быстро замучить их до смерти. Но и завидев Евпсихия Алексеевича, палачи издали радостный рык, выказывая, что займутся его плотью с особым пристрастием. Один из палачей набросил петлю на шею Евпсихия Алексеевича, стянул его с коня и поволок на плаху, где другой палач уже изготовился отсечь голову, а третий обещал, изливаясь неуклюжим писклявым смехом сытой гиены, что вырвет сердце у Евпсихия Алексеевича, вывернет чрево, высосет мозг и изгложет кости, а четвёртый с пятым, приобнявшись парочкой, дурашливо приплясывали нечто подобное краковяку и сами для себя напевали какофонию из трубных междометий. При этом Евпсихий Алексеевич осознавал, что его тело не сможет умереть окончательно, даже если будет разорвано палачами в клочья, а будет оживать, собирать в себя все разрозненные части, чтоб затем опять возлечь на плаху. И так будет повторяться не один раз, будет повторяться снова и снова, до бесконечности, вынуждая претерпевать ужасные муки. Тогда, прикинувшись покорной овцой, Евпсихий Алексеевич расслабился, выждал момент, когда внимание палачей будет обращено ни к нему, а какой-то запоздало ощерившейся зверушке, и ловко освободил шею из петли. После чего попробовал сбежать, но с невероятной натугой сумел совершить лишь пару шагов и рухнул в глубокий ров, наполненный ослизлыми ворчливыми ящерами, змеями, жабами и тритонами. Каждая тварь здесь имела по пять возбуждённо дрыгающихся голов, и в каждой голове наличествовало по пять пастей с зубами, подобным острым латунно-блестящим гвоздям, и сердце Евпсихия Алексеевича, что называется, захолонуло. Тут же из Евпсихия Алексеевича вылетела душа - но совсем не та душа, не прежняя, с пугливой отрешённостью и застенчивыми ужимками - а отчаянно новая душа, с весьма воинственной бойкостью и стрекотанием. А затем вылетала ещё одна душа - и тоже Евпсихия Алексеевича - а за ней и ещё одна, а там и ещё одна, и ещё, и ещё... Неисчислимые мириады душ покинули тело Евпсихия Алексеевича, и все они принадлежали одному лишь Евпсихию Алексеевичу, и этот их массовый исход не причинил ни малейшего вреда Евпсихию Алексеевичу. Напротив, души принялись с совершенной механической сноровкой поглощать в себя омерзительное зверьё, палачей, истерзанные останки тел, грязь и сумерки, а вместо них выстраивать прозрачно-сонливое небесное пространство, и выстраивать при помощи воздушных кубиков, извлекаемых из тех самых гигантских птичьих клеток. После чего наступила благостная умиротворённость, Евпсихий Алексеевич широко развёл руками, как бы стремясь обхватить весь новоявленный мир, несомненно и всецело ему принадлежащий, но вдруг чихнул и проснулся.
  В открытую форточку прокрадывался лёгкий весенний сквозняк, который и пробудил нашего героя. И думается, что вовремя пробудил, иначе сон мог продолжиться и закончиться совсем уж пафосным вздором.
  - Оно понятно, что ты не можешь быть вечно один и отвечать за себя одного; в любой момент может явиться толпа и раздеребанить Истину между собой, да так, что от Истины ничего не останется. - пробормотал Евпсихий Алексеевич, давая некую оценку сновидению. - А вот если ты сам в себе одном пребываешь толпой - то невольно учишься сохранять всё, что только приходит в голову, даже если оно приходит с насильственной самоубийственной ересью. Вот научиться бы ещё отличать ересь от Истины - вот это было бы очень даже хорошо!..
  Евпсихий Алексеевич принял душ, взбодрился, зажарил на устало фыркающей сковородке пухлую сардельку в компании с парочкой куриных яиц, и пока употреблял всё это дело, ещё раз прочитал предсмертную записку Свиристелова. Ничего нового она ему не сообщила, а позволила издевательски усмехнуться и представить себе всех тех наивных девчушек, добивающихся когда-то от Свиристелова приятных разнузданных чувств, и не догадывающихся об их истинном направлении. В блокноте, напротив Свиристелова, Евпсихий Алексеевич вычертил три жирных восклицательных знака, которые перечеркнул циничным крестиком, а затем, чуть в стороне, добавил ещё один восклицательный знак, и вокруг него нарисовал солнечные лучики, больше напоминающие фривольные загогулины, а рядышком поместил рожицу, выражающую крайне комичное недоумение.
  - Вот пока у нас такая интересная картина получается. - сказал Евпсихий Алексеевич, пытаясь сообразить, как лучше всего эту новость преподнести своей странной подруге, и сноровисто залез в гроб. - Анна Ильинична, вы меня слышите?..
  Суетливые царапки поспешно проползли по внутренним стенкам гроба, чем-то неуверенно увесистым жамкнуло по крышке, словно кто-то попытался войти в комнату на вороватых цыпочках, но споткнулся, смущённо пискнул и упал, после чего в голове Евпсихия Алексеевича и раздался привычный, немного встревоженный голос Анны Ильиничны:
  - Здравствуйте, Евпсихий Алексеевич, я всегда рада вас видеть живым и здоровым.
  - Вот совершенно с вами согласен, что радостно видеть близкого человека живым и здоровым, а не каким-нибудь там экстравагантно усопшим... Но, позвольте, этим замечанием, я лично вас никак не оскорбляю?..
  - Нет-нет, что вы, Евпсихий Алексеевич, как можно меня теперь чем-нибудь оскорбить?.. Хотя, наверное, и можно, да Бог его знает, как это следует лучше всего сделать... Однако, в вашем голосе я чувствую оттенки многозначительного озорства, а уж в этих оттенках я хорошо разбираюсь. Интересно, с чем они связаны?
  - Да вот уж связаны так связаны, Анна Ильинична! вас ждёт один небольшой, но весьма приличный сюрприз! - и Евпсихий Алексеевич изложил по памяти содержание предсмертной записки Свиристелова.
  - Я не понимаю... - замялась Анна Ильинична. - Это получается, что Свиристелов своими помыслами был далёк от женского пола?
  - Может быть и не очень далёк, но получается, что был далековато.
  - А как же все его россказни про Мариночек и Наденек, и прочие кобелиные подвиги?
  - Ну, сейчас-то уже трудно догадаться, что там было просто россказнями, а что имело форму казуистики, выловленной из пучин житейского моря. Но фактически человек имел влечение весьма определённого свойства, в чём и признаётся в своей предсмертной записке, признаётся в ту самую минуту, когда не должно врать ни себе ни другим. И это влечение достаточно серьёзно его мучило; теперь я абсолютно уверен, что именно оно - точнее говоря, отсутствие легальной возможности предаться своим страстям без общественного порицания - довело Свиристелова до самоубийства. Именно оно, а вот обстоятельства вашей гибели над ним нисколечко не довлели, даже если он знает гораздо больше, чем мы сумели из него выудить.
  - Я даже не представляю, как это теперь уместить в здравый смысл, и признаюсь, что мне несколько противно вообразить Свиристелова в таком шаловливом состоянии.
  - Ну, что же поделать, если человеческая натура не всегда способна перечить природе?
  - Ну да, природа, не без этого, я понимаю. А всё-таки. Не понимаю.
  - Да что вы не понимаете, Анна Ильинична?
  - Пускай человек проповедует вольнодумство и скептицизм одновременно, но пускай умеет и сдерживаться в особо важные моменты, пускай не растрачивает себя по мелочам. Мало ли какие затейливые вещи понуждает нас совершить природа - надо терпеть и держаться той линии, которая укрепляет высшее человеческое предназначение. И скажу больше, что, по-моему, тут имеет место быть вопрос, касающийся отчасти и национального здоровья.
  - Упустим вопрос национального здоровья. Но вот осознать ли нам до полного удовлетворения, что такое есть на Божьем свете человек, Анна Ильинична?.. Вот от кого мир претерпевает большее зло - от людей, ищущих себя в мимолётных страстях и спасительном беспамятстве или от неизвестно откуда взявшихся праведников, принявших на себя полномочие определять, что такое хорошо и что такое плохо - вот вопрос, разрешения которого нет и не предвидится.
  - Может быть и предвидится, Евпсихий Алексеевич. - несколько горячо заговорила Анна Ильинична. - Может быть, что вина лукавых праведников в преступном отягощении и без того тяжёлой жизненной рутины, так и останется бездоказательной, а вот ловкачи, стремящиеся к лёгкой и сытой жизни, чего бы этого не стоило, вот они определённо разрушают всё, к чему прикасаются. Все войны, Евпсихий Алексеевич начинают барыги да наркоманы, сексуальные извращенцы да хапуги всякие с непременной предательской сущностью. Потому что им всё и всегда мало, им всего хочется достать и попробовать, им всякого хочется представлять себе в жертвенном услужении, а работать они не любят и очень завидуют, если один кто-то украл, а им не досталось. Но вот воевать из-за желаний и извращённых потребностей этих больных эгоистов будут люди порядочные и законопослушные. Гибнут первыми всегда лучшие, потому что они считают 'если не я, то кто-же?', а подонки прячутся и хотят, что погибли все и вся, только не они. Да и соображения патриотизма - пускай и пресловутого, но естественного для всякого человека, хоть мало-мальски соображающего на тему личной ответственности - так вот эти элементарные соображения патриотизма не ведомы извращенцам всех мастей, для них это ещё один повод поглумиться. Как бы вы, Евпсихий Алексеевич, не упускали вопрос национального здоровья, он никуда не денется из списка вопросов насущных.
  - Я его не всегда упускаю, я только сейчас его попробовал упустить, поскольку не уверен, что можно озадачиваться сугубо национальным здоровьем, когда важно здоровье каждого человека на земле.
  - Важно. Но вы прежде всего лечите свою поломанную ногу, а только затем помогаете вылечить ногу соседа. Мне так кажется.
  - Ох, Анна Ильинична, Анна Ильинична!.. Вы не представляете, в каком мире мы сейчас живём!! Сейчас вылеченная нога соседа для меня может быть гораздо важней и полезней собственных ног, рук и головы. В наших городах сейчас толпы гастарбайтеров, и они выполняют те грязные и тяжёлые работы, на которые коренное население не затянешь даже вполне приемлемыми зарплатами, коренное население просто брезгует ими. Но ведь кто-то должен выполнять эти работы, и если их готовы выполнять эти самые гастрабайтеры, то об их здоровье я невольно начинаю задумываться не меньше, чем о своём. Если бы видели вы, Анна Ильинична, что сейчас на каждом углу торчат палатки или кафе с шаурмой, каждый городской праздник заливается тоннами газировки и колы, способной потушить любые приступы патриотизма, а гамбургеры и кавказские шашлыки оставили борщ с блинами ютиться на задворках наших столов!.. Мы с охотой носим американские джинсы, даже не задумываясь, что они американские, и не один антисемит не отказался от джинсов, исходя из того факта, что придумал их еврей. Мы гоняем по улицам на французских, немецких, японских автомобилях, презирая отечественные легковушки просто оттого, что они плохие, а не оттого, что мы коллаборационисты или вероотступники. В наших карманах азиатские гаджеты, детальное предназначение которых мне вам трудно коротенько объяснить, могу просто заверить, что это такая же составляющая часть жизни, как для вас просмотр телевизора. Большие российские города уже давно не русские, от русского в них остался только язык. В какой-нибудь Москве уже каждый второй официально зарегистрированный житель - это москвич всего лишь в первом поколении, а количество приезжих не поддаётся подсчёту даже с большой долей условности. Уже давно на государственном уровне используют термин 'россиянин', не вкладывая в него русофобского смысла. Граждане большой страны всё меньше напрягают себя измышлениями насчёт национальной души и крови, они всё меньше хотят ценить то, чего нельзя измерить и оценить.
  - Но разве это хорошо? - напряжённо спросила Анна Ильинична.
  - Оно просто так есть, и ничего теперь с этим не поделаешь. Люди начинают понимать - вольно или невольно - что вещей, смыслов и понятий, объединяющих их в единое будущее, гораздо больше, чем узконациональных интересов и миссианств. Некоторое время назад, на одном из мероприятий, организованных последователями монархизма в нашей стране (причём последователями с характерными черносотенными взглядами, с этакими фантастическими измышлениями насчёт последнего российского императора), присутствовали иностранные журналисты, и присутствовали, чтоб тщательно зафиксировать происходящие, а затем показывать у себя в странах, пугая сограждан русскими шовинистами. И вот эти самые шовинисты, в начале мероприятия, дружно встали плечом к плечу, приосанились и затянули Боже, царя храни!.. А вот один английский журналист, хотя и плохо разбирал русскую речь, но зато сразу распознал мотив God save the King, и не сумел сдержать личного национального порыва, а присоединил свой голос к хору русских патриотов!.. Вот так-то оно у нас теперь, Анна Ильинична.
  - Да уж. - тяжело продохнула Анна Ильинична, однако, и не без иронии.
  - Причём, я не намерен лишать себя удовольствия и похихикать над эротическими вожделениями Свиристелова, просто я достаточно благодушен, чтоб не вкладывать в свой смех неистового глумления или презрения. Хотя, для Свиристелова всё это закончилось слишком печально, и его семья, сама себя засадившая в паутину ложных представлений об общественной морали, тоже пострадала. А это уже совсем не дело, Анна Ильинична. Жить нужно всем людям, не причиняющим никому зла, и жить нужно как можно дольше.
  - В вопросах жизни и смерти я с вами практически не расхожусь, мне очень повезло, что гроб отыскали именно вы. Вы очень честный и порядочный человек.
  - Благодарю, Анна Ильинична. От всего сердца благодарю. Всегда рад вам помочь.
  - Думаю, Евпсихий Алексеевич, что теперь настало самое время - при таком-то всепримиряющем настроении - отправиться вам в Тартарары.
  - Думаю, что это именно так, Анна Ильинична.
  - Вы готовы, Евпсихий Алексеевич, к новым приключениям?
  - Я абсолютно готов, Анна Ильинична.
  - Мне следует направить вас прямо к Шершеньеву, Евпсихий Алексеевич? - догадливо осведомилась Анна Ильинична
  - К Шершеньеву, Анна Ильинична!.. Он с самого начала этой истории разрабатывается нами достаточно критически, и мне не терпится встретиться с ним лично.
  - Я постараюсь, Евпсихий Алексеевич.
  Неожиданно упрямый и цепкий свист Анны Ильиничны, словно студенистая слизь, принялся засасывать в себя все повелительные чувства нашего героя, приоткрывая для него и некоторые ранее не до конца осознанные ощущения, близкие к тем детским переживаниям, когда испытываешь чувство вины за своё существование, но готов бороться за него до конца. Или, например, когда понимаешь, что ничего страшного или опасного нет рядом с тобой в комнате, и быть не может здесь ничего страшного, но почему-то ждёшь, когда дрожь ужаса напролом пробежит по всему телу, засуетится в поисках мирного уголка, замрёт, прижавшись накрепко к сердцу, и только тогда ты срываешься с места и вопишь во весь голос, чтоб убедиться в том, что ещё по-настоящему жив.
  Свист Анны Ильиничны ухищрённо отформатировал сознание Евпсихия Алексеевича, словно разрывая на мельчайшие атомы и предавая им центробежное вращение, которое через несколько мгновений взорвалось и приняло матрицу неподвижного кольца из двенадцати солнц. Каждое солнце источало клубы маслянисто переливающегося дыма, и в каждом клубе поочерёдно что-то строптиво взметалось звериным смехом, получало порцию яростного хохота в ответ и усмирялось. Когда же Евпсихий Алексеевич, проникая словно бы сквозь себя, пролетел через кольцо из двенадцати солнц, то инстинктивно совершил движение прыжка вперёд и попал в мир, к которому стремился.
  Место, на которое спрыгнул Евпсихий Алексеевич имело видимость как бы сквозь багрово-тусклое стекло, вокруг маячили изогнутые очертания и силуэты, словно тени пугающе перекошенных сооружений, под ногами чувствовалась твёрдая и слега упругая железная плита, и неожиданно приятно будоражили дыхание капризно хныкающие завихрения тёплых ветров. Но тут Евпсихий Алексеевич увидел прямо перед собой, на расстоянии вытянутой руки, огромный мускулистый кулак, нацеливающийся прямо в нос Евпсихия Алексеевича, куда и незамедлил вдарить. К счастью, удар выдался не болезненным, кулак оказался резиновым и шуточным, но, поскольку одного удара ему показалось мало, то кулак решил прицелиться к полюбившемуся носу во второй раз. Тут Евпсихий Алексеевич поспешил одёрнуть голову и отскочить в сторонку, выкрикивая спонтанные ругательства. 'Ну и где это я?' - осмотрелся по сторонам наш отчаянный путешественник, с сожалением отмечая, что его голос приобрёл досадную гнусавость, в чём наверняка было виновато нападение кулака. Но зато видимость стала значительно вразумительней и отчётливей, будто избавилась от тончайшего слоя пыли.
  - Судя по всему, меня зашвырнуло в очень весёлый городок. - разобрал Евпсихий Алексеевич очертания покоробленных сооружений и тропинок между ними, и неспешно зашагал вперёд. - Да вот только мне здесь совсем не весело. Совсем не весело, уважаемые господа шутники. И почему-то очень тихо вокруг.
  Действительно, в этих вычурных постройках было весьма много от мрачного шутовства, вызванного в фантазиях архитекторов излишней дидактической нагрузкой, и напоминало бесконечный парк странных аттракционов. Евпсихий Алексеевич шёл наугад, заворачивая в проходы и проулки между конструкциями, ожидая в любой момент встречи с экзальтированными собеседниками, желающими поиграть с Евпсихием Алексеевичем в разнобойные игры и не подозревающими, что Евпсихий Алексеевич сам способен вести свою игру. Не без озадаченного удовольствия он разглядывал насмешливо-инженерные выверты действительности, а их было немыслимое множество - этих ухищрённо сочленённых выпукло-многоугольных палаток, шатров, ларьков, каруселей, призывно размалёванных шарабанов, ярморочных торговых павильонов с наружной рекламой всякой бесполезной утвари, стишками на тему карнавального состояния духа и критикой неуместной трезвости. Лукавым праздником томились бревенчатые избы в виде сказочных теремков с малоумными глазницами окошек, скрывающие в себе либо царственные свистопляски с последующими анекдотическими переживаниями и вздохами, либо угрюмый сон под колыбельные нашёптывания кикимор и домовых. В расчётливом монотонном беспорядке громоздились печи огненные, котлы, наполненные кипящей смолой, гигантские кузнечные наковальни, высоченные колесницы, нехотя вращающиеся с похоронным бормотанием и декорированные гирляндами тусклых фонарей, способными приуменьшить вспышки страха у невольных любителей достичь мировоззренческой высоты. У заманчиво распахнутых дверей в некоторые павильоны выставлялись агрегаты натурального инквизиционно-пыточного применения с самодвижущимися пилами, молотами, клещами, а рядом торчали на лопатных черенках фанерные фигурки с весёлыми клоунскими улыбками, обнажающими четырёхзубые рты. Несколько раз Евпсихий Алексеевич вовремя обнаруживал под ногами и осторожно обходил открытые люки, через которые пробовали вырываться наружу тонкие столпы дыма, по запаху отчётливо напоминающие высококачественный ладан, но уж слишком горячие на ощупь.
  Настораживали, чуть ли не до тошнотворной брезгливости, блеклые цвета, в которые были раскрашены сооружения, и по-настоящему пугала тишина, из которой время от времени и исподволь нарастал ерошащийся гул, словно тягучее ворчание литейного цеха. Гул длился недолго, обрамлялся невразумительно пленяющим трепыханием, доходил до какой-то ему одному понятной точки возврата, после которой обрывался, и вновь надвигалась глыба оглушительной тишины, отчего всякий шаг Евпсихия Алексеевича отдавал сочным железным отзвуком. Не меньше пугали и те немногочисленные человеческие фигурки, разбросанные по площадкам аттракционов, приблизившись к которым чуть ли не вплотную, можно было понять, что это всего лишь надувные куклы, мастерски выдающие себя за людей. Кажется, без всякого очевидного повода и внешнего воздействия, то одна фигурка то другая издавали зычный ехидный хлопок и быстро сдувались с булькающим шипением, подобно воздушному шарику.
  'Евпсихий Алексеевич! - осторожно зашептал голос Анны Ильиничны. - Вы не слышите какие-то слишком необычные звуки?.. Они очень слабы, но мне кажется, что это звучит шарманка.'
  - Шарманка? - Евпсихий Алексеевич постарался прислушаться к внешнему миру, в отдалённых уголках которого действительно что-то устало похрипывало. - А вам не попритчилось, Анна Ильинична?
  'Ну, конечно, не попритчилось, это натуральная шарманка. - немного обиделась Анна Ильинична. - Мне довелось ещё в детстве посетить музей старинных музыкальных инструментов, и хозяин музея развлекал публику игрой на шарманке. Я навсегда запомнила и свой детский восторг, и мелодию, которую извлекал инструмент, и теперь я её вряд ли с чем спутаю... какие же там слова были трогательные, сейчас вспомню... - и Анна Ильинична попробовала жалостливо спеть: - По разным странам я-а-а бродил, и мо-о-ой сурок со мно-о-ою!.. Я была очень восприимчивой девочкой и даже умоляла папу с мамой, чтоб они купили мне сурка, с которым бы я затем бродила по свету, но родители не вняли моим просьбам, они имели какие-то другие планы насчёт меня. Попробуйте пойти на звук, Евпсихий Алексеевич, и наверняка найдёте шарманку.'
  - Очень интересно. Тогда попробуем рядом с шарманкой отыскать и шарманщика, чтоб разузнать у него про местный народец. Поскольку не видно здесь никого, Анна Ильинична, и это по меньшей мере странно.
  'После предыдущих ваших посещений Тартарары, о вас могла пронестись дурная слава в этих краях. - предположила Анна Ильинична. - Может быть, потому народец и попрятался.'
  - Ну тогда это и не народец вовсе с потусторонней славой, а легкозомбированное недоразумение какое-то! - усмехнулся Евпсихий Алексеевич, внезапно достаточно ясно уловил звук, который Анна Ильинична определила, как мелодию шарманки, и уверенно направился в его сторону.
  Идти пришлось вдоль волнистой линии железной дороги, которая немного пропетляла между пугающе долговязыми русскими горками, и вывела на уютную безлюдную площадь, к игровой железнодорожной станции с увлекательно лыбящимися детскими паровозиками, пузатыми вагончиками, семафорами, водонапорными и насосными башнями, помпезно аффектированной пожарной каланчой и парочкой картонных советских милиционеров, распахнувших руки с пригласительным опереточным добродушием.
   Рядом с необитаемой будкой кассы и присутствовал шарманщик, являющийся издевательски длинной особой с гладко выбритой физиономией и приметно широким клыкастым ртом. Шарманщик был одет в короткую кацавейку, вышитую когда-то в доброкачественных исторических традициях, но уже изрядно поизношенную, ноги украшали пёстрые штаны типа шаровары, но размера намного меньшего, чем бы полагалось носить клыкастой особе. Под кацавейкой имелось жилистое голое тело, отмеченное рыжеватостью, на шее безрадостно болтался галстук-бабочка. В качестве неизбежного приятеля и помощника у ног шарманщика слонялась Жучка - существо, напоминающее что-то вроде собаки, а на деле натуральный бесёнок, приспособившийся ловко бегать на четвереньках, лаять и повиливать хвостом. С несокрушимо-аварийным шипением шарманка исполняла свихнувшийся вальсок Бетховена, сам шарманщик крутил ручку инструмента уверенно и ультимативно, извлекая выражением лица кратковременную святость. Подмоченные углы кассовой будки указывали, что естественные надобности Жучка справляла здесь же и регулярно, против чего шарманщик и не возражал.
  - Здравствуйте, граждане. - устремился к ним Евпсихий Алексеевич. - Мне бы тут человечка одного надо отыскать... Не поможете?
  - Кого надо? - сразу откликнулась клыкастая особа. - Спрашивайте, не стесняйтесь, мы тут всех знаем.
  - Мы тут типа главные. Не гляди, что выглядим как нищеброды. - ворчливо гавкнула Жучка.
  - Этим сообщением вы меня весьма обнадёжили, граждане музыканты. Мне бы хотелось повстречаться с неким Шершеньевым - если таковой имеется в настоящую минуту в виде доступа.
  - Шершеньев, Шершеньев... - призадумалась клыкастая особа и, ничего не выдумав, обратилась к Жучке: - А ты такого не знаешь?.. Кажется, нет здесь такого.
  - Ну, может, сейчас нет, а завтра будет. А вдруг уже и есть где-нибудь здесь, а нам просто не успели доложить. Или вроде доложили, да только так, что наполовину соврали. Мы в формальном виде здесь типа главные, но нам не всегда про всех всю правду докладывают. Народец, знаете, тоже такой попадается - просто лживые имбецилы, а не народец, никогда про себя всю правду не выскажет.
  - Это так. - согласилась клыкастая особа. - Народец здесь всякий, а хорошего чего от них мало дождёшься. Энергетические каналы зачастую выходят за рамки смысла. Народец учёного склада ума.
  - Вон оно что. - приуныл Евпсихий Алексеевич.
  - Да какого там учёного склада! да ладно бы только учёного!.. - осипло бурчала Жучка. - Тут такие склады ума попадаются, которые димедрола с дихлофосом намешают, нажрутся и попередохнут, а нам их тут развлекай до седьмого пота.
  - Бедовый народец попадается, это правда, но не все такие, не ври. - пожурила друга клыкастая особа. - Не все такие.
  - Пускай и не все такие, да ведь в том беда заключается, что такими могут стать буквально все! поскольку предрасположенность к загаженному образу жизни весьма заметна! - слегка потяфкивая и пуская слюни по массивной нижней челюсти, жаловалась Жучка. - Привыкли жрать халявные харчи, вот и пьют, что только в рот попадёт, да ещё сетуют на своё истраченное по пустякам провиденциальное назначение. Зла у меня на них не хватает. Я однажды имела беседу с подпитым зэком у фонтана, выпытывая хотя бы простоватую формулу его существования; но я была юна, и мечтала стать клиническим психологом, я чаяла понять что-то о том, как там шестерёнки в голове крутятся... И ничего не поняла!! Ну ничегошеньки!!
  Клыкастая особа понимающе хмыкнула, но и указала пальцем в небо, с мягкой строгостью напоминая, что и без нас есть кому позаботиться о шестерёнках в голове.
  - А вам зачем этот Шершеньев?.. - подозрительно прищурилась Жучка на Евпсихия Алексеевича. -Тоже, поди-ка, хотите вывести его на чистую воду?.. Эх, дорогой вы мой человек, не лезьте вы туда, куда не просят! Ничего вы не найдёте и не добьётесь, а только себе навредите, столкнувшись где-нибудь в выгребной яме с самим собой. И уж тем более никогда - слышите? - никогда не полемизируйте с зэками у фонтана, ибо рискуете задуматься, что геноцид, это не такая уж плохая идея. Ни-ког-да!!!
  Клыкастая особа подтвердительно кивнула головой.
  - Значит, нет здесь Шершеньева... - помялся Евпсихий Алексеевич. - Даже не знаю, как вам сказать, насколько вы меня огорчили. Ну а кто здесь есть?..
  - Да тут народу, правду сказать немного осталось, вот я с Жучкой есть. - клыкастая особа принялась загибать пальцы на руке. - Ещё присутствуют Бредухин Коля, Сеня Омманипадмэхум, Коля Шлемазол... последний весьма бойкий паренёк, его к нам прямо из машины 'Скорой Помощи' доставили, даже реанимация не потребовалась... представляете, он поспорил с приятелем, что выпрыгнет с девятого этажа и целым останется... Ну кто ещё у нас есть?..
  - Феофанов есть. - подсказала Жучка.
  - Да, Феофанов есть... Я лично заявку на Феофанова подавал, чтоб другие учреждения не успели его к себе заграбастать... Он по образованию биолог, а нам тут биологи позарез нужны. Не хватает хороших специалистов, хоть ты тресни. В основном маргиналов присылают для развлечений, а вот хороших специалистов кот наплакал. Я считаю, что с Феофановым нам крупно повезло.
  - Ну так Феофанов - это очень кстати! - радостно воскликнул Евпсихий Алексеевич. - Ответственно заверяю вас, что мне и Феофанов сгодится! Не сегодня, так завтра я бы активно за поиски Феофанова принялся. А тут он у вас очень кстати.
  - Вам-то он может пригодиться очень кстати, а нам-то что с того будет, ежели мы вас до Феофанова проводим?
  - А чего вы хотите? Разве денег?
  - Да ну, причём здесь деньги. Сообразите сами, чего мы можем здесь хотеть.
  - Да вот пытаюсь сообразить, да не соображаю.
  'Пообещайте им какую-нибудь несуразицу. - зашептала Анна Ильинична. - Вы к ним присмотритесь, Евпсихий Алексеевич, они же глупы и легковерны, пообещайте им хоть душу свою.'
  - Ну хорошо, граждане, уговорили. - Евпсихий Алексеевич принял вид человека крайне делового и порядочного. - Обещаю вам, что после смерти обязательно попрошусь в ваш парк аттракционов, а вы тут уж делайте со мной что хотите: хоть в шарманщики запрягайте, хоть в дворники - я на всё согласен!..
  - Да вы сами кто такой будете? - клыкастая особа недоверчиво смерила взглядом Евпсихия Алексеевича. - Не из учёных?
  - Ну я что-то вроде учёного, но куда более в широком смысле этого понятия... - замялся Евпсихий Алексеевич. - Я что вроде визионера, то бишь астрального путешественника. Поверьте, вам это не причинит никаких неудобств, а с Феофановым я просто поговорю о том о сём.
  - Да сомневаюсь я, что Феофанов будет с вами говорить о том о сём. Он слегка замкнутый у нас и чудаковат. Это ж надо так помереть: полез на дерево котёнка спасать, а схватил инфаркт, свалился и убился насмерть!.. Нарочно не придумаешь.
  - А вдруг да поговорит. Я приятный собеседник.
  - Ну, если только вдруг. Тогда пойдёмте.
  - Душа за вами! - озабоченно гавкнула Жучка. - Дал слово - держись, а не давши - крепись!..
  - Да-да-да, несомненно всё так и будет, как вы хотите, несомненно. - точно закрепляя договор, Евпсихий Алексеевич сжал кулак и убедительно треснул себя в грудь.
  Клыкастая особа освободилась от шарманки и налегке отправилась к месту работы Феофанова, приглашая за собой Евпсихия Алексеевича. Жучка семенила рядышком, принюхиваясь к дороге и брюзжа на сквозняки, а при обнаружении одного лишь ей понятного непорядка, осуждающе рычала и покачивала головой. Компания завернула за угол пожарной каланчи, где внезапно обнаружился огромный лесной парк вполне цветущего и ухоженного вида, хотя и монотонно-блеклой зеленоватости. Несколько удивляло изобилие осиновых деревьев, но клыкастая особа заверила, что без осин в этих местах бывает иногда крайне трудно. Одно было неизменно в парке - это наличие железных плит под ногами, из которых удивительным образом и произрастали деревья.
  - Биологи, грамотеи, профессора кислых щей... - раздражённо принялась бормотать Жучка. - Никогда ничего толкового от этих учёных деятелей, ратующих за систему социального каннибализма не будет; заняты тем что охмуривают простаков и осваивают деньги на крови и слезах простаков. В мире написано 130 000 000 книг и снято 2 500 000 фильмов, не считая прочих художеств интернета, и всё это состоит из восхваления системы каннибализма. Но разумеется, всё прикрывается красивыми словами о науке, прогрессе и заботе о будущем человечества, которому якобы грозит немало бедствий от перенаселения, и очень хочется эту численность подуменьшить, подкорректировать. А если по мне, так ничего этому человечеству не грозит. И если не любишь человека, так прямо и скажи: не люблю!.. Получи затем оплеуху по сусалам и успокойся!..
  - Угомонись, опять затянула свою волынку. - ласково потрепала Жучку по загривку клыкастая особа, и на манер хвастливого, озабоченного собственной значимостью экскурсовода, продолжала торопко шествовать, указывая на разбросанные по парку добротно сколоченные шатровые павильоны. - Тут у нас, значит, террариум недавно открыли, здесь ферма по выведению рептилоидов, вот здесь организовали сугубо энтомологический инсектарий, а когда-то была ещё и бактериологическая лаборатория, но сторожа недоглядели, бацилла Коха вырвалась на волю. Столько народу у вас, в Азии, тогда полегло - мама, не горюй!! Ядерных-то бомб все боятся, а ядерная-то бомба по сравнению с какой-нибудь yersinia pestis - просто пустячок!!
  - Мы с ядерной бомбой как-нибудь сдружимся, глядишь, и всё обойдётся! а я вот понять не могу, почему здесь безлюдно и ничего не работает? - спросил Евпсихий Алексеевич.
  - Всё работает, вся техника в безукоризненном состоянии. Вы, Евпсихий Алексеевич, можете выбрать любую карусельку и крутиться на ней до умопомрачения - ни один винтик не поломается, ни одна гаечка с болтика не сковырнётся. А сейчас просто не сезон для гуляний, вот народу и мало. А когда летняя пора настанет, грянет время каникул и отпусков - тогда здесь от посетителей отбоя не будет. Одних утопленников за лето прибывает по сто тысяч душ.
  'Имя-то моё он откуда знает?' - занервничал Евпсихий Алексеевич, потому что ясно помнил, что имени своего при знакомстве не упоминал.
  'Всё-таки прошёл про вас дурной слушок, Евпсихий Алексеевич, будьте начеку.' - шепнула Анна Ильинична.
  - Духовность, искусство, спорт, наука, закон, демократия, свобода... - ворчала себе под нос Жучка. - Это всё выдумано не зря, выдумано специально, чтоб человечество понуждать к восхвалению системы каннибализма; и даже те, кто утверждают, что можно навести порядок внутри себя, нивелируя тем самым концепцию массового разбоя, они лгут. Им бы только дорваться до управленческой верхушки, как сразу забудут и себя и свои идеалы, начнут грести деньги лопатой, кровь сосать!.. А вот лично мне, например, чтоб на кусок хлеба заработать надо вкалывать без выходных, и завсегда иметь вид рутинно-неленостный. Думаете, это очень просто?
  - Я не знаю. - пожал плечами Евпсихий Алексеевич.
  - Тут и знать нечего! - раздражённо хмыкнула Жучка. - Иногда такое в голову лезет, насчёт распорядка и процедурного уклада мироздания, что хочется немедленно сдохнуть и исчезнуть в небытие. С концами.
  - А вот мы и пришли! - порывисто воскликнула клыкастая особа, смущённая излишней откровенностью Жучки и указывая на железобетонный кубический павильон с табличкой 'ЛАБИРИНТ-БЕСТИАРИЙ'. Чуть ниже оповещалось, что входной билет для взрослых стоит три дня пребывания в адских муках, а для детей - полтора.
  - Вас это не касается, для вас пока бесплатно. - успокоила Евпсихия Алексеевича клыкастая особа.
  Оказавшись внутри павильона, Евпсихий Алексеевич чуть не столкнулся в фосфорических потёмках у входа с чучелом сладко ощеривавшегося кентавра, и конфузно встрепыхнулся. За чучелом находился небольшой служебный столик, где можно было разглядеть затрапезного, до анекдотичного блеска на макушке, лысого дядьку, пребывающего в полудремотном настроении и попивающего из фигуристого стакана чай с чабрецом. Так же на столе имелись в рассыпанном виде овсяные печеньки, которые дядька неряшливо крошил и отправлял в уныло шамкающий рот.
  - Феофанов, тут к тебе гость заявился. - утешительно прихлопнула дядьку по плечу клыкастая особа. - Рекомендуется визионером, а так если, по правде сказать, то чёрт его знает кто он такой. Евпсихием Алексеевичем кличут.
  - Добрый день, Евпсихий Алексеевич! - здороваясь за руку Феофанов вытер свою ладонь об штаны, вежливо приподнялся и вышел из-за стола. - Какими судьбами к нам? По чьей рекомендации?
  - Я бы не стал слишком упирать на рекомендации. - отмахнулся Евпсихий Алексеевич. - В наше время получить желаемую рекомендацию ничего не стоит, а я так просто имею до вас дело, по собственному почину.
  - Можно и по собственному почину. Я гостям, сказать по правде, в обычные дни не слишком рад. Но сегодня как-то небывало скучно, сегодня вы очень удачно зашли... Евпсихий Алексеевич?
  - Да-да, Евпсихий Алексеевич, именно так меня и зовут.
  Евпсихий Алексеевич и Феофанов вновь пожали друг другу руки, обмениваясь улыбками придирчивыми, но исправными.
  - Ну ладно, братцы, оставляем вас наедине, некогда нам с вами возиться, у нас дел по горло. - с озабоченным вздохом нахохлилась клыкастая особа. - Если что надо - звоните, не стесняйтесь, мы всегда готовы помочь чем можем. Однако, Евпсихий Алексеевич, помните, что надолго вам здесь задерживаться нельзя, у нас здесь объект хоть частично и доступный для публичного посещения, но в основном секретный. Так что осторожней тут с душеспасительными беседами, до свиданья, ещё как-нибудь свидимся.
  - До свиданья, граждане, премного благодарен! - не без шаловливого намёка Евпсихий Алексеевич постучал кулаком себе в грудь.
  - Пока-пока! - с напускной напыщенностью раскланялся Феофанов.
  - Один типчик тут давеча сбежал из-под опеки, мы его всё найти не можем. Опасный индивид, правду сказать, имеет склонности к сочинительству и прочим творческим правонарушениям. Вы если его встретите случайно, то скажите, чтоб домой возвращался немедленно, иначе мы накажем. Найдём и накажем.
  - Шкуру наизнанку вывернем. - пообещала Жучка. - Чтоб другие себе в моду не взяли от властей бегать. Обструкционисты доморощенные.
  Окончательно распрощавшись, клыкастая особа и Жучка отправились к выходу, но зачем-то заболтали друг друга, выясняя насколько законно по нынешним временам выворачивать шкуры наизнанку, переругались и завернули не в сторону выхода из павильона, а в противоположную, отчего и попали непосредственно в лабиринт. Где машинально прошли несколько десятков метров и заблудились.
  - Ау!! ау-аушеньки!! - не без робости проголосила клыкастая особа.
  - Вот же влипли! вот я так и знала, что влипнем, в этом феофановском бедламе завсегда кто-нибудь влипает! - перепугано шумела Жучка.
  - Ау!! ау-аушеньки, родненькие, где вы там?..
  - Да вот свяжешься с тобой, и ты вечно в какую-нибудь подлость попадёшь! - прорычала Жучка, тоже стыдливо аукнула, но осеклась и грозно тяфкнула. - Я этому твоему Феофанову потом нос откушу, чтоб не хулиганил. Вот нахера ему нос?.. Вот и будет без носа.
  Их голоса становились тише и сварливей; было понятно, что парочка основательно затерялась в дебрях лабиринта.
  - Пускай поплутают!.. - заметив тревожный взгляд Евпсихия Алексеевича, сказал Феофанов. - Звери наши все на привязи и в клетках, от них опасности никакой. А этот клыкастый с Жучкой - существа хоть и безвредные на свой лад, и глупые, но занудные. Неприятные существа. У меня ещё личная обида имеется, ведь я после смерти попал в лимб, где меня поместили в КПЗ и без нужды не трогали, а этот клыкастый вытребовал меня сюда. Я сначала думал, что по аттракционам шляться буду и баклуши бить, а тут работать заставляют. Вы, Евпсихий Алексеевич, поди-ка и не видели никогда подобных существ, с которыми мне приходится дело иметь. Даже во сне не видели.
  - А можно взглянуть поближе?
  - Интересуетесь?.. Конечно можно. Пойдёмте за мной, и ничего не бойтесь - я этот лабиринт знаю, как свои пять пальцев.
  'Не загуливайтесь долго. - напомнила о себе Анна Ильинична. - Клыкастый не соврал, что это место в основном секретное, и если кто-нибудь из большого начальства вас здесь застукает, то нарвётесь на неприятности. Помните о нашем деле, Евпсихий Алексеевич.'
  Феофанов включил в лабиринте уютный, шаркающийся по углам, матовый свет и повёл Евпсихия Алексеевича на просмотр бестиария. Несмотря на относительно скромный внешний вид павильона, внутри он оказался превосходно объёмен и заселён двумя-тремя сотнями разномастных зверушек, зверюг и тварей. Многоходовые и геометрично несхожие завитки коридоров в лабиринте были равномерно заставлены компактными вольерами, стойлами на подобие лошадиных, клетками, просторными террариумами, бассейнами, прочими ёмкими и удобными резервуарами. Зверьё вело себя вполне сыто и послушно, ползало в местах своих обиталищ жизнеудовлетворённо и тихо, лишь специфические утробы некоторых из них извлекали кряхтящие шумы, способные при иной обстановке пробрать невольного слушателя насквозь.
  Феофанов с искренней любовью к своим питомцам, следовал по лабиринту, демонстрируя Евпсихию Алексеевичу наиболее занятные экземпляры. Очень внушительно и запоминающимися выглядели, например: бык-катоблепас, с наигранной жеманностью топчущийся на одном месте; неприветливый василиск, квохчущий раздосадованной курицей; карликовый, но потешно-гордый и изрядно нахорохоренный левиафан, плескающийся на поверхности широкой чугунной ванны; орлинокрылый алерион, потрескивающий перьями, словно острыми ножами; мутно-облачный доппельгангер, тяжко вздыхающий о каких-то своих недоведённых до финала ужасах; парочка девственно-похотливых гурий, столь смело оценивающих взглядами Евпсихия Алексеевича, что он невольно припомнил свиристеловский бордель, и решил не задерживаться у клетки с этими девками.
  - А вот у нас крылатый козёл Яшуд-Зогораим. - Феофанов уделял дополнительное внимание к особям наименее изученного характера, с генетической конституцией практически непостижимой. - Он сейчас спит, поскольку имеет право бодрствовать лишь с 10 часов утра до трёх пополудни и лишь в течение трёх недель по окончании православного великого поста. У нас он, разумеется, никому вреда не причиняет, но до тех пор, пока не был пойман, прославился весьма хлёстким криминальным апофеозом... пускай спит, не будем пробовать его будить... А вот и древнерусская выдра - посмотрите, Евпсихий Алексеевич, что за интересная тварь - известна как охотница на крокодилов. Поскольку крокодил предпочитает спать с открытым ртом, то древнерусская выдра, проходя мимо, не может удержаться от коварства, без стеснения гадит и мажет крокодилу рот своим калом. Тогда крокодил пробуждается от вони, бьющей по ноздрям, и в удручённой брезгливости распахивает свою пасть как можно шире, а выдра залезает внутрь и съедает крокодила потихоньку от глотки до хвоста. Иногда даже вылизывает всё внутри начисто.
  - А крокодилы попадаются выдре тоже древнерусские?
  - Несомненно. Дойдёт очередь продемонстрировать вам и древнерусских крокодилов, правда, там особо смотреть не на что. По размерам чуть больше привычных аллигаторов, но лапы тоньше и длинней. Наподобие заячьих, что ли, не знаю. Ладно, увидите.
  - А это у вас что?
  - А вот тут остановитесь, не спешите, Евпсихий Алексеевич, полюбуйтесь, что здесь за красавец у меня: зверь-темалакатлен. Зверь созданный ещё ацтекскими божками, чтоб охранять жертвенники для ритуальных убийств, с чем он и справлялся исправно. А в часы досуга развлекался тем, что во время завтрака распевал имена людей, которым суждено умереть сегодня днём, а во время ужина - имена тех, кто потеряет этой ночью свою невинность. Такой вот своеобразный и в чём-то пикантный зверёк.
  Евпсихий Алексеевич с удовлетворением заметил, что пасть по-кошачьи пластичного и мускулистого зверя была обмотана верёвкой с крепким узлом.
  - Вот это всё у нас идёт на бифштексы. - Феофанов указал на вольер, где беспечно дрыхли малюсенькие толстые драконы с поросячьими носами, а когда Феофанов легонько подтолкнул одного из них, тот, не раскрывая глаз, произвёл пронзительный поросячий визг, выпустил из ноздрей щуплый сноп пламени и тут же заснул накрепко, ничуть не разбудив собратьев. - Мы их специально разводим по просьбе местных рестораторов - досужей публике очень нравятся бифштексы из драконьего мяса. Правда, дорого дерут за порцию, я бы вас с удовольствием угостил, Евпсихий Алексеевич, но мне это не по карману.
  'Вот ничего здесь в рот не берите, Евпсихий Алексеевич. - посоветовала Анна Ильинична. - Здешние рестораторы сплошь из бывших кухмистеров с отрубленными головами, и казнили их за то, что родственников крысиным ядом травили.'
  - Да нет, спасибо, я сыт. - смутился Евпсихий Алексеевич.
  - Я могу вас угостить мясом саламандры - этого добра у нас хватает, я постоянно жарю себе что-то типа шашлычков, и признаюсь, что мясо саламандры очень питательно.
  - Да уж, знаю, что вы мастер по шашлычкам. - с намёком буркнул Евпсихий Алексеевич.
  - Откуда знаете? - искренне удивился Феофанов. - Впрочем, если вы меня здесь специально отыскали, значит действительно обо мне кое-что знаете, и это интригует.
  - Мои сведения о вас скудны и не распространяются дальше одного странного случая из вашей жизни.
   - Интригует, интригует! - погрозил пальцем Феофанов. - Но пройдёмте-ка вот в этот закуток, Евпсихий Алексеевич, тут у нас находиться тварь весьма необычной структуры. Это никто иной, как рогатый Велиар - почитаемый некоторыми народами за верховного главнокомандующего всей нечистой силы. Поверьте, что его способности превышают самые разумные представления о возможностях зла, и мы сумели пресечь его деятельность только при помощи вирусной болезни, запрограммировав в сознании безальтернативную концепцию о существующих десяти сторонах света, которые замыкают внутри себя желание реагировать на что-либо и препятствуют воспроизводству помыслов зла.
  - Как это понять - десять сторон света?
  - Очень просто. Четыре всем нам привычные, основные стороны света, ещё четыре промежуточные, что пребывают одновременно между всеми четырьмя основными, и ещё две - одна в зените, другая в надире. Думаю, наш голубчик сейчас ощущает себя пребывающим в замкнутом кубе, который также находится в замкнутом кубе, который не прочь продолжить эту аутическую очерёдность.
  Комично напыщенный, с заносчиво закрученными бараньими рогами и ошпаренной, зернисто-морщинистой жёлтой старческой кожей, Велиар краем глаза присмотрелся к Евпсихию Алексеевичу, попробовал произнести что-то цинично изуверское, дабы уподобить Евпсихия Алексеевича праху и пеплу, но лишь лениво зевнул.
  - Пожалуйте следовать дальше, Евпсихий Алексеевич. - Феофанов приоткрыл дверцу в соседний отсек. - Вот полюбуйтесь на наших обычных дерьмоглотов. Их у нас не много, но содержание доставляет массу неудобств. Не смотрите, что у них такой просящий вид, они вечно голодные, а питаются исключительно жижей из дерьма и мочи, иногда лакают трупный гной, перемешанный с кровью. А где же мы этих специфических яств для них напасёмся?.. Подкармливаем потихоньку, вроде никто пока с голоду не помер.
  - Морды у них до чего любопытные: похожи на лики вечно изумлённых купидонов. - брезгливо поморщился Евпсихий Алексеевич и потянулся к сплетённому из ивовых веток неуклюжему коробу. - А это что такое?
  Из короба донеслось сладостное волнующее ворчание, но когда Евпсихий Алексеевич попробовал заглянуть во внутрь короба, то испуганно отшатнулся, поскольку разместившаяся внутри чутко подёргивающаяся телесная масса с горячо-красной расщелиной ровно посередине, выдала резкий, хлюпающий хищный стон, схожий с клацаньем старенькой, разболтанной вставной челюсти.
  - Это что за дрянь? - неприязненно осведомился Евпсихий Алексеевич.
  - О, это редкая штуковина. - пояснил Феофанов, не скрывая ехидной улыбки. - По латыни она прозывается Vagina Dentata, а по-нашему просто - зубастая вагина!
  - Зубастая?? на кой чёрт она нужна - зубастая?..
  - Всякому существу найдётся место на матушке-земле, а уж тем более в мирах, сопровождающих землю, особенно когда вопрос касается возмездия за людские пороки и несдержанные увлечения. Наша зубастенькая подруга здесь лишена любвеобильной свободы, а вот в свойственной ей среде обитания зачастую поддаётся низменным влечениям и начинает вести самостоятельную жизнь, домогаясь до всякого, кто попадает в поле её зрения. Разумеется, домогается не просто так, а наносит интимные увечья, вплоть до полной ликвидации мужских достоинств; в этом, собственно, и заключается смысл её существования.
  - Экая дрянь.
  - И соглашусь с вами, Евпсихий Алексеевич, и не соглашусь. Зачастую люди не понимают, что они болезненно зависимы от собственной дури, и, наверное, должно быть в мире что-то, что насильно исцеляет их от этой зависимости.
  - Нет, это истинная дрянь, Феофанов, поверьте, и говорить об этом не стоит.
  Анна Ильинична в голове Евпсихия Алексеевича с поддерживающим дружелюбием хихикнула.
  Далее, по коридору лабиринта, располагался длинный ряд клеток с роскошными, сипло-ворчащими птицами, явно презирающими тех, кто нарушает их беседы и покой, а Евпсихий Алексеевич приметил особо ажурную клетку, выполненную из волнистых насыщенно-золотых шестов, в которой содержалось несомненно честное и бескорыстное существо пернатого вида и с неотмиросегосинкой в голубоглазом ангельском взгляде. Но при клетке имелась табличка с чётко оформленной надписью: 'будьте осторожны - бьёт током в 220 вольт', и Евпсихий Алексеевич недовольно прицыкнул языком.
  - Ладно вам пугаться, это удар не смертельный. - успокаивающе сыронизировал Феофанов. - Даже хорошенько взбодрит и направит мозг на дела достохвальные, если есть на то необходимость!
  - Я достаточно бодр. - буркнул Евпсихий Алексеевич.
  Поблизости, из толстой и глубокой кадушки произрастало развесистое шустрое дерево с многочисленными плодами в виде человеческих голов, очень приветливых на вид и восторженно-трясучих, словно погремушки.
  - Нравится?.. Понимаю, очень оригинально выглядит. Но извольте запомнить, что это вовсе не дерево, а такой необычный зверь, вполне себе воодушевлённое существо. - пояснил Феофанов. - Очень древний, южноамериканского происхождения зверь, мы прозываем его Хун-Хун-Ахпу. Не поддавайтесь умилению, Евпсихий Алексеевич, и не смотрите, что его многочисленные головы кажутся незлобивыми и юморными: это достаточно гадкое существо. Любая из этих голов, активно раскачиваясь на ветке, способна вцепиться в другую голову, сожрать её без остатка - тем самым зверь и питается, поддерживает свои жизненные силы... тут одно хорошо, что нам о нём беспокоиться не надо, обслуживание и кормёжка обходится в сущие копейки... А вот посмотрите, кто у нас находится рядышком, в вольере. Это дети-оборотни, прозываемые ещё Wih Selinga; вернее, только один из этих двух братьев оборотень, но никто не знает - который именно. Когда-то в одном благочестивом семействе родился сын, но чёрт похитил его и бросил в мусорную свалку, где его вскормила и воспитала бродячая собака. Когда мальчик достиг четырнадцатилетия, собака пришла в город и рассказала местному епископу всю правду, и епископ повелел прибыть мальчику в дом к настоящим отцу и матери, и тот не заставил себя ждать. Но когда он обнаружил в родительском доме своего двойника - ребёнка-оборотня, которого оставил чёрт, чтоб обмануть семейство, то полез в драку, желая покончить с обманщиком раз и навсегда. Этот случай вызвал у жителей города небывалый переполох, и не сумев разгадать, кто из двух братьев настоящий, а кто оборотень - решили казнить обоих посредством осиновых кольев. Собаку, кстати, тоже казнили, но успели нивелировать настолько качественно, что нашему бестиарию и шкурки не досталось. Очень неприятное упущение в работе.
  Евпсихий Алексеевич приостановился у огромного железного шара с плотно занавешенным окном-иллюминатором, но его попытку заглянуть в окно Феофанов пресёк самым категоричным запретом.
  - Что же там такое? - напрягся Евпсихий Алексеевич.
  - Это зверь-челкогляделко, он сам по себе не имеет внятно сформированного образа, а будет казаться таким, каким его нарисуют ваши мысли, когда вы приметесь заглядывать в иллюминатор. Поверьте, Евпсихий Алексеевич, нам не дано держать в узде собственное воображение, подчас оно рождает такие ужасы, что санитарам доводилось уносить отсюда зрителей, терявших окончательный рассудок. А вот рядышком сидит фриттер-эммитер - куда как более приятное создание, и поскольку он стабильно болен сотрясением мозга, то молчалив и практически безвреден. Лишь время от времени покашливает и чихает, что вызывает сейсмические удары где-нибудь в Японии или в прочей Азии.
  - То есть, он может так крепко чихнуть, что половину Фудзиямы разнесёт по свету?.. Мне это не кажется ни полезным, ни забавным. Неужели вы не способны контролировать подобные процессы?
  - Да уж как тут проконтролируешь, Евпсихий Алексеевич?.. Не смешите меня, право слово. Сами-то, небось, так расчихаетесь, что со стола чашки с тарелками по всей комнате летают, а тут нам контролировать предлагаете.
  - Ну так всё, что начинает твориться у меня в комнате, в моей комнате и заканчивается. Японии-то вреда от меня нет.
  - Вред - понятие относительное, а главное, что к любому вредительству можно приспособиться и даже получать некоторую пользу. Вот очень кстати здесь находится пустобрёх - пожиратель чертей. Вот он уверяет, что употребляет эту гадость только в качестве лекарства, и употребляет осмотрительно, строго согласно предписаниям врача, и не теряет бдительности.
  - А кто же этот удивительный врач?
   - Вы меня снова удивляете, Евпсихий Алексеевич. Неужели тут трудно догадаться?.. Это такой врач, что кого хочешь исцелит!.. Впрочем, прошу проследовать дальше, у нас ещё много чего интересного. Вот ядовитый одноглазый Кетеб, покрытый спереди змеиной чешуёй, а сзади длинными человечьими волосами. Специалисты, работающие здесь до меня, уверяли, что кроме одного глаза посреди груди, у Кетеба имеется и второй глаз, и он расположен в одном из мешочков сердца. Когда, после долгого крепкого сна, этот глаз начинает сердито бодрствовать и вращаться, то сердце испытывает приступы невообразимой боли и извлекает громогласный страдающий рык. В стародавние времена случилось, что очередной римский понтифик - в подробности о котором я не намерен пускаться - потребовал поймать и привезти Кетеба в Рим, что легионеры и постарались выполнить. Находясь в крепком стальном ящике и в тысяче километрах от Рима, Кетеб зарычал так, что все беременные женщины в империи совершили выкидыши, у легионеров выпали зубы и расплющились кишки, рухнул и превратился в развалины тот самый Капитолий, а сам понтифик грохнулся с престола и более не поднимался. До Рима нашего Кетеба так и не довезли, а отправили прямиком сюда.
  - Какими успокоительными средствами вы лечите это существо? - поинтересовался Евпсихий Алексеевич.
  - Как вам сказать... - замялся Феофанов. - Пинками под зад. Причём, этот процесс уже давно механизирован: позади Кетеба вы увидите специальную колотушку, которая и реагирует на тревожные изменения в организме зверя, чтоб вовремя ткнуть ему под зад!!
  - Хитро придумано.
  - Ещё бы!..
  Из дальних скважин лабиринта донеслись знакомые переругивающиеся голоса:
  - А я тебе говорил, что надо налево сворачивать, я там ещё крестик нарисовал для приметы. Но, конечно, твоим собачьим мозгам не до того.
  - Да ты вечно какую-нибудь глупость нарисуешь, я уже не могу присматриваться к твоей пачкотне без смеха. Ну давай теперь повернём налево, прямо тут и повернём.
  - Посмотрите на неё: она теперь зачем-то хочет налево повернуть!.. А зачем нам теперь поворачивать, если тут крестика нет?..
  - Тогда нарисуй тут крестик, чтоб тебя больше ничего не бесило в этом смысле, и чтоб мы смогли тут повернуть спокойно.
  - Хорошо, давай нарисую!..
  Шаркающий хруст кирпича об стену эхом прокатился по неведомым переходам.
  - Чудаки. - покачал головой Феофанов. - Пройдёмте дальше, Евпсихий Алексеевич, у нас имеется замечательный комплект аквариумов. Твари в основном безвредные, но вымершие в земных условиях, причём не всегда по вине человека. Пройдёмте, Евпсихий Алексеевич!..
  И Феофанов вывел гостя к узкой длинной галерее, сплошь заставленной разнообразными аквариумами, ровно излучающими тепло океанских эфиров и разноцветье диковинных водорослей. Любопытно плавающие существа, содержащиеся в столь благоприятных условиях - от аристократичных челюстноротых до бесхитростно дрейфующего планктона - отличались вдумчивой чувствительностью, древней сытостью и невообразимостью форм. Цилиндро-головые, биссекторно-плоские, тягучие как резина, желеобразные, с телами, способными рассыпаться бисером и собираться заново в единое целое; похожие на кривоватые скелеты из мезозоя, но словно скрученные тонкой проволокой и скреплённые болтами, фиксаторами и бешено вращающимися шарикоподшипниками; припухлые и слюнявые до кажущийся невесомости, растянутые бесконечной лентой серпантина, зеркально-чешуистые и обрамлённые неугасимым огненным пламенем, тяжёлые и неповоротливые рыбы-крепости, словно собранные из массивных красно-глинистых кирпичей; чудовищно большеротые с хвостами в форме циркулярных пил, пропеллеров и даже неприлично длинных стволов аркебуз; с жабрами, напоминающими острозаточенные лезвия, плавниками в виде барочных архитектурных орнаментов, и зубами, смахивающими на неказистые клыки бегемота; у иных вместо носа торчал слоновый хобот, иные имели глаза, состоящие из нескольких проницательных зрачков, как будто играющих друг с другом в прятки; встречались рыбины, целеустремлённо и терпеливо ползающие на черепашьих лапах по илистому дну, а встречались такие, что с исступлённой скоростью и без всякого смысла наворачивали круги, превращая своё жилище в водоворот!.. Каких только комбинаций, изгибов и сумбурных художеств не успел пронаблюдать Евпсихий Алексеевич.
  - Это же чёрт знает что! - тихонько постучал он по стеклу аквариума, где на самой поверхности воды вальяжно плавала пухленькая рыбина, ничем не отличимая от зимнего шнурованного ботинка 42-го размера, который несколько недель назад принялся есть кашу оторванной подошвой, и был отправлен Евпсихием Алексеевичем на свалку.
  - Нет, это ещё не чёрт знает что, а вот здесь у нас водится, действительно, чёрт знает что! - с гордостью отметил Феофанов. - Посмотрите, это ещё не взрослая особь, а новорождённая: специально выслеживали её матушку, чтоб успеть при родах похитить дитя - что наверняка плохо с моральной точки зрения, но очень важно для науки. Наука, как известно, ни перед чем не останавливается. Это у нас рыба, родственная тому самому Левиафану, с которым вам уже довелось встретиться, и пока она здесь маленькая, бестолковая - внушает, пожалуй, лишь улыбку, но вот когда разрастётся до обычных своих размеров, то явит умопомрачительное зрелище. Имеются воспоминания знаменитого раввина Барбара Хананеянина, где он описывает приключившиеся с ним обстоятельства. Он узрел колоссальную рыбину, выкинутую океанской бурей на берег, что придавила шестьдесят окрестных городов, после чего сдохла и накормила своим мясом всех жителей, лишённых крова, да ещё плюс жителей соседних шестидесяти городов, после чего прибыли делегации из шестидесяти дальних городов с требованием накормить их досыта, и естественно эти требования было с лёгкостью выполнены. Причём из оставшихся костей рыбины жители шестидесяти раздавленных городов отстроили новые дома и дворцы, а на вырученные деньги от продажи лишних стройматериалов возвели величественную серебряную статую, символизирующую преизбыток счастья. Рабби Барбар Хананеянин добавлял в конце воспоминаний, что нанял сотню лошадей и огромную повозку, чтоб увести два рыбьих глаза к себе домой для развлечения соплеменников. Но внезапно поссорился с местным губернатором из-за сущего пустяка в вопросах кошерности, и тот повелел гнать раввина взашей, разумеется, без повозки и рыбьих глаз.
  - А вы сами видели мамашу этого дитя? - недоверчиво поинтересовался Евпсихий Алексеевич. - Насколько она огромна по размерам?..
  - Я не видел. - поморщился Феофанов. - Но очень даже возможно, что когда-нибудь увижу, поскольку имею подозрение, что меня ещё очень долго не выпустят из Тартарары, дожидаясь искупления каких-то непонятных грехов... Пройдёмте дальше, Евпсихий Алексеевич, возле галереи с аквариумами у нас находится бесятник.
  - Что-что?
  - Комнатка для содержания бесов. Экземпляров пока не очень много - к тому же почти все сейчас в лазарете, поскольку случилась сезонная эпидемия гриппа; но вот кое-кто в наличии есть, и этот кое-кто весьма интересный экземпляр. - Феофанов открыл дверь в бесятник, предварительно набрав на электронном замке секретный код, прошёл в комнатку и раскрыл ящик в виде сейфа, где находился полусонный, свернувшийся калачиком трогательно-пушистый бесёнок по величине не больше человеческой ладони. - Хотя он и не слишком замысловатый на вид - наш красавец Бедоргонъ, но из племени тех жутковатых бесят, у которых каждый год вырастает новая голова и появляется новое сердце, изрисованное оригинальной пентаграммой. Иные особи доживают в условиях неволи и до пятидесяти-шестидесяти лет, имея соответственное число голов, сердец и пентаграмм. Наш красавец, как видите, ещё только годовалый, но весьма своенравный и мстительный. Всякий, кто хотя бы в шутку ущипнёт или даст этому бесёнку щелбана, тот очень скоро помрёт от какой-нибудь мерзкой болезни, сжигающей все внутренности. Собственно, бесята из этого племени частенько тем и забавляются, что выводят человека из себя всевозможными мелкими пакостями и руганью, понуждая на щелбаны, а затем убивают. Но они также могут запросто и очаровать любого человека. Вот скажите ему что-нибудь ласковое!..
  - Ласковое?
  - Ну да, что-нибудь елейное, знаете, как обычно чиновники общаются со своим начальством.
  - Не очень я этого знаю, но попробую. - Евпсихий Алексеевич склонился поближе к бесёнку и вязким конфетным тоном произнёс: - Добрый день, любезнейший Павел Иванович!.. Как изволили почивать?..
  - Теперь смотрите. - указал Феофанов.
  Бедоргонъ вытянулся воркующим котёнком, сомкнул губы бантиком, устремлённым к поцелую, и сложил пальцами правой руки незамысловатый мистический знак: средним пальцем прикоснулся к большому, указательный и мизинец вытянул вперёд, безымянный палец прижал к ладони.
  - Это он вас так очаровывает! он вам показывает знак, известный как мудра - знак очарования! - выразительно прошептал Феофанов. - Очень скоро вам захочется уложить бесёнка в карман, утащить с собой, и затем всякий раз, отправляясь на ночь спать, укладывать его рядом, на подушку, словно любимого с детства плюшевого медвежонка.
  - Ну уж нет, такого безобразия мне совсем не хочется учудить! - поспешил покинуть бесятник Евпсихий Алексеевич. - Поглядим, что тут у вас дальше.
  Феофанов снисходительно осклабился, но спорить не стал, а запер бесёнка обратно в сейф и провёл посетителя в соседнею комнатку. Резервуар внушительных размеров из пуленепробиваемого стекла занимал всю площадь помещения, а внутри резервуара тормошилось нечто морщинистое, мохнатое и уверенно чавкающее упёрто-улыбающейся пастью.
  - Эта форма жизни является модульной частью основных атрибутов мироздания: это утроба, она же маммона, образец которой упоминается ещё в древнееврейских источниках, но конкретно наша имеет преимущество перед ранее известными вариантами. - с явным уважением к приученному консументу выговаривал Феофанов. - Она функционирует по принципу ротатора, то есть, испускает из себя чуть уменьшенные копии всего, что проглотит и не сумеет переварить. Копии с небольшими изъянами, разумеется, но вполне пригодными к самостоятельной жизни. Я тут поначалу соблюдал себя не слишком осторожно, и даже пару раз шатался в нетрезвом виде, любопытствовал до всяких технических приспособлений, ну и бухнулся сверху в резервуар к этой твари. Меня она быстренько сожрала, но изрыгнула обратно, по всей видимости брезгуя содержанием спирта в крови, а вот растиражировать успела. Штук сто экземпляров выпустила через прямую кишку, выжили впоследствии далеко не все, но кое-что осталось. Давайте-ка я вас, Евпсихий Алексеевич, с ними познакомлю.
  В следующей комнатке обнаружились четыре низкорослых и щупленьких человечка, весьма схожих с Феофановым внешностью и повадками, но отличающиеся нравами явно бестолковыми и компрометирующими оригинал. Вооружённые пилами, тесаками и ножами, эти человечки увлечённо расчленяли друг друга, калечили, отгрызали, раскидывали члены по всей комнатке, а затем на перегонки пытались склеивать всё это заново при помощи какого-то мутного, пахнущего карболинеумом, раствора. Склеивание вызывало много путаницы, разногласий и споров.
  - Да не моя это рука, это его вон рука! - указывал ФеофановII на ФеофановaIII.
  - Врёшь, дружок, я твой мизинчик корявый хорошо запомнил - ты этим мизинчиком в моём носу без спросу ковырялся, и рука эта натурально твоя! - гремел с неожиданным нахрапом ФеофановIII и отбрыкивался от поползновений ФеофановaII.
  - С чего бы это моему мизинчику в твоём носу ковыряться?..
  - Да уж оттого видно, что подленькая такая ручонка у тебя, и все пальчики на ней подленькие!.. Таков ты, братец, позор рода человеческого.
  - А вот держись теперь, я хочу кое-кому тумаков отвесить.
  И ФеофановII принялся угрюмо насупливаться, дабы хорошенько попугать обидчика.
  - Вот эту голову я с закрытыми глазами распознаю среди миллиона голов, а уж прыщик на щеке достоверно мой! - тем временем орал ФеофановIV и пытался скрутить обалделую голову с ФеофановаV. - Верни башку, ирод, ты такого счастья ещё не заслужил!..
  - Прыщики ещё ничего не доказывают. - изо всех сил сопротивлялся ФеофановV. - Инфраструктура в голове плюс личностный уклад в мозгу - вот непогрешимые доказательства собственности! Тут по-всякому выходит, что башка моя.
  - Науке ещё проверить надо, что твоя личность имеет оригинальный уклад: сдаётся мне, что только дурь твоя оригинальна, поскольку таких дураков ещё походить-поискать.
  - Это всё риторика, это и я могу кого угодно дураком назвать... Даже тебя могу дураком назвать, и даже очень запросто... Андестенд, убогонький?..
  - Ну держись теперь!!
   ФеофановIV критическим взмахом кулака обрисовал перед носом ФеофановaV сердитую фитюльку и бросился на противника со свирепым подвыванием, что побудило и другую парочку Феофановых переполошиться и принять участие в заварушке. Очень скоро все четверо свалились и закрутились в кучу-малу, но в какой-то момент ФеофановIII стал обладателем всех четырёх голов и тем самым сорвал джек-пот. ФеофановIII выдавил из глотки, вместо победоносного крика, лихорадочное фонетическое дребезжание, попробовал удрать из комнатки, но запнулся на ровном месте, рассыпал головы и принялся излишне огорчённо рыдать, подслеповато шаря вокруг себя руками.
  - Пьяненькие они что ли? - указывая на квартет Феофановых, спросил Евпсихий Алексеевич у настоящего Феофанова.
  - Да нет, после того, как меня нетрезвого поймали, катающимся верхом на Ёкорном Бабае, здесь с алкоголем стало строго. Это мухоморы так на них действуют.
  - Мухоморы??
  - А что вас удивляет? Воздействие съеденного мухомора на психику весьма своеобразно.
  - Ну да, я читал, что любители острых ощущений поедают их в сыром виде.
  - И не только в сыром. У нас здесь бывали аборигены из Сибири и рассказывали, что можно употреблять мухоморы в виде настойки на самой обыкновенной воде, можно в сушёном виде, можно приправлять небольшим количеством крысиного яда в строгом соответствии с рецептурой. А некоторые, скажем так, любители охотно употребляют мочу человека, который объелся мухоморами, после чего впадают в поведенческий транс ничуть не меньший, чем граждане, допивающиеся до белой горячки. Один любитель рассказывал, как употребив стакан этого напитка, одновременно впал в летаргический сон и отправился пешком из Анадыря в Таганрог. Причём на путешествие туда и обратно ему хватило недели, но самое удивительное, что когда на следующий год он уже реально был откомандирован начальством в Таганрог, то прохаживаясь по городу, он совершенно определённо узнавал дома, улицы и площади, и даже здоровался с некоторыми людьми, с которыми якобы познакомился в прошлый раз. Наблюдая за своими подопечными двойниками, могу сказать, что они быстро приспосабливаются к одурманивающему действию мухоморов и даже ловко затягивают в оптический обман невольных зрителей. Как меня и вас, например.
  - Для нас это не опасно?
  - Ничуть.
  Утомившись от напряжённой возни и успокоившись, четвёрка Феофановых водрузила собственные головы на плечи и принялась шаловливо приобнимать друг друга, нахваливать, пожимать руки и утверждать, что в спортивных состязаниях, укрепляющих здоровье и физическую форму, проигравших не бывает. А затем человечки расселись на мягком велюровом диване и креслах, чтоб приступить к привычным пустопорожним разговорам.
  - Жадный ты. Жадный и вредный. - словно невзначай пожурил ФеофановII вальяжно раскинувшегося на диване ФеофановаV.
  - Я жадный? С чего ты взял, что я жадный? - осклабился ФеофановV.
  - Нищих не жалеешь. Попрошайке на улице никогда копеечку не подашь.
  - Ну если я вижу, что забулдыга просит на вино, то он денег от меня не дождётся, это правда. А вот как-то раз был случай, что один пентюх с женой к нам на отдых приехали и промотались сильно, чего-то по деньгам не рассчитали, так он у пивной меня встретил и попросил денег сколько не жалко, типа на бензин. Ладно, думаю, хер с тобой, дал ему сотку. Так этот шлында мне говорит: 'Спасибо, пацан, я тебе обязательно деньги верну, когда домой вернусь, я типа тебе на телефон кину!' А я такой стою, смотрю ему в глаза и думаю: 'А телефон-то ты мой, пустомеля, не знаешь.' А потом думаю: 'Да подавись ты этой соткой, чудак-человек, помни мою доброту!' И да, теперь вообще никому ничего не дам за просто так. Максимум, сигаретами поделюсь.
  - О, это мысль. Дай-ка сигаретку! - потянулся за пачкой ФеофановIII.
  - И мне дай, и мне! - потянулись туда же ФеофановII и ФеофановIV.
  Все четверо блаженно закурили, вытряхивая из ноздрей скорченный плавными судорогами дымок.
  - Тут ведь нельзя каждого человека мести под одну гребёнку, тут многое от жизненных обстоятельств зависит. - с выражением на лице печального недоразумения произнёс ФеофановII. - Бывает, что растёт человек сиротой и ласки материнской не знает, а про папашин ремень, употребляемый в воспитательных целях, только в детских книжках читал. Вот затем и бредёт по жизни неучем, приспосабливается к конъюнктуре как умеет, а вытанцовывается-то плохо.
  - Мы все четверо воспитывались без мамы и папы, но я вот чувствую себя нормально, обхожусь без нытья и фуфлогонии. - сообщил ФеофановV. - Просто я перед собой поставил элементарное требование - да и всем другим советую - относиться к себе, как к человеку адекватному, подключать вовремя извилины в голове, уважать своё прошлое, настоящее и будущее - и тогда обзаведёшься всем, чем захочешь. А вот неудачники и ссыкуны, которые не верят ни во что и лишнего шагу не сделают без того, чтоб разрешения не попросить, вот они будут из-за каждого пустяка своё сиротство поминать, винить во всех бедах кого-то, но только не себя. Лишь бы получить ореол мученичества да ништяков выклянчить.
  - Ну, не горячись. - вступил в разговор ФеофановIV. - Не всё так просто, как кажется на поверхностный взгляд. Не все могут жить независимо от внезапных страхов или генетических болезней - от некоторых граждан фонит идиотизмом, как от килограмма обогащённого урана. А ещё есть те, кто из принципа ноют по пустякам, и они не будут перед тобой оправдывается или что-то объяснять, ибо в этом нет смысла, поскольку ты один фиг воспринимаешь и позиционируешь этот мир лишь вокруг себя и исходя из своего опыта, что типично. Людям свойственно придумывать стандарты, а затем глумиться над теми, кто под эти стандарты не подходит; люди смеются над недостатками других людей, не разбираясь и не углубляясь в суть того над чем угорают; смеются, дабы потешить своё самомнение, почувствовать свою важность и силу. Но нет никаких стандартов у жизненного процесса, а есть очередная иллюзия, созданная высокоинтеллектуальными зомби для среднестатистического стада зомби. Как поговаривает в шутку наша Жучка: есть порожняковое зрелище для обнищавшего интелехта, выдавленного через гениталию на фейс престарелой моложавости!.. Человека нужно с самого раннего детства обучать либо искусству смерти, либо ловкости в любви.
  - Это трахаться, что ли, не пойми с кем и сколько угодно?
  - Да, любви все возрасты покорны.
  - Смерть педофилам!! - завопил возмущённый ФеофановIII.
  - А вот фраза "смерть педофилам", к слову сказать, это практически экстремизм. Отягчённый дискриминацией по медицинским показаниям. Это примерно то же, что призывать жечь напалмом больных туберкулёзом, чтоб не заражали никого. Причём, туберкулёзников, которые сознательно заражают других, реально численно больше, чем педофилов, которые растлевают, поддавшись неумеренным влечениям похоти, а не детским уговорам.
  - Так вот какие омерзительные штуки ты взялся нам пропагандировать? - насупился ФеофановII. - Да ты змея подколодная!
  - Однако, насчёт змеи, вы соврамши, дружочек-пирожочек! змея-то подколодная у нас в соседнем отсеке живёт... вернее, не змея, а змий - мужик он!.. Странно, что ты ни разу его не видел, а вот теперь сходи и полюбуйся.
  - Чего это мне на него любоваться?
  - Да в целях элементарной самообразованности. Не хочешь же ты весь оставшийся век дурындой прожить?
  - Не хочу. Дорогу покажешь?
  - Да без проблем. Друзья, пойдёмте все за мной, полюбопытствуем на диковинную тварь.
  - Давайте и мы, Евпсихий Алексеевич, отправимся. - потянул Евпсихия Алексеевича настоящий Феофанов вслед компании человечков. - Хоть увидите истинное исчадие ада, а то в те края редко кто добирается, даже из заклятых грешников.
  - Если только одним глазком взглянуть. - несколько струхнувши позволил себя увлечь Евпсихий Алексеевич.
   Приложив палец к губам, для соблюдения секретности, ФеофановIV отодвинул в сторону жирного зубастого чучундру, вразвалку дремлющего и не соображающего, чего от него хотят, за лежбищем которого обнаружился просторный потайной ход, что и вывел всю компанию к мрачной замшелой берлоге. Напротив загаженного узкого лаза в берлогу наличествовали корявенький столбик с подвешенным колокольчиком и блюдечко с прокисшим молоком.
  - Надо побренчать в колокольчик - и он обязательно выползет, подумает, что ему пожрать принесли. - сообщил ФеофановIV.
  - Побренчи, ты нас сюда привёл. - проворчал ФеофановIII.
  - Да без проблем.
  ФеофановIV уверенно подёргал за верёвку колокольчика, и на соблазнительный призыв устало выполз из берлоги змей подколодный с сардонически-грустной обезьяньей мордой и пустыми глазами сфинкса.
  - Русским духом пахнет. - произнёс он затхлым баском и присмотрелся к гостям с тем нарочитым равнодушием, с которым жестокий хищник приглядывается к недосягаемой жертве.
  - Ну так и что с того, если русским? - фыркнул ФеофановIII. -Ты бы себя, дружок, понюхал: от тебя помойкой несёт, не любишь поди-ка умываться по утрам.
  - Ненавижу я русских, мороки от них слишком много. - пробормотал змей, намереваясь занырнуть обратно в лаз. - Придут, нахамят, водки ещё нажрутся прямо здесь, девок своих притащат - а затем плясать начнут и песни петь про 'пусть бегут неуклюжи пешеходы по лужам'... Не народ, а говно какое-то.
  - Да сам ты говно! - обиженно заволновались все четверо человечков. - Воображаешь из себя невесть что, а на деле уже безнадёжно стар, безвреден и никому не страшен. Тебя вон мордой в прокисшее молоко тычут - ты и доволен по уши.
  - Да разве ты теперь змей? ты теперь червь огородный! - воскликнул ФеофановIII, вызывая одобрительный хохот у братишечек. - Такими, как ты, в наших краях выхухоль питается. Сиди вот теперь миллион лет безвылазно и выхухоли бойся!..
  - Выхухоль!! - фыркнули в кулачки все Феофановы, да и Евпсихий Алексеевич с Анной Ильиничной едва удержались, чтоб не прыснуть смехом.
  - Как же я вас всех ненавижу! - яростно зашипел змей, изгибаясь и истерзано дрожа грязно-чёрным мускулистым телом: - Русские не могут быть полноценными людьми, потому что они умственно-отсталые существа, мотивированные только одной позицией по Фрейду: как это нас до сих пор ещё никто не убил?.. Одни считают себя хранителями неких ценностей, типа духовных скреп, лампочки Ильича, Калашникова, Гагарина и так далее... но скрепы эти - снохачество и совокупление с лагерной петушнёй... Другие думают, что их все должны бояться. Третьи считают себя интеллектуалами, а изображают всего лишь пьяного дикаря, которого Кирилл и Мефодий обучили кое-какому изложению своих натуральных потребностей. Медики Великобритании давеча объявили во всеуслышание, в лице министра здравоохранения, что русский это существо с плохой генетикой и преступными наклонностями - считай, что всего лишь быдло. Так что не я, а ты есть червяк, которого безжалостно раздавит подошва развитого мира... crecto pectore os suum contra os beati quasi aliqid mussitaturus crexit...
  Даже не произнося, а словно бы выплёвывая все свои проклятья, змей уполз в берлогу, но на прощание извлёк из пасти лениво шкандыбающий порыв ветра, который наполнил пространство мучительным пылким смрадом.
  Зажав носы, вся компания спешно убралась обратно, через потайной ход, где водрузила чучундру на место, преградив змеиному зловонию доступ к прочим местам лабиринта.
  - Вот иногда надо собственноручно разворошить кучу дерьма, чтоб принюхаться и постичь смысл некоторых символов. - сердито сообщил ФеофановII. - Лично я на обоняние не жалуюсь, и теперь вонищу адского исчадия ни с чем другим не спутаю.
  - Я такой вонищи и врагу не пожелаю. - пробубнил ФеофановV, никак не решаясь освободить нос от сомкнутых пальцев. - Вот у вас, Евпсихий Алексеевич, есть враг, которому бы вы такой вонищи пожелали?..
  - У меня?? - совсем не поджидал вопросов к себе Евпсихий Алексеевич от человечков, слишком озабоченных друг другом.
  - Мне кажется, у всякого должен быть такой вот враг - чтоб при одном виде которого начинало трясти и заикаться. Чтоб всякие кровожадные планы принялись сочиняться на его счёт, чтоб все китайские пыточные устройства припомнились. Мне кажется, это и для нервной системы полезно: чем больше скачешь через психоэмоциональные нарушения, тем качественней вырабатывается адреналин.
  - Я не очень верю в существовании врагов в межличностных отношениях. - попробовал скупо ответить Евпсихий Алексеевич. - Есть те, кто нас недолюбливают и не прочь применить к нам какую-нибудь каверзу. Проще не обращать на них внимания, чем вступать в перепалки или строить ответные козни.
  - А если он такой подходит к вам. - вразвалочку подкатил к Евпсихию Алексеевичу повеселевший ФеофановII. - Подходит и говорит: 'Я тебе, конечно, не враг, Евпсихий Алексеевич, но вот рука сама просится дать тебе подзатыльника!' Вот пожелаете вы такому наглецу мегатонну адской вонищи?.. Я бы пожелал.
  - Вдруг ни с того ни с сего подходит такой к Евпсихию Алексеевичу... даже не подходит, а подваливает... - подвалил ФеофановV к Евпсихию Алексеевичу походкой толстой хабалистой тётки, увешанной чемоданом, сумкой с арбузом и плачущим ребёнком. - Подходит и говорит: 'Завсегда думал, что по ушам треснуть - это сродни аллегории беспонтовой. Но вот что мне с собой поделать, Евпсихий, ежели завидев тебя и твои уши, испытываю желание треснуть по ним - аж моченьки моей нет?' Представляете, да, Евпсихий Алексеевич, что на вас такой наглец внимание обратил, да ещё про аллегории рассказывает?..
  - Гм. - произнёс Евпсихий Алексеевич.
  - Подходит такой к Евпсихию Алексеевичу и говорит. - поддался паясничеству и ФеофановIV. - Говорит: 'Бесконечно я тебя уважаю, Евпсихий Алексеевич, хоть ты и дожил до седых волос, а по-прежнему эгоцентрик и мамкин анархист. Но посмотри, будь другом, что со мной творится: всякий раз, когда тебя завижу, рука непроизвольно трансформируется в боевую единицу и тянется дать тебе подзатыльника!.. Может это ради особого уважения к тебе происходит, может ради чего другого - я не знаю, но удержаться не могу.'
  - Подходит такой - вроде бы типа случайно на улице встретились, а сам ещё запеленговал Евпсихия Алексеевича за два квартала до этого места - подходит и спрашивает. - из карманных залежей ФеофановIII раздобыл клетчатую кепочку, задрал её высоко на лоб, прикинувшись шпанёнком, и ловко высморкался. - Спрашивает: 'А вот помнишь, Евпсихий, когда мы в детском саду на соседних горшках сидели, ты заявил, что прибыл сюда по поручению испанской принцессы, чтоб самых достойных детишек посвящать в рыцари?.. Помнишь, как потом мне свой горшок на голову напялил и сообщил, что я теперь натуральный рыцарь?.. Меня мамка, когда домой тащила, то всё не унималась, ворчала: понять, говорит, не могу, как ты так мог обоссаться, чтоб снизу сухо, а сверху мокро!..'
  - По молодости чего только не набедокуришь. - не без мечтательной улыбки сказал ФеофановV. - Проснёшься такой в кроватке, а рядом твоя девушка спит, девушка твоего приятеля и девушка, которая вчера просто зашла повестку из военкомата вручить... Но мы вас не собираемся осуждать за двусмысленные подвиги, Евпсихий Алексеевич, мы просто от возможных невзгод как бы предостерегаем.
  'Евпсихий Алексеевич, боюсь, что все эти пять Феофановых вам так мозги запудрят, что позабудете, как надо мозгами работать, чтоб не забыть, зачем вы сюда пришли. - суетливо зашушукала Анна Ильинична. - Пока не поздно, обуздывайте их балабольство и приступайте к расспросам о наших делах.'
  - Даже если я у себя в постели иногда собирал непозволительно большое количество девушек... - пальцами обеих рук Евпсихий Алексеевич исполнил на невидимом фортепьяно нахальную бессмыслицу. - То здесь ключевое слово 'собирал', а не 'терял'. Из моей постели все выбирались целыми, невредимыми и довольными. А вот из некоторых других весёлых молодёжных компаний девушки бесследно пропадали. С милицией не могли найти.
  - Это как же? - переглянулись недоумённо человечки.
  - А вот давайте у вашего, так сказать, генетического папаши спросим. - не без припечатанного вызова повернулся к Феофанову Евпсихий Алексеевич.
  - Ах даже вот что вам про меня известно? - ничуть не смутился Феофанов, поскольку уже слишком давно оставался равнодушным к ловушкам в этом направлении. - Кто же вы такой, Евпсихий Алексеевич, и что вам от меня надо? Если уж вы так напрямую касаетесь того неприятного случая из моей юности.
  Евпсихий Алексеевич смастерил самое простецкое и маловзыскательное выражение лица, демонстрируя, что тут скорей всего имеет место быть удачный случай, но, однако, спешно соображал, как бы преподнести свою особу одновременно и расплывчатей, и убедительней. Анна Ильинична посоветовала прикинуться чем-то вроде неугомонного покойника, могилка которого расположена по смежности с могилкой хотя бы этого же самого Феофанова, и который, подслушивая продолжительные беседы феофановских родственников, регулярно посещающих кладбище по церковным праздникам, получил ряд загадочных, но интригующих сведений.
  - Собственно говоря, я всего лишь любопытствующий субъект, в меру некоторых заслуг при жизни, имеющий вольности на время своего пребывания в Тартарары, чем и не брезгую пользоваться. - лёгким потряхиванием головы Евпсихий Алексеевич угомонил фантазии своей подруги. - Послушайте, Феофанов, очень хорошо, что мы так аккуратно вывернули на крайне неприятный случай из вашей юности - на случай бесследного исчезновения девушки во время дачного, так сказать, пикника... девушки Ани, Анны Ильиничны Зарницкой... Надеюсь вы помните, что дело об исчезновении Анны Ильиничны Зарницкой вёл некий следователь Крокодилов?.. Он прожил достаточно активную и поучительную жизнь, но некоторое время назад, по состоянию здоровья, успел покинуть земную юдоль, и я - будучи в определённой степени близким другом семьи - помогаю вдове следователя собирать материалы для мемуаров. Вдова решила, что деятельность её супруга не должна остаться в забвении, что рассказы о поиске реальных преступников могут быть интересней большинства детективных романов, и уж тем более заинтересуют начинающих сотрудников следственных органов, обожающих всяческие стародавние загадочные истории про легендарных старичков-сыскарей. А вот дело Анны Ильиничны является одним из самых любопытных и неразгаданных в практике следователя. Собственно, вдова и попросила меня встретиться с участниками тех событий, чтоб пролить хоть какой-то свет на тёмное пятно.
  - Как же вы, будучи покойником, сумели наладить контакт с вдовой?
  - Ну, это что-то вроде астральной связи. То я прихожу к ней во сне, то она вызывает меня при помощи медиумов...
  - А почему именно вы?
  - Если уж говорить совсем начистоту, то я при жизни был любовником этой самой вдовы (причём, когда она ещё и вдовой не была), а некоторое время назад я скоропостижно скончался, и вдова решила, что всё это не случайно навалилось на неё, что она имеет некоторую миссию на земле, и решила попробовать через меня пробиваться к загадкам прошлого, выстраивать путеводные башенки по дороге к Истине.
  - Истине??
  - Ну да, такие странные фантазии стали посещать вдову, мистицизм никогда не был ей чужд, но, собственно, я и сам не прочь достигнуть Истины, поскольку заняться-то мне здесь больше и нечем. В некоторой степени, я чисто со скуки этим делом занимаюсь, а в некоторой степени понимаю, что если и получится что-либо полезного накопать, то разве станет от этого кому-нибудь хуже, чем есть сейчас?..
  - Может быть и станет. - нехотя скривился Феофанов. - Если было убийство, и убийца до сих пор не наказан, то ему определённо станет хуже... Но лично меня в обстоятельствах той истории ничего не тревожит, за себя я спокоен, и не собираюсь никому ничего доказывать. А вот вас я не понимаю, Евпсихий Алексеевич!! Вам нужна Истина? Очень хорошо. Но зачем она вам нужна?.. Истина - это соответствие рассматриваемого объекта действительности; принимать её и постигать способно лишь, основываясь на адекватном отражении в своём сознании действительности. Переход с эмпирических рельс на целостную картину мира - это просто рандомный набор слов, он не несёт с собой ключевого знания. Не может быть ответа на вопрос: что есть Истина?.. Могут быть только бесконечно пребывающие в наши края души, мучающиеся при жизни этим вопросом, а ныне чающие воскрешения из мёртвых.
  - Но ведь не совсем безнадёжно они этого чают?..
  - Может быть, и не совсем. Но оттого, что вы прольёте свет на тёмное пятно - оно не станет светлей.
  - Феофанов, я вижу, вы тоже мастер по случайному набору слов и псевдо-философствованию. А поговорили бы лучше по существу.
  - То есть, постараться для мемуаров вдовы следователя Крокодилова?
  - Ну а почему бы нет?.. Поверьте, тётушка весьма охоча до новостей из прошлого, скрупулёзно придерживается объективности и вреда никому не желает.
  - Очень хорошо представляю себе эту тётушку: добрую, но своенравную, способную утешить ласкового молодца, пока законный супруг за жуликами бегает, но при этом пальца ей в рот не ложи!..
  - Не клади, Феофанов, правильней говорить: не клади!.. Но как раз что-то в этом роде тётушка из себя и представляет. Помогли бы тётушке, вспомнили: что там могло произойти с этой самой Зарницкой?..
  - Помоги, папаша. - просительно загундосили человечки. - После в книжке про тебя напишут, а мы хвастаться будем, что вот, дескать, каких высот папаша в жизни добился!!
  - Какой я вам папаша? - отмахнулся Феофанов.
  - Да уж какой есть, не бойся. Алиментов не востребуем. Просто самим про Анечку Зарницкую стало интересно. Красивая хоть барышня была, стоило ли с ней замутить?..
  - Ну что ж. - неторопливо принялся выговаривать Феофанов, не переживая внутренней растерянности, а с равнодушием хлипкой колючей радуги, ниоткуда взявшейся после короткого летнего ливня, и собирающейся очень скоро уйти туда же - в предельно лаконичное никуда. - Начну с того, что Анечка не принадлежала к тем девичьим типажам, которые мне нравились, и за которыми я бы принялся ухлёстывать хотя бы просто ради удовольствия или мужского самолюбия или чтоб пофорсить перед приятелями. Очень характерно, что её подобрал и притащил тогда на дачу Шершеньев - паренёк очень вызывающего склада ума и непредсказуемых норм поведения, в том смысле, что инстинкты самца у него могли срабатывать совершенно непроизвольно. Он имел способность безошибочно вычислять и приманивать слегка наивных, перевозбуждённых от собственной сексапильности, девушек; он мог прямо из университетской аудитории, прямо с занятий утащить какую-нибудь девку за собой, утащить в кафе, или сразу заманить домой, где затем мог развлекать её несколько дней и ночей напролёт, иногда даже не напрягая на близкие отношения, хотя девушки отдавались ему с удручающей лёгкостью.
  - Анечка тоже могла отдаться Шершеньеву с удручающей лёгкостью? - напрягся Евпсихий Алексеевич.
  - Не знаю. Я с ней практически не был знаком, тогда как шершеньевских девиц повидал немало.
  - Анечка совсем не любила тусовки?..
  - Не знаю. Вашу Анечку я иногда встречал и в университете, и где-то в парках города, очень редко на студенческих вечеринках, в некоторых ситуациях она вела себя достаточно вызывающе и легкомысленно, но я никогда не стремился завязать с ней отношения, и не шибко интересовался строгостью её нравов. Хотя, уже после её исчезновения, буквально ниоткуда, появились слухи, что у меня и Анечки имелись отношения близкого характера, но это ложь. Поймите меня правильно, Евпсихий Алексеевич, Анечка была достаточно смазливенькой особой, но подчас навязчиво любопытной и неконтролируемо болтливой, и тогда анечкин голосок становился до невыносимости липким, доставучим, каким-то нарочито подстраивающимся под целесообразные действия, упреждающие хаос, но систематически мечущимся от одной дурной неприятности к другой, что вызывало у её приятельниц, в лучшем случае, снисходительные улыбки. А ещё она иногда так непроизвольно растягивала свой ротик до ушей, что становилась похожа на пластмассовую детскую куклу, неизвестно кем и зачем запущенную в производство, и теперь дожидающуюся на верхней полке магазина сезонной распродажи. Я не думаю, что даже под воздействием излишков алкоголя кто-то из парней, отметившихся тогда на даче - разумеется, кроме самого Шершеньева - озаботился бы нестерпимым желанием уединиться с Анечкой и предаться плотским утехам, хотя и не отказался бы, при наличии на то анечкиной доброй воли, поскольку молодой здоровый организм от таких вещей редко отказывается. И скажу сразу, что любого рода плотское насилие в нашей компании было исключено - мы уважали прежде всего самих себя, как личностей, способных увлечь девушек, затянуть в здоровые и всецелостные отношения вплоть до неэкономного блаженства. Но вот лично я, возможно, вообще бы не стал предаваться с Анечкой плотским утехам, поскольку она быстро напилась, а я не люблю пьяных девиц, да к тому же когда сам слишком пьян - всё это способно увенчаться неописуемым безобразием. В таком состоянии не столько утехам предаёшься, сколько думаешь, что вот сейчас оба начнём заблёвывать друг друга, причём от девок в таких случаях несёт, как из брандспойта. Как биолог могу вам сказать, что строение девичьего желудочно-кишечного тракта имеет излишне нежные редакции, восприимчивые к экзогенным факторам, не говоря уж про алкогольные отравления. А эта ваша Анечка, по моим случайным наблюдениям, успела тогда за углом дачного домика кое-что из себя изрыгнуть, и не факт, что внутри её не оставалось ещё много чего нелицеприятного. Просто рассказываю это, как факт. Не знаю, как им воспользуется вдова следователя Крокодилова.
  'Паршивец!' - пробормотала Анна Ильинична, явно недовольная тем, что меланхолично выкладывал Феофанов.
  - Я за время этого дачного пикника всё больше с Головакиным общался - с таким простоватым, чудаковатым парнем, зачастую существующим себе на уме - я пил вино, иногда шашлыки жарил, подменяя Шершеньева, и меня вот абсолютно не трогало, где тут у нас шляется Анечка Зарницкая, с кем она предаётся плотским утехам, кому выносит мозги, удостоверяя собственную женскую значимость, особенно если учесть грядущие катастрофы техногенного характера, предсказанные Нострадамусом. Всё у меня было размеренно и безмятежно, я то и дело предавался грёзам юности, опорожняя очередной стаканчик, я не желал ни разговоров о житейских путаницах, ни споров о скоротечности всего сущего, я нарочито неряшливым дикарём улыбался в ответ на всякие пьяненькие просьбы и разглагольствования, пока не раздался выстрел!..
  - Выстрел? - пришёл в изумление Евпсихий Алексеевич. - Что за выстрел??
  - Выстрел из пистолета. - методично сдержанная речь Феофанова на этом месте не спотыкнулась ни на сколько.
  - У кого-то из вас был пистолет??
  - Ну да, вместе с нами был некто Сердцеедский - очень занятная личность во всех отношениях, очень непростая для дружбы, поскольку интеллект стремительно развивался в сторону вневозрастной дряхлости; впрочем, и вся наша небольшая компания состояла из индивидуумов нетривиальных, обособленных и иногда саркастически-грубоватых по отношению к другим, отчего некоторые из студенческого сообщества нас откровенно недолюбливали - вот у Сердцеедского и был пистолет. Не его собственный, разумеется, пистолет, а его деда наградной пистолет, а дед был полковником каких-то секретных войск, внука до чёртиков обожал, вот Сердцеедский и форсил перед друзьями... Мы уже давно привыкли к этому пистолету, он нас не особо интересовал и развлекал, поскольку пострелять-то из него не удавалось - патроны, как вы понимаете, были наперечёт - а тут Шершеньев с Анечкой уединились в комнатке с диваном, типа поиграть с пистолетом, она и выстрелила случайно, поскольку расслабленное девичье сознание только и способно, что воспроизводить череду неизлечимых случайностей. Разумеется, все собрались в домике, чтоб посмотреть, к чему приводит неумелое обращение с оружием, и надо сказать, что Сердцеедского это происшествие буквально вывело из себя - я думаю, что он, невольно выскользнув из центра всеобщего внимания, достаточно сильно негодовал насчёт Анечки, и накопил в себе немало претензий к Шершеньеву, хотя толком и не смог бы объяснить почему именно ему всё это не понравилось больше всех - и он этой парочке наговорил много неприятных и даже грубоватых слов. Да и не только им, тогда нам всем досталось от брани Сердцеедского. Он говорил, что все вы здесь, дескать, ведёте себя как дауны, вам ничего нельзя в руки давать, перестреляете друг друга, а потом ему придётся за всё это отвечать, тогда как больно-таки ему хочется отвечать за всяких упырей и генетическое отребье...Тогда Анечка сказала, что вот он сам и есть упырь, и что если ему жалко своего пистолета, то пускай держит его у себя дома под подушкой, и даже дрочит на него, поскольку ни одна нормальная девушка такому жадине не позволит с собой дружить. Затем Анечка обрисовала пальцем в воздухе эмблематическое начертание пистолета с излишне вытянутым дулом, и показала, как некоторые шаловливые девицы способны использовать столь пикантное дуло в интимных отношениях, причём некоторым парням это действие также не помешало бы, раз они такие эгоисты. Сердцеедский на это сказал, что он эгоист широкой душевной расположенности, и ему для друзей ничего не жалко, а поскольку Анечка ныне пребывает в состоянии пространно-пьянецком и безнадёжно глупом, то её приятелю Шершеньеву нынче ничего не светит в смысле плотских утех, а значит он может использовать дуло пистолета как раз тем способом, о котором столь всеведуща Анечка. Тогда Шершеньев сказал 'да ну вас всех' и собрался уйти, а к нему подошёл Свиристелов - ещё один занятный паренёк из нашей компании, вроде бы даже прослывший за ловеласа, а потому было очень удивительно наблюдать, как он с достаточной прохладцей посматривал на Анечку, хотя - повторюсь - нам всем, кроме Шершеньева, эта Анечка была несколько индифферентна, ну вот разве ещё Головакин косился в её сторону не без желания пофокусничать. И вот этот Свиристелов вдруг отозвал в сторонку Шершеньева, вроде ему надо было о чём-то срочно поговорить, пошептаться на важную для него - Свиристелова - тему, и они вдвоём ушли по своим делам, и я после них ушёл, потому что не хотел слушать, как Сердцеедский ругается с Анечкой. Я неторопливо попивал своё вино и жарил шашлыки, размышляя о возможности человеческой энергии переводить количество в качество, когда ко мне подошёл Головакин, который до сих пор находился в домике и внимательно выслушивал, как ругаются Сердцеедский с Анечкой. И я так понял, что Головакин был бы и не прочь дождаться, когда Анечка здесь переругается с кем только может, чтоб затем прикинуться тем самым сильным и надёжным парнем, который один лишь способен постичь все нюансы девичьих бедствий, да и не просто постичь, но способен и утешить ободряюще ласковым словом, дабы затем попользоваться Анечкой в романтических целях. Но пока ему никто ничего не посулил, он и присоединился ко мне, забавляясь гортанными восклицаниями удовольствия от жизни и вытанцовывая у мангала эллиптическую кривизну. Вот тут и раздался второй выстрел, и лично меня он напугал гораздо больше, чем первый, поскольку я знал, что пистолет был у Шершеньева, когда он уходил со Свиристеловым пошептаться, а о чём могут пьяные парни добазариться вдали от общей компании, да ещё имея в виду наличие пьяненькой девушки, не шибко способной отвечать за свои поступки - вот это вопрос серьёзный. Сердцеедский выскочил из домика и заорал: опять кто-то стреляет? что же вам, идиотикам, неймётся?.. Головакин тогда сказал, что Сердцеедский слишком много испускает из себя непростительных выражений, тогда как всем известна поговорка про как аукнется - так и откликнется, и всё оно откликнуться может очень скоро. На что Сердцеедский сказал, что не бывает русского праздника без драк, что он очень ценит подобные народные обычаи и восхваляет их цементирующие элементы, но вот конкретно сейчас лично он не собирается первым нарушать обстановку идиллии и пасторали. Но тут вернулся Шершеньев в очень нехорошем настроении, даже в каком-то озадаченно ворчливом состоянии, даже побледнел слегка, и сказал, что он пробовал попасть в консервную банку, но промахнулся, поскольку несколько косит от чрезмерности выпитого, и что он извиняется, если кого-то тут напугал, просто он не мог подозревать, что тут все такие собрались нервные и странные. Ещё он сказал, что ему надо бы прогуляться, что тут недалеко есть какое-то дельце, и ушёл, не объяснив, что это за дельце. Кстати сказать, и Свиристелов после этого долго где-то пропадал, и мы стали волноваться за них обоих - за Свиристелова и Шершеньева - а потом решили выпить, а когда Свиристелов вернулся, то выяснилось, что он ходил на железнодорожную станцию, поскольку здесь ему всё надоело, но он никуда не смог уехать с этой станции, потому что было слишком поздно куда-либо отсюда уезжать, и проще всего было продолжать пить... А тут вернулся Шершеньев и тоже потребовал, чтоб все пили и не задавали глупых вопросов.
  - Но как вы умудрились на следствии ничего не сказать про пистолет?
  - Вот уж ничего удивительного, Евпсихий Алексеевич. Мы все, кажется, кроме Свиристелова, заночевали на даче, а когда на следующий день вернулись с дачи в город, попробовали поразузнать о девушке и убедились, что она пропала с концами. Тогда Сердцеедский потребовал, чтоб про пистолет молчали, поскольку тема с пистолетом выглядела очень скользкой при данных обстоятельствах. Да мы и сами не идиоты же были - понимали, что если бы проболтались про пистолет, то нас тут же бы всех и закрыли в СИЗО, и затем применяли на допросах методы силового давления, так называемые допросы с пристрастием, чтоб любой ценой доказать нашу виновность. А так всё закончилось наилучшим образом, пистолет не всплыл ни в одном протоколе допроса, и даже те редкие дачники и прохожие, которых удалось допросить милиции, никаких выстрелов в тот день не слышали.
  - И пистолет вернулся к дедушке?
  - Полагаю, что именно к дедушке он и вернулся, поскольку больше я о нём ничего не слышал.
  - Вы сказали, что после второго выстрела в компанию вернулся Шершеньев, а Свиристелов куда-то ушёл, и лишь после рассказал, что был на железнодорожной станции, а затем и Шершеньев ушёл, ссылаясь на какое-то дельце... А где была Аня Зарницкая в это время?.. Она вышла из домика за Сердцеедским, чтоб продолжать с ним ругаться или занялась чем-то иным?.. Кто из вас в этот момент видел девушку?..
  - Когда Сердцеедский выскочил из домика, услышав второй выстрел, то принялся ругаться с Шершеньевым, который нёс откровенную чепуху про консервную банку, а заодно и выражал череду сарказмов насчёт Сердцеедского, в частности насчёт того, что тот носится со своим пистолетом, как дурачок с писаной торбой. А я и Головакин стояли рядом и хихикали, потому что всё это было удивительно нелепо; но если я, ради научного интереса, пытался подбодрить спорщиков на непрестанное извержение скабрёзностей и сальной жеребятинки, то Головакин искал пути для примирения. Шершеньев очень быстро устал от бестолковых переругиваний и ушёл куда-то по своему дельцу, а мы решили, что настало самое время напиться до беспамятства, чему, кажется, и Сердцеедский был рад. Вот мы и занимались всем этим, пока не вернулся Шершеньев со своего дельца, отвечая на наши расспросы лишь кулаком, но, правду сказать, имеющим вид больше примирительный, нежели оскорбительный. Так мы и продолжили все вместе пить, не дожидаясь возвращения Свиристелова, про которого Шершеньев сказал, что 'пусть погуляет, ему полезно на свежем воздухе дурь остудить', и только тогда заметили, что Аня Зарницкая почему-то до сих пор не вышла из домика. 'Наверное наша дамочка спит.' - сказал Сердцеедский, и добавил, что если подходить к поведению девушки со стороны половозрастной стратификации, то в нём нет ничего необычного.
  - Кто-нибудь из вас поспешил убедиться в верности предположения Сердцеедского?
  - Сначала поспешил Головакин, и несмотря на очень пошатывающееся состояние, кропотливо исследовал дачный домик, где не смог обнаружить девушки, а обнаружил лишь старенькое пальто на кушетке, о чём сообщил нам с нескрываемой тревогой. Шершеньев тогда сказал, что девушке некуда деться из домика, и надо просто получше её там поискать, и будет всего славнее, если её поисками займётся более вменяемое существо, чем наш прекрасный дружок Головакин. Тогда я сказал, что могу сколько угодно хвастаться своей вменяемостью, но лучше докажу её на деле, после чего отправился в домик на поиски, где провёл около десяти минут, и не обнаружил девушки ни в комнатах, ни в хозяйской бытовке, ни даже в тесном чердачном скворечнике, абсолютно непригодном для человеческого пребывания, о чём поспешил оповестить приятелей. 'Лежит старенькое пальто на кушетке, которым явно кто-то укрывался совсем недавно, пока спал. - сообщил я подробности своих розысков. - Лежит старенькая шуба на диване, которой также кто-то укрывался от холода, но нынче можно со всей ответственностью сказать, что под шубой пусто, да и во всём домике никого нет.'
  - Значит, Шершеньев и Сердцеедский, будучи уверенными в наличии девушки в дачном домике, спокойно продолжали пить своё вино, пока вы и Головакин обшаривали помещение со всей неприкаянной старательностью, которой только могут обладать нетрезвые люди?..
  - Да, они всецело положились на нас и на нашу интуицию, и на первом этапе поисков мы не обманули их ожидания, и только тогда, когда стало ясно, что девушки в доме нет и быть не может, к поискам приступили все четверо - а впоследствии к нам присоединился и Свиристелов, вернувшийся с железнодорожной станции - и поиски прошли по всему периметру дачного участка и окрестностей. И поверьте мне, Евпсихий Алексеевич, что если бы девушка находилась в районе наших поисков, то мы бы её обязательно обнаружили. Но она ушла далеко за пределы исследуемого плацдарма, ушла в какой-нибудь посёлок силикатного завода, причём ушла быстро и без оглядки, предавшись каким-то вздорным обидам или надуманным опасностям. Ушла, не сообразив о том, что её уход должен вызвать настоящую панику и хлопотливую возню у тех, кто остался.
  - Но из вашего рассказа вовсе не следует, что вы слишком запаниковали. Испугались за последствия исчезновения девушки - это да, это несомненно, но не запаниковали. Напротив, вы сумели очень чётко выработать план, касающийся того, о чём можно говорить на следствии, а о чём нельзя, и благополучно придерживались этого плана.
  - Евпсихий Алексеевич, мы вели себя ровно так, как должны были вести в крайне затруднительных обстоятельствах, как ведут себя всякие нормальные люди, испытывающие хоть какую-то ответственность за своё будущее. Если вообще род людской заслуживает эпитетов нормальности.
  - Ну вот, Феофанов, ещё и на весь род людской накиньтесь! - усмехнулся Евпсихий Алексеевич. - Очень хорошо оправдывать свои поступки несовершенством рода людского.
  - И накинусь, Евпсихий Алексеевич!! - не без артистического вдохновения побагровел Феофанов, стремясь коротко и убедительно высказать всё, что в нём давно накипело. - Сердцеедский тогда просто по-мальчишески вспылил, когда обозвал нас генетическим отребьем, просто он хотел казаться умней и взрослей, чем был на самом деле, а вот я впоследствии много думал на эту тему, и пришёл к неутешительным выводам о той трансформации, что произошла за прошедшие века с родом человеческим. Собственно, она и продолжает происходить, и её деградирующие особенности ничто теперь не остановит. Помните, змей подколодный давеча только про русских толковал, как про нечто пакостное и уродующее жизнь для других биологических организмов на земле, а я бы и больше сказал: весь род человеческий - это генетическое отребье!.. буквально весь человеческий род, Евпсихий Алексеевич!..
  - Ах даже так: генетическое отребье??
  - Ненавижу людей, просто ненавижу!.. Чем больше живу, после собственной смерти, тем больше ненавижу человеческие существа, как формы исключительно несообразующиеся с полноценными принципами жизни, как маниакальных носителей атрибутов самоуничтожения. Да любая бестолковая зверушка приятней человека в тысячу раз, потому что она на интуитивном уровне постигла закон своего бытия и не хочет его разрушать, а если и уничтожает что-то, не принадлежащее ей, то строго попадая в видовые характеристики и биологические аппетиты.
  - Зверушка неразумна, и если бы не критикуемая вами соображалка в виде мозгов человека, то многие бы биологические виды на земле давно вымерли. Хотя некоторые вымирают и по вине человека - ответственности с людей никто не снимает.
  - Человеческий вид не может никого спасти в глобальном смысле, поскольку сам вымирает, генофонд стремительно ухудшается, и на это есть, как минимум, две причины. Во-первых, распространение половой распущенности и противозачаточных средств среди наиболее интеллектуально развитых слоёв населения. А во-вторых, и в главных, ослабляется естественный отбор, благодаря которому долгие тысячелетия человечество с разной степенью успеха боролось с вредными мутациями. Большинство людей с ослабленным здоровьем или с недостаточной заботой от родственного окружения, раньше просто умирали, иногда даже не доживая до подросткового возраста, и умирали, забирая с собой в могилу поливариантные болезненные нонсенсы. Но с первой половины двадцатого века затеялась социальная революция, касающаяся прежде всего развития медицины, решения проблем голода, пенсионного обеспечения инвалидов, недееспособных и малоимущих, поднялся рост потреблений антибиотиков. В результате, детская смертность, хотя бы в развитых странах, стремительно снизилась, выживать наловчились все, даже те, кто содержит в себе гены вырождения и поползновения трансверсий, и теперь естественный отбор не выполняет функций, когда-то наложенных на него природой. Но человеческий вид наловчился только подавлять болезни, а не избавляться от них, человек продолжает мутировать в строго заданном направлении, и уже не редкость, что не просто сохраняет в себе старые, привычные до обыденного шума в голове мутации, но вырабатывает новые, подкармливает их практикой гуманистических идеалов, социальными гарантиями и качественным медицинским обслуживанием. Исследователи только за прошедший год обнаружили у сотен новорождённых такие виды мутаций, которых не было - да и не могло быть - у их родителей. И все они снижают качество работы организма от мускулатуры и пищеварения до банальной фильтрации мозгом потока энергии. Тысячи генов работают ежеминутно, чтоб наш мозг функционировал в темпе, привычном для нас, а зачастую и проникая в области крайне манипуляторного сознания, и не без успеха проникая, так что вдруг начинаешь разбираться в доказательствах тернарной проблемы Гольдбаха. Но если подвергать гены даже крайне ослабленным мутационным процессам - значит бить по нашим когнитивным способностям, и подвергать человеческий род стремительной деградации. Что и происходит на наших глазах, в наше фальшивое время, играющее то в милость к падшим, то в кровавые бойни, чему я отчасти и рад, поскольку ненавижу человечество.
  На всём протяжении вспыльчивой речи Феофанова, четыре человечка сидели на диване, тесно прижавшись друг к другу, вздыхая и быстренько, чуть стесняясь, вытирая платочками внезапно рассопливившиеся носы.
  Напряжённую обстановку разрядили знакомые переругивающиеся голоса, доносящиеся из закрученных галерей лабиринта:
  - Тут-то нам куда повернуть: направо или налево?..
  - Тут можно и налево, тут мы ещё налево не поворачивали.
  - Я понять не могу, кому пришло в голову в сугубо научном учреждении устраивать лабиринты и развлекаловки?.. Вот кого мордой ткнуть во все эти затычки из кирпича, чтоб сообразил подлец, как отделять мух от котлет?
  - Чудак ты человек, хоть и прикидываешься собакой. За все эти развлекаловки дополнительная плата с посетителей взымается, а им интересно слегка себе головы поморочить.
  - Ну нельзя же так, друг ты мой ситный! нельзя всё на свете измерять денежными доходами!..
  - Да почему нельзя, когда можно?
  - Нет, я смотрю, ты совсем скурвился, я смотрю, тебе вообще на всё похрен и плевать, от кого и за что барабульки собирать, на ком зарабатывать. Будь он хоть вурдалак, хоть некрофил-самоучка или нормальный человек - лишь бы он побольше денег платил, а ты себе мошну набивал... Да вот теперь толку от твоей мошны никакого, придётся нам обоим здесь сдохнуть где-нибудь, потому что у меня уже сил нет плутать по коридорам. Только я тебе спокойно сдохнуть не дам, я из тебя всю душу вытрясу и мозги набекрень выверну... Говори, чёрт клыкастый, направо или налево нам тут поворачивать?..
  - Ну давай направо тут повернём, раз не хочешь налево поворачивать.
  - Так ты тогда и поворачивай направо, если говоришь, что надо направо поворачивать, а сам-то ты поворачиваешь налево!..
  - Это ты, дурень, ко мне своей мордой повернулся, и тебе кажется, что моё право - это твоё лево. Поворачивай, куда я поверну, и постарайся вести себя хоть чуточку достойно. Если нам и суждено будет здесь помереть - помрём с благородством отношений и взаимным доброжелательством.
  - Всё равно раньше меня помрёшь, а я тогда посмотрю, много ли из тебя доброжелательства изыдет!.. Учит меня ещё, где лево где право!..
  Голоса затихли, а Феофанов не без глумливой гордости развёл руками перед Евпсихием Алексеевичем: дескать, сами можете удостовериться, что ежели высокопоставленные черти от собственной дурости избавиться не могут и живут только для того, чтоб смерть себе накликать, то что нам говорить о простых смертных?..
  Евпсихий Алексеевич мягко отмахнулся.
  - Вы знаете, Феофанов, спорить с вами на тему будущего человеческой расы бессмысленно, да я бы и не взялся, поскольку не владею достаточными знаниями в этой области. Но вот насчёт 'генетического отребья' мне есть что сказать, тем более, если возвращаться в тот день, окутанный туманом юношеских наслаждений, когда пропала Анна Ильинична Зарницкая. Вы утверждаете, что Сердцеедский ругался в адрес Шершеньева и девушки, а вот на одном из допросов Головакин сказал, что чуть было не затеялась драка между вами и Сердцеедским, поскольку тот назвал не всю компанию, а конкретно вас 'генетическим отребьем', прикинувшись, что сказал это в шутку, а вы всерьёз взъерепенились и посулили обидчику выгребной ямы.
  - Головакин и в трезвом состоянии не слишком соображал насчёт того, что вокруг него происходило, а уж в поддатом виде мог вообразить любой вздор. Подозреваю, что протоколы головакинских допросов можно читать с тем же успехом, что и бред сивой кобылы.
  - Мне даже странно слушать, как вы нелицеприятно отзываетесь об Головакине. Разве вы не были долгое время дружны?
  - А что мне теперь - красоваться на фоне светлой памяти об Головакине, если я с ним и был дружен?.. Что такое есть жизнь для Головакина и кем конкретно он пребывает в жизни глобального назначения?.. Да никем. Ещё одно неуместное звено в цепочке, которая способна разорваться в самый непредсказуемый момент. Оттого я не понимаю вашего беспокойства насчёт судьбы Анечки Зарницкой, Евпсихий Алексеевич, что понимать мотивацию человеческих поступков, это всё равно, что на основе кляуз и анонимок сочинять учебник по психологии. Я ведь сразу приметил, что вы не только ради мемуаров вдовы Крокодиловой стараетесь, что вас и самого захватила эта девица, у вас какие-то мечтательные представления о ней возникли. Но нет реальных оснований для этих представлений, Евпсихий Алексеевич, девица была практически такая же навязчивая, но своенравная, как и все девицы в то феерическое время; она должна была соображать, что привезли её на дачу не только за тем, чтоб винца попить, но также с целью близких отношений, а значит чего-то такого и ожидала, и возможно не от одного только Шершеньева ожидала, а от всей расчудесной нашей компании. Возможно, что именно на это и надеялась, и ради этого и согласилась сесть в машину и поехать на дачу, чтоб мы все на неё посягнули любовным пылом, удовлетворили разнообразными утехами. Хотя я и сомневаюсь, что разнообразие утех для неё могло быть принципиальным фактором. К тому же, она сумела очень быстро стать настолько пьяненькой, что мы все пятеро могли трахнуть её поочерёдно, а она бы и не почувствовала ничего.
  - Разве можно не почувствовать потерю девственности?..
  - Ладно вам, Евпсихий Алексеевич, она не была девственницей, точно говорю. - рассмеялся Феофанов.
  - Откуда вы знаете?
  - Ну...Точно говорю.
  - Разве можно точно знать, была девушка девственницей или не была, если не имел с ней близости?
  - Вы вынуждаете меня покраснеть, а сами надеетесь, что я приступлю рассказывать какие-то подробности, большей частью порочащие меня самого, чем девушку, которая декларировала девичью невинность, но таковой не имела?.. Бросьте, Евпсихий Алексеевич.
  - Так уверенно может говорить про девушку только тот, кто знает о девушке достаточно много из того, что не должен знать. Феофанов, мне действительно показалось, что настало время ваших признаний в изнасиловании и убийстве Анны Ильиничны Зарницкой. Прежде всего лично для вас необходимы эти признания и последующие за ними покаяние и выдача место захоронения.
  - Да бросьте, Евпсихий Алексеевич!.. Вдове Крокодиловой свои сказки рассказывайте про изнасилование, и уж тем более про убийство. Я лично всегда был уверен, что Анечка захотела инсценировать свой побег с дачи, вот и полезла куда-нибудь прятаться, чтоб вынудить нас поволноваться, да что-то не сработало у неё, провалилась в какую-нибудь дыру, а выползти обратно не смогла. Так до сих пор в какой-нибудь яме и лежит.
  - Зачем ей было инсценировать побег?.. Вы выдумываете глупости, Феофанов.
  - Женский характер таков: любят, чтоб мужчины за ними гонялись и умоляли о возвращении. Чтоб чувствовали себя виноватыми перед женщиной всегда и за всё, и страдали от того, что не могут придумать достаточных слов, дабы вымолить прощения за своё скверное поведение. А она вдруг такая внезапно из-за угла вылезет, глазками стрельнёт: 'Ну что, мальчики, хорошо ли я вас напугала? Вот теперь будете знать, как правильно вести себя с девушками!..' Нелепицы сублимации, Евпсихий Алексеевич, ничем иным не объяснить эти свойства женского характера.
  - Ну что вы, Феофанов, разве Анечка была такая?.. Мне кажется, она была совсем не такая.
  - Да вам-то откуда знать, Евпсихий Алексеевич, какой была ваша Анечка Зарницкая?.. Вот если бы сейчас у жены моей спросить про Анечку Зарницкую, то она бы вам порассказала, какой та была на самом деле: моя жена очень хорошо её знала, они подругами были. Юленькой звать супругу мою, вместе на биологическом факультете учились, а потом поженились, жили душа в душу, пока я за этим проклятым котёнком на дерево не полез и не свалился. Вот бы вам и поговорить с ней про вашу Анечку Зарницкую, расспросить подробности-то характера, если повезёт здесь встретиться.
  'Про какую Юленьку он говорит? неужели про ту рыжую оторву, которая мне в приятельницы набивалась, а я не знала, как от неё отделаться?.. - недовольно хмыкнул голос Анны Ильиничны. - Эта сквернавка и тогда языком молола без устали, а сейчас, верно, совсем распоясалась.'
  - Обязательно расспрошу, это славно, что вы меня надоумили насчёт своей жены. -взволнованно потёр ладонями Евпсихий Алексеевич. - Она нынче где обретается? Точно ещё не померла?.. А то в вашей компании за кого ни возьмись - всех расфасовали по кладбищам.
  - Не знаю, может и померла, а может жива и с молоденькими студентами диссертации по ночам пишет. Ещё при моей жизни она заведовала кафедрой биологии в университете, на здоровье вроде не жаловалась. У Юленьки здоровья на двоих хватит - она с детства горными лыжами увлекается.
  - С горочки любит кататься, это очень хорошо. - несколько шаловливо пробормотал Евпсихий Алексеевич. - Может, и скувырнётся как-нибудь со сломанной ключицей, а затем прямым рейсом сюда отправится.
  - Вот и у вас, Евпсихий Алексеевич, имеются некоторые ёрнические колебания насчёт рода человеческого. - не без удовольствия заметил Феофанов.
  - Если только колебания. А поколебаться иногда и не вредно.
  В это время компания шустрых человечков, забыв про недавнее уныние, принялась ребячливо елозить на диване и подтрунивать друг над другом, якобы припоминая весёлые случаи из детства.
  - Я с горки на куске картона катался. - припомнил ФеофановIII. - Из магазинных подсобок коробки картонные тырил и катался. Бывало, летишь такой с горки со скоростью ветра, а внизу дерево тебя дожидается - тут очень важно вовремя увернуться, а иначе худо будет.
  - У нас один мальчик как раз так неблагоразумно с горки катался и затем в дерево влетел, и было видно, что ему очень худо. - болезненно дёрнулся ФеофановV. - Он прямо внутри дерева застрял, в расщелине какой-то, и другие мальчики не могли его вытащить, хотя за ноги крепко схватили и тянули очень сильно. Другой мальчик тогда посоветовал дерево поджечь, чтоб оно сгорело, и застрявший сам по себе вызволился из плена, и конечно все принялись это дерево жечь. Тут уж застрявшему пацанёнку стало так худо, что хуже некуда. Вернулся домой обугленный и маленько дурковатый, и уж как мамка на него ругалась - лучше бы этого никому не слышать.
  - Это что, это всё пустяки. - заявил ФеофановII, торжественно оглядывая компанию. - Мне в детстве довелось на ванне из чугуна прокатиться: одни добрые хозяева выбросили эту ванну, чтоб деткам удовольствие доставить, а другие умельцы ей дно проклеили трубной лентой для достижения первой космической скорости. Горок-то у нас не было, жили мы в деревне, неподалёку от знаменитых пастбищ Пошехонья, но зато была река с высоким берегом. С этого-то берега мы и катались кто на чём мог, а вот когда организовали аттракцион с ванной, то не было отбоя от желающих покататься. Это, друзья мои, было зрелище, равное которому не смогли припомнить ни сельские старожилы, ни работники районной поликлиники: ванна катилась вниз по высоченному берегу реки, набирая фантастическую скорость, детишки оглашали радостным рёвом окрестности в радиусе двух десятков километров, а зрители добавляли к этому рёву ещё и свои торжественно-диковатые вопли. Но вот наш удивительный болид занырнул в неожиданно возникшую береговую ямку, потерял равновесие и начал изрыгать из себя весь экипаж. Причём изрыгать строго по одному члену экипажа и придерживаясь красочного апофеоза. Когда зрители принялись вести подсчёт пострадавших и подводить итоги, то обнаружились: у одного члена экипажа сломанная ключица - 1 штука, у другого сломанная рука - 1 штука, у третьего отсутствие зубов - 7 штук, а также множественные синяки и множественные тумаки от родителей после посещения поликлиники. Эх детство, детство... вернуться бы туда хоть на часок, хоть на один полёт с крутого бережка в неспешно текучие речные воды, тёплые, словно парное молоко... Не хотите ли вы вернуться в своё милое детство хотя бы на часок, друзья мои?..
  - Это чтоб заново в задроты малолетние податься? да накося-выкуси, простофиля! - щепетильным петушком взъерошился ФеофановV и продемонстрировал кукиш.
  - Не кукарекай понапрасну, это тебе вовсе не к лицу. - обидчиво пробубнил ФеофановII. - И быдло-трюки свои оставь для кого-нибудь другого, у нас здесь компания подобралась из людей научного склада ума. Вот, пожалуйста, расскажи мне ход твоей мысли: как сработали нейронные цепочки, чтоб дать команду пальцам показать мне этот кукиш?..
  - А ты можешь объяснить мне, почему ты, инфантильное недоразумение, требуешь для себя каких-то детских забав, да ещё не прочь применить к своим хотелкам оскорбительных декламаций, касающихся сегодняшнего дня, типа: и то ему не так, понимаешь, и это ему не этак?.. Давно бы пора тебе перестать быть салажонком и научиться жить настоящим временем, оглядываясь в прошлое без истерик.
  - А вот не надо мне нотаций читать, да и вообще не лезь ко мне понапрасну. Ведь я только так былые годы вспоминаю, чтоб потешить себя и друзей, а вот если начну старину воспроизводить тютелька в тютельку, да вдобавок захочу тряхнуть костями, так от тебя живого места не останется. Ведь посуди о себе достаточно объективно: мамкино молоко ещё на губах не обсохло, а на меня с кукишем лезешь!.. А ведь я тебя в бараний рог согну!!
  - Ну, в бараний рог согнуть - много ума не надо, а вот попробовал бы ты столь же ловко, как я поиграть в 'заинька-походи'!.. Вот тогда бы мы и посмотрели, насколько ты заветам старины подвластен.
  - Что ж, я не прочь поиграть в 'заинька-походи', только давай так договоримся: если всем понравится, как я в заиньку играю, значит, я получаюсь лучше тебя во сто крат, и ко мне с этих самых пор будет всеобщее уважение. Договорились?
  - Договорились, приступай!!
  Несколько потоптавшись на месте, чтоб припомнить малейшие детали подзабытой детской забавы, ФеофановII приступил к её исполнению, невольно затягивая в хоровод и всех прочих человечков, отчего глуповатая и абсурдная игра принялась напоминать ритуальные брачные шалости.
  - Заинька наш, походи! серенький наш походи! - с шутливой торжественностью вышагивали за ведущим игроком человечки, циркулярно покачиваясь и прихлопывая в ладоши, пока ФеофановII выполнял все заданные игрой движения и позы. - Вот так да вот сяк - походи! вот тут да вот там - погляди!..
  Кажется, и их невольный папаша принялся прищёлкивать пальцами и с благодушной угрюмостью напевать:
  
  
  Заинька наш, походи!
  Серенький наш, походи!
  Вот так да вот сяк - походи!
  Вот тут да вот там - погляди!..
  Заинька, ты подбодрись!
  Серенький наш, подтянись!
  Вот так да вот сяк - подбодрись!
  Вот раз да вот два - подтянись!..
  Заинька, хлопни ладошкой!
  Серенький наш, топни ножкой!
  Вот так да вот сяк - хлопни ладошкой!
  Раз-так да твою сяк - топни ножкой!..
  Заинька наш, попляши!
  Нукась, серый, согреши!
  Вот так да вот сяк - попляши!
  Вот с той да вот с этой - согреши!..
  Заинька, ты улыбнись!
  Серенький наш, поклонись!
  Вот так да вот сяк - улыбнись!
  Тем да этим, нашим-вашим - поклонись!..
  
  В самый разгар заячьего плясанья и топанья, Евпсихий Алексеевич, наблюдающий за играми человечков, сидя на высоком мягком кресле, отчётливо услышал за своей спиной нескладно сдавленный смех, напоминающий птичий клёкот.
  - А ну-ка тихо!! - остановил строгим окриком Евпсихий Алексеевич разбаловавшихся человечков. - Это кто там у вас, за креслом прячется?..
  - Никого там нет, Евпсихий Алексеевич, вам примерещилось, что вы. - явно занервничал Феофанов.
  - Как же мне могло примерещиться, если я отчётливо слышал чей-то хохот и поскрипывание?
  - Может в кресле что-то скрипнуло, пружинка какая-нибудь? - предположил ФеофановIV, пытаясь испуганно подмигнуть нахмурившимся братцам. - Работнички на мебельных фабриках понатыкают пружинок-то сколько не жалко, а они скрипят без устали. Тут уж чего только не причудится.
  - Ну-ка ещё тише! - угрожающе вытянул указательный палец Евпсихий Алексеевич. - Разве вы ничего не слышите?.. Несомненно что-то скрипит за креслом, но можно сказать точно, что это не пружинка. Давайте-ка взглянем!..
  И Евпсихий Алексеевич решительно отодвинул кресло от стены, направил туда свет лампы торшера, присмотрелся и вздрогнул от неожиданности: в стене за диваном находилась тесная нора, скорее напоминающая подзабытую подвальную каморку с низким табуретом и узким письменным столом, за которым восседало шустрое существо, размером с упитанную крысу. При помощи допотопной чернильцы и гусиного пера существо записывало что-то бисерное с докучливым скрипом в длинный свиток, сползающий одним концом на пол, и явно наслаждалось своей работой. Впрочем, на неожиданных гостей оно отвлеклось без всякого сожаления, повернулось к ним мордочкой, преисполненной смешливого лукавства, и произвело тот самый странный смешок, на который обратил внимание Евпсихий Алексеевич. Каморку освещал неунывающий огарок сальной свечи, который и создавал некоторое подобие творческого уюта, но невыносимый запах захиревшей кислятины, портил всё впечатление от старательного работника.
  - Кто это?? - Евпсихий Алексеевич ткнул пальцем в существо.
  - Да никто по сути. - замялся Феофанов. - Мы однажды с ним встретились случайно и познакомились, поболтали о каких-то пустяках, а затем из виду потеряли, а он оказывается здесь прячется.
  - Нет, Феофанов, не держите меня за дурачка, вы всё прекрасно знаете про это существо, и явно подкармливаете его, вид-то у него не голодный... Итак, признавайтесь: кто это?..
  - Ну... Это что-то вроде сказочника здешнего, сочинителя. Бумагу марает целыми днями, а прозывает себя писцом. Типа должность такая административная.
  - Туттивиллиус-писец! - расторопно соскочило с табуретки существо и, плутовато сочетая служебную почтительность с чванливой надменностью, представилось: - В табели о бесовских рангах нахожусь на высоком месте, и попрошу мною не манкировать.
  - Что же вы в норе прячетесь, если такой высокий ранг имеете?
  - Завистники достают, вот и вынужден прятаться. - с грустью, но, однако, и не без удовольствия сообщил Туттивиллиус. - Практически непрерывно выдумывая новые слоги, слова, стихи - всё, что не дано придумать иным земным сочинителям на протяжении всей жизни, я тщательно записываю и обрабатываю, и даже остаётся немножко времени на архивизацию. Естественно у меня огромное количество завистников, стремящихся укоротить мой талант или даже вовсе предать его общественному порицанию, как нечто вредное и опасное.
  - Ну это-то понятно про завистников. А для чего вы столь активно придумываете новые слова?
  - Чтоб иметь новые необычные знания, которые, при необходимости, можно будет запросто стереть.
  - Зачем же иметь возможность знать то, что однажды окажется никем не узнанным?
  - А затем, что от любого исчезнувшего знания остаётся след. Пускай это будет некий обобщающе-иносказательный смысл, которым мы загружаем друг друга, не ведая его истинного значения, но если он уже сидит внутри нас и творит свои проделки, то мы невольно и каждодневно применяем в своих поступках и речениях то, что по всем законам бытия должны были напрочь позабыть.
  - И тем самым вы лишаете человека иногда очаровываться собственной гениальностью?..
  - Да, мне утешительно до щенячьего восторга знать, что я один управляю миллионами и даже миллиардами умов, и мне решительно не хочется, чтоб хоть кто-то из этого миллиарда возомнил себя кем-то великим и сверхспособным.
  - Почему же?
  - Потому что это порождает диктаторов. А их и так слишком много - и на земле и даже в аду. Если я регулирую численность кровавых фанатиков, то моя работа идёт всем на пользу.
  - Но нет ничего безупречно целого и нерушимого, а каждая частность имеет характер временного - что в жизни, что в смерти - и нет нигде ничего постоянного. - произнёс Феофанов, словно не прекращая давнего спора с жеманящимся сказочником. - Я сегодня могу рыдать взахлёб над растерзанным трупом девочки, а завтра могу гоняться с палкой по тёмным аллеям за случайно выбранной жертвой.
  - Именно поэтому я когда-то помог свалиться тебе с дерева и умереть. - неожиданно сообщил Туттивиллиус. - Именно для того, чтоб ты однажды не вызрел в себе желания убивать людей десятками и сотнями. Я спас тебя, Феофанов, сочинив твою смерть. Береги меня, чтоб я продолжал спасать и тех из людей, которые тебе по-прежнему дороги, несмотря ни на что.
   'Экая продувная компания тут подобралась! - задумчиво пробормотала Анна Ильинична, вызывая и у своего друга вороватый прищур. - Наблюдайте за ними внимательно, Евпсихий Алексеевич, поскольку за их словоохотливой маскировочной интонацией кроется коварство.'
  Но тут произошло и вовсе неожиданное событие, поскольку в комнатку завалилась изрядно запыхавшаяся парочка, в которой сразу узнавались Жучка и клыкастая особа. Плутание по лабиринту сказалось на них плачевным образом: они до чрезвычайности замарались остатками чей-то жирной еды, киселём, овощными кореньями, носы их были испачканы яркой масленой краской, а уши покрыты паутиной. Оба кипели от злости и пытались быстренько отдышаться, чтоб с новыми силами прорываться из закорюк лабиринта и надавать кому-нибудь по шее.
  - Посмотрите, кого я тут нашла! - мгновенно навострилась на каморку с Туттивиллиусом буркаластая Жучка. - Я этого красавца за версту учуяла и знала, куда ноги рвутся, не то что мой приятель - бестолочь клыкастая, всё меня налево повернуть хотел. Вот сам теперь и поворачивай налево сколько захочешь, а я тут установлением законности займусь. И причём с тенденциозным глумлением займусь - уж не обессудьте!!
  - Вот вы где у нас прячетесь, голубчики?? - обрадовалась клыкастая особа, вооружившись игриво-угрожающим настроением Жучки. - Вот я вижу, Феофанов, что ты со мной задумал интриговать, возможно и искоренить меня хочешь с занимаемой должности, отчего и прячешь здесь подлюку Туттивиллиуса. Да вот сам теперь убедись, что со мной интриговать смысла нет, я беглеца без труда нашёл, а теперь накажу без всяких скидок на звание и чин. Но и для тебя настало самое время в обосратушки-перепрятушки поиграть, призадуматься о будущем!.. Эх, Жучка-дружище, не напрасно мы с тобой полдня по лабиринту болтались, извазюкались да мозоли натёрли. Что не делается - всё к лучшему.
  - Всё нам к лучшему, на всё мы горазды! уж не обессудьте! - повторила Жучка экивок на тенденциозное глумление.
  Туттивиллиус побледнел и сник, ожидая неминуемых репрессий, а вот Феофанов сохранял полнейше спокойствие, только подал знак четырём человечкам, чтоб они потихоньку убрались из комнатки, что те и сделали, не вызывая, впрочем, препятствий со стороны клыкастой особы.
  - Туттивиллиус, душечка! - клыкастая особа принялась с чопорной угрожающей деликатностью помахивать плёткой, внезапно очутившейся в её руке. - Пойдём домой, а я тебе по дороге расскажу, что такое дисциплина и почему она требует к себе трепетного отношения.
  - А может не надо? - замялся Туттивиллиус, намереваясь попросить прощения и всплакнуть.
  - Обязательно надо. - вздохнула клыкастая особа. - И поверь, что я не настолько фигляр, чтоб мне нравилось поучать кого-либо посредством лёгких телесных наказаний, но у меня есть не только служебные привилегии, но и обязанности. Если я требую строгости исполнения закона от других, я требую того же самого и от себя.
  - Позволь мне ему нос расквасить, а то он расшмыгался чересчур. - попросила Жучка у приятеля, враждебно ворча на Туттивиллиуса, совсем впавшего в ступор. - Из-за тебе, сволочь, мы вторую неделю работаем без выходных. Я к брату на свадьбу не смогла съездить - отделалась только поздравительной открыткой. Как ты думаешь, брат остался мною доволен?.. Я думаю, что проклял он меня и пожелал, чтоб глаза его таких как я не видели. И это ведь родной брат, родная кровинушка!!
  - А может и не проклял? - промямлил Туттивиллиус.
  - Проклял. - утвердительно тявкнула Жучка. - И всё из-за тебя!!
  - Давайте-ка я вмешаюсь в этот бардак, поскольку уровень приключающейся глупости уже зашкаливает. - небрежным движением руки Феофанов выхватил плётку у клыкастой особы и в один удар переломал её об колено, что вызвало у присутствующих изумлённое аханье. - Не бойся этих тупиц, Туттивиллиус, а вспомни чему я тебя учил, когда мы разговаривали о борьбе добра со злом. Я ведь не учил тебя дожидаться от врага милости, а доказывал, что ты можешь нападать первым, поскольку имеешь к тому все способности.
  - И вправду, Феофанов, ты меня очень ловко убедил в том, что я имею способности избавляться от врагов. - согласился Туттивиллиус, потихонечку принимая вид нахальный и самозабвенный.
  - Просто ты их неохотно применяешь, ты иногда думаешь, как бы чего не вышло против тебя, когда ты собираешься организовать что-то против других. Но сейчас настало время совсем не рефлексировать на этот счёт, а браться за уничтожение врагов со всей имеющейся у тебя силой.
  - Феофанов, ты прав как никогда, и мне сейчас очень требуется избавиться от врагов.
  - Ну так действуй!! - уже переломанную плётку Феофанов вновь треснул об колено, разломал на четыре части и залихватски отбросил в сторону.
  - Это ещё что?? - черепашьим ходом попятилась Жучка к выходу.
  Туттивиллиус принялся энергично и с морозящим хрустом вращать лопатками спины, отчего у него визгливо выпростались крылья задиристого упыря, когти на лапах блеснули безжалостным серебром, а шёрстка на шее вздыбилась звериной гривой. Туттивиллиус начал злостно плеваться, фыркать, выдувать из ноздрей тонкие и натужливые столбцы дыма, приобретающие на лету различные цветовые диффузии и запахи, а когда клыкастая особа с Жучкой застыли в потрясении от увиденного, то взялся выводить отчаянно скрипящим пером в раскрытом свитке коротенькие куцые слова, выстраивающиеся в беспрерывную петлистую вереницу, которая очень скоро обернулась рисунком языкастой пасти, застывшей в спазматическом голодном страхе. Но крайне обманчивой оказалась неподвижность накарябанного впопыхах рисунка: удушливо-тонкий, чувствительно заострённый язык вдруг вздрогнул, словно ошпаренный, резко вывалился из пасти, вырвался за пределы свитка, удлинился до невероятно монструозных размеров и одним махом слизал Жучку и клыкастую особу, не оставив от них в лабиринте ни следа. После чего убрался обратно в нарисованную пасть, удовлетворённо застыл, а свиток скрутился до размеров приличного соснового бревна и рассыпался в пыль.
  - Ну вот, с одной неприятностью управились. - с удручающей весёлостью произнёс Феофанов и пристально взглянул на Евпсихия Алексеевича. - Теперь пришёл черёд управиться с другой.
  - Простите? - не сразу сообразил Евпсихий Алексеевич, кому теперь угрожает Феофанов. - У вас имеются ко мне какие-нибудь претензии?.. Вы бы не пялились на меня слишком уничижительно, я в ваших интригах с местным руководством участия не принимал.
  Феофанов натужно сгримасничал, выказывая, что его претензии к Евпсихию Алексеевичу проистекают гораздо дальше рабочих стычек и недоразумений с клыкастой особой.
  - Зря вы, Евпсихий Алексеевич, затеяли всё это. Лежали бы сейчас смирненько у себя в могилке и подслушивали за земными невзгодами, наслаждались бы вечным покоем. Это хоть и мёртвая жизнь, но какая-никакая жизнь. А теперь вот обернулось ваше любопытство против вас же.
  - Что вы хотите сказать, Феофанов? - оробел Евпсихий Алексеевич.
  - Зря вы, Евпсихий Алексеевич, про изнасилование Анечки Зарницкой заговорили, не стоило бы вам ворошить прошлого. Только время способно дать сокрытому знанию выход, а вы захотели опередить время, запутались в собственных фантазиях и выводах, и лезете со своими обвинениями к тому, к кому ни в коем случае не стоило бы лезть. Да вот я теперь в этих местах вроде как за самого главного начальника, и я знаю, что мне с вами сделать, а Туттивиллиус мне поможет. Всё, что вы тут успели от меня услышать, а уж тем более всё, что себе навооброжали на мой счёт - всё здесь надолго и останется!!
  - Феофанов, бросьте, правду не сокроешь. После меня заявится кто-нибудь другой, и выведает про ваше преступление, а тогда ещё может и хуже для вас получиться.
  - В том-то и вся штука, что не было с моей стороны преступления, а вы, Евпсихий Алексеевич, как видно, мастер поклёпы возводить. Да только я пресеку решительно и вас и ваши поклёпы.
  - Не вздумайте, Феофанов, ко мне с кулаками лезть. Я сдачи дам.
  - Нет, я на кулаках драться не мастер, у меня с координацией движений не всегда всё просто, оттого, наверное, и с дерева свалился, хотя и инфаркт тоже свою гиблую роль сыграл. Оказалось, что я очень нездоровым человеком был при жизни, хотя и не слишком задумывался на сей счёт, а вот за срок пребывания в Тартарары обнаружились причины, чтоб я хорошенько задумался о своём будущем и не позволил пустить его на самотёк. Я ведь не зря Туттивиллиуса у себя приютил, я догадывался, что рано или поздно он мне пригодится. Сами видели, как он ловко расправился с этими назойливыми тупицами. Не правда ли, Туттивиллиус, ты ловко с ними расправился?
  - Совершенная правда! - ощерился Туттивиллиус. - И внутри очень необычная лёгкость существования образовалась, я теперь готов кому угодно задать трезвону и показать, что почём.
  - Сомневаюсь, что вы и ваш крысёныш на меня посягнуть способны, я ведь не из компании чертей, я подвластен несколько иным законам. - попробовал намекнуть на свой необычный статус Евпсихий Алексеевич, но от волнения не смог сообразить, как сделать это наиболее доказательно.
  - У нас законы для всех одинаковы. - строго изложил Феофанов. - А поскольку в этих краях я теперь за главного начальника, то принимаю решение лишить вас всяческого существования без малейшей возможности оборотить дело вспять.
  - Что-что? - заикнулся Евпсихий Алексеевич, а взъерошенный голосок Анны Ильиничны потребовал срочного бегства Евпсихия Алексеевича от этих самовлюблённых психопатов.
  Тут очень кстати для коварных замыслов Феофанова вернулись в комнатку четыре человечка, но не с пустыми руками, а с мотками крепких охотничьих верёвок, которыми наспех и повязали Евпсихия Алексеевича, предварительно сбив с ног. Затем ФеофановV смастерил из скомканной бумаги кляп, чтоб заткнуть рот Евпсихию Алексеевичу, намеревающемуся наговорить умопомрачительных угроз.
  - Вот за моду себе взяли в научных учреждениях шуметь да бузить. - пожаловался на надоедливых посетителей ФеофановIII. - Не хорошо это, не допустимо ни в коем разе, а уж как сказывается на репутации - так только человек без стыда и совести об этом не тревожится.
  - Взяли себе за моду в чужой монастырь со своим уставом приходить. - согласился ФеофановIV. - Это же реально какое-то поветрие сейчас нашло, что кругом люди без стыда и совести, а проще сказать: сатанисты-онанисты доморощенные, и никак их не угомонить. А что-то с этим делать надо. И как можно быстрей.
  - Вот здесь у меня имеется интересный документ, расписанный по дням и минутам, заполненный поступками, высказываниями и даже мыслями, которые не хотел бы доверять своей собственной памяти. - Туттивиллиус вытащил из внутреннего кармана заношенного сюртука скромный кусок пергамента и продемонстрировал его сердито мычащему пленнику. - И здесь расписан весь ты, Евпсихий Алексеевич: этот документ удостоверяет твою жизнь с первого дня рождения до того самого момента, как ты проник сюда, и нет в нём упоминания о твоей смерти. Так что получаешься ты обманщик, Евпсихий Алексеевич, но это дело мы поправим. Ибо мне достаточно стереть всего-то одну буковку из этого пергамента - посмотри, Евпсихий Алексеевич, достаточно всего-то одной буковки - как исчезнет частичка твоей жизни, твоей осязательной реальности, а вместе с ней исчезнет и частичка твоей плоти!.. А уж если я сотру одну строчку из этого пергамента, то исчезнет целый кусок твоей бренной оболочки, полновесный отрывок твоей жизни; а вот когда сотру всю страницу, Евпсихий Алексеевич, то исчезнешь и весь ты. Совершенно. Дочиста.
  'Он вас не обманывает, Евпсихий Алексеевич, я здесь насмотрелась на этаких бесенят, и они угроз на ветер не бросают. - затараторила Анна Ильинична, побуждая друга к решительным действиям. - Разоблачайте свою внутреннею волю, напрягайте сознание и уноситесь отсюда что есть мочи.'
  - Прощайте, Евпсихий Алексеевич! - с куртуазной насмешкой раскланялся Феофанов. - Если вам и доведётся когда-нибудь встретиться с Тем, Кто вас создал, то передайте ему моё неудовольствие его работой, касающейся не только вас лично, Евпсихий Алексеевич, но и всего человечества. Дрянь, а не работа!..
  Туттивиллиус быстрыми штрихами, словно потоками шквального ливня, принялся вычёркивать орнаментально-мудрёные слова из пергамента, и Евпсихий Алексеевич, косясь взглядом на свои ноги, увидел, как с резкой поспешностью, словно взбудораженный художник ластиком удаляет карандашный рисунок на бумаге, сначала исчезли ступни ног, затем лодыжки, голени, коленки, и вот принялись растворяться в воздухе мышцы на бёдрах со всеми тончайшими нервными сплетениями и волокнами.
  Тогда Евпсихий Алексеевич, едва переводя дыхание от прихватившей жути, вонзился мысленным криком в воображаемый центр собственного Я, с напряжением отточенной пулемётной очереди затряс головой, отчего реверберационные болезненные шумы произвели зачатки метапсихики, что с бешеным трезвоном завертелись в голове, как белка в колесе, преобразовали все недавно пройденные тоннели лабиринта-бестиария в тоннели сознания, проскользнули в нервный центр всей накопленной мудрости Евпсихия Алексеевича, детерминировались в силу автоматического катапультирования и вытолкнули тело Евпсихия Алексеевича из гроба.
  Тело вылетело строго вверх, по прямой; причём, сначала гробовая крышка, с прошмыгнувшим деревянным звоном, ударилась об потолок, проделала в нём лёгкую вмятину и рухнула вниз, на Евпсихия Алексеевича, удостоверяя крепость его лба, после чего была отброшена прочь пинками обеих абсолютно полноценных ног незадачливого путешественника. А вот уж затем и сам Евпсихий Алексеевич стремительно взлетел до потолка, чуть ли не влип в него безотчётно раскоряченным телом, рявкнул от несусветной боли, отбрыкнулся, успел подумать за что же ему всё это, но не успел найти ответа, и только тогда успешно повалился вниз, на пол. На полу его встретила пара башмаков, которые Евпсихий Алексеевич деликатно снимал перед тем, как возлечь в гроб, а сейчас носок одного башмака с бесцеремонностью тупого режущего предмета вонзился Евпсихию Алексеевичу в позвоночник, а подошва второго хлобыстнула по самому болезненному месту тазобедренного сустава.
  - Ну вот я и дома. - сказал Евпсихий Алексеевич и застыл на несколько минут в абсолютной неподвижности.
  Дома всё было по-прежнему, тихо и уютно, весенняя капель за окнами притягивала к себе замусоренный и несколько вспотевший вечер, фонари казались обалденно высокими, стройными и способными осветить половину вселенной. Когда боль в теле унялась и рассудочные движения принялись нашёптывать что-то о полной фикции и профанации всего того, что происходило в последнее время с Евпсихием Алексеевичем, он прогнал вредные мысли прочь, а убедился в том, что продолжает пребывать в трезвом уме и светлой памяти.
  - Анна Ильинична, со мной всё в порядке, не беспокойтесь. - перед тем как уложить крышку гроба на место, Евпсихий Алексеевич рассеял возможную тревогу у своей приятельницы и заодно уведомил о планах на завтра. - Я, знаете ли, до чужих жён не охотник, но Юленьку Феофанову обязательно завтра проведаю. В этом деле без неё никак не обойтись.
  И Евпсихий Алексеевич отправился спать.
  
  ВВЕРХ
  
  На следующее утро Евпсихий Алексеевич вскочил с неожиданно издевательской бодростью, размял позвоночник коротенькой, но интенсивной физзарядкой, шутливо пробарабанил пальцами по крышке гроба, пожелав тем самым Анне Ильиничне доброго утра, и отправился на кухню, поскольку за вчерашний день изрядно переволновался и проголодался. Евпсихий Алексеевич внимательно осмотрел презрительно бурчащий холодильник и шкафчик для хранения всяческих макарон и круп, оценил количество чайно-кофейного барахла и остался доволен своей запасливостью. Затем успешно разморозил в микроволновке и зажарил на сковороде приличный кусок говяжьего филе, с прошлого месяца поджидающего в морозильной камере своей участи, приготовил что-то вроде рисовой каши, хотя стремился отварить просто рис с небольшим количеством сливочного масла и тёртой морковки, но отвлёкся на размышление о предстоящем поиске жены Феофанова, и когда опомнился и ткнул вилкой в кастрюльку, убедился, что ему предстоит употребить кашу.
  - Ну и ничего страшного, пусть будет так. - согласился с предложенными обстоятельствами Евпсихий Алексеевич; к тому же говяжье филе вызывало приятное слюнотечение, без уговоров отправилось в рот и с аппетитом скушалось.
  Несложные поиски в интернете выдали Евпсихию Алексеевичу порцию последних новостей из университета, и в одной из них наличествовало фото с Юлией Феофановой, живой и здоровой, прибывшей в столицу на научную конференцию и размышляющей на тему наследственности и естественного отбора. На фото было заметно, что слушателей у Юлии Феофановой оказалось не слишком много, отчего она с проникновенной печалью поглядывала на зажравшуюся столичную аудиторию.
  - Уже хорошо, что ты жива, моя ненаглядная. - обрадованно проглотил остатки говядины Евпсихий Алексеевич и незамедлил сообщить о своём открытии в гроб, тут же добавив извиняющимся тоном, что понимает толику нерасположенности Анны Ильиничны к разыскиваемой персоне, но обстоятельства складываются так туго, в плане следственных выводов и улик, что не приходится быть щепетильным.
  Должно быть, Анна Ильинична не стала возражать, во всяком случае Евпсихий Алексеевич ничего такого не почувствовал. Теперь надо было выдумать вескую и убедительную причину его встречи с Юлией Феофановой, поскольку должность доцента кафедры биологии предполагала излишки умственной проницательности.
  - Допустим, что у меня на днях умерла бабушка, и оставила наследство всем близким и дальним родственникам, среди которых обнаружилось имя Юлии Феофановой, о существовании которой раньше никто и не ведал. Это серьёзная причина для знакомства.
  Очень чётко Евпсихию Алексеевичу представилась эта заботливая, украшенная седыми жиденькими кудряшками, старушка, гордо восседающая на предсмертном одре и зачитывающая, взмокшему от усердия, нотариусу список всех родных и близких. Всех, кого решила запросто облагодетельствовать - близких и дальних, любимых и не очень - и уже на последнем издыхании припоминающая некую Юлию Феофанову. Задорную и вменяемо-ласковую девчушку, развлекающую своим поведением и детским лепетом всё многочисленное население коммунальной квартиры, которая внезапно испытала дружескую привязанность к тогда ещё молодой старушке, а по сути говоря, ещё невинной девице, едва отошедшей от траурного сиротства и занудных наставлений опекуна. Кто же тогда знал, что эта очаровательная и очень непосредственная девчушка станет доцентом кафедры биологии, будет сочинять серьёзные научные труды и получать престижные премии, и вряд ли будет ждать каких-либо преференций от позабытых детских чувств?.. 'И не забудьте отписать в завещании для Юленьки, - сумеречно бормотала просветлённая старушка, теребя нотариуса за палец. - то самое янтарное колье, что мне подарил на пятидесятилетний юбилей Мотя Ротшильд, который был в меня маленечко влюблён.' Разумеется, стоимость колье переваливала за все мыслимые суммы.
  - Именно таким образом всё это я и опишу вашей бывшей подруге. - Евпсихий Алексеевич красочно поведал историю усопшей старушки Анне Ильиничне, причём чуть ли не уверовав в её абсолютную подлинность.
  Анна Ильинична и на этот раз не выказала своего недовольства.
  Дозвонившись в секретариат университета и деловито представившись полным именем, Евпсихий Алексеевич попросил срочно соединить его по университетской связи с Юлией Феофановой, поскольку имеет важный повод для разговора, а номером личного её телефона почему-то до сих пор не обзавёлся. Раздражённо пробурчав, что тут таких не водится, секретарша бросила трубку, а Евпсихий Алексеевич, мастерски изменив голос, позвонил повторно и потребовал решительных объяснений от высшего университетского руководства, касающихся ситуации со студентом Ивановым. 'Ивановых у нас много. - уже тоскливо-перепуганным голосочком выговорила секретарша, сдерживая свой продувной темперамент. - Вы за конкретно какого Иванова заступаетесь и кем он вам доводится?' Евпсихий Алексеевич заявил, что это не принципиально важно в данной ситуации, кем ему доводится студент Иванов, хотя он и доводится родным сыном, причём любимым сыном, и определённо заслуживающим эту любовь, но сейчас важно то, что студент Иванов недавно принимал участие в чемпионате по препарированию лягушек, и занял на нём первое место, с которого, впрочем, был дисквалифицирован на следующий день, подвергнут остракизму и насмешкам со стороны непутёвых товарищей, а первое место досталось сыну проректора, который при одном виде лягушек обычно выпадает в стерильно-бесчувственное состояние. 'К тому же, я - как отец студента Иванова и благородный человек - должен выразить своё особое недовольство преподавательскими методами вашего университета, - вошёл в азарт демагогического фразёрства Евпсихий Алексеевич. - которые не способствуют творческому подходу к знаниям, а являются побочным следствием коррупционно-ретроградной системы, и ставят родителей учащихся в непозволительное положение, когда родители оказываются бессильными в защите своих чад от несправедливости, отчего нарушается родительский воспитательный авторитет.' Секретарша тут же заметила, что и она сама в какой-то степени будущая мать, что ей понятны тревоги отцов за сыновей, что упрёки в несовершенстве образовательной системы и ей иногда приходят на ум, но нельзя же, в конце-то концов, быть голословными обвинителями сразу всего и вся. 'А ещё попрошу заметить, - перебил секретаршу Евпсихий Алексеевич. - что когда потребовалось для показательных научных опытов отрезать уши у выхухоли, заражённой невритом преддверно-улиткового нерва, то именно студент Иванов взялся за эту, прямо скажем, негуманную операцию, тогда как прочие студенты трусливо прятали руки в карманы и притупляли глаза. Но вот в результате студенту Иванову не был поставлен зачёт, с явной предвзятостью были отмечены его невольные промахи и неосторожное обращение со скальпелем, и лишь милостиво разрешили забрать домой отрезанные уши больной выхухоли!.. А на кой чёрт они нам дома сдались, вот как вы думаете?' Поток претензий, касающихся судьбы студента Иванова, у Евпсихия Алексеевича прекратился только тогда, когда у секретарши лопнуло терпение, и она спросила, на каком конкретно факультете учится столь незаурядная особа, а поскольку Евпсихий Алексеевич назвал факультет биологии, то мгновенно выдала личный телефон доцента кафедры биологии, то бишь Юлии Феофановой, дабы напрочь отвязаться от студента Иванова, трудно усвояемых эскапад его папаши и бесхозных ушей выхухоли.
  - С этого и надо было начинать. - проворчал Евпсихий Алексеевич.
  В секретариате повесили трубку, вытащили из шкафчика письменного стола двухсотграммовую бутылку конька и выпили залпом.
  - Алло, здравствуйте, вы меня не знаете. - представился Евпсихий Алексеевич, когда дозвонился по выданному номеру, и с тщательностью исследователя, у которого амёба под микроскопом вдруг затряслась в нервно-эпилептическом припадке, выговорил Юлии Феофановой весь рассказ о бабушкином завещании, о том, что родственники уполномочили его разыскать никому доселе не известную девочку Юлию, по понятным причинам ставшую уже давно не девочкой, дабы вручить причитающееся ей по закону колье. - Хорошенько обдумайте услышанное от меня и сообразите, имеется ли у вас шанс быть той самой Юлией Феофановой, столь близко пришедшейся по сердцу нашей милой старушке, поскольку про других Юлией Феофановых в этом городе я ничего не слышал.
  Разузнав как зовут умершую благодетельницу, и откуда она родом, собеседница Евпсихия Алексеевича отвергла родственные связи, но поскольку что-то где-то могло странным образом и проясниться, пригласила Евпсихия Алексеевича на личную встречу, причём буквально сегодня, поскольку рабочий день её короток.
  - Я прибуду незамедлительно. - пообещал Евпсихий Алексеевич, придал лицу выражение неоспоримой просветительской этики и отправился к жене Феофанова с веточкой весенней астры в руках.
  Томительным и холодным ожиданием встретил Евпсихия Алексеевича вестибюль университета. Стрелки огромных часов, намертво прикованных к стене, шевелились только тогда, когда пробегающие мимо студенты отмечали хлопками в ладоши наличие занимательного персонажа с дурацкой веточкой астры и, кажется, дерзко зубоскалили на его счёт. А затем в вестибюле появился неповоротливо-рыжий котяра, бесцеремонно плюхнулся напротив Евпсихия Алексеевича и уставился ему прямо в глаза, и всё только для того, чтоб через минуту презрительно скорчить рожу и уйти, поелозив задней лапой. Евпсихий Алексеевич насчитал четырнадцать зевков у охранника на вахте, поприветствовал кивком головы незнакомого вальяжного старичка в ответ на его приветствие, как наконец-то появилась ожидаемая особа, спускающаяся с лестницы цепкой, напористой походкой, одетая в недешёвый модельный костюм робко-обтягивающего джинсового фасона и нагловатые высокие ботфорты.
  - Очень рад нашему знакомству, вы прелестно выглядите, и я безусловно вами навеки очарован. - выразил причитающуюся порцию любезностей Евпсихий Алексеевич. - Позвольте, я буду называть вас просто Юленькой?.. Это не оттого, что я фриволен характером, а просто для лёгкости общения, предполагающего всё-таки обнаружить некую связывающую нас нить, поскольку наличие вашего имени в завещании требует решительных действий с моей стороны. Так удачно совпало, что я отпуск получил на работе, хотел к Чёрному морю съездить отдохнуть, да тут бабулька изволила отойти с миром, а волю умершей надо исполнять в строгом соответствии с законом.
  - Юленькой?.. Давно меня никто не называл Юленькой, но именно вам мне почему-то хочется это дозволить. - доцент кафедры биологии нехотя сменила стерильно-бесчувственный взгляд на многообещающее движение бровей.
  - Спасибо, Юленька!.. Умная и прелестная женщина - это редкость в наше время!..
  Сколько бы не было сейчас лет Юлии Феофановой, она сумела вызывающе красиво достигнуть возрастной зрелости и несомненно не знала недостатка в мужском внимании. Изысканные рыжие локоны, придающие облику притягательную и обманчивую безалаберность, расцвечивались яркой зеленоглазой хитринкой, способной вдруг заострить взор на собеседнике на несколько секунд, достаточных чтоб оценить его биоконстанту в полном объёме, и оставить в полнейшем замешательстве. Впрочем, и Евпсихий Алексеевич подтянулся и принял вид достаточно презентабельный, хотя и смахивающий на длинношеего шахматного короля. Евпсихий Алексеевич вооружился провокационно-назойливым взглядом, галантно шаркнул ножкой и потянулся к ручке для поцелуя, но Юленька Феофанова строгим педагогическим жестом пресекла поползновения Евпсихия Алексеевича, хотя и была не прочь, чтоб Евпсихий Алексеевич продолжал в том же духе.
  - Итак, вы совершенно не помните, чтоб по соседству с вами жила любезная обходительная старушка, которой бы вы напевали всяческие потешные песенки и с которой бы делились своими детскими несуразностями?..
  - Евпсихий Алексеевич... хотя, позвольте и мне вас звать просто Евпсихием?.. Если особа, умершая несколько дней назад, прожила долгую благообразную жизнь и на момент смерти являлась самоочевидной старушкой, то некоторое количество лет назад, когда я была девочкой, эта старушка была вовсе не старушкой, а достаточно молодой женщиной, годящийся мне в матери, и потому вам необходимо более точно описать портрет вашей родственницы, припомнить какие-нибудь особые приметы или привычки, чтоб и в моей памяти возник хоть какой-то ассоциативный ряд.
  - Какие же могут быть особые приметы у старушки? - замялся Евпсихий Алексеевич, уже настолько свыкшийся с образом седовласой благодетельницы, что не понимал, как без ущерба для дальнейшего мифотворчества определить её в портрет молодой женщины. - Очень позитивная была старушка, придерживалась многогранных интересов, любила возиться с внуками, да и вообще обожала всяческих детишек, поскольку именно в них наблюдала ту счастливую непосредственность бытия, от которой с возрастом ничего не остаётся. Признаюсь, что из всей своей родни, я именно к этой старушке испытывал самые нежные чувства, всегда восхищался её просветлённым, даже торжественно-блаженным подходом к жизни, и стремился брать в этом пример, хотя бы потому, что не так много настоящего счастья, чтоб совсем пренебрегать счастьем выдуманным.
  - То есть, Евпсихий, кроме кровных уз, вы цените свою бабушку ещё и как человека, обладавшего необычным даром жить благодушно?
  - Несомненно, что я её ценю за невероятный дар благодушия, впрочем, очень свойственный всей нашей родне в той или иной степени, и хотел бы чтоб и меня ценили за дар благодушия, и потому стараюсь ни от кого не скрывать этой своей черты характера.
  - Вот теперь вы должны знать, Евпсихий, почему практически сразу мне понравились, отчего я почувствовала эту вашу удивительную привязанность к светлой стороне бытия, к положительно чётко установленному порядку вещей... а всё потому, что я сама принадлежу к позитивно мыслящему классу людей, хотя и не часто сталкиваюсь в своей жизни с позитивом, что дома, что на работе... - свою пространную речь Юлия Феофанова выговаривала задумчивым речитативом, раздражающим только в первую минуту, а затем настолько плотно обволакивающим слушателя, что лишал всякой воли к сопротивлению. - Конечно, в жизни случается разное, и от несчастий никто не застрахован, и любая безделица может обернуться всесокрушающей лавиной, но нужно просто повторять себе, повторять снова и снова, что главное - это здоровье, а ты, Юленька, слава Богу, ещё здорова, ещё активно мыслишь и готова к решительным поступкам. Ведь именно так мы и должны относиться к себе, к своим радостям и несчастьям - не правда ли, Евпсихий?.. ведь не бывает ёлка весь год нарядной, не бывает май бесконечным, нет у бесконечности начала и конца, и всё когда-нибудь исчезнет вместе с нами, потому что никто кроме нас не способен оценить существование чего-либо, даже бесконечности... даже если кто-то случайно чернила пролил, кляксой по столу размазал, то он не должен за это переживать, а должен просто пойти в магазин и купить себе новый стол, пускай даже это выходит за рамки семейного бюджета, зато укрепляет удовольствие от каждого прожитого дня и подтверждает мысль, что нет ничего в мире напрасного, что жизнь состоит из череды опытов, и в каждом опыте заключена сила, способная в дальнейшем красиво провести тебя через барьеры и преграды, не суетиться, очищать сердце покоем... Не так ли, Евпсихий?.. Сколь бы мы не были несчастны, в каждом содержится уверенность, что ты обязательно выпутаешься, что утро вечера мудреней, и надо просто выцедить эту силу, подмигнуть в зеркале той испуганной тётке с заплаканными глазами, и приниматься разрушать те напасти, что в наглую взялись разрушать тебя!.. И самое главное, это помнить, что ничего не бывает 'навсегда', никто не входит в нас 'насовсем', ничему не свойственно достичь абсолюта - и это простое знание (настолько простое, что напоминает утлый чёлн, робко прижимающийся к скалистым берегам) будет твоим главным козырем от всех бед, главным лекарством, очищающим сердце, чтоб затем наполнить его покоем и излечить от сумбурных, и в принципе, достаточно справедливых размышлений о том, что мы все - потенциальная чья-то жратва, потребляющая комбикорма в кредит.
  - Это вы не слишком резко, Юленька?
  - Это слишком резко, Евпсихий, но я уверена, что вы меня поняли, а этого я и добивалась.
  - Просто у меня была одна знакомая девочка, ещё в ту пору, когда мы ходили в детский драмкружок при Дворце Культуры Моторостроителей, её звали Аней Зарницкой, и вот она также была резковата на язычок, когда разговор касался людских несчастий. Но в отличие от вас, она высмеивала тех, кого коснулись эти несчастья, полагая, что её они не коснутся никогда. Какую-то странную защиту от несчастий выдумала, я так и не смог разобраться тогда в ходе её мыслей.
  - Анечка Зарницкая?? - выразила своё удивление Юлия Феофанова, выстрелив взглядом Евпсихию Алексеевичу в лоб и вынудив лоб Евпсихия Алексеевича покраснеть и вспотеть. - Надо же как мир тесен - я её прекрасно знала, практически учились вместе здесь, в универе, и дружили.
  - Да вы что?.. И вы, наверное, знаете, что она без вести пропала после очень странной истории?
  - Ещё бы не знать, если в этой истории был замешен мой муж, хотя тогда он ещё не был моим мужем, но очень скоро им стал.
  - Действительно, мир тесен. А если я вас попрошу подробностей, то вы не откажите мне в этой любезности?
  - Вы, наверное, очень любопытный человек, Евпсихий, но мне это почему-то нравится, именно в вас почему-то нравится. Вам идёт любопытство, из вас получился бы неплохой писатель. Вы ничего не пишите?
  - Увы, нет, Юленька, я ничего не пишу, хотя вот батюшка мой обладал способностями литератора, и даже был известен в определённых кругах, но, кажется, этот талант не передался по наследству... Так что интересного вы мне можете рассказать про вашего супруга?.. И, кстати, что с ним сейчас?..
  - Он уже умер, Евпсихий, и иногда мне кажется, что это было настолько давно, что я сама с тех пор превратилась в старуху, способную усесться на предсмертный одр и вызвать нотариуса.
  - Очень хорошо, Юленька, что ваш муж умер, поскольку я вдруг испытал такой странный приступ волнения, когда о нём зашла речь. Нет, мне не в том смысле хорошо, что вдруг понравилось, что некий человек - и он же чей-то муж - ушёл из жизни, возможно даже, что чисто по недоразумению ушёл, а хорошо то, что вы сейчас не замужем... Ведь не замужем, правда??
  - Вы угадали, Евпсихий, я не замужем, но ваш энтузиазм на этот счёт меня смущает.
  - Это не энтузиазм, Юленька, это внезапный эмоциональный всплеск, и я даже не могу сказать, хочу ли я, чтоб вы заостряли на нём ваше внимание, и уж тем более смущались... Скажите-ка мне лучше: вы любили своего мужа?..
  - Любила ли я своего мужа? - покусывая губки в нежеланной задумчивости, Юлия Феофанова несколько поубавила напор речитатива, но не потеряла уверенности в интонациях. - Сколь бы не была юность безоблачна, ей свойственны нелогично-вспыльчивые отношения, помпезность поведения, случайные связи, но с Феофановым у меня вряд ли всё сложилось случайно... конечно, Феофанов уже тогда был бестактный, высокомерный зануда с головой полной параноических идей, типа применять эвтаназию как гуманитарную помощь для старых, больных и бедных... но при этом он оказывался очень нежен в общении с девушками, и даже лиричен, особенно после близости, и очень скоро я уверилась, что он моногамен, поскольку я не смогла ни разу уличить его в изменах, хотя словесно флиртовать он мог сколько угодно и с кем угодно, и до меня у него были девушки, и я про некоторых знала, и знала почему у них прервались отношения, и вроде бы у него было что-то с этой Зарницкой, вроде он и жениться на ней обещал, но женился-таки на мне!!
  - Вы полагаете, что у него был роман с Аней Зарницкой?
  - Предполагаю - так будет точней сказать. После того, как слухи об исчезновении Анечки распространились по всему городу, за это дело взялись и местные газеты, и даже предали некоторому шельмованию мальчиков, принимавших участие в дачном пикнике, и постарались выплеснуть всё нелицеприятное, что насобирали из разговоров и сплетен, и тогда я прочитала про особые отношения Анечки с моим будущем мужем, и всё это было написано в стиле сенсационном, обвинительном, правда, теряющимся в духе равнодушной злости, весьма присущему тому времени, да и сейчас, пожалуй, не лучше. Не злости, даже, а злобы - это вроде и одно и тоже, но звучит подлинней, ближе к изначальным языковым нормам.
  - Да, Юленька, дух злобы звучит подлинней.
  - И ведь этот дух не проистекает на нас ниоткуда, он дремлет непосредственно в людской массе, то есть, ни в одном ком-то несчастном и заблудшем, просто не сумевшем в важный момент своей жизни достичь исцеляющей купели силоамской, а сразу во всех... он дремлет, киснет, коверкается, перекрашивается из одной случайной формы ненависти в другую, и внезапно просыпается в случайно избранных душах, овладевает первыми попавшимися эквантами общественного устройства, и начинает гадить, уничтожать всё, что ему непонятно и неподвластно... и тогда те немногие, кто пытаются сохранить себя в знаменательных значениях добра, всматриваются в своих озлобившихся товарищей, в своих учителей и правителей, в своих жён и мужей, и видят внутри этих людей ропщущие скопища демонов, бесов, горгулий, плазмоидов, рептилоидов... Евпсихий, конечно, вы можете и деликатно улыбнуться, полагая, что в списке демонов содержится больше афоризмов, чем субстанциональности, но для тех, кто это всё видит явственней, чем вы можете даже себе представить, нет табуированных тем, и они мыслят шире обычных мыслительных возможностей.... и вот они сталкиваются с этими ужасными видениями, которые редко кого способны оставить равнодушными, и пытаются помочь своим товарищам, и с наивной искренностью пробуют подчищать им чакры, конкретно зону аджны, и стараются изо всех сил и без каких-либо корыстных побуждений... да, Евпсихий, пускай это не научно, примитивно, не доказуемо в плане результативности, поскольку подвергаемый очистке не взвешивается на молекулярном уровне ни до ни после проведения опыта, и потому не возможно сказать, сколько дряни из него вылезло за время процесса... но биологические противовесы нашего внутреннего устройства до сих пор ещё не изучены до конца, и надо пробовать уметь влиять на всё, что создано в нас природой, неприкаянно болтающейся от божественного провидения до естественного отбора... если конечно человеческий род не был изначально клонирован со вшитыми кодами генно-модификации, удобной для тех, кто нами управляет... Но тут уж мы бессильны что-либо предпринять, Евпсихий. Тогда это тупик.
  В этот момент охранник на вахте невольно заслушался речью Юлии Феофановой, произносящей её чуть более громко и напряжённо, чем полагается витийствовать в вестибюле университета, и выкатился из полусонного состояния, зябко поёживаясь. Для придачи себе представительности, охранник попробовал сладко зевнуть напоследок, но поперхнулся, сморщился, закашлялся, попробовал донести стакан с водой до рта и угомонить напасть, но неосторожно подтолкнул локтём увесистый графин, который незамедлил упасть со стола. С угрюмым испугом охранник прослушал, как графин летит до пола, низвергается на голову беспечно дремлющего кота и пробует проломить эту голову как можно убедительней. Естественно, что агрессия графина вызвала у кота решительный протест, и он со всей дури прыгнул на жирную шею охранника, вцепился в неё когтями и заорал настолько громко, что ответный рёв охранника, скрючившегося от боли, застрял где-то на низких частотах кошачьего бемоля. После чего половина университета собралась в вестибюле, чтоб пронаблюдать за происходящим и получить максимум удовольствия, а другая половина не прервала занятий, ссылаясь на то, что дураков в нашей стране везде хватает. Охранник вполне оправдал ожидания толпы, поскольку выдержал страдальческую паузу, затем присел на корточки, тягостно урча и поскуливая, затем умудрился поставить себя в коленно-локтевую позу, предназначенную для дальнейших решительных действий, отчаянно взъерепенился и взбрыкнулся, подобно быстроногому коню, и выскочил на улицу, безрезультатно пытаясь сбросить проклятого кота с шеи.
  - Я этого Василия Дмитрича уволю к чёртовой матери! - пообещал толпе старичок, с которым недавно здоровался кивком головы Евпсихий Алексеевич. - Ведь приличным человеком казался, когда на работу устраивался, а теперь что ни день - то новое представление, что ни час - то повсеместный ажиотаж. А нам вот некогда на идиотов отвлекаться, у нас семестр на носу. Расходитесь, товарищи.
  Убедившись, что больше ничего интересного не произойдёт, Юлия Феофанова предложила покинуть здание университета и пройти прогуляться по прекрасной весенней погоде, на что Евпсихий Алексеевич любезно согласился, и с изумлением обнаружил на своей собеседнице неизвестно откуда взявшиеся увлекательно-длинный шарфик, мягкую шапочку в виде фривольной кепки и короткую стёганую куртку, заманчиво удостоверяющую осиную талию.
  - Ишьтыподишьты! - с удовольствием произнёс Евпсихий Алексеевич.
  Разговор на улице продолжился в основном монологом Юлии Феофановой, что очень мешало Евпсихию Алексеевичу выцеживать нужную информацию и незаметно направлять очаровательную приятельницу в русло полезных размышлений и воспоминаний.
  - Анечка Зарницкая не была той беззастенчивой баловницей, которой непременно требовалось подчинённое внимание мужчин, но и без мужского распаляющего любопытства чувствовала себя несколько напряжённо, постоянно жаловалась на несуществующие несуразности типа прыщика на носу, и по всей видимости ей владели элементарные комплексы неполноценности, о которых она естественно читала в популярных тогда книжках о психологии, и которые стремилась преодолеть - разумеется, большей частью, на бессознательном уровне - своими ужимками, манерами, болтовнёй... вот если бы Анечка Зарницкая родилась чуть позже и проживала свою юность в наше время, она бы чувствовала себя как рыба в воде, она бы через доступные соцсети дарила себя каждому мужчине, вполне инфантильно ожидая ответных пикантных восторгов, и радуясь, что может подарить себя именно так - через пиксели, а не напрямую, грубо говоря, в постели.
  - Думаете, современные девушки совсем не для того задницами вертят, чтоб вступить в близкие отношения с мужчинами? полагаете, что они слишком самовлюблённые, для того, чтоб и ещё кого-нибудь любить?..
  - Может и не слишком, но третья сакральная чакра у них развита лучше всех прочих и работает без малейшего перерыва, а при столь интенсивной работе третьей чакры невозможно дать ход продуктивной мыслительной работе, да и не полагается по законам энергетических пространств. Вы, Евпсихий, наверняка встречали в интернете фотоснимки одной известной балерины, готовой селфить себя где угодно и в чём угодно?.. Поймите меня правильно, Евпсихий, я тоже делюсь с друзьями лучшими моментами своей жизни и с досужим вниманием рассматриваю публикации своих друзей, но я не путаю семейный альбом с надписями в общественной уборной, и не вышвыриваю в сеть фото-ню в позе напольной присоски, хотя тоже умею садиться на шпагат.
  - Я понимаю, о какой балерине вы говорите.
  - Вот-вот, Евпсихий, вот-вот... кажется, вы меня настолько хорошо понимаете, что мне хочется, чтоб это понимание не заканчивалось никогда... На данный момент источник популярности этой балерины - пошлость, секс-скандалы и недостойное поведение (причём, часто в нетрезвом виде), что для меня было бы крайне противно и позорно. Для меня это всего лишь обострение шизофрении на фоне угасающего интереса к собственной персоне. И если эта балерина не справится с собственным поведением, если предпочтёт хайпиться на сексе вместо чего-то действительно полезного - как, например, финансовое вложение в детский онкоцентр, открытие собственной балетной студии для малоимущих, возможность стать послом фонда зашиты животных - если она не поймёт, что лишает рационального мышления тех из своих поклонников, кто и без того не слишком рассудителен, то дальше будет только хуже.
  - Вот уж, Юленька, в этом я ничуть не сомневаюсь, что дальше будет только хуже, да только особо и не волнуюсь за её судьбу.
  - Да и я не волнуюсь особо, но и молчать не могу.
  - Не молчите, Юленька, никогда не сдерживаете в себе порывы справедливости, особенно если рядом находится благодарный слушатель типа меня... Но вот если возвращаться к персоне вашей подруги - Анечки Зарницкой - то как вы думаете, исходя из вами сказанного: кем бы она могла быть сейчас? вот стала бы она сейчас такой же незадачливой балериной?
  - Ну да, Евпсихий!.. вот именно незадачливой балериной она бы сейчас и стала!! Она и в то время могла бы стать балериной - ну или чем-то вроде балерины - если б не пропала без вести.
  - Но вы совершенно уверенны, что она просто пропала, а не погибла насильственной смертью или хотя бы при несчастном случае?..
  - Я совершенно уверена, что мальчики на даче не тронули её даже пальцем. И мой муж в том числе.
  - Вы часто разговаривали об этом происшествии со своим мужем?
  - Он совсем не любил об этом разговаривать, но кое-что конечно говорил, и никогда не говорил с отвлечённым пренебрежением, а всегда с достаточной сострадательностью и уважением к пропавшей без вести.
  Евпсихий Алексеевич сделал вид, что ему нечего на это возразить, но очень хотел бы услышать и противоположное мнение.
  - Интересно, а кем бы стал ваш муж, если б не был вашим мужем, а женился тогда на Зарницкой?..
  - Хм. - загорелась лукавой смешинкой Юленька Феофанова. - Прежде всего он оставался бы мужчиной, а всё остальное имеет принадлежность не к поступкам, а к словам, обозначающим поступки... Кстати, Евпсихий, вы знаете, насколько мы зависим от специальных речевых формул, сами того не ведая?.. вот знаете, например, что слово МУЖ - это аббревиатура, и означает оно Могущий Удовольствовать Жену?.. А слово МУЖЧИНА обозначает, что этот самый МУЖ обрёл в своём роду надлежащий ЧИН, то есть вырос в профессиональных и общежительных качествах, а также принял что-то типа сексуальной инициации?..
  - Увы, Юленька, всё не так. Я не из желания поспорить с вами, просто знаю эту тему, уж поверьте мне. Подобные формулы, а точнее говоря - преднамеренные трюизмы - выдумывают женщины, стремящиеся паразитировать на шее у мужчин, но вы, Юленька, явно не из таких стервятниц. Слово ЧИН пришло к нам из татарского языка и имеет значение не столько бытовое и социальное, сколько философское: оно обозначает настоящий порядок вещей в своём должном виде. Слово МУЖ не имеет точного варианта, тем более если придерживаться вашей версии аббревиатурного происхождения, поскольку навыдумывать можно много чего несуразного и просто весёлого, например: Могущий Увеселить Жену, Ухайдакать, Утилизировать, Умыкнуть и Урегулировать... Однако, в русском языке аббревиатуры появились только в двадцатом веке. Поэтому ваша версия, с оформлением под старину, не выдерживает критики!.. Не огорчайтесь, Юленька. Пожалуйста.
  - Я не огорчаюсь!..
  - Позвольте вашу ручку, тут скользко... Что это??
  Вязкое апрельское небо источало чуть едкий, но до возбуждения приятный, оловянный воздух и притворно куксилось с монотонным придыханием, но вот в нём что-то чутко запульсировало, забрезжило, и Евпсихий Алексеевич с Юленькой проводили озадаченными взглядами странный шерстяной комок, ритуально-космической параболой пролетающий над городом и попискивающий отчаянным мяуканьем.
  - Евпсихий, а вот если бы я пригласила вас к себе в гости, и пригласила прямо сейчас, безотлагательно, вы бы согласились?.. - вдруг вопросила Юлия Феофанова, притягивая к себе Евпсихия Алексеевича, и внимательно заглядывая в глаза.
  - Юленька, мне кажется, что я готов войти в ваше полное распоряжение, только скажите мне конкретно с какой целью. - заметил Евпсихий Алексеевич, приближаясь к утончённо-розовому дамскому ушку, и даже что-то сладко проурчал в него, что-то кокетливое и аллегорическое.
  - Войти в полное моё распоряжение - это в каком смысле? Неужели вы готовы и дальше безропотно выслушивать мои бесконечные сентенции или позволите мне приступить от слов к делу?..
  - Смотря какое дело, Юленька, Хотя, поверьте, от вас я не ожидаю ничего плохого, а только хорошее.
  - Да я и сама от себя ничего плохого не ожидаю, затем и приглашаю вас к себе домой.
  - Это вы, Юленька, пытаетесь намекнуть мне на дальнейшие плотские утехи?..
  - Почему же только плотские?.. Я и готовлю не плохо.
  - Но на плотские вы всё-таки намекаете?
  - Евпсихий... Позвольте мне вам заметить, что женщинам не принято задавать такие вопросы.
  - Юленька, я вас прекрасно понял, и больше от меня вы подобных вопросов не услышите. Пройдёмте к вам домой, я как раз проголодался, хотя и плотно позавтракал.
  - Пройдёмте, Евпсихий, тут недалеко!..
  - Очень хорошо, Юленька, что вы отчасти такая баловница!..
  - Это какая же?..
  - Ну... Пройдёмте, Юленька, позвольте я у вас на некоторое время займу веточку астры, вам с ней идти не слишком удобно.
  - Нет-нет, отчего же, вполне удобно!..
  - Как пожелаете, Юленька... Нам тут налево или направо поворачивать?..
  - Налево, Евпсихий. Тут налево и затем немного по улице вперёд, а там опять налево!..
  - Идёмте же, Юленька!.. Очень хорошо, что у нас с вами всё просто получается, что надо всегда налево поворачивать!..
  
  
  ВНИЗ
  
  
  Домой вернулся Евпсихий Алексеевич только через три дня. Вернулся рано утром, не затруднив себя альковным прощанием с самозабвенно посапывающей Юленькой Феофановой, а лишь ненадолго приложив ладонь к её соблазнительному плечику. Евпсихий Алексеевич оставил на память о себе осторожный запах пота, бесследно исчезнувший левый носок, булькающий на кухонной плите неистовый чайник и фонтанирующую лаконизмом записку 'извини, мне срочно надо, скоро буду, целую'; после чего с удовольствием отметил, что ни разу не упомянул в доверительно-влюблённых разговорах своего домашнего адреса и номера телефона. 'Если уж там как-нибудь и встретимся вдруг, - ничтоже сумняшеся пробормотал Евпсихий Алексеевич. - вот тогда по душам и поговорим.' Не то, чтоб он спешил отмежеваться от всего происшедшего, но чувство, что отношения могут зайти слишком далеко и непредсказуемо, неловко напрягало.
  По дороге он заскочил в небольшой магазинчик, расположенный практически напротив родного дома, и приобрёл парочку соблазнительно-горбатых ржаных бубликов, банку кабачковой икры и прочие съедобные мелочи. Проскочив в квартиру, первым делом принял душ, насухо вытерся любимым огромным полотенцем, напоминающем об упоительных черноморских курортах, молодцевато попрыгал перед зеркалом, с удовольствием отмечая, что он ещё очень даже ничего, проследовал в комнату с доброжелательно расположенным на столе гробом, где употребил бублик с той задумчивой медитативной функциональностью, с которой забираешься на вершину горы и взираешь на неиссякаемую мирскую безмятежность, после чего хочется разнести всё вдребезги. Затем Евпсихий Алексеевич раскрыл блокнот, куда до сих пор без особых результатов пробовал записывать все ходы следствия и свои фантазии на этот счёт, а сейчас принципиально жирным карандашом подчеркнул Феофанова, даже легонько вдарил костяшками пальцев по размякшей заглавной Ф, а рядом нарисовал эмблему правосудия в виде перекошенной чаши весов. Затем хитро призадумался, нарисовал там же дятла с идиотскими вытаращенными глазами и наполовину расплющенным клювом, и категорично произнёс: 'Кажется, вся эта молодёжная дачная компания состояла из персонажей маленько долбанутых, но этот Феофанов ещё и науку подстраивает под свои дурные капризы!'. После чего Евпсихий Алексеевич потоптался вокруг стола, придал своему настроению вид излишней ригористичности и смущённо поскрёбся ногтём об крышку гроба.
  - Анна Ильинична к вам можно? - отважился чуть слышно вопросить Евпсихий Алексеевич, но, не дожидаясь ответа, занырнул в гроб и настороженно прислушался.
  Внутренности гроба неожиданно оказались припахивающими гарью, что вызвало беспокойство у Евпсихия Алексеевича, и он заработал носом активней, стремясь обонять всю причину нежелательных запахов, но ничего, вызывающего дополнительную тревогу, не учуял.
  - Это вы, Евпсихий Алексеевич? - наконец-то донёсся виляющий голосок Анны Ильиничны, в интонациях которого слышались слабеющее отчаяние и усталая острастка. - Вы вернулись?..
  - Да, Анна Ильинична, я наконец-то возвратился домой, и должен признаться, что это было непростое время для меня. Очень непростое. Конечно, я понимаю, что это и для вас было непростое время, вы вся испереживались - что называется, изнервничались и издёргались - а я просто не поспевал сообразить, что поступаю в достаточной мере эгоистично, не извещая вас о себе, я просто решительно увлёкся нашим делом, за что себя и корю, и извиняюсь перед вами. Но, Анна Ильинична, это были очень сложные денёчки для меня, придётся вам поверить мне на слово. Я дневал и ночевал у входа в университет, пытаясь подловить нужную нам особу, но всё было безрезультатно, она каким-то мистическим способом постоянно увиливала от моего наблюдения. Только вчера вечером, в ресторане, на банкете по случаю награждения одного из деканов званием старшего научного сотрудника, я отловил Юленьку Феофанову... Юлию Леонидовну... отвёл в сторонку и попробовал разговорить... Тот факт, что мне пришлось немного выпить лишнего на банкете, не должен вас волновать, как и тот факт, что все три ночи я провёл у своего хорошего приятеля, проживающего рядом с университетом, да и ресторан оказался неподалёку. Главное, что я сейчас абсолютно трезв и полон сил, я уже не позволю Бог весть кому напрягать меня в смысле травестийно-карнавального глумления. И я не сомневаюсь, что ещё одно посещение Тартарары сможет разъяснить в нашем деле весьма и весьма многое, пазл наконец-то сложится - что называется - тем более, что ничего, способного нас заинтересовать и вывести на финишную прямую расследования, Юленька... Юлия Леонидовна... мне не сообщила... Можно сказать, я потратил время зря. Простите меня Анна Ильинична.
  - Как она сейчас вообще, как поживает эта ваша Юленька Феофанова? - после классически неумолимо-брезгливой паузы, за которой следует безусловное прощение, спросила Анна Ильинична.
  - Это довольно-таки интересная дама, влиятельная в своей среде, не без игривости и желания выбирать из всех предложенных ситуаций путь наименьшего сопротивления, но достаточно вдумчивая и предприимчивая, когда дело касается принципиально важных решений. - поведал Евпсихий Алексеевич свои впечатления от Юлии Феофановой, тактично умалчивая об интимных подробностях прошедших трёх дней и о всех ершистых реминисценциях, что та наговорила про Анечку Зарницкую. - И если возвращаться к разговору о национальном здоровье, который у нас с вами состоялся некоторое время назад, то супруга Феофанова во многом близка к вашим взглядам и позициям, чем, собственного говоря, отличается от мужа, который ненавидит человечество до философской неистовости.
  - Евпсихий Алексеевич, у меня самые тягостные впечатления от вашей встречи с Феофановым. Мы все не слишком готовы быть покорными предначертаниям судьбы, но у Феофанова эти страхи и грусть приняли невразумительно-дикие результаты.
  - Защитная мимикрия. - призадумался Евпсихий Алексеевич. - Может быть, это всего лишь защитная мимикрия, дабы утаить от самого себя передряги совести.
  - Должно быть, совесть у него всё-таки не чиста?
  - Должно быть так, Анна Ильинична. Впрочем, если пространно смотреть на ориентацию судьбоносных событий, то у всех совесть не чиста. Пускай даже по случайному стечению обстоятельств.
  - Но могло ли быть со стороны Феофанова хотя бы косвенное признание своей вины, касательно меня?.. Ведь не просто так он обозлился на вас, Евпсихий Алексеевич, и вздумал уничтожить при помощи этого гаденького писца-сказочника?..
  - Да уж, этот Туттивиллиус не из приятных существ. И схватился он за меня крепко, я никак подобного натиска не ожидал. Нет бы просто морально загнобить да отпустить с Богом, так нет: решился стереть меня начисто, следочка не оставить. Вот что я для него? - охотничий трофей, не более. Физиологическая нагота. Неприятно ощущать себя зависимым от какой-то неизъяснимой дряни.
  - Но эту дрянь натравил на вас именно Феофанов. И уж верно имел для того серьёзный мотив.
  - Вина Феофанова в нашем деле не доказана даже косвенно, Анна Ильинична. Во всяком случае, мной не доказана. Меня он перетрусил только потому, что вообще привык бояться всего, что его хоть маленько раздражает. Он просто не хотел, чтоб после беседы со мной, ему стало ещё хуже, чем есть, а Туттивиллиус удачно подвернулся под руку, он им и воспользовался. Нет, Анна Ильинична, касательно вашей персоны, он не рассказал ничего, что способствовало бы крепко ухватить его за язык. Кстати, тем хуже для него и для всей тогдашней компании, Анна Ильинична, поскольку именно сейчас я начинаю видеть во всём этом элементы заговора. Ваше убийство, Анна Ильинична - если оно, конечно, состоялось - могло быть вовсе не случайным, а обговорённым заранее, имеющим ужасный умысел, возможно даже религиозно-фанатичного свойства. Хотя это предположение слишком диковато. Конспирологией попахивает.
  - Я тоже подумывала о заговоре, когда все эти дни размышляла над нашим делом, Евпсихий Алексеевич, и это предположение мне не кажется диковатым. Вот что вы, например, думаете про пистолет? Они умудрились так ловко утаить про пистолет на следствии. Это чистой воды заговор.
  - А вы сами хоть что-то про пистолет помнили?..
  - Я ровным счётом ничего не помнила про пистолет, пока Феофанов не рассказал, как Шершеньев пытался развлекать меня пистолетом, и он случайно выстрелил. Только тогда я вспомнила.
  - А может быть вы ещё чего-нибудь вспомнили, касающееся того злополучного дня, о чём я до сих пор не знаю?
  - Дайте-ка подумать... - размякшим вдумчивым урчанием поприжался голосок Анны Ильиничны. - Знаете, Евпсихий Алексеевич, иногда у меня выскальзывают из памяти некие искорки, даже образы и нюансы, затрагивающие поведение собственной личности в самых невразумительных конфигурациях, но я не могу сказать с уверенностью, что они имеют отношение к моей смерти, ведь они могут взяться откуда угодно: я ведь достаточно активно жила, прежде чем умереть. Но вот выстроить эти выскальзывающие нюансы хоть в какую-нибудь полноценную картину и продемонстрировать её другим - я не могу. Только успеваю схватить какой-либо миг прошлого, только решаюсь присмотреться к нему пристальней - как он тут же выворачивается наизнанку и выглядит совсем не таким, каким можно было бы его предъявить на суд зрителя.
  - Да, Анна Ильинична, к чему только не прикоснись в вашем деле - всё ложно, за всем кроется обман. Впрочем, и не только вашего дела это касается, а и общее состояние мироздания таково. Тут ведь Феофанов во многом и прав, Феофанов не глупый человек, только он довёл себя до феофанофщины, а мы так не можем поступить - нам ещё жить и жить... Впрочем, и сетовать тут нужно прежде всего на самих себя, на собственное подчинение самообману, поскольку: умереть так, чтоб не увидеть собственной смерти - разве не этого хочется всякому, ступившему на путь в мир иной?.. Мы словно бы рождены для насыщения удовольствиями и погружения в позитивный контент, но только за счёт кого-либо другого. Такое поведение до добра не доведёт.
  - Но ведь всегда находятся люди, стремящиеся изменить мир к лучшему.
  - Всегда находятся, Анна Ильинична, и чуть ли не всегда эти их стремления продолжаются и заканчиваются либо монашеской апатией, либо истеричным экстремизмом. Причём, не тем экстремизмом, что вынуждает шевелиться общество хоть в каком-то благоприятном направлении, а тем, что приносит удовольствие лишь самому исполнителю. Тут какая-то терминальная форма муладхары, от которой сжимается очко, а потом наступает приступ счастья... Но тут уж ничего не поделать, кали-юга - она такая кали-юга, плутать нам по ней ещё очень-очень долго. Поганое время.
  - Какая же она такая, что не жалеет стольких ни в чём не повинных людей?
  - Анна Ильинична, люди - всего лишь люди, а по теории Феофанова - симулякры, использующие реальность для получения политэкономических эмоций. Но если отбросить феофановщину прочь, то мы получим просто непостижимую вялотекущую фатальность, превращение энергии космоса в бессмысленное людское страдание. Люди не могут понимать - вернее сказать, не могут постигать - всего того, в чём могут быть безоговорочно виноваты, и за что могут быть осуждены.
  - Вы говорите, что эта кали-юга продлится ещё очень-очень долго... И сколько же?
  - Если я всё правильно помню из учения индуизма, то вот это время, что отведено для нас - для нашей формы существования и экзистенционального обольщения - составляет один день Брахмы, или 8 640 000 000 лет. После чего он заканчивается, а всякая душа, независимо от череды своих воплощений и метафизических форм, путём инициации проходит в сакральное время-сновидение и пребывает в нём до тех пор, пока из недр вселенной не высветятся двенадцать солнц с целью уничтожить всё, что попадает под сферу их влияния...Вроде того, что им дана установка сжечь всё до тла.
  - И они обязательно справятся с этой задачей?
  - Я не знаю, Анна Ильинична. Должны справиться, поскольку после уничтоженного нашего дня Брахмы, наступит следующий период, возможно столь же длинный и копирующий предыдущий чуть ли не в мелочах. Но вот, что касается кали-юги и прочего, то мы должны оперировать куда меньшими цифрами, чем я только что назвал, но куда с большим количеством пунктов и подпунктиков, а для этого необходимо присмотреться с арифмометром в руках к кальпе - а именно так называется процесс смены одной манвантары на другую. Этих манвантар должно быть ровно 14 штук, и каждая должна состоять из 71-ой маха-юги, причём каждая маха-юга должна длиться 4320000 лет, будучи непропорционально-уродливо разделённой на следующие четыре цикла: на сатью-югу, трету-югу, дварапу-югу и, наконец, на нашу с вами переживаемую в данный момент, злосчастную кали-югу. Длительность циклов должна соотноситься друг с другом, как 4:3:2:1. В сторону уменьшения, как вы, верно, догадались.
  - И что должно происходить с людьми в каждом из циклов?.. Я спрашиваю про живых людей, про мёртвых вряд ли кому может быть доподлинно известно.
  - Тут всё очень грустно, Анна Ильинична, поскольку с каждым циклом праведность и человеческое счастье убывают, продолжительность жизни сокращается в десятки раз, и человеческая цивилизация приходит от блаженного состояния привилегированного места в сатьи-юги к периоду, полному ужасов и психической неразумности, кали-юги.
  - Большая часть людей должна сойти с ума?
  - Или с ума сойти или провалиться во всепоглощающее недоумение - как кому повезёт.
  - И как вам кажется, Евпсихий Алексеевич, разве это напасть никоим образом не лечится?.. ведь есть же накопленная мудрость бытия, философия...
  - Не философия лечит психические отклонения, а электричество и биохимия. Что останется от философии к концу времени? разве только умение некоторых избранников рода людского непринуждённо оперировать замызганными тезисами. Философия не спасает от пожара: книги - равно как и человеческие мозги - легко воспламеняются, горят и сгорают до пепла. Кстати, я вот всё спросить хотел: почему здесь, в гробу, гарью припахивает??
  - Это... - Анна Ильинична замялась. - Поймите, Евпсихий Алексеевич, я очень волновалась по поводу вашего долгого отсутствия, я вообразила себе уйму неприятностей, возможных случиться с вами, и решила попробовать воплотиться во что-нибудь органическое, телесное может-быть, хотя бы в воробушка какого-нибудь, для того, чтоб уже самой проникнуть из Тартарары в земной мир и заняться расследованием вашей пропажи. Я попробовала вообразить, даже мысленно начертать бренную оболочку, наподобие той, что помогает вам посещать Тартарары, и у меня началось это немножко получаться. Сначала прорисовалось, затем словно бы выткалось хрупкое тело, очень напоминающее меня в возрасте маленькой девочки, может быть десяти-одиннадцати лет, и оно оказалось даже одетым в щепетильно-пушистую курточку лисьего цвета и шапочку с помпонами, которые так захотелось потеребонькать, и я настроилась пробраться в это тело, я вообразила себе точечно-выверенную дорогу к нему и в него, но оно вдруг покрылось стремительно разрывающейся дрожью, резко вспыхнуло и истлело, оставив лишь лёгкий запах гари... я так хотела бы вам помочь, Евпсихий Алексеевич, но мне не удаётся вместиться в плоть, меня что-то не пускает... Должно быть, это те же самые обстоятельства, что мешают простым смертным распоряжаться вволю собственным будущим.
  - Спасибо, Анна Ильинична за беспокойство! - умилился Евпсихий Алексеевич. - Очень жалею, что по недостатку времени и обходительности причинил вам столько душевных переживаний. Вы истинная подруга и человек небывалой чуткости!..
  - Но теперь-то вы вернулись и выказываете готовность продолжить своё путешествие для поисков Истины, и я готова снова вам помогать.
  - Тогда не будем откладывать дело в долгий ящик. - несколько двусмысленно взбодрился Евпсихий Алексеевич, учитывая его пребывание в гробу. - Свистите, Анна Ильинична, я настроился на самый боевой дух.
  - Да, Евпсихий Алексеевич, приготовьтесь. Ваш боевой дух наверняка не пропадёт втуне.
  - Какое уж тут втуне, Анна Ильинична, когда абсолютно не понимаешь, откуда ожидать неприятностей: дрянь-то всякая буквально сыпется на голову - таков культурно-ментальный феномен загробных миров. - с нарочитой небрежностью проговорил Евпсихий Алексеевич. - Ну, да ничего, прорвёмся, Анна Ильинична! Евпсихий сказал - Евпсихий сделает!.. Свистите, Анна Ильинична.
  - Уже, Евпсихий Алексеевич.
  Но вместо пронзительного свиста Анна Ильинична исторгла крайне неприятный звук резко защёлкнутого замка, отчего Евпсихий Алексеевич непроизвольно дёрнулся головой, ударился об крышку гроба и испытал безобидное, лёгкое сотрясение мозга, отмеченное яркими щетинистыми зигзагами, вынудившими Евпсихия Алексеевича на мгновение потерять всякую чувствительность.
  - Ну нет, так у нас дело не пойдёт. - с тягостной настоятельностью пробормотал Евпсихий Алексеевич, когда пришёл в себя. - Пожалуйста, свистите добросовестней, Анна Ильинична, не отвлекайтесь! Вы, наверное, размышляете о чём-то постороннем, разбазариваете мысли, вместо того, чтоб сосредоточиться. Анна Ильинична, не надо думать, что вам ещё о чём-то позволительно сейчас думать, кроме того, как получше обойтись со мной.
  - Да-да, извините, Евпсихий Алексеевич. Я немедленно исправлюсь и повторю попытку.
  Тотчас же раздался свист, словно удушливый удар тока от дефибриллятора; рассудок Евпсихия Алексеевича, едва очнувшийся от пережитого лёгкого сотрясения, вновь испуганно встрепенулся, заворчал наваристой болотной грязью, суетливо заворошился, напрягся и застыл вязко-непробиваемым куском глины. Шустрые, словно выжженные накалённым проводом, узоры покрыли кусок глины, пресекая всяческие попытки проследить за ними и осознать их, а затем уверенными стремительными бросками вторглись в центр созвучности самого естества Евпсихия Алексеевича. Затем этот парадоксально исчерченный кусок глины разъярённо взбудоражился и с визгливым истеричным трезвоном принялся бить, сжимать, расплющивать, словно гидравлическим прессом, сопротивляющиеся инстинктивные импульсы, принялся выдавливать из них окаменелые лучи света, которые в переполошенной задиристой сумятице умудрились выстроиться в огромную, грубовато-кривую и бугристую световую стену, возле которой и приткнулся рассудок Евпсихия Алексеевича. Приткнулся и испытал ненатурально-жёсткий пронизывающий холод и желание немедленно бежать отсюда прочь.
  - Евпсихий, Евпсихий, Евпсихий, Евпсихий!.. - бестолковым шепелявым треском забарабанили со всех сторон издевательски-алчные голоса, а в унисон к ним загудел хлюпающий, нарастающий издалека скулёж неведомой силы.
   Извилисто-узкая и вяло расползающаяся щель в стене привлекла внимание Евпсихия Алексеевича, и он бросился в неё всем тем аморфным существованием, которым до сих пор осознавал себя, но не проделал в щели и пары шагов, как напрочь застрял, ошалело пискнул и яростно завозился, как будто пахтая содержащийся в себе дух, чувствуя себя разлапистой кистью руки, вырывающейся из мерзостно-стягивающей резиновой перчатки, и усилия Евпсихия Алексеевича не прошли зря. Очень скоро он обнаружил себя в привычном плотском теле, распутал нервные и кровяные узлы, напрягся изо всех сил и активно заработал руками, словно двигая невидимые рычаги, отчего приобрёл уверенную таранную мощность и вырвался из плена на противоположную сторону стены. Здесь Евпсихия Алексеевича поджидало воистину безграничное космическое раздолье, замызганное до отвратительной жирной серости и захламлённое летающими ледяными осколками. Но только он успел отбить ладонью устремлённый к груди шершаво-кирпичный кусок, как покатился куда-то вниз по узкому световому жёлобу, сопровождаемый всяческими жгуче-острыми ледышками и замороженным мусором, настолько изменчивым по форме и цвету, что в глазах Евпсихия Алексеевича болезненно зарябило. В конце жёлоба наш страдалец достигнул запуска к бесцеремонно-вздёрнутому трамплину и взмыл вверх, словно подброшенный энергетическим щелчком, сердито заваландался в воздухе, несуразно кувыркаясь и проклиная коварства потусторонних миров. Затем он полетел резко вниз со скоростью мысли, обречённой не достичь дна, а затем ещё ниже и ниже, и одновременно вдоль окраины внезапно открывшейся вселенной, лавируя между порывистыми потоками ветров и прыткими огненными клубками. Евпсихий Алексеевич попал в заскорузлый, странно придуманный пасмурный мир, словно вывернутый наизнанку, но соблазнительно покрытый слоем сливочной глазури; мир беспощадно-самосжигающийся и возрождающийся заново, но в котором Евпсихий Алексеевич не задержался, а окончательно низвергнулся вниз и болезненно шлёпнулся в зябкий подталый сугроб. Понимая, что задерживаться ему здесь вовсе ни к чему, Евпсихий Алексеевич не без труда выполз из сугроба, помассировал растянутое сухожилие на ноге и встал, доказывая самому себе, что полон сил и здоровья, что нервы его по-прежнему крепки, что он знал заранее, что от этих путешествий ничего хорошего ожидать не приходится, но он готов к любым, даже самым безнадёжным, испытаниям. Впрочем, сделав один шаг, Евпсихий Алексеевич пискнул от боли и свалился всё в тот же мозглявый сугроб, но на этот раз выбрался из него чуть ли не с лёту, отскочил как можно дальше и больше не падал.
  - Ну и где это мы на это раз? - оглянулся по сторонам Евпсихий Алексеевич.
  'Вроде холодно тут или мне так кажется?' - обеспокоенно вопросила Анна Ильинична, и кивком головы Евпсихий Алексеевич подтвердил зябкость своего нынешнего положения.
  Территорию, на которой очутился наш герой, по-хозяйски надёжно покрывал лёгкий серебристый туман и с гостеприимной ненавязчивостью осыпал редкий, нудный снежок. Неприятно-скрипучий ворчливый холод вперемежку с оттепельной сыростью, казалось, навечно обжились в этих краях и порождали самые выматывающие муторные краски, равнодушно окоченевшие шорохи и исподтишка выскакивающие неумело дразнящиеся тени, не имеющие ни внятных сочленений ни любопытного раздрая, зато мгновенно исчезающие с тоскливой невинностью. Ощущение абсолютной человеческой беззащитности дополняла покосившаяся обмякшая высь, лишённая малейших солнечных следов и испещрённая вереницами мерцающих пятен, больше похожих на слёзы, чем на звёзды бледно-ночного неба. Впереди, по направлению которым следовал Евпсихий Алексеевич, виднелось огромное необледеневшее озеро, неожиданно завораживающее монотонной красотой, по берегу которого скопились то ли руины разбросанных ветром зданий, то ли свалки строительного мусора.
  Евпсихий Алексеевич, с упрямством завзятого скандалиста, торопливо поковылял к озеру, где обнаружилась скромная, но прочная и удобная лодочная пристань, распоряжался на которой низкорослый гражданин с фигурой, настолько размазанной и несуразной, что не было никакой возможности оценить её по заслугам. Впрочем, наблюдались на фигуре жёсткая медвежья шуба, поверх которой болтался высушенный свиной пятачок в качестве амулета, и валенки несколько стоптанного вида, но вызывающе-хамских размеров. Шапкой несуразный гражданин отчего-то пренебрегал.
  - Ваш пропуск! - голосом чуть не спросонья потребовал несуразный гражданин с Евпсихия Алексеевича.
  - А? - не сразу понял смысл требования Евпсихий Алексеевич.
  - Объект под охраной находится, а потому каждого посетителя ставим на учёт. Пропуск для посещения объекта выдаётся в приёмном пункте здания администрации... Предъявляй, не задерживай очередь!
  Евпсихий Алексеевич невольно оглянулся назад, ожидая увидеть внезапно образовавшуюся толпу, но ровным счётом никого не обнаружил.
  - Где пропуск-то твой, милый человек? как ты сюда без пропуска проник?.. - несуразный гражданин присовокупил к ворчливому голосу убаюкивающей суровости.
  - Я... - развёл руками Евпсихий Алексеевич. - Я здесь как бы случайным образом оказался. Что называется: свалился с неба.
  - С этого что ли? - ткнул пальцем вверх несуразный гражданин.
  - Да, вроде бы оттуда, а вроде бы и не оттуда, и даже оттуда. - уже своим пальцем затыкал во все стороны Евпсихий Алексеевич, выказывая себя как любителя прокручивать забавные пустячки. - Ощущается некоторая неясность в этом вопросе, но мне больше сказать нечего.
  - У нас и не такое бывает, мы ко всему привыкшие. - ничуть не удивившись зевнул несуразный гражданин. - На прошлой неделе, помню, с неба китобойная флотилия свалилась. Норвежцы там или датчане - кто их разберёт? - сами свалились, да ещё с десяток китов с собой приволокли. Тут такая катавасия началась: туристы паникуют, лодочники вёслами отбиваются и горланят что-то песенно-апокалиптическое, из соседних сфер ангелы налетели, в трубы трубят - вроде как охотничий азарт проснулся... Один я попробовал сохранить всесокрушающее благомыслие, да и то маленько струхнул.
  - Всех выловили?
  - Китов-то?.. Да всех. Озеро у нас только кажется огромным, а на деле-то совсем не большое, шибко не разгуляешься.
  Несуразный гражданин вдруг приподнял указательный палец с озадаченным озорством, кинулся к перилам пристани, где обнаружилась призывно выгибающаяся удочка, ухватился за неё и выдернул из воды восхитительно-пышную рыбину. Возрадовавшись фортуне, несуразный гражданин чмокнул рыбину в обалдело распахнутый рот, возвестил потешную поговорку про рыбацкую удаль и ухватил рыбину за хвост с намерением грохнуть башкой об перила, чтоб предать быстрой и лёгкой смерти. Но кульминационной сценой события оказалось то, что рыбина вдруг приняла молодцеватый вид и с хамоватой отчётливостью проговорила: 'Дурак ты, гражданин начальник: у меня документ имеется, что подлежу охране и в реестр исчезающих видов занесена! тыщу раз тебе об этом говорила, а ты всё запомнить не можешь!'. Несуразный гражданин, с недовольным бурчанием приторможенного паровоза, отпустил рыбину в воду, предварительно шлёпнув её по икорным залежам, и закинул удочку по новой.
  - А можно ли у вас узнать, что это за озеро? - Евпсихий Алексеевич с внимательным прищуром осмотрел плавно встревоженную водную поверхность, и обнаружил на далёкой середине озера скалистую кромку земли. - Неужели у вас там находится настоящий остров?..
  - Обыкновенное озеро раньше было, прозывается Светлояр. А теперь экскурсантов вот возим на лодочках к острову, удовлетворяем насущное любопытство. Лет пять назад этот остров всплыл - или около того - я сам недавно здесь работаю, очевидцем не был. Совсем маленький островок, неказистый, но на нём обнаружился домик с монашескими кельями... Толковые люди разъяснили это событие, как чудо, связанное с перемещением плоскости доброты в категорию зла, что-то типа начала проникновения райских формуляров в адские скрепы. Сразу слух прошёл по Тартарары, что здесь можно обрести мощь душевного покоя, сопутствующую акту окончательного покаяния. Вот и организовали на острове что-то вроде паломнического центра, сторожа наняли, туристов возим... Но нам велено только своих пускать, только тех, что из православных будут, поскольку иноверцы да чужестранцы критическое мышление демонстрируют и камешки с острова тырят - типа на сувениры. Начнёшь такого расспрашивать про остров, про наплыв благодати или про душеспасительное наваждение, а он лишь на бытовые неудобства сетует. Поссать ему негде глупцу.
  - А нормальным людям, получается, искомой благодати хватает?
  - С избытком. - уверенно кивнул несуразный гражданин.
  Евпсихий Алексеевич сообразил, что именно на этот остров ему срочно надо, что именно там сокрыта цель его теперешнего путешествия.
  - Что же делать, коли нет у меня пропуска? - с робкой доверчивостью обратился он к несуразному гражданину, предварительно пошарив по карманам, как бы выискивая хоть какой-нибудь затерявшийся документ или справку. - Вот вы могли бы мне помочь, поскольку я вижу в вас очень предупредительного и доброго гражданина?..
  - Как же я тебе помогу?
  - Да вот так просто помогите, как добрые люди умеют помогать, коли в их помощи нужда образовалась! - умаслил глазёнки Евпсихий Алексеевич.
  - Ну что же делать... - сочувственно насупился несуразный. - Я бы и рад помочь, да пока не знаю чем... ты вот тоже совсем бестолочью не будь, а как-нибудь обоснуйся... предъяви себя как-нибудь... Или про кого знакомого расскажи - чтоб за тебя поручиться мог, чтоб часть ответственности принял, а тогда мы тебя без опаски пропустим на остров. Есть кто такой знакомый?..
  'Постарайтесь про меня ему не говорить ни слова. - забеспокоилась Анна Ильинична. - Потому что меня сразу начнут искать там, где я должна быть сейчас, и не найдут, поскольку я сейчас пребываю в вашей голове.'
  - Позвольте, как же, конечно есть такой знакомый. - воскликнул Евпсихий Алексеевич, соглашаясь с Анной Ильиничной, что лучше её не привлекать понапрасну в хитросплетённые обстоятельства. - Я знаю человека, который может за меня поручиться. Про следователя Крокодилова вы ничего не слышали?..
  Несуразный гражданин огорчённо развёл руками.
  - Как же вы его не знаете, если это такой замечательный человек, и столько дряни на своём веку по тюрьмам разбросал? - с надеждой вопросил Евпсихий Алексеевич.
  - Если это следователь по уголовным делам, то здесь ему самое и место, но пока нам встречаться не доводилось. - задумчиво произнёс несуразный. - Впрочем, погоди-ка, у нас на острове работает сторожем некто Шершеньев, и вот он, кажется, что-то и рассказывал мне про следователя Крокодилова, чуть ли не анекдот какой рассказывал про заблудившуюся девку. Должно быть Шершеньев хорошо знает этого самого следователя.
  - Вы даже не представляете, как обрадовали меня, сообщив, что на острове работает сторожем Шершеньев! Разумеется, он знает следователя Крокодилова - ещё бы ему не знать, коли такие интересные анекдоты рассказывает - а я теперь готов без всякого пропуска проникнуть на остров, чтобы допросить Шершеньева по очень важному делу.
  - Как же так ты говоришь, что собираешься допросить нашего сторожа, да ещё не имея пропуска?.. Или ты тоже в некотором роде следователь?
  - Ну да! - воскликнул Евпсихий Алексеевич. - Причём я следователь по особо важным делам, и тут уж никакого пропуска не требуется, а просто вам придётся поверить мне на слово да выдать лодку, чтоб я смог беспрепятственно добраться до острова.
  Несуразный гражданин посмотрел на Евпсихия Алексеевича с тем видом, с каким случайный прохожий смотрит на деревенского дурачка, выдающего себя за спикера государственной думы Российской Федерации, и всей работой разума постигающий, что не может быть деревенский дурачок спикером парламента, но, однако, на всякий случай, допускающий и этот факт.
  - Ну ладно. - наконец пробормотал несуразный. - Отправлю я тебя на остров, и пропуска мне твоего не надо, и поручителей не потребую, раз такое срочное дело... Только ты смотри там у меня... - несуразный гражданин поворошил в памяти все запретительные угрозы, возможные применить к данной ситуации, и ничего достойного не нашёл. - Смотри там у меня, чтоб всё было как надо... чтоб мне на тебя не жаловались... вообщем, ты смотри там у меня и не балуй!!
  - Вот и договорились. - пожал руку несуразному гражданину Евпсихий Алексеевич. - Баловать я не буду.
  Тут же были вызваны из служебной будки на пристани лодочники Коцит и Ахеронт, явившиеся с лёгким брожением недовольства и недожёванными крошками на губах; тут же было передано на остров азбукой морзе сообщение о скором прибытие уполномоченного гостя, на которое с острова ответили чем-то коротким и уклончивым, вроде 'хер с ним'; тут же явилась просторная вёсельная лодка, раскрашенная в строго-унылые колеры и наверняка имеющая на носу маленькую иконку с изображением неизведанного святого, приглядеться к которой Евпсихию Алексеевичу никак не удавалось во время пути, поскольку её загораживал широченной спиной лодочник Ахеронт.
  Евпсихий Алексеевич с мальчишеской суетливой элегантностью заскочил в лодку и повелительно указал на остров:
  - В путь, друзья мои! в добрый путь!..
  'Евпсихий Алексеевич. - озабоченно прошуршал голосок Анны Ильиничны. - Насколько я помню, меня всегда укачивало на воде, а потому очень даже возможно, что и сейчас меня начнёт несколько мутить. Вы уж потерпите и не кукситесь если что.'
  - Я потерплю. - весело откликнулся Евпсихий Алексеевич.
  - Что-что? - насторожился несуразный гражданин, прежде чем оттолкнуть лодку от берега. - С кем это ты у себя разговариваешь, милый человек?
  - Сам с собой, постоянно сам с собой. - постучал пальцем у виска Евпсихий Алексеевич. - Что поделать, коли с возрастом наблюдается физиологическая изношенность и страх перед водными путешествиями. Вот я и говорю себе: потерпи, Евпсихий Алексеевич! надо терпеть!.. Долго ли нам плыть-то до острова?
  - Часа полтора-два! - ответил несуразный и оттолкнул лодку, помахивая рукой с дружественно-каверзным прощанием. - Смотри, не балуй там у меня, Евпсихий, христом-богом прошу, а то ведь пришибу!..
  - Не извольте беспокоиться!..
  Ревматично поскрипывая и похрипывая, словно содержа в себе небольшое деревообрабатывающее предприятие, лодка поплыла сквозь неохотно рассеивающийся туман озера. Убаюкивающим свинцовым блеском плескалась озёрная вода, хрупкие деревяхи и пустые пластиковые бутылки изнеженно предавались волнистым течениям, озябшие чайки крикливо наслаждались перелётами наперегонки, и гортанным эхом что-то поухивало иногда с обрывистых берегов. Лодочники Коцит и Ахеронт, будучи огромными существами незамысловато-гоблинской породы, гребли вёслами сноровисто и чинно.
  - Хозяин-то наш истинную благосклонность к вам проявил, даже интересно мне стало: с чего бы это?.. вы ему не родственником часом доводитесь? - осторожно спросил Коцит у пассажира. - Рожи у вас в некоторых местах схожи. Тут и тут. - указал он на переносицу и подбородок.
  - Это вам, конечно, будет видней, чем мы схожи, да только рожу вашего хозяина я и не разглядел толком. - ответил Евпсихий Алексеевич.
  - Так-то строгий он у нас. - проговорил Коцит. - Приступы невралгии, что ли, или с рождения такой - кто его разберёт?.. Китов тут давеча с неба накидало - тьма тьмущая - так он каждого запротоколировал, в канистре опечатал и на скотобойню свёз. 'Потому как, - говорит. - они без пропуска проникли, и куда же их ещё девать, если не на скотобойню?..'
  - А туристов, значит, всех по пропускам на остров возите?
  - По пропускам... а как же ещё?..
  - И много ли народу возите? Хватает работёнки-то?
  - Да ну. За день человек пять-шесть отвозим, а то и вовсе никого. Раньше интереса к острову было больше, а сейчас схлынуло. Результатов-то благодати тоже не слишком видно.
  - Что же это за таинственные монашеские кельи на острове?.. Вы сами-то их видели? Каков от них толк?
  - Ну там, вроде как... - замялся Коцит. - Эфирность своеобразная порождает у присутствующих муки совести, преизбыток реальности начинает довлеть, что для обусловленности нашего мира нехарактерно - скажем так.
  - То есть, абсолютно всякий, кто тем воздухом надышится, может к некоему акту покаяния приступить?
  - Может всякий, а может и не всякий... Вон, например, Ахеронт сразу признался, как только в дом вошёл, что у меня два года назад зажигалку стащил на пьезоэлементах. А ведь я до этого спрашивал у него настоятельно, кто зажигалку стащил, вроде бы и некому кроме него, а он никак не признавался. А тут как вошёл в дом, как на шершеньевских ангелов взглянул, так сразу на коленки бухнулся и во всём признался: не казни меня, говорит, Коцитушка, зажигалкой я твоей зело смущён был, да теперь тебе новую куплю, поскольку сворованную почти сразу тогда и потерял!.. Вон оно как получилось.
  Ахеронт недовольно буркнул.
  - Погодите-ка, вы только что сказали про шершеньевских ангелов... - вздёрнулся всем телом Евпсихий Алексеевич. - Что это ещё за ангелы?
  - Ну да, ангелы. Сами увидите, что я вам буду говорить.
  - То есть, натуральные ангелы?
  - Куда как натуральные. Какими же им ещё здесь быть?
  'Евпсихий Алексеевич, - поспешно зашушукал голос Анны Ильиничны. - я сама про ангелов в первый раз слышу, тем более про шершеньевских, мне казалось, что ничего подобного здесь и не возможно. Я уж и не знаю теперь, насколько это опасно или напротив.'
  - Ничего. - кивком головы Евпсихий Алексеевич успокоил подругу. - Всякого повидали.
  Ахеронт с нескрываемым удивлением прослушал реплику Евпсихия Алексеевича, не имея возможности постигнуть всего того, что творится в голове Евпсихия Алексеевича, и не без ехидной подозрительности пробухтел длинное категоричное ругательство с эксплетивом про ёшки-матрёшки.
  - Вы у нас за сегодня первый, кто на остров собрался. - сообщил Коцит пассажиру. - Будет с кем побалакать тамошним обитателям, а то в иной день они и со скуки помирают.
  - Это точно, нам есть о чём побалакать. - согласился Евпсихий Алексеевич. - Наговоримся вдоволь, а кое-кто в результате разговора и получит по заслугам.
  - Лишь бы во всём этом смысл был, а время-то терять попусту можно и дома на диване. - сказал Коцит.
  - Но если всё-таки сюда прибывают люди, которым не терпится посетить остров, несмотря на неприглядную среду обитания, то значит и смысл какой-то в их посещение есть... -призадумался Евпсихий Алексеевич. - Ведь что-то их сюда гонит.
  - Неугомонство окаянное людское - вот что их сюда гонит. - клочковато забормотал Ахеронт, не переставая залезать указательным пальцем в уши и выковыривать серные пробки, что, впрочем, не мешало ему активно работать вёслами. - Дался им этот дурацкий остров, ёшки-матрёшки, всё плывут и плывут, правды какой-то ищут... А разве есть толк в правде, если она проклёвывается только после смерти?.. Сколько угодно и чего угодно про себя думай, а сам себя от смертных мук не избавишь.
  - Ну так надо, значит, донести правду до того, кто сможет тебя избавить от смертных мук. - предложил Евпсихий Алексеевич.
  - Донесёшь ты до него, ёшки-матрёшки! - рассердился Ахеронт. - Его и в глаза-то никто не видел, а тут с доносами попробуй приволочись.
  Недовольным голодным гулом булькнуло что-то впереди лодки и коротким зеркальным всплеском ответило на гул озябшее небо. Лодочники привычно покряхтели и усмехнулись.
  - А вас самого-то, что гонит на остров, ежели вы насчёт других в недоумении? сами-то вы чего хотите добиться своим расследованием? - не без ёрничества вопросил Коцит у Евпсихия Алексеевича.
  - Да вот хочу правды добиться, а затем взорвать этот остров да потопить с концами. - столь же ёрнически ответствовал Евпсихий Алексеевич, не замечая, что оба лодочника принимают его слова за чистую монету. - Мне он лично будет без надобности, а на посторонние душевные страдания я и вовсе привык смотреть с прохладцей. Взорвать тут всё к едрене-фене, да и точка.
  - О как! - прицокнул языком Коцит.
  - Может, мания у меня такая с приступами невралгии или ещё что, а вот поговорю с Шершеньевым о своих делишках, и за взрывчаткой сгоняю. Тут недалеко от пристани у меня склады имеются - давно уж к этому готовлюсь.
  Лодочники с некоторым особым пониманием ситуации взглянули друг на друга и что-то слишком синхронно качнули головами.
  - У-у-у, ёшки-матрёшки, Сталина на вас нет, оборзели вы в корень, а Сталин бы таких мыслей вовек не допустил. - с тягостным раздумьем забормотал Ахеронт. - Сталина раньше в любом уголке земли почитали за великого вождя, а не так, как сейчас почитают какой-нибудь хрен собачий. Разучились люди нормально жить, не разумеют, что сейчас лично от каждого требуется встать по стойке смирно и бурными овациями аплодировать, когда, ёшки-матрёшки, имя Сталина произносится, потому что это вам не Гитлер какой-нибудь. Гитлера-то, который сидя парады принимал, и рядом со Сталиным установить нельзя, потому что Сталин все парады стоя принимал, и расстреливал всех стоя, потому что он со злом боролся, и был генералиссимусом, ёшки-матрёшки. Вот встанет он такой на мавзолее, орденами сверкая, потому что всех победил, потому что всемирный герой такой, ёшки-матрёшки, и начнёт прямо с мавзолея порядок наводить, и злодеев всех расстреливать, и никуда ты от него не денешься. Даже Ленин по сравнению с ним был вонючее говно, а не герой отечества с золотыми пуговицами на мундире, тут уж такая историческая канва сложилась. Мы вот в космос хотели Сталина отправить, когда он умер, но поганый Хрущёв вынес тело из мавзолея и не позволил запустить в космос, а потому что все продажные суки рядом с Хрущёвым тогда собрались и не хотели, чтоб Сталин за ихними злодеяниями из космоса наблюдал. А вот теперь нам надо обратно выкопать тело Сталина и занести в мавзолей, чтоб восстановить справедливость, ёшки-матрёшки, чтоб он стоя стоял на мавзолее и в мундире с золотыми пуговицами, а Ленина надо выкинуть, потому что он сгнил уже, ёшки-матрёшки, и толку от него нет. А затем надо будет миллион раз обнести тело Сталина вокруг Красной Площади, военный парад с танками и самолётами организовать, и затем всё это дело запустить в космос, и мавзолей тоже запустить в космос. И затем надо будет Сталина положить в космический мавзолей, чтоб стоя стоял и всё видел, и чтоб все его боялись. Вот так мы и сделаем когда-нибудь, только дайте нам время, а я слова заветные знаю, они завсегда помогают с трудными делами справляться: снип-снап-снурре, турре-базелюрре!!
  Тяжело шелестящая лодка упрямо плыла к заветному острову, склеротично покачиваясь, а пассажир и лодочники старательно избегали встречных взглядов, лишь с натянутой вежливостью покашливали.
  - Значиться, взорвать остров желаете? - после продолжительного молчания осторожно спросил Коцит у Евпсихия Алексеевича. - Хотелось бы ещё разобраться, например: это частная инициатива с вашей стороны будет, подобная террористическому акту, или это данность, явленная вам свыше?
  - Несомненно частная. - зачем-то продолжил своё небезопасное враньё Евпсихий Алексеевич, напрягая лодочников всё сильнее. - Мало того, что частная, я ещё и втихаря от всех её затеял, только вам двоим почему-то и рассказал, да думаю, что вы меня не выдадите. Пускай это будет одна тайна на троих. Согласны?.. А вы мне и взрывчатку поможете на остров переправить.
  - Ну да... конечно... поможем... - зыбко пообещал Коцит.
  - Помощники-то мы знатные, ёшки-матрёшки. - зловеще присутулился Ахеронт.
  - Я так и знал, что встречу в этих краях верных друзей!..
  Не более часа длилась поездка к острову, и вот Евпсихий Алексеевич упруго соскочил на берег, позабыв о недавней болезненной проблеме с ногой, но которая тут же ему напомнила о себе, вынудив споткнуться об острые камни, покрытые мертвенно-бледным жёлтым лишайником.
  - Ничего-ничего, не беспокойтесь за меня, я не упаду! - крикнул Евпсихий Алексеевич лодочникам, как бы упреждая их готовность прийти на помощь, но они, собственно говоря, её и не выказывали.
  В полста метрах от путешественника находился внешне типичный, старой выделки, дачный домик с наглухо заколоченными на зиму окнами и опоясанный опрятным ухоженным двором. Двор был усыпан мелким, неприятно хрустящим гравием, лишён каких-либо охраняющих оградок и заборов, но конфузливо украшен знаковым сельскохозяйственным инвентарём и робкими поленьями в виде грибов и гномов. Привлекал внимание искусно срубленный бревенчатый колодец с тяжёлой бугристо-чугунной цепью и деревянным ведром, скорее напоминающим кадушку для шаманских камланий. Рядом с колодцем пристроилась хлипенькая теплица для помидор с дверцей, болтающейся на одной петле, что входило в абсолютный диссонанс со всем прочим демонстративным порядком на дачном дворе.
  - Дождитесь меня. - крикнул Евпсихий Алексеевич лодочникам. - Я надеюсь, что недолго здесь задержусь, а там вы и назад меня отвезёте. Помните про наш секрет, и никому про него не рассказывайте, даже ни гу-гу!!
  - Не извольте сомневаться, разумеется отвезём. - пообещал Коцит, сосредоточенно отфутболил шныряющую между ног наглую чайку и полез в лодку.
  - Только не торопитесь, ёшки-матрёшки, решайте свои дела сколько вам влезет, а мы тут подремлем чуток. - всем видом вознамерился растянуться по днищу лодки Ахеронт.
  Евпсихий Алексеевич, ковыляя с курьёзной ловкостью, продвинулся ближе к дому, заинтересовавшись множеством чудаковатых дачных мелочей, и потому не видел, как за его спиной лодочники коварно перемигнулись, оттолкнули судно от берега и поплыли обратно к пристани, стараясь не шуметь. Мрачноватая таинственность острова настолько завораживала, что и Анна Ильинична не приметила странного поведения лодочников.
  'Вроде бы участок и похож на ту самую дачу Шершеньева, вокруг которой вертится наше расследуемое дело, но слишком здесь необычные условия для проживания.' - с опаской заметила Анна Ильинична.
  - Схожесть участка для нас и не принципиальна, Анна Ильинична. - сказал Евпсихий Алексеевич. - Лишь бы Шершеньев оказался тем самым Шершеньевым, который нам нужен.
  Сократив путь и перебравшись через скромные штабеля из досок и фанеры, Евпсихий Алексеевич вошёл во двор позади дома и направился к крыльцу. Во дворе обнаружились длинношеие одноногие птицы, небольшого роста, уморительными прыжками бегающие друг за другом и по-куриному квохчущие; рядом с бесполезными, но умело отутюженными грядками валялся выкорчеванный пень внушительных размеров с тремя истерзано-растопыренными корнями, в котором Евпсихий Алексеевич не долго думая распознал бывший ясень; бесстыдно и вкусно припахивало жареной рыбой. Едва ли не без сожаления отметил Евпсихий Алексеевич, что никакой благости вокруг не ощущается.
  'А вот и он. - предавшись сострадательной брезгливости прошептала Анна Ильинична. -Посмотрите, Евпсихий Алексеевич, несомненно, это Шершеньев. Тот самый Шершеньев.'
  У крыльца в дом присутствовал не по возрасту состарившийся дядька в застиранной домашней майке на вытянутых лямках и в сползающих кальсонах, который босиком топтался по промозглой земле и неуклюже полоскал бельё в неправдоподобно-древнем жестяном корыте. Вязкая мыльная пена неукоснительно зашвыривалась на физиономию дядьки, и тот смахивал её с безропотным послушанием, напрягая лишь отточено-мудрые зрачки когда-то откровенно соблазнительных глаз. На перилах крыльца висел кожаный ремень с тяжёлой металлической пряжкой в виде черепа с двумя перекрещенными костями, и этим ремнём, между делом, с грубоватым упорством, дядька похлёстывал себя по дрожащей спине, что явно имело цель излечиться самобичеванием от безвыходно-окоченелой тягости и смущающих дум. Было в этом противоестественном мучительном действии много и наигранного уничижения, что сразу вызвало неприязнь у Евпсихия Алексеевича.
  Пронаблюдав за усердствующим дядькой минут пять, он обратился к нему с суховатым приветствием:
  - Не вы ли будете Шершеньевым, позвольте узнать?
  - Он самый я и есть. - откликнулся дядька, прекращая стирку и вытирая руки об кальсоны, хотя так и не предложив их для рукопожатия. - Выполняю здесь функции сторожа безотлучно, здесь же и вынужден заниматься мелкими бытовыми проблемами.
  - Тогда позвольте и мне представиться. Евпсихий Алексеевич.
  - Евпсихий Алексеевич? - незаметно усмехнулся Шершеньев. - Не о вас ли мне сообщили с пристани, как о следователе по особо важным делам?
  - Именно обо мне и сообщили, а вы в ответ нахрен меня послали. Я так понял, в шутейном смысле?
  - Конечно же в шутейном. Серьёзные смыслы я обучился глубоко внутри себя держать.
  - Шутить-то я тоже не всякому с собой позволяю, так что вы поосторожней будьте.
  - Учту, теперь непременно учту.
  С подхалимствующей заботливостью Шершеньев отодвинул корыто подальше от крыльца и пригласил Евпсихия Алексеевича в дом.
  - О делах лучше в доме разговаривать, в доме не так мёрзло. - заикаясь от вынужденной вежливости проговорил Шершеньев.
  - И я думаю, что лучше в доме. Всегда у вас такая пакостная погода?
  - Неизменно такая. Ни в худшую сторону не удосуживается проникнуть, ни в лучшую - так вот и живём.
  - Ну, лишь бы благодать ощущалось, а погода и тому всё прочее - вроде как мелочи.
  - И я так полагаю, Евпсихий Алексеевич. Это такие мелочи, что растереть и плюнуть... то бишь, плюнуть и растереть!..
  Внутри дома гостя встретила тесная округлая прихожая, удивляющая угрюмой казематной теснотой и пожамканным низким потолком, с двумя приземистыми проходами в комнатёнки, действительно напоминающими предельно аскетические монашеские кельи с пустым убранством и совершенно голыми стенами цвета расплёсканного молока.
  - Некоторые посетители утверждают, что если пристально всматриваться в стену вот этой кельи, то на ней покажутся очертания перста, указующего прямо на смотрящего, куда бы тот не двинулся. Лично я ничего подобного не наблюдал.
  Шершеньев позволял гостю со всем вниманием присматриваться к келье и ко всему дому, окружённому столь мистическим ореолом, вёл разговор послушно, как бы давно приручившись к словесной терапии, и время от времени хорошенько стегая себя ремнём по спине.
  - Прекратите вы это. - поморщился от очередного удара Евпсихий Алексеевич. -Неприятно мне это, да и вам сейчас ни к чему. После как-нибудь хлещите сколько влезет.
  - Как вам угодно, Евпсихий Алексеевич. - недовольно согласился Шершеньев, однако ремня из рук не выпустил.
  - Да мне угодно, чтоб всё происходило в своё время, сейчас толку от вашего бичевания не много. Тело-то хоть и чувствительно к боли, но давным-давно мертво. Это, конечно, своего рода парадокс, но не подчиняться ему нельзя.
  - Евпсихий Алексеевич, я кому тут только не подчиняюсь, в том числе и парадоксам, и позвольте мне хоть эти тяжкие телесные потребности оставить при собственной воле. Оно ведь то немногое, что у меня осталось и зависит непосредственно от моей воли, и в чём я чувствую острую необходимость.
  - И что же вы тут при этой воле: себе наказание обрели за непрощённое преступление или демонстрируете публике пример личного покаяния? - с ехидцей вопросил Евпсихий Алексеевич.
  - Да нет, большей частью для себя, а люди сюда заходят просто на кельи посмотреть или своеобразной атмосферы попробовать надышаться - слишком много слухов про эту атмосферу распускается, а я и не опровергаю этих слухов, хотя ерунды от них больше, чем всамделишной благодати. Иногда люди и ко мне обращаются с просьбами насчёт изменения своей участи или совета какого требуют, хотя никаких влиятельных возможностей я в этих сферах не имею и ничего советовать людям не желаю, поскольку сам себя при жизни загубил увлекающейся неправедностью. Вот обо всём этом я и пытаюсь растолковывать людям, непременно стегая ремнём по спине, чтоб люди понимали мою чрезвычайную мнительность - или это не люди нас посещают, а то, что когда-то было людьми (не знаю уж как теперь говорить правильно). Надо вам знать, Евпсихий Алексеевич, что я теперь только по внешней оболочке распознаю всяческое естество, а человеческих лиц я не вижу. Вижу форму человека, всё в ней понимаю на грани физической простоты - а лица не вижу.
  - И моего лица не видите?
  - Не вижу, Евпсихий Алексеевич. Мутность и неурегулированность сплошная.
  - Ах, мутность, понятно. - неприязнь к Шершеньеву росла у Евпсихия Алексеевича всё больше.
  - Давайте заглянем вот в эту келью, здесь вас ожидает интереснейшая встреча. - пригласил Шершеньев.
  Вторая келья была почти столь же аскетичной и вымученно-бледной, как и первая, но имела крепкий широкий топчан, на котором горестно восседали четыре, дрожащие от холода, крючковатые фигуры. Небольшие, по-воробьиному пепельные и куцые крылышки, расположенные ближе к затылкам, указывали на ангельскую сущность фигур. Кажется, это и были те самые ангелы, о которых упоминали лодочники Коцит и Ахеронт.
  - Ваши? - приятно удивился Евпсихий Алексеевич.
  - Мои!.. Были обязаны при жизни наставлять меня и направлять, но не справились. Теперь наказаны вместе со мной. Вот ведь как бывает, Евпсихий Алексеевич. Всю жизнь живёшь себе припеваючи, в Бога не веришь и даже гордишься тем, что не веришь, а потом вдруг умираешь - и вот Он!! Вот они все - и Бог, и ангелы, и черти!!
  'И жертвы, и убийцы - все здесь, у каждого своё место.' - пробормотала Анна Ильинична, однако не продолжая развивать шершеньевский присносущий список.
  Затем Шершеньев представил ангелов по именам, придавая голосу то настоятельное добродушие, от которого разит невнятной насмешкой: 'Веретрагна-Варахрам, Ардвисура-Анахита, Аши-Хвархшайта, Тиштрйя-Спандармад... Все четверо здесь, всё частное охранное предприятие в сборе. Как прибыли к моменту моего первого появления на свет, так и вынуждены сопровождать до последней смерти.' Ангелы сидели со смиренным послушанием, тихонько покачиваясь, улыбаясь и иногда незаметно перетасовываясь, так что Веретрагна-Варахрам оказывался на месте Аши-Хвархшайта, а Тиштрйя-Спандармад вытеснял Ардвисура-Анахита. Впрочем, это нисколько не запутывало Евпсихия Алексеевича, поскольку ангелы отличались друг от друга только капризными оттенками голосов, и Евпсихию Алексеевичу было не интересно разгадывать, кто из них кто.
  - У нас на Сириусе сейчас тепло. - мечтательно произнёс Тиштрйя-Спандармад. - У нас об эту пору яблони цветут и девки коротенькие юбочки надевают.
  - Вот ваши девки и прославились на весь мир тем, что любят дурью маяться. - проворчал Веретрагна-Варахрам. - Родителям сплошное беспокойство.
  - Нет, у нас по пустякам не беспокоятся: хоть ты дурью майся, хоть чем... К тому же завсегда приятно, когда девка в дом приплод приносит, лишние рабочие руки не помешают.
  - Это называется утилитарное мышление, а по мне так просто подленькая форма эгоизма.
  - Что ж, что подленькая, у нас на Сириусе так принято.
  - Ещё бы блудодейники себе такое правило не приняли - блудить сколько влезет!..
  - Тебе не понять. - усмехнулся Тиштрйя-Спандармад. - Ты и за девку-то не способен с толком взяться; у тебя вся чувственность находится в накопителе слюнных желез, вот ими и разбрасываешься!..
  - Чтоб в тебя плюнуть - этого и в правду достаточно.
  - Да и плюнь, а я утрусь, с меня - как с гуся вода.
  - Да угомонитесь вы, черти, не спорьте. - пресёк робкую вспыльчивость друзей Ардвисура-Анахита. - Уже давно нет на свете никакого Сириуса - комета на него из космоса свалилась, треснул Сириус напополам.
  - Да ну тебя! - не поверил Тиштрйя-Спандармад.
  - Мне как рассказывали, так я и говорю... А чего бы наконец-то и не треснуть твоему Сириусу?.. Как известно, ничто не вечно под луной. Пожил твой Сириус миллиарды лет - и хватит. Хорошо, что хоть память оставил после себя, у других и оставить нечего.
  С внимательной внутренней болью выслушивал Шершеньев разглагольствования ангелов и несколько раз тягостно вздыхал, прикладывая руки к груди.
  - Что вы всё корчите из себя? - пробормотал Евпсихий Алексеевич. - Здесь и позёрствовать-то не перед кем, а вы драмы ломаете.
  - Я не драмы ломаю, я просто несколько волнителен стал в последние годы после смерти. - обратился Шершеньев к гостю с незатейливой искренностью, пытаясь пробить возникшую неприязнь. - Вот не умел я жить, если правду сказать, Евпсихий Алексеевич, но кое-что оставил после себя на земле. У меня семеро детей - весьма послушных и умных отпрысков, а иные уже достаточно взрослые, чтоб вступить в полноценную жизнь. Я уверен, что они не совершат ошибок отца, хотя бы потому, что в последние годы отец обозначил свои ошибки очень явственно, не скрывал их и принимал на себя всю полноту ответственности и покаяния.
  - Думаете, вашим детям интересно было узнать о всех ваших провинностях?
  - Мне просто самому не хотелось чего-либо скрывать от собственных детей. Мне было важно, чтоб я в их глазах выглядел до конца честным человеком.
  - Но разве вы обо всём доверились своим детям?.. Разве вы не оставили после себя хотя бы одной трагически-обусловленной тайны, касающейся возможного преступления?.. И если за это преступление вы не понесли ответственности при жизни, не удосужились сделать так, чтоб после смерти донести своим детям всю правду о свершимся злодеянии, то теперь обязаны за всё это ответить. Сейчас скрывать уже бессмысленно, вы только оттягиваете час наказания, но не минуете его.
  - И ваша следственная деятельность касается именно того таинственного дела?
  - Именно того самого. И не думаю, что для вас оно уж слишком таинственно.
  - О чём же это вы, Евпсихий Алексеевич?.. Уж не о пропавшей ли девушке ведёте речь?..
  - О ней, Шершеньев, вы об этом сразу догадались... Сразу, как меня увидели.
  - Почему же вы решили, что там могло быть преступление?
  - А почему бы мне этого не решить? Если человек исчезает бесследно - кто-то в этом обязательно должен быть виноват, и не только тот, кто исчез.
  - Да что вы можете знать про тот случай, чтоб предполагать и судить?..
  - Так расскажите мне, Шершеньев. Поведайте мне то, о чём я не могу знать, и что позволит мне окончательно решить, насколько вы лично поступили тогда по-злодейски или стали жертвой обстоятельств, а что из обвинений я могу предъявить вашим тогдашним друзьям!
  Аши-Хвархшайта захихикал бисерной насмешечкой, сквозь зубы пропуская мелко-злобные слова 'вот уж друзья, так друзья, прости Господи'!..
  - А разве ваша компания не была дружна между собой?
  - Именно в то время мы были скорее дружны, чем просто приятели, проводящие свободное время за совместными попойками. - ответил Шершеньев, настоятельно покачивая пальцем перед носом Аши-Хвархшайта, призывая помолчать. - Уже после всего случившегося мы практически перестали встречаться, кажется, только Феофанов с Головакиным поддерживали дружеские отношения, но Головакин, в силу своих, пагубных пристрастий и однолинейности, не чурался никого из нас. И я с ним, бывало, сталкивался время от времени, мы выпивали и болтали ни о чём, и уж точно никаких совестливых покаяний и в помине не было. Так, просто, в очередной раз перемалывали прошлое, привычно озадачиваясь пропажей девушки и выдвигая версии, от которых несло нафталином и неразрешимостью.
  - Мне кажется, это одно желание и притягивало вас к совместной выпивке: пообсуждать Аню Зарницкую!.. Не давала она вам покоя.
  - Возможно и так. Я лично вспоминал о ней с одухотворённой скорбью и никому бы не позволил глумливого зубоскальства в её адрес. Хотя, конечно, в тот давний роковой день и вёл себя несколько пошловато. В чём-то и безответственно.
  - А вы можете сказать, почему именно Аню Зарницкую вы тогда пригласили на дачу?
  - Случайность, Евпсихий Алексеевич. Вот хотите верьте, а хотите нет, но это просто случайность.
  - То есть, вполне определённой соблазнительной цели вы к Ане Зарницкой не имели?
  - Имел. Но, наверное, не определённую, а порывистую, приходящую на ум только тогда, когда видишь объект вожделения... такую, знаете ли, замысловато-донжуанскую, но без умысла как-либо унизить девичью порядочность, даже если таковой и нет... Я не знаю, как вам лучше разъяснить, Евпсихий Алексеевич, мою характерическую состоятельность юношеского периода, а вы меня совершенно не знали в те года, и можете подумать, что я был вечно озабоченным чаровником, трахающим всё, что движется.
  - Уж тогда разъясните как-нибудь.
  - Евпсихий Алексеевич, я никогда не испытывал снедаемых до неистовства соблазнов, поскольку очень многое - в отношениях с женщинами - доставалась легко, я просто плыл по течению, которое то и дело выталкивало меня на берега страсти, чему я не сопротивлялся... Так было в тот раз и с Анечкой Зарницкой.
  - Вас просто вытолкнуло к ней на берег?
  - Ну да. Почему-то юность всегда преследует манящая погода, и в тот раз февраль оказался тёплым, соблазнительно-оттепельным, как бы распахнутым настежь и пахнущим навязчивыми куражами весны. Анечка несомненно была девушкой достаточно запоминающейся, хорошенькой, с этакой изворотливой мурлыкающей привлекательностью, и обладала необыкновенными терпеливо приглядывающимися глазами - зелёными, словно прохладный нефрит, хотя и не совсем в моём вкусе... Лично я бы мог ей и не соблазниться, пройти мимо, лишь шутливо произнеся какую-нибудь колкость, приятную для самолюбия девушки. Но в тот день я увидел её восседающей в одиночестве, в коридоре университетского общежития, куда зашёл к Сердцеедскому, чтоб окончательно договориться о поездке ко мне на дачу с вином и шашлыками, и она показалась мне какой-то неприкаянно-грустной, вызывающей очень добрую и чистую жалость, и я остановился, чтоб улыбнуться ей и что-то сказать... И я не помню, что сказал ей.
  - Ты ей сказал обычную свою фривольную глупость. - напомнил Аши-Хвархшайта. - Ты тогда мастер на подобные глупости был. Типа: почему такой цветочек в одиночестве цветёт и пахнет?..
  - Да-да-да-да. - подтвердил Веретрагна-Варахрам. - А она тогда сказала в ответ, что сидит в одиночестве оттого, что не пришла подруга Юленька, хотя и обещала, и они вместе должны были пойти к другой подруге, у которой дома намечалась тусовка с мальчиками из юрфака, но теперь без Юленьки она никуда не пойдёт, и не знает что теперь делать, а ведь сегодня как-никак праздник.
  - Собственно говоря, ты начал привычно флиртовать с девушкой, намекать на обстоятельства свыше, которым лучше поддаваться, чем отталкивать прочь - и чего уж скрывать, любезный друг, завыдрючивался ты тогда не в меру. - напомнил Тиштрйя-Спандармад. - Даже поцеловал девушку с незначительной мягкостью, имея в виду шутливую расположенность к утешению. Хотя, если в первый миг поцелуй именно таким и казался - лёгким и ни к чему не обязывающим - то на третьей-четвёртой секунде он приобрёл однозначную двусмысленность. Однозначную, милый ты наш дружок.
  - Ну да, действительно, так всё и было. - едва выдавливая блёстки озорства из глаз проворчал Шершеньев. - В то время мне казалось, что иногда можно поворковать влюблённым голубком со случайно встреченной девушкой, что это ни к чему не обязывает и ничего не усложняет. Просто мне было интересно отдаваться вдохновению и подстраивать ритуалы соблазна под обоюдный ритм сердцебиений. А затем я почему-то пригласил Анечку к себе на дачу, чтоб провести время в приятной юношеской компании, выпить вина и полакомиться шашлыками, а она незамедлительно согласилась. Мы условились о месте и времени встречи, и через час с небольшим я со всей компанией заехал к ней во двор на такси.
  - И смотрите-ка: Анечка уже была на месте, Анечка уже весело помахивала ладошкой, что явно указывало на её отчаянное стремление укатить хоть куда-нибудь подальше от дома, и укатить как можно быстрей. - заметил Аши-Хвархшайта. - Мне лично ещё тогда стало понятно, что Анечка была не совсем привередливой девушкой, что Анечке очень хотелось провести вечер на природе в компании с весёлыми парнями, а что уж она там себе ещё навоображала и напридумывала - о том разузнать никому впоследствии не довелось.
  - Мне эта готовность укатить куда угодно и как можно быстрей тоже показалось странной, ведь обычно девушки любят опаздывать. - сказал Тиштрйя-Спандармад. - Но зато сразу стало ясно, что от этой девки нам не миновать непредсказуемо дурацких выходок. Так оно всё и случилось.
  - Поить вином её точно не надо было, от алкоголя у ней башню стало крепко сносить. - проронил Ардвисура-Анахита.
  'Да что за несуразные вещи они говорят? - задрожал голос Анны Ильиничны в голове Евпсихия Алексеевича. - Ничего такого я себе не придумывала, когда согласилась поехать на дачу. И нет ничего удивительного в том, что я нечаянно и быстро опьянела, поскольку на всех нормальных девушек алкоголь сильно воздействует.'
  - Ну да, так всё и случилось в тот злополучный день, кажется, так всё и стряслось. - подтвердил Шершеньев россказни ангелов и продолжил излагать события по возможности подробно, но увёртливо. - К вящему восторгу всей мужской компании Анечка забралась в машину, уселась ко мне на коленки и принялась шутить безошибочно-броско, даже рискованно, даже дразня безымянным пальцем, на котором отсутствовало пресловутое колечко, и несомненно, что самой Анечке тогда думалось, что оно пока лишь отсутствовало, что это всего лишь дело времени, что она своего не упустит - ей бы только стоящего паренька встретить!.. И все наши охламоны активно принялись за ответные шуточки, взялись за неугомонное балагурство, ибо что угодно оживится в пчелином улье, если прыснуть туда дихлофоса.
  'Врёт же он, всё врёт!' - с чрезмерно пасмурной страстью пробормотал голос Анны Ильиничны, однако, не предлагая взамен других версий события.
  - Я думаю, что мы тогда несколько распоясались, не предполагая, впрочем, серьёзных намерений сексуального толка, хотя, конечно, такой подтекст и присутствовал. - задумчиво сказал Шершеньев. - Поверьте, Евпсихий Алексеевич, что никто из нас не допустил бы и мысли о насилии, ведь мы причисляли себя к интеллектуальной элите тогдашнего университетского движения, мы были приметными личностями, и даже Головакин умел казаться не таким глупцом, каким был на самом деле, и не без наших подсказок находчиво скрывал свои физические и ментальные уродства - вернее не скрывал, а ловко подменял их на расклад некоего престижа, на экстравагантную индивидуальность. Но совершенно точно, что и ему не пришло бы на ум поддаться вожделению настолько, чтоб применить насилие. Что уж говорить про не слишком влюбчивого Феофанова, который рассматривал всех женщин прежде всего, как объекты, анатомически превосходящие мужчин, но недостаточно умственно развитые, и никогда бы не стал проявлять настырности даже в ухаживании за женщиной, а спокойно дождался бы, когда она сама залезет к нему в постель. И конечно же Сердцеедский, будучи снобом - и иногда с гротескной высокомерностью, но чаще всего с мрачновато-дружеской заботой рассматривающий женщин - терпеть не мог ситуации, при которой заученные понятия этики и морали начинают касаться и обрушиваться с критикой на самого Сердцеедского. Я точно знаю, что он несколько лет ухаживал за одной девушкой, с которой толком и не познакомил никого из нас, и вроде бы она ему родить обещала и не родила, а он обещал жениться и не женился - из чувства непонимания того, зачем ему вообще нужно жениться, к каким положительным результатам это в конце концов может привести - а она с тоски и померла.
  - Ну хорошо. - как бы согласился с представленными доводами Евпсихий Алексеевич. -И вот значит такой весёлой компанией вы прибыли на дачу?.. Все немного пьяненькие, но трезвомыслящие.
  - Да, мы прибыли на дачу и были веселы, учитывая тот напор нахальных шуток, которыми нас исчехвостила милейшая Анечка Зарницкая. - подтвердил Шершеньев.
  - Да какие там немного пьяненькие?? - возмутился Ардвисура-Анахита. - Головакин с Феофановым уже в машине наклюкались портвейном, водитель такси на них поглядывал с явным недружелюбием и даже пообещал высадить из машины, если что. А ваша Анечка прямо из горла бутылки пару глотков сделала - это я точно приметил, ещё подумал тогда: 'Приличная девушка не будет из горла портвейн лопать!'
  - Не говори ерунды, Анечка была вполне приличной девушкой. - заступился Шершеньев. - Мы сами и уговаривали её выпить немножко из горла, потому что стаканов с собой не было. Она просто поддалась на наши уговоры.
  - Она бы могла не поддаваться, а крепко держаться того правила, что девушкам не прилично пить из горла.
  - Тем не менее многие очень достойные девушки, добившиеся затем в жизни родительских и карьерных успехов, иногда выпивали портвейн из горла, брезгливо отплёвываясь и кочевряжась.
  - Ну я тогда и не знаю, что называть приличным, а что называть тем, на что и язык не согласится повернуться.
  Ардвисура-Анахита с подчёркнутым недоумением развёл руками и покачал головой.
  - Итак, вы прибыли на дачу... - Евпсихий Алексеевич деловито прошёлся взад-вперёд по келье, насколько позволяли её скромные размеры, настойчиво допытываясь хронологической последовательности от всех пятерых рассказчиков, но ненароком задел больной ногой громоздкий топчан и очень жалостливо по-детски буркнул. - Ну что же мне так не везёт сегодня!!
  - Может, анальгинчику?.. или покрепче чего? - с готовностью подскочил с топчана Веретрагна-Варахрам.
  - Если очень ушиблись, то у меня капустные листья есть, можно к синяку приложить - и болезнь как рукой снимет. - предложил Шершеньев.
  - Нет-нет, пожалуй, обойдусь. - засмущался Евпсихий Алексеевич. - Собственно говоря, мне и не очень больно, а просто так вот неудачно задел... сегодня я почему-то особенно неловок, но да ведь речь-то сейчас вовсе не обо мне... Вы мне лучше скажите: разве не витало над вашей компанией нечто тревожное и разве ничто не предвещало неприятностей от долгожданного пикника?.. Всем ли пришлась по нраву ваша дача и тамошние окрестности?.. Как вообще проходил ваш отдых?
  - Наш отдых проходил в расслабленно-безудержном оживленье, свойственном всем праздникам и потехам, проводимым вдали от посторонних глаз, и - что было немаловажно для нас, тогда ещё весьма молодых людей - вдали от родительского надзора. - с готовностью сообщил Шершеньев. - Веселье не было сугубо бездельным и пустопорожним, а имело некоторые специфичные моменты, как например разговоры о философии и литературных новинках, придирчивые сравнения исторических феноменов с современными реалиями, а то и просто завлекательные упражнения для ума на грани эзотерического абсурда... Так, мне помнится, Сердцеедский заявил о всецело довлеющим над человеческим сознанием первозданном вселенском взрыве, происшедшим миллиарды лет назад и уничтожившем полноту единицы хаоса, но собравшем в единство множество неупорядоченных систем. На что Феофанов сказал о невозможности отличить целое от разрозненного, если применять к этим понятиям обычные человеческие категории и методы исчисления. И ещё напомнил о древнем анекдотическом споре схоластов, исчисляющих количество ангелов, способных уместиться на острие иглы. Как известно, этот спор ни к чему не привёл.
  - Феофанов сказал, что схоласты были обычными болтунами, а не практиками, поэтому зачастую и не могли постичь элементарного. - сказал Тиштрйя-Спандармад. - Болтуны не способны и пять на пять перемножить, если пятёрки не обозначаются какой-нибудь халявной жратвой.
  - Да-да-да-да. - подтвердил Веретрагна-Варахрам. - Удовлетворяешься лишь тем, чем насыщаешься.
  - Но тут Сердцеедский почему-то обиделся, хотя и завёл эту тему эвальваций явно из шутовства. Сказал, что не всё поддаётся исчислению, хотя бы потому, что не всё имеет начало и конец.
  - Да-да-да-да. - опять подтвердил Веретрагна-Варахрам. - Одно дело сосчитать гусей, которых готовишься съесть, другое дело сосчитать гусей, которых уже давно съел и переварил.
  - Или сосчитать гусей, которых ты мог бы съесть, но никому нет дела до твоих желаний и возможностей. - сообразил Ардвисура-Анахита.
  - Послушайте, друзья, не только математика владеет числами, мир чисел полон саморазвлекающейся анархии и чудес: есть отрицательные числа и положительные, а есть числа мнимые!.. - сообщил Шершеньев свои догадки по этому поводу.
  - Гениально! - с умопомрачительным блаженством воскликнул Веретрагна-Варахрам. - Да-да-да-да.
  - Всё это мне понятно. - сказал Евпсихий Алексеевич. - То есть, не совсем понятно, ну да ладно... А чем же занималась Аня Зарницкая, пока вы друг другу морочили головы?
  - Да чем же она таким особым могла заниматься?.. Быстренько напивалась. Да и много ли надо креплённого вина, чтоб девушке напиться вдрабадан?.. Надо заметить, что она не гнушалась много закусывать, ей слишком полюбились феофановские шашлыки - Феофанов действительно был мастер на это дело, он гораздо лучше меня жарил шашлыки, чему я отчасти и завидовал - и она вертелась у мангала, а Феофанов вкупе с Головакиным пользовались девичьей дурашливостью, постоянно подливали ей в стаканчик, допускали и лёгкие скабрёзности - чему Анечка явно и не противилась.
  Голос Анны Ильиничны в голове Евпсихия Алексеевича негодующе заныл.
  - Феофанов подливал, а Головакин приговаривал: 'На природе не надо стесняться пить, милая Анечка; на природе алкоголь выветривается быстро!..' - не без колкости сообщил Тиштрйя-Спандармад. - Вот Анечка и не стеснялась. Лопала - только в путь.
  - 'Без поливки на двух сотках и капустка быстро сохнет.' - напомнил одну из любимых головакинских присказок Ардвисура-Анахита.
  - 'Либо только три стопки пей, либо трижды три в себя залей.' - ещё припомнил из головакинского наследия Тиштрйя-Спандармад.
  - Затем Головакин принялся подробно рассказывать о маринаде для шашлыков, о том, как лучше всего его готовить, чтоб жареное мясо таяло во рту, и о том, что в следующий раз, когда они все вместе соберутся на дачу, то маринад для шашлыков будет готовить именно Анечка. - не без увлечения рассказывал Шершеньев. - Евпсихий Алексеевич, я до сих пор не изменил своих тогдашних впечатлений об Анечке, я не стеснялся их выкладывать на следствии, мне лично Анечка тогда показалась весьма довольной и радостной, наполненной нормальными девчоночьими эмоциями насчёт превосходно приготовленных шашлыков, уютного домика, шебутного вина и симпатичных мальчиков, которым бы пора взяться и развлечь девушку чем-нибудь необыкновенным... разумеется, выпитое спиртное всё больше давало о себе знать с наихудшей стороны, Анечка расслабленно пошатывалась, явно намереваясь упасть не вовремя и не туда, куда надо... а затем и вовсе принялась выдавать алогичные поступки и предложения, высказываемые капризным, но невероятно обаятельным голоском... И тогда я решил предпринять что-то кардинально меняющее положение вещей, я затащил её в дом, подальше от всей компании, чтоб попробовать привести в чувство, утихомирить, посоветовать отоспаться, поскольку выпитое вино ей пошло явно во вред.
  - Она вас послушалась? - спросил Евпсихий Алексеевич.
  - Конечно, да. - простудно кашлянул Шершеньев. - Правда, тут же и забыла, что ей необходимо выспаться, поскольку захотела продолжения веселья и каких-нибудь необыкновенных игр.
  - Например, игр с пистолетом дедушки Сердцеедского?
  - Вам значит и про пистолет известно? - замялся Шершеньев, с тоской поглядывая на ангелов.
  - Не было там никакого пистолета. - попробовал вступиться за подопечного Ардвисура-Анахита.
  - Я про пистолет дедушки в первый раз слышу. - воскликнул Аши-Хвархшайта. - Разве был такой пистолет?..
  - Да если и был, то никакого толку от этого пистолета не было, потому что дедушка давно все патроны из него вынул и запрятал в чулан. - уверенно заявил Тиштрйя-Спандармад. - Дедушку-то хоть не будем вызывать на допрос, пожалеем старость. А там просто Анечка играла с пистолетом, а вдруг бабахнуло что-то вдали: кто его знает - что там бабахнуло.
  - Да-да-да-да. - подтвердил Веретрагна-Варахрам. - Это на железнодорожной станции что-то хлопнуло, возможно, цистерна с бензином взорвалась, а сила звука параболу описала в воздухе и к нам на дачу рухнула. В тех краях такое частенько случалось.
  - Какую ещё параболу? - усмехнулся Евпсихий Алексеевич. - Не надо меня за дурачка держать.
  - Пистолет был и даже выстрел из пистолета был. - тихо сказал Шершеньев. - Но всё это не могло стать причиной последующего исчезновения Ани Зарницкой, она просто побаловалась с пистолетом и нечаянно выстрелила. Потому что девушки не умеют обращаться с оружием, они к любой механике подходят с точки зрения внезапного творческого наития.
  - Вам не кажется, Шершеньев, что вы очень странно себя повели? - возмутился Евпсихий Алексеевич. - Вы же видели, что девушка сильно пьяна, что соображает плохо, что наверняка хочет необычного мужского внимания... Зачем же вы позволили ей играть с оружием?
  - Да кто же знал, что её потянет поиграть, если я думал, что она просто подержит пистолет в руках и с опаской положит обратно?.. Девушкам вообще свойственно бояться оружия.
  - Нормальным девушкам свойственно бояться, а эта как ухватилась за пистолет - аж не оторвать было. - зашипел Ардвисура-Анахита. - Ещё и поиграться вздумала в свои гнусные пьяные фантазии, говорит: эротично ли будет, если я дуло пистолета себе в рот запихну?..
  'Врёт же! - устало продолжал роптать голос Анны Ильиничны. - Всё врёт!'
  - Ну да. - смущённо подтвердил Шершеньев. - Анечка взялась излишне баловаться, потому что пистолет её нисколько не напугал, а я сказал, что это совсем не эротично будет, если она запихнёт дуло пистолета в рот, что этого категорически не надо делать, но она запихнула...
  - И тут раздался выстрел? - напрягся Евпсихий Алексеевич.
  - Почему?.. - озадаченно вздрогнул Шершеньев. - Зачем тут быть какому-то выстрелу??
  - Затем, что Анечка засунула дуло себе в рот, случайно нажала на курок и пистолет выстрелил. Не правда ли, Шершеньев, что Анечка разнесла себе голову напрочь, а вы всей компанией перепугались и решили замести следы, чтоб никто не узнал про несчастный случай и не повлёк вас к ответственности?
  - Нет, выстрел был не во рту Анечки, а уже после того, как она вытащила дуло изо рта. Голова у ней находилась в полном порядке, а вот руки явно намеревались шалить и дальше. Вот тогда она и выстрелила куда-то в стену.
  - Значит, не себе в голову, а в стену?
  - Совершенно точно, что голова у Анечки была на месте.
  - Абсолютно целёхонькая голова, без каких-либо изъянов?
  - Голова оставалась совершенно такой, с какой она и приехала на дачу.
  - Да точно ли так всё было, Шершеньев, как вы мне рассказываете?..
  - Извините, Евпсихий Алексеевич, но неужели вы думаете, что я смог бы спокойно взирать на девушку с разнесённой от выстрела головой, а затем тщательно и ловко всё замаскировывать, чтоб и милиция ничего не нашла за несколько дней поисков?
  - Да чего только не бывает, уж тут ваши отговорки меня не трогают... Но вы подтверждаете, что выстрел был, только он никого не убил, а лишь проделал дырку в стене дачного домика?
  - Именно так всё и было.
  - После чего в домик ворвался Сердцеедский и затеял скандал, поскольку дырка в стене ему категорически не понравилась?
  - Сердцеедскому не понравилось то, что Анечка выстрелила из пистолета, из которого не следовало стрелять, а дырка в стене его совершенно не заботила, ведь это была стена не в его доме, а в доме моих родителей, по сути говоря, в моём доме.
  - Значит, это вы, а не Сердцеедский, закатили скандал и в запальчивости надавали Анечке оплеух?.. Или что вы там ей надавали?
  - Я не давал Анечке оплеух, у меня никогда не было привычки поднимать руки на женщину...
  - Да неужели?
  - Помилосердствуйте, я собачонку-то дворовую не обижу, не то что женщину!..
  Понятно, что после этих слов Евпсихий Алексеевич пристальней взглянул на Шершеньева, демонстрируя своей нахальной мимикой, что не надо вешать ему лапшу на уши, что мы прекрасно знаем, какие вы примерные семьянины.
  - Именно Сердцеедский тогда закатил скандал, это я хорошо помню. - быстренько залопотал Ардвисура-Анахита. - Потому что Сердцеедский был непростого характера юноша, и слишком мнил себя за главного, да ещё считал, что его надо слушаться и не предпринимать каких-либо выходок без его ведома, потому что он самый умный. Он тогда сказал, что не для дешёвых хулиганских проделок принёс дедушкин пистолет, а для визуализации некоего мужского благородства и человеческой силы, которой иногда не хватает в юношеской среде, и хорошо, что он есть здесь такой умный, чтоб обо всём вовремя подумать и облагородить.
  - А Феофанов тогда спросил у него: раз ты такой здесь умный, то кто тогда мы? - продолжил рассказывать Аши-Хвархшайта. - Причём он спросил это с достаточно глумливой ухмылкой, как бы выказывая, что не всегда бывает умным тот, кто привык себя за умного выдавать.
  - Тогда Сердцеедский и произнёс в запальчивости, что вы тут все генетическое отребье, после чего Феофанов полез драться, а Шершеньев сказал, что он никогда не был категорически против выяснения отношений между пацанами, раз в этом есть принципиальная необходимость, но лучше всего это делать на улице, а не дома. И тогда все вышли на улицу, чтоб посмотреть, как Феофанов будет драться с Сердцеедским, но драться-то они не стали, а просто Феофанов пообещал, что если ещё разок услышит подобное от Сердцеедского, то утопит его в выгребной яме. Тут все запросто развеселились на эту самую выгребную яму, представив себе, как Сердцеедский будет в ней барахтаться и умолять о пощаде, а затем принялись пить вино да бахвалиться, кто быстрей опорожнит стаканчик - что, надо сказать, несколько меня разочаровало, я бы хотел, чтоб парни подрались.
  - Да-да-да-да. - подтвердил Веретрагна-Варахрам. - В этих вопросах, конечно, бессмысленно на интеллигенцию надеяться: поворчит-поворчит, а от рукоприкладства извернётся.
  - Короче говоря, всё было мирком и ладком. - робко улыбаясь поведал Ардвисура-Анахита. - Анечка наконец-то угомонилась и уснула в домике на диване, на небе принялись высыпать первые, околдованные гротескной грустью звёзды, а приятели мирились во дворе, распивая вино и ликующе кривляясь. Короче говоря, настроение было разгульное.
  - Настолько разгульное, что даже следующий выстрел совершенно никого не напугал, а даже отчасти развеселил. - зачем-то сообщил Аши-Хвархшайта, хотя никто его за язык не тянул. - Отчасти и с черноватым юморком развеселил, поскольку Головакин сказал: всё-таки Анечка стрельнула в себя из пистолета! вот не может девка и минуты прожить, чтоб себе в рот чем-нибудь не выстрелить!..
  - Да уж, именно так Головакин и сказал, и это было очень смешно. - пакостно хихикнул Тиштрйя-Спандармад. - Тогда ещё Феофанов присовокупил, что он прекрасно понимает тонкость шутки Головакина, поскольку Анечка успела спьяну шепнуть ему на ушко, что нет в мире ничего слаще, чем выстрел из мужского пистолета, только Феофанов не сразу догадался, к чему Анечка клонит.
  'Врёт!' - виновато буркнул голос Анны Ильиничны.
  - Итак, друзья, отставим прочь анечкины спонтанные рассуждения, а займёмся вторым выстрелом из пистолета, который вы безоговорочно подтверждаете. - потребовал Евпсихий Алексеевич. - Кто же и в кого выстрелил на этот раз?..
  - Пистолет был у меня, я просто захватил его с собой, когда меня Свиристелов позвал выйти на улицу. - сказал Шершеньев, уже не слишком дружелюбно косясь на Евпсихия Алексеевича. - А пока я разговаривал со Свиристеловым, Анечка тихонько спала в дачном домике и не могла в себя из чего-нибудь выстрелить, поскольку у дедушки Сердцеедского имелся только один пистолет, который я захватил с собой.
  - А вы вышли на улицу со Свиристеловым поговорить о чём-то своём? О чём-то таком, что потребовало наличие пистолета?..
  - Ну да, мы вышли пошептаться, и наш разговор не касался Анечки Зарницкой никоим образом. Он также не требовал наличие пистолета, но я утащил его из дома на всякий случай. Чтоб Анечка снова не ухватилась за него, имея на уме свои странные игры.
  - Кто-нибудь из вас видел, как Анечка в это время тихонько спала в дачном доме? - обратился к ангелам Евпсихий Алексеевич. - Откуда вообще взялась эта уверенность, что Анечка находилась в доме?..
  - Я своими собственными глазами видел, как Головакин хотел на минутку прикорнуть на диване, а когда увидел, что на нём уже лежит Анечка, то вздохнул и ушёл прочь. - сказал Ардвисура-Анахита.
  - Да-да-да-да. - подтвердил Веретрагна-Варахрам. - В доме ещё кушетка и топчан имелись, на которых можно было бы запросто прикорнуть, но Головакин не захотел укладываться на топчан, он сказал, что из принципа этого делать не будет. Дескать, он не побродяжка какой, чтоб на топчанах спать. А кушетку, кажется, он вообще отказывался замечать.
  - Конечно, он мог бы Анечку на топчан переместить, а сам уложиться на диван. - отметил Аши-Хвархшайта. - Но Головакин этого почему-то не стал делать.
  - Вот как ты себе представляешь таскание пьяной девки по дому с дивана на кушетку, а с кушетки на топчан, а затем - если она вдруг заупрямиться и заноет - с топчана обратно на диван?.. На это сколько сил и нервов уйдёт - страшно подумать.
  - Когда это Головакин свои нервы жалел?.. Плохо ты знаешь нашего Головакина, раз так о нём думаешь.
  - Нет, извини, я прекрасно знаю Головакина и прекрасно знаю, что он был не прочь иногда понервничать даже по пустякам, но в тот раз он переживал безмятежную расслабленность и умиротворение. В тот раз ему просто не хотелось выслушивать капризных пререканий, да и девушка весила не каких-нибудь ничтожных пятьдесят килограммов, а всяко побольше - попробуй-ка такую дуру потаскай.
  'Врёт! - ахнул голосок Анны Ильиничны. - Всего пятьдесят и весила!..'
  - Ну, знаешь, иногда мужчине и полезно потаскать женщину на руках, сколько бы она не весила. Это, знаешь, абсолютно верное звено в логике взаимоотношений полов.
  - Да-да-да-да. - старательно поковырялся в расплющенной логической цепочке Веретрагна-Варахрам. - Пожалуй, я соглашусь с тобой, тут ты прав. Пока ты сам таскаешь женщину на руках, её не сможет таскать кто-либо другой.
  Тиштрйя-Спандармад самодовольно вздёрнул нос.
  - Друзья, прекратите эту бессмысленную болтовню про Головакина!! - рассердился Евпсихий Алексеевич. - Конкретно сейчас меня интересует девушка. Вы точно были тогда уверены, что она находилась в домике, после первого происшествия с пистолетом?
  - Если мы все вышли во двор и пребывали безотлучно во дворе, и только Анечка осталась в доме, то понятно, что мы были в этом уверены. - сказал Шершеньев. - Из дома был только один выход, и мы бы заметили, как Анечка покидает дом.
  - Почему вы говорите, Шершеньев, что все безотлучно пребывали во дворе?.. Почему вы ничего не рассказываете про себя и Свиристелова?
  - Про себя и Свиристелова? - окончательно смутился Шершеньев. - А что такого мне про него рассказывать?.. Что вы хотели бы услышать?
  - Меня интересует, что там у вас произошло со Свиристеловым, когда Сердцеедский отправился выяснять отношения с Феофановым, а вы зачем-то взяли пистолет и отправились выяснять отношения со Свиристеловым, поскольку он позвал вас пошептаться?.. Меня интересует, почему вы говорите, что безотлучно пребывали во дворе, когда это совсем не так, поскольку мне известно, что сначала вы разговаривали у колодца, а когда разговор прервался, то и вы на некоторое время покидали двор, и Свиристелов покидал двор, а что касается одного выхода из дома - то это всё пустяки, ибо девушка могла бы вылезти через окно при необходимости. Вопрос только в том, что могло бы вызвать такую срочную необходимость?
  - И как вы думаете: что?..
  - Давайте для начала разрешим парочку вопросов, касающиеся вас лично. Зачем вы пошли со Свиристеловым, прихватив пистолет, и почему выстрелили, а затем куда-то ушли и исчезли на некоторое время?
  - Ничего не произошло, просто я хотел показать Свиристелову, как я метко стреляю в консервную банку, выстрелил и промахнулся. А ушёл я на некоторое время потому, что решил просто прогуляться, что называется, проветриться!..
  - Друзьям вы сказали, что у вас имеется какое-то дельце. Вы не сказали, что просто пошли проветриться.
  - Было бы глупо сказать, что я пошёл просто проветриться, вот я и выдумал дельце. Конечно, дельца у меня не было и быть не могло, тут и говорить не о чем.
  - Ну, если не желаете делиться с нами всей правдой - это как вам угодно, но я сам о кое-чём догадываюсь без труда, а кое-что и знаю из того, что вы тщательно скрывали на протяжении всей жизни, и зачем-то сейчас пытаетесь скрыть. Я знаю, что Свиристелов в тот раз позвал вас пошептаться с вполне определённой целью, что тогда он отчасти признался, что испытывает к вам чувства особого рода, и даже полез целоваться, а поскольку был пьян, то, я думаю, вам стоило немало трудов, чтоб отбиться от этого бугая... Вы ведь отбились от него, Шершеньев, или свидание закончилось категорическим казусом?..
  - Вы несёте ерунду, Евпсихий Алексеевич! - неожиданно искренне возмутился Шершеньев. - Вы просто стремитесь меня обидеть и заклеймить каким-то пакостными деяниями, к которым я случайно имел непосредственное отношение, но не понимаете, что моё влияние на эти дела было минимальным.
  - Я не стремлюсь кого-либо обидеть, я просто излагаю события, как они мне представляются, основываясь на том, что мне доподлинно известно.
  - И что же вам ещё доподлинно известно?
  - А ещё нам доподлинно известно, что Свиристелов отсутствовал некоторое время на даче, а когда вернулся, то сказал, что ходил на железнодорожную станцию, посмотреть расписание электричек и убраться отсюда прочь - а я позволю заметить, что только серьёзный разговор с вами, Шершеньев, и некоторое чувство стыда, полученное в результате этого разговора, прогнали его на станцию, но поскольку никаких поездов в тот поздний час не намечалось, он был вынужден вернуться. Как вы думаете: не в это же самое время пропала девушка, до которой вы были охочи, отчего её мог возненавидеть из чувства ревности Свиристелов??
  - Полагаете, Свиристелов не был на станции, а заманил девушку в лес и прибил, а сам вернулся?..
  - Что вы предполагаете - вот в чём вопрос?.. И не могло ли всё случиться без ревности Свиристелова, о которой мы только вскользь предполагаем, но зато с участием вашего напористого интеллекта и заботой о собственной репутации?.. Вы ведь тоже некоторое время отсутствовали на даче, обещая приятелям что сделаете своё дельце и вернётесь. Только предположим, к примеру, что девушка могла выглянуть из окна домика и стать невольной свидетельницей того вашего секретного и даже пикантного разговора со Свиристеловым, закончившимся поцелуем, и о котором девушка могла поведать всем прочим парням, что вызвало бы массу удивлений и насмешек - если не сказать хуже. Не сговорились ли вы со Свиристеловым покончить с девушкой, пока она не развязала свой язык?..
  - Нет!! - воскликнул Шершеньев. - Поверьте, Евпсихий Алексеевич, что в том уголке, где мы перешёптывались со Свиристеловым, нас бы никто не смог увидеть, тем более из окна домика, тем более в вечерних сумерках. И при том перешёптывание не было никаких поцелуев, хотя Свиристелов явно намеревался доказать мне свою пылкость, в которой лично я - подтвержу ещё раз - нисколько не нуждался. Я просто прогнал его прочь, даже не слишком задумываясь о рискованной пикантности того, что между нами произошло. Я подумал, мало ли чего взбредёт в подвыпившую голову, за что впоследствии становится очень стыдно.
  - Да не был Свиристелов педерастом, враньё всё это. - отмахнулся Тиштрйя-Спандармад. - Просто по-братски хотел поцеловаться, типа такая элементарная человеческая нежность. Без всякой задней мысли.
  - Да-да-да-да. - подтвердил Веретрагна-Варахрам. - Братья запросто могут поцеловаться между собой, и даже делать это сколько угодно, и вроде бы ничего странного в этом нет.
  - Был бы у меня брат - я бы только с ним и целовался, причём без всякой задней мысли. - сказал Ардвисура-Анахита. - Это просто такое проявление родственной нежности.
  - Я предполагаю, что можно и не только брата целовать исключительно с родственной нежностью, а можно и сестру поцеловать по-братски. - заметил Аши-Хвархшайта. - Даже бабушку с дедушкой можно поцеловать по-братски, и ничего в этом не будет такого срамотного.
  - Я уверен, например, что Сердцеедский регулярно целовал своего дедушку. - сказал Ардвисура-Анахита. - Особенно выразительно целовал по праздникам и памятным датам, или выпрашивая пистолет, и при этом был уверен, что совершает нормальный братский поступок. Неужели вы ещё скажете, что и Сердцеедский был педерастом?.. Ну смешно же.
  - Ладно!! - схватился за голову Евпсихий Алексеевич, которого стала прибешивать эта назойливо-расплывчатая болтовня ангелов. - Оставим наклонности Свиристелова в покое, вернёмся к Ане Зарницкой.
  - Вот так бы сразу. - согласился Ардвисура-Анахита. - Анечкой надо заняться плотней, она была особой крайне невразумительного толка.
  - Меня интересует, когда и почему вы лично, Шершеньев, заметили исчезновение девушки?
  - Я лично ничего такого и не заметил, а заметили другие, и заметили уже после того, как разобрались со вторым выстрелом, а я успел проветриться и вернуться. - сказал Шершеньев, едва отходя от предыдущего скользкого рефрена. - Просто кто-то сказал, что девушка давно не выходит из домика, а ещё кто-то сказал, что она не выходит, потому что крепко спит, и это очень похвально с её стороны - пускай себе спит дальше!.. А ещё кто-то предположил, что она может замёрзнуть, будучи не очень тепло укутанной, поскольку тот маленький электрообогреватель, который имелся в домике, мог быть и не включённым. 'Кто-нибудь включал обогреватель, когда выходил из дома?' - спросил Сердцеедский. Оказалось, что вроде бы никто не включал. 'Но его никто и не выключал, когда выходил из дома. - сказал Головакин. - А вот включён он был с самого начала, как мы только приехали на дачу.' Я тогда сказал, что надо всё-таки сходить и проверить, включён ли в доме обогреватель, спит ли девушка и тепло ли ей.
  - И почему сами не пошли проверить?
  - Потому что Феофанов мгновенно вызвался на это дело и помчался в домик с удручающей поспешностью, а вслед за ним помчался и Головакин, которому тоже вдруг стало интересно, что там происходит с девушкой. - Шершеньев заметно успокоился и принялся излагать события на уровне непринуждённого бубнёжа. - Я и Сердцеедский дожидались их во дворе, ничуть не омрачая свои помыслы какими-либо предчувствиями, а выпивая вино, которое фантастическим образом не хотело заканчиваться. Первым из домика вышел Феофанов и сообщил, что заглянул в комнатку с диваном и увидел, что девушка лежит там и не откликается на зов, потому что дрыхнет без задних ног - настолько она захмелела. А через секунду вышел Головакин и сказал, что девушка лежит на кушетке в комнатке, соседней с той, в которой недавно был Феофанов и где якобы наблюдал девушку на диване. Мы все очень удивились, поскольку девица, приглашённая мной была всего одна, а тут получались как бы две девицы: одна на кушетке, а другая на диване. Но затем на разведку пошёл Сердцеедский и сообщил, что он не нашёл в домике вообще никаких девушек, что на диване и кушетке валяются старые пальто и шуба, принадлежащие мамаше Шершеньева (это он так сказал - мамаше Шершеньева, то есть моей мамаше), а топчан на кухне завален старыми газетами для розжига. Тогда я сказал, что одну девушку мы точно привозили на дачу, и очень странно, что её нигде нет. Тогда на поиски в дом отправились сразу все, кроме Сердцеедского, потому что он решил подождать на улице и присмотреться, не выскочит ли девушка откуда-нибудь из-за угла. Естественно, что мы одобрили его решение, различив в нём толику мудрости, и лишь попросили кричать погромче, если он заметит девушку. Первым делом мы вошли в комнату, где находился диван и убедились, что на диване не было ни одной девушки, а было пальто моей мамы. 'Возможно ли такое, что на диване кто-нибудь лежит, а мы этого не видим?' - спросил Головакин. 'Возможно. - синхронизируя ум с языком буркнул Феофанов. - Но тогда нам довелось бы услышать храп или посапывание, или даже нутром почувствовать чьё-либо присутствие.' - 'Давай проверим, насколько ты прав, и почувствуешь ли ты нутром моё присутствие. - сказал Головакин и вальяжно расположился на диване. - Скажи мне, Феофанов, ты меня сейчас видишь? чувствуешь меня нутром?..' - 'Я тебя вижу. - с удивлением воскликнул Феофанов. - Я вот не могу сказать с точностью, нутром ли я тебя вижу и чувствую, но вижу вполне определённо.' - 'Кроме меня ещё кого-нибудь ты здесь видишь?' - 'Кроме тебя я никого не вижу!' - 'Я тщательнейшим образом ощупываю пространство вокруг себя и ни на кого не натыкаюсь... Ты мне веришь, Феофанов?' - 'Верю' - 'Значит, на диване никого нет. Пройдём теперь к кушетке и проверим её.' - 'Хорошо, Головакин, давай пройдём к кушетке, только теперь уже я возлягу на кушетку и прощупаю пространство.' - 'Надеюсь, ты не хочешь пустить меня на кушетку не от недоверия ко мне, а просто из любопытства?' - 'Ну да, я сейчас любопытен как никогда.' И мы прошли к кушетке, где проделали тот же самый эксперимент, что проделали с Головакиным на диване, но на этот раз с Феофановым, и убедились, что на кушетке никого нет. Тогда я сказал, что остался непроверенным лишь один топчан, и я готов заняться его проверкой незамедлительно. 'Уверен, что топчан нас огорошит тем же самым, что и диван с кушеткой. - сказал Головакин. - Но проверить его надо'. И Головакин оказался прав - топчан не принёс нам положительных результатов поиска. О чём мы и сообщили Сердцеедскому, когда вышли на улицу.
  - А Сердцеедский всё это время пребывал во дворе и никого не видел?
  - Да. Мало того, что Сердцеедский никого не видел во дворе, тут ещё вернулся с железнодорожной станции Свиристелов и сказал, отвечая на наши расспросы, что нигде не заметил Анечки Зарницкой, и что лучше бы мы раньше послушались его и позвонили из телефонной будки, чтоб вызвать такси и отправить Анечку домой.
  - А я читал показания, что Свиристелов раньше вас вернулся с железнодорожной станции на дачу. То есть, вы где-то делали своё дельце, а Свиристелов уже принимал участие в поисках девушки. Получается, что весь ваш рассказ о диване, топчане и кушетке - это плод ваших фантазий.
  - Учитывая то, что Свиристелов дважды ходил на станцию - один раз по собственному почину, чтобы уехать, а другой, чтобы поискать девушку - то я могу чего-нибудь и напутать, но мой рассказ о диване, топчане и кушетке абсолютно правдив.
  - Ну хорошо, допустим. А вас лично напугало исчезновение девушки?.. Вы решились на какие-то категорические меры для её поиска?.. И почему - чёрт возьми - вы не захотели сразу обратиться в милицию?
  - Мы почему-то решили искать её сами, и меня лично захватил настоящий азарт поиска - я добежал чуть ли не до посёлка силикатного завода, что граничил с дачными участками, но никого по пути не обнаружил. Парни тоже облазали все окрестности, насколько это было возможно в сумерках, и не обнаружили ничего, что помогло бы навести на след девушки. Тогда Сердцеедский сказал - и нам в изрядно выпившем состоянии показались его слова очень правильными, и мы ни на секунду не подвергли их критике - что девушка наверняка добралась к себе домой, благодаря попутным машинам, или сама догадалась вызвать такси, и нам остаётся только подождать до завтра, чтоб узнать, вернулась она домой или не вернулась.
  - Это же невероятная глупость, а то и подлость!! Девушка могла заблудиться в посадках, окружающих дачи, ведь девушка была пьянее вас всех, и её обязательно нужно было искать... Почему вы об этом не подумали??
  - Я не знаю, Евпсихий Алексеевич, и больше я ничего не помню. Я рассказал вам всё, как было.
  - Получается, что никто из вас девушку не угробил, а она сама ушла и где-то затерялась?
  - Получается так, Евпсихий Алексеевич. Я не имел ни малейшего повода, чтоб обидеть девушку, Феофанов со Свиристеловым хоть и были нагловаты порой, но трусливы, у Сердцеедского даже случайно бы не получилось никого убить, настолько он был предусмотрительно-придирчив к собственному поведению, да и Головакин по скудомыслию не мог учинить ничего такого... Никто из нас не мог причинить зла Анечке Зарницкой!.. Поверьте мне, Евпсихий Алексеевич.
  - Поверь ему, Евпсихий!! - просящими голосами замямлили ангелы, ёрзая на топчане.
  - Долго ли ему здесь страдать из-за какой-то пропащей девки? - взбрыкнулся Тиштрйя-Спандармад. - Ведь это, мне думается, тоже подло и не очень справедливо.
  Евпсихий Алексеевич сердито оглянул четвёрку ангелов, выбрасывая на поверхность глаз гнетущую спесивость неизвестности, но не находя чем можно им ответить убедительно и обескураживающе. Анна Ильинична в голове Евпсихия Алексеевича лишь о чём-то скомкано сипела.
  - Я прожил достаточно насыщенную жизнь, и всегда оставался более-менее хорошим человеком. - с очень скучной, но тёплой откровенностью заговорил Шершеньев. - Я занимался бизнесом и не был беден, я оставил после себя замечательных детей, я давал возможность неплохо зарабатывать очень многим людям... Но однажды я понял, что в мире нет ничего, достойного моей всепоглощающей любви, и я постарался отойти от мира. Конечно, я не ушёл в монастырь, Евпсихий Алексеевич, это было бы очень примитивно с моей стороны, да и монахи мне всегда казались субъектами безвольными, насильно поставленными в условия, при которых можно лишь глубоко внутри себя негодовать и мастурбировать - я не нуждался в каком-либо внешнем подавлении своей воли и мысли, я привык сам распоряжаться своей жизнью, даже когда эта жизнь открыта передо мной в полноте своей бессмысленности... Я просто ушёл в себя и ото всех, чтоб попробовать что-то новое... что-то такое, отчего начинают смещаться понятия смерти и бытия, и ты перестаёшь различать, где есть ты, а где твоя смерть, а где есть вы вместе, в обнимочку, и где пытаетесь ловко манипулировать друг-другом, не признавая поражений... Вряд ли, Евпсихий Алексеевич, вам когда-нибудь попадалась в руки такая удивительная книга - 'Кабаре КРОКОДИЛ', она написана в виде издевательски-философских текстов, и я зачитывался ею до дыр. Совсем небольшая книга.
  - Отчего же, я знаком с этой книгой. - заявил Евпсихий Алексеевич. - Я с большим интересом её прочитал, и даже запомнил наизусть некоторые строки, несмотря на их своеобразную рассыпанную сосредоточенность.
  - Да?.. Ну тогда вы должны помнить такой текст... - и Шершеньев уверенно, по памяти прочитал: - 'Хорошо любить весь мир, сколоченный из досок плоских, в череде пустых квартир и улыбок идиотских!..'
  - 'Мир - до скуки анонимный: в Судном Месте, под конвоем, целомудренные гимны разбавляет мордобоем!..' - подхватил текст Евпсихий Алексеевич.
  - 'Мир, где в шахтах вечной тьмы воздвигаются ковчеги, а безвестные умы мрут в параноидальной неге!!' - со смиренным удовольствие закончил текст Шершеньев.
  Утомлённая ласковая тишина прикоснулась к податливо-холодному острову и с равнодушной добротой застыла на несколько секунд, погружая в себя всё живое. Лишь несговорчивое озеро деликатно пискнуло оголодавшей мышью.
  - Да уж, такие дела. - выдохнул Веретрагна-Варахрам.
  - Очень, очень много людей верят в сущности, исходя просто из их названия. - вдруг сказал Аши-Хвархшайта, прерывая завораживающее молчание. - Любая бессмысленность наделяется смыслом, если все разом начинают тебя в этом убеждать.
  - О чём это ты? - нахмурился Тиштрйя-Спандармад.
  - Вот просто скажу для примера: назвали болванку беспилотную гиперлупом - и всё, этого вполне достаточно, чтоб все поверили, что это гиперлуп. Вот назвали коллектив болтунов, именующих себя правозащитниками Human Rights Watch - и всё, теперь типа все верят, что это организация по наблюдению за правами человека, и наделяют её беспрекословным авторитетом, чуть ли не религиозного свойства. А какой-нибудь Гринпис, конечно, выступает только за экологию и защищает всё живое и биологически активное на земле, дескать, как же может быть иначе. Постмодернизм - вот в этом, как мне кажется, заключена основная проблема современного мира, и людям ещё только предстоит с болью осознать, что врать могут сами названия сущностей, которыми они оперируют.
  - Потому что в школах обучают законсервированному в учебниках вранью, выдают знания на уровне понятий в пределе допустимой глупости. - возмутился Ардвисура-Анахита. - А вот чего полезное прячут подальше на библиотечных полках. Про многослойность бытия и время t наверняка вам в школе ничего не расскажут.
  - Да-да-да-да. - подтвердил Веретрагна-Варахрам. - Одинаковыми методами хотят деток излечить: что от искривления пространства, что от искривления позвоночника!..
  - Вот не поверишь, у нас в школе практически всё преподавали, по крайней мере время t точно в задачки входило. - сообщил Тиштрйя-Спандармад. - Только его преподавали с некоторыми поправками на глупость учеников: то есть не преподавали, как четвёртое измерение (хотя оно таковым является), а с поправкой на необходимость умножения на мнимую единицу, да ещё при рассмотрении специальной теории относительности, чтоб выполнять требования инвариантности метрики пространства-времени относительно преобразований Лоренца.
  - И по-твоему это хорошо, это по-твоему правильно? - чуть раскраснелся от возмущения Ардвисура-Анахит. - Полагаешь, что это развивает в ребёнке всестороннею личность, а не упёртого математика?
  - Главное, что учат, и на том спасибо. Мне кажется, что образовательная система не должна детей знакомить с дополнительными пространственными измерениями, тут нужно самостоятельное ознакомление. С другой стороны, на уровне школы, на уровне первоначальных знаний, отрицать существование чего-то за горизонтом экспериментального познания - тоже не всегда верно априори. Например, всегда можно утверждать, что в моменте времени, сразу за моментом времени нашего существования, происходит что-то совсем иное. Это утверждать легко, и даже не шибко разумный ученик это поймёт. Но вот качественно опровергать это же самое для этого же самого ученика будет крайне сложно.
  - Ученику надо лишь знать, что есть разница между здесь и там, и эта разница важна только тогда, когда тебе необходимо выбирать между там и здесь.
  - В любом случае, если там что-то есть - даже то, о чём нам неизвестно - то все об этом узнают рано или поздно, а насущную жизнь лучше тратить на действительно решаемые задачи, пускай и с нарочитым осмыслением бессмысленности. - поставил точку в споре Тиштрйя-Спандармад.
  Ангелы с блаженным удовольствием поёжились и попробовали затянуть какую-то онемелую песенку, даже не песенку, а тягостно шелушащийся мотив. Евпсихий Алексеевич пристально осмотрел всю присмиревшую компанию, и погрозил пальцем, как бы уведомляя, что его вокруг этого самого пальца не обведёшь.
  - Будьте просты как дети. - с обречённым умилением произнёс Шершеньев. - И не будет для вас ни времени ни срока между наказанием и прощением.
  'Надо же куда загнул, да как складно. - не без восхищения процедил голос Анны Ильиничны. - Впрочем, этот пижон всегда умел ловко загибать!'
  - Вы, Шершеньев, преподносите себя, как глубоко порядочного человека, и с этой глубиной я не готов спорить. - сердито набросился на Шершеньева Евпсихий Алексеевич. - Но я знаю также, что ваша жена жаловалась на то, что вы её побивали регулярно, и не только её, но и своих детей... Как же так, Шершеньев?.. За всё время нашего разговора, вы только и делаете, что обманываете меня, исходя из хитрого самолюбования, и прикидываетесь смиренным. Вы ведь умный человек, Шершеньев, и хотите, чтоб я вам верил, но моя проницательность - вот кто сейчас ваш главный враг.
  Грубовато потеснив ангелов, Шершеньев уселся на топчан и опустошённо-страдальчески закачал головой, опершись локтями в колени, а ладонями об подбородок.
  - Дело не в уме или глупости, Евпсихий Алексеевич. Тут дело такое, что вам и вообразиться не могло, и я до сих пор об этом никому не говорил, никому не сообщал о своих догадках, касательно непростой человеческой сущности. Тут вам практически повезло, что я вам скажу об этом самому первому... я вам скажу вот что... - блеснул увлажнившимися глазами Шершеньев. - Я не уверен в том, что это был именно я - тот я, который творил все эти безобразия с моей женой и детками, и совершал прочие неоднозначные деяния... То есть, несомненно, что люди, жена и детки видели меня, видели, что это именно я творю неподобающие деяния, винили в них меня, и больше некого им было в этом винить, но я сам-то всегда догадывался, что их творит кто-то иной, подобный мне!.. Но только не я.
  - Что?? - опешил Евпсихий Алексеевич.
  - Вот вы ищете, Евпсихий Алексеевич, виноватых в преступлении, которого, возможно, и не было. Вы растормошили целую пучину из событий и людей, и уверены, что докопаетесь до истины и накажите виновного. Но вот я хочу вам сказать, что-виновный-то уже и мог быть давно наказан, и мог быть наказан ещё до того, как совершил преступное деяние, и может быть совершил это деяние только для того, чтоб было оправдано его насущное наказание. Дело видите ли в том, Евпсихий Алексеевич, что душа человека уже может попасть на страдания в Тартарары, а тело - оболочка-то, плоть - будет существовать на земле, и существовать как ни в чём не бывало, будет творить мерзкие деяния, будет навлекать на себя людской гнев... Только в райские обители душа попадает после окончательной смерти плоти, и пребывает в них безвылазно, но в аду всегда есть открытые входы и выходы, и никто не может знать на земле доподлинно: ты ли это или кто-то иной, тебе подобный, извергнувшийся из ада!.. Вот так-то, Евпсихий Алексеевич!.. Вот она какой может быть - Истина, и не думаю, что у всякого любопытствующего субъекта должна иметься важная причина, чтоб её разыскать... Иногда и себя не найти в собственных потёмках, что уж говорить о поисках чужой души во времени и пространстве. Прекратите вы это дело, Евпсихий Алексеевич.
  - Я-то могу прекратить... - брезгливо сморщился Евпсихий Алексеевич. - А вот, хотя бы такая штука, как совесть - она в вас что-нибудь прекратит?
  - Нет здесь у меня никакой совести. Мне здесь только и дано, что мучиться - и не угасать, трудиться - и не видеть результатов труда, умирать - и продолжать жить, кончаться - и пребывать в состоянии, не имеющим конца... - с надменной торжественностью высказался Шершеньев и машинально принялся похлёстывать ремнём себя по спине.
  Топот тяжёлых сапог на крыльце дома оборвал эту замысловатую сцену, и совсем нежданным образом в келью заявилась троица размашисто двигающихся нахмуренных существ. Первым был тот самый несуразный гражданин, распоряжающийся лодками на пристани, а позади него намеревались крепко побузить лодочники Коцит и Ахеронт.
  - Вот он - дядька-то этот, про которого я говорил, который обещался тут всё взорвать и потопить, ёшки-матрёшки! - тыкая пальцем в Евпсихия Алексеевича, жаловался Ахеронт несуразному гражданину.
  - Говорит, вы тут опиум для народа пропагандируете, а у меня на ваш счёт склад взрывчатки имеется. - стыдливо ябедничал Коцит. - Своё дружеское покровительство обещал, да только мы таких друзей как котят топим.
  - Правда ли это? - строго вопросил несуразный гражданин, прихватывая Евпсихия Алексеевича за воротник и притягивая к себе.
  - Да ну кого вы слушаете?.. мелят всякую чепуху... - с нахальством, но настороженно Евпсихий Алексеевич освободился от пальцев несуразного гражданина. - Вы присмотритесь к ним хорошенько: это же натуральные дурачки!
  - Сам дурак. - огрызнулся Ахеронт.
  - Они-то, может, и дурачки, даже очень может быть, что и навооброжали лишнего ... да вот я-то!.. - убедительно притопнул несуразный. - Заверяю тебя, милый человек, что я точно не дурак!.. И насчёт твоей личности отправил запрос в здешнею администрацию. А ответ можешь сам почитать и сделать выводы. И вот уж поверь мне, что выводы будут не из приятных.
  Евпсихий Алексеевич развернул протянутую ему бумажонку, неряшливо сложенную вчетверо, и вслух прочитал:
  - 'В ответ на ваш запрос о внеурочном прибытии некого следователя, именуемого Евпсихием, уведомляем. Данный индивид не наличествует ни в одной учётной ведомости тех структур, которые он взялся представлять, а также не занесён в списки когда-либо умерших, воскресших, либо пребывающих в состоянии комы. Соответственно, данный индивид совершает проникновение в Тартарары методом психогенной магии, а то и посредством сговора с персонажами вовсе аморфного плана.' Ну, допустим, это так. А что дальше?..
  - Самозванец!! - воскликнул Ахеронт. - Ну уж теперь, дружок, мы тебе взбучку зададим. Мы тебя, гривастенького, тут за вихры потаскаем и огорошим вконец. Надо же, ёшки-матрёшки, какой проходимец к нам заявился!..
  - Ладно бы просто проходимец, а то вдруг шпион. - осклабился Коцит. - Ничего святого у людей не осталось: запросто лезут, куда их не просят!..
  - Евпсихий Алексеевич?.. как же вы так могли со мной поступить, Евпсихий Алексеевич?.. - с чрезмерно наглядной укоризной проблеял Шершеньев. - Меня попрекали бесчестием, уверяли, что суть моих бед основана на собственной лжи, а сами ещё той сволочью оказались. Я теперь нисколечко вам не посочувствую, когда эти граждане возьмутся сотворить с вами всё, что вздумают!..
  - Да что же такого они сотворить могут? - приосанился Евпсихий Алексеевич.
  - Евпсихий Алексеевич, прочитай бумажку до конца, там имеется предписание насчёт тебя. - посоветовал несуразный гражданин.
  - Ну вот ещё, какое-то предписание. - Евпсихий Алексеевич со смешанным чувством прочитал документ до конца: - 'Предписывается данного индивида незамедлительно заполучить, от естества напрочь отделить и отправить на архивизацию.' Бред какой-то.
  В нижнем углу бумажки имелась реклама похоронного бюро с телефонами и адресами электронной почты, и с нарисованным, до филигранного идиотизма, катафалком.
   - Да будет вам, бросьте вы это! - с внезапной лёгкостью разорвал бумажку Евпсихий Алексеевич. - Меня в ваших краях, где-то тут неподалёку, уже пытались стереть без остатка, да не вышло ничего, я удрать успел. Думаю, что и от вас удеру. Не на того напали, граждане.
  - По собственной инициативе, может быть, ничего и не сделали бы. - известил несуразный гражданин. - Но если бумажка с предписанием имеется, и бумажка свойства категоричного - нам уклониться от неё никак нельзя.
  В руке несуразного гражданина ловко возникла та самая бумажка, которую только что разорвал Евпсихий Алексеевич, и возникла в абсолютно целостном виде.
  - Бросьте, бросьте, право слово, ничего вы мне не сделаете. - отмахнулся Евпсихий Алексеевич. - По сути говоря, меня здесь и нет вовсе.
  - Да как же нет?.. Вот как раз по сути говоря - вы здесь и есть.
  - Нет-нет, я сейчас там, где вам и вообразить невозможно, а тот, кого вы здесь видите, это фикция.
  - И не надо нам ничего воображать, всё даже отчётливо можно посмотреть, где вы сейчас находитесь на самом деле. Фикция ваша нас не шибко и волнует.
  - И где же я сейчас на самом деле?
  - Да вот пройдёмте. - ироничным поклоном несуразный гражданин отметил, что началось нечто совсем необыкновенное и неприятное. - Скажи, Шершеньев, у тебя, чердак не заперт?..
  - Да у нас ничего здесь не запирается. - Шершеньев с готовностью указал на потолок, в котором вдруг образовался просторный проход, а ангелы быстренько притащили с улицы деревянную лесенку. - Пожалуйте проследовать.
  - Там у вас всё без изменений, всё как полагается?..
  - После вашей предыдущей инспекции ничего не изменилось. Всё в полном соответствии с нормативами по уходу и охране.
  - Ну, вот давайте теперь и проберёмся все вместе на чердак. Покажем Евпсихию Алексеевичу самого же Евпсихия Алексеевича.
  Несуразный гражданин первым полез по скрипучей лестнице на чердак, за ним нехотя устремился Евпсихий Алексеевич, глумливо-нежно подталкиваемый Коцитом и Ахеронтом, а дальше, любопытным гуськом, пробирались Шершеньев с ангелами.
  'Неужели они сюда сумели перетащить мой гроб с вашим телом?' - испуганно заскулила Анна Ильинична, и правду сказать Евпсихий Алексеевич перепугался не меньше её.
  Чердак оказался вызывающе-просторным и сумеречным помещением, обшитым изматывающе пахучими досками землистого цвета, напрочь заросшим по углам бахромой паутины и колючей пылью; с потолка свисали изглоданные осиные гнёзда и неохотно рассыпающиеся коконы небывалых размеров. Вдоль стен находились в два ряда скелеты когда-то погребённых людей, но почему-то обезглавленных и поставленных на четвереньки, а посреди чердака возвышалась угрюмая гора из человеческих черепов.
  - Всякий имеет своё имя - будучи жив либо мёртв, и имя это не сможет затеряться даже в вечности. - несуразный гражданин резко постройнел, вытянулся и высказываемые им фразы приняли сосредоточенно-правильную форму. - Нельзя прожить и остаться незамеченным.
  - Кто же все эти люди? - указал Евпсихий Алексеевич на обезглавленные скелеты.
  - Это те, кто умер, но продолжают жить, творя доброе и злое, дабы соблюсти равновесие правды и лжи на земле.
  - Что-то плохо у них получается. - буркнул Евпсихий Алексеевич.
  - Не скажите. - улыбнулся несуразный. - Просто зло легче бросается в глаза, нежели добро, и всегда приятней тешить свой ум, разбрасывая проклятия направо и налево.
  - Это вы врёте. - не согласился Евпсихий Алексеевич. - А вот почему же они у вас обезглавлены?.. инициация, что ли, у вас тут такая?..
  - Нет, что вы, мы тут не при чём. Головы сами по себе отвалились. Нам они и без надобности, по сути, но не выбрасывать же.
  - Ну да, разбазаривать хоть какое-то насущное было бы не разумно... И что, имя каждого вам известно?.. Можете, например, сказать мне: это вот кто?..
  Евпсихий Алексеевич осторожно прикоснулся к ближайшему скелету.
  - Могу, но гораздо интересней будет вам узнать про этот вот скелет!.. подойдите сюда, Евпсихий Алексеевич, здесь, у нас, особый случай, здесь находится остов того, кто пока ещё не умер, но упрямо напрашивается на смерть. - несуразный приблизился к единственному не обезглавленному скелету, с глумливой нежностью пробежался пальцами вдоль позвонка, а затем незаметным движение и без малейшего труда оторвал черепную коробку и протянул её к Евпсихию Алексеевичу. - Это ваш череп, Евпсихий Алексеевич. И тело ваше - вернее то, что от него останется, когда плоть ваша сгниёт. И произойдёт это очень скоро.
  - Нет-нет. - искривился усмешкой Евпсихий Алексеевич. - Вы нарочно меня пугаете.
  - Умирать никогда не поздно. Смиритесь, Евпсихий Алексеевич.
  - Это вы запутались и не видите разницы между мёртвыми и живыми, а у меня ещё крыша не поехала.
  - Да вы всмотритесь в самого себя, Евпсихий Алексеевич!.. Разве не в этой черепушке больше жизни, чем в вашем рефлексирующем сознании?
  - Нет-нет... нетушки!.. - попытался оторвать взгляд от протянутой черепушки Евпсихий Алексеевич, но почувствовал, что не может этого сделать.
  Перед ним, лукаво притаившись, высвечивалась гладкая, до отвратительного блеска, черепная коробка, словно отполированная руками неприкаянного безумца, по форме схожая с миллиардом обычных ничем ни примечательных и никому не нужных голов.
  - Теперь самая пора, чтоб отправить её в общую кучу. - произнёс несуразный гражданин, однако, не торопился этого делать, ожидая начала той самой смерти, которой посулил Евпсихию Алексеевичу.
  Огромные пустые глазницы смотрели в упор на Евпсихия Алексеевича замороженным тоскливым сном, затягивая в холодную пустоту и завораживая вкусной болью.
   'Евпсихий Алексеевич, очнитесь, очнитесь, очнитесь!..' - замолотила словами, словно озверевшими кулаками, Анна Ильинична, проникая в трущобы мозга нашего героя и пробивая в сознании спасательную брешь.
  Стремительно разрываясь на тело и душу, и входя в глазницы черепа двумя уверенно шурующими разболтанными поршнями, Евпсихий Алексеевич поддался толчкам Анны Ильиничны и достиг точки, с которой уже не мог сдвинуться, и где увидел перед собой чётко очерченный кристалл, хлёстко мерцающий и потрескивающий внутри себя красным ядерным зёрнышком. Вспыхнуло ураганным извилистым пламенем, раздался прерывающийся, надсадно возрастающий хруст черепной коробки: Евпсихия Алексеевича обдало взрывной волной, и он вылетел из гроба вверх ногами!..
  
  ВВЕРХ
  
  
  ...С раскатистым липким оханьем, подобным холостому орудийному залпу, Евпсихий Алексеевич шлёпнулся на пол; причём голова Евпсихия Алексеевича обнаружилась зажатой между ног, что, к счастью, оказалось безболезненным и легко исправимым. Евпсихий Алексеевич приподнялся, удостоверяя глазами, что ни одно из смертельно опасных поползновений ему не угрожает, крикнул в гроб 'благодарю вас покорнейше, Анна Ильинична', прикрыл гроб крышкой и отправился на кухню.
  - Теперь мне шершеньевских родственников позарез надо увидеть. - бормотал Евпсихий Алексеевич, запуская в литровую стеклянную банку с кабачковой икрой горбушку чёрного хлеба и проглатывая кусок за куском эту простую, но несравненную вкуснятину. - Теперь мне надо знать, крепко ли он их бил, и имелось ли для этого битья достаточного повода. Если узнаю - то весь характер Шершеньева передо мной уляжется, как на ладони.
  Проблема в поисках родственников Шершеньева заключалась в том, что Евпсихий Алексеевич, за всё время розысков, так не выяснил адреса по которому проживал Шершеньев с женой и детьми. В разговоре с вдовой следователя Крокодилова лишь мелькнул некий дом у бывшей конечной остановки трамвая номер три, мелькнул без всяких опознавательных знаков; и разумеется приманивала к себе та самая дача, расположенная у посёлка силикатного завода, где произошло давнее драматичное мероприятие, где доживал свои последние дни Шершеньев, и где он был обнаружен мёртвым.
  - Пожалуй, на поиски дачи я и отправлюсь, пока не слишком сумеречно. - сообразил Евпсихий Алексеевич. - А там видно будет.
  С внезапной лихорадочной стремительностью Евпсихий Алексеевич оделся, вызвал такси, проорал у дверей, надеясь, что Анна Ильинична его услышит, о возможности отыскать в потёмках всех тех, кто не умеет хорошо прятаться, и выскочил на улицу.
  Там уже дожидалась громоздко-жёлтая машина такси, неизвестной марки, и чем-то напоминающая аляповато нарисованный катафалк, увиденный Евпсихием Алексеевичем давеча на мятой бумажке; сам водитель оказался беззастенчиво мрачным и болтливым стариком. На протяжении всего пути, он рассказывал про то, как подчас бывает стыдно и неловко подвозить вечерних пассажиров в дальние городские уголки; что профессиональное чутьё его редко обманывает, но народ нынче пошёл хитрый и сволочной до невероятности, и очень любит удрать не заплатив; что всяческая необходимость куда-либо ехать - тем более к чёрту на кулички - должна оправдываться приличным материальным вознаграждением, о котором иные пассажиры словно бы и не догадываются. Евпсихий Алексеевич отпустил такси, не доезжая до главной дороги искомого садоводческого товарищества, заплатил таксисту сверх всякой разумной меры (отчего тот воскликнул нечто настолько декорированное, что обычно сопровождается кручением пальца у виска), а затем дождался, когда машина сгинет в надвигающихся сумерках. Тут он внимательно присмотрелся к разномастным дачным домикам, бестолково усеянным на значительном пространстве городской окраины, пытаясь угадать шершеньевское землевладенье.
  Испуганно моросящий снег попробовал угомонить пыл нашего героя, бросился слезливо копошиться у глаз, но быстренько устал и задохнулся. Однако, ни усугублённая интуиция, ни пристрастность к подвёртывающимся мелочам, ни какие-либо приметные направляющие знаки Евпсихию Алексеевичу ничего выгодного не подсказывали.
  - Бессмысленно мне тут столбом стоять и угадывать, надо просто кого-нибудь порасспросить. - сказал сам себе Евпсихий Алексеевич и потопал не по главной дороге, где скучно властвовала слякотная безлюдность, а по случайно выбранной тропинке, вдоль бесполезно-низкого длинного забора, вытягивающегося к ещё одной дороге, деликатно петляющей между неуничтожимыми временем буераками и мутью тающих сугробов.
  Дурковатая ворона, отчаянно-сизого цвета, перемахнула с ветки на ветку, испуская из старческих недр россыпь склизкого гороха, что явно указывало на редкостную форму вороньей диареи, и хорошо, что Евпсихий Алексеевич оказался незатронутым этой бомбардировкой.
  - А ведь до боли знакомые места. - замахнувшись кулаком вслед вороне, оглянулся по сторонам Евпсихий Алексеевич и прислушался к застенчивому крику поезда на недальней железной дороге. - Там станция должна быть, и как раз по этому пути мы когда-то от станции ходили в посёлок силикатного завода к одному приятелю, чтоб погостить у него и попьянствовать... был у меня такой балбес-приятель... - Евпсихий Алексеевич разглядел, как в двухстах метрах от дачных домиков красовались седые городские пятиэтажные коробки. - Этот балбес-приятель, кажется, вон в том доме жил. И ведь было это как раз четверть века назад, чуть ли не тогда, когда здесь Шершеньев с компанией кутил. Помню, однажды зимой я попёрся к своему приятелю-балбесу почти на ночь глядя - поздний вечер точно был, и я уже успел заранее наклюкаться - попёрся как раз с железнодорожной станции, зачем-то свернул с дороги на какую-то непонятную тропинку, и чуть было не заблудился. Помню, очень сердит был в тот раз, и проклинал всё на свете, и ещё что-то неприятное припоминается, но не могу точно вспомнить что именно, но в результате я добрался без приключений.
  Евпсихий Алексеевич неторопливо шёл по дороге, изучая местность и подозрительно косясь на пейзажные неприятности, как, например, на узкий дренажный канал, проложенный вдоль пути и наполовину заполненный талым снегом. Вездесущие ржавые бочки из-под машинных масел удовлетворяли грубоватое бурчание Евпсихия Алексеевича в адрес людской безалаберности. Скромное и кривоватое кирпичное строение указывало, что когда-то давно здесь задумывалась автобусная остановка, но почему-то от этой затеи отказались.
  Но вот дорога коротким непонятным крюком завела Евпсихия Алексеевича в чахлый лесок, где, очень возможно, и запропастилась когда-то наивная шебутная девушка Аня Зарницкая. И несколько минут Евпсихий Алексеевич любовался на раскорякие недоношенные ёлки и обгрызенные кусты шиповника, пока не вышел из леса к небольшой горке, явно осевшей от утрамбовки временем, с которой ещё недавно катались дети на санках и фанерных лоскутках. На вершине горки красовалась крепенькая, но уже давно никому не нужная, телефонная будка.
  - Вот точно я тут когда-то был: эту телефонную будку хорошо помню. Странно, что до сих пор сохранилась.
   Ещё странней было встретить вечером, в такую замысловато-булькающую погоду, на городской окраине, велосипедистку - прелестную девушку тяжеловесного склада, с упрямо раскрасневшимися щёками и здоровенным рюкзаком за плечами. Девушка попыталась лихо, без торможения, скатиться с горки, но ненароком подскочила на одной выбоине и не приметила коварство другой, поскользнулась на луже из весенней грязи и резко затормозила, едва удержавшись, чтоб не слететь под откос дороги и не занырнуть в канаву.
  - Осторожней, милочка! - погрозил пальцем Евпсихий Алексеевич.
  - Я вам не милочка! - отрезала велосипедистка, установила ровно двухколёсный механизм и крепко упёрлась задиком в седло. - Что это вы вздумали меня милочкой дразнить?..
  - Я не потому о вас беспокоюсь, что вы милочка или не милочка, а потому что рано вы на велосипед вздумали садиться, не по погоде. - смутился Евпсихий Алексеевич. - Сейчас бы вот плюхнулись в канаву и промокли до нитки - отсюда и заболеть недолго.
  - Ах вот, значит, вы о чём беспокоитесь, о болячках моих... ну, спасибо тогда, конечно, и вам не хворать... - девушка благодарно дзынькнула велосипедным звонком и собралась уехать.
  - Простите за назойливость, а вы здешние места хорошо знаете?.. Как вас зовут?
  - Только не вздумайте за мной ухаживать, я не из таких. - не представилась велосипедистка, а нетерпеливо забила ножкой по педали. - Домик у меня здесь имеется, то есть обычная дача с огородом, вот я сюда за картошкой и приехала - в домике подпол, а в подполе картошка.
  - Ну что ж, очень хорошо бывает собственной картошки покушать, особенно в жаренном виде... А вот, если я вам назову фамилию - Шершеньев - то слыхали вы когда-нибудь про такого?.. Где здесь может быть его дача?
  - Как вы спросили?? Шершеньев??
  - Ну да.
  - Да кто же здесь не знает про дачу Шершеньева - такая известная дача... Вам как раз нужно подняться на горку, а там свернуть вон туда, где есть небольшая тропиночка, и метров через сто увидите дачу Шершеньева. Только сам хозяин помер давно, вы его не найдёте.
   - Спасибо вам большое, барышня! я знаю, что хозяин помер давно, я с ним недавно на эту тему разговаривал!.. картошку-то жарить с котлетами будете?
  - Да что вы, нынче пост, с грибами пожарю.
  - Ну, тоже хорошее дело, когда картошка жареная с грибами - удачного вам пути до дома!..
  - И вам не хворать. Только сгорела дача-то у вашего Шершеньева, дней десять тому назад и сгорела вся. До тла.
  - Как это - сгорела? - оторопел Евпсихий Алексеевич.
  - Разом вспыхнула, как факел, и за считанные часы сгорела. До сих пор тлеет себе потихоньку, и запах копоти чувствуется - а разве вы не чувствуете?..
  - Да вот как-то всё не чувствовал, а вы сказали, и теперь я точно чувствую запах копоти... Да почему же она сгорела? ведь не просто же так дачи горят?..
  - Мужики говорят, что поджог был. Видели тут незадолго до пожара какого-то забулдыгу хромого с канистрой из-под бензина... Бывшая жена шершеньевская приезжала, да только рукой махнула, сказала, что гиблое тут место и ноги её здесь больше не будет... Огорчилась шибко - так надо понимать её состояние.
  - Ещё бы не огорчиться... сколько сил вложено и денег, а тут нате вам - взяла и сгорела... - Евпсихий Алексеевич, медленно озираясь по сторонам, сочувственно пыхтел. - Теперь мне непременно надо глянуть, что там от дачи осталось, и есть ли кто живой... Значит, говорите, мне на горку надо подняться и дальше по тропиночке топать?..
  - Да уж, как поднимитесь на горку, там тропиночку увидите, чуть левей от основной дороги, вот по ней и топайте!.. а мне с вами некогда, мне пора дела свои делать, пока-пока!.. - весело отмахнулась обеими руками велосипедистка и шустро покатилась по осклизлой дороге в сторону лесочка, из которого только что выбрался Евпсихий Алексеевич.
  - Да уж, пока-пока. - крикнул он ей вдогонку и полез в горку.
  Скоро Евпсихий Алексеевич и выбрался к пепелищу, убеждаясь в окончательной ликвидации искомого дачного участка и утрате каких-либо полезных следов. Скрипела бесполезная калитка, ненароком напоминая о вездесущем концептуальном апокалипсисе; сурово громоздились друг на дружке тщедушные, неохотно тлеющие брёвна, мечтающие сбежать отсюда куда подальше, и не понимающие за что им вдруг такое несчастье; сытыми шлаками томилась на бывших огородных грядках зола, вполне себе довольствуясь запахами гари и бензинового чада. А над всем этим умершим сумбуром издевательски возвышался огромный, только самую малость подгоревший, добродушно-тёплый ясень, и впритык к нему находился соблазнительный топчан - сразу и с некоторым волнением узнаваемый Евпсихием Алексеевичем - который должен был служить в летнею пору местом для отдыха под запашистой сенью дерева. Тут же, рядом с пепелищем отдыхали, присев на корточки - то ли согреваясь от угольков, то ли ублажаясь редкостным зрелищем - трое совершенно деклассированных дачников. Двое разомлевших дядек с внимательными прищурами заядлых выпивох и недоукомплектованная бабёнка, имеющая плаксиво помаргивающие глазки и вяло шарящие руки. Все трое с вожделение разглядывали рассыпанный по пепелищу металлический садовый инвентарь, допотопные флаконы из тяжёлого стекла и чугунки, но с особым пристрастием косились на топчан, не зная способов незаметно уволочь его к себе на участки.
  - Не подскажите, граждане, с чего вдруг тут несчастье случилось, и кто в этом виноват? - обратился к дачникам Евпсихий Алексеевич, налегая на простоту и душевность.
  - Да оно само собой как-то всё получилось, бывает иногда и так. - проявили неразговорчивость дядьки, а бабёнка, уразумев причудливость Евпсихия Алексеевича, добавила: - Вот ведь жизнь иногда по-иезуитски оборачивается, мил-человек, не всегда измыслишь в ней разумного истолкования.
  - Понимаю, что по-всякому бывает, да вот не понимаю вашего спокойствия. У вас тут в округе всё деревянное - и дома деревянные, и деревья деревянные - в следующий-то раз может и вся ваша садовая империя до пепла прогореть.
  Измышления Евпсихия Алексеевича показались дачникам разумными.
  - Видели тут незадолго до пожара какого-то забулдыгу хромого, а при нём канистру из-под бензина... вот, может, он и подпалил шершеньевскую фазенду... Или не он - попробуй теперь разбери.
  - А хозяева - что?..
  - А что - хозяева?.. Тут теперича одна хозяйка осталась, детки её редко сюда наезжают, а старшенький пацан ейный вчера прибыл ради любопытства и обещался прямо здесь, на месте пепелища, пруд вырыть. Говорит, карасей разводить будет.
  - Что ж, карасей разводить дело не хитрое, но значимое... - возликовал Евпсихий Алексеевич, чуть ли не сам навострившись ловить здесь карасей. - А пацан-то чем по жизни занимается?.. Что вам о нём известно, если соблюдать конкретику?
  - Институт заканчивает на экономическом факультете - вот что нам о нём известно. Самым умным хочет быть. - выговаривая слова, словно похрустывая яичной скорлупой, дядьки давили расторопные усмешки.
  - Это сеструха евонная на экономистку учится, а сам он незнамо где. - поправила приятелей бабёнка. - Они с сеструхой-то типа близнецы, только мальчик чуть старше. А всего у Шершеньевых семеро деток должно быть, если до сих пор никто не помер.
  - Уж будем надеяться, что никто не помер... А живут-то они где?..
  - Да тамо где-то. - махнул рукой один дядька, вполне соображая, что никакого определённого направления его взмах руки иметь не может.
  - Ах тамо?.. - сделал вид, что внимательно присматривается Евпсихий Алексеевич. - Далековато, пожалуй, будет, да мне всё равно поискать надо.
  - Я всё ихнее семейство однажды встретила в сквере у полиграфкомбината. - не без удовольствия за пылкость собственной памяти, сказала бабёнка. - В том самом сквере с фонтаном, а я как раз к вокзалу шла, чтоб брательника из Серпухова встретить. А тут, вижу, вся шершеньевская семейка в сборе, прямо содом и гоморра, поскольку народу-то слишком много у них получается. Нельзя столько народу разводить, если ценишь человеческую индивидуальность.
  - Ну, так завсегда было принято на Руси: народ разводить... И как часто они в том сквере отдыхать изволили - ничего вы в тот раз у них подобного не узнали?
  - Да как узнать, ежели брательник из Серпухова приехал?.. я брательника встречать поторопилась, а этим Шершеньевым только то и сказала, что жить они будут долго и счастливо... Да видно сглазила.
  Бабёнка горестно вздохнула, а дядьки пропыхтели укоризненно-утешительные звуки.
  - А с другой стороны... - не желая излишне омрачаться, заявила бабёнка. - Их там целых семеро штук, да ещё мамка жива - кто-нибудь обязательно доживёт до светлого будущего!..
  После этих слов дачники нехотя поднялись с корточек и, бросая аппетитные взгляды на неподвластный топчан, поплелись прочь от пепелища.
  - Ну вот как же так... - выругался Евпсихий Алексеевич. - Куда теперь мне бежать, где искать эту шершеньевскую семейку?.. если только у бывшего кольца третьего трамвая пошуровать?.. сейчас там троллейбусы ходят, но они мне ни в коем случае не помешают... да вот если только туда!..
  И Евпсихий Алексеевич стремительным шагом отправился к посёлку силикатного завода, где обнаружил среди пятиэтажек круглосуточно работающий продуктовый магазин, а рядом с ним скрипучую, прихрамывающую от старости, машину такси. По-прежнему не поскупившись, Евпсихий Алексеевич предложил таксисту приличную сумму, и тот беспрекословно повиновался. Дорога от посёлка до бывшего трамвайного кольца заняла не больше получаса, а шустрые городские фонари не позволили машине нигде спотыкнуться или не туда завернуть. Таксист, напоминающий голосом и внешностью взгрустнувшего вурдалака, с накатившей прямотой высказывался о том, что равновесие чудесного и реального непременно соблюдается по указке свыше; о том, что по указке же свыше и очень скоро реальное уподобится чудесному; и о том, что философская ценность поднятия на вершину жизни чудесным образом формируется исключительно после падения вниз. И только лишь Евпсихий Алексеевич заманчиво заснул, убаюкиваемый болтовнёй, таксист резко притормозил машину у арки между двумя неразлучными домами, выводящей к переулку с бывшим трамвайным кольцом.
  - Приехали. - сообщил таксист. - Вылазьте.
  Позёвывая и посипывая Евпсихий Алексеевич расплатился с таксистом, и вылез наружу, уже не имея того напора и обязательного желания отыскать кого-нибудь из семейства Шершеньевых. Короткие, вымученные снежные завихрения - кажется, последние в этом году - уволокли за собой машину, оставив Евпсихия Алексеевича в абсолютном одиночестве. Не зная, куда двигаться дальше, Евпсихий Алексеевич принялся созерцать изумлённые окна домов и пространственные вмятины.
  Город наконец-то сделал все свои дела и разогнал жителей по домам. Жалобно гудел полиграфкомбинат, не имея воли отдохнуть в прекрасной бессмысленности. Шум близкого вокзала сглаживался с шумом вороватой ночи. Евпсихий Алексеевич послушно дошёл до троллейбусной остановки, в очередной раз удивляясь, кому пришло в голову когда-то устроить внутри кольца трамвайной линии детскую игровую площадку с карусельками, упрямыми беговыми дорожками, слоноподобными горками и уютной верандой, полюбившейся не столько детворе, сколько любителям посидеть втихаря. Прислонившись к веранде с самого затемнённого краю, Евпсихий Алексеевич стал словно бы невидим, и потому мимо него безбоязненно проскользнули в веранду вихрастая девичья тень и циничный мальчишеский силуэт. Это были юноша и девушка - как очень скоро выяснилось из подслушанной беседы - брат и сестра, уединившиеся для того чтоб продолжить давно начатый разговор, очень важный для них, и очень заразительный, хотя и не последовательный, поскольку разговаривали молодые люди с предельной искренностью и не чуждаясь, понятной только им двоим, дурашливости.
  - Я никогда бы не предала близкого или любимого человека... - говорила девушка, с тем насыщенным темпераментом, от которого так любят сходить с ума романтические юноши. - Но вот ты почему-то можешь спокойно говорить гадости про нашего отца, хотя знаешь, насколько мне это неприятно, и постоянно их говоришь, словно дразнишь меня.
  - Оттого, что ты всегда защищаешь его, даже если дикость и дурость, проявляемые им, никуда не упрятать и ничем вменяемым не объяснить. - сердился юноша. - Ты даже не понимаешь, что в результате отцовского безумия наша жизнь могла развернуться совершенно неподобающим образом, а то и трагедией.
  - Так уж и трагедией... Уверена, ты просто нагнетаешь, да и всё.
  - А ты помнишь, как мы не так давно читали новость про мужчину, который издевался и насиловал своих дочерей, а на публике производил впечатление порядочного и даже глубоко верующего человека?.. Его очень скоро убили эти самые дочери, заранее договорившись, как и чем они будут убивать папашу, даже составили подробный план на бумаге и выучили его назубок. И вот когда папаша уселся в кресло, отдыхая от побоев и нравоучений, младшая сестра ударила его сзади ножом в шею, другая использовала молоток, а третья брызнула в лицо газовым баллончиком. Папаша ещё успел немного убежать и позвать на помощь, но сёстры добили его на лестничной клетке подъезда ударом ножа в сердце. Теперь их будут судить, и вряд ли оправдают настолько, чтоб избежать тюрьмы, и участи их мне кажутся весьма незавидными.
  - Напрасно ты сравниваешь нашу семью и эту историю, мы по-всякому не настолько истеричны и инфантильны, как эти сёстры. Ты же помнишь, мы специально заглядывали на странички этих сестёр в соцсетях, и убедились, что девочки были напрочь бестолковые, бесхитростные, и только по глупости поддались самому первому влечению мести, которое им пришло на ум, и оно оказалось навеянным каким-то дурацким кино.
  - Мне они не показались настолько инфантильными, как ты говоришь.
  - Просто это немножко симпатичные девочки, вот ты и повёлся на их смазливые мордашки, как повёлся бы любой другой парень. Поверь, все эти фотографии с наигранными позами девочек, демонстрирующих чувственную открытость, не содержат и толики искренности и уж тем более готовности к полноценным отношениям. Это всего лишь отображение влюбчивости детей, заигравшихся в куклы, заурядной глупости и беспомощного нарциссизма.
  - Но нарциссизм не есть свойство глупости, и многие гении были подвержены нарциссизму.
  - Ну да, я знаю-знаю, сейчас ты заговоришь про своего любимого Пушкина, который памятник себе воздвиг нерукотворный, который отчасти сублимировал себя в Онегина, этакого петербургского денди, скачущего с тростью по мостовым и подмигивающего дамам в каретах... Если Пушкин и был гениальным поэтом, то оставался до конца жизни паршивым мыслителем и человечишкой - этаким либероидно-протокоммунистической малюткой в памперсах, ибо не только экскременты вываливал из задницы, но и все свои умственные соображения. Говорят, что у доисторических рептилоидов, а затем у их человеческих потомков, мозг находится именно в заднице.
  - Нет, если по молодости Александр Сергеевич и был баловником, и нёс чепуху, то к старости заметно помудрел. Старость - это как раз то время и суть прожитой жизни, когда умнеет почти каждый.
  - Нет, дорогой мой братец, конечно же это не так!.. Никогда не поддавайся на разговоры о мудрости старых, и не стремись относится к старости с уважением, потому что только мерзость и трусливая меркантильность прёт от всех стариков и старух, и даже от тёток за сорок. Послушай меня, братец, я не так давно сцепилась с одной бабищей, лет сорока на вид, сцепилась прямо в нашем лифте из-за самого настоящего пустяка - то ли кнопку не ту нажала, то ли ещё что-то нечаянно поломала, отчего этой бабище пришлось проехать лишний этаж. Так она заорала как резанная, она прокляла всю мою родню и всё, что взбрело в её микромозг, и чуть ли не заблевала морально всё, до чего смогла дотянуться. Такого извержения словесного поноса я не встречала в своей жизни никогда!.. Никогда, братец, поверь мне. И ведь эта тётка не какая-то сумасшедшая, которую выпустили на выходные из дурдома, и она решила поразвлечься катанием в лифте, а это просто наша соседка, и я тыщу раз её видела во вменяемом состоянии, видела, как она с вахтершей здоровается на проходной полиграфкомбината. Но она, возможно и сама того не желая, достигла той возрастной точки, после которой начинает раздражать всё, что живее тебя, активней и целеустремлённей. Я уверена, что чем человек становится старее, тем неподконтрольней приступы его агрессии.
  - Ты из частных случаев формируешь мнение о геронтологии. Но вот я люблю читать, и уделяю этому занятию много времени (возможно, что и слишком много), и мои знания, сформированные на лучших произведениях мировой литературы, говорят об обратном: старость - это вершина накоплений человеческого опыта.
  - Ну вот, ты постоянно пробуешь затыкать меня своей литературой, считая почему-то, что у меня было слишком мало прочитанных книг, и я плохо знаю жизнь, чтоб сформировать полноценное мнение о реальности. Ты крупно ошибаешься насчёт свойств художественных произведений, и я постараюсь тебе быстренько кое-что разъяснить. Художественное произведение, братец мой, тем и прекрасно, что читатель может спроецировать на него свои мысли, эмоции, переживания и чувства, а взамен услышать и увидеть то, что он хочет сам увидеть и услышать, а вовсе не обязательно то, что закладывал автор при написании книг!
  - Если б это было так, тогда автор вообще не стремился бы чего-нибудь закладывать. Просто бы веселился сам для себя, а читатель веселился бы вместе с ним, но на свой лад.
  - Зачастую это так и происходит. Грубо говоря, если автор закладывает в картину не более чем сферу синего цвета, а ты видишь в этом розового летающего бегемота, то ты невольно выказываешь неудовлетворение произведением автора, ты начинаешь сочинять какую-то свою книгу, и удовлетворяешься самостоятельным творчеством.
  - И по-твоему это правильно?.. А по-моему, будет гораздо лучше, если образы наблюдателя все-таки останутся в связи с тем, что предлагает автор. Если герои книги преодолевают Точку Невозврата, если долетают до чёрной дыры, где им достаются весы судьбы, рулетка неизбежности и сила постоянства, чтоб они могли опытным путём измерить планковскую длину и планковскую массу, то разве читатель имеет право измыслить тут что-то своё?.. что-то, отдаляющееся от авторского ума?..
  - Всё очень сложно в твоих словах, братец, и если мне многое понятно из того, что закатывает тебя в интеллектуальный асфальт, то я не знаю, как лучше всего раскатать тебя обратно.
  - Что же тут особого объяснять?.. Творец запихивает в художественное произведение своё видение мира, свой культурный бэкграунд, свои эмоции, чувства и переживания... и если это художественное произведение входит в резонанс с душевным состоянием зрителя или читателя, то последний начинает вживаться в художественное произведение, начинает сопереживать его героям, а возможно и отождествлять себя с ними настолько, что сам становится персонажем произведения, и видит в авторе своего Бога!!
  - Бога??
  - Ну да, творец художественного произведения всегда подобен Богу.
  - Но Бога же нет. Как можно быть подобным тому, кого нет?..
  - Почему ты всегда с такой уверенностью говоришь о том, что невозможно доказать или опровергнуть?
  - Потому что у меня внутренняя ясность, и она не нуждается ни в чём таком, чтобы её поддерживало извне.
  - И твой эгоизм тут мало чем отличается от эгоизма ненавидимых тобою стариков...
  - Нет-нет, это ни одно и тоже. - обиделась девушка, позволяя юноше со сдержанным пылом пробовать разубеждать её.
  - Тем и похожи атеисты с верующими, что все во что-то верят. Верующие верят, что жизнь создал Бог, а атеисты верят, что жизнь появилась из безхромосомных организмов, которые - в свою очередь - появились из органики, которая - в свою очередь - появилась из ниоткуда. А доказать существование ниоткуда, это всё равно, что требовать в магазине сдачи с тех денег, которых ещё не заплатил.
  - Братец мой, в том-то и загвоздка, что продолжать подобные дискуссии можно бесконечно. Никто не может знать, как зародилась жизнь на земле, потому что это было давно и нет никаких практических доказательств, что она зародилась именно на земле, а не была занесена откуда-то из другого места, где очень хорошо знают, что Бога нет, а есть тупая биологическая цепочка, возможно, и генерирующая замкнутый круг... Это я тебе пытаюсь напомнить теорию виртуального мира, существование которого доказано гораздо лучше, чем существование Бога.
  - Хорошо, биологическая жизнь была занесена к нам с эмпирического Марса или Альфа-Центавры, а откуда тогда взялся углерод?..
  - Братец, ты порой ведёшь себя, как трёхлетний ребёнок, который большей частью не рассуждает, а почемукает. Так трёхлетнему ребёнку это простительно, потому что он мал и опыта знаний у него маловато, но вот тебе-то что помешало до сих пор узнать, откуда берётся углерод?.. Углерод, да будет тебе известно, образуется в звёздах, рефлектирует на качественное обновление в результате термоядерного синтеза. Только не говори, что это тоже выдумка Бога, которому однажды было нечем заняться, и вот он решил побаловать себя физикой. По учебнику Лифшица-Ландау.
  - Ага, то есть, по твоим лукавым фантазиям, углерод синтезировался на солнце самостоятельно, затем самостоятельно же сообразил, что нечего ему пропадать тут зря, и долетел из космоса до земли, причём не разложившись по пути под действием радиации. А затем сам смог войти во взаимодействие с другими элементами на земле, как иногда самец входит в оторопело-беспомощную самочку - и все эти забавы происходили без участия Бога?.. То есть, кругом сплошное Божественное Провидение и Удача, но только нет самого Бога!.. ну да, ну да... как же... Почему-то вот на других планетах жизнь не появилась, а если тебя послушать, то это всё происходит не слишком сложно.
  - Нет, мне как раз и кажется, что всё во вселенной происходит гораздо сложней, чем кажется тем, кто по любому поводу ссылается на Бога. Понятно, что двум разным людям, в одной и той же ситуации, совершенно разные вещи в головы приходят, но объединяет их общая способность соображать и прислушиваться к соображениям других. Тем более есть такой склад ума, когда человек не способен сам достаточно ловко проворачивать множество хитрых вещей, и тогда он ищет для себя единомышленников, или начинает чуть ли не конвейерное производство детей, воспитывая в них послушных адептов, чуть ли не рабов, и пытаясь добиться от них того, чего не смог сделать сам... Ведь нарожал же наш с тобою папаша кучу деток.
  - Помнится, ты тут недавно говорила, что не потерпишь предательских разговоров про нашего отца.
  - Да я и сейчас не столько про нашего отца говорю, а в целом о родительском эгоизме.
  - А я вот думаю, что только родительский эгоизм и способен продолжать развитие цивилизации, что иначе человечество бы просто вымерло.
  - Может быть, братец мой, может быть... Ведь не случайно же всё больше людей, не желающих по разным причинам рожать детей естественным путём, пытаются создать себе подобных каким-то лабораторными генетическими операциями, а то и просто лепят из биологического материала гомункулусов.
  - Ты знаешь, я как раз ничего не имею против таких операций, меня гораздо больше тревожит увлечение оккультизмом, духовидческими потугами, мистицизмом... не понимаю вот этих бредовых затасканных гипербол... Отец мне говорил незадолго до болезни, что нашёл у себя умение распознавать среди людей каких-то особо хвостатых... не так, чтоб совсем хвостатых, а таких, в чьи души проникают обитатели тёмных миров и пытаются прижиться на свой лад... поэтому отец и вёл себя с нами достаточно жёстко-прагматично, побивал нас и нашу маму, чтоб мы всегда на чеку были и не обустраивали для хвостатых тёплых местечек, чтоб не поддавались чарам удовольствия быть не такими, как все... А я в последнее время всё обдумываю и передумываю, как мы с отцом жили и терпели его выходки, и начинаю подозревать, что в нём самом заселился хвостатый!..
  - Брось, братец, что-то тебе мнится не то. Знаю, что ты у нас и снам веришь, и прочих знаков судьбы допытываешься. А говоришь, что мистики недолюбливаешь.
  - А что - сны?.. сны вовсе не из мистики состоят, а из полноценных переживаний прошлого, образующих фатальные виньетки будущего. Человек уже и помрёт счастливо, а неувиденные им сны будут шататься неприкаянно по земле, искать лазеек в посторонние умы, чтоб не пропасть зазря... Может кому и повезёт.
  И тут вроде как муха села на нос Евпсихию Алексеевичу - что совершенно не могло быть в обыкновенной среднерусской апрельской ночи - застенчиво добралась до ноздри, где кокетливо пошевелила лапками. Отчего Евпсихий Алексеевич и пронзительно чихнул, конечно, перепугав брата и сестру.
  - Извините меня, я тут просто так, я тут ничего такого не имею в виду... - тут же принялся оправдываться Евпсихий Алексеевич, упреждая паническое бегство молодых людей. - Я тут трамвая жду.
  - Да вряд ли вы здесь дождётесь какого-нибудь трамвая. - прошипел юноша.
  - Да теперь я это и сам прекрасно понимаю, и вижу, что здесь трамвайные рельсы куда-то подевались, да вот заслушался вашим разговором, без всяких этаких нескромностей заслушался... Простите ещё раз и позвольте поинтересоваться, а фамилия, которую вы носите - не Шершеньевы??
  - Что? - смешливо фыркнула девушка.
  - Есть такая фамилия - Шершеньев, и носил её один человек, тоже отец семейства, и мне просто подумалось, не повезло ли мне чисто случайно, и не повстречал ли я его деточек.
  - Почему вы подумали, что можете случайно повстречать Шершеньевых?.. Мало ли отцов семейства в нашем городе с другими фамилиями?..
  - Очень много! - воскликнул Евпсихий Алексеевич. - Невероятно много!.. Но мне до зарезу нужно найти семейство Шершеньевых, а как этого сделать, я пока не соображаю.
  - Ну уж, соображайте как-нибудь без нас, мы вам не помощники в этом деле.
  - И очень плохо, что вы не помощники, что мне с вами так не повезло... И папенька ваш, значит, никогда Шершеньевым не был?..
  - Мы Потаповы, наш папа на железной дороге служит, а сейчас его в больницу положили, потому что умственные осложнения обнаружили. А про Шершеньевых мы ничего не знаем.
  - Ну вот же... не повезло - так не повезло... а ведь столько полезного было подслушано из вашего разговора... - Евпсихий Алексеевич зачем-то принялся излишне церемонно раскланиваться и благодушно улыбаться, хотя никто бы не рассмотрел в темноте его улыбки.
  И вдруг выполз из запотевшей темноты приветливо лязгающий трамвай, словно полусонный добрый зверь - совершенно невозможный в это ночное время и на этом месте, тем более при отсутствии каких-либо рельс - матово-тёплый и соблазнительно расцвеченный прожилками гирлянд; и Евпсихий Алексеевич без заминки запрыгнул в его распахнутую дверь, соорудил из рук смешную прощающуюся фигуру и укатил к себе домой.
  - Кто это был? - спросила девушка у брата, а юноша лишь загадочно пожал плечами.
  Всё это могло кому-нибудь из троих просто присниться.
  
  
  ВНИЗ
  
  
  Весь следующий день Евпсихий Алексеевич провалялся на диване, не столько угождая телом и духом жалостливой дремоте, сколько ворочаясь и бурча разные, приходящие ни к селу ни к городу, недовольства. Все представления о расследуемом деле рассыпались, даже не успев толком соединиться, все воображаемые коварства или трагические случайности не желали изобличить ничего упоительно целостного и захватывающе-ясного, все причудливые портреты участников трагедии отказывались содержать в себе окончательный вердикт преступлению, и обрамлялись - в оцепенении трагического романтизма - жалостливыми погребальными эпиграфами.
  - Как же так вышло, что все здесь получаются людьми полноценными и умеренно-подлыми, что всем самим пришлось нелегко, досталось от жизни по полной - хоть стой над могилками да слёзы проливай? - ворчливо лопотал Евпсихий Алексеевич, не решаясь пробраться в гроб и изложить Анне Ильиничне всю невозможность излагать что-либо цельное. - И лишь только поднимется рука, чтоб бросить в кого-нибудь камень, как тут же выскочит собственная совесть и изъязвит насмешками!.. Все мы получаемся - даже сотворив нечто неуместное, а то и катастрофическое - чем-то вроде книжных весёлых флибустьеров, у которых и кровожадность вроде бы понарошку, и жертвами которых чаще всего бывают люди категорически плохого назначения. И даже натуральные непотребства этих книжных изуверов нисколько не смущают, ибо подчас и мы сами не прочь попробовать вдосталь этаких непотребств... И вот попробуй-ка тут осуди ближнего своего!.. Попробуй-ка заклеймить и обречь на позор своего недруга - даже вполне достойного сотни тысяч клейм и бесконечного бдения у позорного столба - когда вдруг начинаешь жить не с упоительным безразличием к самому себе, а со страхом прозревать в каждом своём деяние и помысле всё то, за что нещадно проклинаешь других!.. когда совесть, с трудом обученная смиряться с прошлым, вдруг начинает презирать то, что ещё предстоит тебе пережить, ещё только готовится в тебе испытать физическое наслаждение!.. когда ты думаешь, что самостоятельно побеждаешь свой унылый эгоизм, а на самом-то деле твоих сил в этой борьбе ничтожная малость, а побеждают твою несговорчивую гордость нахлынувшие со временем неумолимые утраты друзей и близких!.. Только страх дожить до конца своих дней в одиночестве способен сделать из нас людей, сохраняющих жизнь для других!.. Ведь как-то так получается - а почему именно так??
  Дальше продолжать валяться на диване смысла не было: какой-бы непреодолимой чушью не изворачивалась давешняя история, она требовала окунуться в себя ещё раз, с ней невозможно было покончить, не добравшись хотя бы до воображаемого конца. Из пятёрки подозреваемых оставался нерасследованным лишь Сердцеедский, и Евпсихий Алексеевич не нашёл причин, чтоб не встряхнуть хорошенько этого самого Сердцеедского. Кто-то должен был знать об этой истории чуть больше других, ибо именно по этим правилам играет с нами ирония всех трагедий. Но, прежде чем взяться за новый поток информации, нужно было привести хоть к какому-нибудь знаменателю уже собранный материал. Для начала была безжалостно вырвана страничка из блокнота, куда Евпсихий Алексеевич пытался заносить плоды своего расследования, но которых оказалось ничтожно мало. Страничка нехотя закопошилась, как бы предчувствуя грустную участь и пытаясь хоть как-то спасти свою репутацию, хоть чем-то соблазнить пытливый взор, но Евпсихий Алексеевич, произнеся длинное напыщенное ругательство, выбросил её в распахнутую форточку. Затем и сам блокнот полетел в окно, и полетел, чтоб больше не вернуться.
  - Будем брать Сердцеедского нахрапом. С лёту будем брать. Правда, Анна Ильинична?..
  И Евпсихий Алексеевич втиснулся в гроб, здороваясь с хозяйкой тоном подчёркнутого энтузиазма и задиристости.
  Но ещё мягче и грустней стал голос Анны Ильиничны. Она вполне благодушно поздоровалась с нашим героем, и даже с радостным нетерпением, но слишком явственно проступали в её словах оттенки скорого расставания, как будто пощипывали пространство запахом апельсиновой дольки.
  - Анна Ильинична! - загудел Евпсихий Алексеевич. - Я вас и всех прочих мёртвых, что встречаются мне в Тартарары, хоть немного, но наловчился понимать, а вот живых понимаю всё меньше. Оттого и не могу ничего от них выпытать, чтоб нам помогало соображать. Вот вроде бы люди они, и живые люди, и верят во что-то своё, необходимое не только им, но и многим-многим другим, а затем приглядываешься к ним, да прислушиваешься: а это получаются вовсе и не люди, а полуверцы какие-то!.. Шмурдяки.
  - Полуверцы?? - с нарочитым оживлением осведомилась Анна Ильинична.
  - Ну да... На русском Севере давно ходят слухи о существовании таких загадочных людей - полуверцев, и чаще всего россказни о них напичканы откровенно мистической небылицей. Даже те граждане, которым довелось воочию повстречать полуверцев, сообщают уйму чепухи, чуть ли не с целью публичного ущемления этих таинственных людей. В одной старой книге я прочитал рассказ некоего Степана Трофимыча Теплякова - чуть ли не главного вологодского забияки на то время - как ему однажды потребовалось срочно справить нужду, и он выбрал для своей цели заброшенную угольную яму. И вот в самом разгаре процесса из этой ямы вылезла баба, в обычном для тех мест цветастом сарафане и повойнике, схватила Степана Трофимыча за уд и произнесла скороговоркой: 'Счастлив ты, дядюшка Степан, что рядом мужа моего нет, что я одна к заутрени в местную церковь шла, да вот теперь придётся повернуть назад, поскольку ты меня нещадно обоссал!' И пошла быстро, пятясь назад, ничуть не притворяясь огорчённой, а с очень даже ухмылистым выражением лица. А вот уж, когда Степан Трофимыч всё это происшествие обмозговал с доступными композиционными сопоставлениями, то обратил взгляд на подбрюшную часть, где обнаружил совершенно голое и гладкое место. Оказалось, что его мужицкое причиндальное имущество та баба с собою прихватила незаметно и унесла. И след простыл той бабы, больше никогда её Степан Трофимыч не встречал.
  - Получается, что эти полуверцы в нашу церковь запросто ходят?
  - Да, ходят - в этом нет никаких сомнений, хотя и утверждают некоторые, что полуверцами вырастают либо некрещённые дети, либо те, которых прокляли родители. Говорят, что они всегда стараются приходить в церковь на праздничные и воскресные службы, где исправно молятся чуть в сторонке, у западной стены, только никогда свечей не ставят и не просят никого помянуть за упокой. Что терпеливо дожидаются херувимской песни, во время пения которой покидают храм, а после возвращаются и стоят до самого причастного стиха. Исполнение его они также слушать никак не могут, словно бы воротит их от текста причастного стиха, и они уходят, чтоб вернуться к молебну, после которого уж окончательно покидают церковь. Отправляются в какие-то свои лесные и луговые норы, где живут, не подпуская посторонних близко, и уходят обязательно пятясь задом.
  - Я так понимаю, что если бы их не обижали - так и они никого не обидели бы.
  - Это вы за Степана Трофимыча беспокоитесь?.. Так ведь он же не со зла поступил столь скверно, он же не знал, что в яме может кто-то быть... Вот зачем бы бабе, добирающейся к заутрени, понадобилось опуститься в глубокую угольную яму?.. Когда бы уметь находить объяснение поступкам некоторых людей, тогда бы многое можно было предотвращать. Я потому и жалуюсь на наше с вами невезенье в расследуемых обстоятельствах, что пользы от живых ещё меньше, чем от мёртвых; наши живые ведут себя на потребу конъюнктуре и дальше собственного носа видеть не хотят.
  - Не соглашусь с вами, Евпсихий Алексеевич, хотя и многие живут просто инстинктивно, просто потому что родились. Но ведь не могли же они родиться случайно?.. Забеременеть можно случайно, а рождение всегда кем-то и чем-то предопределено. Значит, и польза есть, только поискать её надо.
  - Нет, пока этой пользы ищешь - мозги себе скомкаешь до неузнаваемости, свихнёшься запросто. - вздохнул Евпсихий Алексеевич. - Толку от жизни некоторых людей нет вовсе никакого, кажется и им самим незанимательно себя хорошенько ощупать: живы ли они или уже мертвы?.. Вроде как без разницы им всё это.
  - Не соглашусь с вами, Евпсихий Алексеевич. Уж всяко лучше быть живым, пока живётся и никому не мешается. Уж всяко лучше так, чем быть мёртвым и не способным что-нибудь решить за себя.
  Покинутым замученным вихрем дунуло за пределами дома Евпсихия Алексеевича, пожаловалось на невозможность отдохнуть и долечить простудный кашель, оборвало какие-то ненужные потрёпанные доски с крыши и резко сгинуло вместе с ними.
  - Анна Ильинична, - выдержав неловкую паузу, спросил Евпсихий Алексеевич. - как вы думаете, почему мне до сих пор не приходило на ум познакомиться с какими-нибудь вашими родственниками?.. Хотя бы с дядей Петей из Армавира?..
  - А что вам с их знакомства, Евпсихий Алексеевич?
  - Да мало ли... Может, и рассказали бы чего по существу. Может, они знают чего.
  - Многое ли могут знать живые о том, о чём и мёртвые напрочь позабыли?
  - Да как сказать, Анна Ильинична... Вот религию, возьмём к примеру, до нас доносят вполне себе живые люди, а сообщают о тех принципиальных фактах, о которых, казалось бы, только мёртвым и дано знать.
  - Вот не приходило вам в голову, Евпсихий Алексеевич, что любая религия - это прежде всего литература, а даже хорошая литература является чепухой, ловко скроенной и выданной за подлинные события?.. Вот если бы вы взялись сочинить меня, придумать все обстоятельства моей жизни и смерти, то наверняка выдумали бы что-нибудь правдоподобней, чем всё то, что случилось на самом деле... Разве не так, Евпсихий Алексеевич?
  - Может и так, да только я не представляю себе, как можно ложью, даже шибко восхитительного свойства, приукрасить правду. Это всё равно, что требовать от голодного подробных рассказов о когда-либо съеденной им пищи, и притом требовать абсолютной правды. 'Вся правда в том, - скажет голодный, - что сколько не экстраполируй в себя воспоминания о былом, сытней не станет. Кишка кишке всё кукиш кажет'.
  - Голодного можно накормить, не так уж это и трудно. Трудней быть сытым и довольным, когда вокруг все голодны.
  - Это вы от грустного настроения так рассуждаете, Анна Ильинична. Не продвинулось наше расследование Истины на тот шаг, с которого можно было бы начинать отсчёт статьям в судебном приговоре, вот вам и вздумалось загрустить. Однако, я опускать рук не намерен, я готов ещё разок прихватить зачервивленное яблочко, чтоб запустить им в небеса и дождаться, когда они разверзнутся для выдачи порции светлых лучей, да в придачу с благодатным огнём.
  - Так уж и с огнём?.. Мало вам огня было?..
  - Получается, что мало. Получается, что ничего мы толком не подогрели и не сварили. Застряли на одном месте и озираемся по сторонам, полагая, что только случайность сможет нам помочь, и ждём этой случайности.
  - На том ли месте мы стоим, которое нам нужно?.. Вот что меня заботит, Евпсихий Алексеевич, и что наводит на сожаление о всей затее, и - судя по всему - напрасно я втянула вас во всё это.
  - Думаю, что не напрасно, и на месте мы стоим на том, на котором полагается стоять. Ведь один раз в жизни всякому дано попасть на такую точку, остановившись на которой, можно с предельной ясностью увидеть всё, что было позади себя, и всё, что обязательно будет впереди. Ничего не было случайным в нашем знакомстве - разумеется, в очень странном знакомстве и невероятном - и ничем случайным оно не должно закончиться. Я хочу сказать, что нам следует ещё потерпеть друг друга и помотать нервы кое-кому из вашего прошлого.
  - Уж не сравнить ли меня с фурией, вцепившейся мёртвой хваткой в случайного человека и уволакивающей его в ад?
  - Только наше отношение к смерти формирует нашу жизнь настолько простой или сложной, что никому прочему не суметь взять ответственности за неё, сколько он не пыжься. Отправляйте меня в Тартарары, Анна Ильинична!.. Будьте любезны, поторапливайтесь, а то унылые разговоры только резину тянут. Нет у нас времени на резину, Анна Ильинична!..
  - Тогда в добрый путь, Евпсихий Алексеевич!..
  Но на этот раз Анна Ильинична не успела позаботиться о сокровенной дороге для своего друга, на этот раз её опередил вовсе нечаемый соперник. Тот самый, вымученно-пронзительный вихрь, что недавно буйствовал на улице, вдруг возвратился к дому Евпсихия Алексеевича из коротких безумных скитаний, свистнул пробирающим до дрожи в сердце щелчком, протаранил спираль самопознания Евпсихия Алексеевича, и поволок за собой по нисходящей в энергетические перепады пустоты. 'Да чтоб тебя!' - с ворчливым интересом попробовал Евпсихий Алексеевич ощутить себя пустого в пустоте без осознания потребности быть целостным существом, как резко и болезненно бултыхнулся в натужно-ощерившийся океан, сорганизовавшийся из, казалось бы, необоримой пустоты.
  Совершенно не постигая страха или давящего удивления, а даже наслаждаясь тем, что не сможет потонуть под властью свежеиспечённой стихии, Евпсихий Алексеевич отдался упругому быстрому течению и понёсся вперёд, чуть ли не весело отфыркиваясь от лоскутьев волн. Сквозь нестерпимо кристальные и прозрачные воды он видел на дне океана собственное отражение, одновременно и копирующее движения Евпсихия Алексеевича, но и существующее само по себе. С циничной и ловкой грацией оно проницало через ярко-рельефные подводные камни, медленно произрастающие из искристого песка и принимающие вид либо искалеченных старостью навигационных маяков, либо медитативных столпов, обезволенных напрочь галлюцинацией разрухи Содома и Гоморры, либо истощённо-древних статуй, изображающих каких-то сутулых, чудаковато пришибленных существ с протянутыми в мольбе руками и зеркалами вместо лиц, поднятых к верху. И всматриваясь в эти зеркала, Евпсихий Алексеевич с заманчивой бредовой несообразностью различал своё собственное лицо, только слегка исковырянное, одержимое ехидством и не желающее никому добра. Но лишь усмешку эти пафосные страсти вызвали у Евпсихия Алексеевича, ибо не верил он в удручающую силу своего гнева.
   Но вот течение обнаружило свою точку невозврата и ворчливо заглохло; водная поверхность нехотя покосилась, застыла на минутку, обволакиваясь жарким шумом и примериваясь к плохо заученным фокусам ожидаемого катарсиса, а затем напряжённо встала под прямым углом. Евпсихий Алексеевич, барахтаясь и подавляя захлёбывающийся крик, принялся сползать вниз, в самую океанскую утробу, в самый её жуткий эпицентр, где нарастал яростно-пульсирующий поток из всего содержимого этой окаянной утробы - от неисчислимых флотилий затонувших кораблей до магически извивающихся фейерверков рыбных стай - и где образовывалась взрывами неведомого исступления огнедышащая дыра. В эту дыру и было суждено низвергнуться Евпсихию Алексеевичу, отдаться азарту стремительного падения и мешковато рухнуть на дно каменистого колодца!..
  
  
  
  ЕЩЁ НИЖЕ
  
  
  ...Очутившись на самом дне колодца - даже не колодца, а старенького канализационного коллектора, выстроенного ёмкой цилиндрической кирпичной кладкой и удивляющего той парадоксальной теснотой, к которой быстро привыкаешь и перестаёшь тревожиться, и в которой постоянно открываешь для себя занятные щёлочки, местечки, углубления, прорехи - Евпсихий Алексеевич принялся откашливаться и отплёвываться от тошнотворной воды с океанской солью.
  - Опять всё слишком сказочно и муторно начинается: огонь, вода... что теперь?.. медные трубы?.. - проворчал Евпсихий Алексеевич. - Фантазии вам не хватает, господа черти!!
  Уверенно поправив самочувствие, наш герой с претенциозным неудовольствием осмотрел свою новую обитель и, невольно желая поребячиться, приложил ладони рупором ко рту, чтобы хорошенько гукнуть, пытаясь дождаться строго-шикающего ответного эха. Но лишь мелко моросящий дождь испускался сверху, брюзгливо выговаривая бессвязные междометия, и конфузливо шкварчала брызгающая муть под ногами. Можно сказать, что Евпсихия Алексеевича окружала та замысловатая тишина тупика, выход их которого, кажется, недосягаемым, хотя и находится перед глазами.
  Сильно раздражала и ползучая маслянистая видимость, чувствующая себя полноправной хозяйкой в колодце, местами просвечиваемая соблазнительно блестящими рванными пятнами, но ближе к кирпичным заслонам совершенно поглощённая потёмками. Посреди помещения располагался огромный чан с тепло-дымящейся сернистой водой, торчали какие-то деревянные ящики, забитые бумагой, посудой и пакетиками с пожелтевшим порошком, а рядом валялся безнадёжно рванный матрац с затюрханной подушкой, выполняющий роль постели, гадливо усеянный мелкими скукоженными насекомыми. Позади ящиков Евпсихий Алексеевич увидел зрелище крайне омерзительного свойства: запачканное кашицей телесных нечистот, бледное существо, подобное человеческому младенцу, с упорством тупого испорченного механизма пронизывало огромным ножом чьё-то безвольное неподвижное тело - по сути уже совсем и не тело, а изуверски искромсанный сизо-бледной кусок плоти - и выжидало, когда просочится на поверхность кровь, чтоб слизать её вурдалачьим языком.
  - Нравится? - Евпсихий Алексеевич услышал голос прямо у собственного уха и напряжённо вздрогнул.
  - Кто вы??
   За спиной Евпсихия Алексеевича находился вызывающе-тощий высокий человек, совершенно голый, мясисто-красного цвета кожи с жутковатой желтизной, как будто долго-долго прожариваемой на лучике дряблого света, проникающего в эти застенки.
  - Да Сердцеедский я, Евпсихий Алексеевич. Тот самый, которого ты здесь ищешь; так что не строй из себя дурачка, здоровайся.
  - Здравствуйте. - машинально ответил Евпсихий Алексеевич.
  - То-то же. Я тебя, признаться, несколько иначе представлял, понахальней, что ли, и физиономией поумней, но уж какой есть -такой и есть, ничего не поделать... Не правда ли?
  Сердцеедский общался с гостем явно в свойственной ему спесивой манере, при этом имея повадки пришибленного плута-трикстера с надменно-выкобенистым выражением лица, украшенным вздёрнутым носом и привычно приоткрытым ртом, что указывало на длительную фазу слабоумия.
  - А это вроде душа ребёночка моего нерождённого, которая под давлением трагической укоризны приняла облик демонический, облик навязчивого акта отмщения. - Сердцеедский даже рванулся отодвигать ящики в сторонку, чтоб Евпсихию Алексеевичу было лучше видно, но на ходу передумал. - А вот то, что ты видишь, как плоть искромсанную - так это вроде жена моя невенчанная. Аборт я её заставил сделать, когда она от меня забеременела вдруг, да она и не сопротивлялась слишком, но только неудачно операцию провели, крови много потеряла, а вскорости и померла.
  - Это вы настолько детей не желали, что любимую женщину на смертные муки подтолкнули?
  - Не желал детей, ни разу в жизни не желал. А уж тем более в молодые свои годы, когда энергия личной жизни бьёт ключом и требует тщательной конкретики. Мысль про аборт мне первой на ум пришла, когда про беременность узнал, ибо некогда мне было с детишками маяться и карьеру портить. Да вот видишь, как потом всё повернулось. Если б заранее знать!..
  - Ну и как? не испортили карьеру?..
  - А что тебе дело до моей карьеры, Евпсихий?.. Как бы там ни было, а за своё греховное деяние я наказан суровым посмертным сроком, за это и пребываю здесь подобно злой тени. А вот за то дело, в котором ты ищешь моей вины, я наказание не несу и нести не намерен.
  - Откуда же вам знать, что я до сих пор чего-то ищу, а уже не нашёл?..
  - Ты даже не представляешь себе, Евпсихий, каким уважением я пользуюсь среди чертей: у меня тут зачастую целые собрания случаются местного истэблишмента. Не без споров, конечно, и не без ругани, но фактически на глазах развивается некая новая социализация - точнее говоря, некий новый подход к уже устаревшим понятием и нормам поведения. Мне крайне лестно, что подобными вещами именно я способен заправлять, а в благодарность от чертей мне многого и не надо: лишь бы держали в курсе событий, что в Тартары происходит, я иногда и глупой сплетне рад... Они и держат.
  - Ещё скажите, что вы за мной слежку установили? - усмехнулся Евпсихий Алексеевич. - Не верю я вам.
  Сердцеедский плотоядно потёр ладонями друг об друга:
  - Давно я ждал тебя, Евпсихий. Сразу, как ты от этого дурачка Головакина ускользнул, мне про тебя и сообщили, чуть ли не со скандальными саркастическими подробностями сообщили, чуть ли не представили тебя тщедушной душонкой, плохо соображающей во что ввязалась. А затем дали понять, что от Анечки Зарницкой вся эта белиберда проистекает, да ещё совета у меня спрашивали: как с тобой быть, Евпсихий?.. сразу ли, дескать, тебя прищучить, насадить-то на крючок?.. А я говорил, что на всё воля Божья, что тут лучше наблюдать, чем регулировать. Правду сказать, мне самому хотелось с тобой обо всём этом потолковать как можно подробней, меня самого та дачная история порой тревожит и мучает до слёз. Тебе бы сразу ко мне рвануть, а ты дурачков этих навещал, на неприятности напрашивался. Ведь согласись, что еле-еле живым от Шершеньева ускользнул, а толку от разговоров с ним - никакого?..
  - Ну, я смотрю, от разговоров с вами толку тоже много не будет; вам бы сейчас вразумительности побольше, чтоб с нынешними трупами разобраться. - Евпсихий Алексеевич кивнул на младенца, который вычурно-плавными движениями, словно на шарнирах, подполз к ногам Евпсихия Алексеевича и дистрофически оскалился.
  - Да пошёл ты назад, экий неслух! - ругнулся Сердцеедский, ухватил младенца за шею и утащил обратно, к искромсанному телу матери. - Вот веришь-нет, Евпсихий, а нет у меня к ним никаких родственных умилительных чувств. Вот нет и всё!.. А ведь я, когда ещё жив был, не раз задумывался об этом своём погубленном младенчике, мне важно было для себя ответ найти: была ли у него душа или ещё не было?..
  - Ну так, если живым был в материнской утробе, значит и душа была.
  - Вот-вот, Евпсихий, и я к такому же выводу приходил, а вывод-то, согласись, неутешительный. Я даже книжки какие-то читал на эту тему, не только религиозные или там патетично-научные, а чаще всего просто мифопоэтического характера книжки, причём сведения в них попадались одно удивительней другого. Например, я читал, что вытравленные младенцы непременно попадают в рай, так же, как и мертворождённые дети, но пребывают в раю в абсолютной слепоте и глухоте. То есть, совершенно ничего не видят и не слышат, и вряд ли что доподлинно понимают, только одно хорошо, что ничто их не мучает. Хорошо ли это, Евпсихий, как ты думаешь?..
  Евпсихий Алексеевич неотзывчиво буркнул.
  - По мне так, это очень хорошо. Я бы свою теперешнею участь на такие райские условия запросто променял... Да только сам видишь, Евпсихий. - Сердцеедский устало ткнул пальцем в младенца. - Не нашлось моему отпрыску местечка в раю, даже самого непритязательного местечка не нашлось, а даже, напротив, окунули в злодейскую циркуляцию. Да если сообразить толком, то ничего доподлинно известного про рай у нас в соображении нет. Иногда посидишь здесь, порассуждаешь с кем-нибудь о необходимости юдоли, способной утолить всяческую печаль, и невольно задумаешься: а есть ли рай на самом-то деле?..
  - Кто же вам здесь может доподлинно про рай рассказать?.. Неужели черти?..
  - Ай как ты прав, Евпсихий, уж даже слишком прав!.. И верно, черти ничего не могут знать про рай... ничего не могут, откуда им знать... Да, но вот хочется также разъяснить, ежели допустить наличие рая: это что же за такая надобность нерождённому телу - а по сути говоря и нерождённой душе - пребывать в бесконечной радости неосязательной юдоли?.. Странное счастье-то какое, Евпсихий, ты не находишь?.. Опять же, в книжках-то своих изумительных я иногда такое вычитывал, что волосы дыбом на голове вставали!.. мороз по коже... Вот, например, такое читал, что вытравленные детки не исчезают с концами во вселенском хаосе, а продолжают жить в родных материнских утробах. Вот, даже если при аборте, ты его извлёк - тельце-то это, сущность-то эту хотя бы и самого эмбрионального свойства - даже если захоронил под стотонным спудом, а то и сжёг до тла в печах крематория, то тельце-то всё равно в утробу матери возвращается неизвестным науке способом и продолжает в ней жить. Иные всевидящие бабки так про них говорили: 'Сидят младенчики в материнских утробах, уже старые да седые, и бороды у них по пояс выросли! сидят и смотрят на мир сквозь все телесные преграды, и всё на свете видят, и всему на свете не рады, оттого что слишком подвержены тягостной скорби! так вот и живут, пока мать не помрёт, тогда вместе с ней, может быть, и они помрут!..' Этак вот, Евпсихий, говорили одни бабки, а другие ещё добавляли, что может статься, что и не все из таких погубленных младенчиков безвозвратно помрут, поскольку тоже есть некоторые удивительные хромосомы, что и после смерти принимают некоторый младенческий облик и продолжают жить прямо в могилке, прямо между рёбер материнского трупа!.. Так-то вот.
  Сердцеедский многозначительно повёл бровями, как бы предостерегая Евпсихия Алексеевича от забавных соображений на счёт того, что он только что высказал. Но Евпсихию Алексеевичу забавляться не хотелось, хотя не верил он ни единому слову Сердцеедского, и в прочитанные им книги не верил. Тут младенец, поддавшись хитрой, одной ему понятной затее, истерично засмеялся, повалился на спину, дрыгая ногами всё теми же затяжными шарнирными движениями, но резко оборвал смех, словил длинным языком тощую мокрую муху и, счастливо причавкивая, зажевал.
  - Да только не правда всё это, что я в книжках про младенцев читал, врут книжки-то. -вздохнул Сердцеедский, словно угадывая и хитро подыгрывая настроению Евпсихия Алексеевича. - Это так повелось у книжной науки - бесцеремонно врать, юлить, интриги плести, вводить смуту в неокрепшие пылкие души. Завлекать читательское воображение красивой конфетной обёрткой, а под обёрткой-то - сам знаешь, Евпсихий, что может оказаться!.. если б только пустота... А вот ко мне однажды приходила моя умершая жена, чуть ли не в первую годовщины своей смерти приходила, и у нас с ней разговор состоялся. Только представь себе, Евпсихий, что едва успел я улечься на кровать, чтоб привычно отойти ко сну, как вижу, что дверь в комнату отворяется с этаким завораживающим скрипом и входит жена моя невенчанная, и в свою любимую ночную рубашку одетая, в которой мы её похоронили, и тут же с краю моей кровати она и присаживается. А я рядом лежу и дрожу до зубовной стукотни, поскольку думаю, что это она неспроста пришла, а смерть мою принесла, поскольку чую за собой вину и волнуюсь чуть не до слёз, и спрашиваю у неё: 'Зачем же ты пришла ко мне, милая моя?.. Разве позабыла что?' А она мне говорит: 'Вот очень жалко, - говорит. - что ты моему приходу недоволен, а я вот пришла проведать, как ты да чего. Может, приболел, думаю.' - 'Нет. - говорю. - Ни в коем случае я не приболел, отдохнуть вот лёг перед завтрашней работой, устал потому что. А ты уходи-ка пожалуйста, да поскорей, а то я вдруг с ума сойду.' - 'Ну, - говорит. - захотел бы с ума сойти, так ещё бы раньше сошёл, когда младенчика нашего погубил, а с ним, получается, что и меня. А теперь тебе нельзя сходить с ума, теперь ты должен к смерти подойти таким, каков был в самый час своей наивысшей подлости' - 'Да что же ты такое говоришь? - спрашиваю у неё. - Разве можно знать, каким предстанешь перед неминуемой кончиной, если каждый прожитый день свой отпечаток накладывает?.. Скажи-ка ты мне лучше: ты сейчас вправду настоящая или какая другая?.. и видела ли ты там, в своих краях, где сейчас обретаешься, этого самого младенчика, которого мы абортом погубили?..' Причём, заметь, Евпсихий, я настоял на том, что мы погубили, тогда как жена говорила о сугубо моей личной вине. 'Нет. - говорит она. - Никого из своих близких - хоть рождённых, хоть нерождённых - я тут не видела, как-то я сама по себе здесь обретаюсь, и скучно мне завсегда, потому и зашла тебя проведать.' - 'Ну и хорошо, - говорю. - голубушка, что проведала, спасибо за заботу твою, а теперь ступай прочь.' - 'Пожалуй, что и пойду. - говорит. - Действительно, пора мне, что-то я засиделась у тебя. И теперь уж больше никогда к тебе не приду, теперь уж ты придёшь ко мне.' И ушла, даже дверь за собой прикрыла, а я словно бы без сознания рухнул в постель, да в такой беспросветный и мутный сон провалился, что два дня сряду проспал. И никому про это всё никогда не рассказывал - тебе первому, Евпсихий, рассказываю - и очень скоро верить перестал, что жена ко мне по правде приходила, вполне искренне думал, что это приснилось или причудилось с усталости. А вот как помер я и здесь очутился, то смотрю: а вся семейка в сборе! мама, папа и сынок!.. мама, правда, в невразумительном состоянии, даже в бестолочном, но ведь каждый отвечает за собственный грех, как ему предписано, и никто ему помочь не в праве... Не так ли, Евпсихий?.. Ты ведь сам ни разу не отвечал за чужие грехи, и не хотел отвечать, хотя мог случайно кого-то и подтолкнуть в ту пропасть, откуда не возвращаются?..
  Евпсихий Алексеевич сердито замахал руками, показывая, что не намерен больше выслушивать всё это, что ему противны до омерзения усложнённые высокопарности Сердцеедского, и сделал несколько шагов к стене, словно выискивая дверь на выход из колодца. Но у стены, залепленной жирной и протухлой илистой грязью, и плотно заставленной снизу двумя рядами здоровенных банок и колб из толстого зеленоватого стекла, Евпсихий Алексеевич резко остановился.
  - Что это?? - прищёлкнул он пальцем по самой внушительной и прозрачной колбе, в которой разглядел двух младенцев. В состоянии марионеточной идиллической меланхолии сидели младенцы, невинно обнявшись и что-то нашёптывая друг-другу, но вместо глаз имели сочившиеся кровавые сгустки.
  - Это уже не мои! не смотри на меня, Евпсихий, как на конченного мерзавца, это не мои детки! - испуганно заныл Сердцеедский, хотя Евпсихий Алексеевич особого гнева и не выказывал. - Это уже мамаши моей рук дело, мамаша моя грех на душу взяла. И ведь сама непрестанно каялась впоследствии, говорила, что забеременела чуть ли он от прохожего молодца, что не могла устоять перед наплывом внезапной страсти, а как только ей сообщили, что она двойню понесла, так ей сразу и поплохело. 'Как будто бы я тогда обезумела на какое-то время. - говорила мне мамаша, Евпсихий, и очень жалостливо мне было её слушать, и ни капельки осуждения у меня на её счёт тогда не выказывалось. - И я сразу завопила, прямо там, в кабинете у доктора, что такого добра мне не надо, что такую ораву детей мне не прокормить!.. И кажется со всей клиники медперсонал сбежался, чтоб мне успокоительное вколоть и сказать, что ничего страшного вообщем-то не произошло, что можно и аборт сделать. С большой лёгкостью тогда делали аборты, никто о расплате-то особо и не думал.' И я скажу тебе, Евпсихий, что даже ты - со своим расчётливым цинизмом - должен понять эту её внезапную трусость, эту вспышку испуга за свою жизнь, поскольку мужа-то у нас в ту пору не было: ну, в том смысле, что у ней мужа не было, а у меня не было отца; отец похерился где-то... только потом, гораздо позже аборта, женилась она на сослуживце, с которым была знакома тыщу лет, и все тыщу лет он за ней ухаживал... и признаюсь, что Сердцеедский - это фамилия отчима моего, а родной своей фамилии даже тебе не назову, поскольку мамаша её всю жизнь утаивала... Страшная судьба у моей мамаши, Евпсихий, если призадуматься и подойти к ней с объективных человеческих сострадательных наклонений. И если не получилось у меня иметь братиков-близняшек, ласкаться с ними да играться, то весьма об этом сожалею и грущу. Но правду сказать, это только сейчас я о нерождённых братиках сожалею, а раньше думал, что если нет их на белом свете, то пускай и не будет, и не надо мне никого, вроде как мне одному больше материнской любви досталось!..
  - А точно ли больше? - с тем самым расчётливым цинизмом, про который упомянул Сердцеедский, спросил Евпсихий Алексеевич. - Не захлебнулись ли от материнской любви?..
  - Да уж сколько было - столько мне и хватило, Евпсихий. Уж не будем мы с тобой углубляться ни в физику, ни в философию относительности - ты меня запросто за пояс заткнёшь своей бравадой, а мне всегда чего-то не хватало до полноценного хоругвеносного оптимизма, самой малой толики, кажется, не хватало. Зато обучен был жить, не пытаясь примирить Истину с безысходностью, а стремясь получить от всяческих знаний удовольствие и умение управлять полученным удовольствием. Люди зачастую усложняют мир, в котором живут - вот собственный-то свой мирок, мирочек-то от дома до работы, от кухни до дивана - усложняют стычками между собой да скандалами, а я считаю, что если не хочется тебе жить среди народа и для народа, так значит живи ради себя любимого, и организуй самостоятельно свою безмятежность, используя доступные возможности и средства покамест личного свойства, а там, глядишь, и на всеобщее мироздание твои таланты безмятежности распространятся. Я тебе больше скажу, Евпсихий, что и безмятежностью сыт не будешь, что удовольствий от жизни слишком много, и любое из них можно запросто получить, и никак не следует этакими возможностями пренебрегать. Я ведь и здесь - уже будучи достаточно мёртвым - не оставляю в забытьи потуги всех своих задумок и грандиозных задач, а я воскреснуть хочу из мёртвых и найти им достойное применение. - Сердцеедский с жутковатой гордостью приосанился, выпячивая несуразности неприглядного голого тела. - Я, когда воскресну из мёртвых, то стану либо пустышкой, которую сможет всякий безответно пнуть, либо главой государства Российского. А уж если стану главой, то тут меня мало кто сможет остановить - разве только Бог (нечистую-то силу я уже заранее подмял под себя, я тебе говорил, что она тут у меня в своеобразном подчинении) - и в первую очередь дам российскому человеку право поступать со своим телом так, как ему будет угодно, и пускай тогда выживают сильнейшие, ибо только сильные управляют миром... Если человек хочет курить, пить, применять всевозможные психотропные препараты в любом количестве - пускай применяет, пускай убивает себя: тот, кто самому себе не нужен, тот и никому не должен быть нужен!.. Если хочет продавать своё тело целиком или частично на органы - пускай продаёт, пускай останется ни с чем и никаким. Я разрешу в общественных местах придуриваться кому угодно и сколько хочется: даже ходить нагишом и заниматься сексом, даже с кем угодно, с кем попало. Государство слабых людей защищать не будет, тем более защищать слабых от слабых не будет, но сможет предоставлять некоторые услуги, например: если человек захочет покончить с собой, а духа на это у него не хватит, то он сможет заказать услугу у государства на профессионального палача-маньяка, и даже сможет получить скидку на оплату этой услуги, если согласится на прилюдную смерть, на некоторую театрализацию своей смерти, словно оказавшись во временах, когда человека убивали на гладиаторских боях и рвали зверями.
  - Вы серьёзно думаете, направлять самоубийц, по их желанию, на гладиаторские бои?
  - Да что же в этом такого неприглядного, Евпсихий?.. Я разрешу и билеты на подобные мероприятия продавать, чтоб доход государству был... я же понимаю, что нет и быть не может первоочерёдности, когда вопрос касается хлеба или зрелищ; всё нужно нам: и хлеба и зрелища... А всех тех лукавых и криводушных лицемеров, которые будут воспрещать человеку делать всё, что ему угодно, повелю с заткнутыми ртами возить по базарным площадям и закидывать камнями. Не нужно спасать слабое существо, если оно тебя об этом не просит, потому что с навязыванием ложного спасения в человеке происходит обратный процесс мутации, и он уже не просто стремится к самоуничтожению, но и желает уничтожить вместе с собой как можно больше людей. А вот если ответственный государственный чиновник видит, что перед ним человек не до конца слаб, что в нём имеется кусочек силы, обмылочек какой-никакой полезности, то этого человека можно попробовать и вылечить, и придумать к тому лечению особые акциденции. Пример, Евпсихий, простой пример тебе приведу: если человек решил покончить с собой и спрыгнуть вниз, забравшись на крышу 100-этажного дома, и если ты его слёзно начнёшь уговаривать не прыгать, не поддаваться призывному журчанию бесов, живущих в нём, то он обязательно спрыгнет и разобьётся. Обязательно распластается в своей кровинушке, в этой тягучей, шоколадно-сладкой густоте, и ещё в конвульсиях некоторое время подёргается, прежде чем окончательно умереть, чтоб тебе преподать урок хрупкости всего сущего - на это всё и было рассчитано с самого начала, слабый-то человек на этакие расчёты горазд. А вот если не уговаривать, а создать иллюзию, что как будто бы кто-то, к примеру, маньяк-сосед схватил его сзади и потащил на кромку крыши, с целью немедленно вниз сбросить, на выбоины асфальта - раз такой ты непутёвый организм, что и жить не хочешь - то вот тогда бы наш самоубийца перепугался и призадумался о тех дрянных людишках, которых развеселит его смерть, и всем им назло принялся бы бороться за свою жизнь... Именно этот метод лечит больного (подчеркну, не столько больного, сколько человека слабого, одержимого бесами) от суицида - в этом случае он уже слушает не бесов, а иллюзию маньяка-соседа и самого себя. Пару синяков и сломанных рук ему пойдут только на пользу. И это, Евпсихий, тот второй вид услуг бесплатного лечения от государства, который я хочу предложить обществу, дабы напугать его так, чтобы люди захотели жить в государстве, гордиться государством и становиться сильными.
  - Да вы-то сами, Сердцеедский, чем таким сильны, что готовы другим на слабость указывать? Вы-то кто есть такой?..
  - Ничего ты про меня не знаешь, Евпсихий, оттого и усмехаешься, да мне достаточно и того, что я сам про себя знаю, я ведь интеллектуальной поллюции не стыжусь. В том дальнем прошлом, которое ты и представить себе не можешь, я пребывал в Духе Грядущего, и затем не раз перерождался, переходил от Духа к Духу, слышал крики радости и гнева с утопающей Гондваны, видел тоже самое, что видел пророк Екклесиаст, прорицал теми же словами, что возвещал Заратустра, и однажды был Буддой Гаутамой. Я пытался найти духовный механизм, который бы остановил в человеке процесс старения, болезни и смерти, распознать то самое состояние золотой середины, где бы человек мог прибывать вечно в тиши и покое, и страсти извне не могли бы его достать. Я добивался в себе того, чего хотел, но ошибка моя заключалась в том, что всё, что я нашёл в себе и реализовал, было делом только индивидуальным, и не могло помочь всему человечеству. Даже буддизм, который произошёл от меня, оказался тупиковой ветвью, и мне нужно было найти для всего человечества другой путь, более простой, но прогрессивный, и я его нашёл. Если Дух движется в реке времени, то чтобы его остановить, нужно разделить Дух на два полюса противоположности, сделать их друг для друга противовесами с противоположными знаками силовых зарядов, и тем самым добиться всеобщего бессмертия, гармонии и покоя... Но я не успел придумать этому новому пути религиозной оболочки и притягательности, я неожиданно умер, просто заразившись какой-то дрянью, кажется, перитонитом или пневмококком, и очутился в теле того, кого ты сейчас здесь созерцаешь, и прожил в нём жизнь какого-то странноватого Сердцеедского - вообщем-то не очень мне нужного человека, потому однажды и утонул без всякого сожаления, а даже о помощи не взывал, пока тонул, и теперь вот пребываю здесь. Но ведь и это тело не будет последним, Евпсихий.
  Парадоксальная, враскорячку вычурная речь Сердцеедского переплеталась из самовлюблённого восторга и беззащитной отрешённости, произвольно перескакивала с лёгкого оскольчатого умиления в голосе на спазматические хрипы. Сердцеедский явно соскучился по слушателю, а значит либо врал про доверчиво внемлющих ему чертей, либо не находил в них достойной вдумчивости.
  - Даже если я - неслучишийся монарх, царь России, то всё равно Дух Господень пребывает во мне, воскресит меня и выдвинет на пост главы государства Российского, чтобы я совершил революцию в сознании людей, и тем спас мир от власти слабых. Что мне дело до поисков Истины, касающейся какой-то случайной и нелепой судьбы, если я - Настоящий Сущий, если я любимый ученик всех доступных нашему сознанию Богов?.. Пускай в это трудно поверить, пускай и ты мне не веришь, Евпсихий, ибо в миру я прозывался Сердцеедским, имел русскую национальность и национальное вероисповедание, а народ обо мне и знать не знал. Не хочешь - не верь мне, Евпсихий, сколько угодно не верь, а я не печалюсь, только знаю, что своё дело делаю.
  - Много вы о себе воображаете, а по мне так - вы просто вздорный человек, и ничего в вас нет необычного. И не было никогда.
  - Да, в миру я казался обычным человеком, живущим от зарплаты к зарплате, имеющим скромную квартирку и автомобиль ВОЛГА-3110, 1997 года выпуска, был бездетным неженатым вдовцом и плохим другом. Но ведь всё это было намеренно, всё это были игры воображений любимых мной Богов, всему этому исчезнуть в мраке бытия и памяти - раз плюнуть!.. И сейчас я не от гордости тебе всё это говорю, Евпсихий, не похвалы от тебя добиваюсь, ибо мне от простых смертных, по сути говоря, ничего и не надо. Я намерено родился бедным и лишним; пока я был маленьким, пока я был молод, мир мне нравился, но с возрастом я претерпел горесть утраты и повсеместную несправедливость, унижения и боль со стороны тех, кого я пытался любить. Я стремился закрыться от враждебного мира, примерить на себя образ безумца, но все равно чувствовал внутри себя магию вероисповедания всеведущего, и разрушал окружающий мир, чтоб ничто ему не мешало когда-нибудь стать моим личным миром, и вот я услышал в себе то, что меня остановило и заставило возопить: 'Господи, помилуй нас и обрати взор Свой на нас. Видишь, мы все связаны, и томимся в подземелье, и нет избавителя?.. Так выйди, как исполин, муж брани и сразись мечом уст своих с врагом рода человеческого, чтобы он отпустил нас в нищете и величие нашем на Судный День!!'
  Сердцеедский умолк, бросая взгляд на Евпсихия Алексеевича с исступлённо победоносным вызовом. Евпсихий Алексеевич молчал.
  - И я получил в ответ заверение, что обрету место, достойное меня.
  - Это вот место? - наконец-то нашёл в себе ответной злой едкости Евпсихий Алексеевич и указал пальцем под ноги Сердцеедского. - А помните ли вы, как обозвали Феофанова генетическим отребьем, а в ответ получили заверение, что утонете в выгребной яме?.. Не правда ли, очень занимательно получилось, что вы действительно приняли смерть, как обычный пьяненький утопленник, как миллиарды прочих заурядных утопленников?.. И разве нельзя не удивиться проницательности вашего беспардонного приятеля, поскольку вот это самое место, где вы сейчас обитаете, подобно выгребной яме?.. И сами вы здесь представлены настолько никудышным и нелепым, что и срамоту прикрыть нечем. Говно вы, Сердцеедский, и Дух Грядущего над вами явно злые шутки шутит.
  Евпсихий Алексеевич высказался с горячей ожесточённостью и, повинуясь нервному побуждению куда-нибудь идти и что-то делать противное всему тому, что сейчас наговорил законченный безумец, проследовал вдоль стены колодца и дёрнулся, словно от смачной пощёчины, разглядев крепко вбитый в стену штырь и младенца, повешенного на штыре тряпичной куклой. С покорной привычной ленивостью висел младенец, бормоча долгие несуразности, и непослушной ручонкой, покрытой размыто-чёрными пятнами гангрены, выковыривал из пустых глазниц спрятанные слёзы.
  - Я не знаю, что этот младенчик здесь делает, этот точно не мой!.. - закричал Сердцеедский, даже пытаясь схватить Евпсихия Алексеевича за руку и оттащить прочь. - Про этого даже Анечка твоя не знает, Евпсихий, хотя, как раз ей про своё нарождённое дитятко знать следует. Это ведь её ребёнок, Евпсихий!.. им она забеременеть успела, да только не родила... Но я тут совсем не причём.
  - Аня Зарницкая была беременной?
  - Сам ничего об этом не знал, пока тут не оказался, а мне уж черти всё рассказали. Сам в шоке был, Евпсихий, поверь.
  'Что он вам такое говорит?? - с неожиданной истеричной болью раздался голос Анны Ильиничны, и Евпсихий Алексеевич очумело сжался, придавил голову руками, не сразу понимая, что′ это и откуда источается в его голове, поскольку пронзительный крик изумления был первым, что произнесла Анна Ильинична за всё это время. - Зачем он говорит вам неправду? Это же неправда!..'
  И в голосе Анны Ильиничны чувствовался не страх за разрушающийся внутренний мирок, а удивление, жалость, невозможность понять, с чем она столкнулась сейчас: с непроницаемой ложью, понуждающей засомневаться в правдивости всего и сразу, или с правдой, настолько невозможной, что выбросить её на поверхность сознания способна только ложь.
  - От кого же она успела забеременеть? - чуть ли не обрушился кулаком по физиономии Сердцеедского вспыливший Евпсихий Алексеевич.
  - Да говорю же: не от меня!.. Не смотри ты на меня так, Евпсихий, я к Ане Зарницкой с дурными помыслами не лез.
  - Кто к ней лез?.. Что ты, негодяй, можешь знать про неё и про своих подловатых друзей?..
  - Евпсихий, не бей меня, это же, право слово, тебе ничем не поможет, я и так готов сказать тебе всю правду.
  - Говори мне всю правду... Когда ты в последний раз видел девушку на той проклятой даче?
  - Да, Евпсихий, похоже, что я самый последний человек, который видел её на той даче - на проклятой-то даче - вернее, я видел, как она уходила с дачи, и уходила совершенно пьяная и словно ошалелая; я даже доброго пути ей пожелал, а она что-то брякнула недовольно в ответ, только я про это после никому не рассказывал. Но я не самый последний человек, который её видел в тот день.
  - Когда она уходила с дачи?
  - Когда Шершеньев и Свиристелов торчали у колодца, болтая о чём-то своём, а я выпивал во дворе с Феофановым и Головакиным, потому что мы передумали драться. Тогда раздался выстрел со стороны колодца и Феофанов с Головакиным поспешили посмотреть, что случилось, а я остался, потому что мне алкоголь совсем крепко вдарил по мозгам, и мне было всё равно, кто тут в кого стреляет, и я увидел, как девушка вышла из дома.
  - И что было дальше?
  - Она вышла, спросила, почему я разрешаю своим друзьям стрелять из пистолета, а ей не разрешил и даже взбрыкнул и нахамил, когда она случайно выстрелила, а я ответил, что её вообще не должно касаться моё отношение к моим друзьям, поскольку она тут человек вовсе посторонний и лишний. Она и обиделась на этого постороннего человека, она переспросила у меня точно ли она тут посторонняя, а я подтвердил и даже сказал, что она может проваливать отсюда куда угодно. Евпсихий, я совсем не соображал, что говорил, и вряд ли хотел, чтоб она приняла мои слова всерьёз, но она их приняла всерьёз, оскорбилась и ушла. Я ещё ей сказал что-то очень грубое вдогонку, типа попрощавшись дорогой скатертью, и указал в ту сторону, где у спуска с горки находилась телефонная будка, и даже какую-то бутылку бросил, и она её подняла, отхлебнула прямо из горла, и кажется всю выпила - правда, вот в чём я точно уверен, что бутылка была и на четверть не заполнена. И она ушла.
  - Почему же ты её так безжалостно прогнал?.. И почему никому про это не рассказал??
  - Евпсихий, я не мог никому про это рассказать, потому что у меня точно так же спросили бы с пристрастием, зачем я её прогнал, а мне на это нечего было ответить, я просто растерялся в какой-то момент и струсил. Я сначала и не понимал, что натворил, и отчасти играл в поиски Анечки по дачному участку, где-то и руководил этими поисками, но затем всё-таки перепугался и начал по-настоящему искать её по окрестностям. Я искренне надеялся, что она сумела добраться до телефонной будки и вызвать себе такси.
  - Но теперь-то ты понимаешь, что повинен в её исчезновении и смерти?.. Ты лично повинен, Сердцеедский, потому что ты туп, безжалостен и низок!!
  - Я??? Лично??? - и Сердцеедский внезапно расхохотался, отбросив прочь всю предыдущую паническую взволнованность.
  - Что ты веселишься, пакостник?..
  - Вот подойди сюда, Евпсихий, я тебе кое-что покажу. - с гадливой церемонностью произнёс Сердцеедский, очистил рукавом от липкой грязи кусок стены и принялся с лёгкостью базарного фокусника выковыривать и отбрасывать прочь кирпичи, освобождая за ними узкую замаскированную дверь. - Загляни во внутрь этой норы, Евпсихий. Просто загляни.
  Сердцеедский распахнул сильным рывком дверь, и Евпсихий Алексеевич, всматриваясь в необычную судорожную темноту, прокалываемую робко-огненную сиянием, увидел криво начертанную в воздухе надпись Lucifer, а под ней угрюмо восседающее чудовище чёрно-бледного тошнотворного цвета. Чудовище обладало плотью мускулистого мужского тела, длинным змеиным хвостом с жалом на конце, орнаментально-рванными драконьими крыльями и конечностями, подобным паучьим лапам, двигающимся с механическим подёргиванием и жадностью. Из морщинистой замшелой головы торчал внушительный острый клюв, выщёлкивающий бисер словесных проклятий, а шея и пояс тела были скованы мощными, отяжелевшими от наледи, цепями. При каждом глубоком выдохе чудовище извергало из всех своих пор и щелей миллиарды прозрачно-кристаллических эмбрионов, мгновенно преобразующихся в аморфное подобие человеческих душ, а при каждом вдохе, затягивало их обратно.
  Почувствовав, что не сможет совладать с нарастающей истерикой ужаса, Евпсихий Алексеевич попробовал захлопнуть дверь и закричал:
  - Ааааа... теперь-то я тебя насквозь вижу, Сердцеедский, теперь ты от меня никуда не улизнёшь... Ты и есть убийца Анны Ильиничны: ты с ней сотворил неладное да труп припрятал, а теперь запугать меня хочешь, чтоб я с ума спятил и замолчал, никому не поведал о твоём преступлении. Но не бывать такому.
  - Эх же ты какой, Евпсихий, тугодум! - с наигранно апатичным умилением зашептал Сердцеедский. - Меня и вправду обвиняешь в убийстве, когда уже понять должен, кто есть истинный виновник смерти Анечки Зарницкой.
  - И кто?
  - Кто??
  - Да признавайся, чёрт помойный, кто виноват!!
  - Так ты, Евпсихий, и виноват! ты - убийца!! - и Сердцеедский с внезапной отчаянной силой затолкал Евпсихия Алексеевича в берлогу Люцифера и захлопнул дверь. - И сдохни теперь, потому что ты сам себя наказал!..
  Но уже не было здесь ни чудовища, ни начертанной надписи, ни малейшего раздражительного звука, а томилась ледяная глянцевая темнота. И вдруг стремительными огненными штрихами прорисовалась в полный рост фигура, принимающая облик девушки с терновым венцом на голове, стоящей на коленях и протягивающей руки к Евпсихию Алексеевичу, умоляя его измученно-жалобным пьяненьким голоском: 'Подай мне руку, парень!.. Эй, как там тебя зовут, помоги мне подняться!..'
  - Что?? - передёрнуло Евпсихия Алексеевича. - Анна Ильинична?..
  И Евпсихий Алексеевич вспомнил всё. Тот давний оттепельный февраль, тот свой взбалмошный путь от станции к дому приятеля по дороге через дачные участки и ту отвратительно хмельную девушку, что встретил на дороге, случайно задел, вынудив её беспомощно упасть, и побрезговал ей помочь.
  - Как же так получилась, Анна Ильинична?? - схватился за голову Евпсихий Алексеевич, но не смог услышать ответа, а вернее того режущего стона, которым пронзила Анна Ильинична Зарницкая своего друга. Его сердце крепко сдавила убивающая жажда воздуха, наглухо зацементировала щетинистой массой и детонировала беззвучным взрывным хлопком.
  И Евпсихий Алексеевич умер.
  
  ВВЕРХ
  
  
  Когда Евпсихий Алексеевич ожил, он не мог сразу сообразить, что вернулся в назойливо дразнящую реальность, что находится у себя дома; и не просто у себя дома, а в чужом гробу, найденном на улице, и к которому успел привыкнуть. Евпсихию Алексеевичу сперва взбрело на ум, что его похоронили заживо, что вышла чудовищная ошибка, что следует напрячь все силы для собственного спасения, пока он не задохнулся и не помер по-настоящему. Яростно молотя руками и ногами, поскуливая и сбивчиво сквернословя, Евпсихий Алексеевич даже не заметил, как легко сбросил гробовую крышку и обрёл свободу. Ещё пару минут ему потребовалось, чтоб совладать с эмоциональной кутерьмой и заново привыкнуть к собственному телу и собственному дому. Евпсихий Алексеевич вылез из гроба, умылся под струёй холодной воды и прошёлся по квартире, дотрагиваясь чуть ли не до каждой вещи, отыскивая в ней привычный недокучливый уют, который должен был помочь унять бестолково снующие угрызения совести и томление духа. Но облик девушки с терновым венцом на голове не только не покидал сознания Евпсихия Алексеевича, а становился всё более упрямым, правдоподобным и памятным.
  - Да. Это было именно там и именно тогда!..
  Подойдя к окну и всматриваясь в мир, переливающийся робкими утренним апрельским разноцветьем, Евпсихий Алексеевич с какой-то странной безболезненной мрачноватостью - лёгкой и сдержанно созерцательной - принялся вспоминать тот злополучный февральский вечер. Уже достаточно поздно он прибыл на станцию на последней электричке и шёл по расхлябанной, плохо угадываемой дороге, в сладковато пахнущих потёмках, шёл в гости к своему балбесу-приятелю на обещанный праздник. Хотя и не следовало ему тащиться из дома в этакую даль, поскольку был развязно весел и нетрезв: уже с середины дня его активно угощал домашней бражкой родной дедушка Николай Валерьевич, имеющий привычку на всякую памятную дату угощать внука чем-нибудь самодельным. Дорога оказалась совершенно безлюдной и смурной; несколько метров за Евпсихием Алексеевичем пробежала ветхая станционная собачонка, сосредоточенная на одной, ей известной, цели, но не дождавшись благого знака от человека, беззлобно тявкнула и отправилась восвояси. А вот сам Евпсихий Алексеевич приостановился на каком-то мошенническом дорожном разветвлении, свернул наугад, и очень скоро оказалось, что свернул не туда, куда ему надо, свернул на тропку, проложенную вовсе никчёмно и местами фрагментарно. Евпсихий Алексеевич был вынужден долго бродить по куцым лесным посадкам, пока наконец не очутился перед приземистой, но вполне себе покатой горкой, освящаемой сразу двумя фонарными столбами, поднявшись на которую, освидетельствовал скромные блага цивилизации в виде телефонной будки. Вдали притягательно маячили многоэтажные прокуренные постройки посёлка силикатного завода, с шаловливым щекотанием испускался чуть ли не с самых небес лакомый запах шашлыков, а навстречу Евпсихию Алексеевичу брела незнакомая девица в состоянии неказистом и отрешённо-полусонном. И вот, обрадованный скорым концом своего путешествия, Евпсихий Алексеевич поспешил вперёд - счастливо-дурковатый, напыщенный и гордый неизвестно от чего, но пребывающий в той степени самовлюблённости, когда полон сил, и чувствуешь, что ты самый лучший человек на земле - и проходя мимо девушки случайно задел её, пожалуй, даже сильно толкнул, отчего она поскользнулась, не удержалась на ногах и упала в жидкую снежную черноту.
  - Парень, эй!! подай мне руку, помоги мне!! - источая глазами детскую несообразность, заныла девица. - Эй, как там тебя зовут, зачем ты меня толкнул?..
  - Ишьтыподишьты, молодая пьянь!.. шаболда ссаная!.. - огрызнулся весело Евпсихий Алексеевич.
  - Я ведь всего-то руку прошу подать, от тебя не убудет!
  - Да пошла ты!.. Пить надо меньше.
  И Евпсихий Алексеевич, удостоверившись, что ему совсем не стыдно за собственную грубость, что он имеет право на элементарное чувство брезгливости, что нельзя быть справедливым, выбирая, кому хочется помогать, а кому нет, а значит и не надо суетиться на этот счёт, хулигански присвистнул и потопал дальше, даже не оглянувшись назад. А девица пьяненько выплеснула раздробленный презрительный смех и произнесла голосом, словно предопределяющим собственную гибель:
  - Тогда я сама!..
  'Тогда я сама!' - мысленно повторил сейчас Евпсихий Алексеевич слова Анны Ильиничны и заплакал. Коротко и с лихорадочной горячностью, торопливо вытирая пальцами неприятную мокроту, не позволяя ей расползтись по лицу.
  Что могло дальше произойти с Анной Ильиничной на той дороге - по-прежнему являлось загадкой, но Евпсихий Алексеевич внутри себя чувствовал какой-то сбивчиво сосредоточивающийся ответ на свои чаяния; и даже не ответ, а тот сумбурный эффект раскаяния, что понуждает человека на решительные действия, который приманивает преступника на место преступления, а убийцу на могилу своей жертвы. Евпсихий Алексеевич не дразнил себя покаянным страданием, ему казалось вполне ясным, что не его безотчётно эгоцентрический поступок явился окончательной причиной смерти девушки, но и нельзя было оставаться по прежнему посторонним в этом деле, когда осознаёшь себя звеном в цепочке тех непонятных трагических подлостей, что обрушились на девушку.
  - Надо мне опять приехать к этим треклятым дачам, и что-нибудь всё-таки сделать!.. Надо найти всё, что только можно там найти!..
  Уже через пять минут своенравно фыркающая машина такси стояла у подъезда, и Евпсихий Алексеевич, не имея внутренних сил что-либо сказать в гроб Анне Ильиничне, лишь заискивающе кивнул головой и покинул квартиру. С подозрительной реактивной летучестью, машина прибыла к дачным участкам, и на этот раз Евпсихий Алексеевич попросил подвезти себя к той самой площадке у горки, где торчала незыблемая телефонная будка. Водитель безропотно следовал указаниям, даже насчитал пулемётно-бойкой мелочи на сдачу с крупной купюры своего пассажира, промолчавшего всю дорогу, но что-то экспрессивно цедящего сквозь губы, и - пожелав тех самых открытий чудных, что готовит нам просветленья дух - мгновенно исчез вместе с машиной.
  Стояло непривычно солнечное и свежее утро, как будто наспех вырубленное топором для того чтоб побыстрей отдаться нетерпеливому человечеству.
  - Ну да, дело было именно здесь. - с ненужной аккуратностью Евпсихий Алексеевич прошёлся по площадке, остановился предположительно на том месте, где покинул когда-то упавшую девушку, и потрогал землю ладонями, опустившись на корточки. - Вот ведь как нехорошо у меня получилось с тобой, Анечка!.. А ведь я ничего и не помнил из того, что тут с нами приключилось - я ведь всё напрочь позабыл!..
  Затем Евпсихий Алексеевич, стараясь держаться линии пытливого и хитроумного исследователя, ещё раз обошёл кругом площадку, зачем-то снял трубку с телефонного аппарата и с удивлением прослушал радикулитно-ноющий гудок, сообщающий, что некоторое положение вещей не может сгинуть просто так. Надо было целиком довериться интуиции или простому представлению о том, куда бы могла в тот раз пойти девушка в своём выморочном состоянии, чтоб теперь попробовать проделать этот же самый путь. Евпсихий Алексеевич чуть ли не бегом приспустился с горки, ловко обогнул расползающуюся на глазах лужу, прошлёпал по обваливающимся сугробам, когда-то собранным снегоуборочной машиной в ничтожно-вредительском количестве, и не остановил набранного темпа, а засеменил вперёд по растрёпанной дороге, ловя взором всякую сущностную странность.
  Евпсихий Алексеевич не притормозил даже тогда, когда услышал нарастающий людоедский звук машинного мотора и увидел, что ему навстречу, по дороге, несётся на бешеной скорости трескуче фыркающий грузовичок препохабно-лилового цвета, намереваясь если не придавить нашего героя, то основательно поколебать. Евпсихий Алексеевич панически дёрнулся на обочину дороги, судорожно сжался и рискнул перепрыгнуть через придорожную канаву с оттаявшими грунтовыми водами, чтобы точно не угодить под колёса грузовичка. Но замешкался, не рассчитал хорошенько протяжённость дистанции, прыгнул и не долетел до спасительного края канавы, а прямиком рухнул по пояс в чавкающую жижу. Ничуть не перепугавшись издевательской напасти, а разозлившись настолько, чтоб не тревожиться за вязкий телесный озноб и усталость, Евпсихий Алексеевич положился на свои напружиненные мышцы. Он собрался, обрёл всецелую физическую уверенность, выдвинул голову вперёд злым лбом, весело взревел и кошачьими рывками выкарабкался наверх, проклиная неразборчиво захламлённую природу и наблюдающих за ним чертей (а в том, что черти за ним пристально наблюдают, Евпсихий Алексеевич теперь ничуть не сомневался). Затем совершил ошалело скачущий шаг вперёд, подальше от канавы, затем ещё другой, и ещё один, и уже было собрался совершить клоунский прощальный реверанс с воздушным поцелуем, как зацепился штаниной за угрюмо перезимовавший колючий куст репейника и снова рухнул во внезапно разверзшийся под ногами котлован.
  - Да чтоб вас всех! - не без скулящей ярости произнёс Евпсихий Алексеевич.
  Котлован оказался безопасно узким и не слишком глубоким, но поскольку на Евпсихия Алексеевича сверху свалилось гниловатое бревно, он не сумел устоять на ногах и окунулся с головой в звенящий холод талого снега, а когда вынырнул, то некоторое время пребывал в чрезмерно негодующем остолбенении. Выбраться из этого котлована казалось ещё проще, чем из недавней канавы, тем более перед самым носом торчал кусок старенькой строительной железобетонной плиты, за который можно было ухватиться руками и запросто выскочить на поверхность, на что Евпсихий Алексеевич и поспешил отважиться. Но волнение и нараставший внутренний холод заметно уменьшили ловкость Евпсихия Алексеевича, и он не сумел надёжно ухватиться за плиту, а пробороздил пальцами вниз, по жгучей каменистой земле, и явственно нащупал под плитой что-то подозрительно твёрдое и округлое. Поддавшись нормальному грубому любопытству, несмотря на вызывающую скверность своего положения, Евпсихий Алексеевич принялся очищать от земли свою находку, попробовал вытянуть её к себе, соображая, чтобы это такое могло быть, и спустя считанные минуты в его руках оказался настоящий человеческий череп. Совершенно не испытывая ни подавляющего изумления, ни экстатического восторга, ни трагического ужаса, Евпсихий Алексеевич сообразил, чей именно это может быть череп, и с математическим спокойствием понудил себя к поискам всего тела, точнее, его сохранившихся останков.
  - Вот так, Анна Ильинична, я вас нашёл, а теперь поступлю следующим образом!.. - выговаривая безотчётно-тёмные, но правильные и тёплые слова, Евпсихий Алексеевич принялся прицельно лупить кулаком левой руки в добротно слежавшийся грунт и вырывать пальцами правой угловатые куски земли. - Выкопаю и захороню. По-человечески вас захороню, Анна Ильинична, как подобает поступать с нормальными людьми.
  Следующими были освобождены из-под железобетонной плиты кости позвоночного столба и ключица, сохранившиеся в практически идеальном виде, и тогда Евпсихий Алексеевич умерил пыл, решая, что не сможет долго продержаться в холодном месиве котлована, и что руки его очень скоро искровенятся и придут в негодность. И Евпсихий Алексеевич принял решение выбраться на поверхность, оценить возможности окружающей действительности и найти поблизости какой-нибудь достойный инструмент для раскопок, чтоб вернуться сюда во всеоружии. Поддавшись этому решению с механически-зацикленным азартом, Евпсихий Алексеевич без усилий вылез наверх, с удовольствием освободился от промокшей куртки и повесил её на куст репейника в качестве дальнейшего ориентира.
  - В этих неохраняемых вавилонах наверняка найдётся дом, в который можно проникнуть воровским способом и обзавестись нужными мне вещицами. - без сожаления всмотрелся в дачные постройки Евпсихий Алексеевич, встряхнулся, изгоняя настырную промозглость, и потопал вперёд.
  Чуть ли не в полста метрах от площадки с телефонной будкой Евпсихий Алексеевич наткнулся на облезлый домишко пенсионного возраста за невразумительным забором, и этот домишко Евпсихию Алексеевичу сразу приглянулся. Проворно перемахнув через забор и не получив при этом ни ссадин, ни ушибов, Евпсихий Алексеевич игриво взбодрился, представил себя заядлым грабителем, совершившим чуть ли не побег с далёких мордовских лагерей, и сосредоточенно ссутулившейся тенью подкрался к крыльцу дома, убеждаясь, что на дачном участке никого нет. Толстый металлический прут, зачем-то прозябающий у крыльца, помог Евпсихию Алексеевичу за несколько ударов сбить навесной замок с петель и проникнуть в дом, предварительно вслушиваясь в звуки дачных поселений, убеждаясь, что до сих пор его шумные преступные действия не вызвали тревоги.
  Внутреннее домашнее хозяйство оказалось таким же бедным и усталым, как и снаружи, но зато имелся здоровенный электрообогреватель, улыбающийся уютно шуршащей гармошкой, возле которого и притулился Евпсихий Алексеевич, освободившись от своей вымокшей одежды и укутавшись в войлочный плед, обнаруженный на диване. Электрический чайник, заполненный наполовину, очень скоро угостил незваного гостя стаканом кипятка, после чего настало время предаться выверено-функциональному поведению, отдохнуть и собраться с мыслями. Пытаясь не поддаться на совершенно ненужные в данный момент сентиментальность и порицающую чувствительность, Евпсихий Алексеевич словно бы воссоздал в уме то, что случилось с Аней Зарницкой, после того, как он оставил её в беспомощном положении. Представил, как девушка сумела самостоятельно подняться и пройти некоторое расстояние своей нескладной пошатывающейся походкой, затем свалилась с горки в издевательский бисквит сугроба, выбралась из него и поплелась дальше, не понимая в узловатых потёмках направления дороги и утешительной цели; как снова упала, споткнувшись об склизкие брёвна, кем-то брошенные за ненадобностью, и заплакала, испытывая полное отчаяние и невозможность обрести себе защиты и тепла; как инстинктивно пробралась, доползла до железобетонной плиты, обнаружив под ней нишу надёжного укрытия, и тем самым оказалась в плену холода и сна, оказалась в ловушке того предельного отчаяния, которым заболевают люди, оказавшись в неразрешимом одиночестве, после чего прекращают бороться за жизнь.
  Согревшись и выработав простой план дальнейших манёвров, Евпсихий Алексеевич принялся за дело. Лопата, мотыга и инструмент, подобный шахтёрскому кайлу, обнаружились сразу; также порадовала нашего невольного воришку и вешалка с неимоверным количеством старой одежонки из плотной ткани и кожи, очаровывающий прокисшим запахом. Под столом у окна Евпсихий Алексеевич нашёл прочные картонные коробки с засохшими огородными пустячками, которые без сожаления вытряхнул в ведро, а в коробки поместил череп и добытые кости. Тут же изобличил на ящике, доверху забитом исковерканной обувью, кипу пустых полиэтиленовых мешков, два из которых оказались вполне объёмистыми. В один мешок Евпсихий Алексеевич отправил коробки с костями, а другой компактно заполнил фуфайками, войлочными штанами и прорезиненными перчатками. Особенно повезло с сапогами - изготовленными из старозаветной скрипучей кирзы с высокими голенищами и идеально подходящими по размеру. Себя Евпсихий Алексеевич быстренько приодел в драповое пальто с ершисто-кусачим воротником и в напористые валенки с глянцевыми галошами. Оставив на столе несколько промокших, но крупных денежных купюр в качестве компенсации, Евпсихий Алексеевич отключил в доме все электрические приборы, сложил свою родную одежонку в презентабельную кучу прямо у дверей, и покинул дом.
  С парадоксально-ювелирным рабочим неистовством принялся Евпсихий Алексеевич за свою ответственную, но странноватую работу, занырнув в котлован. Трудился, обострив внимание до предела, тщательно продалбливая кайлом смёрзшиеся ломти грунта и скрежеща лопатой об мелкие камешки. Несколько раз выскакивал на поверхность, чтоб сменить промокшие фуфайки и штаны на сухие, освобождал найденные кости от истлевших кусочков ткани, бывших когда-то одеждой погибшей девушки, и складывал их в полиэтиленовый мешок. Работал, не помышляя об отдыхе, чтоб не замёрзнуть и не заблудиться в витиевато-циничных мыслях, и не обращал внимания на редких дачных граждан проходящих по дороге мимо - да и те не обращали особого внимания на мужика, зачем-то корячившегося с лопатой в канаве, а торопливо хмыкали, хихикали и шли себе дальше.
  - Вот и идите. - бормотал Евпсихий Алексеевич. - Лишь бы мне успеть доделать дело, чтоб ни вы мне не мешали, и я вам не мешал. Этакого-то дурачка, как я, вы здесь вряд ли ещё когда встретите!..
  Добравшись до тазобедренных костей, работа пошла и вовсе успешно, поскольку грунт заметно обрыхлел и смирился с тем, что придётся расстаться с пленницей. К полудню Евпсихий Алексеевич убедился, что больше не осталось доступных останков под плитой (во всяком случае, он больше ничего не смог обнаружить и выкопать), некоторое время молчаливо помялся на месте, пожалуй, первый раз в жизни, вызывая в памяти что-нибудь схожее с молитвенным правилом прощания с местом трагедии, и окончательно выбрался наверх. Переоделся в драповое пальто и валенки, забросил мокрую одежонку и инструменты в котлован, вроде бы как заметая следы своей деятельности, и поспешил к посёлку силикатного завода, тщательно сберегая в руках полиэтиленовый мешок костей Анны Ильиничны. В уже знакомом круглосуточном продуктовом магазине он купил на последние деньги чекушку водки (сохранив лишь мелочь, отсчитанную утром дотошным таксистом, чтоб оплатить проезд на автобусе), которую тут же, с нахальством - что называется, не отходя от кассы - и опорожнил залпом, вызывая у продавщицы причудливое благоговение.
  - Мне бы на автобусную остановку теперь. - обратился Евпсихий Алексеевич к продавщице, выдавая себя за сугубо нездешнего человека, который никому зла не желает, и продавщица послушно ткнула пальцем куда-то неподалёку. - Пустую-то бутылку можно здесь выкинуть?..
   Не дожидаясь ответа, Евпсихий Алексеевич засунул бутылку в руки продавщицы, которые она сомкнула с безысходной учтивостью, и - вычеканивая шаг с наполеоновским спокойствием, даже сурово кивнув головой какой-то остеохондрозной бабульке - покинул магазин. Но сразу увидел остановку и приближающийся к ней автобус, испустил звук, схожий с ударом ладони по задубелой щеке, и скачущим теннисным мячиком влетел в салон. Через полтора час он уже был у себя дома, принимал горячий душ и сетовал на скоропалительное весеннее время, поскольку не желал откладывать на завтра ничего, касающегося задуманных похорон Анны Ильиничны. Ещё час он провёл, тщательно очищая все кости, суставы и череп от земли, затем обёртывал их в мохеровые полотенца и простыни, опустошив свои бельевые запасы, затем аккуратно укладывал это всё в гроб, и наконец заколотил крышку мелкими въедливыми гвоздями.
  Осталось только отвезти гроб на какое-нибудь кладбище, вырыть могилу и захоронить со словами последнего прощания, и сделать это нужно было в состоянии сугубой секретности. Впоследствии и сам Евпсихий Алексеевич не смог объяснить, зачем понадобилась ему вся эта секретность, почему он сразу, по обнаружение костей в котловане, не вызвал деятелей из уголовного розыска и не пояснил им какой-нибудь реалистичной фантазией свою нечаянную удачу. Просто думалось, что уголовный розыск уже ничем никому не поможет, а вот внести новую смуту и разрушения в только что сложившуюся целостность бытия - способен.
  - Начнётся какое-нибудь бесстыдство. - соображал Евпсихий Алексеевич. - Начнут скидывать информацию в средства массовой информации, а те уж завсегда готовы оторваться на чужом несчастье, а мне этого всего не надо. Я просто захороню тело, и вся недолга. Придумать бы только, где можно втихаря могилку вырыть да захоронить?..
  И тут же вспомнил про село Серафимовское, где когда-то проживал тот самый дедушка Николай Валерьевич, балующий внука праздничной брагой, и где частенько проводил свои летние каникулы мальчик Евпсихий, пока дед не продал дом и не переехал в город. В паре километров от села находился полузаброшенный погост с массивными руинами церкви, когда-то пугающий местных жителей легендами о расстрелянном священнике. Пугающий настолько, что они побаивались без особой надобности посещать кладбище, чтоб не встретить того самого священника, в беспредметно-укоризненной форме, взывающего к справедливости. И вот если сейчас соорудить неприметную могилку у самого края погоста - то вряд ли бы кто-нибудь из местных жителей сразу обратит на неё внимание. Евпсихию Алексеевичу оставалось лишь собрать всё необходимое для столь внештатного процесса захоронения, каким-нибудь образом закамуфлировать гроб, чтоб не привлекать ничьего внимания, и пуститься в путь, поскольку на улице темнело.
  В соседнем квартале, от дома Евпсихия Алексеевича, располагался внушительный торговый центр, которым заправляли несомненно сквалыжные чудодеи, выставляющие на продажу чуть ли не всё, сотворённое человеческими руками: от жевательной резинки до теплоизоляционных труб. Туда и поспешил Евпсихий Алексеевич, набрасывая в уме список необходимых ему вещей, и затем приобретая всё это с последовательной придирчивой методичностью. Первой была куплена сапёрная лопатка с коротким и удобным черенком, затем небольшой рулон рубероида, моток альпинисткой верёвки, топорик, аккумуляторный ручной фонарик, банка с ацетоном и вместительный рюкзак. В отделе алкоголя Евпсихий Алексеевич приобрёл пару бутылок водки и упаковку ржаных сухарей, не без удовольствия всё это обнюхал, убедил себя в исключительной полезности данных продуктов, при сложившихся обстоятельствах, и на всякий случай затоварился ещё одной бутылкой водки. Вернувшись домой, он позвонил в службу грузовых перевозок, требуя срочного прибытия машины, договорился по денежной сумме, оказавшейся не слишком напряжной, и - пока машина добиралась к дому - уложил в рюкзак всё купленное, добавив кипу газет и литровый термос с крепким горячим кофе. Гроб Евпсихий Алексеевич ловко обмотал рубероидом для маскировки, нарисовал маркером стыдливо-ординарный крестик, чтоб отметить верхнюю часть и случайно не перевернуть гроб, попробовал всё это взвалить себе на плечи - испытывая, хватит ли ему физических возможностей на дальнейший путь - и убедился, что силёнок ещё вполне достаточно.
  - И водки бы надо сейчас выпить, чтоб тревогу унять, да лучше потерплю ещё немного. - сказал сам себе Евпсихий Алексеевич. - До кладбища доберусь без приключений - а там видно будет.
  Раздался телефонный звонок, извещающий, что машина прибыла к дому, и Евпсихий Алексеевич, закинув рюкзак за спину, а гроб поместив на плечо, поспешил спуститься во двор, где с изумлением увидел тот самый грузовичок препохабно-лилового цвета, который чуть было не сшиб его на просёлке за дачами. Водителем оказался двухметровый подозрительно-белокожий азиат, который на вопрос 'не проезжал ли он сегодня утром в районе дач у силикатного посёлка?', отвечал счастливым заверением, что он по-русски плохо говорит, но всё хорошо понимает, а сегодняшнее утро провёл в гараже за починкой коленчатого вала.
  - Ну, допустим, что ты вал чинил. - нехотя выпроваживал дурные мысли Евпсихий Алексеевич. - Допустим, что ты тысячу раз покумекаешь, прежде чем решишься человека задавить, и пьяным за руль никогда не сядешь. Всё допускаю, и на этот счёт к тебе претензий больше не имею. Да вот починил ли ты машину до примерного совершенства, чтоб хорошенько пришпандорить мотор и довезти меня к селу Серафимовскому?
  - А вот это мы сейчас и увидим. - не без юмористической подковырки ответил шофёр, помог уложить имущество Евпсихия Алексеевича в кузов и тронулся в дорогу.
  Истомлённое небо нехотя покрывалось унылой лунной зеленью, когда машина прибыла к селу Серафимовскому, затем доехала до поворота на скомканный, вечно зябнущий погост, и Евпсихий Алексеевич потребовал затормозить.
  - Там у меня, недалеко, сарайка построена, если идти между ёлочек. - попробовал он растолковать шофёру свою срочную надобность, но тот безразлично помаргивал и барабанил пальцами по рулю. - Я для того сюда рулон рубероида привёз, чтоб на сарайке крышу починить... крыша-то протекать вдруг стала... понимаешь?.. морковь ещё с прошлогоднего урожая сохранилась, и тут от сырости подгнивать стала - разве это порядок?.. Мне жена и говорит, чтоб я срочно приезжал крышу чинить, а жена у меня в этих вопросах принципиальная... понимаешь?.. Да вот дороги туда, по сути говоря, нет и не было никогда; вернее, она есть, но даже в летнею пору неважнецкая, а сейчас тем более на машине не проехать - к сарайке-то моей, что между ёлочек стоит - так что лучше ты высади меня прямо здесь. Сам поезжай назад, а я как-нибудь пешочком доберусь. Назад поезжай - понимаешь?..
  - Я понимаю хорошо по-русски. - торопливо сообщил шофёр. - Я по-русски плохо говорю.
  - Ну, это ты правильно делаешь, что плохо говоришь. Значит, лишнего не скажешь.
  Расплатившись по квитанции за оказанные услуги перевозки, Евпсихий Алексеевич жестом, указывающего вверх большого пальца, выразил своё удовлетворительное расположение духа, выждал, когда машина исчезнет из вида, и, взвалив на себя своё имущество, попёр к кладбищу. Местечко для могилы не пришлось долго искать: впритык к кладбищенской обрушившейся ограде, в самом запущенном уголке, с картинной траурной изнурённостью разросся рябиновый куст и тут же притулилась, торопливо набирающая рост, берёзка.
  - Можно сказать, что сама природа создала здесь аллегорический уголок для последнего пристанища, а правильней всего поддаваться велениям природы, когда не ведаешь других знаков судьбы. - высказался Евпсихий Алексеевич, после чего - употребив достаточное количество водки и всласть нагрызшись сухарей - принялся за работу.
  Для начала он начертил лопатой участок, соответствующий размерам могилы, нарубил в нескольких метрах от кладбища хвоистых еловых веток, разбросал их по всей площади участка, туда же накидал газет и залил всё это ацетоном, а затем поджёг, согревая поверхность земли ретивым костерком, чтобы комья побыстрей оттаивали и легче работалось лопатой. И ещё накинул на себя, поверх основной одежды, плотно застёгивающийся фланелевый халат - чтоб на этот раз как можно меньше испачкаться.
  Евпсихий Алексеевич не стремился выкопать могилу глубокой, ему казалась вполне достаточной глубина чуть больше метра. Затушив костёр и подбодрив себя некими смутными воспоминаниями о случайно виденных работягах-могильщиках, рассуждающих философски о необходимости трудиться в любое время года и при любых обстоятельствах, он включил фонарик, уткнулся лопатой в землю, надавил на половину штыка и с неожиданной лёгкостью извлёк первый шматок искристо-красной земли. После чего принялся слой за слоем углубляться вниз, охотно напрягая мускулы всякий раз, когда земля лениво сопротивлялась, пыхтел и сопел, неуклюже вытирал сопливищийся нос и проборматывал, укрепляющие дух, песенные мотивы. Копал с хорошей настырностью и обстоятельно-механическим неугомонством.
  - Повезло мне с местом для могилки - земля сухая, напоминает чем-то воронежский чернозём; а мне доводилось в тех краях бывать ещё в студенческие годы, я знаю о чём говорю. - где-то часа через полтора устало произнёс Евпсихий Алексеевич, сделал несколько капитальных глотков водки, оторопело замотал головой, раскрывая все возможные дырки для поддержки дыхания, и угомонил жжение спирта в кишках глотком кофе из термоса и сухариками - отчего последующая работа только прибавила жару, а звёздная система на небе замерцала приятными завитушками.
  Робкий ночной туман, словно бездомная голодная кошка, пополз по слякотной мгле, остерегаясь наступить на сумятицу надгробий, подобрался к рябиновому кусту и застыл, чуть ли не с завистью наблюдая, как тратится небольшая человеческая сила на ублаготворение бесконечности. А вскоре решил и вовсе не мешать, прижался к щетинистым проталинам и незаметно исчез, оставляя душноватый дымный запах. Половина дела Евпсихием Алексеевичем была выполнена - могилка выкопана и застелена рубероидом - тогда он при помощи хитро переплетённых и связанных верёвок медленно опустил гроб вниз. Затем чуточку постоял у края могилы, попрощался с Анной Ильиничной, выкладывая лесенкой простые необременительные слова, подводящие итог всему пережитому за эти странные и незабываемые дни, попрощался с уверенностью, что сказанное им будет услышано всеми теми, для кого оно предназначено, и принялся закапывать.
  - Ну вот я и сделал для вас, Анна Ильинична, всё что мог. - закончив дело, Евпсихий Алексеевич украсил могильный холмик пучком рябиновых веток, припорошил снегом, набранным неподалёку из оврага, следы работы и быстро собрался домой. - Теперь мне уходить пора, а там уж как-нибудь после сюда вернусь. Надгробное что-нибудь для вас соображу, обязательно из розового мрамора. Но, пожалуй, это будет что-нибудь скромное - мне вообще не нравится кладбищенская напыщенность, а вам-то тем более не до переживаний на этот счёт. Покойтесь с миром, Анна Ильинична!..
  За всё прошедшее время Евпсихий Алексеевич совсем не задумывался, как будет выбираться обратно, в город, из холодной сельской местности, и только сейчас, далеко за полночь, топая к неприступно-прищурившимся избам села Серафимовского, допивая из горла вторую бутылку водки и не пьянея, решил, что можно попробовать попроситься к кому-нибудь на ночлег. Несмотря на очевидную наивность своего желания, он постучал в первую же лачугу, одиноко взгромоздившуюся на сельском пригорочке, поскольку изнутри доносился соблазнительный гундёж, а засаленные окна шипели тусклым светом.
  Дверь отворил слегка осовелый паренёк, восседающей в инвалидной коляске с королевской импозантностью, и терпеливо выслушал сбивчивую просьбу Евпсихия Алексеевича о ночлеге, хотя бы часа на два, до первого утреннего автобуса. 'Не знаю, насколько ночлег у меня может быть для вас удобным. - ворчливо прогудел паренёк. - Потому что мы тут водку пьём.' Тогда Евпсихий Алексеевич без труда соблазнил паренька своей третьей бутылкой водки - так кстати приобретённой в торговом центре - и прошёл в дом, приветствуя пьющую компанию размашистым 'Здорово, мужики!'. Компания состояла сплошь из персонажей в виде перманентно обуздываемой стихии, и кроме морщинистых, не имеющих возрастной категории, мужиков, имелась разомлевшая бабёнка, которая сразу представилась именинницей и главной героиней всего мероприятия. Именинницу Евпсихий Алексеевич поздравил, выпил стопку за её драгоценное здоровье и внеземную красоту, но тут же поддался резко нахлынувшей усталости и завалился спать на хозяйской кровати - не раздеваясь и не обращая внимания на застольный шум. Последнее, что он услышал, это сбивчивый рассказ паренька в инвалидной коляске про то, как он чуть было страху не натерпелся, рассмотрев за дверью, в бугристом лунном свете, ссутулившегося дядьку с огромным рюкзаком за спиной и рожей, испачканной в грязи. Дальше был сон - без лиц, без слов и без движений - сон, как гаснущий свет в конце тоннеля.
  Проснувшись в неожиданно-вязкой тишине, Евпсихий Алексеевич резко поднялся с кровати, сморщился от досадной головной боли и ноющего бессилия мышц, но нашёл в себе силы, чтоб жить и двигаться дальше. Осмотрел остатки ночного пиршества и убедился, что крепко спящие вповалку, прямо на полу, на скинутом со стены ковре, мужики и именинница не заметят его ухода, да и вряд ли вообще что-нибудь толковое вспомнят. Причём, хозяин дома покоился в противоположном углу от перевёрнутой инвалидной коляски, и в какой-то момент, сквозь сон, почесал себе одну пятку об другую. Но трудно было теперь удивить Евпсихия Алексеевича житейскими чудесами, поскольку и не таких фокусов повидать успел. 'Я теперь не из тех, кто лыком шит. - тихонько пробубнил Евпсихий Алексеевич. - Я теперь не перепутаю банальную паранойю с социальной санитарией'.
  Часы показывали десять часов дня, желания задерживаться в этом доме не было абсолютно, и Евпсихий Алексеевич направился к выходу, ни с кем не попрощавшись. Быстро сполоснул руки и лицо в раковине на кухне, и здесь же обнаружив свою бутылку водки - почему-то никем не тронутую. Закинув рюкзак за плечи, он вышел из дома, встал на дороге и с муторной торжественностью принялся глотать водку, пока не полегчало. Затем определил по памяти, где тут может быть сельская автостанция, и направился к ней, стараясь также не пропускать ни одной машины, из тех, что с завидным весельем уносились в сторону города, а требовательно голосовал поднятой рукой.
  Малахольным одуванчиком выглядывало солнце с безоблачных небес, словно озадаченное надобностью своего существования, и вдруг засмеялось, разбрызгало вокруг себя апрельские лучики, как будто шаловливо прыгнуло в середину огромной лужи, и спустилось на минутку на дорогу, рядом с Евпсихием Алексеевичем. Сверкнуло клубком золотистых искр через лобовое стекло кургузо-шуршащего цементовоза в глаза насупленного водителя, и тот невольно улыбнулся и затормозил.
  - Куда вам? - спросил он у Евпсихия Алексеевича. - В город?..
  - В город. - ответил Евпсихий Алексеевич.
  - Садитесь, подвезу. - разрешил водитель, иронично прищуриваясь и принюхиваясь. - Видок-то у вас больно уставший. Сразу видно рабочего человека, который преград не чует.
  - Да, устал я. - с удовольствие пробираясь в кабину машины выговаривал Евпсихий Алексеевич. - Я очень устал. Я вам даже сказать не могу, как я устал - всё равно не поверите!..
  
  
  
  ЕЩЁ ВЫШЕ
  
  
  
  ...Евпсихий Алексеевич освободился из урчащих объятий цементовоза сразу перед тропинкой, ведущей к липовой аллее - той самой, где когда-то обнаружил загадочный гроб. Распрощавшись с водителем крепким рукопожатием и обещанием хорошенько отдохнуть, выспаться и больше не пить, Евпсихий Алексеевич с необычным спокойствием, покусываемым лишь ощущением замотанности, поспешил к дому. И чем ближе наш герой подходил к дому, тем больше отдалялся от виноватой тоски и грусти по пережитому, успел заверить себя, что непременно посетит завтра или послезавтра церковь, чтоб заказать поминальную службу, не без удовольствия подсчитал сколько дней осталось до окончания отпуска, после чего жизнь обязана войти в привычное русло. У самого подъезда в свой дом Евпсихий Алексеевич встретил маленькую девочку в щепетильно-пушистой курточке лисьего цвета и шапочке с помпонами, которые захотелось весело потеребонькать. Девочка протянула лист бумаги, неумело свёрнутый в свиток и сказала, что ей велено это передать Евпсихию Алексеевичу. 'Кем велено?' - поспешил спросить Евпсихий Алексеевич, вздрагивая от прикосновения к свитку, но девочка лишь беспечно пожала плечами и убежала. Евпсихий Алексеевич развернул свиток и увидел несколько корявый, исполненный неповоротливыми цветными карандашами, детский рисунок с очень знакомым зданием, напоминающем полуразвалившийся провинциальный театрик, с вычурными гипсовыми колоннами у входа, и на крыше которого имелся, огромный дырявый купол, нахлобученный, словно бы наобум, а по куполу простиралась надпись 'СПАСИБО'.
  
  
  2018 г.
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"