- Тя будут звать - Ини, - с детской серьезностью пробормотал четырехлетний ангелочек. - Ини Бу!, - добавил он после небольшой паузы.
В просторной, современно обставленной кухне ничем неприметной новостройки горел свет. У стола на высоких резных ножках возвышался старый детский стул. Именно на нем - королевском троне квартиры номер сто двадцать семь - на пухлой, подаренной бабушкой подушке, сидел юный творец. Творец пластилиновой жизни.
Казалось, что торчащие в стороны волосы, цвета светлой глины, большие темно-карие глазки, надутые щечки и вытянутые вперед губы, - крохотная радость родителей, еще не научившаяся выговаривать "букву Р", из мира бешеной погони за новыми технологиями переселялась в мир безмятежной детской фантазии; мир, в котором пухленькие пальчики, с пластилином под ногтями, в каждый новый появлявшийся на столе предмет вкладывали Любовь.
- А мия зовут Данником. Я буду тяим папой. Вот той домик. Я все купиль для тя. У тя есть каватка, телевизоль и весосипед.
На отделанном под светло-серый мрамор столе, в промасленной крышке от коробки с пластилином стояли напоминающие перечисленную утварь предметы: перекошенная кроватка на маленьких ножках, кубик с выведенным по периметру экраном, и два шарика, соединенные сужающейся к краям перегородкой. Выпачканные спички заменяли телевизору антенну, а велосипеду - руль.
- Сичас я сдеваю тебе лучки и ношки и ты поедешь катася на весосипеде, - обратился Даник к Ини - куску пластилина, состоящему всего лишь из двух частей: туловища и головы.
- Уля! Уля! Касася на весосипеде! - возликовал Ини. - Я обоваю касася на весосипеде!
- Подози, не кичи. Я еще дожен сдевать тебе лучки и ношки.
- И не бу! И не буду ждать! - завозмущался Ини. - Я и так умею касася. На весосипеде!
Ини хотел броситься к велосипеду, но словно приклеенный к коробке не мог сдвинуться ни на сантиметр; пара отчаянных рывков - все, на что у него хватило сил. Слезами немощи ревел Ини - и если бы у него были ноги, он бы непременно бил ими о пол.
- И не бу! И не бу!
- Ини, успокося. Сичас я сдеваю тебе лучки и ношки и ты поедешь катася на весосипеде.
Даник неторопливо раскатал в ладонях две пластилиновые палочки; этого времени хватило Ини, чтобы смириться и согласиться с тем, что без ног ни кататься, ни даже подойти к велосипеду он не сможет. Видя, что громкие слезы на доброго папу не действуют, Ини успокоился и позволил создателю продолжить лепить из него человека. Даник умело прикрепил к туловищу Ини ноги и начал раскатывать руки. Но непослушный Ини Бу вскочил и забегал по столу. С криками радости на понятном только ему языке он запрыгнул на велосипед. Но так как рук у него еще не было, равновесие удержать не смог; прокатился пару сантиметров и рухнул на бок. Крохотный велосипед развалился на части. Ини взглядом проводил укатывающее в сторону шарик-колесо, а когда оно упало со стола, он опять недовольно разревелся.
- И не бу! И не бу! - сквозь слезы кричал он, осознавая вину.
- Ну вот. Даиглялься, - начал Даник воспитательную речь. - Надо сусаться, что говалят ладители. Теперь у тя не будет весосипеда. Я сдеваю из него компьютель. Тебе надо ляботать и залябатывать на жизнь. Ты будешь пагаммистом.
Помните, как исчезает струя воды, когда в кране перекрывают воду? Так же быстро смолки вопли Ини.
- Пагаммистом??! - спросил он. - Уля! Уля! Я люблю быть пагаммистом.
Пока Даник собирал остатки велосипеда, Ини тенью носился за ним и без умолку рассказывал о планах на будущее, карьере и высоких должностях; по-детски в деталях описывал программы, которые будет выпускать его корпорация; перечислял известных людей, с которыми сведет его жизнь.
Даник слово сдержал и через пару минут в комнате Ини появился оригинальный пластилиновый столик, царственно загроможденный гигантским "жидкокристаллическим" монитором; а на выдвижной панельки столика - неровно расплющенный кусочек пластилина - беспроводная клавиатура. Вот только мышь куда-то задевалась.
С выпученными от восторга глазами Ини, забыв обо всем, кинулся к компьютеру и даже не заметил, как опрокинул телевизор. Будто боясь, что его место займут, он мгновенно уселся за столик и начал исследовать монитор.
- Ну и что ты сель?? - сказал Даник. - Я зе еще не плиделал тебе лучки.
- И не бу! - начал возмущаться Ини. - И не бу! Я и без лучек могу быть пагаммистом.
- Ну а как ты будешь печатать??!! - прозвучал удивленный голос Даника.
- Бу! Я бу печатать: носом!!! Во!!! Не нувны мне лучки!!!
И он печатал. Носом. Медленно и неуверенно. Нажимал одновременно несколько клавиш. Путался. Понимал, что нос не лучшее средство для набора символов, но перебороть упрямство не хотел. А Даник молча и терпеливо наблюдал, пока наконец-таки пластилиновый нос, в виде крохотного шарика, не прилип к клавиатуре.
И опять в Даника полетели камни-упреки и возгласы недовольства.
- Это ты меня назвал Ини, Ини Бу! Во всех моих бедах виноват тока ты! Ты пляхой! Ты не сдевав мне лучки! - Рыдал Ини. - Ты обязан! А еще называеся Данником. Никакой ты не Данник.
А Даниил слушал. Слушал и мило улыбался.
Когда слезы иссякли, а разум одержал победу над упрямством, Ини встал со стула, опустил голову и подошел к своему создателю. Тихо и нерешительно он пробормотал:
- Я хочу быть таким же умным, как ты. Я хочу делать то, что ты мне гавалишь. Я больше не бу.
В этот момент в кухню вошла мама Даника.
- А что это ты тут делаешь?! - спросила она. - Пойдем баиньки?!
- Ма, познакомься. Это Ини, Ини Бу!
- Ини Бу??! А что это значит?!
- Его так зовут. Ини - значит гений, а Бу - пастилиновый!
- Ну, конечно же. Как я сразу не догадалась, - сказала она. - А почему ты его так назвал?! Он какой-то великий человек??! Художник, писатель??! Президент??!
- Нет. Он плосто научилься слушаться того, кто его слепиль.
- Хорошо, что это понимаешь ты, - сказала она и погладила сына по голове. - Пойдем спаточки.
Даник слез со стула, подошел и обхватил маму за ногу. Потом задрал голову и, глядя ей в глаза, сказал:
- Мам, халясо, когда тебя лепят заботливые луки.
А за окном, в холодной осенней темноте, по одному гасли огоньки дома напротив.