Езенбергер Райнер : другие произведения.

Холодная война против России и германский верноподданный

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Книга освещает взаимоотношения между Германией, США и Советским Союзом в послевоенные годы после 1945 года. Автор делится своими впечатления от встреч с советскими людьми во время своей работы в СССР и которые он получил во время своих путешествий по современной России. Это критика европейца капиталистической рыночной экономики, которой подчинились немцы и, таким образом, упустили возможность внести свой гуманистический вклад в развитие взаимоотношений между Западом и Востоком. Россия как противовес западному материалистическому сознанию.
  
  
  
  
  Райнер Езенбергер
  
  Холодная война против России и немецкий вассал
   Культурная смерть Запада
  
  Смерть культуры Запада и его погрязание в материализме
  Чем Россия может помочь Западу
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Содержание
  
  
  Предисловие стр.
  Вводный обзор стр.
  1. Германия в послевоенное время и ее упущенные возможности ......... стр.
  2. Уродливые взаимоотношения Германии и Запада в политике .............. стр.
  3. К вопросу исследования истории: симптоматическое осознание истории и паттерны изменений ................................ стр.
  4. Грехопадение, духовная капитуляция и другие проблемы Германии .......... стр.
  5. Был ли Австрийский государственный договор 1955 года образцом для старшего брата - Германии? .............................................................. стр.
  6. "Учите историю" ............................................................................................................ стр.
  7. СМИ между властью, манипуляциями и свободой стр.
  8. Развитие России на рубеже XIX- XX веков. Рефлексия в переломный момент ... ....................................................................................................................стр.
  9. Предвидение трансформаций в XXI веке ..................... стр.
  10. Европа и Америка - противоположности, перемены и противоречия .................. стр.
  11. Окончательные итоги послевоенной политики Германии и России стр.
  12. Куда движется история? стр.
  Эпилог ................................стр.
  Список литературы ................................ стр.
  
  
  Предисловие
  
  
  Каждый человек пишет историю своего времени
  Сегодня можно писать историю, не отходя от компьютера. В конечном счете, разумеется, получаются из этого прежде всего "истории". При этом часто теряется истина, которой жертвуют в пользу чьих-либо интересов.
  Мнение по теме - это, в первую очередь, уточнение, когда автор сначала раскрывает мотивы, цели, опыт и, прежде всего, принципы мышления, лежащие в основе его размышлений. Оно связано с прозрачностью, с добросовестностью и личными стандартами качества. Однако мышление и его письменное выражение в рукописи - это два разных таланта; а связанное с этим восприятие и толкование текста читателями - это, в конце концов, еще одно перевоплощение, а также источник возможного недопонимания.
  Поэтому раскрытие методики и систематики автора может только содействовать мыслительному диалогу. Это особенно актуально для дискурса исторических ситуаций, представляющих собой переплетение комплексов социальных, общественных, психологических и экономических явлений.
  Способствование в осмыслении сложности выбранного мною предмета является для меня особенной задачей - ведь это также вопрос конфронтации количества информации, определяющей суждения в нашем медийном пространстве и оттесняющей критическое мышление с противоположным мнением.
  Независимо от того, кто стремится к этому, автор, или читатель, он должен выискивать тесную связь дисциплин, схемы-образы, иначе, по Петеру Сенге "паттерны"1, а не случайные "snapshot"2 (моментальные снимки) исторических событий и фактов. На определение так называемой "красной нити", или ведущей темы, претендуют в основном историки, хотя, в действительности, они только выделяют отдельные исторические события, на основе которых с помощью аналитических методов, делая выводы о детерминированных, "условных цепях" для целого. При этом в исторической науке, также как и в других науках, когда дело доходит до истинного знания, каждый честный ученый, независимо от его дисциплины, посоветует своим читателям самим искать знаменитую "красную нить".
  К этому следует добавить, что послевоенная политика немцев и Запада по отношению к Советскому Союзу - основная тема моей книги - имеет предысторию и не начинается, и не заканчивается 8 мая 1945 года (в России 9 мая 1945 года), и, во всяком случае, не с даты объединения Германии и вывода советских войск из Восточной Германии.
  Самым большим упущением немцев после войны было то, что, занимаясь экономическим и материальным восстановлением, они потеряли из виду внесение своей гуманистической лепты, что стало причиной большого дефицита человечности. Тот факт, что державы-победительницы сами не могли решить социальный вопрос, был понятен и с течением времени он становится, в конце концов, все более очевидным.
  На Западе США оставались во власти идеологии эгоистичной, частной, рыночной экономики, на Востоке Советский Союз закостенел в иллюзорной коммунистической плановой экономике. Материалистическое мировоззрение обеих систем до сих пор не преодолено и служит основанием для образования различных блоков, а также причиной глобальных кризисов.
  А что же происходило в Центральной Европе? Ничего нового там не происходило! Немцы, на радость своих учителей, как на Западе, так и на Востоке, стали примерными учениками в соответствии со своими системами. Можно ли более убедительно продемонстрировать духовное самопожертвование?
  ***
  В мире, стремящимся объединиться, историю невозможно охватить абсолютно полно, как тематически, во времени, так и географически. Опять же, нельзя отдать на откуп "прерогативу толкования" только историкам, проверяющим состояние фактов и делающим выводы на основе архивных документов.
  В анализ нужно включить искусство, философию, религию, психологию, а также душевное и духовное предрасположение народов, их задачи и их предопределенный судьбой удел.
  На Западе, например, еще до сих пор отсутствует понимание того, что людям в арабских, азиатских и южноамериканских регионах (это географический аспект) западное материалистическое мировоззрение, то есть наше культурное содержание, кажется унылым и бесперспективным. Они не видят в нем ценности, не говоря уже о фундаменте понимания, и борются с ним, порой отдавая свои жизни.
  Чтобы понять, что происходит в сегодняшней России, нужно принять во внимание общую картину жизни россиян, прежде всего их культурную историю. В этом расширенном перспективном горизонте мы обнаруживаем, в тысячелетнем российском развитии художественных и научных достижений, философские идеи и литургические формы православия. Но главным образом мы можем обратиться к выдающимся достижениям литературы.
  В русском мире c давних пор укоренилось представление о том, что творцы искусства и, в особенности, иконописцы и литераторы могут многое донести до народа и что народ должен действовать в соответствии со своей интуицией и волей.
  Коммунизм, национал-социализм и фашизм знали об этом голосе совести и хотели заставить его замолчать.
  Временами они преуспевали в этом и заталкивали народ в подполье, в советские времена, например, в самиздат, а в Германии ставили клеймо выродившегося искусства, но никогда не получалось заставить замолчать этот голос навсегда. Чтобы понять русского, нужно неминуемо обращаться к литературе, искусству и духовной жизни России.
  Метод выборки отдельных исторических событий уже Лев Толстой в своем эпосе "Война и мир" отбросил как негодный, отвернувшись на удивление всем от описания военной стратегии главных действующих лиц Наполеона и Кутузова, и обратился вместо этого к историческим и философским размышлениям.
  Мы можем только смутно учуять эту "красную нить", поисками которой так много занимаются, когда мы вглядываемся в далекое будущее временного горизонта, а также в прошлое, и интуитивно, и в своем воображении связываем ее с историческими фактами.
  Задача автора и читателей заключается в том, чтобы своим внутренним взором увидеть целое за отдельными проявлениями истории.
  Для сравнения: в прошлом зритель, рассматривающий картину, уже радовался, когда мог узнать людей и ландшафт в деталях. "Что хочет изобразить художник?" - чаще всего возникал этот вопрос. Сегодняшний вопрос, который возникает при рассматривании картины современности, - "Какие выводы я могу сделать, что могу я прочитать на этой картине?"
  Любой человек считается сегодня художником, так как сегодня востребованы сила воображения и интуиция зрителя для целой картины, а не только поиск отдельных предметных деталей, которых нельзя увидеть на современной картине даже при ближайшем рассмотрении.
  Потому что ее художественное исполнение хочет увести зрителя от что к как. Отсюда можно провести аналогию: также и история нуждается в интуиции и силе воображения, чтобы в литературе, языке, религии, в обычаях и в искусстве, как на большой картине, разглядеть культурную компетенцию и судьбу народа и понять его историю.
  Каждый человек, каждый деятельный современник творит историю. Внешние обстоятельства, факты - это всего лишь ее мертвый остов. Конечно, это настораживает, потому что если мы будем держаться только за хронологический порядок исторических данных, ориентироваться на систематизированную схему, чтобы отсюда вывести причинно-детерминированные заключения, все это невольно поселит в нас уверенность, даже если она иллюзорна.
  Настроенный на самого себя я буду отброшен к своему образу мышления. В черный ящик "black box" декартовского "Я мыслю значит я существую".
  Когда Достоевский пишет, что никакое общество не может существовать без литературы, то в языке и мышлении великих литераторов он видит масштаб реальности, дающий представление о существенном в характеристике своего народа, о его особенностях, о его мифах и архетипах. Что может дать наиболее правильную картину культурной общности и духовной компетенции 150-200 народов России (никто не знает точно, сколько их), чем факт свободного принятия языка и произведений своих великих писателей и художников в тяжелых условиях.
  Если эта книга сможет дать хотя бы малейшее представление о том, что в русском народе есть сила, способная умиротворить и уравновесить однобокость Запада, то задача ее будет выполнена.
  
  Райнер Езенбергер
  Введение в последующие главы
  
  1. Германия в послевоенное время и ее упущенные возможности
  В главе рассматривается психологическая и социальная интерпретация первоначально общей послевоенной ситуации западных и восточных немцев. Что думали немцы в первые послевоенные годы, когда еще были свежи в памяти военные события? Этому вопросу посвящен этот раздел. Что думали в то время о насильственном переселении и послевоенной политике, что двигало людьми и каковы были ключевые факторы и мотивы?
  С одной стороны, предпринимались усилия понять произошедшее и душевно переработать военную драму, что мастерски нашло свое выражение, например, в первых послевоенных рассказах Вольфганга Борхерта, Альфреда Хеса и Зигфрида Ленца.
  Элементам социальных нововведений, выражаемым через искусство, церковные организации и политические форумы, противостояла политика первого канцлера Германии Конрада Аденауэра, который довольно рано и по собственному убеждению последовал за державами-победительницами и который хотел образованное в 1949 году государство вовлечь в военно-экономический альянс, несмотря на противодействие парламентской и непарламентской оппозиции.
  Стоит и сейчас вспомнить о напряженности и настроениях того времени пробуждения и новых социальных начинаний, которые были желательны и нужны для Германии. Но, в конце концов, соблазны затхлого стремления к потреблению получили перевес по сравнению с силами, которые призывали Германию внести выходящий за ее пределы вклад в развитие более гуманного мира. Таким образом, западные немцы скатились к материалистической философии жизни, которая исчерпала себя в послевоенном восстановлении, без каких-либо глубоко идущих последствий для духовного содержания.
  В этом эмоционально-духовном вакууме, где речь шла только о восстановлении страны и материальном благосостоянии, невозможно было остановить на постоянной основе раскол между Западом и Востоком.
  
  2. Уродливые взаимоотношения Германии и Запада в политике
  В этом разделе прорабатывается вопрос: планировалась ли державами- победительницами США и Англией и в какой мере консолидация послевоенного общества на долгий срок.
  Для выявления этих замыслов интересны прежде всего ранние высказывания Уинстона Черчилля в 1946 году о послевоенном порядке в Европе, в которых, что изумляет, он заглядывает в далекое будущее, а именно, вплоть до времени образования Европейского союза.
  
  В противовес инициативам западных сил стояла странная политическая пассивность немцев и отсутствие каких-либо идей, когда речь заходила о построении их послевоенной судьбы. Враждебная позиция в отношении Востока опять-таки выразилась в языке тогдашнего освещения политических событий, когда говорилось о "коммунистах", "большевиках", о Москве, но имелись в виду собственно "русские". Это были цепкие политические образы врага, идущие из нацистского времени, которые переняли политики во времена регентства Аденауэра и таким образом не только унижали советское правительство, но и культурные достижения русского народа в его тысячелетней истории.
  Хотя немцам следовало бы задуматься о том, что и с их собственной историей на Западе обошлись несправедливо.
  Немецкую историю сократили, главным образом, до зверств национал-социализма. Время расцвета немецкой классики и идеализма, как и другие культурные достижения, в значительной мере были отброшены. Презрительные высказывания в послевоенной Германии о русской культуре в отличие от высокого мнения знаменитых немецких ученых с семнадцатого по девятнадцатый век, таких как, например, Готфрид Вильгельм Лейбниц, Карл Фридрих Гаусс или Александр фон Гумбольдт, шли в разрез с высокой оценкой и мнениями этих личностей. Исторические события послевоенных лет подталкивают нас посмотреть на те силы и политические круги в этот отрезок времени, которые стояли за этими официальными толкованиями, открыто не проявляя себя, но влияя на возникновение этих исторических процессов. Далее в следующем разделе мы обращаемся к рассмотрению методики и в изучении истории.
  
  3. К вопросу исследования истории: симптоматическое осознание истории и паттерны изменений
  Выше уже упоминался основной вопрос исторической науки, теперь мы будем его рассматривать дальше. Как можно правильно судить об исторических процессах при наличии огромного количества фактов? Формулируя более осторожно - какой метод годится для наилучшей, реалистичной оценки хода истории?
  Как показывает многократно обновленный опыт, история "работает иначе", чем представляют нам книги по истории.
  Еще более отрезвляет осознание того, что прогнозы экспертов, тех, кто считает себя компетентными, а это политики, историки, военные, менеджеры и так далее, в отношении будущего развития политики, экономики и военных союзов никогда не оправдываются.
  И наоборот, в прогнозах помогает анализ истекшего хода событий, в особенности еще близких нам по времени войн ХХ века, темы спора, в которой отражаются противоположные мнения победителей и побежденных, политиков и историков, журналистов и т. д.
  
  При этом для исторической дискуссии характерен невысказанный поиск "виновных". Хотелось бы, чтобы прочтение этого раздела подтолкнуло читателя также поразмыслить о ценности актуальных событий и их интерпретации, важность и многозначительность которых громогласно провозглашается и в электронном виде разносится по всему миру.
  Так как в этом разделе речь идет о том, как от симптомов, отталкиваясь от собирательства фактов датируемых событий, прорваться к видению тех сил, которые определяли ход истории или могли бы иметь значение для будущего.
  Исходя из этого следует методично искать индивидуальное, лишенное связи и искать это равно как и в искусстве, так и в общественном, в религиозном и спиритуальном мышлении и восприятии, а также в многообразных экономических, исторических "моделях" больших и малых группировок.
  Истинное познание истории не может быть ограничено как тематически, так и в смысле содержания. Должны изучаться модели, "паттерны", а не "моментальные снимки" (snapshots). С помощью фантазии следует наглядно представлять идеи, стоящие за ними, так как "всякая реальность теряется при простом рассмотрении фактов, если понятие опыта не расширяется посредством чувственной практики". Что истинно в этих знаниях у таких разных мыслителей как Сенге, Гумбольдт, Штайнер или Гёте, и какие проявления мира идей должны быть приняты как реальная данность.
  В рассмотрение этого вопроса мы углубимся в разделах:
  Развитие России на рубеже XIX и XX веков. Рефлексия в переломный момент.
  Антагонистичность Европы и Америки, метаморфозы и противоречия.
  
  4. Грехопадение, духовная капитуляция и другие проблемы Германии
  В этой главе преимущественно рассматривается треугольник взаимоотношений США - Советского Союза и Европы, в частности, Германии.
  В исчерпывающем анализе истории следует исходить из положения, как могло развиться в кратчайшее время такое соотношение сил двух держав-победительниц во Второй мировой войне. Ведь США появились в историческом плане в определенной степени буквально из ниоткуда, гораздо позже после войны за независимость на американском континенте против колониальной силы Британии между 1775 и 1783 годами.
  Попытка рассмотрения хода истории как целого через строго временное выстраивание не дает понимания ее процесса. Поэтому, отбрасывая четкую временную шкалу исторических событий, проще найти общие исторические следы и направление ее движения.
  Вместо этого соединяются и рассматриваются во взаимосвязи очень различные и на первый взгляд не связанные между собой феномены и временные периоды.
  Таким образом, этот контекст образуется не как причинно-следственная цепь действия фактов в хронологической последовательности, но формируется как духовный связующий процесс.
  То, что в духовном мире могут существовать связи, которые невозможно уловить чувственным восприятием, это уже было обосновано в предыдущем третьем разделе. В
  этом случае имеет смысл показать взаимодействие или треугольник взаимоотношений между США, Советским Союзом и Европой, в частности, Германией в течение различных периодов времени и явлений, чтобы показать связь между временными и понятийными преобразованиями.
  Начало сегодняшнего мирового господства США можно объяснить опять-таки не из внешних обстоятельств, но прежде всего из интеллектуальной концепции, которую утвердили уже на этапе основания США около 1800 года первые президенты Джордж Вашингтон и Томас Джефферсон в своих руководящих принципах политики, ориентированных на экономику и торговлю, и которую они передали последующим президентам. И те не только следовали им, но и посредством экономики, которой благоприятствовала американская довоенная и послевоенная конъюнктура и на которую положительно повлияли две мировые войны, привели Америку к мировому господству.
  Американская экономика и торговая политика с самого начала определяли внешнюю политику США.
  На другой стороне выступила Россия примерно в 1900 году, а потом уже как коммунистическое советское государство, при этом одним махом перепрыгнув столетия, которые потребовались для развития европейских наций.
  Мощь обеих великих держав базировалась на идеологии материализма. У немцев не было такого импульса, чтобы противостоять ясному стремлению великих антагонистических держав к исключительному господству.
  Социальные идеи немцев во второй половине двадцатого столетия оказались слишком абстрактными, далекими от жизни и слабыми для того, чтобы разрешить противоречия, появившиеся в результате гонки вооружений и идеологической борьбы политических систем и философий обеих сверхдержав. Вследствие чего оба немецких государств стали ареной борьбы и объектом спора двух систем между двумя господствующими силами и должны были, в качестве возмутителей спокойствия, как "bad boys", быть козлами отпущения.
  После Второй мировой войны, закосневшие в старых структурах мышления и понятиях о государстве, а также и в представлениях о мировом порядке, которые давно уже были пересмотрены, они становятся мячом в игре двух сверхдержав.
  В этой главе мы вспомним о различиях во мнениях в управлении немецких земель как держав-победительниц, так и немецких партий и группировок, чтобы показать недалекость тогдашнего мышления, уже в то время подвергавшегося ревизии.
  Степень сложности управления была не только следствием систематических противоречий сверхдержав, но и отсутствием у немцев конструктивных идей для формирования обстоятельств при балансе интересов.
  Превосходство и мощь экономики США определили направление мировой политики и порядка в послевоенном обустройстве ФРГ, где западные немцы выполняли американские предписания, a Советский Союз, соответственно, оборонительно реагировал на политику США.
  
  5. Был ли Австрийский государственный договор 1955 года образцом для старшего
  брата - Германии?
  Эта глава занимается вопросом исторического расхождения обеих братских государств Австрии и Германии со времени подписания в 1955 году австрийского государственного договора.
  Если в послевоенные годы немцев и австрийцев еще связывали совместные воспоминания и осознание общего прошлого, не в последнюю очередь усиленные потоком беженцев Второй мировой войны, а также имевшие значение очень похожие предписания держав-победительниц, как, например, разделение на четыре части всех областей и городов на зоны оккупации, похожий гражданский и военный порядок и контроль, то после подписания договора чувство исторической общности ослабело.
  Договор и заключенное в нем обязательство постоянно сохранять нейтралитет открыл австрийцам новые политические возможности для переговоров и действий, которые до сих пор были возможны только для нейтральной Швейцарии и которые Германия не имеет до сих пор и после объединения в силу своей принадлежности к НАТО, в верности которому они постоянно клянутся, а также в силу своей односторонней ориентации на Запад.
  В этом разделе речь идет об углублении понимания того факта, что государственный австрийский договор был преимущественно предложением о мире Советского Союза для Германии и лишь затем для Австрии.
  Для его реализации потребовался десятилетний переговорный марафон Австрии и держав-победительниц в связи с различными интересами западных сил и Советским Союзом, который изначально стремился к "наилучшему решению для Германии".
  Переговорная позиция Германии по отношению к Западу была сложной, и в большинстве случаев немцы сами препятствовали себе.
  Целью Конрада Аденауэра с первых послевоенных лет была военная и экономическая интеграция с Западом.
  Соответствующие политические ходы западных немцев и держав-победительниц освещаются в этом разделе. Прежде всего немцы не поняли свою задачу внесения своего социального вклада по созданию более человечного мира, который мог бы противодействовать прорисовывающимся конфликтам между обеими сторонами победителей.
  Вместо этого они сделали ставку на жесткую и иллюзорную переговорную позицию и прежде всего по отношению к Советскому Союзу.
  Отказ вести переговоры с Советским Союзом о германском мирном договоре является самой большой ошибкой правительства Аденауэра.
  Спираль противоречий из вербальных упреков и враждебных действий, обоюдные препятствия с обеих сторон, как западных сил, так и Советского Союза, но также Западной и Восточной Германии раскручивалась при этом беспрерывно.
  
  6. "Учите историю"
  Эта глава отсылает нас назад в отдаленное прошлое и перекидывает мост от времени основания древнерусского государства до современности. Насколько необходимо такое полное понимание истории показывают старые киносъемки, подчеркнуто направленные на сенсацию и выборочное освещение русской революции и конец царизма, событие, которое произошло сто лет назад и которое изменило мир.
  Что же происходило в России с точки зрения философии, общества, экономики и науки в конце девятнадцатого и в начале двадцатого столетий?
  Как развивалась огромная империя со своими 150-200 народами, со своими многочисленными регионами в своей тысячелетней истории, последние сто лет которой возбудили особое внимание Запада?
  Здесь также необходим всесторонний обзор. Нужно учитывать образование древнерусского государства, влияние на людей набегов монголов, огромные свободные пространства и, прежде всего, обращение в византийское православие. В русском мире расцветают пришедшие извне западные идеи, как, например, право на самоопределение самых малых народов, и, как предполагает Вудро Вильсон, это и есть взрывная мощь в свете многовекового сосуществования многочисленных народов, которые считают Россию своим домом.
  Путч, организованный США и направленный против России, маскируют под этническое восстание и, таким образом, используют в политических интересах Запада.
  
  7. СМИ между властью, манипуляциями и свободой
  В этом разделе мы размышляем о западной методике подачи информационно-новостного материала. Что и как пишется о России? Технику рассказа, заимствованную из США, "нарратив и истории" (Narratives and Stories), суть которой состоит в том, чтобы не слишком волнующие события экономики и политики подать как можно более "драматично", перенимают и европейские СМИ. Распространяются новости и мнения, предметное содержание которых втискивается в определенные установочные рамки трактовки.
  При этом западные СМИ и каналы связи через неправительственные организации, которые формируют мнения, или же вообще через прямой заказ и оплату восточно-европейских представителей СМИ определяют соответствующую каждой стране тематику и содержательную тенденцию подачи информации.
  Не только по таким темам, как "Крым" или "Украина", но и по международному праву в случае осуждения без объяснений дискурса или обдумывания таких терминов, как "аннексия" и "отделение", без ссылок на историческую и этническую подоплеку.
  Эти и другие примеры ясно заявляют о политических намерениях Запада.
  Со времен президентства Рональда Рейгана СМИ становятся важнейшим инструментом политики власти. Так, например, политический умысел Запада в югославской войне был ее катализатором или форсирование экономической войны против распадающегося Советского Союза.
  О зловещем альянсе власти, СМИ и политики можно писать и писать.
  
  8. Развитие России на рубеже XIX- XX веков. Рефлексия в переломный момент
  Причинные мотивы развития истории всегда лежат в духовном. В этом разделе мы пытаемся их отследить для того, чтобы понять судьбоносные события, происходившие на рубеже XIX и XX веков.
  С этой целью мы должны обратиться к философии, религии, искусству и в особенности к литературе для того, чтобы понять историю.
  Ибо яснее всего она проявляется в документах духовных элит своего времени. Не следует также упускать из виду потенциал, заложенный в русском народе, который до сих пор мог лишь только слегка обозначиться в индивидуальных судьбах людей и роковом течении истории, но был не в состоянии до сих пор полностью раскрыться. И, прежде всего, должны быть показаны побуждения, направляющие в будущее.
  
  9. Предвидение трансформаций в XXI веке
  Эта глава посвящена помыслам США о мировом господстве.
  Яснее всего это выразили в своих сочинениях Збигнев Бжезинский и Генри Киссинджер, считающие само собой разумеющимся, что центр власти и всего мира - это США, которым должны подчиняться другие страны.
  Истоки этих представлений находятся фактически в пуританском мировоззрении первых переселенцев (Мэйфлауэрский договор), согласно которому американский народ считает себя избранным и призванным к особой роли.
  Рональд Рейган, подчеркивая особую роль Америки, выразил это, взяв слова из Библии, назвав ее "сияющим градом на холме".
  Существенной частью всего американского мышления является "идеал", "представление о будущем", которое было обосновано отцами-пилигримами и с тех пор носит характер мантры, определяющей действия американской политики, общества и особенно экономики.
  
  10. Европа и Америка - противоположности, перемены и противоречия
  Рассказ Владимира Соловьева "Краткая повесть об антихристе"3, написанный в
  1900 году, является контрпроектом американскому видению мирового господства.
  Это духовная, заглядывающая в далекое будущее перспектива развития глобальных отношений, которая описывает судьбу Европы и Азии образным языком. Вопрос остается открытым, куда приведут мир антихристианские силы материализма?
   Этот раздел напрямую связан с предыдущим. Основываясь на философии Мартина Бубера и своего непосредственного опыта, и взглядов на социальные вопросы в экономике, автор этой книги защищает гипотезу, что созданная на материализме эгоистичная экономика ведет к крушению социальности и, в конце концов, к развалу всей западной системы.
  
  11. Окончательные итоги послевоенной политики Германии и России
  В этой главе мы делаем выводы о том, как упускалось время и терялись возможности для решения проблем немцев. Возможности для преодоления системных антагонизмов двух великих держав в послевоенные годы посредством новых социальных идей для достижения поворотного пункта всей истории и для того, чтобы умиротворенно подействовать на развивающийся конфликт между Западом и Востоком, немцы упустили самое позднее в 1955 году.
  Ведь даже после начала новой эры после 1945 года Федеративная республика Германия оставалась в сетях старого мышления и видела экономический и общественный образец для подражания в теории и практике довоенных годов.
  Необходимость наверстать упущенное, целенаправленная реконструкция и капиталистическая рыночная экономика производили всё затмевающий конъюнктурный эффект и одновременно заталкивали немцев в материализм.
  Второй шанс был потерян после объединения Германии и распада Советского Союза, непосредственно после 1990 года. Идеи круглого стола и гражданских инициатив в период потрясений ГДР, дальнейшего развития застрявшего западногерманского общества, чьи потребности в реформе проявлялись уже открыто, остались без внимания. Вместо этого ГДР трансформировали по образцу и подобию Западной Германии. Сначала приватизация и затем переоборудование восточных предприятий - таков был лозунг трастовых обществ.
  Даже после упразднения Варшавского договора идея объединенной нейтральной Германии не получила возможность для действительной реализации.
  Особая история Восточной Германии после воссоединения в отношении взаимоотношений с Россией может быть рассмотрена и интерпретирована через прежнюю экономическую и идеологическую связь с Советским Союзом.
  С другой стороны, доминирование Западной республики, полностью интегрированной в Запад, форсировало восточную экспансию НАТО вопреки обещаниям, сделанным Горбачеву.
  
  12. Куда движется история?
  Последняя глава занимается центральным вопросом о том, как Запад может выйти из целесообразной корысти антисоциального материализма. Победа капитализма над коммунизмом, лучшим символом которой служит распад Советского Союза, оборачивается все больше и больше пирровой победой, угрожающей общественной жизни в США, приводит в запустение целые регионы и одновременно с этим уже распространяется и на Европу.
  Этот процесс осмысляет Джордж Пэкер в своем реалистичном описании ситуации в книге "Разматывание: внутренняя история новой Америки"4. Однако никаких решений в ней не предлагается. В этой главе, исходя из названия книги, показано, как Россия может помочь Западу избавиться от ловушки своего материализма.
  
  
  
  
  1. Германия в послевоенное время и ее упущенные возможности
  
  
  "Вы несете ответственность не только за то,
  что делаете, но и за то, что вы не делаете".
  Лао Цзы
  Оговоримся с самого начала: История не является линейной и не вытекает исключительно из причинно-следственных проявлений внешних событий прошлого.
  Без включения психосоциальных потоков с их временными и пространственными влияниями "голые исторические данные" отображают неполную картину.
  Как говорит пословица: "за деревьями не видно леса", так могут быть покрыты мраком в запутанном множестве маловажных деталей связи и процессы развития и, прежде всего, поворотные исторические моменты и метаморфозы.
  Говоря словами Питера Зенге: "С самого раннего возраста нас учат решать проблемы по частям, делить весь мир на части. Это, конечно же, помогает справляться со сложными задачами и управляться с предметами окружающего нас мира, но мы платим огромную цену. Мы не можем больше игнорировать последствия наших действий"5.
  Но с чего начинать? Окончание войны в 1945 стало поворотным моментом, даже если не все с этим согласны. Тот, кто видел в первые послевоенные годы шансы и возможности реорганизации нашего общественного и социального будущего, тот, конечно, увидит новую эру, которую немцы сотворили из своих возможностей.
  В другом случае тот, кто склонен к философии позитивизма и эмпиризма и не признает предвидение и идеи, тому следует, сострим, - "обратиться к глазному врачу".
  Курс для послевоенной Германии намечался уже во время конференций в Тегеране в 1943 году и Ялте в 1944 году и окончательно был утвержден на Потсдамской конференции
  17 июля 1945 года.
   Важной для решения судьбы Балкан и центральных европейских стран, таких как Германия, Венгрия и Чехия, а также восточной части Европы, стала встреча Черчилля и Рузвельта в Касабланке в январе 1943 года.
  Автору были не доступны дословные протоколы конференций, чтобы сравнить их и из которых можно было бы уяснить, какие рассуждения кому принадлежат - Черчиллю, Рузвельту, Сталину или же многочисленным участникам конференции (в Ялте их было, в конечном счете, 700 человек).
  Это же относится и к Потсдамской конференции, в которой после смерти Рузвельта в конце апреля 1945 года принял участие со стороны США Гарри С. Трумэн.
  
  Но только стенографические протоколы являются заслуживающими доверия источниками. Какие-либо выводы и уж тем более ретроспективные биографии - например, мемуары
  У. Черчилля "Вторая мировая война" или же рассекреченное лишь в 1947 году министерством иностранных дел США Потсдамское соглашение - тяготеют делать акцент на убеждениях рассказчика, в руках которого находится перо.
  Во всяком случае это вторичные источники (вопрос на полях: когда же три державы-победительницы откроют свои архивы для сравнительного анализа?).
  Помимо этого, в Ялте обсуждали немцев и выносили решения, не учитывая их голос. Их послевоенной судьбой в свете приближающегося конца войны распоряжались три страны-победительницы.
  Участвовать в решении своего будущего, пусть и ограниченно, стало возможным только после окончания войны в 1945 году, когда им пришлось столкнуться с последствиями своих деяний.
  В тоже время они не могли почувствовать внутреннюю, не внешнюю свободу выбора, которая могла бы им дать возможность данные им реалии прошлого включить в новое будущее, в формировании которого они могли бы участвовать, а также задаться вопросом: "Что произошло и как все должно идти дальше?".
  Никакой другой политик после Второй мировой войны не оказывал такого влияния на представление немцев о России, как Конрад Аденауэр, канцлер с 1949 по 1963 год. Его речи с 1947 года, еще до его канцлерства, дают заблаговременно разглядеть его цели. Это жесткая политика размежевания по отношению к Советскому Союзу, досрочное вооружение Германии, которое осуществлялось с 1950 года, и интеграция ФРГ в западный военный альянс, и, наконец, удавшееся вступление в НАТО в мае 1955 года в качестве 15-ой страны-участницы.
  Такими своими высказываниями, как "Лучше иметь половину Германии свободной, чем всю несвободной", он готовил интеграцию Германии в сообщество западноевропейских государств, которая исторически опиралась на устаревшую идею о Священной Римской империи Карла Великого.
  Кроме многочисленных причин, которые после смерти Карла Великого привели к крушению империи во время правления его внука, в новую эпоху стало образование европейских национальных государств, начавших свое отделение в XVI веке благодаря развитию своих языков, своей национальной литературы (вспомним Шекспира, Мольера, или Кальдерона), а также благодаря искусствам. В качестве примера можно привести имена Микеланджело, Рембрандта, Веласкеса и других со своей собственной культурной и духовной жизнью. Таким образом, эти многочисленные причины исключили наднациональное слияние нескольких государств. Богатство Европы состоит в творениях культуры разных народов.
  Еще более определенно эту мысль сформулировал Александр Солженицын в своей речи по поводу присвоения ему нобелевской премии по литературе в 1970 году: "Нации - это богатство человечества, это обобщённые личности его"6.
  Это идеалистическое представление о телос, о конечной цели и поступательном движении истории, как постулировали его Кант, Гердер и другие историки и философы, видение идеала, который тогдашняя историческая действительность еще не могла осуществить.
  Преградой к ее реализации являлись национальные и конфессиональные раздоры, борьба между кайзером и папством, а также противоречия между античным наследием в образовании того времени и молодыми творческими силами кельтов, германцев и славян.
  Это противостояние вылилось в движение Реформации церкви 15-го - 16-го столетий.
  После окончания Тридцатилетней войны, изначально являвшейся войной между католиками и протестантами, религиозного умиротворения не наступило. Прежние антагонизмы остались. А вот новое пробилось в совсем другой области, а именно в политической - в области национальных государств, во главе которых теперь стояли Англия и Франция. Параллельно этому медленно стала обретать контуры другая парадигма - культурное деление континента на Западную, Центральную и Восточную Европу.
  Во всяком случае, желание Аденауэра и де Голля оживить Западную Европу согласно средневековой идее Священной Римской империи, исходя из временных, географических и содержательных соображений, являло собой давно и полностью выпавшую из исторического потока устаревшую структуру.
  Не зря панихида по Хельмуту Колю в июне 2017 года в кафедральном соборе древнего императорского города Шпайер, одного из значительнейших городов Священной Римской империи, а также траурная церемония в Страсбурге должны были напомнить о замыслах Конрада Аденауэра и Шарля де Голля о возрождении старой имперской идеи.
  Однако в то же время в речах на похоронах была видна своеобразная ирония политической инсценировки, символ того, что замыслы двух государственных мужей тоже предали земле и конец этой эры с определенными последствиями для ЕС уже обозначился.
  Так как, глядя на ставшую незначительной Европу, становится ясным, что политические, экономические и культурные центры тяжести мировой истории сдвигаются в азиатские регионы.
  Тем более кажутся призрачными немецкие и французские призывы дальше удерживать власть при помощи штаб-квартиры ЕС в Брюсселе.
  Основная идея двух ведущих государств состоит в том, чтобы объединить экономическую мощь Германии и французское стремление к центральному управлению обобществленных финансов. Это, в конечном счете, материалистические притязания политической власти, "пусть все идет дальше, как шло до сих пор", без каких-либо увлекающих вперед идей.
  Если 7% населения мира обеспечивает только 25% мирового экономического потенциала и европейская доля потребления ресурсов имеет похожий разрыв, тогда политикам Евросоюза, считающим всегда в количествах, следовало бы задуматься о том, что их притязания на власть, основанные на арифметике учета материальных ценностей, вряд ли будут гарантированы.
  Но обратимся к началу эры Аденауэра. Многовековый исторический процесс заложил основы переменчивой судьбы европейских государств, по сути являющихся культурным придатком Северной Америки. Этот процесс сформировал прежде всего индивидуальные черты и характерные особенности европейских народов.
  Целостный взгляд на осмысление истории должен принимать во внимание топологию Европы с ее разнообразием сравнительно небольших регионов и всевозможных ландшафтов в отличие от обширных и однообразных пространств России и Северной Америки.
  "Христианский Запад против атеистического социализма" - эта формулировка Аденауэра осталась политическим каламбуром и обусловила после 1945 года создание поверхностного союза национальных государств, который скорее абстрактно опирался на христианские ценности в реалиях политического католицизма, вообще же он стал тактически экономическим и военным союзом, а не явлением, вдохновляющим народы Европы. Иными словами, подтверждением того, что история не может быть возрождена из просроченных идей прошлого.
  То, что немцы в основной массе тосковали, исходя из того, что они пережили в годы войны, о большом государственном сообществе, объединенном наднациональными ценностями, и хотели примириться с победителями - это понятно без каких-либо альтернатив.
  Однако уже на начальном этапе, между 1945-1949 годами, когда победители разделили свои оккупационные зоны и Берлин на четыре сектора, западногерманская внутренняя и внешняя политика угодила в оппозицию Советскому Союзу.
  Это было следствием политических и мировоззренческих противоречий между Востоком и Западом, которому односторонне ориентированный на Запад Конрад Аденауэр не смог противопоставить нужный баланс. Старый антагонизм между европейским Севером и Югом, существовавший в Средние века, перерос вследствие войны и после войны в мировые противоречия между Востоком и Западом, между обеими сверхдержавами и государствами-вассалами, что далее будет еще рассматриваться.
  Политические бои ХДС Аденауэра и СДПГ под правлением Густава Хайнеманна и Курта Шумахера, а также других деятелей за свои представления о политике нейтральной и безоружной Германии с новым общественным порядком продлились в послевоенные годы примерно до 1955 года.
  По мнению Зигфрида Томаса, в годы, последовавшие сразу после войны, в ФРГ был целый ряд политических организаций, группировок и отдельных деятелей, которые выступали за нейтральное решение "германской проблемы"7. Они включали членов кружка Наумана с его руководителем профессором Ульрихом Ноаком, оппозиционную группу социал-демократов, Союз Свободы, Годесбергский кружок и другие. Когда Мартин Нимёллер в начале 1952 года принял приглашение патриарха русской православной церкви
  приехать в Москву, Аденауэр нашел это в высшей степени прискорбным. То, что немец в положении Нимёллера, намек был на его статус в ЕКГ (ЕЦГ - Евангелическая церковь Германии), поехал туда, он счел, что таким образом и в этот момент это является ударом в спину своему правительству. Летом 1954 года состоялся визит Густава Хайнеманна в Москву, который позже с 1969 до 1974 года был канцлером Германии, а тогда еще в должности главы Евангелической церкви Германии.
  Можно предположить, что личность Хайнеманна, в качестве министра внутренних дел противившегося наращиванию военного потенциала, была необходима не только для сближения двух церквей. В наращивании вооружения он видел для Германии большую опасность стать местом для ядерного военного столкновения. В этой постоянной озабоченности немцы жили десятилетиями до момента подписания двухстороннего соглашения с НАТО. Угроза войны для Германии и тайные переговоры Аденауэра и Верховного комиссара американской зоны Макклоя заставили Хайнеманна отказаться от поста министра внутренних дел, который он занимал во времена Аденауэра. В политическом смысле к моменту визита Хайнеманна в Москву в 1954 году, выражаясь образно, "обедню в политике" для военной и западной интеграции уже отслужили. Тогдашнее политическое положение Хельмут Шмидт формулирует так: "В то время как Шумахер не хотел связываться ни с Вашингтоном, ни с Москвой, Аденауэр сделал выбор в пользу западноевропейской интеграции с США и НАТО"8.
  Разделение Германии привело к окончательному концу прежнего "доминирования" протестантов, с точки зрения числа прихожан этой церкви, так как в южной и западной областях ФРГ католики составляли большинство.
  Архивы того времени раскрывают политические дебаты и словесные сражения, приобретшие после войны такую остроту, которую нам сейчас просто трудно представить. Примером того, как агрессивно все обсуждалось, может служить выступление Густава Хайнеманна в бундестаге, вызвавшее возмущение фракции ХДС: "Речь идет не о христианстве против марксизма, речь идет об осознании того, что Христос умер не за Маркса, а за всех нас"9. Его рассердили слова Аденауэра - "христианский Запад против атеистического социализма"10.
  Биограф Аденауэра Ханс-Петер Шварц парировал также в русле принадлежности к своей конфессии и говорил о "холодном фундаментальном протестантизме"11. В итоге западногерманский католицизм способствовал политической интеграции с близкой ему католической Европой, прежде всего с Францией, гораздо сильнее, чем с тогдашним "восточно-прусским" Востоком.
  Вскоре после 1945 года Берлин из-за реминисценций французско-германской войны 1870-1871 годов во времена Бисмарка и Вильгельма I оказался в роли "прусской имперской столицы".
  Упирая на французское чувство патриотизма, немцы хотели прийти к экономическому и военному объединению с ними.
  Таким образом представление о нейтральной безоружной Германии просуществовало недолго. Вместо того, чтобы начать работать над новым общественным порядком, который бы освободил от идеологических оков коммунизма и Россию, и Европу, немцы, а чуть позже австрийцы начали уже довольно скоро довольствоваться своим всё удушающим обществом потребления и с конца сороковых годов черпать свою веру в себя и в жизнь из реально осязаемого "экономического чуда". Немцы из восточной части страны, теперь уже живущие в ГДР, за исключением некоторых интеллектуалов обратились к коммунистическому материалистическому мировоззрению.
  Духовный вопрос, как, например, какой самостоятельный вклад прежде всего немцы могут внести в преобразование будущей Европы и на Западе вообще, вытеснил план Маршалла и введение новой немецкой марки (Deutsche Mark) в июне 1948 года. "Ощущение подъема непосредственно в послевоенные годы нельзя было законсервировать"12, - констатировал Хельмут Шмидт.
  Возобновилась тоска по "благополучному вчерашнему миру", по бюргерскому образу мыслей. Фильмы об отечестве, тривиальные романы, которые ностальгически создавали иллюзию "старого доброго мира", полюбились публике и отвлекали от того, чтобы серьезно и глубоко задуматься о прошлом.
  Во все это внесла свой вклад, выражаясь словами Тони Джуда, "неполностью денацифицированная Боннская республика, которая весьма неохотно изживала свое недавнее прошлое"13.
  Тони Джуд опирается в этом случает на первое заявление правительства Конрада Аденауэра от 20 сентября 1949 года, которое явилось, так сказать, обелением нацистов.
  В мрачную главу германско-американской истории вписывается и основание Службы внешней разведки ФРГ в июне 1946 года, "Организации Гелена", названной в честь бывшего генерал-майора отдела вермахта "Иностранных армий Востока" Райнхардта Гелена, известного ненавистника русских.
  Во время правления Аденауэра сеть бывших нацистских бонз в Службе внешней разведки распространялась вплоть до самых политических верхов ФРГ и переплеталась с немецкой тяжелой промышленностью в Рурской области и вдобавок с правосудием.
  Это было возможно только потому, что американское центральное разведывательное управление ЦРУ было заинтересовано в стремлении сделать Службу внешней разведки ФРГ инструментом борьбы с коммунизмом.
  Когда публицист Мелвин Ласки в 1950 году писал о Германии, что "никогда в современной истории, ни одна нация не была так опустошена, <...> когда иссякли всякие таланты и вдохновение"14, то виновато в этом правление Конрада Аденауэра. Так как взгляд на внешнюю ситуацию, доверие и перспективы, которые могли бы быть предоставлены немецкому народу после войны, были обусловлены мировоззрением его политиков.
  В драме Вольфганга Борхерта "Там за дверью", в которой он попытался понять и переработать опыт войны и плена15, очевидна дилемма: на одной стороне те, кто задумывался о произошедшем и задавался вопросом, как строить будущее, а на другой стороне те, кто в потреблении и вещизме пытался забыть, что случилось на войне, и которые, благодаря унижающему высказыванию Аденауэра: "Принимайте людей такими, какие они есть, других не существует!" - утверждались в своей нравственной позиции, что нужно жить, заботясь только о своей пользе и выгоде.
  У Гёте Мефистофель хочет привязать Фауста к земному и побудить его остаться в этом земном ("остановись мгновенье..."). И он выигрывает свое пари, но только на земле, а душу Фауста он не может заполучить, ибо над небесными сферами он не имеет власти.
  Рассматривая земной идеал человека, мы можем сделать только один вывод: "Если мы принимаем людей такими, какие они есть, мы делаем их хуже. Если же мы относимся к ним так, как будто они таковы, какими им следует быть, мы помогаем им стать такими, какими они в состоянии стать"16.
   Все великие поэты, психологи, философы свидетельствуют о стремлении человека к высшему идеалу и развитию. Например, этика Канта, его "категорический императив" или "индивидуальная этика" Рудольфа Штайнера, а также все религии призывают действовать свободно и ситуативно, следуя нравственному побуждению.
   Спорят не о цели, спорят о пути. Часто упоминаемая нижняя ступень пирамиды потребностей Маслоу, удовлетворение экзистенциальных человеческих потребностей или, по определению марксистского поэта Бертольда Брехта: "Сначала хлеб, а нравственность потом"17, это довод в пользу чисто биологических законов, то, что дано человеку от природы.
   Но это не единственная причина, почему мы отправляемся в великий жизненный поход. Ярко сияет перед нами образ солженицынского заключенного Ивана Денисовича, который несмотря на невыносимые и безотрадные условия в лагере после того, как надзиратели у него забрали всё, на чем зиждется чувство человеческого достоинства, лежа в конце дня на нарах, оказывается в силах увидеть смысл и божественную искру в своей жизни18.
   Взяв на вооружение предвыборный слоган "Никаких экспериментов", Конрад Аденауэр и ХДС получили на выборах в бундестаг 1957 года абсолютное большинство и тем укрепили свои позиции власти.
   Следовательно, тема избирательной компании СДПГ - выход из НАТО, а Восточной Германии из Варшавского договора для того, чтобы быстрее объединить обе Германии, была исчерпана. Фактически их разделение было уже решенным делом, чтобы там политики ни рассказывали народу. Для США и Великобритании объединение при любом раскладе не было серьезным вариантом, скорее "wishful thinking", выдача немцами желаемого за действительное, не говоря уже о том, что этому препятствовали и ялтинские договоренности. В общем, такой вот отрезвляющий политический расчет.
   Но и на душевое состояние немцев высказывание Аденауэра воздействовало разрушительно, словно изощренная мантра, противодействие принципам созидания и против законов природы - развиваться и изменяться всему живущему.
   Лицемерное и притворное беспокойство, как бы не сделать что-нибудь неправильно, если покушаться на свободу, подпитывало страх западных немцев, в которых война вселила неуверенность, и заставляло их цепенеть в бездействии.
   Высказывание Аденауэра, в противовес перикловому - "Тайна свободы - это мужество", было поощрением трусости. Последствия этого психологического воздействия не заставили себя ждать. Западная Германия погрузилась в восстановительные работы и в потребление, а вскоре и в "экономическое чудо". Все было направлено на реконструкцию, на вещественное. Аденауэрское "Никаких экспериментов!" - означало, в первую очередь, "Никаких экспериментов мысли", ни в коем случае не отваживаться на что-то новое.
   Растущее разделение труда и насыщение потребления, наступление развивающихся стран, которые хотели быть не только поставщиками сырья и клиентурой, но и производителями и импортерами, все это в шестидесятые годы привело к первым экономическим провалам, но абсолютно не повлияло на базисные изменения в социально-экономическом мышлении. Несмотря на ущерб экологической среде, растущую бедность, в развитых промышленных странах социальное дробление и разделение населения, все оставалось как было.
   Возвратимся еще раз в послевоенные годы и обратимся к литературе этих лет. Трогательный роман Альберта Гоеса "Тревожная ночь"19 рассказывает о судьбе немецко-украинского солдата вермахта Барановского, который из любви к русской женщине уходит в самовольную отлучку и которого из-за этого приговаривают к смертной казни. С точки зрения истории этот расклад был возможен, так как Польша была поделена между Гитлером и Сталиным.
   Целые области на Западе сегодняшней Украины отошли к Советскому Союзу и в ходе войны попали под немецкое управление.
   Часть населения сотрудничала добровольно с оккупантами, включая и "Армию Власова" Гитлера.
   Что вполне объяснимо, так как ненависть к сталинскому СССР была еще большей, чем к нацистской Германии. Поэтому русские и украинские солдаты были согласны выносить презрительное обращение немцев. Другая часть боролась за Сталина. В соответствии с исторической правдой стоит добавить, что американцы и англичане вполне осознавали, какая судьба ожидала русских, белорусов и украинцев западного СССР после войны, которых они экстрадировали в Советский Союз.
   Основание для гражданской войны на Украине было заложено в то время. Так называемое расширение НАТО на Восток, а честнее взять английское выражение "NATO Expansion" - экспансия НАТО, это более точный перевод его, раздувалось все больше и способствовало новому легкому разжиганию войны.
   Кстати, похожая ситуация была и в Эстонии - "...одних сыновей забрала русская армия, других немецкая, а третьи бежали в леса"20.
   Ради полноты общей картины продвижения НАТО на Восток стоит сказать следующее: в 2004 году туда вступили Болгария, Румыния, Словакия, Словения и Литва, в 2009-ом Хорватия и Албания. За внеблоковую Черногорию, теперь уже тоже члена НАТО, борьба велась долго.
   Все они прежде принадлежали Организации Варшавского договора, исключая отдельные части республик тогдашней Югославии, который в 1991 году, а фактически раньше, был аннулирован.
   В своем биографическом повествовании "Тревожная ночь"21 Альберт Гоес рассказывает, как он, будучи военным капелланом, должен был вручить солдату Барановскому смертный приговор, так как военное начальство хотело увильнуть от этого. Последнюю ночь он проводит с ним и утром сопровождает его на казнь. Пережив военные события на просторах Советского Союза в качестве военного пастора, Альберт Гоес выступает против аденауэровской милитаризации Германии и подписывает "Немецкий манифест движения церкви св. Павла". Это было внепарламентское движение против вооружения Германии.
   Также и автобиографический роман "Перебежчик"22 Зигфрида Ленца, в котором описывается партизанская война польских мазуров (мазовшан) на родине его юности, рассказывает о немецком солдате Проска, из соображений совести перешедшим на сторону Советского Союза.
   Это стало решающим препятствием для напечатания романа или хотя бы для опубликования отдельных пассажей в так называемых "качественных медиа", по меньшей мере, побочной сюжетной линии - любви к польской девушке-партизанке. "Роман мог бы быть издан, пожалуй, в 1946 году, но в наши дни (1950-1952, Р. Езенбергер) это уже невозможно, так как никто не захочет быть на месте его издателя"23, таково было обоснование издательства для отказа.
   В итоге в комментариях к появлению в печати "Перебежчика" было сказано, что "роман о дезертирах немецкого вермахта в Красную Армию в политическом климате времен Аденауэра и ввиду тогдашнего опасного обострения между западными силами и Восточным блоком попросту был немыслим..."24.
   Можно ли лучше описать настроения немцев в период 1950 года?
  
  Судьбы подобного рода, в том числе и судьба девятнадцатилетнего дезертира, который бежал с корабля "Адмирал Шеер" после бомбардировки его в Дании, мешали созданию политического образа врага с Востока.
   Именно рассказы первых послевоенных лет без всяких сантиментов, можно сказать, сухо описывают душевное состояние немцев. Сюда можно отнести рассказ Генриха Бёлля "Черные овцы"25, написанный в 1950-1952 годах, которые издательство Кипенхойер унд Вич недвусмысленно вписывает в общую картину Германии: "С денежной реформой (1949 - Р. Езенбергер) начинается реставрация буржуазных отношений..."26.
   Это короткие рассказы, среди них, например, "Гешефт есть гешефт", в котором Бёлль сравнивает переход от войны к обывательски ограниченным бюргерским послевоенным годам с поездкой зайцем на трамвае, а именно так, как если бы ничего существенно не происходило: "И когда они приехали домой и выскочили из войны, как из трамвая, который замедлил ход там, где они жили, не заплатив за проезд, они сделали небольшой разворот и, смотри-ка, шкафчик по-прежнему стоял на том же самом месте, в подвале был картофель, варенья и соленья. Они слегка обнялись с женой, как это принято,... Подверглись небольшой денацификации - как отправляются к парикмахеру, чтобы освободиться от надоевшей бороды, рассказали об орденах, ранениях и геройских подвигах и пришли, в конечном итоге, к выводу, что они всего лишь немного поозорничали и, в конечном счете, всего лишь выполняли свой долг"27.
   Новый европейский порядок был спланирован глубоко и основательно и должен был реализовываться последовательно шаг за шагом: 1951 год - EOУС (Европейское объединение угля и стали), 1957 год - Римский договор ЕЭС (Европейское экономическое сообщество), 1992 год - Маастрихтский договор и т. д. Самое важное, что он создавался в долгосрочной перспективе вплоть до оформления сегодняшнего Евросоюза. Как однажды многозначительно выразился один из чиновников высокого ранга: "ЕС лежит глубоко в ДНК послевоенной Германии". Сюда следует присовокупить - со всеми его современными проблемами вплоть до НАТО.
   Роль культурной буферной позиции Германии и вытекающая отсюда ее посредническая миссия между Западом и Востоком, на что указывает невольно сама история и география, стала невозможной из-за одностороннего взгляда на западную интеграцию.
   Поэтому противоречия между США и Советским Союзом должны были неизбежно обостриться.
   Что касается культурного влияния и свободы действий Западной Германии по отношению к России, ФРГ попала в положение, которое можно сравнить с положением Австрии после Первой мировой войны по отношению к Юго-Востоку Европы.
   После двух мировых войн долгая культурная и общественная история Германии и Австро-Венгерской монархии, в качестве связующего элемента, а также как ворота между Востоком и Юго-Востоком Европы и наоборот, так или иначе, была элиминирована.
   Обширное, растянувшееся на сотни километров пространство этнического и культурного разнообразия вдоль и поперек центральной и восточной Европы осталось без культурной связи с центром континента.
   Это пространство начинается на севере, примерно посредине между Петербургом и Таллином, в районе, где река Нарва около одноименного города Нарва впадает в Финский залив.
   Далее оно уходит через балтийские страны в южном направлении через сегодняшнюю Белоруссию на Украину, вдоль Днепра к Черному морю и затем на западном направлении захватывает Болгарию, Румынию, балканские страны - Сербию, Боснию, Черногорию и Грецию. Тот, кто здесь будет искать четкие границы между языками, культурами, религиями и этносами, не найдет их.
   Государственными границами они не были никогда, так как они постоянно менялись и сегодня они еще не стабильны.
   В этих условиях доктрина Вудро Вильсона "Право народов на самоопределение" для установления порядка и образования государств не работает. На севере и востоке вниз от Балтийского моря топология обширного и открытого рельефа русской низменности, кажется, прямо-таки способствует смешению и скользящему переходу.
   Соответственно переменчиво протекает культурная и военная история, которая для этого пространства характеризуется с одной стороны многослойной и высокопродуктивной культурой, а с другой, представляет собой социокультурную сейсмическую область, склонную к национальным и культурным потрясениям.
   Здесь сражались поляки, литовцы, латыши, эстонцы, русские, османы, императорская и королевская Австрия, шведы, датчане, другие национальности в разные времена и при постоянно изменяющихся союзах, вместе и против друг друга.
  Здесь же сражались против царя и против русской православной церкви, а также ее ветвей в Болгарии, Сербии и южных балканских странах, латинские церкви Польши, Литвы, Венгрии и рыцарские ордены Германии за господство "истинной" веры, но больше за власть и влияние28.
   Ислам в свою очередь распространился прежде всего в Болгарии, которая лишь после 1870 года смогла с помощью России освободиться от османского господства. На малом пространстве в Боснии и Герцеговине сошлись ислам, католицизм, православие и религиозное сообщество богомилов. Их явные следы в этих краях - это оставшиеся арабские, кириллические и латинские рукописи, культовые и светские сооружения, древние письмена богомилов и обычаи, существующие до сих пор.
   Границы между Украиной, Россией, Польшей и балтийскими странами, как известно, постоянно передвигались. Говоря о государственных границах на этих территориях, нужно всегда к датам прибавлять "от и до таких-то лет". Пример - Литва, в настоящее время маленькое государство, с 1293 года укрепила свою власть против Востока, объединив
  в 1385 году при правлении князя Ягайло Польшу и Литву в одном великом государстве.
   Пользуясь ослаблением Киевской Руси и ее князей из-за нашествия татаро-монголов, польско-литовское великое княжество расширилось на юго-восток и, таким образом, увеличило область влияния римской церкви над "частью язычников и над частью православной церкви"29.
   А это в свою очередь сделало возможным появление и укрепление русских княжеств вокруг Киева и Москвы, "которые защищали интересы населения, выбравшего греческое православие и которые способствовали упадку польско-литовского великого княжества примерно с 1434 года и подъему Москвы"30.
   Об этой исторической ситуации пишет Александр Солженицын в своем русском манифесте "Как нам обустроить Россию"31, обращаясь к украинцам: "Народ наш разделялся на три ветви лишь по грозной беде монгольского нашествия до польской колонизации".32. Это все-придуманная невдавне фальшь, что чуть не с IX века существовал особый украинский народ с особым не-русским языком. Мы все вместе истекли из драгоценного Киева, "откуду русская земля стала есть", по летописи Нестора, откуда и засветило нам христианство. Одни и те же князья правили нами: Ярослав Мудрый разделял между сыновьями Киев, Новгород и все протяжение от Чернигова до Рязани, Мурома и Белоозера; Владимир Мономах был одновременно и киевский князь и ростово-суздальский; и такое же единство в служении митрополитов. Народ Киевской Руси и создал Московское государство. В Литве и Польше белорусы и малороссы сознавали себя русскими и боролись против ополяченья и окатоличенья. Возврат этих земель в Россию был всеми тогда осознаваем как ВОССОЕДИНЕНИЕ."
   До каких культурных высот поднялись многочисленные народы Востока со своими разнообразными культурами в короткое время между войнами, можно оценить на примере культурной столицы Буковины - Черновцах, расположенной в Галиции (Западная Украина).
  Перед Первой мировой войной в этом городе жили прежде всего евреи, поляки, украинцы, русские и те, кого австрийцы называют до сих пор "старые австрийцы", то есть все те народы, которые включались в Австро-Венгерскую империю. Кроме того, такие меньшинства как армяне, греки, турки, румыны, чехи.
   Поэт Пауль Целан родился там в 1920 году и оставался, с небольшими перерывами, связан с этим погибающим культурным миром до 1945 года. Какую культурную атмосферу там когда-то источали исторические места и издания, можно увидеть в впечатляющем альбоме Ульриха Ганзерта "Атмосфера в Черновцах. По следам Пауля Целана"33.
   Похожая богатая культура была и в галицийском Лемберге (Львове), в университете которого учился культурный историк, писатель, журналист Йозеф Рот. Он восторгался элегантными кафе в венском стиле, в которых можно было найти до ста ежедневных газет. Там же в Лемберге и Мартин Бубер познал многообразный мир хасидизма - еврейский квартал, польскую гимназию и укоренился в немецком языке, на котором публиковался и читал свои лекции и доклады.
   Для меня лично остался в незабываемой памяти поздний и последний взблеск Сараево. Я работал там в шестидесятые годы. До югославской войны было еще далеко и православные сербы, католические хорваты, мусульманские боснийцы и турки мирно работали рядом друг с другом в нашем бюро в отеле "Европа".
   Из окна нашего бюро был виден минарет старинной мечети в центре старого города. Мы были почти на такой же высоте, что и муэдзин, когда он призывал к молитве. Когда на стойке регистрации в имперском фойе царил Йозеф, который говорил на всех языках прежней монархии, включая и венский диалект, ты погружался невольно, вспоминая Стефана Цвейга, в "мир вчерашнего - в воспоминания европейца".
   Может быть и сегодня какой-нибудь босниец или прежний югослав переживает из-за потери своей когда-то блистательной страны так же фатально и меланхолично, как и Йозеф Рот: "Жестокая воля истории разнесла в клочья мое отечество, австро-венгерскую монархию. Я любил его. Оно позволяло мне быть патриотом и одновременно гражданином мира: австрийцем и немцем среди всех австрийских народов. Я любил достоинства и преимущества моего отечества. Я люблю его сейчас, хотя оно умерло и потеряно, люблю даже его слабости и ошибки. А у него было их не мало. Но оно расплатилось за них своей смертью"34.
   Иосиф Б. Тито понимал, как нужно ловко держать все народы подальше от выяснений отношений, а также страну от обеих мировых блоков и проводить нейтральную и внеблоковую позицию по отношению к Советскому Союзу и к США.
  Югославская экономическая модель - "рабочее самоуправление" на предприятиях была успешной как на Западе, так и на Востоке. Третьему пути в экономике Тито, форме синтеза между капиталистической и рыночной идеологией Запада и коммунистическим плановым хозяйством Востока, следовало бы на Западе подарить больше внимания, а главное, он заслужил шанс на дальнейшее развитие.
  Многочисленным народам Югославии отдавалось на откуп самим соответственно этой концепции, исходя из собственных приоритетов и в зависимости от регионов, формировать экономику. Позже, точнее, после югославской войны они попали вследствие разорительной конкуренции в ловушку более низкой оплаты труда и более низкого мирового стандарта.
  Во всяком случае это не только мое желание по причине моих индивидуальных воспоминаний подчеркнуть мирную картину тогдашнего процветающего общества, но следует указать на это и потому, что в середине девяностых годов произошел катастрофический исторический разлом с гнусными преступлениями сербов, хорватов и боснийцев, которые тяжело объяснить. Самое страшное из них случилось 8-го - 11-ого июля 1995 года в Сребренице.
  На этот раз возникла совсем другая картина Боснии.
  Она находилась в остром противоречии с невероятно живым и радостным Сараево - "вере моей молодости". Я пережил город, когда он еще был темпераментным и мирным смешением культур, кипящей смесью языков и народов с восточными, южными и славянскими чертами его жителей - сербами, хорватами, боснийцами, турками и другими "старо-австрийцами".
  После бомбардировки НАТО, констатируем категорически, что это случилось без мандата ООН, в первую очередь, лежащей на холме части города, и с 13950 погибшими в Сараево, "маленький Иерусалим на Балканах" теперь всего лишь слабый отблеск прежней радости жизни и красоты. Ко всему этому добавляются мрачные жизненные условия - безработица молодежи выше 54%, средняя месячная пенсия 180 евро и т.д.35
  В заключение я опять возвращаюсь непосредственно к послевоенной истории. Вильфрид Лот резюмирует: "Когда война подошла к концу, будущее Германии, Европы и нового мирового порядка было во многих смыслах неопределенно. Было еще не решено, будут ли страны-победительницы после краха Германского рейха совместно контролировать немцев и шаг за шагом страна перейдет к контролируемой автономии, или же случиться образование двух немецких государств, которые будут интегрированы в противостоящие силовые блоки на Востоке и Западе".36 Можно возразить, что мировой порядок, как его планировали США и Великобритания, в основных чертах был обозначен уже в конце войны. Однако история подтверждает правдоподобность точки зрения Лота, диаметральной "Концу истории"37 Фрэнсиса Фукуямы, который описал процесс развития в его динамике со всеми поворотами и разломами, что в пределах "Европы и нового мирового порядка"38 немцам оставалось пространство для общественно-экономического формирования в Германии и Центральной Европе.
  Политическое положение в мире похоже охарактеризовал и Зигфрид Томас: "Потом соотношение национальных сил полностью изменилось. Однако наступивший процесс преобразования было еще нельзя углядеть, слишком многое находилось еще в движении"39.
  Доказательством этого является и то, что существовавшая столетиями в сознании историческая связь немцев с их восточнославянскими соседями не могла закончится в одночасье.
  Хотя бы и потому, что 12,5 миллионов немцев с Востока были изгнаны и переселены, и это не воспринималось ими в 1945 году ни в коем случае как нечто окончательное и бесповоротное, каким бы иллюзорным, оглядываясь назад, это не было, коль скоро были разделенные семьи и друзья, одна часть на Западе, другая на Востоке, в "зоне", как называли поначалу в 1949 году образованную ГДР.
  Родившийся в Гамбурге и в юношеском возрасте переселившийся в ГДР автор и исполнитель своих песен Вольф Бирман описал эту ситуацию в своем стихотворении: "Это от того, что я вижу мою Германию так сильно разорванной. /Я лежу в лучшей половине и мне вдвойне больно"40. (Лучшей половиной была для него ГДР.)
  Густав Хейнеманн, который сначала был министром министерства внутренних дел в кабинете Аденауэра и позже с 1969 до 1974 президентом, убежденный и безупречный человек, выступавший за нейтральную и разоруженную Германию и против планов дальнейшего вооружения Конрада Аденауэра, преследовал цель на этой основе примириться в Востоком и таким образом достичь объединения двух разделенных немецких государств.
  "Не допустить Аденауэра, который настоял на вооружении Германии, мы не могли", - рассуждал Хельмут Шмидт и писал дальше, - "Мы только могли препятствовать тому, чтобы он стал главнокомандующим бундесвера (Вооруженных сил ФРГ), кем он хотел бы, с удовольствием, стать"41.
  Политические противоречия и не совсем ясная роль Аденауэра в тайных переговорах о вооружении Западной Германии с влиятельным Джоном Макклоем, его шурином и американским Верховным комиссаром в Германии, позднее председателем Совета по международным отношениям, банкиром, адвокатом и авторитетным советником многих американских президентов от Рузвельта до Рейгана, побудили Густава Хейнеманна, бывшего тогда министром внутренних дел, в 1950 году подать в отставку.
  Согласно высказыванию Хельмута Шмидта "Макклой хлопотал и успешно о вовлечении ФРГ в западный оборонительный союз"42.
  Тони Джадт тоже критически рассматривает его роль - "Даже национал-социалистические судьи и врачи концлагерей, осужденные американским правом, были преждевременно выпущены Макклоем на свободу"43. К этому стоит добавить, что это также не было препятствием для того, чтоб сделать карьеру на высоких государственных постах.
  2. Уродливые взаимоотношения Германии и Запада в политике
  
  
  "У немца ножки тоненьки, душа коротенька".
  Русская пословица
  Как было уже упомянуто, реальные перспективы европейского будущего потребовали бы убедительного преодоления коммунизма с его непродуктивной плановой экономикой. Издатель газеты "Грядущее"44 десятилетиями публиковал передовицы, в которых указывал на ответственность немцев за новый общественный порядок. Но в угаре послевоенного восстановления немцы были затянуты в водоворот материализма, не имея ясного представления о том, как это подействует на их душевную и духовную жизнь. Это осознание проявлялось только пассивно и все больше запутывалось в мире материального.
  Но ни материальное благополучие отдельного индивидуума, ни производительные силы народного хозяйства не гарантируют справедливого распределения и автоматического благосостояния собственных граждан, не говоря уже о помощи соседям.
  Вот, например, экономические расчеты лауреата Нобелевской премии по экономике Йозефа Штиглица: "Валовый национальный продукт Ирландии за год повысился на 26% за счет бухгалтерской проводки грязных денег. Но ничего из этого не дошло до населения. Под критику попадают в первую очередь американские технологические концерны, которые осуществляли свои европейские операции, пользуясь налоговыми льготами частью в Ирландии, частью в Люксембурге"45.
  После Жана Циглера этим делом заправлял Жан-Клод Юнкер, нынешний президент Еврокомиссии, когда он прямо-таки в гротескном сочетании совмещал несколько должностей сразу - был одновременно премьер-министром и министром финансов Люксембурга, а также председателем Еврогруппы, неформального объединения министров финансов Еврозоны. Он и выторговал 548 тайных налоговых соглашений с многочисленными международными банками, торговыми предприятиями, промышленными концернами и компаниями, работающими в сфере услуг. Это люксембургское налоговое регулирование "Tax Regulation", как его эвфемистически называют, служили тому, чтобы облегчить клиентуре уклонение от уплаты налогов46.
  "Налоговое регулирование" показывает, что материальный рост принимает тогда социальную форму, когда душа и дух человека принимают решение о применении материального по принципу справедливости и братства, то есть, если количественная величина денег, выраженная в росте, как то: прирост ВВП, преобразовывается в социальное качество.
  Отсюда возникает вопрос: служит экономика людям или же наоборот, люди служат экономике?
  Вернемся к политике Германии при Конраде Аденауэре. Политика и задающие тон немецкие СМИ, как, впрочем, и СМИ всего Запада, застряли в "ядовитом" представлении образа врага времен войны. Специфика России, ее культурные достижения, ее история, особенности и связанное с этим этническое многообразие игнорировались. Все сводилось к навешиванию политических ярлыков, таких как "Советы", "коммунисты", "большевики", "атеисты" и т. д.
  Постоянные завсегдатаи немецких пивных, а также бульварная пресса объединили всех 350 миллионов говорящих по-русски жителей Советского Союза (150-200 различных этносов) под оскорбительным сингулярным понятием "русский", предполагавшим, что от него всегда должно исходить грубое, плохое, а главное - опасность.
  Оказывала свое влияние политическая пропаганда в прессе и по радио.
  Хотя нам, немцам, стоило бы задуматься об этом идеологическом искажении. Ведь немецкая история культуры после войны также часто и также несправедливо всё немецкое сократило до национал-социализма. Все немцы оптом стали нацистами. Это началось при президенте Рузвельте и под воздействием киноиндустрии Голливуда. Немецкий (German) и нацист становятся синонимами47. Об этом пишет живущий в США немецкий врач и историк Рональд Д. Герсте: "Прямо сейчас показывают новую шестисерийную биографию. Название выразительно и в нем все сказано - "Гитлер". Как бывает всегда при показе таких телепремьер, старт серийного фильма с действенным в рекламном отношении указанием на то, что документация содержит до сих пор никогда невиданный материал, что, естественно, поднимает вопрос, не нашли ли свой путь 8-миллиметровые, или 16-миллиметровые обрезки фильмов прямо из Оберзальцберга на американское телевидение. С этими предусмотренными постоянными повторениями сей новый продукт будет вставлен в программное предложение, прежде всего, "военно-исторического канала" (Military History Channels), "Американские герои" (American Heroes Channal) или похожих телеканалов, на которых чередование названий "нацисты" и "Гитлер" иногда в течение всех 24 часов просто пугают"48.
  Тут стоит добавить: заключение о фильме Герсте писал в настоящее время. Его книга вышла в 2017 году.
  "Как бы то ни было, в недалеком прошлом клише злодеев вешалось прежде всего на русских и арабов, пока исламские объединения не воспротивились и либеральный Голливуд ощутимо попятился назад"49.
  Америка не могла и не может жить, не разделяя мир на добро и зло.
  Не так было в Советском Союзе. Здесь я разрешу себе сделать личный экскурс: когда я между 1972 и 1974 годами, то есть в "Ледовый период Холодной войны", в годы правления Ричарда Никсона и Леонида Ильича Брежнева работал в Советском Союзе, к нашему
  изумлению при встречах с русскими техниками мы никогда не слышали каких-либо упреков и намеков касательно национал-социалистического прошлого наших стран.
  Несколько лет спустя я прочитал у Александра Солженицына50, что в русском народе, даже в неразберихе коммунизма, не погас идеал, который можно охватить словом "правда" (истина, справедливость, праведность).
  В жизни, как известно, всегда ценится опыт. Тем лучше, если кто-то другой нам на удивление обеспечит убедительное доказательство.
  Похожую мысль мы найдем у Хельмута Шмидта: "В Первой и Второй мировых войнах русские стояли на стороне Запада. Об этом немцы сейчас забывают. Очень важно напомнить об этом, что несмотря на Вторую мировую войну русские оставили в прошлом ненависть к немцам. В русском народе нет ненависти и неприятия немцев"51.
  Но с другой стороны, точно так же имеет место уходящая корнями в прошлое, построенная на религиозных различиях западная традиция создавать из русского народа образ врага. "По другую сторону так называемого "форпоста христианства" - antemurale christianitis, - на защиту которого претендовали как польское королевство, так и венгерские властители, католическое церковное учение не признавало христианского единства. Православные митрополии и, тем более, патриархат "Третий Рим" - Москва слыл прибежищем вероотступников"52.
  Ученый, ректор Краковского университета Йоханнес Сакранус (примерно 1500 год) говорил о том, что "русские - это народ еретиков, связанный с турками"53.
  Здесь не место отслеживать не особенно доблестную историю римской церкви вплоть до нового времени, ее борьбы против православия. То, что прежние противоречия сгладились, это скорее следствие всеобщего отсутствия любопытства в наше материалистическое время к вопросам веры, а не выходящий за границы конфессий спиритуальный интерес.
  Для этой книги это слишком специальная нишевая тематика, поэтому, если есть интерес, мы отсылаем читателя к книге Ханнеса Хофбауэра "Образ врага. Россия"54, которая разбирает политику римских пап в конфессиональном разрезе между католицизмом и православием на Украине.
  В совсем другом историческом и понятийном контексте, но на такую же цель диффамировать все русское жалуется Александр Солженицын: "Мне уже пришлось отвечать эмигрантским украинским националистам, которые втверживают Америке, что "коммунизм - это миф, весь мир хотят захватить не коммунисты, а русские (и вот - "русские" уже захватили Китай и Тибет, так и стоит уже 30 лет в законе американского Сената)"55.
  Сделаем короткий экскурс в историю.
  Собственно, способность учиться и одаренность народа должны были бы стать темой для размышления позитивистов и узко практичных утилитаристов, ведь русские смогли в необычайно короткое послевоенное время одновременно с США осуществить ядерную реакцию на основе изотопов урана, а затем и термоядерную реакцию на основе водорода, и в 1957 году задали масштаб для США в космической технике.
  Конечно было бы заманчиво осудить милитаристскую гонку вооружений и обоюдный шпионаж обеих держав-победительниц с точки зрения морали, но другое дело, что технические достижения, а также культурные достижения к началу XX века помогли России одним рывком перескочить из Средневековья в технически и экономически новое время.
  Великие немцы уже давно указывали на таившиеся в России богатые таланты. Например, математик Фридрих Гаусс, на которого работы Николая Ивановича Лобачевского по неевклидовой и гиперболической геометрии произвели такое глубокое впечатление, что он уже в пожилом возрасте начал изучать русский язык.
  Немецкий философ и математик Готфрид Лейбниц, которого царь Петр Первый возвел в ранг советника юстиции, распознал значение обучающейся России в девизе царя: "Я ученик, ищу учителей"56.
  После обстоятельного изучения Лейбниц пришел к выводу, что "эта страна когда-нибудь станет надеждой человечества между Западом и Китаем"57.
  Россия для него - молодая, полная сил страна, внешняя отсталость которой является ее бесценным преимуществом.
  Наконец, вспомним Рудольфа Штайнера, который отмечал "в русской народной душе чрезвычайный размах одаренности"58.
  Само собой разумеется, это было известно немецким и европейским политикам послевоенного времени.
  Но вместо того, чтобы руководствоваться этими соображениями и впредь стремиться к мирной послевоенной политике в отношении Советского Союза, Конрад Аденауэр следовал антироссийской позиции и однобокой ориентированной на Запад политике альянсов. Равно как и можно исходить из того, что кузнице кадров американской элиты, Гарвардскому и Йельскому университетам, а также их тайным организациям и союзам, таким как Skull and Bones (Череп и кости), было известно, какой потенциал, заложенный в русском народе, сковывает коммунизм.
  Как известно, американская элита поставляет молодые кадры для планирующих надолго вперед Think Tanks (аналитических центров), Trilateral Commission (Трехсторонней комиссии), Council on Foreign Relations (Совету по международным отношениям) или Bilderberg Konferenz (Бильдербергскому клубу). Из ее рядов выходят американские президенты, а также выдающиеся управленцы в экономике.
  Очень многое указывает на то, что послевоенное развитие Германии и Европы проходило по англо-американскому образцовому плану.
  Так Уинстон Черчилль в своей речи в Фултоне 5 марта 1946 года в штате Миссури через шесть месяцев после капитуляции Японии 2 сентября 1945 года применил понятие Железный занавес: "От Штеттина на Балтике до Триестра на Адриатике на континенте опустился Железный занавес" 59.
  "Позади этой линии лежат все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы. Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест и София, все эти известные города и население вокруг них находятся, я должен так сказать, в советской сфере, и все подвергаются в той или иной форме не только советскому влиянию, но и в значительной степени увеличивающемуся контролю Москвы"60.
  Странно, но в 1946 году манифестируемого видимого iron curtain, заграждения из колючей проволоки и линий укрепления еще не существовало. Фактически оно начало постепенно строиться и усиливаться только с 1950 года.
  Была ли это спонтанная фраза Черчилля в свободной речи - a Freudian slip, называя это по-английски, - или это был стратегический расчет на время после войны?
  Если мы свяжем эту речь с другими событиями и заглянем в некоторые документы того времени, мы невольно придем к заключению, что Черчилль предвосхитил то, что позже появилось в планах и договоренностях с США. Иначе как же можно понять Уинстона Черчилля: "Я всегда был такого мнения (выделено мной - Р. Е.), что общий мировой порядок должен базироваться на делении государств на группы: Объединенная Европа, Соединенное королевство и содружество наций, США, Советский Союз..."61.
  Посыл Черчилля абсолютно ясен: граница проходит через середину Европы, которая разделяется на многие части, и эти части должны в свою очередь собираться в группы по интересам.
  Любопытно, что наряду с этим делением стран по группам и исходя из его прежнего предсказания насчет Железного занавеса в Европе, Черчилль в своих речах и сочинениях, однако же, не отнес Соединенное Королевство к Европе, но видел Coдружество наций в политическом смысле как собственную группу стран.
  Спустя 70 лет после его речи в Цюрихском университете 19 сентября 1946 года, когда он впервые высказал свои мысли об объединенной Европе - "мы должны создать что-то типа Соединенных Штатов Европы"62 - Великобритания выходит из ЕС. Таким образом британцы открыли дверь для принципиальных размышлений в том числе и о модернизации ЕС. Представления о том, какова должна быть его будущая модель, его организация, в настоящее время усиленно обсуждаются: углубление централистской интеграции с последующей передачей компетенций национальных государств центру и которая привела бы, в конце концов, к экономическому союзу, финансовому союзу и фискальному союзу через Европу "разных скоростей", вплоть до "ядра Европы" и нескольких "промежуточных форм"63.
  У всех этих идей есть общее: стремление достичь экономических преимуществ или, по меньшей мере, предотвращение экономического и финансового ущерба.
  Деградация ЕС, как это было прежде, до большого печатного станка для денег или экономической машины, которая приводится в движение системой центральных европейских банков ( EZB), и превращение его в централизованную конструкцию приведет к тому, что все устремления будут безуспешны и, кроме этого, будут провоцировать споры об экономических привилегиях, о деньгах и правах. Более того, можно повторять это снова и снова, как давно уже Европа начала стремиться к объединению в денежном отношении посредством введения общей валюты.
  Корни Маастрихтского договора возможно находятся в парадигме, провозглашенной французским экспертом валюты Рюэфом уже в 1950 (!): объединенная Европа может возникнуть или на основе общей валюты, или объединения вообще не будет.
  И это фактически случилось одновременно с накапливающимися кризисами и становящимся все более насущным вопросом о том, как долго еще при помощи франко-германских усилий простоит это шаткое здание.
  Язык политической дипломатии описывает "кризис ЕС" как упущение Европой возможности внести в свои страны и международное сообщество всего мира вклад, выходящий за рамки материальных и денежных преимуществ экономического союза.
  Кстати, следует спросить, не видел ли Черчилль уже 1946 году в Фултоне и Цюрихе сегодняшние несомненные трудности ЕС (в форме Соединенных штатов Европы) и не хотел ли избавить от них свою страну посредством того, чтобы позиционировать ее в свою собственную группу вне Соединенных штатов Европы, идею о создании которых он сам же выдвинул. В этом случае это говорило бы о дальновидности этого государственного деятеля.
  Прояснить это заключение могли бы секретные документы Великобритании, однако архивы по законам этой страны остаются навсегда закрытыми.
  Джон Ф. Даллес (являлся одним из основателей Совета по международным отношениям (Council on Foreign Relation - Р. Е.), выступая в сенате США 8 января
  1948 года в слушаниях Комитета по иностранным делам, описал интеграцию Западной Германии в экономику Западной Европы как единственный способ послевоенного восстановления для объединенной Германии64.
  Такое же мнение высказывает и Виктор Себестьен в своей книге (1946 год): "Год, в котором мир возник заново", когда США зажали в тисках своей политики континенты и страны такие, как Китай, Камбоджа, Польша, Югославия и также Советский Союз, чтобы подстроить под себя.
  "Я думаю, что мы теперь не должны больше идти ни на какие компромиссы. Я уже сыт по горло нежничать с Советами"65, - таково было заявление Гарри С. Трумэна. История имеет тенденцию к антропоморфной интерпретации.
  Кто ищет, тот найдет в море деталей то самое "базирующееся на фактах доказательство" для собственной предварительной настройки и "правильного" ответа на вопрос "Кто виноват?".
  На это ссылался также историк и биограф Аденауэра Ханс-Петер Шварц (род. в
  1933 году): "Определенно найдутся отдельные авторы, которые будут исходить из предположения, что так называемая политика объединения канцлера (Аденауэра - Р. Е.) это огромная ложь и что на Аденауэре лежит вина за страдания разделения. Если настаивать на этом убеждении, то всегда найдутся документы (выделено мной - Р. Е.), которые подтвердят это подозрение, при условии, что существует озабоченность, что можно вычеркнуть исторический контекст"66.
  Здесь будет к месту перейти от размышлений "в рамках исторических событий" к размышлениям "об истории" и вместе с этим обратиться к греческому смыслу слова "путь", согласно вопросу о методе.
  Если мы будем исходить из того, что человек всегда ищет новое знание, то поиск всегда будет связан в историческом контексте с вопросом: "По какому пути мы приблизимся к новому, но также и на чем основывается как свое, так и чужое суждение об истории?".
  Ханс-Петер Шварц утверждает не что другое как то, что каждая (и своя собственная тоже) историческая интерпретация политики Аденауэра доказывается соответствующими документами, "при условии, что существует озабоченность, что можно вычеркнуть исторический контекст"67.
  Но о каких документах идет речь, какой исторический контекст здесь и кем вычеркивается, - это остается открытым! Не в том ли дело, чтобы оправдать Аденауэра посмертно от "главной вины за страдания разделения"?
  Действительно, "правильная" (подходящая) комбинация исторических событий, которые являются лишь частью правды, допускает каждое "желаемое" доказательство и опровержение, как пишет Лев Толстой в "Войне и мире"68.
  Об этом подробнее мы указываем в заключительном разделе, а о методах исторической науки размышляем в следующей главе.
  Другой взгляд на историю связан с именем чикагского профессора политологии и экономики Фрэнсисом Фукуямой. Он видел в распаде Советского Союза и крахе коммунизма "конец истории"69.
  Сегодня после того как прошло определенное время после этого события, мы оцениваем историческую динамику совсем по-другому, скорее нам кажется, что ход истории активизировался и прогнозы все больше становятся непредсказуемыми.
  Историческая картина Фукуямы исходила из естественно-исторического процесса, из каузальной, причинно-следственной цепочки, в которой действие следует за причиной, точнее сказать, следует только в "идеальном" смысле.
  Свою гипотезу он строит следующим образом: если коммунистическая система рухнет, то соответственно на другой стороне погаснет противодействующая сила - капитализм. Без противодействия, как победитель без противника, он не сможет существовать.
  Солженицын исходит из того, что "я" русского человека и в нем великого художника, коммунизм с присущей ему нежизнеспособностью уничтожил.
  Он пишет о том, что "раскрылись все раны народные при разнузданном капитализме. При чем в народе даже в противовес этому проснулась тяга к бедности, уравнивающей всех"70.
  По убеждению Солженицына история идет не только дальше, но ее ход принимает новое направление. По Фрэнсису Фукуяме, напротив, диалектический процесс подошел к концу, он вступил, аналогично закону термодинамики, в стадию стабильной энтропии.
  В другом "варианте" - детерминированное причинное завершение связывается с концом истории тысячелетней империи, утопическое пророчество для далекого будущего. Оба эти представления основываются на тоталитарном мышлении.
  
  3. К вопросу исследования истории: симптомологическое осознание истории и паттерны изменений
  
  
  "Человек должен верить, что непостижимое постижимо, иначе он не стал бы исследовать".
  И.-В. Гёте
  Кристоф Линденберг в своем докладе "Симптомологическое осознание истории Рудольфа Штайнера"71 указывает на то, что на первый взгляд история, в узком смысле это события истории и человеческие деяния, имеет дело не только с проявлением осознанной духовности72.
  В большей степени мы сталкиваемся с комплексом общественных, душевных, религиозных и экономических факторов и событий, которые в результате хода истории могут привести к иным последствиям, чем те, которые, собственно, были запланированы.
  Например, Мартин Лютер, провозглашая свои 95 тезисов, сначала хотел бороться только со злоупотреблениями при продаже индульгенций (отпущений грехов). Но в конечном счете возглавил всемирно-историческое великое событие - разделение церкви и Столетнюю войну. Изначально ни то, ни другое не входило в его замыслы. Актуальный пример: не так давно британцы голосовали за выход Великобритании из ЕС. Как противники, так и сторонники аргументировали, каждый со своей стороны, со страхом и тревогой, что наступит материальный упадок, или что это приведет к засилью иностранцев из-за неконтролируемой миграции, или нехватке рабочей силы.
  Это характерно для переломной ситуации в истории, когда в ней что-то новое хочет прорыва, в данном случае речь идет о неполной, частичной истине, каждая из них сама по себе содержит половину правды, часто взаимно исключая друг друга.
  Это также удел причинно-логического мышления, которое не находит решений и свободно, воспользуемся острым словцом, ведет к факту опыта.
  История наступает, во-первых, по другим путям, во-вторых, не так, как это нам представляется. В этом смысле FAZ (Frankfurter Allgemeine Zeitung - СМИ), номер от
  27 июня, высказывает вероятно правильное "симптомологическое" предположение, что Великобритания, выйдя из ЕС, выход in the long run (со временем), как англичане это сами называют, может играть исторически более важную роль в мировом сообществе, чем по мнению британцев она играет, то есть партию второй скрипки под верховенством европейских континентальных стран.
  "После сорока лет британцы отважились на эксперимент, который возможно гораздо более передовой, чем многие желали бы признать"73.
  Возможно, это только экономическая оценка, которая стоит за этим комментарием, как, например, реальная возможность, что ЕС может развалиться. Возможно, речь идет об установлении направления для обновленного военного альянса с США на случай войны, о которой через годы кажущего спокойствия опять много говорят.
  Отсюда неудивительно, что через СМИ подготавливается строительство командного центра НАТО на немецкой территории. Во всяком случае папа римский Франциск проявляет озабоченность и предостерегает об опасности новой войны.
  Хотя он, естественно, не называет свои источники информации, но все же, оглядываясь назад на историю двадцатого столетия, мы видим, что Ватикан в политической игре всегда имел контакты и был всегда хорошо информирован.
  Пугать чертом войны, также и атомной войной это давняя традиция. "Особенно при чтении одной их книг Генри Киссинджера у меня бегут мурашки по спине", - пишет Жан Циглер о книге "Ядерное оружие и внешняя политика", впервые опубликованной в 1957 году и переизданной в 1969 году. "В ней Киссинджер объясняет, почему США, единственная страна в мире, имеющая право применить атомную бомбу по своему усмотрению"74. И в другом месте: "По всем критериям международного права, правам человека и норм международного гуманитарного права, Генри Киссинджер военный преступник. Один из самых худших в своем поколении"75.
  Этот бескомпромиссный счет, который Жан Циглер предъявил политике, имеет свою более глубокую причину в непримиримой имперской теории Генри Киссинджера, которая противоречит многосторонней дипломатии Организации объединенных наций.
  США категорически отвергают международный суд по правам человека и не в последнюю очередь потому, что Генри Киссинджер влиятельный советник президента. Он имеет связи в американской экономике и является участником различных американских аналитических центров (Think Tanks). Его считают настоящим вдохновителем всех прежних войн США в регионах всего мира.
  Независимо от того, как можно интерпретировать симптомы выхода Великобритании из ЕС, связь ее с США и полушарием Commonwealth (Содружества наций), духовная связь при обоюдном признании этих народов, - очень тесная и определенно у них меньше трений, чем в отношениях британцев и континентальной Европы.
  Исторические примеры показывают, как пишет Линденберг, ссылаясь на Штайнера, что у хода истории есть своя заложенная в нем динамика, которую невозможно полностью сознательно охватить.
  В истории действуют более глубокие импульсы, которые захватывают времена и народы. "Великие мужи истории, их деяния рассматриваются не сами по себе, когда хотят описать историческое становление, а только их проявления. [...] Если мы можем сопрячь правильный симптом в воображаемом взаимодействии с тем, что лежит под этим в качестве духовного потока становления, тогда история описывается правильно"76.
  В выступлении от 7 ноября 1917 года Рудольф Штрайнер называет исторические факты "мертвым телом истории"77. Другими словами: понимание истории похоже на понимание речи. Логическое содержание важно, но имеет свои границы.
  К этому добавляется полутона и нюансы, интонация и формальная структура предложения. Все это имеет решающее значение, когда воспринимающий субъект оценивает это в своем внутреннем мире.
  Тот, кто притязает на исследование истории с точки зрения ее проявлений, должен быть готов, что может возникнуть вопрос: каким образом он "может это соответствующее явление (симптом - Р. Е.) в воображаемом взаимодействии сопрячь с лежащим под ним потоком становления, и тогда история будет истолкована правильно"78.
  Однако в этом требовании и подходе Штайнера заключается как гениальное прозрение, так и проблема в понимании симптоматологии.
  В противоречие простой ретроспективе традиционной исторической науки симптоматология обращается не только к историческим фактам прошлого - "Что было?". Вопрос ее исследования направлен не исключительно на несносно запутанный вопрос вины, а гораздо более на развитие будущего, включая развитие вселенной и вместе с ней человеческих судеб79.
  История - это внешнее выражение развития человечества, а не результат случайного набора действий в большей или меньшей степени прославленных героев и полководцев.
  "Что" и "кто", как-то: поражения, победители, альянсы, мирные договоры и другое - это все симптомы. Интереснее и важнее разобраться в лежащих за всем этим значимых вопросах: "Как развивается нечто? Куда это ведет в общем потоке?".
  Речь идет о том, чтобы уловить смысл второго, в итоге обратно направленного потока будущего, который в ином порядке идет не из настоящего в будущее "Futurum", а наоборот, будущее, которое идет навстречу в настоящее как пришествие "Adventum".
  В "частной истории", например в собственной биографии, перед каждым встает системный вопрос, разумеется, осознаваемый (или нет) только в ретроспективе много лет спустя: "Какой смысл имело событие, произошедшее в определенный момент времени?". Что было действительной причиной, реальным толчком, по сути дела, что стоит за банальными внешними фактами прошлого? И куда привел именно этот ключевой момент, как потом оказалось, в моей жизни?
  Важно, что человек задает себе такие вопросы, хотя наше сознание вместо "точных" ответов предоставляет нам только роковые загадки.
  Тот, кто исследует свою биографию, то есть личную "маленькую" историю, перемещается прежде всего на уровне идей и мысленного анализа собственного прошлого. Это переосмысливание в принципе сравнимо с поиском смысла в ходе "большой истории" примерно до начала современности, когда метод исторической науки заключался в "идее".
  Она же состояла в том, что историю можно вывести из смыслового предназначения человечества в мире и, таким образом, исходя из философских принципов, в Средневековье - из религиозных основ, в обоих случаях так или иначе речь идет о сотворении ее "в идеальном смысле".
  Окончательный поворот в сознании по отношению к исторической науке, распространенном среди историков нашего времени, осуществился примерно на переломе XVIII-XIX веков, когда появилась критика, указывавшая, что простая идеальная проработка и разработка идей оценки исторических фактов больше не отвечает требованиям к научным исследованиям.
  С тех пор начали различать историческую идею и историческую действительность. Для исторических исследований становятся важными документы, акты, письменные доказательства, что привело к смене метода в пользу чувственного опыта, точнее, эмпиризму.
  Неудивительно, что между историками начался спор о методе исследования. На одной стороне стоят историки, которых можно назвать "фундаменталистами эмпиризма", признающие методически чувственный, основывающийся на письменных свидетельствах опыт, на другой стороне группа также убежденных философов, "идеальных толкователей истории".
  Короче говоря, эмпирики аргументируют это тем, что идеи и историческая действительность это не одно и то же.
  Другая группа (Гегель и другие) считает, что чистый эмпиризм никогда не сможет установить историческое взаимодействие, и только логика ведет к познанию истории. Несмотря на то, что в итоге с конца XIX века эмпирическое познание истории превалировало, все-таки именно известные историки девятнадцатого столетия были заперты в апории философского и эмпирического основного направления своего предмета. Андре Бартоничек80 доказал это очень убедительно на примере историка Леопольда фон Ранке и Теодора Моммсена.
  Приведем здесь короткий отрывок, который ясно показывает внутренний спор и противоречия в рассуждениях Ранке.
  В своем введении к лекции (зимний семестр 1831/32 года) Ранке говорит о своем идеале "чистой любви к истине", о том, что следует опираться на реальные факты вместо воображаемых.
  Но также дополняет, что исследователь "не должен, однако, лишь заклиниваться на Явлениях... так как внутреннее есть суть. Требование это - основанное на документах исследование, но которое должно вести к соответствующей сущности явления. Это происходит посредством духовной апперцепции - одного не совсем точно объясненного вида познания"81.
  Наступление этого мышления, проистекавшего из естественнонаучного наблюдения примерно с середины XIX века, которое повлияло не только на историческую науку, но и на все науки в целом, и заменило "идею" на чувственное восприятие архивных документов.
  Это, по моим наблюдениям, до сегодняшнего дня господствующий метод в исторической науке, который, однако, в то же время из-за его радикального применения является ущербным. В наше медийное время этот метод, так сказать, проповедуется как стандарт, также и во вторичных источниках, как то: в печатных изданиях, фильмах и т. д., которые должны подгонять доказательства для правильного толкования.
  Но в этой массе друг за другом в порядке очередности идущих фактов, изображений и фотографий из архивов и документации теряется собственный смысл исторического.
  Речь идет о том, чтобы обнаружить дальнейший документ в архиве или обосновать до сих пор еще недостаточно обоснованный факт.
  Теодор Моммсен (1817-1903), получивший в 1902 году Нобелевскую премию за свою "Римскую историю"82, и который в своем в высшей степени научном комплименте Юлиусу Карсту признал, что "этот человек наложил отпечаток своего собственного духа и в огромной мере на целую область научного исследования"83, в конечном счете усомнился в этом методе. В завещании этого великого историка, появившемся после Второй мировой войны, нашлось примиренное и одновременно трогательное признание: "В моей жизни, не смотря на мои внешние успехи, я не достиг истины. Внешние случайности поставили меня среди историков и филологов, хотя моего образования и моей одаренности было недостаточно для этих двух дисциплин, и мучительное чувство несостоятельности моих достижений, в большей степени кажущихся, чем действительных, не покидало меня всю жизнь, и в моей биографии не должно ни скрываться, ни манифестироваться"84.
  В письме (1873 год) к своей жене он пишет: "Эти занятия (собирание эпитафий - Р. Е.) необходимы, но они не удовлетворяют"85.
  Он тот, кто всегда старался по отношению к другим быть в ответе за правдивое содержание своих исследований, почувствовал себя опустошенным, когда у него не получалась заключительная часть четвертого тома его Opus Magnum - его великого творения. Он тот, кто считал таким важным для научного обоснования эмпирическое письменное наследие при трактовании времени римских императоров и шел по пути буквально чувственного восприятия материала, так как для эпохи римских императоров на рубеже христианской эры не было документов, которые могли бы позволить сделать заключение о причинах быстрого распространения христианства86.
  Теолог Адольф фон Гарнак (1851-1930) утверждал, что все, что известно об историческом явлении Христа, можно написать на четвертушке листа бумаги.
  А Рудольф Штайнер, исходя из современного состояния исследования истории, добавил: "В действительности ничего не известно об историческом Христе"87.
  Не освещенными остаются не только география и скорость, с которой распространялось христианское учение, особенность этого события состояла в большей мере в преодолении обычного человеческого восприятия.
  Это и есть тот "дефицит" в эмпирическом подтверждении и в связанными с ним причинными обоснованиями исторической личности Христа, который вообще является предметом различных толкований, и есть сомнение в его историческом существовании также и в богословских кругах.
  Великой границей для познания является центральное событие смерти и воскресения, преодоления привязанности к земле. У человека есть свобода, принять этот мотив как правду или отвергнуть его, однако в остатке будет то, что каждую из обеих этих точек зрения невозможно ни утверждать, ни доказать.
  Такого рода признания тех великих исследователей, кого мы только что цитировали, делают еще более очевидными сложности познания в отношении истории. Моммзен, например, не советовал своим студентам изучать историю, так как "история не что иное, как ясное осознание фактических процессов"88.
  И именно поэтому каждый обладает ей. Она не может предъявить свое собственное поле деятельности, таким образом, каждый юрист, коммерсант, военный и т. д. лучше владеет вопросом, чем историки.
  В отличие от математики, опять-таки говорит Моммзен, за разнообразием и простотой истории89 не узнаваемы упорядоченные структуры или закономерности, так как рядом с поступками государственных деятелей стоят банальные дела.
  К похожему выводу приходит и Вернер Хайль, когда он в своей работе к государственному экзамену "Наука и терминология" пишет, что "глядя извне, исторической науке не хватает предметности, так как "каждый предмет, начиная от коллекции марок и заканчивая войнами и заключениями мира, имеет свою собственную историю""90.
  Философ и писатель Фритц фон Маутнер (1849-1923) напротив указывал на несвязность исторических событий и незначительность их для будущего. Говоря утрированно: "Тот факт, что он (Маутнер - Р.Е.) выкурил на одну сигару больше, чем обычно, для истории имеет такие же последствия, как поход Наполеона на Россию"91.
  Если нет связи между прежними и поздними событиями, тогда в истории отсутствует всякая релевантность.
  Следуя этому, говорит Маутнер: "...можно с таким же успехом вместо профессуры по истории открыть профессуру по верховой езде"92.
  Насколько очевидной была тяжелая борьба за "правильный метод" у историков девятнадцатого столетия, настолько ясно наблюдалась ущербность в оценке исторических событий как раз у тех, от кого Моммзен в своем смирении ожидал высокой компетенции в суждениях об исторических событиях - юристов, коммерсантов, военных и т. д. Известно, что немецкие военные перед началом Первой мировой войны были убеждены, что уже через несколько месяцев она закончится "ликующей победой" для германского рейха и его союзников.
  Можно ли было заблуждаться основательнее, чем эти "эксперты"?
  На другой стороне заблуждений было не меньше, только они были по-другому "ошибочны". Такова ирония истории, что такие деятели искусства, как Эльзе Ласкер, Шуллер, Георг Гейм, Марк Шагал, Готфрид Бенн, Кете Кольвиц и художники-авангардисты "Голубых всадников" и экспрессионизма, предвидели все беды лучше, чем бюргеры и милитаристы!
  В качестве предварительного итога следует сказать, что методика в исследовании истории остается спорной. Рядом с критическим суждением историков о научности собственного занятия стоит неразрешимое противоречие обеих точек зрения, а именно, с одной стороны, из исторического расположения фактов (ex post facto) выводить заключение о причинах исторических "прежних" случайных событий, с другой стороны, из-за весьма скудных исторических данных, возникших пробелов приходится опираться на гипотезы и спекуляции.
  Заслугой Андре Бартоничека, который написал очень часто здесь цитируемую книгу "Воображаемое познание истории. Рудольф Штайнер и дополнения к исторической науке" является то, что он описал далеко идущий ход мысли Рудольфа Штайнера и сумел развязать узел его мыслей. Мы советуем прочитать эту книгу (с ее очень подробной библиографией) читателям и читательницам, интересующимся методикой истории, хотя бы из-за глубины мысли его и Штайнера. В нашей работе возможны только короткие обобщения и суждения.
  Но с чего начать попытку объяснения?
  Обычное сознание воспринимает только чувственно воспринимаемые явления.
  Познание в естественных науках возникает, когда к внешним проявлениям привносится идея и, таким образом, мышление образует понятие, например, восхода солнца, притяжения, расположения луны и т. д. Итак, высказывается общее, универсальное суждение о явлениях природы.
  В противовес этому гуманитарные науки должны обращаться к идее в индивидуальном объекте, то есть в человеке. Несовместимо с любым естественнонаучным стремлением к познанию останавливаться на особенном, на отдельном случае и не искать в нем закономерности. И наоборот, было бы абсурдным пытаться, например, греческую историю вместе с американской втиснуть в общую классификационную схему.
  Предметом истории на правах гуманитарной науки по Рудольфу Штайнеру может быть только отдельный человек, что также исключает спрятанные правила или закономерности, как, например, высказывания подобные таким, как "внешнее влияние действия", "дух времени", или "план истории".
  В подобном духе высказывается также Александр Солженицын: "Люди делают историю, а не обстоятельства людей"93. Этим в своем произведении "Август четырнадцатого" он категорически противоречит тезису Толстого в "Войне и мире", по которому обстоятельства делают людей.
  Из-за отсутствия исторических закономерностей также невозможна повторяемость в форме наблюдений и опытов.
  Это следствие индивидуального отдельного события.
  Напротив, если ищут мышление по правилам и законам, неизбежно наталкиваются на границу познания, которую Рудольф Штайнер называет "экзистенциальным обмороком"94.
   Иными словами, размышления не идут дальше потому, что реальное происходящее протекает в скачках и прерывности и не держится за упорядоченную схему, которую человек разрабатывает по своим представлениям желательно как временную последовательность лет, связанную с причинной цепочкой войн, битв, мирных договоров или чем-то подобным.
  Однако в 1913 году невозможно найти причинное обоснование для произошедшего в последующем 1914 году. Для исторического исследования гораздо полезнее и убедительнее являются поворотные моменты, метаморфозы и разломы в процессе развития потому, что только они ведут логику понимания разумом ad absurdum (к нелепости).
  В качестве предвосхищения последующих глав стоит уже здесь сказать, что именно русская история в 20-ом столетии и дальше, вплоть до современности, богата таинственными поворотами и переломами. Это связь между познавательной работой мышления и загадочностью исторической ломки, на границах которых нормальный ум терпит неудачу, нормальное точное "математически-логическое" решение загадки как уравнения невозможно.
  На это указывает Гёте в своей полемике: "Разница в том, что математика может вынудить каждого человека признать, что все прямые углы одинаковы, но Вы (подразумевается его собеседник - Р. Е.) в исторических вещах напротив, никогда не сможете меня принудить принять Ваше мнение"95.
  Это имеет дальнейшие последствия: "Если мы характеризуем симптомы, нельзя быть педантичным в желании прийти к концу, но всегда оставлять неразрешенный остаток, иначе невозможно двигаться дальше"96.
  В "большой" истории загадки указывают на поворотные моменты и кармические связи между народами, а также на ключевые места в биографии человека, на кармическое стечение обстоятельств. Как то, так и другое представляется нам загадкой. В большей или меньшей степени имеет значение то, что "факты" внешних обстоятельств воспринимаются в обычном мышлении как "случайное" или же относят к категории "предвидение".
  Глубокий смысл этих фактов в том случае, если он вообще есть, не представляет собой неразгаданную загадку и может быть познан только человеческим духом.
  На границы познания мышление наталкивается само, особенно, когда оно занимается "точками разломов" и поворотными моментами в истории. На границах познания оно уже больше не может держаться за содержание чувств. Это означает, что душа что-то переживает, что извне это переживание уже не может быть предопределено как содержание.
  Это распространяется на понимание русской истории, начиная от первых встреч славян с норманнами северной Европы, греко-византийской ортодоксией, вплоть до нового времени, которую невозможно прочитать в голых исторических датах, но "в духовной жизни познающих, воспламененной ими"97.
  Если взять период с конца девятнадцатого столетия до нашего времени, возникает впечатление, что динамика русской истории все возрастает. Кто может в этом случае, в разнообразии исторических процессов и сил из голых "фактов" выявить систему или классификационную схему? По Вильгельму фон Гумбольдту история это только "отображение случившегося"98.
  И далее оговаривается, что все, что придает целому образ, недоступно для непосредственного наблюдения.
  Процессуальные силы действия, стоящие за замыслом действующих, в интересующей нас русской истории остаются полностью в потемках.
  Они не могут проявиться через факты. Невозможность расшифровать исторический ход в его несоответствиях одновременно порождает на границе сознания проблему выдерживать пустоту.
  Это процесс обучения, который состоит в том, чтобы одному полюсу созерцания человеком существующей вне его природы, из которой, в свою очередь, возникает его самосознание, противопоставить полюс его "собственного я"99: "Мышление ведет нас к границе, высвобождающей действие, из которого развивается человек сверх своего изначально данного ему состояния сознания"100. Другими словами, сознание замечает в себе опасность "иллюзии", выражаемой следующим образом: "высокие" переживания отображаются как воспоминания, данные извне, чтобы заполнить пустоту.
  Само собой напрашивается вопрос, как можно преодолеть границы, не впадая в чувственное формирование, иначе говоря, не занимаясь поиском опоры опять-таки в чувственном.
  Те, кого это серьезно интересует, не могут пройти мимо первоисточников Рудольфа Штайнера. Это, вероятно, удивит, что штайнеровский метод применяется в обычном мышлении при вещественном осознании и в современных естественных науках и не укрывается в спекулятивном и иррациональном.
  Для современного человека наука является отправной точкой для идущего вперед пути познания и обучения, чтобы подтолкнуть душу и привести ее к образному познанию и интуиции.
  Таким образом, сначала речь идет о точном описании процессов познания, когда он на первом шаге предлагает оживить мышление, чтобы найти нужные названия. Если при объяснении какого-то определенного предмета, например, стола, просто укажут на этот предмет, что обычно для поведения детей, тогда внутреннее переживание, позволяющее опознать этот предмет как стол, ослабится, будет парализовано, то есть редуцировано до определенного выражения. Взрослому человеку можно показать стол с другими признаками, имеющим с первым столом лишь немногие общие внешние признаки и, однако, он обоснованно будет им воспринят как стол.
  В результате можно констатировать что то, что в различных выражениях, как-то: обеденный стол, операционный стол, садовый стол, письменный стол, кофейный столик, карточный стол и т. д., именно и является столом и это заключение нельзя вывести исключительно из "внешнего".
  Последующая мысль, которая подводит нас к "историческому материалу", состоит в том, что определенные одиночные исторические события, "факты" не могут образовывать "историческую целостность". Точно так же при простом рассмотрении отдельного явления стола мы лишь в малой степени охватываем суть понятия "стол".
  Мышление в категории, базирующейся только на восприятии ощущения, не ведет к понятию, а лишь к созерцанию или представлению.
  К такому же выводу о соотношении восприятия ощущения и целостности пришел и Гёте, который применяемый им метод, например, для определения в своих исследованиях различных видов и классов растений, чтобы определить целостность в естественнонаучном смысле, не распространил его на историю, так как считал его абсолютно для этого неподходящим101.
  То, что отдельные случаи не годятся для оценки исторической целостности, считает также и Лев Толстой, причем в такой степени существенным, что он в "Войне и мире" в долгих пассажах пишет о неприемлемости этого.
  Абсолютно неожиданно он прерывает размышления Наполеона и русского генерала Кутузова о военно-стратегическом расположении в битве при Бородино и предшествующей ей битве при Шевардино. Речь шла при этом о наблюдательных пунктах за врагом, о характере местности, о численности войск и подобном. Собственно, это убийственный приговор, сведение счетов с историками, когда Толстой пишет: "Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства (Выделено мною - Р.Е.) предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями"102.
  Критика Толстого примечательна с двух точек зрения. Во-первых, его критические размышления вложены в конкретные исторические события, то есть в обстоятельства войны, которые Толстой очень основательно изучал по картам и записям. Во-вторых, и это основное, его критика является системным подходом. "Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине"103. И дальше Толстой пишет о заблуждении историков: "Как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого-нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе. Вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна"104.
  В дальнейшем разделе, где речь идет о толковании повести Владимира Соловьева "Короткая повесть об антихристе"105, мы вернемся еще раз к теме симптоматологического познания истории.
  Различные и частично прямо противоположные точки зрения о правильном понимании истории приводят к тому, что исследование истории, как и другие научные дисциплины, имеет предрасположенность к методическим спорам106.
  Одну из других исторических методик, успешно работающих и связанных с иным подходом к мышлению, представляет Питер Сенге, американский психолог, занимающийся организационной психологией, консультант по бизнесу и доцент Массачусетского технологического института, которого, уже в силу его профессии, невозможно заподозрить в фантастических или метаисторических спекуляциях. Сенге выступает за целостное системное мышление. Для него существенным являются чувственные ощущения переменных связей в процессах, а также в изменениях, а не линейные причины, действующие цепи или моментальные снимки.
  "Системное мышление это дисциплина для видения целого. Это основа для видения взаимосвязи, а не отдельных вещей, для видения паттернов изменений, а не статические моментальные снимки"107.
  Видеть целое, образцы, модели (patterns) вместо деталей (snapshots) - все это очень близко основанному на воображении методу симптоматологического познания истории. Просто и наглядно Питер Сенге объясняет свою системную концепцию. Если в низовьях реки наступает наводнение, хотя в этой местности все время стояла хорошая погода, в этом случае невозможно на месте найти причину этого наводнения. Высокая вода лишь симптом того, что причину следует искать в верховьях реки, в ее притоках, в любом случае это что-то другое, чем местные погодные условия108.
   Чтобы не скатиться в методический спор, к чему весьма склонны научные дисциплины, нужно в этой книге в духе Питера Сенге показать ход истории, образец, ткань и переменные связи исторического процесса происходящего.
  В моих занятиях немецкой и русской историей я ценю познавательную ценность того, что историческая наука называет существенным или "доказательным", но оно не релевантнее того, чего я могу достигнуть, изучая культурные процессы, такие как искусство, религию, науку или социальное поведение народов. У меня создалось впечатление, что особенность хода истории, прежде всего его процессы изменения именно в этом контексте, предстают перед нами очевиднее всего.
  
  4. Грехопадение, духовная капитуляция и другие проблемы Германии
  
  
  Чужая душа - потемки.
  (Русская пословица)
  
  Итак, усилим наши поиски моделей, материала и процессов в немецкой послевоенной истории в духе Питера Сенге.
  С точки зрения сознательного современника непременно должен появиться вопрос - на что указывает модель, в каких знаках проглядывается будущее?
  Многие черты послевоенной политики напоминают нам политические шахматы. Запад делает первый ход, Восток должен делать ответный ход. Например, водородная бомба русских была ответом на развитие ядерного потенциала США. Шок от двух американских атомных бомб, сброшенных на Японию, был ужасен. Другой пример: на тщательно подготовленное перевооружение ФРГ, начавшееся в 1949-1950 годах, включая вступление в НАТО в 1955 году, Восточная Германия с 1952 года начинает построение Национальной народной армии и вступает в 1956 году в так называемый Варшавский договор.
  Можно крутить и вертеть обстоятельства как хочешь, но первые годы после Второй мировой войны показывают Запад в военном и экономическом смысле инициативным, в то время как Советский Союз только едва успевает реагировать в ответ. Экономический подъем США начался уже во время Второй мировой войны и подхлестывался конъюнктурой рынка вооружений.
  Рональд Д. Герсте пишет: "США мобилизуют огромный экономический потенциал для войны с Японией, нацистской Германией и Италией. <...> Возникли фабрики гигантского масштаба, например, заводы для производства бомб, в частности, Виллов Ран, который был построен производителем автомобилей Фордом в 1940-1942 годах. Здесь работали до 40 0000 мужчин и женщин и в лучшие времена за один час изготавливалась одна бомба типа В-24"109.
  Если даже это число, которое приводит Герсте, кажется почти невероятным, производство 650 бомб в месяц все-таки впечатляет110.
  Американская военная конъюнктура плавно продолжилась и после войны, получив толчок. Пересказывая Клаузевица, помощь по учрежденному летом 1947 года и законченному в 1948-1949 годах американскому плану Маршалла можно оценить как продолжение войны другими средствами. Америка могла себе позволить купить мир. Чего ей это стоило, если американцы могли обменять доллар на немецкие марки, как в пятидесятые и шестидесятые годы и что позже больше никому ни разу не удалось.
  Конечно, в этом отражаются производительные силы и продуктивность промышленности США, политическая безопасность и стабильность, но также и социальная разница по отношению к "бедным" европейцам и, что почти никогда не упоминается, в сравнении с убогой экономикой Советского Союза.
  США находились в зените своей силы и престижа, небывалого до сих пор, и влияли на политику, культуру, стиль жизни во всех частях мира.
  "American way of life" - американский путь обещал чудесный сюрприз и огромную свободу. Какой мальчишка, получивший от щедрого американского солдата первую в своей жизни шоколадку, мог бы устоять перед этим, какой молодой человек, который мог проявить свой талант в американском технологическом концерне, не был бы покорен не только техникой, но и раскованной атмосферой, царившей в нем! "Американский путь" был фундаментом американской уверенности в себе.
  То, что красивые слова Томаса Джефферсона, третьего президента США (1801-1807) в его декларации о независимости "все люди созданы равными и наделены Творцом определенными неотъемлемыми правами, к числу которых относится право на жизнь, на свободу и на стремление к счастью" (the Pursuit of Happiness - следовало бы перевести как самореализация - Р. Е.)111, что эти слова имеют значение только не для рабов и не для тех 600 афроамериканцев, которых имел Джефферсон в своем имении(!), этого американцы долгое время не желали воспринимать.
  Как это было уже и после Первой мировой войны, американцы вышли из Второй мировой войны без военных разрушений в собственной стране и в качестве единственного действительного победителя среди всех воевавших государств.
  Разумеется, кто хочет увидеть, тот распознает за сверкающим фасадом частной рыночной экономики разрушительные силы эгоизма. Еще австрийцы, немцы и другие европейцы вспоминали "нелегальные" войны против Ирана, Гватемалы, Египта в пятидесятые годы, находящихся "за тридевять земель".112 Критические мысли об американском образе жизни были табу.
  Перемена декораций. Что касается плана Маршалла, для участия в котором, по американской версии истории, Сталину были тоже открыты двери, но он ими не воспользовался. Он видел в этом плане беспроигрышную ситуацию для США по замечанию Хуго Портиша113.
  А именно оборонительную стратегию в борьбе против коммунизма и, с другой стороны, долгоиграющую конъюнктурную программу для Америки. "Что США извлекут пользу из материальной помощи для Европы, было очевидным. Страны западной Европы
  были важнейшим рынком сбыта для американского избыточного производства"114, - пишет историк Генрих Август Винклер.
  Само по себе это не плохо, так как сделки могут осуществляться, если обе стороны видят в этом преимущества.
  Излишним и лицемерным является только, так сказать, моральное обрамление миссионерской мысли Маршалла, что, дескать, американская политика направлена против "голода, бедности, отчаяния и хаоса"115.
  Если бы эти благородные мотивы стояли на переднем плане, тогда бы люди из Советского Союза, который еще недавно, во время войны был американским союзником, не были бы исключены из этого плана Маршалла, так как послевоенные нужда и разруха были там по крайней мере такими же большими, как в побежденной Германии и других частях Европы.
  Если в этом пункте опираться на русские источники, Советский Союз был заинтересован в долгосрочных кредитах США.
  Речь шла о финансовом возмещении убытков за ущерб и разорение, которые принесло с собой нападение Германии. Темой обсуждения министра финансов Моргентау с президентом Рузвельтом было предложение о предоставлении кредита Советскому Союзу на десять миллиардов долларов на срок в 35 лет с двумя процентами годовых для закупки американских товаров.
  "Однако госдепартамент возражал против направления этого предложения советскому правительству, полагая, что оно может быть использовано в качестве козыря для достижения американским правительством своих целей во многих других политических и экономических проблемах"116.
  Также и в меморандуме Молотова от 3 января 1945 года к послу Гарриману предлагался кредит на 6 миллиардов долларов на 30 лет с 2,25 % годовых117.
  Если Сталин в Ялте, как обсуждалось, выразился в том смысле, что интересы западных стран и Советского Союза в военных целях против врага принципиально легко привести к согласию, пока длится война, но что в послевоенное время начнутся проблемы, то это было очень реалистичной и сугубо дальновидной оценкой.
  Предоставления кредита США Советскому Союзу в любом случае не состоялось и единство закончилось так же быстро.
  План Маршалла был, без сомнения, экономической помощью при восстановлении находящейся в упадке западной Европы, включая страны-победительницы Англию и Францию, но не таким благородным и бескорыстным, как утверждается до сих пор в немецких и американских ведущих СМИ.
  Чиновники США установили требования для министерств экономики стран, пользующихся помощью, контролировали целевое использование денег, например, в
  Австрии они должны были вкладываться в коммунальные проекты118.
  Американская внешняя политика всегда или способствовала росту, или сдерживала его.
  Уже Джордж Вашингтон, Верховный командующий в войне за независимость против колониальной державы Великобритании и первый президент США, в конце своего периода правления призвал своих преемников сделать ставку на торговлю с другими нациями и отказаться от постоянных союзов с какими-либо частями мира.
  Также Кальвин Кулидж, американский президент с 1923 по 1929 год, знал: "Дело Америки - делать дела"119.
  Теперешний президент скорее будет говорить о "deal" - сделке, и однако иметь в виду то же самое.
  В законе Смута - Хоули о тарифах от 1930 года, он был принят во времена пребывания в должности президента Гувера, США резко повысили пошлины на 20 000 продуктов импорта и тем самым обострили мировой экономический кризис к началу 30-х годов. Импорт США уменьшился на две трети, их экспорт в Европу упал до 60 процентов.
  Если мы посмотрим на экономические санкции против Кубы и Ирана, когда Джимми Картер заморозил иранский процентный вклад в Америке, в настоящее время на санкции против России и Северной Кореи, мы можем получить общее представление, что США своими кредитами, пошлинами и облегчениями для импорта, или же торговым эмбарго "поощряют" или, наоборот, в зависимости от политических интересов "карают". Менее известно, что американская традиция тесно связывать внешнюю политику и экономику начинается со времен образования США при президенте Томасе Джефферсоне, если сюда причислить эмбарго против Великобритании (1800 год)120.
  "Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними", - известная мудрость Овидия. Если в 1800 году США видели в Великобритании врага, в особенности в кораблях Королевского флота, которые угрожали независимости Америки с ее в то время 13 штатами, то "после Первой мировой войны Америка стала политически и экономически и в культурном отношении великой державой", - утверждает Рональд Д. Герсте121.
  Без сомнения это относится к экономической стороне. Америка стала примером для подражания, в частности, в потреблении или в автомобильной промышленности.
  Также и развлекательная сфера и киноиндустрия Голливуда в двадцатые годы стала "культурным масштабом" для мира. За несколько десятилетий религиозные и социально обделенные переселенцы из Европы превратили Соединенные Штаты в великую державу.
  На другой стороне мира выступала Россия как противоположный полюс, перепрыгнувшая через длившееся столетия европейское развитие из средневекового, теократического общественного порядка азиатского толка в новое время.
  
  Две силы боролись за мировое господство. Философским фундаментом обеих государств было материалистическое мировоззрение, в России в теоретическом обосновании, с другой стороны, на Западе в прагматической форме, установленной на эгоистичном преимуществе экономической торговли США, то есть практической форме материализма.
  Последняя обнаруживает себя, к примеру, в переходящем всякие границы массовом потреблении, в применяемой в сельском хозяйстве агрохимии, во внедрении техники и милитаризации космоса, в медицине и в представлении о человеке, короче говоря, в философии, которая вытесняет все духовное из человека и вокруг него.
  Если это видение мира в настоящий момент во всех промышленных странах стало господствующим, то в США оно развивается очевиднее всего и там оно, начиная с его возникновения и до сегодняшнего дня, определяющий мотив действия.
  Из вышеупомянутого "оборонительного модуса" против Великобритании в 1800 году возник в конце 19 столетия "Special Relationship" (особые отношения), "особое" сообщество по интересам с Великобританией, "модус наступления" против России.
  Роспуск Советского Союза ничего не изменил в разработанном Збигневом Бжезинским, советником американского президента по безопасности, принципиальном плане против России. К гонке вооружений прибавилась экономическая война, в которой у США был решающий перевес. Яснее, чем выразился Збигнев Бжезинский об экономических замыслах против России после распада СССР, высказаться невозможно, когда он, абсолютно не стесняясь, спросил: "Не переусердствуем ли мы в экономической помощи России, что поневоле усилим эту страну политически и экономически?"122.
  Amerika First (Америка прежде всего), этот девиз имел и будет иметь всегда значение для всех американских партий и президентов и это прокламируется не только в предвыборном бушевании. В этом смысле это означает, собственно, "America can"t do wrong" (Америка не может ошибаться). Но это только внешняя форма, политико-экономические меры внутри капиталистической парадигмы менялись в процессе времени.
  Таким образом, иск американских судов об экономическом и уголовном преследовании того, что разрешено в "крупном бизнесе" иностранных бизнесменов, но не является законным по американским моральным представлениям, является новым123.
  Так, например, арест француза в Нью-Йорке, работающего для концерна Alstom, который обвиняется во взяточничестве в Индонезии, вполне укладывается в схему доминирующей внешней экономической политики США.
  Даже в отнюдь не враждебных по отношению США немецких газетах поднимается вопрос о том, в какой мере коммерческое конкурентное мышление заложено в законе об иностранной коррупции (Foreign Corrupt Practices Act), применение которого также и вне своих границ присвоили себе США.
  Высшей точки достигает лицемерное слияние права, морали и экономики в обвинениях против автопромышленности Германии, которые ставят под угрозу само ее существование, а также против швейцарских банков (секретность вкладов в швейцарских банках теперь аннулирована). Стоит заметить, к сожалению, что из-за мошенничеств в немецкой автомобильной промышленности открылась лазейка для применения американской этики.
  А мировой жандарм США продолжает обносить вехами ареал своего влияния, к примеру, весьма критически они относятся к продаже китайским инвесторам немецкой компании по производству роботов и полупроводников.
  Еще одна смена декораций. Вернемся опять в послевоенные годы. В противовес плану Маршалла в 1948 году СССР создает СЭВ - Совет экономической взаимопомощи, по-английски COMECON. По сравнению с планом Маршалла, выделившим для помощи Западной Европе (включая Австрию) 13 миллиардов долларов, СЭВ представлял собой слабо финансируемую и плохо функционирующую расчетно-плановую экономику Восточных стран на основе переводного рубля.
  Несмотря на это, СЭВ проявил себя как "община" (русское понятие, обозначающее, собственно, "общность, деревенскую общину", имеется в виду синоним для чувства общности и готовности всем делиться).
  Эти типично русские черты - готовность делиться и работать сообща, особенно они видны в идее образования колхозов. Они обеспечивали относительно щедрое распределение финансовых средств среди государств-сателлитов.
  Это правда, что русское плановое хозяйство наращивало тяжелую промышленность и пренебрегало производством товаров народного потребления, но, несмотря на это, неоспорим тот факт, что обеспечение товарами народного потребления в государствах-сателлитах поощрялось интенсивнее, чем в России.
  С учетом сказанного страны СЭВ не могли извлекать прибыль из довоенной промышленности в своих областях в такой же мере, как Запад. Так, только лишь в ГДР Саксония, Берлин, промышленные районы на севере Богемии, а также в некоторые части Польши, а именно Силезия, имели развитые в довоенное время промышленные центры, которые частью даже превосходили западногерманское машиностроение и электротехническую промышленность. И все-таки промышленность в восточной части Германии была сильно разрушена в ходе войны, которая прокатилась катком с Востока до Берлина, столицы Рейха. Остальные восточные государства Европы должны были строить свою промышленность вообще заново и преимущественно в сельскохозяйственном и ремесленном окружении.
  С самого начала позиция Востока на шахматном поле политики была оборонительной. Возможно, западная рыночная экономика мало считается с социальными требованиями людей, но эффективной и продуктивной она была и есть и прежде всего она намного превосходила централизованную плановую бюрократию Востока.
  После 1945 года оба немецких государства имели примерно сравнимые экономические производительные силы на душу населения, но которые, однако, впоследствии очень сильно дифференцировались. Постройкой Берлинской стены в августе 1961 года ГДР попыталось сдержать эмиграцию и обескровливание экономики, что, по меньшей мере,
  было легитимно, если подумать о том, что Америка спустя 55 лет дискутирует о том, чтобы построить стену на границе с Мексикой и таким образом воспрепятствовать миграции и импорту производимых там товаров, обременив карательными пошлинами и налогами на добавленную стоимость.
  Итак, временное окно для объединения двух немецких государств фактически закрылось уже в середине пятидесятых годов.
  Выстроить мирный договор на фундаменте нового социального порядка, компромисса с Востоком и нейтральной невооруженной Германией стало больше невозможно.
  Расставание обеих немецких государств было политически решенным делом.
  Из-за строительства стены и ограниченной свободы передвижения немцы Востока и Запада отчуждались все больше и больше. Или было бы лучше сказать - должны были отчуждаться.
  Разделение на Восток и Запад оставило им только один голос в экономических вопросах внутри тесных идеологических границ капитализма или, соответственно, коммунизма.
  Развитие прежде всего американской компьютерной техники и примерно с 1970 года микроэлектроники в децентрализованной западной экономике увеличивало в дальнейшем военное превосходство Запада и вместе с тем углубляло пропасть между Западной и Восточной Германией.
  Продуктивность ФРГ по отношению к ГДР составляла, в зависимости от отрасли, от 30 до 70 %. Опережающая техника Запада производила такой эффект, как если бы ФРГ, уже превосходящая ГДР по численности населения, за счет лучшей техники увеличило бы свое численное превосходство на миллион работающих.
  В этом отношении даже усиленное задействование женщин ГДР в производственном процессе не смогло ничего особенно изменить.
  Негибкое централизованное плановое хозяйство с уклоном на тяжелую промышленность не смогло ничего противопоставить западной экономике, принимавшей во внимание потребительские потребности. Ко всему этому добавилось то, что департамент США по торговле и обороне (of Commerce аnd Defense) в Вашингтоне и его щупальца - комитет по координации экспорта стратегических товаров (COCOM - Coordinating Commitee of East-West Trade Policy) в Париже ввели торговое эмбарго для европейских предприятий и разрешили лишь экспорт маломощной и устаревшей электроники и промышленной продукции в коммунистические страны. Гротескный нюанс - даже теоретическое произведение Норберта Винера "Cybernetics" стояло в запретительном списке. И еще одна деталь, только в 1993 году Вашингтон вычеркнул Венгрию, страну бывшего Восточного блока, первой из списка эмбарго.
  Насколько забюрократизирована была советская плановая экономика, я узнал, когда работал в семидесятые годы для немецкого электротехнического концерна над модернизацией российского автомобильного завода КАМАЗ (Камский автомобильный завод).
  Можно себе представить устарелое огромное предприятие на Каме, большого притока Волги, примерно 1000 километров восточнее Москвы, которое было полностью рассчитано на собственное производство всех деталей, устанавливаемых на грузовик.
  И это в то время, когда западные автомобильные предприятия уже давно получали свои детали и сборочные узлы от своих поставщиков и их лишь оставалось только установить. Стопроцентный объем собственного производства включал даже собственные песчаные карьеры, потому что в этом огромном "океане страны" нельзя было быть уверенным, что песок своевременно будет завезен в литейное производство. Ведомства США, ухватившие для себя возможность разрешать или не разрешать экспорт, препятствовали поставке ноу-хау и любого технического оборудования на Восток и страны, с которыми ФРГ и все европейские государства НАТО были связаны договором, чтобы замыслы не вышли за рамки статуса проектного планирования, что, впрочем, не мешало россиянам самостоятельно расширять и модернизировать завод.
  Вершину бессилия централизованного экономического управления я изведал тогда, когда меня пригласили в Москву на совещание в министерство тяжелого машиностроения. Речь шла о том, чтобы создать разветвленную связанную систему для всего Советского Союза, объединение всех, находившихся в подчинении министерству предприятий, которому бы передавалось плановое задание головного управления и от которого назад получали бы данные о выполнении плана по сборочным узлам и деталям...
  Однако вернемся обратно к Германии. Не военное поражение вермахта в 1945 году и безоговорочная капитуляция стали подлинной катастрофой, так как виноваты были сами без всяких альтернатив, но добровольная культурная капитуляция перед капитализмом после окончания Второй мировой войны.
  Уже ранее оговоренные доводы и источники данных показывают трещину в аргументации, если речь идет о том, куда можно отнести как историческую, так и сегодняшнюю Россию.
  Так называемая "информационная свобода Запада"124 искажена или поверхностна, тень на нее была брошена во времена немецкого политика "первого часа", который обязан историческому случаю в своей победе в борьбе за власть, выигранной с небольшим перевесом.
  Этот примечательный феномен, вникая в самую суть во все области действительности, всеобъемлюще анализирует немецкий философ и писатель Петер Слотердайк125. В своем сочинении он подчеркивает "раболепие Европы по отношению к США во всех жизненных сферах", которое дало европейцам возможность после окончания Второй мировой войны, когда Вашингтон заменил врага Гитлера на врага Сталина, удобно устроиться под военным прикрытием и защитой США.
  Это зависимость "миролюбивых" от "готовых к бою". Последние, по мнению Слотердайка, приостанавливают действие гражданской этики ради убийств по поручению Императорского Величества. Таким образом, Европа убивает не от своего имени и без комментариев принимает, "если американцы, которых в этом нельзя упрекнуть, убивая врага, проявляют отсутствие всякой щепетильности".
  Петер Слотердайк указывает, ссылаясь на данные института стратегических исследований и изучения проблем мира, на то, что "в эффективном убийстве американской армией и ЦРУ в приблизительно ста войнах и военных операциях между 1945 и 2015 годами можно насчитать от 10 до 13 миллионов жертв"126. Слотердайк говорит прямым текстом, однако с юридической точки зрения его обвинение - это запутанное дело.
  Даниеле Ганзер в своей книге "Нелегальные войны, и как страны НАТО саботируют ООН" проясняет это дополнительными подробностями127. Первая Иракская война пока еще подтверждается соответствующим мандатом Совета безопасности ООН, напротив, нападение на Афганистан в 2001 году, на Ирак в 2003 году, Ливию в 2011 году и в наши дни на Сирию, все они нелегальны.
  К этим "достижениям в эффективном убийстве" нужно добавить увечья и аномалии в развитии трех миллионов вьетнамцев, пострадавших от дефолианта, содержавшего диоксин со страшным воздействием и последствиями, передающимися вплоть до поколения внуков.
  Следует заметить, что этот факт США не признают до сих пор, не говоря уже о денежной компенсации для жертв.
  Этого не смог сделать и бывший президент Обама. Во время его визита во Вьетнам, жертва дефолианта Пам Тхи в открытом письме обратилась к нему и попросила о встрече. Она хотела, чтобы президент пожал ее изуродованные руки. Встреча не состоялась. Отказался ли Обама от встречи по своему личному убеждению или последовал советам своих могущественных помощников из Think Tanks (аналитических центров)?
  Изобретателем этой стратегии, которую назвали "Operation Ranch Hand", как сообщает Жан Циглер, был Генри Киссинджер: "Так как борцы вьетнамского сопротивления прячутся в густых лесах на юге и западе Вьетнама, нужно просто уничтожить деревья. В течение десяти лет американские самолеты распыляли сотни тысяч тон содержавшего диоксин гербицида "Agent Orange"128.
  Что касается немцев, то они после 1945 года не использовали свое предназначение внести в мировую историю более человечные социальные формы и вместо этого черпали чувство собственной самоценности в производительных силах и в темпе роста своей экономики.
  "Отказ от гражданской этики означает убийства по приказу имперской сверхдержавы. Европейцы вообще и немцы в частности в этом смысле более не способны быть независимыми. Этим, в итоге, объясняется подобострастное поведение европейцев по отношению к могущественному государству"129.
   Ради идеологического консенсуса с Америкой европейцы, среди них обгоняющие всех в своем повиновении немецкие политики, идут на любое унижение.
  Они потеряли всякую отвагу и не решаются противоречить американцам. Иначе как можно расценить циничные высказывания Джона Корнблума, бывшего американского посла в Германии, сделанные для газеты, относящейся к серьезным СМИ, где он ставит европейцев на место.
   В статье под заголовком "Чем меньше Европы, тем больше Европа" Корнблум пишет: "Во времена холодной войны Европа пользовалась стратегическим преимуществом первой степени (! - Р. Е.) Ее территория стала фронтом военной конфронтации между Западом и Востоком"130. В чем же преимущество Европы? Двойное решение НАТО на постоянных условиях оставило право исключительно для США на межконтинентальные баллистические ракеты, в то время как число ракет средней дальности, размещенных в Европе, с радиусом действия до западной части СССР, сначала должно было быть повышено, чтобы потом на переговорах по разоружению сократиться опять до прежнего числа.
   Теперь опасность состояла в том, что США в случае войны с Советским Союзом на европейской территории не будут предпринимать атомный удар из боязни ответного межконтинентального удара и рассчитывают вести ее исключительно на европейской территории, включая западную часть СССР.
   За эту концепцию, которая по мнению Тони Джуда тоже исходила от Генри Киссинджера, немцы заплатили во времена Холодной войны высокую цену, на что остроумно указал Эгон Бар на конференции по безопасности в Мюнхене в феврале
  2014 года, намекая на их страхи: "Чем меньше радиус действия, тем мертвее немцы"131.
   Киссинджер, чувствуя себя задетым, и который знал об этой взаимосвязи, язвительно отбился, что показывают телевизионные кадры. Небезынтересным побочным эффектом явилось то, что телевидение оказалось немыслимо неподходящим средством информации для дифференцированного, призывающего к размышлениям предметного содержания, поскольку все это не связали с опасностью ядерного конфликта, который мог бы полностью уничтожить Европу, захватив и запад Советского Союза. Но все эти соображения потерялись в медийном пространстве.
   Джона Корнблума больше занимало то, что с недавних пор европейцы не обращались с США с прежней любовью.
   Другую вызывающую бестактность совершила американская чиновница Виктория Нуланд, выразившись "Fack the EU", но Европа, по мнению Петера Шолля -Латура, не нашла мужества ответить США на равных и открыто по пословице "на крепкий сук - острый топор" бросить ей в лицо "fuck off"132.
   Ретроспективный взляд в прошлое.
   Немецкая политика в послевоенные годы между 1945 и 1950 годами была запутана и противоречива. С одной стороны, просматривались четкие контуры начавшегося уже в ранний период стремления Аденауэра к экономической и военной интеграции Запада, с другой стороны, усилия отдельных лиц к проведению переговоров с победителями о нейтральной, демилитаризованной, а также экономически открытой Германии.
   Кроме того, внутри партий ХДС, ХСС, СДП, ГД (Deutsche Partei - Германская партия), а также в церкви, существовали разные, вплоть до абсолютно противоположных, мнения, какую политику Германии следует проводить в будущем.
   Решающими и задающими направление были позиции западных союзных держав, в особенности верховных военных комиссаров Клея и Робертсона.
   Запутанная в клубок военная, экономическая и общественная стратегия победителей, сопряженная с будущим политическим и экономическим путем Германии, делала ситуацию еще более мутной.
   Здесь не место разбирать многообразные, частично очень противоречивые позиции партий, союзов и церкви. Все они были очень основательно исследованы с точки зрения экономических причин, подтверждены первоисточниками и изложены в книге Зигфрида Томаса "Путь в НАТО"133.
   Общим знаменателем дальнейшего развития и диффузного внутриполитического положения было то, что внутренняя германская политика дискутировала, прежде всего, о территориальных проблемах и, особо, о вопросах границы, для которых время или еще не созрело, или страны-победительницы уже давно пришли к единому мнению.
   Как, например, может ли быть окончательной и законной граница по Нейсе и Одеру. Казалось, что немцы мечтают о том, чтобы в будущем вновь основать Германский рейх, только поменьше, мирный и без Гитлера.
   Постоянно, на манер молитвы повторяемый тезис, что только ФРГ имеет исключительную монополию представлять всю Германию, хотя не было ни немецкого государства, никакого мирного договора, а только оккупационные зоны, этот тезис был иллюзией.
   Другой темой было длительное теоретическое обсуждение, должно ли германское единство осуществится перед объединением Европы или же нет. Во всех этих моментах немцы составили свой счет без стран-победительниц.
   Также размышления о так называемой "экономической теории монетизации", по которой объединенная западная зона с ее высоким жизненным уровнем после денежной реформы и введения немецкой марки, якобы, должна была привести к "обескровлению" и капитуляции советской зоны, оказалась на поверку сумасбродной мыслью.
   Какая грубая переоценка материалистического потребления и экономических ценностей уже на раннем этапе существования Федеративной республики Германии!
   Социалистическая мировая система уже давно была реальностью, она уже больше не являлась теоретической моделью, она стала исторической возможностью развития народов.
  Насколько велик был страх американцев и их западногерманских вассалов перед коммунизмом при Конраде Аденауэре! Это показал запрет Коммунистической партии Германии в 1956 году. Ему предшествовал запрет о приеме на государственную службу членов этой партии в 1950 году, указ о котором издал Аденауэр.
   По мнению Йозефа Фошепота, историка фрайбургского университета, запрет Федерального конституционного суда на КПГ от 16 ноября 1951 года был антиконституционным, что он и доказал на почти 500 страницах своей книги, опираясь на многие оригинальные документы.
   Однако возникает вопрос, был ли запрет антиконституционным больше с юридической точки зрения? Ведь исторически это было скорее второстепенной борьбой.
   Размышляя о психологии и интенциях Аденауэра, об общих рамках сформированного им "исторического процесса происходящего" и о его не слишком щепетильном обращении с мнениями других, возникает и без исторических поисков документов определенная картина: Конрад Аденауэр был заклятым врагом не только Советского Союза, но и всего русского и его действия были такими, какими они были и не могли быть иными.
   К этому относится запрет Коммунистической партии Германии, все равно было ли это конституционным или антиконституционным, глядя назад, вся эта взаимосвязь становится несущественной.
   Так же, как и не слишком удивляют запутанные связи с нацистами первого президента Конституционного суда Германа Хопкена-Ашоффа134.
   В действительности КПГ (еще до ее запрета) карабкалась по лестнице политики безуспешно, с результатами выборов значительно ниже 5% барьера и без каких-либо перспектив пройти в бундестаг.
   Другие государства были в этом смысле независимее, чем "германский вассал". В Австрии, например, коммунистическая партия с 1945 до 1959 была представлена в Национальном Совете, также и после подписания Государственного договора и до 1970 года во многих парламентах земель (Landtag).
  Небо, несмотря на это, не обрушилось, но, напротив, КПА с годами все больше теряла избирателей. Похоже могла бы решиться "проблема КПГ" и в ФРГ при Аденауэре потому, что и в других европейских странах коммунисты потеряли голоса.
   Социальное положение людей во многих европейских странах, ухудшившееся в последнее время, не позволяет однозначно оценить шансы левых партий как протестного потенциала, скорее всего, эти шансы будут оставаться малыми.
   Но о чем же мечтали в то время немцы?
  Иллюстрацией к особо спорному вопросу является статья 4, пункт 3 конституционного закона 1949 года, где написано следующее: "Никто не может быть против своей совести принужден к военной службе с оружием. Подробности регулируются федеральным законом"135.
   Четкий сигнал, что Западная Германия искала военного союза с Западом.
   "Подробности" порядка выдачи разрешения подателю заявки были к тому же издевательскими и нечестными. Заявителю могли задать примерно такой каверзный вопрос:
   "Вы свидетель, как преступник в помешательстве стреляет вокруг себя, без разбора, на школьном дворе. Некоторые дети уже тяжело ранены. Он стоит точно под окном, из которого вы можете сбросить ему на голову тяжелый предмет". Если кандидат отвечал на вопрос "да, он сбросит", то у него были все шансы провалиться136.
  Нетрудно заметить, что фундаментальное правовое положение об освобождении от службы с оружием имело смысл только тогда, когда была введена воинская повинность, то есть если бы вовлечение ФРГ в западный военный блок не произошло бы до подписания мирного договора.
  Заметьте, это пока еще только 1949 год!
  Но воинская обязанность нарушала ялтинские и потсдамские договоренности.
  Упомянутая историком Михаэлем Геллером нота Сталина в марте 1952 года, в которой он предложил свободу коалиций для Германии и свободные выборы (по мнению Геллера это не было блефом), получает в этой связи особое значение как встречная стратегия СССР против вооружения Германии и ее интеграции в западный военный союз137.
  Но именно эта милитаризация и произошла с промежуточными шагами в 1950 году (план Плевена, Европейское оборонительное сообщество) вплоть до вступления ФРГ в НАТО в 1955 году.
  Эти планы подгонялись западными державами-победительницами изо всех сил и при этом, разумеется, наталкивались на сопротивление Советского Союза, который в этом видел направленное против него вражеское выступление.
  Поначалу победители вели речь о разделении и управлении "добычи", то есть Германии, согласно договоренностям Большой тройки (Рузвельта, Черчилля и Сталина) в Ялте и позже в Потсдаме (там вместо Рузвельта был уже Трумэн). Они были едины в одном, Германию нужно разделить на оккупационные зоны и наказать.
  Если охватить временной горизонт несколько шире, включив, например, Тегеран в ноябре 1943 и до конца 1945 годов, то тогда во всяком случае обговаривалось множество вариантов плана, начиная от раздробления Германия на куски, на две и пять частей (по Рузвельту) до возврата к аграрному, едва ли не первобытному укладу (план Моргентау).
  Итак, державы-победительницы должны были сначала определить свои интересы, зоны влияния, их взаимоотношения, их четырехстороннее административное верховенство, что привело к созданию Контрольного совета, ставшего правовым базисом по всем жизненным вопросам.
  Репарации, которые должны были быть выплачены Советскому Союзу, заняли существенное место в переговорах, а также в восприятии немецкой общественности.
  Главную тяжесть войны вынес на себе СССР со своими 27 миллионами погибших. К этому следует добавить огромные разрушения и понесенные во время войны убытки, вызванные продвижением немцев далеко на Восток, вплоть до Сталинграда зимой 1942/1943 года.
  Следует все время не упускать из вида, что война была в первую очередь на Востоке и против Востока. США вступили в войну лишь под конец и участвовали в боях в Северной Африке, Восточной Азии и позже в Западной и Южной Европе. Для сражавшихся сухопутных войск Советского Союза это не было облегчением.
  США высадились в Нормандии, несмотря на многочисленные просьбы Сталина, только лишь в июне 1944 года (выделено мной - Р. Е.), то есть всего лишь за 10 месяцев до окончания войны. В тот момент, когда исход войны между Германией и Советским Союзом с миллионами погибшими с обеих сторон уже давно был решен.
  26 января 1943 года Черчилль и Рузвельт в совместном заявлении дали Сталину надежду на открытие второго фронта и обнадеживали, что война закончится уже
  в 1943 году.
  Англо-американский штаб по военному планированию информировал Сталина, что в ближайшие месяцы, итак, еще в 1943 году(!), планируется вступить в войну в Европе и добиться быстрой победы.
  Переправа через Ла-Манш намечалась на август 1943 года.
  Ренате Римек делает из этого вывод, что американский и английский генеральный штаб в этот момент считали возможным вступление в войну в Европе138.
  Но уже в мае 1943 года Черчилль и Рузвельт отказались от прежнего плана и вместо этого пришли к решению отложить вторжение на первые месяцы 1944 года. О причинах историки гадают до сих пор. Сталин, которому уже в 1942 году обещали открыть второй фронт, в письме к обеим руководителям западных государств с горечью констатирует, что русская армия "принесла в жертву очень многое, но должна по-прежнему оставаться без поддержки англо-американской армии"139.
  А что думает сегодня германский вассал, всегда готовый растроганно застыть при поминовении своих солдат, павших в Первой и Второй мировых войнах, о павших советских солдатах и погибшем гражданском населении?
  Он продолжает серию обманов и ведет холодную войну и после распада Варшавского договора, после воссоединения двух германских государств и после вывода российских войск, не признавая миллионы павших русских солдат, белорусов, украинцев, прибалтийцев, поляков и других, которые сражались на стороне Советов и были убиты немцами, и не желает почтить их память, как он чтит память своих воинов на Западе.
  Наступившая в конце концов в 1944 году американская высадка в Нормандии не слишком помогла русским, как могло бы помочь более раннее открытие второго фронта. На это указывает Клаус Хансманн, бывший радистом во Второй мировой войне: "Возможно, что мое мнение, что касается военных дел, будет для кого-то интересным. По моему мнению, война против СССР, в велико-германском высокомерном ослеплении халатно подготовленная, очевидно была уже проиграна поздней осенью 1941 года, еще до вступления американцев в военные действия, о чем я писал уже тогда своей матери"140.
  Неужто это оставалось неизвестным американским военачальникам? - То, что понял, видя, каково военное положение, радист Клаус Хансман и другие "простые" солдаты. - Вряд ли.
  В данном случае можно исходить из того, что существовал политический расчет, который служил для построения нового порядка в Европе и установления американского превосходства.
  Таким образом история американских войн показывает, во всяком случае, не так как иной голливудский фильм, что США взяли себе привилегию вести войну (и предпочитают это делать и сейчас) с воздуха в отличие от наземных кровопролитных боев между русскими и немцами.
  Бомбардировки Гамбурга, Дрездена, Нюрнберга или Магдебурга и других германских городов американцы продолжили после Второй мировой войны в Югославии, Ираке и Вьетнаме, а также и в других регионах мира.
  Вместо того, чтобы уменьшить груз войны для не особо ценимых советских союзников, что определенно привело бы к большим потерям в американских вооруженных силах, США не забывали щадить свои войска. Для этой стратегии нужна была сильная авиация. Но в 1942 и в начале 1943 года необходимая логистика и в особенности производство американских бомбардировщиков в Виллоу-Ран только развертывалось.
  США уже до этого пришлось бороться с трудностями, и они были не готовы к блестящему, щадящему и защищающему сухопутные войска боевому применению, как позже в 1944 году в Нормандии.
  Это самая вероятная причина, почему американцы так поздно ступили на европейскую землю.
  Разумеется, им уже давно было ясно, точно также, как и простым солдатам на фронте, как, например, Клаусу Хансманну, что немцы уже в 1941 году проиграли войну и что конец этой войны это просто вопрос времени.
  Они могли подождать со вступлением в военные действия почти до конца войны, так как находились в выигрышном положении.
  Старый враг Германия и новый, заявляющий о себе противник Советский Союз уничтожали друг друга в ожесточенной борьбе, и чем дольше продлились бы уничтожение и разрушение, тем больше бы это способствовало военному и экономическому превосходству, победе и подъему Америки после войны.
   Во время конференции в Касабланке в январе 1943 года американцы постановили вступить в военные действия против Германии со стороны Франции, что и произошло, как уже упоминалось, позже в июне 1944 года в Нормандии. "План Черчилля состоял в том, чтобы завоевать африканское побережье и с помощью баз, которые должны были бы быть там построены, напасть с юга на державы союзников Германии"141.
   Это решение США имело далеко идущие последствия. Война на Востоке, где противостояли главные военные силы Германии и Советского Союза, затянулась.
   Во всяком случае, из-за запоздавшего вступления в военные действия американцев в Нормандии советским войскам пришлось нести полную нагрузку войны. Но это была только одна сторона.
   Другая сторона имела далеко идущие последствия, так как центральные и восточноевропейские страны, а также балканские, попали под влияние Советского Союза.
  Если бы американцы стремительно наступали через Италию и Грецию в центральную и восточную Европу, то Советский Союз, отталкиваясь от линии фронта, не выиграл бы столько областей и не случилось бы последующего распространения коммунизма на таком большом пространстве. Так как в 1943 году русские и немцы воевали еще в глубоком тылу советских областей, линия фронта которых растянулась на 2500 километров.
   Таким образом предсказуемо, что разделение Европы на две большие сферы политического влияния зависело от скорости, с которой советская армия с Востока и американские войска с Запада наступали в направлении центра Европы и Германии, чтобы там встретиться.
   Русская и американская армии двигались в сторону Германии с разной скоростью. Время и пространство стали таким образом определяющим фактором для будущего установления границ Железного занавеса.
   Переживания Запада и немецких политиков по поводу восстания рабочих в ГДР, Пражской весны и Венгерской революции были искусственными и обманчивыми. В этом они (западные политики) за некоторым исключением были едины. Так как в этот момент был сговор с Советами, никакого намерения о военном вмешательстве в произошедшие восстания у Запада не было.
   Разделение Европы было, в конечном счете, запланировано и согласовано с доктриной Сталина, что каждая сторона вводит свою общественную систему в той зоне, которую она занимает142.
   В этой логике было что-то подкупающее, ее практиковали точно так же и западные союзники.
   Это был общественный компромисс, не хватало только возможного вклада немцев. Прогнозы оправдались, американцы и русские встретились на Эльбе под Торгау. Встреча была инсценирована как символ мира и победы.
   Очень быстро обнаружилось, что мир этот был не долгосрочным. Быстро и легко наступающие американские войска отказались от возможного территориального выигрыша в пользу Советов, например, в Чехословакии, кроме того, им отдали, в частности, немецкую область в Саксонии.
   Последнее привело к гротескной ситуации в городе Шварценберг в Рудных горах, который 6 недель оставался незанятым ни американцами, ни советскими войсками и его жители провозгласили собственную республику под названием "Республика Шварценберг", вошедшую в послевоенную историю Германии как курьез.
   Послевоенный порядок, установленный Советами, в любом случае не ставился американцами под сомнение.
   В протоколе ялтинской встречи американцы "зафиксировали договоренность по требованиям русских о репарациях"143. "Сумма репараций была установлена на
  20 миллиардов долларов, из которых Советский Союз получил 50%". Как уже было упомянуто, США в Ялте обсуждали долгосрочные кредиты, по меньшей мере, как частичное компенсирование военных разрушений и издержек на вооружение.
   Только этого не произошло, "так как США и Великобритания в Потсдаме попытались пересмотреть решения Крымской конференции. Они стремились сократить до минимума репараций Советскому Союзу"144.
   Последствия были очевидны, из-за человеческих потерь и огромных экономических убытков русские не смогли никогда больше оправиться, не помогло и создание СЭВ, так сказать, ответ на план Маршалла.
   В 1945 году американцы продолжали вести переговоры на основе не уточненных планов комиссии по "раздроблению Германии"145, чтобы устанавливать репарационные платежи по зонам, в то время как Советский Союз стремился осуществить идею центрального управления и экономического единства Германии. Можно предположить, что у разных целей были свои причины. Легче судить о последствиях и эффекте американской стратегии.
   "Стратегия раздробленности" подстегивала образование Западного и Восточного блоков, требовала большой административной и военной управленческой надстройки, что тиранило население и ограничивало его свободу, а также тормозило товарообмен и торговлю.
   Михаэль Кирн констатировал, что до 1947 года две Германии могли возникнуть только из-за раздробления на зоны оккупации (выделено мной - Р. Е.), и поэтому они были скорее искусственными образованиями, которыми до сих пор частично и остаются146.
   Причиной этого стал принятый Контрольным советом в 1947 году закон о роспуске государства Пруссия и присоединении его территории к другим федеральным землям.
  Переформатирование границ федеральных земель хотя и предусматривалось конституцией, но не было реализовано и после объединения Германии в 1990 году, пять федеральных земель были просто присоединены.
   Это явилось хотя и не единственной, но из-за ликвидации и перемещения традиционных промышленных и торговых структур существенной причиной для сегодняшней слабой экономической эффективности восточных федеральных земель. Воссоединение Германии повлекло за собой названную "приватизацией", а на самом деле деиндустриализацию с участием трастовых компаний.
   Лейтмотив "приватизация вперед санации" означал во многих случаях, говоря открытым текстом, закрытие, ликвидацию и перемещение производства на Запад.
   Ясно одно, что сложное запутанное положение оккупационных зон с разной экономической мощью, с армейскими главнокомандующими, Контрольным советом держав-победительниц, которому подчинялись федеральные земли и не в последнюю очередь партийной политике немцев, не оставило места фундаментальному консенсусу для большей мирной общественной перспективы переговоров, включая Советский Союз.
   Раздел Германии и образование Западного и Восточного блоков в дальнейшем были упрочены организационными административными нормами четырех держав и Германии. Политический компас Конрада Аденауэра и так уже показывал только на Запад. По мнению Зигфрида Томаса уже в 1946 году Аденауэр исходил из того, что Европа будет разделена на Западную и Восточную сферы влияния.147 Такая реалистическая оценка политической ситуации не помешала ему вести предвыборную борьбу, строя ее на иллюзиях быстрого объединения Германии в соответствии со своими интересами. Выплата репараций по зонам стала еще одним препятствием на пути к достижению регулирования проблемы мира в Германии.
   Как можно было разделить Германию как "трофей"?
   Учитывая, что Советскому Союзу достались в основном сельскохозяйственные территории Восточной Германии и только сравнительно небольшие и сильно разрушенные промышленные районы в Саксонии и Тюрингии, то он был обделен в смысле получения материальных репараций. Следует еще добавить, что "демонтаж не играл главную роль в западных зонах".148 А вот для Советского Союза это имело экономическое значение, так как американские долларовые кредиты он не получил. Поэтому СССР попытался получить максимум через разборку производственного оборудования и демонтажа инфраструктурных объектов, например, железнодорожных путей, а также путем перенаправления производственных мощностей, которые достались Восточной Германии, для восстановления по потсдамским договоренностям.
  Принимая во внимание, что Соединенные Штаты не пострадали в этой войне, а Советский Союз был сильно разрушен, это был мелочный торг богатых американцев, проценты и проценты от процентов которого были возвращены через план помощи Маршалла и которые при этом только нажились.
  В Ялте советская сторона утверждала, что "в довоенные годы СССР тратил до 6 миллиардов долларов ежегодно на различные отрасли оборонной промышленности"149.
  Хотя этот расчет трудно понять, но еще меньше убеждает западногерманская оценка, что "СССР в своей оккупированной зоне, то есть в ГДР, получил до 66 миллиардов репараций и что сумма в 10 миллиардов, которую он затребовал в Ялте, была сильно завышена"150.
  На чем основывается этот самоуверенный расчет?
   Не перенапрягся ли слегка, с вашего позволения, почтенный ганзейский купец, когда подводил баланс для всех относительных величин, которые нужно было учитывать? Уточним, как можно было, "с точки зрения бухгалтерии", такие разные в оценочном смысле вещи, как денежная реформа, восточная марка и западная марка, стоимость и количество демонтированных активов ГДР, а также ущерб от войны, расходы на вооружение СССР и т. д. привести к единому знаменателю, из которого по балансу порядочного купца Советы взяли в ГДР 66 миллиардов марок?
   Неудачное сочетание военной и экономической политики силы выставили Советы в невыгодном свете, как грабителей и угнетателей. Им были противопоставлены доллары плана Маршалла, как благодеяние американцев, не считая косметики, шоколада и нейлоновых чулок от Дюпона.
   Курс был установлен на продолжение войны с помощью других средств, а именно экономических. Элегантным способом, так, чтобы нельзя было бы прямо уличить ни одну из сторон в способствовании этому, был установлен курс на продолжение войны с помощью других, экономических средств.
   Кем, собственно, он был установлен? Немцы не распознали "политическую композицию" или не хотели ее замечать. Ни договор о капитуляции, ни Берлинская декларация от 5 июня 1945 года, "опираясь на которую союзники забрали под свое управление всю государственную и управленческую власть, не занималась подробно вопросом разделения". И дальше, в сноске уточнялось, "что нет намерений аннексировать Германию". Другими словами, ялтинский меморандум от 11 февраля
  1945 года не был включен в договор о капитуляции151.
   Оглядываясь назад, стоит еще раз повторить, что немцы во многих вопросах и важных переговорах были не дальновидны и не внимательны. Они проспали в этом прямо касающемся их экономическом раскладе возможность воспользоваться "идейной инициативой" для сглаживания общественных и хозяйственных противоречий между победителями. "То обстоятельство, что одна сторона (СССР - Р.Е.) была и без того бедной и из-за разрушений войны стала еще беднее, а другая сторона в ходе войны из-за военного производства стала еще богаче, усилили эти противоречия"152.
   Так военная конъюнктура в США плавно перешла в послевоенный бум, о чем пишет Генрих Август Винклер в "Истории Запада"153.
   Был также другой экономический антагонизм интересов и неравенство как, например, между Францией и Германией в вопросе чугунной и металлургической промышленности в Саарланде, который отягощал отношения между странами. Конечно, по сравнению с "грабежами" Советов это играло второстепенную роль.
   Военная капитуляция со стороны победителей являлась принудительным актом и при этом, однако, следствием произошедших военных преступлений Германии, которые проистекали из германской политики между 1919 и 1933 годом, отмененной c течением времени Версальским мирным договором, и который должен был бы вернуть немцам соответствующее им место среди великих держав с их численностью населения и с их хозяйственными и деловыми качествами. При этом германская политика ориентировалась на понятие былого величия рейха времен Бисмарка, то есть на события второй половины XIX века.
   "После того как Германия рухнула - жертва собственной слепоты и мании величия своих лидеров, в борьбу против которой Запад только вмешался, когда он уже больше ничем не рисковал, то с 1945 года ее можно рассматривать всего лишь как "географическое понятие".
   Сегодня к этому можно добавить, что ее можно рассматривать и как "экономическую величину". Ренате Римек спрашивает, "не готова ли Германия, заплатившая за свои заблуждения тяжелыми потерями и при этом взвалив на себя тяжелую вину не только по отношению к другим нациям, но и по отношению к своему собственному народному духу, повернуть обратно?".
   В автобиографии Виктор Франк показывает возможный путь к этому. В своей книге "Сказать жизни "да". Как психолог пережил концлагерь"154. Он описывает ситуацию узника, свою несвободу, которая нигде не может быть больше, чем в концлагере, и все-таки приходит к выводу, что концлагерь все же не может забрать внутреннюю свободу ни у кого из заключенных в него.
   Каждый узник концлагеря внутренне может противостать тем или иным образом внешним обстоятельствам. Этот образ Виктора Франка не дает покоя, и немцам не возбранялось после переходного периода раздумий повести себя "так или иначе", чтобы построить свое настоящее и будущее.
   Примерно так же считает философ Пьетро Арьяти. Для него грех против Духа - это единственный смертный грех. Выражаясь иначе, можно лишить самоопределения во внешних обстоятельствах, но никак нельзя лишить внутреннего самоопределения. Даже более этого, новые социальные идеи и духовные импульсы немцев, привнесенные в содружество народов, могли бы стать для них также и со стороны победителей и других наций продвижением и продолжением собственных интересов.
   История знает много примеров, когда культурные импульсы перепрыгивали национальные барьеры, ведь не сопротивлялись же европейские народы итальянскому Ренессансу, французской готике и немецкой классике. Разве не распространились среди всех народов идеи эпохи Просвещения, Реформации, английского эмпиризма, немецкого идеализма и других течений? Не развивали ли другие народы дальше и по собственной воле подобные импульсы независимо от того, от кого они исходили?
   Так, например, Ральф Вальдо Эмерсон (1803-1882), один из благороднейших представителей американской духовной жизни, который в свое время, опираясь в религиозном и культурном смысле на европейское наследство, восхищался Гёте и видел в нем "душу своего столетия, чья поэзия украсила наше существование. [...] И как бы это не казалось странным, он ( Гёте - Р.Е.) жил в маленьком городе, в крохотном городе, в государстве, находящемся в упадке, когда Германия не играла ведущую роль в мире. Но грудь ее сыновей вздымалась от гордости ..."155.
   Точно такое же плодотворное воздействие могли бы оказать обновляющие силы "государства в упадке" на другие страны и Советский Союз, если бы немцы отдали миру эти новые, отвечающие их сущности, общественные силы.
  Но они оказались слишком слабыми, чтобы противостоять западному и восточному материализму.
  
  Таким образом, немцы на Западе с немецкой основательностью подражали американскому цивилизационному идеалу, American Way of Life, а те, которые были на Востоке, стали образцовыми коммунистами. И обе стороны забыли себя спросить, есть ли у американского капитализма и советского коммунизма потенциал сделать мир более человечным.
  5. Был ли Австрийский государственный договор 1955 года образцом для старшего брата - Германии?
  
  
  "Тот, кто сделает Берлин новой столицей, тот восстановит дух старой Пруссии".
  К. Аденауэр
  Ходом пешки в политических шахматах Аденауэр в 1945 году воспрепятствовал тому, чтобы Западный Берлин стал самостоятельной землей и, соответственно, имел право голоса. "Тот, кто сделает Берлин новой столицей, тот восстановит дух старой Пруссии"156, - сказал Аденауэр. Это его высказывание было безрассудным, так как он, разумеется, знал, что законом под номером 46, опубликованным в Ведомостях Контрольного Совета союзников, Пруссия как государство было распущено. Гораздо более решительно и остро звучит статья II: "Области, бывшие ранее частью Пруссии и в настоящее время переходящие в верховенство Контрольного совета, должны получить правовой статус земель или присоединиться к землям"157. Таким образом конец Пруссии, так или иначе, со столицей в Берлине или нет определенно был предрешен.
   В истории этого государства было так много разнообразных, порой противоречивых граней. Оно было реакционным военным государством, но одновременно и просвещенным и либеральным государством, которое приняло и дало защиту протестантскому меньшинству из Австрии и Германии. Страдающее манией величия государство и научный центр великих философов, исследователей, средоточие мировых концернов, таких как Сименс, электротехнический концерн AEG, компания Альянс и т. д., - для существования каждого нашлись бы веские доводы.
   Так и Аденауэр жонглировал характерными признаками Берлина. Ему, правда, стоит зачесть, что он никогда не скрывал свою неприязнь к Пруссии. Об это пишет графиня Марион Денхоф: "Конрад Аденауэр в своей ненависти к Пруссии решил ни в коем случае не допустить традиционно доминирующего положения ее. Его девиз был - Берлин никогда не должен стать столицей. Высказывание о Берлине, между прочим, заимствовано у Теодора Хойса, сделанное тем в 1919 году"158.
   Интересно рассказать о более позднем симптоматическом прогнозе причудливой германской политики, касающейся Берлина. 10 ноября 1989 года, когда ГДР открыла пункты пропуска на своей границе, об особенном статусе Берлина начали спорить бургомистр Берлина (Вальтер Момпер) и депутат от Баварии в Бонне (Георг Вальденфельс).
  Причиной послужило старое регламентирование, по которому у Берлина не было на пленуме права голоса. И это положение хотел изменить тогдашний бургомистр Берлина, но в результате большинства голосов Союза, выступивших против этих изменений, оно осталось159.
   Итак, по настоянию Аденауэра Бонн становится столицей ФРГ. А Берлин? Берлин становится сценой для театральных речей о свободе и демократии! Началом стала патетическая речь Эрнста Ройтера во время берлинской блокады 1948 года: "Народы мира, посмотрите на этот город..."160
   Американский воздушный мост для Берлина был жизненно необходим, но решительные слова Ройтера об "аппетите русского медведя на Берлин"161 и больше того, его антирусская политика, которую он проводил, будучи берлинским городским советником, были провокацией, ведь Советам, как победителям, по праву принадлежала часть Германии в качестве трофея за понесенные огромные потери.
   Неужели ликующие немцы уже забыли, что натворил германский вермахт в Ленинграде?
   Напомним о ленинградской блокаде.
   "Осада Ленинграда немецкими войсками группы Норд и финскими войсками. Она продлилась с 8 сентября 1941 года до 27 января 1944 года, в результате блокады отдали свои жизни 1,1 миллионов гражданского населения. Большинство жертв погибло от голода. Массовая смерть жителей большого города была спровоцирована целенаправленно и масштаб ее не имеет примеров в мире. Окружение города германскими войсками с целью планомерно уморить голодом ленинградских жителей это одно из вопиющих военных преступлений германского вермахта во Второй мировой войне против Советского Союза"162.
   Петербург был и остается одним из самых европейских городов России. Защитники старорусской жизни упрекают город за его нерусский облик и европейский дух. "Его всегда называли немецким городом. Рядом с большинством русских там жили немцы, голландцы, шведы, поляки, французы, финны, евреи, армяне. И все ощущали себя русскими"163.
   Хотя Солженицын еще не написал свой "Архипелаг Гулаг", но то, что случилось во время блокады Ленинграда, сегодняшнего Санкт-Петербурга, было известно немцам.
  Как, например, то, что в это время было большим счастьем сидеть в следственном изоляторе главного отделения государственной безопасности потому, что под стражей было больше шансов выжить, чем на воле.
   "Без шуток, в Ленинграде тогда никто не мылся, лица были покрыты коркой грязи, но в большом корпусе каждые десять дней заключенных водили в горячий душ... До сих пор в камерах работал водопровод и уборная. Где это еще можно было найти в Ленинграде? А хлебный паек для тех, кто был на воле - 125 граммов. Ко всему этому ты получал один раз в день похлебку из конины и сверх того порцию каши"164.
   Есть ли сомнения в том, что странствующий проповедник, бывший большевик и народный комиссар Эрнст Ройтер этого не мог не знать?165 Что он не знал, что нечто похожее происходило и с гражданским населением в Сталинграде. До "битвы под Сталинградом в городе на Волге проживало 445 тысяч жителей, из которых пережили войну только 9769 человек"166.
   Обращение Эрнста Ройтера было сделано в угоду интересам американцев. Призыв к военной контрмощи американцев выступить против советских сил, который был оправдан после соглашений двух держав-победительниц тем, что Советский Союз нарушил разделение города на четыре зоны.
   США подхватили мяч, который Эрнст Ройтер им передал. Этим прецедентом застыть в пассивности и односторонне все поставить на военную карту Запада немцы отгородили сами себя, во всяком случае и априори, не изучив положение, от возможности вести переговоры, которые могли бы быть содержанием ранних и еще не застывших отношений Запада и Востока.
   Безусловно, берлинцам грозило то, что рано или поздно им нечего будет есть, и вследствие этого начнутся болезни, как, например, цинга, то, что ленинградцам пришлось пережить в двухлетней блокаде. Но вместо того, чтобы вспомнить об этой трагедии и сделать ее поводом для переговоров с русскими, Эрнст Ройтер устремился уже в начале 1947 года к включению Берлина в Западную зону. В качестве социал-демократического городского советника Берлина в консультативном собрании Рюдесхайма он выступил
  21-22 июня 1948 года за то, чтобы "образовать сильное западно-германское государство, "центральное государство.... Важнейшее оружие и предпосылка для того, чтобы можно было бы на Востоке вновь вырвать власть из рук Советов"167.
   Огромное заблуждение Ройтера! Хотя это и случилось спустя 40 лет с помощью Рональда Рейгана и Михаила Горбачева. Но с целями Эрнста Ройтера в не подходящее время это не имело ничего общего. Не было никаких серьезных германских инициатив, не проверялись возможности развития отношений с русскими, и не было поиска путей для переговоров для внесения вклада общественного и человеческого. Вместо этого действовал лозунг, что лучше все действия и помышления передать исключительно американцам. Духовная несостоятельность - это грех против духа и, как таковой, единственный "смертный грех", если даже мои читатели с этим утверждением будут не согласны.
   Ужесточающе подействовало то, что в Западном Берлине неожиданно 23 июня
  1948 года ввели немецкую марку в качестве денежной единицы, с точки зрения русских еще один выпад против них и, кроме того, последующий организационный шаг, который способствовал образованию Западного блока.
   В шахматной политической игре русские отставали и ответили тем, что закрыли границу в зонах и блокадой Берлина с 24 июня 1948 года по 12 мая 1949 года. Потом последовал удар и контрудар - образование Федеративной республики Германия 24 мая 1949 года и затем 7 октября 1949 года как ответный ход образование Германской демократической республики.
   Управление западными силами и Советами немецких областей постепенно перерастало в рутину, в то время как противоречия между немецкими разделенными государствами усиливались.
   Немцы стали пешками в большой политики, а разделение - манифестом Германии. А на берлинской политической сцене патетически разглагольствовали о свободе, мире или о чем-то похожем.
   Эрнст Ройтер был только зачинщиком. Сейчас все это на факультетах массовой информации преподносится студентам как пример удавшейся "концепции СМИ". Затем последовали друг за другом "Я - берлинец" - Джона Кеннеди в 1963 году, "Откройте эти врата, мистер Горбачев. Снесите эту стену" - Рональда Рейгана в 1987 году.
   В свете сегодняшней дискуссии о стене на границе с Мексикой длиной
  в 3000 километров это всего лишь, буквально по американскому выражению, "peanuts" (мелочь)!
   Если притязания на власть, а не серьезные переговорные намерения становятся целью, тогда на смену содержанию, идеям и концепциям приходят пустые штампы. Так, например, Рональд Рейган впечатлил немцев цитатой из Гёте - "Где много света, там тень гуще". Подразумевался западный мир света "American of life", бросающий тень на Восток.
   Мир и свобода или вместе и то и другое - предпосылка и требование для переговоров, когда обе стороны имеют противоположное мнение, оно означает лишь одно - нежелание договариваться. Тот, кто в качестве основы для переговоров ставит желаемый результат в качестве предварительного условия, препятствует переговорному процессу, если он вообще может начаться.
   Все это было политической театральной постановкой, эффективно освещаемой в средствах массовой информации, фразами и картинками, которые не имели ничего общего с реальностью.
   Последним в этом ряду стал Барак Обама в 2008 году, возведя триумфальную колонну своей речью "Мир, который не разделяют стены". Глядя из сегодняшней перспективы, это было дьявольское, полное иллюзий обращение, опирающееся на громкие слова Ройтера и других, которым восхищенно внимали 200 тысяч берлинцев.
   Обама понимал, как нужно вызывать эмоции, повторяя и переиначивая слова бывших витий: "Народы мира, обратите свой взор на Берлин, где пала стена", или "в попытке затушить пламя свободы, они (Советы - Р. Е.) отрезали более двум миллионам немцев пути к поставке продовольствия и другого снабжения"168.
   Объяснить почему немцы назвали это выступление "Brückenrede" (по-немецки речь, наводящая мосты), полное враждебности по отношению к России и личной неприязни к президенту Путину, которая выражалась с самого начала его срока пребывания на посту президента, можно только немецкой подобострастностью. На полях стоит заметить, что больше всего тогдашние политики волновались и спорили о том, "правильное" ли это место для триумфальной колонны Обамы!169
   Уже в начале своего канцлерского срока Аденауэру для Австрии выпало вести важные переговоры по государственному договору с оккупационными державами - конечно, это был незначительный вопрос в контексте мировой политики, если бы за этим не стояло намерение Советского Союза создать на примере Австрии проект мирного договора для Германии, который был также актуален.
   Уже в статье 3 в проекте от 15 февраля 1947 года относительно грядущего государственного договора, ссылаясь на независимость Австрии, речь идет о том, что "эту независимость следует закрепить в последующем германском мирном договоре"170.
   Если поставить себя в позицию Советского Союза, то запрет на аншлюс может указывать на то, что Советский Союз вынашивал мысли об актуальном мирном договоре с немцами уже в первые послевоенные годы. С его точки зрения договор с Германией был важнее для установления послевоенного европейского порядка, чем договор с маленькой Австрией. Высказывания Вячеслава Молотова, тогдашнего министра иностранных дел (1953-1956 гг.), приобретают в этой связи большое значение: "Советское правительство не может игнорировать тот факт, что три западные державы не спешат заключать мирный договор с Германией"171.
   Итак, кто же тормозил переговоры о мирном договоре с Германией? Мы писали, что уже в 1955 году, когда был подписан государственный договор с Австрией, СССР высказывал недовольство Западу по поводу его тактики затягивания подписания мирного договора с Германией.
   Раздел Германии на оккупационные зоны закреплял политические и экономические зоны влияния.
   Молотов говорит, однако, о мирном договоре для всей Германии. С точки зрения СССР целью может быть только договор, включающий Западную и Восточную Германии.
   Точно так же рассматривал этот вопрос британский министр иностранных дел Макмиллан: "Таким образом, очевидно Москва преследует цель препятствовать перевооружению Западной Германии, презентуя нейтральную Австрию, которой могла бы последовать Германия, если бы она захотела бы реализовать свои надежды на воссоединение"172.
   А как же следует понимать сказанное Вячеславом Молотовым 15 мая 1955 года после подписания Австрийского государственного договора, вступившего в силу точно через десять дней после Парижского договора, что также другие страны из этого региона (выделено мной - Р.Е.) могли бы последовать примеру Австрии. Потому Сеге и спрашивает: "Какую страну он имеет в виду?" - и сам же отвечает: "...Эта речь была адресована германскому правительству!"173
   Неужто здесь были замешаны традиционные "особые отношения", то есть политическая семейственность между США и Великобританией, которые замедлили подписание австрийского государственного договора и препятствовали заключению мирного договора с Германией? Как можно понимать то обстоятельство, что маленькая горная (!) страна Австрия в более раннем варианте договора должна была отказаться от подводных (sic!) лодок. Может быть советская сторона нацеливалась на заключение мирного договора с Германией, что не одобрялось западными союзниками, и имела в виду ее, а не Австрию, и оговорка о подводных лодках в таком случае, конечно, имеет совсем другое значение?
   Высказывания Гарольда Макмиллана и Молотова могли быть поняты как симптомы, но так же, как и "модель для понимания" более крупного плана Советов, который, однако, не был воплощен в жизнь.
   Впрочем, развитие событий не умаляет ни в коем случае ловкость австрийской делегации при переговорах. В ней заключался многовековой опыт многонационального государства, общение с другими культурами, религиями, языками и т. д. Стало быть, австрийцы использовали свой шанс.
   Но вернемся к проблеме распознавания "паттерна". Переговоры об австрийском государственном договоре приобретают в этом аспекте особое значение.
   Историк Михаэль Геллер в своей статье в марте 2015 года пишет, что "Сталин в марте 1952 года предлагает в дипломатической записке единство коалиции свободной Германии и свободные выборы. "В общегерманской идее государственности (выделено мной - Р.Е.) не было альтернативы для Западной интеграции. Аденауэр действительно упустил шанс. Было ошибкой не пойти навстречу сталинскому предложению. Ко всему прочему Бонн однобоко положился на западные силы и заключил соглашение, похожее на сепаратный мир, и поставил Советский Союз пред свершимся фактом. Аденауэр не попытался, в отличие от Вены, вступить в переговоры с Москвой, хотя там видели Германию все еще как целое (выделено мной - Р. Е.) и считали, что такое решение может служит предметом переговоров"174.
   Похоже судит об этом Михаэль Кирн: "Глядя из 1990 года, после краха большого политического соперника можно более непредвзято смотреть на тот факт, что СССР на основании Потсдамского соглашения и до основания ФРГ и ее интеграции в военный союз предпринимал соответствующим образом (ноты в марте 1952 и в январе 1955 гг. - Р.Е.) дипломатические броски в сохранении единства Германии"175.
   По другому видит тогдашнюю ситуацию Киссинджер и оценивает враждебную по отношению к России и прозападную политику Аденауэра положительно: " Он чувствовал себя в такой степени приверженным идее объединения Европы, что отклонил выдвинутые в пятидесятые годы советские предложения по объединению Германии, потому что они были связаны с условием выхода ФРГ из западных союзов. Безусловно, это заключение отразило, что оценки Аденауэра были проницательными в том, насколько можно было положиться на выполнение советских предложений (выделено мной - Р. Е.)"176.
   Утверждение Киссинджера, что существовали советские предложения по объединению Германии, важно потому, что его не найти ни в одном учебнике по истории.
  Что касается его слов о том, "насколько можно было положиться на выполнение советских предложений", то будем великодушны и оставим легитимность и правдивость его мнения без внимания. Даже так называемое "авторитетное доказательство" не превращает постфактум в факт.
   Киссинджер не сформировал свое мнение, основываясь на переговорах 50-х годов между США и Советами, так как в это время (1954 год) он писал свою диссертацию "Восстановленный миропорядок. Каслри, Меттерних и восстановление мира,
  1812-1822 гг." (оригинальное название - A World Restored: Metternich, Castlereagh and the Problems of Peace 1812-1822) в Гарвардском университете и прилагал усилия для того, чтобы получить там место177.
   Его работа была связана с изучением так называемой "системы Меттерниха", то есть вмешательством полицейского государства в изменение общественного и политического устройства, которая вдохновила его развить свою собственную "Имперскую теорию" о "мировом порядке" и, что характерно, так позже он назвал одну из своих книг.
   Роль "мирового жандарма" согласно этому предназначалась исключительно Соединенным Штатам. Вместо "полицейского государства" и тайной полиции Меттерниха выступают США и ЦРУ. Радиус действия теперь не только Европа, но и весь мир.
   Будучи министром иностранных дел, советником госбезопасности и советником многих президентов США, он имел и власть, и влияние, чтобы реализовать свою концепцию.
   Историки, политики и немецкие партии преизрядно спорят, насколько серьезной была нота Сталина в 1952 году.
   Сегодня по меньшей мере бесспорно, что это предложение Западным силам и Германии существовало.
  Ко всему этому упомянем полярное мнение Киссинджера, мнение графини Марион Дендоф, основательницы и многолетней издательницы еженедельной газеты "Die Zeit" ("Время"): "Этой нотой Советы дали добро на объединенную Германию без политических или экономических ограничений, с национальной армией для самообороны, но с условием: страна не должна быть членом какого-либо военного альянса"178.
  Михаэль Кирн вникает в суть этого вопроса, почему попытка Сталина была напрасной. Заключенный уже в 1952 году тремя Западными державами и Германией Генеральный договор вступил в силу в 1954 году со вступлением ФРГ в НАТО.
  Основному закону ФРГ давался приоритет в случае присоединения других частей Германии. При воссоединении должно было действовать право ФРГ. Кирн делает вывод: "Восточному блоку ничего больше не оставалось, как продолжать политику раскола и в дальнейшем"179.
  Освобождение Австрии всеми (!) оккупационными силами уже тогда воспринималось каждым австрийцем как дар Божий, но не в такой степени условие нейтральности. Боязнь нападения оказалась напрасной. Вопреки всяческим измышлениям и подогреваемому страху русские и в годы Холодной войны сохраняли верность государственному договору, и во время Венгерского восстания 1956 года, и во время Пражской весны в 1968 году. Так же, как и американцы, которые только один раз в ливанской войне отправились прямым маршрутом через Тироль к Ближнему Востоку вместо того, чтобы идти через западные немецкие военные базы и лететь над Францией, таким образом нарушив австрийский нейтралитет. В долгой Холодной войне нейтралитет открыл австрийцам пространство для встреч и переговоров между сверхдержавами, какие до сих пор имела только Швейцария. Балтийские государства с населением примерно 6 миллионов (2015 год) и в зависимости от страны с примерно до 30% русского населения тоже упустили свой большой шанс после роспуска Варшавского договора пойти по пути австрийского нейтралитета, привнеся в течение столетий собранный ими опыт в отношениях с Россией, Польшей, Украиной, Белоруссией и скандинавскими народами. Разумеется, ход истории прежде всего для эстонцев не протекал все время приятно, так как они, выражаясь поэтически, всегда были "между тевтонским молотом и русской наковальней"180.
  Похожие отношения, как в Балтийских странах, развивались в Австро-Венгерской монархии. Судьбоносная история выработала способность ладить с различными этническими группами, культурами и языками страны и, прежде всего, с могущественными соседями.
  Вместо того, чтобы стать спасительным якорем посреднической и умиротворяющей политики нейтралитета в отношении великого соседа на Востоке, в частности, Эстония стала политической пешкой провокационного НАТО и при одобрении военных и политиков Запада поспешно и с чрезмерными ожиданиями бросилась искать у него защиты. Также и в этом случае объединенная Германия сыграла свою бесславную роль.
  Вопреки всем обещаниям, данным распадающемуся Советскому Союзу и Михаилу Горбачеву, Германия самым решительным путем "отстаивала вступление Польши в НАТО, получая похвалы от бывшего советника по безопасности Збигнева Бжезинского"181.
  В центр геополитических провокаций и демонстраций НАТО, в частности на границе с Россией на реке Нарва, ожидаемо встала прежде всего Эстония.
  По своей концепции НАТО - это "оборонительный союз", но фактически в короткий срок он становится "наступательным союзом". Швейцарский историк, занимающийся проблемами мира, Даниель Ганзер в книге "Нелегальные войны. Саботаж ООН странами НАТО. Хроника событий от Кубы до Сирии" перечисляет все войны, которые вело НАТО в последние тринадцать лет и доказывает, что все они были нелегальны.
  Газета FAZ (Frankfurter Allgemeine Zeitung) от 19 мая 2017 года в рубрике "Актуальные события" в свете отношений Турции и НАТО пишет о союзе ценностей и приходит к другому выводу: "Турция должна спросить себя, продолжает ли она видеть свое место в НАТО. Это сообщество ценностей и союз интересов".
  
  6. "Учите историю"
  
  
  Такой совет дал Бруно Крайский журналистам, возмущенный их плохо проверенными фактами.
  Задолго до сегодняшнего российско-украинского конфликта Александр Солженицын предвидел в историческом контексте актуальный очаг войны. В деталях об этом попозже, но уже здесь следует отметить, что сегодняшние немцы в большинстве своем интересуются историей России прежде всего односторонне и очень поверхностно.
  Русской истории более 1000 лет, но медийный интерес сосредотачивается в первую очередь на коммунизме и Второй мировой войне.
  Бросается в глаза, что английские историки особенно преданы таким темам, как "Вторая мировая война", "Коммунистическая революция", "Ленин", "Сталин". Это содержание является предметом внимания телевизионных документальных фильмов.
  Неужели возможно в этом искаженном и редуцированном видении истории понять ее перекрестные связи?
  Короткая ретроспектива. Сначала Россия появляется из темноты истории благодаря двум культурным течениям. Ренате Римек описывает это так. С севера на Русь двинулись северогерманские варяги - "бряцающие оружием купцы", которые, однако, еще не пытались завоевать ее182. Среди них особую роль играл род Рюриковичей. Первым исторически подтвержденным Рюриковичем был Олег, который около 882 года из Новгорода, северной крепости варягов, перебрался в Киев, и в хрониках это описывается так: "И сел Олег, княжа, в Киеве, и сказал Олег: "Да будет это мать городам русским"183.
  На этот аспект обращает внимание Солженицын: "Уже с IX века существует украинский народ и украинский язык. Мы все вместе истекли из драгоценного Киева, "откуда русская земля стала есть"... Одни и те же князья правили нами. ...Народ Киевской Руси и создал Московское государство. В Литве и Польше белорусы и малороссы сознавали себя русскими и боролись против ополяченья и окатоличенья"184.
  И в другом месте еще раз об украинском языке: "украинский язык поныне еще не пророс по вертикали в высшие слои науки, техники, культуры - надо выполнить и эту задачу. Но и более: надо сделать украинский язык и необходимым в международном общении. Пожалуй, все эти культурные задачи потребуют более чем одного столетия"185.
  Один студент электротехники в Киеве сказал мне, что профессора говорят на смеси русского и украинского, учебники на русском языке, студенты общаются на русском. Украина считает себя многонациональным государством, в котором проживает около 100 этнических групп, у населения которого, помимо украинских и русских корней, есть польские, румынские, молдавские, белорусские, еврейские, турецкие, армянские, венгерские, словацкие культурные и этнические корни. Кроме того, есть много смешанных семей.
  Американский президент Вудро Вильсон потребовал в конце Первой мировой войны свободу самым маленьким нациям, а также экономическое и политические право на самоопределение. Во многих европейских странах, но, вероятно, нигде так очевидно, чем в таких многонациональных государствах как Россия, Украина, Беларусия и Балканы, абстрактная и оторванная от жизни национальная организационная идея Вильсона не только не умиротворила людей после Первой мировой войны, но напротив, вовлекла их в дальнейшие войны и поощряла расистскую экспансию Гитлера на Востоке. Да и как программа Вильсона должна работать, если ее основное идеологическое заявление было обусловлено нормативной семейной, племенной и народной этикой архаичных времен?
  Современное человечество черпает сознание и самосознание, как, впрочем, уже и во времена Вильсона, не из кровной принадлежности, уже давно отброшенной формы общества, а из индивидуального опыта и мышления, которые оно стремится реализовать в собственных свободных действиях.
   Возврат к устаревшим формам жизни, право на существование которых в прежние времена опиралось на иное состояние сознания, то есть идея Лиги наций Вильсона, а также и его "программа 14 пунктов", заведомо были обречены на провал.
   В истории Европы государство образовывалось в антагонизме между принуждением и направляющей идеей, правда, не исключающей иллюзий.
   Положительным результатом является демократическое государство, задачей которого является организация законодательной, судебной и исполнительной рамок власти для совместно и свободного от идеологии человеческого существования.
   При этом такие понятия как "нация", "народ" оказались непригодными и опасными для обоснования идентичности человека, так как упирая на эти понятия, люди начинают склоняться к идеологизации.
   Не обязательно, но в большей мере это относится к многонациональным государствам.
  Как видно на примере Украины, при помощи национального вопроса можно организовать путч и также спрятаться за ним.
   Тем в большей степени обязательным для многонационального государства становится принцип - столько национального и государственного, насколько это необходимо, и насколько возможно "меньше" нации и государства. Национальные и государственные интересы - это соотношение возможности и необходимости.
   Принадлежность к какой-либо этнической группе определена судьбой и по рождению, гражданство (национальная принадлежность) это другой, а именно относящийся к правовому государству и в ходе истории многократно меняющийся процесс уклада, в то время как язык и культурные предпочтения - это акт духовной и эмоциональной идентификации. В определенных областях бывшей Австро-Венгерской империи людям пришлось менять свое гражданство из-за постоянно меняющихся исторических обстоятельств, меньше чем за тридцать лет четыре раза и вместе с ним и "официальный" язык.
   Воссоединенная Германия, по выражению Рольфа Хоххута, "троянский осел НАТО"186, ничему не научилась на опыте немецких катастроф, когда Гитлер всех чехов и "австрийцев империи" за одну ночь аншлюсом превратил в "немцев рейха".
   В национальном мышлении немцев, имеющих опыт гомогенного "народного устройства", дифференциация и самобытность многонациональных государств, таких как Украина и Россия, до сих пор не являются само собой разумеющимися.
   Сколько граждан Украины считают себя "этническими" украинцами? Сколько русских или 100 других народов чувствуют свою принадлежность к одной или другой группе? Кто какой язык использует дома, или какой язык используется в качестве официального языка, точнее, может использоваться? - Всё это возможно изучить лишь многочисленными статистическими исследованиями, но пользы от этих знаний будет мало.
   Если вы верите опросам, то можете взять данные Центра восточно-европейских и международных исследований (ZOiS), опубликованные в газете Frankfurter Allgemeinene Zeitung.
   Опросы проводились по обеим сторонам фронта на Восточной Украине.
   На вопрос: "Какой язык вы считаете родным? Русский назвали 50% из 1200 опрашиваемых на территории, контролируемой Киевом, (группа I), на оккупированной территории (имеются в виду занятые сепаратистами области, то есть Донецк и Луганск - Р. Е.) (группа II) - 60%. Украинскому языку отдали голоса 16% в группе I, 4% в группе II, за русский и украинский - 34% в группе I и за украинский и русский 36% в группе II187.
   Данные вызывают много вопросов. Многонациональное государство Украины, особенно на своих окраинах, на Западе, Севере и Юге, имеет меньшинства, которые, например, говорят по-польски, по-венгерски и т. д. Если статистика нацеливалась только на украинско-русский конфликт, то стоит критически подойти к полноте исследований и статистической методике.
   Что еще выглядит противоречиво и необъяснимо, так это большая часть назвавших родными языками "украинский и русский". Это может подтверждать гипотезу, что или разговаривают на смеси языков, или один из родителей, независимо от употребления языка в семье, имеет украинские, другой русские корни, что тоже могло привести к такому ответу. Родной язык и язык, на котором говорят в семье, это не обязательно один и тот же язык, тем более, если они очень похожи.
   Джек Мэтлок, историк России и многолетний посол США в России и СССР, знаток страны и ее истории, смотрит на ситуацию реалистично. По его наблюдениям многие украинские граждане независимо от их этнической принадлежности говорят дома по-русски, потому что они были и хотят оставаться частью большого культурного мира русских188.
   То же я могу сказать о моих бывших восточно-европейских студентах, украинцах, белорусах и даже узбеках, когда им не хватало знаний в немецком языке, они переходили на русский. Один из этих украинцев после окончания учебы работает в Австрии. Со своими сыновьями он говорит дома не по-украински, а по-русски. Разумеется, единичный случай, скажет кто-то, не существенный, но все-таки перекликающийся с наблюдениями Мэтлока и еще Солженицына. По его данным на Украине 63 % населения говорит по-русски, в то время как часть русского населения составляет только 22%.
  "То есть на Украине на каждого русского приходится два "нерусских", которые считают своим родным языком русский язык! Даже этнически украинское население во многом не владеет или не пользуется украинским языком. Значит, предстоит найти меры перевести на украинский язык всех номинальных украинцев. Затем, очевидно, станет задача переводить на украинский язык и русских (а это уже - не без насилия)?"189
  На ключевой момент указывает вопрос Мэтлока: "Какой культурный мир считает определяющим единичное?"190
  Как уже было упомянуто, украинский конфликт - это не этнический конфликт между украинцами или другими народами, это путч. Об этом пишет Даниэле Ганзер: "Это был переворот, организованный западными авторами, мало кто сомневается в этом, пояснил бывший офицер ЦРУ Рэй Макговерн. США свергли правительство в Украине, а Виктория Нуланд тянула за веревочки в государственном департаменте США вместе с послом США в Украине Джеффри Пайеттом"191.
  Документальные источники, приводимые Ганзером, убеждают. Это было крупномасштабное мошенничество американской политики.
  "Обама сделал неоконсерватора Викторию Нуланд заместителем государственного секретаря. Офис Нуланд работал вместе ЦРУ, а также с финансируемыми Вашингтоном неправительственными организациями. Он занимался организацией государственного переворота на Украине"192.
  После переворота к власти пришли премьер министр Арсений Яценюк и президент Петро Порошенко, которые ставили своей целью вступление Украины в НАТО, хотя Порошенко оговаривался, что "в стране еще нет большинства голосов за вступление в НАТО", но обещал все же заняться вопросом членства Украины в НАТО. Политикам Германии было известно о произошедшей на Майдане 20 февраля 2014 года бойне, поскольку содержание прослушанных переговоров давно уже находилось в досье министерства иностранных дел США193.
  "В большинстве газет Европы и Америки и на телевидении почти ничего не сообщалось об этой тайной стороне международной политики. Поэтому большинство не имело ни малейшего представления, что сейчас, в этот момент, США свергли на Украине правительство"194.
  А на нибелунговскую верность германских вассалов можно было всегда положиться. Но сбивает с толку утверждение Андреаса Каппелера, историка и почетного профессора университета Вены. По словам Каппелера, Украина не является изобретением XX века, она уже "была известна в Европе"195, он ссылается на карту, опубликованную в Нюрнберге в 1716 году. Что он хочет сказать или на что он хочет намекнуть? Указать на недатированный и уходящий в давние времена миф об основании государства Украина, если и смутное, но все же доказательство существования украинского государства задолго до сегодняшней Украины?
  Возможно, это было оценено участниками "Украинской конференции" (откуда и взят текст речи А. Каппелера), однако как доказательство существования украинского государства по меньшей мере спорно и недостоверно.
  По мнению Джека Ф. Мэтлока в царское время не было никакого "государства" Украина. В 1716 году, когда появилась Нюрнбергская карта, правил царь Петр Великий, который основал Российскую империю, в которую входили центральные народы: украинцы, белорусы и, зонально, финны, а также большие территории прибалтийского края.
  Фундаментальным заблуждением, в первую очередь, историков является представление, что заключение о рождении государства можно вывести из чувственно воспринимаемых свидетельств, таких как карты или тексты. Хотя сначала народ, а затем государство обуславливается духовной и культурной компетенцией, то есть языком, религией, искусством, наукой и, конечно, размышлениями его поэтов и писателей.
  "С каких пор существует Украина?"196 - спрашивает Габриэле Кроне-Шмальц в своей книге "Понять Россию" и делает вывод: "На этот простой вопрос очень трудно ответить, так как он является частью современной проблемы. Потому что и в своей стране ответ на него является спорным. С исторической точки зрения, как нарочно, столица страны Киев неразрывно связана с рождением российской империи (Киевская Русь 882 год - Р. Е.)"197.
  Если мы рассмотрим в "проблеме исследования" языковой аспект, то увидим, что русское слово "край" по-немецки означает "край", "граница", "окрестность" и тому подобное, особенно в связи с приставкой "у", указывает на географическое название места, сообразуясь со смыслом "на окраине". Это означает, что это название применялось также и для других "окраинных областей". "Лишь после роспуска СССР, то есть с 1991 года, имеет место быть Украина, о которой мы в настоящее время говорим"198.
  Итак, Киев - столица древней Руси. На своем пути на Юг Рюриковичи Киевского государства (Киевской Руси) столкнулись с другой силой, с центром эллинской культуры Византией.
  "Лишь после включения русских в христианское экуменическое единство Киевская Русь приобретает форму государственного образования"199.
  Таким образом, культура восточной церкви, действующая с юга, и наступающие с севера германско-славянские дружины с их примитивными религиями и рыхлыми формированиями в действительности не могли влиять на образование государства.
  
  Восточная Европа около 1800 года200
  
  Эта историческая конфигурация накладывает отпечаток на русского человека.
  Поэтому Виктор Федюшин считает удачей для русской судьбы, что христианство было принято в то время, когда признаки национального самоопределения были едва ощутимы: "Христианское учение в России пришло к нетронутым душам, и все их дальнейшее становление, их внутреннее развитие происходило под непосредственным влиянием христианских импульсов. [...] Русский язык, с его чистой и пластичной природой, всегда был восприимчив в своей форме к Христианству"201.
  Также и особенности русских, чуждые и одновременно впечатляющие западного и восточного европейца, объясняются историей России. Так, например, чувство общности и сплоченности русских. Эти качества сформировались в деревенских поселениях на краю русских лесов в борьбе за существование и выживание против вражеских набегов татар, как их называли русские - монгольских орд. Все это не допускало индивидуализма и отделения от группы.
  Западному девизу "каждый должен идти своим путем" (имеется в виду индивидуалистическим путем - Р. Е.), в настоящее время доведенному до крайности, противостояло русское чувство общности, выраженное в пословице "в одиночку не одолеешь и кочку, артелью - и через гору впору"202.
  Большое гостеприимство по отношению к незнакомцам и прием в семьях, готовность делиться и оказывать помощь, внешние черты народа, которые в русской истории прежде всего формировались в основном в деревенской жизни и при большом расселении на просторах страны.
  Другой обычай, который ввел Великий князь Киевской Руси Владимир II (1113-1125 гг.), названный Мономахом, тоже примечателен: приветствовать каждого мимо проходящего человека. Около 1700 года на территории в 400 квадратных километров жила одна семья. Легко понять, почему просторы страны отразились в содержании и мелодиях песен, почему в них воспеваются степь и леса и почему они служили вдохновением для поэтов. Невозможно себе представить больший контраст в быту и в организации жизни между Москвой и Петербургом с одной стороны, а с другой, в какой-нибудь деревне на просторах России.
  Представить Россию без Сибири невозможно. Это служит обоснованием мнения, что после всех катастроф 20 столетия настоящую культурную жизнь можно снова оживить только через здоровую деревенскую общину, но не через городскую суету обеих столиц. Выбрав путь для своего возращения из Вермонта (на северо-востоке США) через Сибирский Восток и Западную Сибирь, начав его с Транссибирской железной дороги из Владивостока, Александр Солженицын сознательно подал знак для обновления России. Контраст между сельской и столичной Россией оказывает влияние вплоть до освещения событий в СМИ.
  Картинки, которые показывает западное телевидение и газеты, представляя это как всю Россию, или вообще как "типично русское", это в большинстве своем политические моментальные снимки из столиц, куда обычно приезжают западные журналисты, дипломаты и деловые люди.
  Но Москва - это не вся Россия. Как и другие мегаполисы мира, она молох, символ городской гигантомании, чуждой жизни во всех отношениях. Это один из самых дорогих городов, квартиры в нем может позволить себе только небольшая прослойка высшего класса и олигархов, это скопление западных роскошных магазинов и ежедневный транспортный хаос.
  Но стоит удалиться на несколько километров от Кремля, от ее роскошных торговых улиц, и открывается совершенно другой мир, где "бабушки" и "дедушки" уже не мечтают о шопинге и больших деньгах, где жители многоэтажек по-прежнему полагаются на чувство солидарности, на "общину".
  Тот, кто путешествует по России, открывает для себя не только огромные просторы, но многообразие ее народов - от 150 до 200, кто знает точно, что самые малочисленные народы - это как большие семьи. Но татары, чуваши, хакасы, ненцы, буряты, все коренные народы уже были здесь "с самого начала" - в отличие от жителей США, бывших поселенцев, таких, например, как французы или мексиканцы, вытеснившие индейцев.
  Все российские народы добровольно переняли русский язык. "Традиция прагматической терпимости и интеграции уходила корнями в многонациональный состав населения Киевской Руси, а также в отношения русских княжеств и Золотой Орды. Когда Иван IV (Грозный) ... завоевал Казанское ханство и мусульманское сопротивление было сломлено, московский царь отказался от агрессии и дальнейшего угнетения и пошел на сотрудничество с мусульманской знатью. Она была возведена в русское дворянство и должна была стать опорой центральной власти в соответствующих областях. Московское царство узаконило себя через династии. В этой связи этнические и религиозные критерии являются вторичными"203.
  В православной церкви не было ни инквизиции, ни охоты на ведьм, ни крестовых походов.
  "В западных регионах Европы религиозная гомогенизация началась одновременно с изгнанием евреев во времена Крестовых походов, с утверждением в ходе Реформации принципа "чья страна, того и вера" (suius regio, eius religio)"204.
  Цари в Москве и Санкт-Петербурге никогда не имели намерения подавлять другие народы и религии. "Однако во времена правления Петра I наднациональный прагматизм в царской политике по отношению к нерусским уступил место чуждому более сильному культурному западноевропейскому влиянию в связи с более интенсивной культурной централизацией"205.
  Гнев грузина Сталина падал на всех граждан страны и более всего на русских из больших городов. Им двигали политические и псевдорелигиозные мотивы, так как он хотел создать "нового человека", советского человека. Переселения, ссылки в Сибирь, долгое пребывание в исправительно-трудовых лагерях, все это было насилием, но из-за его безумия пострадали все национальности России, поэтому нельзя говорить об этнических преследованиях. Мне кажется уместным выделить особенность этой совместной жизни многих народов России в качестве противовеса к красивым и часто цитируемым словам Джорджа Вашингтона из его декларации независимости. Для африканских рабов, индейцев и первых американских поселенцев действительность выглядела совсем иначе.
  Путешествующие по России пересекают поражающие воображение одиннадцать временных зон. Это особое переживание, которое усиливается тем, что страна раскинулась с востока на запад, если сравнивать хотя и немалые, но направленные с севера на юг территории Северо-Американского континента. Хакасия, Алтай, Бурятия или же области, граничащие с Северным Ледовитым океаном, по которым не всегда удобно путешествовать, но которые дают возможность увидеть другой русский мир, знакомят нас с другой спиритуальностью и религиозностью, не говоря уже о многообразии ландшафтов, флоре, фауне и климатических зонах. Следующие высказывания дают хорошее представление о культурной особенности России и истории ее возникновения. Иван Кологривов, например, считает, что особая духовность русского народа могла развиться из-за влияния византийской церкви. "В русской духовной жизни таится великое мессианское ожидание, и вот почему Пасха есть тот праздник, который особо любим русским народом. Для русского человека она не только воспоминание о воскресении Христа, мистически переживаемом вновь, она означает также ожидание космического воскресения, воскресения и прославления всего творения, в ней предвосхищаемого и заранее переживаемого"206.
  Становление русских как народа, усиливающееся с IX-X веков, шло параллельно с поисками вероисповедания, c процессом самосознания, который с принятием православия привел к национальной идентификации. Тот факт, что процессуальное событие, как, например, переход от примитивных религий к христианству, происходит во времени, а не вдруг по окончанию события, не требует дальнейшего объяснения, точно так же как некоторое время в племенах параллельно сосуществовали с христианством древнеславянское и древнегерманское язычество. Детали здесь не существенны, их избыток выходит за рамки этой книги. Решающим моментом был приход посольств от разных народов с призывами выбрать именно их религию: мусульман, посланцев из Рима от Папы, иудеев и посланников из Византии.
  В хрониках Нестора описывается восторг первых христиан, русских послов, побывавших в константинопольском софийском соборе, когда они рассказывали об этом Владимиру: "И не знали - на небе или на земле мы, ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, служба их лучше чем в других странах"207.
  Посетители Киево-Печерской Лавры, ее монастырских пещер, колыбели древней Руси, видя эти многочисленные золотые купола, колокольни церквей и монастырей, подземные ходы в пещерах на Днепре и смотря с Верхней лавры на Нижнюю лавру, получают представление о глубоких религиозных чувствах древних русских монахов, об их желании принять византийско-греческую веру, а также стремление в строительстве своих церквей следовать образцу византийского собора Святой Софии: "И понял Князь Владимир, что он поведет свой народ в православие"208.
  Но наша книга не хроника русской религиозной истории, об этом можно почитать у Римек, Кологривова и Федюшина. Если мы посмотрим на исторические традиции и архитектуру зданий, то станет понятно, что обращение к православной вере исходило из христианского эмоционального переживания особого рода, длившегося продолжительное время и что "нетронутые души"209 столкнулись с верой, и их становление и развитие находилось под влиянием христианской религии. В наше просвещенное "цифровое" время часто недооценивают силу мифов и мистическое воздействие описание жития святых. Но то, что не замечается, это еще не означает, что оно не действует, как тень в подсознательном и бессознательном, как архетип (обращаясь к Г.Г. Юнгу). В правительственном послании по поводу Украины и Крыма 18 марта 2014 года президент В. Путин указывает на исторические мифы и их символическое значение: "В Крыму буквально все пронизано нашей общей историей и гордостью. Здесь древний Херсонес, где принял крещение святой князь Владимир. Его духовный подвиг - обращение к православию - предопределил общую культурную, ценностную, цивилизационную основу, которая объединяет народы России, Украины и Белоруссии"210.
  То, что вера и необъятность страны являются формирующим для русской души, это общее видение таких разных личностей, как Гоголь, Толстой, Леонтьев, Соловьев и близкий современности Солженицын. "Мы огромны, - любил повторять Достоевский, - огромны как матушка Россия".
  По мнению Кологривова вера и русская природа определяют отношение русских к материальным ценностям: "Русская идея противоположна идее буржуазной... Это безразличие вовсе не означает, что русский народ менее грешен, чем другие"211.
  Во всяком случае это основательный и глубокий взгляд Кологривова на русскую душу, также и в ее экстремальной форме, которая взрывается, когда русский человек теряет веру в бога и бессмертие души. В этом случае, как пишет Кологривов, русскому все позволено, так как он равнодушен к благам цивилизации. "Русский человек бывает с Богом или против Бога, но никогда не без Бога"212 (выделено мной - Р.Е.).
  Мысли Кологривова о сущности и особенности русского народа радикальны и похожи на мысли Достоевского в "Братьях Карамазовых", когда Алеша спрашивает: "Если Бога нет, то все дозволено?"213
  Рассуждения Кологривова позволяют нам видеть в нем убежденного приверженца русской народности, проделавшего необычный жизненный путь от русского офицера гвардии до профессора в институте ориенталистики в Риме.
  Как говорил Тютчев:
  "Умом Россию не понять,
  Аршином общим не измерить:
  У ней особенная стать -
  В Россию можно только верить"214.
  
  Прежде чем немцы поторопятся быстро осудить своеобразие русских, рекомендуем сменить перспективу. В книге "Инструкция по использованию Германии"215 Горский описывает особенности характера немцев, которые русские считают типичными. Например, что немцы процесс покупки считают событием - "исследования показали, что магазины притягивают народ гораздо больше, чем народные праздники или кино [...] Поход в местный торговый центр самое главное событие года"216.
  Полезно обратить внимание на то, что русские думают о немцах и как они их высмеивают и наоборот. В книге можно увидеть многое, как если бы нам поднесли зеркало, и неплохо бы это принять с юмором. Например, Горский спрашивает: "Что такое немецкий юмор? Услышав этот вопрос, немецкие друзья вскакивают и бегут к полке для того, чтобы найти в словаре и зачитать данное там описание"217. Или что "покупки для немца абсолютно серьезное дело"218. Но гораздо больше наводит на размышления слова Бэрбель Болей (немецкая правозащитница, художница и основательница Нового форума в ГДР), "которая назвала объединение двух Германий "путч потребителей". А Штефан Хейм назвал его (объединение) самой успешной революцией в истории Германии"219.
  Возможно некоторым немцам покажется смешным рассказ Евгения Евтушенко об одной молодой женщине с Алтая, которую за ее заслуги наградили поездкой в ГДР и которая при посещении продуктовой лавочки чуть не упала в обморок, так как колбаса и сыр были "без очереди". "Как же это понять? - говорила девушка. - Мы ведь выиграли войну, а они проиграли. Я не потому, что они живут хорошо... Но почему мы живем так плохо? За что?"220 А Евтушенко прибавил: "Слава Богу, девушка не попала сразу в Западный Берлин, где магазины и выбор в них еще больше, с 500 сортами разной колбасы"221.
  "Прилежание и организационный талант - наша сила" таков аргумент немцев. Вопрос навстречу - почему же мы такие прилежные мастера в экспорте так провались в общественной истории? Можно спросить и по-другому: "Как крепко держит нас под контролем все материальное?"
  
  7. СМИ между властью, манипуляциями и свободой
  
  
  У Георга Унгера можно найти примечательную фразу, которую он написал в 1978 году, в то время, когда информационные технологии и их практическая сторона - коммуникативные средства в отличие от цифровых миров еще не сносили детских башмаков: "Мы должны признать, что мы страдаем в нашем так называемом "свободном мире" от определенного рода "информационной свободы", которая разрешает простым противопоставлением безответственно лгать, извращать, искажать и вызывать подозрения"222.
  В этом анализе выражается стремление ученого к правде и совести. Это можно понять и как призыв самостоятельно и вдохновенно мыслить и искать подтверждение в научных источниках всего человечества.
  Первичные опасения Унгера преумножились во всяком случае.
  С развитием технических возможностей передачи, хранения и воспроизведения в сети и в коммуникативных средствах открылся новый безграничный потенциал целевого распространения тенденциозного информационного содержания из центральных и децентрализованных источников новостей. Оно усиливается влиянием эмоциональных изображений, используемых сознательно.
  Это "власть нарратива"223, на которую указывает Вайдхаузен. Одни новости целенаправленно подавляются, другие раздуваются. В первую очередь, все меньше становиться прямой на основе установленных фактов коммуникации, так как в виртуальном мире информации "настоящие (!) фейковые новости" должны более тонко вводить людей в заблуждение. Для распространения своего продукта и услуг на политические убеждения в СМИ распространяются "истории и повествование".
  Возьмем случайный пример, такие, например, заголовки, "как выгодно приобрести недвижимость", "получать достаточное количество витаминов" и еще на какие "потрясающие вещи" нужно обратить внимание. Подтекст таких посылов - это всегда потребление, стимул к покупке, но, кроме того, и воздействие на политические предпочтения. В настоящее время это часть журналистского ремесла. Их обучают технике написания "историй" и нарратива.
  Другой пример манипулятивного распространения информации. Так, например, Вайдхаузен сообщает, что журналист Карлос Левис посчитал, какое количество лжи распространила администрация Буша во время иракской войны. "935 лживых сообщений было пропущено через различные каналы средств массовой информации без всякой проверки со стороны журналистов, печатных изданий, визуальных коммуникативных
  средств специально предоставленным для этих целей политическим штатом сотрудников"224.
  В отношении сообщений о России написал Ульрих Тойш: "Нигде в мире нет такого негативного освещения российских событий, как у нас в Германии"225.
  Большая опасность лежит как в наглых исторических фальшивках средств массовой информации, так и в выборочной и эмоциональной манипуляции событиями, которая не дает возможности разглядеть, чьи интересы и какие намерения стоят за ними. Есть много примеров этому.
  Я выбрал несколько пассажей, потому что они касаются темы этой книги. Андрей Курков пишет: "Это просто нежелание хоронить "европейскую мечту". На юге и востоке этой мечты просто не существует. Для Донецка и Севастополя Европа слишком далека"226.
  Правда ли? О чем мечтает собственно Европа? А что царь Петр Великий? Разве он не позвал в Россию лучших ремесленников, врачей, ученых с Запада, и в первую очередь немцев, в Петербург? Разве не немецкие ученые, среди них такая величина как Александр Гумбольдт, вместе с русскими принимали участие в исследованиях в Сибири и тысячи километров дальше на востоке и на юге, от Донецка до Севастополя.
  Еще учась в гимназии, мы учили, что европейская культура и история охватывает территорию до Урала вопреки Второй мировой войне, потому что до этого были и будут долгие периоды совместной истории и культурные области нельзя перекроить в зависимости от направления краткосрочного политического ветра. До сих пор река Волга, а не Дунай называется самой длинной рекой Европы. Да, Россия относится к евразийскому континенту, мост между Европой и большей частью Азии. Москва - связующая столица. Это можно увидеть и в византийском стиле ее православных церквей, которые, по моему мнению, несут на себе печать и обаяние азиатской архитектуры по сравнению с церквями Санкт-Петербурга.
  Другой деталью Москвы как связующего центра является отношение ко времени. Московское время показывают во всех временных зонах, а их всего одиннадцать, от Камчатки до Калининграда, самой западной точки страны. Максимальная разница во времени между Петропавловск-Камчатским и Калининградом составляет 11 часов. В школе мы еще учили, что азиатская граница античности проходила по Дону и Азовскому морю. Кант, который никогда не уезжал из Калининграда, вообще видел физическую границу между Европой и Азией по Енисею в Центральной Сибири, дальше от Урала еще на пару тысяч километров227. Старые критерии исходят не только из геологической тектоники и не из радиуса действия и принадлежности к НАТО или к ЕС. Разве не считались еще не так давно Стамбул и западная Турция относящимися к Европе и так, как хотел этого Кемал Ататюрк, вся Турция? (Специальное замечание - не надо забывать о европейском "вкладе" в дело все большего разобщения Европы и Турции в настоящее время.) Важными для европейской идентификации были исторические модели отношений между Россией и Османской империей (и ее наследницей Турцией) и европейскими силами Пруссии, Швеции, Финляндии, Австрии, Литвы, Польши и Франции, просматриваемые на протяжении столетий, не всегда мирные, но тем сильнее отчеканенные в сознании.
  Четкое разграничение между Европой и восточными территориями, каким его описывает Андрей Курков, это следствие политических целей и следствие раздутой оценки могущества Европы, в особенности НАТО и ЕС. Излишне говорить, что The Rest oft he Word (остальной мир) ценит принадлежность к Европе, утрированные ценности ее гораздо меньше, чем это осознают пишущие о ее самовосприятии историки и политики. Европейская идентификация раньше определялась сверхкультурными критериями, а не недолговечными властно-политическими военными союзами. Другими словами, Европа была богата войнами и переменчивыми дружески-вражескими союзами своих национальных государств, при этом военно-политическое и культурное скопище проблем все равно в какой конфигурации всегда рассматривалось как "европейское". Очень ясно видно это в говорящих самим за себя мелочах. Мое прежнее место работы в качестве профессора, начавшего свою деятельность довольно поздно и пришедшего в преподавание со стороны, было в основанном в 1865 году техникуме, ставшем сегодня Высшей школой Миттвайда в Саксонии. Уже в прежние времена это было ведущее инженерное учебное заведение для машиностроителей и одновременно для электротехников, известное по всему миру и притягивающее студентов из разных стран. Очень многие, и тенденция растет, приезжали сюда учиться до Первой мировой войны из России (позже, в связи с развитием России мы приведем статистику) и также из Турции. Само собой разумеется, студенческая статистика техникума велась с основания школы, с 1865 года и Россия, и Турция причислялись к Европе. В культурном смысле прежде ничего не разделялось, что сегодня разделяет политика по военным (НАТО) и экономическим (ЕС) критериям.
  Второй пример. В своем сочинении "Евромайдан - что стоит на кону для Украины"228 Тимоти Снайдер, преподаватель Иейльского университета, а также Института прикладной антропологии в Вене, утверждает, что "страна (Украина - Р. Е.) практически была олигархией"229.
  К сожалению, он не прав. Она не только была, но и остается ею до сих пор, как показывает борьба за власть между олигархами. Далее он пишет: "Путиным двигали при этом некоторые более мелкие заботы. Первоочередная из них - заговор гомосексуалистов"230. А дальше речь об одном руководителе (подразумевается Виктор Янукович), "который был обыкновенным уголовником, находившемся под следствием из-за изнасилования и воровства. Он нашел судью, согласившегося уничтожить документы его дела"231.
  Обратите внимание на качество цитируемого и ссылки на источники! В любом случае странные утверждения для ученого, который должен бы быть озабочен своей репутацией. Такие высказывания нельзя проверить, и они не влияют на ситуацию в стране. Они остаются на уровне эмоциональных высказываний, низшей форме утверждения. Качество мыслительного содержания рядом со способностью думать является вопросом совести.
  Вот высказывание Юрко Прохасько: "У меня нет сомнений по поводу того, как квалифицировать режим Путина, он уже не просто фашистского толка, он уже давно такой, он явно фашистский"232.
  
  
  Вторжение России в Азию до 1914 г.233
  
  В ответ его бы следовало спросить: "А на что указывает поджог дома профсоюзов в Одессе, когда 40 русских сгорело заживо, а другие должны были прыгать из окон, чтобы остаться в живых?"
  Об этом немецкие СМИ отмалчиваются или же рассказывают весьма туманно, где-то рядом с правдой. "Столкнувшись с такой жестокостью, СМИ обычно захлебываются от негодования, но в данном случае преступники не вписываются в картинку. Дно было достигнуто, когда "Дневные новости в 20 часов" - Tagesschau, 1.04.14, а также программа АRD "Темы дня" - Tagesthemen 4.05.14 придумали определение "пророссийский сброд" ... Лозунг "Правого сектора" был - "гнать русских!"234
  Если кто-то не находит слишком мерзкими и человеконенавистническими охоту и линчевание русских украинскими юношами, то он может посмотреть русское любительское видео235. В 2014 году немецкие газеты их еще нахваливали, так как большинство авторов Евромайдана пишут для английских, немецких и американских газет и журналов, но за прошедшее время наступило отрезвление.
  Приведем еще одну опасную цитату из интервью с Любомиром Гузаром, кардиналом украинской греко-католической церкви: "Есть ситуации, когда даже вооруженное сопротивление является разрешенным. Когда власть применяет чрезмерную силу, народ имеет право с оружием защищаться. Каждый из нас имеет право защищаться. Это не нужно закреплять в конституции. Право на восстание является "законом природы". Как каждый человек я имею право защищать себя и своих близких"236.
  Осознанное восприятие учит различать недостоверные методы освещения событий в СМИ, например, история "pars pro toto" (часть вместо целого) с местоимением "мы" пытается внушить, что все рассказываемое базируется на мнении большинства или достоверного знания положения и которое невозможно проверить. И чье же, собственно, мнение нам предлагается? В связи с этим стоит изучить "Репортажи об Украине. Страна пробуждается"237.
  В заключительной главе автор, сотрудница "Немецкой волны", делает вывод: "Стратегическими средствами России можно назвать широко разбрасываемая дезинформация, экономическое давление, а также скрытое военное вмешательство, .... Россия долговременно будет работать над этнической, языковой и политической дестабилизацией Украины... Для Путина права народов это только селективно применяемый инструмент западных стран - позиция, которую разделяет большинство русских... и так далее, и тому подобное"238.
  Конечно, необходимо знать, что "Немецкая волна" подлежит правовому надзору федеративного правительства и финансируется из его бюджета, точнее из бюджета ведомства федерального канцлера, которое в настоящее время на нее выделяет
  300 миллионов евро239. Главный акцент, по собственным заявлениям, падает на Восточную Европу. Открытым текстом - на Россию и Украину. Тенденция в подаче информации задается абсолютно недвусмысленно, так как "Немецкая волна" имеет договоренность о совместной работе с министерством иностранных дел, министерством обороны и министерством экономического сотрудничества240. Какому-нибудь плуту сразу придет в голову старая поговорка ландскнехтов (наемных солдат): "Чей хлеб я ем, того песню пою". Это относится в любом случае ко всем иностранным СМИ. Тому, кто приезжает в Киев, советуем сравнить пропаганду BBC и DW (Немецкой волны) по телевидению.
  Серия "fake news" или по меньшей мере проблематичной подачи информации продолжается. Эрхард Эпплер, бывший министр по экономическом сотрудничеству, так излагая свои мысли по поводу бомбардировки детей в Ираке, "предполагаемый авиаудар" приписывал Асаду, несмотря на обоснованные сомнения. Невероятное лицемерие в формулировках и одновременно юридическое прикрытие для СМИ Эпплер комментирует весьма показательно, что Асад в этом случае был бы не только преступником, но и идиотом. А вот Ангела Меркель высказалась настоятельно за ответный удар, хотя доказательства отсутствовали. Что касается НАТО, это не сообщество разделяемых ценностей. Было бы это так, то Турция так, как она сама себя воспринимает, не входила бы в НАТО241. В логической цепочке недостоверной подачи информации также находится и случай с падением малазийского самолета МН 17, который СМИ преподали так, как будто бы его сбили русские военные или по крайней мере поддерживаемые ими восточно-украинские повстанцы. И до сих пор не найдено никаких доказательств этому. Об этом пишет Петер Шолль-Латур: "Провоцирование такой трагедии определенно не в интересах Путина. ... Если у какого-то правительства и была заинтересованность в избежание такой эскалации, так это у Кремля. Но обвинительный приговор был уже вынесен"242.
  И в этой ситуации правительство Германии полностью переняло язык высказываний тогдашней администрации Обамы и НАТО.
  В центре фальшивой и разжигающей войну информации до сих пор стоит утверждение, что Россия аннексировала Крым. Как попугаи немецкие средства массовой информации и политики повторяют его до бесконечности. Немецкий юрист и философ Райнхард Меркель осуждает это положение дела, ссылаясь на право народов на самоопределение, то есть отделение, провозглашение независимости, подтвержденное референдумом, за которым последовала просьба о принятии Крыма в состав Российской федерации, на что Москва дала согласие.
  Отделение, референдум и присоединение исключают аннексию и аннулируют
  51 статью устава ООН и предусмотренный в ней акт самообороны подвергшихся нападению, а также помощь третьих государств при чрезвычайной ситуации.
  
  Нападение третьей страны на страну НАТО тоже невозможно было сфабриковать, так как Украина не член НАТО и на нее не было никакого военного нападения.
  Скорее речь идет о гражданском движении в Крыму в пределах возникшего в 1994 году государства Украина. Это, правда, по весьма сложным правовым каналам привело к отделению области от прежнего материнского государства и к включению в другое государство, но подписание договора было урегулировано все же без гражданской войны.
  Можно возразить, что формально ход референдума был гарантирован русскими военными, что является вмешательством в суверенитет Украины. С юридической точки зрения формально это правильно. Но эти гарантии не означали того, что русские военные принуждали идти людей на выборы или они были бы каким-то образом сфальсифицированы.
  Выборы прошли корректно - реальный правовой аргумент против формально юридического.
  Выборы стали возможны как раз из-за присутствия российских военных потому, что были опасения, что в накаленной атмосфере украинские военные попытаются препятствовать предсказуемому результату выборов. Юридическая сложность вопроса не позволяет сделать четкое и убедительное заключение в рамках судейского решения на основе сугубо юридических соображений ни для одной, ни для другой стороны.
  Друг другу противостоят внутригосударственное право (которое, разумеется, не признает понятие отделения (сецессия) или вообще не хочет допускать его, но не может его запретить) и право наций на самоопределение (что сецессия не разрешает, но и не запрещает), далее решение международного суда в Гааге, по которому одностороннее объявление о независимости Косово в 2008 году не нарушило всеобщее международное право и таким образом создало прецедент для отделения Крыма, а также не в последнюю очередь декларация прав и свобод человека и право самоопределения (которое также c пристрастием любят цитировать немецкие политики).
  Разрубить гордиев узел возможно только в диалоге между Украиной и Россией.
  Чисто юридический дискурс годится для рефератов на семинаре докторантов юридического факультета и для политических заявлений Брюсселя, но для решения проблемы необходимо включить однако вопрос о культурной ориентации населения Крыма, его социальные проблемы и, что особенно важно, миф об историческом и государственном строительстве России и Киева на протяжении веков.
  В таких запутанных конфликтных ситуация мог бы помочь честный посредник.
  Но кто мог бы им стать?
  Определенно не озабоченный поисками рынков сбыта и экономическим влиянием ЕС, как и не нацеленное на дестабилизацию НАТО. А как насчет Германии?
  В то время, как пишутся эти строки, правительство Германии уже не в первый раз решительно выступило за продление безрезультатных и контрпродуктивных санкций против России.
  Итак, немецкому вассалу верить нельзя. Остаются только гражданские политические инициативы, проходящие через как можно большее количество стран.
  
  Они могли бы аналогично неправительственным организациям вносить свой вклад в борьбу против социальной, точнее, экономической бедности и за политический мир. Но таких организаций нет, не говоря уже том, что они в политике не желаемы и не приемлемы.
  Смена перспективы. С приходом к власти президента Джимми Картера (1977-1981 гг.) Америка в 1977 году заявила о своих амбициях на лидерство во всем мире, которые опирались на кампанию о правах человека. Включение прав человека в военные действия привело к тому, что стратегические планы американцев, как, например, переговоры о выводе советских войск из Европы или о контроле над ядерными испытаниями и демилитаризации Индийского океана, об уменьшении числа межконтинентальных ракет и т. д., все это приобрело моральную трактовку.
  Одновременно с этим была открыта дискуссия, которая в первую очередь воздействовала на центрально-европейские и восточно-европейские страны, которым СССР нанесла вред в контроле над его странами-сателлитами.
  Последовавший за Джимми Картером Рональд Рейган развил дальше миссионерские идеи, он разделил мир на две части добра и зла. Ясно, на какой стороне стояла Америка и что миссия ее под его правлением заключалась в борьбе со злом. Советский Союз он называл "империей зла". Если во времена президентства Картера по меньшей мере для внешней политики на переднем плане стояла фундаментальная концепция прав человека и речь шла о подъеме мировой экономики для того, чтобы подчинить ее новому порядку под американской гегемонией, то его преемник Рейган не скрывал, что его цель перечеканить экономическую эффективность в военную силу против Советского Союза.
  Задача состояла в том, чтобы форсировать развитие американской техники и военной промышленности и, таким образом, уровень ядерного устрашения послевоенного времени и вывести из равновесия военную патовую ситуацию.
  Эта политика США недолго оставалась замаскированной, напротив, это стало ее официальной целью.
  Прежним договоренностям, статус кво территориального и властного разделения на фундаменте ялтинских соглашений должен был быть положен конец. Для советской стороны было очевидно, что новая стратегия американцев нарушала те договоренности, которые привели к успеху в войне против нацистской Германии.
  Дополнительное замечание.
  Векторы глобальной американской политики уже для прежних американских президентов были заданы аналитическими центрами и влиятельными экономическими, политическими и военными ассоциациями, как, например, Трехсторонней комиссией, Советом по международным отношениям, Бильдербергской конференцией и другими. Они не поменялись также и для Рейгана. Свою "роль", как бывший актер, он играл очень эффектно.
  Это стало возможным потому, что во время его президентского срока была разработана неолиберальная экономическая концепция, которая вошла в историю под названием "Вашингтонский консенсус".
  Над ним работали английский премьер-министр Маргарет Тэтчер, но прежде всего крупнейшие банки с Уолл-стрит, американский Центральный банк, Всемирный банк, Международный валютный фонд, ГАТТ (General Agreement on Tariffs and Trade - генеральное соглашение по тарифам и торговле), GATS (General Agreement on Trade in Services - Генеральное соглашение по торговле услугами), ТРИПС (Agreement on Trade - Related Aspects of Intellectual Property Rights - Соглашение по торговым аспектам, прав интеллектуальной собственности) и другие. Ко всему этому еще работающие по всему миру крупные концерны.
  Сначала "Вашингтонский консенсус" представлял собой неформальное, но действенное соглашение и являлся показательным примером того, что стрелки в мировой политике переводились не президентом США, а за пределами Белого дома, только что перечисленными тайными или неофициальными ассоциациями и также на Уолл-стрит.
  На долю президента выпадает роль исполнителя и коммуникатора.
  Кто в этом сомневается, может вспомнить забавный эпизод, случившийся в конце президентства Клинтона, который это абсолютно подтверждает. Ему указали, что согласно Всемирному банку, 500 могущественных трансконтинентальных частных концернов контролируют 53% мирового общественного продукта и спросили, что он собирается делать с этим, на что он с обезоруживающей искренностью ответил: "Ничего особенного, ведь я только президент Соединенных Штатов"243.
  В 1989 году главный экономист и вице-президент Всемирного банка Джон Вильямсон формализовал соглашение. Это укрепило по всему миру экономическое и впоследствии военное господство США после Холодной войны. Ее архитекторы Генри Киссинджер с конца семидесятых годов и Збигнев Бжезинский, американский советник президента по вопросам национальной безопасности, являлись главными лицами для этой "миссии, которую должен был выполнять президент Рейган". Дальнейший ход истории известен. Советский Союз, попав в гонку вооружений, оказался в тяжелом положении. Невозможно стало придерживаться принципов коммунистической идеологии, провозглашавших отсутствие инфляции, стабильные цены, гарантированное каждому советскому гражданину рабочее место и т. д. Пусть медленнее, вследствие эмбарго на современные промышленные товары и плановую, централизованную экономику, но также, как и в капиталистическом обществе в Советском Союзе внедрялась автоматизация промышленности и таким образом вытесняла человеческий труд. Это привело к тому, что часть рабочей силы в дальнейшем была занята по идеологическим соображениям. Усугубляюще действовало и то, что дряхлые политики в Кремле не могли понять, что из "Звездных войн", ядерного щита США, нового лазерного оружия реально, а что не более чем пропаганда средств массовой информации и научная фантастика и что ввергло СССР в губительное соревнование, которое он не мог выиграть. Что касается медиальной полемики, Советский Союз безнадежно проигрывал Америке, которая во всем мире и в смысле содержания, и в техническом смысле завоевали прерогативу толкования. Возможно даже, что в СССР переоценивали технологическое лидерство США по меньшей мере в вооружении и в техническом оснащении. Для того, чтобы идти в ногу с Западом в военном и экономическом плане, Советский Союз должен был усилить давление на страны-сателлиты. Идейно закрепленная в марксизме-ленинизме социальность, первоначально также объединяющая и выходящая из коллективного хозяйства древнерусской общины идея наднациональной культурной и экономической единой системы, постепенно становилась идеологической иллюзией и грузом для восточноевропейских государства-сателлитов.
  Если мы попытаемся понять, почему рухнул Советский Союз, то мы не можем не учесть то обстоятельство или, может быть, даже главную причину этого краха - одряхление Политбюро. Старики Политбюро были уже не в состоянии уследить за динамикой общественных процессов изменений, за ускорением развития США благодаря компьютерной технике и электронике в экономической экспансии семидесятых годов, и еще меньше они могли дать отпор американской военной стратегии.
  На это время приходится и хельсинское СБСЕ - Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе (1975 год) с его Заключительным актом, в котором Советский Союз отныне также официально и согласно нормам международного права мог убежденно считать себя хозяином восточно-европейского пространства. Включение центрально-европейских стран в зону влияния Советского Союза было результатом переговоров в Ялте с Западом. Советы претендовали на них, потому что Венгрия, Румыния, Словакия и Болгария воевали на стороне Гитлера против Советского Союза. Та же логика применялась и к странам Балтии, чьи спецслужбы и партизанские объединения также сотрудничали с немцами. Следовательно, эти "побежденные", а также восточная часть Германии с точки зрения русских, вероятно, по инициативе Сталина, но определенно с согласия Рузвельта и Черчилля должны были "принадлежать" Советам. Это объясняет то, что американцы, как уже упоминалось, после своего продвижения до Эльбы не вторглись дальше в восточные области, чтобы прийти на помощь советским войскам, но неожиданно даже повернули обратно на запад и таким образом оставили уже занятые области, уступив их позже вошедшим туда советским войскам.
  Запоздалое узаконение фактических границ Польши, Венгрии, Румынии и других стран было лишь частью оцененного слишком высоко Хельсинского соглашения, в другой части предполагалась как раз неприкосновенность этих границ, невмешательство во внутренние дела этих государств, право народов на самоопределение. И здесь была заложена мина, потому что страны Центральной и Восточной Европы теперь смогли ссылаться на международное соглашение, подписанное Советским Союзом в выстраивании своих внутренних отношений. Другими словами, это была пиррова победа, если не ловушка для Советского Союза. Так как в новой договорной ситуации стало невозможным подавить протесты граждан стран-сателлитов, как это было в 1953 году в рабочем восстании ГДР, народных восстаниях в Венгрии и Праге и быть уверенными, что запад и мировое сообщество, ООН и НАТО никогда не ответят на это военными действиями. Это бы дискредитировало Советский Союз перед всем миром и как следствие привело бы к осуждению всеми международными организациями. Хельсинское соглашение для советских позиций было бомбой замедленного действия, поскольку оно содействовало
  укреплению самосознания центрально-европейских стран. Оно дало толчок желанию следовать независимым путем, которое было подавлено при коммунизме, а до этого во времена гитлеровской Германии. Эти тенденции, конечно, подпитывались западной политикой и их СМИ. Подводя итоги, можно сказать, что запоздалая легитимизация границ стран в Заключительном акте конференции в Хельсинки не способствовала укреплению сферы влияния СССР, как показало дальнейшее развитие истории, а наоборот, стало началом его конца. Ко всему прочему американские и английские пропагандистские радиостанции, финансируемые частными деньгами, неправительственные образовательные организации или корпоративные фонды, как, например, венгерско-американский "Open Society Foundation" (Открытый фонд) Сороса, валютного спекулянта в глобальной игре против Советского Союза, наряду с премьер-министром Тэтчер и президентом Рейганом помогли разжечь "настроение", особенно в Польше и Венгрии и подорвать политическую стабильность коммунизма. Но об этом мы упоминаем только мимоходом.
  Важной вехой в переломном моменте в отношениях Советского Союза и США в конце 70-х - начале 80-х годов было ядерное перевооружение, которое предусматривало замену уже имеющегося в то время в западной Европе атомного оружия на ракеты средней дальности. Это все было связано с предложением Советскому Cоюзу провести переговоры о снижении числа ракет средней дальности, которые имелись у обеих сторон и что СМИ назвали "Двойным решением НАТО". Во всяком случае это была территориальная подвижка потенциальной опасности войны и полей битвы на европейский континент, так как советские ракеты средней дальности из советской Европы не могли достигнуть США, а вот радиус действия западных ракет распространялся на советские территории в европейской части до границ сегодняшней России. Это был сигнал США Советскому Союзу более не стремиться к прямой конфронтации между сверхдержавами. Возможная также и ядерная война разыгрывалась бы в западной и восточной Европе и немного за ее границей, но не вызвала бы прямого конфликта между мировыми сверхдержавами. Для того, чтобы представить, что в этом случае Европа и центр Германии были бы стерты с земли, не требуется большой фантазии. С этой точки зрения следует рассматривать слова Эгона Бара на Мюнхенской конференции по безопасности 2014, раскусившего американскую политику: "Чем короче радиус действия, тем больше мертвых немцев"244.
  Генри Киссинджер, игравший решающую роль в качестве советника президента, попытался опровергнуть оценку Эгона Бара встречным заявлением: "Мы хотим, чтобы Советы знали, что атакуя Федеративную республику, они атакуют ракеты США. Любому правительству следует помнить, что если будет нападение на Берлин, то США вступят в войну"245. К этому можно добавить лишь следующее: и Европа погибнет. Мы уже указывали, что Киссинджер в своей книге "Ядерное оружие и внешняя политика" заявил, что США единственная страна мира, которая имеет право использовать атомную бомбу по своему усмотрению. Это объясняет его язвительную, оборонительную реакцию против Эгона Бара на конференции по безопасности в 2014 году.
   Советский Союз воспринял события в Югославии как свое поражение. В середине 90-х годов НАТО бомбардировало Сараево. Это нападение с воздуха в 1995 году нарушило принцип обороны, с которым выступило изначально НАТО 4 апреля 1949 года в Вашингтоне. Так как было очевидно, что Босния не только не нападала ни на какую страну из членов НАТО (и какая бы это могла быть страна?), но и в военном аспекте вообще не была бы способна к такой кампании. Почему стало возможным распространение таких "fake news", как их теперь назвали бы? Во всяком случает, это было делом НАТО. НАТО сменило свой оборонительный модус на атакующий и 26 мая 1995 года начало бомбить сербские поселения вблизи Сараево в Боснии246.
  Освещение событий в СМИ под влиянием американских средств массовой информации представило все события на Балканах как гуманитарное вмешательство, как помощь людям: "Мы хотим создать мир, где правят толерантность и свобода", - сказал президент Джордж Буш.247 По мнению Роберта Бэра, бывшего агента ЦРУ, в действительности же США целенаправленно дестабилизировали Югославию, натравляя многочисленные народы ее друг против друга для того, чтобы раздробить страну на маленькие государства248. Что и произошло, когда американский конгресс с утверждением закона об иностранных операциях 101-513 от 5 ноября вверг Югославию в финансовые проблемы в погашении западных займов, что, в свою очередь, привело к раздору между югославскими федеративными единицами, финансовые ресурсы которых были неравны. Увеличению напряженности между югославскими республиками содействовало также, что этот же закон требовал выборов в каждой отдельной республике и отчета об их результатах перед американским правительством, что было условием финансовый помощи. Чтобы понять, что эти меры заразили Югославию грибком раскола, не требуется обладать большим воображением. Напряженность между "богатыми" странами Хорватией и Словенией, с одной стороны, и, с другой стороны, в финансовом отношении ущемленными Боснией, Черногорией, Македонией и Сербией усиливалась. В 1991 году Словения и Хорватия объявили о своей независимости. А немцы? Они все еще праздновали свое объединение. "В ФРГ Коля и Геншера никто из политических сторон не осмелился взять на себя часть ответственности за распад Югославии. Хотя они без всякой на то причины поспешно признали Хорватию и Словению" - сетовал, например, писатель Гюнтер Грасс249.
  Аналогично высказался и Ханнес Хофбауер: "Это была Германия, которая только что была расширена, ее министр иностранных дел, Ханс Дитер Геншер, и ее канцлер, Хельмут Коль, которые с самого начала на Балканах все поставили на национальную карту"250.
  Как будто бы у нас не было опыта на протяжении столетий на Балканах, в Восточной и Центральной Европе, что право Вильсона народов на самоопределение в многонациональных странах, где этническая принадлежность коренится в самых маленьких общинах людей, то есть в семьях, заканчивается войной. Государственное единство Югославии, которое держало вместе многие народы, таким образом было разрушено. Прежде всего сербы, самые многочисленные по числу своего населения, также и в новых республиках были задеты. В 1992 году началась война в Боснии, как только США и Евросоюз поддержали ее отделение и признали ее независимость. Бои велись между боснийскими сербами, боснийскими хорватами и боснийскими мусульманами. "США поддерживали в Боснии иногда хорватов, иногда мусульман, но никогда сербов"251.
  Мусульманская армия была образована с одобрения ЦРУ и на деньги исламского мира.
  После бомбардировки Боснии НАТО в 1999 году начало бомбардировать Сербию, опять-таки "Out-of-Area" (задействование вне зоны) при использовании войск НАТО. И опять немцы участвовали в этом, девиз "не участвовать больше ни в какой войне" был забыт. Хотя не было нападения ни на какую страну члена НАТО, министр обороны Рудольф Шарпинг, а также голосовавший в Бундестаге "за участие" министр иностранных дел Йошка Фишер призывали Германию "следовать США и НАТО", и таким образом вместе с партией Зеленых образовалось солидное большинство, которое помогло осуществиться этому призыву252. "Москва была против, но ничего не могла поделать. В отношениях России и Запада значение войны в Косово нельзя переоценить. Россия убедилась на опыте, что Советом безопасности ООН полностью пренебрегли и в сообществе западных государств никто не взволновался по этому поводу"253. (Россия голосовала против - Р. Е.) Наоборот, "Немецкие газеты, Франкфуртер Альгемайнер, Цайт и Шпигель аплодировали этому, как свидетельствует историк Курт Грич"254, и следовали абсолютно некритично немецкой политике.
  Хотелось бы добавить еще одну мысль к проанализированным высказываниям авторов. Югославская война была лишь промежуточным звеном в стратегии дестабилизации, исходившей от США. Истинной целью США была Россия. Геостратегическое положение Югославии, самой большой страны на Балканах, культурное родство самой крупной ее этнической группы - сербов - в языке, алфавите, религии с русскими и политически независимый путь Югославии стали тому причиной. После вступления Польши в НАТО и затем Балтийских стран, начали употребляться усилия по дестабилизации России в Южной Европе - через Болгарию и Румынию. Но для этого было необходимо разбить сплоченность Югославии, так как целостная страна не подчинялась американским интересам. По сути, американцы действовали по сценарию Збигнева Бжезинского в Европе, перепоручить главную роль вассала и помощника-исполнителя в борьбе против России кому-то внутри Европы 255. В своей книге "Понять Россию" немецкая журналистка Габриэле Кроне-Шмальц указывает на нарушение обещания американскими политиками, которое в переломный 1990 год министр иностранных дел Джеймс Бейкер дал Михаилу Горбачеву и Эдуарду Шеварднадзе, что НАТО не будет продвигаться на Восток256. Но как известно произошло прямо противоположное. Включение ГДР в НАТО было первым и решающим нарушением слова, которое, как было уже упомянуто, вызвало цепную реакцию вступлений стран в НАТО в Восточной и Южной Европе. В таком же духе высказывался и Ицхак Бен-Аарон: "В последние годы мы пережили расширение НАТО до границ России, разгром Югославии и войну НАТО под руководством американцев против Сербии, новую "большую игру" в регионе Каспийского моря и бесконечное продолжение войны в регионе Персидского залива"257.
  Нарушение слова было, это правда, но оно было предсказуемо, так как по мнению Збигнева Бжезинского Европа являлась геостратегическим плацдармом в борьбе за господство на евразийском континенте258.
  Селективная и ограниченная во времени оценка исторических событий была и остается методической ошибкой в оценке русской истории. Продвижение НАТО на Восток и война в Югославии ударили больно по Югославии, доверие к Западу было утеряно. С тех пор русские рассматривают действия Запада не только критически, но и в геополитическом контексте и, прежде всего, в связи с Западной политикой и критикой, которая затрагивает сферу их влияния.
  Следующие комментарии "Комсомольской правды" о недавнем событии, которое, кажется, не имеет прямой связи с Россией, но которое оценивается в большой связи, показывает, что ассоциации были разбужены: "Товарищи европейцы! Вы были взволнованы, когда Южная Осетия и Абхазия бежали из Грузии в 2008. Вы стали истеричными, когда что-то случилось с Крымом в 2014. Вы лгали нам и себе, что в Косово речь идет не об изменении границ, разделение Сербии вы назвали "особым случаем". Вы смеялись над шотландцами, которые проиграли свой референдум о независимости три года назад. И теперь вы получили кровавую и яростную Барселону. Все это было предсказуемо и началось не сегодня. Все это началось в конце 80-х годов с распада Советского Союза и Югославии и объединения двух Германий. Именно тогда была нарушена Хельсинская конвенция о неприкосновенности границ"259.
  Кроме всего, выборочный взгляд на историю скрывает связь и значимость событий послевоенной истории на Западе и является одним из изощренных обманов. Детали, взятые по отдельности, необязательно ложные, но в какой связи и так, как их подают СМИ, приводят к ложным заключениям. Так делается политика. В частности, английские журналисты всегда очаровываются деталями сражений немцев в двух мировых войнах и вызывают эмоции у читателя через изображения и комментарии, и о которых он не может судить в общем контексте. Телевизионные фильмы, показывающие, как бились буквально за каждый дом в Берлине, взятие Вены русскими или другие "популярные телефильмы" являются средством отвлечения от общей исторической картины. То, что предлагают европейские телеканалы по своему содержанию, близки Military Channels в США (телевизионные каналы, посвященные военной тематике), которые 24 часа в сутки вещают о нацистах, Гитлере и сражениях. По сравнению с этим давно спланированная Западом концепция нейтрализации России, так же как дилетантская предвоенная политика Гитлера против Англии, намерения которой он так и не смог разгадать, это скучный фильм с низким рейтингом. Каков же вывод? Самое важное в политике происходит на заднем плане и освещается очень мало или упрощенно, как, например, незаконные войны США, для понимания которых требуется взглянуть на эти вещи с юридической и межгосударственно-правовой точки зрения. Так же, если посмотреть на решения в могущественных экономических организациях, на заседаниях аналитических центров, оперирующих на заднем плане, с середины восьмидесятых годов западные усилия начинают оказывать свое действие. Поначалу в СССР не было никакой экономической ориентации.
  После Ленина и коммунизма страна превратилась в поле для экспериментов. Огромная страна, готовая именно при Горбачеве в один шаг уйти от централизованной плановой экономики и коммунизма, пыталась применить экономические теории Запада, причем такие, которые можно найти в не слишком современных учебниках и услышать на семинарах докторантов. СМИ и экономическими советниками, а также и русскими экономистами, обучавшимися в Гарварде, такими как теоретик Гайдар и другими фальшивыми друзьями были преподнесены политическому руководству и народу России, доверчивому и находящемуся в поисках реформ и не понимающему западную систему. Эту игру, которую вел открыто или завуалировано Запад и его политики, организации, Международный валютный фонд, Всемирная торговая организация, Всемирный банк, ЕС и т. д. с несведущими русскими в период перед распадом и во время распада Советского Союза, можно охарактеризовать как большую трагедию русских. Целью стала не помощь в развитии демократических отношений или преодолении экономических трудностей, для Запада главным была нажива, Big Business, поглощение и эксплуатация ценных минеральных ресурсов и всяческих других ресурсов страны и, в конечном счете, также ее подчинение идеологии частной рыночной экономики.
  Соответственной была западная политика и по отношению к представителям России. Горбачева обхаживали, пока он подготавливал объединение Германии и роспуск Советского Союза. Он получил отказ, когда он в 1990 году попросил о финансовой поддержке и потребовал в качестве ответной услуги сдерживание НАТО в его восточной экспансии.
  "Мавр сделал свое дело. Мавр может уйти"260.
  Запад выдвинул Ельцина в качестве его соперника. Что касается отношения немцев к Горбачеву, то они по-настоящему никогда не высказали ему благодарности за воссоединение Германии. Вывод российских войск из ГДР германское федеральное правительство, которое обычно показывает себя в духе "культуры траура" очень эмоциональным, когда речь идет о памятных днях двух мировых войн, обделало как прощание второго класса. За советскими гарнизонными кладбищами в объединенной Германии ухаживают частные лица. Озабоченное ростом экономики и экспорта материалистичное правительство еще не достигло понимания, что как павшие западные, так и советские солдаты в смерти равны.
  Преемник Горбачева Ельцин вверг страну во внутриполитический и внутриэкономический хаос на грани гибели. Уже в борьбе против монголов, позже также против Прибалтики и против Польши, Россия, которая не забывает о своих фундаментальных религиозных и моральных ценностях, показала, что она непобедима извне. Добродетелями русских являются экономическая неприхотливость вместо западного массового потребления и русское чувство общности, основа взаимопомощи. Силу сопротивления русских испытали на себе неоднократно немцы, которые входили в главные войска Наполеона против России и позже в Первой мировой войне воевали против нее вместе с Австрией.
  И, наконец, хотя разрушительные военные действия обеих сторон, Гитлера и Сталина, принесли стране бесконечные страдания и опустошение, все-таки Советский Союз вышел победителем в последней большой войне в нравственном смысле, как и в прежних войнах.
  Крах потерпел германский рейх и его союзники. Экономически страна самодостаточна из-за своих значительных ресурсов: полезных ископаемых, которые включают в себя нефть, газ и руды, а также может рассчитывать на богатый урожай зерна.
   После всех этих неудачных военных попыток Запада, стратегия Бжезинского по свержению и подчинению России американской властью изнутри - а именно путем дестабилизации и раздора русских народов, следовала определенной циничной и человеконенавистнической логике.
  Для этого требовались помощники и исполнители, чтобы нажимать на политические и экономические рычаги. В то время, как Горбачев еще хотел удержать Советский Союз, Ельцин, по советам Запада, следовал стратегии разделения и децентрализации политической власти и суверенитетов по регионам.
  Это обещание помогло ему при получении президентства, но вызвало чеченскую войну и привело к анархистскому роспуску государства, когда задерживались, или вообще не выплачивались зарплаты, а иногда компенсировались пакетами акций в компаниях (что делать с ними, знали только умные олигархи).
  Военная дисциплина была уничтожена, государственный порядок сломался.
  Второй фатальной ошибкой была разнузданная и дикая приватизация, свободная раздача, лучше сказать, приглашение попользоваться самостоятельно ценными полезными ископаемыми через доли собственности соответствующих предприятий. В смысле современной формы, чувства коллективизма, возможно, это были благие намерения, но они оказались наивными. Приглашение к самообслуживанию было разрушительным.
  Правда, у российского населения появилось осознание того, что номенклатура не сможет больше удержаться, но люди, у которых не было опыта жизни при капитализме и которые десятилетиями находились под централизованным управлением, при этом доверившиеся первоначально по неопытности и незнанию Западу, были застигнуты врасплох.
  Реализация объединения двух государств Германии, или, лучше сказать, присоединение ГДР к ФРГ проходило не в такой форме, но, в принципе тоже было нападением врасплох, которое могло осуществиться потому, что политики и сверхмогущественная западногерманская промышленность действовали рука об руку.
   Население ГДР устало от старой кадровой политики ГДР и это было понятно и сравнимо с неудовольствием и тоской россиян по изменениям в этот отрезок времени. Но сведение к этому аспекту, как делали это политики и СМИ, это только половина правды. Население России и Восточной Германии жаждало политического обновления, но люди не хотели социально-экономических и социальных условий, связанных со сменой власти.
   Однако как похожа была режиссура! В России ликвидировались колхозы и промышленные коллективы, народное достояние было подарено комбинатам добывающей промышленности, в ГДР промышленные предприятия были "приватизированы" - эвфемизм для их "выгодной" продажи западногерманской промышленности.
   Русские и немцы странным образом часто разделяют похожую судьбу. Россия подпала под коммунистический режим после двух революций в 1917 году, основы которого первоначально заложил Карл Маркс, наблюдая мрачные условия труда в Англии.
   Ленин, как известно, экспортировал марксизм при поддержке кайзера Вильгельма II в сельскохозяйственную и промышленно отсталую царскую империю, 80% населения которой к моменту революции жило в деревне на средства от занятий сельским хозяйством.
   В этом смысле Россия стала экспериментальным полем для новых политических и общественных идей, которые возникли на раннем этапе капитализма в Англии и Германии и имели там для этого основание.
   В России, куда они были импортированы, они не имели социально-экономической основы в собственности, в экономических структурах, в опыте рабочего класса в отраслях, сопоставимых с теми, которые существовали в Англии и Германии.
   Вторым большим экспериментом в России стали предложения о реформе в фазе роспуска Советского Союза, которые вели к рыночной экономике и перераспределению собственности.
   В действительности большая часть собственности ушла к предприятиям, но не к соответствующим коллективам предприятий или российскому населению, как первоначально приватизация была задумана, то есть в распоряжение владельцев капитала, которые использовали в личных интересах неосведомленность населения и плохо контролируемый государством процесс.
   Как и в каждом кризисе было в России не только много проигравших, но и "знатных победителей", которые умело использовали благосклонность судьбы и после развала оказались ее баловнями. Это были олигархи, которые за небольшие деньги обеспечили себе контрольный пакет капитала, конечно, только в значимых и доходных предприятиях, как например, нефтяных, газовых и рудно-добывающих предприятиях.
   Точно так же хорошим "гешефтом" стало объединение Германии и для западноевропейской промышленности, в первую очередь крупной промышленности и крупных торговых предприятий. Оставим верующим, считающим делом случая, тому таинственному фактору, который объясняет все необъяснимое, начиная от эволюции, создания мира вплоть до квантовой физики, похожесть в экономическом и историческом ходе между Россией и Германией, их веру.
   В качестве заключения хочется добавить, что Россия, так как ее не поддержал ни один "богатый брат", не только впала в почти экономический коллапс, но и пришла к общественному застою.
   Увеличились показатели смертности среди пожилых людей и детей. Начатые проекты были просто остановлены.
   В Хакасии (Южная Сибирь) там, где стоят скифские курганы, я видел асфальтированную дорогу, которая неожиданно заканчивалась просто в степи, без каких-либо знаков или намеков, которые бы указывали на продолжение работ. Или "незавершенный" мост на одной из рек вблизи Абакана, состоящий только из столбов, без связи, без подъездной дороги и спуска.
  
  
  8. Развитие России на рубеже XIX-ХХ веков. Рефлексия в переломный момент
  
  "Не бывать тебе в живых,
  Со снегу не встать.
  Двадцать восемь штыковых,
  Огнестрельных пять.
  Горькую обновушку
  Другу шила я.
  Любит, любит кровушку Русская земля".
  
  Анна Ахматова на казнь своего мужа в 1921 году
  
  
  Сопротивление медийной власти западных манипуляторов общественного мнения посредством собственного мышления и суждения является интеллектуальной гигиеной и необходимо для освещения событий, касающихся США, Китая и других стран.
  Для глобальной и комплексной исторической оценки имеет значение не только оценка истории Германии, но и уходящие в далекое прошлое психологические и социальные связи между русскими и немцами.
  Студентам и доцентам факультетов средств массовой информации немецких высших учебных заведений, которые хотят познакомиться с информационными сообщениями о России, советуем обратиться к специальному собранию Ханнеса Хофбауэра "Россия: образ врага"261.
  Предыдущие записки являются эскизом экономических и политических стратегий Запада после 1945, который обеспечил политике Запада, в первую очередь через духовное подчинение средне-европейцев, специально немцев, успех.
  В ретроспективе, однако, в дополнение к менее мирному сосуществованию наций в "забытом столетии"262 можно увидеть, как изменились за последние сто лет значение и роль некогда ведущих наций.
  "Причины того, что происходит в двадцатом столетии, лежат не в том, что происходило в девятнадцатом столетии"263.
  По мнению Пьетро Аркьяти, в новейшей истории он не знал каких-либо исторических переломных моментов, которые были бы такими значительными, как переломные моменты в России, как видно это при резком переходе из 19-го в 20-ое столетие. Поскольку история не протекает по причинно-механической цепной реакции, то мы можем в ней рассчитывать на неожиданные повороты, после ста лет переворотов в России, после окончания Первой мировой войны и после провалившихся 14 пунктов Вудро Вильсона и
  образования Лиги наций, хотя мы точно не знаем именно с какими перекосами будет все проходить.
  
  Превращение России в крупную европейскую державу. 264
  
  Тем не менее для оценки немецкой истории XX века, особенно для немцев послевоенного периода с 1945 нужно рассмотреть XIX век, особенно его течения на рубеже нового века.
  Восстание офицеров во времена правления царя Николая I (1825-1855) было подавлено. Мятежное офицерское дворянство, декабристы, были сосланы в Сибирь, прежде всего в Иркутск, но России предстояли неспокойные времена.
  Огромная империя начала медленно освобождаться от оков архаичной бюрократии, которая произошла из Центрально-Азиатского деспотизма со времен монгольского владычества и привела к теократическому правлению, царизму, чуждому русской сути.
  Александр II (1855-1881), сменивший Николая I, вполне ощутил трудности, связанные с этим. Весьма критичный в суждениях о царствовании царя Александра II (убитого в 1881 г.) Александр Солженицын сообщает о ряде модернизаций в администрации и улучшении жизни людей, особенно крестьян: "Таково было богатство народной энергии, что через полвека после падения крепостного права - Россия вступила в полосу бурного промышленного развития (5-е место в мире по промышленной продукции), железнодорожного строительства, стала крупнейшим экспортером зерна и сливочного (сибирского) масла. В России была полная свобода частной экономической деятельности ("рынок", который мы сегодня все собираемся достичь или у кого-то перенять), свобода выбора занятий и места жительства (кроме еврейской черты оседлости, но и она шла к отмене). Крупный бюрократический аппарат, однако, не был замкнут ни национально (видим в нем на видных постах представителей множества национальностей), ни социально (становились министрами помощник машиниста Хилков, крестьянин Рухлов, начальник станции Витте, помощник присяжного поверенного Кривошеин, и на военные верхи взошли из самых низов генералы Алексеев, Корнилов). По свидетельству последнего Государственного секретаря России С. Е. Кржижановского, в смысле восхождения отдельных лиц Россия была страна весьма демократическая: высшее чиновничество складывалось не из лиц высокого происхождения; по свидетельству министра путей сообщения Кригера-Войновского: кроме особого положения крестьянства, сословных перегородок к XX веку уже не оставалось, "права определялись образованием, служебным положением и видом занятий". Независимость и открытость суда, строгая законность следствия утвердились с 60-х годов XIX века, также и печать без предварительной цензуры, а с 1906 - истинный парламент и многопартийная система (которая сегодня жаждется как новейшее достижение). Отметим и то, что для народа действовала бесплатная земская медицина высокого качества. Было введено рабочее страхование. В России был самый высокий в Европе прирост населения. И высшее женское образование в России стояло на одном из первых мест в Европе.
  
  
  
  
  
  
  "И все это обрушилось с 1917 года, а в мире представлено и поныне крайне искаженно"265. (выделено мной - Р. Е.).
  Стоит упомянуть также, что крепостное право в царской России было отменено уже в 1861 году, еще до окончания рабства в южных штатах США, а в Сибири оно вообще отсутствовало. Русская пословица: "До Бога высоко, до царя далеко" в данном случае приобретает особое значение. Из своих собственных исследований я могу добавить, что многие студенты из России учились в университетах и высших школах на западе в конце XIX-начале XX веков. Это нашло отражение и в следующей студенческой статистике моего университета Митвайды в Саксонии. В то время университет Митвайда был всемирно известным технический центром машиностроения и электротехники. Этот список малоизвестных или неизвестных особенностей можно было бы продолжать.
  
  
  Статистика студентов техникума "Митвайда"
  (источник: архив Высшей школы Митвайда, Саксония, собственная обработка)
  
  
  
  Но стоит вспомнить не только уже упомянутую отмену крепостного права в 1861 году при правлении царя Александра II, но и то, что этнические меньшинства страны добровольно приняли русский язык и культуру страны.
  Период террора при Сталине был не этническим преследованием, а идеологической слепотой, которая заключалась в создании нового человека - советского народа.
  От него тогда пострадали все этнические группы России и прежде всего русские. Поэтому не следует сравнивать мотивы преступлений Сталина и Ленина, а также угнетения и истребления коренных народов Северной и Южной Америки и бывших европейских поселенцев в Северной Америке.
  Нужно еще раз подчеркнуть, что азиатская теократия в форме царизма была чужда русскому народу и навязана извне монгольско-татарскими нашествиями.
  В конце XIX столетия она была уже готова уйти в небытие. У последнего, расстрелянного в 1918 году, царя Николая II не было ни воли, ни способности справиться с радикальными общественными переменами в огромной стране.
  В своем сочинении "Рабство нашего времени" граф Толстой описывает нечеловеческие условия рабочих на фабриках и на строительстве Московско-Казанской железной дороги265.
  При этом неважно, что Толстой наряду с заставляющими задуматься посылками, как, например, то, что "отношения между людьми устанавливаются не по праву или беззаконию, а зависят от выгоды"266 (которая уже включает в себя идею будущего - исключение труда из злополучной экономической идеологии спроса и предложения. - Р.Е.), также выдвигает отвечающий тогдашнему духу времени и несущие отпечаток его религиозности "старомодно" звучащие в кооперативной экономике нашего времени постулаты267. Реальные социальные условия, а не экономические теории имеют решающее значение для "картины истории". С этой точки зрения общественный порядок в монархии Гогенцоллернов в Германии и Габсбургов в Австрии были в такой же степени устаревшими и время их подходило к концу так же, как и в России.
  Разрушительная политика Англии была в состоянии связать три монархические империи континентальной Европы - Россию, Германию и Австрию в Первой мировой войне в одну роковую трагическую связку только потому, что внутри этих государств стремительно развивался сценарий самоуничтожения.
  Каким бы ни был захватывающим вопрос "что бы стало с Россией, если бы не случилась революция?", он остается спекулятивным и завязанным в принципе казуальности. История, однако, "функционирует" иначе. То, что было заложено в России на рубеже веков, но не раскрылось, показывает краткий экскурс в состояние духа страны в конце XIX - начале
  XX века. Таким образом, Федюшин, по свидетельству философов, писателей и художников, описывает переход из XIX в XX век как напряженное политическое "безветрие" и одновременно как "предчувствие неминуемого бедствия", что подтолкнуло русский народ заняться вопросами самопознания и взаимоотношений с Богом268. "Подъем духа благоприятствовал мощнейшему расцвету русской культуры. Во всех областях культуры: в философии, литературе, живописи, музыке, театре, балете можно было наблюдать примечательный духовный взлет"269.
  Эти годы назвали, по аналогии с Золотым веком Пушкина, духовным Ренессансом, или Серебряным веком литературы, продлившимся вплоть до 20-х годов.
  Стоит, однако, упомянуть, что не только великие русские поэты, но и авангардисты живописи модерна, объединения "Голубого всадника" - Кандинский, Явленский, Марианна Веревкина, а также философы и мыслители Бердяев, Булгаков, Соловьев и другие вдохновляли Запад, открывая свои творческие площадки в Берлине, Мюнхене, в Дорнахе (Швейцарии), в Париже и других европейских центрах. Хотя часто, конечно, это происходило из-за преследований и репрессий при Ленине и Сталине.
  Судьбы художественной элиты России в это страшное время (особенно в тридцатые годы), путь ее страданий невозможно описать. Больше всего стоило опасаться ярким поэтам, философам и, конечно, духовному сословию в своей деятельности оскорбления коммунистической идеологии. Последствиями могли стать тюремный лагерь, преследования и порой прямое уничтожение.
  Систематические преследования архиереев, священников и монахов Александр Солженицын называет великим мировым преследованием христиан270.
  Напомним о судьбе Осипа Мандельштама (1891-1938), гениальной поэтессе Марине Цветаевой (1891-1942), Анне Ахматовой (1889-1966), а также о Павле Флоренском (1882-1937), представителях тех интеллектуалов, которых коснулись преследования и террор.
  Только кулаки численно превзошли их. Это были крестьяне, которые только что освободились от господства помещиков. При Сталине слово "кулак" было уничижительным ругательством.
  Их положение в колхозах стало опять как у крепостных или даже хуже, чем при помещиках, у которых хотя бы был понятный интерес сохранять жизнь рабочей силы.
  Уничтожение элит не остановилось и на выдающихся представителях науки. Тем абсурднее кажется коммунистическая цель построить лучший мир в духе Маркса и Ленина.
  Универсальный гений упомянутого выше Павла Флоренского, физика, математика, поэта, философа, художника, монаха и рукоположенного священника, гиганта в научной сфере, лишь короткое время смог быть ему защитой от репрессий.
  Внушителен его труд "Обратная перспектива"271, математический и философский дискурс о средневековой иконописи versus перспективного изображения.
  В нем он возражает против переоценки центральной перспективы на Западе, утверждая, что она возникла не в чистом искусстве и, следовательно, не в религиозности, а исходила из театральной техники, точнее от способности инсценировать иллюзии и является только одной из возможностей изображения мира среди прочих других. Эта техника была известна уже в греческом искусстве, фундаментом которой являлись высокие познания в геометрии, а не только в средневековой живописи.
  Неожиданное утверждение, к которому склоняется также американский физик Зайонц в своей работе "Оптика". Он пишет о великом александрийском математике Евклиде
  (300 год до н.э.), который дал "блестящее геометрическое описание видения"272.
  Исходя из доказательства Кантора (математик, родившийся в 1845 в Санкт-Петербурге, умер в Галле в 1981), что кажущиеся различными по величине множества имеют одинаковую мощность, что противоречит обычному представлению, и каждую точку сложной пространственной фигуры, например, полиэдра, можно изобразить на плоскости, на прямой или даже на поверхности шара, что используется в центральной перспективе живописи. При этом структура изображаемого разрушается, другими словами, точки невозможно сопрягать четко и плавно одну за другой.
  Тот, кто интересуется математикой, может прочитать о теореме Кантора в книге Луи Лохера Эрнста "Пространство и восприятие пространства"273.
  Это имеет силу, по мнению Павла Флоренского, для живописи и для всего изобразительного искусства, если оно претендует быть "подобием действительности" (на чем держится центральная перспектива). Он же утверждает, что "Натурализм невозможен раз и навсегда"274.
  Шедевр Леонардо да Винчи "Тайная вечеря" показывает это образно. Уникальность и общемировое значение момента, воплощение Христа в человеке именно потому так выразительно на картине, что в нем "нет перспективного единства" (выделено мной - Р. Е.)275.
  Взгляды учеников определенно направлены в сторону головы Христа, в центр перспективы, но расположение и пропорции пространства нарушают ее правила.
  Если бы пространство, с точки зрения перспективы, было бы изображено "правильно", то картина стала бы похожа на тривиальное фотографическое изображение - словно люди находятся в зале ожидания на вокзале, и ощущение уникальности события, воплощение Христа было бы потеряно. Без сомнения Леонардо, мастер перспективы, не сделал ошибки, ради искусства он сознательно нарушил законы перспективы, по мнению Флоренского276. Этот полицентризм, изображение с различных точек и горизонта перспективы, сильнее всего виден в средневековой иконописи, когда отдаленные объекты и люди кажутся больше, чем изображенные на переднем плане, или же если с точки зрения центральной перспективы не видные обратные стороны их, которые поэтому невозможно изобразить, рисуют и "ставят рядом" с другими объектами.
  Если бесконечно удаленная прямая или плоскость является центром, отношения меняются. То, что в обычном представлении видится большим, становится малым, а видимое малым в обычном смысле становится большим. Это противоречие можно понять на примере наибольшей окружности или точек в поле точек с центром окружности как центром, с радиусом, распространенным до бесконечно удаляющейся прямой и самой малой касательной окружности. Тогда самая большая окружность в точечном рассмотрении скорее является самой малой окружностью, это стягивание круга до центральной точки, все другое огибающая касательная оболочка, наружная часть, распространенная до бесконечно удаленной прямой. Другими словами, как бы круг, вывернутый наизнанку. Еще один парадокс - именно самые выдающиеся иконы грубее всего нарушают закон обратной перспективы. Если же в изображениях есть одна точка наблюдения, только одна линия плоскости перспективы, то иконы уже не такие известные277.
  Парадокс возникает, когда художник выражает нефизическую форму, которая превосходит натурализм в изображении, и тем самым противоречит перспективности изображения материальных точек на проекционной поверхности.
  Какое отношение все это имеет к истории?
  Я утверждаю, что очень большое, потому что все это отражает духовное состояние и культурно-историческую подоплеку русской элиты на рубеже веков, в том числе и ее талантов.
  Вместо того, чтобы вязнуть в абстрактных и аналитических размышлениях, в детерминизме, следовало бы искать существенное, сходным образом как на большой картине. Историческое сознание должно исходить из общего, чтобы обнаружить особенное, "узор"278 исторического процесса.
  По этому пути исследования шел Гёте в противоположность декартовому разложению на маленькие детали, которые в конце опять должны быть собраны как пазлы.
  В противном случае, история оказывается в том же затруднительном положении, как квантовая физика в своих экспериментах, когда речь идет о проверке теории света. Несмотря на содержательное отличие производной обеих дисциплин, здесь есть структурные аналогии.
  Неопределенность и антагонизм сознания и предположений в мире материи и сил (физики) точно также указывают на нефизические процессы, оказывающие влияние на внешние события и течения истории. Для постижения их природы очевидно нужны другие методы познания.
  
  
  
  Христос в храме. Оригинал находится в Государственной Третьяковской галерее в Москве.279
  
  
  Страшный суд. Оригинал находится в Государственной Третьяковской галерее в Москве.280
  Русская поэзия, философские произведения Владимира Соловьева, сочинения Андрея Белого и вопросы о смысле жизни, смерти и воскрешения, которые ставят в своих произведениях русские символисты, деятельность литературных объединений и религиозных собраний передают нам "узор" или паттерны, которые показывают русскую историю из глубины жизни. Конечно, русская картина была бы не полной, если бы мы не привели здесь славянофильские и сектантские сообщества, высокомерно называвшие культуру Центральной и Западной Европы декадентской и уходящей в прошлое уже в конце девятнадцатого столетия, на замену которой должна была прийти русская281.
  Например, Федор Достоевский в автобиографической повести "Игрок".282
  Место действия казино Бад Хомбург. За роковой игрой в рулетку встречаются русский генерал, "французишка", англичанин и немец, обрисованные в своих странностях почти карикатурно, хотя при этом и русский генерал, и богатая тетенька тоже не выпали из поля зрения писателя.
  Обратимся еще раз к Павлу Флоренскому, чтобы выявить антагонизм, с одной стороны, оторванного от жизни сектантства и переоценки "истинно русской натуры", в том числе частично и в произведениях русских сочинителей, которые привели к хаосу в практической жизни, и с другой стороны, высокой одаренности и духовности русского народа. За несколько творческих лет своей жизни он создал комплекс научных, электротехнических, математических, философских и религиозных сочинений, которые на высшем уровне отражают духовную подоплеку русской жизни на рубеже XIX-XX веков. Никакое собрание исторических фактов не смогло бы это отобразить.
  "Обратная перспектива" содержит важную мысль для интересующегося математикой читателя. Иконопись нужно рассматривать и судить о ней, не исходя из осознания точечной перспективы кантианско-евклидова пространства, в котором действуют центробежные силы, а из бесконечно удаляющейся прямой проективной плоскости как обратного центра, как встречного пространства, в котором действуют универсальные силы.
  Но это всего лишь общее описание. Оригинальной заслугой Флоренского является применение особенности теоремы Кантора в рассматривании иконописи. Высказывание Гёте в полной мере подходит для Флоренского: "Кто владеет наукой и искусством, тот владеет также и религией. Кто лишен их обоих, тому остается религия"283.
  Слова Гёте вспоминаются, когда мы размышляем о мощной деятельности Павла Флоренского. Он был в своей жизни священником, ученым-естественником, художником и математиком, объединив в едином космическом здании своего мышления такие разные, универсальные, духовные силы. Возникает вопрос, не заложено ли в русском народе вообще больше синтетической силы распознавать единство искусства, религии и науки, чем в предрасположенном к аналитическому и дифференцированному мышлению Западе и что может быть осознано как общая цель познания различных путей человечества.
  Задача исследователей разобраться и развить дальше уже имеющиеся исходные посылки такого "развернутого монизма" Павла Флоренского.
  Его универсальный гений, особенно в математике и естественных науках, сравнимый с Николаем Ивановичем Лобачевским, жившим около 200 лет назад, сделал его незаменимым и позволил ему продолжить преподавать в священнической одежде в качестве профессора физики и читать лекции, будучи членом Главэнерго. Но эта деятельность лишь ненадолго защитила его от преследований.
  Он отказывался сложить сан священника и молчаливо принять режим.
  В 1933 году его арестовали во второй раз, приговорили к 10 годам лагерей и сослали в печально известный лагерь на Соловках, на побережье Ледовитого океана. В ужасном
  1937 году, как его называли, "русский Паскаль" и "Леонардо Востока" умолк навсегда. Ничего не известно об обстоятельствах его мученичества, даже о точной дате смерти284.
  Понять сталинскую Россию разумом было сложнее, чем Россию Ивана Грозного и времен династии Романовых.
  
  9. Предвидение трансформаций в XXI веке
  
  
  Давайте подытожим ситуацию. В конце XIX века Россия расправила крылья и поднялась на большую высоту, но вдруг при мистических, или, по меньшей мере, трудно понимаемых обстоятельствах низвергнулась вниз.
  В тот момент, когда страна намеревалась освободиться от азиатского с остатками монгольской теократии, царизма, случилось то, что называют метаморфозой. Поступательное развитие прекращается, и огромная империя из средневековья одним рывком выталкивается в новое время двадцатого столетия. Старая власть была сметена и заменена на более ужасную. В то время как Реформация, Ренессанс, эпоха гуманизма и Просвещения, естественные науки за четыре столетия изменили Запад и привели к новому осознанию прав человека, его достоинства и свободы, Россия в тот же период боролась с пережитками центрально-азиатской империи монголов. В свое время эта империя охватывала Северный Китай, Среднюю Азию и Закавказье.
  Снова и снова кочевые армии монголо-татар вторгались в Россию и Восточную Европу, сжигая города Киевской Руси и угрожая всей Европе вплоть до Венгрии.
  Здесь мы натыкаемся на два вопроса: почему после 1900 вдруг сменяется вектор развития? И второе, что было бы или чего не было бы, если бы не случилось того, что случилось?
  Территориальная экспансия при царе Петре I в Великой Северной войне (с 1700 года) в регионе Балтийского моря и в восточной части Центральной Европы и позже, усилившись после поражения Наполеона, превратила Россию в великую державу, простираясь далеко на запад до территорий Балтийского моря. Возникает вопрос, к какому военному альянсу будет склоняться эта великая империи, который будет иметь решающее значение для баланса сил других крупных европейских держав.
  С точки зрения Англии и Франции, Тройственному союзу - России, Германской империи и Австро-Венгрии следовало воспрепятствовать, так как он нарушал баланс политических сил Европы и за ее пределами в английских и французских колониях в восточном Средиземноморье и на Ближнем Востоке.
  Искусная англо-французская дипломатия и три никчемных и не слишком одаренных монарха тем не менее добились того, что Россия создала Тройственный союз против Германии и Австро-Венгрии в Первой мировой войне и сепаратный мир, который в
  1916 году царь Николай II стремился заключить с Германией и Австро-Венгрией, не состоялся.
  Если принять гипотезу, что народы, как и люди, различаются по возрасту и отсюда по своим задачам и целям, а также в своем сознании, то русский народ в сравнении, например, с греческим еще молодой народ. Ведь он вступил на долгий путь государственного образования из темноты истории довольно поздно, с начала IX века нашей эры.
  Рассуждая таким образом, можно сказать, что последовательность исторических циклов похожа на человеческую биографию. Былые культуры народов перенимают задачу учителя, как например, древние греки и римляне, у которых древние германцы и другие "варвары" перенимали математику, философию и театральное искусство.
  За концом греческого периода, оставившего культурное наследство, последовал период современного человека. Принципы и мышление этого культурного наследия послужили основанием для нового сознания вместо старой веры в богов. Итак, кто должен был бы предложить русским, выдвигающимся в центр истории, а также в широком смысле всем славянам ведущую культуру, на которую они могли бы равняться, как в свое время римляне и германцы равнялись на античную Грецию.
  Ведущими в экономическом и техническом отношении странами на рубеже 1900 года являлись, с одной стороны, центрально-европейские континентальные державы - находящийся под прусским влиянием германский рейх, который приобрел большое влияние через свою промышленность, а также Австро-Венгерская монархия и, с другой стороны, Англия, без сомнения доминирующая, великая мировая и морская держава того времени. Амбивалентные отношения между континентальными державами, Германией, Австрией и Россией, сбивающая с толку интриганская дипломатия европейских государств привели к Первой мировой войне и к русской революции.
  За внешним ходом истории, за известными общедоступными фактами и запутанными процессами, которые так метко описывает Кристофер Кларк в своей книге "Cомнамбула"285, стоит политический вопрос о власти, кто может перинять на себя духовное руководство, как мы теперь говорим, глобального мира.
  Сегодня, когда мы оглядываемся назад, легко увидеть, что в эпоху всемирной индустриализации и капитализма, наступившего на рубеже веков, национальное государство должно было потерять свою власть, что устройство государственной власти не может заканчиваться на границах государства, если оно хочет обеспечить сбыт и торговые пути своих продуктов и также приобретение сырья для своей промышленности по всему миру.
  Никто не понимал этого в начале нового века лучше, чем влиятельные общественные и политические круги Англии, которые планировали на будущее.
  Короче говоря, вопрос стоит так: кто правит миром? Чтобы не попасть под обвинение в конспирологии, нужно заняться наблюдением (то есть наблюдение как научный метод). И мы увидим, что Англия и страны бывшего Содружества, Канада и Австралия проводят, мягко говоря, особенно критичную политику по отношению к России. Независимо от принадлежности к какой-либо партии ее представителей очевидно, что враждебное отношение к России - это особый феномен в этих странах.
  У кого есть сомнения, тому стоит почитать различные высказывания английских политиков, экономистов, представителей СМИ, многочисленные публикации книг английских историков о различных областях Советского Союза, об истории царских династий. Стоит только прошерстить комментарии последних лет в СМИ, например, во время правления Маргарет Тэтчер.
  После Второй мировой войны США продолжили враждебную политику прежней великой державы Великобритании по отношению к СССР, но на свой лад средствами холодной войны. Недружелюбный настрой усилился, когда американский президент Рейган в своей речи в 1983 году разделил мир на две части, хорошую и плохую, объявив Советский Союз "империей зла".
  Позже в 1989 году в своей прощальной речи в качестве президента он представил свое представление об Америке, назвав ее "сияющим градом на холме" (a shining city upon a hill), процитировав место из Библии, которое еще со времен первых поселенцев указывало на миссионерскую задачу исключительной страны.
  В этом случает проявляется ясно, и это можно обосновать, что англо-американский мир является системным противоположным полюсом России. Уже географическое положение указывает на это.
  Америка - это тысячи километров, простирающиеся с севера на юг, Россия - это приблизительно 10 тыс. км с востока на запад. Америку обрамляют с двух сторон Атлантический и Тихий океаны, соединенные Панамским каналом, Россия обширная страна с большим количеством морей и с доступом к малым и ограниченным внутренним морям. Соответственно, американцы ориентируются на исследование мира через мировые океаны, а народы России концентрируются на внутреннем освоении и завоевании пространств. В Америке мы видим концентрацию культуры и экономики на побережье в больших городах, в России население довольно равномерно и экстенсивно распределяется на внутренних просторах страны с монастырями в качестве культурных центров.
  Что касается одаренности и талантов, то американцы отличаются направленными на внешнее деловитостью и силой воли, русские люди скорее обращены в себя, в происходящие в душе субъективные ощущения. Это проявляется в любви к земле и к космосу, "к матушке земле", в которой едины все русские поэты, а также в религиозной вере в воскресение в том числе и всего мира.
  Русским невозможно представить Россию без ее просторов, без Сибири. В "Мертвых душах" Гоголь писал: ""Русь! Русь!.. Какая же непостижимая тайная сила влечет к тебе?! Русь!.. Какая непостижимая связь таится между нами?... Русь! чего же ты хочешь от меня?... грозно объемлет меня могучее пространство, страшною силою отразясь во глубине моей; неестественной властью осветились мои очи: у! какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль! Русь!.."286
  Западноевропейцу постичь это душевное состояние трудно и непонятно: за что же царя любили как "батюшку", даже если "батюшка царь", как Иван IV Грозный был жестоким правителем.
  Распространенное в СМИ требование радикального и быстрого, построенного на западных принципах и образе жизни преобразования России доказывает неспособность понять российскую особенность.
  Как и молодым людям, так и России и ее молодым народам еще нужно время, чтобы объединиться, чтобы она смогла открыть свои душевные навыки, формировавшиеся на протяжении всей истории, особенно чувство общности, "общину", и влиться в мировое сообщество.
  Словно молодой человек, Россия способна образовываться, но в то же время она находится под угрозой манипулирования и может ошибаться в своем идеализме, вызывая
  на себя атаки Запада. Мишенью для нападения на русских являются их готовность делиться, их братство и их чувство общности. Так как эти качества сотрясают фундамент капитализма, учение Адама Смита о "невидимой руке рынка", разработанное им в конце XVIII столетия. Исходя из этого учения, экономика может развернуться на благо всех в том случае, когда каждый индивид призовет себе на помощь личный эгоизм, получая выгоду за счет других.
  "Продолжение в таком духе" экономической борьбы может привести лишь к гибели общества и западной цивилизации в США и Европе. Но об этом попозже.
  Не только Россия, но и народы восточных Балкан, Украины и Беларуси всегда будут чувствовать, что они принадлежат Восточной Европе и греческой православной церкви, а не католицизму и протестантизму.
  Здесь не обязательно знать все подробности, но в общем все попытки поляков, литовцев, венгров и Восточной Пруссии обратить старую Российскую империю в католицизм или протестантизм не только не удались, но напротив усилили ее оборонительную позицию.
  К началу двадцатого столетия Ватикан, тогдашний Папа римский Бенедикт XV и его государственный секретарь кардинал Гаспари поняли в числе первых, что в России может загореться пожар всемирной исторической революции и осуществится связанная с этим надежда, что с крахом царизма также рухнет и православная церковь и народ подчинится папской власти, чего, впрочем, не произошло287.
  Запад также забывает о том, что ему понадобились столетия для совершенствования индивидуальных прав свободы европейцев и его придатка Америки. Сегодня эти права находятся под угрозой ложно понятого понятия о свободе, так что государства находятся на прямом пути, чтобы стать неуправляемыми, или другая крайность - превратиться в отдельные диктатуры или в мировую диктатуру (повесть Вл. Соловьева "Антихрист").
  Главная причина лежит в неразрешенных социальных конфликтах. Это можно наблюдать яснее всего в США.
  Кроме того, сбалансированность американской конституции, прежние достижения американских президентов во времена социальных конфликтов скорее затрудняют работу правительства. Сегодняшний президент в полной мере чувствует это на себе. Баланс власти, заложенный в конституции, требует консенсуса, диалога и социальности, чтобы ни одна из трех ветвей власти: исполнительная (президент), законодательная (конгресс) и юриспруденция (Supreme Court - Верховный суд) не получила перевеса.
  Все время забывают, что идеалы французской революции и американская Декларация независимости хотя и были провозглашены, но в социальную жизнь Европы и США по-настоящему не проникли.
  По этой причине правительства западных стран переоценивают свою "общность, основанную на общих ценностях", когда они c готовностью ссылаются на ценности французской революции. По Канту география и ландшафты стран и континентов отражаются в формирующей силе психики и физических качествах человека: "Особенной гордостью Канта был курс физической географии (который он читал в университете Кенигсберга -
  Р. Е.). География, говорит он, основание для истории"288.
  Это, разумеется, гипотеза, которую, тем не менее, не следует преждевременно сбрасывать со счетов, так как без нее невозможно без затруднений объяснить связь, а точнее борьбу за господство в мире обеих реальных, экономических систем, капитализма и коммунизма.
  Бросается в глаза американская особенность, ее страсть обратить всех в свою веру, навязать ему то, что американцы гордо называют Vision, Mission und Policy (стратегическая цель, миссия и политический курс).
  Это больше, чем разделение мира только на добро и зло, правильное и неправильное и простое принятие его таким, каков он есть. Америка направляется скорее исключительным убеждением, что в случае необходимости она вернет грешный, или несовершенный мир на путь добродетели, то есть спасет его.
  Яснее всего выразился насчет этого Рональд Рейган, что есть и в Message (посланиях) других президентов и государственных мужей Америки. Дадим слово Генри Киссинджеру. В своей книге с характерным названием "Мировой порядок" он требует "подобающую США роль лидера"289, "Америка - олицетворение стремления к свободе в современном мире и его неотъемлемая геополитическая сила, защищающая человеческие цели. Америка не должна потерять свой компас".
  И в другом месте названного сочинения он требует, чтобы участники организованного мира, сохраняя собственные ценности, усваивали вторую культуру, глобальную, структурную и правовую: концепцию порядка, которая выходит за рамки перспектив и идеалов отдельных регионов и наций.
  Генри Киссинджер не был бы опытным министром иностранных дел и советником по вопросам безопасности, если бы он не умел мудро и расплывчато формулировать и постулировать то, что он действительно хотел донести.
  Английский историк Тони Джуд упрекает Киссинджера в том, что "изучая историю восемнадцатого столетия, он сделал ложные выводы, ориентируясь на Меттерниха"290. Является ли его вывод правильным - это вопрос. Так как сфера властного влияния Меттерниха ограничивалась "только" Европой, Киссинджер держал под прицелом сразу весь мировой порядок.
  Это уже проявилось в том, что он был убежден, что миром правят великие державы и другие менее важные государства должны выказывать им послушание291.
  Уже в предисловии "В поисках мирового порядка" он раскрывает, в чем его замысел. Его впечатлил, по его словам, ход размышлений Гарри Трумэна: "Мы одержали полную победу над нашими врагами и сумели ввести их в сообщество наций как равных"292. Этот метод можно описать немецкой пословицей "Frieß Vogel oder stirb", по-русски "не согласен, умри".
  Но откуда Киссинджер черпает свою убежденность? Хотя в своем сочинении он не упоминает книгу Бжезинского, все равно по разным причинам мы находим много похожих мыслей в его "Мировом порядке"293. Оба автора занимали в одно время важные посты в политическом окружении одних и тех же президентов и в аналитических центрах, оба были одержимы в своем убеждении закрепить господство США и с этой целью разрабатывали нужные стратегии.
  Книга Бжезинского - блестящий геополитический анализ, в котором глобус - это шахматная доска, а другие страны рассматриваются только с позиций США как центра проекции с точки зрения их полезности в продвижении американских интересов.
  Они сортируются и классифицируются по размеру, их силе, геостратегическому положению и их военно-экономическому потенциалу, а именно по категории их значимости, такие, как крупные державы, региональные державы, средние и незначительные.
  Речь идет о крупных странах, прежде всего это Китай, Россия, Европа, которые в будущем могут играть на политической арене власти большую роль в своих взаимоотношениях, группировках и точках пересечения. И все-таки они всего лишь спутники, направляемые по своим орбитам Соединенными Штатами, стоящими в центре международной жизни.
  Следуя логике Бжезинского, отношения сил изменятся тогда, когда великие державы Англия и Франция потеряют свое значение.
  Для Германии остается роль верного вассала США и подручного, с помощью которого должно принудить Россию решить подчиниться притязаниям США на гегемонию и интегрироваться в западную экономическую систему или же погрязнуть в незначительности азиатского посредственного государства.
  Для охвата географической зоны действия Европы необходимо "энергичное, концентрированное и решительное воздействие Америки на немцев"294, для того чтобы использовать их влияние на Россию и Украину.
  Анализируя отношения обеих стран, Бжезинский приходит к выводу, что без Украины Россия не может считаться евразийской империей. И дальше: "Но если Россия вновь завоюет господство над Украиной с ее населением в 52 миллиона, с ее богатствами недр и выходом к Черному морю, то она автоматически получает средство стать империей, охватывающей могущественную Европу и Азию"295.
  Анализ Бжезинского показывает, что ему в первую очередь важно политическое укрепление позиций власти США по отношению к России. События на Майдане в Киеве и в Крыму получили особую значимость в американской геополитике уже задолго до войны на Украине. Эта страна всего лишь игрушка и средство к достижению цели. В действительности имеется в виду Россия. Это абсолютно неприкрыто выражено в следующем пассаже:
  "В какой степени США могут утвердиться в своем глобальном превосходстве, зависит прежде всего от того, в какой степени ангажированная во всем мире Америка справится (выделено мной - Р. Е) со сложным соотношением сил на евразийском континенте и сможет ли она воспрепятствовать возникновению там доминирующей страны-соперницы"296.
  Опасения, что Россия может, опираясь на свои собственные силы, восстановиться и, таким образом, выбрать путь, не соответствующий расчетам Америки, - повернуться к Китаю или Германии, - является определяющей мыслью этой книги.
  Уже во введении выдвигается требование "не дать возможности проявиться евразийскому сопернику (противнику США - Р.Е.), который бы мог подчинить евразийский континент своему господству и этим представлять угрозу для Америки"297. Это недвусмысленное высказывание против России. С девяностых годов, когда была написана книга Бжезинского, вновь подтвердилось, что история протекает вопреки всем прогнозам.
  Древний Киев, Киевская Русь как основание для создания российской империи не рассматриваются.
  То, что русские теперь имеют доступ к Черному морю по всему Крыму, а не только через морскую базу в Севастополе, стало реальностью.
  Какие немецкие политики и немецкие СМИ писали о геополитических доктринах Бжезинского или Киссинджера, разработанных обеими политиками задолго до конфликтов между Россией и Украиной по причине расширения ЕС и экспансии НАТО на восток?
  Разве не практикуют американские президенты политику империализма à la Бжезинский, если они называют Россию в нарушении всех дипломатических правил "региональной державой"?
  Причем это не только не дипломатично, но и близоруко. Что теперешний американский президент должен сейчас чувствовать, имея множество политических фронтов (исключая Германию)?
  Как бы Бжезинский блестяще ни анализировал и ни аргументировал, все-таки он экстраполирует на будущее только причинно-следственную цепочку воздействия.
  Не исключено, что "счет" будет предъявлен не сразу, как показали годы после распада Советского Союза.
  И все-таки такой аспект как "время", великий двигатель развития в изменении сознания индивидуума и народов в общем, между тем создал новые отношения.
  Поползновение американцев обратить мир в свою "веру" у Киссинджера, Рейгана, Бжезинского, Черчилля и других носит религиозный характер: "Эта мессианская идеология, по которой американская нация имеет божественное призвание нести демократию и цивилизацию всему миру, до сих пор не потеряла своей актуальности"298.
  Это вера в силу, которая может создать "мировой порядок", который другие народы приняли бы как справедливый и согласились с ним.
  Еще в 1967 году Мартин Кинг столкнулся с американским высокомерием, выступая со своей речью "Причины войны во Вьетнаме", говоря, что оно держится на силе и деньгах и этим обуславливается ее божественная мессианская задача - служение мировым жандармом. В английском оригинальном варианте: "Но, честно говоря, это побуждает меня (Мартин Лютер Кинг - Р.Е.) признать, что наша власть часто делала нас высокомерными. Мы чувствуем, что наши деньги могут сделать что угодно. Мы высокомерно чувствуем, что у нас есть всё по сравнению с другими народами и ничему не учимся у них. Мы часто чувствуем, что у нас есть Божественное, мессианское предназначение быть полицейским для всего мира"299.
  Войны, которые ведет НАТО, и военные очаги в Ираке, Ливии, Сирии, бывшая война во Вьетнаме, о которой говорил в своей речи Мартин Кинг, наконец, война в Афганистане - всё это показывает совсем другую картину "божественной миссии". Через год после своего выступления Мартин Лютер Кинг был убит в Мемфисе, штат Теннесси.
  Вероятно, это лишь вопрос времени, когда Польша, Украина и балтийские государства поймут, что коллективная игра ЕС и НАТО на Востоке - это экспансия и нестабильность.
  Реальная экономическая связь США и ее финансовой системы с чрезмерно интенсивным экспортом Германии сковывают немцев в поисках своего собственного пути. Не говоря уже о том, что теоретическое здание идей обветшало.
  В то время, когда Бжезинский пишет: "Американская политика, в конечном счете, должна подпитываться концепцией устройства лучшего мира"300, Тони Джуд противоречит ему, рассматривая "фундаментальные различия"301 между Европой и Америкой. Так среди прочего он называет "американскую ярко выраженную религиозность, своеобразное ханжество, ее пристрастие к оружию и тюрьмам, а также неравно распределяемое благосостояние (на 1% богатых американцев приходится 38% общего богатства, каждый 5-й американец живет в бедности)"302.
  Принцип "видения" или "миссии" также практикуется международными американскими корпорациями, он описывается в их инструкциях к действию.
   В мировой экономике существует более или менее интенсивный контакт разных культур с "идеалом американской цивилизации". То, что американские правила должны действовать по всему миру также и в хозяйственной жизни, это принцип миссионерства. Хрестоматийный пример из промышленности - так называемые "гаражные правила" Хьюлетт-Паккарда, первоначально производителей электрического оборудования, основанного в 1939 двумя инженерами, Уильямом Хьюлеттом и Дэвидом Паккардом, в "гараже" в Пало-Альто в Калифорнии.
  "Гаражные правила" вошли в менеджмент любого предприятия. При том, что это были очень скромные правила работы, как например, порядок выполнения работы, использования и уборки инструментов и тому подобное.
  Невозможно банальное планирование работы сформулировать более расплывчато и совершенно в духе миссионерства, чем первое "гаражное" правило: "Верь, что ты можешь изменить мир". Пламенный идеал борьбы за независимость против англичан, как выражение американской мощи и решимости, который внес вклад в мифологию нации, употребленный в качестве подбадривания монтеров при измерении напряжения и измерения тока, может только развеселить.
  Насколько глубоко американское миссионерское убеждение воздействовало на личность, я узнал у моего первого работодателя, когда по окончании учебы начал работать в американской компьютерной и электронной компании.
  Когда я после моего тяжело нагруженного теорией обучения наконец-то, как я ошибочно полагал, оказался в мире реально существующей техники, разочарование мое было огромно. Первый моя рабочая задача состояла в том, что я должен был целую неделю усваивать "политику компании". Это было что-то вроде библии для предприятия.
  Мне и моим коллегам, восхищенным американской техникой, выраженное в этом случае радикальное пуританство показалось странным и похожим на "категорический императив Канта, переходящий границы нормального". Например, когда речь шла о том, как реагировать на вопросы клиентов о деловой практике предприятия, или о запрете на распитие алкогольных напитков с клиентами, или очень банальные предписания для одежды (обязательный галстук при переговорах с клиентами) и так далее.
  Вторым "событием", характеризующим американскую мораль конца 1960-х годов, явился показ по американскому телевидению первого "черно-белого" поцелуя. Это привело к противоречивым дискуссиям. Однако еще более непонятным было моральное возмущение, когда американское телевидение показало фотографию бедной Ким Пу, той самой фотографии, которая так сильно отпечаталась в мировом сознании: бегущей из своей деревни обнаженной девочки с другими кричащими от боли детьми после напалмового удара 8 июня 1972 года.
  Нравственная суть вопроса "допустимо ли такое вообще" свелась к вопросу, можно ли показывать такие фотографии по американскому телевидению.
  Чувство стыда из-за того, что бомбардировщик В-52 в Хайфоне и Ханое сбросил бомбы на больницы и школы, держалось в определенных границах.
  "Из-за этого случая Киссинджер сделал себя соучастником самых страшных преступлений американской политики в XX веке"303.
   Многое с тех пор, конечно, переменилось, но вера в силу видения и особой миссии Америки живет и дальше. Осталась и вера в главенство экономики, исключительно материалистический взгляд на экономические процессы, который не допускает, чтобы люди других культур привнесли бы новые нравственные соображения в отдельно взятую социально-экономическую ситуацию и деятельность. Американская идея о миссионерстве, идущая из пуританских убеждений первых поселенцев, подавляет индивидуальность действующих индивидов и не допускает уникальности ситуации, из которой могла бы возникнуть новая этическая "максима действия".
   Но просто выделять искаженное отображение американских норм этики было бы несправедливо, и это не полная ее картина. Мы восхищались техническими и экономическими достижениями, которые создавали материалистический идеал цивилизации, при этом не замечая деструктивные и антисоциальные силы по отношению к другим человеческим существам и естественным формированиям того времени. Это пришло позже. "America at its best" - Америка в лучшем виде, такими были для меня проведенные там с 1960 по 1970 годы, когда я, будучи молодым человеком, был "посвящен" в американский профессиональный мир техники и при этом пережил щедрую помощь и вдохновляющую атмосферу успеха. Я не хотел бы отказаться от этого опыта.
  
  
  10. Европа и Америка - противоположности, перемены и противоречия
  
  
  "Мои открытия никогда не были сделаны на основе рациональных размышлений".
  А. Эйнштейн
  Непосредственно к началу XX века смена парадигмы в трактовке мира была неизбежной. Метод исследования, который также используется здесь, извлечение исторических знаний из организации общества и развития потоков сознания в культуре, экономике и политике, претерпевает фундаментальные изменения.
  Следующий список содержит лишь несколько заметных шагов в области развития:
  В 1898 году Кюри обнаружили элементы радия и полония.
  В 1900 году пролетел первый дирижабль.
  В том же году Макс Планк опубликовал свой закон излучения и основал квантовую физику, описав электромагнитные излучения с помощью квантов.
  1899/1900, Зигмунд Фрейд опубликовал свою книгу "Сон и сновидения".
  В 1901 году итальянец Маркони установил первую беспроводную связь через океан.
  В 1903 братья Райт осуществили первый полет на авиамоторном самолете, продержавшись в воздухе нескольких секунд.
  В 1905 году Альберт Эйнштейн опубликовал свою первую работу по теории относительности. По этой теории свет представляет собой поток самостоятельных частиц, называемых квантами.
  В 1900 году Густав Климт работал над картинами для факультетов венского университета. Профессора не приняли его эскизы.
  В 1906 году Марк Шагал провалился на вступительном экзамене в Петербургскую академию художеств. Между 1901 и 1904 годом Пабло Пикассо рисует свой "Голубой период" в меланхолическом серо-голубом цвете.
  В 1907 году Климт написал свою знаменитую картину "Поцелуй".
  Можно было бы бесконечно продолжать перечисление новаторских изобретений и нововведений около 1900, например, литературные и философские достижения Кафки, Кубина, Рильке или Карла Краусса.
  В этом же году 18-летний молодой человек из Верхней Австрии переехал в Вену, где еле сводил концы с концами в качестве безработного художника и чернорабочего, и потерпел неудачу на вступительном экзамене в академию искусств в Вене (Адольф Гитлер).
  Эти события были разными, подчас противоречивыми, не укладывающимися в упорядоченную схему, так как непомерная производительность в хозяйственной жизни влияла на политическую область и духовную жизнь. Осознание изменения жизни на рубеже веков было наиболее выражено в культурных центрах Центральной Европы, в Германии Вильгельма, в крупных городах, таких как Берлин, Мюнхен, Лейпциг, Дрезден, Вена, Прага и Будапешт, а также в Санкт-Петербурге в царской России.
  Изменения в экономике произошли и в других культурных и языковых регионах и особенно ярко отразились в настроениях того времени. Ощущение конца столетия.
  Мы выделяем Центральную Европу потому, что особенно в Австро-Венгрии культура испытывала экстраординарный расцвет, хотя в этот же самый момент интенсивно переживала конфликт с ощущением блекнущего сияния старой империи.
  Желание управлять настроением на рубеже веков в то время, когда уходила в прошлое целая эпоха, было выражено здесь сильнее всего, что стало поводом для Карла Крауса назвать Австрию довоенного времени "испытательной станцией апокалипсиса".
  Эта атмосфера подпитывалась ощущением грядущих перемен для человечества, и оно требовало нового понимания контекста времени и другого взгляда на мир.
  Параллельно с новаторскими научными открытиями художники и философы вдохновенно создавали новые художественные стили и новые философские течения.
  Экспедиции отважных моряков, труды натуралистов и вольнодумцев XVII века, таких как Кеплер, Галилей, Ньютон, Декарт, подтолкнули развитие процессов индивидуализации, которые видны в изобретениях исследователей в различных областях науки и техники, а также в новых стилистических направлениях художников.
  Однако эволюция сознания широкого общества не могла поспевать вслед за ними.
  Следует учесть, что многие "прорывы" в другие миры мышления были впечатляющими. Вспомним повесть Соловьева "Три разговора"304 с включенным сюда "Антихристом"305 (1900 год), Рудольфа Штайнера и его "Философию свободы" (1893 год), закон Макса Планка об энергии излучения (1900 год), квантовую теорию Эйнштейна (1905), "Факел", острый на язык философский сатирический журнал Карла Краусса, который поквитался с обществом и его представителями, впервые напечатанный в Вене в 1899 году. Все эти такие разные произведения человеческого духа сообща открыли новое измерение действительности. В то же время по-прежнему сохранялись старые условности и традиции, в первую очередь этикет и правила высшего света. Ещё во время Первой мировой войны "настоящий" мужчина, если задели его "честь", мог вызвать обидчика на дуэль для сатисфакции.
  Здесь сталкиваются разные миры. Как могла возникнуть в обществе такая фрагментация? Права человека и идеалы, провозглашенные в конце XVIII века в США и Франции, не были реализованы даже в Соединенных Штатах Америки, которые никогда в своей истории не были монархией.
  Также и в европейских демократиях с их пониманием в области прав человека не получилось взять верх над единой и централизованно управляемой государственной машиной.
  В государственной практике управления теперь правили не монархи и знать, а чиновничество, которому отныне было дано право и власть для управления и формирования государственных задач.
  Но даже в этом "современном" демократическом государстве централизованная политическая власть вмешивалась в те три сектора, которые обычно составляют жизнь людей и общества, но должны действовать самостоятельно, отдельно друг от друга и независимо: культурная и духовная жизнь, хозяйственная и правосудие.
  Это те три области, которые провозглашали свободу, равенство и братство, не сумевшие утвердиться в действительной жизни, так как они остались всего лишь философскими призывами.
  Философия французской и американской революции была выражением эволюции сознания, начало которой было положено научными открытиями нового времени Ренессанса и Реформации на первом этапе как мысль или план, вдохновляющий человечество.
  Огромные достижения на рубеже двадцатого века привели к последующему эволюционному сдвигу прежде всего в сознании центрального европейца распроститься с механистической и материалистической картиной мира и организовывать общественную жизнь, разделяя ее на три упомянутые выше части.
  При этом, однако, чувствуется определенная растерянность при подходе к решению предстоящих задач, выраженная в ощущении конца света.
  Нельзя остановить ни ход истории, ни эволюцию человеческого сознания.
  Если эволюционному развитию и индивидуализации в смысле триединства человеческого общественного бытия мешает его скованность и окостенение, начинаются катастрофы.
  В XX веке их было предостаточно - две мировые войны, бедность, голод и социальные проблемы, региональные войны в различных частях света, материализм, ставший доминирующим мировоззрением, и много другое. В этом тупике мы застряли до сих пор. В мировом масштабе это усугубляется концентрацией труда и производства. Также и сегодня, по прошествии столетия этого ощущения "конца века", (Fin-de-siècle) живые умы, нынешние "граждане мира" задумываются о будущих перспективах, которые разворачивают перед ними историки, советники президентов, руководители НАТО, политики и журналисты.
  В первую очередь внимание направлено на Китай, Россию и Азию, затем на США и в меньшей степени на Европу.
  Шедевр Владимира Соловьева (1853-1900) "Три разговора", связанный с повестью "Антихрист" и опубликованный незадолго до смерти писателя, показывает, как может нарастать динамизм мировой истории.
  Опираясь на евангелие от Иоанна, автор в "Антихристе" рисует мрачные апокалиптические картины борьбы за будущую судьбу человечества.
  Тот, кто представляет историю как ряд причинно-связанных фактов, которые "правдивы" лишь потому, что они вошли в анналы именно как факты, увидит в "Антихристе" всего лишь фантастический рассказ.
  Чувственно воспринимаемое обычного сознания это только "отображение".
  Для понимания "Антихриста" Соловьева, как уже было упомянуто в третьей главе в связи с методикой исследования, для развития обычного сознания нужно от "отображения" идти к "прообразу" своего воображения.
  Подобно тому, как действительностью является то, что физические тела обновляются и освежаются в бессознательном состоянии ночного сна, существует другой мир, который передает душе содержание, не влияющие на данность внешнего мира.
  История, рассказанная Соловьевым, это не прогноз, еще в меньшей степени гороскоп будущих событий, это большая панорамная картина ума и души, она допускает существование духовного. Речь идет о чем-то похожем на "сновидение", посредством которого мы можем осознать "прообразы" "образов" исторических фактов. То есть чтобы проникнуть в историю, нужно развивать свой внутренний мир. Факты являются лишь выражением сил истории, которые формируют мир.
  Необходимо привести все это во внутреннее движение306.
  Осознание, что традиционное, базирующееся на фактах изучение истории достигает границ познания, или приводит к неудовлетворительному суждению прошедшего, или к прогнозам на будущее, это тяжелый пограничный опыт, не говоря уже о чувственном содержании, его нужно растворить и переформировать посредством душевной активности в собственную субстанцию307. Это требует вовлечения в самую интимную социальную сферу человека, которая является общением с самим собой и внутренней сферой бытия.
  Развитие техники в наше время противопоставило в повседневной жизни этому усилию одержимость необходимостью перманентного присутствия в интернете.
  Основой для последующего укороченного и свободного пересказа содержания "Антихриста" в первую очередь является перевод Эриха Мюллера-Камп "Владимир Соловьев - рассказ антихриста"308, пересказанный Инго Хоппе, и во вторую очередь английский перевод Александра Бакши "Ход войны и конец истории. Владимир Соловьев"309.
  В конце XIX века подражательные японцы, с удивительною быстротою и успешностью перенявши вещественные формы европейской культуры, усвоили также и некоторые европейские идеи низшего порядка. Узнав из газет и из исторических учебников о существовании на Западе панэллинизма, пангерманизма, панславизма, панисламизма, они провозгласили великую идею панмонголизма, т. е. собрание воедино под своим главенством всех народов Восточной Азии с целью решительной борьбы против чужеземцев, т. е. европейцев. Воспользовавшись тем, что Европа была занята последнею решительною борьбой с мусульманским миром в начале XX века, они приступили к осуществлению великого плана - сперва занятием Кореи, а затем и Пекина, где они с помощью прогрессивной китайской партии низвергли старую маньчжурскую династию и посадили на ее место японскую. Японцам удалось изменить ненавистное отношение китайцев к себе. Владычество японцев, упраздняя внешние формы китайской государственности, оказавшиеся притом очевидно никуда не годными, не касалось внутренних начал национальной жизни, тогда как преобладание европейских держав, поддерживавших ради политики христианских миссионеров, грозило глубочайшим духовным устоям Китая. Прежняя национальная ненависть китайцев к японцам выросла тогда, когда ни те, ни другие не знали европейцев, перед лицом которых эта вражда двух родственных наций становилась междоусобием. Теперь она теряла смысл. Европейцы были вполне чужие, только враги, и их преобладание ничем не могло льстить племенному самолюбию, тогда как в руках Японии китайцы видели сладкую приманку панмонголизма, который вместе с тем оправдывал
  в их глазах и печальную неизбежность внешней европеизации. "Поймите, упрямые братья, - твердили японцы, - что мы берем у западных собак их оружие не из пристрастия к ним, а для того, чтобы бить их этим же оружием. Рассудительные китайцы согласились с этим. Японская династия утвердилась. Первою ее заботою было, разумеется, создание могучей армии и флота. Большая часть военных сил Японии была переведена в Китай, где составила кадры новой огромной армии. Японцы пополнили свою армию из огромного потенциала бесчисленных народов Китая, Маньчжурии, Монголии, Тибета и Сиама. Уже первый богдыхан японской династии был успешен в борьбе против французов и выкинул их из Тонкина и Сиама, англичан прогнал он из Бирмы, включив Индокитай в Срединную империю. Преемник его, соединявший в себе китайскую хитрость и упругость с японскою энергией и предприимчивостью, мобилизует четырехмиллионную армию, вводит в заблуждение русского посла, вторгается в Среднюю Азию и, поднявши здесь все население, побеждает Россию, чтобы продвинуться через Урал на Западную Европу. Эти бои привели русскую армию к гибели. И монголам это достается не дешево, но они легко пополняют свою убыль из многочисленного населения империи. Богдыхан продвигается на запад и три его армии пересекают границу Германии. Здесь успели подготовиться, и одна из монгольских армий разбита наголову. Но в это время во Франции берет верх партия запоздалого реванша, и скоро в тылу у немцев оказывается миллион вражьих штыков. Попав между молотом и наковальней, германская армия принуждена принять почетные условия разоружения, предложенные богдыханом. После всего этого богдыхан приказывает своим войскам перерезать ненужных более союзников, что исполняется с китайскою аккуратностью. Ликующие французы, братаясь с желтолицыми, рассыпаются по Германии и скоро теряют всякое представление о военной дисциплине. Богдыхан обращает свои поползновения на Париж, где его встречают с распростертыми объятиями. Но богдыхан отправляется в приморскую Булонь, где под прикрытием флота, подошедшего из Тихого океана, готовятся транспортные суда, чтобы переправить его войска в Великобританию. Но ему нужны деньги, и англичане откупаются миллиардом фунтов. Через год все европейские государства признают свою вассальную зависимость от богдыхана, и, оставив в Европе достаточное оккупационное войско, он возвращается на Восток и предпринимает морские походы в Америку и Австралию. Полвека длится новое монгольское иго над Европой, когда смешались европейские и азиатские идеи, многие китайцы и японцы работали в Европе. Вследствие этого обостряется социальное положение. Образуется обширный всеевропейский заговор с целью изгнания монголов и восстановления европейской независимости. Этот колоссальный заговор, в котором принимали участие и местные национальные правительства, насколько это было возможно при контроле богдыханских наместников, мастерски подготовлен и удается блестящим образом. Азиатские рабочие были изгнаны. Новый богдыхан, внук великого завоевателя, возвратился в Россию. Остатки его армии были рассеяны по просторам Азии. В Европе исчезли последние остатки традиционных форм государственной организации, так что в XXI веке сформировался союз более или менее демократических государств - Соединенные Штаты Европы.
  Естественным следствием этого очевидного факта оказывается то, что старый, традиционный строй отдельных наций повсюду теряет значение и почти везде исчезают последние остатки старых монархических учреждений и на сцену выступают международные организации. Успехи внешней культуры, несколько задержанные монгольским нашествием и освободительною борьбой, снова пошли ускоренным ходом. А предметы внутреннего сознания - вопросы о жизни и смерти, об окончательной судьбе мира и человека, - остаются по-прежнему без разрешения. Большинство людей, несмотря на высокие идеи, становятся неверующим. Выясняется только один важный отрицательный результат: решительное падение теоретического материализма. Представление о вселенной как о системе пляшущих атомов и о жизни как результате механического накопления мельчайших изменений вещества - таким представлением не удовлетворяется более ни один мыслящий ум. Человечество навсегда переросло эту ступень философского младенчества. Но ясно становится, с другой стороны, что оно также переросло и младенческую способность наивной, безотчетной веры. Таким понятиям, как Бог, сделавший мир из ничего и т. д., перестают уже учить и в начальных школах.
  В это время живет замечательный спиритуалист, которого многие называли "сверхчеловеком" (Бакши. С. 165).
  Он был еще юн, но благодаря своей высокой гениальности к тридцати трем годам широко прославился как великий мыслитель, писатель и общественный деятель. Он верил в добро, в Бога, в Мессию, но прежде всего любил себя.
  Он считал себя следующим после Бога, что на самом деле означало, что он считал себя в действительности Христом. Со сверхъестественной скоростью он написал свою знаменитую работу "Открытая дорога к миру и процветанию в мире", которая была переведена на все языки. Ранние книги сверхчеловека всегда рассматривались очень критически, особенно глубоко верующими людьми.
  Но теперь с новой книгой он сумел переубедить многих своих критиков. Это была всеобъемлющая работа, она решала все проблемы и сочетала идею безграничной свободы мысли с глубоким уважением мистического.
  Правда, некоторые благочестивые люди, горячо восхваляя эту книгу, стали задавать вопрос, почему в ней ни разу не упомянуто о Христе, но другие возражали им: "И слава Богу!"
  Вскоре после появления "Открытого пути", который сделал своего автора самым популярным изо всех людей, когда-либо появлявшихся на свете, должно было происходить в Берлине международное учредительное собрание союза европейских государств. Освобождение от монгольского ига, правда, не привело к возникновению национальных споров, но появились опасные конфликты между сторонами. Появилась угроза распада европейского единства. Лидеры общеевропейской политики и независимые члены Всемирного парламента вступали между собой в сепаратные соглашения. Тогда "посвященные" решили учредить единоличную исполнительную власть с достаточными полномочиями. Главным кандидатом был негласный член ордена - "грядущий человек". Он был единственным лицом с великою всемирною знаменитостью. Будучи по профессии ученым-артиллеристом, а по состоянию крупным капиталистом, он повсюду имел дружеские связи с финансовыми и военными кругами.
  Он был выбран почти единогласно в пожизненные президенты Европейских Соединенных Штатов.
  Новый правитель мира разрешил социально-экономические проблемы. Филантроп, вегетарианец, любящий животных, за девять лет своего правления сумел установить мир и провести всеобъемлющие социальные реформы.
  Но самым примечательным было прочное установление во всем человечестве самого основного равенства - равенства всеобщей сытости310.
  Если сытость есть первый интерес для голодных, то сытым хочется чего-нибудь другого. Даже сытые животные хотят обыкновенно не только спать, но и играть.
  
  На этом месте мы прервем пересказ "Антихриста". Для нас был важен экономический и политический аспекты, рассматриваемые в начале этого повествования, связанные тематически с нашей работой.
  Мировоззренческие, социальные и духовные сюжетные линии в дальнейшем ходе повествования являются чрезвычайно стимулирующими для размышлений, и в наше пронизанное материалистическим мышлением время спорные соображения Соловьева вызовут интерес читателей, которые сами захотят получить свое собственное мнение обо всем. Здесь мы только обозначили эти спиритуальные размышления, представляющие антихриста духовной личностью, занимающейся благотворительностью и социальными вопросами. Он вводит в заблуждение верующих и высокопоставленных представителей трех христианских конфессий, используя такие средства, как магия и фокусы, зрелища, распространяет поверхностные идеи в интеллектуально-теоретическом дискурсе и, в конечном счете, бессильным в своей социальной сытости и прозорливости, не требующей усилий.
  Рассмотреть в антихристе Аримана (дух бедствий, бог зла), желающего сделать своим царством землю, которую он уничтожает, создает в повести апокалиптическую атмосферу. Это главный мотив духовной и религиозной интуиции в повествовании Соловьева.
  Удивительно, что Соловьев, бесспорно проницательный "провидец", в теократической царской России мог предвидеть процессы, которых при его жизни не было ни в западноевропейских государственных образованиях или цивилизациях и уж точно в обществе, где доминировали царизм, дворянство и широкий слой крестьянства, не говоря уже о том, что эти процессы не были различимы.
  Секретные дела министерства иностранных дел царской России были открыты общественности только в 1932 году.
  "Они указывают на круг британских влиятельных фигур вокруг принца Уэльского, будущего короля Эдуарда VII, лорда Рэндольфа Черчилля (отца Уинстона Черчилля), герцога Норфолкского, лорда Солсбери и главу дома Ротшильда. Этот круг был озабочен растущей силой Германии и, как это было зафиксировано в актах в 1887 году, он имел целью утвердить для Европы ХХ столетия свою концепцию"311.
  Хотя она не была разработана во всех деталях, особенно в отношении политической позиции Англии, однако в ней проглядывают существенные черты фактического географического и политического нового порядка после двух мировых войн.
  Соловьев предугадывает особенности политического развития, которые его даже весьма прозорливые современники начали осознавать только к концу прошлого столетия. В этих особенностях мы застряли и этот процесс еще продолжится и в далеком будущем. Разумеется, что это не точные предсказания: "Видимая реальность, события жизни и человеческое тело гораздо богаче оттенками, поэтичнее, чем все открытия воображения"312.
  По словам Соловьева, переход к общему пониманию истории - это также ключ к пониманию его антихриста или к пониманию его повествования.
  Разумеется, академическая наука, занимающаяся изучением истории, может возразить, что военного столкновения Запада с азиатскими народами в XX веке и теперь уже в XXI веке не произошло (исключая вторую мировую войну США с японцами, насколько можно дискутировать о том, что произошло из его предсказаний, а что нет).
  Это скорее настроения, эмоции, а не с предельной точностью претворенные в жизнь прогнозы.
  Мы не знаем, можем ли мы считать завоевания монголов символом для азиатского экспортного и инвестиционного наступления, останется ли это так, как есть, или надвигается что-то еще более серьезное.
  Уже сегодня американские и европейские компании и профсоюзы угрожают контрмерами против импорта китайцев.
  Тот факт, что экономические интересы изживают себя в виде пошлин, административных ограничений и эмбарго и затем все это превращается в торговые войны, что на следующем этапе эскалации может привести к мировым войнам, указывает то, что Первая мировая война может быть примером этого развития. Когда растущая немецкая промышленность стала опасной для Англии, ведущей торговой и морской державы, наступила война.
  Никто не будет оспаривать то, что Китай поднялся до уровня мировой державы, у которой есть ядерное оружие и ракеты.
  Но вряд ли официальная историческая наука согласится, что София (Премудрость Божия, воплощенная в женском образе - примеч. переводчика.), ставшая для Соловьева источником вдохновения, явилась ему еще в детстве.
  В читальном зале Британского музея, изучая древние писания, Соловьев имел вторую сверхъестественную встречу с Божественной Софией, которая настоятельно попросила его переехать в Египет. Оказавшись там, он изучает племя бедуинов, сохранивших особую форму тайной мудрости, и там же в третий раз к нему является София.
  Это связано с методологией редукционизма, классифицирующей всё, что не соответствует полниманию "черным по белому" и "слово в слово" как не происходившее в мире.
  И в этом проявляется дилемма исторической науки, так как она выступает с объяснениями и поучает тогда, когда история уже произошла и ex post устанавливает корреляции и причинные связи между событиями, которые невозможно проверить.
  Предсказания Соловьева можно представить как духовные и эмоциональные изменения, которые направляют процесс становдения человечества по какому-либо пути, служат ему картиной мира. С другой стороны, эта картина мира не является для самого Соловьева чем-то вроде гороскопа.
  В данном случае акцент делается на тех течениях, которые в философском и духовном контексте также связаны с немецкой и русской послевоенной политикой. Исчерпывающую интерпретацию и комментарии к ней дает Хоуп в своем кратком пересказе повести Владимира Соловьева "Антихрист"313.
  Он отсылает читателя к нарисованным Соловьевым при помощи интуиции и воображения картинам и связывает их с сегодняшним политическим содержанием, с социальными конфликтами и с диктаторскими и квази-религиозными идеалами искупления.
  Антихрист и маг являются перед читателем как предтечи Гитлера и Сталина. Но и религиозные войны на Ближнем Востоке и в некоторых регионах Африки, отход верующих от православной, католической и протестантской церквей (об этом идет речь в дальнейшем повествовании) пробуждают яркие ассоциации с тенденциями нашего времени, а именно с недавним прошлым.
  Обольщение словом антихриста и мага напоминает мантру оратора любого западного объединения, основанную на общих ценностях, в любых политических институтах.
  По утверждению антихриста удовлетворенные люди и даже сытые животные нуждаются в развлечениях и в играх.
  Прогноз, что в будущем для обеспечения человеческого сосуществования нужны будут только 28% работающего населения, труд которых будет поддерживаться роботами, компьютерами и машинами, и точку зрения, что хорошее настроение тех, кто не будет загружен работой, нужно будет поддерживать развлечениями, разделяют многие экономисты, глядя на производительность промышленности 4.0. ("Индустрия 4.0" получила свое название от инициативы 2011 года, возглавляемой бизнесменами, политиками и учеными, которые определили ее как средство повышения конкурентоспособности обрабатывающей промышленности Германии через усиленную интеграцию "киберфизических систем", или CPS, в заводские процессы - примеч. переводчика.) И все это отнюдь не так нереалистично, как может показаться на первый взгляд.
  Развитие и расширение организации промышленного труда на все большие области жизни, которое началось на рубеже XX века со сборочной линии у Форда и в течение года довело до сокращения монтажа шасси с 10,5 часов до 1,5 часов, это безусловно следствие быстрой эмансипации экономической жизни, которая, безусловно, оставила позади себя развитие независимой интеллектуальной и культурной жизни.
  И не наводят ли на размышления громко кричащие средства массовой информации, оглушающие "массовые мероприятия", спортивные зрелища, употребление наркотиков для отвлечения и развлечения - всё то, что предугадал Соловьев?
  Понятие Tittitaiment, английское выдуманное слово, которое означает убаюкивание недовольных, скучающих, не занятых ничем людей средствами массовой информации, словно маленьких детей, которым матери дают для успокоения грудь, приписывают Збигневу Бжезинскому.
  Странно также, что в "Антихристе" царской России (1900 год) речь шла уже о "Соединенных штатах Европы", взаимодействующими с наднациональными организациями, такими как НАТО, комиссия ЕС, ВТО, ООН, ЮНИДО, Всемирный банк. Образование всех этих организаций можно назвать предварительным этапом для мирового господства.
  Что эти круги, такие как и элитарные Трехсторонняя комиссия, Совет международных отношений, Бильдербергская конференция и другие, в совместных действиях с международными концернами имеют своей целью унифицированную мировую экономику для того, чтобы внедрять рыночные интересы, единые правила и потребительские привычки, разумеется, на благо человечества, ни для кого не тайна.
  Панмонголизм не осуществился как большая война, но может вполне трактоваться как экономическая борьба и притязания на господство в смысле борьбы за главенство японского, китайского, азиатского экспорта.
  Это, по мнению Соловьева, "маска, только покрывало Изиды"314, за которой скрывается судьба человечества.
  "Финансовый кризис 2007-2010 гг. и сегодняшний долговой кризис Запада отмечают переход главенства от Запада к Востоку"315, во всяком случает так считал Франсуа Филлон, премьер-министр Франции в 2011 году.
  Превращение "антихриста" в сознании современного человека - угроза и испытание. В этом контексте, как мне кажется, замечание Ренате Римек особенно ценно для понимания видения будущего: "В русском понимании истории четко закрепилось представление, что Россия со своим византийским наследством и своей оборонительной позицией против Азии образовывает защитный вал для остальной Европы и благодаря своим жертвам она сделала возможным развитие современного образа мышления. Нельзя упускать из виду в этом утверждении, что эта страна должна была нести на себе последствия монгольского завоевания и смогла сохраниться и утвердиться за стеной веры в свою церковь. Тот факт, что она сопротивлялась, уверенная в "ложной доктрине" Запада, и всегда опасалась намерений Рима и всех людей с Запада, стал фундаментальным вопросом ее истории"316.
  Ход истории предстает как духовное противостояние, антагонизм между Христом и антихристом или в более общем плане между высшими и низшими силами, между которыми человечеству придется выбирать.
  Причинное "объяснение обоснования" приемлемо, но также и незначительно, когда цепочка очевидных и легко просматриваемых событий приходит к концу.
  Поиск знания глубоких и столь необъяснимых исторических метаморфоз в казуально-детерминистском смысле не может идти дальше, скорее вырождается в "вопрос виновности", особенно тогда, когда эмоции вызвали медиальные "snapshots" (моментальные снимки, как их называет Питер Зенге) и комментарии, которые направляют "доказательство" в том или ином направлении.
  История раскачивается туда-сюда, ход истории крутит пируэты, в которых "не старое продолжает действовать, а скорее образуется новое"317. Это главная мысль "Антихриста".
  Очевидно, что это ясно и для Солженицына, когда он говорит о том, что "несомненна живая заинтересованность многих западных политиков в слабости России и желательном дальнейшем дроблении ее (такое настойчивое подталкивание уже который год несет нашим слушателям американское радио "Свобода"). Но скажу уверенно: эти политики плохо просматривают дальнюю перспективу XXI века. Еще будут в нем ситуации, когда всей Европе и США ой как понадобится Россия в союзники"318.
  И в другом месте: "от какой кровавой бойни мы были бы избавлены в 1914 (а значит, и от революции 1917)! Кажется невозможным, необъяснимым, чтобы Николай II все-таки предпочел союз с ненавистницей России, с которой столько раз и во стольких местах сталкивались интересы. Но Николай сделал именно этот шаг; англо-русский союз 1907, отсюда доформировалась Антанта, - и расстановка сил в Первой Мировой войне была роково определена"319.
  Следует исходить из того, что Солженицын, математик и физик, а также историк знал труды Достоевского, предвидевшего наступление правления тирана в XX веке.
  Определенно ему были знакомы и повесть "Антихрист" Соловьева, и вероятно уже упомянутый здесь Готфрид Вильгельм фон Лейбниц, ученый при дворе царя Петра Великого, который тоже видел в России будущий оплот против Китая.
  Наиболее убедительно, однако, Солженицын описывает свой метод исследования в речи на вручении ему Нобелевской премии: "Те мысли пришли не из книг и не заимствованы для складности: в тюремных камерах и у лесных костров они сложились в разговорах с людьми, теперь умершими"320.
  Познанная исконная мировая история, отмеченная поиском исторических смысловых связей, выражаясь словами Пабло Пикассо, "университет жизни".
  Западные основные стратегии, и это уже показывают высказывания политиков и историков, исходят их того, что стремление к экономическому и военному превосходству (под американским руководством) над Россией и Китаем будут и в дальнейшем укрепляться и для них найдут свои оправдания.
  Но им дает отпор российский президент Владимир Путин, не уставая повторять, что Россия идет своим путем, и превращаясь, таким образом, во врага.
  Рационально непостижимое неприятие его личности западными средствами массовой информации имеет эмоциональные причины, сопоставимые с отношением к отступничеству от "правильной веры" в средние века.
  Но слышны также и другие голоса, приобретающие все больше веса. Например, уже в 2013 году всемирно известный журналист и писатель Петер Шолль-Латур явно выступил против официальной и конформной Америке политики Германии в отношении России: "Недавно был утвержден руководитель в Кремле (Владимир Путин - Р. Е.), который будет пытаться всеми способами восстановить для России звание великой державы. В сотрудничестве с Китаем Москва будет решительно противодействовать американским гегемонистским претензиям и сдерживать их. Европейцам следовало бы уменьшить свою самонадеянность и не выступать в качестве моральных апостолов демократии, но осознать свою незначительность, которая грозит им в рамках нового глобального соотношения сил"321.
  На ум приходит ассоциация: я рискну в этот момент выдвинуть гипотезу, на которую меня подвинуло сочинение Мартина Бубера "Я и ты" и которая выходит за рамки актуальных событий: материя как устойчивая форма разделяет. Согласно законам классической физики, там, где находится одно тело, не может находиться одновременно другое твердое тело. Место, которое я занимают в метро, недоступно другому. Если я его освобожу для другого, то, по Мартину Буберу, я перейду в состояние "Я-ТЫ", в непосредственном обращении моего Я в ТЫ, которое настоятельно нуждается в нем. То есть это социальный акт познания в противовес к отношению "Я-ОНО". Так как сфера ОНО имеет связь в пространстве и времени, каждое ОНО граничит с другим ОНО, так как там, где есть что-то, присутствует другое что-то.
  ОНО есть тогда, когда оно граничит с другим ОНО. Мир опыта принадлежит основному слову "Я-ТЫ". Основное слово "Я-ТЫ" образовывает мир отношений322.
  В переносном смысле можно развить эту мысль: хеджевый фонд, которым хочет владеть компания, будет выталкивать акционеров с иными интересами.
  Я выдвигаю тезис, что материализм доминирует в экономической и культурной жизни во всех западных промышленно развитых странах.
  В любой материи рано или поздно проявятся заложенные в ней признаки распада и конца существования.
  Это знание имели уже старые почтенные купцы, потому что "здоровый баланс стоимости доходов" компании за последние десять лет скажет больше о будущих возможностях, чем баланс оценочной стоимости, который представляет собой моментальный снимок материальных благ, таких как машины, здания и т.д.
  Первый указывает на то, что социальный организм компании хозяйствовал успешно, второй является показателем стоимости предприятия.
  Самые прекрасные машины, системы, базы снабжений ничего не стоят, если не будут работать коллективно и cпаяно и не сумеют правильно распорядиться ресурсами.
  Западная экономическая система опирается на ОНО, на капитал и деньги, принявшие характер товаров, на стратегию размежевания с ТЫ (то есть с сотрудниками другого предприятия) по дарвинистскому принципу конкурентной борьбы, которая ведет к уничтожению конкурентов и, таким образом, все более большим монополиям.
  Это уже не гипотеза, а дело опыта, который тем временем медленно, но все-таки вытесняет в университетской специальной литературе старую сказку спроса и предложения "невидимой руки" Адама Смита.
  Хотя принцип братства в экономике неотъемлемая ее часть, а именно, что каждый работает для других, тенденция к ОНО доминирует через бюрократические регламенты и на основанных на таком средстве как сила влияния спецификации контрактов субъектов.
  Конфликт наиболее отчетливо проявляется в сфере услуг, которые по своей природе сильны именно в ТЫ в тех случаях, где возможности ОНО (в техническом аппарате) имеют тенденцию по сравнению с экономикой производства скорее уходить на задний план. В этой конфликтной ситуации экономика не может расцвести и не может также создать материальную основу для культурной деятельности, потому что отсутствует основное условие братства.
  
  
  Поэтому моя гипотеза заключается в том, что западная экономическая система распадается, она подошла к своему концу и Запад ожидает культурная смерть.
  "При этом основное слово "Я-ОНО" не причастно злу, как и материя не причастна злу. Зло - это когда материя претендует на то, что она есть само бытие"323.
  Отталкиваясь от размышлений Бубера, можно понять, что ОНО действует уничтожающе, так как гипертрофированный и ложно понятый индивидуализм экономической жизни направляет Оно в качестве оружия против ТЫ.
  Именно в этом процессе глубоко внутри завяз Запад, а не только Америка, и в настоящее время невозможно узнать, как он сможет освободиться от оков материализма своими силами без экономических и экологических катастроф.
  
  11. Окончательные итоги послевоенной политики Германии и России
  
  
  "Пути появляются тогда, когда по ним ходят".
  Франц Кафка
  
  
  Временное окно 1917 года. Феномены, вопросы, государственные тайны
  
  Главные вехи европейской политики были расставлены в 1917 году. В Октябрьской революции большевики одержали верх над буржуазными силами после окончания царского правления, для США с объявления войны Германии начался имперский век. Однако распространено мнение, что 1914, 1933 и 1945 годы наиболее значимые для истории. Это связано с многочисленными репортажами в основном английских журналистов и историков, которые предпочитают прорабатывать в телесериалах ход военных событий, нацистские парады и подробности биографий Гитлера и Сталина. Медийный образ закрепляется не только в сознании, но и поверхностно. Кроме того, хронологическая последовательность событий "если - то тогда" также имеет причинно-следственный эффект и влияет на ход мыслей.
  С 1914 года до вступления Соединенных Штатов в войну 6 апреля 1917 года против Германии (против Австро-Венгрии они выступили только 7 декабря 1917 года) Первая мировая война была войной между европейскими государствами, как и многие другие войны до этого - и осталась бы таковой, если бы США не вступили в эту войну.
  Время вступления в войну ведет к другим вопросам. Война подводных лодок немцев против торговых кораблей в том числе и американских, которая уже велась какое-то время, становится официальной причиной ее объявления. Почему США, которые вели себя нейтрально в отношении подводных атак, запоздали с объявлением войны? Американский историк Хайо Холборн считает, что это был момент, когда американцы видели опасность для своих интересов в предстоящем крахе Временного правительства России324.
  Каковы были интересы американцев? Зависели ли они от духовных и политических связей с Великобританией, более известных как "особые отношения", или же от бизнеса, или же от того и другого? Объем экспорта США в Англию, Италию, Францию и Россию в 1916/1917 годах по сравнению с предыдущим годом увеличился в четыре раза. У американцев были великолепные шансы после войны снабжать всю обнищавшую Европу. Меньше чем за три года США поменяли свою позицию должников Европы на позицию кредиторов 325. Для достижения этой цели Центральную Европу нужно было вывести из игры и лишить ее после войны интеллектуального и промышленного потенциала, а также лишить Россию, находящуюся в становлении, талантов и почвенных ресурсов, ведь обе стороны могли стать возможными послевоенными союзниками.
  Разделение Европы, уже решенное в 1888 году в тайных кругах англоязычного мира, предусматривало ее характер в том виде, в каком мы знаем ее сегодня: немецкие территории между Рейном и Одером, славянская конфедерация, возникшая в результате распада российского государства с "чехословаками", поляками, русскими и Дунайской федерацией балканских государств, возникшей в результате роспуска Австро-Венгерской монархии326. Примечательно, что эта географическая концепция была разработана за много лет до Первой мировой войны, хотя в общих чертах она осуществилась только после Второй мировой войны. Иными словами, эта цель была достигнута только после двукратного демонтажа и окончательного роспуска Центральной Европы.
  
  
  Временной интервал с 1945 по 1955 год: Упущенные возможности общественной смены коперниканского переворота
  
  1945 год мог бы стать поворотным моментом для новой, удовлетворяющей требованиям справедливости экономики и для нового социального порядка. Итак, они столкнулись друг с другом в непреодолимом противоречии, действующие из глубин человеческой души, на западе - эгоистичные движущие силы частной рыночной экономики, а на востоке - государственный эгоизм в виде коммунистической плановой экономики, режим власти диктаторов или партийных коллективов. Так как немцы не смогли дать новые социальные импульсы, которые могли бы действовать посреднически и уравновешивающе, это противоречие осталось стоять как непоколебимый колосс между Западом и Востоком. Оно вошло в историю как Холодная война и гонка ядерных вооружений и по сей день продолжается в нашем тесном мире: как украинский или сирийский кризис, как расширение НАТО и ЕС, а также является потенциалом будущего мирового конфликта в Азии. Все эти очаги кризиса исходят в общем из одной нерешенной социальной проблемы при системных противоречиях в идеологиях между Западом и Востоком между богатыми и бедными, между религиями и другими точками раздора, то есть симптомами.
  Без долгосрочных социально-экономических идей на будущее немцы не могли взаимодействовать ни с Западом, ни с Востоком. И что нового они могли бы предложить, если две разделенные Германии застряли в традиционных мирах экономически- социальных систем их оккупационных держав, а ментально остались в мышлении довоенного периода? Ни духовный, ни физический вакуум не останется стабильным, его обязательно займут более сильные внешние силы и идеи. Вот так и American Way of Life американского мирового господства и также стремящийся к мировому господству коммунизм Советского Союза смогли проникнуть в безыдейный центр Европы. Иначе говоря, на Западе была введена свободная рыночная экономика, а на Востоке коммунистическое плановое хозяйство. Разделяющая линия конфронтации прошла по середине Германии. Непримиримые идеологии, отстаиваемые немцами на Западе и Востоке каждой стороной с прямо-таки религиозным пылом, укрепляли не только разделение Германии, но и конфликты в Холодной войне между супердержавами. Тогдашние правящие немецкие политики поставили в центр своих мыслей и дел, в своей близорукой политике "преодоления кризисов", текущую политику и совершенно не замечали перспектив, выходящих за ее рамки.
  Весьма сомнительно, что можно обрисовать общие контуры социально функционирующей альтернативной системы общества, то, что мы здесь попытались сделать. Однако эта попытка, пусть расплывчатая, кажется нам оправданной и необходимой потому, что и через 70 лет после Второй мировой войны решение задач, которые стояли тогда перед немцами, не только остаются актуальными, но и из-за упущений в техническо-экономическом процессе изменений и развития не терпят отлагательств.
  Отправной точкой является промежуток времени между 1945 и 1955 годами. Упомянутая в этой работе нота Сталина 1952 года была призывом Советов к немцам "решиться на танец" с русскими и сигнализировала о готовности вести переговоры с Западом по мирному договору Германии при участии объединенного германского правительства. Запад расценил это как отвлекающий и подрывной маневр. Для задающих тон историков того времени это было "национальной наживкой" для ослабления позиций Конрада Аденауэра. Политические и дипломатические лавирования того времени были такие же, как и сегодня, когда речь идет о том, чтобы изначально чему-либо воспрепятствовать. Со стороны немцев это были не реалистичные требования, как, например, непризнание границы по Одеру и Нейсе до заключения договора (хотя граница была уже установлена на Ялтинской и Потсдамской конференциях), проведение свободных выборов до заключения мирного договора, включение международных комитетов (с правом вето для отдельных государств).
  И то и другое показывало отсутствие интереса Запада и Федеративной республики времен канцлера Аденауэра договариваться с Советами и попытаться открыть абсолютно новую главу в политике. Запад препятствовал предварительным переговорам о налаживании "мирного диалога", не принимая никаких попыток к сближению. Как уже было упомянуто, нужно рассматривать усилия Советов во временной и логической связи с заключением австрийского Государственного договора, который мог быть взят за образец для Германии. Определенно неслучайно Аденауэр получил от Хрущева приглашение посетить Москву. Политики времен Аденауэра и средства массовой информации объясняли успех поездки прежде всего ее жесткими переговорами о репатриации последних немецких военнопленных. Однако намного вероятнее, что этот жест был авансом и изъявлением готовности Советов в расчете на проведение мирных переговоров с Германией, что было непосредственной целью СССР. Или же кто-то из читателей всерьез верит, что в Сибири возник "народ без территории", и что там не хватало работы, и что именно поэтому русские должны были отправить немецких военнопленных домой? Разговоры Конрада Аденауэра о воссоединении были просто разговорами, но не его основной целью. Слова Лао-цзы на удивление точно подходят для этого периода времени: "Ответственность на человеке равна как за содеянное, так и за не содеянное".
  Кроме того, вследствие войн и экономических потрясений XX и XXI веков, а также из-за влияния на представления общества исследований Штайнера, в частности его сочинения "Национальный экономический курс", навыки и опыт людей переросли пределы знаний Адама Смита, Джона Мейнарда Кейнса, Джозефа Шумпетера, Фридриха Августа фон Хайека и других экономистов XIX-XX века. Новые вещи тогда приходят без революционных потрясений, если изменения переносятся спокойно достаточно большим количеством людей. В 1945 году этого не было. Большой дефицит заключается не в изъянах познания, а в преодолении материалистического мышления, идеологий и эгоизма. Это потребовало бы гибкого всеохватывающего процессуального мышления.
  Есть еще одна причина. Западноевропейские историки описывали и оценивали западную систему частной рыночной экономики в послевоенной немецкой истории с точки зрения идеологии как единственную естественную и неоспоримую альтернативу, а все что было за ее пределами словно наказание за все, что случилось в истории прежде. Описание состояния экономики со всеми ее постулатами было взято из идеологий, не учитывая при этом философскую и временную подоплеку и даже не подвергая ее сомнению в меняющемся мире.
  Политика и экономика копировали соответсвенные идеологии на Востоке и Западе.
  Я противопоставляю этому устаревшему восприятию истории проект, который делает социально-экономическую сторону стержнем для изменений в послевоенной истории и соответствует самосознанию современного человека. Однако необходимой предпосылкой для его осуществления является долгосрочная перспектива.
  Эту тенденцию держаться и дальше за старое можно увидеть в конституции 1949 года, которая касалась права собственности, закона наследования, положения о вмешательстве государства в культурную жизнь, опирающееся на римское и чреватое конфликтами строгое разграничение частного и общественного права, а также человеческого труда как объекта купли-продажи, землевладения и денег. Это все, а также принципиально ничем не ограниченное увеличение капитала были и есть догмы капиталистического хозяйства, начиная с XVIII и по XIX век. К этому можно отнести свободный рынок "спроса и предложения" и, можно сказать, веру в "невидимую руку"327 Адама Смита, которая якобы ведет весь экономический процесс без напряжения и действующих человеческих субъектов к общему благу и именно по сказочному принципу конкуренции, который регулирует все сам собой. Остается открытым вопрос: "Какую цену мы платим за социальную политику?"
  Кто сомневается в этих положениях, сотрясает, однако, экономические основы и рискует быть обвиненным в симпатиях к коммунизму и утопизму. Вместо того, чтобы заняться фундаментальными изменениями, политика работает с традиционным инструментарием макроэкономики, прежде всего c денежной массой, процентной ставкой и государственной протекцией в бюджетно-финансовой политике.
  Однако перераспределение денежных масс, изменение процентной ставки, сокращение рабочего времени или фискальные меры, выборочные и селективные вмешательства ведут только к ухудшениям, потому что каждый отдельный элементарный шаг всегда изменяет всю социальную структуру и способствует тому, что улучшения в отдельной социальной сфере неизбежно ведут к ухудшениям и осложнениям в других сферах или вообще во всей системе.
  Прошлые ошибки немцев возвращаются сегодня в ипостаси социально-экономических проблем. Например, в форме огромных накоплений денег, которые уже потеряли смысл в экономической жизни и которые следовало бы использовать в социальной системе. Но они уходят в спекулятивные фиктивные ценности, приобретение компаний, спекуляцию землей или даже на сомнительную поддержку спорта. Это безусловно в значительной степени относится к США, которые в результате распада Советского Союза одержали пиррову победу в виде экономического господства, но в то же время все глубже и глубже увязают в социальных проблемах.
  Распад общества, социальная изоляция и разобщенность, разделение по группам, не доверяющим друг другу, - это внешние признаки.
  Раздувание денежной экономики является лишь симптомом больного экономического организма, более глубокой причиной является неизменное целевое назначение денег независимо от того, выполняет ли оно функцию денег на покупки, кредитных денег или денег на культурные услуги. Деньги никогда не могут преобразоваться в товар и их не может стать меньше, если мы будем применять в данном случае системный подход, наоборот, они должны продолжать расти дальше из-за процентной ставки и представьте себе, до какого галактического состояния (теоретически) мог бы вырасти один пфенниг, если бы его вложили во времена Иисуса Христа под 4% годовых. На самом деле, конечно, ничего этого нет - материя распадается и уничтожается.
  Эта функциональная неизменность денег противоречит основному принципу органического, который всегда подвержен таким процессам изменений, как возникновение, старение, смерть и новое возникновение, то есть метаморфозам. В системе финансовых отношений для сохранения целевого характера денег необходим поочередно меняющийся процесс установления стоимости и девальвации. Внешне натуральные неменяющиеся деньги в виде банкнот имеют разные качества в зависимости от того, создаются ли они как "фиксированные деньги" ("кредитные деньги") для экономических инициатив (инвестиций) или как "покупательное средство", иначе говоря, в качестве дохода для домашних хозяйств, для потребностей которых они предоставляются, или же служат в качестве "подарочных денег" для всего неэкономического сектора, в более широком смысле для культурного процесса. Через последнее деньги выводятся из чисто экономического сектора, девальвируются, а затем возвращаются в долгосрочной перспективе в качестве культурного достижения общества (таким образом, опять же экономический сектор) - в наиболее высокой производительности, которая в них заложена.
  Деньги такого рода подвержены органическому процессу трансформации, сравнимому с преобразованием пищи в организме человека, когда пища потребляется, иначе говоря, уничтожается для того, чтобы высвободить умственную и физическую энергию. Тот факт, что сторонники частного капитализма не согласны с этим, доказывает скорее отсутствие воли последовательно и опираясь на жизненные процессы продумать социально-экономическое положение вещей, нежели, априори, исходить из "невозможности" осуществления этой идеи.
  Сделаем последнее отступление. Отличительной чертой свободной рыночной экономики в западной промышленной культуре является власть собственности над капиталом производства на основе римского закона о собственности.
  Исходя из этого, потенциал экономики может формироваться только посредством дарвиновской конкурентоспособной экономики на основе принципа максимизации прибыли, что приводит к образованию похожих на монополии конгломератов и к противоречиям между капиталом и трудом, а также накоплению капитала и к конкурентной ситуации работы людей, которые как товар конкурируют друг с другом. "Работа становится дешевой как грязь"328.
  Все это не просто сохраняется, эта нездоровая ситуация была закреплена в 1949 году конституцией и после 1945 года этому учат в университетах на всех курсах по теории экономики. Если вдуматься, это явное доказательство несостоятельности экономической науки и особенно при сравнении с естественными науками, ведь в это же самое время, когда была написана работа Адама Смита "Богатство народов", итальянец Луиджи Гальвани случайно при препарировании лягушки открыл электричество. Судороги мышц он объяснил как таинственную силу в крови животных.
  Пару лет спустя его соотечественник Вольта предложил другую интерпретацию. По его мнению подопытная лягушка выступала своеобразным электрометром, а источником тока был контакт разнородных металлов. Удивительная разница между естественными науками и экономической наукой!
  По сей день никому не разрешено сомневаться в правильности возникшего в конце XVIII века рыночного капитализма.
  Период открытых возможностей закончился в 1955 году. Радикальная денежная реформа 1948 года экспроприировала втайне за ночь денежные активы. С советской точки зрения эта операция представляла собой несогласованный "сюрприз немецкой марки". И рассчитывать на глубокие изменения или вообще на осуществление новых концепций стало больше невозможно.
  Оглядываясь назад, можно сказать, что жесткий переход к немецкой марке был хорошей шахматной комбинацией для того, чтобы перезапустить старую экономическую систему.
  В то же время был заложен фундамент бухгалтерской денежно-кредитной системы, ориентированной сегодня на чисто количественные объемы и стремление этой системы к экспансии, отторгающей ее от экономики.
  
  
  Второй период возможностей до 1989/1990 гг. и неудавшаяся попытка социально-экономического объединения Германии
  
  Уже за пару десятилетий перед роспуском Советского Союза и объединения Германии, приблизительно в семидесятые годы, умножились признаки того, что рыночный капитализм во главе с Соединенными Штатами возьмет верх в качестве глобальной экономической системы над коммунистической плановой экономикой.
  "Стратегическими строительными блоками" были Международный валютный фонд (МВФ), Всемирный банк, ООН - все организации, возникшие к концу Второй мировой войны, а чуть позже Всемирная торговая организация (ВТО). По сравнению с первым периодом возможностей между 1945 и 1955 годами стало уже затруднительно осуществить основательные изменения. Причины находятся в глобальном общественном развитии, начиная с конца восьмидесятых годов, с развала коммунизма. Немцы упустили шансы уже в самые первые послевоенные годы внести свой вклад в общественное и экономическое обновление. Так что системной альтернативы капитализму не было. Скорее теперь можно было бы попытаться вновь вернуть территорию, которую неолиберализм проиграл в пользу кейнсианства во время экономического спада 70-х годов.
  Прорыв к переходу политики свободного рынка, сопровождаемый политической и экономической борьбой, совершил в восьмидесятые годы в США Рональд Рейган, а в Великобритании Маргарет Тэтчер тем, что они одержали победу над представителями наемных работников. В то же время эти политики также поощряли усилия Международного валютного фонда и Всемирного банка по оказанию давления на страны третьего мира с неолиберальными программами и диктовали им условия.
  В то же время крах коммунизма позволил Соединенным Штатам провести шоковую терапию в экономике в странах Центральной и Восточной Европы во главе с Советским Союзом тем, что экономические системы этих стран были переведены с государственных рельс управления и попечения на рельсы экстремального конкурентного соперничества.
  Внедрение неолиберальной экономической политики было успешной стратегией политики США и международных институтов, в которых они господствовали. Эта политика обосновывала превосходство США после холодной войны и вошла в историю под названием Вашингтонского консенсуса. Что стояло за этим Вашингтонским консенсусом?
  В начале это был набор неофициальных соглашений, которые имели место, например, в 1980-х годах между важными трансконтинентальными институтами: банками Уолл-стрита, Федеральной резервной системой США и международными финансовыми организациями - Всемирным банком или МВФ. В 1989 году Джон Уильямсон, главный экономист и вице-президент Всемирного банка, формализовал правила с целью их внедрения в любую экономику.
  Обобщенно говоря, они направлены на ликвидацию любого государственного или неправительственного регулируемого органа, полную и быструю либерализацию всех рынков товаров, капитала, услуг, патентов и т.д., а также под заголовком глобального управления (Global Governance) служат созданию единого саморегулируемого мирового рынка.
  Швейцарец Жан Циглер перечисляет их цели329:
  снижение налоговой нагрузки на самые высокие доходы с тем, чтобы побудить богатых к производительным инвестициям для увеличения налогоплательщиков,
  насколько возможно быстрая либерализация финансовых рынков,
  равенство между иностранными и внутренним инвесторами,
  разрушение государственного сектора, все компании, принадлежащие государству, должны быть приватизированы,
  либерализация экономики, возможность свободной конкуренции, защита частной собственности, ограничение бюджетного дефицита.
  
  Еще одним шагом в продвижении капитализма во всем мире стало развитие глобального управления, известного под названием "Global Governance", которое было направлено на укрепление сотрудничества официальных институтов, таких как G8 (Большая восьмерка) и ЕС, что должно было привести к единому глобальному рынку.
  Вашингтонский консенсус действовал все же абсолютно в другом направлении. Мир не достиг общественного согласия, как предсказывали политики и экономические теории, но превратился в торгово-производственное объединение, которое делится на государства победителей и проигравших, на бедных и богатых, однако и внутри самих промышленно-развитых объединений происходит всё большая и большая структурирузация и раздробление. Односторонние эгоистичные движущие силы, закрепленные в капиталистической идеологии, должны были привести к значительным различиям в доходах и богатстве, к миграционным перемещениям безработных и к эксплуатации третьего мира, а также заложили основы для новой, до сих пор неизвестной в этих развитых странах бедности среди тех, кто исключен из рынка труда.
  Производительность экономики, измеряемая валовым национальным продуктом (на одного жителя), приводит к иллюзии видеть в ней материальное благосостояние и даже богатство граждан.
  Вашингтонский консенсус увеличил национальное богатство промышленно развитых стран на национальных счетах, в то время как доходы граждан США и других государств, особенно доходы среднего класса, упали. Снижение налогов, свободное движение капитала, отмена защитных тарифов и т. д. увеличивали прибыли корпораций и служили программой для экономической деятельности. Мировая торговля товарами и количество промышленных производственных объединений резко возросли, но при этом увеличились и социальные противоречия, а также проблемы климата и экологии. В политику оперирующих по всему миру американских концернов была включена мантра "мир во всем мире через мировую торговлю" (World Peace through World Trade).
  Невозможно было вернуть те шансы, которые немцы упустили в послевоенные годы между 1945 и 1955 годами, чтобы внести свой вклад в развитие более человечного общества, они были навсегда утеряны в радостном упоении от объединения Германии. Материализм в виде старой рыночной экономики приобрел четкие контуры. Правда, 8 мая 1945 года, в День освобождения от национал-социализма, ставшего официальной исторической датой Германии, что было заслугой бывшего президента Рихарда фон Вайцзеккера, тот в своем выступлении по случаю 40-й годовщины капитуляции немецкого вермахта впервые коснулся тем, игнорируемых прежними политиками, но на этом все и закончилось. Внутреннее самолюбование своей прекрасной немецкой душой осталось без творческих идей, самоутешение и не более того. Уход русских из Германии, заплативших "самую высокую цену" за "праздник" немцев - об этом даже не стоит говорить, - был жалким и презренным жестом немецкой политики по сравнению с прощанием с западными союзниками. Когда Гельмут Коль, а также сменивший его канцлер, бывший президент Гаук и нынешний Вальтер Штайнмайер сочли должным посетить могилы солдат обеих войн на Западе, а бывший министр внутренних дел де Мезьер, а также другие политики рассуждают о "Культурной памяти", называя ее ведущим элементом "немецкой культуры" - и не объясняя при этом, что они подразумевают под этими понятиями, то почему эта "культура памяти" не применима и к миллионам павших на Востоке?
  Не примирение с западными союзниками и не совместные торжества, выступления и церковные службы во Франции и Бельгии подвергаются здесь критике, но дискриминирующая символика, которая буквально лишает дара речи. Это выражается в немецкой мании дифференциации и в "партийно-политической цензуре", которая даже сегодня разделяет бывших воинов и павших на хороших и менее хороших. Сортировку на "хороших и плохих парней" делал уже Конрад Аденауэр сразу после 1945 года, но все же это была сортировка живых. Так почему же немецкие политики делают различие между "павшими под Верденом" 100 лет назад и теми миллионами, которые пали на Украине, в Беларуси, странах Балтии и других странах Востока около 70 лет назад?
  Михаил Погачник предложил идею "поездов культуры" - объединить молодых людей в поездках на поездах по Восточной Европе на художественных мероприятиях, таких как концерты, спектакли, театральные постановки, в разговорах за круглыми столами, чтобы начать новый мирный процесс. На Украине, в Польше, в балтийских странах, в Белоруссии и России, а также на востоке Германии, то есть повсюду, где гитлеровский вермахт оставил после себя выжженную землю, культурные мероприятия без постановки их средствами массовой информации и "держащихся за ручки" политиков, это могло бы подействовать миротворчески. Почему никому не пришло в голову осуществить эту идею? Во-первых, как было уже упомянуто выше, из-за отсутствия идей у немецких политиков. Во-вторых, хотя Варшавский договор был распущен и бывшие советские страны-сателлиты уже давно стали независимыми, старый образ врага все еще продолжает работать. В НАТО борются хорошие люди, а русским и их армии вместо ликвидированного Варшавского договора досталась роль злодея. Вместо встреч немцев и восточно-европейцев в "поездах культуры" с Запада к Нарве едут на этих поездах танки НАТО. Немцы безусловно упустили возможность в период потрясений
  1990 года дать художественный импульс, явственный для всего мира, который мог бы стать катализатором для начала переговоров о политическом и военном нейтралитете, сопоставимым с нейтралитетом Швейцарии и Австрии.
  Политический и военный дискурс на Западе привел в России к тому, что страна в фазе исторического изменения системы не смогла освободиться от пережитков коммунизма. Наступательный марш НАТО к границам России только углубил противоречия между Западом и Востоком. Разве задумался кто-то серьезно в Германии о принципиальном вопросе смысла НАТО как военного союза после ликвидации Варшавского договора 25 лет тому назад, нельзя ли создать альтернативу НАТО в дополнение к EC исключительно материалистическому, финансовому объединению в качестве духовного и этического импульса?
  Поле действия немцев сократилось до самого малого. Их возможности маневрирования в 1990 году были лишь минимальными. Они находились в формировании внутреннего немецкого экономического и общественного порядка и, конечно, не в сфере возможностей выхода из мирового капитализма и из состава экономических союзов, таких как ЕС и т.д. Они опоздали, шансы были упущены, курс направления был уже давно задан.
  Самый большой шанс пойти по новому самостоятельному пути в части экономики и общественной жизни заключался в передаче производственных мощностей ГДР, находящихся в ее собственности, и переводе их в базовые активы для того, чтобы обеспечить в областях бывшей ГДР не только экономический, но и долгосрочный культурный импульс. Деньги, которые предоставляются культуре, как известно, изменяя ее и, как следствие, общество, это наивысшая продуктивность, если смотреть за четырехлетние рамки срока полномочий законодательных органов. Но Карстен Родведдер, успешно реорганизовавший немецкую стальную индустрию и преследовавший долговременные цели в трастах, в социальном смысле не имел ни малейшего интереса. Скорее все проходило под девизом "Сначала приватизация, а потом реорганизация"330, - как писала газета Франкфуртер Альгемайне, при этом забывая упомянуть, что следствием приватизации является структурная слабость Восточной Германии, незначительный (пропорционально населению) валовый социальный продукт, только 75% от западногерманской экономической мощи и, соответственно, ликвидация целых отраслей промышленности и отсутствие крупных предприятий.
  Материалистический идеал цивилизации имеет различные формы проявления, но всех их объединяет одинаковая отрицательная мотивация: повышение продуктивности посредством интеллектуальных способностей и через них же получение выгоды в пользу эгоизма групп западногерманской промышленности и торговли. Отсюда и стратегия последовавшей за Родведдером, президентом Ведомства по управлению государственной собственностью, Биргит Бройель, передача в собственность западногерманским претендентам прежде всего крупной промышленности и как можно быстрее имущественных активов бывших централизованных хозяйственных управленческих организаций ГДР. Порядок, по которому все это происходило, напоминал срочную распродажу в розничной торговле при закрытии магазина. Лозунг знакомый всем - "Ликвидация товара!" Целью было "приватизировать" почти 8000 предприятий. В результате этого возникшее давление перенапрягло трастовую организацию, все-таки компетентную в экономических и технических вопросах, и привело к "скоропалительным выстрелам", неверным решениям и, прежде всего, уничтожению капитала.
  В качестве наглядного примера я приведу крушение "Станкостроительного комбината им. Франца Хакера" в Хемнице, который находился по соседству с моей высшей школой и соответственно я мог отследить все происходящее с ним. Это был ведущий производитель ГДР и комплексный обрабатывающий центр, пионер в автоматизированном производстве с мощностью от 1 тыс. фрезерных машин и с 10 тыс. рабочих, а также десятками производственных филиалов. В несколько этапов, постепенно его персонал после объединения Германии, как метко сказано, "довели до ручки", и в 1996 году предприятие объявили банкротом. Все, что осталось - это 350 рабочих в компании-преемнице. По плану, словно разработанному генеральным штабом, вторжение западногерманских промышленных концернов привело к демонтажу крупных и функционирующих отраслей Восточной Германии даже там, где были структурные причины для их сохранения. Как известно, сахарные заводы уже из-за расходов на транспорт расположены там, где возделывается культура сахарной свеклы. В районе Одера, на территории, которая прекрасно подходит для ее выращивания, все сахарные заводы были закрыты для того, чтобы перевозить грузовиками урожай для переработки на 200 километров дальше в Мекленбур-Переднюю Померанию и Саксонию-Анхальт. Опять кто-то за одну символическую западноевропейскую марку что-то "дешево приобрел", чтобы потом получить еще и государственные дотации. Стратегическим "мастерским достижением" стал разгром торговых сетей, в первую очередь HO (Handelsorganisation - государственная торговая организация в ГДР) и их передача западногерманским розничным торговым сетям. Каждый военный знает: прервутся поставки для армии и поражение будет неизбежно. Так же получилось и в этом случае. За одну ночь полки магазинов были очищены и вновь заполнены товарами западногерманского производства. Пусть кто-нибудь посмеет сказать, что ресурсы немецкой экономики истощились...
  То, что решающим моментом в этом стали не только предпринимательские факторы, но и преобразование марки ГДР в DM в соотношении 1:1, что лишило компании базы продаж на своих традиционных рынках восточной Германии, в дальнейшем не стоит упоминания. Деньги сами по себе не имеют ценности. Ценность имеют продукты, товары и услуги. Деньги представляют собой только экономическую и социальную реальность. Введение ДМ на востоке привело к максимально возможному расхождению в реальной и денежной экономике и закончилось падением экономики Восточной Германии. Конечно, Запад знал об этом и сознательно шел на это.
  Как похожи в истории вопросы познания! После 1945 года именно падение Берлинской стены в 1989 году должно было во второй раз напомнить немцам о границах государственной власти, о реальном участии граждан в размышлениях, прежде всего, о социальных преобразованиях. Хотя и мирная, но все-таки это была двойная революция, в которой прозвучало "Мы народ!" и которая стала ответом на вопрос, кто носитель верховной власти, - именно "народ". Это было фактически революционное начинание, направленное против ГДР, но также против западногерманской партийной демократии, которая в эйфории воссоединения не хотела воспринимать эту настроенность. Для западногерманских средств массовой информации и политиков не было альтернативы "экономическому присоединению" и партийной демократии. Вспомним, что никто не слал призывы западногерманским партиям, когда собирались "круглые столы" по понедельникам в Лейпциге, Дрездене и Берлине. В конституции "Круглого стола", в составлении которой решающую роль сыграла борец за гражданские права, основатель Нового форума (Das Neue Forum) в ГДР художница Бербель Боляй, гарантировалось, что граждане будут иметь право обсуждения и принятия решений в парламенте и комитетах.
  Это был новый подход, новое начинание для западногерманской партийной демократии, руководство на основе диалога, который мог бы заменить устаревшую, построенную на власти партий "систему подсчета парламентских партийных голов". Другими словами, граждане должны были бы не просто иметь право выбора той или иной партии, также и не петиционное право, чтобы потом на четыре года отдать партийным представителям прерогативу все решать за них, предполагалось, что можно будет обосновывать и представлять поручения соответствующих собраний граждан по отношению к партийным представителям. Cамо по себе это является фундаментальным отличием от западногерманской партийной демократии. Что еще более важно, такая демократия строилась бы на реальных и прозрачных постановлениях, а не на партийной идеологии, и ее можно было бы развивать и совершенствовать вплоть до совместного принятия решений и вынесения постановлений народными представителями и гражданами. Было абсолютно очевидно, что для коммунистической системы после свершившихся перемен в ГДР нет будущего, так же как и то, что "Круглый стол" мог бы стать шансом для дальнейшего развития идеалов французской революции и проистекавшего из нее парламентаризма, шансом уйти прочь от господства правления партий и их непрозрачных иерархий. Это могло бы стать началом трехчастного разделения общественной жизни, в котором вместо регулирующей все центральной власти государства появились бы независимые и самостоятельные сферы культурной и интеллектуальной жизни, правовой системы и экономики. Великая идея, заключенная в призыве "свобода, равенство и братство", но ставшая абстрактной могла бы таким образом осуществиться в реальной жизни людей. Путь к этой цели идет через постоянный диалог между компетентными и знающими свое дело представителями гражданского общества и выбранными политическими репрезентантами. Принцип действия известен давно и практикуется в менеджменте компаний под названием "диалог в управлении" и "культура диалога". В меняющихся экономических и технических условиях ничего не может происходить по-другому. Крупномасштабные проекты, обусловленные и управляемые чисто политическими соображениями, приводят к хаосу, заканчиваются финансовыми катастрофами, тонут в недовольстве граждан, о чем свидетельствуют проекты строительства Эльбфилармонии в Гамбурге, аэропорта в Берлине и вокзала в Штутгарте. Отвечать на это граждане могут только лишь воздержанием от выборов или протестными выборами.
  "Круглый стол" прекратил существование после выборов 18 марта 1990 года. Его уничтожили обе стороны. У западноевропейских политиков и представителей экономики не было интереса в расширенной демократии, скорее они рассматривали Восточную Германию как крупную "бизнес-модель". В самом деле, из впечатляющих 100 миллиардов дотаций, вложенных в автомагистрали и другие инфраструктурные проекты, около половины вернулись обратно на западногерманский баланс. Подобно тому, как в свое время план Маршалла повлиял на экономический бум в США, реорганизация Восточной Германии стала большой конъюнктурной программой, выгодной "сделкой" для западногерманской промышленности, хотя и с негативным побочным эффектом для Восточной Германии. Ей и самой также была тяжела безработица на Востоке вследствие деиндустриализации и продажи предприятий и перемещения производства на Запад. Из
  8 тыс. предприятий, которые должны были быть приватизированы и дав работу 4 млн. рабочих, в 1994 году было приватизировано две трети, а занятость опустилась до 1 млн. человек. Безработица при роспуске ГДР, несмотря на политическое регулирование на рынке труда, составила 40 %331.
  Условия были удивительно похожи на условия в 1945 году. Уже тогда рабочие переехали с ведущими крупными компаниями Сименс, ОЕГ, Альянс, Дойче банк и т.д. в Мюнхен, Франкфурт и другие города Западной Германии. Другой разрушительной силой для "Круглого стола" стали старые кадры, которым расширение демократии казалось подозрительным. На выборах в народную палату 18 марта 1990 года граждане ГДР при высокой явке проголосовали за западные партии, объединенные в "Альянс за Германию" (в значительной степени представленном ХДС) и их восточногерманскими сестрами, выигравшие от выступлений и речей западно-германских политиков. И здесь опять мы видим отраженную как в зеркале послевоенную ситуацию. Идеи "Круглого стола" потерпели крах через 45 лет после окончания войны из-за привлекательности "корыта массового потребления" и немецкой марки, точно так же, как несколько десятилетий до этого, сразу после войны Западная Германия капитулировала перед потребительским материализмом по пословице "продалась за чечевичную похлебку". Бербель Болей, как мы уже писали, разочаровавшись, назвала это "путчем потребителей"332.
  Капитализм и коммунизм были антиподами и противостояли друг другу, соответственно, как тезис и антитеза. "Третий путь" - путь синтеза мог бы быть расширением демократии "снизу". Так же как и французская, и российская, и американская революции независимости реформаторские усилия ГДР в конце 1980-х годов оставались "великими незавершенными" революциями. С конца 1988 года и до весны 1989 года, когда растворились старые управленческие структуры и одна идея следовала за другой, когда смелые и богатые новыми идеями гражданские движения Восточной Германии мечтали о чем-то новом, но пока не имели готовой концепции, в это время затишья перед возможным переломом немецкий парламентаризм и партийная демократия, так же как и старые кадры ГДР могли бы вмешаться в судьбоносный ход истории и ее содержание. Спустя 200 лет после французской и 80 лет после русской революции опять изменилось только соотношение сил - "ничего нового на Востоке", потому что Восточная Германия стала копией западногерманской системы. Действия ФРГ были не что иное, как консервативная контрреволюция экономическими средствами. Эта контрреволюция явилась концом эксперимента "Круглого стола", концом пожелания внести в основной закон положения о расширенном демократическом праве инициативных групп, позволяющий допускать прямые выборы федерального президента народом, а не выборы по спискам. Запад принял командование в восточной Германии, особенно в экономике, потому что западногерманская демократия также находилась под сильным влиянием денежной власти и экономики. В этих категориях у восточных немцев не было никаких шансов на активное участие в управлении делами общества. С политической точки зрения традиционная французская фраза, произносимая во время провозглашения нового монарха, "Король умер, да здравствует король!" по смыслу отражает суть объединения обеих немецких государств, когда западногерманский парламентаризм и его партийная система "вступили в наследство". Не удалось и в этот раз усовершенствовать замаскированный в партийной демократии принцип иерархии и авторитарности, расширив его гражданскими инициативами. Так же как и французская, и русская революции восточногерманские гражданские инициативы не достигли своей цели. Правда, "восточногерманскому королю" голову не отрубили, кровь не пролилась, так как идеологические противоречия модерна в материалистической Европе нашего времени могут протекать и без применения военного оружия. Но виновник должен был быть найден, и его нашли в лице Эриха Хонеккера, генерального секретаря ЦК Социалистической единой партии Германии. Только его болезнь и эмиграция в Чили предотвратили судебное разбирательство. При этом было позабыто, что персонификация вины, в данном случае в лице Хонеккера, ничего не дает и лишь отвлекает от главной задачи усовершенствования принципов парламентаризма.
  Любому, кто считает, что должен судить о ГДР в категориях вины, не стоит забывать, что социализм и коммунизм являются совместным произведением многих поколений немцев. Карл Маркс, Фридрих Энгельс с их "Манифестом Коммунистической партии", Адольф Гитлер и last but not least (последнее, но не менее важное), непримиримые немецкие послевоенные политики обоих немецких государств помогли создать ГДР такой, какой она была и над которой Западная Германия фактически с размахом судьи могла вершить суд как победительница. Также было забыто, что именно кайзер Вильгельм II обеспечил приезд Ленина в Петроград из Цюриха в запечатанном железнодорожном вагоне и таким образом помог спровоцировать в крестьянской России коммунистическую революцию, доведшую Россию и Европу до бедственного положения, что затем помогло американцам добиться своих притязаний на мировое господство в капиталистической экономической системе. Забыты, несмотря на тщательную заботу о немецкой "культуре памяти", протесты
  60 тыс человек, выступивших 18 марта 1991 года против Ведомства по управлению имуществом в новых землях ФРГ, потому что они не хотели признавать повсюду "цветущие пейзажи" правительства Коля и Геншера и тем более согласиться с собственной безработицей и снижением национального продукта в Восточной Германии почти на 75% (в 1991 году). Этого Ведомства больше нет, но есть ряды актов, стоявшие на полках длиной более 40 км, которые до сих хранятся под государственным замком. Немцы, как известно, во всех отношениях очень основательный и любящий порядок народ! Как отрадно, что немецкий парламентаризм выбрал мастера, именем которого названа гора актов, еще и президентом Германии. Но, к сожалению, все это замалчивается, так как в политическом смысле упоминание об инициативах смелой и думающей с государственным размахом Бербель Болей было бы не совсем кстати. Не плохо было бы это наверстать, фрау канцлер, что действительно в духе немецкой культуры!
  Я хочу закончить эту главу о двух Германиях цитатой бывшего президента немецкого бундестага Вольфганга Тирзе, которую стоит привести здесь дословно: "Это не было объединением равных. Когда сильная успешная государственность и сломленная отвергнутая система сходятся, то они находятся в разных весовых категориях. Это норма, которую должны принять другие. Одни перенимают роль учителей, другие учеников, у первых все может остаться так, как было, у других все должно измениться. В конце концов, почему должен кто-то во Франкфурте-на-Майне думать, что что-то должно измениться у него лишь потому, что в Лейпциге было покончено с коммунизмом?"
  Обращаюсь с вопросом к уважаемым читателям: "Не должны ли мы проявлять бдительность в отношении политиков в свете этих пренебрежительных заявлений о некоторой части немцев"?
  
  12. Куда движется история?
  
  
  "Счастье у того, кто свободен, свобода принадлежит тем, кому хватает смелости ее защищать".
  Перикл (494-429 гг. до н.э.)
  Цель нейтрализации Советского Союза была поставлена стратегами властной политики и авторитетными политиками во времена президентства Рональда Рейгана. Хотя военно-техническое освоение космоса редко рассматривают в связи с его вынужденным влиянием на изменения в общественных процессах в сфере труда, однако ускоренная милитаризация космоса имела далеко идущие последствия для гражданского применения компьютерных технологий, передачи сообщений в сетях, лазерной технике, в технологии автоматического управления.
  Определение и оценка последствий внедрения техники, применяемая в смежных науках, находилась тогда еще во младенчестве. Тем не менее было очевидно, что так называемое "мирное использование" военно-космических технологий в последние десятилетия вели к материалистическому образу жизни, который охватил обширную часть нашей планеты, и способствовало мироощущению, представляющему западные развитые страны идеалом цивилизации. В действительности же материализм из-за присущего ему эгоизма является тормозом для расширяющегося глобального сотрудничества, которое в свете разделения труда по странам и континентам все больше требует социальности.
  Материализм как сила, эгоистические устремления которого реализуются в экономике, ведет к разрушению природы и общественных связей, начиная от самых малых и заканчивая самыми большими общественными элементами, такими как семья, предприятие вплоть до государственного и мирового сообщества. Эгоистические устремления всегда в поисках преимуществ и экономического процветания за счет других. Растущее использование технологий продолжает выступать в качестве оружия против человека в борьбе за работу, доход, социальный статус.
  Отсюда вытекает, что человек конкурирует с человеком, лучше образованные с плохо образованными, мужчины против женщин, старые против молодых, большой бизнес с мелким предпринимателем и т.д. Внешними признаками этого являются единые машинные и компьютерные процессы на производствах и в офисах, которые обусловлены так называемой "четвертой промышленной революцией", "интернетом вещей" и ведут к новой кульминации горизонтального использования техники. Это использование состоит из горизонтальной единой системы эксплуатации, включающей в себя компании-поставщики и заказчиков, то есть начальный и заключительный цикл производства, что видно на примере производства автомобилей, а с другой стороны, это вертикальная организация связей внутренних систем эксплуатации на предприятии, когда дело доходит до создания непрерывной и логически связанной цепочки данных и
  приложений от запроса или предложения до производства, покупки, доставки, установки и ввода в эксплуатацию. Последствия этого проявляются не только в потере рабочих мест в пользу роботов, компьютеров и машин в так называемых простых операциях, таких как транспортировка и обработка продукции или мониторинг станков. Но это вмешательство и в производственные процессы товаров массового потребления, и в косвенные сектора, такие как контроль за производством, снабжение, техническое обслуживание, всё с той же целью заменить человеческий труд машинным производством.
  Но не стоит обольщаться пока еще высокой занятостью. "Свободная" конкуренция компаний и борьба людей за экономическое выживание, также и недовольство тех, кто еще сможет заниматься трудовой деятельностью и таким образом иметь достаточный доход, будут продолжать расти. Внешние атрибуты успешной профессиональной деятельности и материальные удобства не могут исключить экзистенциальных вопросов о смысле жизни, человеческого единения или стремления к более глубокому познанию. Обусловленные внешними обстоятельствами соблазны в виде премий, бонусов и статусных символов могут только на время, подобно наркотику, возобладать над пустотой организованных процессов и социального холода иерархии заданных целей продаж и прибыли. Если нет возможности переживать индивидуальную человечность, то вместо нее часто возникает чувство обреченности, депрессия, агрессия и фатализм. Радостные сообщения, преподносимые нам средствами массовой информации о темпах роста предприятий, увеличении валового национального продукта и оборота продаж, указывающие на эффективность и производительность экономики, в ее нынешнем виде являются однако доказательством односторонней духовной деятельности за счет людей, одновременно порождая недовольство, страх существования и чувство утраты смысла жизни у многих людей в их материальной борьбе за выживание.
  Материализм как философская система, когда она становится максимой социально-экономических действий, приводит к упадку, разрушению и гибели. Рано или поздно материя должна погибнуть, и до этого события, как правило, действует предрасположение отмежевываться и отстраниться от права на владение и права на собственность. Из классической механики мы знаем, где есть тело, там не может быть другого тела. Столь хваленый рыночный принцип конкуренции также основан на вытеснении другого, победе над ним, и опыт показал, что когда рыночная доля рынка достигает более 35%, это приводит к олигополии и, наконец, де-факто к монополии. История никогда не останавливается, она постоянно развивается, в метаморфозе она превращается в нечто совершенно иное, но эти процессы трансформации связаны с бурными катастрофами и перекосами.
  Народу Америки предстоит еще сделать первый шаг прочь от материализма, шаг отхода от коммунистического материализма, который советские граждане, терпя лишения, сделали в 1989/90 годах, но были остановлены. С наивной точки зрения чикагского профессора,
  отражающей представления США, причиной краха коммунизма стало структурное противоречие в нем, системная ошибка, что привело к тому, что общественный порядок не смог удержаться. В действительности не система творит человека, скорее наоборот, человек творит систему. Легко упустить из виду тот факт, что и западный капитализм, и восточный коммунизм основаны на одном и том же принципе материализма. Если допустить эту мысль, то в этом случае США так же, как и развитым странам западного полушария предстоит пережить глубокую переориентацию, которую пережил СССР, по крайней мере, в некоторой части. Бессмысленно исходить из того, что принцип гибели и рождения новых цивилизаций и даже целых культур не будет действовать для Соединенных Штатов и Европы. Да, вероятно, можно предположить, что карма Америки заключается в преобразовании материалистических сил Империи во всемирную социальность. Представления Киссинджера и Бжезинского о том, что США и Европа вместе и под руководством США могут сохранить свою ведущую роль, несмотря на рост азиатских государств, показывает лишь высокомерие и историческое невежество, потому что распад государств как носителей культуры является скорее исторической нормой и является сутью культур и сутью развития народов. Однако распад не работает линейно, процесс его протекает с перерывами, с трансформациями, проще говоря, постоянно преподнося сюрпризы и, как правило, отнюдь не приятные.
  Закат Римской империи начался во времена правления императора Августа (до нашей эры) и длился, по мнению историков, столетия. В то время, пока западная часть римской империи погружалась в пучину небытия, восточная часть Византии еще долго просуществовала с миссией стать духовным ментором Древней Руси.
   Достижения римской и греческой культуры перешли к ирландским монахам, когда в Риме погас свет этой культуры и таким образом были сохранены для европейской культуры. В знании и опыте, с какой разрушительной силой может действовать материализм на распад собственной культуры, но и открывая одновременно возможности для новых начинаний, русские опередили американцев. Абсолютно все, что приходило с Запада после развала Советского Союза, даже совершеннейшая "чушь", все это было "шикарно" и стоило подражания. Сейчас в России, больше в сельских регионах, чем в двух крупных мегаполисах Москвы и Санкт-Петербурга, наступило разочарование и возвращение к собственным культурным ценностям.
  Военная и все еще крепкая экономическая мощь США никого не может обмануть в том, что американская империя - это колосс на глиняных ногах и в той форме, в какой она сейчас находится, не может существовать в дальнейшем. Убеждение Солженицына, что Западу в будущем понадобится помощь России, не означает, что его прогноз относится к военной и экономической помощи. История показывает, что демонстрация военной мощи или организационные достижения развитых народов не смогли остановить закат их империй, будь то огромная империя Александра Македонского или же Древнеримская империя. Американская эссеистка и писательница Сьюзен Зонтаг в своем сочинении "Плач по Европе" очень определенно говорит о том, что Америка нуждается в культурном перевороте, чтобы освободиться ото всего, что является американской культурой. Этот же посыл мы находим и у Солженицына. Общая деструктивность у двух таких разнообразных систем, как восточная плановая экономика и капитализм, проявляется в материалистической концепции собственности. Проблема этого ключевого момента социальности до сих пор остается нерешенной. Ко всему этому на Западе добавляются выходящее из берегов спекулятивное количество денег и управляемый рынком человеческий труд. Коммунистическая государственная собственность, принадлежавшая всем и за которую никто не отвечал, оказалась препятствием для созидательности и предпринимательской инициативы. Иначе говоря, она не допускает свободы развития и ведет к бедности и дефициту благосостояния. Противоположной системе, капитализму, присущ эгоизм свободной предпринимательской инициативы в приобретении частной собственности и к еще большему накоплению капитала, которая становится, таким образом, движущей силой в том, чтобы по возможности не допустить в процесс удовлетворения потребностей других возможных участников.
  Такое развитие событий сопровождается беспрецедентным сосредоточением доходов богатства у небольшого числа лиц. Пример тому США. Актуальные цифры, приводимые статистиками и экономистами, как, например, Полом Кругманом из Массачусетского технологического института (MIT), их детали и их статистический анализ не дают сделать никаких новых выводов. Выводы ранней статистики более определенны. Например, доходы у 1 % тех, кто принадлежит к одному проценту самых высокооплачиваемых работников, в период с 1977 по 1989 год увеличились на 78%, причем эта группа также владеет 40% богатства Америки. В 2015 году было 1826 долларовых миллиардеров, в то время как в 2014 году почти три миллиарда человек из 7,3 миллиарда человек всего мира были вынуждены бороться за выживание, имея менее чем два доллара в день, среди них половина - в основном дети - менее чем один доллар в день. В статистике Всемирного банка они проявляются в группе "крайне бедных" (extremely poor). Тренд идет только в одном направлении - разрыв между бедными и богатыми все увеличивается. 1% богатейших людей всего мира принадлежит больше богатства, чем остальным 99% человечества. Америка, по сути, больше не имеет среднего класса. Эта тенденция разрушает общественную жизнь. Отталкивание от неправильно понятого дарвинизма или оправдание его - это попросту заблуждение. Ведь в животном мире "право сильнейшего" не направлено на уничтожение видов, а, наоборот, на их сохранение и "правильное" распространение. А так называемый хищнический капитализм стремится не удовлетворить спрос, но устранить конкурента, чтобы добиться осуществления своих корыстных замыслов, которые препятствуют экономическому сотрудничеству. В отличие от животного мира природа не помогает человеку найти социальное равновесие, он должен сам быть инициативным и, как социально действующее существо, понять принцип взаимозависимости людей друга от друга и действовать, отталкиваясь от него. Ориентированный на рынок капитализм, стремящийся к устранению конкурента, всегда направлен против свойственного экономике основного принципа взаимозависимости каждого индивидуума от деятельности других и препятствует проявлению чувства братства между людьми, в то время как коммунизм препятствует развитию свободы. В этом смысле обе системы направлены против развития человечества.
  Очевидно, что ни государственный капитализм, ни коммунизм, ни сегодняшний капитализм не могут решить социальный вопрос и должны преодолеть дилемму собственности посредством преобразования имеющихся средств производства. Компетентность в ответственности и принятии решений в области управления должна быть передана тем людям, которые будут избираться в зависимости от их этических и профессиональных качеств. Чтобы парировать возможные возражения, добавим, что речь идет о собственности на производство, как-то: владение предприятиям и пакетом акций, хедж-фонды, денежные активы, большие площади сельскохозяйственных угодий, но, конечно же, не о бабушкиной сберегательной книжке или о "маленьком домике". Тот факт, что власть анонимного государства над владением средствами производства не служит целям социального развития, в достаточной степени продемонстрировал ход истории масштабного марксистско-ленинского эксперимента в России. Сдвиг в осознании того, что эгоистичные силы на частном рынке и в экономике капитала не являются решением социального вопроса в глобальной мировой экономике, еще не имеет силы в обществе. Этот сдвиг нам предстоит еще пережить. Даже если средства производства владельцы передают по наследству, дарят или продают по спекулятивной цене, ответственность за решения преимущественно передается последующему руководству предприятием.
  Что может дать толчок к развитию социально-экономических форм? Идеалы французской революции так же, как и идеалы, отраженные в американской Декларации о независимости, например, идеал "братства", были провозглашены, но не реализованы. Понятие братства как функциональная социальная сила и доминирующий принцип в экономических действиях в социальном порядке могло бы стать реальностью не только в сокращенной до границ Германии Центральной Европы. Но шансы для новых начинаний движения "Круглого стола" после 1945 года, возможно в меньшем объеме, были упущены. Социальная рыночная экономика, или ордолиберализм (неолиберализм в Германии) как срединный путь, завязла в теории и не смогла реализоваться в послевоенные годы, и еще меньше она могла пробиться во времена развязанных сил капитализма "Вашингтонского консенсуса" в 80-е годы.
  Вместо этого разрушительные силы, присущие материализму, распространились по всему миру. После окончания коммунизма и распада Советского Союза и после непродолжительного периода иллюзорной эйфории напряженность между США и Россией вновь усилилась. Расширение НАТО на Восток и политика ЕС дестабилизации в отношении России подорвали доверие русских к Западу. Экономический вопрос о труде и оплате труда становится все более важным, судьбоносным вопросом во всем мире и определяет социальное поведение в сфере труда и в частной сфере. Хотя социальное разрушение отнюдь не ограничивается Соединенными Штатами, следует отметить, что все это коснулось больше всего американцев. Американский автор Джордж Пэкер в своей книге "Внутренняя история новой Америки"333 описывает закат США на примере многих семей. Он рассматривает биографии 14 человек, их социальное окружение, их родственников, друзей, деловых партнеров и фирм. Газета "Die Zeit" пишет, что книга Джорджа Пэкера "это вивисекция нации числом в 320 миллионов человек в момент ее социального, экономического, политического и нормативного распада. Республика Рузвельта распадается вот уже два десятилетия. Распадается государственное социальное обеспечение, ее профсоюзы и сдерживание монополистических и финансово-экономических притязаний на власть. Цитируя Пэкера: "Несущественное закрыло власть, которая всегда появляется в нужный момент, а именно печатает деньги""334. Глядя из денежной перспективы, можно сказать: "Американцы были потому избалованы, что всегда было достаточно мигрантов, готовых выполнять грязную работу"335.
  В 14 захватывающих тематических исследованиях Пэкер описывает, как люди с малым и средним доходом борются против дальнейшего социального падения, меняя свою работу, место жительства, продавая свои скромные дома и квартиры или передавая их банкам в счет кредитов для того, чтобы переехать в более маленькие и дешевые квартиры, в другие отдаленные регионы великой страны вдали от разбитых промышленных центров и "ржавеющих конвейеров".
  Как известно, надежда умирает последней, надежда на получение новой работы, надежда на восстановление после разводов и распада семей, проблем с алкоголем и наркотиками, надежда на новую жизнь. Снова и снова Пэркер рассказывает о закрытии предприятий, об их перебазировании, слиянии, которые должно были бы служить увеличению прибыли. Он описывает, как торговая сеть Хартленде WAL-MART строит один универсальный магазин за другим и отнимает право на существование у небольших супермаркетов, аптек, магазинов одежды - даже единственной заправочной станции в деревне, таким образом приводя в запустение кварталы или целые города. После ликвидации предприятий осталась обедненная инфраструктура, которая сводит концы с концами, держа мелкие лавочки и забегаловки или же предлагая странные услуги. Фундаментом при этом является социальный доход тех выбившихся из сил людей, которые слишком слабы или стары, чтобы уехать.
  В качестве пособия по экономике можно взять еще более гротескную, невероятную историю Тампа, первоначально небольшого портового города во Флориде, пострадавшего от строительного бума, который можно сравнить с ураганом. При губернаторе Флориды и бизнесмене Джебе Буше родились огромные девелоперские проекты. В округе Тампы в садах, на болотах и на месте сельскохозяйственных угодий с курортными поселениями выросли по планам так называемые ("Boomburg") с торговыми центрами, огромными церквями, WAL-MARTs (Wal-Mart Stores, Inc. - американская компания, управляющая крупнейшей в мире сетью оптовой и розничной торговли, действующей под торговой маркой Walmart), но без центра города. Эта структура послужила появлению новых социальных иерархий. В самом низу находились мексиканские строительные рабочие-поденщики, получавшие минимальную заработную плату, над ними средний класс, состоявший из риэлтеров, страховых агентов и банковских служащих, наверху были юрист-эксперты, архитекторы и по-настоящему богатые владельцы строительных фирм. Естественно, все это привело к тому, к чему и должно было привести: социальные последствия, после того как лопнул этот пузырь, были опустошительны. Пэркер пишет: "Жадность настолько овладела банками, что они раздавали кредиты, не дав людям возможности просмотреть договор хотя бы мельком. В определенном смысле все зарабатывали на инвестициях, прибыль от которых ожидалась в ближайшие дни и годы"336.
  Дома стали товарной продукцией. Появились секретарши с доходом в 35 тыс. долларов, во владении которых было 5 или 10 домов и которые жонглировали миллионными кредитами. После того, как пузырь лопнул, очень многие заколотили окна, выходящие на улицу, досками и в таком состоянии передали их банкам для реализации кредитов, а сами поразъехались, кто-то опять в Огайо, на Средний Запад или еще куда-то, ночуя в фургончиках, так как на большее не было денег. Власть материализма разрушила фундамент общественной структуры. И не стоит немцам в этом случае смотреть свысока на американцев. Похожая "золотая лихорадка", но не в такой степени, охватила в конце девяностых многих западных немцев, которые надеялись стать богатыми за счет недвижимости восточной Германии. Можно также провести параллель и с упадком немецких городов. Опустошение, которое сотворила американская WAL-MART в США, удалось повторить также и немецким магазинам сниженных цен, заметнее всего в восточных землях Германии. Недвижимое имущество маленьких театров и различных объединений времен ГДР захватили супермаркеты.
  Один вопрос к немцам, дабы они не впали в высокомерие: в каком виде являются перед восточными немцами обещанные им Колем и Геншером "цветущие пейзажи" в результате приватизации трастовой компанией тысяч предприятий в Рудных горах, в Лаузитце, в Мекленбурге? Тем "восточным немцам", которые в 1990 году были или стары, или были слишком уставшими, или, может быть, разочарованными, чтобы хотеть присоединения к западной Германии?
  Пэркер, хорошо знающий состояние промышленности, банков, финансовой системы, а также взаимоотношения в администрации Вашингтона, рисует мрачную и безотрадную картину без каких-либо надежд на лучшее будущее в своей стране. Маленькие люди борются, ищут работу и надеются на новую жизнь, любовь и новое счастье, и тем не менее они все время проигрывают, так как разрушительные силы энтропии Америки сильнее их противодействия. Это не выдумки и не персонажи романов, это биографии реальных людей в реальной жизни, маленьких дельцов, также и "водоносов", как можно назвать административных помощников различного рода лобби, торгующих информацией, контактами, слухами для своего "человечка" в надежде, что он станет будущим мэром, сенатором или, возможно, президентом. И в надежде, что если он (этот помощник) слетит с карьерной лестницы, о нем вспомнят и отблагодарят соответствующим "местечком". Что редко случается в жестокой борьбе за политическое существование, в котором только власть и деньги являются реальными точками опоры в быстро кружащейся карусели жизни. Тот факт, что эта критическая книга была написана американским знатоком общества США, является удачей - потому что его нельзя упрекнуть в односторонней и неоправданной критике системы, как если бы, например, эта система рассматривалась бы через европейские "очки".
  Уже Ричард Рорти в своей опубликованной в 1997 году книге "Обретая нашу страну"337 предвидел, что рабочий класс в долгой перспективе не согласится выступать лишь в качестве "фактора затрат", каким его видит политическая и экономическая элита: "Избиратели, живущие в бедных предместьях рано или поздно поймут, что система дала трещину и начнут искать того, кто убедит их, что после избрания он не позволит самодовольным бюрократам, хитрым юристам, богатым брокерам и постмодернистским профессорам править ими. Скорее всего все то, чего добились афроамериканцы и гомосексуалы за последние 40 лет, будет уничтожено... Весь гнев, который накопился среди малообразованных американцев к выпускникам университетов, пытающихся научить их манерам, найдет выход"338. Разве не были президентские выборы в ноябре 2016 года сигналом этого?
  Очевидно, что экономика не может в одиночку решить социальный вопрос, в чем Рудольф Штайнер убедился еще сто лет назад. Это говорит о том, что распадающиеся тенденции, описанные американскими авторами, являются безошибочным последствием упадка, при котором никто не несет ответственность за пустынные улицы, закрытые магазины, заброшенные дома и эмиграцию, ни мэр, ни мистер Сэм Уолтон. Ведь что было плохого в том, что он основал WAL-MART и добился самого высокого товарооборота среди розничных торговцев всего мира? А ведь он борется сейчас с более сильным конкурентом - рассылочной фирмой Амазон, который хочет вытеснить его с рынка. Что тут можно критиковать - его стремление предлагать лучшую цену? Чем обеспокоены его критики и какое отношение это имеет к нашей проблеме, когда они обвиняют его в том, что, будучи миллиардером, он не ленится наклониться, чтобы поднять с земли цент? Разве это не было целью маленького торговца - предложить самую выгодную цену за товар? Очевидны заброшенные магазины и другие предприятия и бросающиеся в глаза изменения в торговых храмах с агрессивной рекламой и постоянно играющей в них музыкой для увеличения продаж, но в конце концов, это всего лишь симптомы. Концепция, стоящая за ними, и принципы глобального, крупного промышленного капиталистического молоха остаются поначалу еще невидимы и их нужно еще обнаружить. Частная капиталистическая экономика укореняется все глубже в волеизъявлениях немногих людей, что понял Штайнер еще сто лет назад. Это приводит к социально-экономическим дисбалансам, а затем, в свою очередь, к уменьшающимся доходам, на которые крупные корпорации реагируют перемещением предприятий, экономией средств и закрытием своих филиалов. И в конечном счете это усиленно отражается на социальных инвестициях государства.
  Европа, на которую так надеется Сьюзен Зонтаг, существует сегодня только в качестве Западной Европы и запуталась в сетях своего образа жизни точно так же, как и США. Ожидать изменения курса не приходится. Ход мысли скорее заключается в том, что постоянно растущий социальный дефицит в мире объясняется ликвидацией и провалом Центральной Европы. В сущности, это то, о чем сокрушается Сьюзен Зонтаг, говоря о США. Выражаясь журналистским языком: "Ни Германия, ни Центральная Европа ничего не могут дать".
  Последствия исторических потрясений, переросших в катастрофы XX века с развитием коммунизма и образованием Советского Союза, продолжились в мировых войнах, вызванных национализмом и немецким национал-социализмом, и тяжелее всего повлияли на страны Центральной и Восточной Европы. Многое указывает на то, что потрясения
  XXI века изменят западные развитые страны. Тезису Августа Винклера "Европа будет западной, или ее не будет вообще - мысли о нормативной идентичности"339 противостоит тезис "Европа функционирующая как копия Запада и часть Запада, как огромная "машина для денег и экономики" и которая не может увидеть себя саму средоточием духа и культуры всех европейских стран и за их границами на Востоке и Западе, эта Европа исчезнет". Материализм не в состоянии обосновать смысл жизни, из чего следует, что никакая культурная система ни в США, ни в Германии или еще где-либо в Европе не может существовать в долгосрочной перспективе, если большинство граждан не понимают ее смысла. Уже сейчас Россия и Турция, но также и другие страны Восточной Европы отворачиваются в разочаровании от Германии. Южно-европейские страны, Греция, Италия, Испания критично относятся к основанной на экономической силе ведущей роли Германии, и ее лидирующих позиций в экспорте автомобилей, различных машин, химической продукции и т. д. При всем уважении перед инженерными достижениями, трудолюбием и умением трудящихся Германия вызывает раздражение других государств, потому что отнимает у них работу, заработок и хлеб. Разве это не пангерманизм, который японцы в книге Соловьева "Антихрист" переняли в качестве основной идеи и превратили его в панмонголизм? И в большом, и в малом действует правило - торговля и экономика начинают тогда преуспевать, если обе стороны могут видеть в них преимущества. Это только экономическая сторона. Эти люди, как и немецкие безработные, также ограничены в устройстве своей судьбы из-за экономического доминирования. Следствием материализма является то, что в жизни людей кооперационная сторона экономики однобоко и эгоистично доминирует, подрывая чувство собственной самоценности безработицей и социальными трудностями. Поэтому неудивительно, что чисто экономическое доминирование немцев объединило всех французских кандидатов, выступавших на президентских выборах в прошлом году - какими бы разными ни были их программы. Можно только согласиться с немкой Элизабет Гумберт-Дорфмюллер, живущей во Франции, которая видит в этой тенденции симптом раскола и разобщенности340. Слишком мало внимания уделяется более широкой культурной структуре. Кроме того, Европа, реализующая себя лишь в экономике, наталкивается на неприятие исламской и азиатской культур и их религий, которые не видят объединяющего содержания в столь цитируемых в европейском обществе ценностей. Еще один симптом: тот факт, что в Германии проголосовало больше избирателей за Эрдогана, чем в Турции, имеет иные причины, чем просто неблагодарность и пренебрежение, как предполагает немецкая политика. Это связано с растущей уверенностью в себе и сильным ростом населения исламских государств.
  Вопрос первостепенной важности, как Запад может освободиться из тисков материализма, остается без ответа. Фундаментальный принцип познания и сознания Декарта "Я мыслю, следовательно, я существую", который означал для европейца защищенность и жизненную уверенность, мы заменили на материалистическую догму "Я покупаю и потребляю, следовательно, я существую". Таким образом, судьба Европы упирается в вопрос культурного выбора, поскольку темпы роста экономики, эффективность экспорта и иные денежные показатели закладывают интеллектуальную и правовую жизнь, стремясь к независимости на основе материализма. В условиях односторонне доминирующего экономического мира европейская культурная миссия не может развернуться. Кроме того, Европа в конкурентной борьбе по правилам свободной рыночной экономики, которые она сама и пропагандирует, вынуждена подчиниться, учитывая высокую численность населения, соответственно более динамичной экономике Азии. Они, как сначала показала Япония, а затем и Южная Корея и потом Китай, усвоили западные принципы мышления быстрее, чем ожидалось, также и с технической точки зрения. Выступить против Запада с тем же оружием означало, что у него нужно было учиться, то есть использовать такое же интеллектуальное "оружие мысли". Очевидно, что азиатским странам было очень легко всего за несколько лет развить научную основу для построения собственной технической цивилизации независимой от Запада, для чего Европе потребовалось пять веков с начала современной эпохи. Если такое развитие событий продолжится, для Европы и США наступит конец света не только из-за экономического перевеса азиатов, но и в результате превосходящих научно-технических достижений. Следующий отрывок в "Антихристе" можно рассматривать как типичный для формы этого повествования, так как он предвосхищает ведущие тенденции развития, панмонголизм, хотя и не определяет его конкретную форму: "Поймите, упрямые братья, - твердили японцы, - что мы берем у западных собак их оружие не из пристрастия к ним, а для того, чтобы бить их этим же оружием". Панмонголизм, пришествие которого в Европу предвидел Соловьев уже в 1900 году и который пока не наступил в военной форме, можно понимать как экспортно-инвестиционное наступление, как скрытую экономическую войну и как интеллектуальный и технический вызов азиатских стран, которые уже готовятся заменить пангерманское экспортное наступление и европейское техническое и экономическое доминирование на свое. Как показывают события в тройственных взаимоотношениях между ЕС, НАТО и Россией, "войны" в современную эпоху, как правило, имеют тенденцию сочетания якобы мирных экономических сообществ с так называемыми оборонными альянсами вплоть до экономических и военных угроз с последующим этапом санкций, но без прямого применения оружия. Но как будет все развиваться в дальнейшем и к чему приведет эскалация во взаимоотношениях?
  Эти размышления отличаются от концепции ЕС, которая ставит на карту экономическую и политическую концентрацию власти как противовес наступающим сверхдержавам Азии. Любой, кто видит в этом начало экономической войны, а не мирное развитие экономики, неизбежно задается вопросом поиска альтернативы. Схематично можно так сгруппировать традиционные варианты действий: взаимные угрозы, экономическое и торговое эмбарго, альянсы и коалиции, формирование образов друзей и врагов, игры в военное планирование и в заключение приходят чаще всего к такому выводу: "Ни у одной из сторон нет интереса совершить ядерный удар, так как ни США, ни Российская Федерация не могут выиграть в этом конфликте, но спираль эскалации между Россией и НАТО сейчас раскручивается гораздо быстрее"341. Невольно возникает вопрос: "Где конец раскручиванию этой спирали?"
  Разрушительные силы будут продолжать преобладать, если не будет нового импульса духовной жизни. Даже если силовая и политическая однополярность США будет ослаблена новыми альянсами, коалициями или будет поставлена под сомнение различными "формами "мягкого" сопротивления американскому господству в международной системе"342, капиталистический материализм будет продолжать действовать. История не стоит на месте. Какие же силы "как можно быстрее" раскручивают эту спираль эскалации, и кто может остановить это раскручивание? Доведем до конца эту мысль - разрушение социального единства даже и без войны социальная катастрофа?
  Наученная своей такой разной историей Россия может внести свой вклад в преодоление западного материализма. Сопротивление татаро-монголам, просторы, суровая природа, рассеянные по необъятной земле поселения развили чувство общности и привели к образованию общин, совместному управлению скотоводческими пастбищами, лесами, сельскохозяйственными угодьями и т.д., на базе которых сельские общины действуют и по сей день. Они возникли не из-за нехватки земли и природных ресурсов, как могло бы быть, например, в наших узких альпийских долинах, а из зависимого от труда социального единства и необходимости объединиться в борьбе против нашествий врагов и перед лицом необъятных просторов(!) и сохраняются нетронутыми по сей день, что больше всего заметно в сельских районах. Русское чувство общности абсолютно противоположно американской или западной склонности к торговле.
  Двигателем торговли выступают два вида мотивов. Эгоцентричный мотив, чтобы получить для себя преимущества от использования чужого труда - западный вариант рыночного экономического капитализма, в котором собственная личность является центром, претендующим на ценностные результаты труда, выполняемого другими. Идеология рыночно-экономического капитализма возвела этот принцип в абсолютную приносящую спасение догму, которая не должна вызывать сомнений. В человеческих проявлениях отображаемая действительность предопределена и человек стоит "против" этой реальности в дифференциации между собой и установками, которым он следует. Это разделение является основным принципом материализма.
  Принципу потребления чужого труда противостоит абсолютно противоположная форма, которая направлена на удовлетворение чужих потребностей. Многочисленные научно-экономические теории весьма изобретательны в своеобразных вывертах, когда речь идет об обосновании целесообразности основного принципа материализма. Именно эти "наши достижения" для других демонстрируются в наилучшей в частной свободной рыночной экономике, начиная с "невидимой руки" Адама Смита в XVIII веке с понятиями "спроса и предложения" до настоящего времени вплоть до ордолиберализма Фрайбургской школы. Лучше всего принцип "невидимой руки рынка" функционирует тогда, когда человек может проявить во всей полноте свой эгоизм, не вмешиваясь в плановом порядке в ориентированную на массовое потребление экономику. Русское понимание "мы", "община", напротив, это проживаемая социальность и сплоченность, которую Запад хотя и провозгласил как "братство", но которое стало абстрактным постулатом и давно передано государству в качестве "задачи общества". Здесь мы подхватим мысль Мартина Бубера. Отношение Я-ТЫ как существенный признак братства между людьми было превращено в отношение Я-ОНО, в набор правил в качестве замены для прямых межличностных отношений. Следствием этого является то, что государственная социальная помощь может покрывать только основную экзистенциальную заботу о "своих" людях - и это может осуществиться только при столкновении разных мнений о его компетентности и полномочиях. Формирование общественной экономической культуры в нашем мире при разделении труда и техники может быть только ущербным.
  С другой стороны, так как человеческая сила в своем развитии стремится вперед к высшим формам жизни и сосуществования, враждебное отношение к жизни гедонистического утилитаризма не может быть преодолена возвратом промышленной экономики к первобытным формам, таким, как экономическое самообеспечение и архаическая экономика. Даже в тех случаях, когда эти формы экономики при определенных условиях можно найти в отдельных регионах земли и где они оправданы. Решение может заключаться лишь в том, чтобы экономику глобального разделения труда из социальной борьбы между богатыми и бедными и между потребляющими развитыми странами и производящими развивающими странами вывести на социальный путь. Найти выход из рационального, рассматривающего все только в свете выгоды и полезности антисоциального материализма, который ложно убеждает людей в необходимости "вечного" роста продуктивности и увеличения прибыли и кроме того выставляет эту максиму в руководстве к действиям, которая помимо это еще и делает человечество счастливым, самостоятельно Запад уже не может. Призыв продолжать в "этом же духе" в деструктивном капитализме неизбежно приведет к культурной смерти Запада с социальными перекосами. А романтическое представление о возможности возвращения к ранним архаическим формам хозяйства, натуральному хозяйству или аграрно-ремесленному производству это не более чем иллюзия. Напротив, движение, опирающееся на чувство коллективизма русской общины, может интегрировать первоначальную крестьянскую общинную помощь в многоступенчатую современную производственную и снабженческую цепочку мировой экономики и стать контрсилой. У россиян есть технические отраслевые стандарты, равноценные западным стандартам, а также интеллектуальный и культурный потенциал для того, чтобы совместно с конструктивными западными силами интегрировать социальные преобразования в современный технический мир разделенного труда. Хотя коммунистический материализм разорвал старые духовные связи русского народа, но также за короткий промежуток времени он привел его к уверенности в себе и независимости мысли и действий, которые ни в чем не уступают Западу и стоят на фундаменте нашей технической цивилизации. Одновременно с этим история и религия научила русский народ чувству единения. В том-то и особенность русской истории, что она научила людей сохранять баланс между дальнейшим развитием мира, базирующегося на технике, и общественными формами управления людей. Разделение труда всегда является также ограничением свободы и возможности трудящихся развиваться. Таким образом, социальный вопрос является не только вопросом о пропитании, но и затрагивает экзистенциальный вопрос о значении индивидуума. С другой стороны, нет оснований предполагать, что человек перестанет направлять свой ум на улучшение рабочих процессов и их продуктивность и как следствие на втором этапе направлять созданный и свободный капитал на повышение производительности труда. Плоды всего этого, однако, остаются в сегодняшней экономической системе как прибыль у западных компаний или как ценовые преимущества для потребителей промышленно развитых стран, нищенская заработная плата и бесчеловечные условия труда выпадают на долю трудящихся в странах-производителях, то есть в развивающихся странах. Помимо этого существует вторая, отнюдь не малая задача. Она заключается в увеличении части растущего капитала, необходимого для поддержания и дальнейшего развития экономического цикла, которую надо направить в культурный сектор, то есть в сектор, независимый от экономической и правовой жизни, в самоорганизующуюся область. Так как высшей целью может быть только сокращение трудовой деятельности в пользу "культурной работы" и предоставление всем людям, участвующим в процессе создания добавочной стоимости, результатов производственного прогресса, "холодного в социальном смысле", хотя и необходимого разделения труда. При этом речь идет не только о лучших зарплатах и лучших условиях труда, но и об образовании, а также об участии и задействовании в культурной и духовной жизни.
  Условием включения стран и континентов во все охватывающее социальное партнерство является, однако, объединение России с западными развитыми странами. Германия, находящаяся посередине между Западом и Востоком, могла бы взять на себя здесь задачу уравновешивания интересов и посредничества между Западом и Востоком.
  Этическое разнообразие (это примерно 150-200 народов России) и потенциал приблизительно в 300 миллионов человек, для которых русская культура и язык (как первый или второй) являются родными, а также центральное расположение России и ее роль как моста между Европой и Азией могут быть хорошими предпосылками для глобального социально-культурного импульса, который мог бы преодолеть односторонность Запада, основанную на материализме, потребительском мышлении и экономической борьбе.
  И еще один важный фактор для ориентирования Запада на Восток. Где еще в мире есть аналогичное мирное сосуществование великих мировых религий? Где соприкасаются и пронизывают друг друга так интенсивно, как в России буддизм, ислам, иудаизм, анимизм и, конечно же, русское православие? Уже сегодня возможно себе представить, что политические и экономические центры силы переместятся из Европы и США в Центральную и Восточную Азию. Именно эти тенденции беспокоят американские аналитические центры и элитные круги, потому что они являются контрпроектом представления о будущем американской империи. Это не только контрастирует с представлениями США о себе как пупе Земли, но и является принципиально новой социально-экономической концепцией. Целью является глобальное социально-экономическая умиротворенность, а не подчинение мира американо-экономическому и военному мышлению.
  Все, кто думает, что идея представления об общине как импульсе для братства надуманна, должны вспомнить, что теоретический коммунизм, как его понимает Карл Маркс, содержит элементы братства, которые конечно же превратились в свою противоположность в ходе истории при Ленине и Сталине. Колхозы, совхозы, а также промышленные комбинаты первоначально основывались на идее общей и государственной экономики. Многочисленные инициативы по организации досуга и молодежные бригады ориентировались на социальные и связанные с человеком коллективные цели и подпитывались идеализмом. Разумеется, Сталин использовал в политических целях русское чувство общности и готовность помогать. Крупные инфраструктурные проекты, такие как строительство электростанций, метро в мегаполисах, новых железных дорог в Сибири, электрификация, - все это осуществлялось при участии политзаключенных и использовании каторжного труда. На Западе писалось достаточно подробно об этом, но односторонне. Тот факт, что коммунизм в европейских государствах, не в последнюю очередь в Германии и Австрии, также нашел сторонников, был обусловлен среди прочего тем, что после двух мировых войн русское единение находило отклик в людях в трудные времена. Готовность делиться, как было видно на примере снабжения коммунистических стран после Второй мировой войны, привела к тому, что Совет Экономической взаимопомощи, подобно плану Маршалла, обеспечивал страны-сателлиты в экономическом отношении лучше, чем само советское государство. Другими словами, великое русское "мы", готовность делиться пошли на пользу другим народам советской системы на ранних стадиях коммунизма в качестве практической помощи. Позже партийная диктатура превратила помощь в жестокие репрессии и принуждение.
  Поскольку "я" человека нельзя спрогнозировать в своей судьбоносной биографической форме, остается только констатировать, что история, как общая биография человечества, также непредсказуема и что для обычного гражданина в лучшем случае можно только отследить ее краткосрочные тенденции. Например, искушенный в мировой политике Петер Шолль-Латур был прав, когда еще в 2013 году отметил, что тогдашний "вновь утвержденный глава Кремля (Владимир Путин - Р. Е.) будет использовать все средства, чтобы попытаться вернуть Россию в ранг великой державы. Вместе с Китаем Москва будет решительно выступать против американских притязаний на гегемонию и будет проводить политику ее сдерживания. Европейцам стоило бы поуменьшить свою самонадеянность и не выступать в роли демократических моральных апостолов, а лучше осознать ничтожность, которая угрожает им в новом глобальном раскладе власти"343. В долгосрочной перспективе мнения о возможных расстановках сил или союзах государств расходятся. Немецкий философ и математик Лейбниц, тайный советник при дворе царя Петра Великого, "увидел в России надежду для человечества, посредницу между Западом и Китаем"344. Ренате Римек считает, что особая задача России состоит в том, чтобы в качестве защитного вала обеспечить развитие Европы в противостоянии с Азией. В. Соловьев и Р. Штайнер склонны были считать, что между Китаем и США неизбежно противоборство: "Настоящее противоречие существует не между Америкой и Россией. Это только видимость. На самом деле столкновение будет между Китаем
  и Америкой. Вопрос в том, будет ли оно проходить в Европе или же в Тихом океане. Европе стоит надеяться, что это произойдет в Тихом океане"345.
  Средства массовой информации и политики по-прежнему измеряют мощь государств двумя величинами: с одной стороны, современностью вооружений и уровнем военных расходов, а с другой, валовым национальным продуктом и торговым балансом. Ни то, ни другое непригодно для определения экономической и военной мощи России по отношению к Западу и НАТО. Но сумма статистически определяемого оружейного потенциала и рассчитанные из этого физические силы разрушения с обеих сторон ничего не говорят о реальном мире, стоящем за ним. Числа, сложные формулы и одновременно неопределенность гипотез и предположений! Можно собрать легион ошибочных суждений военных. В наше время они начинаются с двух мировых войн, охватывают войны во Вьетнаме и Афганистане, включая веру в то, что в военном отношении можно победить Исламское государство. Еще более запутанным кажется жонглирование цифрами в экономике. Каковы темпы роста валового национального продукта России по сравнению с ЕС? В СМИ, имеющих "ранг" (Франкфуртер Альгемайне цайтунг, Нойе Цюрихер Цайтунг, Зюддойче цайтунг), в эти дни (ноябрь 2017 года) можно прочитать то же самое сообщение (CNN?) о том, что валовой продукт третьего квартала в России вырос всего на 1,8% и по сравнению со вторым кварталом снизился. Рост российских акций тоже проходит не так хорошо, как ожидалось. Как будто все эти цифры имеют какое-нибудь значение! Запад настолько укоренился в материализме, что дьявол может сильно посмеяться, когда медийные люди и политики из нескольких экономических показателей хотят сделать выводы об экзистенциальных трудностях России и, наоборот, подчеркнуть превосходство Германии или других стран. Средствам массовой информации целесообразнее было бы проводить экономическую просветительскую работу, например, почему различия в доходах и богатстве населения являются странным образом самыми высокими в таких "богатых" странах, как Швейцария, США, Германия по сравнению с их социальным продуктом. А также разъяснить, что уровень социального продукта не является показателем благосостояния и финансовых доходов широких слоев населения. И почему пресса просто не хочет принять это, прекрасно понимая, что национальный продукт рассчитывается некорректно, причем это происходит систематически.
  Небольшая прослойка олигархов - некоторые из них живут в Лондоне, Париже или где-либо еще на Западе, если не на своих яхтах в Средиземном море, - мелькают в западных СМИ, некоторые даже в жертвенной роли, потому что "Путин посадил их в тюрьму". Нигде в мире нет большего расхождения в образе жизни, в стиле, в жизненных требованиях и в мыслях между олигархами и теми, кого в просторечии называют нормальным населением. Еще в большей степени это относится к олигархам Украины, но однако с парой существенных отличий. Те, у кого есть хотя бы малая толика ощущения реальности, не могут игнорировать тот факт, что Путин, находящийся у власти с 1999 года, восстановил страну экономически, стабилизировал рубль как платежное средство, а государственный бюджет в течение первого срока правления освободил полностью от долгов, а также восстановил работу властей всех уровней: администрации, военных и полиции. Но самым главным, что американский президент возможно назвал бы "сделкой", стало соглашение с олигархами, которым Путин дал свободу в работе, пока они платят налоги от своего бизнеса с использованием российских природных ресурсов и не вмешиваются в политику. В этом и состоит огромное отличие от олигархии в Украине.
  "Шоппинг и материальные ценности не имеют такой привлекательности для значительной части русского населения, как для американцев и западноевропейцев". Прогулка по российским магазинам и еженедельным рынкам вдали от роскошных торговых улиц Москвы и Санкт-Петербурга также быстро избавляет от стереотипов и разоблачает "фейковые новости" СМИ о недостаточном или вообще плохом снабжении. Нет недостатка ни в продовольственных товарах, ни в обычных потребительских товарах, ни в предметах роскоши для людей с соответствующим доходом. Это фейковые новости западных СМИ. Универмаг "ГУМ" в Москве во время моей работы в Советском Союзе представлял собой большой пассаж, где можно было купить основные продукты питания, сегодня это эксклюзивный торговый центр, роскошный храм с дорогими западными брендами и - по аналогии с Западом - русским и западным среднеоплачиваемым работникам советуем посещать его с осторожностью.
  Россия, обладающая обширными сельскохозяйственными угодьями, не только экономически самодостаточна в поставках продовольствия, но и может экспортировать большие объемы зерна к ужасу европейских и американских фермеров, как в царские времена в XIX веке, о чем говорилось здесь ранее, имеются в виду высказывания Александра Солженицына. Этот сельскохозяйственный потенциал наряду с богатыми запасами полезных ископаемых обеспечивает экономическую независимость страны и в то же время исключает торговое соглашение с ЕС и США, потому что оба хотят продавать миру собственные излишки. Иными словами, Россия не может быть поставлена на колени экономически извне; ее можно привести только к экономическим трудностям, как это случилось в ельцинскую эпоху при помощи "умных западных советников и друзей" из Всемирного банка, ВТО, МВФ и Уолл-стрит.
  Этот "внутренний" экономический коллапс, учиненный собственными силами дважды, в результате безумных маневров почти удался. В первый раз через большой голод, когда Сталин хотел создать советского человека и буквально выбить из-под земли новое социалистическое промышленное государство за счет тех, кто работал в сельском хозяйстве - в те времена 80-90% населения, и не так давно, в 1990-е годы, через безумную экономическую политику при президенте Борисе Ельцине. Экономические советники Ельцина, такие как бизнесмен Анатолий Чубайс, председатель Государственного комитета по управлению государственными активами, и Егор Гайдар, бывший премьер-министр и экономист Ломоносовского университета, всучили легковерному и чрезмерно перегруженному российскому руководству спасительное экономическое учение. Маневры проходили под эгидой американского вице-президента Эль Гора и экономиста из Гарварда Джеффри Сакса и должны были быть "шоковой терапией" под лозунгом "чем болезненнее лечение, тем быстрее выздоровление". В действительности, речь шла об
  обогащении и эксплуатации русского национального богатства. В результате уровень бедности, который даже в советское время не превышал 2%, вырос. В середине девяностых годов он составлял 50% и прежде всего в эту группу бедных попали дети. С другой стороны, маленькая группа олигархов смогла обогатиться за счет национального богатства и отправляла деньги на Кипр, в Великобританию и Швейцарию.
  Джозеф Стиглиц, американский экономист и бывший главный экономист Всемирного банка, рассказывает о других деталях, которые привели к разорению или банкротству российской экономики. В это были вовлечены в значительной степени МВФ и казначейство США. Он описывает, что "после падения Берлинской стены американские политические экономисты, "у которых почти не было знаний о русской истории, и которые не знали деталей российской экономики и не нуждались в ней", контролировали Россию". Стиглиц, инсайдер в своей профессии в силу своего положения, далее сообщает, что в распоряжении МВФ был Питер Орсэг, блестящий экономист и эксперт по этому вопросу, "но, предположительно, с ним не консультировались, так как он знал слишком много"346.
  В отличие от 1917/18 годов и в годы после революции для России было благословением то, что история не протекает просто линейно, а вдруг начинает петлять или крутить пируэты. Известно, что неизвестный до тех пор Владимир Владимирович Путин основательно нарушил эти планы. Эти метаморфозы и преобразования расходятся с представлениями аналитических центров и институтов в США, НАТО и их теоретиков, которые хотели бы формировать историю в соответствии со своими целями. Однако, оглядываясь назад на великие империи римлян, персов, греков и других, мы видим, что империи погибли, когда начался упадок их элит, и что материальные силы: военные, экономические и организационные достижения не могли задержать их разрушение.
  С этой точки зрения мы должны призвать к радикальному переосмыслению и искать масштабные концепции. Ни того, ни другого мы не видим. В тупик загоняют также отношения Германии с США и Россией. При отсутствии идей Германии остается только одна возможность - проводить сбалансированную "политику дипломатии" в отношениях со сверхдержавами. Неудивительно, что во властном мышлении крупных держав, а также средних государств, таких как Турция, этому уделяется мало внимания. В нынешних условиях у Германии нет другой возможности. Немецкая демократия и еще больше американская управляется в существенной степени деньгами. "Первоначальная идея общности Европы питалась чувством христианской ответственности и самодисциплины"347. От этого мало что осталось. В моде скромность.
  Русские будут отдаляться от того, что Запад превозносит громкими словами, называя своей культурой, искусством и сообществом ценностей. И после опустошения, оставленного коммунизмом, и периода сдержанного поклонения западному идеалу цивилизации они вернутся к своим собственным древним культурным ценностям, которые вновь возникают на обширных просторах страны вдали от обеих крупных российских столиц. Прежде всего следует надеяться, что Россия сможет остаться в стороне от военных конфликтов в третьих странах и от гонки вооружений. Существующий военный потенциал достаточен, чтобы держать США в страхе даже без помощи Китая.
  Не повернется ли Россия в будущем к Китаю в ущерб Европе и США? Или же останется с Европой? По мнению Александра Солженицына это судьбоносный вопрос и для России, и еще в большой степени для Центральной и Западной Европы и для США. Он должен и сегодня оставаться на повестке дня. Россия часть Европы так же, как и часть Азии. Хотя в изначальном представлении русского народа живет роковая преданность Европе через основополагающее сознание и христианский миф, который создал древнюю Русь из европейских корней и укрепил греческим православием с ее религиозными праздниками и космическими ритмами. Но Россия имеет также 7000-километровую границу с Китаем, которая является объединяющей и в то же время которую трудно защитить от растущей демографии Китая, что беспокоит россиян. Травма, оставшаяся от монгольских нашествий и исторические активы и обязательства российской истории, бурная политика страны в отношении европейских государств, враждебная и дестабилизирующая политика США по отношению к России, к которой Европа и конкретно ФРГ безоговорочно и бездумно присоединяются, заставляют задуматься об этом вопросе и в кратковременной, и в длительной временной перспективе. В этом находятся истоки различных оценок, начиная с Шолль-Латура, который видит стремление России к слиянию с Китаем, или же Солженицына, Лейбница и Римек, видящих долгосрочную задачу России на будущее в оплоте и в помощи Западу. При этом Россия будет всегда оставаться связанной с Восточной Европой и с православием.
  Оглянемся назад на наши объяснения истории и подойдем к концу описаний исторических событий. Не то чтобы "материал для содержания" угрожает иссякнуть, как предполагает постоянно цитируемое заблуждение о конце истории, напротив, многотомные и многостраничные новые содержательные книги по истории России, Германии и США показывают обратное. И в будущем не будет недостатка в фактах и деталях, так что "историю" можно писать дальше. Граница, к которой мы подошли в наших описаниях, другого рода, это предел ощутимого исторического мира и, следовательно, не является фундаментальным пределом знаний, если допускать дальнейшее развитие методологии в исторических науках. В предметной дискуссии об "объективном, реальном" историческом мире руководствуются тем, что причинно-следственный детерминизм может понять историческое развитие событий. Фундаментальная неопределенность материальной интерпретации истории именно в этих пределах чувственного мира позволяет отследить начало. Факт в индивидуальной биографии, как и в истории, выделяется не тем, что это правда и потому, что это имело место быть, но в первую очередь, что он имеет значение. Следовательно, речь шла о поиске тех следов и узоров истории, которые ведут от чувственных фактов, то есть симптомов, к основным причинам, духовным явлениям. Изучение явлений требует изучения всех средств познания, то есть ответа на вопрос, какой методологический подход и какие аспекты русской и западной культурной и духовной жизни должны использоваться для познания истории. После некоторых фундаментальных аспектов "сверхъестественного" мира и его предела в чувственных событиях мы обратили внимание на особые культурные достижения Павла Флоренского, Владимира Соловьева и Александра Солженицына, а также немецкого историка Ренаты Римек и других, чтобы на их примере проиллюстрировать, насколько тематически всесторонне связано во времени и всеобъемлюще мы рассматриваем русскую историю.
  Преодоление материализма является предпосылкой для нового начала познания истории, которое больше не сводит реальность к внешней сингулярности и к контексту ряда "если - то". Только тогда мы можем научиться получать идеальный ответ на ключевые вопросы. Откуда мы пришли в культурном смысле? Где мы находимся? Куда мы двигаемся в культурном смысле? Русская православная агиография богата пророчествами о последних днях и конце света. В 1917 году русский монах якобы предсказал конец коммунизма через семьдесят лет. Кто осмелится сегодня предсказать конец материалистического мировоззрения?
  
  Эпилог
  
  
  Противоречие разжигает огонь мысли и служит дальнейшему развитию идей
  Эта книга возникла на основе моего жизненного опыта и непосредственных встреч с людьми или косвенно из изучения духовных следов, которые оставили после себя художники, ученые и философы и другие люди. Поэтому задача автора заключается лишь в том, чтобы попытаться всесторонне рассказать об этом опыте и реально оценить свой собственный вклад.
  Хочу выразить особую благодарность Леа Штроф за подготовку текста к печати и за ее редакторскую работу. С самого начала возникновения книги она сопровождала меня и давала советы по отдельным формулировкам текста и много раз читала рукопись.
  Дорис Кунцманн с ее многолетним опытом работы в средствах массовой информации давала мне ценные рекомендации по структуре содержания и ее помощь была ценным подспорьем в моей работе.
  Д-р Марион Сташайт, руководитель архива университета прикладных наук Митвайда в Саксонии, позволила мне собрать в архиве университета статистические данные о количестве иностранных студентов в девяностые годы.
  Встречи с моими русскими учителями Ольгой Штро и Верой Зайцевой я всегда считал культурным обогащением, которое дало мне много идей о русском мире за рамками изучения языка.
  Я также благодарен Ирине Шендеровой и педагогическому коллективу Вальдорфской школы Иркутска за многочисленные встречи, дискуссии и семинары по различным, всегда увлекательным научным и познавательным вопросам.
  Особая благодарность Беттине Воиводе. Необычные путешествия с ней, скорее небольшие экспедиции (с "сюрпризами") в южную Сибирь, на озеро Байкал, на полуостров Святой Нос и на остров Ольхон, речной круиз на грузовом судне по Енисею, поход в ледниковые горы Алтая, в Чуйскую степь, встречи с коренными народами, бурятами и эвенками, с шаманами и живущими под общей крышей с ними православными старообрядцами, а также с людьми разных национальностей, и многие другие незабываемые моменты, всего этого хватит еще на одну книгу.
  Особенным стимулом для меня было противопоставление в этой книге мыслей об экономической контрмодели эгоистичным материальным силам частного капитализма, мыслей о доктрине спасения Запада, которые возникли из наблюдения за экономикой, ориентированной на общее благо, русской общины с ее готовностью сотрудничать и делиться с другими.
  Я хотел бы поблагодарить издателя Лейпцигского университета и его директора
  д-ра Геральда Дизенера за редактирование, но прежде всего за мужество включить в свои издательские планы книгу, содержание которой отличается от политического мнения мейнстрима.
  Также были учтены встречи с американскими коллегами в ходе десятилетнего сотрудничества с тремя крупными американскими технологическими компаниями, которые познакомили меня с увлекательными технологиями компьютера и электроники. Я обязан им "обучению, интегрированному в работу", и "обучению на работе" в нескольких отношениях: в отношении знания предмета и учета ключевых характеристик, таких как культурные различия на Западе и Востоке и различных способов мышления, чувств и желания людей. Я был впечатлен способностью Америки прагматично и оптимистично искать и находить новые пути, верить в свою продуктивность. Это все сильные стороны Америки, которые после войны повлияли на потерявшее уверенность общество Европы. Десятилетия спустя я был снова с совершенно другой "миссией" в США, а именно в поисках американских университетов-партнеров для моего университета в Митвайде. Опять образовалась новая ситуация. О моих собеседниках из Университета штата Аризона в Фениксе и Калифорнийского государственного университета Ист-Бей в Сан-Франциско, я думаю с благодарностью. Быстро и без бюрократических проволочек прошло сравнение содержания преподавания и целей в переговорах о соглашении о сотрудничестве.
  Не говоря уже о веселом воспоминании послевоенных лет и первых встречах с "амис". Мальчишки моего поколения быстро признали в Америке "страну неограниченных возможностей" и к ужасу матерей выпрашивали шоколад у американских солдат. Еще раз спасибо неизвестным и щедрым американцам!
  Опытом совершенно иного рода стала моя двухлетняя работа для западногерманской электроэнергетической компании, модернизации автомобильного завода "КАМАЗ" ("Камский Автомобиль Завод"), расположенного на большом притоке Волги почти в 1000 километрах к востоку от Москвы. Это было время ледникового периода Холодной войны, когда обе стороны обвиняли друг друга во всем мировом зле. Мой взгляд на мир кардинально изменился, потому что на рабочем уровне между русскими и немцами не было никакой враждебности. Напротив, у русских не было никакой ненависти к нам, они понимали, что мы не имели никакого отношения к нападению Гитлера и приехали сюда с совершенно другой миссией. Не было даже никаких намеков на это. Обхождение было очень дружелюбным и человечным и могло бы быть еще более сердечным, если бы в это не вмешивалась большая политика.
  Разрешу себе короткий экскурс. За иностранцами обычно присматривали люди из КГБ. Игорь И. был "мой человек". Мы были одинаково молоды, симпатичны друг другу - и случилось то, что не должно было случиться при угрозе сибирских штрафных лагерей: мы подружились. Однажды он неожиданно пригласил меня домой в свою крошечную двухкомнатную квартиру, "коммуналку", как тогда называли общие квартиры на две-три семьи с общими кухнями, в которой он жил с женой, ребенком, родителями. Чтобы избавиться от возможных соглядатаев, мы обходными путями, по полям, петляли, как зайцы, путая следы. В весеннюю распутицу это было еще то приключение! Горячее русское гостеприимство и щедрость, с которыми эта русская семья, живущая в очень скромных условиях, встречали меня, и выставили для меня все, что, вероятно, уже было заготовлено для празднования Нового года, было глубоко трогательно, и в то же время мне было стыдно, потому что я не мог им отплатить тем же и потому, что я представлял себе обычное прохладное гостеприимство немцев в такой же ситуации, которые были намного богаче.
  Нашелся знаток России! Конечно, я знаю иронию этой глупой поговорки. Хочу отплатить такой же иронией представителям "ignoramus et Ignorabimus" (не знаем и не узнаем), среди которых, к сожалению, есть и университетские преподаватели. Да, прошло уже много времени с тех пор, когда жили великие знатоки России Готфрид Вильгельм Лейбниц, Александр и Вильгельм фон Гумбольдт и, конечно, Карл Фридрих Гаусс.
  Гаусс, так восхищался достижениями своего русского коллеги, великого математика Николая Ивановича Лобачевского в области неевклидовой геометрии, что на старости лет выучил русский язык. Кто осмелится сравнить сегодняшнюю "духовную" Германию, зацикленную на темпах роста, излишках экспорта и увязшую в материалистическим мировоззрении, с недосягаемым идеализмом, немецкой классической музыкой, романтизмом в ее культурном расцвете в XVII, XVIII и, наконец, в XIX веке! Все кануло в Лету! Но я вижу себя современником, который путешествует по российским городам, наслаждаясь живописной красотой Сибири, слушая мягкий, красивый русский язык, интересующимся великой русской литературой, философией и наукой и прежде всего встречаясь с людьми.
  Потом произошла трагедия демонтажа восточногерманской промышленности. Нет, не русскими, которые уже уехали, а западногерманской промышленностью и трастовой компанией после падения Берлинской стены, следуя лозунгу "Приватизация имеет приоритет над реконструкцией". Ошибочное решение отзывается долгим эхом до сих пор и включено в эту книгу как часть немецкой истории в связи с Россией. Аналогичным образом введение западногерманского партийного правления и роспуск так называемого "круглого стола" были отрезвляюще ценным опытом. Я пережил "объединение Германии" как немецкое "внутреннее разматывание" (следуя термину Джорджа Пэкера), так сказать, находясь по соседству, когда я был назначен профессором в университете прикладных наук в Митвайде в Саксонии - после многих лет самостоятельной и внештатной работы в качестве промышленного консультанта в Германии.
  Все это, а также пережитое мной после войны, я был из семьи беженцев, выросший в послевоенный период в политически свободно мыслящей семье в Германии, стало для меня, выражаясь словами Пабло Пикассо, захватывающим исследованием истории не в уединении, в архивах, а в "университетах жизни". Это укрепило во мне убежденность в том, что индивидуальность и сознание не только позволяют современному человеку, но даже приглашают его творчески и ответственно, независимо от его принадлежности к какому-либо народу формировать свою историю. В этом смысле меня беспокоит то, как великие промышленно развитые страны Запада могут выбраться из смирительной рубашки материализма, ведущим нас в социальную пропасть. Выхода не видно. Вместо необходимого радикального переосмысления усугубляется дезориентация и отсутствие перспективы. Как я попытался объяснить в этой книге, Россия могла бы быть большим подспорьем в решении проблем Запада по причине ее совсем по-другому протекающего развития. Это стало решающим моментом в написании этой книги.
  Противоречие и противоположности разжигают огонь мышления и новых идей. По словам Мартина Бубера, вся реальная жизнь - это "встреча". За эти разнообразные встречи с уважаемыми читателями, помощниками на пути к этой книге и, наконец, не в последнюю очередь со всеми теми людьми, которые, не названы здесь, в Восточной Европе, России, Германии и США и которые прошли небольшую часть пути со мной, я хотел бы поблагодарить вас от всей души!
  
  Райнер Езенбергер
  
  Список литературы
  
  Книги
  Andruchowytsch, Juri: Euromaidan. Was in der Ukraine auf dem Spiel steht, Berlin 2014. Archiati, Pietro: Jahrtausendwende. Menschheit Wohin?, Stuttgart 1997.
  Bartoniczek, Andre: Imaginative Geschichtserkenntnis. Rudolf Steiner und die Erweiterung der Geschichtswissenschaft, Stuttgart 2009.
  Ben-Aharon, Jesaiah: Die globale Verantwortung der USA. Individuation, Initiation und Dreigliederung, Flensburg 2004.
  Benz, Wolfgang: Potsdam 1945. Besatzungsherrschaft und Neuaufbau im Vier-Zonen-Deutschland, München 2005.
  Biermann, Werner: Konrad Adenauer. Ein Jahrhundertleben, Berlin 2017.
  Böll, Heinrich: Die schwarzen Schafe. Erzählungen 1950-1952, Köln 1983.
  Borchert, Wolfgang: Draussen vor der Tür, Hamburg 1947.
  Brecht, Bertolt: Die Dreigroschenoper, Wien 1928.
  Brzezinski, Zbigniew: Die einzige Weltmacht. Amerikas Strategie der Vorherrschaft, Weinheim/ Berlin 1997.
  Buber, Martin: Ich und Du, Leipzig 1923.
  Churchill, Winston: Der Zweite Weltkrieg, Frankfurt a.M. 2003.
  Clark, Christopher M.: Die Schlafwandler. Wie Europa in den Ersten Weltkrieg zog, München 2013.
  Debus, Michael: Das neue Gewissen und die Möglichkeit, frei zu handeln, in: Glöckler, Michaela (Hrsg.): Spirituelle Ethik. Situationsgerechtes, selbstverantwortetes Handeln, Dornach 2002, S. 17-32.
  Dostojewski, Fjodor M.: Der Spieler, Berlin 1920. -: Die Brüder Karamasow, Leipzig 1923.
  Emeliantseva, Ekaterina/Malz, Arié/Ursprung, Daniel: Einführung in die osteuropäische Geschich te, Zürich 2008.
  Emerson, Ralph Waldo: Essays, hrsg. und ausgew. von Hans Hennecke, Bergen (Chiemgau) 1949.
  Fedjušin, Viktor B.: Russlands Sehnsucht nach Spiritualität. Theosophie, Anthroposophie, Rudolf Steiner und die Russen. Eine geistige Wanderschaft, Schaffhausen 1988.
  Ferguson, Niall: Kissinger. Der Idealist. 1923-1968, Berlin 2016.
  Florenskij, Pavel Aleksandrovič: Die umgekehrte Perspektive. Texte zur Kunst, München 1989.
  Frankl, Viktor E.: ... trotzdem Ja zum Leben sagen. Ein Psychologe erlebt das Konzentrationslager, München 1989.
  
  Fukuyama, Francis: Das Ende der Geschichte. Wo stehen wir?, München 1992.
  Ganser, Daniele: Illegale Kriege. Wie die NATO-Länder die UNO sabotieren. Eine Chronik von Kuba bis Syrien, Zürich 2016.
  Gansert, Ulrich: Erlebnis Czernowitz. Auf den Spuren von Paul Celan, Wien 2016.
  Gehler, Michael: Modellfall für Deutschland? Die Österreichlösung mit Staatsvertrag und Neutralität 1945-1955, Innsbruck 2015.
  Gerste, Ronald D.: Amerika verstehen. Geschichte, Politik und Kultur der USA, Stuttgart 2017. Goes, Albrecht: Unruhige Nacht, Hamburg 1950.
  Goethe, Johann Wolfgang: Zahme Xenien, in: Gedichte. Ausgabe letzter Hand, Kapitel 320321, Zürich 1949.
  -: Wilhelm Meisters Lehrjahre, Berlin 1795/96.
  Gogol, Nikolaj: Die toten Seelen, München/Leipzig 1909, 2 Bde.
  Gorbatschow, Michail: Gipfelgespräche. Geheime Protokolle aus meiner Amtszeit, Berlin 1993.
  Gorski, Maxim: Gebrauchsanweisung für Deutschland, München 1996.
  Gulyga, Arsenij Vladimirovič: Immanuel Kant. Eine Biographie, Frankfurt a.M. 2004.
  Haffner, Sebastian: Preußen ohne Legende, Hamburg 31979.
  Hansmann, Claus: Vorüber - nicht vorbei. Russische Impressionen 1941-1943, Frankfurt a.M./ Berlin 1989.
  Hofbauer, Hannes: Feindbild Russland. Geschichte einer Dämonisierung, Wien 2016.
  Judt, Tony: Geschichte Europas von 1945 bis zur Gegenwart, München/Wien 2006.
  -: Das vergessene 20. Jahrhundert. Die Rückkehr des politischen Intellektuellen, aus dem Engl. von Matthias Fienbork, München 2010.
  Kirn, Michael: Der deutsche Staat in Europa. Aufgaben und Ziele des vereinigten Deutschlands, Stuttgart 1991.
  Kissinger, Henry: Weltordnung, München 2016.
  Kologriwow, Iwan: Das andere Russland. Versuch einer Darstellung des Wesens und der Eigenart russischer Heiligkeit, München 1958.
  Krone-Schmalz, Gabriele: Russland verstehen. Der Kampf um die Ukraine und die Arroganz des Westens, München 2015.
  Kurkow, Andrej: Ukrainisches Tagebuch. Aufzeichnungen aus dem Herzen des Protests, Innsbruck 2014.
  Kuschner, A: Rückkehr zu Puschkin. Leben mit Leningrad, 1988.
  Lenz, Siegfried: Der Überläufer, Hamburg 2016.
  Liater, Bernard A.: Das Geld der Zukunft. Über die destruktive Wirkung des existierenden Geld systems und die Entwicklung von Komplementärwährungen, München 1999.
  Lindenberg, Christoph: Die Technik des Bösen. Zur Vorgeschichte und Geschichte des Nationalsozialismus, Stuttgart 31985.
  - (Hrsg.): Rudolf Steiner. Themen aus dem Gesamtwerk. Teil 8, Geschichte erkennen. Fünf Vorträge und ein Aufsatz, ausgew. von Christoh Lindenberg, Stuttgart 2011.
  -: Die symptomatologische Geschichtsbetrachtung Rudolf Steiners, in: ebd.
  
  Locher-Ernst, Louis: Raum und Gegenraum. Einführung in die neuere Geometrie, Dornach (Schweiz) 21970.
  Masala, Carlo: Weltunordnung. Die globalen Krisen und das Versagen des Westens, München 2016.
  Mommsen, Theodor: Römische Geschichte, 8 Bde., Berlin 1854-1885.
  Obama, Barack: Worte müssen etwas bedeuten. Seine großen Reden, hrsg. von Birgit Schmitz, Berlin 2017.
  Packer, George: Die Abwicklung. Eine innere Geschichte des neuen Amerika, Frankfurt a.M. 2014.
  Portisch, Hugo: Aufregend war es immer, Wals bei Salzburg 2015.
  Riemeck, Renate: Moskau und der Vatikan, 2 Bde., Basel 1978.
  -: Mitteleuropa. Bilanz eines Jahrhunderts, Frankfurt a.M. 1986.
  Rorty, Richard: Achieving Our Country. Leftist Thought in Twentieth-Century America, Cambridge 1998.
  Roth, Joseph: Radetzkymarsch, Berlin 1932.
  Schaeffer, Ute: Ukraine. Reportagen aus einem Land im Aufbruch, Berlin 2015.
  Schiller, Friedrich: Die Räuber, Frankfurt a.M./Leipzig 1781.
  Schmidt, Helmut: Außer Dienst. Eine Bilanz, Frankfurt a.M./Zürich/Wien 2009.
  -: Was ich noch sagen wollte, München 2015.
  Scholl-Latour, Peter: Die Welt aus den Fugen. Betrachtungen zu den Wirren der Gegenwart, Berlin 2013.
  -: Der Fluch der bösen Tat. Das Scheitern des Westens im Orient, Berlin 2014.
  Schramm, Godehard (Hrsg.): Russland ist mit dem Verstand nicht zu begreifen. Selbstbildnisse der russischen Seele, Rosenheim 1989.
  Sebestyen, Victor: 1946. Das Jahr, in dem die Welt neu entstand, Berlin 2015.
  Senge, Peter M.: The Fifth Discipline. The art and practice of the learning organization, London 2006.
  Sipols, W. J./Tschelyschew, I. A./Belezki, V. N.: Jalta-Potsdam. Basis der europäischen Nachkriegs ordnung, Berlin 1985.
  Solschenizyn, Alexander Issajewitsch: Ein Tag im Leben des Iwan Denissowitsch, Berlin 1963.
  -: Russlands Weg aus der Krise. Ein Manifest, München/Zürich 1990.
  -: Die russische Frage am Ende des 20. Jahrhunderts, München 1994.
  -: Der Archipel Gulag, Berlin 2011.
  Solowjow, Wladimir: Drei Gespräche, Bonn 1947.
  -: Eine kurze Erzählung vom Antichrist, eingeleitet und kommentiert von Ingo Hoppe, Stuttgart 2013.
  -: Kurze Erzählung vom Antichrist, Bonn 1946.
  Locher-Ernst, Louis: Raum und Gegenraum. Einführung in die neuere Geometrie, Dornach (Schweiz) 21970.
  Masala, Carlo: Weltunordnung. Die globalen Krisen und das Versagen des Westens, München 2016.
  Mommsen, Theodor: Römische Geschichte, 8 Bde., Berlin 1854-1885.
  Obama, Barack: Worte müssen etwas bedeuten. Seine großen Reden, hrsg. von Birgit Schmitz, Berlin 2017.
  Packer, George: Die Abwicklung. Eine innere Geschichte des neuen Amerika, Frankfurt a.M. 2014.
  Portisch, Hugo: Aufregend war es immer, Wals bei Salzburg 2015.
  
  Riemeck, Renate: Moskau und der Vatikan, 2 Bde., Basel 1978.
  -: Mitteleuropa. Bilanz eines Jahrhunderts, Frankfurt a.M. 1986.
  Rorty, Richard: Achieving Our Country. Leftist Thought in Twentieth-Century America, Cambridge 1998.
  Roth, Joseph: Radetzkymarsch, Berlin 1932.
  Schaeffer, Ute: Ukraine. Reportagen aus einem Land im Aufbruch, Berlin 2015.
  Schiller, Friedrich: Die Räuber, Frankfurt a.M./Leipzig 1781.
  Schmidt, Helmut: Außer Dienst. Eine Bilanz, Frankfurt a.M./Zürich/Wien 2009.
  -: Was ich noch sagen wollte, München 2015.
  Scholl-Latour, Peter: Die Welt aus den Fugen. Betrachtungen zu den Wirren der Gegenwart, Berlin 2013.
  -: Der Fluch der bösen Tat. Das Scheitern des Westens im Orient, Berlin 2014.
  Schramm, Godehard (Hrsg.): Russland ist mit dem Verstand nicht zu begreifen. Selbstbildnisse der russischen Seele, Rosenheim 1989.
  Sebestyen, Victor: 1946. Das Jahr, in dem die Welt neu entstand, Berlin 2015.
  Senge, Peter M.: The Fifth Discipline. The art and practice of the learning organization, London 2006.
  Sipols, W. J./Tschelyschew, I. A./Belezki, V. N.: Jalta-Potsdam. Basis der europäischen Nachkriegs ordnung, Berlin 1985.
  Solschenizyn, Alexander Issajewitsch: Ein Tag im Leben des Iwan Denissowitsch, Berlin 1963.
  -: Russlands Weg aus der Krise. Ein Manifest, München/Zürich 1990.
  -: Die russische Frage am Ende des 20. Jahrhunderts, München 1994.
  -: Der Archipel Gulag, Berlin 2011.
  Solowjow, Wladimir: Drei Gespräche, Bonn 1947.
  -: Eine kurze Erzählung vom Antichrist, eingeleitet und kommentiert von Ingo Hoppe, Stuttgart 2013.
  -: Kurze Erzählung vom Antichrist, Bonn 1946.
  Wohlgemuth, M.: Ein Europa a la carte statt Eintopfgericht für alle, in: Frankfurter Allgemeine Zeitung vom 19. Mai 2016.
  
  Frankfurter Allgemeine Zeitung vom 17. September 2016, 7. September 2017, 20. Mai 2017 und 20. Februar 2018.
  Neue Zürcher Zeitung vom 23. Januar 2018 und 2. Februar 2018. Süddeutsche Zeitung vom 12. November 1989.
  Источики из интернета
  Bahr, E.: Wie Helmut Schmidt die Kollegen zusammenfaltet (3. Februar 2014), von: , zuletzt abgerufen am 13. Juni 2018.
  Beroeva, Nigina: Kogda pravdu pisat" strashno (12. Mai 2015), von: , zuletzt abgerufen am 13. Juni 2018.
  Brössler, Daniel: Genschers Alleingang (23. November 2011), von: , zuletzt abgerufen am 13. Juni 2018.
  Bucerius, Gerd: Adenauer, Preußen und der Kreml. Über den Umgang mit der Geschichte - eine Polemik unter Freunden (28. März 1986), von: , zuletzt abgerufen am 13. Juni 2018.
  Churchill, Winston: Iron Curtain Speech at Westminster College in Fulton, Missouri on March 5, 1946, von: , zuletzt abgerufen am 13. Juni 2018.
  Hochhuth, Rolf: Als trojanischer Esel der NATO in den Dritten Weltkrieg (17. April 2015), von: , zuletzt abgerufen am 13. Juni 2018.
  King, Martin Luther: The Casualties of the War in Vietnam (25. Februar 1967), von: , zuletzt abgerufen am 13. Juni 2018.
  Ruhri, Alexander: Das Russlandbild Rudolf Steiners und der Anthroposophie, von: , zuletzt abgerufen am 13. Juni 2018.
  o.A.: Die grossen alten Männer erinnern sich an alte Zeiten (2. Februar 2014), von: , zuletzt abgerufen am 13. Juni 2018.
  o.A.: Obamas geplante Rede an der Siegessäule stößt auf Kritik (20. Juli 2008), von: , zuletzt abgerufen am 13. Juni 2018.
  o.A.: Solschenizyns Schlachtbeschreibung (5. Juli 1971), von: , zuletzt abgerufen am 13. Juni 2018.
  
  Указания на законодательные акты
  Artikel 4 (Absatz 2) des Deutschen Grundgesetzes (DGG)
  Речи
  Jefferson, Thomas (1776): Amerikanische Unabhängigkeitserklärung
  Solschenizyn, Alexander Issajewitsch (1970): Rede über die Literatur anlässlich der Verleihung des Literaturnobelpreises
  Таблицы
  Abb. 1 bis 4 aus: Emeliantseva, Ekaterina/Malz, Arié/Ursprung, Daniel: Einführung in die osteuropäische Geschichte, Zürich 2008. Abb. 5 und 6: Bildarchiv Preußischer Kulturbesitz.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"