* * *

Я шел на свет. 
Прошел сквозь стену
Над бездной тьмы,
Но на стене
Мой силуэт
Остался тенью,
А часть стены 
Живет во мне.

                * * *

Заснулось, спАлось, очень долго спАлось.
Потом проснулось, содрогнулось вскользь,
Стучалось, пробивалось-пробивалось,
Но только не пробилось, улеглось.

Не чувствовалось сквозь оцепенелость,
Внезапно просочилось, поплылО,
Поднялось, закружилось-завертелось,
Но после отступило и прошло.

Затрагивалась слабость и усталость
И ощущалась ласково, как сон,
Такая малость, та, что нам осталась.
Какая радость, что приснился он!

                * * *

В снежном крошеве хмурые рощи заросшие.
Дальше - больше: чем дальше, тем больше прожито.
Спрашивай осторожнее то, что еще не спрошено.
Жить не сложно, но пережить невозможно 
Мрачное прошлое и будущее тревожное.

                * * *

Образуясь внутри, наползает снаружи
Ощущеньем касания гладких камней
Тот прозрачный кошмар, обессилевший ужас
Оттесняет реальность наплывом теней.

Он сужает обзор и сбивает контрастность,
И хватает зубами за мочки ушей.
Но, цепляясь за ребра, слабеет опасность
И скользит по перилам крутых этажей.

Шестиногие твари дрейфуют по стенам,
Расплываясь, сплываясь, меняя цвета,
Концентрируясь в гранулы розовой пены,
Собираясь, и вновь расходясь без следа.

И последние вихри остатков сомненья,
Задевая друг друга и мелко дрожа,
Замедляясь, вбирают в себя направленья,
Застывая, стекают по ручке ножа.

И теряет опору в зернистой структуре
Затушеванный серым слепой объектив.
Только круглые волны на гладкой структуре
И бдессмысленно-ноющий долгий мотив.

Вдруг с пронзительным визгом, с раздолбанным треском
Провели по сознанью напильником.
Гладь зеркального сна рассыпается вдребезги.
Я ору и стучу по будильнику.

                * * *

Вся мебель намазана маслом на палец
И пахнет из форточки мокрой собакой,
А в трубах скребется и плачет как заяц
Тоска, неприкаянная и угловатая.

Углы шелушатся кровавой коростой,
И ржой обрастают хрустальные вазы.
Твердеет подушка. Сломать ее просто,
Как шею жирафу. Стекло пахнет газом.

Оно пожелтело и сильно провисло
И липнет к рукам и никак не отмыть его.
Вода из-под крана встает коромыслом
И вязнет бессмысленно в воздухе нитями.

Но стоит встряхнуть себя мокрою курицей,
И жизнь подчинив распорядку неистово,
Одеться, умыться и выйти на улицу,
Как вступишь в асфальт, как во что-то нечистое.

                * * *

Пройду по пещере, сухой и неровной
Сквозь острый холодный сквозняк
И выйду наружу на плоскость дороги,
Проложенной в мягких слоях.

Войду, осторожно ступая по краю
В тяжелый и влажный туман.
Коснусь я асфальта и в трещине, знаю,
Нащупаю снов океан.

Он выйдет из щели и облачком дыма
Коснется лица моего.
Вздохну я легко и откроется имя
Того, что важнее всего.

Покой разольется, закружит, затянет,
Забудет зачем и за кем,
Прокатится ровными волнами, встанет
Стеною и сгинет совсем.

Пройдет много времени, время случайно
Найдет и надежно сотрет
Из памяти след мне открывшейся тайны
И новое утро начнет.

Я встану, я буду ходить и смеяться,
Стараясь не вспомнить про то,
Что знал и про то, где я смог оказаться,
Узнав, что не знает никто.

                * * *

Здесь зимой тепло и сыро, здесь висит туман тяжелый,
Словно под асфальтом желудь, не нашедший в камне дырок.

На пейзаже соли с перцем словно толстый рыжий волос
Этот мрачный мегаполис. У него больное сердце.

Он живет своей судьбою. Он растет и разбухает,
Но болеет и страдает, поглощая нас с тобою.

Он тягучий как резина и бесформенный как студень.
Он слагается из судеб, растворенных в керосине,

В трикотаже мертвых петель из взаимных намерЕний,
Словно съесть цветок сирени и оставить только пепел.

Это началось не сразу и закончится не скоро,
Миг, смакуемый как горе и накопленный с запасом.

Но найдется в мире сила, забросает гниль землею.
Это будет, это было. Только не для нас с тобою.

                * * *

Долгий отдых от трудного дня суеты на земле завершен. Разбредают-
ся сны и висят на антеннах. Пробегает сквозняк по паркету. В пре-
дутренней мгле слышен свет. И тогда письмена возникают на стенах.
Я читаю и символы перед глазами стоят, оживляя в  душе  отпечатки
забытых историй. Я читаю и вслушиваюсь, и они говорят, выражая  в
коротких словах все, что выразить стоит. Память перебирает  боль,
радость, веселье, тоску,  поднимает  пласты,  разгребает  завалы,
затменья. Все приходит в систему, послушно ложится в строку, при-
водя мою мысль к окончательному озаренью. И уже я к нему подхожу.
Вот сейчас! Но увы, начинается день, звезды слепнут и солнце вос-
ходит. Начинается день и сереет названье главы. Начинается день и
абзацы бледнеют и сходят. Из окна льется свет, все сильней нагне-
тая напор. Расплываются строчки, их смысл под напором размоет. Он
осядет на стенах как периодичный узор, населяющий  полосы  глупых
цветастых обоев. Он пройдет по шкафам, содрогнет паутину в углах.
Он останется, но растворится и будет не понят. Может, кто-то уло-
вит его отголоски в стихах. Может, кто-то успеет понять  его,  но
не запомнит. Мы идем сквозь него. Он вне нас, но вокруг  нас  как
дым. Мы пугаем его разговорами, смехом и стуком. Иногда понимаем,
что вот, мы стоим рядом с ним. Мы живем рядом с ним, но  для  нас
он пока недоступен.

                * * *

Год - это долгая доля секунды,
Долга и голода скудная ссуда,
Голос обглоданной догола струнки
Кожи, на скулах натянутой туго.

Год прохлаждается в гуще испуга.
Ужас иглою проходит сквозь ухо.
Ветер углом налетает на угол
И головой расшибается глухо.

Знаменем бьется белье на оглобле.
Сыпется глина комками на глобус.
Сны онемели и мысли оглохли.
Голос не слышен. Безмолвствует Голос.


                * * *

Холодно - это благо. 
След оставляет полночь
Между лопаток. Надо 
Чем-то его наполнить.
Полдень песком заносит 
Мглы ледяной остаток.
Тихо саднит и просит 
Оттиск между лопаток.
Лед пропадет без пользы. 
Жар раздражает холод,
Ноет и плачет в полдень. 
В полночь берет за горло.
Стынет грудная клетка, 
Колются с неба звезды.
Все холодней и легче 
Выдыхаемый воздух.
Лече тепло оставить. 
Зной заберет прохлада.
В полночь остынет память. 
Холодно - это благо.

                * * *

Шипит и плавится звезда,
Чадит под стук аплодисментов
До настоящего момента,
И ни туда, и ни сюда.

А будет все наоборот,
Сквозь камень просочится плесень
И будет весел и увесист
Валун, что темя мне пробьет.

Светило выйдет и зайдет,
И все останется как было.
Для настоящего светила
Необходим переврот.

Кривляясь прыгает, орет
На нас кривое отраженье,
И мы находимся в движеньи,
Движеньи ступнями вперед.

Переворот наоборот
Закопан в розовое мыло.
И все останется как было
Не день, не месяц и не год.

                * * *

Я хотел быть как все и к чему-то стремиться тянулся.
Я хотел быть как все и желанья еще не забыл.
Где-то очень давно я на чем-то серьезно споткнулся,
Опустился на землю и там безнадежно простыл.

И прохладная кровь омывает остывшее сердце.
И прохладная кровь превосходно питает мой мозг.
Стынут рыбьи глаза, пищевод согревается перцем,
А за жаберной щелью беспомощно бьется вопрос:

Для чего я живу, как служивый на зимней квартире?
Для чего я живу? Я не знаю. А время идет.
Словно кто-то насильно меня задержал в этом мире,
Намекая на то, что ничто меня дальше не ждет.