Евтушенко Влдерий Федорович : другие произведения.

Войны купцов и монахов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:



  Оглавление: Глава первая. Князь полоцкий Владимир 'Беспечный'. Глава вторая. Прибалтика и Великий Новгород. Князь Ярослав II Всеволодович. Глава третья. Новгородский князь Александр Ярославович. Глава четвертая. Ливонский орден и хан Батый: между молотом и наковальней. Глава пятая. Краткий экскурс в историю: монголы и татары, кто они? Глава шестая. Северный крестовый поход. Глава седьмая. Невская битва: факты и мифы. 1. Факты, как они есть. 2. Мифы о Невской битве. Глава восьмая. Благодарность Великого Новгорода. Глава девятая. 1241 год: факты и мифы. Глава десятая. Битва при Чудском озере.
  Глава первая. Князь полоцкий Владимир "Беспечный".
  В томе первом своей "Русской истории". Н.И. Костомаров, начиная жизнеописание Александра Невского, отмечает, что полоцкий князь Владимир "по своей простоте и недомыслию, сам уступил пришельцам ( речь идет о монашеско-рыцарском ордене Меченосцев -прим.мое) Ливонию и этим поступком навел на северную Русь продолжительную борьбу с исконными врагами славянского племени"
  Насколько верно утверждение относительно того, что полоцкий князь "сам уступил пришельцам Ливонию" судить трудно, так как русские источники не упоминают о князе Владимире Полоцком и о событиях, связанных с его деятельностью. О них известно лишь по "Хронике Ливонии" Генриха Латвийского. А в ней дословно сказано следующее: "В обители Зегебергской был священник ордена Блаженного Августина Мейнард, человек достопочтенной жизни, убеленный почтенной сединой. Просто ради дела Христова и только для проповеди прибыл он в Ливонию на судне по реке Двине.
  Так вот, получив позволение, а вместе и дары от короля полоцкого, Владимира (Woldemaro de Ploceke),которому ливы, еще язычники, платили дань, названный священник смело приступил к Божьему делу, начал проповедовать ливам и строить церковь в деревне Икесколе (Ykeskola). Первые из этой деревни крестились Ило, отец Кулевены, и Виэцо, отец Ало, а за ними вслед и другие."
  Из этого отрывка достаточно трудно сделать вывод о том, чтобы Владимир " уступил" Мартину Мейнарду и прибывшим с ним миссионерам подконтрольную ему территорию ливов, то есть прибалтийское побережье нынешних Латвии и Эстонии. Генрих Латвийский сообщает лишь о том, что Мейнард начал "проповедовать ливам... получив позволение ...короля полоцкого Владимира...", однако о какой-либо официальной, тем более документально оформленной уступке этому католическому епископу, а тем более, созданному позднее ордену Меченосцев, территории Ливонии в "Хронике..." речи нет.
  Другое дело, что беспечный Владимир полоцкий, разрешив этой группе миссионеров Мейнарда проповедовать среди местных язычников, в дальнейшем "сквозь пальцы" смотрел на усиливающуюся католическую экспансию в Ливонии. Видимо, это объяснялось тем, что до самого начала ХIII века ливы не особенно охотно принимали крещение и продолжали платить дань ему. Но после того, как епископ Альберт основал город Ригу и организовал орден Меченосцев, ливы стали платить дань им. Крестоносцы же, тем временем, выстроили на этих землях несколько каменных замков и укрепились в них, установив прочные контакты с тевтонским монашеско-рыцарским орденом св. Марии, расширявшим свое влияние в Пруссии.
  Желая показать, кто все же настоящий хозяин в Ливонии, князь Владимир, наконец, в 1203 году приступил к военным действиям. По этому поводу Генрих Латвийский сообщает: "В то же лето внезапно явился в Ливонию король полоцкий с войском и осадил замок Икесколу. Ливы, не имевшие доспехов, не посмели сопротивляться и обещали дать ему денег. Получив деньги, король прекратил осаду". Однако на этом его успех закончился. Продвижение полоцких войск к Гольму было остановлено тевтонскими рыцарями и Владимиру пришлось повернуть назад.
  В дальнейшем до самой смерти в 1216 году неудачливый князь Владимир ( которого стоило бы назвать "Беспечным") еще несколько раз с переменным успехом организовывал походы в Ливонию, целью которых было заставить ливов выплачивать дань ему. Наконец, в 1212 году он заключил неудачный договор о разделе ливской дани и о союзе против Литвы, в результате которого вся Ливония перешла под контроль рижского епископа и монахов-рыцарей ордена Меченосцев. Стремясь получить её обратно, Владимир в 1216 году стал готовится к новой войне против епископа, но вскоре после Пасхи того года, перед самым началом похода на Ригу неожиданно умер.
  Опрометчивая политика полоцкого князя в отношении Ливонии и утрата в результате контроля над исконно русскими территориями на балтийском побережье имела далеко идущие последствия для всей Северо-Западной Руси.
  Если до обладания Ливонией помыслы католических миссионеров ограничивались в основном стремлением приобщить к христианской вере языческие племена побережья Балтики (ливов и эстов), то теперь алчные взоры усиливающегося духовно-рыцарского ордена Меченосцев в союзе с тевтонскими рыцарями-монахами обратились непосредственно к захвату русских территорий. Собственно, этот процесс был инспирирован римской католической церковью. За непродолжительное время была выработана концепция, предусматривавшая с одной стороны территориальное продвижение на восток и приобщение к католической вере язычников, а с другой -обращение в нее тех, кто уже исповедовал православие. С этой целью на Западе стало целенаправленно формироваться мнение о православных русских, как о варварах-язычниках. Под влиянием орденской верхушки русские стали представляться врагами папы и римской католической церкви. Немецкие рыцари, став твердой ногой в Ливонии, крестом и мечом продвигали свое влияние на территорию племен чуди и води, имея намерение, в конечном итоге, выйти к устью Невы. В то же время стали крепнуть их связи с Данией и Швецией, у которых были свои собственные территориальные устремления в области Ижорской земли и Корелы.
  Глава вторая. Прибалтика и Великий Новгород. Князь Ярослав II Всеволодович.
  Однако вся эта территория угро-финских племен, издавна контролировалась Великим Новгородом. Православная церковь, обратив в "греческую" веру некоторую часть корелы и вожан, пыталась распространить свое влияние также и среди чудских племен, однако без особого успеха. Правда, и значительно более мягкие методы православных миссионеров существенно отличались от жестких способов обращения в христианство их католических собратьев. Естественно, как только немцы утвердились в Ливонии, основной их задачей стал захват на востоке новых территорий, контролируемых Новгородом. Одновременно, продвигаясь в этом же направлении, католические епископы стремились любой ценой предотвратить обращение чуди в "греческую" веру.
  Таким образом, с самого начала ХIII века столкновение интересов обоих духовно-рыцарских орденов с Великим Новгородом стало неизбежным и перешло в реальную военную фазу, в значительной мере имеющую религиозную подоплеку. Это была борьба не только за территории, но, не в последнюю очередь, за души населявшего их народа. Непрерывные стычки, пограничные конфликты и настоящие войны между ними продолжались до самого Батыева нашествия.
  В этот же период активизировалась и Литва. По сведениям Новгородских летописей, в 1223 году литовцы вторглись в новгородские пределы возле Торопца. Приглашенный в этом же году на княжение в Великом Новгороде князь Ярослав Всеволодович с новгородцами организовал их преследование, но литовцам удалось убежать.
  В том же году, как скупо сообщают Новгородские летописи, Ярослав "повоева всю землю Чюдьскую, а полона приведоша бещисла...". В.Н. Татищев об этом походе повествует более подробно: " князь Ярослав новгородский, собрав войска, пошел с новгородцами и псковичами в Ливонию на немцев к Колываню ( Ревель, а ныне Таллин-прим. мое) за то, что немцы велели ливонцам дань в Новгород не платить и сборщиков новгородских выгнали. И Ярослав, придя, всю область повоевал, а града не взял, но, взяв откуп великий златом, серебром и товарами возвратился". Генрих Латвийский добавляет некоторые подробности: "И послал король суздальский своего брата, а с ним много войска в помощь новгородцам; и шли с ним новгородцы и король псковский со своими горожанами, а было всего в войске около двадцати тысяч человек".
  Но уже в следующем году рыцари-меченосцы нанесли новгородцам ответный удар, захватив Юрьев, который с 1215 по 1223 годы уже находился под их властью, а затем они были изгнаны оттуда в результате восстания эстов. По просьбе восставших для защиты города в 1223 году туда из Новгорода был направлен отряд в количестве 200 воинов во главе с князем Вячко ( по версии В.Н. Татищева- Всеволод Борисович, сын полоцкого князя). Едва князь приступил к административно-хозяйственной деятельности в городе, как Юрьев вновь был осажден и после длительной осады взят меченосцами. В последующем его переименовали в Дерпт, а затем в Тарту. Это было серьезное поражение русских, так как с этого времени вся западная сторона Чудского и Псковского озер стала контролироваться орденом Меченосцев.
  В том же 1224 году новгородский посадник Федор отразил попытку нападения литовцев, но уже на следующий год их 7000 войско подошло зимой к Торжку, " гость биюще много, и Торопечьскую волость всю взяша". Князь Ярослав Всеволодович, вновь приглашенный в это время на княжение в Новгород вместо Михаила Черниговского, соединившись с Давидом Торопецким и Владимиром Ржевским, нанес захватчикам серьезное поражение, отобрав весь "полон" и уничтожив 2000 литвинов.
  В 1227 году князь Ярослав совершает поход на "емь", одно из финских племен ( ямь, Хяме), населявших в то время территорию за Невой. Видимо, поход был удачный, так как в Новгород он "полонъ приведоша бещисла". Однако, уже на следующий год "емь" вторгается в новгородские пределы, войдя на лодках в Ладожское озеро и пограбив его окрестности.
  В 1233 году происходят столкновения с немцами у Изборска и Тесово, а на следующий год, собрав новгородское ополчение со всей области и несколько суздальских полков, князь Ярослав выступил на Юрьев. Вряд ли в его задачу входило взять город штурмом, так как, не дойдя до него, он стал разорять округу, выманивая немецких рыцарей для сражения в чистом поле. Военное счастье оказалось на стороне русичей, в завязавшейся схватке на реке Омовже полки Ярослава опрокинули рыцарей в реку, часть их утонула, остальные закрылись в Юрьеве. Не переходя к осаде города, новгородцы и низовцы "много попустошиша земли их", в связи с чем немцы запросили мира. В результате был заключен мирный договор между Новгородом и Орденом, по которому восточная и южная часть Дерптского епископства отошла к Пскову. В этом походе, как утверждает летопись, никто из новгородцев и низовцев не погиб. Однако отдохнуть Ярославу не пришлось, так как в торопецкие земли вновь вторглись литовцы и пришлось отражать их набег.
  К счастью для новгородцев тевтонский орден св. Марии в 20-х и 30-х годах был занят оказанием помощи Конраду мазовецкому в его борьбе с пруссами и серьезной помощи ордену Меченосцев в продвижении на восток не оказывал, укрепляя свое влияние на территории Пруссии.
  Однако и без этого, успешному отражению агрессии меченосцев, их "натиска на восток", новгородцам мешали и княжеские усобицы, в частности, непрекращающаяся борьба за влияние в Великом Новгороде между Михаилом Черниговским и Ярославом Всеволодовичем; и собственные неурядицы в городе, связанные с народными волнениями и изменой некоторых бояр; и голод 1229-1230 годов, когда "... множество людей помирало, а более в Новгороде и Белоозере...".
  Но, пожалуй, наиболее угрожающим фактором являлось нарастающее противостоянии между Псковом и Новгородом, наметившееся еще в 1228 году, когда псковичи заключили сепаратный мирный договор с Ригой. С тех пор у них с Ярославом Всеволодовичем возникли напряженные отношения и его даже несколько раз не пускали в город, о чем позднее напоминал с укором Александр Невский в своей речи жителям Пскова. Среди псковских бояр зрела измена и некоторые из них лишь ожидали удобного случая, чтобы открыть городские ворота меченосцам.
  Глава третья. Новгородский князь Александр Ярославович.
  Вот в такой непростой военно-политической обстановке Ярослав Всеволодович в 1236 году занял Киевский великокняжеский престол, оставив в Великом Новгороде шестнадцатилетнего сына Александра, пока еще в качестве своего представителя.
  В 2008 году россиянам было предложено высказать свое мнение по поводу того, кого из государственных деятелей русской истории можно назвать "именем" России. В декабре того же года итоги опроса были подведены, "именем" России большинством голосов был назван князь Александр Ярославович Невский. Выбор этот далеко не случайный, так как почитание знаменитого князя, как святого, началось в Суздальской земле вскоре после его смерти, а общецерковное прославление состоялось на Московском соборе 1547 года. По распоряжению Петра Великого мощи Александра Невского в 1724 году были перенесены из Рождественского монастыря Владимира в Троицкий собор ( Александро-Невская Лавра) Санкт-Петербурга, а в следующем году был учрежден орден Святого Александра Невского. До самой революции 1917 года слава князя являлась неотъемлемой частью славы государства Российского и только большевики, придя к власти, стали относиться к Александру Ярославовичу без особого пиетета. В Малой Советской Энциклопедии 1930 года сухо отмечено : "Княжил в Новгороде, оказал ценные услуги новгородскому капиталу, победоносно отстоял для него побережье Финского залива. В 1252 году А. достает себе в Орде ярлык на великое княжение...Подавлял волнения русского населения, протестовавшего против тяжелой дани татарам. "Мирная" политика А. была оценена ладившей с ханом русской церковью: после смерти А. она объявила его святым".
  С середины 30-х годов прошлого века под влиянием И.В. Сталина, почитание Александра Невского, как национального героя, возобновилось. С.М Эйзенштейн в 1938 году снимает фильм "Александр Невский", в 1942 году учреждается военный орден Александра Невского. Советские писатели и историки пишут о нем книги, художники создают портреты святого благоверного князя. Всем, кто изучал историю в советской школе с 5 класса врезалось в память повествование о битве на Неве и о разгроме "псов-рыцарей" на Чудском озере ( т.н. "Ледовое побоище"), где под предводительством знаменитого князя новгородцы одержали блестящие победы. Иными словами в сознании подавляющего большинства русских людей образ Александра Невского олицетворяет собой выдающегося государственного деятеля и талантливого полководца, ревностного защитника православной веры, беззаветно преданного своему Отечеству князя-патриота, отразившего попытку католической Европы захватить северные русские земли.
  Однако в исторической науке деятельность Александра Ярославовича с 30-х годов прошлого века встречает неоднозначную оценку, а в новой "демократической" России против него начался настоящий идеологический поход. Ряд авторов ( как историков, так и публицистов), западников либерального толка обвиняют его в том, что он противостоял попыткам "просвещенной" Европы взять "отсталую и невежественную" Русь под свою "опеку" и предпочел стать союзником "безбожного" Батыя, отвергнув предложение римского папы принять католичество. Понятно, что этим господам либералам хотелось бы, чтобы он поступил наоборот. К сожалению, надлежащей отповеди очернителям деятельности Александра Невского не дается. Положительная роль князя среди новых публикаций отмечается лишь А.А Горским в работе "Москва и Орда" ( 2000 г.) да К.Ю. Резниковым в его труде "Русская история: мифы и факты. От рождения славян до покорения Сибири" ( 2012 г.)
  Такое состояние исторической науки в подходах к оценке роли Александра Ярославовича на кульминационном этапе распада Древнерусского государства не случайно. Проблема заключается в том, что о деятельности князя, особенно в бытность его на княжении в Новгороде, русские источники сообщают очень скупо, да и самих этих источников существует всего два: Новгородская летопись старшего извода и Новгородская летопись младшего извода. Лаврентьеская летопись, переписанная монахом Лаврентием в середине Х1V века с Ипатьевской летописи до 1242 года об Александре не упоминает.
  Источники сходятся во мнении, что Александр родился в мае, однако согласно В.Н. Татищеву это произошло 30 мая 1219 года, по другим данным 30 мая 1220 года или даже 13 мая 1221 года. Отец его, известный в российской истории, как Ярослав II, сын Всеволода Большое гнездо в то время князь переяславль -залесский, был женат вторым браком на дочери Мстислава Мстиславовича Удатного Ростиславе ( Феодосии).Таким образом общим предком обоих супругов являлся Владимир Мономах. Считается, что Александр был вторым сыном от этого брака, старший - Федор умер в 1233 году в возрасте 13 лет, однако, если исходить из хронологии В.Н. Татищева, то Александр мог быть и первенцем.
  Первое упоминание об Александре Ярославовиче, в то время совсем еще ребенке, Новгородские летописи датируют 1228 годом в связи с конфликтом его отца, княжившего тогда в Великом Новгороде, с новгородцами. Ярослав вынашивал план похода против Риги- оплота ордена Меченосцев, в связи с чем привел в Новгород полки из Владимира. Однако псковичи были против войны , так как заключили договор с орденом , а новгородцы поддержали их, отказавшись выступать с Ярославом без псковичей. Обиженный князь с княгиней той же осенью оставил город и уехал в Переяславль, но обоих старших сыновей с собой не взял. Некоторое время Федор и Александр под надзором некоего Федора Даниловича и тиуна Якуна ( видимо, ближних людей Ярослава, так как в данном случае "тиун"- это княжеский наместник, замещавший его в суде) оставались в Новгороде на княжеском подворье, но в покинутом князем городе страсти все более накалялись, поэтому в ночь во вторник на сыропустную неделю Федор Данилович и Якун забрали княжичей и сбежали с ними к Ярославу. В свою очередь новгородцы обиделись на этот поступок и заявили, что они Ярослава не изгоняли, а он сам ушел. Чтобы не оставаться без князя, они в очередной раз пригласили на княжение Михаила Черниговского. Однако вскоре и этот князь уже во второй или в третий раз оказался в опале у новгородцев и в 1230 году на княжение в Великий Новгород вновь был приглашен Ярослав Всеволодович, где он и пребывал до 1236 года, пока не стал киевским князем. С согласия новгородцев на княжении в Новгороде он оставил своего старшего сына Александра, который в 1239 году женился на дочери князя Брячислава, последнего из полоцких Рюриковичей, Александре (Параскавее). Новгородские летописи сообщают, что в том же году Александр вместе с новгородцами занялся строительством городков на Шелони. Надо полагать, это было нечто вроде оборонительной линии на подступах к Великому Новгороду.
  Вот это, пожалуй, и вся известная информация об Александре Ярославовиче до 1240 года, имеющаяся в русских источниках.
  Глава четвертая. Ливонский орден и хан Батый: между молотом и наковальней.
  Между тем, 1236 год, когда Александр стал вместо отца княжить в Новгороде, явился знаковым для всей Северо-Западной Руси. 22 сентября произошла известная битва при Сауле между рыцарями ордена Меченосцев и литовским князем Миндаугасом ( Миндовгом) на стыке земель жемайтов и земгалов. Русские летописи о ней умалчивают, однако, согласно Ливонской рифмованной хроники это был первый крестовый поход на Жемайтию, более известную как Жмудь. Эта многострадальная земля в дальнейшем до самой Грюнвальдской битвы в 1410 году служила разменной монетой в руках литовских князей, которые неоднократно передавали ее немецким рыцарям, но свободолюбивое языческое население Жемайтии не желало им подчиняться и вновь присоединялось к Литве.
  Войска ордена Меченосцев, на стороне которых принимали участие рыцари Западной Европы, крещеные эсты, ливы, латгалы во второй половине лета вторглись в Жемайтию, однако, когда возвращались назад, попали в засаду, устроенную им жемайтами и земгалами в болотистой местности вблизи населенного пункта Сауле, локализация которого вызывает споры среди историков. Обычно считается, что это современный литовский город Шауляй, но есть версия, что битва произошла у латвийской деревни Вецсауле. И то и другое название переводятся как "солнечное место" Характер местности не позволял тяжелой рыцарской коннице развернуться для боя и они потерпели поражение, потеряв 48 одних только рыцарей-братьев во главе с великим магистром Волквиным. В Новгородской летописи старшего извода сообщается, что на стороне ордена воевали и 200 псковичей под предводительством некоего Ястреба, из которых, по некоторым данным, 180 погибло. Впрочем, ничего удивительного в этом нет, так как многие псковитяне тяготели к немцам, о чем упоминалось выше. Понеся такие огромные потери ( судя только по числу погибших братьев-рыцарей, в шесть раз больше, чем в битве на Чудском озере), орден Меченосцев в следующем году слился с тевтонским рыцарским орденом ( без особого, правда, энтузиазма со стороны тевтонов), обретя новое название Ливонский. Первым его командором стал Генрих фон Балк, с которым позднее и пришлось столкнуться молодому князю Александру.
  В то время, как на западе войска немецких рыцарей сражались в Жмуди, на востоке монголы приступили к реализации доктрины Чингис-хана о походе на Рим и выходе на Адриатику, воплощение которой в жизнь было прервано его смертью. Но в то же время перед ними стояла и более конкретная задача по вытеснению своих злейших врагов куманов ( половцев) с Нижней Волги и северокавказских степей, и их окончательному уничтожению. Главнокомандующим Великого западного похода верховный хан монголов Угедей назначил одного из внуков Чингис-хана молодого, но талантливого полководца Бату, больше известного на Руси, как хан Батый, но в то время он еще ханом ( "государем") не был и русские летописи называют его князем. Вместе с ним вызвались идти внуки Чингис-хана принцы Кульна, Мункэ, Гуюк, Бори, Беркэ, его сын Джагатай и другие. Покорение Волжской Булгарии заняло почти год. Булгары и примкнувшие к ним кочевые племена оказали монголам отчаянное сопротивление, но, в конечном итоге, с падением столицы Великого Булгара ( современный город Болгар, администртивный центр Спасского района Татарстана в 200 км от Казани на левом берегу Волги) вынуждены были покориться. Все же многие кочевники ушли в Кыпчакскую степь к куманам хана Котяна, а другая часть более оседлого населения перешла во Владимирское княжество. Весной 1237 года объединенные силы монголов в дельте Волги столкнулись с войсками хана Котяна. В кровопролитной битве погиб один из храбрейших предводителей половцев Бачман, но основная часть войска Котяна отошла за Дон и разгромить половцев одним ударом не удалось. Как считал в связи с этим Л.Н. Гумилев, "фронтальное наступление монголов на запад захлебнулось" и они "применили тактику обхода и окружения", имея целью, если не уничтожить куманов хана Котяна полностью, то, по крайней мере, вытеснить их за пределы северокавказских и донских степей. Поэтому они разделили свои силы: Мункэ с южной армией продолжил нажим на половцев со стороны Северного Кавказа, а Батый вместе с опытнейшим из монгольских военачальников Субедей-багатуром - "Свирепым псом Чингис-хана", покорив попутно племена буртасов, мокши и эрзи двинулся на Северо-Восточную Русь, чтобы, зайдя со стороны Владимирского княжества ( чернигово-северских князья были в союзе с Котяном ) нанести удар по приднепровским кочевьям половцев с севера и зажать их таким образом в "клещи". Ключевым моментом в этих рассуждениях создателя теории этногенеза является предположение о том, что Батый не ожидал реального сопротивления со стороны Великого Рязанского князя Юрия Игоревича и Великого Владимирского князя Юрия Всеволодовича. По мнению известного историка, пройдя Рязанское княжество и часть Владимирского, монголы Батыя, не стали бы углубляться в северные русские земли, а повернув на юг и, обойдя Черниговское княжество, атаковали бы куманов с севера, в то время, как Мункэ со своей армией ударил бы на них с юга. Однако из-за сопротивления, оказанного рязанскими и владимиро-суздальскими князями, Батыю пришлось изменить первоначальные планы и вступить в совершенно ему ненужные и навязанные русичами сражения на р. Воронеж, у Рязани, Пронске, Коломне, Владимире и на р. Сити. Это вынужденное продвижение монгольских войск на север заняло весь декабрь 1237 и январь-февраль 1238 годов. Опасаясь, что со стороны Твери и Великого Новгорода могут подойти подкрепления на помощь Великому Владимирскому князю, Батый часть своих сил отправил к Торжку, а после окончательного разгрома низовцев и гибели Юрия Всеволодовича, последовал туда и сам, возможно, решив выяснить до конца позицию Великого Новгорода. Тверь не оказала ему сопротивление, но Торжок, видимо, рассчитывая на помощь новгородцев, перешел к обороне и был взят в марте штурмом, так и не дождавшись помощи от Новгорода. Отсюда монголы направились к Великому Новгороду, однако, не дойдя до города 200 км, то есть примерно в районе современного Бологое, повернули назад. В исторической науке нет ясности, почему это произошло. Одни историки полагают, что в преддверии весенней распутицы они просто не решились двигаться дальше. Другие считают, что узнав об мощных фортификационных укреплениях города, Батый побоялся увязнуть в осаде и потерять свое войско, которое и так понесло существенные потери в непрерывных сражениях с русичами. Некоторые современные исследователи полагают, что, поскольку новгородцы не оказали поддержку Торжку, Батый расценил этот жест, как молчаливое изъявление покорности и повернул назад.
  Какая из этих версий наиболее вероятная, решать следует каждому самостоятельно. Но поскольку на осаду и взятие Козельска, небольшого городка черниговского княжества с населением примерно 3000 человек, монголам понадобилось семь недель ( намного лучше укрепленная Рязань, к примеру, была взята всего за 9 дней), по-видимому, наступательный порыв монголов был серьезно ослаблен и силы Батыя были явно на исходе.
  От Козельска хан Батый в апреле направился далее на юг, летом 1238 года перешел Кыпчакскую степь и соединился с Мункэ. Хан Котян с трудом оказывал сопротивление и одному Мункэ, а после соединения обеих армий двоюродных братьев стал отступать на запад, воспользовавшись тем, что венгерский король Бела IV обещал половцам свое покровительство, выделив им земли для расселения. Двигаясь за ним, монголы в 1239 году осадили и взяли Чернигов Тогда же Мункэ пытался склонить Михаила Черниговского сдать Киев, но князь не уступил. Киев был взят лишь в следующем году Батыем, который попутно разгромил "черных клобуков" ( каракалпаков).
  При всем уважении к Л.Н. Гумилеву, все же представляется правильным рассматривать походы монголов 1236-1238 годов на Среднюю Волгу, Северо-Восточную Русь и Северный Кавказ, как решение тактических задач в рамках достижения единой стратегической цели - последующего завоевания Западной Европы. Если принять эту точку зрения, то внешне бессмысленное разорение Батыем Владимиро-Суздальской земли ( 14 городов были стерты с лица земли, сотни разграблены) обретает вполне логическое объяснение. А вот утверждение Л.Н. Гумилева о том, что " план монгольского командования заключался в том, чтобы в то время, когда половцы держали оборону на Дону, зайти к ним в тыл и ударить по незащищенным приднепровским кочевьям" и это являлось единственной целью вторжения Батыя в Рязанское и Владимирское княжества, выглядит неубедительным..
  В преддверии запланированного похода на Запад монголам необходимо было прежде всего обезопасить свой тыл, что было достигнуто разгромом Булгарии, и вытеснить своих исконных врагов куманов с Нижнего Поволжья, северокавказских и донских степей. Но не менее важной задачей являлось обезопасить свой правый фланг, над которым клином нависала Северо-Восточная Русь. Оставлять на своем ослабленном фланге такого грозного вероятного противника, как древнерусские княжества было опрометчиво и опасно. Пусть это и было время распада Древнерусского государства и десяток великих княжеств представляли по существу автономные образования, но ведь на их территории, по подсчетам историков, проживало порядка 5 млн. человек. При необходимости выставить, объединившись, даже стотысячное войско им не составляло особого труда. Ведь в 1223 году одни только южнорусские княжества без особого напряжения привели на Калку 90- тысячную рать. А для сравнения отметим, что всех войск у Чингисхана, которые он разделил между наследниками, было 129 тысяч. Поэтому покорение северных русских княжеств, устрашение князей и населения должно было явиться одной из важнейших задач монголов. Без ее решения продвигаться далее на Запад было просто невозможно. Другое дело, что в тех случаях, когда города , как-то: Ярославль, Ростов, Углич, Тверь и другие изъявили покорность Батыю, они не подвергались разрушению., а оставались целыми. Однако это не значит, что монголы не захватывали в плен их жителей и не занимались тотальным грабежом. Ведь Батыево войско не двигалось одной колонной, его воины разлетались по всему краю мелкими группами, грабя населенные пункты и угоняя в плен жителей. Те же города и населенные пункты, которые отказались покориться завоевателям, вообще стирались с лица земли. Этим и достигался фактор устрашения. Гибель двух великих князей, а также пятнадцати удельных, посмевших воспротивиться Батыевой воле, их ратников и дружинников, тоже служили целям устрашения тех, кто не хотел разделить их судьбу. Вряд ли можно обвинить в трусости храброго князя Ярослава Всеволодовича, отдавшего более двадцати лет своей жизни борьбе с немецкими рыцарями, чудью, литовцами и т.п. Однако, пребывая на киевском престоле, он не сделал даже малейшей попытки помочь брату Юрию Всеволодовичу, принявшему геройскую смерть в битве на Сити. Почему? Да потому, что понимал- и брата не спасет, и киевлян подведет под монгольскую саблю. Аналогичным образом вели себя смоленские, турово-пинские князья и ряд других, словно нашествие Батыя их не касалось. Они продолжали, как ни в чем не бывало интриговать друг против друга, затевать усобицы. Рядом, скажем, с рассказом летописца о разгроме монголами Чернигова, когда доблестный князь Мстислав Глебович "...ушел на них со многими воинствами своими, и была брань великая и сеча злая", читаем сообщение о походе Ярослава Всеволодовича, который "град взя Каменец, а княгыню Михайлову со множеством полона приведе к своя си". То есть, монголы действовали по своему сценарию, а большинство удельных русских князей, особенно в местах, не затронутых Батыевым нашествием, продолжали вести свою обычную жизнь. Мало того, богатые приволжские города, изъявившие покорность Батыю облагались в основном лишь контрибуцией лошадьми для кавалерии и съестными припасами для ратников, что не было слишком уж накладно. Но даже и там, где монголам оказывалось сопротивление, после их ухода жизнь с течением времени возвращалась в прежние русло: оставившие их жители постепенно возвращались назад, возводили новые дома на месте сгоревших, распахивали пашню и т.д. Реально не было восстановлено лишь 14 городов, как, например, Рязань. Монголы не оставляли гарнизонов в захваченных городах, поэтому уже к лету 1238 года их в Северо-Восточной Руси не осталось, а в 1241 году, пройдя за 4 месяца Волынь, их войска вторглись в Венгрию и на этом весь русский этап Великого западного похода закончился. Однако, своей цели Батый достиг вполне. Устрашив Русь ( а для того, чтобы в этом убедиться достаточно прочитать русские летописи того периода), он надолго обезопасил свой правый фланг, поэтому в Польше и Венгрии монголы чувствовали себя спокойно и были уверены, что в тылу им ничто не угрожает.
  Среди дореволюционных историков, как и историков советского периода, бытовало убеждение, что своим героическим сопротивлением Батыеву нашествию Русь спасла Западную Европу от уничтожения. Об этом можно было прочесть в любом школьном и вузовском учебнике по истории. Подобного взгляда придерживался и К. Маркс, чей авторитет для советской науки был непререкаем. Однако, современные историки также не однозначно трактуют события, связанные с вторжением монголов на Русь. Одни, подобно, Л.Н. Гумилеву, считают, что, большей частью с их помощью русские князья сводили счеты между собой и в начальный период ( по крайней мере, при жизни Бату-хана и сменившего его Сартака) так называемого "ига" вовсе и не было, другие занимают противоположную позицию. Однако, подробное исследование данной проблемы выходит за рамки настоящей статьи, а кому это интересно, может обратиться к таким монографиям, как "Русский царь Батый" К. А.Пензева, "Батыево нашествие" В.В. Филиппова, "Русская история:мифы и факты" К.Ю. Резникова, "Никакого "ига" не было" М.Сарбучева и др. или к работам по этой тематике Л.Н. Гумилева.
  Но помимо фактора устрашения и обеспечения безопасности своего правого фланга, для монголов не менее важно было получить в княжествах Северо-Восточной Руси ресурсы для ведения длительной военной кампании на Западе. По мнению Л.Н. Гумилева, решающее значение для них имело даже не столько приобретение дополнительных сырьевых ресурсов, сколько пополнение своих туменов за счет рекрутирования русичей с покоренных территорий.
  Однако, судя по словам послов Батыя, отправленных к Великому князю Рязанскому, монголы, требовали "десятины во всем: и в людех, и во князех, и в конех..". Причем кони им нужны были разных мастей: белые, вороные, бурые, рыжие и пегие, так как значимость кавалерийских формирований у них различались по мастям лошадей.
  В рекрутах монгольские войска также бесспорно нуждались. Для того. чтобы лучше понять, о чем идет речь, необходим краткий экскурс в историю северо-восточной части Монголии и примыкающего к ней степного Забайкалья для того, чтобы разобраться, кто же были этнические монголы и татары. Обратимся в связи с этим к свидетельству Л.Н. Гумилева, подробно рассмотревшего "Сокровенное сказание монголов" (древнейший литературный памятник, созданный в 1240 году при хане Угедее) в работе "Древняя Русь и Великая степь".
  Глава пятая. Краткий экскурс в историю: монголы и татары, кто они?
  Итак, издавна эта территория была населена монголами и татарами. По поводу племенного названия "монгол" есть гипотеза академика В. П. Васильева ( не разделяемая большинством историков), который полагал, что "мэн-гу" назывался один из родов татар, обитавших в Восточном Забайкалье, из которого происходил и Чингисхан. Слово же "монгол", вошедшее в употребление только в ХIII веке китайского происхождения и переводится как "получать древнее".
  Согласно же версии Г.Е Грум-Гржимайло, племенное название "мэн-гу" (монгол) очень древнего происхождения, хотя в источниках упоминается редко и никогда не смешивается с "дада" ( названием татар). В ХII веке монголы уже выступали, как самостоятельный народ (народность) и в 1135 году разбили чжурчжэньскую армию, вторгнувшуюся в китайскую империю Сун. После продолжительной войны с чжурчженями они добились себе уступки территории для расселения севернее реки Керулен и даже ежегодной выплаты им дани зерном и скотом. Вождем монголов в то время был Хабул-хан, прадед Тэмуджина.
  Версия Г. Е Грум-Гржимайло выглядит наиболее доказательственно и поддерживается большинством историков.
  Этнических монголов не следует отождествлять с небольшим племенем моголов, численностью около 2000 человек, проживающих в настоящее время в Афганистане, а тем более с династией Великих Моголов, основанной Бабуром в конце ХV века.
  Южными соседями монголов были татары, народ более многочисленный и не менее воинственный. Между обоими племенами происходили бесконечные конфликты. Но к середине ХII века монголам удалось достичь перевеса в силах и они подчинили себе татар, но постепенно более многочисленная народность ассимилировала их. Таким образом, тот антропологический тип, который принято называть монголоидным, на самом деле был свойственен татарам, как и язык, на котором теперь разговаривают монголы. Древние же монголы, согласно свидетельствам летописцев и находкам фресок в Маньчжурии, были народом высокорослым, бородатым, светловолосым и голубоглазым. Современный их облик монголы обрели путем смешанных браков с окружающими их многочисленными низкорослыми,черноволосыми и черноглазыми племенами, которые соседи позднее собирательно называли татарами, от китайского слова "тартар", то есть "чужие". Поэтому следует учитывать, что в Центральной Азии этническое название имеет двойной смысл:1) непосредственное наименование племени или народа; 2) собирательное для группы племен, составляющий определенный культурный или политический комплекс, даже, если входящие в него племена разного происхождения. Рашид-ад-Дин по этому поводу отмечал: " многие роды поставляли величие и достоинство в том, что относили себя к татарам и стали известны под их именем, подобно тому, как найманы, джалаиры, кераиты..., которые имели каждое свое определенное имя, называли себя монголами из желания перенести на себя славу последних.."
  Вот поэтому, исходя из собирательного значения слова "татар" средневековые историки рассматривали монголов как часть татар, так как до середины ХII они среди племен Восточной Монголии были наиболее многочисленным народом. Но уже в начале ХIII века татар стали рассматривать как часть монголов и слово "татары" в Азии вообще постепенно исчезло из обихода, пока таким наименованием после образования Джучиева улуса ( Золотой Орды) не стали называть себя поволжские тюрки ( в т.ч. покоренные Батыем булгары), вошедшие в ее состав. В начале же ХIII века, то есть во время битвы на Калке и Батыева нашествия названия "татар" и "монгол" являлись синонимами. Слово "монгол" тогда еще было ново, а "татар", особенно для русских, выглядело более привычным. Кроме того, передовые части монгольского войска, обычно начинавшие первыми сражения, формировались из многочисленных "татар" разных народностей ( командирам - этническим монголам их не было жалко). Поэтому, сталкиваясь с ними, их противники порой даже не знали с кем воюют. Армянские историки называли их мунгал- татарами, а новгородский летописец под 1224 годом оставил следующую запись: "Того же лѣта , по грѣхомъ нашимъ, приидоша языци незнаем, и ихь же добрѣ никто же ясно вѣсть , кто суть, и отколѣ изидоша , и что языкъ их, и коего племени суть, и что вѣра их; и зовут их Татары, а инии глаголють Таурменѣ , друзии же Печенѣзѣ ; инии же глаголют , яко сии суть, о них же рече.."
  Возможно сам того не ведая, новгородец попал прямо в "яблочко". Во всяком случае, средневековые историки вообще делили восточные кочевые народы на три группы "татар". К первой относились "белые татары", наиболее цивилизованные и культурные, ареалом обитания которых была территория южнее пустыни Гоби. Большую часть их составляли монголоязычные кидани. Управлялись они ханами, многие были образованными людьми, читавшими Конфуция и носившие богатые одежды. "Черные татары", к которым причисляли также кераитов и найманов, обитали в степи, вдали от культурных центров, занимались скотоводством. Образ их жизни вынуждал селиться кучно, быть постоянно готовыми к отражению нападения соседей-врагов, ими управляли выборные вожди. Наконец "дикие татары" юга Сибири ( алтайцы ?!, сибирские татары) занимались рыбной ловлей и управлялись старейшинами.
  Само Монгольское ханство, при прадеде Тэмуджина отвоевавшее себе земли севернее реки Керулен, распалось после битвы с этническими татарами при озере Буир-Нор в 1161 году и его остатки, зажатые татарами с юго-востока, а меркитами с северо-запада тоже, видимо, просуществовали бы недолго. Однако, один из внуков Хабул-хана Есугей-багатур, полководец монгольского хана Тогрула, желая отомстить татарам за коварно захваченного ими в плен дядю, сумел уже в следующем году нанести татарам серьезное поражение и даже захватил в плен несколько их предводителей. Как раз во время этой битвы ( 1162 г) у него родился первенец Тэмуджин, названный так по имени пленника из племени татар, убитого Есугеем при рождении сына ( видимо, пленник был принесен в жертву). Когда мальчику исполнилось девять лет, татары коварно отравили его отца, о чем Тэмуджин никогда впоследствии не забывал.
  Страшно отомстил он позднее своим старинным заклятым врагам. "Сокровенное сказание монголов" (16 параграф 154) сохранило слова, которые обычно приписываются ему:
  Искони был татарский народ
  Палачом наших дедов -отцов.
  Отомстим же мы кровью за кровь.
  Всех мечом до конца истребим:
  Примеряя их к тележной оси,
  Всех, кто выше мечу предадим,
  Остальных же рабами навек
  Мы по всем сторонам раздадим.
  Сразу после провозглашения Тэмуджина Чингисханом в 1206 году, карающий меч его давно накапливавшегося гнева обрушился на татар. Все этнические татары мужского пола, кто "выше тележной оси" были вырезаны монголами по его приказу и, как этническое племя, перестали существовать. Однако, например, Шики-Кутуку, один из эмиров, доставшихся со своей тысячей в наследство Тулуй-хану, был выходец из этнических татар. Рашид-ад-Дин по этому поводу отмечает : " В то время, когда предали татар на поток и разграбления, он плакал в колыбели. Так как в то время Бортэ-фуджин не имела детей, Чингиз-хан приказал, чтобы она его воспитала. Когда он вырос, он называл Чингиз-хана отцом (ата)".
  Также на политической карте Азии не стало и других врагов монголов - чжуркинцев, но в отличие от татар, не как массы людей, а как этнического образования. Взрослые мужчины-чжуркинцы влились в состав монгольской армии и несколько из них позднее даже стали полководцами.
  Численность этнических монголов в войсках Тэмуджина никогда не была особенно большой. Так, до его пленения в конце ХII века, у него было 13 тысяч воинов, а в 1198 году после бегства из плена их осталось всего 2600 человек. После провозглашения его Чингисханом всей Великой степи общая численность его войск неизмеримо возросла и только на юго-западном театре военных действий постоянно в 1219 году находилось до 60 тысяч всадников. Северо-западное направление также сковывало значительные силы Чингисхана и постепенно половцы (куманы) стали главными врагами монголов. Но основная война все же велась с чжурчженями, захватившими Северный Китай. Там удалось достичь победы только в 1234 году.
  Естественно, все эти войны никак не могли вестись силами одних только этнических монголов, общее количество взрослых монголов-мужчин вряд ли в общей сложности превышало 20-30 тысяч. А ведь, например, только с башкирами Чингисхан воевал 14 лет. Но ведь, помимо, этого до 1216 года не прекращалась война с меркитами, а затем началась с половцами ( куманами). Наряду с этим, пять лет (до 1221 года) велась война с Хорезм-шахом.
  Казалось бы эти бесконечные войны ( а ведь еще был поход Джебе и Субедея к Средиземному морю, покорение Закавказья и битва на Калке) должны были подорвать экономику Монгольского государства и разорить его. Но этого не произошло, могучая империя Чингисхана только крепла и развивалась. Л.Н. Гумилев объясняет это высокой пассионарностью самих монголов и части покоренных ими народностей, присоединившихся к монгольской империи, например, населявших Великую Венгрию ( башкир). Однако гораздо проще, оставаясь на материалистических позициях и не забираясь в дебри теории пассионарности и этногенеза, объяснить такое положение дел тем, что немногочисленные этнические монголы, являясь правящей элитой, проводили правильную политику в отношении покоренных территорий, на полную мощность задействуя их производительные силы и используя сырьевые и людские ресурсы. Монах Юлиан, венгр, путешествовавший по территории монголов в 1236 году, оставил такое любопытное воспоминание: "Во всех завоеванных царствах они убивают князей и вельмож, которые внушают им опасения. Годных для битвы воинов и поселян они, вооруживши, посылают против воли в бой впереди себя. Других... оставляют для обработки земли... и обязывают впредь именоваться татарами". То есть, неважно, кто ты по национальности, но, изъявив покорность центральной ханской власти монголов, ты автоматически превращаешься в одного из них и становишься равноправным подданным великой монгольской империи, находишься под защитой ее юрисдикции. Живи по законам Чингисхана, работай или служи в войске, плати налоги и никто тебя не тронет, а наоборот, ты будешь надежно защищен властными структурами. Видимо, в этом и следует искать разгадку того, что покоренные народы с готовностью подчинялись центральной монгольской власти и не поднимали восстаний.
  Рашид-ад-Дин численность всех войск Чингисхана на момент составления им завещания, определяет в 129 тысяч. Из этого количества 101 тысяча досталась его четвертому сыну Тулуй хану ( по законам "Яссы" младший сын наследовал большую часть отцовского состояния). Старшему сыну Джучи ( Джочи), которого Чингисхан не особенно любил, он оставил четыре тысячи воинов во главе с четырьмя эмирами Мунгуром, Кингитаем (впоследствии полководцем Батыя), Хушитаем и Барку. " В настоящее время, -отмечает летописец, родившийся в 1247 году,- большая часть войск Токтая и Баяна есть потомство этих четырех тысяч, а что прибавилось за последнее время, то- из войск русских, черкесских, кипчакских, маджарских и прочих. которые присоединились к ним". Остальным двум сыновьям Угедею и Джагатаю досталось также по четыре тысячи воинов.Только при этом следует иметь в виду сообщение Шихаб-ад-дин Абдаллаха ибн Фазлаллаха о том,к каждой из четырех тысяч личных войк Чингисхана необходимо добавить еще приблизительно по три тумена ( 30 тысяч)ополчения.
  Однако, по мнению Л.Н. Гумилева, позднее Батый унаследовал от вскоре умершего отца только 2 из этих 4-х тысяч. Причем это были хины ( то есть мобилизованные чжурчжени), обслуживавшие стенобитные машины, и мангуты, а этнических монголов среди них вообще не было. К этому ядру его основных войск, по мнению И. Веселовского, с которым согласен и Л.Н. Гумилев, необходимо добавить еще примерно 25 тысяч ополчения. Что же это могло быть за ополчение и из кого оно состояло? Полагаю из аланов, ясов, булгар, башкир, черкессов и, по-видимому, частично кипчаков и русских. Вот это и есть те "татаро-монголы", которые под предводительством Батыя вторглись в пределы Рязанского княжества поздней осенью 1237 года. Правда, согласно Рашид-ад-Дину в этом походе ( во всяком случае, до взятия Владимира) участвовали также со своими туменами родные и двоюродные братья Батыя: " Орда, Гуюк-хан, Менгу-каан ( Мункэ- прим.мое), Кулкан, Кадан и Бури". С учетом этого сообщения становится понятным, почему в считанные дни были взяты хорошо укрепленные Рязань и Владимир, а с Козельском, оставшись в одиночку, Батый провозился семь недель.
  То, что среди войск Батыя могли находиться и формирования, состоявшие из русичей, не должно вызывать особого удивления. Во- первых, со времен битвы на Калке прошло немало времени, поэтому между русскими княжествами и империей Чингисхана установились устойчивые связи. Русские купцы уж во всяком случае контактировали с монгольскими, русские воины, издавна ценились на Востоке еще с времен Хазарского каганата и вполне могли поступать на службу к монголам. Кроме того, представление о Древней Руси начала ХIII века, как о едином государстве в корне неверно. Уже Мономашичи стали дробить Древнерусское государство на удельные княжества, что приводило к нарастанию усобиц и жестоким войнам между ними. В результате, разве мог, к примеру, киевлянин, переживший неоднократный разгром своего родного города войсками Андрея Боголюбского и Всеволода Большое гнездо, быть патриотом Владимирского княжества? Или наоборот, суздалец, предававший огню тот же Киев в 1203 году, мог ли считать киевлянина братом по оружию и класть свою голову ради его спасения? У новгородца и жителя северских окраин уже не было общих границ, которые они должны были бы вместе защищать, так как проживали они в разных государствах, примерно, как мы сейчас в СНГ.
  Первая половина ХШ века характеризовалась резкой активизацией противостояния удельных княжеств, достаточно вспомнить сражение на Липице. После битвы на Калке, когда Северная Русь уклонилась от оказания помощи южнорусским князьям противостояние между Югом и Севером достигло апогея. С этого времени распад Древнерусского государства стал необратимым и вторжение Батыя на русские земли лишь поставило точку в этом процессе. Поэтому мнение тех историков и исследователей, которые полагают, что с помощью монголов князья сводили счеты друг с другом и использовали их в междоусобных конфликтах не лишено оснований. В свою очередь княжеские междоусобицы играли на руку монголам, позволяя контролировать общую ситуацию на территории бывшего Древнерусского государства и "держать руку на пульсе" его внутри политической жизни. И в том, что уж, во всяком случае, после 1238 года русские воины рекрутировались в монгольскую армию, сомнений нет. Поэтому предположение о том, что в походе Батыя на Запад и в битвах при Легнице и Шайо участвовали и русичи, из числа угнанных монголами в плен в 1237-1238 годах, не должно выглядеть слишком уж фантастическим.
  Очень важным элементом в установившемся позднее "симбиозе" русских княжеств с Батыем являлось то, что монголы были абсолютно нейтральны в вопросах вероисповедания. Неизвестно, каким богам поклонялся сам Батый, но в его время в монгольском государстве существовала полная веротерпимость. Конечно, нельзя отрицать, что, вторгнувшись в русские земли, монголы сжигали церкви и убивали священников, однако лишь потому, что никакого сакрального содержания православные храмы, иконы, литургии и пр. для них не имели. Для монгола " ...ни церковь ни кабак- ничего не свято...", но тем не менее, они не заставляли русичей поклоняться своим богам, не пытались вовлекать в свою веру язычников и вообще не касались духовных вопросов современного им русского общества. Для значительной части населения Севера Руси это имело огромное значение. Дело в том, что, если в Южной Руси христианство насаждалось Владимиром Святым в основном насильственными методами, а поэтому медленно и с трудом воспринималось коренным населением, то в Северо-Восточную Русь православие приходило вслед за монастырями, которые становились одновременно и административно-политическими, и культурными центрами. Еще со времен Юрия Долгорукого начался отток на север населения Юга Руси, которое состояло в основном из православных христиан. Селиться пришлые люди предпочитали вокруг монастырей, которые могли служить и местом богослужения, и защитой он нападений. В скором времени на месте этих поселений возникали укрепленные города.А городом в то время считался любой населенный пункт, обнесенный частоколом, валом и рвом. Население таких городов обычно не превышало нескольких тысяч человек, например, в Козельске было примерно 3000 жителей. Со временем монахи и отшельники уходили дальше на необжитые территории, где возводили новые монастыри. Вокруг них строили свои дома новые пришлые с Юга люди и так постепенно заселялась Залесская Украина, как в то время называли Северо-Врсточную Русь. Жизнь в этих краях русского Нечерноземья, с суровым климатом, где господствовало подсечное земледелие, была трудна, люди постоянно терпели тяготы и лишения, преодолевать которые им помогала православная вера. В вере Христовой человек искал и утешение, и спасение, она давала надежду, заставляла смотреть в будущее с оптимизмом. Именно поэтому уровень духовности здесь был значительно выше, чем в Южной Руси, а православие воспринималось, как единственно истинная религия. Коренное население ( мордва, черемисы и т.п.) постепенно ассимилировались с пришельцами, перенимало их культуру, также отождествляя себя с русичами. Естественно, и "греческая" вера распространялась среди местным языческих племен не "огнем и мечом", а с помощью убеждения, путем проповедей монахов и священников. Однако с другой стороны, снижалась воинственность русичей, ставших воспринимать то же Батыево нашествие, как наказание за грехи. Конечно, на защиту православной веры русский народ, может, и поднялся бы, но ведь монголы как раз на веру и не посягали.
  Поскольку татаро-монголы к вопросам вероисповедания относились нейтрально, то, хотя русичи и называли их "погаными" ( язычниками), "измаильтянами" и "безбожниками", однако острой религиозной ненависти к ним не испытывали, тем более, что многие представители коренных племен Северо-Востока Руси сами оставались язычниками.
  Не менее важным во взаимоотношениях с татаро-монголами для удельных князей и населения Северо-Восточной Руси являлось и то, что формально установив свое владычество над этими территориями, то есть продемонстрировав, кто отныне здесь хозяин, они оставили их, ушли в свои степи, сохранив нетронутым существовавший до этого жизненный уклад русичей. В самом деле, что изменилось? Погиб, например, великий князь Владимирский Юрий Всеволодович, великокняжеский престол занял по праву его брат Ярослав Всеволодович. Погибших рязанских князей заменили их родственники, согласно старым обычаям. В местах, не затронутых татарским нашествием, продолжалась обычная мирная жизнь: как и прежде князья плели интриги друг против друга, затевали усобицы, мирились, женили детей и т.д. То есть внешне, по крайней мере, до 1243 года во внутриполитической и административно-хозяйственной деятельности Северо-Восточной Руси ничего не изменилось, все оставалось , как и до 1237 года..
  Ну, и, безусловно, в этих зарождающихся отношениях с монгольским государством играл свою немаловажную роль и фактор устрашения. Взятие Батыем в 1239 году непокорных Переяславля и Чернигова, разорение, осмелившегося ему не подчиниться Киева в 1240 году, вторжение его армии в Волынь наглядно демонстрировали мощь и силу татаро-монголов, отбивая охоту ( если такое желание и возникало) у наиболее отважных князей восстать против их власти.
  Конечно, нашествие Батыя на Русь крайне негативно сказалось на общей внутриполитической ситуации распадающегося Древнерусского государства, а точнее сказать, уже к тому времени конфедерации великих княжеств, между которыми в той или иной мере существовали более или менее добрососедские отношения. Три из них- Муромо-Рязанское, Черниговское и Киевское оказались на грани полного уничтожения, навсегда потеряв свое былое значение. Владимиро-Суздальское княжество, хотя и сохранилось, однако в значительно ослабленном виде. Галицко-Волынская Русь, через которую прокатился "девятый вал" устремившегося на Запад татаро-монгольского войска, еще долго приходила в себя, да так и не пришла, разорванная во второй половине ХIII века Венгрией и Литвой. Вторжение Батыя фактически не коснулось лишь Новгородской феодально-боярской республики и Белорусских княжеств, которые зато стали испытывать ощутимое давление со стороны набирающей силы Литвы, позднее присоединившей их к себе.
  Без преувеличения, это была трагедия сотен тысяч, если не больше, людей согнанных с мест своего обитания. Сколько их умерло, пытаясь найти укрытие в заснеженных лесах, от холода и голода, сколько молодых . здоровых мужчин погибли в сражениях под Рязанью, Владимиром, Коломной, на Сити? А сколько их было угнано в плен, чтобы пополнить ряды монгольских туменов? Не говоря уже о том, что надолго была подорвана экономика княжеств, которые подверглись этому всенародному бедствию.
  Подводя краткий итог вышесказанному, не будет, видимо, ошибкой утверждать, что к 1240 году году большая часть значительно ослабленной Древней Руси лежала в развалинах, опасаясь с одной стороны угрозы нового нашествия монголов, а с другой - вторжения в ее северо-западные земли немецких рыцарей. Зловещая тень Ливонского ордена надвигалась на Псков и Великий Новгород.
  Глава шестая. Северный крестовый поход.
  Среди современных исследователей, непрофессиональных историков и публицистов, пишущих ( особенно в Интернете) на тему северных крестовых походов, можно встретить высказывания , что римская церковь объявила "натиск на восток" именно в период нашествия Батыя на Русь, пользуясь ослаблением русских княжеств. На самом деле, это не совсем так.
  Официально Северный крестовый поход начался в 1193 году, когда папа римский Целестин III призвал к христианизации язычников Северной Европы ( финских племен, славян (ободритов, поморян, лютичей), ливов, эстов, пруссов). Формально это было обращение к Тевтонскому духовному ордену св. Марии, датским и шведским феодалам, хотя они уже и до того вели военные действия против северных народов Восточной Европы с целью захвата их территорий.
  В 1204 году, когда в результате 4-го крестового похода пал Константинополь, христиане, исповедующие "греческую" веру стали признаваться римской церковью "еретиками" и приравниваться к язычникам, поэтому было дозволено и их обращать в "истинную" веру.
  Во исполнение папской буллы крестоносцами в начале ХIII века был организован ряд частных "крестовых" походов, в том числе упоминавшиеся выше походы против пруссов, а также в Жемайтию.
  В 1237 году, еще до монгольского нашествия, папа Григорий IХ обратился к Упсальскому архиепископу с призывом организовать крестовый поход в Финляндию против "тавастов" ( финнов) и "их соседей". Кого следует понимать под этими "соседями"? Из общего контекста папской буллы можно сделать вывод о том, что речь шла об ижоре и корелах. Однако, если учесть, что Ижорская земля или, как ее на Западе стали называть в конце ХII века с легкой руки папы Александра III, Ингрия, в 1228 году вошла в состав территории Великого Новогорода, то трудно не согласиться с К.Ю. Резниковым, который считает, что под "соседями" подразумевались , в частности, и новгородцы.
  На следующий год папский легат ( по утверждению Н. И. Костомарова , некто Вильгельм) организовал встречу датского короля и магистра Тевтонского ордена, в ходе которой было договорено о совместных действиях в Эстонии. Смысл встречи, как об этом сообщает Н.И. Костомаров, заключался в том, что рыцари по решению папы должны были уступить датчанам часть Ливонии, а взамен им предлагалось вознаградить себя завоеванием Пскова и окрестных территорий. Как обычно бывает в таких случаях, нашлись и изменники: один из младших русских князей Ярослав Владимирович , о котором мало что известно, провел немецких рыцарей к Пскову; другой , псковский боярин Твердила Иванкович, стал после захвата города управлять им от имени Ливонского ордена. Но это случилось позднее, уже в конце 1240 года.
  Пока же при дипломатической активности папских посланцев в начале 1240 года была достигнута договоренность о высадке шведов (которые к тому времени уже завоевали Финляндию) в низовьях Невы с целью оккупации прилегающих территорий, по-видимому, в первую очередь Ладоги. Ливонские рыцари и датчане в это время должны были захватить Изборск, город, лежащий в 30 км к западу от Пскова. Таким образом, при удачном воплощении этих планов в жизнь, все побережье Финского залива оказалось бы в руках союзников и создавалась прямая угроза Пскову и Великому Новгороду.
  Уместно отметить. что в завоеванной Ливонии и Финляндии немцы и шведы насильно обращали в христианство язычников, заставляли принимать католичество уже крещенных в православную веру коренных жителей этих территорий, а также и русское население "греческой" веры, проживавшее здесь еще до прибытия рыцарей в Ливонию.
  Известно ли было Ярославу Всеволодовичу и его сыну Александру об этих планах католической Европы?
  Безусловно, экспансия католической церкви на восток, общая стратегия тевтонских рыцарей и слившихся с ними воедино рыцарей-меченосцев в рамках доктрины "дранг нах остен" была хорошо известна князьям Северо-Восточной Руси. Но вот понимали ли князья и рядовые новгородцы, что речь идет не только о борьбе за территории, а о противостоянии двух религий, это большой вопрос. Конечно, сам Александр и его окружение исповедовали православие. Однако, и среди самих новгородцев и особенно среди окрестных племен на новгородской территории было достаточно много язычников, которые сражались за свою землю, но не за идеалы "греческой" веры.
  Впрочем, обычно истинное значение тех или иных моментов истории народов воспринимается не сразу, а спустя какое-то время и не на полях сражений, а в тиши кабинетов, за чтением пожелтевших летописных листов. Ныне принятая историческая ( и религиозная) оценка северных "крестовых" походов и борьбы Новгорода с немецкими рыцарями и шведскими феодалами, а в целом его противостоянии католическому Западу могла быть дана лишь в совокупности анализа всего комплекса событий ХIII-ХV веков, уже после того, когда из разрозненных удельных княжеств возникло новое Московское государство, население которого стало осознавать себя великороссами, а не просто новгородцами, псковичами, суздальцами, владимирцами, ярославцами или корелой и ижорянами.
  Располагал ли князь Александр накануне Невской битвы сведениями о совместных планах шведов и крестоносцев, подстрекаемых папскими легатами, вопрос достаточно сложный, чтобы на него ответить однозначно. В то время не было организованных разведслужб, роль глубокой "агентурной" разведки выполняли в основном торговые "гости" и путешественники, типа Плано де Карпини, монаха венгра Юлиана или купца венецианца Марко Поло. Конечно, Северо-Западная часть Владимирского княжества поддерживала отношения с ганзейскими городами, немецкими крестоносцами и датскими, да и шведскими феодалами, поэтому какие-то слухи о назревающих грозных событиях могли доходить и до Великого Новгорода. Однако, насколько им можно было верить, вопрос другой. Во всяком случае, согласно Новгородским обеим летописям, сообщение о появлении шведского флота в устье Невы в начале лета 1240 года для Александра Ярославовича оказалось полной неожиданностью.
  Глава седьмая. Невская битва: факты и мифы.
  1. Факты, как они есть.
  Источников, содержащих сведения о последовавших затем событиях, известно всего три: Новгородская первая летопись, старший извод которой сохранился только в Синодальном списке в единственном экземпляре; Новгородская первая летопись младшего извода и, наконец, завещание короля Магнуша, содержащееся в Рукописании Магнуша.
  Синодальный список Новгородской первой летописи старшего извода состоит из двух частей. Первая часть его доводит изложение до 1234 года и переписана одним писцом ( предположительно владычным пономарем Тимофеем) с какого-то более раннего списка то ли вскоре после 1234 года, то ли в 1260-е годы, как полагают изучавшие его историки Т.В. Гимон, А.А.Гиппиус и Б.М. Клосс. А вот вторая часть освещает события 1234-1330 годов и переписана около 1330 года или не намного позднее.
  В любом случае самое первое сообщение о сражении Александра Ярославовича со шведами в устье Невы дошло до наших дней именно в изложении Синодального списка. Тот факт, что страницы Списка, освещающие события 1240 года переписаны спустя 90 лет, не столь важно, ведь переписчик списывал текст с какой-то более древней летописи, и текст этого сообщения внесен был в нее, скорее всего, сразу после Невской битвы со слов непосредственных ее участников.
  Летописец сообщает о приходе шведов " в силе великой" с князем и епископами своими, а с ними пришли и мурмане ( норвежцы), и сумь и емь ( финские племена, враждебные Новогороду) на множестве кораблей и стали в Неве в устье Ижоры. Их целью было "всприяти" ( точный перевод этого слова до конца не понятен) Ладогу и Новгород и всю область Новгородскую. Об этом в Новгород пришло сообщение: "яко свеи идут к Ладоге". Князь Александр, "не медля ни мало" с новгородцами и ладожанами " приде на не и победи...месяца июля 15,на память св. Кирика и Улиты в неделю... и ту бысть велика сеча свеем". В ходе битвы были убиты воевода шведов Спиридон и даже, по словам иных ("а инии творяху") , их епископ; и "множество много ихъ паде; и накладше корабля два вятшихъ мужь, преже себе пустиша и к морю; а прокъ ихъ, ископавше яму, вметаша в ню бещисла; а инии мнози язвьни быша; и в ту нощь, не дождавше св?та понед?льника, посрамлени отъидоша. Князь же Олександръ съ новгородци и с ладожаны придоша вси здрави въ сВ воя си, схранени богомь и святою Софьею и молитвами вс?хъ святыхъ".
  Что можно отметить по поводу этого сообщения летописи? Прежде всего обращает на себя внимание, что летописец не драматизирует событий и сообщает о прибытии множества шведских кораблей в устье Ижоры с большим количеством воинов, как собственно, шведов, так и присоединившихся к ним представителей враждебных Новгороду племен, внешне спокойно, как о факте, не представляющем большой важности. Во главе шведов летопись называет как, минимум трех предводителей : князя, о котором больше ничего не известно, воєводу Спиридона, погибшего в сражении и одного из епископов, который , возможно, также нашел там свою смерть , хотя летописец в этом не уверен.
  Неясно, от кого к князю Александру поступило сообщение о появлении шведов в устье Ижоры, но явно не от них самих. По смыслу получается, что шведы остановились в усть Ижоры на отдых, намереваясь затем врасплох напасть на Ладогу. Скорее всего, сами ладожане, узнав об этом, попросили Новгород придти к ним на помощь, так как затем именно они и новгородцы, а вовсе не княжеские дружинники, вносят решающий вклад в достижение победы над шведами. Есть ощущение, что Александр даже не брал с собой тяжелую конницу, а для быстроты только с пешими ратниками спустился по Волхову к Ладоге, где соединился с ладожанами. При скорости течения Волхова 1 м/сек, чтобы преодолеть 200 км пути, идя на веслах, понадобилось бы немногим более трех-четырех суток с остановкой на ночлег.
  Летописец ничего не рассказывает о личной схватке Александра с предводителем шведов, о количестве потопленнях кораблей, о том, на каких кораблях ( драккарах или снеккерах) приплыли шведы, нет сведений о героических подвигах шести новгородських мужей, а также о времени начала сражения, его продолжительности. Отметив, что "бысть велика сеча свеем... и множество их паде" летопись далее сообщает, что телами погибших знатних ( вятших) воинов шведы заполнили два своих корабля ( если речь идет о шнеках, то это примерно 150 человек), а прочих "бещисла" похоронили прямо на поле сражения в братской могиле. Надо полагать, в общей сложности погибло шведов не менее 200 человек, но много было еще и раненых ("а инии мнози язвьни быша").
  О собственных потерях сообщается скупо: "Новгородець же ту паде: Костянтинъ Луготиниць, Гюрята Пинещиничь, Нам?стъ, Дрочило Нездыловъ сынъ кожевника, а вс?хъ 20 мужь с ладожаны, или мне , богь в?стъ".
  Когда вчитываешься в скупые строки летописи, повествующей о битве , воспринятой впоследствии как одной из самых судьбоносных не только для Северо-Западной Руси, но и всей будущей Российской Империи, трудно побороть в себе ощущение, что летописец воспринимает ее совсем иначе, чем это принято сейчас. Сообщение Синодального списка о Невской битве начисто лишено какого-либо религиозного подтекста,за исключением концовки : "схранени богомь и святою Софьею и молитвами вс?хъ святыхъ".
  Нет здесь упоминаний ни о молитве Александра, ни о его благословении владыкой Спиридоном. Похоже, что для летописца-современника этих событий и для переписчика Синодального списка в 1330 году, Невская битва, если и не рядовой пограничный конфликт, то, во всяком случае, сражение, мало чем по своей значимости отличающееся, например, от аналогичного, датированного 1164 годом:
  " Въ л?то 6672 [1164]. Придоша Свье подъ Ладугу , и пожьгоша ладожане хоромы своя, а сами затворишася въ град? съ посадникомь съ Нежатою , а по князя послаша и по новгородце. Они же приступиша подъ городъ въ суботу и не усп?ша ничтоже къ граду, нъ большю рану въсприяшя; и отступиша въ р?ку Воронаи. Пятыи же день присп? князь Святослав съ новгородьци и съ посадникомь Захариею, и наворопиша на ня, м?сяця маия въ 28, на святого Еладия, въ четвьрток, въ час 5 дни; и поб?диша я божиею помощью, овы ис?коша, а иныя изимаша: пришли бо бяху въ полушестадьсятъ шнекъ, изьмаша 43 шнекъ; а мало ихъ убежаша и ти ?звьни."
  Уместно отметить в этой связи, что ни Ипатьевская, ни Лаврентьевская летописи, описывая события 1240-1241 годов об Александре Ярославовиче никаких сведений не сообщают. Нет в них упоминаний и о Невской битве. В принципе, это объяснимо, так как обе южнорусские летописи описывают начавшийся в это время поход Батыя на Киев и далее на Запад, что естественно было важнее для всего разваливающегося на части Древнерусского государства, чем, на первый взгляд, частные проблемы Великого Новгорода. Однако, этот факт, пусть и косвенно подтверждает мысль о том, что для современников князя Александра битва на Неве не была наполнена тем сакральным смыслом и значением, как для последующих поколений. Да и о том, чтобы его самого при жизни называли Невским в сохранившихся документах не упоминается. Что ж, возможно, права народная мудрость о том, что великое видится на расстоянии.
  Действительно, уже Новгородская летопись младшего извода, написанная не ранее 1441 года ( согласно датировке бумаги) под 1240 годом помещает совершенно иной текст, чем тот, который содержится в Новгородской летописи первого извода и приведен выше. Начинается этот текст вступлением, обычно принятым при составлении жития святых: "... аз худым и грешным малоосмысленным покушаюсь написати житие святого князя Александра, сына Ярославля, внука Всеволожа, понеже бо слышахом от отец своих и самовидец есмь возраста его и сице рад бых исповедал святое и славное житие его...".
  Согласно господствующему в исторической науке мнению, это первая попытка составить "житие" Александра Ярославовича, который во Владимиро-Суздальском княжестве стал считаться святым уже вскоре после смерти. Дата составления "жития" неизвестна, но на основе текстологического анализа принято считать, что оно может быть датировано не ранее 80-х годов ХIII века, хотя некоторые исследователи относят его составление к ХIV веку и позже. Если это так, то, по-видимому, первоначально "житие" было создано в виде отдельного списка и хранилось, скорее всего, в Рождественском монастыре Владимира, где находилась усыпальница Александра Невского. В 1440-х годах переписчик просто, включил его в свой текст, относящийся к 1240 году. Использовал ли он при этом текст Синодального списка или же этот список использовался изначально автором "жития", в исторической науке единого мнения нет.
  В целях возможно большей объективности, полагаю правильным передать содержание некоторых фрагментов этого литературного памятника словами самого летописца дословно, а в остальной части, чтобы не утомлять читателя, изложить текст своими словами или в переводе.
  Итак, вначале автор ссылается на некоего рыцаря (монаха) западной страны, побывавшего в Новгороде, который был настолько восхищен делами и личными качествами князя Александром, что потом по возвращению к себе везде о нем рассказывал . Далее летопись сообщает:
  Се же слыша въ король части Римьскы , от полунощьныя страны, таковое мужество князя Александра, и помысли в себѣ: "и поиду, рече , плѣню землю Александрову". И събра вои множество , силу велику зѣло , Свѣя съ княземъ и с пискупы своими, и Мурманѣ , и Сумь , и Емъ , и тако наполни корабля многы полковъ своих, и подвижеся в силѣ велицѣ, пыхая духомъ ратнымъ, и прииде в рику Неву и ста усть Ижеры, шатаяся безумиемъ своимъ , хотяше въсприяти Ладогу, такоже и Новъград и всю область Новгородчкую .
  Сравнивая эту часть "жития" с Синодальным списком, нетрудно заметить, что она дополнена фразой : " Се же слыша въ король части Римьскы , от полунощьныя страны, таковое мужество князя Александра, и помысли в себѣ: "и поиду, рече , плѣню землю Александрову". И събра вои множество , силу велику зѣло". В остальном дословно повторяется текст старшей летописи. Далее, однако автор "жития" сообщает о фактах, которых в старшей летописи не приводится, в частности: о посольстве, направленном шведами в Новгород; молитве князя в храме святой Софии; благословлении его владыкой Спиридоном; обращении Александра к своей дружине со словами "не в силе Бог, но в правде"; о том, что пошел " на них в мале дружине..."; о том, что не успел послать весть отцу из-за то, что "уже бо приближишася ратнии; " из-за этого же многие новгородцы не смогли с ним соединиться понеже ускоре князь поите". Добавлены сведения о том, что сражение началось в 6 часов дня и продолжалось до заката. О потерях шведов сказано, что тела погибших знатных воинов были погружены на три корабля, а о смерти епископа сообщается в утвердительной форме.
  Тем не менее, в целом "житие" не противоречит Синодальному списку, а лишь дополняет его скупое изложение новыми фактами, о которых летописец- современник тех событий либо не знал, либо не считал их важными. Конечно, в "житии" уже явно заметны акценты, подчеркивающие религиозный характер Невской битвы. Если в Синодальном списке говорится просто о некоем князе, возглавлявшем шведов, который пришел пограбить новгородскую землю и не совсем понятно, зачем с ним пришли еще и епископы, то Новгородская летопись младшего извода подчеркивает роль католического ( римского) короля Швеции, который организовал и лично возглавил именно "крестовый" по своему характеру и содержанию, поход, целью которого являлось стремление "пленить землю Александрову". О том, что в битве на Неве новгородцы во главе со своим князем защищали не просто территорию, землю, Отечество, а также и "греческую" веру, подчеркивается и молитвой Александра в храме св. Софии, и получением благословения епископа Спиридона, и его словами, обращенными к дружине: " не в силе Бог, а в правде" и тем, что выступил он против врага с малой дружиной "упавая на святую Троицу". Действительно, не сложно с огромной ратью нанести поражение врагу, у которого меньше сил, что в этом чудесного? А вот с малыми силами разгромить многократно превосходящего числом противника, возможно ли без Божьей помощи? А чудеса в сражении на Неве случаются на каждом шагу: тут и видение Пелгусия о воинстве святых Бориса и Глеба, и ангел, поразивший шведов на противоположной стороне Ижоры " идеже не бѣ проходно полку Александрову". И, в конечном итоге, победа на Неве представляется именно как победа православной веры над католической, достигнутой с Божьей помощью, а не благодаря полководческому таланту князя Александра Ярославовича, хотя и подчеркивается его личное мужество и воинская выучка, как и героизм новгородцев и ладожан.
  Кстати отметить, "житие" не содержит имени "короля страны Римской из северной земли". Единственный раз он упоминается в завещании ( подлинность этого документа подвергается сомнению) Магнуша, короля шведского, датированном 1352 годом: "Вот я, князь Магнуш, король шведский, нареченный в святом крещении Григорием, уходя из этого мира, пишу завещание при жизни своей и приказываю своим детям, и своим братьям, и всей земле Шведской: не нападайте на Русь, если крест в том целовали - нет нам в этом удачи.
  Первым пошел войной мессер Бельгер и вошел в Неву; и встретил его князь великий Александр Ярославич на Ижоре-реке, и самого прогнал, а рать его побил."
  Бельгер, о котором сообщается в завещании, скорее всего Ярл Биргер также известный, как Биргер из Бельбю, из рода Фолькунгов ( "ярлов" или герцогов) который правил Швецией с 1248 года при короле Эрике Эриксоне, а с 1250 года при короле Вальдемаре 1, своем сыне, являлся регентом. Однако о его походе в 1240 году против Александра и битве на Неве скандинавские хроники ничего не сообщают. В 1237 году Биргер женился на сестре короля Эрика Шепелявого Ингеборг, которая была, как минимум, четвероюродной племянницей Александра Невского. Известно, что позднее он был в неплохих отношениях с самим Александром Ярославовичем. Интересно, что исследованием после смерти черепа Биргера установлено наличие в его правой глазнице повреждения, что перекликается с сообщением автора "жития" о ранении князем Александром предводителя шведов ударом копья. Однако упомянутый Ярл Биргер шведским королем никогда не был. Правда, королем Швеции с 1290 по 1318 годы являлся Биргер Магнуссон, сын Магнуса 1. Возможно, автор "жития" спутал его с Ярлом Биргером, что вполне вероятно, если оно действительно было составлено не ранее самого конца ХIII или начала ХIV веков.
  Шесть веков имя предводителя шведов, сражавшихся с князем Александром на Неве, не было известно историкам. Ни у Татищева, ни у Карамзина о нем также не сообщается. Впервые его отождествил с Биргером, Н. И. Костомаров, основываясь на Рукописании Магнуша. С.М. Соловьев развил эту версию и ныне она считается общепринятой, хотя в подлинности самого Завещание Магнуша, как отмечалось выше, многие сомневаются.
  Что можно сказать о характере самой битвы, ее длительности, расстановке сил, количестве войск с обеих сторон и их потерях?
  Прежде всего, напомним, что все известное непосредственно о сражении на Неве содержится исключительно в первом варианте "жития" Александра Невского, которое приводит Новгородская летопись младшего извода, о чем уже отмечалось выше. Синодальный список в этом плане, как источник, не содержит фактов, которые бы не были известны автору "жития". Вся остальная литература, будь то исторические труды или публицистические статьи исходят именно из этих двух источников.
  "Житие" сообщает, что известие о приходе шведов поступило в Новгород от "шведского короля" , который "...пришел в Неву, опьяненный безумием, и отправил послов своих, возгордившись, в Новгород к князю Александру, говоря: "Если можешь, защищайся, ибо я уже здесь и разоряю землю твою".
  Поскольку в Синодальном списке об этой важной детали ничего не сказано, можно предположить, что это сообщение- красивый вымысел рассказчика, в духе рыцарских средневековых романов. Ничего, конечно, исключать нельзя, но в такое благородство шведов мало верится. Более вероятно, что Александр узнал об их приходе от старосты или старейшины (а, вероятнее, от одного из старейшин) Ижорской земли Пелгусия, которому была поручена "стража морская", по-видимому, нечто вроде таможенной или пограничной службы в устье Невы на острове Котлин, где сейчас Кронштадт ( "стрегущу обою пути"). Расстояние отсюда до устья Ижоры составляет примерно 30 км. Со слов автора "жития" можно сделать вывод, что именно Пелгусий обнаружил появившихся на море шведов, следил за ними и сообщил князю Александру об их приходе и месте, где они стали лагерем (Увѣдавъ силу ратных, иде противъ князя Александра, скажеть ему станы : обрѣте бо ихъ).
  У Пелгусия была возможность скрытно наблюдать за движением шведов, сосчитать количество их кораблей и общую численность войск. Синодальный список сообщает, что пришли "шведы в силе великой", но о численности войска и о количестве судов, на которых они приплыли, ничего не сообщает Умалчивает об этом и Новгородская летопись младшего извода, в которой автор жития только вскользь дополняет сообщение старшей летописи: "наполни корабля многы полковъ своих, и подвижеся в силѣ велицѣ, пыхая духомъ ратнымъ".
  Поскольку численность шведских войск летописи не называют, как, впрочем, мало известно и о силах князя Александра, следует применять логику, здравый смысл, а также правильно толковать законы и обычаи Новгорода. Прежде всего, князь сам не имел права никому объявлять войну, это была прерогатива исключительно новгородского вече. Великий Новгород имел право объявить войну вопреки мнению князя, князь таким правом наделен не был. Следовательно, получив сообщение Пелгусия ( или выслушав шведских послов, что не суть важно), Александр Ярославович прежде всего созвал на совет своих ближних дружинников, затем встретился с владыкой и, по-видимому с тысяцким и посадником. Не исключено, что состоялись консультации и с Советом бояр. В любом случае, посовещавшись, все они решили созвать вече. Скорее всего, ход событий был именно таков. Ударил вечевой колокол, сбежались горожане. Появились бояре, тысяцкий, посадник, архиепископ и князь. Выслушав князя, вече постановило созывать ополчение, как с Великого Новгорода, так и волостей его. Вот с этого момента вся полнота военной власти на новгородских территориях переходила к князю и он решал, как ему поступать, ждать пока соберется ополчение или выступать на врага с одной дружиной. Но это в идеале, а в действительности князь, тем более такой молодой, как Александр, не мог не считаться с мнением, прежде всего, своих дружинников, владыки, того же тысяцкого и посадника. Никто из них самоубийцами не был, как и сам Александр Ярославович, и коль он не стал дожидаться ополчения, то, по-видимому, и князь, и его советники не считали силы врага намного превосходящими его войско.
  Именно поэтому Александр и решил выступить против неприятеля с одной лишь дружиной, не дожидаясь пока соберутся мужи новгородские. Причем, судя по всему, он рассматривал свою дружину и тех, кто вместе с ним выступил против шведов, лишь в качестве авангарда. Ведь за его спиной собиралось ополчение. Предположим, сражение на Неве закончилось бы поражением княжеской дружины. И что из этого? Ну, отступили бы, подождали пока подойдет основная новгородская рать и снова начали бы битву.
  Другое объяснения придумать трудно, так как в случае вторжения значительно превосходящих сил противника, способную в одном сражении уничтожить всю княжескую дружину, советники и старшие дружинники юного князя, которому едва исполнилось 20 лет, вряд ли согласились бы с его решением, а владыка ( архиепископ Спиридон) не дал бы своего благословения на этот поход. Тем более, что, судя по всему, он был первым в полководческой карьере Александра. Да и Ярослав Всеволодович со своей стороны не мог не приставить к сыну доверенных людей (например, тех же Федора Даниловича и Якуна), которые бы контролировали его и направляли деятельность юного князя, а при необходимости и "стучали" на него отцу.
  В данном же случае, исходя из донесения Пелгусия, все новгородские должностные лица восприняли происходящее, как обычный пограничный конфликт, для ликвидации которого вполне достаточно было одной княжеской дружины без участия в нем новгородского ополчения. Вспомним, что в аналогичной ситуации в 1164 году к Ладоге выступил не только князь Святослав, но и ополчение во главе с посадником. Если учесть, что тогда количество шведов составляло примерно 3500 человек, то, следовательно, в данном случае их было значительно меньше. Спешка же князя может быть объяснена стремлением предотвратить грабежи и разбой на Ижорской земле, а скорее всего, как об этом указано в Синодальном списке, захват Ладоги, ибо прямой угрозы Великому Новгороду вторжение шведов, по крайней мере, в это время, не представляло. Враг находился почти за двести километров от городских ворот. При необходимости было время подготовиться к его отражению.
  Какова могла быть численность "малой дружины" Александра Ярославовича, с которой он выступил в поход? Ответ на этот вопрос не дает ни один историк и публицист, ограничиваясь лишь указанием на то, что сил у новгородского князя было не много. Однако, исходя из общих сведениях о княжеских дружинах Древнерусского государства, можно отметить, что в зависимости от статуса их князей, количество у них дружинников даже в лучшие времена колебалось от 50 до 700-800 человек, но, во всяком случае, не превышало тысячи.
  Летописи очень редко сообщают о численности княжеских дружин и, когда летописец повествует о событиях, близких к его времени, то называются цифры, в достоверность которых даже порой трудно поверить -настолько малочисленными были на самом деле военные формирования князей. О численности княжеских дружин летописи не сообщают, однако самое большое число воинов, которое князьям удавалось собрать для отражения вражеского нашествия не превышало 3000. Так, когда в 1068 году в черниговские земли вторглись половцы, князь Святослав Ярославович сумел собрать лишь 3000 конницы и с этими силами нанес поражения 12-тысячной половецкой орде. Когда в 1093 году половцы совершили набег в киевские земли, князь Святополк Изяславович сумел собрать только 700-800 отроков и больше воинов в его распоряжении не было, поскольку "земля обеднела через войны". В распоряжении князя Изяслава Давидовича в 1146 году было дружинников и воев общим числом 3000. В 1241 году печатник Курило привел Даниилу Галицкому 3000 пехотинцев и 300 всадников. Это наибольшие числа дружины и тяжеловооруженных воев, которые упоминаются в летописях.
  Бояре или старшие дружинники являлись родичами князя или ближними, заслуженными людьми, по существу его вассалами, известными на Западе, как феодалы- рыцари. Помимо охраны князя и участия в предпринимаемых им походах, они также составляли совет при своем сюзерене, из их числа назначались воеводы, командовавшие войском в походах. Древнерусские летописи содержат достаточное количество сведений о том, что в серьезных вопросах князь обязательно прислушивался к мнению своих бояр. Старшая дружина (бояре) в ХIII веке по сути представляла собой тяжелую рыцарскую конницу ( на Руси носивших название витязей), решавшую в большинстве случаев исход сражения. Отроки, или младшие дружинники обычно были выходцами из младших боярских родов, в бою представляли собой легкоконное формирование, вооруженное луками, дротиками и мечами. В мирное время отроки в основном использовались князем в качестве гонцов или порученцев. Иногда в состав младшей дружины принимались и просто свободные люди за определенные заслуги, но шансов стать старшим дружинником у них было немного Наконец, при острой необходимости к дружине присоединялись и гридни или княжеские слуги ( в т.ч. конюхи и коноводы), из которых позднее сформировалось дворянское сословие.
  Количество отроков ( молодиев) в среднестатистической княжеской дружине обычно не превышало 20-30, реже 50 человек. Число бояр было различным, но все они имели свои наделы, полученные от князя и нередко даже собственные дружины, сформированные из своих родственников и ближних людей. Поэтому старшая дружина могла состоять из пятисот и более человек тяжелой конницы. Однако, в Великом Новгороде не только княжеские дружинники, но и князья не имели земельных владений. Князь вместе с дружиной и слугами размещался за городом на княжеском подворье ( Городище), которое не могло вместить слишком уж много людей. Что касается конкретно молодого князя Александра, то, скорее всего, собственной дружины он вообще в то время не имел и Ярослав, уходя в 1236 году из Новгорода, просто оставил ему какую-то часть своих дружинников. Их количество не могло быть слишком уж значительным, поскольку надежные воины нужны были самому Ярославу. Кстати, он взял с собой и некоторых влиятельных новгородцев. Не будет, вероятно, большой ошибкой предположить, что всего в распоряжении Александра бояр, отроков и гридней не могло быть более 250-300 человек, из которых численность тяжелой конницы вряд ли могла превышать 150-200 всадников.
  В "житие" упоминается некий новгородец Меша ( Миша), который "пеший с дружиною своею напал на корабли и потопил три корабля". Скорее всего, это именно он являлся послом Ярослава к псковичам в 1228 году, о чем указано в Новгородской летописи. Видимо, это был влиятельный в Новгороде человек, который и возглавил добровольцев-горожан, присоединившихся к дружине Александра. "Житие" уважительно называет еще одного новгородца Сбыслава Якуновича, отличившегося в этом сражении, и можно предположить, что это сын упоминавшегося тиуна Якуна, одного из ближних людей отца Александра. При нем также могло быть какое-то количество пеших ратников. Яков-полочанин, княжеский ловчий, о котором сообщается в "житии", скорее всего, являлся родственником жены молодого князя, прибывший с ней из Полоцка. Упоминание о Гавриле Олексиче, Саве и Ратмире иллюстрирует участие в походе бояр, отроков и гридней, то есть всей княжеской дружины в полном составе.
  Таким образом, в распоряжении Александра Ярославовича помимо тяжелого конного полка его дружины и легкоконного полка отроков (гридней?) имелся еще и пеший новгородский отряд из горожан-добровольцев, выступивших с ним в поход, не дожидаясь сбора ополчения. Всего же общая численность его войска, с которым он отправился в поход, могла составлять около 600-700 человек ( или в этих пределах), чего по мнению "отцов" города было вполне достаточно, так как владычный конный полк архиепископа Спиридона остался в Новгороде. Следует, учитывать еще некоторое количество ладожан и ижорян, которые должны были присоединиться к новгородцам на марше, увеличив, таким образом, силы Александра еще максимум человек на 100-150. Собственно в самой летописи называется цифра 600 и 30, что можно истолковать как количество новгородцев и ладожан ("И прииде на ня в недѣлю на сборъ святых отець 600 и 30 ...")
  Летопись не сообщает, как именно проходил поход новгородцев к устью Ижоры. Исходя из текста Синодального списка можно предположить, что, скорее всего, пешее войско могло плыть по Волхову к Ладоге, где соединилось с ладожанами, а оттуда они уже по Неве плыли к устью Ижоры. Это было бы разумно, так как экономило силы пеших ратников Дружина же следовала сухопутным путем вдоль Волхова к Ладоге, то есть и пехота и конница не отрывались друг от друга ( Л.Н. Гумилев). Есть точка зрения, что пеших ратников посадили на лошадей и этим была достигнута максимальная скорость передвижения.
  Принято считать, что само сражение на Неве произошло 15 июля 1240 года и продолжалось с 6 (11 ) часов утра до заката. Текст "жития" и Синодального списка называют именно эту дату, уточняя, что сражение происходило в воскресенье. Однако в одном месте автор "жития" сообщает: "Потому и многие новгородцы не успели присоединиться, так как поспешил князь выступить. И выступил против них в воскресенье пятнадцатого июля". Такое указание можно понимать в том смысле, что 15 июля князь Александр лишь вышел со своими полками из Новгорода, а само сражение произошло значительно позже. Ведь от Великого Новгорода до устья Ижоры примерно 170-180 км ( а через Ладогу и все 300), и как бы быстро не двигались новгородцы, даже конный переход не мог превышать 30-40 км в день. Тем более, необходимо было давать отдых лошадям, выпасать их, готовить пищу воинам. Вместе с полками двигался пусть немногочисленный, но все же какой-то обоз с припасами и фуражом. Тем более, по обычаям того времени пешее войско передвигалось своим ходом, но доспехи и вооружение везли на телегах. Поэтому для такого перехода требовалось не менее шести-семи суток. Однако следующая фраза: "после того Александр поспешил напасть на врагов в шестом часу дня" без дополнительного указания даты позволяет предположить, что речь идет именно о воскресенье пятнадцатого июля. Это в общем и логично, так как для автора "жития" точная дата выдвижения князя из Новгорода не представляла интереса, важно было указать дату победоносного сражения.
  В этой связи возникает вопрос: когда же все-таки были обнаружены вражеские корабли старейшиной Пелгусием? Скорее всего, это произошло еще в то время, когда они только входили в устье Невы, то есть по самым скромным подсчетам дней за 5-6 до того, как гонец ижорского старосты прибыл в Новгород. Как бы ни торопился Александр, но на сборы ему тоже понадобилось не менее 2-3 суток. Итого получается, что вражеские корабли , войдя в устье Ижоры простояли , причаленные к ее берегам, по меньшей мере, две недели в полном бездействии? Такое поведение шведов выглядит абсолютно бессмысленным и противоречит элементарным основам военной тактики. Если целью завоевателей был Великий Новгород, то им следовало немедленно двигаться к Ладоге и, захватив ее, плыть далее по Волхову к этому городу. Если Ладога, то тем более непонятно, зачем было медлить. На все это при хорошей организации потребовалось бы не больше недели, от силы дней десять. Если же это все происходило в рамках "крестового" похода против язычников: корелы и ижорян, то тактика новоявленных "крестоносцев" тем более непонятно. Зачем в таком случае две недели стоять в устье Ижоры, давая возможность местным аборигенам разбежаться в разные стороны и укрыться в дремучих лесах?
  Однако, если учесть, сообщение автора "жития" о том, что "Римский король северных земель" направил послов к Александру, тогда все выглядит довольно логично и получается, что шведы просто две недели ждали в устье Ижоры ответа новгородского князя.
  Мало правдоподобным, а скорее вообще неприемлемым, выглядит утверждение составителя "жития" о том, что сражение продолжалось почти в течение всего дня ( с 11 часов утра и до заката), тем более, что Синодальный список, как это отмечалось выше, время начала сражения не называет. Непонятно почему Александр, так торопившийся к Ижоре, не использовал до конца эффект внезапности и не ударил на шведов на рассвете, когда сон особенно крепкий, а ждал почти до полудня ( в средневековой Руси 6 часов дня соответствовало нынешним 11 часам ).Ведь в июле даже на севере рассветает рано, тем более, что "белые" ночи еще продолжались. С учетом малой численности его войска, много времени для того, чтобы "исполчиться" ему не требовалось. Кроме того, в подобных сражениях исход битвы, как правило, решал удар тяжелой конницы. Если витязям удавалось копьями разорвать строй противника, то победа была обеспечена. Дело завершали пешие полки , рубившиеся мечами и топорами с уже деморализованным противником, не способным оказать организованное сопротивление, особенно в тех случаях, когда предводитель вражеского войска был убит или ранен. Паника в рядах противника возникала и тогда, когда удавалось захватить или срубить вражеское знамя, стяг.
  Как следует из текста "жития", тяжелая конница сделала свое дело, о чем убедительно свидетельствует подвиг Гаврилы Олексича, едва не влетевшего на своем коне прямо на палубу одного из кораблей. Видимо, одновременно с ударом конных витязей ладожане подгребли на лодках к шведским судам со стороны Невы и также вступили в сражение. Отрок Савва подрубил шатер предводителя вражеского войска, что было равносильно захвату стяга. Наконец, князь Александр " и самому королевѣ възложи печать на лице острымъ своимъ копиемъ.", хотя В.Н. Татищев почему-то считает, что этот удар был нанесен мечом. Воспользовавшись замешательством шведов, пустила в ход мечи и топоры новгородская пехота под предводительством Миши. На противоположном берегу свирепствовали ижоряне Пелгусия, осыпая противника градом стрел и переходя в рукопашную схватку. На все это с лихвой хватило бы было тридцати - сорока минут, максимум часа. Достаточно вспомнить, что несравнимо более крупная Куликовская битва продолжалась ( по современным представлениям) не более трех часов.
  Понятно, что продлевая сражение на целых семь или восемь часов дольше, чем оно могло быть на самом деле и указывая при этом, что за все это время новгородцы потеряли всего 20 человек, а врагов полегло огромное множество, автор "жития" преследует цель подчеркнуть его значение, превращая не очень крупное, по европейским меркам того времени, сражение в настоящую полномасштабную битву. Тем самым подчеркивается отвага и мужество новгородцев, и доблесть самого князя Александра, но зато достоверность сообщаемых сведений подвергает обоснованному сомнению
  На самом деле все могло происходить иначе. По всей видимости, Пелгусий на всем протяжении похода новгородского князя к устью Ижоры поддерживал с ним постоянную связь и накануне сражения в субботу 14 июля они встретились лично. "Житие" сообщает, что ижорский староста сообщил Александру о "станах" неприятеля и численности его войска. Один из "станов" располагался на правом берегу Ижоры в ее устье, а второй, по-видимому, на противоположном, где после сражения нашли трупы шведов, якобы сраженных ангелом господним. На самом деле, видимо, их уничтожили ижоряне Пелгусия в то время, когда шведы в панике пытались либо удрать, либо же придти на помощь своим товарищам на правом берегу реки.
  Совершенно невероятно, чтобы битва продолжалась с 11 часов до заката, то есть до 20-21 часа, тем более что Синодальный список об этом ничего не говорит. Вообще, похоже, что после того, как в результате внезапного нападения новгородцев предводитель шведов был ранен, воевода и один из епископов убиты, а новгородцы потопили три шнеки , шведы запросили перемирия. В задачу Александра не входило их физическое уничтожение, да и сил явно для этого не доставало ( вспомним, что князь Святослав при аналогичных обстоятельствах потопил 43 снеккера), поэтому, скорее всего, шведам разрешили часть убитых похоронить здесь же на берегу, других ( не более 150) увезти с собой на двух или трех снеккерах, позднее утопив их в море. После этого, не дожидаясь рассвета, они отчалили, а новгородцы, убедившись, что шведский флот уплыл, возвратились домой.
  Иногда можно встретить схемы невской битвы, на которых корабли шведов стоят у левого берега Невы рядом с устьем Ижоры, что мало вероятно и совершенно не согласуется с текстом "жития".
  Какова же могла быть численность шведского войска, с которым согласно "житию" сразился князь Александр? Ответ на этот вопрос, по всей видимости, никогда не будет получен, хотя представляется, что некоторые предположения все же можно высказать.
  Составитель жизнеописания Александра Ярославовича прямо указывает. что корабли шведов являлись шнеками. Известно, что шнеки скандинавских народов ХII-ХIII веков относились к классу парусно-гребных судов, используемых в основном для набегов. Шнеки ( или снеккары. т.е. корабль- змея) пришли на смену драккарам викингов, но имели меньшие размеры. На шнеках была 1-2 мачты с прямыми парусами. Если на драккарах длиной до 60 метров имелось до 35 пар весел, то на шнеках обычно 15-20, то есть они были вдвое короче. Максимальное количество перевозимых на драккарах воинов, 70 из которых являлись гребцами ( по одному на весло), могло быть до 150 человек. При такой максимальной загрузке драккары могли плыть лишь в прибрежных водах и на ночь их экипажи располагались на берегу. Шнеки имели в два раза меньше гребцов и, видимо, их максимальная вместимость не превышала 60-70 человек. Если же учесть, что в этом конкретном походе шведского флота в июне 1240 года на каждой шнеке находилось хотя бы по пять лошадей, то на них не могло разместиться более 40-50 воинов. Итого путем простого подсчета приходим к выводу о том, что десять шнек могло максимально вместить не более 50 боевых лошадей и 500 воинов. Напомним, что в 1164 году шведы пришли к Ладоге на 55 шнеках, то есть их численность колебалась в пределах 3000-3500 человек. Вряд ли в Невской битве участвовало больше шведских воинов, тем более, что, похоже, князь Александр воспользовался разделением их на два лагеря и новгородцы атаковали практически равных им по численности врагов на правой стороне Ижоры, в то время, как находившиеся на левом ее берегу, по крайней мере, некоторое время в начальный период сражения оставались его безучастными свидетелями. Возможно именно такой замысел-воспользоваться разделением сил противника, возник у юного князя сразу после получения сообщения Пелгусия о том, что войдя в устье Ижоры, шведы раскинули свои станы по обеим берегам реки. Этим, возможно, и объясняется спешка князя, торопившегося к месту будущей битвы, чтобы разбить противника по частям, не дав ему сменить место и соединить свои силы. Подобная тактика в последующем применялась Богданом Хмельницким в битве с польским королем Яном Казимиром при Зборове, А. В. Суворовым в сражении с турками при Рымнике и другими полководцами.
  Выдающиеся русские историки прошлого рассказ Новгородской летописи младшего извода, не подвергали сомнению, передавая его в своих трудах практически дословно. В.Н. Татищев просто пересказал текст "жития", но С.М. Соловьев и Н.И. Костомаров дополнили его своими комментариями о религиозном значении Невской битвы. Историки советского периода главным образом подчеркивали полководческий талант Александра Невского и мужество новгородцев, отстоявших побережье Финского залива от иноземного вторжения. Л.Н. Гумилев считал Александра Ярославовича яркой "искрой" пассионарности на фазе затухания древнерусского этногенеза и гениальность его видел в том, что в пору обскурации, которая должна была привести народ к вырождению и гибели этого не случилось, благодаря деятельности святого благоверного князя. Однако, по его мнению "битва на Ижоре была выиграна не столько тактически или тем более стратегически, сколько морально: воинский дух шведов был подорван... русское мужество, хотя и в "мале дружине", снова преодолело скандинавскую силу, как было в 1023 году при Листвене, а потом в 1709 году при Полтаве". Религиозной составляющей Л.Н. Гумилев в противостоянии шведов, датчан, немцев и Новгорода, похоже, вообще не усматривает, полагая его борьбой этносов на стадии обскурации древнерусского ( в частности, и новгородского) этногенеза
  2. Мифы о Невской битве.
  В современной России, о Невской битве появилось не так уж много публикаций, которые добавляли бы что-либо новое к известным на протяжении семи веков фактам. Однако, некоторые авторы то ли в погоне за сенсациями, то ли из каких-то иных соображений тиражируют настоящие мифы, не имеющие под собой никакого основания. Так в сборнике " Самые знаменитые войны и битвы России", вышедшем в издательстве "Вече" в 1999 г. сообщается : "В июле 1240 года их войско под командованием зятя шведского короля Ярла Биргера ( 5 тыс. чел.) на 100 судах вошло в Неву...". Из каких источников автор сделал вывод о численности шведов и их судов, естественно, известно одному ему.
  В 1212 году в этом же издательстве вышла работа Н.А. Шефова " Краткая летопись русской истории", где вновь повторяется нелепое утверждение о ста судах.
  Еще один миф-это попытка расширительного толкования потерь новгородцев. Видимо, некоторые авторы, не особенно доверяя летописным сообщениям, считают, что двадцать погибших мужей надо считать с их собственными дружинниками, якобы тоже вместе с ними сложившими головы все до одного. То есть потери новгородцев нужно увеличить, по меньшей мере, десятикратно. Но летопись ясно говорит, что собственная дружина ( отряд) была лишь у одного Миши, а он, к счастью, остался жив. Кроме того, как-то сложно поверить, чтобы "Дрочила, Нездыловъ сынъ кожевниковъ" имел собственную дружину.
  В Интернете можно найти публикации о том, что Невская битва безусловно свидетельствует о полководческом таланте молодого новгородского князя и свидетельствует о его заслугах перед Великим Новгородом. Однако давать ему за нее громкое прозвище Невский вряд ли было уместно. Большая часть населения русских княжеств о Невской битве даже и не слыхала. Намного значительнее для судеб всей тогдашней Владимиро-Суздальской Руси являлся разгром немецких рыцарей на Чудском озере два года спустя. Вот за эту победу, громко прозвучавшую не только на севере, но и на юге Руси ( в киевско-черниговских землях), логичнее было бы провозгласить Александра Чудским. Но этого не произошло. Почему?
  В публикации, которая так и озаглавлена "Почему князь Александр Ярославович стал не "Чудским", а Невским ?" В.Рогоза приводит свою версию, почему этого не произошло. По его мнению ( следуя за Л.Н. Гумилевым), в битве на Чудском озере основную роль сыграли суздальские полки, которые привел на помощь брату Андрей Ярославович, а не малочисленная дружина Александра и новгородское и псковское пешее ополчение. "Житие" создавалось много позднее этих событий монахами близкими к митрополиту Кириллу и "давать святому князю почетную приставку по битве, в которой явно не его воины внесли главную лепту в победу, они не стали".
  В связи с этим В.Рогоза отмечает : "Судя по всему, готовя канонизацию князю, церковь хотела дать Руси небесного заступника именно на северо-западном направлении (общерусским святым он стал только в 1547 г.), а для этого приставка "Невский" хорошо подходила. Но, возможно, приставка "Невский" появилась даже чуть позднее, так как в вариантах первых редакций "жития" ("Повести о житии и о храбрости благовернаго и великаго князя Александра", "Слово о велицем князе Александре Ярославиче") она не упоминается".
  Вряд ли есть смысл приводить и другие примеры современного мифотворчества относительно Невской битвы. Пусть она произошла на Ижоре, а не на Неве, пусть ее нельзя отнести к грандиозным битвам современной ей Европы, типа сражений при Легнице, Шайо или даже на Омовже и том же Чудском озере, но она достигла своего главного результата: шведы извлекли из нее серьезный урок и долгие годы больше не делали попыток посягнуть на земли Северо-Западной Руси. Именно в этом и заключается основное значение битвы на Неве и память народная благодарит за это святого благоверного князя Александра Ярославовича, наградив его почетным званием Невский.
  Глава восьмая. Благодарность Великого Новгорода.
  Возвращение Александра Ярославовича в Великий Новгород после отражения попытки шведского вторжения в новгородские земли в июле 1240 года должно было быть, по меньшей мере триумфальным, однако прошло всего несколько месяцев, как новгородцы, казалось, по гроб жизни обязанные Ярославичу за спасение от шведов, внезапно в нем разочаровались и, выражаясь современным языком, объявили князю "импичмент". Причем произошло это неприятное для юного Александра событие почти в то же время, когда немецкие рыцари овладели Изборском и возвели на правление в Пскове своего ставленника Твердилу Иванковича, одного из псковских бояр, сильно тяготевших к Западу, а, проще говоря, предателя и изменника. Не удовольствовавшись этим, немецкие рыцари продвинулись в Водскую землю, граничившую с новгородскими территориями, обложили ее данью и даже возвели в Копорье, бывшем в то время селом или погостом, деревянную крепость в 12 верстах от юго-западного берега Финского залива. Захватив по берегам Луги весь скот и лошадей, они в тридцати верстах от Новгорода перекрыли дороги и стали нападать на купцов. То есть в этот момент над Великим Новгородом нависла новая угроза, пожалуй, гораздо более страшная, чем вторжение в Ижорскую землю шведов. Тем не менее, в этой сложной военно-политической ситуации горожане решили отказаться от услуг князя и его дружины.
  Чем же провинился молодой князь, совсем недавно отразивший вторжение шведов и разгромивший их в ходе Невской битвы, что вынужден был "того же лѣта на зиму выиде ... съ матерью и с женою и съ всѣмъ дворомъ своимъ къ отцю своему въ Переяслаль "
  Как видно распря его с новгородцами была нешуточной, коль выехать ему пришлось в спешном порядке и "с матерью, и с женой, и со всем двором своим" к Ярославу. Некоторое время назад (1128 г.) сам Ярослав, положив опалу на Великий Новгород, также выезжал в Переяславль, однако тогда он хотя бы оставил в городе обоих старших сыновей - Федора и Александра. В этот же раз, похоже, обе стороны были настроены решительно и мириться, вроде бы, не намеревались.
  Новгородские летописи старшего и младшего извода хранят по поводу причин распри между новгородцами и Александром абсолютное молчание. В.Н. Татищев сообщает: "в тот же год разругались новгородцы с Александром Ярославовичем, и была крамола великая в Новгороде. И отошел Александр скоро к отцу своему... и мало пребывал у отца, и пошел в Переяславль на княжение, которое на Клещине озере". Н. И Костомаров вскользь отмечает, что Александр вскоре не поладил с новгородцами и ушел в Переяславль. И лишь С.М. Соловьев причину их взаимного охлаждения видит в том, что "новгородцы...недолго могли ужиться с ним как с правителем, ибо Александр шел по следам отцовским и дедовским". Для лучшего понимания этой мысли знаменитого историка следует иметь в виду, что среди древнерусских городов Великий Новгород занимал особое место и, если центры многих удельных княжеств, как тот же Перяславль-Залесский, являлись княжескими вотчинами, то он таковым не был.
  Основанный в 859 году ( по крайней мере, согласно официально принятой дате) Великий Новгород по праву считался отцом городов русских, так как вокруг него и Киева ( по выражению князя Олега "матери городам русским") формировалась вся остальная Русь. На ранних стадиях Древнерусского государства он входил в состав Великого Киевского княжества, здесь начинали свою карьеру Владимир Святой, Ярослав Мудрый и княжеский престол в городе на Волхове по обычаю замещали их потомки. Так продолжалось до 1136 года, после чего в результате народных волнений Новгород стал "вольным городом", а точнее превратился в феодальную боярскую республику. Изгнав Мономахова внука князя Всеволода Мстиславовича, новгородцы перестали зависеть от Киевского княжества, создав свои органы самоуправления.
  Формально высшая законодательная власть в городе стала принадлежать всенародному вече, на котором избирались высшие должностные лица : посадник ( нечто вроде современного мэра или бургомистра по типу городов магдебургсого права), тысяцкий, командовавший городским ополчением и ведавший военными вопросами, архиепископ. На вече также стали решать, кого из князей приглашать на правление в Новгород и там же, при необходимости, решался вопрос об освобождении неугодного князя от должности. По обычаю вече мог созвать любой лично свободный новгородец, ударив в вечевой колокол, однако, если вопрос, который он предлагал обсудить на вече, признавался маловажным, инициатор его созыва рисковал искупаться в Волхове. Фактически же всеми вопросами управления городом ведала боярская верхушка- Совет господ, в состав которого входило до 50 лучших людей, то есть бояр. Бояре-вотчинники, сосредоточившие всю власть в своих руках, проводили на вече нужные им решения, умело манипулируя толпой и лично зависимыми от них простыми людьми.
  О социальных корнях новгородского боярства в исторической науке нет единого мнения. Длительное время считалось, что все они коренные новгородцы "от деда прадеда", потомки посадников, тысяцких, представителей купеческого сословия, словом, "лучших людей". В последнее время некоторые историки склоняются к мысли, что часть бояр все же выходцы из княжеских дружинников, осевших за два века в городе, которые приобрели здесь недвижимость и занялись купеческим ремеслом. Как бы то ни было на самом деле, но раскопки, проводившиеся в Великом Новгороде, показали, что вся территория города была поделена между боярами Ремесленники и другие простые горожане селились на их подворьях и своих земельных наделов, видимо, не имели. В Великом Новгороде было пять "концов" ( по числу улиц и ворот?), то есть своеобразных районов, жители которых ( ремесленный люд: кузнецы, кожевенники, плотники, шорники и т.д.) избирали своего старосту. Эти "кончанские" старосты пользовались большим авторитетом у горожан и участвовали в решении важных внутрихозяйственных задач города, а население концов в совокупности составляло городскую общину.
  Земли Великого Новгорода к концу ХIII в. на севере формально ограничивалась берегом Невы, однако в действительности его влияние распространялось на все северные территории, включая нынешние Архангельскую, Мурманскую области, Пермский край и даже регион реки Оби примерно до впадения в нее Иртыша. Находясь у самого начала пути из "варяг в греки", новгородцы облагали подвластные им территории данью и вели обширную торговлю с ганзейскими городами. Основными товарами являлись всего два: пушнина и воск, но зато продававшиеся в огромных количествах. Так, Н.Кленов сообщает, что из таможенных книг одного только Тевтонского ордена за два торговых года (1399-1400 и 1402-1403) следует, что купцами ордена было вывезено из Новгорода более 300 тысяч шкурок белки, а если добавить сюда города ганзейского союза, то годовой экспорт беличьих шкурок мог составлять до полумиллиона экземпляров, а шкурок горностаев- до нескольких тысяч. По данным таможенных книг Ревеля только в один этот город в 1368 году было вывезено 18 тонн воска. Поставки же воска в количестве 3-5 тонн для новгородских купцов было рядовой сделкой.
  Приведенные данные красноречиво свидетельствуют о том, какие прибыли приносила торговля боярско-купеческой верхушке города, поэтому бояре и зажиточные горожане очень ревниво относились к любой попытке ограничить их вольности и права. В качестве одной из профилактических мер в этом плане являлся запрет приглашенным ими на правление князьям и их дружинникам иметь на территории Великого Новгорода в собственности земельные наделы и другую недвижимость. Князь, хотя и являлся высшей правительственной и судебной властью, но бояре стремились свести все его полномочия к функции военного вождя, начальника своей дружины, а на время созыва ополчения- командующего всеми вооруженными силами города и территорий. Вмешиваться во внутренние дела Великого Новгорода, в его административно- хозяйственную деятельность, он имел право лишь в рамках ряды и попытки выйти за них могли закончиться изгнанием. Поначалу князья и не пытались этого делать, предоставляя вече и боярам решать свои внутрихозяйственные вопросы самостоятельно. Ряда или договор между призванным князем и Великим Новгородом фиксировала:1) судебно-административные отношения князя к городу; 2) финансовые отношения князя с городом; 3) отношения князя к новгородской торговле. До мелочей оговаривались права и обязанности сторон, условия содержания князя и дружины, оплата службы дружинников, их размещение и другие бытовые и хозяйственные вопросы. В описываемое время князь и дружина размещались на так называемом Ярославовом подворье или Городище, за пределами новгородских стен ( 2,5 версты), которое город как бы отдавал очередному князю в аренду.
  Кому это интересно может найти подробное изложение взаимоотношений княжеской власти и Великого Новгорода в "Курсе русской истории" В.О. Ключевского.
  Однако, с самого основания республики среди боярской верхушки единства не было. Оно и понятно: там, где речь шла о прибылях, каждый торговец прежде всего думает о своей выгоде. Бизнес есть бизнес, ничего личного. Между боярами постоянно возникали внутренние противоречия, не прекращалась подспудная борьба друг с другом за влияние в городе и плелись бесконечные интриги. Порой все это заканчивалось изменой кого-нибудь из них, бегством к немцам или в Литву, народными волнениями, сменой посадников. Первоначально именно эта внутренняя борьба бояр между собой за обладание властью в городе, являлась определяющей, однако со второй половины ХIII века усилились также противоречия между боярской верхушкой и князьями
  В 1169 году между Великим Новгородом и Великим князем Владимиро-_Суздальским Андреем Боголюбским ( двоюродным дедом Александра Невского) впервые на этой почве произошел серьезный вооруженный конфликт. Объединенное войско Мстислава Андреевича осадило Новгород, но неудачно. Множество суздальцев попало в плен и их продавали на рынке за бесценок. Обозлившись за поражение сына, Андрей Боголюбский ударил по "ахиллесовой пяте" новгородцев- городу Торжку, через который осуществлялось обеспечение Великого Новгорода хлебом ( своих запасов у зерна и муки у города фактически никогда не было). Мгновенно возникший голод и взлетевшие до небес цены на хлеб заставили гордых новгородцев примириться с Великим князем, но уже отец Александра, в очередной раз рассорившись с новгородцами, также в начале ХIII века перекрыл торговлю хлебом, захватив Торжок. Вся эта борьба князей с Новгородом преследовала одну цель- подчинить город своему влиянию, для чего очень важно было иметь в новгородских землях собственные наделы, и возможность раздачи их своим дружинникам. Тем самым, для князя возникала реальная задача основать династию потомственных новгородских князей, с чем не соглашались как бояре, так и простые горожане. В принципе, получить такие наделы можно было за счет конфискации земель принадлежавшим боярам-изменникам, которые как раз в конце 30-х годов объявились в Новгороде и находившаяся в их собственности недвижимость, была конфискована.Похоже, что гордый победой над шведами, Александр потребовал от города передать конфискованные у изменников земли ему в княжескую вотчину, что и вызвало возмущение новгородцев.
  Так это или нет, но понятно, что С.М. Соловьев именно в попытке укрепления княжеской власти и видел основную причину изгнания из города молодого Александра Ярославовича, недавнего всенародного любимца. Все же вряд ли это решение вече было единогласным, скорее всего, вотчинники сумели кратковременно навязать большинству горожан свое мнение. Да и вообще имело ли место в данном случае изгнание, сказать трудно. Не исключено, что Александр сам покинул Новгород, как его отец когда-то в 1228 году.
  Однако, согласно Новгородским летописям старшего и младшего изводов уже вскоре после отъезда князя в Переяславль, горожане собрали вече, постановившее направить делегацию к Великому Владимирскому князю Ярославу II с нижайшей просьбой возвратить сына на княжение. Судя по всему, угроза со стороны тевтонских рыцарей была настолько велика и реальна, что инстинкт самосохранения большинства новгородцев превозмог их обычную лояльность к боярской верхушке. Действительно, в сложившейся ситуации оставаться без князя, а, следовательно, и без поддержки "низовцев" было равносильно самоубийству. Ярослав удовлетворил просьбу новгородцев и согласился отпустить к ним Андрея, который был годом младше старшего брата. Обиженный Александр, видимо, от этой чести отказался, настаивая на выполнении своих требований к городу. Однако кандидатура младшего брата не удовлетворила горожан и они послали к Ярославу новую делегацию новгородских мужей ( по-видимому, бояр, инициировавших изгнание) уже во главе с владыкой Спиридоном просить отпустить к ним Александра. Согласно С.М. Соловьеву " Ярослав дал им его опять, на каких условиях неизвестно, но, вероятно, не на всей воле новгородской: мы увидим после самовластие Александра в Новгороде; жалобы граждан на это самовластие остались в договорах их с братом Александровым". То есть на какие-то серьезные уступки молодому князю Великому Новогороду, видимо, пришлось согласиться.
  Глава девятая. 1241 год: факты и мифы.
  Примирившись с новгородцами, Александр не стал откладывать свое возвращение и, по-видимому, уже весной 1241 года возвратился в Великий Новгород. Надо полагать, отец пополнил его дружину некоторой частью тяжелой конницы, так как, судя по тому, что в 1243 году он изгнал Михаила Черниговского из Киева (правда, по ярлыку, на внешне законном основании), а перед этим ходил войной на Каменец, войск у Ярослава было достаточно.
  Когда же Александр мог реально прибыть в Великий Новгород? Указание в летописи об его отъезде "того же лета на зиму" во Владимир, а затем в Переяславль- Залесский, отстоящий почти на 600 км от Великого Новгорода, позволяет предположить, что со всем двором на этот переезд ему понадобилось не меньше месяца, то есть весь декабрь. По-видимому, уже в начале нового 1241 года к Ярославу прибыло первое посольство, на что ушло еще не меньше месяца. Возвращение новгородцев заняло еще месяц и новое посольство таким образом, могло прибыть к Великому князю не раньше конца февраля. Следовательно, если никаких проволочек не было, то Александр мог появиться в Великом Новгороде не раньше апреля-мая.
  Ознакомившись с общей обстановкой, князь с присущей ему энергией решил, прежде всего, устранить угрозу с севера и деблокировать торговые пути, поэтому при поддержке новгородцев, ладожан, ижоряи и корелы взял штурмом Копорье, уничтожив основанную там тевтонскими рыцарями деревянную крепость. Согласно преданиям, здесь сложил свою голову отважный Гаврила Олексич. Захваченный в плен немецкий гарнизон частично был уничтожен, а оставшихся в живых Александр привел в Новгород. Часть его ( из числа немцев) он затем отпустил на волю, видимо, не желая обострять отношения с орденом, казнив лишь изменников из вожан и чуди. Вряд ли он стал бы предпринимать военные действия в период весенней распутицы и штурм Копорья, скорее всего, состоялся в июне-июле или даже осенью 1241 года.
  Казалось бы, следующим шагом решительного и отважного князя должно было стать освобождение Пскова, гарнизон которого возглавлялся двумя тевтонскими рыцарями. Это было бы тем более уместным, что 9 апреля 1241 года произошла известная битва при Легнице, в ходе которой погибло 40 одних только братьев- рыцарей и помощь псковскому гарнизону со стороны Риги была затруднена.
  Однако вместо этого, по свидетельству С.М. Соловьева, князь Александр внезапно покидает Великий Новгород. "Но нельзя было так скоро освободить Псков;- сообщает знаменитый историк,- только в следующем году, съездивши в Орду, Александр выступил на Псков и взял его". Действительно, как известно, Псков был освобожден от немецких рыцарей внезапным ударом новгородцев на исходе зимы 1242 года, то есть, спустя более полугода после захвата Копорья.
  Если С.М. Соловьев имел в виду так называемую Золотую Орду ( Джучиев улус), то ее в то время еще не существовало, так ее стали называть в начале ХVI века. Но все же какова же была цель такой неожиданной, на первый взгляд, поездки Александра к Батыю? С.М. Соловьев отвечает на этот вопрос следующим образом: "... потому что Батый прислал сказать ему: "Мне покорил бог многие народы, неужели ты один не хочешь покориться моей державе? Если хочешь сберечь землю свою, то приходи и увидишь честь и славу царства моего...".
  По Н.И Костомарову Псков был освобожден вскоре после взятия Копорья и Александр безвылазно находился в нем до начала апреля 1242 года, откуда сразу выступил на Чудское озеро. Новгородские летописи младшего и старшего извода о поездке Александра Ярославовича в Орду в 1241 году ничего не сообщают, но зато отмечают, что в 1242 год туда был вызван Ярослав. Об этом же свидетельствует и В.Н. Татищев. Кстати, и С.М. Соловьев в месте, где он рассказывает о том, что новгородского князя вызвал к себе Батый также, указал этот год. Тут явно допущена описка, поскольку сам же он несколько раньше отмечает, что сразу после битвы на Чудском озере, то есть весной 1242 года ".. Александр должен был ехать во Владимир прощаться с отцом, отправлявшимся в Орду". В этой связи все, на первый взгляд, получается логично: в 1241 года на встречу с Батыем ездил новгородский князь, а весной следующего года его отец.
  Где же в 1241 году находился Бату-хан и возможна ли была физически его встреча с новгородским князем? Как уже упоминалось выше, после взятия Киева в 1240 году, Батыево войско за 4 месяца перешло Волынь и вторглось в Западную Европу. 9 апреля 1241 года польско-немецкая армия под предводительством Людовика Благочестивого была разбита при Легнице одним из монгольских корпусов, а 11 апреля того же года другой монгольский корпус разгромил при Шайо венгеро-хорватское войско короля Белы IV. Когда 11 ноября 1241 года скончался верховный хан Угэдэй, Батый, фактически заключивший с Фридрихом II пакт о ненападении (!?), посчитал свою миссию в Европе выполненной и вернулся на Нижнюю Волгу, как сообщает об этом Л.Н. Гумилев, через Боснию, Сербию и Молдавию. Однако вопрос заключается в том, когда это произошло? Известно, что в январе 1242 года Бату успел еще взять тогдашнюю столицу Венгрии Эстергом и приказ своим войскам о возвращении на Нижнюю Волгу отдал только в марте, когда Гуюк, сын Угедэя, Бури, внук Джагатая и Мунке, сын Тулуя, покинули войска и двинулись в Монголию, готовясь вступить в борьбу за освободившийся трон. Наиболее вероятным кандидатом занять его считался Гуюк, который был злейшим врагом Бату. Именно поэтому тот поторопился возвратиться на Нижнюю Волгу, где после своего возвращения основал улус Джучи, по имени своего отца, позднее известный на Руси, как Золотая Орда. В Каракорум для борьбы за престол верховного хана он благоразумно не поехал, не без оснований полагая, что в своем улусе и стены помогают. Действительно, его расчет оправдался: даже став верховным ханом, Гуюк не смог вредить Бату-хану, а когда попытался выступить против него, то вскоре и умер.
  Так что же получается? Знаменитый историк С. М. Соловьев ошибался, утверждая о поездке Александра в Орду в 1241 году? Так сказать, высосал это сообщение из пальца? И уезжал ли Александр в 1241 году надолго куда-либо вообще?
  Ответ на этот вопрос не такой простой, как кажется на первый взгляд. Конечно, утверждение выдающегося историка о том, что новгородского князя вызвал в Орду Бату-хан, да еще в таких выражениях, которые приведены выше, весьма сомнительно. Прежде всего, для Батыя в то время Александр Ярославович был никто, и звать его было никак. Помимо сражения на Неве, двадцатилетний князь ничем еще знаменит не был и вряд ли Бату, занятый походом против Европы, о нем что-либо слышал вообще. Во-вторых, маловероятно, чтобы Александр был вызван в Орду раньше своего отца Великого Владимирского князя. Батый был далеко не глупым человеком и в субординации разбирался. Согласно летописям, он вызывал к себе в первое время только великих князей. Наконец, в 1241 году Батый в Орду ( Нижнее Поволжье) ни Александра, ни Ярослава вызвать не мог по той причине, что его там не было и возвратился он туда не ранее лета 1242 года.
  Однако и отвергать сообщение С.М. Соловьева о том, что в 1241 году Александр уезжал куда-то из Великого Новгород, тоже вряд ли правильно. Ведь факт остается фактом: после взятия Копорья Александр несколько месяцев почему-то пребывает в полном бездействии, что не в его характере. О том, где он находится в это время, летописи умалчивают. Возможно, Александр ездил не к Батыю, а к отцу, договариваться об оказании ему помощи войсками. Фразу С.М. Соловьева : "... нельзя было так скоро освободить Псков;" можно истолковать в том смысле, что для этого у новгородского князя не было достаточно сил. Действительно, похоже, для освобождения Копорья новгородское ополчение не собиралось, для этого хватило княжеской дружины, ладожан, ижорян и корелы. Но взять Псков, где стоял сильный немецкий гарнизон, возглавляемый двумя братьями-рыцарями такими скромными силами было нельзя. Кроме того, судя по его последующим действиям, Александр не собирался ограничиться одним освобождением Пскова, а намеревался вторгнуться в пределы Ордена и навязать немецким рыцарям сражение в удобном для него месте. Но такая операция требовала тщательной разработки, определения необходимых для ее осуществления сил и средств, а главное- наличия соответствующего количества войск, в том числе конницы и тяжело вооруженных ратников (воев). По сведениям историков население крупных городов Владимирского княжества в то время не превышало 25-30 тысяч человек. Следовательно, при известном напряжении сил Великий Новгород мог выставить от силы 2,5 тысячи ратников. Новгородские волости могли поставить еще тысячу-полторы легковооруженных воинов. Таким образом, вместе с княжеской дружиной и владычным конным полком набиралось примерно до 4000 человек. Для освобождения Пскова таких сил было достаточно, однако выступить практически с одним ополчением против профессиональных воинов- рыцарей Ливонского ордена было бы безрассудством.
  Какими силами располагал в это время Ливонский орден? Братьев -рыцарей к 1242 году было меньше 100 на всю Ливонию, так как 40 рыцарей погибло в битве при Легнице. Каждый рыцарь являлся предводителем подразделения -копья. Сколько воинов входило в копье, точных данных нет, однако известно, что в 1269 году при подготовке похода на Псков из 18 тысячного войска братьев - рыцарей было 180. Вообще, только братья-рыцари являлись членами Ливонского ордена и до вступления в него уже должны были иметь рыцарское достоинство. Они должны были участвовать в походах, но помимо этого занимали еще военные и административно-хозяйственные должности, командуя воинскими подразделениями и территориальными единицами.
  Основную ударную силу Ливонского ордена составляла тяжелая рыцарская конница, наносившая в сражении первый удар. Вслед за конницей в бой вступала тяжеловооруженная пехота. Противостоять конным рыцарям могла только такая же тяжелая русская кавалерия, но дружина Александра Невского и владычный конный полк вряд ли насчитывали более 300 всадников и этого количества было явно недостаточно. Новгородцы остро нуждались в кавалерии и помочь им в этом мог только Великий Владимирский князь Ярослав Всеволодович.
  Именно поэтому, чтобы убедить Ярослава оказать ему действенную помощь и понадобился личный приезд новгородского князя к отцу и нахождение его в Переяславле или Владимире. Ведь тот факт, что уже в начале зимы 1242 года в Великий Новгород из суздаля подошло солидное подкрепление, никем не оспаривается. Но об этом подкреплении следовало прежде договориться с отцом, возможно лично отобрать подходящих воинов или воинские подразделения, проверить их вооружением, экипировку и подготовку. План предстоящей операции Александр не мог не согласовать с отцом и вполне возможно, что тот также принимал участие в ее разработке На все на это требовалось время. Возможно, именно этим и объясняется кажущееся бездействие Александра весь 1241 год и его отсутствие в Великом Новгороде.
  Конечно, буквально толкуя сообщение С.М. Соловьева, можно, предположить, что князь Александр через Киев поехал на встречу с Батыем в Словению или Хорватию, где тот находился в это время. Но зачем и с какой целью его туда стал бы звать предводитель монгольских войск? Поехал сам, по личной инициативе выпросить пару татарских конных полков? А тот с радостью так их ему и дал?!
  Нет, все же предположение о том, что новгородский князь встречался в это время с отцом выглядит значительно правдоподобнее. Более того, по утверждению В.Н. Татищева, так оно и было на самом деле: вскоре после взятия Копорья князь "...пошел снова в Переяславль белорусский"
  Конечно, это сообщение можно тоже расценить как всего лишь предположение. Вокруг личности Александра Ярославовича создано немало мифов и легенд, прежде всего стараниями православной церкви, что о реальных подробностях его жизни фактически известно очень мало. Начать хотя бы с того, что исходя из летописей, его отец Ярослав II Всеволодович был гораздо более выдающимся государственным деятелем, чем Александр, и для обеспечения безопасности Северной Руси сделал, по крайней мере, не меньше сына. Однако, Александр Ярославович является прямым предком династии московских князей, что и послужило одной из причин его канонизации. Церковь усиленно создавала образ "святого и благоверного" князя Александра, небесного покровителя и заступника Северо-_Западной Руси, затушевывая деяния его отца. Мифы об Александре создавались не только в глубокой древности, но продолжают рождаться даже и в наши дни.
  Так, сегодня можно нередко встретить сообщение о том, что во время своей поездки в Орду в 1252 году Александр Невский побратался с сыном Бату-хана Сартаком. Кое-где в публицистической литературе можно найти даже высказывание о том, что тем самым он стал Чингисидом, как бы названным сыном Бату. У монголов же узы побратимства сильнее кровных. Появилась масса публикаций о том, что именно поэтому Бату-хан дал ему конницу Неврюя, изгнавшего Андрея Ярославовича из Владимира. Почти аксиомой стало мнение о том, что именно под влиянием Александра Сартак принял христианство ( пусть даже несторианство, как об этом сообщает Гийом де Рубрук). Церковь с энтузиазмом поддержала это мнение и по заказу наместника Александро-Невской Лавры была даже написана картина "Александр Невский и Сартак в Орде".
  Однако на чем вообще основаны эти сведения? Напрасно искать в Новгородских летописях, в "житии...", да и в каком-либо другом русском источнике сообщений о факте "братания" Александра с Сартаком. Их там просто нет. Новгородская летопись старшего извода относит поездку Александра в "татары" к 1246 году, а возвращение датирует 1250 годом. О пребывании его в Орде в 1252-1253 годах в ней ничего не говорится. Новгородская первая летопись младшего извода также сообщает, что возвратился Александр из Орды в 1250 году. Далее летописец отмечает: "В лѣто 6759 [1251]. Прииха митрополит Кирилъ в Новъгород и епископъ ростовьскыи, тоже имя бѣ ему Кирилъ, поставиша архиепископа новгородчкого Далмата. Тогды же прниде Неврюи на Суздалкую землю , на князя Андрѣя; и бѣжа князь Андрѣи Ярослаличь за море въ Свиискую землю, и убиша и." В.Н. Татищев датой смерти Бату-хана, умершего в 1255 году, почему-то называет 1248 год, отмечая, что Сартак, ставший его преемником, в 1249 году "дал великое княжение Киевское и всю землю просто Русскую ( то есть, надо полагать, включая сюда Переяславльское, Черниговское и Новгород-Северское княжества-прим. мое) Александру, а Белорусское князю Андрею по завету отца их". О поездке Александра Ярославовича в Орду в 1952 году В.Н. Татищев также сообщает, добавив, что Сартак принял его "с честию", но ни о каком "братании" с ханом не упоминает. Не приводят сведений об этом Карамзин и Соловьев.
  Известно, что современниками Бату-хана, его сына Сартака и Александра являлись европейцы Гийом де Рубрук и Джованни де Плано Карпини, судя по их воспоминаниям, лично знакомые с двумя первыми. Однако, никаких сведений о "братании" Сартака с Александром не сообщают и они. Для полноты картины можно добавить, что ни Джувейни, ни Рашид ад Дин, ни другие восточные авторы, изучавшие современное государственное устройство и быт Золотой Орды об этом в своих обширных трудах также не пишут.
  Так кто же положил начало этому вымыслу? Как обычно, "ларчик просто открывается". Единственным автором, благодаря которому миф о "братании" получил широкое распространение, став для многих аксиомой, принятой бездоказательственно на веру, является Л.Н. Гумилев.
  В работе "Черная легенда (историко-психологический этюд). Сила вещей и ее срывы" создатель теории этногенеза отмечает:
  "Итак, на юге и востоке было крайне неблагополучно. Только на севере монголам удалось заключить прочный мир. Александр Невский, дважды разбивший католических рыцарей и почти ежегодно отражавший литовские набеги, счел, что татары лучше немцев. Поскольку его отец, великий князь Ярослав, был отравлен в ставке Гуюка по доносу своего же боярина Федора Яруновича, Александр примкнул к врагу Гуюка, Батыю, и даже побратался с его сыном, несторианином Сартаком. "
  Об этом же сказано и в широко известном труде Гумилева Л. Н. " Древняя Русь и Великая степь. XXX. Неизбежность расплаты":
  " Вспомним, как осторожно вели себя по отношению к Руси ханы Золотой Орды. Сын Батыя Сартак побратался с Александром Невским и в 1252 г. обеспечил ему великое княжение Владимирское"
  Это частное мнение ( даже не теория или гипотеза) известного историка неизбежно повлекло за собой новые мифы. Так некоторые авторы пошли дальше и, ссылаясь на миф о "братании" Александра с Сартаком, увязали его с цитировавшимся выше сообщением С.М. Соловьева о поездке новгородского князя в Орду в 1241 году. Добавив немного воображения, оказалось не трудно перенести гумилевский миф о "братание" на десять лет назад. Таким образом, возникла стройная теория, подкрепленная сведениями , почерпнутыми из широко известных на Западе трудов Рейнгольда Гейденштейна (1556-1620), польского историка с немецкими корнями, бывшего одно время секретарем у Стефана Батория.. Он в своих работах вспоминал "предание", в соответствии с которым Александр Ярославович был направлен ханом Батыем и победил ливонцев в бою, располагая вспомогательными татарскими войсками. Еще бы, ведь "побратавшись" с Сартаком в 1241 году и став приемным сыном Бату-хана, князь Александр оказался причисленным к "лику" Чингизидов наравне с Гуюком, Мункэ, Беркэ и др. Естественно и новоявленный "отец" и новоиспеченные "братья" не могли бросить его в сложной ситуации и разве составляло для того же Батыя проблему одолжить ему два-три полка тяжелой татарской конницы, которая и разнесла в пух и прах крестоносцев на озере Пейпус, как Чудское озеро именуется на Западе?
  Конечно, даже, если бы дело обстояло и таким образом, ничего унизительного в этом ни для Великого Новгорода, ни для Александра Невского, ни в целом для Руси, нет. Для отражения агрессии немецких рыцарей можно было пойти на сделку хоть с Бату, хоть с кем угодно, кто помог бы в тот момент двумя-тремя тысячами тяжелой конницы. Однако при реальной оценке исторических событий следует исходить не из мифов, какими бы красивыми они не были, а из исторических источников, и на самом деле, видимо, никакой помощи Александру и его отцу от Бату -хана не было. Им пришлось защищать рубежи Северо-Западной Руси самостоятельно, и этот их подвиг хранит в своей памяти и воздает им обоим за него должное, Русская земля.
  Как же по современным представлениям происходило сражение при Чудском озере, и кто в действительности решил исход этой битвы?
  Глава десятая. Битва при Чудском озере.
  Обе Новгородские летописи о зимней кампании 1242 года, закончившейся освобождением Пскова сообщают кратко, буквально двумя предложениями: "Пошел князь Александр с новгородцами и с братом Андреем и с низовцами на Чудскую землю на немцев зимой в силе великой... И князь Александр занял все пути до Пскова и освободил князь Псков и захватил немцев и чудь и, сковав их, отправил в Новгород, а сам пошел на Чудь". Из этого текста в сопоставлении его с вышеприведенным сообщением В.Н. Татищева логически вытекает, что после взятия Копорья князь Александр отправился к отцу и возвратился в Новгород зимой с братом Андреем и низовскими полками. Что это были за полки? Нет сомнения, что в первую очередь новгородскому князю нужна была тяжелая конница, в количестве, по меньшей мере, полутора-двух тысяч всадников. Своих всадников у Ярослава было значительно меньше, да и не мог он всех своих дружинников отправить с сыном, следовательно, конные полки формировались из дружин владимирских князей и бояр, имевших свои дружины поменьше. Не исключено, что в помощь Новгороду была направлена и пешая рать, состоявшая из тяжеловооруженных воев.
  В литературе можно встретить высказывания о том, что во главе владимиро-суздальских полков Ярослав поставил Андрея. Однако такое утверждение не основано на летописных источниках. Наоборот, в них прямо указано, что всем воинством командовал Александр. В.Н. Татищев также отмечает, что князь: "...пошел к Новгороду, взяв с собой брата своего Андрея и все воинства свои". Вероятнее всего, Ярослав просто отпустил с ним любимого сына, чтобы тот учился воинскому искусству у старшего брата. Видимо, С.М. Соловьев придерживался такого же мнения, так как об участии Андрея в Чудской битве вообще не упоминает и, более того, как и Н.И. Костомаров, вообще о прибытии низовских полков в помощь новгородцам ничего не сообщает. Однако сомневаться в достоверности летописных известий нет оснований, так как Литовская старшая рифмованная хроника в довольно поэтичных выражениях сообщает о прибытии помощи Великому Новгороду: " тогда выступил князь Александр и с ним многие другие русские из Суздаля. Они имели бесчисленное количество луков, очень много красивейших доспехов. Их знамена были богаты, их шлемы излучали свет. Так направились они в землю братьев -рыцарей". Выражение "их знамена были богаты" можно истолковать в том смысле, что знамен (флагов, стягов) было много и это как раз подтверждает предположение, что войско низовцев состояло из многих подразделений удельных князей, так как у каждого князя был свое знамя и каждое воинское подразделение тоже имело свой стяг. Судя по описанию полки состояли из легкоконных всадников ( отроков?!), вооруженных луками и тяжелой конницы, но возможно и пеших ратников в кольчугах и шлемах. В Татарстане до сих пор бытует мнение, что конные полки, участвовавшие в сражении на Чудском озере, состояли из булгар ( предков казанских татар). В принципе, ничего невозможного в этом нет, так как многие булгары после взятия Батыем Великого Булгара укрылись во Владимирском княжестве, став великокняжескими подданными..
  Сразу же после освобождения Пскова, Александр со своими полками вторгся в земли немецких рыцарей, впереди шел авангард, возглавляемый воеводой Дамашем Твердиславовичем и братом посадника Кербетом (похоже, последний был какой-то значительной фигурой у тверичей, так как позднее участвует с ними в отражении литовцев, напавших на Бежицкую волость). Авангард, надо полагать, был достаточно сильным, и в его задачу входил набег на земли ордена и создание паники в Чудской земле с тем, чтобы заставить орден выступить со всеми силами в открытое поле, чего и добивался новгородский князь. Однако то ли Дамаш с Кербетом слишком увлеклись, то ли они не ожидали, что Орден очень быстро отреагирует на их вторжение в свои территории. Как бы то ни было, но немецкие рыцари ввиду надвигающейся угрозы быстро мобилизовались, соединились с рыцарями Дерптского епископа и нанесли авангарду новгородцев серьезное поражение. Дамаш был убит, с ним погибло еще много воинов, иных пленили, но какая-то часть авангарда ( вместе с Кербетом, надо полагать) уцелела и соединилась с князем Александром. Таким образом, главная задача стратегического замысла новгородского князя- навязать ливонским рыцарям сражение вне городских стен в чистом поле, была выполнена. Основные силы ордена были поддержаны рыцарями Дерптского епископа, некоторым количеством датских рыцарей ( видимо, из тех, что находились в Ревеле) и рыцарей -гостей из Европы. По мнению британского историка Д. Никола, специально исследовавшего эту тему, сведения о силах противостоявших сторон, как, советских, так и российских историков, неоправданно завышены. По его оценке, приведенной в книге "Озеро Пейпус 1242:Битва на льду", изданной в 1998 году в Оксфорде, в сражении принимало участие 800 конных рыцарей и оруженосцев, 700 орденских пехотинцев-кнехтов и порядка 1000 эстов ( чуди). Общая численность русских войск под командованием Александра Невского составляла примерно 6000 человек. Цифры, приведенные британским историком не противоречат данным летописей о числе погибших и взятых в плен крестоносцев и о потерях русских. На мой взгляд, они выглядят наиболее объективными из тех, что встречаются в исторической науке и публицистике. А вот сообщения о наличии в войске Александра 15 тысяч воинов и о количестве ливонских рыцарей- 12-14 тысяч человек ( цитировавшийся выше сборник "Самые знаменитые войны и битвы России") выглядят явно преувеличенными, как и мнение советских историков о том, что в новгородском войске их было примерно 17 тысяч.
  Место, где именно произошло сражение, вошедшее в историю, как Ледовое побоище, до сих пор вызывает споры как у профессиональных историков, так и у публицистов. Буквальное толкование летописного указания "князь же отступил на озеро, немцы же и чудь пошли на них. Увидев их, князь выстроил полки на Чудском озере, на Узмене, у Вороньего камня и пошел (против них- прим. мое) и ступили на озеро Чудское обоих ( войск-прим. мое) множество" долгое время не вызывало сомнения, что битва произошла на самом Чудском озере. Люди старшего поколения с детства помнят, как в знаменитом фильме С. Эйзенштейна рыцарский клин быстро надвигается по заснеженному льду озера на неподвижно застывшие русские полки. Однако, уже по результатам экспедиции АН СССР, работавшей на Чудском озере в 1956- 1966 годах прошлого века, многие исследователи стали сомневаться в достоверности летописных сведений. Во-первых, Вороньего камня так никто и не смог обнаружить. Попытка искать его на Вороньем острове особого успеха не имела. Этот остров расположен в так называемом Теплом озере, достаточно узком проливе между Псковским и Чудским озерами, которое даже зимой полностью не замерзает, и лед на нем размыт многочисленными полыньями. Немецкие рыцари прекрасно знали эту местность, поэтому не пошли бы прямо через это озеро. Да и по летописным сообщениям получается, что князь Александр отступал от южного берега Псковского озера в северном направлении вдоль его восточного побережья, а ливонские рыцари двигались за ним. Кроме того, и второй ориентир, указанный в летописи отождествить достаточно трудно. На юге псковской области есть крошечное озеро Узмень, в Тверской области имеется деревня Узмень. Но в районе Самолвы, где, скорее всего, и происходилала сама битва каких-либо географических отметок с таким названием не имеется. Поэтому по представлениям современных исследователей Узмень- это урочище, в котором могли расположиться засадные конные полки низовцев. В статье одного из исследователей, размещенной в Интернете tayni.nm.ru'Stat/vor_kamen.htm
  сообщаются любопытные факты, позволяющие довольно точно определить место сражения. Автор ссылается на сообщение эстонского историка Паклара Э.К., который писал: " Бой был у реки Желча, у русского урочища Желечко" и Разина Е.А., по мнению которого " Ледовое побоище было у восточного берега Чудского озера, около урочища Узмень, у Вороньего камня". У местных жителей сохранились предания, что битва произошла за Самолвой. Исходя из этих сообщений, автор публикации полагает, что урочище Узмень могло находиться в среднем течении речки Желча.
  Конечно, не вызывает сомнения, что Александр Невский не шарахался "наобум Лазаря" куда попало, а план всей предстоящей операции был им продуман до мелочей задолго до выступления из Великого Новгорода или, по крайней мере, из Пскова. Следовательно, и место для битвы он выбрал заранее, проведя заблаговременно его рекогносцировку, и предпринял все меры для того, чтобы крестоносцы приняли в этом месте навязанное им сражение. По представлениям современных исследователей этим место является местность между Самолвой и устьем речки Желча, где Невский расположил свои пешие полки. Правый фланг упирался в юго-восточный берег Чудского озера. Конница, как полагают некоторые исследователи, была укрыта в засаде на его левом фланге в урочище в среднем течении этой речки. Слово узмень следует понимать не как географическое наименование, а название узкого потока, рукава небольшой реки вдоль болота.
  Итак, попытаемся реконструировать ход сражения по современным представлениям.
  Исходя из условий местности, пешие русские ратники, скорее всего, стояли сомкнутым строем с глубиной построения в 8-10 рядов. Здесь на узком участке в полкилометра по фронту как раз и могло разместиться примерно 4000-5000 воинов. Битва началась с рассветом в субботу 5 апреля. Двигавшиеся с юга рыцари шли в своем обычном походном построении "клином" или "свиньей", но вопреки распространенному мнению, для атаки в сражении с серьезным противником они разворачивались в шеренгу, так как иначе снижалась ударная сила рыцарской конницы. Из-за особенностей своего походного строя, рыцарское войско обычно передвигалось шагом, поэтому его пробивная мощь в отличие от, например, "крылатых" польских гусар, была не велика. Развернувшись же в шеренгу, все 800 конных рыцарей во главе с членами Верховного Капитула Андреасом фон Вельвеном, Дитрихом фон Грюннингеном, Германном фон Буксгевденом могли атаковать по всему фронту. Смяв лучников, осыпающих их градом стрел, ливонские рыцари довольно успешно стали продвигаться вперед, особенно в центре, оттесняя пеших ратников к устью речки Желчи. Вслед за всадниками продвигались вперед тяжеловооруженные пехотинцы-кнехты и чудь ( эсты). "И бысть тут сеча великая, -как отмечает летописец,- треск от ломающихся копий и звуки от сечения мечами". Нельзя не заметить, что летописи ничего не сообщают о засадном конном полке, ограничиваясь кратким указанием на то, что "немцам и чуди ( некуда было деваться- прим. мое), как к морю замерзшему двинуться и не было видно льда, покрылось все кровью". Есть правда, и другой перевод "... и казалось, что двинулось замерзшее море". Вывод о засадном полке делается, исходя из слов летописца о том, что он слышал от очевидца, который рассказывал, будто "видел полк божий, по воздуху пришедший на помощь Александру". Видимо, полагая это сообщение вымыслом, В.Н. Татищев и Н.И. Костомаров вообще о нем не упоминают, а С.М. Соловьев отмечает, что, когда немцы и чудь пробились через русские полки и погнали уже бегущих, "Александр обогнал врагов с тыла и решил дело в свою пользу". Старшая рифмованная ливонская хроника, как и новгородские летописи не сообщает о засадном полку, ссылаясь лишь на то, что у русских был подавляющий перевес в живой силе. Правда, в утверждение, что одному немцу противостояло шестьдесят русских воинов, поверить трудно. Рыцарям удалось смять легковооруженных лучников, стоявших впереди русского войска, но затем русичи их окружили и они вынуждены были отступать по льду озера. Фраза о том, что они были окружены весьма показательна- следовательно, у новгородцев откуда-то появились новые, свежие силы, которые смогли совершить окружение. Значит, был у Невского какой-то достаточно внушительный ( 1500-2000 воинов) резерв, который и решил исход битвы. Еще одним, пожалуй, решающим доказательством, наличия засадного полка, является тот факт, что крестоносцам пришлось уходить с места сражения по льду Чудского озера в направлении острова Пиирисаар. Если бы засадного полка не было, а, скажем, Александр просто двинул против них резерв, стоявший в тылу его войск, то рыцарям незачем было уходить по весеннему льду озера. Они просто могли бы отступить назад вдоль его восточного побережья, тем же путем, которым пришли к месту битвы. Поэтому логично признать наличие засадного конного полка, которым, безусловно, командовал сам новгородский князь. С какой стати он поручил бы это ответственное дело своему младшему брату еще даже и " не нюхавшему пороха"? Ведь засадный полк должен был начать атаку в точно рассчитанный момент, когда рыцари уже поверили в свою победу, но русичи еще не обратились в повальное бегство и у них хватило бы еще сил перейти в контратаку одновременно с ударом конницы. Тем более, русские летописи, ничего в этом сражении об Андрее не упоминают, отдавая всю полноту славы Александру.
  Разгром Ливонского ордена на Чудском озере имел далеко идущие последствия. Дело даже не в том, что потери немцев убитыми составили 400-500 человек, 50 попало в плен, а сколько погибло чуди, вообще никто не считал. Гораздо важнее было то, что моральный дух ливонских рыцарей оказался подорванным надолго. "Натиск на восток" захлебнулся, а уже в следующем году геополитическая ситуация на северо-западе Руси в корне изменилась. В 1242 году, как уже было выше сказано, Батый вызвал к себе в Джучиев улус Ярослава Всеволодовича. Великий Владимирский князь изъявил покорность, хан по словам В.Н. Татищева "дал ему старейшество во всем русском народе; и пришел с великою честию в землю свою". Внешне это выглядело так, будто после его поездки ничего не изменилось, но с юридической точки зрения, признав верховную власть Батыя, Ярослав вернулся уже не в свое княжество, а в часть Джучиева улуса, в которое оно теперь вошло. Не случайно русские летописи с этого времени стали именовать Батыя "царем" или "кесарем". С суверенитетом Великого Владимирского княжества, как и многих других русских территорий , было надолго покончено. Однако, в этом была и своя положительная сторона ибо теперь немецким рыцарям, решись они напасть на Русь, противостояли бы и все вооруженные силы Джучиева улуса. Изменившаяся политическая ситуация вынудила и Ватикан изменить свой политический курс в отношении "христианизации" русских земель. С этого времени на первый план вышла дипломатия. Вскоре рыцари прислали своих послов в Великий Новгород, было заключено перемирие. Согласно его условиям, восстанавливался статус-кво границ по состоянию на 1240 год, был произведен полный размен пленными. Прямая угроза территориального захвата Северо-Западной Руси отпала и постепенно жизнь новгородской земли стала входить в прежнюю колею.
  ноябрь-декабрь 2012 года.
  

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"