Аннотация: Поговорим о будущем любимого жанра - попаданцев
Начну с очевидного: жанр попаданства в литературе существовал всегда, со времён Гильгамеша и Тысячи и одной ночи - при желании можно легко найти подобные сюжеты: условный Иван-царевич шёл туда, не знаю куда, попадал в страну мёртвых или в закрытый город, отринутый из мира...
Попаданец современного типа вырос из шинели Хэнка Моргана, прямо из-под пера Марка Твена угодившего ко двору короля Артура. Он стал и образцом для деятельности целого направления героев-попаданцев, хлынувших на страницы романов и рассказов.
Главные черты этих героев:
- Уж попали так попали. А попали они кто в собственном теле, кто в чужое, но всегда в весьма отдалённые времена. У этих ребят имеются некие знания и умения, которые пригождаются в новой для них реальности. И они становятся прогрессорами, железной рукой несущие перемены спокойно до того жившему человечеству.
Второй тип попаданцев породил Герберт Уэллс. Путешественник во времени просто наблюдает происходящее в разные времена, не в силах как-то воздействовать на происходящее.
Где-то между ними Румата Эсторский братьев Стругацких, попавший в отсталую цивилизацию при помощи технических средств, но связанный обязательством не вмешиваться в происходящее.
Это, так сказать, преамбула.
А теперь то, ради чего я начал писать:
- А как, в какую сторону теперь развивается попаданческая литература?
Я вижу четыре основные пути развития, и начну с неинтересных для меня лично: это боевики и любовные романы. В первых главный герой беспощадно мочит всех подряд, и непонятно для чего ему куда-то попадать - иди, родной, в бойцовский клуб, лезь в сетку, да и дерись с такими же идиотами. Как разновидность этого направления - романы где герои грудью встают на пути врага и беспощадно режутся с ним. Правда, остаётся неясным происхождение их знаний, щедро внедряемых в доставшуюся эпоху. У спецназеров, которых я знавал лично, с интеллектом всегда было не очень, при более чем впечатляющих силовых данных. Силовики с высоким интеллектом вообще-то служат совсем в других местах, ну да ладно, пусть будет место для авторского произвола.
Любовные романы - того же поля ягоды. Их герои чудовищно прекрасны, беспощадно сексуальны, и эротичны до омерзения. Собственно, попаданство для них - это всего лишь возможность попадания на поляну с неотжульканными организмами. Может и есть среди этих произведений интересные... Не знаю, не встречал. Но буду благодарен за подсказку.
Остаются два симпатичных мне направления: попаданцы- технари и попаданцы социальные реформаторы.
Попаданцы-технари внедряют в новый для себя мир технологии и механизмы, и у талантливых авторов даже сам процесс возни с механизмами выглядит увлекательно. Примером такого удачного произведения я бы назвал "Лоханку" Сергея Калашникова или "Звоночек" Михаила Маришина. Поклонники других авторов назовут иные времена, и тоже будут совершенно правы. У авторов, слишком увлекающихся технической стороной дела, книги становятся похожими на технологические карты, впрочем, в духе "Таинственного острова" Жюля Верна - динамита по их рецептам не создашь, но их книжки, не в пример старине Жюлю довольно скучны. Впрочем, и они имеют своих поклонников.
Попаданцы внедряющие социальный прогресс относительно редки, и на мой вкус, лучший из них - "Журналисты не отдыхают" Алексея Щербакова. Эти ребята редко внедряют технические новины, но мир при этом изменяется куда стремительнее.
Так в какую сторону будет развиваться попаданческая литература? У заклепкометристов (не обижайтесь на этот термин, камрады, он вполне адекватен и к тому же наполнен юмором), надо признать, есть гигантское преимущество перед другими авторами: степень детализации их произведений внушает почтение. Помню я замешкался с выбором головного убора для ГГ во второй части "На краю Дикого Поля", так камрады мне дали такое количество справок и ссылок, что мгновенно появилась другая проблема - с конкретным выбором. Но это уже приятная проблема.
У мня есть впечатление, что в один прекрасный момент это направление, заклёпкометрия, выдаст на-гора целую серию шедевров, нужно только созреть.
Другое направление, социальное попаданство, при лучшей читаемости всё же грешит техническими неточностями, и чем далее в глубь веков, тем больше. Но у таких авторов есть весомое оправдание: уже во времена Пушкина - каких-то сто пятьдесят - двести лет назад, мы попадём в совершенно другую страну, с другим языком, обычаями, законом и этикетом.
Почему мой попаданец угодил в великого князя? Да потому что такому простят его чудачества и несоблюдение этикета - проблемы нижестоящих не волнуют высший слой. И деньги. И уровень привычного нам комфорта. Я в своём сельском доме, в смысле комфорта, могу позволить себе гораздо больше, чем средней руки граф того времени. А попади он в того же извозчика Андрея? Да помер бы в течение ближайшей недели или угодил в каталажку за непочтительное поведение.
Реалистичную картину такого попадания начали рисовать, и пионеры такого направления - Иван Оченков в романе "Стрелок" и Василий Панфилов в "Россия, которую мы...". Оченков, правда, облегчает своему ГГ адаптацию в новом мире - отправляет его на войну, где требования к этикету значительно ниже. В реальной армии ГГ довольно быстро бы запороли шомполами. Впрочем, послабления не выглядят натяжкой, и произведение от этого выигрывает. А в "России, которую мы..." Василия Панфилова мы видим беспощадную, жестокую действительность, жить, а главное, выжить в которой современному человеку практически невозможно.
Эти два произведения открывают собой новый этап литературы о попаданцах, который приведёт...